Протокол допроса обергруппенфюрера СА А. Беккерле. 2 ноября 1950 г.

2 ноября 1950 г.

Москва

Беккерле Адольф, 1902 года рождения, уроженец гор. Франкфурт-на-Майне (Германия), немец, германский подданный, член фашистской партии, бывший германский посол в Болгарии, СА-обергруппенфюрер.

Допрос начат в 12 часов

Вопрос: Покажите о вашем последнем посещении ставки Гитлера?

Ответ: 23 августа 1944 года я получил известия о государственном перевороте в Румынии и самоубийстве германского посла в Бухаресте — Манфреда фон Киллингер.

Уже накануне я был вызван Риббентропом в ставку Гитлера для личного доклада последнему о положении в Болгарии. Свержение Антонеску сделало это посещение делом чрезвычайной необходимости, так как и в болгарском правительстве были заметны некоторые колебания в сторону выхода Болгарии из войны.

Итак, 23 августа 1944 года я вылетел из Софии в ставку Гитлера в Восточной Пруссии. 24-го августа я прибыл в Берлин, а оттуда специальным поездом выехал в ставку, размещавшуюся в лесу «Мауэрвальд» близ гор. Растенбург.

25 августа я прибыл в м. Штейнрот в том же районе, где в замке графа Лендорф (казненного за участие в заговоре против Гитлера) размещался Риббентроп¹⁷. Для личного отдыха мне была отведена комната в гостинице «Егерхэе» на берегу озера Мауэрзее. Вскоре я был принят Риббентропом.

Иоахим фон Риббенроп был, как всегда, внешне спокоен, и только мертвенная бледность выдавала его растерянность, вызванную разгромом германской армии на юге Восточного фронта.

Он рассеянно выслушал мое краткое сообщение о положении в Болгарии. Весь вид его говорил о том, что хороших вестей он от меня не ожидал. Сделав несколько малозначащих замечаний вроде того, что надо предотвратить беспорядочное бегство немцев из Болгарии, ибо это вызовет панику среди пронемецких кругов, Риббентроп вдруг безнадежно махнул рукой и сказал: «Впрочем, решение вопроса о Болгарии находится целиком в компетенции фюрера. Мы все уповаем на его провидение».

Я понял, что положение катастрофично. Тут же Риббентроп связался по телефону со своим представителем при Гитлере — посланником Хевель и через последнего договорился об аудиенции ровно в 11 час. Вечера. Ровно в 11 час. Риббентроп и я приехали в ставку «Вольфшанце».

С большим внутренним волнением я переступил порог вновь отстроенного деревянного барака, где всего лишь месяц назад Штауфенберг произвел покушение на жизнь Гитлера. Это было благоустроенное помещение с большим количеством комнат, приемной, где толпились адъютанты и представители всех родов войск, и большим удлиненным залом, где Гитлер и его военные советники — Кейтель и Иодль — обсуждали положение на фронтах.

Риббентроп прошел в зал, оставив меня в приемной. Примерно через полчаса адъютант пригласил меня в зал. Пройдя в зал, я увидел следующую картину: у стены, спиной ко мне, на стуле сидел Гитлер, устремив взор на висевшую на стене огромную карту России, на почтительном расстоянии от него стояли Кейтель и Иодль, временами отдававшие шепотом указания адъютантам.

За длинным столом, заваленном картами, сидело три офицера Генерального штаба и несколько высших офицеров войск СС во главе с Фегелейн. В стороне, в полном одиночестве, сидел мой шеф — Риббентроп. Я сел рядом с ним.

В течение 8—10 минут Гитлер не обращал никакого внимания на меня. Он громко диктовал распоряжения Кейтелю, иногда обращался с вопросами к сидевшим за столом офицерам, и те давали ему необходимую справку. Меня поразило, что в ставке Гитлера обсуждался вопрос, дать ли тому или иному командующему на Восточном фронте батальон из резерва. Впоследствии я узнал, что без разрешения Гитлера ни один фронтовой генерал не имел права воспользоваться батальоном или полком из числа резервных войск. Признаюсь, что это обстоятельство произвело на меня тяжелое впечатление.

Внезапно вошел один из адъютантов и доложил Гитлеру, что объявлена воздушная тревога. Гитлер предложил тогда присутствующим пройти в бункер.

Мы вышли из деревянного барака, примерно 20 шагов прошли по тропе, укрытой сверху маскировочными сетями, и вошли в бункер, казавшийся снаружи каким-то огромным нагромождением яйцевидной формы. Внутри было ярко освещенное круглое помещение с письменным столом и креслом для Гитлера и несколькими небольшими круглыми столами и простыми стульями для остальных.

Гитлер обернулся к Риббентропу с вопросом, что он хочет доложить. Риббентроп представил меня и сказал, что посол Беккерле лично доложит о положении в Болгарии. Тут я впервые мог как следует рассмотреть Гитлера.

Он сидел сгорбившись, опираясь дрожащими руками на колени и уставившись совершенно неподвижным взором мимо меня в пространство.

Я успел сказать лишь несколько предложений и только начал переходить к существу доклада, как Гитлер меня перебил, обратившись к адъютанту: «Принесите письмо, которое прислали болгарские регенты. Посол Беккерле отвезет им ответ».

По выражению лица Риббентропа я понял, что последний впервые услышал о существовании такого письма. Адъютант вернулся с письмом, и Гитлер приказал Риббентропу прочитать его вслух.

Содержание письма, подписанного регентами князем Кириллом, Филовым и Миховым, было следующего характера. Регенты заверяли Гитлера в своих верноподданнических чувствах, но вместе с тем отмечалось, что Болгария более не в состоянии нести тягот войны. Регенты просили разрешения Гитлера на выход Болгарии из войны и указывали на то, что эта мера даст им возможность расправиться с недовольными элементами в самой стране и тем самым «оздоровить Болгарию».

Сразу же после прочтения письма Гитлер продиктовал стенографу ответ.

Ответ был полон обычных для фюрера демагогических заявлений о мощи третьего рейха, который будет сражаться до полной победы. Вместе с тем Гитлер запугивал регентов, что они отдают себя и своих приспешников в руки русских большевиков.

Стенограф вышел, и Гитлер обратился ко мне. Повысив свой неприятно дребезжавший голос, он потребовал от меня осуществить нажим на регентов, а если это не поможет, совершить мятеж и установить военную диктатуру.

Тут же он дал указание Фегелейну перебросить в район гор. Скопле дивизию войск СС. Затем он подписал принесенное адъютантом письмо и вручил его мне.

Две-три минуты прошли в молчании. Затем, также глядя тяжелым неподвижным взглядом выкаченных глаз, Гитлер начал говорить монотонным голосом. Он говорил без остановки более двух часов. Это был бессвязный монолог, во время которого Гитлер то жаловался на то, что от него генералы скрывают правду, то угрожал всем недовольным расправой.

Временами он кликушески начинал кричать о будущей победе, вдруг, принижая голос, говорил, что у него есть самолеты-ракеты, при помощи которых он уничтожит противника. Этот двухчасовой бред внезапно перемежался длинными цифровыми выкладками оснащения дивизий, запасов горючего и т.д.

Покачивался на стуле Иодль; Кейтель сидел неподвижно и лишь часто мигал покрасневшими веками, а Гитлер все говорил.

В половине третьего ночи Гитлер, очевидно, заметил, что внимание собравшихся заметно упало. Он внезапно оборвал свою речь, встал и, взяв перчатки и фуражку, дал понять, что прием окончен.

Все присутствовавшие встали.

Гитлер молча пожал мне руку, еще мгновение посмотрел на меня в упор и, не говоря ни слова, вышел из бункера.

Вслед за ним вышли Риббентроп и я. Риббентроп пригласил меня в свою машину, и мы поехали в его резиденцию.

Это была моя последняя встреча с Гитлером.

Вопрос: Какие указания вы получили от Риббентропа?

Ответ: Когда мы вышли из машины во дворе замка, Риббентроп, не пригласив меня войти, тут же у машины заявил: «Итак, сейчас самое главное — чтобы вы немедленно вылетели в Софию. Указания вам даны фюрером».

Я возразил, что, собственно, конкретных указаний я не получил. — «Как не получили?» — продолжал недовольным тоном Риббентроп, — если не сумеете повлиять на регентов, организуйте путч и посадите в качестве диктатора Цанкова. Этот не подведет.

Затем Риббентроп спросил, достаточно ли у меня боевых сил для проведения мятежа. Я ответил, что такими силами не располагаю. Тогда Риббентроп посоветовал мне маневрировать, накоплять силы и, главное, не терять контроля над правительством, как это имело место, по его словам, в Румынии.

Из заключительных слов Риббентропа я понял, что окончательные указания еще последуют.

Риббентроп еще добавил, что мне надлежит поддерживать тесный контакт с германским командованием на Балканах и что последнее слово, в конечном счете, останется за военными, которые лучше определят срок и план мятежа.

Допрос окончен в 18 часов.

Протокол допроса записан с моих слов правильно, мне переведен на немецкий язык.

БЕККЕРЛЕ

Допросил: Ст[арший] оперуполномоченный Следотдела 2 Гл[авного] Управления] МГБ СССР майор КОПЕЛЯНСКИИ

Верно: КОПЕЛЯНСКИЙ