№16. Из протокола совещания оперативных сотрудников НКВД Молдавской АССР и его районных отделений о постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. 23 ноября 1938 г.

Безусловно, что в большинстве своем контингент арестованных был чуждый нам, но среди него были и люди совершенно неподработанные нами ни агентурным ни следственным путем.

Теперь мы с этим разбираемся, но так или иначе допущенные нами ненормальности говорят о наших грубых нарушениях, которые мы допустили в погоне за выполнение лимитов.

Сейчас сталкиваешься с тем, что часть дел, имеющихся у меня, требуют соблюдения формальностей, как например, справки [на арест и социальном происхождении], акты [о вредительской и т. п. деятельности] и проч. Это, по сути, те дела, обвиняемые по которым не заслуживали наших репрессий. Но благодаря тому, что люди, которые вели эти дела, боялись высказать такое мнение, спихивали эти дела, люди продолжали оставаться под арестом, а теперь многих придется освободить.

Вредительское руководство нами, плюс боязнь, несерьезный и непартийный подход к делу, привело к тому, что мы одновременно с репрессиями враждебных нам элементов допустили в отдельных случаях и репрессии незаслуженных и невинных людей.

Говоря об этом, хочется сказать и о прокурорском надзоре по делам УГБ. Прокуроры, как в районах, так и в области, штамповали постановления и ставили свои печати, не знакомясь с делами. И наоборот, когда по милицейским делам со всей ясностью доказана виновность [уголовников], прокуроры тормозили работу милиции.

Здесь же мне хочется сказать и о самой личности прокурора. Прокурору Каменского района партийная организация дала отрицательную характеристику. Однако это ничуть не помешало тому, чтобы его утвердил Молдавский Обком и ЦК КП(б)У. Решение ЦК ВКП(б) и СНК требует улучшения работы наших органов, но вопрос с кадрами у нас поставлен не весьма хорошо и особенно по милиции. В этом нам должна помочь партийная организация, которая, кстати сказать, не всегда дает нам крепких и устойчивых людей. Партийная организация в районе дает кадры кооперации и другим организациям, но только не в милицию. Считаю это положение ненормальным и надеюсь, что в будущем областной партийный комитет заинтересуется кадрами наших органов.

Агентурной работой мы похвалиться не можем, ибо последний год этим совершенно не занимались ни Каменка, ни другие райотделения. К тому же мы нуждаемся в конкретной помощи со стороны Наркомата.

Тов. ЧУМАК — начальник Кодымского РО НКВД. В процессе проведенных нами операций, мы превратили в постоянных свидетелей почти всю имеющуюся на связи агентуру, оперировали показаниями этих свидетелей перед обвиняемыми, вследствие чего она оказалась расшифрованной.

Осужденные пишут из лагерей своим семьям, ссылаясь на свидетелей по материалам которых они репрессированы. Часть имеющейся агентуры и осведомления не внушает нашего доверия, а некоторая часть нами также репрессирована, как участники тех или иных контрреволюционных формирований.

Необходимо наладить работу с агентурой, осведомлением. И одновременно отсеять всю расшифрованную и не внушающую доверия.

Как ненормальность в нашей работе мы имели не только то, что в отдельных случаях допустили репрессии к незаслуженным лицам. Но даже и такие моменты, когда забывали находящегося под стражей арестованного лишь потому, что дела попадали в архив вместе с другими архивными документами.

О прокурорском надзоре. Имеются случаи, когда прокурор Кодымского района (он раньше работал в Рыбнице) посещает в камере арестованных и после этого рассказывает о своем свидании их женам.

О том, как мы вскрывали контрреволюцию и кого мы сажали, можно говорить много. И в данном случае я хочу привести лишь один пример, когда бывший Оперуполномоченный 4-го Отделения СТЕПАНОВ в прошлом году арестовал в с. Сербы 60 человек. В последствие все эти 60 человек были освобождены. Безусловно, что такой необоснованный арест, причем массовый арест, дискредитирует наши органы в лице населения.

Тов. АНДРИАНОВ — начальник Дубоссарского РО НКВД. В Дубоссарском районе имеется большой прорыв в чекистской работе. Тем более тогда, как я на протяжении 4-х месяцев работал совершенно один и с начала своей работы не имел агентуры. Мне приходилось заново подготовлять агентуру и работать с ней.

Казалось бы, что Наркомату об этом было известно и он должен был помочь как кадрами, так и практическими указаниями. Однако вместо этого и меня отозвали из района на работу в Наркомат. В течение последних пяти дней ко мне приезжало из области 4-5 человек. Но ни один из них не дал никаких практических указаний по работе, не помог мне, и я бы сказал, что порою даже мешали мне в работе. Бывает и так, когда работник, приезжающий в район из Наркомата, не считает своим долгом поделиться со мной о работе в моем же районе. У меня был несколько раз и тов. ТОМИН, но он также никакой помощи мне не оказал.

Мне кажется, что со стороны отдельных работников Наркомата имеется какое-то недоверие к начальнику райотделения. Мне хочется подкрепить это тем, что в свое время я по линии 3-го Отдела вел следствие, по которому проходило 80 человек, но у меня это дело отобрали и я не знаю почему.

Тов. ТОМИН проявляет грубость к отдельным работникам, вместо практической помощи. Почему же мы не информируем областной комитет партии, хотя бы в лице т. БОРИСОВА, о наших ненормальностях и нездоровых настроениях внутри коллектива?

В чекистском коллективе, вместо здоровой партийной критики и самокритики, существовал зажим в полном смысле этого слова и говорить что-либо по адресу отдельных работников было совершенно невозможно.

Тов. ОВЧИННИКОВ — начальник Балтского РО НКВД. У нас в Наркомате был знаменитый ЗИНЬКО, по телефонным распоряжениям которого сажали людей по всем районам. Разве это было в порядке требований УПК или решений нашей партии?

По следственной работе бывший Нарком ЛЮТЫЙ требовал от следователя пересыпать несознавшихся показаниями сознавшихся и даже [вести] одновременный допрос нескольких арестованных по разным делам. И таким образом обвиняемый, открывая двери к следователю или обращаясь к другому арестованному, кричал: «Я — участник организации, говори[, что] ты тоже».

Критиковать подобных вещей мы не могли, ибо за это можно было поплатиться своим положением. К примеру надо сказать, что бывший Оперуполномоченный ЛЫСЕНКО уволен из органов УГБ, переведен на другую работу за критику и разоблачение провокаторских действии в следствии бывшего работника СТЕПАНОВА.

СТЕПАНОВ был известен, как липогон и мошенник, но не лучше его был и начальник 4-го Отделения ЮФА. Это жулик в полном смысле слова. Имел так называемые крупные, большие дела. За эти дела прошлое командование возносило его как одного из лучших работников и перевели на работу в центральный аппарат.

ЮФА был не только не чекист, но и не коммунист вообще. Он, будучи Начальником Балтского Райотделения, допустил ряд искривлений в работе. Да плюс к тому был известен как барахольщик, который кругом в кредит набрался, вплоть до одеколона из аптекарских магазинов. И если бы ЮФА был в Балте, а не в центральных аппаратах, его давно исключили бы из партии и выгнали из органов, как совершенно чуждого, но его спасло то, что он был подхалимом и ставленником врагов.

Немного хочется сказать и о кадрах. Не секрет, что Балта в прошлом была засорена всякими бандами и другими чуждыми нам элементами, но работников даже и по штатному количеству не дают. Больше всего уволили и секретаря Райотдела ПОЛЯКОВА без наличия каких бы то ни было компрометирующих материалов, который рожден в той же Балте, все его родные там же, ряд родственников на ответственной работе, коммунисты.

Тов. КУРИЛОВ — врид. начальника Рыбницкого РО НКВД. Вражеское руководство в нашем Наркомате и подхалимаж, имевший место со стороны отдельных работников, отразилось на итоге всей нашей работы и опорочило честных работников чекистов.

Руководили нами так, чтобы мы в своей практической работе исходили не из партийной совести, а выполняли любое дело под страхом быть покаранным. Я помню, как на одном из совещаний парторгов хотел покритиковать и работу партийных организаций, так мне за эту критику крепко досталось.

Как мы вели следствие? Если обвиняемый сознался в каких-либо антисоветских проявлениях или халатности по службе, так ему говорят, что это не все, что ты должен сознаться в шпионаже. Даже, если он и сознается в шпионаже, так от него правдой и неправдой требуют показаний о том, что он участник [антисоветской] организации и проч.

Практиковали то, что следователь не должен знать компрометирующие материалы обвиняемого и не оперировать ими перед арестованными. Теперь мне ясно, что на некоторых людей не было совершенно никаких данных, заключающих преступную деятельность. И над таким арестованным просиживаешь бывало по несколько дней. Другой же следователь мог получить показания от аналогичного арестованного в течение короткого времени.

Несомненно, что такие показания не соответствовали действительности, но повторяю, что отдельные наши работники раздували их, много корректировали и делали дела.

Для того, чтобы делать большие дела переформулировывали показания арестованных. И вместо того, чтобы привлечь обвиняемого к ответственности за действительно совершенные им преступления, умоляли арестованного, чтобы он дал показания о широких размерах контрреволюционной] деятельности. К примеру: МАЛЬЦЕВ однажды делает очную ставку и говорит арестованному: «Говори и об этом. Ведь ты все равно сознался и тебе легче не будет».

Также несерьезно мы работали и с агентурой. Тот же МАЛЬЦЕВ принимал агентуру в сельсовете, в машине и т. д. Этим самым расшифровывал ее. Он не имел возможности вести воспитательную работу с ней и давать правильные указания.

В свое время бывший заместитель] Наркома МАЛЫШЕВ произвел обследование работы Рыбницкого РО НКВД. Но в процессе обследования и сам ничего не сделал и никаких практических указаний и помощи не дал.

Работа с агентурой требует коренного перелома и для работы с ней нужны люди, а я один выполняю обязанности и Начальника Райотделения, и помощника оперуполномоченного, у которого имеется 21 следственное дело.

Тов. ТОМИН мало прислушивается к работникам, конкретно не помогает, а я на совещании неоднократно говорил об этом.

Тов. ВЕЛИКАНОВ — начальник Котовского РО НКВД. Постановление ЦК ВКП(б) и СНК полностью отражает наше прошлое и будущее. И вот сейчас, когда вспоминаешь прошлое, так на выступления т. ТЕСЛЕНКО хочется сказать, что в период массовых арестов в Каменском районе я сам был там начальником Райотделения. И если сказать о том, что основная масса репрессированных была, безусловно, враждебной нам, то сами аресты проводились с нарушением всех норм УПК.

Аресты по Каменскому району были проведены по спискам и я никогда не забуду, как уже в феврале этого года получил приказание бывшего Наркома ЛЮТОГО об аресте 250 человек в 48 часовый срок.

Разве можно говорить о том, что эти люди были подработаны агентурным и следственным путем? Безусловно, что нет, ибо это и было лимитом.

Из 250 человек я арестовал 140 человек и вот теперь хочу сказать, как мы вели следствие по делам этих арестованных. Всех арестованных я направил в Балту, где они просидели полтора — два месяца, затем из Балты их конвоировали в Тирасполь, где они просидели два месяца и их вновь отправили в Балту. На протяжении всего этого времени никто с ними не работал и лишь после нескольких месяцев меня стали бичевать за то, что много моих арестованных не оформлены и дела на них не закончены. Причем, это тогда, когда люди числились не за Каменским Райотделом, а за Молдавским Наркоматом, который преподнес мне лимиты.

Лимиты были введены не только на арест, но и на суточное оформление следственных дел. Перед следователем была поставлена задача обязательного оформления 5 или 7-ми дел в сутки. Ну и вполне понятно, что такая постановка работы создавала липогонство и таким был следователь СУХОДОЛЬСКИЙ.

Не лучше его были и начальники Балтской следственной группы КИРЮШИН и МАГЛЕВАННЫЙ, которые представляли каждого арестованного большим врагом, создавали натянутые наносные дела и с этими товарищами носились, как большими чекистами.

Агентурная работа была поставлена скверно или, вернее говоря, ею совершенно не занимались, целиком переключились на следствие. И то, что проводилось с агентурой, также не обеспечивало стоящих перед нами задач.

Дальнейшая агентурная работа требует хорошей организации и делового подхода к разрешению того или иного вопроса, связанного с правильным и умелым разоблачением врага.

Мы в прошлом были зажаты, критично говорить о другом не могли, ибо в противном случае тебя превращали ни во что и совершенно стирали [в порошок].

Деловое руководство со стороны Наркомата отсутствовало и особенно в последнее время. Я всего лишь один раз беседовал по работе с тов. МЯГКОВЫМ, и он мне, как начальник отделения, никаких практических указаний не дал. Причем, из разговоров с МЯГКОВЫМ чувствовалась его ориентация на [агентурную] разработку руководящих работников района. Это значит на разработку руководителей партийных и советских организаций. Считаю это в корне неверным.

[...] Тов. ЗАЙЦЕВ — начальник Ананьевского РО НКВД. [...] Условий для работы с агентурой нет. Я в районе один и кажется, что должен принимать участие в партийной и советской жизни района. Но вражеское командование окрикивало тем, что, мол, начальник Райотделения только ходит на заседания РК КП(б)У и на партийные собрания. Таким образом, под всяким нажимом нас отрывали от партийной жизни и сами не давали работать.

Все это было на руку врагам, все это было вопреки партийных решений. Такими руководителями были ШИРОКИЙ, ЛЮТЫЙ и МАЛЫШЕВ. [...]

По выступлениям ВЕЛИКАНОВА МЯГКОВ безусловно неправ в том, что он в своих указаниях сориентировал на разработку, мол, руководства р-на. Мне кажется, что это отрыжка прошлого и совершенно не партийная.

Тов. СТРОКАЧ — врид. наркома внутренних дел МАССР, начальник 25 Молдавского П[ограничного] О[тряда].

[...] 19-го и 20-го ноября под руководством т. ХРУЩЕВА было проведено совещание в ЦК КП(б)У, которое вскрыло недочеты в работе наших органов и. их трудно даже представить себе на этом совещании.

Основное — это следственная и агентурная работа. Агентурная работа у нас заброшена совершенно. И лишь последний месяц мы начали заниматься ею и имеем неплохие результаты. В частности у тов. МЯГКОВА заведено ряд новых агентурных дел.

Следствие проводилось шаблонно, обвиняемых не били фактами и свидетельскими показаниями. Благодаря тому, что в руководство НКВД Украины залезли враги народа, наша работа была направлена так, чтобы основные вражеские линии оставить на свободе и, в конечном счете, удар был направлен не по правильному пути.

У нас есть такие арестованные, которые сидят по пять месяцев и их дела не имеют ни одного протокола допроса. К тому же и сами протоколы ведутся формально, наспех.

Большим недочетом в жизни и работе чекистского коллектива было то, что партийная работа совершенно отсутствовала. И это видно из выступлений начальников РО. Вопросом партийного просвещения совершенно не занимались и не было партийного отношения как к партийной, так и чекистской работе.

Работники не читали газет. И все это тогда, когда партийная работа должна быть выше всякой ведомственной работы. Отсутствовали критика и самокритика, боялись критиковать начальство.

На совещании, проведенном в ЦК КП(б)У, тов. ХРУЩЕВ резко поставил вопрос о том, чтобы в ближайшее время перейти на новые методы работы. Тов. ХРУЩЕВ предупредил, что постановление ЦК ВКП(б) и СНК нельзя понимать за документ, ослабляющий работу наших органов, а наоборот, усилить борьбу с врагом и не забывать о капиталистическом окружении. Тов. ХРУЩЕВ также обратил внимание на постановку на принципиальную высоту партийной работы внутри нашего коллектива.

Все дела, направленные нами на Особое совещание, будут нам возвращены для доследования и переоформления. Здесь мы встретимся с такими моментами, когда нам трудно будет доказать преступную деятельность того или иного арестованного нами лица. И также можем столкнуться с отдельными арестованными, которых придется освобождать из-под стражи.

Все эти дела потребуют от нас исключительно осторожного подхода к разрешению того или иного вопроса и особенной серьезности по делам военнослужащих.

Я считаю, что дальнейшие выступления товарищей надо построить так, чтобы вскрыть недочеты, указанные в постановлении ЦК ВКП(б) и СНК и выступать самокритично и критично, не взирая на лица с тем, чтобы вскрыть все наши недочеты, наметить конкретные мероприятия для перестройки агентурно-следственной работы в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР.

[...] Тов. МЯГКОВ — начальник 4-го Отделения УГБ НКВД МАССР. Я работаю на Молдавии три месяца и руковожу Отделением два месяца. С приездом сюда мне передали от ЮФЫ 248 следственных дел. По всем этим делам бывший Нарком ШИРОКИЙ говорил мне, что они исключительно верные дела и заслуживают нашего внимания. Однако я должен сказать, что эта ориентировка далеко не соответствовала действительности и я сижу — выправляю прошлые грехи.

Но в моем отделении работают исключительно комсомольцы со стажем чекистской работы не превышающем 6-ти месяцев.

У меня есть пом[ощник] оперуполномоченного комсомолец ЧИЧИКАЛО, работник молодой и много сделал ляпсусов в своей работе. Он мне говорил, что 60 % арестованных, бывших у него на допросе, сознались в совершенных ими преступлениях, и что он ежедневно заканчивает 7 следственных дел.

Я заинтересовался тем — как же такой молодой работник и совершенно неопытный может получить показания и оформить такое большое количество следственных дел в сутки, какова квалификация этих дел? Что же вы думаете об этих делах? Арестованный не сознается — так ему дают троцкизм. Не помогает это — так есть шпионаж, затем повстанчество и проч. В результате получается какой-то протокол из которого не найдешь ни сознания [в преступлениях], ни отрицания.

Арестованные смеются над нашими отдельными работниками. Мы кричим ему, давай показания, что ты участник организации, не имея никаких материалов, обвиняющих в том или ином преступлении. Вот такова характеристика этих дел и надо сказать, что часть из них — прямо липа.

Приведу к примеру такое дело, по которому проходит два человека. Это мальчики — наборщики типографии, которые в своей работе допустили ошибку. Оказывается, что, они жили вместе в общежитии и поэтому их превратили в целую контрреволюционную организацию.

Кто же эти мальчики? Отец одного из них — коммунист, брат — летчик, люди социально близкие нам. Но мы их арестовали необоснованно, сами выписали справку на арест, дали прокурору на санкцию, он подтвердил и вот вам дело.

Как же смотрело начальство на следователя, когда он докладывал об отсутствии каких-либо компрометирующих материалов на того или иного арестованного? Тогда могли сказать, что ты сам враг, а отсюда и последствия.

На Молдавии большую антисоветскую работу проводили и проводят старообрядцы, монархисты, но по этому контрреволюционному подполью удар нанесен не достаточный.

У нас в Верховном суде работает бывший агент сыскного полицейского отдела и судебный пристав. Казалось бы, что раньше нужно было посадить таких людей.

Начальники райотделений стараются сбросить с себя ответственность за следственные дела по их районам и дела следствием до конца не доводят.

Агентурную работу мы забросили совершенно и даже забыли как нужно работать с агентурой. Мы сидели в [следственном] аппарате и в этом целиком виноваты.

Мало того, что мы не работали с агентурой, к тому же мы репрессировали ее. Причем на некоторых из них также не имели ничего компрометирующего. К примеру: арестовали ценного агента по сионистам. Он, будучи на допросе у меня, заявляет, что он сидит лишь за то, что для нас же вращался среди сионистов, вскрывал их антисоветскую деятельность и информировал нас о них. И действительно этот агент дал по сионистам мировые дела. Этот случай не единственный.

Из 248 дел, принятых мною, пришлось прекратить 48 дел и обвиняемых из- под стражи освободить.

По 4-му Отделению был нанесен удар в основном по эсерам, сионистам и троцкистам, но почти не нанесен удар по церковному подполью.

По-моему тов. ВЕЛИКАНОВ неправ в своих выступлениях, ибо я по работе 4-го отделения указаний районам не давал, но надо взяться крепко за работу и вскрывать действительных врагов.

У нас ценная старая агентура, но с ней надо восстановить связь. И особенно надо учесть Григориопольскому району, что у них много сионистов.

Тов. ФЕДОРОВ — начальник Отделения УГБ НКВД МАССР. Под руководством партии чекистский аппарат Молдавии провел большую работу по разгрому врагов и этого никто от нас отнять не может. Однако попутно с этим мы допустили ряд искривлений, тем более на протяжении двух месяцев вражеской работы и руководства ШИРОКОГО.

От следователей и следственных групп в целом спрашивали только то, кто больше разоблачил врагов и больше получил показаний. Командование, в частности бывший Нарком ШИРОКИЙ, не интересовалось материалами следствия.

Киевская бригада вскрыла много беспорядков, она указала нам на недочеты в оформлении протоколов, на что в нашем аппарате не обращалось никакого внимания.

Аппарат Молдавии был отдан сам себе. В результате чего отдельными работниками и допускалось липогонство в следственной работе. Ведь СУХОДОЛЬСКИЙ писал протокол, не видя арестованного.

В районах очень много недочетов. Но такой Нарком, как ШИРОКИЙ, кроме угроз по адресу работников, ничего не делал, районы посещал мало. Моему участку ШИРОКИЙ совершенно не помогал и таким же был его заместитель МАЛЫШЕВ. Следственные дела задерживались на протяжении двух и больше месяцев и часть из них находилась в ящиках стола ШИРОКОГО.

Агентурная работа у нас была в загоне, мы ею не занимались и молодые кадры агентурной работе не обучали. Тов. ТОМИН недостаточно уделяет внимания молодым кадрам, а их нужно учить, вплоть до правильного составления протокола.

Партийная работа на низком уровне, она среди нашего коллектива оторвана от чекистской работы и наоборот.

Мы несколько раз слышим и обсуждаем о ЮФЕ, однако он продолжает работать в наших органах, к тому же в центральном аппарате Украины, как выдвиженец.

Тов. КАЛУГИН — оперуполномоченный 3-го Отдела УГБ НКВД. Я работаю здесь 4 месяца в отделении т. МАЛЬЦЕВА и первое время совершенно не имел определенного места работы и не в состоянии был заниматься каким-либо делом. Мне хочется привести к примеру один из фактов нашей прошлой следственной практики.

У меня находится следственное дело, которое в прошлом вел СУХОДОЛЬСКИЙ. Сейчас из допроса арестованного я установил, что СУХОДОЛЬСКИЙ преподнес арестованному готовые протоколы и заставил последнего расписаться, причем эти случаи не единичны.

В последствии этот арестованный от своих показаний отказался, никаких материалов, изобличающих его в контрреволюционной деятельности, я не имею. Однако, несмотря на это, я уже теперь получил установку закончить дело, добившись показаний.

Во многих следственных делах, которые приходится сейчас вести мне, не видно содержания компрометирующих материалов на основании которых обвиняемый арестован и привлекается к уголовной ответственности.

Поэтому, даже и тогда, когда стоит вопрос о прекращении дела и освобождении из-под стражи арестованного, я опасаюсь это осуществить, ибо не знаю на основании чего он арестован и где находятся материалы о нем.

После этого совещания мы должны сделать коренной перелом в нашей работе, полностью выполнить указания ЦК ВКП(б) и СНК СССР об усилении агентурной работы и ведении квалифицированного следствия.

Тов. ТОМИН — начальник 3-го Отдела УГБ НКВД МАССР. [...] Если бы у нас была критика на политической высоте, мы бы предупредили себя и партию о том, что у нас неблагополучно.

Я в свое время говорил КИРЮШИНУ, секретарю парткомитета, о ШИРОКОМ, как о самодуре. Но он меня отговорил тем, что сейчас много арестованных, много следственных дел и [ситуация] не позволяет ставить о нем вопрос. Я лично во многих случаях шел против руководства ШИРОКОГО и отдельные распоряжения, в частности об аресте 600 человек, я не выполнил. ШИРОКИЙ обещал лишить меня партбилета и проч. проч.

С арестами и следствием было то, что районы, проводя аресты, сами следствием не занимались, а валили [арестованных] в Наркомат, причем не оформляя даже арестантских документов.

Казалось бы, что районы могли и должны были заниматься агентурной работой, но не было и этого. У районов сложилось мнение, что все должен делать Наркомат.

О следствии. Враг, будучи приперт к стене фактами его контрреволюционной] деятельности, называл нам как участников к[онтр]р[еволюционной] организации и честных преданных нам людей. Но мы, следователи, радовались таким показаниям и, не проверяя людей, сажали их.

Сегодня на совещании я не ожидал таких выступлений, а полагал, что к нам, как к работникам Наркомата предъявят требования практического порядка.

ЗАЙЦЕВ выступил здесь с заявлением о том, что его бичевали за участие в заседаниях и пленумах парторганизации, но ничего не сказал о том, что же он сделал по агентурным делам и вообще об агентурной работе. ТЕСЛЕНКО выступил с обидой на то, что ему мало помогают.

Мы помогаем всем, но в первую очередь прорывным районам, как Рыбница и другие. Из этого мы исходили и, я считаю, что в данном случае мы были правы.

Решение ЦК ВКП(б) и СНК обязывает нас усилить борьбу с врагами. И мы усилим, мы будем сажать и крепко сажать, но не в массовом порядке, а в результате тщательной агентурно-следственной работы.

Все наши учеты должны быть проверены и мы сейчас выпишем всех, проходящих по показаниям, с тем, чтобы людей преданных, оговоренных врагами, с учета снять, а заслуживающих нашего внимания продолжать крепко разрабатывать.

Тов. ШАДРИН — пом[ошник] нач[альника] 4-го отделения УГБ НКВД МАССР.

Решение ЦК ВКП(б) и СНК правильно отмечает ошибки, допущенные нами в работе. Выступающие товарищи уже говорили о том, что ШИРОКИЙ принуждал брать от арестованных показания не те, которые он давал о своей практической контрреволюционной деятельности. Мне лично приходилось сталкиваться с ШИРОКИМ во время работы по делам эсеров. Мне ШИРОКИЙ не давал жить зато, что я не имею «центра».

Вполне понятно, что от таких указаний и требований ШИРОКОГО, как Наркома, отдельные работники натягивали дела, которые сейчас приходится исправлять.

Агентурной работой мы не занимались, агентуру растеряли и пока что к делу приобретения новой агентурой не приступили.

Мы не поднимаем старые учеты, а, между тем, среди них есть интересные лица. И поэтому в Рыбницком районе у нас остались люди на свободе, из среды тех, которые заслуживали наших репрессий.

По селу Плоское у нас засели церковники, но мы в этом селе направляли неправильный удар в следственной работе и поэтому церковное подполье не вскрыли.

Если бы мы в марте месяце провели операцию по селу Плоское правильно, мы бы, безусловно, нанесли решающий и исключительно правильный удар по к- р церковному элементу.

Райотделениям нужно поднять старые учеты, целеустремленно надо подобрать людей для вербовки по объектам и продолжать вскрывать оставшееся контрреволюционное подполье.

Тов. РЕДЬКИН — помощник оперуполномоченного XI отделения УГБ НКВД. Я молодой работник, прибывший в органы НКВД по мобилизации комсомола. И должен Вам сказать, что начальник отделения т. МЯГКОВ мне указаний в работе не давал и вообще не учил.

Я на арестованного влияю морально и он дает показания, но это не всегда бывает успешно. МЯГКОВ говорит, что арестованного нужно брать горлом и тогда он даст показания. Но когда мне дали одного из участников повстанческой молодежи, то показаний он не дал, а материалы, изобличающие его в к[онтр]- р[еволюционной] деятельности, были недостаточны. МЯГКОВ приказал мне добиться на него показаний у других арестованных о том, что он троцкист тогда, как на самом деле он им не был.

Вместо того, чтобы практически помочь и научить молодого чекиста как работать с арестованным ко мне в комнату однажды зашел МЯГКОВ вместе с МАЛЫШЕВЫМ и начали крыть матом.

Тов. БИРЮКОВ — оперуполномоченный 4-го Отделения УГБ НКВД МАССР. [...] При Наркомате создано бюро жалоб, которое в большинстве своем посещают жены репрессированных. Но никто из начальствующего состава никаких инструктивных указаний в работе дежурного по бюро не дает. Поэтому ни один из молодых работников не в состоянии дать должного ответа жалобщику, не в состоянии сделать анализ того или иного заявления, порою ценного для нашей работы. Работу бюро жалоб надо улучшить.

Тов. РЖАВСКИЙ — начальник Отделения 3-го Отдела УГБ НКВД. Я работаю на Молдавии пять месяцев и до приезда сюда таких беспорядков нигде не видел. Я здесь столкнулся с такими фактами, когда один следователь работал одновременно с 3-5 арестованными.

Был здесь такой следователь ПРИЦКЕР, которого командование возносило как больших дел мастера. Я пробовал было критически относиться к отдельным показаниям, видя явную липу в них, но меня чуть ли не обвинили в оппортунизме.

Не разбирались в том, нужно ли было арестовать того или иного человека, а с кондачка «давай»[, арестовывай,] раз есть на него показания.

Не документировали вредительской деятельности даже по самым простым моментам, когда это не требовало никакого труда. Были и такие моменты, когда наши следователи ограничивались тем, что обвиняемый сознался в даче «шпионских сведений» о колхозе заведующему РайЗО и проч. Ведь это ж чушь.

Тут говорили о ЮФЕ и выступления о нем, безусловно, заслуживают внимания. Ибо даже сам факт его работы с агентурой говорит за себя. Да и как же может быть иначе, если агента в квартире ЮФЫ принимала его домработница.

Здесь начальники райотделений говорили о МЯГКОВЕ, о том, что он ориентировал их на разработку руководителей районов. Верно ли это? Безусловно, что такая ориентация со стороны начальника отделения неправильна.

Критика была совершенно зажата и не только ШИРОКИЙ и МАЛЫШЕВ, но и РИВЛИН давал прямую установку парткомитету отбирать партбилеты у тех, кто будет говорить о недостатках в нашей работе.

Тов. ЧЕРНЕЦКИЙ — оперсекретарь НКВД МАССР. Мы имеем много случаев, когда неправильно классифицировали и формулировали обвинения. Иногда квалифицировали обвинение по ст. 54-11. Но эта статья не имеет никакой силы, без другой статьи, коей может быть предусмотрена его преступная деятельность.

В одном и том же деле встречались разные статьи обвинения, т. е. в постановлении о начатии следствия одна статья, обвиняемому предъявляется обвинение по другой статье, в обвинительном заключении — третья статья и т. п. Нигде нет оговорки в деле почему изменена статья обвинения в соответствии с требованиями УПК. В делах, которые прислали с Особого совещания, мы столкнемся с такими моментами.

Об агентуре. В предпраздничные и праздничные дни были установлены учащенные встречи с агентурой. И надо прямо сказать, что оперативные работники, принимая материалы от того или иного агента, не вносили никаких комментариев, не давали конкретных указаний агенту и такие материалы были безценны.

Тов. СКОРОПАДСКИЙ — врид. начальника Слободзейского РО. [...] Я помню, когда на одном из совещаний ШИРОКИЙ спрашивал: «Хватит ли [для очистки района от врагов арестовать] 100 человек?». Мы эту цифру по нашему району приняли, подбирали людей для ареста без достаточных компрометирующих материалов. Был случай, когда МАЛЫШЕВ давал указания арестовать того или иного человека только потому, что он имеет родственников за границей и может быть содержателем явочной квартиры.

Мне известен и такой случай, когда следователь ФОКИН принуждал арестованного давать показания на людей об участии последних в организации, в то время, когда эти люди ни в чем скомпрометированы не были. [...]

Не могу не сказать об условиях работы в Слободзейском районе. Я абсолютно не имею средств передвижения ни по УГБ, ни по милиции. В каждом отдельном случае я вынужден обращаться в ту или иную организацию за лошадью, за бричкой, за машиной для выезда в село. И если бы потребовалось выехать на демаркацию в случае прорыва, я, безусловно, сидел бы на месте. Считаю такое положение в дальнейшем ненормальным.

Тов. МАГЛЕВАННЫЙ — начальник отделения УГБ НКВД МАССР. [...] Что получилось у нас? Областной комитет партии не контролировал НКВД. Даже не принимал и не утверждал товарищей, выдвигаемых на работу в аппарат УГБ. Это делалось исключительно по линии отдела кадров НКВД УССР. Такая практика привела к тому, что парторганизация не могла контролировать работу, и на руководящую работу в НКВД МАССР ставились враги народа.

Еще хуже положение с тем, что засевшие в НКВД Молдавии враги народа, под видом выполнения оперативных заданий, срывали партийную работу, запрещали проводить партийные собрания. И вообще вся парторганизация была подмята «Наркомом», приказами о необходимости выполнения оперативных задач.

Надо сказать, что партком УГБ и я, как заместитель секретаря, оказались не на высоте своего положения, когда мы не вели борьбы с такой вредительской практикой «Наркомов» оказавшихся врагами народа.

Проводя большую работу по очистке Молдавии от шпионских, петлюровских, повстанческих элементов, нашим аппаратом были допущены искривления, перегибы, которым во многом способствовал упрощенческий способ ведения следствия.

Мне кажется, что наиболее мы наломали дров после того, как во второй операции начали арестовывать по показаниям осужденных. Эти показания при упрощенном ведении следствия не проверялись и ясно, что по этим показаниям были арестованы и невинные люди.

Товарищи, я также хочу остановиться на таком положении, когда наш аппарат (следователи) физически изматывался. А, по-моему, это была вражеская установка. В порядке приказа товарищи работали круглые сутки с перерывом на 3-4 часа, по месяцам не выходили из учреждения, спали эти 3-4 часа не раздеваясь на диванах. И всем Вам известен «лозунг» — «всем принести в отдел подушки». Разве мог в таком состоянии следователь детально разобраться в деле? Ясно, что нет.

Для характеристики этого положения я приведу один факт. Один из наших следователей выбился из сил до того, что при допросе заснул и заснул так, что арестованный через окно ушел домой, вымылся, позавтракал возвратился к дежурному и заявил: «Я явился из дому, посадите меня в камеру и спасибо следователю, что он спит, а я успел привести себя в порядок». Это, товарищи, не анекдот, а факт.

Как был расценен тогда этот факт? Что, мол, этот следователь не хочет бороться с врагами, при допросах спит и т. д. Но улучшить обстановку для следователей никто и не думал.

[...] Тов. ОРДЕН — пом[ошник] оперуполномоченного Котовского РО НКВД. Я работал в Котовске с начальником отдела БАНИНЫМ. Здесь говорили о таких начальниках как о ЗИНЬКО, но БАНИН ему тоже не уступал. Я припоминаю такое распоряжение, когда по телефону он мне заявил: «Ты ж подготовь на завтра человек 5». Вполне понятно, как можно было готовить и каких людей сажать.

Припоминаю и такое положение, когда, возвратившись из отпуска, я увидел в райотделе большое количество арестованных, которые были размещены по всем камерам и коридорам. Я удивился такому количеству арестованных и спросил БАНИНА: «Что за народ?» БАНИН мне ответил: «Выполняем лимиты области». В делах никаких материалов не было и вот Вам система работы.

В процессе следствия мы прибегали к штатным свидетелям. И эти свидетели были настолько приличные, что при появлении в селе кого-либо из работников УГБ или милиции, эти «свидетели» сами приходили в сельсовет и давали показания на всех без исключения арестованных фамилии которых называл работник УГБ или милиции.

Тоже самое было и в Наркомате. Меня привлекали к следствию, давали следственное дело, в котором кроме постановлений, никаких материалов не было и начальники давали распоряжение «Коли». Вот такова наша работа.

Тов. БОРИСОВ — секретарь Молдавского обкома КП(б)У, депутат Верховного Совета СССР.

Решение ЦК ВКП(б) и СНК исключительно правильно и своевременно. После всех выступлений нам отчетливо представляется куда бы мы пошли, если бы и дальше шли по этому вражескому пути.

Достижения, которые имеют органы велики, их отнять нельзя. И они в решении отражены. Большое количество людей, репрессированных органами НКВД, были, безусловно, махровыми врагами. И чтобы они делали на случай войны?

Работу проделали большую и нельзя выражать недоверие всему аппарату органов НКВД. Дело в том, что в руководстве были враги, которые проводили вражескую работу. И дело в том, что чекисты под руководством этих врагов оторвались от партийной организации.

Необходимо приблизить органы НКВД к партийным организациям и своевременно сигнализировать о неполадках, могущих быть в партийном коллективе органов НКВД.

Товарищи, разве это нормалью, когда партийные организации НКВД по 5-6 месяцев не брались на учет? Эти люди согласно устава должны быть исключены из партии, но мы на это не пошли и впредь такого положения не допустим. Никто из работников НКВД никогда не заходил в Обком партии и теперь люди говорят, что была такая атмосфера. Какая бы она не была — это не оправдывает существовавшего положения и в этой части я с себя вины также не снимаю.

Работа следственная исключительно сложная. Следователь должен быть грамотным и особенно в политическом отношении. Тот не следователь, который не в состоянии отличить кулака-эксплуататора от середняка, подвергавшегося репрессии в административном порядке за невыполнение долгов перед государством.

ЦК ВКП(б) правильно решило вопрос о том, чтобы создать следственные группы из числа наиболее грамотных и проверенных товарищей.

Мы должны организовать учебу молодых работников, научить их правильно повести дело.

Неправильно была поставлена работа, когда не давали возможности отдохнуть работнику. Это не в пользу дела, нужно ввести определенное время, когда человек мог бы отдохнуть и работать над собой. Нужно участвовать в общественной жизни, нужно бывать на слете стахановцев и ударников. Видеть не только лодырей, но и жизнь честных трудящихся. Нужно уметь определить сиониста, сектанта, кулака. Для этого каждый чекист должен быть человеком политически грамотным и полноценным.

У нас же вместо всего этого была поставлена работа так, что не было ни политшколы, ни учебы по специально чекистской работе. Молодых работников не учили, поэтому у некоторых из них нездоровые настроения. Это все результат того, что с ними не хотели работать для того, чтобы этим самым сохранить монополию чекистских знаний.

Старые чекисты были оторваны от молодых. Впредь нужно работать так, чтобы чекисты коммунисты бывали на общих собраниях колхозников, прислушивались к голосу масс и сами чувствовали ответственность за то, что происходит в районе.

Не малую роль в партийной жизни играет информация партийного комитета. Мы тоже должны принять меры к устранению существовавших в этом деле недочетов путем массово-разъяснительной работы.

Нужно исключительно быстро перестроиться, овладеть большевизмом и ни в коем случае не допустить того, чтобы шарахнуться в другую сторону.

Сейчас, согласно постановления ЦК ВКП(б) и СНК назначения и увольнения в органах УГБ должны производиться с разрешения партийных органов. Наркомы, заместители Наркомов, начальники отделов и начальники райотделений будут назначаться постановлением ЦК ВКП(б).

Нужно чтобы дисциплина в органах не пошатнулась, несмотря на то, что здесь свободно критиковали начальников.

Борьба с врагами не закончена и международная обстановка диктует нам это. Для того, чтобы враг не застал нас врасплох, мы должны перестроить свою работу и направить ее по правильному пути.

Борьба с врагом требует улучшения агентурной работы наших органов, и все это вместе взятое обеспечит выполнение решения ЦК ВКП(б) и СНК.

СЕКРЕТАРИАТ
[подпись] КОНДРАТЬЕВ
[подпись] ДУХВИНСКИЙ
[подпись] РОЗЕНФЕЛЬД

ГДА СБУ, ф. 16, on. 31, спр. 57, арк. 404-430. Оригинал. Машинопись.