Собственноручные показания доктора Ф. Гроббы «Моя дипломатическая деятельность за границей». 22 марта 1946 г.
22 марта 1946 г.
Хемниц (Германия)
Перевод с немецкого
I. МОЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЗА ГРАНИЦЕЙ
1. В Афганистане
'В Афганистане я был с декабря 1923 года до мая 1926 года на посту консула и поверенного в делах, имея поручение от министерства иностранных дел — проявлять заботу о проживающих там немцах (к моменту моего приезда их было около 30 и в пути около 40), почти все на службе у тамошнего правительства, но держать себя в стороне от политических дел и о политических вопросах не информировать.
Основанием для этого был учет позиции Англии, которая согласилась на посылку германского консула в Кабул после годичного промедления и только лишь после заверения министерства иностранных дел, что немецкий консул в Кабуле имеет лишь одну задачу — следить за поведением стоявших вне контроля немецкого правительства проживающих там немцев, чтобы предотвратить их вмешательство в какие-либо политические интриги. Учитывая доверие англичан, я вынужден был ехать в Кабул через Индию. В то же время около 40 немцев, которых афганское правительство вновь ангажировало в Германии, ехали в Кабул через Советскую Россию, Герат и Кандахар.
Германо-советские отношения во исполнение Раппальского договора были тогда самые наилучшие, и советско-русское правительство не имело никаких возражений относительно посылки немецкого консула в Кабул. Отношения между Афганистаном и Советской Россией в период пребывания на престоле короля Аманулла были также очень дружественными. Советско-русский посол Раскольников занимал в Кабуле очень хорошее положение.
Аманула длительное время получал от советско-русского правительства денежные субсидии. Он не скрывал своей антианглийской установки. Афганские национальные претензии простирались на продление границы до Индии и даже на порт Карачи. Но эти требования шли вразрез с интересами Англии и могли быть удовлетворены только при поддержке Советской России. В результате этого афганские правительственные круги питали определенные симпатии и доверие к советскому правительству, в то время как к английскому и британо-индийскому правительствам имелось большое недоверие.
В момент моего приезда в Кабул, в середине декабря 1923 года, в связи с убийством двух английских офицеров в афгано-английской пограничной полосе31 положение было столь напряженным, что можно было считаться с возможностью конфликта между Афганистаном и Англией.
Когда я в связи с моим приездом нанес визит советско-русскому поверенному в делах господину Вальтеру, преемнику посла Раскольникова, он меня принял очень сердечно. Он указал на существовавшие между Советским Союзом и Германией полные доверия отношения и подчеркнул, что Советский Союз имеет полное понимание, что решения Версальского договора для Германии являются невыполнимыми. Он также указал на непримиримое империалистическое поведение Англии по отношению к Германии. Он сказал, что для Советского Союза Англия была и остается врагом № 1. Отсюда следует, что Советская Россия и Германия должны вместе действовать против Англии. В Кабуле в связи с близостью индийской границы налицо весьма благоприятные обстоятельства. Поэтому нам обоим из Кабула надо будет вести работу против англичан в Индии.
Я ему ответил, что я принципиально согласен со всеми его доводами и что я охотно готов все, что я узнаю относительно Индии и что имеет для него интерес, доводить до его сведения, но что, к сожалению, в связи со строжайшим указанием, которое я получил, держать себя в стороне от политических дел, я лишен возможности развернуть широкую и активную работу в Индии.
Затем я в Кабуле познакомился с бывшим турецким майором Хасан, который во время войны был в русском плену и за это время научился немецкому языку, в то время он был инструктором в афганской армии. Он был хорошо осведомлен об Индии и отношениях в пограничных районах. Он посещал меня время от времени, и все, что он рассказывал, я передавал господину Вальтеру. Далее я также выразил мое согласие, чтобы трое немцев, стоявших на службе афганского правительства, время от времени с места своей работы передавали информацию господину Вальтеру.
Это были: немецкий переводчик афганского правительства Лещинский, инженер по водному строительству Масух в Кандагаре и специалист по хлопку Хюрбе в Кабуле. Масух просил на это моего разрешения, и я, учитывая полные доверия отношения между Германией и Советским Союзом, дал мое разрешение и двум другим.
Лещинский оставил Кабул в 1925 году и через Москву уехал обратно в Берлин. В Москве он по рекомендации господина Вальтера пытался получить работу в Наркоминделе. Он хорошо разговаривал по-персидски и рассчитывал на использование его на дипломатической службе в Иране. Но в Москве ему и его предложению отказали. Масух оставался до конца 1927 года в Кандагаре, где он был также очень нужен для министерства иностранных дел, так как он был единственным немцем в Кандагаре. Бывший представитель Коминтерна на Востоке Агабеков в книге, опубликованной им после бегства в Париж, если не ошибаюсь, упоминает о деятельности этих трех немцев в Афганистане в пользу Советского правительства.
Преемником господина Вальтера в Кабуле на посту поверенного в делах был несколько месяцев один господин, фамилию которого я позабыл. Затем в качестве советско-русского посла в Кабул прибыл господин Штарк, ставший позже там полпредом. С ним и с господами из его штаба я был в весьма хороших отношениях. Первым секретарем был господин Рикс, военным атташе — Ринк и представителем Коминтерна, который жил в самом посольстве, господин Агабеков. С последним я несколько раз встретился при чисто деловых поездках. Он мне делал намеки об огромном объеме его работы, простирающейся также на Индию. Он был в дружественных отношениях с вышеупомянутым майором Хасан и через него с афганскими военными кругами.
В то время в афганской армии работали в качестве инструкторов три немецких офицера (майор Христен в пехоте, капитан фон Кальтенборн-Штахау в артиллерии и ротмистр фон Платен в кавалерии). И они были в хороших отношениях с майором Хасаном, часто общались с советско-русским посольством и военным атташе господином Ринк.
Господин Штарк и господин Рикс были всегда очень искренни со мной, и между нами было полное понимание. Так как торговый путь из Германии в Афганистан проходил через Карачи, т.е. Британскую Индию, я должен был находиться в хороших отношениях также с английским посольством (посол — сэр Фрэнсис Гемприс).
Временное напряженное положение в отношениях между Афганистаном и Советским Союзом возникло весной 1926 года в связи с тем, что советско-русские войска заняли один остров на реке Аму-Дарья, принадлежавший Афганистану. Советские войска провели эту операцию, по-видимому, при преследовании контрабандистов каракулевых овец. Так как немецкая меховая промышленность имела интерес к афганистанскому каракулю, я об этом доложил. Господин Штарк каждый раз давал на мои вопросы деловой и правильный ответ, так что я всегда мог хорошо информировать мое правительство. Впрочем, русские войска вскоре оставили этот остров. Господин Агабеков лишь несколько месяцев находился в Кабуле.
В мае 1926 года я был отозван в Берлин в министерство иностранных дел, где я должен был получить должность референта по вопросам Ближнего Востока. Министерство иностранных дел разрешило мне в связи с этим на пути посетить разные страны Ближнего Востока. Я ехал через Карачи, Басру, Багдад, Тегеран, Тифлис, Стамбул в Берлин. Я был в путешествии около 2-х месяцев. Никаких служебных заданий я в связи с этой поездкой не получал. В Багдаде я посетил знакомого мне еще раньше короля Файзала*1, в Тегеране я одну неделю пробыл у моего приятеля — посла графа фон Шуленбург, а в Тифлисе с неделю пробыл у моего друга — генерал-консула Пруффера.
2. В Ираке
В Ираке я был с марта 1932 года до 5 сентября 1939 года. Я был послан в Багдад в качестве поверенного в делах, преемника умершего в январе 1932 года консула и поверенного в делах Вильгельма Литтен. Король Файзал, с которым я познакомился в 1921 году, когда он по пути из Италии в Англию проезжал Германию, принял меня очень любезно. Британским обер-комиссаром в Багдаде был сэр Фрэнсис Гемприс, которого я знал еще по Кабулу. Англичане встретили меня с недоверием.
Во дворе короля Файзала я встретил двух знакомых — личного секретаря короля Рустам Гайдара и церемониймейстера Таксис Кадри, оба сопровождали короля в 1921 году во время его поездки в Лрндон. Таксиса Кадри я встретил раньше, в 1918 году в Дера, южнее Дамаска, где он был турецким обер-лейтенантом. Так как я любезно был принят во дворе, меня дружественно приняло и правительство. То обстоятельство, что я в первой мировой войне служил в турецкой армии, способствовало тому, что у меня было много друзей в Ираке. Там был целый ряд высших чиновников, бывших ранее турецкими офицерами, которые видели во мне бывшего товарища по оружию.
Полученное мною от министерства иностранных дел задание гласило: держать себя в стороне от политических дел, чтобы не вызвать недоверие у англичан, заниматься только хозяйственными интересами в Ираке и заботиться о тамошней немецкой колонии. Когда 4 октября 1932 года Ирак был принят в Лигу наций, немецкое консульство в Багдаде было преобразовано в посольство, и я стал послом. Англия в то время полностью господствовала в политике иракского правительства и определяла ее. Советская Россия в Ираке не принималась во внимание, по-видимому, она им не интересовалась.
В Багдаде разные европейские правительства старались заполучить нефтяную концессию в районе Кваяра (в том числе и Советский Союз). Этим вопросом интересовалась также одна английская промышленная группа во главе с господином Томас Браун. Во время своего четырехдневного пребывания короля Файзала в Берлине в 1931 году он пообещал Германии заполучение*2 концессии. Я имел задачу поддерживать усилия германской промышленной группы. В 1932 году эта концессия была отдана международной группе БОД (Британская нефтяная кампания), в которой участвовали Англия, Франция, Италия и Германия, Германия на 12 %. В 1932 году я, главным образом, и занимался этим делом.
Одновременно шли переговоры между иранским и британским правительствами о возобновлении концессии ИПК (Ирак петролиум кампания), касавшейся добычи нефти в Керкуке. Эти переговоры были очень затруднительны, так как иракские националисты во главе с Рашид Али эль-Гейлани были того мнения, что британское правительство насилует и обманывает иракское правительство.
Иракско-английские отношения резко ухудшились в 1933 году вследствие восстания проживавших на севере страны асуров32. Эти несторианские христиане33, жившие в Зандияке (правительственный участок) Хакиары (между Ванзее, ирако-иранской границы), в связи с обещаниями Англии о предоставлении им в будущем автономии поднялись против Турции на стороне союзников. Но так как Англия их потом обманула и не оказала им обещанной военной поддержки, они имели большие потери, нанесенные главным образом курдами. Остатки их прибыли в конце войны в Ирак и были помещены в лагерь Бакуба (восточнее Багдада, вблизи иранской границы). Англичане отобрали наиболее военноспособных из них и образовали батальоны (левиес). После двухгодичной службы эти люди освобождались, получив каждый ружье и сто патронов. Освобожденные асуры, как правило, направлялись в провинцию Мосул и там поселялись. В 1938 году там находилось около 10 000 хорошо обученных и вооруженных асуров со своими офицерами.
Когда иракское правительство во главе с министр-президентом Гайлани начало противиться разным мероприятиям британского правительства, и в первую очередь переговорам о возобновлении концессии ИПК, у англичан возникла идея использовать недовольство асуров в связи с невыполнением их требования автономии и взвалить вину в этом на иракское правительство и поднять асуров против него.
Англичане рассчитывали на то, что хорошо обученные и вооруженные асуры превзойдут молодую иракскую армию и иракское правительство вынуждено будет обратиться за помощью к Англии. Тогда Англия сможет без особых трудностей добиться всех своих требований. Но английские инстанции в Ираке недооценили в этот момент решительность иракского правительства и его армии.
Иракские войска под водительством полковника Бекир Зидки наголову разбили асурские войска. Британские летные войска даже сделали попытку снабдить асуров боеприпасами, но иракские войска захватили эти машины с боеприпасами. Но Англия этим показала воочию, что она помогает асурам, что иракское правительство и предполагало. Результатом этого было сильнейшее недовольство Англией со стороны иракского правительства и населения.
В данном случае английская секретная служба успешно подстрекала целый народ против местного правительства, но при попытке поддержать его, когда он выступил с оружием, она дала осечку. Британская секретная служба уже имеет за собой огромную вину в колоссальных потерях асуров в мировой войне тем, что она подняла их на восстание против Турции, пообещав будущую автономию, а потом оставила их без поддержки, теперь она повторила свою подлую игру в 1933 году. Английская секретная служба сама несет ответственность за гибель асурского народа.
Премьер-министром Ирака в момент восстания асуров был Рашид Али эль-Гайлани, министром внутренних дел его родственник — Хикмет Зулейман, который был настроен прогермански и владел в некоторой степени немецким языком. Хикмет Зулейман информировал меня о всех фазах развития асурских событий и намерениях иракского правительства. Очень ценные информации я далее получал у начальника Протокольного отдела (церемониймейстера) иракского министерства иностранных дел Тофвика эс Садун, шурина Хикмета Зулеймана. Другим очень хорошим источником информации для меня был мой французский коллега Пауль Леписье [Paul Lepissier], который получал очень хорошую информацию от французского консула Мосуле и французского обер-комиссара в Бейруте. Я поэтому так хорошо был осведомлен о ходе событий на севере Ирака, что в моих отчетах мог правильно предсказывать их дальнейшее развитие.
Бывший в то время английский поверенный в делах в Багдаде Огильви Форбес [Ogilvie Forbes] после того, как в деревне Зимель 11 августа 1933 года иракские войска расстреляли из пулеметов 600 безоружных асуров, высказал передо мной свое мнение, что эта бойня будет иметь следствием международную (т.е. англо-французскую) оккупацию и позже административное управление районом Мосула.
Таким образом, согласно его мнению, Англия и Франция готовы извлечь пользу от несчастья асуров. Но отозванный из отпуска на родину английский посол сэр Фрэнсис Гемприс [Francis Humphrys] был другого мнения. И его меньше всего трогала судьба асуров, которые были мертвы и, стало быть, для Англии бесполезны, но он считал своей важнейшей задачей, по-видимому, по указанию Лондона, как можно быстрее установить терпимые отношения к иракскому правительству. Он поэтому успокоил иракских государственных мужей в их заботе, что Лига Наций34 привлечет их к ответственности за бойню в Зимеле, и даже пообещал им британское заступничество перед Лигой Наций.
С полковником Бекир Зидки, по отношению к которому начальник британской военной миссии в Ираке требовал его наказания и понижения в чине, ничего не приключилось. Он даже был произведен в генералы, и не он, а начальник британской военной миссии должен был удалиться. Иракское правительство было радо, что оно чистым вышло из воды, и его отношение к британскому правительству вскоре вновь улучшилось. Гайлани, во всяком случае, не мог уж далее держаться на посту премьер-министра, он должен был отступать, его место занял Ясин Паша [Jassin Pascha].
Но этот был известный арабский националист и как таковой был сильно заинтересован во всеобщем арабском движении. Он был в близкой связи с арабскими политиками в Палестине и Сирии. Последние часто приезжали на совещания в Багдад, и, когда иракские правительственные лица приезжали на летние каникулы в Лиссабон, они там встречались с тамошними политиками. Между палестинскими и сирийскими политиками имелось определенное соперничество, так как сирийцы хотели сперва выступить против французов, в то время как палестинцы считали первоочередной задачей борьбу против англичан и евреев. Как сирийцы, так и палестинцы добивались поддержки Ирака и втайне получали подобные обещания от Ясина Паши.
Однажды два палестинских политика посетили и меня. Это были Ауни Абдул Хади, который был у короля Файзала в Дамаске министром иностранных дел, и Кемаль эль-Гусейни, кузен Гросс-муфти. Они просили меня заинтересовать мое правительство их заботами и побудить его помочь им оружием и деньгами. Я не мог выполнить их желания, так как министерство иностранных дел рассматривало арабский вопрос как чисто арабское дело и поэтому не имело интереса ради них ухудшать свои отношения с Англией и Францией. Когда я им порекомендовал обратиться с их пожеланиями к моему коллеге в Иерусалиме генерал-консулу Вольфу, они мне ответили, что беседа с ним не имеет никакого смысла. С этого я и заключаю, что и он отказал им в их просьбе.
Известным арабским националистом в Багдаде был капитан Фауци Каукджи, родом из Триполис в Сирии, в первой войне служил капитаном в турецкой армии, говорил по-немецки. В начале 1936 года он отправился в Палестину и руководил там восстанием против англичан. Центром всеарабского движения35 в Ираке был клуб эль-Мутана, председателем которого был разговаривавший по-немецки врач д-р Саиб Шаукат.
8 сентября 1933 года умер в Женеве от разрыва сердца король Файзал. В Ираке повсюду высказывали подозрение, что его отравило «Сикрет Сервис». Рассказывали, что одна бывшая с ним в близких отношениях дама, очень красивая, сестра вождя Парзи в Индии, перед его смертью находилась с ним вместе и всыпала яд в его кофе.
Я того мнения, что король умер естественной смертью и никем не был отравлен. Во время восстания асуров англичане потащили его в страшнейшую жару в Багдад из Швейцарии, где он проходил курс лечения. Там я имел с ним разговор. Он представлял собой кожу да кости, большей частью лежал в постели и питался исключительно молоком. Так как он себя чувствовал очень плохо, он хотел обратно вернуться в Швейцарию, но англичане заставили его обождать, пока вернется из поездки в Нордланд [Nordlandsreise] посол сэр Френсис Гемприс. Только лишь 1 сентября он смог вылететь в Швейцарию. Там он у одного врача в Женеве принял лечебный курс омоложения, во время которого получил уколы, которые, очевидно, отразились на сердце.
7 сентября ему вновь сделали такой укол, не проверив предварительно состояние его сердца. После этого он предпринял поездку на автомашине на одну высокую гору. По возвращении он выпил чашку горячего кофе и затем умер от разрыва сердца. Чашка кофе была тотчас подвергнута анализу на предмет нахождения в ней яда, но никаких следов яда не было обнаружено.
Моими знаниями о подробностях смерти короля Файзала я обязан Таксису Кадри, который был вместе с королем в Женеве и по его инициативе был проведен анализ кофе. Так как Таксис Кадри был очень предан королю Файзалу, то на него не может падать никакого подозрения. Если также «Сикрет Сервис» невиновно в этом, все же нельзя оправдать английское правительство, оно заставило больного короля до 1 сентября оставаться в страшнейшей жаре в Багдаде. Иракский народ никак нельзя было убедить в невиновности британской секретной службы в смерти короля Файзала.
Хотя король Файзал в основном был покорным слугой Англии, все же временами, когда он видел, что требования Англии неприемлемы для его страны, он пытался идти своим путем и быть независимым от английского опекунства. Так было в 1931 году, когда он в Берлине заинтересовал немецкое правительство в приобретении нефтяной концессии в Ираке, так было также в 1932 году, когда он послал в Москву своего министра внутренних дел Музахим эль Пачатски [Muzahim el-Patschat], чтобы установить контакт с Советским Союзом. Когда Пачатски вернулся из Москвы в Берлин, я как раз был там в отпуске, и я с ним встретился за чашкой чая.
Преемником короля Файзала стал его 23-х летний сын Гази, необузданный в своем жизненном поведении и политике человек. Он был большим пьяницей и много общался с женщинами. В своей политике он был убежденным арабским националистом и врагом Англии. Он учился в школе Хероу в Англии и там, по-видимому, из-за плохого поведения встречал жестокое обращение со стороны воспитателей. С тех пор он таит в сердце неприязнь к англичанам. Арабско-националистическим идеям он отдался со всем юношеским пылом, не соблюдая необходимой дипломатической сдержанности, искусством которой великолепно обладал его отец.
В своем дворце он устроил радиовещательную станцию, через которую он часто лично обращался с речами к арабам в других арабских странах. Эти речи всегда противоречили английским политическим интересам. Так он неоднократно обращался к жителям Кувейта (у Персидского залива) с требованием примкнуть к Ираку, а к арабским повстанцам с призывом не сдаваться англичанам, а надеяться на друзей в других арабских странах, которые им помогут. Он со мной совершенно открыто говорил о своих всеарабских идеях и вражде к англичанам и французам. Однажды он мне рассказал, что у него была делегация сирийских политиков и просила его помощи в проектируемом ими восстании против французов. Он им обещал оказать помощь и тайно будет поставлять им оружие.
Ярым представителем интересов сирийских националистов был д-р Ахмед Кадри, брат церемониймейстера короля Файзала. Он меня также просил заинтересовать германское правительство оказать помощь сирийцам, но и ему я ничем не мог помочь.
Мои основные задачи в этот период были экономического характера и касались развития немецкой торговли с Ираком. Немецкие усилия в этом направлении увенчались большими успехами. Немецкий экспорт в Ирак значительно вырос.
Серьезный удар этот экспорт товаров получил в 1935 году вследствие объявленного евреями бойкота немецких товаров, этот бойкот был в Ираке особенно ощутим, так как крупная торговля в Ираке была концентрирована, главным образом, в еврейских кругах. Тут я получил запрос от обер-раввина, могу ли я его принять для переговоров. Я принял его, хотя в Германии национал-социалисты тогда уже пришли к власти. Он мне заявил, что он считает бойкот немецких товаров в Ираке ошибкой, так как бойкот является не только экономическим, но и политическим мероприятием. Но евреи в Ираке являются незначительным меньшинством среди значительно преобладающего арабского большинства и должны вести себя сдержанно в политическом отношении. Поэтому он преисполнен заботами в связи с этим бойкотом.
Он меня спросил, что я об этом думаю и что я могу предложить, чтобы покончить с этим бойкотом. Я ему рекомендовал попытаться через еврейских членов торговой кампании в Багдаде повлиять на своих единоверцев, чтобы они прекратили бойкот. Он так и сделал, и бойкот постепенно прекратился.
Переговоры с обер-раввином, хотя они были в пользу немецкой торговли, вызвали сильнейшую критику по отношению ко мне со стороны немецких национал-социалистов в Багдаде. В газете «Берлинер локаланцайгер» даже появилась статья, состряпанная немецким купцом Гансом Крумнетер, я даже начал считаться с возможным фактом моего отзыва, но из Берлина ничего не поступило, вероятно, потому, что в Восточном отделении министерства иностранных дел у меня было много друзей, не принадлежавших к национал-социалистической партии, как и я.
Некоторое время спустя как раз евреи способствовали тому, что немецкий экспорт в Ирак значительно вырос. Немецкое правительство разрешило евреям, желающим ехать в Палестину, взять с собой около 25 % своего имущества в товарах, а остальные 75 % передать для удешевления немецких экспортных товаров. Эту возможность многие евреи использовали. Постольку поскольку эти удешевленные товары должны были импортироваться в Ирак, я должен был дать разрешение на импорт. Я тогда в течение одного года дал разрешение на ввоз товаров круглым счетом на миллион марок.
Представителем немецко-еврейских торговых интересов в Багдаде был д-р Векслер, с которым я много имел дела. Ценную помощь в моих отношениях с багдадскими евреями мне оказал переводчик посольства Селим Эфенди, который еще до первой мировой войны был переводчиком в немецком консульстве в Багдаде.
Несмотря на крепкие нападения на меня со стороны багдадских национал-социалистов, я держал Селима Эфенди до 1938 года на моей службе, в последнее время скрытно. Размах немецкой торговли в Ираке произошел исключительно за счет английской торговли. Английские купцы, конечно, были крайне возмущены этим.
Советско-русская торговля с Ираком играла сравнительно незначительную роль. Правда, два раза приезжали советские торговые представители в Багдад, но каждый раз они в Багдаде оставались не дольше нескольких месяцев. Я с ними не познакомился. Несколько кораблей с товарами из России прибыли в Басру и отвозили иракские изделия, прежде всего, мосульскую шерсть, но речь в данном случае может идти лишь об отдельных торговых операциях, но не регулярных торговых отношениях. Временами поступали также русский бензин через Сирию в Ирак и даже до Багдада, хотя Ирак сам является производящей бензин страной. Он был дешевле и лучше иракского бензина.
Германия устраивала конкурсы на большие строительные работы, как строительство плотин и мостов, но, несмотря на низкие цены, они не имели успеха. Заказы под политическим нажимом давались всегда английским фирмам, к величайшему недовольству иракцев, которые во всем этом видели насилие.
Страна часто потрясалась внутренними смутами, так, например, восстания курдов на севере и шиитских племен на среднем течении Ефрата. Обо всех этих внутриполитических событиях был особенно хорошо осведомлен директор отделения управления иракской железной дороги Гусен Афнан, родом из Хайфы в Палестине, приверженец секты Бахай, в первую мировую войну прибывший с англичанами в Ирак и с тех пор на службе британского «Сикрет Сервис». Я с ним подружился и регулярно начал получать от него информации о внутриполитическом положении страны.
О положении шиитов я также время от времени получал информации от одного молодого журналиста Аббас Гильми, который сам был шиитом. Он, как некоторые другие издатели газет, время от времени получал от меня небольшие статьи, которые мне посылались для этой цели из Германии, они их переводили на арабский язык и публиковали в своих газетах. Эти газеты имели тираж не больше 1000—2000 экземпляров. Возмещения, которые они от меня получали, были весьма скудные. При отборе статей я был весьма осторожен, так как я мог способствовать запрещению соответствующих газет. Статьи поэтому не занимались вопросами политики, а только лишь экономическими и культурными вопросами.
Великое арабское восстание против англичан в Палестине36 побудило и немецкое правительство заинтересоваться всеарабским вопросом. Представителем немецкого осведомительного бюро в Иерусалиме был д-р Райхерт, информировавший не только свое бюро, но и другие инстанции, и весьма активно, затрагивая и другие арабские страны, в том числе и Ирак. Я получал время от времени от министерства иностранных дел копии его донесений. Так как иракское правительство проявило большой интерес к восстанию в Палестине, я тоже должен был заняться этим вопросом в моих отчетах.
Ценные информации я получал время от времени от врача немецкого посольства д-ра Амин Руха, убежденного арабского националиста, который был в связях как с гросс-муфти, так и с королем Ибн-Сауд. Он ожидал кое-каких возмещений от меня, но ничего не получал. Он учился в Германии и хорошо разговаривал по-немецки. После капитуляции Германии англичане стащили его из голландского самолета в Палестине и интернировали.
Далее я получал ценную информацию по арабскому вопросу от египетского посла в Багдаде Абдурахман Азам, известного арабского националиста, который в то же время был в хороших связях со двором Ибн-Сауда, так как его свекор Калид эль Худ Каркане (родом из Триполитании) был государственным советником у Ибн-Сауда. Абдурахман Азам с самого начала был со мной в дружественных отношениях.
Мои отчеты о всеарабском вопросе министерством иностранных дел передавались [в] Абвер для ознакомления. Когда я в 1935 году находился в отпуске в Берлине, капитан Штольце из Абвера посетил меня и завел разговор об известных ему моих отчетах по всеарабскому вопросу, которые, как он мне тогда сказал, интересуют Абвер. Он мне заметил, что Абвер уже имеет своих людей в других арабских странах и имеет намерение послать такого человека и в Ирак. Я его в связи с этим попросил, чтобы этому человеку, которого будут посылать в Ирак, дали указание — держать связь со мною, так как я опасался, что новичок, не обладающий достаточным знанием местности и дела, может ложными отчетами навлечь беду.
Господин Штольце мне пообещал. В качестве агента Абвера и в то же время корреспондентом различных немецких газет прибыл в Багдад господин Шуссер. Согласно указанию, он связался со мной. Я ему предложил, чтобы он по крайней мере первое время давал мне для просмотра его отчеты перед отсылкой, но он этого не сделал. Абвер тогда выслал мне несколько его отчетов для контроля, и я установил, что в них сущая бессмыслица. Шуссера тогда отозвали, и он устроился в Кёльне при кёльнской газете. В качестве преемника, насколько мне известно, никого не посылали, вместо этого в дальнейшем д-р Райхерт из Иерусалима информировал также об Ираке.
29 октября 1936 года правительство Ясин Амина было низвергнуто в результате государственного переворота Хикмета Сулеймана и Бекир Сидки. Английская разведка была в полном смысле слова застигнута врасплох. Английский офицер разведки в Багдаде капитан Лассеттер [Captain Lassetter] был за это немедленно отозван. Хикмет Сулейман стал министр-президентом, Бекир Сидки — начальником Генерального штаба. В противоположность прежним правительствам Ирака, правительство Хикмет Сулеймана не было настроено националистически-арабски, а стремилось втянуть все слои иракского населения в плодотворную совместную работу.
Бекир Сидки как курд благоволил к курдским элементам-шиитам, христиане и евреи рассматривались как совершенно равноправные члены населения Ирака. Министры, в отличие от прежних кабинетов, являлись не только представителями старых аристократических фамилий и помещиков, наоборот, в правительство входило три министра с левой ориентацией. К ним относились: Камил Чадиртжи [Kamil Tschadirtschi] (насколько мне помнится, в качестве министра внутренних дел), Юсуф Ижжеддин [Jussuf Izzeddin] (министр юстиции) и Джафар Абу Тимман [Djafar Abu Timman] (министр торговли).
Камил Чадиртжи слыл за коммуниста, или, во всяком случае, за человека, сочувствующего коммунистам. Запрещенные ранее организации профсоюзов были вновь разрешены, и их лидер Важжаз [Bazzaz] развил весьма оживленную деятельность. Рабочие различных производств использовали эту ситуацию для организации забастовок с целью улучшения условий работы и повышения заработной платы, так, например, рабочие, занятые на упаковке фиников в Басре, и рабочие железнодорожных мастерских в Багдаде. В обоих случаях забастовка имела успех.
О связи вышеуказанных министров с советскими учреждениями или о влиянии этих учреждений на забастовочное движение ничего тогда известно не было. Наоборот, господствовало мнение, что указанные три министра и Важжаз являются людьми, коммунистически настроенными по своей инициативе и именно поэтому действующими в указанном смысле.
Включением трех министров левого направления в состав своего кабинета Хикмет Сулейман преследовал, одновременно, и внешнеполитические цели. Он и начальник генерального штаба Бекир Сидки были настроены враждебно по отношению к англичанам и питали симпатии к Германии, Турции и Советской России. Во время ассирийского восстания в 1933 году Бекир Сидки вступил в конфликт с англичанами, а Хикмет Сулейман принял, прежде всего, меры, направленные против хищнической экономической политики Англии в Ираке. В противоположность прежним правительствам оба государственных деятеля сразу же установили дружественные отношения с Ираном.
В отношении своей внешнеполитической программы Хикмет Сулейман сказал мне, что его устремления направлены в сторону организации блока государств, куда входили бы Германия, Турция, Советская Россия и арабские страны. Этот блок будет сильнее Британской империи и предоставит арабским странам достаточную свободу в политическом, экономическом и культурном отношениях. С организацией такого блока перед Германией откроются широчайшие возможности развития экономической деятельности. Он поэтому неоднократно просил меня склонить мое правительство в пользу его политических идей.
Сближение Германии с Италией он считал большой ошибкой со стороны Германии и говорил, что для Германии было бы полезнее пойти на сближение с Турцией. Возможно, что время для этого еще не упущено, если Германия побудит Италию уступить Турции некоторые концессии, особенно на Додеканозских островах.
По своим симпатиям Хикмет Сулейман полуараб и полутурок. Поэтому мысль, что Турция может явиться мостом между Германией и Советским Союзом с одной стороны, и арабскими странами с другой, казалась ему особенно привлекательной.
Я неоднократно передавал его идеи и побуждения министерству иностранных дел, но ответа не получал. Планы Адольфа Гитлера были уже тогда направлены, по-видимому, на другие цели. Что Хикмет Сулейман и Бекир Сидки не смогут долго продержаться против Англии без сильной внешнеполитической поддержки, можно было предвидеть заранее. Вызвать их падение и устранить их являлось типичным заданием для английской секретной службы, которое она не замедлила выполнить.
Агенты секретной службы возбудили подозрение у арабских националистов, что Хикмет Сулейман и Бекир Сидки хотят организовать курдское государство, в котором арабы будут находиться в угнетении. Таким образом, под руководством клуба Ель-Муттанах [el-Mutannah-Klubs] против правительства Хикмет Сулеймана возникла сильная оппозиция. Чтобы выбить у оппозиции опору из-под ног, правительство Хикмет Сулеймана весьма настойчиво поддержало требования палестинских арабов. Однако этим шагом оно еще больше восстановило против себя англичан. Дальнейший повод к конфликту с англичанами дало решение Бекир Сидки модернизировать вооружение иракской армии. Англо-иракский договор обязывал Ирак закупать оружие в Англии. Однако Англия не поставляла никакого оружия в Ирак. В конце концов правительство Ирака заказало в Италии несколько самолетов, а Германии был дан заказ на 18 зенитных 2-х с[антиметровых] орудий с боеприпасами.
Для осуществления своих планов английская секретная служба наняла несколько арабских убийц, которые, возможно, даже думали, что действуют в арабских интересах. Это были — капитан Махмуд Хинди [Mahmud Hindi] и один унтер-офицер. 11 августа 1937 года они застрелили начальника [Генерального] штаба Бекир Сидки и командующего иракскими военно-воздушными силами Али Мохамеда [Ali Mohammed], когда они находились в Мосуле, направляясь в Турцию. Махмуд Хинди бежал в Англию, с унтер-офицером также ничего не произошло. Правительство Хикмет Сулеймана вынуждено было выйти в отставку.
Министр-президентом снова стал известный арабский националист Джемиль эль-Мидфай [Djemil el-Midfai], который, во всяком случае, был сторонником компромиссных действий. Характерно, что он все же продолжал осуществлять планы Бекир Сидки по модернизации вооружения армии, хотя и в несколько уменьшенных размерах, и заказал в Германии еще 18 зенитных 2-х с[антиметровых] орудий. Это было доказательством того, что желание модернизации вооружения армии разделялось всеми слоями населения страны. Джемиль эль-Мидфай весьма энергично занимался общеарабским движением, но соответственно своему характеру, не в воинственном, а скорее в посредническом духе.
Последствия Мюнхенского соглашения (в конце сентября 1938 г.) сказались в Ираке очень скоро в повышенной военной деятельности англичан. В пустыне между Ираком и Трансиорданией и от Багдада на юг до Персидского залива они устроили много аэродромов с закопанными в землю бетонными резервуарами и, таким образом, создали так называемый «воздушный Суэцкий канал» [Suez-Kanal der Luft].
Кроме того, они строили автомобильные дороги через пустыню, расширили аэродром Зинде-Банан (на озере Хабания западнее Багдада на Ефрате) и увеличили число находившихся там самолетов и обслуживающего персонала. О работах в пустыне меня при случае информировали путешественники, пересекавшие пустыню в автомобиле. Случайные сообщения об увеличении количества самолетов в английских летных частях в Зинде-Банан я получал от английских офицеров, бывавших в моем доме.
Английский военно-воздушный флот был, в общем, дружественно настроен к Германии, и очень часто высказывалась надежда, что в будущей войне Германия и Англия будут идти в ногу. Наоборот, поведение английских административных чиновников, находившихся на иракской службе, по отношению ко мне сразу очень сильно изменилось — англичане, которые годами бывали у меня в доме, начали вдруг отворачиваться от меня в обществе. Один английский летчик-офицер, особенно дружески расположенный к Германии, был перемещен в Египет.
Джемиль эль-Мидфай не пользовался у англичан достаточным доверием, и они не могли рассчитывать, что в случае войны он выполнит все английские требования. Поэтому при помощи небольшого военного путча он был низвергнут (полагаю, что это было в октябре 1938 года), и его место занял послушный англичанам Нури Сайд [Nun Said]. Этот последний работал в английской секретной службе еще со времени первой мировой войны. В случае войны англичане могли на него вполне положиться.
По желанию короля Ибн Сауда немецкое правительство в январе 1939 года решило возобновить с ним дипломатические отношения и, одновременно, аккредитовало меня при правительстве Ибан Сауда. Примерно 11 февраля 1939 года я вручил Ибн Сауду, который после окончания большого праздника паломников находился около недели в Джидде (на Красном море), свои верительные грамоты и через несколько дней вернулся в Багдад. Постоянного бюро в Джидде я не имел. Это было внесено только в план будущего года. Ибн Сауд выразил пожелание закупить винтовки. Однако переговоры настолько затянулись, что желание короля не смогло быть выполнено до самого начала войны.
Другим фактором беспокойства для англичан в Ираке был молодой король Гази, который продолжал свою радио-пропагандистскую деятельность против Англии, несмотря на все жалобы англичан. Его тоже необходимо было убрать, и это опять-таки было подходящим заданием для секретной службы, которое она вскоре и выполнила. Убийство произошло в ночь с 4 на 5 апреля 1939 года, причем была подстроена видимость автомобильной катастрофы.
В действительности король был убит слугой, сидевшим в автомобиле позади него. После убийства этот слуга скрылся на севере Ирака, а второй участник был принят на службу кузеном и зятем короля Абдул Илах'ом [Abdul Ilah], который, по-видимому, принимал участие в заговоре. В подготовке убийства принимал, вероятно, участие секретарь английского посольства в Багдаде майор Вивиан Хольт [Ѵіѵіап Holt], так как за несколько дней до убийства его видели на месте катастрофы. Нури Сайд был также, по-видимому, посвящен в заговор, который должен был привести Абдул Илах'а, бывшего послушным орудием в руках англичан, на пост регента. Все шло как по маслу. Д-р Зиндерзон [Dr. Sinderson], известный сотрудник секретной службы, совместно с созванной им комиссией врачей констатировал смерть. Гроб сразу же был закрыт, и его не открыли даже по требованию эмира Абдуллы Трансиорданского*3, дяди умершего, прибывшего через несколько часов.
Хотя убийство и сошло гладко секретной службе, но иракский народ не дал ввести себя в заблуждение. Когда известие о смерти короля стало известно на следующий день в Багдаде, то в народе не говорили: «Король умер», а «Англичане убили короля», и негодование против англичан приняло огромные размеры.
На следующий день в Мосуле температура раскалилась до того, что народные массы, собравшиеся перед английским консульством, подвергли линчеванию консула Монк [Konsul Monk] — масона. Англичане пытались направить возмущение народа против немцев, распространяя версию, что население Мосула было восстановлено против английского консула тамошними немцами. Однако с этой попыткой им не повезло — в то время в Мосуле не было ни одного немца. Когда на следующий день иракские студенты демонстрировали по улицам Багдада и раздавали листовки с лозунгом: «Долой убийцу Нури Сайда», причем обнаружилось, что среди студентов было несколько учеников одного немецкого учителя, то казалось, что доказательство вины немцев за события в Ираке найдено.
Правительство Ирака подало на меня жалобу в Берлин через своего берлинского поверенного в делах. Однако и с этой жалобой им не повезло, — несколько студентов заявили, что содержание листовок, которые они раздавали, было им продиктовано одним иракским криминальным чиновником, о котором было известно, что он работает с англичанами. После этого иракское правительство удовлетворилось ответом министерства иностранных дел, отклонившим жалобу, а через некоторое время отозвало своего поверенного в делах в Берлине. Английской секретной службе не удалось снять с себя тяготевшее над ней подозрение в убийстве молодого короля Гази.
В начале войны, как и следовало ожидать, иракское правительство по требованию англичан прервало отношения с Германией, и я с посольством вынужден был покинуть Ирак. Каких бы то ни было агентов, которые могли бы информировать германское правительство о дальнейшем развитии событий в Ираке, не было или, во всяком случае, они не были мне известны. Однако и позже в Берлине я не мог узнать, имело ли СД или Абвер в Ираке своих агентов без моего ведома. Сведения об Ираке получались в Берлине из арабских газет, которые шли через Истамбул, и из передач различных арабских радиостанций.
Время от времени арабы, находившиеся в Германии к началу войны, получали письма с родины через Турцию или Швейцарию. Аналогично дело обстояло и с другими арабскими странами. Однако вскоре Абвер и СД увидели свою ошибку, и была сделана попытка насадить своих агентов в арабских странах. С этими вещами я ничего общего не имел, так как был занят экономическими вопросами.
Только время от времени ко мне обращались за советом. Попытки заслать во время войны агентов в арабские страны остались, в основном, безрезультатными. В инстанциях, которые занимались этим вопросом, ощущался недостаток в людях, знающих дело и язык. Так как я не был членом НСДАП, то моя инициатива не находила поддержки. О том, чтобы мне была поручена ответственная работа, не могло быть и речи. Организуемые попытки носили часто весьма дилетантский характер. Вопросами Ближнего Востока в СД занимался штурмбанфюрер [СС] Грефе*4. Кто занимался Ближним Востоком в бюро Риббентропа, мне неизвестно. Ответственным за это дело в Абвере было отделение II, руководил которым полковник Лахузен*5.
Англичане стремились двигать события в Ираке в том же направлении и побудить иракское правительство объявить войну Германии, однако безуспешно. Прежде всего, армия под руководством начальника Генерального штаба Салагеддин Саббаг противилась пожеланиям англичан. Армия еще больше укрепилась в своей позиции, когда в октябре 1939 года в Багдад прибыл Гросс-муфти, бежавший из Бейрута.
Положение в Ираке особенно обострилось в апреле 1941 года, когда англичане, вследствие продвижения Роммеля к Египту, хотели транспортировать войска в Египет через Ирак, Трансиорданию и Палестину. На основании своего договора с Ираком они имели право транспортировать войска через Ирак, однако захват средств и путей сообщения Ирака превышал рамки договорных условий. Однако они это сделали, высадив и оставив в Басре одну дивизию. Поэтому Нури Сайд, выполнявший все требования англичан, был низвергнут, и его место на посту министр-президента занял Гайлани. Нури Сад, регент Абдул Илах с маленьким королем Файзал*6 и Джемил эль Мидфай бежали на английском корабле сперва в Басру, а оттуда в Трансиорданию.
Еще до захвата власти Гайлани, Гросс-муфти направил из Багдада через Истамбул в министерство иностранных дел Германии посла с информацией о готовящихся в Ираке событиях и о возможном вооруженном столкновении и запрашивал о той помощи, которую германское правительство сможет предоставить Ираку в этом случае. Министерство иностранных дел ответило, что германское правительство попытается оказать помощь Ираку, однако оно не уверено в возможности оказания помощи вследствие отсутствия прямого сообщения между Германией и Ираком. Поэтому оно рекомендует иракскому правительству весьма тщательно обдумать этот шаг. Однако Гайлани мобилизовал иракскую армию и захватил окрестности обоих английских аэродромов в Зинде-Банан и Шайба (возле Басры).
После истечения 24-часового срока английского ультиматума 2 мая 1941 года начались военные действия. Иракское правительство попросило германское правительство направить меня в Ирак в качестве посла. Однако германское правительство, учитывая бесперспективность войны в Ираке, не сочло возможным направить туда своего посла и послало меня исключительно в качестве наблюдателя и для связи. Кроме того, в Мосул было послано около 20 немецких самолетов, которые уже через неделю были уничтожены, а новые для замены не поступили. Иракская армия вынуждена была прекратить сопротивление примерно через месяц после начала войны. После примерно 3-недельного пребывания в Багдаде я вернулся в Германию. Гайлани и Гросс-муфти бежали в Иран. Отсюда Гросс-муфти уехал в Рим через Истамбул, а из Рима в Берлин. Через несколько месяцев прибыл в Берлин через Турцию и Гайлани. Я был уполномочен взять на себя заботу об их размещении в Берлине. От забот о Гросс-муфти я был отстранен в начале 1943 года по его жалобе, а в декабре 1943 года по жалобе итальянского министра иностранных дел графа Чиано я был освобожден от забот о Гайлани и вообще от занятия вопросами арабской политики.
II. МОЯ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Выше я уже указывал, что в Афганистане я не вел никакой разведывательной работы, а если бы я таковую и вел, то, во всяком случае, не против Советской России, а в ее пользу. Также и позже я никогда не занимался разведывательной работой против Советской России. Я только рекомендовал одного железнодорожного инженера с Кавказа по фамилии Тайкут, жившего в Багдаде, по его личной просьбе в Берлин. Если бы я занимался тогда вопросами разведки против России, я не посылал бы его в Берлин, а использовал бы его сам в Багдаде. Впрочем, его поездка в Берлин была связана с его желанием устроиться в качестве инженера. Однако он без всякого результата вернулся из Берлина. Когда министр иностранных дел фон Риббентроп просил указать ему людей для агентурной работы для вновь организуемого им разведывательного бюро, я назвал татарина Менгера, жившего в Истамбуле, однако не для работы на Кавказе, а в Ирак, где он имел филиал, с которым он состоял в деловых отношениях. Однако, насколько мне известно, разведывательная служба министра иностранных дел не связывалась с ним.
Как просил посол в Ираке, я должен был докладывать о политическом положении и для этой цели должен был собирать информацию. Как можно усмотреть из данного положения моей деятельности в Ираке, я постоянно был связан там с наиболее выдающимися личностями, от которых получал наилучшие и наиболее непосредственные информации. В различных местах моего изложения я назвал лиц, от которых получал наиболее важные сведения. От министерства иностранных дел я не получал никаких средств для оплаты агентов. Адольф Гитлер очень мало интересовался арабскими странами. По-видимому, он уже тогда решил предоставить их итальянцам. Для помещения статей в иракских газетах я имел в своем распоряжении небольшой фонд. Если я иногда выплачивал незначительные суммы деньгами или алкоголем агентам английской секретной службы, то это производилось за счет моего представительского фонда. Несомненно, я имел возможность организовать в Ираке агентурную сеть.
При общем дружественном отношении жителей Ирака к Германии всегда можно было бы найти арабов, которые готовы были бы сотрудничать с Германией таким путем. Однако министерство иностранных дел само не занималось подобными задачами, а Абвер и СД, которые были компетентны в этих делах, интересовались, по-видимому, другими странами более, чем Ираком. После начала войны в Берлине весьма сожалели об отсутствии агентов в арабских странах, а также в Ираке, была также сделана попытка наверстать потерянное, однако почти без всякого успеха. Невозможно было больше импровизировать, главным образом потому, что между Германией и арабскими странами не существовало прямого сообщения, а Турция и Англия весьма зорко следили за транзитом через Турцию в арабские страны. Если бы к началу войны в Ираке существовала бы немецкая агентурная сеть, то была бы возможность соответствующим образом подготовить иракское восстание в мае 1941 года. При существовавшем же тогда положении вещей восстание осталось чисто иракским делом, которое было обречено на неудачу.
Как следует из описания моей дипломатической деятельности в Ираке, тамошние события, которые иногда затрагивали меня лично, настолько требовали всего моего внимания, что для разведывательной работы за пределами Ирака у меня не было времени, не говоря уже о том, что работа в Ираке очень сильно меня интересовала. Кроме того, разведывательная работа в других восточных странах не входила в круг моих обязанностей, не говоря уже о том, что немецкие представители в соответствующих странах, особенно посол фон Папен в Анкаре и посланник Сменд в Тегеране, ни при каких обстоятельствах не потерпели бы этого. Прежде всего, фон Папен, который докладывал непосредственно Гитлеру, был особенно чувствителен к подобным вещам. О том, что мои доклады по общеарабским вопросам распространялись на Сирию и Палестину, я уже упоминал. Точно так же генеральные консулы в Иерусалиме (Вольф, а потом Деле) и Бейруте (Зайлер), докладывая по общеарабским вопросам, затрагивали также и Ирак.
В конце 1941 года радиоотделение министерства иностранных дел доложило Риббентропу, что немецкие радиопередачи на арабском языке имеют тот недостаток по сравнению с английскими передачами в арабских странах, что они не передают никаких злободневных местных новостей из арабских стран и поэтому для арабских слушателей менее интересны, чем английские передачи или передачи арабских стран. Поэтому Риббентроп запросил меня, не в состоянии ли я достать дополнительные сведения из арабских стран, которые были бы пригодны для немецких радиопередач на арабском языке.
Я ответил ему, что полагаю возможным достать эти сведения из арабских стран. Я получил задание — приступить к делу. Я сперва взвесил возможность посылки своих агентов в Турцию и, если возможно, то и в Сирию. Однако более точное исследование показало, что вследствие герметического закрытия турецко-сирийской границы такая попытка заранее обречена на неудачу. Я поэтому ограничился привлечением к этой работе журналиста Афиф Тиби (из Бейрута, жившего в Берлине), который в свою очередь послал своего приятеля, также журналиста из Бейрута, фамилию которого я забыл, в Софию. Этот последний получил задание выписывать все возможные арабские газеты, просматривать их, слушать радиопередачи из арабских стран, которые там лучше слышны, чем в Берлине, выбирать все наиболее важное, что пригодно для передачи по радио, и ежедневно передавать Афиф Тиби в Берлин.
Журналист из Софии весьма удачно выполнял свое задание в Софии, и немецкие радиопередачи на арабском языке стали более интересными для арабского слушателя. Я запросил также Паулу Кох в Адане, не сможет ли она присылать мне сведения из арабских стран на основе отчетов путешественников, приезжающих из этих стран. Она, однако, не прислала мне никаких сведений, вероятно потому, что отсылала свои отчеты во вновь организованное разведывательное бюро министерства иностранных дел. Впрочем, из этого бюро я получал копии поступавших туда сведений, которые оказывались пригодными для радиопередач. От кого получались эти сведения, я так и не узнал. Письма через Турцию или Швейцарию, которые получали арабы, жившие в Германии, также содержали иногда сведения, которые можно было использовать для радиопередач. Время от времени прибывали в Берлин арабы из Турции или Балканских стран, которые привозили с собой интересные новости.
Резюмируя, я заявляю, что я лично никогда не был немецким агентом, а состоял немецким дипломатическим представителем за границей, и что те информации, которые мне нужны были в качестве основы для моих отчетов, я получал, в основном, не от оплачиваемых мной агентов, а от своих друзей — дипломатов, чиновников, государственных деятелей, частных лиц и коллег.
Полученные мною таким путем информации были настолько хороши, что агентурные сведения мне вовсе не нужны были. Для оплаты агентов в моем распоряжении вовсе не было никаких средств. Я имел только небольшой фонд для оплаты статей в газетах. Арабское осведомительное бюро, которое я организовал в Берлине в конце 1941 года по указанию министра иностранных дел, преследовало только цель собирания новостей из арабских стран, чтобы немецкие радиопередачи на немецком языке сделать более интересными для арабского слушателя. В арабских и, в частности, в иракских вопросах Гитлер и министерство иностранных дел были мало заинтересованы, что уже следует из того, что политическое руководство в арабских странах Гитлер предоставил Италии. О Советской России я в Ираке вообще никаких сведений не собирал, а в Кабуле занимался Советской Россией лишь постольку, поскольку это касалось пограничных инцидентов и каракулевого дела.
III. РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ РАБОТА ДРУГИХ НЕМЕЦКИХ ИНСТАНЦИЙ
0 разведывательной работе других немецких инстанций, как-то: СД, Абвер и бюро Риббентропа, я знаю лишь постольку, поскольку мне приходилось иногда случайно кое-что узнавать об этой работе. У меня создалось впечатление, что Абвер и СД имели агентуру в других арабских странах, кроме Ирака, т.е. в Египте, Палестине и Сирии, а также в неарабских странах — Турции и Иране. Однако, как правило, это были немцы, которые при вступлении одной из этих стран в войну должны были ее покинуть или были интернированы. Однако в том случае, когда эти агенты не были немцами, их деятельность прекращалась со вступлением в войну страны, в которой они проживали, ибо в противном случае Абвер и СД не жаловались бы постоянно на недостаточность сведений из стран, находящихся в состоянии войны.
Иначе обстояло дело в Турции и Иране, которые вначале находились в состоянии нейтралитета. Там были немецкие военные атташе, в руках которых находилось дело сбора сведений, а именно — генерал Роде в Анкаре и подчиненный ему майор в Тегеране, фамилию которого я забыл*7. Однако генерал Роде не интересовался арабскими странами. Разведывательной организации, которая хотя бы отдаленно напоминала британскую секретную службу, Германия не имела к началу войны. Только когда война началась, Абвер и СД сделали попытку создать такую организацию, но было уже поздно. Также и то, что было создано во время войны по указаниям Риббентропа, а именно его осведомительная служба и организованное мной Арабское осведомительное бюро, остались хилыми творениями, которые вскоре полностью захирели. Как я случайно узнал, Абвер, а также и СД делали попытки во время войны сбрасывания арабов с самолетов в различных арабских странах. Однако и эти попытки оказались неудачными — агенты всегда вскоре вылавливались.
Через несколько месяцев после начала войны Риббентроп собрал у себя различных знатоков дальнего и Ближнего Востока и обсудил с ними возможность организации диверсионных актов в этих странах. В этом совещании, кроме меня, принимали участие тогдашний референт по Ближнему Востоку посланник фон Гентинг и один СС-овец (думаю, его фамилия была Вагнер), который проводил исследования в Тибете. В частности, была обсуждена возможность организации диверсий в Британской Индии. Все присутствующие высказали мнение, что вследствие отсутствия прямого сообщения между Германией и Индией подобного рода действия могут быть предприняты только совместно или с согласия с Советской Россией. Риббентроп согласился с этим мнением и решил послать в Москву доверенного человека, который прозондировал бы почву для возможности такой совместной работы с Советским Союзом. Этим доверенным лицом, которого я не знаю, был, насколько мне помнится, некто по фамилии Шляйхер. Мне сказали, что он мало пригодное лицо для подобного задания, так как он еще очень молод и мало сведущ в вопросах Ближнего Востока. Как я после узнал, его переговоры в Москве не принесли никакого результата. Так как немецким послом в Москве был тогда весьма ловкий граф фон дер Шуленбург, то посылка такого доверенного человека по этому делу являлась вообще излишней.
Между Абвер и СД существовало сильное соперничество. Как известно, победило СД, причем начальник Абвера адмирал Канарис был заменен СС-обергруппенфюрером Кальтенбруннером. Насколько мне известно из попадавших ко мне отчетов и из общей ориентировки и деятельности обоих организаций, я могу сделать заключение, что СД имело за границей более ловких агентов. В Абвере очень часто работали совсем неспособные люди. За несколько месяцев до окончания войны несколько представителей Абвера в Турции перешли к англичанам*8 и, как я слыхал, захватили с собой список всех агентов Абвер в Турции. Я допускаю, что все эти агенты арестованы турецким правительством. Бюро Риббентропа было передано в министерство иностранных дел, насколько мне помнится, в 1941 году. На этом закончилась самостоятельная, правда, скромная и несистематическая разведывательная работа этого бюро.
Недостаток достоверных сведений из-за границы побудил Риббентропа организовать в апреле 1941 года свою собственную разведывательную службу. Перед знатоками различных стран в министерстве иностранных дел было поставлено задание выдвигать кандидатуры лиц для работы в этой службе как внутри страны, так и за границей. От меня потребовали кандидатуры для работы в арабских странах. Я должен был сразу же продиктовать свои предложения и назвал несколько фамилий, которые как раз пришли мне в голову. Насколько мне известно, из названных мною лиц разведывательная служба Риббентропа использовала только Паулу Кох, работавшую в немецком посольстве в Дцана, и легационсекретаря д-ра Димке*9 из немецкого посольства в Анкаре.
Кроме своей обычной служебной деятельности они получали задание собирать и отсылать непосредственно разведывательному бюро министерства иностранных дел подходящие сведения, т.е. не обычным служебным путем через своего начальника и министерство иностранных дел. Копии таких сообщений, которые оказывались пригодными для использования в радиопередачах, я получал позже для сведения. Результат деятельности этой разведывательной службы был весьма тощим, и вся осведомительная служба министерства иностранных дел позже окончательно замерла.
IV. ГРОСС-МУФТИ И ГАЙЛАНИ
Гросс-муфти и Гайлани предложили свои услуги Германии для целей пропаганды, ожидая, что Германия им потом на родине предложит соответствующие посты. Позиции, которые они оба занимали по отношению к германскому правительству, были различны. Гайлани, который до конца мая 1941 года был министром-президентом Ирака, с двумя своими министрами (военным министром Наджи Шукат и министром просвещения д-р Сальман) прибыл в Берлин и в дальнейшем рассматривался германским правительством как министр-президент, и немецкое правительство имело в виду и позже оставить его в Ираке на этом посту. У Гайлани было, во всяком случае, больше честолюбия. Он стремился занять место главы правительства великого арабского государства, которое охватывало бы, кроме Ирака, еще и Сирию, Палестину и Трансиорданию. Он всю надежду возлагал на Германию, в то время как об Италии он и знать не хотел. Хотя он и ездил дважды в Рим по приглашению итальянского правительства, но это было против его желания.
Гросс-муфти, главное духовное лицо в Палестине и глава магометан, не имел никакого официального положения как государственный деятель, но, несмотря на это, он требовал, чтобы немецкое правительство признавало его как ответственного представителя Палестины и готово было предоставить ему в будущем ответственный пост в Палестине.
Между Гросс-муфти и Гайлани возник спор за первенство, на которое каждый из них претендовал. Так как я знал, что политическая позиция во всех арабских странах, за исключением, возможно, Палестины, на которую претендовал Гросс-муфти, никогда не получит признания от руководителей разных стран и что немецкое правительство, согласившись на требование Гросс-муфти, создаст себе лишь затруднения в арабском мире, я высказался против того, чтобы немецкое правительство удовлетворило желание Гросс-муфти и Гайлани. Гросс-муфти, который знал или догадывался о моем возражении против его планов, вел со мной борьбу.
Гросс-муфти строил свои будущие надежды не столько на Германию, сколько на Йталию, с которой он уже давно работал в Палестине и которая оказывала ему поддержку. Итальянское правительство, с другой стороны, которое знало об антипатии в арабском мире по отношению к Италии, надеялось, что назначение личности Гросс-муфти устранит неприязнь арабского мира и его сопротивления против итальянской опеки. Поэтому оно вело переговоры с Гросс-муфти насчет его позднейшего положения в арабском мире, о чем немецкое правительство не было поставлено в известность.
Гросс-муфти дал об этих переговорах немецкому правительству неправильные сведения. Адольф Гитлер признал политическое влияние Италии в странах Средиземноморского бассейна. К ним относились также арабские страны, во всяком случае, за исключением Ирака, который лежит у Персидского залива. На мои вопросы мне объяснили, однако, в министерстве иностранных дел, что Германия предоставляет Италии и Ирак. Если Гайлани и Гросс-муфти рассматривались как немецкие агенты, то в отношении Гайлани необходимо принять во внимание, что он был возведен на пост министра-президента в апреле 1941 года не немецким правительством, а иракской армией, и что немецкое правительство рассматривало и в дальнейшем в качестве такого. И если от агента требуется, чтобы он выполнял задания своего хозяина, то необходимо сказать в отношении Гросс-муфти и Гайлани, что они ни в коем случае не подчинялись решениям немецкого правительства, а действовали по своему усмотрению. Каждый преследовал свою политику, которая в основных пунктах не совпадала с политикой немецкого правительства.
Так, например, Гайлани не подчинялся немецкому решению, которое предоставляло Италии политическое руководство в арабских странах, а оказывало ему сопротивление, а Гросс-муфти вел с итальянским правительством переговоры военного характера, которые противоречили пожеланиям немецкого командования. Кроме того, Гросс-муфти затруднял немецкую деятельность в арабских вопросах, например, немецкую радиопропаганду, поскольку она не проходила через его руки. Он также вел борьбу со всеми арабами в Германии, которые ему не подчинялись, даже если они работали для министерства иностранных дел или для других немецких учреждений. Он требовал, чтобы немецкое правительство предоставляло ему решение всех арабских вопросов.
Немецкое правительство не пыталось сделать Гайлани и Гросс-муфти более податливыми, оказывая на них давление, хотя оно и не интересовалось арабскими странами, оно все-таки придавало значение дружбе арабов, и ему было ясно, что, оказывая давление на этих обоих вождей, оно эту дружбу потеряет. Так как Гросс-муфти оказывал сопротивление таким мероприятиям, которые не проходили через его руки, то он боролся также с организованным мною Арабским осведомительным бюро и его руководителем Афиф Тиби.
Он послал своего собственного уполномоченного (Аббу Муталлиб) в Софию для того, чтобы там уполномоченному Арабского осведомительного бюро составил конкуренцию. В начале 1943 года он пожаловался на меня министру иностранных дел, последний отстранил меня от несения забот о нем и передал высшему СС-фюреру*10 Эттель, который был посланником в Тегеране. Эттель и Гросс-муфти действовали в дальнейшем против меня и достигли того, что в ноябре месяце 1943 года итальянский министр иностранных дел подал на меня жалобу, после чего меня отстранили от забот о Гайлани и запретили заниматься вопросами арабской политики. Я получил назначение в архивную комиссию, и я мог заниматься только изучением документов, и если они представляли интерес, снимать с них фотокопии или доводить до сведения министра иностранных дел. Гайлани и другие арбы жалели об этом решении министра иностранных дел.
Гайлани сохранил для меня до конца свою личную дружбу. Гросс-муфти был, впрочем, в очень хороших отношениях с Гиммлером и с СС и опирался на последних, если его желания не воплощались в министерстве иностранных дел. Так как я не был членом партии, я занимал по отношению всех партийных организаций слабую позицию. Этим пользовался Эттель в борьбе против меня.
V. УКАЗАНИЯ МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
Министерство иностранных дел давало своим заграничным представителям лишь очень редко указания об их политической деятельности. Обычно они получали инструктаж от государственного секретаря, когда за границу посылался новый дипломат. Так, например, при моей поездке в Афганистан в декабре 1923 года я получил указание — заниматься только политико-экономическими вопросами и заботиться о немцах, проживающих в Афганистане, но от политики совершенно воздержаться и не посылать никаких политических донесений. При этом министерством иностранных дел было принято во внимание, что почтовое сообщение из Кабула в Берлин шло через Индию, где приходилось считаться с тем, что моя почта будет вскрыта.
Когда меня отправили в Багдад в марте 1932 года, я получил от государственного секретаря Вайцзекера указание — быть в отношении англичан очень осторожным, чтобы не давать им никакого повода жаловаться на меня. Когда летом 1936 года во время моего отпуска на родине поступил приказ явиться к министру иностранных дел фон Риббентропу, он проявил большой интерес к всеарабским вопросам, на которые натолкнуло его палестинское восстание. Эту заинтересованность не разделяли авторитетные лица министерства иностранных дел, как-то: государственный секретарь фон Вайцзекер, унтер-государственный секретарь Верман и референт по вопросам Ближнего Востока фон Гентиг. Господин Верман вообще не интересовался арабами. Только личной заинтересованности всеарабскими вопросами фон Риббентропа, по всей вероятности, я обязан тем, что уже тогда я не был уволен из-за своей беспартийности.
Господин Риббентроп уполномочил меня даже докладывать ему лично об особо интересных событиях в Ираке, но задание — организовывать в Ираке разведывательную службу, я от него не получал. Он имел еще тогда свое «бюро Риббентропа», которое занималось арабскими вопросами, хотя и в очень дилетантской форме. К этому бюро я никакого отношения не имел.
В отношении тогдашней совместной работы немецких дипломатов за границей с другими немецкими учреждениями, кроме министерства иностранных дел, например с Абвер и СД, имелось указание министра иностранных дел, по которому строго воспрещалось непосредственно давать отчетные сведения другим учреждениям. Господин Риббентроп был в этих делах очень щепетилен, и нарушение этого указания могло повлечь за собой немедленное увольнение данного сотрудника.
Когда Гросс-муфти и несколько месяцев позже Гайлани прибыли в Берлин, мне было поручено заботиться об их благополучии и держать с ними связь. Я поэтому и присутствовал на приеме каждого из них у Гитлера. Гросс-муфти и Гайлани посещали часто государственного секретаря фон Вайцзекера и его помощника Вермана без моего присутствия.
Указание министра иностранных дел фон Риббентропа, полученное в конце 1942 года, доставать дополнительные сведения из арабских стран касалось исключительно сведений, подходящих для передачи по немецкому радио на арабском языке. Развитие более широкой деятельности, особенно деятельности агентурной, в арабских странах с этим заданием связано не было.
VI. МОИ ПРЕДЛОЖЕНИЯ
Если даже, насколько мне известно о немецкой разведработе в арабских странах, немецкой агентурной сети нет, которая могла бы быть использована для целей советско-русской политики в арабских странах, то имеются еще известные дружественные связи между немецкими и арабскими лицами, которые могли бы быть использованы для этой цели.
Германия пользовалась в арабских странах большими симпатиями потому, что она являлась великой державой, которая арабов никогда не покоряла и покорять не собиралась, а наоборот, доказывала свою дружбу с ними. Если даже нужно считаться с тем, что многие арабы в связи с поражением Германии в своем доверии к ней были потрясены и также тем, что немецкое правительство признало политическое руководство Италии во всех арабских странах, то нужно считаться и с тем, что имеется еще много арабов, которые сохранили свою дружбу к Германии.
Насколько эти арабы являются в то же время и друзьями Советского Правительства, как Гикмет Зулейман, или же питают симпатию к Советскому Правительству, как Рашид Али эль-Галайни, может быть, их можно было бы побудить с немецкой стороны принять теперь активное участие в совместной работе между арабами и Советским Союзом. Поскольку они до сих пор питали недоверие к Советскому Союзу, то, может быть, теперь с немецкой стороны могло бы быть оказано влияние, чтобы они свое политическое недоверие сменили полным доверием к Советскому Союзу и к его политическим стремлениям. С немецкой стороны должно быть указано на то,
1) что для ближневосточных, а также для арабских стран, равным образом и для Германии жизненным вопросом является дружба с победоносным и сильным Советским Союзом и
2) что такой союз для ближневосточных стран, как и для Германии, является целесообразней, чем союз со слабеющей с каждым днем Англией или с далеко лежащей Америкой, которая в один прекрасный день может потерять интерес к европейским и ближневосточным странам и предоставить их и Германию своей собственной судьбе,
3) что Советский Союз в принадлежащих ему и граничащих с Ближним Востоком странах — Армении, Туркестане, Таджикистане и Киргизстане и др. доказал, как он сумел достичь в них такого огромного экономического и культурного подъема и
4) что народы Советского Союза не считают, в противоположность англичанам и американцам, другие народы низшей расой, а обращаются с ними как с равноправными товарищами и братьями. Если эти взгляды будут с немецкой стороны упорно внушены арабам, то они, вероятно, повлияют на них убедительно.
Связь между немецкими лицами и авторитетными арабами в различных арабских странах, может быть, лучше всего установлена арабами, которые находятся еще в Германии или в других находящихся под влиянием Советского Союза европейских странах и которые после соответствующего инструктажа должны вернуться на свою родину и могли бы быть снабжены письмами к тамошним авторитетным лицам.
Кроме того, можно бы использовать подходящих арабов в Германии или в других находящихся под советским влиянием европейских странах как агитаторов для радиопередач. До капитуляции Германии в Берлине находился известный арабский борец за свободу Фауци Каукджи и известный агитатор арабского радио Юнис Бахри. Каждый из этих двух, по всей вероятности, знает адреса других арабов в Берлине, Германии или других находящихся под советским влиянием европейских странах.
В английской и в американской зонах Германии можно было бы также побудить арабов перебраться в русскую зону и принять участие в данной работе. Кроме того, можно бы попробовать вернуть журналиста Афиф Тиби [Afif Tibi], который, по всей вероятности, перед капитуляцией Германии уехал в Прагу.
Предпосылкой для воздействия на этих арабов через их немецких друзей является то обстоятельство, чтобы арабы были убеждены, что данные немцы действуют по собственной инициативе, а не под нажимом или чьим-либо принуждением. Поэтому важнейшим условием для подобного рода немецкой деятельности является необходимость, чтобы эти люди были совершенно свободны и чтобы их связи с Н КВД не бросались в глаза. Если этот принцип будет со стороны НКВД соблюден, тогда, вероятно, возможно будет побудить ряд немецких специалистов по этим вопросам, находящихся в настоящее время в английской или американской зонах, переехать в русскую сторону для сотрудничества.
Исходя из убеждения, что дружественное сотрудничество между немецким и русским народом является для Германии жизненной необходимостью, я в момент оккупации Тюрингии Красной Армией остался в Тюрингии, явился в распоряжение Тюрингского управления юстиции и получил пост оберпрокурора в Майнинген. Это пост политический и имеет своей предпосылкой тесное сотрудничество с Советской Военной Администрацией и компетентными инстанциями НКВД. В этой должности я работал с 1 ноября 1945 года, будучи В хороших отношениях с комендатурой и НКВД в Майнингене.
Исходя из этого же убеждения я уже заявил господину генералу Клепову в Хемнице, что я готов отдать в распоряжение Советского Правительства мои дружественные связи с арабскими личностями, в первую очередь в Германии и других странах, находящихся под влиянием Советского Союза, и через них с арабскими вождями в арабских странах, в особенности с Гикмет Зулейманом [Hikmet Suleiman] в Багдаде и Рашид Ибн-Сауд [König Ibn Saud] в Риада. Но, как выше было сказано, условием для успешных переговоров между мною и арабами является необходимость того, чтобы они были убеждены, что я с ними имею связь по своей инициативе, а не под влиянием НКВД.
Таким образом, предпосылкой для этого должно быть мое нахождение на свободе и занятие, не вызывающее подозрений. Для этой цели было бы самое лучшее, если бы я свою деятельность опять возобновил и в согласованности с НКВД попутно занялся арабами.
Для начала я мог бы это делать в Майнингене, где у меня моя квартира, моя семья и мое определенное дело. Я мог бы при потребности приезжать для переговоров в Дрезден. Но я мог бы также в Дрездене работать прокурором, где я должен был бы быть назначен саксонской прокуратурой. Полагаю, что в саксонской прокуратуре такая же потребность в прокурорах, как и в Тюрингии. Проживающих на территории Советского Правительства арабов можно бы под нажимом принудить к известным действиям, они должны будут действовать в своих родных странах, а там нажим на них не окажет достаточного влияния.
Др. Ф. ГРОББА
22.3.[19]46 года
Перевели переводчики: ст[арший] лейтенант РАСКИН лейтенант ИВАКИН
Примечания:
*1 Речь идет о короле Ирака Фейсале I.
*2 Так в документе.
*3 Речь идет о брате короля Ирака Фейсала I, родном дяде Гази — эмире Трансиордании Абдале ибн Хусейне (с 1946 г. — король Трансиордании).
*4 Здесь и далее речь идет о начальнике отдела «Ц» (Восточного) VI Управления РСХА штурмбанфюрере СС Гейнце Грейфе.
*5 Здесь и далее речь идет о начальнике Абвера II (саботаж, диверсии, пропаганда) полковнике Эрвине Эдлере фон Лахузене-Вивермонте.
*6 Речь идет о единственном сыне короля Ирака Гази ибн-Фейсала — Фейсале II.
*7 Представителем Абвера в Тегеране был майор Бернхард Шульте-Хольтус.
*8 Речь идет об Эрихе Вермерене и Пауле Леверкюне.
*9 Так в документе, вероятно, речь идет о Вилли Димке.
*10 Так в тексте, Эрвин Эттель имел чин оберфюрера СС.