Часть четвертая

                                                                      1 .

Все 2000 человек , с которыми прибыл из Котласа , были уже отправлены , а я оставался все еще на пересылке , что меня очень беспокоило , так как я не знал причины , почему меня не отправляют . В конце мая я был вызван на этап . Оказалось , что когда из лесного отделения создавался “Устьвымлаг” , нужны были разные специальности в аппарат лагеря и участков . Вольнонаемного аппарата не было совершенно , и необходимое количество набиралось из заключенных “Устьвымлага” .

Проезжая через Княж-Погост в Вожаёль ( центр Устьвымлага ) представитель планового отдела лагеря отобрал на пересылке группу людей : плановиков , нормировщиков , бухгалтеров , но т. к. у меня в деле значилось , что я экономист , я и попал в число отобранных , так независимо от меня я в первое время и не попал на “общие работы” , а попал на работу по специальности . Отобранных вместе со штрафниками из центрального изолятора , всего в количестве 37 человек отправили из Княж-Погоста в Устьвымлаг . Везли нас до станции Весляна ( условной в то время ) по железной дороге еще только строящейся . По  пути мы не раз поднимали сошедшие с рельс вагоны . От станции Весляна до Устьвымлага шли пешком какими-то узкими таежными тропами . В пути один из заключенных , отобранный бухгалтер упал и не мог следовать , с ним остался стрелок , на другой день он был доставлен на лагучасток мертвым .

Наш этап прибыл на восьмой лагпункт . Устьвымлаг – это был мой первый лагпункт . За неимением места нас разместили прямо на улице на территории лагпункта . Я после тяжелой дороги уснул подсунув под голову свой мешочек ( с кое-какими вещичками и кирзовые сапоги ) . Когда я проснулся , то увидел , что на рядом со мной лежавшим парнем сидит верхом какая-то девка . С этапа л\п в нашем этапе женщин не было , я был удивлен столь быстрому знакомству , но когда хотел обуться и полез за сапогами , то их уже не было .

Таким в первые часы жизни предстал передо мной лагерь . Помещен я был в палатку , не имея никакой постельной принадлежности . Первое время , дней десять меня гоняли на работу пилить лес . Со мной на пару работал какой-то молодой парень – вор . Он все время говорил мне , как новичку , что работать надо меньше , такой работой в лагере не проживешь , лучше воровать и просил меня помогать ему в этом . Нормы мы с ним не выполняли , и нам давали штрафной пайок ( триста грамм хлеба и немного баланды ) . На работе , еще в Княж-Погосте я растянул сухожилие ступней ног . Но от работы меня не освободили , и я часто , возвращаясь из леса не мог идти нормально и был вынужден идти на коленях и руках . Такое состояние , плюс голодный пайок сильно меня мучило и я уже считал , что я в ближайшее время погибну . Не зная еще лагерной жизни , я покорно выполнял , что меня заставляли , не ища выхода и не предпринимая ничего , кроме того , что я считал , что все равно возврата нет , считая , что 20 лет этой жизни невозможно вынести , позабыв даже , что кто-то меня отобрал для работы по специальности .

В середине июня на лагпункт пришел начальник учетного отделения планового отдела лагеря Ончул Степан Григорьевич , который имел со мной беседу . Он интересовался , за что осужден , где работал раньше , какой срок и что-то еще . В заключение он сказал : что мне в аппарате планового отдела лагеря работать невозможно , велик срок , т. е. меня не расконвоируют , что уж коли меня отобрали , пошлем на какой-либо л\п начальником планового отдела , а до того , когда такая возможность будет , меня в качестве практиканта назначили в плановую часть 8-го л\п . Ончул , как я потом ближе с ним познакомился , был с Украины , экономист с высшим образованием , очень хороший , добрый , душевный человек , много сделавший мне добра . Он был из лиц , которых высылали в лагеря на работу в аппарат , не применяя ареста ( как бы ссылке без   приговора ) .Он был исключен из КПСС , в общем он из политически  “неблагонадежных” : во время войны он был взят в армию и как “неблагонадежный” направлен в какой-то тыловой рабочий батальон , где он умер .

В плановой части 8-го л\п я работал на учете . Получал пайок хоз. обслуги , т. е. 600 г. хлеба и плохой котел . Этот пайок по содержанию был голодный . Прем-вознаграждение в месяц было 25 рублей , кроме того в питании мне помогали намного работники планового отдела – это было уже в лагерном положении не плохо …

Начальником планового отдела 8-го л\п был Кононов Алексей Николаевич – на свободе он был плановиком Зуево-Ореховской торговой базы потребкооперации У нас с ним оказалось кое-что общее и кое-кто из общих знакомых ( когда я работал в Овчинине в сельпо , я покупал на этой базе товары ) . Он имел срок 10 лет . Осужден за “контрреволюцию” . Он мне говорил , что если просидишь в лагере год и не умрешь , то срок отбудешь … В общем он перевернул мое состояние с упадочного до ободряющего и надежного , т. е. морально поддержал меня , что очень важно для начала в лагере . Он был очень спокойный , тактичный и высокой души человек .

Нормировщиком был Славуцкий Наум Исаевич , еврей по национальности . До ареста был в армии командиром топографического взвода , окончил строительный институт , имел три года . Осужден был за “контрреволюцию” ( что-то не так сказал ) . После освобождения работал в Управлении лагеря начальником отдела труда и зарплаты . Зная меня с 8-го л\п и мое прошлое до ареста , он на протяжении всего моего пребывания в Устьвымлаге оказывал мне большую помощь в смысле предоставления работы и иногда и материально . На работе в плановом отделе 8-го л\п я проработал до августа , и был назначен начальником плановой части 3-го л\п и был отправлен на этап . Этот лагпункт был общелагерным штрафным , где было штрафников не более 20 %  главным образом на вспомогательных работах и в обслуге . Данный лагпункт был расположен на реке Коин , это в 30 км. от ее впадения в реку Вымь . Место это было – глухая тайга , летом доступна только пешеходу , а зимой , когда промерзали таежные болота , можно было проехать на лошади . Расстояние его от 8-го л\п – 60 километров , исключительно таежной тропой , т. е. без единого населенного пункта из местного населения , на пути был только 7-й л\п . Время в пути продолжалось два дня . Вторую половину дороги я шел без обуви , обмотав ноги только портянками , т. к. мои лапти развалились и я пришел на место с израненными ногами – тропа в тайге была не натоптанной , с изобилием корней и валежника .

Считаю необходимым остановиться на одном эпизоде , который связан с последующим событием :

На 7-м л\п наш этап разделился на две части , на 3-й л\п направлялось 9  человек , в том числе был один заключенный Корзинкин штрафник-бандит , имеющий уже девятую судимость , в т. ч. две за убийство , - ему не хотелось идти на штрафной и он всячески пытался избавиться от него . Он заявил начальнику конвоя сержанту Новикову , что он идти не может ( “болен”) – был вызван медработник , который сказал . что здоров и следовать может . Начальник конвоя , подойдя к нему приказал ему подняться и  следовать , он не подчинялся и не вставал , посылая его при этом туда , куда не    напишешь , тогда начальник конвоя вынул наган и угрожая им требовал подняться . Тогда Корзинкин вскочил , схватил лежавший на земле конец доски , ударил им по рукам начальника конвоя и вышиб из его рук наган . Тогда стоящий рядом стрелок начал стрелять из винтовки . Меня спасло от пуль только то , что я спрятался за толстый пень лиственницы . После этого Корзинкин подчинился и мы пошли …

                                                 2 .

Начальником 3-го л\п был капитан госбезопасности Медведев . Это был человек с большими странностями и жестокий садист . Он жил без семьи , хотя имел четырех детей и жену , которым платил алименты . Никакой своей канцелярии он на л\п не имел , никакого занятия по приему заключенных или с аппаратом он не вел , все это у него было на квартире , которая была за зоной . И по делам производства вечером , кому нужно , ходили к нему . Образ жизни он вел такой : в его небольшой комнатке стоял один жесткий диванчик , на котором он и спал , не имея постели , прямо в мундире . Против диванчика стоял стол , который никогда не убирался . На нем было что угодно , вплоть до давно испортившихся остатков пищи . Все вызываемые им или приходящие по делам л\п   стояли , никакого разговора , кроме вопросов и ответов коротко по делу не было . Ежедневно отчет о производственной деятельности , который я ему давал на подпись , он никогда не читал . Каждый день он тратил по несколько часов , стоя на вышке и смотрел , кто зашел в женский барак – тот записывался им в блокнот и наказывался . Он очень любил за что-нибудь наказывать и обязательно находил за что , изолятор л\п был постоянно переполнен . Любил он по вечерам выстраивать заключенных , обязательно со всякого рода придирками , говоря при этом : “Ваша карта бита , вам возврата не будет” .

В целях любой ценой дать работу з\к с появлением первого снега т. е. первого санного пути был принят такой метод заготовки леса : вели береговую рубку на расстоянии до одного километра от реки Коин , а вывозку производили вместо лошадей непосредственно на людях , т. е. на заключенных . Для этой цели приспособили так называемые “финские подсанки” ( двухполозные сани длиной два метра с одной поперечиной между полозьями на их середине ) , к которым привязывались две веревки и с “хомутами” , т. е. на другом конце веревки была такая петля , которая обшивалась лоскутами старой ватной одежды . В эти “хомуты” , надевая их через плечо , “впрягались” два человека и тянули подсанки с нагруженным лесом . Таким способом в течении первых месяцев зимы было вывезено до 5000 м³  древесины . О результате такого “мероприятия” я и говорю далее …

Медведев совершенно не беспокоился о бытовом положении заключенных , в результате чего было очень плохое питание , бараки ночью не освещались , была очень плохая баня и совершенно отсутствовала дезинфекция , в результате чего у заключенных , в том числе и у меня , была большая вшивость , бараки были заражены массой клопов .

В результате такого состояния с осени 1938 года по февраль 1939 года из среднесписочного количества заключенных на л\п 550 человек – умерло 385 . Вымирали целыми бригадами , вымерла бригада Огурцова во главе с ним . Она работала на лесоповале , после чего на л\п , если кто умирал или был накануне , говорили : “ушел в бригаду Огурцова” , или “собирается в бригаду Огурцова” . Осенью 1938 года произошел очень жуткий эпизод . Командиром взвода охраны был Невский . Он жил только с женой и имел маленькую собачку . И как-то случайно эта собачка забежала в зону и по “законам” лагерного голода , всякая забежавшая живность , если она попалась на глаза – подлежала съедению . Такой участи подверглась и собачка Невского . Кто-то об этом сообщил Невскому , и когда уже убитую пять человек разделывали в одном строящемся бараке , он подошел к проему окна и выстрелил в них , и убил одного молодого паренька наповал . Этот случай кем-то из заключенных был доведен до сведения вышестоящих властей , приехала какая-то комиссия , выкопала его труп , обследовала и составила акт , что он умер от “разрыва сердца” в результате испуга . На этом дело и кончилось .

Моя личная работа и жизнь проходила так : питания по объему мне хватало , физического голода я не испытывал . Прем . вознаграждение я получал 70 рублей в   месяц , но совершенно не употреблял никаких овощей , фруктов ни в каком виде , картофеля , молока , яиц , белого хлеба , питание состояло из крупы : ячменной сечки , овсянки , чечевицы , рыба – только соленая треска , жиры – только растительные , мясо было от бракованных лошадей , которые уже не могли работать на вывозке леса , а т. к. их эксплуатация была безжалостно-варварская , то их даже не поедали , т. к. норму “не нарушали” , а она была не более 100 грамм в неделю , остальных лошадей доедали вохровские собаки .

В плановой части со мной начала работать статистиком девушка Зина Николаева , имела 10 лет по формулировке П. Р. Д. ( Преступная деятельность ) . Существо её преступления сводилось к тому , что она жила в Москве без прописки и не работала , и  все … Она весной 1939 года была освобождена с такой формулировкой : “ограничиться отбытым сроком” . Она работала хорошо и усердно . Нормировщиком – Генералов Григорий Ефимович , имел 8 лет за “контрреволюцию” , из Смоленской области . Был учителем , не заладилась жизнь с женой , отчего начал пить , за что из учителей был уволен и работал счетоводом в колхозе . Осужден особым совещанием , в постановлении значилось : “пьянствовал потому , что ненавидел Советскую власть” . С работой он справлялся , в общем с работой было все нормально .

Осенью , т. е. через полгода как я попал в лагерь , я получил на этом л\п первое письмо от сестры Пани и затем через несколько дней от Александры Михайловны . В них сообщалось о смерти Зои . Когда я его прочитал , в бараке вскрикнул : убили , сволочи !.. Это событие настолько поразило меня , что я не менее двух недель почти не ел , даже сильно ослаб и очень плохо себя чувствовал .

Причиной её смерти было – это мое заключение , которое она очень сильно восприняла и переживала , т. к. меня очень любила и была ко мне очень привязана , потому что я очень много уделял внимания ей во всех вопросах её воспитания . Я её любил , как говорят она была “папина дочка” . Когда она была привезена в Жилинскую больницу ( где она и умерла ) , то врач сказала , что бессильна помочь ей , потому что причина её болезни какое-то тяжелое душевное потрясение , она умерла на руках у сестры Поли на руках с криком : “где мой папа , дайте мне папу ! “… Это описание её смерти особенно тяжело потрясло меня . Да ! Она именно была убита моим арестом , именно её убили те , кто отнял меня от нее , отнял насильно , безо всякого на то не только морального , но даже юридического права . За что ? В её восемь лет ей выпали такие тяжелые страдания и мучительная смерть . Почему и по какому праву она стала мученицей и отдала свою жизнь ?.. Да ! Это только следствие того безудержного произвола безнаказанно действующих , пользующихся высокой властью людей , потерявших не только свое партийное лицо , но даже и минимальнейшее человеческое достоинство и превратившихся , по существу своему , в кровавых палачей своего народа , не щадя даже детей …

В декабре Медведев с нашего л\п был переведен . На его место был назначен Герасимов М. Он бывший директор какой-то обувной фабрики из под Москвы . У него без исключения из партии был взят за что-то партбилет , и он был направлен на работу в лагерную систему . Жена его была медработник . стала на л\п начальником санчасти . Герасимов был полная противоположность Медведеву во всех отношениях . Его отношение к заключенным было как к рабочим завода . Улучшилось питание , организована дезинфекция , ликвидировалась вшивость . Он как то тяготился своей должностью . Ночью под Новый год 1939 , он меня вызвал к нему на квартиру . Я явился . Сначала он спросил кое-что о производстве , а затем сказал , что ему не с кем встретить Новый год , ему скучно , и что он меня специально за этим и пригласил . Я был очень удивлен таким его поведением , но затем осмелел и мы с ним не по лагерному встретили Новый год и как теперь говорят : беседа “протекала в непринужденной обстановке” … Он внушил мне написать жалобу ( в них я не верил ) , помог мне ее отредактировать , дал хорошую характеристику . Жалоба была послана , а месяца через четыре получен отрицательный ответ . Герасимов проработал не более пяти месяцев и был уволен . Он уехал опять под Москву . На должность начальника л\п был назначен Минаков . Он только что освободился из заключения . Сидел года два за то , что будучи помощником начальника тюрьмы в Краснодаре “превышал власть” . Это был человек малограмотный , ограниченный и жестокий . Он допускал такие действия : после развода на работу он ходил по баракам и все кто по каким либо причинам ( кроме больных , освобожденных врачом ) не вышел на работу и находился на нарах , в особенности верхних , он брал за ноги и скидывал на пол . В одну из таких “операций” заключенные возмутились и вступили с ним в единоборство , в результате в ход пошли кирпичи и доски .  н бывший директор какой-то обувной фабрики из под Москвы . азанно действующих , пользующихся высокой властью людей , потерявшихОдин из кирпичей угодил ему в голову . После этого Минаков приказал выставить рамы в этом бараке и оставшихся заключенных , при помощи пожарной охраны облили водой , но т. к. это было зимой при морозе 25 градусов , то они все обледенели и кое-кто из них сильно поплатился своим здоровьем .

Он не вмешивался в работу хоз. части , сан. части , бухгалтерии и планового  отдела , он только “жал” на режим и график заготовок леса . Все бытовые условия зависели от аппарата , который был из заключенных . Он же в данный период подобрался деловой и на лаг. пункте бытовые условия и питание были терпимы . Но только по прежнему нас изнуряли клопы в бараках , их настолько было много , что летом 1939 года уснуть было невозможно , люди уходили спать на улицу , но там донимала мошкара и комары , да и клопы , когда люди уходили на улицу , следовали за ними .

Самое ужасное несчастье , которое обрушилось на заключенных с весны 1939 года – это болезнь – цинга , ею болело не менее 200 человек из 600 списочного состава . Это была ужасная картина , эти люди не могли ходить , у них были сведенные ноги и они ползали по зоне ( их в стационар не клали ) или валялись на нарах , они были в язвах , т. е. на живом человеке местами на теле разрушалась ткань и отпадала , у всех вываливались зубы , гнили десны , в общем они выглядели заживо гниющими людьми . Много было и смертельных исходов . Я лично болел цингой , но в легкой форме , мне помогла присылка сестрой Паней витамина С в таблетках .

Моим хорошим другом был Недра Ян Янович – латыш , имел восемь лет за принадлежность к Латышскому клубу в Москве ( тоже контрреволюция ) . До ареста занимал должность начальника сектора суши Главсевморпути , аспирант сельскохозяйственных наук , коммунист с первых дней революции , участник Гражданской войны . Очень интересный , грамотный , выдержанный и культурный человек , прекрасный товарищ . Он был бригадиром , а затем десятником , но по указанию “опера” был переведен на 1-й л\п исключительно на общие работы , был возчиком леса – он умер в 1942 году .

В связи со строительством лежневой автомобильной дороги для вывоза леса на расстоянии 31 километра по тайге до л\п , плановую часть летом перевели с головного л\п на подкомандировку в восьми километрах от головного ниже по течению реки Коин . Статистиком у меня в то время был Соловей – еврей , студент 3-го курса литературного института , любил писать стихи , даже письма домой писал стихами . Он был из штрафников , отрубил себе на левой руке два пальца , был признан членовредителем . Его я взял к себе не спрашивая Минакова , потому что он его презирал и почти беспрерывно держал в изоляторе , который в конечном счете лишил бы его жизни . Как то раз Минаков зашел в плановую часть ( она была в отдельной кабинке ) без меня , увидев его , выгнал со словами : как ты попал сюда ? Но я его все же не отпустил , так он у меня м работал до этапа . Он был осужден как “контрреволюционер” ( член какой-то студенческой контрреволюционной организации ) , имел 10 лет . В постановлении ОСО говорится : “сидел на диване , читал книжку “Вопросы Ленинизма” , потом бросил её небрежно” … Он был из хорошей семьи . Его отец был директором какой-то фабрики , брат летчик , сестра врач . Сам он был очень грамотный , культурный человек и прекрасный товарищ .

На подкомандировке я встретился , и мы стали хорошими друзьями с Сердюковым П. И. Он был инспектор КВЧ , белорус , был секретарем Райкома одного из районов Белоруссии . Сначала был осужден к 10 годам как “контрреволюционер” , затем дело было пересмотрено и ему дали 6 лет “за халатность , повлекшую тяжелые последствия” . Он был хорошо образован , тактичный и очень добросовестный и чистосердечный  человек . Нормировщик был Скворцов , бывший лесничий , уроженец Хабаровска , отсидевший с 1929 по 1937 годы – 8 лет , а затем был начальником мех. Лесопункта в Локчимлаге и снова был арестован и приговорен к 15 годам и это все за “контрреволюцию” . В последнем приговоре у него значилось , что он  “сопоставлял пролетарского поэта Маяковского некоему буржуазному поэту” … Это было так , что он в одной из бесед похвалил Пушкина , он был интересно-грамотный человек , знавший много о Японии , т. к. он долгое время занимался вопросом сдачи Японии в концессии лесозаготовок .

В ноябре на подкомандировку прибыл этап . Это был необычный этап . Он состоял из крупных ответственных лиц , направлялся в Воркуту , через Котлас - Архангельск морем , но опоздал – Северная Двина замерзла , и их вместо Воркуты направили часть в Устьвымлаг . В числе этого этапа были такие лица , как работники НКВД по Гулагу     как-то : начальники - фин. части , сан. части , оперчека отдела и ВОХР – они были арестованы по делу Ежова , который их завербовал в “контрреволюционную организацию по перебитию Советско-партийных кадров .

Они были на очной ставке с Ежовым и рассказывали , что Ежов выглядел очень плохо , его пытали и били . В числе этого этапа оказался человек из Иванова . Когда я узнал об этом , пошел в барак отыскать его . Когда я вошел в барак ( барак освещался маленькой коптилкой ) и спросил : ‘Кто из Иванова ?”, на нижних нарах поднялся   человек , он спал не раздевшись в ботинках , телогрейке и буденовке , покрывшись бушлатом ( раздеваться было нельзя , потому что к утру одежды могло не быть , её воровали ночью , да и к тому же в бараке было холодно ) . Он очень плохо выглядел , был страшно истощен , изнурен , говорил едва слышным тихим голосом , работал он на л\п в лесу на навалке леса на сани при конвойной вывозке ( навальщиком ) . Он не хотел со мной разговаривать до тех пор , когда сам от меня не узнал , кто я такой . У нас состоялся такой разговор :

- Как ваша фамилия ?

- Власов В. Г.

- Кем вы работаете ?

- Начальником плановой части л\п .

- Откуда вы ?

- Из Кадыя , Ивановской области .

- Вы тот Власов , которого судили по Кадыйскому процессу и приговорили к расстрелу ?

- Да ! Я тот самый Власов .

- Не может быть ! Я хорошо знаю , что Власов расстрелян .

- Почему вы так уверяете ?

- Я ведь член Ивановского Обкома КПСС и на одном из Пленумов нам докладывали , что всех Кадыйских “вредителей” расстреляли !

- Но вы ведь видите , что я не призрак , а живой человек …

- Да ! Вы живой человек , но вы не Власов , вы только себя выдаете за него , пользуясь тем , что он расстрелян – вы не скрывайте от меня . Я вас не выдам . Я человек , который не может этого сделать .

- Я не знаю пока кто вы , но вас я уверяю , что я тот самый Власов . Ну хорошо ! Давайте будем откровенны во всем …

- Хорошо .

- Кто же вы ?

 - Я бывший директор Ивановского текстильного института , член КПСС с 1918 года , имею срок 8 лет , осужден особым совещанием …

Так как было поздно , я сказал ему чтобы он завтра пришел ко мне в плановую часть . Так оно и было , он пришел , тут от него я узнал подробности его судьбы . Он сын рабочего художника Красносельской текстильной фабрики . До революции окончил Московский университет имени Шеняева по физмату . В годы Гражданской был на фронте начальником штаба полка . При Советской власти окончил текстильный институт . В 1939 году был директором Вычужского текстильного комбината . Затем был командирован за границу в научную командировку : был в Германии , Англии и больше всего ( шесть месяцев ) в США . По возвращению был назначен директором научно-исследовательского Ивановского текстильного института , затем начальником Главка текстильной промышленности при Нарком –лег-проме ( с этой должности и был арестован ) . Награжден несколькими орденами в Гражданскую войну , в 1936 году орденом Ленина  ученый , имеющий несколько патентов по изобретениям , последнее время работал над вопросом “удаления статического электричества при ткачестве”.

Видя, что он находится в состоянии за которым при его работе через небольшой срок неизбежно последует смерть ( я уже за полтора года изучил это положение ) , я решил любой ценой спасти этого большого и нужного человека для науки и для нашей партии ( что я много делал и по отношению других подобных людей , имея к этому возможность ) . Но , очень странно , я очень долго его в этом убеждал , он никак не мог понять , что я как заключенный могу что-то сделать , только нужно не падать духом и надеяться . Но он считал , что все равно из этой обстановки возврата нет .

Первое , что я ему предложил , это не стараться на навалке зарабатывать “горбушку” , её я ему обеспечу . Тут в первое время он никак не понимал , как это можно , думая , что я должен совершить какое-то преступление , за которое буду наказан . Затем через несколько дней я “изъял” его из бригады по навалке леса и дал ему писать бумаги , а затем он стал нормировщиком .

История его ареста , суда и заключения очень интересна . Его арест и следствие производился Ивановским Обл. НКВД . Сразу , его первый следователь , знакомый ему , предъявил ему несколько пунктов обвинения в контрреволюции и просил его их подписать , говоря при этом , что поедет в Москву в ОСО и попросит ему пять лет , он возмутился , заявив , что ни в чем не виновен . Следователь ответил ему : он знает , что не виновен и поэтому от души и предлагает ему это сделать , добавляя при этом , что если он не подпишет , он передает дело другому следователю , и что он будет жалеть . Каретников не согласился , и дело приняло такой оборот , что он доведенный методами следствия до того , что подписывал все , что ему предложили , в результате чего попал на суд Военной коллегии Верховного суда . Перед заседанием коллегии он добился беседы с прокурором коллегии , которому заявил , что все , что им подписано – неверно , что он подписал это под пытками и избиением и показал ему гниющую кровоточащую ключицу , перебитую ему табуреткой следователем . На судебном заседании коллегии он не признал себя виноватым , а на вопрос председательствующего Ульриха : почему он подписал на допросе протокол , он опять показал свою гниющую ключицу . Коллегия не объявляет приговора на заседании и , как впоследствии оказалось , из 76 человек , судимых в эту ночь , было расстреляно 70 человек , а шесть остались живы . Он продолжал сидеть , а по прошествии 3-х месяцев , его снова вызвали на допрос , во время которого следователь вел себя обычно , как положено , чем очень удивил его . В процессе допроса следователь ушел из кабинета , оставив его одного . В отсутствии следователя он прочитал лежащие в деле две бумажки : одна из них была постановлением коллегии , в которой говорилось , что он не виновен и по суду оправдан , а вторая бумажка была ордер на его арест , датированный несколькими днями позднее приговора коллегии . На допросе он по всем предъявленным обвинением по тем же , что и на коллегии он виновным себя не признал и через месяца два получил Постановление ОСО, что как член контрреволюционной организации приговорен к 8-ми годам лишения свободы , с которым он и прибыл в   лагерь .

В январе 1940 года меня вызвали в Управление лагеря в оперативный отдел в качестве свидетеля . По делу Корзинкина велось следствие о его побеге , и тут ему вспомнили его поведение в августе 1938 года . В конвое был составлен акт , в котором упоминалось , что я был при этом случае . Вот меня и отыскали , затем ему в марте был суд , на котором я узнал следующее : Корзинкин после отбытия штрафного наказания не 3-м л\п был на 17-м л\п комендантом , был расконвоирован и , уговорив одну женщину , бежал с ней , прихватив у одного вольнонаемного охотничье ружье , а у другого ручные часы . Через несколько дней он женщину бросил и остался один и , попав в Сыктывкар , выдавал там себя за пом . прокурора , гармонного мастера , заработав на этом некоторую сумму денег , отправился пешком по направлению к Кирову . По пути он встретился с одним оперативником по ловле беглецов , который был в форме милиционера , с оружием и служебной собакой . Корзинкин отрекомендовался ему агентом по вербовке гужтранспорта . На ночь они совместно остановились ночевать в крестьянской хате , на ночь выпили и закусили . Ночью Корзинкин встал , одел форму оперативника, взял его документы , оружие , собаку и ушел , оставив его в одном белье ( на суде он был и очень смешно выглядел ) . Продолжая свой путь , он попал в магазин сельпо в одной из  деревень , а там оказался работник милиции из Сыктывкара , увидел незнакомого человека в милицейской форме , спросил его фамилию . Корзинкин ответил , что Лыткин ( т. е. фамилию оперативника ) . Зная Лыткина , этот работник выхватил из кармана пальто пистолет , скомандовал “руки вверх” , в это время Корзинкин выхватил свое оружие , в результате чего работник милиции спрятался за печь , а Корзинкин спокойно ушел и стал продолжать свой путь .

Продолжая так путь , он в одной из деревень у какой-то хозяйки остановился поесть , и в это время , как сидел и попивал чаек , хозяйка ему сказала , что в деревне “товарищи” спрашивают , не видала ли она милиционера с собакой ? … После этого Корзинкин вышел во двор , снял с себя все милицейское и оружие , оставил в хлеве у коровы , переоделся в гражданское и ушел , также спокойно продолжал свой путь и только далеко от Коми попался . Был направлен обратно в лагерь и предстал перед судом , на котором я и узнал эту историю . За все эти похождения его приговорили к 10-ти годам лишения свободы , т. к. он из 10-ти имеющихся отсидел только два , то практически они и увеличили срок на два года .

В феврале 1940 года начальник л\п Минаков был переведен , и на его место был прислан Щербаков Н. М. – он был из бывших военных офицеров старой армии , беспартийный , до удивления педантичный человек , до удивления точен сам и требователен в этом отношении от подчиненных , он когда либо что поручал делать , всегда спрашивал , когда будет готово ? Никогда никаких сроков сам не назначал , но если в названное время не сделаешь , крепко наказывал или просто снимал с работы , не принимая ничего во внимание . Но он был справедлив при разрешении любого вопроса . Непридирчив . Очень любил и хорошо знал литературу и беседы на эту тему , чем я много пользовался . Плановую часть он приказал с подкомандировки перевести на головной . В период моего вызова в Управление лагеря по составлению плана на II квартал 1940 года , я останавливался  на комендантском л\п в тех. бараке . Там я узнал , что Клюгин , бывший начальник спец-секретного отдела Ивановского Обл. НКВД ( о издевательстве его надо мной я говорил выше ) за “хорошую” работу был повышен и назначен начальником опер . чека отдела ГУЛАГа НКВД СССР , там весной 1939 года был арестован , приговорен к  10-ти годам и с этим сроком ( как я уже упоминал выше ) прибыл в Устьвымлаг и на комендантском л\п был комендантом . Он по прежнему продолжал установившийся в органах НКВД произвол , пуская в ход кулаки , на предупреждение заключенного бывшего начальника Вохргулага , что лагерь не Обл. НКВД , что здесь такие дела не пройдут , он отвечал , что он был чекистом и им и останется . Очевидно он понимал , что пускать в ход кулаки – есть долг и честь чекистов . В результате он за все это поплатился жизнью . Он был зарублен одним из заключенных . Это произошло за несколько дней до моего приезда , о чем я очень жалел , что не пришлось с ним встретиться и побеседовать по душам .

Осенью 1940 года к нам на л\п прибыли необыкновенные заключенные по тому времени : это бывшие в плену в Финляндии . Когда я сказал Каретникову , что они прибыли , он не поверил до тех пор , пока привел в барак одного из них , это Иванова ( он считал , что это невозможно , чтобы сажали пленных ) . Иванов – это из Ленинградских рабочих , коммунист , был командиром пулеметного взвода , ранен в обе ноги , раненный попал в плен , там в Финляндии был в госпитале , прямо из которого попал в Россию и   так , ещё ходя на костылях он прибыл в лагерь , имел десять лет , все остальные от пяти до восьми лет , а он больше всех за то , что когда от границы после размена их повезли с охраной как заключенных , он сильно протестовал .

В ноябре 1940 года этот головной был переорганизован в штрафную подкомандировку , а головной л\п был переведен на вновь открывшийся л\п у автодороги в 15 км от старого головного , т. е. от реки Коми .

Под новый 1941 год мы слушали радио и было передано , что Ивановский текстильный институт выпускает новый отбельный агрегат с маркой “Ивнити” , и когда об этом услыхал Каретников , он был сильно ошеломлен , он с одной стороны  был рад , но страшно переживал : ведь он его создатель и автор , но так как он сидел , то его именем он не назывался , просто “Ивнити” . Но в заключение нашей беседы на эту тему он сказал : хотя я и “враг народа” , но я рад , что служу ему , что его изобретение стало его достоянием , я верю , что придет время , он узнает об этом .

13 февраля на наш л\п прибыл новый этап , и среди него были два выделяющихся человека , из которых один был Алкснис Ян Янович латыш по национальности , коммунист с 1918 года , арестован с должности начальника кафедры “Оборона страны” Академии Генерального Штаба , в годы Гражданской войны был начальником штаба 1-й Конной Армии , имел до 12-ти различных орденов , в том числе несколько орденов Боевого Красного Знамени , и также не один орден Ленина , имел несколько печатных трудов , занимал должности начальника штаба МВО , начальника моботдела штаба Советской Армии . Второй был Кущев Александр Михайлович в звании Комбрига , в момент ареста был слушателем Академии Генерального штаба , коммунист . Я сразу с ними познакомился и всячески помогал чем мог . О их дальнейшем пребывании в лагере было мне известно следующее :

Алкснису Я. Я. – когда он перешел с головного на подкомандировку , я помог стать бригадиром , потом мы расстались , и я снова с ними встретился на 20 л\п . О дальнейшей судьбе Алксниса Я. Я. Будет сказано далее . Кущин А. М. Работал в обслуге бани , занимался приемом и выдачей белья , затем в 1943 году был взят на этап , и как я узнал из газеты “Правда” № 132 за 1962 год , что он генерал Советской Армии .

В феврале 1941 года ушел с нашего л\п начальник работ Петуховский В. Г. , он был им еще до моего прибытия на л\п . Он инженер лесной промышленности из   Архангельска , за что-то отбывал пять лет , затем работал в лагере по вольному найму , очень хорошо знающий свое дело , человек редчайшей доброты и справедливости . Он оказывал мне за все время моей работы большую помощь и содействие , он очень хорошо относился вообще к заключенным . Он поступил работать в одну из изыскательных партий по нефтеразведке , и в марте , зайдя к нам на л\п сказал мне , что в этом году будет неизбежно война .

                                                             3 .

В апреле на одной из радио-перекличек по производству я чем-то не угодил своему начальнику планового отдела лагеря и был снят с работы . Новый начальник работ Анисимов из молодых инженеров оказался неплохим человеком и назначил меня на старую подкомандировку ( т. е. опять на ту , на которой я был летом 1939 года ) экономистом и нормировщиком .

Начальником этой подкомандировку был Лобода Георгий Дмитриевич , он был ссыльный . До ссылки он был командиром роты в Красной Армии . В одном из районов в период коллективизации он проводил свой очередной отпуск , где вспыхнуло восстание и вот за это , что он оказался там , он был арестован . Два года сидел , а затем оказался в ссылке  . Это был исключительно тактичный человек , справедливый и очень хорошо относящийся к заключенным . Его отношение ко мне было исключительно внимательно и хорошее . Даже в 6 часов утра стат-сводку , приготовленную мною ночью для передачи на головной , он старался брать на полочке моего изголовья настолько тихо , чтобы меня не разбудить , если я начинал шевелиться , он уже чувствовал себя как будто виноватым . Он очень любил побеседовать со мной на различные темы .

Начало войны меня застало на этой подкомандировке . Я дня через три написал заявление на имя Председателя Комитета Обороны Сталина с просьбой пойти добровольно на фронт , так было нам сказано , что их писать можно и кроме меня было подано еще 80 заявлений из числа 180 человек , находящихся на командировке , но никто на эти заявления нам даже не ответил . Сразу не было изъято радио и нам запретили писать письма , а получать нет . И этим было сделано дополнительное издевательство , а именно никто из заключенных не мог об этом предупредить своих родных , и получалось , что они пишут , а ответа не получают по неизвестным причинам и думают , что мы погибли или не хотим им отвечать . Тоже обида … Такое положение продолжалось в течение одного года .

С данного момента за мной как за “ведьмой” началась охота со стороны опер-чека отдела . Мне очень многие заключенные говорили , что их вызывали и расспрашивали обо мне . В то же самое время произошел такой эпизод . Утром , сразу после развода , т. е. часов в семь утра в барак зашел сильно взволнованный Лобода и сказал мне , что он сейчас же едет в Управление лагеря в оперчека отдел , касается его и меня и , чтобы я не волновался . Я конечно понял в чем дело . Затем стали ясны все подробности . На подкомандировку счетоводом прод. Стола и вещ. Стола работал заключенный Милин Борис Сергеевич , доктор физико-математических наук , еврей по национальности . Он жил и работал в отдельно помещении , к нему зашел Лобода , чтобы взять какой-то документ , в это время его в помещении не было , Лобода открыл шкаф со служебными документами , сверху которых лежало одно письмо , которое он взял и сразу понял , что это было донесение в опер-чека отдел на него и на меня , где было полно всякого рода вымышленных слов на политические темы . В момент , когда он читал этот документ , вошел Милин  и , увидев это , схватил Лободу за шею и начал его душить , чтобы отнять документ , но Лобода отбросил его , взял документ и ушел , и с ним , как я уже говорил , поехал в управление в опер-чека отдел , сказал , что он принес на себя донесение от их агента о своей контрреволюции . Ему там сказали : поезжай , разберемся . Формально на этом и кончилось . Милина через два дня с нашей подкомандировки перевели на другую . Лобода через некоторое время был взят на фронт и оттуда не вернулся , погиб .

В сентябре наша штрафная подкомандировка была изъята из 3-го л\п и взамен нее был создан самостоятельный 9-й л\п не штрафной , и помимо моего желания начальник планового отдела ( тот же самый , который снял меня в апреле ) назначил меня снова начальником плановой части  вновь организованного 9-го л\п , в связи с чем мне пришлось ‘старую” подкомандировку оставить .

                                                             4 .

Начальником этого л\п был назначен Локоть , до этого работающий политруком штаба ВОХР , украинец , коммунист , никогда не работавший на хозяйственной работе , совершенно не имеющий представления о производстве , но он был очень добросовестный и совестливый добродушный человек , он не делал даже и намека на то , чтобы ему как-нибудь получить из продуктов сверх пайка ( на его месте никто не делал так ) , никогда не искал причины , чтобы наказать заключенного , а если к нему подан какой-либо рапорт о проступке , он вызывал такого человека и разговаривал с ним , все старался себе внушить , что он наверное не виноват , а если кто признавался в этом , он долго , долго вертел эту бумажку в руках , и всегда давал самое минимальное наказание какое возможно , и сам переживал при этом , т. е. ему наказать было тяжелее , чем заключенному отбыть его наказание .

На этом л\п я встретился с одним из заключенных Акимовым Е. И. Я с ним сначала ссорился , а затем мы были хорошими друзьями . Он работал счетоводом в бухгалтерии . Акимов Е. И. – это в прошлом генерал дипломатической службы , был зав. Консульствами Дальнего Востока , имел высшее образование , говорил на языках всех восточных народов ( он окончил Восточное отделение института ) , кроме того , знал английский и немецкий языки , даже украинский . Его постоянное местопребывания до революции было на Кавказе , при штабе Кавказского военного округа , поэтому он был близок даже к некоторым особам царствующего дома . Кроме всего этого он был ученый лингвист , хорошо разбирающийся в восточных клинописях . В Советский период он был член-корреспондент Академии наук по лингвистике и одновременно преподавал высшую математику в Бакинском индустриальном институте , хорошо разбирался в философии , по убеждению был кадет , возраст его был уже за 70 лет , но еще неплохо выглядел ( за ним тоже очевидно охотились , о чем будет сказано дальше ) . Он имел 8 лет Постановления ОСО , в котором говорилось : “не хотел сотрудничать с Советской властью” и существо этого “преступления” было в том , что ему предлагали звание полковника и посылали военным атташе в Японию , а он отказался , мотивируя это тем , что он уже был генералом , и второе : “не хочу быть расстрелянным через три года” .

В июне 1942 года л\п был ликвидирован и снова передан в подкомандировку , но уже не 3-го л\п , а первого , отстоящего от нас в 30 км . 3-й тоже был ликвидирован и передан ему же . Меня , при моем большом нежелании , начальник 1-го л\п взял в плановую часть 1-го л\п ночным экономистом , где я проработал до августа , с этого л\п всех заключенных , имеющих 1-ю категорию труда взяли в Княж-Погост . В том числе попал и я .

                                                                 5 .

Об этом Княж-Погосте я уже упоминал в связи с тем , что по Северной Двине сплав леса не производился ( в связи с войной ) , в Княж-Погосте был создан л\п № 21 . Он был чисто сплавной , т. е. была создана на реке Вымь большая запань , в нее поступало до  600 тыс. м³ леса , он выкатывался на берег , частично разделывался и грузился на железную   дорогу . Лагпункт был большой , до 4000 заключенных , имел в трех километрах подкомандировку , на которую я попал сразу с 1-го л\п . Вначале я ходил на бревно-таску , т. е. на выкатку леса , но встретился на подкомандировке с заключенным Делалло ( он был грек , инженер ) , на 3-м л\п он был одновременно со мной , работал прорабом по строительству , им же он был и здесь . И вот при его содействии я был переведен в бригаду плотников – плотником ( это было уже хорошо ) .

О том , что я нахожусь на подкомандировке узнал начальник п\ч Хасиев Александр Петрович . Он , когда я был начальником планового отдела на 3-м л\п , был зам. начальника планового отдела лагеря . Он меня хорошо знал , по национальности он из каких-то кавказских народов и коммунист , попал на Север как “неблагонадежный” . Там , на Кавказе он работал в Госплане какой-то республики . Он был очень гуманный , хорошо образованный и честный человек . По его распоряжению я был взят ( без моего на то ходатайства ) на головной в плановую часть ночным экономистом . Мои обязанности и работа были таковы : с 6-ти часов вечера нужно принимать рабочие сведения ( наряды ) от 102-х бригад , составить шифрованное донесение о деятельности л\п , состоящее до 150 данных . Эта работа заканчивалась от 12 и до 2-х часов ночи , после чего я уходил “спать” в общий барак , где жило более ста человек , которым делали подъем в 4-30 утра , поднимался шум , сон прекращался , затем завтрак , утренняя проверка ( выгоняли на улицу , она затягивалась , иногда два часа проходила ) , а затем нужно было принимать те же рабочие сведения от ночной смены , и так до 11-ти дня , а в 4-е часа вечера обед и начинай сначала , да еще часто вызывали днем в плановую часть .

Питание было очень плохое : хлебы 550 г и очень плохой приварок , такая изнурительная работа да голодный пайок меня за два месяца довели до истощения и на очередной мед. комиссии я получил “легкий труд” по диагнозу “упадок сердечной деятельности” .

По окончании сезона выкатки леса , т. е. октябрь месяц , была на л\п произведена мед. Комиссия всему списочному составу и из 3500 человек было признано 800 человек “временными инвалидами” , т. е. эти люди ничем не были больны и в то же время никуда не пригодны , они были истощены до крайней степени , и они были как раз из самых сильных физически людей , но они находились потому на самых тяжелых работах , которые их и приводили в такое состояние . Всех этих людей поместили в отдельные бараки , дали им инвалидный пайок – это 400 гр. хлеба и по самой низкой норме котел       ( логика ? – истощенным людям ) . Из них 75 человек были отправлены на сельхозработы , а остальные 725 человек в течение зимы все до одного вымерли .Среди них у меня было много знакомых .

В период моей работы меня вызывали в опер-чека отдел . Оказалось , что “охота” была не только за мной , а и еще кое за кем . Я это сразу понял . Меня начали допрашивать об Акимове ( о котором я уже упоминал выше ) . Дело заключалось в следующем : ему предъявлено обвинение в контрреволюционной пропаганде , которой он якобы занимался в бараке тех. персонала на 9 л\п зимой с 1941 по 1942 гг. Конкретно он как будто бы говорил , что в СССР плохо живет рабочий класс , мало зарабатывают и так далее . И второе , что Горький плохой писатель . Два человека подтвердили , что так , и в их показаниях говорилось , что я тоже слышал … Но я не дал показания , что слышал , и дал ему хорошую общую характеристику . На основании моих показаний дело было прекращено . Об этом я узнал из присланного мне от него сообщения из 21 л\п . В это время я узнал , что “охота” за кое кем носила исключительно провокационный характер . Это было видно еще из того , что для этой цели подбирались более заметные люди , как до ареста , а также и в лагерях . Примером этой провокационной деятельности служит один факт : начальство лагеря во время войны имело бронь . Узнав , что она будет со многих снята и вот по такой “охоте” и была создана “повстанческая группа” , в которую были включены исключительно заметные люди .Одного инженера финна я знал лично хорошо , а с некоторыми встречался ( фамилии их я уже не помню ) . Им предъявили , что они хотели организовать в лагере восстание заключенных , для чего обезоружить ВОХР . Дело прошло через какой-то суд . В группе было 18 человек и часть из них была расстреляна , а часть получила большие дополнительные сроки , а начальство вследствие этого докладывало Москве , что бронь снимать нельзя , так как в лагере неспокойно , и бронь осталась . Так посредством создания таких провокационных обвинений начальство лагеря избавляло себя от отправления на фронт .

В связи с тем , что много народа стало нерабочим , начали формировать бригады     ( как бы временно ) из работающих в управлении и я попал в бригаду “легкого труда” по заготовке газогенераторной чурки . Бригада эта была исключительно из уголовного элемента . Бригадиром её был Глазунов , артист театра Мейерхольда , сидел за хулиганство . Когда они уходили на работу , то в бараке ничего не оставалось , даже кружки или ложки , как будто он необитаем , оставить было нельзя , так как все равно все было украдено , даже некоторые , которые желали сохранить одеяло , брали его с собой на производство , надевая на шею . Я так же , подражая им , все свои вещи оставлял у знакомого в надежном бараке , а сам , как и они , спал в том же в чем пришел с работы . На работу наша бригада ходила в ночь , и она , по существу , ничего полезного не давала , она приносила даже вред производству : приходя на работу они сразу разводили костры из швырка , заготовленного в дневную смену и за ночь сжигали не менее 10-12 м³, а газочурки заготовляла не более 6-8 м³ , но т. к. завысить объёмные показатели было нельзя , то в рабочие сведения ( наряд ) писали что угодно , лишь бы бригадиру , его помощнику и мне ( т. к. я пилил эту чурку , стоя у циркулярки ) , было по 700 гр. хлеба и 2-й котел , т. е. на 100 гр. больше каши , чем остальным . Остальным же членам бригады заполнялось “от отказа” , это для того чтобы по возвращению с работы не посадили в карцер прямо с вахты , а питание было по 400 гр. хлеба и самый малый котел , это был голод , который в конечном счете заставлял их воровать или стать “временными инвалидами” , а об уделе этих “временных инвалидов” я уже говорил выше …

Итак , пути-дороги : “легкий труд” , “временный инвалид” и смерть . В этой бригаде я пробыл с месяц , по работе в тех лагерных условиях еще можно как-нибудь жить , но состояние моральное ? Находиться среди этих людей и после работы спать в чем работаешь стало невыносимо , и я добился в январе 1943 года перевода меня в плотницкую бригаду Курко . Бригадир Курко был один из кулаков с Украины , и бригада его в основном состояла из таких как он . Они все были физически здоровые люди , получавшие хорошую помощь с воли , я среди них , будучи таким слабым , был как “белая ворона” , иными словами говоря среди них мне было тянуться за ними тяжело , но я всячески держался , т. к. в бараке , где они жили отдельно , было спокойно , чисто , тепло и уютно , что меня удовлетворяло морально .

В феврале 1943 года нашу бригаду перебросили на подкомандировку на строительство сплавных сооружений на запани . Меня бригадир назначил на вырубку леса из штабелей . Эта работа физически была тяжелая , к тому же я был истощен . Помещалась бригада в палатке , в которой еще было три бригады , в общей сложности до 80-ти человек . Палатка была маленькая и была невыносимая теснота . Спали на сплошных нарах , на которых лежать можно было только в одну сторону лицом . Будучи истощенным и чувствуя физический голод , я добывал лишние щи , что ночью вызывало частые вставания ( через каждый час ) , что лишало меня почти полностью сна . Это вело еще к большему истощению . Кроме того , вставши вылезешь из тесно сжавшихся людей , а когда вернешься , твоего места уже нет . Люди немного передвинулись , начнешь их беспокоить , да так часто , что с их стороны появлялось недовольство , кончавшееся иногда и тумаком .

Вся эта обстановка и работа в конце февраля привела меня к полному истощению . Я уже не мог пробежать и пяти шагов бегом , я самостоятельно не мог поднять ногу , чтобы перешагнуть бревно , лежащее на земле . Я или поднимал ногу обеими руками , или переползал через него на четвереньках . С работы меня отправляли в зону на час раньше , чтобы не задерживать других .

Только неожиданное и помимо моего участия произошло событие , которое и спасло меня от окончательной гибели , оно заключается в следующем : на одном из разводов нарядчик предложил мне выйти из бригады и пойти на работу в плановую часть . В плановой части меня встретили очень нежелательно и враждебно . Романов , начальник плановой части из заключенных , до ареста начальник финансовой части Наркомата путей сообщения , был человек чёрствый , нелюдимый , и с большим чиновнически-бюрократическим самолюбием . Сразу  по приходу , он , ничего не говоря , дал мне бумажку , это был его рапорт на имя начальника л\п с резолюцией зам. начальника  Локоть : “перевести в бригаду А.Т.П. для работы в плановой части” ( это тот Локоть , что был начальником 9-го л\п , когда я был начальником плановой части ) . Я был очень удивлен , не зная чем это объяснить , но через три дня все стало ясно .

В плановой части меня заставили быть ночным экономистом . Первое время у меня очень плохо получалось с работой , я потерял всякое соображение . Я даже не мог как следует считать на счетах ( раньше я на них быстро и точно делал все четыре действия ) . У меня отекали пальцы , и когда из моих рук выпадал карандаш , я не чувствовал , а узнавал только по стуку , когда он падал . Всё это конечно результат истощения . Такое обстоятельство еще больше ухудшало моё положение , т. к. надо мной начали как бы издеваться , что непригодный человек . Через четыре дня меня послали из плановой части послали на ночное дежурство в секретариат начальника , как только ушла секретарь начальника , и я остался один , из кабинета зам. начальника вышел Локоть , увидев меня и узнав , что я прислан дежурить , он спросил меня где я работаю , и затем рассказал мне , что во время развода он увидал , что где-то видел такого человека , и узнав у нарядчика мою фамилию , вызвал начальника плановой части Романова и предложил ему написать рапорт , что я нужен в плановой части ( такова история , как я туда попал ) .

Он стал интересоваться , почему я стал таким плохим ( потому что он меня не узнал ) , болен ? Я сказал , что нет , это от непосильной работы и плохого питания . Тогда он переспросил , что меня может обижали ? Я ответил , что нет , мне давали положенный пайок . Он , вздохнув , сказал : “И это не помогло” . Затем он отругал меня за то , что я не обратился к нему , дав довести себя почти до полной гибели .

На другой день он вызвал меня , начальника сан. части , нач. хоза и в моем присутствии распорядился выписать мне больничное питание , хорошее обмундирование вместо рваного , в котором я ходил . Через 2-3 недели такой работы и питания я стал нормальным человеком , могущим справляться с той работой , которую мне поручали . Вот такой благородный поступок зам. начальника Локоть спас меня от окончательной гибели . Но его такое отношение ко мне и наша старая совместная работа и была причиной неприязненного ко мне отношения Романова .

                                                                6 .

В середине марта на л\п приехал бухгалтер с подкомандировки “Устьвымь” Беляев Николай Филиппович , вольнонаемный , он раньше отсидел три года за какую-то “контрреволюцию” . Он был старшим бухгалтером на 9-м л\п , где я при нем был начальником плановой части , поэтому он меня хорошо знал . Я ему рассказал о себе и о том , что в плановой части , где меня не хотят , работать трудно .

При его содействии Локоть назначил меня на подкомандировку в Устьвымьлаг нормировщиком . Эта подкомандировка занималась сельхозом и на ней была база моторного флота лагеря , где и была механическая мастерская по его ремонту . Работа и жизнь на этой подкомандировке была терпима . Но там опять на моем пути стал плановик Черкасов , заключенный , очевидно боясь опять моей близости к в\н Беляеву , он сумел добиться в Управлении лагеря сокращения должности нормировщика , соединив её в одном лице – плановике , и я как сокращенный по штату и имеющий к тому времени 2-ю категорию труда , в июне снова попал на 20-й л\п , т. е. круг замкнулся .

По приходе на 20-й л\п этап поместили на чердаке бани и сразу направили на работу , и по возвращению я увидел , что всех моих вещей нет , все было украдено , и я остался только с матрацем , набитым соломой да телогрейкой . Это происшествие тяжело отразилось на мне . Так я все же имел все необходимое из бытовой обстановки и одежды . На работу я попал на бревно-таску на выкатку леса и на этой бревнотаске я с одним молодым парнем ( татарином по национальности ) работал только по укатке дров долготья в штабеля и за три месяца работы мы с ним укатали до 5000 м³ . Эта работа была очень тяжелой и сильно вымотала меня и я снова получил “легкий труд” .

В период этого лета произошел очень трагический случай , заключавшийся в следующем : работая ночным экономистом осенью 1942 года , я был близко знаком с бригадиром связистов Анисимовым , хорошим специалистом , прекрасным человеком , но его постигла тяжелая участь , как и многих . Он через какую-то болезнь оказался в числе временных инвалидов и эти временные инвалиды , в том числе и он , чтобы как-то побороть голод , иногда сидели около кухни и ждали , когда оттуда вынесут очистки от картофеля и вообще отходы , собирали и брали то , что можно использовать на “еду” . Как только их выносили , они на них набрасывались и каждый из них , чтобы ему досталось , старался при этом быть первым . И вот в один из таких “налетов” на картофельные очистки один из заключенных был оттеснен и не мог подойти к ним . Тогда он схватил лежавшую тут железную лопату и ударил ею по голове первого попавшего , и им оказался этот Анисимов , удар был смертельным .

Вот так нелепо в борьбе за обладание помойной ямой погиб прекрасный человек , к тому же осужден как и я за “контрреволюцию” .

В конце лета на территории баржи произошел такой случай , который на мой взгляд нельзя не описать : вели на работу бригаду с конвоем по одной из подъездных железнодорожных веток , на которой до этого разгружалась капуста прямо на землю . Капуста была полностью подобрана и увезена , но на месте разгрузки рядом с дорогой осталась куча листьев . В момент , когда бригада в колонне по два проходила по дороге мимо кучи листьев , два человека отделились и подошли к листьям , чтобы набрать их для еды . Шедший сзади колонны стрелок произвел выстрел и оба человека были убиты . Так ценой жизни заплатили эти люди только за то , что хотели утолить свой голод капустными листьями .

В сентябре я получил работу учетчика по выкатке древесины на бревнотаске , но с окончанием сезона , т. е. в октябре эта работа кончилась , после я попал на лесозавод , где был до декабря и выполнял работы : носил доски от пилорамы , отвозил опилки на тачке из под пилорамы и небольшое время проработал учетчиком сырья и   пилопродуктов . С работы учетчика я перешел на работу вещь-коптером , что было большой ошибкой с моей стороны . На эту работу я попал по рекомендации нач-хоза , который был начхозом на 3-м л\п , когда я был там начальником плановой части . Он меня хорошо знал и уговорил меня принять вещь-коптерку . Ошибка моя заключалась в том , что я на ней был не более двух месяцев , т. е. до февраля 1944 года и был с неё снят с большими неприятностями для меня , которые вытекали из следующих обстоятельств : списочный состав на л\п доходил до 3200 человек и работать одному было непосильно , так много было приема и выдачи вещь-довольствия , и мне приходили помогать  инвалиды . Среди заключенных было много воров , за которыми тоже нужно было смотреть , и у меня стали исчезать кое-какие вещи . Жил я тут же в каптерке ( при ней в кабинке ) , и меня упросил один знакомый взять у него на хранение костюм , и вот утром , придя с завтрака , я обнаружил , что он исчез и еще кое-какие вещи . Но главная неприятность вытекала из следующего : в один из вечеров меня вызывает к себе в кабинет начальник культурно-воспитательной части ( вольнонаемный ) , у него на диване лежат рваные ватные брюки , он говорит , вот забирай их , а мне принеси первого срока ( у нас в то время были хорошие ватные брюки , армейские ) . Я отказался и не взял , но через три дня он пришел ко мне в каптерку и спросил , приготовил ли я ему брюки ? Я ему ответил , что я заключенный , а не сотрудник НКВД и на подлости не способен . Тогда он закричал на меня и произнес , что “ты , контрреволюционная сволочь , будешь меня помнить , когда будешь ползать на карачках” , и ушел . Через несколько дней у меня была назначена ревизия вещь-довольствия первого срока , и у меня не хватило четыре майки и четверо трусов ( они были украдены ) . За такое “растранжиривание” я был с работы снят по требованию оперчека отделом . При передаче другому лицу у меня не хватило одной пожарной куртки и брюк ( старых 2-го срока ) . Просто неизвестно , как это получилось , как первая , так и вторая недостача стоили 87 рублей , но её провели под промот , т. е. по инструкции она была увеличена в 11 раз и стала суммой 965 рублей , и такую сумму у меня списали с моего личного счета , т. е. из денег , принадлежавших лично мне , и дело было передано в оперчека отдел для привлечения меня к уголовной ответственности . После длительных и изнурительных допросов дело было передано в суд , который мне не как расхитителю , а как халатно отнесшемуся к своим обязанностям по ст. 111 УК дал срок два года , т. е. я приобрел лагерную судимость . Вот так и обернулись мне эти ватные брюки .

Работая каптером , я в силу обязанностей относил вещь-довольствие в ремонт в портновскую мастерскую . Ею заведовал Ефимов , заключенный , имеющий срок десять лет , по национальности из Коми  , он сидел только потому , что имел за геройство в Империалистическую войну все степени Георгиевских крестов и был произведен в офицеры . А в период Гражданской войны был мобилизован в войска Мюллера , он был уже в возрасте до 50 лет , и в одной из бесед со мной он спросил : как я все же думаю отбыть 20 лет ( мне тогда оставалось 14 лет ) , что это невозможно , и что он имеет 10 лет и то не думает в этих условиях их отбыть . Нужно бежать , все равно не досидишь , терять нечего , я сказал , что конечно , терять нечего и я подумаю об этом .

В то же самое время со мной в одном бараке жил художник клуба , его звали Михаил ( фамилию не помню ) , он также в один из вечеров начал говорить со мной тоже о побеге , что мол 20 лет отсидеть невозможно и сказал , что он ищет напарника . Я его знал плохо , отнесся к нему с недоверием и сказал , что нет смысла , жить в СССР в таком положении трудно , но он сказал , что да , нужно уйти за границу . Он хорошо знал Персидскую границу , он там служил в армии .

Сразу же после этих двух разговоров я встретился с землячком Дреминым В. , в это время ( январь 1944 года ) он был на нашем л\п зав. 5-й электростанцией . Что это за Дремин ? Он из Иванова , был директором магазина “Торгсин” , за растрату по закону 7\VIII-1932 г. был приговорен к 10-ти годам , из них отбыл восемь на Чуйском тракте и в начале 1939 года вернулся в Иваново досрочно за хорошую работу в лагере . Пожив один месяц , его пригласили в милицию , отправили ( чудовищное беззаконие ! ) снова отбывать не отбытые два года , и он попал в Устьвымьлаг на старую подкомандировку зимой 1939 года , где я с ним и познакомился .

В ноябре 1941 года он , будучи на работе в пожарной команде 3-го л\п ( у автодороги ) , жил за зоной , в то время с нашего 9-го л\п вели этап из воров ( молодежь ) , которых направили для мобилизации в Красную армию , этап остановился погреться в пожарке . Люди , находящиеся в этом этапе были крайне истощены , и Дремин в кругу своих пожарников сказал : “Какая из них армия , разве Красная Армия из таких сможет одержать победу ?” … Кто-то “стукнул” , но уже в таких выражениях : “Красная Армия не может одержать победу” , его предали суду и приговорили к расстрелу , затем заменили 10-ю годами , и это произошло , когда ему оставалось два месяца до полного освобождения . Он был хороший товарищ и вообще неплохой человек во всех  отношениях . Я его хорошо знал , доверял ему . Я ему рассказал о моих разговорах с художником Михаилом , он был очень удивлен и сказал мне , что этого человека он хорошо знает , он вместе с ним был в погранохране на Персидской границе , он там был следователем особого отдела ( Дремин был там в то время красноармейцем ) и в настоящее время , здесь на л\п он является стукачом уполномоченного , с ним ни о чем не нужно говорить , и вообще не иметь никакого дела , он обязательно выдаст .

Наши беседы с Ершовым на возможность побега продолжались , он мне открыл , что уже подготовлены кроме него люди , одного он назвал , это был зав. сапожной мастерской ( фамилию его я не помню ) , его звали Иваном . Это был молодой парень из жителей средней Волги , сидевший со сроком десять лет за какую-то “веру” то ли Толстого , то ли Евангелия …

План , который он изложил мне был таков : в мае , когда еще не совсем растает в лесу снег , т. е. будет еще вода , в одну из ночей , когда будут дежурить два стрелка его земляки коми , мы проходим через проволочное заграждение и вместе с ними уходим ( они тоже не хотят служить в охране ) , и уже будет две винтовки , что дает нам возможность в случае чего обороняться от погони , кроме того он безупречный стрелок . Этих стрелков я часто видел у него и слышал их разговор на их языке . Дальнейший план еще состоял из того , что он местный коми и его население не тронет , а наоборот , будет содействовать нам . Как будто бы , чтобы оторваться от лагеря , все было гарантией на успех , и в дальнейшем предполагалось пожить в Коми , а там будет видно .

В одно из посещений Ершова я увидел , что этот Михаил выходит из его   кабинки , я спросил , зачем он к тебе ходит , что у вас общего ? Ершов мне ответил , что он тоже в нашей группе и что у него есть знакомый электрик , и он изготовил компас         ( имея в виду Дремина ) . После такого ответа у меня по коже пробежал мороз . Я ему рассказал все , что знал об этом Николае и добавил , что мы пропали , что при уходе вместе с ним нас возьмут “на месте преступления” . Он ответил , что если без него ? Я сказал , что все равно в оперчека отделе все известно , все равно нам этого наверно  не удастся , нас возьмут ранее намеченного срока . Тогда ничего не было решено и вопрос остался не отмененным и не решенным .

                                                           7.

После сдачи конторки ( в начале февраля ) я попал в бригаду Комиссарова ( бригадир Комиссаров ) , которая работала на разделке долготья на швырок балансирной циркулярной пилой . Работали половину времени в ночных сменах . Работа была очень тяжелая . Бригадир Комиссаров был подлинный лагерный “волк” , который , чтобы удержаться любыми средствами , вплоть до избиения ( он был физически сильный ) членов бригады , добивался исполнения задания . Было несколько случаев , когда он ударил и меня , но после моего предупреждения с глазу на глаз , что не сносит головы , он прекратил меня избивать .

В это время Алкснис Ян Янович после выкатки леса , где он был бригадиром учетчиков , попал тоже на балансировку . От тяжелой работы там он по истощению попал в инвалиды . Инвалидов тогда посылали на легкие хоз-работы . И вот он попал на переборку картофеля на овощехранилище , т. к. варить картофель не разрешалось , то они с голода , в том числе и он , ели его сырым , что запретить фактически было невозможно . Будучи истощенным , он от такого “питания” получил понос , от которого и умер .

Произошла какая-то переорганизация бригад , и я из бригады Комиссарова выбыл и попал на сплавные работы . В середине мая Ершов с л\п был этапирован , мне было неизвестно куда и по какой причине , был разговор , что его взяли на 8-й л\п для работы в центральной портновской мастерской ( которая шила на начальство управления лагеря ) .

В одну из встреч с Михаилом ( художником ) он спросил меня : а где Ершов ? Я сказал , что не знаю , но говорят , что на 8-м л\п . Он ответил , что знаешь , я стал ему говорить , что его номер как сексота не пройдет . Он цинично ответил , что пройдет , Ершов уже в тюрьме и ты должен понять за что . Я конечно понял все , т. е. что началось следствие по нашей подготовке к побегу .

В июле взяли на этап меня и Ивана зав. сапожной мастерской . Нас отправили только вдвоем на одной автомашине . Дорогой мы уже догадывались в чем дело . Иван был направлен на комендантский л\п и я о нем больше не имел никаких известий .

Меня направили на 8-й л\п и я попал в штрафную бригаду на заготовку зеленой массы для силоса . На л\п я встретил хорошо мне знакомых людей : Горчакова Е. И. , заключенного со мной вместе на 9-м л\п 1941-1942 гг. был нормировщиком , им же он и работал и там ; Хасиева А. П. , вольнонаемный , он был начальником плановой части на 20 л\п , им же он работал и там . Увидев меня они всячески старались мне помочь . И через несколько дней Хасиев А. П. сказал мне , что он сделать ничего не может , т. к. меня из бригады Еремина , т. е. штрафной перевести нельзя , я значусь за уполномоченным ( значит я оказался подследственным ) , вследствие чего я все время пребывания на 8-м л\п находился в этой бригаде . В это время я встретился с одним бухгалтером                             ( заключенным ) , он хорошо меня знал и рассказал мне , как он будучи вызванным в оперчека отдел свидетелем по какому-то другому делу случайно ( в уборной ) встретился с Ершовым , его он тоже хорошо знал . Он спросил его не видал ли он меня ? Бухгалтер ответил , что я нахожусь на 8-м л\п . Тогда Ершов попросил его передать мне следующее : ведется следствие о нас , что мы собирались в побег , и что он ничего не признал , а также заявил на следствии , что меня не знает совсем .

Работа в этой бригаде сама по себе не была тяжелой , но плохо было то , что норму выполнить было невозможно , и я ее не выполнял , что приводило к голодному пайку и даже к изолятору ( я отсидел пять ночей за невыполнение нормы ) . Бригадир был из бандитов , невероятно жестокий человек . Часто прибегал к избиению некоторых членов бригады , в том числе был случай , что этой участи подвергся и я . Я часто протестовал против этого , но формальный предлог был , что я не хочу работать , мало сделал . Самым мучительным было то , что эту силосную массу мы заготовляли по сырым болотистым местам , которые были насыщены тьмой мошкары , от которой ничем невозможно было избавиться , даже если бы только стоять и ничего не делать , но ведь руки были заняты работой , от которой оторваться некогда ( нужна норма ) . Лицо и шея у меня до такой степени было изъедено , что все было покрыто сплошными струпьями , а веки глаз распухли так , что закрылись совсем , и я несколько дней ходил как слепой .

В конце августа на 8-й л\п приехал с отчетом бухгалтер Устьвымской подкомандировки ( она стала подкомандировкой 8-го л\п ) Зайцев , заключенный . Он , когда я был на этой п\к тоже работал и меня хорошо знал . На п\к не было нормировщика . При содействии Горчакова нач. плановой части , Хасиев согласился эту должность установить и я был назначен на нее . Было много хлопот , т. к. это было воскресенье ( хотелось уехать вместе с Зайцевым , был конвоир ) , контора не работала , не было начальника л\п . Приказ о назначении подписал ст. агроном ( 8-й л\п был сельскохозяйственный ) , заключенный , а нарядчик бегал специально на квартиру к уполномоченному за разрешением меня отправить , тот сказал , что я ему не нужен . Это сообщение мне принесло вторую радость – я понял , что следствие о побеге кончилось . Это и было все неожиданно , что даже трудно описать мои радостные переживания , когда я покидал эту штрафную бригаду , в которой я так много пережил неприятностей .

                                                                8.

До февраля 1945 года работа и жизнь на л\п шла хорошо , но в феврале меня снова постигла неприятность . В феврале л\п принял новый начальник по фамилии Кудлатый . Он был до крайности ограниченный человек и с такими понятиями , взглядами и высказываниями , что его никак нельзя было принять за нормального человека . С ним не мог ни ужиться , ни иметь что-то общее даже никто из начальников других лагпунктов и командировок . Он сразу по приходу к власти начальника , что другие никогда не  делали , стал сам утверждать рабочие сведения и “нашел” , что бригада , работающая на прессовке сена , не выполняющая суточного задания по прессовке не может иметь выработки более 100% . Он не считался ни с какими другими дополнительными работами и по его выходило , что по всей произведенной работе кроме графика кормить не следует , а следует только по выполнению задания . Из этого он сделал вывод , что много лишнего из продовольствия выдано заключенным ( поручив все это подсчитать ) , хотя они при этих процентах были на полуголодном пайке . Он считал , что виноваты в этом я , бригадир и десятник по сенозаготовкам , и приказал нас всех с наших работ снять и отдать под суд , поручив это дело старшему бухгалтеру подкомандировки . Последний не стал этого делать , посчитав , что нет подсудной вины . Таким образом никакого суда нам не было . Но я попал в бригаду по заготовкам торфа для удобрения . Работа эта производилась так : нужно было снять до 30 см. наноса промерзшего ила ( место было в пойме на берегу реки Вычегда ) , который поддавался только усиленному долблению тяжелым ломом , затем начинался талый торф и вода . Работа была страшно тяжелая , не по моим физическим силам ( в эту бригаду я был назначен Кудлатым умышленно ) .

Бригадир по фамилии Хлопов был из жуликов , таким он оставался и в лагере .Он всячески содействовал Кудлатому в его садистских действиях по отношению ко мне . Давал мне самые плохие участки . Записывал точно что я сделал , если не меньше , тогда как все остальные на половину получали приписки , и в то же время доносил Кудлатому , что я не хочу выполнять нормы , а все остальные “ведь выполняют” … Кудлатый вызывал меня к себе в кабинет , где у него на письменном столе с обоих его концов лежали целые стопы произведений Ленина , и разговаривая с заключенными он воображал , что он какой-то всемогущий бог . Разговор был со мной больше морально-садистского характера с применением эпитетов , унижающих достоинства человека как такового до последней крайности .

В одной из бесед ( они уже мне сильно надоели ) , он взял том Ленина и сказал мне : " Вот тут Ленин пишет , как нужно относиться к паразитам " . Я заявил , что я как коммунист-ленинец считаю , что Ленин правильно определил как нужно относиться к паразитам , он очень сильно не терпел , что я называл себя коммунистом  , он в это время орал на меня , что я " враг народа " и какое право имею называть себя так ?!... Но нам с вами нужно установить , кто паразит – я считаю , что люди , которые не совершив никакого преступления , под приставленными к их спинам штыками добывают , долбя мерзлую землю и стоя в воде на морозе , торфа до 5-7 кубометров и получая за это полуголодный пайок , по определению Ленина будут рабами , но не паразитами , а люди , которые осуществляют это гнусное дело и в то же время сами ничего не делают по определению Ленина и есть паразиты . Вы лично и относитесь к ним !!! Он после моей такой речи с силой стукнув по столу томом Ленина и запустив при этом в мой адрес несколько изощренных матюгов – выгнал меня и больше никогда не вызывал . А однажды на производстве , когда ему бригадир сказал : гражданин начальник – вот Власов – поговорите с ним , то Кудлатый ответил : с ним разговаривать невозможно , ну его к ---- матери , и он вплоть до моего отъезда со мной никогда не разговаривал .

После копки торфа я попал на его вывозку , в которой я и другие были навальщиками , свальщиками и лошадьми , т. е. на специальных санках мы его возили на поле на себе на расстояние одного километра , да еще в гору . После возки торфа таким же способом , на такое же расстояние возили навоз из коровников и свинарников . Во время этой работы произошел такой эпизод : ( это было в апреле , на дороге была вода ) когда я тянул санки с навозом против меня остановилась автомашина ( это было на большой дороге с Устьвымлага на Сыктывкар ) , из кабины её вышел человек , одетый в меховую куртку , со звездочкой на шапке и пистолетом на боку ( какой-то военный ) и спросил меня : что я имею свой огород что ли , когда сам вожу на себе навоз ? Я ему подробно рассказал кто мы и для чего возим навоз … На вопрос , есть ли лошади , я сказал , что есть и стоят в конюшне . Он еще поинтересовался кто наше начальство и лично моей биографией до ареста . После всего этого он стал сильно нервничать , плюнув при этом и выругался , высказываясь , что такое он видит в первый раз , что он ни за что бы не поверил , если бы не видел это . Такое отношение к людям – преступление , и заключил такими словами : " Да , нам еще предстоит борьба не только на фронте , но и дома кое с кем … "

После этой лошадиной работы я попал на заготовку дров для потребностей подкомандировки . После копки торфа и вывозки его и навоза я уже по существу был совершенно не пригоден для  такой работы , и я кое-как пилил с одной женщиной , но наша работа давала нам штрафной пайок , это 300 грамм хлеба и несколько ложек баланды . Через 12 дней этой работы я уже был переведен в слаб-команду , при содействии нарядчика Гриши , очень хорошего человека , стал дневальным в бараке хозвозчиков и обслуги скотных дворов . Быть дневальным в таком бараке было уже                                    " привилегированным " , можно было подкормиться , но опять это было недолго . С наступлением сенокоса меня послали на сенокос , сначала на ближний , это мы ездили на катере прямо с командировки , потом на дальний .

                                                            9 .

Дальний сенокос был от командировки в 35 километрах вверх по Вычегде , куда отправляли людей на постоянно . Там никакого жилья не было , а были сделаны шалаши из сена , которые при дожде промокали . Питание было очень плохое . Ходьба до работы далекая и сама работа сенокошение и уборка была в основном по болотистым местам . Все эти условия были очень тяжелы , и люди по истощению или другим болезням выбывали каждый день . В кустарнике и перелесках на сенокосе было много всяких диких ягод , что для голодных заключенных было большим соблазном . Этому искушению подвергся и я . Мы уходили в лес и собирали их . Стрелки , которые были с нашей командировки , зная нас , не обращали на это внимания , т. е. не боялись , что мы убежим и не преследовали нас за это . В нашей бригаде появился новый стрелок , он был                " сверхбдителен " , при нашей попытке собирать ягоды открывал стрельбу. Но она иногда не имела действия , голод брал верх , да и жизнь была невыносима . Наша бригада часто ходила далеко , а я сильно отставал , " бдительный " стрелок не мог меня оставить ( наш оставлял ) и останавливал бригаду , и наша бригада из-за этого была больше в дороге , чем на работе . К тому же я еще часто ходил собирать ягоды , и все это вызвало жалобы на меня начальству , не смотря на это я не изменял своего поведения .

В то время приехал на сенокос Кудлатый и с ним вместе командир взвода охраны  ( фамилию не помню ) , он был из фронтовиков . Очень гуманный человек , коммунист , очень хорошо относился к нам . Даже когда замещал Кудлатого ходил по баракам и говорил : " А ну , кому нужны справки на посылки ( разрешение )  , а то придет Кудлатый и ничего не будет . " Только по таким справкам принимались посылки на имя заключенных . По существу так и было . Кудлатый подписывал их только избранным .

Во время их обхода сенокоса к нему подошел стрелок с жалобой на все мои           " дела " . Он меня хорошо знал и потому подозвал к себе , и один на один я ему все разъяснил и добавил , что я погибаю . Он спросил : " Ведь у тебя , кажется 20 лет ? "          " Да " , - я сказал . Тогда он придумал следующее : чтобы взять меня с сенокоса на подкомандировку он сказал Кудлатому , что с таким сроком Власова он вне зоны охранять на покосе не может … Кудлатый растерялся и тут же приказал меня отправить на командировку . Приехали в пять часов утра , а в восемь часов я пошел в санчасть . Меня фельдшер спросил : " А тебя что , прислал начальник ? " ( Вместе с Кудлатым на сенокосе был начальник санчасти . ) Я догадался , что он имеет в виду слова начальника и сказал да . Когда я разделся , он сказал как я истощал и положил меня в стационар .

Действительно я был сильно истощен , это было мое второе " доходяжничество " , как говорят в лагере .

Устроенная мной сцена с уходом с сенокоса спасла меня от более тяжелых последствий , т. к. после меня вернувшиеся с сенокоса выглядели еще хуже , хотя они были очень удивлены , застав меня на командировке , т. к. после меня начальник сенокосной командировки Ильин устроил собрание и на нем заявил , что я взят с сенокоса как дезорганизатор и отправлен в центральную тюрьму для отдачи под суд . Придя на работу днем Кудлатый хотел меня вызвать , но узнав , что я в стационаре , был удивлен как это получилось , но сделать уже ничего не мог , да и очевидно не пытался . После лечения в стационаре я был выписан в слабосильные и опять стал дневальным . В это время началась уборка урожая ( самая сытая пора для заключенных ) , и она конечно не обошла и меня , т. к. жители барак , в котором я дневалил , вспоминали и обо мне . В конце октября командировка закрылась . Я попал в первый этап на 19-й л\п , это под самую Ухту и от нашей командировке километров на 200 на север . 19-й л\п был при железнодорожной станции Чинью-Ворок специально лесозаготовительный . На нем я попал в дорожную бригаду , где работа заключалась в расчистке лесовозных дорог от снега . На этом лагпункте я встретился с заключенным Силко . Он там был нормировщиком , а он меня знал по 9-му л\п в 1938 году . Он был там лодочником по перевозке грузов . Он меня очень хорошо встретил и всячески старался мне помочь . Он стал договариваться со Славуцким Н. И. , начальником отдела труда и зарплаты о втором нормировщике на л\п ( я уже упоминал о Славуцком Н. И. ) . Он , идя навстречу моему устройству ввел такую должность , и я приступил в декабре работать нормировщиком .

В этом же месяце на наш л\п прибыл этап "вояк" – это фронтовики , побывавшие в плену . Их с нами не смешивали , а отвели им отдельную подкомандировку нашего лагпункта , и мне пришлось для неё подготавливать нормировщика , одного из них . Это был инженер по специальности , ленинградец , на фронте был командиром саперной роты . Всем им проводилась " фильтровка " , т. е. отпускали домой , заставляли вербоваться в ВОХР , давали ссылку . Большинство судили и давали сроки лишения свободы . Но в начале января 1946 года рано утром неожиданно нам объявили , что весь лагпункт уходит на этап , а на наше место уже у вахты стоят опять " вояки " , т. е. они нас ожидали , когда мы уйдем , чтобы с нами не встретиться ( от нас их держали в секрете ) . Так опять получилось , что нас выжили " вояки " и опять мне повезло . Нас отправили в два места : первое – 1-й л\п лесозаготовительный , самый плохой во всем лагере , и Верхне-Веслянский совхоз , самый хороший . Я узнал , что я попадаю на 1-й л\п перед самым выходом на вахту , но при содействии Силко и Комиссарова ( того самого , что был моим бригадиром на 20-м л\п , он на 19-м был нарядчиком ) я был переставлен из списка на 1-й л\п в список на Верхне-Веслянский совхоз и таким образом я оказался там .

В период этапа пришлось перенести немало : со станции Чиньи-Ворок нас погрузили на открытые железнодорожные платформы , по краям огороженные очень плохими стойками и по ним плохой , очень редкой обшивкой из тонких тесинок , а сверху по головам нас накрыли брезентом , и вез нас мотовоз , гоня платформу перед собой . Платформы были страшно переполнены , т. е. очень тесно , отчего обшивка гнулась и каждый , боясь , что она лопнет и он  попадет под колеса , старался продвинуться на середину платформы , а так как я принадлежал к числу слабых и не бойких людей , то меня прижали к самой обшивке , которая гнулась и трещала , и я столько пережил за время дороги , что долго не мог опомниться от ужаса , который овладевал мной во время движения .

                                                       10 .

В первое время я работал в бригаде на лесоповале ( срубали лес под раскорчевку для распашки ) . Здесь в совхозе я встретил старых знакомых – это Провэ , он ранее был начальником плановой части 1-го л\п , а здесь он был плановиком . Лопухова – это один из бухгалтеров , который шел со мной вместе этапами с Княж-Погоста в 1938 году . Здесь он работал нормировщиком . Кроме того старшим агрономом совхоза был Жаров Анисим Васильевич , бывший Нарком земледелия , сидел за " контрреволюцию " . Все эти люди старались всячески мне помочь и в начале февраля , т. е. через месяц я был назначен бригадиром по заготовке торфа для удобрения , а через две надели ночным экономистом в плановую часть . Начальником плановой части был вольнонаемный Аржанович Анатолий Карлович ( бывший заключенный , побывший на фронте и имеющий награды ) , беспартийный , очень спокойный , тактичный , культурный и добрейший человек . Проработав в плановой части до конца марта , я был переведен на подкомандировку № 1 экономистом и нормировщиком , а работающий там Криволапов Иван Васильевич был взят на головной экономистом на место Провэ , т. к. Провэ был освобожден досрочно по  жалобе . Криволапов был москвич , инженер текстильщик , очень хороший и как человек , и хорошо грамотный , коммунист , сидевший тоже за " контрреволюцию " .

В результате того , что я попал в совхозе на эти работы , прекратилось мое изнурительное положение в лагере , которое продолжалось четыре года и дважды ставило меня на грань смерти .

На подкомандировке в совхозе на работе экономиста-нормировщика я проработал до мая 1950 года .

Командировка находилась в 25 километрах от центральной усадьбы совхоза на берегу реки Весляна , на хорошем сухом берегу , она имела 65 га посевов , закрытый   грунт , т. е. теплицу и парники , животноводство ( лошадей и коров ) . Летом весь наличный состав людей был занят на работе в совхозе , а зимой часть людей , в особенности мужчины , работали на лесозаготовках . С\состав колебался от 200 до 250 человек , из которых до лета 1948 года было до 50 женщин . В смысле распорядка и режима для заключенных она не была похожа на прочие командировки лагеря , допускался не узаконенный лагрежим ( свой доморощенный ) " демократизм " , и она в этом отношении больше напоминала затерявшуюся в глуши маленькую сельхоз. Колонию .

Такое состояние зависело от начальника подкомандировки , охраны и начальника всего совхоза Тугулукова , а также и от характера самой работы ( сельхоз ) . Начальник совхоза Тугулуков был из местного населения ( Коми ) , коммунист , агроном по специальности , очень хороший человек . Он в своих отношениях не считал заключенных , как заключенных , а относился просто как к рабочим совхоза . Это конечно и задавало тон всему совхозу . 

Начальником по подкомандировки Усцов Николай Константинович был до этой работы небольшое время следователем оперчека отдела , но оттуда был почему-то направлен к нам на подкомандировку . Он был коммунист , родом из крестьян Вологодской области . В армии был старшиной в конной пограничной охране . Его хорошей стороной было то , что он хорошо разбирался в людях , в обстановке , в вопросах как , кто и за что попал в лагерь . Нельзя было сказать , что он был не строг , и нельзя сказать , что да ! Незаслуженно не наказывал . Без толку не придирался . Был деловит , жертвовал любым режимом в пользу производства , а также и заключенного в его нуждах и потребностях как человека , и иногда в его человеческих слабостях , но порядок по командировке все же был хороший . Он пользовался уважением заключенных и это тоже до известной степени как-то способствовало порядку , как на производстве , так и в быту . С заданиями как в сельхозе , а так же в лесозаготовках на командировке справлялись , и не чувствовали никакого давления или нажима с его стороны . Создалась какая-то самобытно сложившаяся жизнь . Он был также заботлив о бытовых нуждах : как-то жилье , санслужба , питание , одежда , любил литературу и поощрял культработу , вечера , постановки и прочее . Последние два месяца моей работы он был начальником всего совхоза , а начальник подкомандировки был другой .

Людской состав подкомандировки менялся часто , так как с лесных участков к нам посылали износившихся людей , а по мере их восстановления снова брали обратно . Постоянные необходимые кадры не менялись , а наоборот были устойчивы , только в 1947 году кое-кто выбыл , отсидев десять лет , т. е. набора 1937 года , но они все были в основном направлены в ссылку в Красноярский Край .

Весной 1947 года я узнал , что Каретников А. Г. после моего выбытия с 1-го л\п , т. е. августа 1942 года все время находился на 1-м л\п , он в 1946 году окончил срок и был закрепленным за лагерем и работал на должности начальника старой подкомандировки ,   т. е. той которую я покинул в сентябре 1940 года . Весной 1947 года он заболел какой-то болезнью , то ли аппендицит , то ли заворот кишок и в результате операции умер .

За четыре года моего пребывания на подкомандировке на одной и той же работе , даже в одном бараке , на одной койке ( что в лагере просто невероятно ! ) , я встречался с очень многими интересными людьми , всякого , как говорят сословия . На некоторых я считаю необходимым остановиться.

________________

1. Сизин Василий Павлович . Имел срок десять лет . Не старше 30 лет . Закончил Ленинградский сельхозинститут , коммунист . Работал до ареста на Урале . Что-то невпопад сказал и стал контрреволюционером ( он был слишком прост на все выражения ) . На подкомандировке был агрономом , он очень добросовестно относился к работе , целиком уходил в нее и хорошо поставил дело . На подкомандировке , несмотря на северные условия , были хорошие урожаи картофеля , моркови , капусты и других   культур .