Письмо А.С. Томина первому секретарю ЦК КП(б)У Н.С. Хрущеву и заместителю наркома внутренних дела УССР А.З. Кобулову с просьбой проверки его дела и реабилитации. 2 июня 1939 г.
2 июня 1939 г.
г. Тирасполь
Вот уже полмесяца как я оторван от привычного темпа любимой работы, вынужден томиться и бездельничать и все это в результате желания отдельных лиц, во что бы то ни стало, выискать что либо против меня, что порочило бы меня как члена партии и работника НКВД, которые никак не хотят примириться с тем, что я могу уехать отсюда незапятнанным коммунистом.
Работая последние полгода на Молдавии в должности временно наполняющего должность заместителя Наркома НКВД 15 мая с. г. я по предложению ОК НКВД УССР был откомандирован в распоряжение ОК гор. Киев, где только мне стало известным об отрицательной характеристике Обкома Партии и Постановлении, не утверждающем меня в этой должности и на работе в органах НКВД.
До этого я знал, что я утвержден Обкомом по своей основной должности Начальника Отдела и, что не утверждаюсь на занимаемой должности со слов Наркома НКВД МАССР т. САФОНОВА, потому что «ОБКОМ не хочет, так как я работал при старом руководстве» (при арестованном бывш[ем] наркоме Широком я работал всего три месяца)[,] не касаясь того[,] насколько веска эта причина отвода, я понимаю, что правом Обкома является утверждение или отвод того или иного работника, поэтому не претендуя на занимаемую должность, письмом на имя Заместителя] Наркома НКВД УССР т. КОБУЛОВА просил ускорить мой перевод с Молдавии, так как неопределенность моего положения начала отражаться на моей работе.
В НКВД УССР сочли возможным все же поставить вопрос перед ЦК и использовать меня на оперативной работе. В процессе переговоров о назначении на работу т. ЧЕМИСОВ мне сообщил, что звонили из Тирасполя, ЦК Партии о том, что у меня на низовой парторганизации имеются неразрешенные вопросы. Т. ЧЕМИСОВ мне предложил выехать в гор. Тирасполь, где разрешить все вопросы партийного порядка — возвратиться в Киев за назначением.
Считая крайне несправедливым и не правильным решение Обкома Партии и тенденциозным отношением ко мне отдельных работников партийного аппарата
Молдавии (Зав[отделом] т. СМАРЫГА, секретарь Горпарткомат. [И.Ю.] ШУХАТ) грубо нарушавшие мои уставные права члена партии, я специальным заявлением на имя ЦК КП(б)У, переданным лично тов. СПИВАКУ154, во время моего посещения ЦК Партии, просил тщательно проверить выдвинутые против меня обвинения и реабилитировать меня как коммуниста.
В своем подробном заявлении в ЦК КП(б)У, я понимаю всю ответственность такого рода заявления, прямо указывал что линия поведения секретаря Горкома партии т. ШУХАТА нехорошая, что он крайне тенденциозно строит отношение ко мне, что основные мотивы моего неутверждения не в том, что я «работал при старом руководстве», а в том, что на одном из партсобраний я выступил с деловой критикой его — ШУХАТА, что он никак не может мне «простить».
Я также указывал в своем заявлении, что молдавский Обком Партии своим решением обо мне и по форме и по существу нарушил решения 18-го Съезда Партии и мои уставные права члена партии; решения Обкома приняты без проверки на основе голословных заявлений партийно-необъективных товарищей[,] дезинформировавших Обком, по существу их со мной никто не говорил, когда обсуждались и принимались эти решения, я не только не был вызван на заседание, но и о самом факте их вынесения — я узнал, по сути, случайно, только в результате вызова меня в ОК НКВД УССР.
За все годы своей работы в рядах партии я никогда не имел партийного взыскания, никогда не имел отрицательной партийной характеристики. Своим заявлением я просил Центральный Комитет партии проверить выдвинутые против меня обвинения; не имея возможности на месте добиться объективного отношения к себе, я просил о вмешательстве ЦК для того, чтобы было отброшено все наносное, искусственно созданное, сняты с меня не заслуженные обвинения и сохранена моя полноценность для партии.
Мой последний приезд в гор. Тирасполь, как я уже указал, был вызван извещением ЦК о том, что у меня есть неразрешенные вопросы на низовой парторганизации. Характерно, что накануне своего отъезда я звонил секретарю Горкома тов. ШУХАТУ, которого поставил в известность об отъезде (обходной лист был подписан заместителем секретаря низовой парторганизации и никаких вопросов и претензий ко мне не было), а ровно через день «появились» вопросы[,] потребовавшие моего возвращения.
Что же это за вопросы.
По возвращению я говорил с Наркомом НКВД МАССР тов. САФОНОВЫМ, первым секретарем Обкома тов. БОРОДИНЫМ, Секретарем Обкома по кадрам тов. ЗЕЛЕНЧУКОМ — все они ответили, что о наличии против меня каких либо обвинений на низовой парторганизации — им ничего не известно.
Парторг ЦК нашей организации т. САМАРКИН также мне заявил, что изучая организацию и обстановку на протяжении месяца — никаких обвинений предъявить мне не может, тоже якобы ему известно и со слов т. ШУХАТА (секретаря Горкома). Я в недоумении задал вопрос, кому же понадобился мой приезд, кто извещал ЦК и могу ли я уехать. Вскоре мне было разъяснено, не знаю[,] по чьему предложению, что для выяснения того[,] имеются ли против меня какие либо обвинения, вопрос обо мне будет поставлен на бюро или собрании и «коммунисты скажут».
Хотя такая постановка вопроса являлась крайне необычной в партийной практике, мне оставалось только одно — подчиниться и ждать, к кому же мне неофициально стало известным, что проводится самая тщательная проверка моей жизни за период годичного пребывания на Молдавии (проводятся опросы обслуживающего персонала гостиницы, где я живу и т. д.).
В ожидании мной партийного собрания и страстного желания заинтересованных лиц (кто эти лица покажет расследование ЦК) найти против меня «неразрешенные вопросы» — проходили дни.
26 мая я был оповещен о закрытом партсобрании, на котором стоит мой вопрос. Партийная справедливость требует того, чтобы этим собранием ЦК заинтересовалось, особенно ролью и линией поведения отдельных руководящих товарищей.
Постановка вопроса по повестке дня: «О работе ТОМИНА и КИРЮШИНА на Молдавии». Целевая устремленность — подтвердить решение Обкома[,] не утверждающее на работе в органах НКВД.
Информирует Нарком т. САФОНОВ, дословный смысл таков — КИРЮШИН был секретарь Парторганизации, когда в аппарате НКВД орудовали разоблаченные враги, снят с работы секретаря за несвоевременное вскрытие, кроме того[,] допустил грубую политическую ошибку и т. д. — Обкомом не утвержден. «ТОМИН также не утвержден, хотя я с решением Обкома и был не согласен, ТОМИН должен учесть свои ошибки, и может остаться в органах».
Т. САФОНОВ сразу же вносит в порядке предложения — о моем оставлении в органах. Выступающий т. САМАРКИН (секретарь) говорит о необходимости подтверждения решения Обкома. На половине собрания приходит секретарь Горкома т. ШУХАТ (обычно очень редкий гость на собраниях), который в конце собрания на недоуменные вопросы товарищей — в какой же плоскости стоит вопрос обо мне, может ли парторганизация вынести решение отличное от Обкома, будет ли это правильным — «разъяснил», что подтвердить решение можно, другое же решение принимать неудобно.
Особо заслуживающим внимания является следующее обстоятельство, объясняющее всю линию поведения в моем вопросе секретаря Горкома т. ШУХАТА — по середине голосования, когда есть два предложения — подтвердить решение Обкома и второе — просить Обком пересмотреть решение и оставить меня в органах, — т. ШУХАТ перед поднятием рук дает дословно следующую справку: «Видите[,] товарищи, когда мы утверждали на Обкоме Начальников Райотделений — они заявляли, что Вы сделаете большую глупость, если оставите ТОМИНА в органах». К такому авторитетному заявлению партийного руководителя не могли не прислушиваться коммунисты, а тем более не могли не верить этому заявлению, и оно решило исход голосования — 19 против 7.
Я прошу проверить, насколько правдиво это заявление секретаря Горкома и убедиться в его партийной «объективности».
Если бы Обком Партии на основе моей апелляции, решил убедиться в правильности данной мне характеристике и прислал бы объективного товарища на проведенное собрание — действительность моих утверждений была бы ясна. Сейчас же проведенное столь необычное собрание, к тому же целевой устремленностью которого являлось, подтвердить решение Обкома — не только не приблизили к правильному решению вопроса обо мне, а наоборот[,] увеличивает не объективный баланс.
Что мне инкриминировалось решением Обкома — грубость, не помогал молодым товарищам и районным отделам, не пользуюсь авторитетом.
Подтверждено ли это партсобрание. Я совершенно объективно заявляю, что нет. Выступавшие ряд товарищей рядом примеров полностью это подтвердили. Были отдельные и не правильные и не здоровые выступления, я бы сказал, клеветнического и провокационного характера.
К примеру: т. СКОРОПАДСКИЙ приводит факт моей грубости[,] приводя мои слова на оперативном совещании Начальников Райотделений, где я заявил: «Агентуры у Вас нет, агентурных дел нет, если так будет продолжаться, будем делать оргвыводы. Товарищ это расценивает как факт грубости, я же считаю, что по существу и по форме тут грубости нет, выступление правильное».
Товарищ ФОМИЧЕВ выдвинул тяжелое обвинение, что я якобы запрещал ему ходить в Горком партии для информации Секретаря Горкома. Здесь т[оварищ] просто извращает мои распоряжения: т[оварищ] был мной замечен, когда я работал Начальником Отдела (это относится к периоду до ноября прошлого года), в частых отлучках в рабочее время из Наркомата. В борьбе за дисциплину я предупредил т[оварища], что в рабочие часы выходить из аппарата можно только с моего разрешения. Случая, чтобы т[оварищ] поставил передо мной вопрос о необходимости пойти ему в Горком и я бы отказал[,] не было и не могло быть, такого факта и он сам не привел. Этот же т[оварищ], в тот же период самостоятельно на основе агентурных материалов отвел через Г орком партии одну кандидатуру от выдвижения на заводе. Я предупредил, чтобы впредь такие вопросы решались с ведома и санкции руководства Наркомата, что так же считаю правильным.
И особо заслуживающим внимания является подготовленное выступление т. ИВАНОВА.
ИВАНОВ до мая месяца с. г. работал в Тирасполе, состоял в одной партийной организации. После ареста бывшего Наркома Широкого прошло 8 месяцев, ИВАНОВ[,] присутствуя на ряде партсобраний, никогда не выступал с подобного рода заявлениями, как на данном собрании.
Насквозь провокационное заявление ИВАНОВА сводилось к тому, что он преследовался мной и другими за попытки разоблачить Широкого, что на него собирались показания арестованных и десятки других ничем ни подтверждаемых обвинений и ни одного конкретного факта.
Проверка данного заявления должна показать действительное лицо и мотивы выступления ИВАНОВА. Я вкратце остановлюсь на своем утверждении о преднамеренной подготовленности этого выступления и его связи с моим делом:
а) ИВАНОВ работает от Тирасполя в Рыбнице за 150 километров и его специальный приезд на собрание сам о себе говорит;
б) т. САФОНОВ после выступления ИВАНОВА внес предложение — учитывая исключительную важность сделанных заявлений[,] предложить тов. ИВАНОВУ подать специальное письменное заявление, на что
в) со стороны ИВАНОВА последовал ответ, что об этом его т. САМАРКИН предупредил еще днем и требуемое заявление у него готово и тут же передал тов. САМАРКИНУ отпечатанное заявление.
Кому нужно это, плохо разыгранное, представление с заявлением ИВАНОВА. Если в партийной организации имелось заявление этого товарища, ведь его нужно было принять до собрания и до собрания проверить. И так в погоне за сенсацией получилась инсинуация, за которую авторы должны понести партийную ответственность.
Как Вам известно, бывший Нарком Широкий был арестован за провокационное ведение следствия — фабрикацию правотроцкистского Центра, к чему ни прямого, ни косвенного причастия я не имел, я работал в другом отделе и не осведомлен о гнусности разоблаченных в аппарате лиц. Если же ИВАНОВ был проинформирован о провокационной деятельности Широкого, то, неужели, мои или чьи бы то ни были угрозы должны были его остановить от разоблачения и разве это путь честного коммуниста — сенсация через 8 месяцев.
Еще несколько слов для характеристики ИВАНОВА. В прошлом году он выведен одним собранием из состава партийного комитета за ряд непартийных поступков. Некоторое время тому назад поступило заявление одной гражданки на ИВАНОВА. При подтверждении он подлежит привлечению к строгой уголовной ответственности. Несмотря на наличие такого заявления[,] ИВАНОВ был выдвинут и получил назначение на работу Начальником самого ответственного района, а расследование не понятно почему затягивается.
Формально я откомандирован в распоряжение ОК НКВД УССР еще с 15-го мая с. г., по предложению секретаря парторганизации я сейчас выехать не могу до расследования [заявления] ИВАНОВА. Проходят дни, меня никто не допрашивает по существу заявления, никто не требует объяснения, больше того, мне отказали в возможности ознакомиться с таковым.
Несмотря на то, что до 15-го мая я фактически работал, мне не выплачена зарплата за май месяц и гостиница официально извещена, в которой я живу из-за отсутствия квартиры, что с 15-го числа АХО НКВД деньги за мой номер уплачивать не будет. Я поставлен в напряженное положение, так как в условиях Тирасполя (небольшого города), я лишен возможности или где-либо временно поработать или стать на путь продажи вещей, а сколько времени будут выискивать против меня фактов обвинения, для меня не известно.
В своем предыдущем заявлении я писал, что у меня и у каждого работника есть ошибки и недочеты как в работе[,] так, возможно, и в личном поведении, но то, что мне приписывают и все отношение ко мне несправедливо.
Я прошу также учесть, что я до Молдавии не работал на командной должности, а после произведенных арестов Широкого, Малышева, я один руководил наркоматом в крайне неблагоприятной для нашего аппарата обстановке, после провала «Заготзерно» открытого судебного процесса над группой бывших сотрудников и все мои желания и энергия были направлены на обеспечение быстрейшей ликвидации всего вредительского наследства и мобилизации внимания аппарата на выполнение задач постановления СНК и ЦК ВКП(б) от 17 ноября [1938 г.] о наших органах.
Вопросу моей реабилитации как коммуниста и работника НКВД, вопросу установления фактов непартийного и тенденциозного отношения ко мне, Обком в лице т. БОРОДИНА, не хочет уделить соответствующего внимания путем организации объективной проверки, между тем как от этого зависит моя полноценность как члена партии, а поэтому прошу Центральный Комитет Партии проверить все изложенное для восстановления партийной правды.
[подпись] ТОМИН.
ГДА СБ Украiни, Kuiв, ф. 5, спр. 38195, т. 5, арк. 138-142. Копия. Машинописный текст.