Письмо сотрудника УНКВД по Сталинской области В.И. Гордуса в бюро парторганизации УГБ УНКВД по Сталинской области. 26 апреля 1939 г.
26 апреля 1939 г.
г. Сталине
Мне предъявлено, что бывший мой подследственный АКСЕЛЬРОД, работавший до ареста комендантом УНКВД, подал на меня заявление о том, что я во время ведения допроса, вымогал у него ложные показания на Оперативного] Уполномоченного 3-го отдела МАЛИШКЕВИЧА.
Заявление АКСЕЛЬРОДА об этом — вымышленная и подлая клевета.
АКСЕЛЬРОД, как это видно из его дела, был арестован в марте месяце 1938 года, по подозрению в причастности к японскому шпионажу.
После ареста АКСЕЛЬРОД сразу был этапирован в г. Киев и следствие по его делу велось в НКВД УССР.
Примерно в конце июля м[еся]ца 1938 г., АКСЕЛЬРОД в связи с тем, что показаний он в Киеве не дал и за отсутствием данных для предания его суду, был доставлен в г. Сталино с предложением 3-го отдела УГБ НКВД УССР продолжать следствие на месте с упором документации его преступной деятельности по службе и т. д.
Как на обвиняемого в причастности к японской разведке, ведение следствия по делу АКСЕЛЬРОДА было поручено быв[шим] начальником 3-го отдела т. ГРИГОРОВЫМ, по принадлежности, мне.
Передавая мне следственное дело АКСЕЛЬРОДА, ГРИГОРОВ мне сообщил, что на АКСЕЛЬРОДА у б[ывшего] нач[альника] отделения 4[-го] отдела КОСЕНКО, имеются показания, коими он изобличается в причастности к японской разведке.
Связавшись с КОСЕНКО, я получил от него копии показаний быв[шего] нач. АХО УНКВД МАРКОВА и бывшего завхоза ЛОМОНОСОВА.
Ознакомившись с этими показаниями, я сразу же высказал перед т. ГРИГОРОВЫМ мнение, что показания как МАРКОВА, так и ЛОМОНОСОВА мало обоснованы и доверия в правдивости не заслуживают.
Ознакомившись в свою очередь с показаниями ЛОМОНОСОВА и МАРКОВА, ГРИГОРОВ полностью согласился с моим мнением о нереальности показаний МАРКОВА и ЛОМОНОСОВА в отношении АКСЕЛЬРОДА.
Однако, я получил указания от ГРИГОРОВА, что АКСЕЛЬРОДА необходимо в разрезе этих показаний тщательно допросить.
Первичные два допроса я вел в направлении разоблачения АКСЕЛЬРОДА, путем предъявления ему показаний МАРКОВА и ЛОМОНОСОВА. Допросы эти эффекта не давали и предъявленные показания МАРКОВА и ЛОМОНОСОВА были решительно отвергнуты АКСЕЛЬРОДОМ.
Вскоре из Киева, кажется лично от врага народа УСПЕНСКОГО, поступило распоряжение в минимальный срок закончить дела на арестованных сотрудников УГБ.
В соответствии с этим распоряжением быв[шим] руководством УНКВД был резко поставлен вопрос добиться показаний от сотрудников, путем применения физических воздействий в отношении каждого.
В связи с этим пришлось стать на путь применения физических воздействий в отношении АКСЕЛЬРОДА.
На допрос АКСЕЛЬРОД был вызван примерно в 5 часов утра в августе месяце и в присутствии т. т. ВОРОНЦА, НАЗАРОВА, ДЕРНОВОГО и КАПКИНА ему был учинен допрос с применением физических методов воздействия.
Во время этого допроса мы от АКСЕЛЬРОДА требовали, чтобы он сознался в своей вине, т. е. в причастности к японской разведке, абсолютно не ставя перед ним каких бы то ни было других вопросов.
АКСЕЛЬРОД решительно отрицал какую бы то ни было свою вину, в связи с чем допрос его был прекращен.
Обсудив поведение АКСЕЛЬРОДА на допросе я, т. т. ВОРОНЕЦ и ГРИГОРОВ пришли к заключению, что показаний АКСЕЛЬРОД не даст и дальнейшие меры физического воздействия в отношении его явятся бесплодными.
После этого АКСЕЛЬРОД физическим методам воздействия не подвергался, и дальнейшее следствие в отношении его велось путем разоблачения его очными ставками и документацией его преступной деятельности по службе.
Должен сказать, что, не веря показаниям МАРКОВА и ЛОМОНОСОВА, я как следователь, старался по возможности во время следствия по делу АКСЕЛЬРОДА соблюсти максимум партийной объективности, зажатой на местах вражеским руководством НКВД УССР.
Вызванный мною вместе с т. ВОРОНЦОМ для очной ставки с АКСЕЛЬРОДОМ, ЛОМОНОСОВ категорически и решительно нам заявил, что на очную ставку с АКСЕЛЬРОДОМ он не станет, т. к. себя и АКСЕЛЬРОДА он оговорил под физическим воздействием.
Если бы я был заинтересован в разоблачении АКСЕЛЬРОДА заведомо вымышленными показаниями ЛОМОНОСОВА, то я как следователь, мог настоять, чтобы ЛОМОНОСОВ был восстановлен в своих прежних показаниях и чтоб он выдержал очную ставку с АКСЕЛЬРОДОМ.
Соблюдая объективность я в августе м[еся]це 1938 г. на запрос 1-го Спецотдела ГУГБ о высылке протоколов очных ставок ЛОМОНОСОВА и МАРКОВА с АКСЕЛЬРОДОМ за подписью ГРИГОРОВА и своей[,] сообщили, что ЛОМОНОСОВ от своих показаний в части изобличения АКСЕЛЬРОДА, полностью отказался.
Очевидно это наше сообщение об отказе от показаний ЛОМОНОСОВА произвело известное впечатление на членов Военной Коллегии, где докладывались дела АКСЕЛЬРОДА и МАРКОВА, в связи с чем дело АКСЕЛЬРОДА было снято с Военной Коллегии, а впоследствии, как мне известно[,] было возвращено на доследование и дело МАРКОВА.
Очная ставка МАРКОВА с АКСЕЛЬРОДОМ была проведена мною совместно с военным прокурором КОШАРСКИМ, в результате которой МАРКОВ без принуждения подтвердил данные им показания об АКСЕЛЬРОДЕ, которые он давал на допросе у б[ывшего] начальника отделения т. КОСЕНКО.
По документам следственного дела АКСЕЛЬРОДА можно проследить, что я как следователь, соблюдал советскую объективность и какого бы то ни было пристрастия к тому, чтобы доказать каким угодно нечестным путем АКСЕЛЬРОДУ шпионаж, у меня не было.
За все время ведения следствия (исключая указанный выше случай применения физических мер воздействия), я к АКСЕЛЬРОДУ угроз с вымогательством, чтобы он давал показания, абсолютно не применял.
Спрашивается после этого, где, когда и при каких обстоятельствах я, как следователь, мог вымогать у АКСЕЛЬРОДА показаний на МАЛИШКЕВИЧА.
Эта бессмысленная клевета АКСЕЛЬРОДА не выдерживает никакой критики.
Известно, что вражеские элементы в наших органах могли натягивать показания и опорочивать честных людей, при условии, когда тот или иной обвиняемый давал показания, в процессе записи которых, в протокол могли вписываться скомпрометированные этими показаниями честные люди.
АКСЕЛЬРОД на всем протяжении следствия виновным себя не признавал, как же после этого ему могло поступить дикое и неразумное предложение, чтобы он оговорил МАЛИШКЕВИЧА (как и в чем он мог его оговорить?).
В этом своем объяснении, я хочу привести следующий факт:
АКСЕЛЬРОД на первичном допросе рассказал мне, что в Киеве он сидел в одной камере с ГЕРЗОНОМ — быв[шим] Нач[альником] СПО Донец[кого] УНКВД и, что ГЕРЗОН его уговаривал дать ложные показания на ряд сотрудников УНКВД Сталинской обл[асти,] в частности на ЗАВГОРОДНЕГО, БЛИЗНЮКА и еще кого-нибудь из русских, при этом АКСЕЛЬРОД подчеркнул, что ГЕРЗОН рекомендовал ему клеветать в показаниях только на русских и не затрагивать евреев.
Усмотрев в этом устном заявлении АКСЕЛЬРОДА, что такое провокационное поведение ГЕРЗОНА могло сказаться в его собственных показаниях и в показаниях других лиц, сидевших вместе с ГЕРЗОНОМ, я в тот же день написал об этом рапорт начальнику 3-го отдела тов. ГРИГОРОВУ.
Сигнал я этот сделал по собственной инициативе[, исходя] из устного заявления АКСЕЛЬРОДА, как же после этого я мог лезть с нелепым предложением к АКСЕЛЬРОДУ, что бы он давал мне ложные показания на МАЛИШКЕВИЧА.
Это бессовестная клевета АКСЕЛЬРОДА, им состряпанная в целях, чтобы скомпрометировать меня в глазах партийной организации. Я прошу тщательно в этом разобраться.
Мне известно, что АКСЕЛЬРОД такое же обвинение в вымогательстве от него показаний на МАЛИШКЕВИЧА, бросает и ВОРОНЦУ[,] и ЛИФАРЮ — бывш[ему] Заместителю Нач[альника] УНКВД.
Примерно в сентябре месяце по предложению ЛИФАРЯ, АКСЕЛЬРОД вызывался в его кабинет, где присутствовали я и ВОРОНЕЦ.
Во время разговора ЛИФАРЯ с АКСЕЛЬРОДОМ, ЛИФАРЬ расспрашивал у него, почему он не дает показаний, пикируясь с ним на противоречиях.
От начала до конца я прослушал разговор ЛИФАРЯ с АКСЕЛЬРОДОМ и утверждаю, что как со стороны ЛИФАРЯ, так и ВОРОНЦА (который, кстати, хранил молчание) никаких вымогательств и предложений давать ложные показания на сотрудников, АКСЕЛЬРОДУ не было.
ГОРДУС.
Верно:
ОСОБОУПОЛНОМОЧЕННЫЙ УНКВД С[талинской] Области]
[подпись] ПОЛЯКОВ.
ГДА СБ Украини, Киiв, ф. 12, спр. 114, арк. 157-161. Заверенная копия. Машинописный текст.