Краткий обзор СО ОГПУ антисоветской деятельности и группировок среди научной интеллигенции за 10 лет. Не ранее 16 октября 1932 г.

Не ранее 16 октября 1932 г.
Совершенно секретно

Предисловие

Обзор ставит своей задачей подытожить материалы, скопившиеся у нас в течение десяти лет работы, ориентировочно разобраться в расстановке и соотношении сил и на основании этого сделать агентурные выводы о дальнейшем направлении нашей работы среди высшей кадровой интеллигенции. Разрешение этой задачи сопряжено с большими трудностями, заключающимися, главным образом, в том, что мы впервые ставим ее перед собой в таком широком масштабе, в том, что фиксированные материалы очень скудны и поверхностны и, наконец, в том что, в связи с бурно протекающими в настоящее время процессами политической дифференциации среди интеллигенции, общая обстановка и соотношение сил постоянно изменяются. Это последнее обстоятельство особо нужно иметь в виду именно теперь, когда после некоторого затишья в реакционном лагере, вызванного разгромом его наиболее активных, боевых точек, снова происходит концентрация и консолидация враждебных советской власти сил. Вследствие всего этого нужно иметь в виду, что обзор требует определенного критического отношения, значительного расширения и углубления и серьезных корректив, которые будут внесены всей последующей агентурно-оперативной работой.

Первые две части обзора являются исторической справкой, она неизбежна, ибо без учета пройденных этапов будут неясны отдельные моменты, характерные на сегодня, исторические данные позволят вскрыть и рассмотреть корни некоторых формирований, с которыми мы сталкиваемся в повседневной практической работе.

Параллельно с освещением враждебных нам формирований, на которые делается главный упор, обзор имеет целью дать краткую характеристику также и близких или приближающихся к нам объединений, группировок, школ, течений и т.п. Обзор также включает в себя характеристику отдельных, наиболее крупных фигур, которые служат или могут служить знаменем для объединения тех или иных формирований.

Отнюдь не следует предполагать, что все приводимые в обзоре формирования являются на сегодня актуальными политически с той или с другой стороны — многие группы, особенно научные школы в большей или меньшей степени оторваны от практической деятельности и могут быть рассматриваемы только лишь как полузатухшие очаги, которые вспыхнут только при каких-либо резких изменениях обстановки — их политическая энергия в потенции. С другой стороны, необходимой предпосылкой является то, что обзор ставит своей задачей рассмотрение каждой группировки, каждой отдельной фигуры в их действии — не политические декларации, не формальное признание и публичные выступления являются определяющими их лицо, а постоянная, конкретная деятельность, участие в строительстве социализма, работа по подготовке новых научных кадров и интимные высказывания в «своем» кругу.

Часть 1

Октябрьская революция была встречена бешеной ненавистью и сопротивлением со стороны высшей интеллигенции. Саботаж, забастовки, активная помощь и участие в белом движении, борьба с большевиками всеми средствами, всеми способами украшают первые страницы послереволюционного формуляра профессуры и инженерства. Однако этот первый период массового плохо организованного сопротивления продолжался недолго; вскоре началась концентрация активных сил в подполье и уже в 1918 г. был создан т.н. «Совет ученых и общественных деятелей», включивший в себя как представителей высшей интеллигенции в качестве главной руководящей и направляющей силы, так и не успевшую эмигрировать буржуазию, земских деятелей, крупных чиновников и т.п. В «Совет» входили представители таких организаций, как «Союз земельных собственников», «Союз заводчиков и фабрикантов» и т.п. «Совет» существовал легально. У нас не сохранилось полных данных о составе «Совета» и его деятельности, но сравнительно недавно, в процессе следствия по делу платоновской монархической организации в Ленинграде, нам удалось установить, что в «Совете» было особое законспирированное ядро, которое и вело главную работу по собиранию сил, смыкаясь с подпольными к.-р. организациями. В это ядро входили: акад. В.А. Стеклов, А.Е. Ферсман и П.И. Пальчинский. Секретарем его был Н.В. Раевский — бывший бакинский городской голова. Близко к нему стоял профессор Петровской с/х академий Месснер, бывший тогда активным деятелем и фактическим председателем «Союза земельных собственников».

В программе действий «Совета» стояла «неумолимая борьба с большевизмом», как выражался тогда Ферсман, но борьба подпольная, требующая, прежде всего, консолидации сил и, следовательно, рассчитанная на сравнительно длительный промежуток времени. Эта тактическая позиция нашла свое выражение в публичном заявлении того же Ферсмана, сказавшего, что «интеллигенция считается с фактом существования большевистской власти и, следовательно, подчиняется ей, но оставляет за собой право действовать и мыслить самостоятельно».

Эта же программа была высказана в более определенных выражениях и другим крупным инженером — москвичом Дукельским Сергеем Владимировичем. Он создал среди объединяемых «Советом» инженеров обособленную группу. Ее тактические и программные установки сформулированы самим Дукельским так: «Мы, находясь на службе у большевиков, отдавая им свое знание и труд, тем самым всемерно помогаем укреплению коммунизма, следовательно, сами способствуем своей собственной гибели. Тем, кому дорога жизнь — необходимо объединиться для работы на себя, но работы медленной и трудной. Наши военные организации потерпели неудачу и теперь ясно, что захват власти путем открытой борьбы невозможен. Нам нужно противопоставить диктатуре пролетариата мощный союз ума, знаний и капитала. Когда мы сумеем сплотиться, тогда мы овладеем всеми отраслями промышленности, мы без особого труда сумеем подчинить себе весь ход политических событий. Сплочение, собирание сил — вот наша задача». В группу Дукельского входили инженеры: Шварц Альфред Андреевич, Шпегазе Лев Иванович и бывший тов[арищ] — министра внутренних дел Временного правительства Якимов Михаил Константинович — все москвичи.

Не останавливаясь на рассмотрении деятельности и существа «Национального» и «Тактического центра», ограничиваясь лишь приложением списка их «ученых» членов, переходим к беглому обзору других к.-р. группировок интеллигенции, существовавших до 1923 г.

1. В Горецком с/х институте (г. Горки, БССР) существовала тесно сплоченная группа профессуры, имевшая прямое отношение к савинковскому «Союзу защиты родины и свободы». В группу входили профессора: Вейс Ю.А., Винер В.В., Васильков, Вострокнутов, Григорьев, Далецкий, Дубах, Киркор В.И., Можаровский, Морохин, Пересвет- Салтан, Прохоров, Скарро, Строганов, Фролов, Цытович, Чайкевич, Якобсон и Яшнов. Разработкой было установлено, что Киркор, Вейс, Чайкевич и Цытович являются членами Горецкого комитета «Союза защиты родины и свободы». Группа имела хорошо налаженные связи с рядом городов; наиболее тесная связь поддерживалась с профессорами Афанасьевым А.П. и Бергом Э.Ю. в Ленинграде, с проф. Дамбергом в Киеве и проф. Д.Н. Прянишниковым в Москве. Агентурная разработка Горецкой группы не была закончена, оперативные мероприятия не проводились, данных о том, что Берг, Прянишников и другие иногородние профессора входили в «Союз защиты родины и свободы» получено не было.

2. Кадетская группировка в Саратове, ставившая своей целью создание подпольной организации. Группировки возглавляли: проф. Зернов Владимир Дмитриевич и преподаватели университета Крылов А.Н. и Никонов Алексей Андреевич.

3. В ноябре 1921 г. в Москве на Всероссийской лесной конференции отчетливо сблокировалась группа кадетствующих специалистов лесного дела, выступившая с программными требованиями и использовавшая конференцию для собирания сил. В группу входили: проф. Бакалюк К.И., проф. Турский Г.М., Ткаченко (Москва), Войт (Казань), Кобранов и Иванов (Воронеж), Морохин (Горки), Авинов (Москва), Жеребов Л.П. (Москва), Гутман Ив. Ив. (Москва), Дейша А.В., Токмачев С.М. и Пшеничников (Москва).

4. Группировка московской профессуры, созданная проф. Некрасовым (медик) и Наметкиным (химик), обратившаяся с воззванием к.-р. содержания о помощи через АРА. В группу входили 115 человек, инициативное ядро состояло, кроме указанных Некрасова и Наметкина, из М.М. Богословского, А.Н. Северцова, В. Ясинского, Н. Авинова, П. Сакулина, В. Пичеты, А. Кизеветтера, Д. Коновалова и Каптерева.

5. В начале 1922 г. была проведена профессорская забастовка, явившаяся, по существу, протестом против реформы высшей школы. Забастовка охватила ряд вузов, инициаторами и руководителями ее были следующие профессора:

1. Костицын Владимир Александрович, математик, бывший большевик, участник Пресненского восстания в 1905 г. После восстания эмигрировал, вернулся в 1916 г. из «патриотических» побуждений. Был главным руководителем забастовки. В настоящее время находится во Франции, невозвращенец, объявлен вне закона.
2. Стратонов Всеволод Викторович, астроном (выслан за границу).
3. Фомин Василий Емельянович, геолог (выслан за границу).
4. Винавер Александр Маркович, юрист (находится в Москве).
5. Франк Семен Людвигович, философ (выслан за границу).
6. Денике Ю., историк (находится в Москве).
7. Ясинский В.И. (выслан за границу).
8. Калинников И.А. (осужден по делу Промпартии).
9. Бриллинг Н.Р. (то же).
10. Куколевский Иван Иванович, механик, один из главных инициаторов забастовки в МВТУ, прервал чтение лекции при извещении о назначении Наркомпросом нового правления МВТУ. Выступал на студенческих сходках, группировал вокруг себя антисоветски настроенных студентов и молодых преподавателей (проходил по делу Промпартии, но арестован не был, находится и работает в Москве).
11. Зворыкин Влад[имир] Васильевич (выслан за границу?).
12. Круг Карл Адольфович, электрик (проходил по делу Промпартии, не арестовывался).
13. Велихов Павел Апполонович.
14. Мерцалов Николай Иванович.
15. Гулевич Владимир Семенович, биолог, академик (находится в Москве).
16. Чичибабин Алексей Евгеньевич, химик, академик (находится за границей, невозвращенец).

Инициативная группа подала заявление в Совнарком, в котором совершенно отчетливо выдвинула ряд программных положений:

«От выборных представителей
преподавателей высших учебных заведений

В начале текущего года несколько высших учебных заведений Москвы, в их числе и старейший в России Первый Московский университет, были вынуждены на небывалую в истории нашей высшей школы меру — прекращение преподавательским персоналом учебных занятий.

Эта мера, не будучи ни в какой степени политической, была вызвана тем острокритическим положением высшей школы, к которому ее привело существовавшее и ныне существующее отношение власти. [А] именно: клиники, лаборатории, кабинеты получают ассигнования в десятки раз меньше, чем нужно, аппараты изношены, новых не приобретается, лечить и работать нечем, медикаменты и реактивы иссякают; новой литературы нет; студенчество бедствует и в погоне за возможностью влачить полуголодное существование не в силах надлежаще работать; преподаватели вознаграждаются во много раз меньше, чем нужно для способности научно работать, скудное их жалование выплачивается через 2-3 месяца после срока и уже сравнительно обесцененными деньгами; чтобы существовать, они должны работать на стороне, и преподавание ведется переутомленными людьми; профессура обессилила и изнемогает; многие преждевременно умерли, иные покончили самоубийством; страна обнищала научными силами; старые жизнеспособные провинциальные школы без неустранимой нужды закрываются или превращаются в средние школы; управление высшими школами передано в неумелые руки, ведущие их к верной катастрофе и т.п. Профессура представляла власти, что надо или совсем закрыть высшие школы или прямо и решительно покончить с бывшим до сих пор отношением к высшей школе и ее преподавателям.

В начале февраля представители высших учебных заведений были приняты зам. председателя Совнаркома А.Д. Цурюпой, которого осведомили как об изложенных фактах, так равно и мерах, необходимых для устранения грозящей катастрофы. А.Д. Цурюпа указал, что уже приняты некоторые меры, в т.ч. предложено Наркомфину совместно с Наркомпросом изыскать средства для выплаты задолженности профессуре, а равно поручено образовать смешанную комиссию в составе Наркомпроса, ЦК Проса, выборных представителей от профессуры для рассмотрения экономического положении высшей школы. Вместе с тем, зам. председателя Совнаркома выражал горячее пожелание о скорейшем восстановлении нормальной жизни в высшей школе, пообещав со своей стороны иметь наблюдение, чтобы созданная Совнаркомом комиссия действительно исполнила свою задачу. Эти определенные обещания, а равно, всем понятно, чем вызывавшиеся пожелания власти, встретили к себе полное доверие и сочувствие со стороны преподавательского персонала, и занятия в высшей школе немедленно возобновились. Равным образом преподаватели высших учебных заведений делегировали своих выборных представителей в организованное Совнаркомом при Наркомпросе совещание под председательством А.В. Луначарского, ожидая, что их честное и правдивое отношение к пожеланиям высшей власти вызовет такое же отношение к нуждам высшей школы со стороны правящих кругов Наркомпроса.

Действительность же была такова. Сразу выяснилось, что комиссия эта создает лишь видимость, будто серьезно занимается данным делом, на самом же деле все сводилось к затягиванию времени. Так, председательствовавший А.В. Луначарский неоднократно приглашал выборных представителей профессуры к труду составления записок, были составлены:

1. Записка с пожеланиями об изменении правового положения высшей школы, в которой намечалось: а) организация при Наркомпросе совещания выборной профессуры для предварительного обсуждения вопросов, касающихся высшей школы; б) изменение положения вуза в духе большего приближения к нуждам в[ысшей] школы; в) изменение порядка приема в вуз для обеспечения подготовленности студентов; г) восстановление жизнеспособных вузов; д) изменение материального положения студентов. Записка эта не имела никаких реальных последствий.
2. Записка о возможных мерах к улучшению материального положения в[ысшей] школы с конкретным указанием финансовых источников. Следствием этой записки было сформирование при Главпрофобре четырех смешанных комиссий, в которых профессура, между прочим, была привлечена к роли простых технических работников при Главпрофобре, на что, в интересах дела, профессура согласилась пойти, выполнив при этом весьма большую и спешную работу. Тем не менее, никаких конкретных результатов не воспоследовало, комиссии умерли, а Главпрофобр решает выдвинутые вопросы бюрократически-келейно.
3. Записка с детальным указанием дефектов ныне действующего положения о высших учебных заведениях. Никаких результатов с указанием тех же дефектов специально в отношении медицинских и т.д. Никаких результатов от подачи этой записки не воспоследовало.
4. Записка о конкретно желательных изменениях в ныне действующем положении о высших учебных заведениях. Никаких результатов от подачи этой записки не воспоследовало.
5. Записка с проектом положения о совете представителей высших учебных заведений. Никаких результатов от подачи этой записки не воспоследовало.

Самые заседания Комиссии происходили лишь в следующие дни:

8 февраля [под] председательством А.В. Луначарского.

15 февраля под председательством А.В. Луначарского.

20 февраля никто не председательствовал, ибо явившиеся по приглашению. .. день представители-профессоры не дождались на заседании никого из представителей Наркомпроса и разошлись, оставив о происшедшем протокол.

27 февраля председательствовал М.Н. Покровский, отклонивший ответственные разговоры как принадлежащие непосредственно отсутствовавшему А.В. Луначарскому.

6 марта председательствовал А.В. Луначарский.

15 марта председательствовал А.В. Луначарский.

После этого заседания не возобновлялись. Надлежит еще отметить, что на заседании 6 марта А.В. Луначарский обещал профессуре, что в дальнейшем в Президиум вузов Наркомпросом будут назначаться лица по соглашению с коллегиями преподавателей, кроме совершенно исключительных случаев. При осуществлении этого обещания для ряда вуза выяснилось, что оно ни в какой мере не сходится с тем, как было высказано А.В. Луначарским. При таких обстоятельствах и в соответствии с требованиями широких кругов делегировавших их преподавателей вузов выборные представители профессуры не видят перед собой другого выхода, как совершенно отказаться от дальнейшего участия в комиссии, возглавляемой А.В. Луначарским. Считаясь, однако, с тем, что делегирование их высшими учебными заведениями явилось следствием доверия их в обещаниях высшей власти в стране, выборные представители профессуры, раньше, чем передать все дальнейшее направление дела в руки широких масс преподавателей высших учебных заведений, считают своим долгом осведомить обо всем изложенном председателя Совнаркома. Они считают при этом нужным отметить, что если бы их дальнейшее участие в обсуждении мер, могущих вывести высшее образование в стране из катастрофического положения было признано нужным — оно могло бы иметь место лишь в таком совещании, в котором нынешние правящие лица Наркомпроса руководящего значения не имели бы.

Делегаты от совещания выборных представителей
московских высших учебных заведений
Вл. Гулевич, Г. Костицын, В. Стратонов, А. Чичибабин».

К забастовке примыкал ряд других профессорских группировок, стоявших несколько обособленно от центральной инициативной группы.

1. Группа Тяпкина Николая Дмитриевича (выслан за границу), подробных сведений о которой не сохранилось. К нему примыкал в качестве наиболее действенной фигуры проф. Кравец Таричан Павлович (теперь живет и работает в Ленинграде).
2. Группа в Петровской с/х академии: Дояренко А.Г. (осужден по делу ТКП),ЖелезновВ.Я.-буржуазныйэкономист(живетнапенсиивМоскве), Кулагин Н.М. (недавно избран в Академию наук), Прянишников Д.Н. (академик), Фортунатов А.Ф. (умер), Артоболевский И.А. (умер), Прокофьев И.П. (работает в Москве), Ушаков И.И. (работает в Москве) и Жданов Н.М. (то же). Аналогичное движение происходило почти в одно время и в Ленинграде, там был создан Объединенный совет профессуры, в который вошли в качестве наиболее активных деятелей: проф. Полетика — секретарь Совета (выслан за границу), Одинцов Б.И., Буковецкий А.И., Карпинский А.П. и другие. Совет тоже обратился в Совнарком с к.-р. заявлением.

«Записка Объединенного совета профессоров

Копия с копии

№ 137
29 апреля [19]22 г.

Принимая во внимание, что до сих пор не установлены правильные взаимные отношения между вуз[ами] и организованными при них рабочими факультетами (также и в новом положении), и что на этой почве возникают осложнения, объединенный совет устанавливает для руководства по этим вопросам следующие положения:

1. Научный уровень знаний и подготовки, сообщающихся до сих пор в вузе, ни в коем случае не должен быть понижен.
2. Доступ в вуз должен быть широко открыт для всех граждан РСФСР на равных для всех правах в зависимости исключительно лишь от подготовки и от способностей поступающих, необходимых для успешных занятий в вузе в соответствии с установленным в нем учебном плане.
3. Все попытки ввести так называемые классовые приемы в вузы с превышениями, с одной стороны, и со стеснениями и ограничениями, с другой стороны, вне зависимости от чисто учебных требований, должны быть самым решительным образом отвергаемы, как приносящие огромный вред и для вуз[ов], и для всей страны.
4. Возможно широкое просвещение народных масс, в частности подготовка возможно большого круга трудящихся к получению высшего образования есть — насущная потребность страны и составляет обязанность правительства. Преподаватели вуз[ов], принимавшие всегда деятельное участие в просветительной работе, готовы ей отдаться и теперь, но эта организация подготовительных курсов не может быть без вреда слита с основной задачей вуз[ов].
5. Лишь в очень узких рамках и при надлежащей постановке учебного дела в соответствии с общим строем данного вуза подготовительное отделение может быть органически введено в состав вуза при непременном условии, что учебное дело (исключая область политического испытания) должно находиться в ведении и под руководством соответственных органов вуза.
6. Многолетняя и многолюдная подготовительная школа даже и для взрослых трудящихся, каким бы наименованием она ни была наделена — академии, университета и т.п. — всей своей учебной стороной в общем уровне квалификации ее работников резко отличается от основных факультетов вуза и не может быть органически введена в его состав. Требования, предъявляемые в этом отношении со стороны рабочих факультетов, по существу могут лишь осложнить и без того трудную жизнь вуза, формально же они опираются на законном основании и т.п. согласно положению о вузе. Всей жизнью вуза с полной ответственностью руководят правление и ректор, рабфаки же в своем устройстве управляются своими правилами и не подчинены ни правлению, ни ректору. Поэтому подобные требования, также основанные на законе, должны быть отвергаемы. Вопрос же о положении рабочих факультетов в ряде основных факультетов должен быть всесторонне выяснен в ректорском совещании.

Учитывая назначения правлений г. Петрограда как первый приступ к введению нового устава и принимая во внимание, что новое положение при точности его выполнения приведет в полное расстройство, что в Москве поставлен вопрос о его пересмотре, и что никакой инструкции из центра о порядке его введения не имеется, Объединенный совет устанавливает, как руководящие [для] своих членов положения (общие), которые для поддержания правильного хода научно-учебной работы вуза обязательно должны быть проведены в административно-учебном строе вуза.

1. Научно-учебное дело должно находиться в ведении факультета, предметные комиссии могут быть введены как вспомогательные органы факультета до ближайшего разрешения вопросов, касающихся одной или нескольких родственных дисциплин.
2. Президиум факультета должен состоять из декана — председателя и двух членов, избираемых собранием профессоров и преподавателей факультета при участии представителей студентов. [В] президиум, сверх этих лиц, не должны входить лица, посторонние вузу, каковая возможность предусматривается § 2 Положения.
3. В совет факультета, предусматриваемый § 20 Положения, должны входить все профессора, преподаватели, по их избранию в составе, а также достаточно обеспечивающем представительстве всех научных дисциплин, а также представителей студентов факультета в числе, равном половине числа профессоров и преподавателей. В остальном состав совета факультета определяется § 20 Положения.
4. В случае если совет факультета в указанном составе не может быть образован по § 20, для общего направления научно-учебного дела на факультете и для избрания профессоров и преподавателей организуются правильные совещания из профессоров, преподавателей и представителей студентов факультета, согласно ныне действующим правилам.
5. Для решения общих запросов, касающихся всех факультетов и общего направления всей постановки дела вуза, созывается общее совещание профессоров, представителей преподавателей и представителей студентов (прежние советы, составляемые согласно ныне действующим правилам вуза).

Выслушали доклад Ф.В. Кипарисова, в котором Объединенному совету было сделано подробно мотивированное предложение принять организованное участие в съезде научных работников, созываемом Союзом работников просвещения в мае или июне текущего года, причем программа этого съезда должна быть ограничена вопросами чисто профессиональными и правовыми, касающимися ученых, и в результате его могла бы быть образована секция научных работников в Союзе на началах весьма широкой автономии. Обсудив всесторонне сделанное Ф.В. Кипарисовым предложение, Объединенный совет принял следующее заключение.

По вопросу о вхождении в Союз в качестве автономной секции он в настоящее время еще не видит достаточных оснований к изменению ранее принятого решения в отрицательном смысле и потому созыв Союзом съезда по указке профессиональных органов с указанной ниже целью считать преждевременным. Вместе с тем Объединенный совет признает в высшей степени съезд научных работников для широкого обсуждения вопросов, касающихся как самих высших учебных заведений и научных учреждений, так и их деятелей. Такой съезд мог бы быть созван Наркомпросом не ранее осени текущего года. Причем состав съезда, порядок его созыва и срок должны быть установлены Наркомпросом по соглашению с Объединенным советом и с Московским объединением преподавателей вузов. Объединенный совет поручает правлению войти по этому предмету в ближайшие сношения с московской организацией.

Объединенный совет, выслушав доклад правления о финансовом положении и о взаимоотношениях с Петропрофобром, поручает правлению оказать всевозможное содействие: 1) проведению в жизнь финансовой самостоятельности вуза с переводом сумм, ассигнованных по смете, непосредственно в распоряжение каждого вуза и 2) скорейшей организации при уполномоченном Главпрофобра ректорского совещания, с участием в нем выборных делегатов от преподавательских коллегий, с выделением вузов из ведения Петропрофобра.

По вопросу об организации в Москве совета по выбору от профессуры по делам высших учебных заведений постановил выборных от петроградской профессуры утвердить в общем собрании Объединенного совета.

Объединенный совет научных учреждений при исполнении возложенных на него задач испытывает затруднения вследствие недостатка средств, происходящего от несвоевременной уплаты учреждениями состава названного совета установленных общим собранием ежемесячных отчислений со всего получаемого научно-преподавательским персоналом содержания. По докладу правления собрание Объединенного] совета от 20 апреля 1922 г. постановило предложить тем учреждениям, входящим в состав совета, 1) предоставить в правление поименные списки лиц, делающих взносы, и принять меры к своевременной уплате членских взносов в размере 2 % получаемого содержания; 2) покрыть недоимки платежом за 1922 г., а равно и за предыдущие годы к 15 мая с.г. и 3) представить правлению Объединенного] совета увеличить число делегатов от учреждений с большим числом членов соответственно с полученными списками. При внесении в кассу Объединенного] совета 2 % взноса необходимо представить ведомость с обозначением месяца, за который сделано удержание, должностей, фамилии, имен и отчества сотрудников, с коих удержаны суммы.

Подписал: председатель Карпинский,
член правления Полетика
Верно: за управляющего делами Иванова

Вх. № 151/IV».

Несомненное влияние на расстановку сил имели также законспирированные группировки интеллигенции, деятельность которых была частично вскрыта и пресечена нашими органами. Таковы:

1. Группировка проф. Авинова (осужден по делу Промпартии), в нее входили: Букшпан Я.М., экономист, кадет; Трубецкой С.Е. (выслан за границу); Леонтьев С.М. (выслан за границу) и Юровский А.Н. (осужден по делу Промпартии).
2. Группировка проф. Огановского Н.П. (выслан за границу), организовавшая т.н. «Вольно-экономическое об[щест]во»; в нее входили: Угримов А.И. (выслан за границу), Корсаков К.Д. и другие, тоже высланные за границу.
3. Группировка Бруновского В.Х. — Озерова И.Х. (последний осужден по одному из вредительских дел). Группировка создала полулегальное об[щест]во под названием «Русско-германское сближение», под ширмой этого общества предполагалось вести работу по переброске в РСФСР специалистов-экономистов; в своей деятельности общество предполагало ориентироваться на буржуазные «общественные» круги Германии. В организационное бюро общества входили: профессора Краснокутский, Бруновский, Брагин, Озеров и Штейнхауз. В инициативную группу и в оргбюро входили 4 немца, фамилии которых не установлены.

Острые столкновения на почве овладения высшей школой, особенно борьба против рабфаков и против назначения правлений вузов, окончательно выкристаллизовали основную, ведущую группу реакционной профессуры. Ясно наметившийся к началу 1921—[19]22 учебного года успех, одержанный рабочими факультетами, выразившийся в выпуске нескольких сот хорошо подготовленных (даже по признанию многих «аполитичных» профессоров) студентов из среды рабочих и крестьян, а также, наряду с этим, значительным изменением социального состава студенческой массы, основанном на классовом принципе приема, вызвало новую волну напряженной и упорной борьбы, причем группа, возглавлявшая ее, пыталась инсценировать будто бы единодушный «стихийный» протест всей профессуры, всего преподавательского персонала против нового устава и вообще всех начинаний соввласти в области высшей школы.

Немаловажное значение в данном случае сыграла двойственная, нерешительная политика Наркомпроса, сплошь и рядом отменявшего свои решения о назначении того или иного близкого по настроениям ученого при наличии малейшего давления со стороны ведущей группы. Так, назначенный Наркомпросом ректором Московского высшего технического училища проф. Тищенко был через два-три дня смещен по настоянию незначительной группы профессоров МВТУ, причем смещение было мотивировано тем, что он «утратил доверие академической среды». Тищенко был объявлен бойкот со стороны части профессуры, он оказался в исключительно тяжелом положении. Такие случаи бывали неоднократно и привели к тому, что беспартийные профессора, близкие по настроениям, предпочитали, в лучшем случае, молчать. В силу такой политики Наркомпроса реакционной группе удалось широко распространить слух о «предстоящей передаче вузов в ведение ВСНХ, где лучше относятся к специалистам и позволят им управлять школой автономно».

Все это заставило нерешительных советски настроенных профессоров с ужасом отшатываться от всяких предложений, идущих от Наркомпроса, и даже выступать в унисон с реакционерами, чтобы заслужить расположение будущих автономных правителей вузов. Положение ухудшалось тем, что с осени 1921 г. почти все функции профсоюза: выдача охранных грамот на дополнительную жилплощадь, распределение квартир в домах ученых, распределение научных работников по категориям, с чем была связана выдача добавочного академического снабжения, — все это было в руках Московской комиссии по улучшению быта ученых, где вся власть, несмотря на присутствие нескольких коммунистов, фактически принадлежала группе или, как они сами себя называли, «организаторам общественного мнения». В группу входили уже упоминавшиеся нами: В.И. Ясинский, П.П. Лазарев, А.Е. Чичибабин, О.А. Чаплыгин, П.А. Велихов, В.А. Костицин, В.В. Стратонов и В.С. Гулевич.

Таким образом, следовательно, группа имела возможность оказывать весьма ощутительное давление и в материальной сфере. Требования, выдвигавшиеся группой и примыкавшими к ней профессорами и выдававшиеся за единодушное мнение всех ученых, изложены в брошюре Д.Н. Прянишникова, изданной Госпланом, в многочисленных записках в Наркомпрос и Совнарком и в речах профессоров] В.С. Гулевича, В.В. Стратонова и В.А. Костицина на заседании Совнаркома в апреле 1922 г. Требования эти в основном сводились к следующему:

1. Удалить рабфаки из вузов.
2. Уничтожить классовый прием, передав все дело приема студентов в руки профессуры.
3. Лишить Наркомпрос права назначать профессоров, преподавателей и научных работников всех категорий.
4. Отменить новый устав и, в особенности, пункт его, касающийся введения предметных комиссий и реорганизации факультетских собраний (этот пункт требовал большой и напряженной академической работы от самих профессоров и, естественно, был неприемлем для группы, занятой «политикой»).

Наиболее активно группа поддерживалась ориентирующимися на нее профессорами Д.Ф. Егоровым, А.В. Мартыновым, Д.Д. Плетневым, Д.Н. Прянишниковым, А.Г.Дояренко, И.П. Прокофьевым, И.Л. Кулагиным, Н.А. Изгарышевым, А.Д. Архангельским, И.А. Калинниковым, К.А. Кругом.

Параллельно и, одновременно сливаясь на отдельных участках с группой «организаторов общественного мнения», существовали еще две мощных организации, концентрировавшие наиболее активные реакционные элементы среди интеллигенции и игравшие весьма существенную роль в общеполитической жизни страны.

1. «Всесоюзная ассоциация инженеров» (ВАИ) и
2. «Государственная академия художественных наук» (ГАХН).

В органе ВАИ «Вестник инженеров» (№ 1-3, январь-март 1922 г., редактор — проф. В.И. Ясинский, временный редакционный комитет: Н.Р. Бриллинг, Н.З. Верещагин, А.Н. Державин, С.И. Кричевский, И.И. Куколевский, А.А. Надежин, Г.С. Тахтамышев, П.К. Худяков, Н.Ф. Чарновский и Н.И. Шенфер) в официальном отчете «Центрального и Московского исполнительных комитетов ВАИ» (стр. 43) содержится следующая декларация: «Переходя от фактического перечня работ к кругу руководящих идей и лозунгов, мы остановимся на первом из них: аполитичность ВАИ. Аполитичность в том смысле, что ассоциация инженеров не примыкает к идеологии или тактике какой-либо политической партии. Но это не значит, что организованное инженерство не должно иметь своего мнения по вопросам политико-экономическим и по техническим вопросам широкого общественного значения. На этой позиции Центральный комитет держался, и это требовалось в силу крайней необходимости не только иметь определенное мнение и определенную линию поведения, но и энергию защищать ее, не боясь упреков ни в контрреволюционности, ни в чрезмерной левизне.

Одна из задач ближайшего Всероссийского съезда ассоциации — установить основные принципы деятельности ассоциации как инженерно- технического объединения на ближайшее время. Наш лозунг — от этапа к этапу эволюционно идти к повышению культуры страны и к ее возрождению, независимо от каких-либо преходящих политических конъюнктур и настроений. Исходя из этого, Ассоциация инженеров ни при каких обстоятельствах не может допустить рассматривать инженера как постороннего зрителя или наемника-спеца. Инженер в нашей перспективе — это гражданин высшей квалификации, смело и искренно выполняющий свой долг техника и гражданина. Центральный комитет не может и не должен скрывать, что условия работы в атмосфере недоверия правительства моментами были настолько тяжелы, что возникали предположения прекратить совершенно работу технических обществ, и только сознание, что объединение инженеров на почве науки и техники есть колоссальная культурная ценность для родины, заставляло ЦК нести непосильную тяжесть. Пусть инженерство в более широкой массе проникнется сознанием своей культурной ценности для страны и выдвинет более полный и энергичный контингент работников инженерной общественности. Это нужно и инженерству, и родине».

Эта центральная установка, не нуждающаяся собственно в комментариях, ярко и выпукло проводилась во всех начинаниях, частично сорвавшихся не по вине ЦИК, в мероприятиях ВАИ. Ассоциация, объединившая почти все разрозненные и обособленные до того технические общества и научно-общественные организации, вклинила в свой состав также и представителей «чистой» науки — математиков, теоретиков-физиков и т.п., что значительно способствовало росту авторитета ассоциации, с одной стороны, и, с другой, увеличило ее руководящие кадры прослойкой исключительно черносотенной и оголтелой интеллигенции. Кроме того, устав ВАИ требовал для каждого ее члена довольно значительного производственного практического стажа, что закрыло доступ в ассоциацию молодых инженеров советской формации. Ассоциация имела несколько республиканских, краевых и областных отделений и насчитывала в своих рядах свыше 3000 членов. Заботясь о соответствующем воспитании детей интеллигенции, ВАИ учредила в Московском отделении образцовые курсы для подготовки в высшие технические учебные заведения, ограничив прием только детьми членов ВАИ, был открыт также специальный детский сад, в котором воспитывались по фребелевской системе тоже исключительно дети членов ВАИ. Кроме этого, ВАИ были организованы курсы высшего заочного технического образования, работавшие вне контроля Наркомпроса.

Проф. П.К. Худяков, формальный председатель ВАИ, в расцвете ее деятельности так сформулировал ее задачи и цели в одном полуофициальном заявлении многочисленной группе инженеров: «Пусть ненавистна нам политика правительства, пусть негодны для страны его члены, мы смотрим через их головы на весь русский народ, которому и будем служить, как служили встарь. Придут, и скоро, лучшие времена, когда мы снова станем во главе строительства нашей могучей родины». Однако эта декларация нейтралитета на практике принимала совсем другие формы, заключаясь, главным образом, в том, что ВАИ стремилась к захвату наиболее важных командных высот в народном хозяйстве, добиваясь такого положения, когда бы ни одно мероприятие правительства не осуществлялось без визы «инженерской общественности».

На этой почве неоднократно возникали острые столкновения с представителями власти во время их выступлений на собраниях инженеров, устраиваемых ВАИ. Так, один из фактических руководителей ВАИ П.И. Пальчинский на съезде ассоциации в декабре 1923 г. по поводу речей Ф.Э. Дзержинского и А.И. Рыкова сказал: «Здесь нам бросили перчатку. Есть два способа бросания: подлый — снять перчатку, бросить ее и в тот же момент выхватить шпагу и наброситься на безоружного врага и второй — дружеский — снять ежовую рукавицу, отбросить ее и подать свою руку. Именем инженерства я предлагаю вам сделать второй жест, ибо мы готовы помогать вам, хотя вы и не заслужили нашего доверия».

Одновременно с этим велась активная борьба против профсоюзных организаций, которые иначе как «смесью уксуса с молоком» не назывались. Дело доходило до исключений из ВАИ и травли отдельных инженеров, ориентировавшихся в своей работе на профсоюзные организации (дело томского инженера Кривицкого) и созыва конференций ВАИ, совпадавших по времени с профсоюзными конференциями. Характерной особенностью конференций ВАИ являлось то, что их участники должны были вносить довольно значительные денежные суммы на организационные расходы, что тоже в сильной степени влияло на социальный и политический состав конференций.

Анализ всей деятельности ВАИ еще в 1924 г. позволил, подытожив агентурные материалы, сделать вывод о подлинном лице и целях ВАИ. Из агентурных материалов вытекало, что руководящая группа ВАИ, исходя из положения о том, что советская власть находится в «тупике», предполагает создать авторитетное для западно-европейского капитала представительство, которое вступит в переговоры с Западом и добьется крупных кредитов, получить которые советская власть не может. Целесообразное использование этих кредитов должно быть поручено политически организованным общественным кругам.

Для объединения и оформления этих кругов группа провела большую работу, связавшись со всеми оппозиционно настроенными по отношению к советской власти организациями и группами («Об[щест]во русско-германского сближения», «Вольно-философское об[щест]во», различные другие группировки). Характерным обстоятельством является то, что одни и те же лица (наиболее крупные) состоят в нескольких организациях, — это, как говорил Пальчинский, необходимо на тот случай, если какая-либо из этих организаций будет разгромлена советской властью («Я вешаю свое пальто на два или даже три крючка, один обломается — выдержит другой»). Группой создается ряд коммерческих предприятий, позволяющих финансировать все движение, и особенно интенсивно поддерживаются зарубежные связи. «Конечная цель и ближайшая задача всего движения, — как говорил один из его руководителей, — создать государство в государстве и установить самое близкое общение с заграницей с тем, чтобы влиять на власть, пока она существует, и явиться штабом новых сил в тот момент, когда власть закачается».

В результате нашей агентурной работы было установлено, что в инициативную группу входили: Пальчинский П.И., Ферсман А.Е., Стеклов В.А., Паршин Н.Е., Евангулов, Юштин И.И., Вайнсберг, Козлов Н.П., Сахаров А.В., Надежин А.А. и Квятковский.

Принимали видное участие в деятельности ВАИ и разделяли политические установки указанной группы следующие: Ясинский В.И., Астров А.И., Стюнкель Б.Э., Дикарев, Оловянишников, Соколов Б.А., Львов Н.Н., Энгельмейер К.И., Ломоносов Ю.В., Скварченко Р.О., Рамзин Л.К., Худяков П.К., Таиров А.И., Куколевский И.И., Кестнер Е.Г., Обручев В.А., Сатель, Трусов А.А., Угримов Б.И., Юшкевич Н.Ф., Грум- Гржимайло В.Е., Щаков, Герцфель И.М. (Ленинград), Давыдов В.К., Нуперов В.В. (Забайкалье), Кирпичев (Ленинград), Григорьевский В.П. (Херсон), Беликов М.В. (Кинешма), Юченков Н.К. (Кинешма), Рубин П.Г. (Днепропетровск), Ленчицкий Н.А. (Краснодар), Лысин В.С. (Киев), Думчев А.И. (Забайкалье), Рябушкин В.А. (Коломна), Ночевкин Н.С. (Ив[аново]-Вознесенск), Якубов И.П. (Коломна), Гурвич М.М. (Харьков), Петин Н.П. (Кинешма), Вайнцвейг (Киев), Попов А.Т. (Ярославль), Чеботарев Г.Д. (Лисичанск), Львов М.Д. (Лисичанск), Берестенский (Курск), Межманин (Рязань), Канедлер В.А. (Харьков), Тимофеев В.А. (Ленинград), Кеплис (Харьков), Власов (Ленинград), Никольский (Ярославль) Качуков Я.Я. (Ленинград), Адрианов Д.М. (Николаев), Гапеев А.А., Калинников И.А., Белоножкин А.И., Кифер Л.Г., Грамзин С.Ф., Федорович, Ноа, Хренников С.А., Мазинг К.К.

Особо следует отметить то обстоятельство, что формального единства в настроениях и выступлениях членов группы и примыкающих к ней не было, так, например, выделялась особая группа во главе с Ноа и Хренниковым (осуждены по делу Промпартии), которая играла роль «левого» крыла, «заигрывала» с представителями правительства и добилась того, что ее по существу считали «обособившейся» от реакционной верхушки и в соответствии с этим пытались проводить через нее отдельные мероприятия, имевшие принципиальное значение.

Значительный интерес представляет группа, главным образом академиков, тесно связанная с руководящей группой ВАИ, глубоко законспирированная и не вскрытая до сих пор, существовавшая под названием «Совет ученых экспертов». Явившись, по существу, наследником «Совета общественных и ученых деятелей», о котором упоминалось в начале обзора, «Совет ученых экспертов» продолжал его деятельность как в области экономической, так и политической. Руководящей тройкой «Совета экспертов» являлись акад. В.А. Стеклов, акад. А.Е. Ферсман и П.И. Пальчинский. В него входили (по очень неполным данным) П.П. Лазарев, В.И. Вернадский, Н.Ф. Левинсон-Лессинг, А.Н. Крылов, В.Н. Ипатьев. Нам только частично известна практическая деятельность «Совета», группировки, ориентировавшиеся на него, и персональная а/с деятельность отдельных его членов. Факты, установленные нами, следующие:

1. Пальчинский становится во главе крупной вредительской организации в золото-платиновой промышленности (расстрелян).
2. Ферсман — по показаниям арестованного по делу этой организации инж[енера] Порватова, являлся тоже одним из руководителей ее. Он же, бесконтрольно руководя всей экспедиционной деятельностью Академии, совершал ряд вредительских актов: задерживал до последней возможности сообщения о важных открытиях (хибинские апатиты открыты 10 лет назад экспедицией ГГРУ и до [19]29 г. подвергались «камеральной обработке» в лабораториях Минералогического музея), организовал заведомо ненужные, но очень дорогостоящие экспедиции, вроде Казахстанской, направлял работу экспедиций по заведомо ложному пути и т.п. Он же, после смерти В.А. Стеклова став полновластным «хозяином» Академии, опираясь на авторитетных академиков (Вернадский, Левинсон-Лессинг и др.), установивших «добросоветские, дипломатические» отношения с правительственными органами, определял всю ее а/с деятельность в духе его установки, послужившей основой для «Совета общественных и научных деятелей».
3. П.П. Лазарев — был осужден (впоследствии освобожден по тактическим соображениям) по вредительскому делу. Вел шпионскую деятельность в пользу Франции, будучи лично связан с французским послом в СССР Эрбеттом.
4. В.И. Вернадский известен рядом своих публичных а/с выступлений. В настоящее время выехал за границу, откуда, вероятнее всего, не вернется.
5. К.Ф. Левинсон-Лессинг — настроен ярко антисоветски, поддерживает регулярные связи с белоэмигрантскими организациями, Является «представителем» французского Геолкома, в котором работают многие видные белоэмигрантские деятели, и который занимает ярко враждебные позиции по отношению к СССР.
6. А.Н. Крылов — в недалеком прошлом белый эмигрант, вернувшийся в СССР, по его собственному заявлению, «потому что продался большевикам». Уличен (по разработке ЭКУ ОГПУ) во взяточничестве и вредительстве при заказе в Англии теплоходов.
7. В.Н. Ипатьев — бывший немецкий шпион. Проходил по делу Промпартии, в настоящее время — невозвращенец. В.И. Ленин говорил о нем: «Этого мерзавца можно подпускать к нам не ближе, чем на пушечный выстрел».

Из области практической деятельности «Совета» известно и останавливает внимание упорное стремление к дискредитации и закрытию ряда научных учреждений, организованных советской властью и возглавляемых близкими к нам по настроению учеными. Так, была проведена очень решительная атака против Физико-технического ин[ститу]та, успешно выполнявшего ряд важнейших работ, в т.ч. и оборонного значения; против Рентгеновского ин[ститу]та в Ленинграде, издавшего первоклассный ученый труд и являвшегося по оборудованию одним из лучших в Европе; против Ин[ститу]та А.Ф. Иоффе и т.д. Вообще велась травля, и намечались к закрытию те научные учреждения, которые проявили себя с практической стороны, и в которых развертывали свою работу советски настроенные ученые, большинство из которых, будучи широко известны за границей, впервые только при советской власти получили возможность развить широкую научную и научно-техническую деятельность. И наоборот, зафиксирован ряд случаев активной поддержки и организации таких учреждений, который не могут быть актуальными на сегодняшний день, являясь часто убежищем для выброшенных из жизни «бывших людей» (некоторые учреждения Академии наук).

«Совет ученых экспертов» проводил свою деятельность через соответствующие группировки научных работников, существовавшие в Академии наук и в созданном Пальчинским «научном» учреждении, называвшемся «Поверхности и недра». В группировку в Акад[емии] наук входили:

1. Виттенбург — геолог, секретарь Комиссии по изучению Якутской республики (КЯР). Активный контрреволюционер, был связан с эмигрантской к.-р. организацией «Крестьянская Россия», имел отношение к к.-р. заговору якутской национальной интеллигенции, после ликвидации якутской организации устроил двух ее активных членов на службу в Ак[адемию] наук. Считался крупнейшим и единственным знатоком Якутии, тем не менее, комиссия экспертов, обследовавшая КЯР, пришла к заключению о необходимости ее ликвидации как учреждения, бесцельно тратящего громадные суммы и не имеющего никаких положительных достижений за 10 лет своего существования. Осужден по делу платоновской организации.
2. Раевский — бывший бакинский городской голова, предводитель дворянства в Курске, крупный капиталист, секретарь «Совета экспертов». Во время чистки аппарата Академии он пытался создать оппозиционное общественное мнение по тактическим соображениям, но был удержан Ферсманом. Во время чистки произошел следующий характерный эпизод: к заключительному собранию, подводившему итоги чистки, группа советских научных работников подготовила резолюцию, приветствовавшую чистку. Одновременно группой Ферсмана была приготовлена контррезолюция, но в последний момент лицо, которому было поручено огласить ее, отказалось это сделать. Раевский заявил в перерыве, что огласит резолюцию он, но получил категорическое запрещение от Ферсмана, очевидно, по соображениям маскировки. Осужден по делу платоновской организации.
3. Халтурин — управделами Академии. Бывший действительный статский советник, директор одного из департаментов в Министерстве земледелия. Активный и убежденный враг советской власти, ближайший помощник и советник Ферсмана. Осужден по делу платоновской организации.
4. Крыжановский — по показаниям арестованного вредителя инж[енера] Порватова — член вредительской организации в золото-платиновой промышленности. Осужден как шпион.
5. Руденко — в прошлом видный деятель колчаковского правительства, бесконтрольный распорядитель средств, отпускаемых на экспедиции по изучению племенного состава СССР, единоличный хозяин этих экспедиций. В науке — рвач и мошенник, не имеющий ни одного самостоятельного научного труда. Осужден по делу платоновской организации.

Академическая группировка опиралась на многочисленных сторонников, в настоящее время лишь частично рассеянных, и имела постоянные живые связи с учеными на периферии, осуществляя их при помощи экспедиций и научных командировок. Подбор сотрудников экспедиций, как установлено фактическим материалом, производился исключительно из среды «своих» людей, причем часто научная квалификация отодвигалась в этом случае на задний план — чуть ли не единственным критерием была «политическая благонадежность». Через экспедиции представлялась также широкая возможность работы среди крестьянства национальных меньшинств и других слоев населения СССР.

Во время чистки аппарата Академии наук Ферсман, входивший в состав комиссии по чистке, проводил определенную политику активной защиты членов группировки, независимо от их деловой научной квалификации, оставаясь равнодушным, когда увольнялся действительно научный работник, но не ориентировавшийся на него. Весьма характерный в этом отношении эпизод произошел, когда был поставлен вопрос об увольнении Раевского, который в научном отношении являлся абсолютным нулем, и увольнении одного технического сотрудника, бывшего офицера. Ферсман в истерических тонах заявил по адресу председателя и, особенно, секретаря комиссии, знавших о его подпольной механике, о том, что «невежественные люди пытаются разрушить всю научную деятельность Академии» и демонстративно ушел с заседания комиссии, опрокинув и сломав два стула.

В Научно-исследовательский ин[ститу]т «Поверхности и недра» вошли почти все бывшие члены Сапропелевого комитета Академии наук, возглавлявшегося В.Н. Таганцевым и сделавшего комитет основной ячейкой и штабом «Тактического центра». После ликвидации «Тактического центра» на свободе осталась меньшая часть членов комитета, объединение которой взял на себя А.Е. Ферсман, ускользнувший от ответственности по делу «центра». Вскоре Сапропелевый комитет снова начал свою «деятельность», заключавшуюся в фактическом саботаже разработки проблемы сапропелей, выкачивании из различных источников различным путем крупных средств и в замораживании всякой живой мысли, требовавшей практического применения добытых в лаборатории результатов, т.е. по-прежнему проводил определенно вредительскую политику.

В состав Сапропелевого комитета в качестве его руководящих членов входили: Н.С. Курнаков, Н.Ф. Левинсон-Лессинг, В.И. Вернадский, A.Е. Ферсман, А.И. Горбов, П.И. Пальчинский, Б.В. Бызов, К.К. Вальгис, К. Вебер, Г.Ю. Верещагин, М.М. Тихвинский, Б.Л. Исаченко, Ф.И. Цванцигер, А.И. Андреев, Д. А. Шведов, П.Т. Погребов, С.С. Вислоух, П.А. Замятчинский, В.Н. Икскюль, С.С. Неустроев, А.М. Панков, Л.И. Прасолов, Н.И. Прохоров, В.Н. Сукачев и Н.Л. Тулайков. Большинство из перечисленных лиц является руководителями и фактическими «хозяевами» всего дела и в настоящее время, по-видимому, недалеко уйдя от старых установок, т.к. живая и актуальная проблема сапропелей остается в значительной мере проблемой и на сегодня.

На «Совет ученых экспертов» ориентировались и были тесно связаны с ним организационно следующие группировки.

1. Группировка в Геологическом комитете СССР (Геолком) крупнейшая организация, имеющая филиальные отделения во всех городах СССР. Руководящий персонал комитета и его филиалов подобран исключительно из а/с людей. В самом Геолкоме хозяином положения являлась группа т.н. «стариков», возглавляемая реакционными профессорами — Герасимовым, Михайловым, Болдыревым и др. Основные политические задачи «стариков» откровенно изложены в открытом письме проф. Болдырева (см. приложение*). В области экономической «старики» ведут определенно вредительскую деятельность: производятся непродаваемые геологические разведки, скрываются богатые месторождения, растрачиваются громадные денежные суммы на бесполезные работы и т.д. и т.п. «Старики» тесно связаны с Ферсманом, Левинсон-Лессингом и Вернадским, при их содействии добились снятия с поста директора Геолкома проф. Мушкетова, назначенного Ф.Э. Дзержинским, и добились назначения бездеятельного и некомпетентного директора т. Радченко.

Не подлежат никакому сомнению связи «стариков» с вредителями в золото-платиновой промышленности. Со «стариками» были тесно связаны две группы геологов по внешнему виду политически противоположные:

а)  группировка реакционной профессуры Уральского политехнического ин[ститу]та, возглавляемая профессорами] Маковецким, Клером и преподавателем А.Н. Ивановым и

б)  группировка вокруг профессора Московской горной академии А.А. Гапеева. Гапеев в прошлом — с 1903 г. по 1917 г. — большевик, вышел из партии из-за несогласия в вопросах тактики, затем до 1924 г. — реакционер, потом перекрасившийся и пользующийся доверием в ряде советских учреждений.

Из фактов совместной деятельности этих двух группировок нам известен следующий: профессура берет на свое полное иждивение оканчивающих студентов-геологов, лишенных стипендий за а/с настроения и деятельность. В частности, О. получал в среднем 50 руб. в месяц.

О. учился в Свердловске, в конце 1929 г. перевелся в Москву, получил «подъемные» в сумме 150 руб. и рекомендательное письмо от Иванова Гапееву. О. было сказано, что Гапеев «свой человек, и что к нему нужно обращаться при всех затруднениях». Цель такой «филантропии» О. неизвестна, ему говорят: «Учись, получай помощь, потом рассчитаемся». Известно лишь, что такая же периодическая денежная помощь оказывается еще нескольким студентам-дипломникам. На летний период О. приглашен принять участие в экспедиции. Причем предоставлен выбор: ехать в экспедицию с Ивановым или Ферсманом.

2. Реакционная группировка в Центр[альном] бюро краеведения, возглавлявшаяся акад. С.Ф. Ольденбургом, проф. С.И. Руденко, Гейнике, М.Я. Феноменовым. Группировка вела значительную работу, направленную к консолидации а/с сил и направлению деятельности филиальных ячеек ЦБК по а/с руслу. А/с группировки краеведов, основательнее всего разгромленные нашими мероприятиями, были рассеяны по всему СССР и отчасти существуют и в настоящее время, уйдя в глубокое подполье.
3. Группировка реакционной профессуры в Ин[ститу]те экспериментальной биологии в Москве, возглавляемая проф. Н.К. Кольцовым. Мы еще вернемся к этой группировке в разделе, освещающем расстановку сил в настоящее время, здесь ограничиваемся лишь кратким изложением ее сущности. Активный контрреволюционер, в прошлом член «Такт[ического] центра», Кольцов усиленно маскировал свое участие в политической борьбе, действуя через подставных лиц. Его ближайшим сотрудником в ин[ститу]те, проф. Четвериковым, был создан кружок аспирантов, занимавшийся научной проработкой вопросов биологии в антимарксистском направлении, т.е. была организована школа антимарксистских научных кадров. От кольцовской группы исходили различные антимарксистские научные теории, получавшие широкое распространение в кругах биологов. Так, группа Кольцова выдвинула теорию «расовой патологии», по которой следует, что евреи страдают национальной болезнью — отсутствием моральных основ; теорию «интеллектуальной евгеники», говорящую, что лучшими представителями человечества являются те слои его, которые веками находились в Хороших жизненных условиях, т.е. аристократия и буржуазия. Группировка Кольцова была тесно связана с а/с группировкой профессуры Кубанского с/х института, во главе которой стояли Малигонов — бывший член Кубанской рады, Ленский — бывший прокурор у белых, Цитович — бывший министр просвещения Кубанской рады, бывший воспитатель наследника и др. Такая же тесная связь существовала с реакционными биологами Ср[едне]- Азиатского госуниверситета, представленными группировкой профессора САГУ Д.Н. Кошкарова, личного друга Кольцова. Характерен следующий эпизод: ассистент Кольцова Беляев был уволен за ряд а/с выступлений из Ин[ститу]та экспериментальной биологии, уехал в Ташкент и немедленно был устроен Кошкаровым на работу в САГУ.

Задачи всех трех указанных группировок и методы их осуществления идентичны. Кольцов непосредственно связан с Академией наук, являясь зам. председателя Московского от[деле]ния КЕПСа Ак[адемии] наук (Комиссия по изучению естеств[енных] произв[одительных] сил), председателем же Московского отделения является акад. П.П. Лазарев. В течение трех лет Кольцов постоянно выставлялся группами реакционных ученых и академиками кандидатом в действительные члены Академии.

4. К.-р. организация микробиологов и бактериологов, возглавлявшаяся проф. С.В. Коршуном, раскрытая и ликвидированная Особым отделом ОГПУ.
5. Группировка электротехников в МВТУ и Всесоюзном электротехническом ин[ститу]те, возглавлявшаяся проф. К.А. Кругом.
6. Группировка тоже электротехников в Ин[ститу]те им. Плеханова, возглавлявшаяся проф. Б.И. Угримовым. Угримов — в прошлом лидер реакционной профессуры, был приговорен в 1922 г. к высылке за границу, родной брат известного белоэмигрантского деятеля, отец Марии Угримовой — члена «Совета начальников отрядов» — штаба скаутской фашистской организации, ликвидированной в 1926 г. Группировка Угримова в ИНХе объединяла всю реакционную профессуру и представляла значительную силу, влиявшую на жизнь института. Особенно отчетливо группировка выявила себя в декабре 1929 г., когда один из ее членов проф. Бовин на совещании профессуры и представителей электропромышленности от имени группы выступил с декларацией, протестующей против Постановления Пленума ЦК ВКП(б) о форсировании подготовки кадров. Тогда он заявил, что если решение не будет пересмотрено, то он и с ним ряд профессоров будут вынуждены отказаться от работы или, во всяком случае, снять с себя ответственность за подготовку кадров.
7. Группировка реакционной профессуры в Центр[альном] аэрогидродинамическом ин[ститу]те (ЦАГИ), возглавляемая акад. Чаплыгиным. Чаплыгин — активный реакционер в прошлом, на сессии Ак[адемии] наук был единственным академиком, который открыто поддержал а/с декларацию Вернадского. В ЦАГИ он окружен антисоветски настроенными специалистами. Имеет связь с группой Угримова, т.к. Бовин одновременно работает и в ЦАГИ.
8. Группировка в Московском] горном ин[ститу]те, возглавляемая проф. А.М. Терпигоревым. Терпигорев — в прошлом министр торговли и промышленности в правительстве Деникина, замешанный в деле шах- тинских вредителей, до 1930 г. держал себя внешне лояльно. Лишь в начале 1930 г. демонстративно отказался от ответственности за подготовку кадров по новым методам и отказался составлять новые учебные планы. Из деятельности группы Терпигорева нам известны следующие факты:

1. Терпигорев и его заместитель, проф. Назаров, отказались принять к себе на подготовку аспирантов, выдвиженцев студ[енческих] организаций. После долгой торговли согласились принять самое минимальное количество. Работа с аспирантами почти не ведется, и они предоставлены самим себе или, в лучшем случае, младшим преподавателям.
2. Группировка добилась ухода из Академии проф. Протодьяконова, антисоветски настроенного, возглавлявшего оппозицию Терпигореву.
3. Назаровым составляются на 50 % неприемлемые учебные планы (в частности, по проходческой специальности вся учеба строится по планам, выработанным в дореволюционное время).
4. Выдвиженец с производства, доцент Кузнецов, встречен группировкой враждебно и фактически изолирован от коллектива преподавателей.

В конце 1922 г. реакционной интеллигенции был нанесен решительный и жесткий удар, выразившийся в аресте ряда ее крупнейших представителей с последующей высылкой за границу и в разные места СССР. Были подвергнуты аресту (список*). Из них высланы за границу (список*). Наряду с а/с профессурой были высланы некоторые литераторы и а/с общественные деятели.

В 1923 г. была оперативно разгромлена последняя активная группировка а/с профессуры, во главе с проф. В.А. Кальчевским и Коневым, создавшая в Московском кооперативном ин[ститу]те довольно солидную студенческую организацию эсеровского толка. Весь 1923 г. и последующие годы происходила активная борьба за пролетаризацию высшей школы, имевшая наиболее действенное и яркое выражение в студенческой чистке в 1924 г. Чистка протекала в крайне напряженных условиях активного сопротивления как со стороны профессуры, так и многочисленных группировок а/с студенчества. Были попытки организовать массовый протест, демонстрации, разбрасывались листовки, создавались подпольные организации, стремившиеся к массовому переходу границы, политические банды; нами были предотвращены неоднократные попытки взорвать и поджечь в виде протеста здания отдельных институтов и т.п. Несмотря на все это сопротивление, кампания по чистке была проведена до конца и выбросила из вузов наиболее активный а/с и классово-чуждый элемент.

Эта кампания, в значительной мере снова ударившая по реакционной профессуре, лишив ее главной опоры и базы для деятельности, имела своим результатом дальнейшее снижение активности АСЭ, затухание борьбы и заставила а/с актив искать новые формы и методы объединения и деятельности. К этому периоду относится создание концентратов а/с интеллигенции в таких учреждениях, как ЦЕКУБУ, ГАХН (Государственная академия художественных наук), Академия наук и т.п. Собирание сил происходило также в различных научных обществах и в полулегальных мистических формированиях. Конкретно мы столкнулись со следующими группированиями.

ЦЕКУБУ

Говоря о положении и роли ЦЕКУБУ в общественно-политической жизни СССР, необходимо отметить, что она не являлась корпорацией, объединяющей ученых, и поэтому не имела и не могла иметь какого- либо актуального политического значения. Это правительственная комиссия, призванная, по идее ее инициаторов, «улучшить быт ученых» и лишь впоследствии принявшая на себя функции деления ученых на категории и разряды.

Идея организации ЦЕКУБУ, осуществлявшаяся реакционной профессурой в условиях недостаточного контроля со стороны партийной части, была вскоре дискредитирована и искажена. Реакционная часть ученых рассчитывала, что ЦЕКУБУ явится той организацией, которая сохранит за ними известные прерогативы и изолированность «большевистской» власти и, кроме того, даст возможность легального объединения. Поэтому реакционная группа ученых приняла все меры к тому, чтобы добиться максимального влияния на работу ЦЕКУБУ, и, нужно признать, она этого достигла.

Вся работа ЦЕКУБУ первых годов ее существования направлена была на сохранение, главным образом, реакционных, вернее, к.-p., кадров ученых. Просмотр списков ученых, зачисленных ЦЕКУБУ в группу «А» (выдающиеся ученые), производит крайне неблагоприятное впечатление. Около 80 % всей группы «А» проходит по учету ОГПУ как явно АСЭ, многие в качестве активных к[онтр]рев[олюционеров] и подозреваемых в шпионаже и вредительстве. Зачисление в группу «А», «Б», «В» производилось не столько по научным заслугам, сколько по случайным признакам: знакомство, «высокое» звание в дореволюционное время и т.п. Именно этим объясняется, что в числе ученых, поддерживаемых ЦЕКУБУ, оказались такие лица, как:

1. граф Шереметьев, бывший член Государственного] совета, камергер, организатор в 1905 г. «Союза русского народа»;
2. Авилов Н.Н., бывший тов[арищ] мин[истра] внутренних дел при Временном правительстве (кадет);
3. Арсеньев В.С., бывший псковский вице-губернатор;
4. Харузин А.Н., гофмейстер, бывший бессарабский губернатор.;
5. бывшая княгиня Цертелева — монархистка;
6. Любощинский М.М. — бывший крупный помещик;
7. бывший граф Осуфьев, крупный помещик;
8. Малинин Д.Н. — бывший нижегородский тюремный инспектор и многие другие.

Влиянием реакционной части ученых объяснялся и тот факт, что ЦЕКУБУ до ее ликвидации не исключила из списков административно-высланного Шапошникова, бежавшего за границу проф. Ломоносова и выдавала пособия профессорше после того, как они изгонялись из советских вузов, как АСЭ, что она выхлопотала персональную пенсию Челпанову, активному врагу советской власти — Шпету и Озерову, несмотря на то, что о последнем всего было известно, как о сподвижнике Зубатова, крупном банкире и члене Государственного совета.

«Высшая» группа, по сути, представляла собой изолированную организацию, пытавшуюся создавать общественное мнение, активно тормозившую процессы политической дифференциации среди научных работников. Реакционные элементы, наводнявшие санатории ЦЕКУБУ, превращали их в рассадники самой злобной а/с агитации и наряду с этим имели место и такие случаи, когда реакционная клика выступает единым фронтом, организуя бойкоты тем научным работникам, которые открыто выступали в качестве сторонников советской власти (бойкот проф. Кораблева, публично выступившего против а/с вылазки акад.Жебелева).

Приводим характеристики ученых категорий по специальности.

1. По списку ученых историков и археологов г. Москвы из 17 человек, по нашим материалам, как активно правый элемент, проходит 10 человек, среди них мы встречаем фамилии: бывшего пом. начальника ОСВАГа деникинской армии, до недавнего времени видного деятеля белой эмиграции Готье Ю.В., Егорова Д.Н. и Любавского М.К. — активных членов подпольной к.-р. организации, недавно обнаруженной в Академии наук СССР, возглавлявшейся акад. Платоновым, Петрушевского Д.М. — одного из виднейших лидеров реакционного крыла профессуры, неоднократно проходившего по разработкам 5-го отделения] СО ОГПУ в качестве идеолога и руководителя а/с кружков молодежи и др.
2. Из 8 историков искусства по учету проходит 5 человек, среди них такая фигура, как Успенский А.И., бывший особо приближенный Николая II, ученый «милостью Императора», игравший роль политического советника Патриарха Тихона, одного из руководителей сопротивления изъятию церковных ценностей, подводившего «научно-политическую» базу под сопротивление: «Русский мужик не даст грабить церковь и свергнет богохульников».
3. Из 15 историков литературы известны как активные представители правого крыла — 7 человек, среди них такой актив, как Ильинский Г.А., тесно связанный с академиком] Платоновым Покровский М.Н., избранный в Академию наук реакционной группой академиков, как «компенсация за избрание т. Фриче», Сперанский и Ржига — лидеры московских историков антимарксистов, Сакулин — занявший после избрания в Академию явно реакционные позиции, Соболевский — брат виднейшего идеолога «Союза русского народа» и др. Из 8 психологов и педагогов — 5, принадлежащих к правому крылу (Аксельрод в том числе), среди них такая, не требующая комментариев, тройка — Нечаев, Челпанов и Шпет — до последнего времени ведущая активную борьбу против материализма и марксизма.
4. Из 17 юристов и экономистов — 9 принадлежит к активу правого крыла. Среди них Котляревский С.А., приговоренный в 1922 г. к расстрелу как активный участник «Тактического центра» [и] помилованный впоследствии ВЦИКом; Железнов В.Я., известнейший буржуазный экономист; Вормс А.Э., имеющий связи со шпионскими организациями, и такие идеологи правого крыла, как Озеров, Познышев и Полянский.
5. Интересно характерное обстоятельство: т. Г.М. Кржижановский — по специальности инженер-электротехник — проводится как экономист, по-видимому, только потому, что по этой специальности он избран в Академию наук. В Академии наук, как известно, его кандидатура выставлялась по наукам техническим, но, встретив ожесточенное сопротивление академиков, по тактическим соображениям была перенесена на кафедру социально-экономических наук, т.к. в соц[иально]-эконом[ической] комиссии а/с атмосфера была менее сгущенной. ЦЕКУБУ механически повторила этот явно а/с акт.
6. Из 12 математиков — 6 проходят по учету как реакционеры. Среди них такие лидеры реакционеров, как Костицин, Егоров и Лузин, не говоря уже о бывшем члене «Союза русского народа» Котельникове. Характерно, что Костицин, бежавший в прошлом году за границу и объявленный вне закона, не исключен из списка, против его фамилии имеется только отметка «за границей».
7. Из 15 зоологов проходит по учету правых — 11 человек. Среди них: Аверинцев, подозреваемый в шпионаже; Гуревич А.Г., цинично откровенно заявляющий о своих а/с воззрениях; Кольцов Н.К. — бывший член «Национального центра», прикрываясь маской лояльности, сколачивающий сильную группу антисоветски настроенных научных работников; Северцов А.Н. — один из видных представителей реакционной группировки академиков; Кулагин Н.М. — лидер правых зоотехников и другие.
8. Из 10 ботаников на учете — 5. Среди них проф. А.Г. Дояренко, впоследствии осужденный как один из главных деятелей ТКП.
9. Точно так же все 5 строителей принадлежали к правому крылу, из них проф. Велихов П.А. возглавлял активную группировку в МВТУ и в Ин[ститу]те инженеров транспорта.
10. Все 4 электротехника примыкают к правому крылу, из них Угримов В.И. и Круг К.А. являются активными лидерами его. Во время кампании по перевыборам профессуры Угримов предлагал бойкотировать тех ученых, которые согласятся занять места уволенных и объявить забастовку в знак протеста против «чистки».
11. Наиболее обильно представлена специальность медицины, из 43 человек проходит по учету правых — 28 человек. Из них активными деятелями являются: Головин С.С., Карузин П.И., Лазарев П.П. (проходит по разработкам шпионажа), Минаков П.А. (церковный староста), Минор Л.С., Плетнев Д.Д., Сахаров Г.П. и Коршун С.В. — бывший пом. начальника Санупра деникинской армии и т.п.
12. Из 12 деятелей музыки — 5 принадлежат к правому течению.

Итого в Москве, по приблизительному подсчету, из 206 деятелей науки 134 являются представителями реакционного правого крыла (65 %). Причем необходимо отметить, что наши сведения, если страдают погрешностями, то в сторону преуменьшения правого крыла, т.к. большинство ученых, являясь реакционерами в глубокой сущности своей, в научной деятельности не проявляют своих настроений и остаются для нас неизвестными.

Ученые группы «А», живущие в Ленинграде

1. Необычайное насыщение активным АСЭ наблюдается в группе историков. Из 20 человек — 15 являются активными деятелями крайне реакционного крыла ученых. Среди них такие колоритные фигуры, как акад. Платонов, заявляющий о своих монархических убеждениях, возглавлявший монархическую организацию академиков; Васенко П.Г., уволенный по 1-й категории из Академии наук как апологет династии Романовых, участник монархической организации; Гревс И.Л. — создатель и руководитель монархических организаций молодежи. Акад. Жебелев С.А. — известный своим а/с выступлением в белоэмигрантском издании «Семинарий им. Кондакова», акад. Лихачев Н.П. — бывший член «Союза русского народа», член монархической] организации, проф. Дружинин В.Г. — бывший личным осведомителем министра внутренних] дел Плеве. Проф. Рождественский С.В. — член монархической организации, акад. Тарле — член монархической организации и др.
2. Все 5 историков искусства являются активными представителями правого крыла профессуры.
3. Из 24 историков литературы 13 состоят на учете правого элемента, среди них такие ярко а/с фигуры, как акад. Истрин В.М. — лидер крайне правой группировки академиков, востоковеды академики Алексеев и Владимирцов, стоящие во главе антимарксистского востоковедения. Акад. Карский — бывший ректор Варшавского ун[иверсите]та, видный деятель царизма, акад. Щербатский — мистик и спирит и др.
4. Из 6 юристов и экономистов — 5 состоят на учете правого элемента. Среди них акад. Солнцев, открыто примкнувший после избрания в академики к крайне правому крылу.
5. Из 10 математиков — 8 примыкают к правому крылу ученых. Среди них акад. Крылов А.Н., замешанный во вредительстве и шпионских организациях, Колосов Г.В. — один из виднейших лидеров реакционной группы профессуры.
6. Из 12 химиков — 7 примыкают к правому крылу.
7. Из 9 астрономов — 5 правые.
8. Из 10 минералогов и геологов — 6 принадлежат к правым, среди них академики Вернадский, Ферсман и Левинсон-Лессинг, подозреваемые в участии во вредительской деятельности.
9. Из 16 зоологов — 10 правые. Среди них такие крупные и активные лидеры правых, как Бялыницкий-Бируля, Дерюгин и Насонов.

Из 207 научных работников Ленинграда к правым принадлежат 104 человека (50 %). Считаем нужным оговориться' что мы располагали очень неполными сведениями по Ленинграду и о некоторых специалистах вообще ничего не могли сказать.

Аппарат ЦЕКУБУ тоже состоял из исключительно АСЭ, подобранного управделами ЦЕКУБУ Я.Н. Хапаловым, бывшим крупным царским чиновником. В «Доме ученых», находившемся в ведении Хапалова и его ближайших сотрудников, происходили постоянные собрания активных к.-р. группировок, в частности, там часто заседал, как это выяснилось при следствии, ЦК Промпартии, ТКП и т.п.

Вредное влияние ЦЕКУБУ заключалось еще в том, что она официально представляла всех ученых и научных работников, считалась фактическим выразителем мнений и настроений всей в целом кадровой интеллигенции, фактически, конечно, не соответствовало действительно и сильно тормозило процессы политической дифференциации.

Государственная академия художественных наук
(ГАХН)

В ГАХНе был сосредоточен почти весь активный АСЭ среди ученых-гуманитариев. Начало возникновения реакционной группировки в ГАХНе относится к концу 1921 г. — моменту констатирования философского отделения ГАХНа, руководителем которого, до снятия по «реорганизации» в январе 1930 г., был известный реакционер (правый кадет) и воинствующий идеалист проф. Шпет Г.Г.

Благодаря почти полному отсутствию в ГАХНе членов ВКП(б) и аполитичности президента ГАХНа П.С. Когана, его заместителю Шпету, являвшемуся фактически президентом ГАХНа, удалось сконцентрировать в ГАХНе всех своих учеников и последователей, захватить полностью философское отделение ГАХНа и разбросать своих ставленников на руководящую работу по всем отделениям ГАХНа. Местком ГАХНа был также целиком в руках Шпета. Председатель месткома Филиппов был арестован 3-м отд[елением] КРО как активный участник монархической и шпионской организации.

Во главе группировки стояли Шпет, Лосев, Недович, Габричевский, Жинкин, Стрелков, Поповы, Каптерев и др. Большинство из участников группировки являются бывшими людьми (из дворян, крупных помещиков, крупных торговых кругов). Некоторые из них специального научного образования не имели. Была самая тесная связь с монархическими (аристократическими) кругами в Москве, как то: Трубецкие, Самарины, Голицыны, Гагарины, Шаховские и проч. Многие из участников группировки проходили по разработкам как участники монархических групп, как, например: Цявловский, Усов, Адарюков, Шапошников, Поповы, Каптеревы, Шамбинаго, Недович и др.

Некоторые из участников группировки проходили по КРО ОГПУ как подозрительные по шпионажу и связанные с иностранными посольствами: Анисимов и Некрасов (Германия), Поповы и Сахновский (Чехословакия), сам Шпет был тесно связан с бывшим латвийским послом Балтрушайтисом.

Группировка в ГАХНе через акад. Сакулина и проф. Егорова Д.Н. была связана с монархической организацией в Ленинградской академии наук, возглавляемой акад. С.Ф. Платоновьм. Шпет и Лосев как идеологи гусерлианского философского течения проходили по разработке 6-го отделения СО ОГПУ, причем Лосев арестован по делу организации церковников-дмитровцев (крайне правых монархистов), в деятельности которых, а также в к.-р. организации имяславцев, играл руководящую роль. Почти все участники группировки состояли на учете в 5-м отделении СО ОГПУ как правый АСЭ.

Характерно, что из работников ГАХНа 9 человек, уехавшие в 1924-1925-1926 гг. в научные командировки от ГАХНа и Наркомпроса за границу, не вернувшиеся в СССР и находящиеся в эмиграции, как-то: Кандинский, Шор Е.Д., Шор О.А., Мясковский, Сабанеев, Иванов В., Петров И.З., Поляков А.Л., Новерт, Виппер (сын) — продолжали числиться в штатах ГАХНа и были отчислены только во время чистки ГАХНа в феврале 1930 г.

7 человек из штата ГАХНа и ряд «выдвиженцев» Шпета находились в ссылке по монархическим делам, как-то: бывшие секретари президиума ГАХНа Шапошников и Мориц, Петровский, Поляков, Гордон, Дурилин, Никольский, последний до реорганизации ГАХНа, продолжая оставаться в штате ГАХНа, направлял в ГАХН свои доклады, которые обсуждались философской секцией и на частных собраниях на квартире у Шапошникова. Собрания наиболее избранной реакционной части ГАХНовской группировки бывали у Габричевского, там обсуждались и подвергались резкой критике все мероприятия советской власти. Значительная часть гахновцев была связана с известным реакционным писателем Булгаковым, посещая его салон (Лямин, Мориц, Шапошников, Жинкин и др.). Некоторые ездили на дачу в Крым к «внутреннему эмигранту» и реакционеру Волошину (Шпет, Габричевский, Стрелков и др.).

Группировка была связана с белоэмигрантскими монархическими кругами и ориентировалась на Кизеветтера, Трубецкого, Ильина, Булгакова, Новгородцева, Гучковых.

Сам Шпет женат на близкой родственнице Гучкова и поддерживает с Гучковым самую тесную связь. Кузнецов является учеником эмигранта Новгородцева. Габричевский, Базыкин, Лямин имеют также близких родственников белоэмигрантов и поддерживают с ними самую тесную связь. Андриевская является близкой родственницей эмигранта Кандинского и находится с ним в переписке. Кроме того, ГАХНовцы, часто ездившие по командировкам ГАХНа за границу (Мориц, Шапошников, Экземплярский, Сакулин, Базыкин, Терновец и др.), непосредственно встречались с белоэмигрантскими монархическими кругами, давали им информацию об СССР и получали от них различные указания. Анисимов и Базыкин сотрудничали в заграничной белой прессе. Пытался это сделать и Некрасов.

В задачи группировки, как установлено рядом данных, входило противодействие всем мероприятиям советской власти в ГАХНе, концентрация враждебных советской власти сил, использование ГАХНа для заграничных связей с белоэмигрантами и монархистами и подготовка кадров с чуждой советской власти идеологией, активных борцов против марксизма и коммунизма.

В 1929 г. Наркомпросом было произведено обследование ГАХНа, вскрывшее концентрацию реакционной части научных работников в ГАХНе и их вредительскую работу. В феврале 1930 г. коллегией Наркомпроса под видом реорганизации ГАХНа была проведена негласная чистка научных работников ГАХНа, в результате которой из 600 человек явно несоответствующих своему назначению и враждебных советской власти сотрудников, в наличии было оставлено около 150 человек. Тогда же был сокращен и Шпет.

В мае с.г. НК РКИ в общем плановом порядке чистки научных учреждений была назначена чистка административного и технического аппарата ГАХНа. Во время чистки на общем собрании сотрудников и научных работников, среди которых удалось провести расслоение и отколоть и организовать левую часть, активно разоблачающую правых, были вскрыты: сознательное вредительство, связь с белоэмигрантами, фиктивные командировки за границу, спекуляция валютой, расхищение вывезенного за границу крайне ценного оборудования, злоупотребления в финчасти и в издательстве, издание идеологически вредной литературы, протекционизм в отношении заядлых монархистов, сокрытие архивов белоэмигрантов и арестованных по политическим делам и т.д.

По отдельным частям ГАХНа представители группы Шпета были распределены нижеследующим образом.

Президиум ГАХНа: Шпет, Сакулин, Мориц, Шапошников. Секция пространственных искусств: Шапошников, Недович, Адарюков, Анисимов, Некрасов, Терновец.

Театральная секция: Мориц, Волков Н.Н., Филиппов В.А., Сахновский.

Музыкальная секция: Беляев, Беляева-Экземплярская, Попов С.С., Лосев, Кузнецов.

Литературный отдел: Усов, Волков Н.Н., Цявловский, Гудзий, Лямин, Петровские М.А. и Ф.А., Сакулин, Чулков, Эфрос, Червинский, Ярхо Б.И.

Издательство: Шапошников, Базыкин.

Комитет производственных искусств: Мориц, Иванов Д.Д. Лаборатория: Каптерев, Карпов, Илларионов, Экземплярский. Библиографический] отдел: Попов П.С.

Библиотека: Линдеман, Левенталь, Пятницкая.

Комитет агитации и пропаганды: Андриевская.

Философское отделение: Габричевский, Динкин, Недович, Попов П.М., Губер, Цирес, Стрелков, Лосев, Недович, Зубов, Четвериков, Челпанов.

Аспирантура: Михайловский, Черникова, Элеонора Шпет. Адм[инистративно]-фин[ансовая] часть и техперсонал: Коршунов, Волков Н.П., Соловьев, Герарди, Иванова-Еленевская, Трубникова, Горт, Никулина, Горбунг Б.

Местком: председатель Филиппов В.А., секретарь Никулина.

Кроме того, из внештатных сотрудников ГАХНа как причастных к вышеупомянутой группировке нами пока установлены: Ахманов, Гривкова, Райнов, Горбунг Б., Ильин, Соловьев С.М., Топорков, Верховский, Виноградов, Георгиевский, Городцов, Грабарь, Денике Б., Егоров Д.Н., Нечаева, Кравченко, Бережков, Соловьева А.К., Дживилегов, Игумнов, Каганш, Качалов, Машковцев, Москвин, Новосадский, Полеванов, Садовник, Толстой С.Л., Толстой С.С., Ушаков, Шамбинаго, Шеншин, Щусев, Прыгунов, Тарабукин, Алексеев, Челпанов (сын), Стороженко (сын).

В меньших масштабах с неизмеримо меньшей политической актуальностью происходила такая же концентрация в многочисленных научных обществах. Особый интерес представляют следующие общества:

1. Московское архитектурное о[бщество]во, во главе которого стояли откровенные реакционеры А.В. Щусев, Д.С. Марков и П.И. Антипов.
2. О[бщество]во Института итальянской культуры, во главе с А.Д. Дживилеговым и С.В. Шервинским.
3. О[бщество]во истории и древностей российских, представлявшее впоследствии, почти целиком, московский филиал платоновской монархической организации, возглавлявшееся М.М. Богословским, М.К. Любавским, А.Н. Савиным, Ю.В. Готье и И.И. Полосиным.
4. О[бщество]во любителей российской словесности во главе с П.Н. Сакулиным, А.Е. Грузинским и С.В. Шуваловым.
5. О[бщество]во ревнителей французской культуры, возглавлявшееся Ганшиной К.А. и Понс Э.Е.
6. О[бщество]во друзей книги — В.Я. Адарюков и А.Н. Кожебаткин.
7. О[бщество]во истории литературы — М.Н. Сперанский и А.Д. Седельников.
8. О[бщество]во любителей книжных знаков — В.К. Трутовский, П.Д. Этингер, Ф.Ф. Федоров.
9. Московское о[бщество]во востоковедов — Н.М. Попов-Татива.
10. О[бщество]во по изучению русской усадьбы.
11. О[бщество]во «Старая Москва» и другие.

Мистические кружки и организации, довольно широко развернувшие свою деятельность среди интеллигенции, созданные в качестве своеобразного протеста против действительности, формально стремившиеся «увести своих членов от житейских тревог и волнений в заоблачные выси мистицизма», по сути тоже представляли собой совершенно определенные к.-р. организации и пытались вести большую а/с работу, распространяя влияние на массы. В разное время были выявлены и ликвидированы следующие активные мистические организации:

1. Московское теософское о[бщество]во, входившее в состав Международного о[бщест]ва теософов, возглавлявшееся преподав[ателем] Московского университета С.В. Герье.
2. Всероссийская масонская ложа, имевшая центр в Ленинграде.
3. О[бщество]во антропософов, возглавлявшееся писателем Андреем Белым, и ряд других.

Все мистические организации имели постоянную, довольно хорошо налаженную связь с зарубежом, посылали своих представителей на различные конференции, получали из-за границы директивы на развертывание а/с деятельности, создавали многочисленные кружки из молодежи и детей, которых воспитывали в ярко идеалистическом и а/с направлении.

Часть II

Подпольная и полулегальная концентрация а/с сил продолжалась, таким образом, с 1921 по 1926-1928 гг. Социалистическое наступление и бурные темпы строительства социализма, вызвавшие из подполья все силы враждебного пролетариату класса, крайне обострившие борьбу, естественно, не могли не активизировать к.-р. слои среди интеллигенции, в значительное своей части выступившие на арену развернувшихся классовых битв. Техническая интеллигенция выдвинула многочисленные группировки и организации, занимавшиеся вредительством, пытавшиеся подорвать экономическую мощь Советского Союза с тем, чтобы облегчить наступление интервентов. Организации гуманитарной интеллигенции, часто в союзе с вредительскими организациями, тоже вели активную работу по подготовке интервенции и восстаний внутри страны. За этот период органами ОГПУ были ликвидированы следующие активные к.-р. организации. Мы ограничиваемся здесь кратким упоминанием только о важнейших делах и даем в приложении особую справку с характеристиками наиболее видных участников организаций, формами и методами связи между собой и за границей, списком всех участников с установочными данными и т.п.

1. Шахтинская к:-р. организация, вовлекшая в свои ряды геологов, горняков, специалистов по добыче угля и т.п.
2. Промпартия, состоявшая, главным образом, из энергетиков, в частности, теплотехников, химиков, механиков и электротехников.
3. К.-р. вредительская организация в текстильной промышленности, охватившая текстильщиков и технологов.
4. Вредительская организация в золото-платиновой промышленности.
5. «Трудовая крестьянская партия», охватившая многочисленные кадры с/х интеллигенции.
6. К.-р. вредительская организация в кинопромышленности и в Госиздате СССР.
7. «Союз вызволения Украины», шовинистическая организация украинской интеллигенции, имевшая контакт с монархическими организациями интеллигенции вне Украины.
8. «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России», состоявший, главным образом, из бывших людей, устроившихся на работу в Академию наук и черносотенных научных работников.
9. Ряд группировок и организаций среди краеведов (Москва, Ленинград, Воронеж и т.д.).
10. К.-р. группировка педагогов в Ленинграде, возглавлявшаяся проф. Б.Е. Райковым.

При изучении материалов по ликвидированным к.-р. организациям, прежде всего, останавливает внимание то обстоятельство, что организационная, подпольная деятельность происходила, почти исключительно, по «гнездам», что почти все организации представляли собой ассоциации группировок, состоявших из представителей одинаковой специальности, что все они ориентировались на зарубежные к.-р. силы, проводя одновременно подготовку восстаний изнутри, что почти все они были связаны между собой, что каждая из них имела периферийные филиалы. Это последнее обстоятельство должно быть предметом особо пристального внимания в нашей последующей работе и является доказательством положения, что к.-р. движение среди интеллигенции протекает в очень широких масштабах, что, несмотря на кажущиеся различия и даже противоречия между отдельными группировками, мы имели дело с враждебной силой, выступающей монолитно, единым фронтом. Кроме такой организованной деятельности, нашими материалами зафиксирован ряд фактов, когда классовые враги среди интеллигенции наносили тяжелые удары по наиболее ответственным участкам социалистического строительства, действуя в одиночном порядке или при помощи небольших, организационно неоформленных группировок. В частности, благодаря деятельности а/с специалистов, одно время создалось исключительно тяжелое положение в области подготовки научных и технических кадров. На январь 1931 г. этот ответственнейший участок строительства представлялся в следующем виде.

1. План подготовки кадров фактически отсутствовал, т.к. этот вопрос не был централизован, а планы отдельных ведомств, почти не увязанные между собой, отнюдь не могли считаться единым планом, соответствующим потребностям соцстроительства.
2. Планы подготовки индустриальных кадров по отдельным отраслям часто преуменьшали потребность, сплошь и рядом давали более или менее случайные, неправильные цифры; план потребности базировался на «потухающей кривой». Деятельность отдельных вузов и втузов планировалась так, что ей грозил полный отрыв от производства. В составлении планов почти не принимали участия тресты и заводы, не учитывалась действительная потребность в специалистах. Планы по отдельным отраслям неоднократно переделывались, вследствие чего отсутствовали правильные данные о потребности, делались неправильные выводы о покрытии, финансировании и т.п.

Хаос в области планирования и самотека нашел свое отражение в следующих цифрах, ярко характеризующих положение:

Учтенный контингент	Финансируется	Фактический контингент	Не финансируется
184 821	250 988	285 102	34 114

Стоимость годового содержания перебора недоучтенного контингента — 41 700 000 руб.

Потребность в специалистах в 1931 г.	Продукция высшей школы	Не хватает
118 541	23 907	94 634

Примечание: Данные цифры относятся к началу 1931 г., сведены нами по материалам отдельных ведомств.

Приведенные цифры свидетельствовали:

1.   О диспропорции между потребностями и покрытием их.

2.  О весьма значительном перерасходе только в области подготовки специалистов высшей квалификации;

3.   О том, что весьма значительная часть студенчества вследствие отсутствия учета не финансировалась вовсе, что влекло за собой общее падение материального обеспечения учащихся, т.к. втузы были принуждены урезывать стипендии, вернее, дробить их.

Отдельные планы не учитывали преподавательского состава; подготовка педагогических кадров была отодвинута на последнее место, несмотря на то, что положение с кадрами было крайне тяжелым. Имевшиеся кадры, весьма незначительные, все время подвергались всякого рода сокращениям вследствие непригодности их целям социалистического строительства; пополнение, качественно и в деловом, и в идеологическом отношении крайне низкое, поступало слабо и потребности не покрывало. Инженеры с производства, совмещавшие работу на предприятиях с работой во втузе, не говоря уже об их, чаще всего, идеологической неприемлемости, педагогической подготовки не имели и запросов студенчества почти не удовлетворяли.

Подготовке научно-исследовательских кадров было уделено некоторое внимание только в самое последнее время. Набор аспирантов в научно-исследовательские учреждения был организован недостаточно, классовый отбор сплошь и рядом производился лишь формально, на качество аспирантуры обращалось слишком незначительное внимание. В тех областях, где были значительные достижения в отношении количества подобранных аспирантов, наблюдалось неумение работать с аспирантурой и изоляция ее от всей жизни учреждения. В качестве иллюстрации такого положения может служить пример с коллективом аспирантов в Академии наук СССР. Вследствие отрыва коллектива от органической жизни и деятельности Академии там были налицо извращение линии и непонимание задач, стоящих перед коллективом.

В высшей школе шла непрерывная ожесточенная борьба против подготовки пролетарских кадров со стороны реакционной профессуры. Эта борьба сплошь и рядом имела и легальные формы, выражаясь в активном сопротивлении реформе высшей школы, в отказах работать по новым программам, саботаже их или дискредитировании, сопротивлении выдвижению пролетарских научных кадров, вредительском отношении академических [кадров в] требованиях к пролетарскому студенчеству, компрометации научных работников — выдвиженцев пролетарского студенчества и т.п. Нами был зафиксирован ряд фактов, иллюстрирующих эти положения:

1.       Группировка антисоветски настроенных специалистов в Государственном] историческом музее в Москве вела упорную систематическую борьбу против аспирантов-коммунистов. Работа этих аспирантов срывалась, располагаемые ими в известном порядке экспонаты переставлялись, что сводило к нулю работу или искажало ее целевую установку.

2.   Антисоветски настроенные профессора Института хим[ических] реактивов в Москве (Пржевальский, Виноградов и др.) вели упорную травлю аспирантов, выдвинутых сов[етской] общественностью. Им давались задания, которые заведомо не могли быть выполнены, им не давали пользоваться лабораторной аппаратурой или выдавали испорченные инструменты и т.п. В то же время эти профессора постоянно выдвигали и всячески содействовали работе аспирантов, настроенных антисоветски и выходцев из социально] чуждой среды.

3.   Проф. Кольцов, бывший директор Института экспериментальной биологии, автор теории о «расовой патологии», из которой вытекает например, что все евреи по природе своей трусливы, коварны и пр. Разработку этой теории он поручил аспиранту Хан-Магометову с явной целью скомпрометировать его.

4.   Проф. М.М. Завадовский окружил себя явно АСЭ, в его лаборатории работала дочь крупного помещика Моисеенко-Великая, бывший скаут-мастер Терентиев и др.

5.        Такое же положение наблюдалось в лаборатории проф. Сиротинского, окружившего себя антисоветски настроенными аспирантами Дубининым, Лебедевым и др. Когда встал вопрос о снятии этих аспирантов, Сиротинский заявил, что вместе с ними уйдет и он сам.

6.   Профессор Ивановского политехнического института Лебедев ставил всем студентам удовлетворительные отметки, цинично заявляя: «Мне некогда с вами возиться, тем более, что вы все равно ничего не поймете и не будете знать». Так же поступал профессор Автотракторного института в Москве Юревич и другие.

Оперативный разгром активных к.-р. организаций среди интеллигенции на некоторое время деморализовал и дезорганизовал враждебные классовые силы. Некоторый период, последовавший после разгрома, вредительских и прочих к.-р. организаций характеризуется по нашим агентурным материалам как период затишья и отсутствия организованного движения. Однако этот период был кратковременным, и в настоящее время мы снова стоим перед фактом нового собирания сил, протекающего, главным образом, в глубоком'подполье. Здесь необходимо отметить, что эта концентрация имеет в отдельных случаях и легальные формы, заключаясь в качественном и количественном усилении отдельных антимарксистских школ и течений, захватывающих некоторые участки в области науки.

Часть III

В настоящее время общая картина расстановки сил, выражающаяся в отдельных группировках, школах и течениях представляется в следующем виде. (В обзоре фигурируют почти исключительно Москва и Ленинград, потому что эти города являются культурными и научными центрами и потому, что мы, к сожалению, не располагаем достаточным материалом по периферии. Группировки рассматриваются по отдельным научным специальностям).

Несомненным центром, притягивающим к себе почти все, независимо от их направлений, группировки интеллигенции является Академия наук СССР. Ее значение как центра особенно увеличилось за последнее время в связи с организацией ряда филиалов Академии на периферии (ДВК, Урал, Казахстан), включивших в число своих сотрудников наиболее видных провинциальных ученых, имеющих значительное влияние в орбите своей деятельности, притягивающих к себе все второстепенные научные силы. Все время в Академии идет упорная борьба двух противоположных лагерей, представителей старой «чистой» науки, с одной стороны, и коммунистов, с другой. Эта борьба имела разные фазы и до последнего времени характеризовалась явным перевесом советского влияния.

Одно время реакционные академики представляли собой молчаливую оппозицию акад. Комаров — вице-президент Академии, на заявление непременного] секретаря т. Волгина о том, что беспартийные академики молчат, сказал: «А, по-моему, вы и не хотите, чтобы мы говорили». Но теперь, в связи с последними мероприятиями в области высшей школы и некоторым изменением общего курса по отношению к интеллигенции, наблюдается новое оживление реакционных элементов, выражающееся в более откровенном и резком сопротивлении советскому влиянию, с одной стороны, и даже в попытках перейти в наступление, с другой.

Положение, в силу которого Академию наук СССР в недалеком прошлом сравнивали с Ватиканом, в настоящее время сильно изменилось. Если до сих пор Академия претендует на некоторую исключительность в ряде других научных учреждений Союза ССР, и если она до известной степени и находится в таком несколько исключительном положении, то это объясняется большой сложностью ее структуры, и, главное, сложным переплетом взаимоотношений и борьбы группировок, фактически олицетворяющих ее и определяющих ее деятельность.

До чистки аппарата Академии в 1929-1930 гг., которая повлекла за собой весьма значительные организационные перестроения, изменила соотношение сил, удалила наиболее активную часть научных сотрудников — базу, на которую опиралась и через которую действовала верхушка академиков, изолированность Академии, ее стремление противопоставлять себя, во многих случаях открыто, сов[етской] общественности и даже правительственным мероприятиям, были совершенно очевидны.

Оперативная ликвидация наиболее активной к.-р. части во главе с акад. Платоновым, создание сильной партийной организации, захват наиболее ответственных командных высот коммунистами, проведение партийным ядром довольно четкой и последовательной линии, целый ряд решительных мероприятий, направленных, в первую очередь, к уничтожению изолированности Академии в первое время дезорганизовали и лишили базы активных контрреволюционеров. Начавшееся вскоре новое собирание сил опять было приостановлено вследствие решительных мероприятий по ликвидации вредительства, захвативших почти все круги кадровой интеллигенции.

В настоящее время имеются налицо все данные, позволяющие предположить, что работа по концентрации распыленных сил возобновится и вместе с ней возобновится и прежняя к.-р. деятельность, причем, вероятнее всего, что она будет иметь более тонкие формы и уйдет в глубокое подполье.

Расстановка сил в настоящее время

Наиболее влиятельной и действенной в настоящее время нужно признать группировку Ферсмана, в которую непосредственно входят: Вернадский и Левинсон-Лессинг. Под сильнейшим влиянием группировки находятся Карпинский, Ольденбург и Комаров. Фактически с ней, хотя внешне в стороне от всяких группировок, А.Н. Крылов.

Меньшее значение имеет группа Истрина, т.н. «древолазы». Эта группа, несмотря на то, что именно на нее обрушились самые жестокие удары, пытается влиять и отчасти влияет в Отделении общественных наук (ООН), стремясь направить его деятельность по прежнему руслу схоластики, противопоставляя почти всем мероприятиям советской власти крепко сколоченный блок, неизменно ведя борьбу против них. В группу входят: Ляпунов, Жебелев, Перетц, Розанов, Сперанский и Коковцов, очень близок к ней Никольский. Наличие этой группировки совершенно очевидно, ее члены — явные и откровенные реакционеры; собрания группировки происходят на квартире Истрина, который, будучи разбит параличом, никуда не выходит.

Третьей, наименее влиятельной, является группировка Щербатского, в которую входят Алексеев и Крачковский — все востоковеды.

Группа Ферсмана, сильно замаскированная, все время ведет совершенно определенную линию, направленную против линии фракции ВКП(б) и, в силу исключительной энергии, напористости, организаторским способностям и умению приспособляться самого Ферсмана, сплошь и рядом достигает своей цели. До сих пор почти вся работа Академии в области изучения естеств[енных] производ[ительных] сил страны, ее международные связи, ее деятельность вне своих стен фактически находится в руках группировок.

Характерен состав группировки:

1.   Ферсман — умный и ловкий делец, крупный организатор, умеющий приспособиться к любой обстановке. Пользуясь своей популярностью, отчасти искусственно созданной, и доверием, завоеванным им в высших партийных и советских кругах, он очень умело лавирует между препятствиями, мешающими его к.-р. деятельности, создаваемыми парторганизацией Академии. Его имя не раз встречалось в предыдущем изложении. Последние агентурные данные определенно указывают на связь Ферсмана с французской разведкой.

2.   Левинсон-Лессинг — откровенно реакционная фигура; очень влиятелен в кругах геологов, фактически возглавляет реакционную группировку в бывшем Геолкоме, в свою очередь, имеющую очень большое влияние по всему СССР. Тесно связан с торгпромовскими кругами.

3.   Вернадский — тоже открытый реакционер, в прошлом эмигрант, сейчас находится за границей, уехав туда вопреки нашим возражениям. Имеет большие связи с активными группами белой эмиграции, его брат — один из руководителей евразийцев. Не раз открыто выступал против отдельных мероприятий советской власти.

4.   Ольденбург — сильно замаскирован, вступил даже в члены ВАРНИТСО. В прошлом — один из виднейших деятелей кадетской партии. Ближайший советник Ферсмана и его «дипломатический представитель». Исключительно ловкий, хитрый и осторожный делец в течение ряда лет «сглаживающий острые углы» и отводящий при помощи всяких дипломатических ухищрений удары, угрожавшие отдельным академикам. Будучи уличен в преступных махинациях с архивными документами, все же сумел вывернуться и выйти сухим из воды.

5.   Карпинский — глубокий старик, потерявший, во многих отношениях, способность мыслить, часто не отдает отчета в своих поступках. Используется Ферсманом и Ольденбургом в качестве рупора и знамени, объединяющего реакционные элементы и их представительствующего. Если бы его лишить поддержки Ферсмана и Ольденбурга и подчинить какому-либо другому, более приемлемому влиянию, то он был бы, во всяком случае, безвреден.

6.   Комаров — по-своему честный и искренний старик. Если бы он находился под другим влиянием (это вполне достижимо), был бы полезен.

Необходимо отметить, что за последний год Ферсман особенно конспирирует свою политическую деятельность и старается всячески доказать свою лояльность.

Группа Истрина однородна по своему составу — все откровенные реакционеры. Некоторые тенденции к приспособленчеству проявил только за последнее время Перетц, который попытался выступить с «марксистским» докладом; эта попытка, очень наивная по своей приспособленческой откровенности и неумелая, была резко осмеяна Истриным, после чего Перетц «успокоился». Группа целиком представляет собой осколок старой Академии и совершенно непримирима ко всему новому; в свое время даже Платонов беспокойно оглядывался на «древолазов» (академическое определение) и останавливал их чересчур, с его точки зрения, «смелые» выпады.

Особый интерес представляет группа Щербатского, маловлиятельная в академической жизни, она имеет очень интересные, с чекистской точки зрения, связи на Востоке, в частности в Индии, Китае и Тибете. По некоторым данным, можно предположить, что группа является частью, возможно, верхушкой к.-р. организации востоковедов, еще не вскрытой нами. Каждая из группировок опирается на значительные формирования среди научных сотрудников Академии и связана с аналогичными группировками в научно-исследовательских учреждениях Ленинграда, Москвы и других городов.

Несомненное влияние на жизнь и деятельность Академии имеют реакционно-настроенные одиночки, не связанные или мало связанные с группировками. Таковы: Солнцев, Бернштейн, Павлов, Петрушевский и Прянишников.

1.  Солнцев — хитрый политикан, до выборов в Академию носивший маску лояльности. После выборов резко изменил позицию и теперь является открытым реакционером. Блокируется чаще всего с Ферсманом.

2.  Бернштейн имеет связи с белоэмигрантскими активными организациями во Франции.

3.  Павлов формально находится в откровенной оппозиции советскому направлению, но, легко поддаваясь умно организованному влиянию, является фигурой скорее полезной, чем вредной политически.

4.  Петрушевский имеет связи с «древолазами», фактически придерживается их линии; представляет некоторую опасность, потому что «вхож» к отдельным членам фракции ВКП(б) и пользуется их поддержкой.

5.  Прянишников — фигура, аналогичная Комарову, но так же, как и Комаров, больше всего находится под отрицательным влиянием и поэтому блокируется с правыми. Ни с одной из группировок крепких связей не имеет.

Из «левых» принимают участие в деятельности Академии Самойлович, Иоффе и Державин. Пользуются авторитетом и популярностью только первые два.

Из группировок среди технической интеллигенции продолжают свое существование на сегодняшний день уже упоминавшиеся нами в первой части обзора: группировка в Геолкоме, частично группировка Угримова (он сам осужден по делу Промпартии), группировка Чаплыгина и группировка Терпигорева. Их деятельность протекает только более конспиративно. Кроме этих группировок, в настоящее время выявлены следующие:

Металлурги

1. Группа зав. производством ГУМПа (главного инженера) Феленковского Владимира Иосифовича, сюда входят: инженер Карасик (зав. огнеупорным отделом ГУМПа), инж[енер] Казаков (зав. прокатным отд[елом] ГУМПа), Лизунов (зав. домен[ным] отд[елом] ГУМПа). С этой группой тесно связаны через Феленковского глав[ный] инж[енер] Спецстали Субботин И.И., технический директор Спецстали проф. Григорович Константин Петрович, Артеменко (гл[авный] инженер объединения Цетросталь) и другие работники Спецстали — инженеры Павленко, Яглом, Пастухов, проф. Пильник (зав. мартеновским отделом Мосгипромеза), Родзевич (технический директор зав[ода] «Серп и Молот»), Юзарович — гл[авный] инж[енер] [завода] «Серп и Молот».

Группа объединена стремлением задержать развитие и реконструкцию отдельных заводов, цехов, как это имеет место с заводом «Серп и Молот» и его мартеновским цехом. Вместе с тем тормозятся этой группой, возглавляющей металлургию и, в частности, производство качественных сталей, развитие новых производств, оборудования и т.д. С этой группой через Феленковского, Субботина, Артеменко и других тесно связаны технические директора крупнейших заводов: инж[енер] Котин (Сталинский з[аво]д, Донбасс), Свицын (крупный вредитель, бывший техдиректор Югостали, связан тесно с англичанами, бывшими владельцами Сталинского з[аво]да, теперь является техдиректором Магнитогорскогоз[аво]да), Кащенко(гл[авный] инженер Магнитогорского з[аво]да, тесно связан был с англичанами и французами, бывшими владельцами Енакиевского и Макеевского з[аво]дов); Никулин (гл[авный] инженер Кузнецкого з[аво]да), Емельянов (крупный вредитель — теперь гл[авный] инженер Управления] новостр[оящихся] металлургических заводов — УНМЗ), Немцов (технический] директор Енакиевского з[аво]да), Гулыга (технический] директор Макеевского з[аво]да), Жданов (крупный вредитель, тех[нический] директор з[аво]да им. Дзержинского), Голованенко — техдиректор объединения «Днепросталь».

Помимо деловых отношений, указанные лица тесно связаны в быту — Феленковский, Лизунов, Артеменко, Субботин, Пильник, Григорович. Кроме того, Феленковский в бытовом отношении тесно связан со следующими: Щепочкиным, Свицыным, Немцовым, Кащенко и Ждановым.

Среди работником Гипромеза существует две группы — первая состоит из практиков (только недавно некоторые из них получили звание инженера), входят в нее два брата Грум-Гржимайло — Юрий Владимирович и Алексей Владимирович (первый — зав. тепловым отделом, второй —  ст[арший] инженер того же отдела, оба преподают в Институте стали), проф. Соболевский — начальник прокатного отдела, Гривенников — начальник доменного отдела, Голованов — старш[ий] инженер прокатного отдела. Во главе этой группы стоят братья Грум-Гржимайло. Гипромез — это бывшая проектная контора проф. В.Е. Грум-Гржимайло.

Группировка эта имеет, главным образом, деловую подкладку: раздувание смет строящихся или конструируемых заводов, проектирование агрегатов с запасом, что вызывает значительное преувеличение расхода материалов, конструкции и проч. Вместе с тем, все указанные лица встречаются и в личной жизни, бывают друг у друга. Соболевский и Грумы стараются вовлечь в свой круг более молодых инженеров, продвижению которых они всячески способствуют (инж[енеры] Коган, Огнев и другие). Против всей этой группы очень часто выступает и с ней не ладит проф. Пильник, работающий также в Гипромезе. Пильник, как указано, входит в группировку ИТР, работающих в Спецстали. С Пильником в Гипромезе связан больше всего главный инженер Гипромеза Щепочкин.

В Ин[ститу]те стали есть группы:

1. Старк, Кудрявцев, Чижевский, акад. Павлов, связаны они с акад. Брицке и с группой инженеров, работающих по металлургической отрасли в Мособлисполкоме (Вавилов, Рунов, Фантулов). С этой же группой связан Артеменко и другие инженерно-технические работники объединения Центростали. В течение последнего года большинство работников этой группы объединены работой по выплавке чугуна на торфяном топливе и на торфкоксе. В личной жизни связаны между собой Кудрявцев,

Старк, Чижевский, Павлов, Брицке и отдельные профессора, преподающие не специальные, а общетехнические дисциплины (проф. Левин Георгий Иванович). Профессорская часть этой группы объединена целью не давать, поскольку это от них зависит, хода аспирантам-партийцам, в то же время вся эта группа профессоров старается ладить с администрацией ин[ститу]та, и сами не прочь занять административные должности.

2. Другая группировка в ин[ститу]те возглавляется проф. Минке- вичем, в нее входят: проф. Пильник, Рудбах, приват-доценты Лаврентьев, Романский, Строев, Хржановский. Группа эта по ин[ститу]ту считает нецелесообразным постановление правительства о новых методах преподавания. При прежнем методе профессура несла меньшую ответственность за преподавание, и это облегчало их работу. Пильник, Минкевич и Рудбах последнее время вместе работают по Халиловской проблеме. В личной жизни все указанные лица также тесно связаны.

В объединении Сталь (в Харькове) существует группа, которая возглавляется техническим директором Точинским. В нее входят Луговцев, бывший технический] директор Макеевского завода, Мерсио, бывший технический] директор Рыковского з[аво]да, Лукашков, техдиректор з[аво]да им. Петровского и Ленина, Спасибухов, главный инженер з[аво]- да им. Дзержинского.

Вся эта группа во главе с Точинским занимается тем, что вытаскивает из архива неоправдавшие и изжившие себя методы работы и рекомендует их как средство для улучшения работы заводов, как было недавно с предложением Точинского перевести мартеновские цеха на прерывную подекадную работу. Как технич[еский] руководитель Стали он предложил заводам — Мариупольскому, Таганрогскому и Сталинскому — перевести мартены на прерывную работу. Предложение это в жизни провалилось, но за полтора-два месяца, пока оно проводилось, заводы не додали значительное количество мартеновской стали. Аналогичные предложения на заводах делаются и техническими] директорами группы Точинского. Группа эта считает, что бесконечные аварии на заводах — это обычное явление, и что с ними бесполезно бороться. Результатом является систематическое повторение аварий на одних и тех же агрегатах и механизмах и необычайный рост аварий.

В горно-угольной промышленности существует группировка, возглавляемая профессором Гендлером — профессорам Московского горного института, бывшим председателем Горного научно-технического совета. В эту группу входят инженер Турубинер И.Г. — председатель ЦБ ИТС угольщиков, Турубинер Б.Г. работает в ЦК профсоюза угольщиков и в Горном ин[ститу]те, инженер Пугачпом. главн[ого] инженера Метростроя, Панько — профессор Горного ин[ститу]та, Киржнер — преподаватель Ин[ститу]та стали и ответственный секретарь ЦБ ИТС угольщиков, Лебедев В.П. — ответственный секретарь ВМБИТ. Группа эта тесно связана также и в личной жизни, устраиваются время от времени кутежи и попойки.

Физики

I. Группа физиков-западников

Наиболее сильные физики-теоретики г. Москвы группируются вокруг акад. Мандельштама. Его приглашение на кафедру 1-го МГУ (приблизительно] в 1926 г.) многими ожидалось с нетерпением и с надеждой на то, что Мандельштам изменит к лучшему атмосферу затхлого провинциализма, установившуюся среди физиков 1-го МГУ. Действительно, Мандельштам, как никто другой из профессоров 1-го МГУ, сумел сплотить вокруг себя работоспособный научный актив как из квалифицированных старых, работников, так и из молодежи. Работу этого актива сумел поднять до небывалой за последние 10 лет (а может быть, и 20 лет) теоретической высоты, поставив на изучение и разрешение своей группы вопросы, на которых сосредоточено внимание западных физиков-теоретиков. Успешная работа и крепкая сплоченность группы Мандельштама, главным образом, обусловлена его личными качествами (громадная эрудиция и оригинальный крупный педагогический талант). Авторитет М[андельштама] среди его группы чрезвычайно велик и не может быть сопоставлен с авторитетом кого-либо из других профессоров этой группы. Вместе с тем, Мандельштам отличается отсутствием сколько-нибудь оригинальных широких идей в области теоретической физики и в этом отношении всецело является рупором школы современных физиков Запада. Правда, явно идеалистическое высказывания западных физиков М[андельштам] стремится заменить или объяснить на эмпирической, а иногда даже на материалистической основе и очень ценно, что он делает это, по-видимому, вполне искренне.

Однако, в основном М[андельштам] стоит на почве эмпиризма, характерного для лучшей части современных западных физиков. Связь группы Мандельштама с физикой Запада не ограничивается общностью идеологии, но укрепляется также личными встречами с иностранными физиками как путем заграничных поездок наших физиков, так и путем приезда иностранных физиков к нам. Иногда эта связь выливается в тесное личное знакомство (напр[имер], с физиком Дираком, крупнейшим и ультрасовременным теоретиком, с проф. Эренфестом и др.).

Таким образом, группа Мандельштама в идеологическом отношении в основном является представительницей внутри страны зарубежной идеалистической теоретической физики. Несмотря на это, в политическом отношении эта группа сравнительно благополучна и в основном состоит из интеллигентов, более или менее успешно акклиматизирующихся в советском строе. Это обстоятельство сказывается и на зарубежных знакомых группы Мандельштама: как Дирак, так и Эренфест, поверхностно сочувствующих советской стране.

Участие группы Мандельштама в социалистическом строительстве, не считая педагогической работы в 1-м МГУ, идет по двум линиям: 1) радиотехника (Мандельштам и Папалекси) и 2) оптика (Ландсберг и Вавилов). Кроме того, в последние годы появилось и третье звено: 3) металлофизика. Эти направления работы имеют практические достижения, как, например, открытие нового вида резонанса, интересное для радиотехники (М[андельшта]м и Папалекси), разработка т.н. «скоропостижного анализа» состава чугуна спектрографическим методом, выполненная для завода АМО (Ландсберг) и др. Однако практические приложения физики разрабатываются группой М[андельшта]ма лишь от случая к случаю и в смысле затраченного труда составляют лишь очень малую часть всей работы группы, направленной на разрешение отвлеченных физических проблем. В последние годы были предприняты попытки направить всю работу на темы, актуальные для социалистического] строительства (напр[имер], на конференции по колебаниям). Однако в этих попытках преобладал элемент маскировки в угодные начальству цвета без достаточных к тому оснований по существу дела.

В состав группы акад. Мандельштама входят следующие лица:

1. акад. Л.И. Мандельштам
2. проф. Г.С. Ландсберг
3. проф. И.Е. Тамм (левое крыло)
4. акад. С.И. Вавилов
5. проф. Папалекси (Ленинградский филиал)
6. проф. Н.Н. Андреев
7. проф. А.А. Андронов (Нижегородский филиал)
8. доц[ент] М.А. Леонтович
9. Шубин (1-й МГУ) (бывший коммунист)
10. проф. А.А. Витт
11. проф. Фабрикант (филиал в ВЭИ)
12. проф. С.Э. Хайкин (организатор)
13. Гессен.

II. Группа «православных» физиков

В начале НЭПа в Нижнем Новгороде под руководством Бонч-Бруевича была организована радиолаборатория. Вдали от центра, но под крепким покровительством центра, эта лаборатория превратилась в довольно уединенный и очень жизненный организм. Около 1929 г. эта лаборатория была разрушена. В недрах этой лаборатории в те времена сплотилось несколько физиков, не стремящихся быть слишком близко к центру и дороживших сравнительной замкнутостью Нижегородской радиолаборатории. Помимо Бонч-Бруевича, там были Б.А. и Г.Л. Остроумовы и проф. Татаринов, а в Москве их представителем был Н.А. Никитин (теперь он в МЭИ). Эти люди, помимо самого Бонч-Бруевича, — православные, а потом уже физики. Не случайно, в их глазах величайшим авторитетом (как и в глазах проф. Лосева) является П.А. Флоренский, действительно, человек очень незаурядный.

П.А. Флоренский и Б.А. Остроумов — наиболее крупные физики из числа этой православной братии. Они воображают себя мудрыми яко змеи и с этих духовных высот взирают на современное копошение человечества, как на явление временное и преходящее, а потому достойное сожаления и даже сочувствия. Конечно, при первой безопасной возможности эти люди снизойдут со своих высот, чтобы принять посильное участие в походе на большевиков, но пока они «выше всего этого». В сравнении с физиками-«западниками», «православные» физики по своей идеологии стояли значительно дальше от большевиков. Если «западников» в некотором ограниченном смысле можно назвать советскими учеными (в ограниченном, потому что в своей работе они стоят на идеалистической платформе), то к «православным» физикам это название никак не пристало. Несмотря на это в одном отношении «православные» физики нам ближе: всю свою работу, и не на словах, а на деле, они посвящают решению задач, стоящих перед соцстроительством. Если сравнивать практическое значение работы обеих групп, то перевес, и очень крупный, окажется на стороне «православных» физиков.

В связи с этим П.А. Флоренский и Б.А. Остроумов во многих отношениях судят о современных достижениях западной физики гораздо более здорово и материалистично, без захлебывающегося восторга, несмотря на свое «православие». В политическом отношении «православные» несравненно опаснее «западников», т.к. последние не имеют никаких корней в массах, «православные» же, подобно проф. Лосеву, до сих пор имеют основу в кулачестве и вообще среди верующего крестьянства, а также среди рассеянных по СССР осколков Св[ятейшего] Синода, епархиальных училищ и прочей духовно-дворянской мути. Кроме того, «православные» физики стоят ближе к особо важным пунктам советской страны — к Красной армии и промышленности. Зато на идеологическом фронте значение «православных» равно нулю.

3. Группа проф. А.К. Тимирязева, в нее входят профессора: Романов, Потапенко, Зернов, Кастерин и Яковлев. В настоящее время эта группа актуального политического значения не имеет, но в прошлом сыграла определенную роль некоторого центра, на который ориентировались многие буржазные и реакционные ученые. Тимирязев, находясь в пылу борьбы во главе механистов, не видел теоретических и политических ошибок своих последователей.
4. Группа акад. А.Ф. Иоффе. Иоффе, пользующийся огромной популярностью в СССР, по общему мнению ученых физиков всех направлений, не является ученым 1-го разряда. Он имеет громадные связи за границей и пользуется там известностью, но, главным образом, в деловых коммерческих кругах. Его ближайшими последователями и его опорой являются Лукирский, Арцыбашев, Архаров, Нелидов, Добронравов и Данецкий, все наиболее антисоветски настроенные сотрудники Ленингр[адского] электро-физического ин[ститу]та.
5. Довольно влиятельна группировка молодых электротехников вокруг акад. Чернышева (Ленингр[ад]), одного из крупнейших и даровитейших физиков в настоящее время в СССР. Политическое лицо Чернышева — искреннего сторонника советской власти, определяет общее направление и физиономию всей группировки, состоящей из непосредственных сотрудников Чернышева.
6. Некоторым влиянием, особенно на периферии, пользуется группировка акад. Семенова, талантливого физика, но явно авантюристически настроенного человека (в прошлом бывшего бел[ого] офицера). В его группировку входят тоже авантюристически настроенные элементы, как Загулин, Ковальский, Нейман и Биджанов (последний — иностранный подданный). Особняком стоит крупный ученый физик Я.И. Френкель, не создавший группировки, но близко стоящий к группе Гамова (о ней ниже) и прославившийся своим недавним открытым и чрезвычайно резким выступлением против диалектического материализма.
7. Определенный интерес представляет группировка вокруг проф. Гамова Г.А. Создавшись на почве личных отношений, группировка часто устраивает интимные вечеринки, на которых присутствуют частные знакомые членов группировки, исключительно а/с настроенные люди. Гамов организовал частный, полуофициальный семинар по изучению квантовой теории, на котором пытается опровергнуть основные положения диалектического материализма. В группировку входят: И.Б. Мандельштам (известный переводчик), Евгения и Нина Каннегисер (родственницы убийцы т. Володарского), Кибель И.А., Франк Г.М., В.А. Иоффе (дочь академика), М.П. Бронштейн, Ландау, швейцарский физик Рудольф Пайерлс (муж Евгении Каннегисер). На собрании ведутся разговоры, имеющие ярко выраженный а/с характер. На вечеринках не раз бывали писатели Ю.Н. Тынянов и Ю.Г. Оксман. Сам Гамов в политических высказываниях очень сдержан, в научном отношении, несмотря на молодость, является крупнейшей величиной, его называют «новой восходящей звездой». Закончил свое научное образование Гамов в Берлине в ин[ститу]те им. Вильгельма. Имеет огромные связи за границей.

Химики

Круги химиков освещены нами очень слабо, выявлена всего лишь одна группировка в Москве в Ин[ститу]те чистых химических реактивов. Во главе группировки стоят профессора Пржевальский, Лонгинов и А.В. Раковский. Группировка явно реакционная и а/с, выступает всегда очень сплоченно, единым фронтом против всех начинаний партийного руководства ин[ститу]та. В группировку входят: В. Полянский, Рождественский, Лысогорский, Нечаева, Купцов, Кузьмин, Петров, Никитина, Т. Полянский, Лазарева, Казанцев, Шахов, Шахова (дочь осужденного по Промпартии инж[енера] Ноа), Сластенина, Пакова, Яканьин, Асдоницкий, Карская. Характерна деятельность группировки в области подготовки кадров. Обычно поступающие в институт практиканты зарплату в ин[ститу]те не получают, но благодаря Лонгинову, Пржевальскому, некоторая категория лиц пользуется необычным исключением, так, например, Шахова — дочь Ноа (Промпартия), не только получает зарплату, но и премируется, хотя по своим знаниям ничем не отличается от других, сын акад. Ипатьева, также отбывая практику, получал оклад химика лаборатории, Крестовздвиженская — дочь попа и др., препараторы Анолосов, Леонов и др., уличенные в воровстве, долго не увольнялись из института, пока решением суда не были осуждены, такие случаи не единичны.

Одним из вредных моментов влияния данной группы в институте следует отметить то, что ин[ститу]т, существуя с начала революции, до сих пор разрабатывает научные вопросы отвлеченно, без всякого практического применения, хотя целый ряд разработанных институтом методов дал бы возможность экспортировать за границу реактивы, которые сейчас оттуда ввозятся. Мнение работников ин[ститу]та таково, что Лонгинов умышленно этого не делает, чтобы остаться «чистым» в глазах зарубежных белоэмигрантских собратьев.

Астрономы

По позиционной астрономии, т.е. по астрономии, занимающейся вопросами наблюдения положений светил и вычислений этих положений, имеется 2 школы: одна — наблюдательная Пулковская (под Ленинградом), насчитывающая уже столетнюю давность; другая — теоретическая, возникшая в Астрономическом ин[ститу]те при советской власти. Пулковская школа ни в коем случае не переживает периода расцвета. Она влачит довольно вялое существование, разработав за последнее время только одну крупную проблему, упирающуюся в необходимость разрешения ее в Новой Зеландии, что в настоящее время невозможно, т.к. требует огромных валютных затрат.

Теоретическая школа Астрономического ин[ститу]та (Ленинград) зарекомендовала себя в мировом масштабе развитием вычислительной техники, позволившей ин[ститу]ту произвести работы, вызвавшие интерес во всем мире. Эта школы возглавляется ее создателем, одним из крупнейших советских астрономов Б.В. Нумеровым.

В Москве следует отметить актинометрические работы (служба солнца), руководимые В.Г. Фесенковым. Эти работы могут иметь огромное прикладное значение: сельское хозяйство, медицина, метеорология. Вокруг Фесенкова, однако, не образовалось никакой группы, он работает в одиночестве и связан по работе со специалистами других учреждений — не астрономами (в Гидрометкомитете, Бюро погоды СССР и др.).

1. Если не считать престарелого академика А.А. Белопольского, едва ли играющего в настоящее время значительную роль как в науке, так и в вопросах ее организации, то наиболее крупными специалистами по астрофизике следует считать Б.П. Герасимовича, В.Г. Фесенкова и Г.А. Шайна. Б.П. Герасимович расцвел лет 6 тому назад, попав в длительную 3-летнюю командировку в Америку (Гарвардская обсерватория). Имел в прошлом некоторые революционные заслуги, но под влиянием американской научной среды превратился в чрезвычайно продуктивно работающего ученого западного типа, отличаясь от американцев более широким образованием и богатым запасом идей. Г[ерасимович] часто подвергается нападкам за свое «преклонение» перед американской наукой.
2. В.Г. Фесенков является крупнейшим специалистом по вопросам строения земной атмосферы, а в последнее время — по актинометрии. Его основные особенности — резко выраженный индивидуализм, не давший ему возможности подготовить какие-либо научные кадры по своей специальности (ему самому 43 года). В прошлом Фесенков был в числе студентов, посланных в заграничную командировку при министре нар[одного] просвещения Кассо. В настоящее время он старается подчеркнуть свою лояльность, хотя остается политически чуждым.
3. Г.А. Шайн — профессор Симеизской астрономической обсерватории. Довольно поздно (около 30 лет) окончил университет, в очень короткое время выдвинулся в первые ряды советских астрономов (сейчас ему 40 лет). Одной из главнейших его заслуг является пуск в ход самой большой астрономической трубы нашего Союза — однометрового рефлектора. Его отличительная особенность — простота и ясность научных построений одновременно с их оригинальностью. Человек он очень трудолюбивый и скромный, но очень нетерпимо относится ко всему, что мешает его научной работе, оттуда проистекают его стычки с администрацией, политически — консерватор.
4. Б.В. Нумеров — директор Государственного астрономич[еского] ин[ститу]та в Л[енингра]де — крупнейший представитель позиционной астрономии в Союзе. Со школьной скамьи отличается большой настойчивостью и трудолюбием, сосредотачиваясь целиком на учебе. Его главные достижения — в изобретении оригинального способа предвычисления положений небесных светил. Этот способ им в настоящее время разработан шире и находит применение в различных разделах прикладной математики. Н[умеров] очень умелый предпримчивый организатор. Нумеров —  сын священника. Политически чужд, но очень не активен.
5. В СССР нет крупных гравиметристов. Наиболее видным из них, по-видимому, является Александр Яковлевич Орлов (Полтава). Отличается он очень тяжелым характером и уменьем разгонять сотрудников из тех учреждений, в которых он начальствует.

Из остальных гравиметристов наиболее заметными фигурами являются: в Л[енингра]де — П. Горшков и в Москве — А.А. Михайлов. Последний, безусловно, один из наиболее, а может быть и самый образованный гравиметрист в Союзе. Однако это обстоятельство не дало ему возможности сделать что-либо крупное в этой области в научном отношении. Им недавно составлено руководство по гравиметрии (разрабатывается, кажется, довольно безуспешно), проект очень важного нового прибора (статического гравиметра). Михайлов — сын купца. Любит зарабатывать много денег. Человек очень хитрый, старается всегда ускользнуть от ответственности, от необходимости стать лицом перед какими-либо осложнениями и неприятностями. Политически — хамелеон, носит маску лояльности.

6. Касаясь вкратце научной значимости и политического лица других профессоров-астроном[ов], нужно отметить:

С.А. Казаков — представитель московской школы позиционной астрономии (60 лет). Очень умелый педагог, образованный человек, но почти ничего ценного науке не дает. В политическом отношении старается подчеркнуть свою полную лояльность, но, несомненно, чужд, если не враждебен.

С.Н. Блажко — зав. Московской обсерваторией ГАИШ (62 года). Хорошо знаком с инструментальной частью, начитан. В научной работе придерживается устарелых методов, ничего крупного не создал и, конечно, уж и не создаст. В политическом отношении, безусловно, чуждый, но не активен.

С.В. Орлов — зам. директора ГАИШ по научной части (52 года). В науке — кустарь, хотя и работает в узкой области — механической теории кометных форм. Совершенно не способен проявлять инициативу в организационном отношении. Имеет интересные научные труды, но в настоящее время, кажется, выдохся. В политическом отношении бесцветен.

И.А. Казанский занимается практической гравиметрией и наблюдениями на большом московском астрографе. Довольно опытный практик и только. Выглядит [как человек] передовых взглядов.

Л.В. Сорокин — талантливый конструктор гравиметрических приборов. Отличается медлительностью выполнения научных работ. Настроен антисоветски, часто ведет а/с разговоры.

Н.Д. Моисеев — крайний индивидуалист, человек одаренный и хорошо образованный (30 лет). Вдохновитель группы теоретиков-математиков, уходящих вдаль от практических приложений науки. Имеет склонность к анархизму. Моисеев возглавляет группу, в которую входят Н.Д. Лубынин, В.В. Степанов (основная работа в Ин[ститу]те математики и механики МГУ), втягиваются Н.Н. Парийский, Б.М. Щеголев, аспирантка Н.Ф. Рейн. Они поддерживают домашнее знакомство. Встречи первых трех обычно сопровождаются задушевными разговорами, у каждого на свой лад, но в общем сводящиеся к неудовлетворенности современной жизнью. Едва ли здесь можно видеть что-либо близкое к к.-р. группировке, но идеологически эта группа явно враждебна советской действительности, от нее отмежевывается и оказывает вредное влияние на аспирантуру, развивая, и небезуспешно, в ней вкус к абстрактной науке.

Тесные личные отношения существуют у А.А. Михайлова с С.А. Казаковым, М.Е. Кабановым, И.Ф. Полаком. Михайлов, Полак, Беляев в значительной степени объединены взаимными услугами по предоставлению заработка. Где работает один, там, если предоставляется возможным, устраиваются другие. Так, Михайлов ряд лет занимал должность члена астрономической комиссии МОНО, в которой Беляев был бессменным председателем. Через Михайлова Полак попал в ГАИШ, затем, когда понадобилось, и в Московский геодезический ин[ститу]т.

Географы

В географическом отделении и ин[ститу]те МГУ можно выделить одну основную группировку а/с характера среди научных работников — это группа лиц вокруг проф. Борзова А.А. Из старых научных работников близки к Борзову Барков А.З., проф. Силинич И.П., Беднарский М.С. Два последних лица постоянно выдвигаются Борзовым на ту или иную работу в области географии. В последнем заседании кафедры физ[ической] географии 14 октября 1932 г. Борзов выдвигал кандидатуру Беднарского для чтения факультативного курса по географии Польши (мотивируя это тем, что Беднарский владеет польским языком). Из более молодых научных работников-географов вокруг Борзова группируются Н.В. Кельин (работает в Бюро подземных вод), Семихатова Л.И. (работает в Гидрометвтузе), Ламакин В.В. — бьвший аспирант-географ, Бондаренко Б.В. — бывший аспирант-географ, сейчас — в Ленинской библиотеке, Хаустов А.П., аспирант-географ. Последнее время заметно присоединение молодежи из окончивших МГУ, из них нужно отметить Шелапутина П.А., работает в Ленинской библиотеке, Спиридонова (из группы религиозных студентов), теперь работает в Ин[ститу]те геодезии и картографии, Васильеву и Грузинскую.

За последнее время можно отметить несколько повысившуюся активность самого Борзова и более свободные высказывания после постановления ЦИК о высшей школе: «Ну, вот видите, опять пришли к старому». «Вот в Одессе профессорам разрешили в виде милости читать на богомерзком русском языке» (по поводу украинизации) и т.п.

Связи с заграницей также несколько оживились после посещения заграничными учеными, бывшими на четвертич[ной] конференции Географического ин[ститу]та. Им были выданы комплекты журнала «Землеведение», один из них посетил даже заседание 2 октября [1932 г.] кафедры физ[ической] географии. С проф. Ленцевичем из Варшавы Борзов находится в переписке. Переписку с заграничной профессурой поддерживает Семихатова Л.И. и Боголепов М.Д. (старик-доцент и научный раб[отник] 1-го разр[яда]). Последний печатается часто за границей и идеологически близок к Борзовской группе. Другая группировка намечается вокруг проф. Никифорова В.М., по-видимому, как руководителя кафедры картографии, однако она менее ясна как группировка а/с характера, по сравнению с группой Борзова.

Деловая характеристика. Борзов имеет богатую эрудицию, знает хорошо литературу, но в научной области работает мало, больше читает лекции, консультирует, проще говоря, «заколачивает деньгу» и живет апломбом, популярность ему частично создал Шокальский, председатель Русского географ[ического] об[щест]ва. Примыкающие к нему Силинич, Беднарский в научном смысле никакой ценности не представляют.

Физиологи

Среди московских физиологов наиболее колоритной фигурой является проф. И.П. Разенков, ученик акад. И.П. Павлова. Сам Разенков — крестьянин по происхождению, прежде чем сделался профессором, прожил довольно пеструю жизнь. Семинарист, цирковой борец, грузчик, фельдшер, врач, был в войсках Колчака, работал в лаборатории И.П. Павлова, был ассистентом в Томском университете. В Москве среди научной рутины и посредственности он выделился не только как ученик Павлова, но благодаря личным данным. Великолепный организатор, делец американского типа, умеющий показать товар лицом, сделать рекламу, подобрать людей, учесть текущий момент. Он не создал школы, не создал даже своего оригинального направления, но с самого его появления и до сих пор он окружен молодежью, которая считает его своим учителем. Смысл этой «школы» заключается в том, что люди у Разенкова быстро научаются какой-либо методике и затем штампуют опыты. Лучшим работником считается поставивший большее количество опытов. После того как набрано громадное количество наблюдений, они подвергаются статистической обработке и готова научная работа. Всякие теоретические выводы сознательно изгонялись. Констатировался факт или многие факты. Впоследствии, после разгрома механистов, было допущено теоретизирование, но оно было очень не высокого качества.

Общий грех этой «школы» — недостаточная научно-теоретическая база, недостаточный научно-теоретический фундамент как у шефа, так и у всей «школы». Это сказывалось и на научной продукции — громадное количество, но разрозненного случайного материала; и на подготовке кадров — развивались руки, а не голова, и на весомости этой «школы».

Когда в Ленинграде Орбели говорит, что в Москве собственно нет никакой физиологии, и в то же время Москва пытается командовать, он, не называя по имени, говорит о Разенкове. Самого Разенкова все боятся и уважают. Боятся за его характер, за ни с чем и ни с кем не считающийся мат, за скандал, а уважают в нем хорошего организатора, дельца, хозяина. Научная продукция разенковцев расценивается невысоко. За границей его не знают. Связей там он не имеет. Но внутренние связи у этой «школы» все-таки довольно большие. Прежде всего, связь с И.П. Павловым. Старик Ив[ан] Петрович очень хорошо относится к молодому Ивану Петровичу, говорят, что Разенков — один из любимцев Павлова. Между прочим, молодой И[ван] Петрович копирует старого и иногда перебарщивает.

Ближайшие ученики и соратники Павлова — Сперанский С.А., Савич, Майоров — друзья-приятели Разенкова. Но при всей своей близости к павловцам и Павлову, при своем стремлении копировать Павлова все-таки Разенков представляет собой самобытную фигуру. Это советский ученый. В 1927-1928 гг. в лаборатории Разенкова собралось много молодежи партийной, по национальности здесь был интернационал. Из Ленинграда Разенков получил от своих приятелей письмо, в котором, между прочим, спрашивалось, правда ли, что у него (Разенкова) в лаборатории засилье комиссаров и жидов. Письмо это он показывал тем, о ком речь шла, ругал петроградцев-павловцев, говорил о колоссальном влиянии старика Ив[ана] Петровича, обещал в ближайшую поездку обложить их матом. Несмотря на молодость этой «школы» (Разенков появился в Москве году в 1923-1924) она уже имеет обширную профессорскую продукцию. Следующие ученики Разенкова занимают кафедры:

Чукичев И.И. — Ветеринарный институт. Чукичев и его правая рука Иорданский А.В. — 100 %-е разенковцы, даже, пожалуй, больше, чем сам Разенков, ибо Разенков растет, эволюционирует, а они застыли на первом этапе — это твердокаменные механисты. Богатые руки и путаные головы.

Бабский Е.Б. — Педагогический ин[ститу]т. Около Бабского группа: Тимофеев, Эйдинова (жена Бабского). Сам Бабский — резиновый человек, карьерист, но талантливый физиолог, что нельзя сказать о его ассистентах. Эта группа с будущим, переболевшие механисты, но ценность представляет один Бабский.

Коштоянц — БИКА. Вместе с Коштаянцем — Мужеев и Музыкантов, дальше всего ушедшие от Разенкова. Коштаянц — определенно талантливый физиолог и старый борец против механицизма разенковской школы.

Малкиман И.В. — Минский университет. Плохие руки и неплохая голова, Долин — ныне ассистент Павлова, очень не глупый, но не крупный человек, склочник. Все перечисленные — ученики Разенкова, его аспиранты, его бывшие ассистенты, рассыпавшиеся в настоящее время по разным лабораториям. Кроме них можно назвать Аршавского — доцента Казанского университета, Брандгендлера и Гринберга — оба в ИКП: первый в настоящее время работает в Институте Кольцова, а второй — в Институте Л. Штерн. Со всеми Разенков поддерживает товарищеские, близкие отношения. Все они продолжают быть опорой Разенкова. Все они ценят в Разенкове незаурядный самобытный ум и его громадные организаторские способности. Но не все видят недостатки Разенкова.

Кроме этих, есть у Разенкова свои постоянные сотрудники: Миттельштедт А.А., Блинова А.Л., Магнитский А.М., Северин С.Е., Дервис Г.В., Пчелина А.Н. Это постоянные его кадры, крепкий костяк. Это старшие научные сотрудники Разенкова, молодые ученые. Северин, Дервис, Магнитский, безусловно, знающие, способные, творческие. Миттельштедт — знающая, образованная, но никак себя не проявившая уже за ряд лет. Пчелина и Блинова — квалифицированные руки; знания и опыт есть, но учеными их назвать нельзя. По внешности все советски настроенные, но ручаться можно только за Северина. Кроме них, сейчас у Разенкова много новой молодежи, много коммунистов. Школа очень плодовита, как в смысле печатной продукции, так и в смысле кадров. «Школа» растет, но еще не выросла в действительную научную ценность. Общая тематика, вернее, проблематика этой школы — нервно-гуморальная регуляция.

Наиболее крупной фигурой в смысле научно-теоретическом на Московском физиологическом горизонте является проф. Л.С. Штерн. Нужно отметить, что обстоятельства ее появления в Москве обеспечили ей недружелюбный прием, первые ее шаги, за которыми очень ревниво следила научно-обывательская общественность, были неудачны и, как следствие, до сих пор в некоторых физиологических кругах Москвы (группа Шатерникова, группа Разенкова) к ней сохраняется отрицательное отношение. Группа Шатерникова относится к ней отрицательно по вполне понятным причинам — Штерн заняла ее место. Разенков относится презрительно: «Что путного может дать баба, хотя и образованная». На это не только образованный человек, а она, пожалуй, наиболее образована среди московских физиологов и не только как физиолог, но как биолог и просто культурный человек — она говорит на всех европейских языках, она умеет сочетать диалектико-материалистическую методологию с конкретной работой в своей области. Это показал ее последний доклад на Римском международном конгрессе. Доклад, на который откликнулись крупнейшие специалисты мира. После конгресса она получила приглашение в ряд городов Европы, где она и сделала соответствующие доклады. Но группу работников, которая собралась вокруг Штерн, всеже нельзя назвать школой. Нет единой оригинальной мысли, которая пронизывала работу штерновцев, работы ведутся в самых разнообразных направлениях, охватывают почти все отделы физиологии и не всегда лишены разенковского недостатка — грубой эмпиричности.

Штерн — наиболее образованный физиолог Москвы, ее сотрудники — образованные, квалифицированные молодые ученые, ее институт (Институт физиологии Наркомпроса) — одно из наиболее богатых ученых учреждений Москвы. Такого обилия и такого разнообразия солиднейшей заграничной аппаратуры не найти в другой лаборатории Москвы. И все-таки это не школа. При всех данных, которыми она обладает, с нее (Л. Штерн) нужно спросить больше, чем она до сих пор давала. Правда, она растет, это доказал Римский конгресс, она недавно вступила в партию. Можно думать, что плодотворное влияние марксистской методологии позволит ей дать продукцию по способностям, а способности и возможности большие. В лаборатории Штерн много сотрудников, много аспирантов, есть иностранные специалисты.

У Штерн богатейшие заграничные связи и знакомства. На Римском конгрессе две фигуры из советской делегации были всегда окружены иностранными учеными — это Павлов и Штерн. Но гораздо большим показателем ее международных связей является налаженный ею вот на протяжении 2-3 лет систематический приезд в ее ин[ститу]т ряда видных заграничных ученых. В большинстве случаев это ее личные знакомые. Интересна организация этого дела. Иностранцы приезжают, читают лекции, проводят семинары, все они приезжают со своей аппаратурой, некоторые задерживаются и работают неопределенное время в институте Штерн, но большинство быстро уезжает. Во всех случаях привезенная ими аппаратура остается в ин[ститу]те Штерн как собственность института. Такая организация научной связи с заграницей дает возможность сотрудникам Штерн непосредственного общения с виднейшими европейскими учеными, и, с другой стороны, обогащает и вооружает ин[ститу]т технически. В полную противоположность Разенкову Штерн — не рекламный ученый. Она не делает шумихи. Она не лишена честолюбия, самолюбива, но и в этом отношении ей не сравняться с Разенковым. Она умеет признавать свои ошибки, открыто и прямо выходит из тупиков. В области подготовки кадров она тоже является прямой противоположностью Разенкову. Ее аспиранты получают серьезную научно-теоретическую подготовку.

Пожалуй, самым «почтенным» физиологом Москвы является проф. Шатерников. Непосредственный ученик Сеченова, отца русской физиологии, продолжающий в своей лаборатории разработку проблем в области газообмена, проблем, намеченных еще Сеченовым, имеющий значительные достижения в этой сравнительно узкой области, имеющий аппаратуру собственной конструкции, вернее, реконструированную, улучшенную старую модель, Шатерников является типичным представителем дореволюционной московской физиологии. Квалифицированный интеллигент, не принявший революцию, обиженный революцией, как культурный человек обиженный за храм науки, в который вошли валенки и полушубки, ушанки и махорка. И это еще ничего, что вошли, но вошли и стали распоряжаться, вошли и стали предъявлять какие-то свои требования, диктовать. «Некультурное студенчество, не понимающее свои собственные нужды, по указке партийной части, не менее некультурной, ломало тонкие инструменты общечеловеческой культуры, гнуло в три погибели ученых, обижало». Таким обиженным революцией и ее детищем — пролетарским студенчеством, чувствовал себя проф. Шатерников на кафедре 2-го МГУ, таким обиженным и ушел с кафедры. Человек, безусловно, образованный, начитанный, знающий — он в то же время удивительно бесцветен как ученый. И в этом отношении он тоже был типичен для старой Москвы.

Вокруг него группировались двоякого рода люди: типа Ромашова — ноющие интеллигенты, абсолютно безликие в научном отношении, и типа Рябушинской — женщины с головой, но абсолютно антисоветской. Ежова — женщина-кулак представляла собой среднее между Ромашовым и Рябушинской. Школы Шатерников, конечно, не создал, но тесно сколоченную группу — да. Примерно до 1923- 1924 гг. московский физиолог, физиология в Москве — это значило шатерниковец по политической физиономии и шатерниковское направление в области научно-экспериментальной. Хранился, пестовался авторитет Сеченова, хранителем и жрецом этого авторитета был Шатерников. Это был лидер серых людей, серых — невзрачных в науке, серых — неясных в политическом отношении, но здесь серая окраска была защитного цвета. Нового человека съедали, если он был чужой, ассимилировали, если был подходящий. Разенков был одним из первых, кто разбил, прорвал семейно тесный круг московских физиологов, пожалуй, первый, которого не сумели съесть, хотя он этого вполне заслуживал, он был некультурен, дик, не считался ни с какими обычаями и традициями.

Но были около Шатерникова и другого типа люди — проф. Лавров — это действительно научная ценность, хотя и не яркая; политическое лицо его неизвестно, производит впечатление прекраснодушного интеллигента, т.е. «подходящий человек». Так было, но теперь все это изменилось, — политически группа Шатерникова ушла в подполье, очень глубокое, и защитный цвет теперь уже не серый, а розовый, даже с красноватым оттенком. По-прежнему Шатерников считается московским патриархом, по-прежнему является, правда неофициальным, лидером «истинно беспартийных». Но внешне это советский человек, сильно изменившийся за последние 5-6 лет.

Научная ценность этой «школы» не высока, пороха не выдумает, новых мыслей не дает, собирает материал, главным образом, по обмену веществ и довольно много уже собрали и еще соберут и статистически его обрабатывают. Научная ценность — полуфабрикат. Авторитета нет. Подготовка кадров у Шатерникова приближается по типу к старой системе Штерн, т.е. это бесконечные лаборатории, семинары, курсы, причем сдача зачетов и экзаменов, как для студентов. Шатерниковский аспирант кончал еще один вуз — физиологический. И я бы не сказал, что это очень благотворно влияло на мозги шатерниковских изделий. Кроме учебы — педработа. Установка Шатерникова — дать образованного вузовского работника, преподавателя, ассистента.

На молодежь вся эта группа с ее шефом во главе, вся система их работы не имела большого влияния. Уж во всяком случае, нельзя сравнить с влиянием Разенкора. Среди молодежи, окружавшей Шатерникова, за последние годы было достаточно коммунистов, с ними Шатерников жил хорошо, ладил, считался, но не подлаживался, уламывался, но для уламывания других был негодным орудием.

Несколько особняком стоит фигура проф. Кенчеева. Он как будто бы свой человек среди шатерниковцев, давнишний сотрудник Шатерникова по 1-му МГУ, и в то же время он может быть, без кавычек, назван советским человеком. Может быть, это хамелеон, во всяком случае, это хорошо приспособляющийся человек. Голова на плечах у него есть, и в смысле научном, его можно назвать молодым, подающим надежды ученым. В области физиологии труда он даже спец. Для него характерна некоторая легковесность, салонность и не только как для человека, но и как для ученого. Но, в общем, подает надежды.

К этой же группе принадлежит Зубков. В смысле политическом производит впечатление неумеренного, и поэтому даже неумного прозелита марксистско-ленинской методологии. Не человек, а куча цитат. Группа стариков вокруг акад. И.П. Павлова ни делового, ни политического интереса не представляет. Колоссальный авторитет и личные качества самого Павлова подавляют всех его сотрудников. За последнее время Павлов сделал несколько шагов в сторону «признания» советской власти, в частности, считается с работающими в его лабораториях коммунистами.

Биологи

Наибольший интерес представляет собой группировка вокруг проф. Н.К. Кольцова, уже упоминавшаяся нами в первой части обзора. Одно время она почти сошла со сцены в качестве активной представительницы реакционной интеллигенции, теперь опять выходит на поверхность и ведет энергичную борьбу, на первое время, за собирание сил. В этой борьбе Кольцов, прежде всего, пытается произвести чисто внешнее впечатление крупного ученого, переключившегося на разработку практических проблем, ищет связей и поддержки у «влиятельных лиц» и т.п. В этом отношении он не останавливается перед применением не совсем чистоплотных приемов, выдвигая и популяризируя такого «ученого», как доктор Замков, с его более чем сомнительным, во всяком случае, научно не разработанным, методом лечения, т.н. «гравиданом» (моча беременных женщин), вводимым под кожу его пациентам.

Наиболее видными последователями Кольцова являются: С.С. Четвериков, Романов, Балиашина, Рокицкий, Тимофеев-Ресовский и Царапкин (оба последних в Берлине, фактически эмигранты), Беляев, Астауров, Дубинин, Шапиро, Замков, Живаго, Лебедев, Фролова. Большинство из его последователей ведут в настоящее время самостоятельную научную работу и, в свою очередь, группируют вокруг себя научных сотрудников, проводя в своей работе основные принципы и положения Кольцова.

Кроме кольцовской группы имеются определенные концентраты АСЭ вокруг:

1. акад. А.Н. Северцова, определенного реакционера (в прошлом, во время ухода в виде протеста против назначения Кассо из МГУ либеральных профессоров, занял место акад. Мензбира). В его группу входят: проф. Матвеев (1-й МГУ), акад. Шмальгаузен (Киев, имеет свою школу), сотрудники лаборатории морфологии Академии наук: Дружинин, Рынзюнский, Еремеева и Емельянов.
2. проф. Кожевникова, тоже яркого реакционера, определенно враждебно настроенного по отношению к советской власти. Его последователями, имеющими свои группы, являются проф. Зенкевич, Яшнов, Алпатов, Бениер, Боруцкий, Россолимо Л.Л., Смирнов, Вермель, Кузин.
3. группировка ботаников, бесцветная в политическом отношении, в которую входят: проф. Крашенинников, Алехин, Кречетович, Курсанов.
4. своеобразным центром, собирающим биологов, является общество испытателей природы, во главе которого стоит акад. Мензбир (ученый секретарь Дейнека).
5. Значительный интерес представляют лица, объединившиеся вокруг проф. Э.Э. Понтовича, в прошлом одного из активнейших контрреволюционеров, в настоящее время замкнувшегося, работающего не по специальности. Группировка Понтовича собирается частным порядком, чаще всего на квартире Понтовича.

Все перечисленные группировки связаны между собой, главным образом, общностью идеологической платформы, активной работой в защиту идеалистических принципов. Исключением является начинающая свою деятельность группировка вокруг проф. Бауэра. Это еще молодой, но имеющий уже громадное научное прошлое ученый, немец по происхождению, политэмигрант, кандидат партии, в СССР он живет уже 5-6 лет. В прошлом он примыкал к механистам, думаю, потому что методологически был мало подкован, методологически не нашел еще себя, и еще потому, что главное внимание его было обращено не на общие методологические вопросы, а на разработку конкретных биологических проблем. А в этой области он был стихийным диалектиком, и его конкретная теоретическая и научно-экспериментальная работа была по существу направлена против механистической философии, била его самого как механиста. Сам он этого не видел, потому что, повторяю: 1) был еще зеленым методологом; 2) мало времени и внимания уделял тонким, глубоким и серьезным общеметодологическим вопросам. Да и сейчас ему нужно еще много и серьезно поработать в этой области. Другие же не замечали, что он не механист, а только «ходит в механистах», потому что в работах Бауэра, биологических работах, было очень много математики, физики, химии. Физики, химики, математики не понимали его биологии. Биологи не понимали и поэтому ругали его физику, химию, математику. Между тем, это — образованнейший человек, колоссальной эрудиции как в области биологии, так и в области физики, химии, математики. Про него мало сказать — незаурядный ученый. Это талантливейший ученый. В ближайшие годы, возможно, он будет не только все-СССРской, но всеевропейской и даже мировой величиной. Это действительно настоящий крупный, талантливый, оригинальный ученый. Не имея еще учеников, он уже создал школу, и в ближайшие годы, я уверен, она оформится не только как система идей, но и как коллектив окружающих его людей, живущих его идеями, работающих над ними, развивающих их. Сейчас он получил признание в стенах ВАКа. Для них создано новое отделение — «общей биологии». Его сотрудниками являются Мужеев В.А., Бондаренко Н.П., Комиссарук, Рацкевич, Юдина, Барздню, к нему переходит от Штерн иностранный ученый Лунцк, у него будет работать специалист-биохимик Вихерт (иностранец). В чем школа? В том, что все его собственные работы, как прошлые, так и настоящие, все работы его сотрудников, все пронизаны единой идеей, единой мыслью, все бьют в одну точку, защищая и доказывая открытый им принцип.

Он идет самыми разнообразными путями, затрагивая самые разнообразные области, берется за самые трудные, самые запутанные вопросы биологии и, в частности, физиологии. Он заранее говорит, как они должны решиться с точки зрения его принципа и экспериментально подтверждает свои теоретические соображения и выкладки. Он теоретик-диалектик. Такой плодотворной гипотезы, как гипотеза или принцип Бауэра, в физиологии не встречалось, а в биологии можно его сравнить только с Дарвиным Ч. Можно было бы сказать, что сейчас мы стоим на грани крупнейших переворотов в области биологии. На основе диалектического метода головой Бауэра и руками его и его сотрудников биология может быть выведена из тупика.

Психологи

1) Школа Челпанова. Десять лет назад была самой мощной группировкой, чрезвычайно упорной в своих отрицательных позициях: антимарксизм, оберегание кастового характера чистой науки, принципиальное отрицательное отношение ко всем мероприятиям советской власти на культурном фронте. В положительной части ее взгляды могут характеризоваться, как довольно беспринципный эклектизм с идеалистическим уклоном. Сила ее была в том, что только она владела с достаточным мастерством техникой психологического эксперимента и в этом отношении стояла на уровне европейской науки.

Научно-творческая продукция ее всегда была ничтожна. Сам Челпанов как ученый, как исследователь — пустое место. Сила его в том, что он — прекрасный педагог и организатор. Основной удар челпановской школе был нанесен в 1923 г. с переходом Института психологии в руки Корнилова и удалением из него самого Челпанова и большей части его учеников. Тут уже начал отпадать целый ряд видных работников этой группы, часть из них (Добрынин, Артемов) перешли к Корнилову и остались в институте, другая часть (Шеварев, А.А. Смирнов) пошла на «низовую» работу в прикладные лаборатории, некоторые, как П.А. Рудин, сделали инсценировку очень активного разрыва с Челпановым и стали делать «советскую карьеру». Но челпановская школа, как единство, не умерла с этого времени, а продолжала еще несколько лет существовать в организованном виде в стенах ГАХН под покровительством челпановского ученика Шпета, ставшего уже несколько лет до этого «главой» собственной философской школы чрезвычайно воинствующего идеализма.

В ГАХН официально возглавлял психологическую часть В. Экземплярский, а Челпапов был при нем как бы консультантом, в сущности же — идейным моментом для объединения молодежи. Из старых челпановцев в ГАХНе вокруг Экземплярского группировались: Кравков, С.И. Экземплярская, Н.П. Ферстер, Н.И. Шимкин, П.С. Попов, И.Н. Волков. В то же время там собралась большая группа молодежи из только что кончивших университет или недоучившихся учеников Челпанова (Скрябин, Венециан, Старкова, две сестры Черниковы, Никифирова, Сахарова и ряд других).

С реорганизацией ГАХНа челпановская школа как организованная группа официально перестала существовать, недавно она возродилась в подполье. На квартире Челпанова или его ближайшего друга проф. Северного происходят постоянные собрания бывших учеников Челпанова. Собрания посещают: Экземплярский, Рудин, Жинкин, Кравков, Мальцева, В.Е. Смирнов, проф. Артемов (официально порвавший с Челпановым). На собраниях обсуждаются формы и методы деятельности группы, в частности, вырабатываются методы борьбы с диалектическим материализмом. Группа имеет постоянные, еще не выясненные, связи с заграницей.

Находится в тесном контакте с группировкой литературоведов (см. ниже), предполагает вместе с литературоведами создать широкую организацию «Академию на дому», которая должна противостоять Академии наук СССР. Собрания группы часто посещает Г.Г. Шпет, официально прекративший свою работу в области философии, занятый переводами с испанского, составлением словаря и т.п. Группой ведется большая работа по подготовке кадров молодежи, конкретные формы ее еще не выяснены. Зарегистрирован ряд фактов посещений различных музеев группами молодых людей, являющихся к руководящим работникам музеев с записками от Челпанова или от кого-либо из членов его группы. Группа имеет постоянную связь с саратовским профессором Крогиусом, имеющим свою группировку ярко идеалистического и а/с направления.

2) Реактологическая школа Корнилова. Начало ее относится к 1923 г., когда Корнилов развернул работу в Психологическом институте, конец — к 1930-1931 гг., когда после удаления Корнилова с поста директора института и проведенной дискуссии о реактологии, организационное единство группы распалось, а самое понятие реактологии и имя Корнилова были сильнейшим образом дискредитированы.

Сущность реактологического направления заключалась в попытке сделать психологию возможно более объективной, оставаясь все же в пределах традиционной психологической методики, полученной Корниловым в наследство от челпановской школы. В теоретической работе реактологическое направление все время колебалось между рефлексологической позицией Бехтерева, грубо, механически отрицавшей психику, и традиционными взглядами старой эмпирической психологии, внешне замаскированными, однако, тем, что всякий психический процесс стали называть «реакцией». Рядом с этим у самого Корнилова наблюдалось чрезвычайно искренее и упорное стремление влить марксизм в психологию, что не шло все же дальше внешнего приспособления некоторых положений диалектического материализма к психологии. Подлинная трагедия реактологической школы начиналась всякий раз, когда дело доходило до экспериментальной работы: она неизменно велась методами старой эмпирической психологии, причем и из этих методов в распоряжении Корнилова и его учеников были только немногие и при том наиболее простые. Получалась по существу старомодная работа, ничего общего с марксизмом не имеющая и бесплодная практически, но столь сложно закутанная в реактологическую терминологию, что трудно было разобраться в сущности дела. Такова была «средняя линия» реактологических работ. Но внутри реактологической школы с самого начала стали намечаться отдельные группы, очень сильно друг от друга отличающиеся и объединенные в сущности только реактологической терминологией. Крайний «левый» с точки зрения объективизма и механизма фланг занимал Боровский, в своих книгах проводивший взгляды очень прямолинейно механистические и развернувший очень дельную работу по зоопсихологии. Экспериментальная работа Боровского стояла по сравнению с остальными работами института на очень большой высоте и пережила разгром корниловской школы, нисколько при этом не пострадав. Работа эта продолжается и сейчас, сохраняя свое выдающееся в советской психологии значение. От своих механистических взглядов Боровский отказался. В сущности, здесь мы имеем дело с самостоятельным направлением в нашей науке. Кроме самого Боровского, в его группу могут быть отнесены два его ученика, ставшие самостоятельными исследователями: Акимов, работающий без перерыва в институте, и Войтанис, последние два года работающий в Вятке.

Противоположное механицизму, и, в сущности, идеалистическое течение в реактологической школе выразилось в увлечении немецкой гештальтпсихологией, которая нашла своего фанатического приверженца в лице Артемова и очень сильно отразилась на взглядах большинства психологов института, в первую же очередь Выготского и Лурье. Это влияние гештальтпсихологии продолжается и по настоящее время и теперь имеет скорее отрицательное значение, хотя в свое время сыграло положительную роль как противовес механистическому упрощенству рефлексологии и реактологии. У нас недостаточно разобрались в том, что пленительная своей «диалектичностью» немецкая гештальтпсихология является течением, в сущности, возглавляющим тот возврат к открытому идеализму, который сейчас наблюдается в Германии. Самое опасное в этом учении то, что оно ведет прямо к иррационализму и с этой стороны, а именно в этой стороне, и заключается центральный стержень всего этого учения — оно глубоко враждебно марксизму. Основная ошибка в том, что предполагается, что гештальтпсихология, хотя и далека от марксизма, но все же «самое близкое к марксизму течение в западной психологии». Влияние гештальтпсихологии характеризует переживаемый нами сейчас этап развития советской психологии так же, как пройденные этапы характеризовались влиянием американской «психологии поведения» (рефлексология, реактология, механицизм Боровского) и отчасти фрейдизма (Залкинд).

Группа Выготского-Лурье вышла из недр реактологической школы и с самого начала на фоне упрощенческого реактологического экспериментирования выделилась совершенно оригинальной работой над выработкой более сложной и совершенной методики. Первым плюсом Выготского и Лурье было то, что они были свободны от шаблонов и традиций челпановской школы, которые довлели над Корниловым, Добрыниным, Рудиком и др. Второй плюс, который, главным образом, и обеспечил их успех, — это уменье быть в курсе жизни западной науки и своевременно переносить к нам последние и наиболее модные слова с Запада. Они популяризировали у нас наиболее интересные и центральные работы гештальтпсихологии (роль Артемова в этом безмерно более скромная), они перенесли на советскую почву блестящие работы о речи и мышлении ребенка, они внедрили в советскую психологию идеи Турнвальда и Леви-Брюля о «первобытном мышлении» и т.д. Выготский и Лурье выполняли и выполняют у нас функцию своеобразного «окна в Европу». Деятельность их развертывалась сначала в Психологическом институте, затем, и главным образом, в Академии коммунистического воспитания; с прошлого года частично перенеслось в Харьков. Кроме того, Выготский и своими книгами, и своей профессорской деятельностью получил огромное влияние в педологии. Очень велико также его влияние в медицинском лагере среди психиатров и невропатологов. В настоящее время это самое влиятельное течение в советской психологии, играющее очень большую роль и в Институте психологии. Оно, главным образом, направляет подготовку молодых кадров — аспирантов и через директора института Колбановского влияет на научную работу института.

Положительных научных достижений в активе группы Выготского-Лурье мало. Но ими выдвинуты некоторые центральные проблемы и поставлена весьма остро проблема исторического развития психики и т.д. Сила их, с одной стороны, в интересной постановке этих кардинальных проблем, с другой — в европейской «культурности». Слабость — в преобладании общих рассуждений над конкретной и экспериментальной разработкой практически важных вопросов и в излишнем увлечении новейшими модными течениями в ущерб солидному овладению прочными достижениями науки. Личная талантливость Выготского — вне сомнения. К школе Выготского примыкают несколько провинциальных ученых, имеющих свои группы — Загоровский (Воронеж), Арбузов (Саратов), Беритов (Тифлис), Коновалов (Пермь).

3) Школа Шпильрейна и Геллерштейна, создавшая советскую психотехнику. Заслуги ее огромны: она развила в СССР психотехническую работу, давшую ряд важных практических результатов и могущую стать на одном уровне с западной психотехникой. Основные упреки, выдвигавшиеся по адресу ее: делячество и защита Шпильрейном идеалистических взглядов Штерна, его учителя. Первый упрек преувеличен, т.к. рядом с полным практическим бесплодием советской психологии всякая деловая работа в области психотехники могла казаться делячеством. Второй — справедлив, но едва ли штернианство Шпильрейна принесло реальный вред и получило широкое распространение. Главная же вина их и, главным образом, Геллерштейна, — в совершенно не критическом и беспринципном перенесении на советскую почву многих достижений и методов западной психотехники, фактически отражавших интересы капиталистической промышленности. Сейчас эта школа (да и вообще сама психотехническая мысль) переживает глубокий кризис: идет перевооружение. Личное влияние Шпильрейна, раньше безраздельно господствовавшего в советской психотехнике, уменьшилось весьма сильно.

В советской педологии руководящее значение имело все время течение, возглавлявшееся Залкиндом (Арон Борисович), отличавшееся чрезвычайно империалистическими тенденциями по отношению ко всем програничным наукам (к психологии в первую очередь), которые целиком поглощались педологией, которая одна владела тайной «целостного изучения ребенка». Это стремление к «целостности» влекло за собой отмену и дискредитацию всех методов лабораторного исследования. Теоретическая позиция Залкинда представляла собой своеобразную смесь фрейдизма и рефлексологии. Одержав ряд побед над некоторыми из безусловно вредных течений в советской педологии, эта школа пыталась, однако, вместе с водой выплеснуть из ванны и ребенка, т.е. всякое вообще научное исследование. После дискуссий, проведенных вокруг ряда методологических и теоретических ошибок Залкинда, его влияние было в корне подорвано. Теперь можно наблюдать, как ближайший сторонник Залкинда — Р.Г. — в качестве заведующего Центральной педологической лаборатории стремится организовать тщательную разработку тех самых методов точного исследования, которые раньше объявлялись недопустимыми в марксистской науке. Рядом с этим снова выступает на сцену П.П. Блонский, оставшийся за последние годы совершенно в тени. Человек огромной эрудиции и яркой талантливости, Блонский отличается крайне неустойчивостью в своих позициях и склонностью доходить в своих взглядах данного момента до крайности. После Октябрьской революции он первый на философском отделении МГУ поднял знамя марксистском науки (много раньше Корнилова) и возбудил против себя бешеную ненависть всего глубоко реакционного элемента, который в то время заполнял факультет, группируясь вокруг Челпанова. Потом, борясь с идеализмом, он дошел до предельных крайностей механицизма, что не мешало ему несколько позже защищать некоторые явно идеалистические положения. Какова его позиция в данный момент, еще не выяснилось.

Литературоведы, историки, искусствоведы и проч.

В этой среде наблюдаются особенно сильные объединительные тенденции. Подавляющее большинство ученых этих специальностей, по разным причинам, главным образом, политического характера, лишено возможности официально заниматься педагогической и научно-исследовательской работой. Одновременно с этим ученые-гуманитарии особенно отличаются яркими и, сплошь и рядом, откровенными а/с убеждениями, они работают в такой области науки, где особенно сильно влияние идеалистических философских концепций, активными проводниками которых они являются.

Первое обстоятельство — невозможность работать легально, приводит к созданию законспирированных объединений, второе — придает этим объединениям совершенно отчетливую и недвусмысленную окраску.

В настоящее время нами еще не выявлены с достаточной полнотой организационно оформленные объединения, но зафиксировано значительное количество подпольных семинаров, кружков для собеседований, экскурсионных групп и т.п. Такие группировки старых ученых сплошь и рядом проявляют значительную активность, пытаясь, и не безуспешно, распространить свое влияние на молодежь; зафиксировано несколько случаев, когда в подпольных семинарах, прорабатывающих отдельные научные дисциплины в ярко антимарксистском направлении, участвуют в качестве «новых кадров» преподаватели средних школ, которые, в свою очередь, ведут пропаганду а/с, по существу, теорий среди учащихся средних и высших школ.

Расширенная, таким образом, пропаганда идеалистических теорий, проводимая вопреки и вразрез влиянию школы, приобретает весьма серьезное значение и, во всяком случае, проводники ее — старые идеалисты-ученые, формально лишенные возможности влиять на подрастающее поколение, не заслуживают того скептического отношения, которое установилось в некоторых наших кругах. Кроме такого обходного влияния на молодежь, необходимо отметить также, что эти ученые-мракобесы имеют в целом ряде случаев большое значение при выработке программ, музейных экспозиций, в экскурсионно-лекторском деле, в вопросах искусствоведения, литературоведения и т.п., создавая единый, часто с большим трудом прощупываемый конкретно, фронт.

К настоящему времени выявлены следующие, более или менее оформившиеся группировки:

1. Группировка, идеалистически настроенных искусствоведов, ориентирующихся на буржуазных идеологов западного искусства в ВОКСе. Группировка фактически захватила в свои руки журнал ВОКСа. Она усиленно восхваляет западную цивилизацию, противопоставляя ее как антитезу «советского бескультурья». В группировку входят: Н.Л. Брунов, Н.В. Яворская, В.А. Сидорова, М.А. Ильин, Алпатов, Терновец, Б.П. Дениш, художники Павлинов и К.С. Кравченко. Группировка фактически создана и руководится проф. И.Н. Бороздиным, который, к слову, имеет очень отдаленное соприкосновение с вопросами искусствоведения.
2. Известный реакционный искусствовед А.В. Бакушинский вместе со своими ближайшими последовательницами Н.П. Сакулиной и Е. Зонненштраль создал большой подпольный семинар, в который входит около 40 человек, среди которых имеется много преподавателей средних школ, ведущих соответствующую работу среди учащейся молодежи. В семинаре прорабатываются реакционные, антимарксистские теории о психофизиологии искусства. Базой для деятельности Бакушинского являются Научно-исследовательск[ий] ин[ститу]т игрушки в Загорске и Ин[ститу]т методов внешкольной работы. Семинар тесно связан с упоминавшейся ранее группировкой Челпанова (психологи).
3. Реакционные искусствоведы (византологи), объединенные в тесную группировку, оказывают реальную помощь существующей в Москве нелегальной духовной академии, помогая составлять различные проекты попам, желающим повысить свою квалификацию.
4. Проф. А.К. Шнейдер, бывший руководитель комиссии живого слова в ГАХНе, имеет большую группу чтецов-декламаторов, объединяемых также на «аполитичной» почве чистого ораторского искусства. Эта группа имеет своих приверженцев в самых различных слоях интеллигенции.
5. При клубе ФОСП (ул. Воровского, 52) имеется группа переводчиков, в которой сосредоточены знатоки иностранной литературы, буржуазного и идеалистического направления ученые. В группу входят: А.Г. Габричевский, М.А. Петровский, С.В. Шервинский, А.С. Стрелков, Б.А. Грифцов, Н.Н. Лямин и А.М. Эфрос. Эти же лица образуют ядро переводчиков в издательстве.
6. В литературном музее Ленинской библиотеки имеется крепко сколоченная группировка литературоведов-библиографов. Ее основными членами являются И.Н. Кубиков, Р.С. Мандельштам, Б.П. Козьмин, И.Н. Розанов, К.Н. Захаров-Мэнский, А.И. Смирнов-Кутачевский и Д.Л. Сапер (активный меньшевик в прошлом); все настроены резко антисоветски, часто собираются в интимной обстановке, смакуют а/с анекдоты и т.п. Захаров-Мэнский, имеющий большие связи среди литераторов и педагогов, является по существу «вождем» группы и за последнее время расширяет и углубляет влияние группы в различных кругах интеллигенции. У Захарова-Мэнского есть много учеников и последователей среди молодежи, у которой авторитет его стоит довольно высоко. Группа поддерживает постоянные связи с писателями, входившими в о[бщест]во «Никитинские субботники».
7. Другая группа буржуазных литературоведов обосновалась в Толстовском музее. Группа имеет довольно значительное количество молодежи, которую воспитывает в идеалистическом направлении. Наиболее видными членами группы являются Н.К. Гудзий, М.А. Цявловский, Ушаков, Бонди, Ярхо, Пешковский, Гроссман, А.В. Чичерин. К ней очень близки Г.Г. Шпет и В.И. Экземплярский. Гудзий и Цявловский через О.К. Толстую тесно связаны с толстовскими сектантскими кругами, через С.А. Есенину и С.Л. Толстого поддерживают постоянную связь с белоэмигрантами и буржуазными исследователями Л.Н. Толстого. Группа тесно связана с группировкой ленинградских буржуазных литературоведов, возглавляемой проф. Л.В. Щербой. Группа часто собирается на квартире Цявловского или Виноградова, на собраниях заслушиваются и обсуждаются ученые рефераты, предназначенные «не для печати». Виноградов поддерживает, по-видимому, довольно хорошо налаженные связи с «Евразией», получает нелегальными путями почти все последние издания «Евразии». Доступ в группировки для посторонних чрезвычайно затруднен, каждая новая кандидатура обсуждается всеми членами группировки, прежде чем быть допущенной на собрания.
8. Вокруг литературоведов братьев Ярхо — Бориса и Григория Исааковичей, собирается группа литературоведов, настроенных резко антисоветски. Собрания происходят на квартире Ярхо, наиболее видными членами группировки являются А.С. Ахманов и С.В. Шервинский. Б.И. Ярхо очень настойчиво продолжает агитировать за сохранение своей прежней нормалистическо-идеалистической позиции в области литературоведения. Ярхо с гордостью говорит, что он считает своей заслугой, что он никогда не шел ни на какие сделки с советской властью. Примером этого он выставляет факт, из-за которого его в свое время изгнали со службы из редколлегии советской энциклопедии. Когда ему предложили давать характеристики в словаре к имени известного французского генерала Галифе он написал «известный генерал, проявивший себя в борьбе с Парижской коммуной». Несмотря на требования редакции он не написал «вешатель парижск[их] коммунаров», т.к. считал это «недостойным» научного работника.

Брат Б[ориса] Исааковича — Григорий Исаакович — переводчик, помимо связи с научными кругами, имеет большие связи с торгово-нэпманскими кругами и занимается помимо переводческой работы кое-когда перепродажей ценностей. У Ярхо есть родственники за границей, через которых они получают иностранную, в т.ч. и к.-p., литературу. В 1930 г. они (братья Ярхо) были связаны с известным в белоэмиграции профессо- ром-монархистом Николаем Сергеевичем Арсеньевым и бывшим князем Николаем Сергеевичем Трубецким (известный в Вене профессор литературы и языка, деятель Евразийской группы эмигрантов). Братья Ярхо в Москве, кроме того, поддерживают знакомство с бывшей аристократической компанией Голицыных и Мейен.

В последнее время оживилась деятельность среди литературоведов- западников. Не имея теперь постоянной базы для собраний и бесед, частично эта группа собирается и объединяется вокруг курсов новых иностранных языков, частично же и главным образом, в эту группу входят оставшиеся за бортом, т.е. исключенные из университета и курсов новых иностранных языков студенты. Возглавляет эту группу проф. Борис Александрович Грифцов — человек а/с взглядов, не признающий марксизма в литературоведении, как и вообще в науке. Грифцов и близкая к нему группа молодежи занимаются проработкой итальянских авторов, как старых, так и новых, причем возглавляемая Грифцовым группа занимается проработкой некоторых неизвестных советскому читателю современных итальянских фашистских писателей и поэтов.

Такую же проработку современных буржуазных испанских авторов проводит литературовед Сергей Сергеевич Игнатов, настроенный тоже антимарксистски и связанный с Грифцовым. С.С. Игнатов состоит на службе в Главн[ом] управлении милиции, носит военную форму и занимается и на службе переводами с испанского языка. Эта группа связана с акад. М.Н. Розановым. Кроме того, Грифцов и его сотрудники примыкали к комиссии переводчиков клуба ФОСП на ул. Воровского.

Проф. Понтович был в течение нескольких лет виднейшим представителем идеалистического направления в философии и психологии. Когда он преподавал в Государственном ин[ститу]те слова (ГИС) в 1925-1926 гг., когда он преподавал на факультете обществ[енных] наук МГУ, вокруг него всегда объединялась идеалистически настроенная часть студенчества. Близкий по своим научным установкам к эмигранту проф. Ильину, Понтович общался с буржуазными кругами профессуры — А.Ф. Лосевым, и И.П. Четвериковым, В.М. Экземплярским, Г.И. Челпановым, Ф.Ф. Березниковым, А.Г. Циресом, представляя собой крепкое ядро. Понтович через свою жену связан родственными связями с монархической семьей аристократов Истоминых, и в 1924-1925 гт., когда в Москве жили Петр и Наталья Дмитриевна Истомины (высланные ОГПУ за шпионаж), в то время Понтович через Истоминых имел связь с английским представителями Чарноком и Барбери и делал для них письменные работы по философским вопросам.

Заслуживающие внимания, с чекистской агентурной точки зрения, группировки и объединения, тесно связанные с московскими учеными, имеются в Ленинграде.

До революции эти объединения создавались и на основе общих настроений, и совместной работы на определенных участках отдельных научных дисциплин. Эти группировки сообразно существовавшим тогда политическим течениям включали лиц: 1) из кадетской партии, 2) из Союза русского народа и Русского собрания и 3) из группы беспартийных, близких к монархистам-реакционерам, бюрократов-чиновников Министерства народ[ного] просвещения и в то же время профессоров и академиков.

1) Кадетская партия имела свои гнезда, где и подготавливались кадры молодой профессуры. К числу вождей партии следует отнести братьев Э.Д. и Д.Д. Гриммов, С. Ольденбурга и А.Д. Шахманова. К ним примыкали и их поддерживали такие ученые, как П.П. Маликов, М.И. Ростовцев, М.А. Дьяконов, Н.И. Кареев, С.А. Венгеров, Н.А. Котляровский (не вполне примыкал), Ф.А. Браун, П.М. Гревс. Близко по настроению были М.М. Ковалевский, Ф.Д. Батюшков, А.С. Лаппо-Данилевский (не вполне примыкал), Е.В. Тарле, А.К. Бороздин и более мелкие специалисты, как Л.П. Карсавин, А.Г. Вульфиус, П.П. Лапшин и другие.

2. Правые организации (Союз русского нар[ода], Рус[ское] собрание) насчитывали немало своих представителей не только в светских, но и в духовных учреждениях (Синод, духовные академии). Наиболее выдающимися организаторами объединений были академики

1. И. Соболевский и В.М. Истрин, находившиеся в связи с периферией и с Западом (славянские ученые в Софии, Белграде и, главное, в Праге). Из духовной академии перешли в эти группировки Пальмов, Глубоковский, Жукович, Н.В. Покровский, Голубев (Киев). В постоянных сношениях с Соболевским и Истриным находились: акад. Н.Н. Кондаков, Францев (Варшава), братья Казаковские (Киев-Варшава), Флоринский (Киев), Томсон (Одесса), А.В. Михайлов (Варшава), А.С. Орлов (нынешний академик), П.Л. Лавров, Б.М. Ляпунов, Н.П. Лихачев, Е.Ф. Карский; примыкал к объединению правых и Бор[ис] Вл[адимирович] Никольский и др. Из более молодых сюда относятся Н.Н. Дурново, Григорий Андреевич Ильинский и И.И. Замотан.

3. Беспартийные монархисты, близкие предшествующей группе, чиновники-администраторы и профессора сходились по преимуществу, в двух центрах: у С.Ф. Платонова и Э.Л. Радлова (члена совета министра народ[ного] просвещения, редактора журнала министерства народного просвещения). Эти лица поддерживали постоянные связи с министром просвещения, с членами совета министров (особенно Коковцовым, Ермоловым) и имели постоянные сношения с бывшими великими князьями (Константином Константиновичем, Николаем Михайловичем и др.). Сюда следует отнести бывшего мин[истра] Шварца, товарища министра Ульянова, Таубе, Шевякова, гр[афа] С.Д. Шереметьева,

2. Г. Дружинина, Я.Л. Барскова (друга Пиксанова), Гурлянда, барона А.Э. Нольде, Н.Д. Чечулина (кажется, был членом «Русск[ого] собр[ания]»), С.В. Рождественского, бывшего акад. М.К. Любавского и др. Из более молодых надо назвать Н.И. Гливенко, Н.М. Каринского, Н.К. Пиксанова, Н.С. Державина. От всех трех больших объединений сохранились до настоящего момента группочки, представлящие собою сплоченных между собой специалистов — учеников кого-либо из упомянутых выше ученых. Например, такие школки, как школка Венгерова, Брауна, Бороздина, Перетца, до сих пор не заглохли.

II. Группировки в настоящее время

Оставшиеся в живых представители старых школ или ученики умерших, популярных в свое время, профессоров продолжают поддерживать между собою сношения. Общие затеваемые работы, съезды или конференции, наконец, посещения таких центров, как Москва-Ленинград, дают возможности рассеянным на периферии членам какого-либо объединения, утратившего своего главу, вновь закреплять слабеющие связи. Одинаковые настроения и единство школы много способствуют спайке старый товарищей (напр[имер], свидания И.И. Замотана с П.А. Кубасовым, двух питомцев реакционнейшего Историко- филологического института и проч.).

Владимир Н. Перетц, долго профессорствовавший в Киеве, Самаре, Ленинграде, имеет учеников как в упомянутых городах, так и в Баку, Харькове, Нежине, Прилуках и за границей: в Праге (Л.Т. Белецкий), в Варшаве (И.И. Огненко) и даже в Дамаске (А.Г. Боголюбский — Дамасский православный лицей). В Баку находится проф. А.В. Баргий, в Одессе — К.А. Копержинский, в Харькове — А.С. Грузинский, в Нежине — Е.А. Рыхлик, в Прилуках — В.П. Маслов. Несколько человек преподают в Москве, огромное большинство — в Киеве.

В Москве: С.А. Богуславский, Н.К. Гудзий, Б.В. Нейман. В Киеве: Акимович (Якимович), С.Е. Гаевский, А.К. Дорошкевич, М.А. Драй-Хмара, Д.Н. Ревуцкий, П.П. Филиппович, С.Н. Чабан и др. Находящиеся в Ленинграде большей частью побывали в бывшем Институте истории искусств. Таковы: С.Д. Балухатый, П.В. Вилькошевский, Д.П. Еремин, А.И. Никифоров и др. В.М. Истрин имеет переписку со своими питомцами, живущими в Москве и в Одессе, и поддерживает связи с зарубежными знакомыми (Прага — Шмурло, Поливка и др.).

Востоковеды (Ольденбург, Крачковский, Коковцов, Щербатский) неустанно поддерживали связи с Францией, Англией и Востоком (см. последние издания Щербатского и Коковцова). В Париже пребывает некто Лозинский, доставлявший еще недавно книги Крачковскому и др.

Н.С. Державин объединил вокруг себя несколько человек, которых сделал сотрудниками Института славяноведения. Правой рукой его является К.А. Пушкаревич, автор хвалебной записки о трудах Державина при избрании последнего в академики. Далее следует тройка, довольно пестрая по составу: В.Н. Кораблев, В.Г. Чернобаев и И.И. Соколов (бывший профессор Духовной академии). Поддерживал связи с Болгарией, где он состоит членом академии. Б.М. Ляпунов имеет в славянских землях знакомых, которые информируют его о последних новостях. Надо полагать, что уехавший из России М.Р. Фасмер (Берлин) также в переписке, если не с Ляпуновым, то с другими славистами. Все эти слависты слились в один тесный кружок, хотя и живут в разных городах. Н.Н. Дурново, Гр[аф] А. Ильинский, Н.М. Каринский и Л.В. Щерба, несомненно, не только связаны с группой язык[оведов] и литер[аторов] академии, но и между собою. К ним примыкает сотрудник МАЭ — Д.К. Зеленин.

Ф.А. Браун, подобно Фасмеру оставшийся за границей (Лейпциг- Берлин), имеет в России двух своих учеников, которые успели заявить о себе в Ленинграде. Это В.М. Жирмунский и Б.П. Эйхенбаум — те самые вожди формалистов, которые прославились в Институте истории искусств. Жирмунский до сих пор не прекратил переписки со своим учителем. Семена, посеянные Брауном, дали пышные всходы: около его питомцев сплотилась целая дружина молодых ученых, с 1918-1919 гг. выступившая на литературное и научное поприще. Здесь были Виктор Виноградов,

Томашевский, Слонимский, Шимкевич, Гр[игорий] Гуковский и др. Один из них приобрел себе значительную известность своими романами (Тынянов). К этой группе «примазывался» Ю.Г. Оксман.

Несколько организаторов групп умерли, но группы еще живы. Так, Е.Ф. Карский, бывший ректор Варшавского университета и редактор «Русского филологического вестника», поддерживал своих сослуживцев по Варшаве: В.А. Францева (избранного академиком и не приехавшего в Россию) И.И. Замотана (ОСВАГ), А.В. Михайлова (ныне умершего) и др. Эти варшавские обитатели, как переехавшие в СССР, так и оставшиеся за границей, находятся в контакте между собою.

После смерти А.И. Соболевского, С.А. Венгерова, А.К. Бороздина, П.Н. Сакулина и других ослабели, но не порвались нити, объединяющие лиц, группировавшихся около этих ученых.

Большой талант Соболевского и его огромная эрудиция объединили вокруг него на основе совместной работы на определенных участках научных дисциплин очень много ученых разнообразных политических взглядов. Но наиболее близкими ему были те, которые разделяли его воззрения. Поэтому после его смерти остался кружок лиц, сплоченных общими политическими настроениями реакционного характера. Некоторые из этих лиц умерли (напр[имер], Глубоковский), но кое-кто еще находится в его пределах: Дурново, Каринский, Гр.А. Ильинский, И.И. Замотан — все те, которых пригрела историческая группа. Но есть ученые, представляющие собою особые звенья, связывающие группу Соболевского-Истрина с т.н. «либеральными кругами прежней Москвы», иными словами, с Сакулинским объединением. В несостоявшемся чествовании Сакулина при жизни должны были принять участие, наряду с Луначарским, такие литературоведы, как Ржига, Розанов, Сперанский, политическая физиономия которых явно антисоветская.

Указанные отношения Сакулинской группы любопытны потому, что Сакулин, говоривший «сладкие» речи о советской власти, на деле поддерживал реакционные элементы вроде Н.В. Измайлова, М.Д. Беляева, В.М. Жирмунского, Ю.Г. Оксмана, Н.А. Кубасова, Б.Л. Модзалевского. Несомненна также теснейшая связь Сакулина с такими искателями «счастья и чинов», как И.И. Гливенко и Н.К. Пиксанов. Надевая маски советских деятелей, эти люди под флагом научной работы, устраивают весьма пестрые и неопределенные объединения. Такова последняя попытка Пиксанова образовать для разработки Тургеневского архива «комиссию» из Я.Л. Барскова, С.Н. Чернова, Д.И. Шаховского — приятеля И.С. Попова, Ю.Г. Оксмана и др. Такова другая попытка Пиксанова — теснее увязаться на почве издательских предприятий с Каменевым, от которого он получал планы изданий «Academia» и близкое знакомство с которым не прочь был афишировать в разговорах.

Параллельно с этими организациями следует отметить статьи кружков Венгерова и Бороздина.

Кружок Венгерова некогда обширный, вмещал: в себе В.В. Буша и Ю.Г. Оксмана, Н.В. Измайлова (платоновский зять) и Б.М. Энгельгардта (бывший служащий Академической б[иблиоте]ки), В.Л. Комаровича (приятеля семьи Аничковых) и эмигранта М.Л. Гофмана.

Значительный интерес представляет группировка вокруг известного искусствоведа и художника И.Э. Грабаря. Энергичный и волевой, оценивавший себя очень высоко, сам причислявший себя к числу «мировых величин», Грабарь являлся и является одной из наиболее ярких фигур, полностью стоящих на позициях буржуазной науки и ведущих сложную, замаскированную и в то же время очень активную а/с деятельность. В его группу входили Н.Г. Машковцев, А.М. Эфрос, А.М. Скворцов, Ю.П. Анисимов, Ю.Д. Соколов, А.А. Рыбников и Н.Д. Ермаков. Характерными чертами деятельности группировки, фактически определившей всю жизнь и деятельность Третьяковской галереи, были следущие.

Охрана всеми средствами частных коллекций, под видом концентрации художественных, произведений и в связи с использованием частновладельческих собраний русского искусства. В галерею попадали, наряду с национализированными коллекциями помещиков, коллекции Ляпунова, Воробьева, Боткиной, Трояновского и др., которые принадлежали к числу средней буржуазии и буржуазной интеллигенции, обладавшей достаточными средствами. Эти коллекции или части их поступали в галерею только на хранение, в чем галерея, в лице директора ее Грабаря, выдавала расписки. Вместе с тем проявилось явное попустительство, когда другие коллекции, ничем не отличавшиеся по источникам их приобретения и по количеству в них имевшихся произведений, оставлялись у владельцев или под видом «пролетарских районных музеев» или просто потому, что о них не напоминали. А т.к. партийцы, составлявшие не более одной сотой процента, ко всему составу музейных работников Москвы, не знали и не могли знать о действительном положении дела с частными коллекциями, то подобная «охрана» художественных ценностей могла осуществляться длительный промежуток времени незаметно и безопасно.

В тот период были абсолютно сохранены частные коллекции Остроухова и Цветкова. Причем объявление их «государственными» было по существу фиктивным: Остроухое И.С., например, оставлен был ее директором, во главе Цветковского собрания стояли лица, отличительной чертой которых являлась собачья верность принципу «самодовлеющей» ценности индивидуальных коллекций, часто прикрываемая теорией, что их надо сохранять, как «целостные» организмы буржуазной по форме и содержанию культуры. Грабарь в это время откровенно высказывал и отстаивал взгляды, что как в прошлом, так и теперь, коллекционерство частных лиц явление и необходимое, и полезное.

Такая «теория» вырастала и крепла на практике. Грабарь был тесно связан с инженером Ляпуновым, который имел возможность приобретать в этот период очень значительные в художественном отношении и дорогие картины русских и иногда иностранных художников. Коллекция Ляпунова росла при советской власти и могла существовать как частная благодаря горячей поддержке Грабаря. Поддержка была основана не только на теории, но и на «материальной базе» — Грабарь, во-первых, за советы и консультацию получал от Ляпунова гонорар, во-вторых, Ляпунов приобретал у Грабаря пейзажи, т.е. встречал поддержку в годы, когда продавать свои работы художники почти не могли совсем.

Самым ярким примером такого срастания ответственного руководителя — директора центрального музейного учреждения и частника-спекулянта было приобретение ставленником-посредником этих лиц — «профессором» В.Т. Георгиевским (умер в 1923 г.) одного из вариантов картины «Иван Грозный» И. Репина в Киеве у Харитоненко. Георгиевский явился в Киев с письменным поручением, подписанным Грабарем на бланке галереи, приобрести данную картину именно для галереи, вел переговоры от лица галереи, а картина никогда в галерею не доставлялась, была некоторое время в коллекции Ляпунова, и, после того, как история была вскрыта, картина от Ляпунова была отправлена неизвестно куда.

Грабарь действовал широко, размах у него был в «мировом масштабе». Скворцов и Рыбников работали скромнее, более осторожно или робко, но куплей-продажей различных художественных вещей занимались. Эфрос в галерее работал меньше других и, по-видимому, такими делами занимался меньше. Машковцев — все время совмещавший работу в галерее со службой в музейном отделе у Троцкой, подготовлял путь к получению руководящей должности в галерее.

В 1922 г. Грабарь утратил свое положение главы группировки, и она разделилась на несколько звеньев, внешне даже враждовавших между собой, но по существу проводивших ту же а/с линию как в вопросах использования и собирания художественных фондов, так и в области экспозиции картин, руководства экскурсиями и т.п.

Наиболее влиятельная группировка создалась вокруг Скворцова. В нее входили: Н.М. Щекотов, В.Н. Домогацкий, А.В. Бакушинский, В.М. Миллер и значительное количество молодежи из социально чуждой среды, пришедшей в Третьяковскую галерею после окончания вузов.

Группировка являлась опять-таки фактическим хозяином галереи, проводя откровенный формализм и всячески защищая и пропагандируя понятие «красоты» в его ярко идеалистическом толковании.

После того, как постепенно все командные высоты и в галерее, и в искусствоведении были заняты партийцами, между этими двумя группировками вновь произошло объединение, и в настоящее время они выступают единым фронтом. Благодаря деятельности группировки Третьяковская галерея во многом продолжает идти в старом направлении и не может стать ведущей силой в музейном советском строительстве.

Группа бывших членов ОИРУ (Об[щест]во изучения русской усадьбы). ОИРУ было основано около 1922 г. молодым искусствоведом В.В. Згурой (ныне умершим), группировало вокруг себя музейных работников, искусствоведов и круги интеллигенции, вздыхавшей о «красивом прошлом». После Згуры во главе об[ществ]ва стояли Г.А. Новицкий (сотр[удник] Государственного истор[ического] музея), потом А.Н. Греч (искусствовед, музейный работник, ныне сослан). Об[щест]во почти самоликвидировалось и осталась маленькая группа актива около 10 человек — это были не ученые, а «любители» из среды средней интеллигенции, служащие в различных учреждениях и собиравшиеся в порядке «самообразования» в данном направлении. В свое время были даже курсовые и семинарские занятия, которые понемногу сошли на нет. В 1930 г. общество было официально закрыто, но основная группа сохранилась. Ими до закрытия была выпущена книжка «Усадебные постройки Московского уезда», совместно с МКХ издан путеводитель по подмосковным дачным местам, ранее выходили «Известия ОИРУ».

Существующая группа возглавляется Устиновым Александрам Андреевичем (служ[ащий] Госбанка), обычно собираются у него. Это «любитель старины», турист, в Госбанке в течение ряда лет организовывал цикловые экскурсии в течение всего года. Раза-два в год, приурочено к каким-нибудь годовщинам ОИРУ, устраиваются у Устинова более расширенные вечера, иногда с докладами. На эти вечера приглашаются, например, Миллер П.Н., Левинсон Н.Р., Денике Б.П., Ильин М.А. и др.

Направление работы группы: изучение памятников старины и их регистрация. Изучение ведется по принципам художественно-археологического анализа, с очень малой дозой социологии.

Раньше вся группа входила и в «Старую Москву», теперь большинство бывает в Бюро краеведения. Привлекается иногда для докладов проф. А.И. Некрасов. Группа едва ли увеличивается количественно в собственном ядре, но может до некоторой степени влиять через посредство Бюро краеведения, где намечена подготовка «смены». Отрицательная сторона — в культивировании большинством эстетического подхода к старине, любования ею.

Этнографы

Этнографии, как науки в собственном смысле слова, в дореволюционной России не существовало: никогда не были уточнены и сколько- нибудь ясно определены ни задачи, ни предмет науки, ни метод работы. Это обстоятельство не мешало, однако, широкому развитию в дореволюционной России этнографических работ, как полевых, по собиранию материала, так и собственно исследовательских (камеральных) — по обработке и обобщению собранного материала. Издавалось значительное количество литературы, а также функционировало много различных этнографических учреждений как в центре, так и на местах, не говоря о работе этнографов-одиночек. Неопределенность этнографии как науки не мешала, вместе с тем, быть ей определенным идеологическим орудием господствующих классов, т.е. разрешать вполне определенные политические задачи.

В качестве общих задач такого порядка являлись пропаганда и распространение идеалистического понимания сущности исторического процесса и пропаганда антидиалектической точки зрения на исторический процесс. Более специальными задачами являлись: 1) пропаганда расовой теории; 2) распространение идей великодержавного шовинизма; 3) натравливание одной национальной группы на другую и разжигание национальной вражды; 4) обоснование от лица науки территориальных захватов и т.д. Внутренняя и международная обстановка на различных этапах развития крепостничества и капитализма в дореволюционной России выдвигала то одну, то другую из числа названных задач на первый план, что выражалось в частичных перестройках этнографии в дореволюционной России. Исторически современное состояние этнографии, несомненно, связано с упомянутым ее дореволюционным характером, который находит свое отражение и накладывает заметный отпечаток и на современные этнографические работы.

В дореволюционной этнографии наиболее правые крайние устремления были связаны с деятельностью таких центральных научных учреждений и об[щест]в, как Музей антропологии и этнографии (им. императора Петра Великого), Русский музей (им. Александра III), Императорское русское географическое общество, Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии. На периферии особо видную роль играло Казанское общество истории, археологии и этнографии. Русское географическое общество имело целую сеть отделений на местах, не исключая крайнего востока Сибири. Во главе многих крупнейших таких учреждений и обществ стояли члены царской фамилии: в Русск[ом] географическом об[щест]ве — вел[икий] кн[язь] Николай Михайлович, в Русском музее — Георгий Михайлович. Виднейшими деятелями внутри этой наиболее правой группы этнографов были: П.П. Семенов-Тян-Шанский, сенатор, член Государственного совета и действ[ительный] тайный советник, по работе теснейшим образом связанный с Русск[им] географическим] об[щест]вом (ему принадлежит «История полувековой деятельности ИРГО 1845-1895 гг. ч. 1-3, Пб. 1896 г.), акад. В.И. Ламанский, действительный тайный советник, по работе связанный с ИРГО, где был секретарем об[щест]ва, а затем председателем этнографического] отделения этого об[щест]ва, основатель органа об[щест]ва «Живая старина», являлся одним из организаторов Русского музея; из школы В.И. Ламанского вышло много различных специалистов разных специальностей (история, этнография, археология, языкознание), как Ф.И. Успенский, Ф.Ф. Зигель, А.С. Будилович, Т.Д. Флоринский, И.С. Пальмов, М.И. Соколов, Р.Ф. Брандт, Н. Ястребов и др. (его учениками напечатаны в честь его «сборники» — Пб., 1883 г., Нов[ый] сборн[ик], Пб, 1904 г., сборник 2-го отделения Акад[емии] наук, 1907-1908 гг.); акад. В.В. Радлов, действительный советник; Н.Н. Бобровников, директор Казанской «инородческой семинарии», позднее попечитель Оренбургского учебного округа и член совета министерства] народного просвещения, В.А. Мошков, артиллерийский генерал; Н.П. Остроумов преподаватель Казанской духовной академии, позднее директор Туркестанской учительской семинарии, переводчик (по поручению английск[ого] библейского общества) Евангелия на узбекский язык; Н.И. Ильминский, известный миссионер, преподаватель Казанск[ой] дух[овной] академии, профессор Казанского ун[иверсите] та, директор Казанской «инородческой семинарии» и т.д.; И.Н. Смирнов, выходец из духовенства, известный участник Мултанского дела в качестве правительственного эксперта; Т.Д. Флоринский, выходец из духовенства; Н.Ф. Ашмарин, связанный с Казанскими миссионерскими кругами; Н.Ф. Катанов, связанный с Казанскими миссионерскими кругами; А.И. Емельянов, связанный с теми же кругами и др.

К более либеральной дореволюционной группе этнографов принадлежали: С.К. Кузнецов, по происхождению из Казани, выходец из мелкой буржуазии; Д.А. Золотарев, С.И. Руденко, Д.К. Зеленин (из г. Вятки, из духовенства), С.А. Теплоухов, П.Н. Луппов (г. Вятка) и др. Эта группа, будучи более либеральной по сравнению с первой, отнюдь не представляя какого-либо цельного однородного течения, по ряду вопросов имела контакт и сращивалась с первой группой.

Третью, более радикальную группу, также не представлявшую собою единого целого, но, в основном, народнического направления, составляли Д.А. Клеменц, Л.Я. Штернберг, В.Г. Богораз-Тан и др. Основное отличие первой группы, наиболее реакционной, заключалось в открытой защите правительства, политики обрусения национальных групп, в терпимом отношении к «инородцам». Вторая группа отличалась большей умеренностью в пропаганде великодержавного великорусского шовинизма (чем, однако, тоже занималась) и прикрывалась подчеркнутой «симпатией» к инонационалам. Обе группы обслуживали запросы правительства по части точных информаций этнографической работой о жизни национальных групп (экономическое состояние, нравы, обычаи и т.п.). Третья группа, оппозицонно настроенная по отношению к правительству и существовавшему строю, по существу искала связей: с иностранными кругами, как бы подрывая этнографическими исследованиями «права» Российской империи на те или иные части ее территории, заселенные национальными группами. Тем самым эта группа теснее была связана с заграничными научными кругами.

Существование и деятельность названных групп необходимо учитывать по линии идеологического влияния при анализе работы этнографов после Октябрьской революции вплоть до настоящего времени.

Наиболее открытыми и прямыми продолжателями дореволюционной этнографии реакционного направления являлись в течение ряда лет лица, отчасти устраненные ныне от научной работы, как А.М. и Л.А. Мерварт, отчасти бежавшие за границу, как Н.М. Могилянский.

Но наибольший интерес представляют группы, лишь видимым, чисто внешним, образом приспособившиеся к новым условиям, по существу же, сохранившие враждебное отношение к делу пролетарской революции. Одной из таких групп являются ученики и сотрудники С.И. Руденко. Научные интересы С.И. Руденко определились еще в дореволюционное время. С.И. Руденко примыкал к кадетам. По научной работе был тесно связан личными отношениями с А. А. Шахматовым и М.И. Ростовцевым, политические убеждения которых хорошо известны. Под видом помощи национальным республикам С.И. Руденко вел, по сути дела, на этнографическом материале, агитацию против советской власти, разжигая националистические настроения. Детальная характеристика его работ в этом отношении дана в статье «Этнография на службе классового врага», в «Советской этнографии», 1931 г., № 3—4; в статье А.Н. Бернштама «Идеализм в этнографии», в сообщениях ГАИМК, 1932 г. т. 1-2 и в подготовленной к печати работе М.Г. Худякова «Великодержавный шовинизм в русской этнографии» в сборнике, отклоненном акад. Комаровым в Географическом об[щест]ве.

Вкратце наиболее характерные черты работы С.И. Руденко в области этнографии заключаются: 1) в националистической настроенности С.И. Руденко: последний, применяя расовую теорию и теорию заимствований, проводит по существу ту точку зрения, что всякие изменения в культуре башкир, казаков и проч[их] народов представляют собою нечто чуждое «национальному духу» этих народов, националистические настроения разжигались Руденко против социалистического строительства; 2) тщательная охрана различных пережитков, на деле тормозящих социалистическое строительство, под видом «родной национальной старины», затемнение классового и эксплуататорского значения соответствующих пережитков; 3) использование ложно объясненных этнографических фактов против социалистического строительства, доказательство при помощи таких «фактов» общего падения культуры в национальных районах; 4) своеобразное применение т.н. теории культурных кругов для доказательства невозможности социалистического строительства в национальных районах. С.И. Руденко жил в Ленинграде, научная деятельность его была связана с работой в Русском музее, в ИПИНе (бывшая КИПС), Акад[емии] наук, в КЭИ (ныне СОПС) Акад[емии] наук, в Рус[ском] географическом об[щест]ве и в Университете (антропологический отдел).

Полевая работа С.И. Руденко протекала преимущественно в Башкирской республике, Казанской и на Алтае — круг «турецких народов», по определению С.И. Руденко. Ближайшими учениками и сотрудниками С.И. Руденко, как видно по изданиям результатов экспедиционных работ, были А.С. Бежкович, С.Н. Могилянская, С.Ф. Баронов, А.Н. Букейхан, Т.Я. Кузьмина, М.П. Грязнов, Н.А. Трофимчук, Ф.А. Фиельструп, А.М. Маргуланов, А.Н. Глухов, Е.Р. Шнейдер, М.Н. Комарова. Из отчетов Акад[емии] наук видно, что в составе экспедиций, начальником которых был С.И. Руденко, принимали, кроме того, участие: Н.В. Розов, С.П. Швецов, А.Н. Глухов, Е.Р. Шнейдер, Л.Э. Каруновская, Л.Н. Потапов, А.Г. Данилин, А.Л. Мелков, Б.Е. Бломквист, Г.Ф. Вильданов, Р.П. Митусова, А.С. Максимович, Ш.А. Койбагарова, З.С. Будницкая, С.Д. Старынкевич — в Киргизской а[втономной] обл. в 1926 г., В.Г. Крыжановскийй — в Уссурийский край в 1928 г., А.П. Новиков — в Ойротию в 1928 г. Кроме того, в антропологических экспедициях с С.И. Руденко работали, кроме поименованных выше лиц, А.Ф. Асфаган, Н.В. Трейтер, Г.Н. Вахитов, К.Н. Гайсина, М.К. Шестаков, Т. Горбунова и в лингвистических —  Н.К. Дмитриев, М.М. Билялов, О.И. Шацкая, С. Мирясов, Г.В. Томас, А.И. Хвостов, Н.Б. Эмлер, М.И. Касьянов.

Другой чрезвычайно любопытной группой является круг лиц, связанных с Д.А. Золотаревым. Краткая характеристика одной из его работ была напечатана в журнале «Карело-Мурманский край» за 1930 г. № 6 — «Об очередных задачах изучения карел». Более обстоятельный анализ его последних работ дан в очерке «Этнография на службе у международного империализма» для сборника, задержанного акад. Комаровым. Д.А. Золотарев родом из Рыбинска, из купеческой среды. В Ленинграде работал в Русском музее, в КИПС Акад[емии] наук (позднее ИПИН), в КЭИ (позднее СОПС), в ГАИМК, в Ленинград[ском] ун[иверсите]те, в Р[усском] географическом об[щест]ве, а также в краеведческих организациях. Научные интересы Д.А. Золотарева лежали в плоскости изучения финно-угров (западных). Не являясь столь открытым проводником а/с настроений в этнографии, Д.А. Золотарев, однако, пользовался по существу той же методологией, что и С.И. Руденко. По сути дела, он продолжал в своей этнографической работе дореволюционные установки КИПСа, которые были формулированы в печатной программе, изложенной в «Известиях комиссии по изучению племенного состава населения России», вып. 1, изд. 1917 г. Установки эти заключались в этнографическом обосновании притязаний царского правительства на соседние с Российской империей территории. Д.А. Золотарев дважды печатно заявлял о продолжении этих традиций, пропуская, однако, при цитировании упомянутой программы наиболее одиозные места из нее. Его заявления напечатаны в журн[але] «Природа», 1925 г., № 7-9 и в жур[нале] «Человек», 1928 г., № 1. Однако Д.А. Золотарев, усвоив самый «дух» кадетской программы по части раздела территорий соседних государств по этнографическим (воображаемым) признакам, приспособил свои работы для новых целей. Его работы на карельском материале клонят в сторону «полюбовного» раздела между СССР и Финляндией Карельской республики. Политические установки Д.А. Золотарева объективно совпадают с установками минских фашистов и трудно сказать, насколько это «случайно». Работы Д.А. Золотарева пересыпаны, вместе с тем, а/с тенденциями общего характера, как напр[имер], обоснование необходимости насаждения кулацких хозяйств на границе СССР с Финляндией, тенденциозное объяснение ухода части населения Карелии в Финляндию в связи с белобандитским восстанием 1921-1922 гг. и т.д.

Применяя, в основном, приемы описания, в этнографической работе Д.А. Золотарев в значительной мере был эмпириком, но в то же время пользовался буржуазными теориями заимствования, миграции культурных кругов и расовой теорией. В изданном Академией наук сборнике «Западно-финский сборник», 1930 г., в качестве сотрудников Д.А. Золотарева выступают следующие лица: Л. Л. Капица, Н.Ф. Прыткова, Р.М. Габе, З.П. Малиновская, Я.Я. Ленсу, Х.Ф. Жеребцов и А.Л. Колобаев, в 1927 г. в Кольской экспедиции В.В. Чарнолусский, хорошо известный в качестве рвача и антисоветски настроенного элемента, с той же методологией, что и Д.А. Золотарев, В. Карцели и В.И. Осиновский, В. Скородумов, Н.С. Розов, Г.Х. Богданов, А.И. Иванов, А.А. Рылло, худож[ница] Н.А. Маковская, архитектор Р.М. Габе, С.Д. Синицын, Т.В. Самойлова, Е.Г. Уль, Р.Е. Муравьева, И.И. Васильева, Ф.Г. Иванов-Дятлов, Г.К. Волков. На 1930 г. Д.А. Золотареву удалось сохранить из своих прежних сотрудников одного С.Д. Синицына, прочие были заменены и отведены. В 1927 г. в Кольской экспедиции участвовал лингвист А.И. Емельянов.

По-видимому, аналогичную с Д.А. Золотаревым, а отчасти и С.И. Руденко, роль играл в области этнографии и В.В. Бартольд. Из докладной записки акад. Е. Карского от 23 февр[аля] (архив[ное] дело АН СССР по КЭИ за 1925/26 гг.), которая отразила методологические установки средне-азиатских экспедиций Акад[емии] наук в области этнографии, видно, что средне-азиатские экспедиции с участием В.В. Бартольда и его сотрудников ставили себе задачи изучения «племенного» состава населения в установках дореволюционной КИПС и теми же методами. Какое практическое применение должны были получить эти работы в условиях СССР, не ясно, т.к. печатных работ не появилось. В дореволюционное время эти работы ясно были направлены на защиту интересов царского правительства, в интересах этнографического обоснования возможных захватов. В числе сотрудников и учеников В.В. Бартольда отчеты Академии наук называют, однако, очень немногих. К ним, из виднейших учеников Бартольда, относится работающий ныне в ГАИМК и в Государственном Эрмитаже, А.Ю. Якубовский. В.В. Бартольд держал крепкий контакт с целым рядом реакционных востоковедов, к числу которых принадлежали Н.П. Остроумов, Н.И. Ашмарин, Н.Ф. Катанов и др.

Чрезвычайно характерной чертой востоковедов, независимо от специальностей (история, этнография, лингвистика и т.д.), является своего рода их кастовая замкнутость, распространявшаяся даже на таких ученых, как акад. Н.Я. Марр. При всех резких выступлениях последнего против лингвистов вроде Е. Карского и т.п., Н.Я. Марр упорно до сих пор защищает В.В. Бартольда, очень снисходителен к И.И. Зарубину, А.Н. Генко и т.п.

Особой группой являются ученики и ближайшие сотрудники Д.К. Зеленина. Последний вышел из школы акад. В.И. Ламанского. Происходит он из духовенства и образование получил первоначально в духовной семинарии. Первые работы Д.К. Зеленина печатались в таких органах, как «Вятские епархиальные ведомости», «Русский паломник» и т.п. Революция 1905 г. была им воспринята как «смута», от которой «стоном стонут на Руси тысячи самых мирных людей» (отчет о деятельности Русского музея за 1906 г., стр. 14-15). Первоначальные этнографические работы Д.К. Зеленина были проникнуты нескрываемым презрением к «инородцам», в них проповедуется расовая теория и т.п., равным образом они наполнены агитацией за христианство. В новейших работах Д.К. Зеленина безраздельно господствует грубый эмпиризм, при идеалистическом подходе при объяснении самых элементарных фактов из области этнографии. Особенно сильно представлена в работах Д.К. Зеленина последнего времени буржуазная теория заимствований, резко выступившая в его статье «Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности». Д.К. Зеленин по методологии является типичным продолжателем дореволюционной великодержавной шовинистической этнографии. Работа Д.К. Зеленина сосредоточивалась в последнее время в ГАИМК, откуда он был удален, в Музее антропологии и этнографии (работает там и ныне) и в Лен[иниградском] истор[ико]- линг[вистическом] ин[ститу]те, откуда он выбыл по закрытии этнографического отделения. Имеет многочисленных учеников, среди которых много молодежи, не имеющих, однако, большого имени. К числу их принадлежат Н. Никитина, Невский, Тихоницкая, Данилин и др. Тихоницкая и Луппова были исключены из числа аспирантов Академии наук, причем Тихоницкая — дочь расстрелянного за контрреволюцию вятского протоиерея, использует этнографический материал в целях а/с агитации; таков был, например, ее доклад в г. Вятке в местном историческом обществе. Луппова — дочь вятского этнографа П.Н. Луппова, реакционного старика-этнографа, брат которого — бывший земский начальник, лишенец. Родственными связями П.Н. Луппов связан с московским лингвистом Н.М. Каринским. Никитина, Невский и Данилин удалены из ГАИМК. С внешней стороны первые двое не производят впечатления а/с людей, более сомнителен Данилин. Но прошлое всех трех в общественном отношении сомнительно. В методологическом отношении мало чем отличаются от своего учителя Д.К. Зеленина. Из старшего поколения к ученикам Д.К. Зеленина принадлежит Е.В. Матвеева, работавшая ранее в г. Вятке, теперь, кажется, в Нижнем Новгороде. Других учеников Д.К. Зеленина знаю плохо и фамилий не помню.

Особую и чрезвычайно замкнутую группу составляют ученики умершего Л.Я. Штернберг. Последний, являясь крупным специалистом, целиком стоял на почве идеалистической методологии, что обесценивает научное значение его материалов. Штернберг, несомненно, в отличие от этнографов типа Д.К. Зеленина, стоял на «народнической» точке зрения. Вместо великодержавного великорусского шовинизма из его работы проглядывает местный, узкий национализм. В дореволюционное время его поиски связей различных национальных групп России с соответствующими группами народов других стран шли против тенденций царского правительства и обслуживавших последнее время реакционных этнографов. В советских условиях прямое продолжение штернбергианства способно вести к тому же, к чему ведут политические работы Д.А. Золотарева на западных границах СССР. Из числа его учеников особенно ярким почитателем является Винников, с которым бывали случаи отказа подать руку критикам Штернберга из марксистского лагеря. Винников выдает себя за марксиста, но штернбергианство в его работе сказывается очень сильно. К числу учеников относится и сотрудница МАЭ Шприцын[а].

Особую группу представляют и ученики В.Г. Тана-Богораза. Более приближаясь к марксизму, чем даже молодые ученики Штернберга, Богораз остается, тем не менее, эклектиком. А/с выпадов в его работе нет, но следы расовой теории, теории культурных кругов, миграций и т.п.

буржуазных теорий до сих пор чувствуются в его работах. Ложная методология, которой он непоследовательно продолжает все же пользоваться до сих пор, способна вести его при работе на различном национальном материализме в сторону тех же политических результатов, как и работы Д.А. Золотарева и Л.Я. Штернберга. К числу более прогрессивных, чем он сам, его учеников принадлежит С.П. Толстов, работающий в Москве. Близкий контакт с ним (с Богоразом) держит из числа этнографов-коммунистов Я.П. Кошкин, слабо усвоивший методологию марксизма (см. сборник «Против буржуазной контрабанды в языкознании», изд[ание] ГАИМК, 1932 г., статью Улитина). Тесное общение с Богоразом имеет его ученик З.Е. Черняков. Сюда же относится Г. Прокофьев. Если центром штернбергианцев в настоящее время является МАЭ, то центром богоразовцев — Институт народов Севера в Ленинграде. Названные группы почти целиком представляют этнографов г. Ленинграда.

Что касается Москвы, то наиболее заметные этнографические группы представлены там, с одной стороны, П.Ф. Преображенским, с другой — В.К. Никольским. Ни тот, ни другой не являются марксистами. Более правым является П.Ф. Преображенский. П.Ф. Преображенский — несомненный эклектик, находящийся под сильным влиянием буржуазной этнологии. Отсюда усвоение и применение в работах буржуазных теорий миграции, заимствований и культурных кругов. Реакционные устремления буржуазных этнографов, таким образом, находят свое отражение и в работах П.Ф. Преображенского. Ученики мне его малоизвестны. Состоявший в числе аспирантов ГАИМК А.М. Золотарев, бывший ученик П.Ф. Преображенского, заметно отражал в своих работах тенденции буржуазной науки, несмотря на отдельные и более удачные статьи.

В течение долгого времени слыл за марксиста В.К. Никольский, на деле далекий от марксизма, как можно судить по его основным работам и устным выступлениям по научным вопросам. Наряду с наличным, как и у П.Ф. Преображенского, преклонением перед западной наукой, В.К. Никольский отличается какой-то особой «развинченностью», неустойчивостью мнений, «бесхребетностью». Замеченные другими ошибки обычно обращает в шутку, создавая вокруг этого настоящий «балаган». Но иногда «балаганство» В.К. Никольского переступает границы возможного. Так, на лекции у студентов в Москве им было заявлено в начале 1932 г. что ЦК проявляет по отношению к М.Н. Покровскому «гнилой либерализм», не давая его критиковать. В результате студенты удалили В.К. Никольского с лекции.

Менее заметным является в Москве П. Кушнер. Последний, как и В.К. Никольский, слывет в качестве марксиста, однако, по методологии мало напоминает такового. Чрезвычайно характерным в этом отнощении является, например, настойчивое отрицание первобытного коммунизма, явно под влиянием Г. Кунова к других буржуазных противников марксизма. П. Кушнер-Кнышев расценивает теорию первобытного коммунизма как богдановскую теорию, игнорируя, вместе с тем, все то, что было по этому вопросу сказано К. Марксом, Ф. Энгельсом и В.И. Лениным.

Аналогичные антимарксистские установки П. Кушнера, разумеется, не могут не оставаться без влияния на подготовку учащейся молодежи. Политическое знание соответствущих искривлений подробнее охарактеризовано мною в предисловии к работе А. Бернштама и Е. Кричевского, к вопросу о закономерности в развитии первобытно-коммунистической формации (печатается в Изв[естиях] ГАИМК и в ближайшее время выйдет в свет).

Из числа одиночек-этнографов, которые не обозначают сколько-нибудь заметных самостоятельных направлений в Ленинграде, могут быть отмечены несколько человек археологов, занимающихся в это же самое время и этнографией. Таковыми являются А.А. Миллер, П.П. Ефименко, Теплоухов и другие, но их влияние в науке сказывается, преимущественно по линии археологии. Из более заметных этнографов на периферии следует отметить сибирских этнографов Е.Р. Шнейдер и Л.Н. Доброву- Ядринцеву, оба — представители великодержавного шовинизма в этнографии. Не менее реакционный сибирский этнограф И.А. Лопатин в 1928 г. эмигрировал из пределов СССР в Америку. Из уральских работников — Берс, работы которого целиком находятся под влиянием В. А. Городцова, Ю.В. Готье и других реакционных археологов. В Самаре — П.А. Преображенский и Е.И. Охитович. Оба — представители великодержавного шовинизма в этнографии. Во Владикавказе — В.П. Пожидаев — великодержавный шовинист в этнографии.

Археологи

В дореволюционной русской археологии почти вплоть до Октябрьской революции преобладали феодальные тенденции. Археологические памятники изучались не в качестве исторических источников для познания прошлого общества, а как вещи сами по себе, вне всякой связи с социальным устройством той среды, к которой относятся. Мало того, археологические памятники как цельные совокупности остатков прошлой жизни изучались в расчлененном виде, т.е. из цельного памятника извлекались произвольно отдельные части, и каждая такая часть изучалась изолированно. Отсюда, например, возможно было изучение отдельной монеты, отдельного сосуда и т.п. В области этого изучения ставились обычно задачи: кому, т.е. какому народу, принадлежал памятник, к какому времени он относится, что представляет собою с художественной стороны или с точки зрения материальной ценности. Конечная цель изучения сводилась к прославлению самодержавия, к подчеркиванию величия народа и т.п. Сами приемы изучения были элементарно просты и грубы, без всякой методики копали, по большей части, на деле разрушая памятники, извлекали наиболее ценное, а материально малоценное бросали, описывали без всяких правил вещи, без всяких правил произвольно относили к той или иной народности и по различным, более или менее случайным признакам датировали.

Различаясь оттенками и степенью буржуазного влияния западных археологов, а также несколько отличаясь интересами к разным категориям памятников и к разным районам их распространения, к такой примитивной археологической школе принадлежали супруги Уваровы, И. Забелин, Самоквасов и т.п. старинные русские археологи. Буржуазное влияние в их работе сказывалось не столько в методе, сколько в постановке тех или иных задач. Например, у И. Забелина сказывалась в значительной степени тенденция всюду находить славян — отражение идей панславизма, то же у Самоквасова и т.д. У других археологов далекого прошлого проявлялись интересы к финским памятникам, с постановкой вопроса, какой именно финской группе принадлежали изучаемые памятники и прочее, и прочее.

Лишь незадолго до Октябрьской революции начала складываться буржуазная школа археологов, отличительной ее чертой являлось усвоение основных достижений западных буржуазных археологов — формально сравнительного или типологического метода изучения, применением которого к археологическому материалу открывалась возможность применения расовой теории, теории миграций, заимствований, культурных кругов. В этом случае археологическое исследование формально приобретало видимость научного изучения. Но вместе с тем явилась возможность постановки более сложных и политически заостренных задач, отличных от примитивных запросов феодальной археологии. Так, получила свое окончательное оформление задача возвеличения прошлого господствующей нации и унижения национальных групп, т.е. вполне оформилась задача пропаганды идей великодержавного шовинизма. Явилась задача разжигания национальной розни между различными национальными группами путем «академических» споров, кому принадлежала данная территория, кто кого «выгонял» и «вытеснял». Явилась задача обоснования на археологическом материале права на территориальные захваты, разделы и т.п. Возникла задача доказательства на археологическом материале исконного существования частной собственности и задача борьбы с теорией первобытного коммунизма. С этими именно задачами и буржуазным типологическим методом русская археология вступила в эпоху пролетарской революции и социалистического строительства. Неудивительно, что именно археологи явились поставщиками наибольшего количества реакционных элементов после Октября.

Наиболее видное место в русской археологии к моменту Октября занимал А.А. Спицын, широко известный в реакционных западно-европейских ученых кругах. «Разночинец» по происхождению, А.А. Спицын был «обласкан» дворянскими кругами и, сохраняя простую видимость оппозиционных настроений в мелочах, в главном вполне сошелся с кругами дворянства и финансовой буржуазии. А.А. Спицын менее других своих собратьев по науке усвоил буржуазные методы исследования — его работы грубо элементарны, носят преимущественно описательный характер, основные задачи — поиски русской национальности. Его занятия финнами были подчинены основной задаче — пропаганде идей великорусского великодержавного шовинизма. Из школы А.А. Спицына вышло значительное количество учеников, из которых многие, однако, далеко отошли от методологии своего учителя, сильно продвинувшись в сторону западной буржуазной методологии археологической науки, а некоторые подошли к марксистской методологии истории древнего общества.

 

Наиболее верным принципам школы А.А. Спицына остался его ученик Н.И. Репников, едва ли сам хорошо осознающий сущность усвоенного им круга идей. Из школы А.А. Спицына вышел и работник ГАИМК М.И. Артамонов, в значительной мере овладевший, однако, буржуазной методологией и пытающийся ныне переключиться на рельсы марксистско-ленинской методологии. Из той же школы вышел Т.Ф. Телах, в значительной степени оставшийся верным принципам школы А.А. Спицына, несмотря на личные неприязненные отношения с А.А. Спицыным. К этой же школе принадлежал В.И. Равдоникас, а также М.Г. Худяков, окончательно разорвавшие с методологией А.А. Спицына и в большей или меньшей степени усвоившие марксистско-ленинскую методологию. К числу лиц, являвшихся соратниками А.А. Спицына и отражавших в научной работе ту же идеологию, которую представлял А.А. Спицын, относятся специалисты старого поколения, в большинстве уже вышедшие в тираж: А.А. Бобринский, Д.Н. Анучин, Н.П. Кондаков, В.Т. Георгиевский, Ф.И. Успенский, Д.В. Айналов, Н.И. Веселовский, В.Н. Ястребов и другие, менее заметные по своему влиянию в области археологии.

Чрезвычайно обширную школу создал в археологии В.А. Городцов. Последний был офицером и в области археологии явился самоучкой. Это не помешало ему создать особую школу, резко отличную от школы А.А. Спицына по методу работы, отчасти и по задачам работы. В.А. Городцов, несомненно, представлял в археологии собственно буржуазное направление. Он усвоил методы работы западных археологов, впрочем, упростив их и отчасти внеся кое-что свое, оригинальное. Таким «своим» является, например, его схема периодизации археологических работ. Все отмеченные выше приемы буржуазной археологии им усвоены целиком. Несомненным печальным недоразумением является характеристика его методологии покойным т. Фриче в качестве марксистской.

Ни грана марксизма в работах В.А. Городцова не имеется, начиная с подхода к археологическому материалу не как к историческому источнику, а как к изолированной от социальной среды вещи; кончая приемами полевой работы. Внешней «вуалью», прикрывающей буржуазное существо его работ, является обычно для В.А. Городцова рассуждение о занятиях населения (рыболовство, охота, земледелие и проч.). Но о занятиях населения В.А. Городцов говорит вне всякой связи с нормами общественного развития, что и сигнализирует об его отрыве исследования вещественного памятника от исторической общественной среды. Универсальная археологическая схема В.А. Городцова свидетельствует об усвоении им старой задачи буржуазии доказать неизбежность однородных путей развития России и Запада, т.е. задачи обоснования неизбежности капитализма. Уже одно наличие этой схемы В.А. Городцова ставит вопрос об его идейной смычке с кадетскими научными кругами дореволюционного времени, куда относился, напр[имер], историк Н. Павлов- Сильванский, в меньшей мере П. Милюков и др. В связи с усвоением этой идеи становится понятным и интерес В.А. Городцова к «финским культурам». Если отчасти в подходе к этому материалу В.А. Городцов и проявлял великодержавные шовинистические установки, то вместе с тем по этой же линии сказывались и проявлялись его оппозиционные по отношению к самодержавию настроения буржуазного идеолога левой группировки: обосновать права финнов на самостоятельность и на определенную, «искони» принадлежавшую им территорию. В условиях СССР продолжение этих старых установок ведет к смычке с финскими фашистами, ратующими о создании Великой Финляндии. Соответствующие выводы В.А. Городцов получает при помощи типологического метода, широко пользуясь и основываясь в своей работе на расовой теории, теории миграций и теории заимствований. В.А. Городцов является непримиримым противником ГАИМК, смешивая в один общий: лагерь всех работников ГАИМК и считая их, за небольшими исключениями (В.В. Гольмстен), своими личными врагами.

Из более значительных по современному положению в археологии учеников В.А. Городцова следует отметить А.Я. Брюсова, А.В. Арциховского, С.В. Киселева, П.А. Дмитриева, А.П. Смирнова, работающих в Московском отделении ГАИМК. Подавляющее большинство наличных в Москве археологов принадлежит к школе В.А. Городцова, если не просто являются его учениками. Таковы А.Ф. Дубынин, Л.А. Евтюхова, А.В. Збруева, Т.М. Минаева, П.С. Рыков; тесный контакт с В.А. Городцовым держат И.Н. Бороздин, Т.Ф. Новосадский, Е.Г. Пчелина и др. Из них И.Н. Бороздин, представляя ничтожную величину в археологии, работает, главным образом на восточном материале (татарская и турецкая культуры), до революции состоял ближайшим сотрудником графини Уваровой, совместно с которой им составлен и издан 2-й том по истории московского археологического об[щест]ва («Императорское Московское археологическое о[бщест]во в 1-е 50-летие его существования», т. 2, М., 1915 г.), в настоящее время привлечен к ответственной работе по археологической линии в ВОКСе и других местах. Своей поразительной «осведомленностью» и склонностью разносить сплетни, при близости к В.А. Городцову, является существенной помехой в работе, но в собственно научном отношении идеологическое влияние ничтожно, ввиду ничтожного значения его работ.

Т.Ф. Гелах находится в Ленинграде, вне определенной археологической работы и чрезвычайно озлоблен против ГАИМК, играя отрицательную роль своими попытками восстановить самостоятельное значение археологии. В.В. Гольмстен является ученым секретарем ГАИМК. Идеологически довольно беспомощна. До последнего времени держала контакт с В.А. Городцовым и П.С. Рыковым не без ущерба для руководства ГАИМК. В самое последнее время проявляет сдвиг к лучшему, в частности, публикует по собственной инициативе письмо-ответ Тальгрену, выступившему с резкой критикой научной продукции ГАИМК. Б.Н. Граков работает в Московском отделении ГАИМК. Проявляет враждебное отношение к ГАИМК. Представляет знающего специалиста. Методология — школы В.А. Городцова. К.Э. Гриневич — ничтожная в археологии величина, самозванно выдающий себя за марксиста, но абсолютно безграмотный в основных вопросах марксизма. Известен шумом, поднятым по поводу якобы открытого им подводного Херсонеса. Попал по непонятному недоразумению в БСЭ, не отметившей, однако, столь крупного специалиста по палеолиту, как П.П. Ефименко. Своей самостийной линией, упорной защитой самостоятельного значения археологии как особой науки, контактом с В.А. Городцовым является безусловной помехой в работе. А.А. Захаров и Н.И. Новосадский — конченные в научном отношении старые идеалисты, большие знатоки вещественного материала пределах своих специальностей. Е.Г. Пчелина работает в Москве. Имеет неясные устремления к новому, но в исследованиях все еще упорно придерживается городцовской методологии. А.С. Башкиров — представитель безграмотности и халтуры в археологии.

Из числа наиболее увлеченных «финской идеей» представителей школы В.А. Городцова обращают на себя внимание особенно А.Я. Брюсов, М.Е. Фосс, П.С. Рыков. В прошлом В.А. Городцов держал контакт с Ю.В. Готье, методология которого близка к методологии В.А. Городцова. В отличие от В.А. Городцова, у Ю.В. Готье а/с струя в работах по археологии сказывалась значительно сильнее.

Особую школу в области археологии представлял по линии изучения античного общества умерший Б.В. Фармаковский. Подробного анализа метода его работы в марксистской литературе не имеется. Отличаясь от школы В.А. Городцова, Б.В. Фармаковский представлял буржуазное направление в археологии, его работы по архаическому периоду обнаруживают черты типично буржуазной методологии, отмеченной выше. Из учеников Б.В. Фармаковского в ГАИМК имеется П. Шульц, мало проявивший себя в научном отношении исследовательской работы. В общественном отношении года 3 тому назад играл роль активного общественника и проявлял большую левизну. В настоящее время мало заметен. Считает себя учеником Б.В. Фармаковского С.А. Семенов-Зусер, имеющий, однако, чрезвычайно слабую археологическую квалификацию. При наличии явных попыток применять марксистский метод в работе, таковым, по существу, не владеет.

Методология Б.В. Фармаковского, несомненно, должна иметь много общего с методологией М.И. Ростовцева и С.А. Жебелева. С.А. Жебелев самостоятельного направления в археологии не представляет и является крупным специалистом в области формального знания древних языков и исторических источников, преимущественно письменных. По характеру методологии к этой же школе должны примыкать В.Д. Блаватский (Москва) и Т.Н. Книпович (ГАИМК). Особняком стоит Ф. Вальдгацер, представляющий феодальную струю в методологии изучения античности.

Особую школу составляет направление в области изучения палеолита П.П. Ефименко. Крупнейший в СССР специалист по палеолиту,

П.П. Ефименко вышел из школы Ф.К. Волкова, политического ссыльного, народника по направлению, ушедшего в дальнейшем от политической жизни в древность, в археологию. Сам П.П. Ефименко происходит из мелкобуржуазной среды. Его мать А.Я. Ефименко — известная женщина — историк, приближавшаяся в своих работах к марксизму. На ее работы ссылался в своих исторических исследованиях В.И. Ленин. По политическим убеждениям П.П. Ефименко примыкал к меньшевикам. В научной работе представляет левое ответвление волковской школы (правое ответвление представляет С.И. Руденко). Политически неустойчивый элемент и в моменты даже мелких колебаний теряется, бросается из стороны в сторону и легко склоняется в сторону а/с настроений, правда, резко это ничем не выявляя. Характерным для него явился лозунг во время проработки письма т. Сталина — поменьше писать теоретических работ. Фактически представил к печати обширный труд теоретического значения по палеолиту. Предшествовавшие работы носят также теоретический характер, т.е. не ограничиваются простым описанием.

Из числа буржуазных специалистов, по сравнению с другими (напр[имер], А.А. Миллером) ближе всего подошел к марксизму и в этом направлении упорно работает. Марксистом еще в полной мере не является. Очень осторожно оглядывается на Запад, а потому в своих работах избегает заостренной полемики с западной наукой, фактически ее в то же время подрывая новыми выводами, схемами и отдельными замечаниями. Из его школы вышел С.Н. Замятнин, более слабый, однако, в методологическом отношении, чем сам П.П. Ефименко.

Другие известные мне его ученики дальше техников-археологов пока не пошли. К ним относятся сотрудники ГАИМК Коншевский, Чернягин (оба из чуждой среды) и Гроздилов (сын рабочего). П.П. Ефименко руководит аспирантом ГАИМК П.П. Борисковским, комсомольцем, уже начинающим научную работу. Отрицательные особенности работы самого П.П. Ефименко заметны и в работе П.П. Борисковского, обнаруживающего недостаточно четкую марксистскую постановку археологических вопросов.

Особое направление представляет в археологии и А.А. Миллер, работник ГАИМК. Его школа представляет одну из разновидностей буржуазной археологии, с типичными для последней приемами. Политически, несомненно, много правее П.П. Ефименко, что заметно и на методологии А.А. Миллера. Систематическое воздействие на него привело его к попыткам овладеть марксистско-ленинской теорией. Им написана статья против буржуазных приемов датировки археологических памятников. Область хронологизации памятников до настоящего времени является для нас наиболее уязвимой. Соответствующая попытка А.А. Миллера по этой причине является положительным признаком. Но подобно П.П. Ефименко, А.А. Миллер критикует буржуазную методологию крайне осторожно и идет не от бесспорных методологических установок, а от эмпирически установленных им фактов. Политическая неустойчивость еще более значительна, чем у П.П. Ефименко. Воздействию поддается, как видно из сказанного выше, но с трудом, чему способствует еще и странность в его характере или же какие-то влияния его стороны.

Самостоятельно работающими учениками его можно считать Б.А. Латынина и Т.С. Пассек, доводящих до чрезвычайно сложной техники анализ типологический метод, который выдается ими за «яфетидологический». К марксизму оба названных специалиста подвигаются с большим трудом. Кроме самостоятельно работающих Б.А. Латынина и Т.С. Пассек, А.А. Миллер подготовил нескольких учеников, работающих пока что в качестве археологов-техников. Таковы сотрудники ГАИМК Круглов и Подчаецкий. В ряде пунктов к методологии А.А. Миллера примыкает и методология Т.Н. Книпович. В значительной мере их объединяет стремление к поискам местного развития и местных корней тех буржуазных теорий миграций и заимствований, преодолевают расовую теорию, но это лишь расчищает путь к марксизму, не более. Остатки типологического метода или, вернее, его вариант, у А.А. Миллера и его школы, не имеющие дальнейшего продвижения в сторону марксизма, политически в науке могут вести в сторону воспитания националистических местных настроений.

Особый оттенок того же направления представляет в археологии Г.А. Бонч-Осмоловский, отличаясь, однако, тем, что Г.А. Бонч-Осмоловский так тонко не владеет типологическим методом, а вместе с тем пропагандирует идею комплексного изучения человека и окружающей природы. Последовательное углубление этой идеи при отсутствии марксистского влияния может вести Г.А. Бонч-Осмоловского к богданов- скому пониманию закономерности в развитии общества. Степень усвоения марксистско-ленинской теории более слабая, чем у П.П. Ефименко.

Особняком стоят А.В. Шмидт и Б.Л. Богаевский. Оба обнаруживают в последнее время наклон в сторону марксизма. Словесное признание марксизма Б.Л. Богаевским относится к более раннему времени, но степень «порчи его мозгов» такова, что от грубого усвоения типологического метода едва ли ему удастся освободиться. Несомненный мозговой дефект мешает и [в] очень высокой степени, со своей стороны. Задания, в меру своего умения, Б.Л. Богаевский выполняет очень охотно. Так, например, было им выполнено задание написать статью «Японская археология на службе у империализма».

Что касается А.В. Шмидта, то он работает серьезнее над вопросами марксистско-ленинской теории, но полностью ею не овладел и типологический метод в его работах дает еще о себе знать. Поручаемые задания выполняет охотно. Таким образом, были например, написаны статьи «О работах русских археологов по финнам», «О применении этнографических материалов к археологическим исследованиям» и др.

Особняком стоит в археологии и И.А. Орбели, политически явно чужой человек, тщательно скрывающий свои подлинные убеждения. Последние, однако, неожиданно для самого И.А. Орбели сказываются по разным поводам. Особенно резко они проявились во время поездки на персидскую выставку в Лондон и во время чистки Эрмитажа.

Большую роль при этом играет резко выраженный интеллигентский индивидуализм. Отрицая на словах до последнего времени свою принадлежность к марксистскому лагерю, фактически И.А. Орбели подвигался в эту сторону, но не без труда, и марксистом, конечно, вовсе и не является. Легко блокируется по разным поводам с реакционными элементами. Имеет тесный контакт с С.Ф. Ольденбургом и другими восточниками. Из его учеников, отличающихся такими же качествами, как и сам И.А. Орбели, известны бывшие сотрудники ГАИМК, ушедшие оттуда под явным влиянием И.А. Орбели, — Гюзальян и Аджян. Более выдержана, но принадлежит целиком к этой же школе К.Б. Требер. Несмотря на то, что И.А. Орбели сам является учеником Н.Я. Марра, находится с его школой и учениками во враждебных отношениях, будучи особенно враждебно настроен по отношению к И.И. Мещанинову.

Особую группу составляют археологи с уклоном в сторону архитектуры. Группу эту возглавляет К.К. Романов, несомненный реакционер в методологическом отношении и абсолютно чуждый марксизму в методологическом отношении. Из его школы известны Д.К. Карчер, мало проявивший себя пока в научном отношении, Шуляк; еще менее показавшая себя в научном отношении; довольно слабый методологически Якобсон. Другие ученики К.К. Романова вовсе выбыли из ГАИМК — Воронин, Корзухина, Козловская и др.

Ближе к нам политически и методологически стоит Н.П. Сычев, художник-археолог, с технологическим уклоном. С К.К. Романовым Н.П. Сычев [находится] в личных неприязненных отношениях. По настроениям середину между ними занимает Н.Б. Бакланов, не являющийся археологом в собственном смысле. Оставшийся за выбытием С.И. Руденко его ученик М. Грязнов по методологии примыкает к В.В. Гольмстен, следовательно, в известной степени к школе В.А. Городцова, сохраняя то отличие, что имеет в специальности уклон в сторону антропологии. В личных отношениях ближе всего связан с В.В Гольмстен. Особняком стоит другой антрополог ГАИМК — Розов, ученик Д.А. Золотарева. Розов имеет мало точек соприкосновения в работе с археологами и держит контакт с группой работников Ин[ститу]та исторической технологии ГАИМК, куда входят Н.П. Сычев, Н.Б. Бакланов Л.Ф. Ильин и проч[ие]. Ближе всего Розов связан с Н.П. Тихоновым, который ему сильно покровительствует. Вне ГАИМК в Ленинграде заслуживает того, чтобы быть отмечен, Теплоухов, работающий в Р[усском] музее. И по политическим установкам и в методологическом отношении он ближе всего к школе В.А. Городцова.

Наконец, в Москве особняком от группы В.А. Городцова стоит Воеводский, по-видимому, более близкий к нам человек, чем пытающиеся это показать молодые ученики В.А. Городцова, как А.В. Арциховский, С.Л. Киселев и проч[ие].

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 9. Д. 517. Л. 1-145.

* Приложения в деле отсутствуют.