«Сводка инотелеграмм № 482». 26 ноября 1930 г.
[26] ноября 1930 г.
Не подлежит оглашению
Ночные телеграммы
ЧОЛЛЕРТОН: В течение семи тягостных часов профессор Рамзин скучным заспанным, как бы издалека звучащим, голосом повторял признания, напечатанные уже в брошюре. Часовые ГПУ (всегдашний предмет особенного внимания в С.С.С.Р.) сменялись каждые полчаса, но суд и даже маленький Крыленко — твердый как шар для крикета, начал показывать признаки утомления.
(Слушая показания, временами как бы схватываешь себя на том, что собственно, под судом находится самое советское правительство, а Рамзин — это защитник, сваливающий всю ответственность за нынешнее экономическое положение России на всех инженеров и оставшихся в живых экономистов, более или менее крупной репутации).
Все те отрасли промышленности, которые, по утверждениям Рамзина, конспираторы хотели разрушить, именно и находятся сейчас в самом тяжелом положении. Эти вредители должны были быть сильнее, чем силы ада. Что касается утверждений Рамзина об иностранном заговоре, то (если это не просто рос[с]казни старых баб) они очень неопределенны (так что не имеют никакой цены в нормальном суде). Рамзин никогда не видал Пуанкаре, Бриана, Черчилля и др., но у него создалось впечатление, что они являются душой анти-советского заговора. Он не давал точных дат своих встреч со второстепенными иностранцами, обычно указывая только год, только раз, кажется, назвал месяц. Как это ни странно, все эти иностранцы скорее стремились давать ему информацию о военном заговоре, чем расспрашивать о положении в России. Он позабыл адрес ресторана в Париже, где к концу 1928 г. получил такие точные данные. В Лондоне он встретил полковника Лоуренса, который только рассказывал ему о военных планах других людей. Сэр Филипп рассказывал ему такие банальные вещи как то, что Англия заинтересована в нефти, Черчилль — глава анти-большевистского движения в Англии и т. д. Другой подсудимый — Ларичев сопровождал его иногда при этих встречах. Более или менее то же самое рассказывает Рамзин и относительно французского чиновника К., не называя его полным именем (но Ваш корр[еспонден]т встретил сегодня г-на К. в зале суда).
ВИГАНД: [1.] В отличие от Рамзина, Ларичев — (живой труп) неприятный серый человек, все время извиняется. За ним следует Калинников — седовласый профессор, со слезами в голосе вспоминающий свое детство. Подсудимые со специальными приборами на ушах, внимательно следят за ходом процесса. Глубокое разочарование, написанное на их лицах, производит более тяжелое впечатление, чем судебная процедура. Судьи, служащие, подсудимые курят, что запрещено в зале. Суд — это событие в общественной жизни Москвы, публика, приезжающая на санях, подымается по мраморным ступеням в бывш[ий] бальный зал дворянства, где в ослепительном блеске люстры и рабочие и Бела-Кун и Ярославский, профессора ВСНХ, Госплана, студенты, Рамзин.
2. История с Сокольниковым — фантазия, заявляет НКИД. Это белогвардейские слухи, исходящие из лондонских кругов и дающие дешевую пищу для «Дейли Мейль» с целью отвлечения внимания от показаний интервентов.
Настоящее имя Сокольникова — Бриллиант (у него два брата: один Михаил — инженер, член ЦИКа, уже пять месяцев, как арестован, другой — Виктор — находится в Берлине, отказался вернуться в Москву).
ЛАЙОНС: Ларичев — нервный, тонколицый человек, типичный дореволюционный интеллигент, начисто покаялся в своих политических грехах. Как и Рамзин, он закончил свои показания, не прося о пощаде. Показания Ларичева непосредственно связываются с делом Кондратьева, Громана и др. Ларичев указал, что Шахтинский процесс был серьезным ударом по заговору. Два конспиратора, якобы, помогавшие ведению процесса — Шейн и Осадчий — в действительности делали все, чтобы запутать. Среди слушателей много бывш[их] студентов из Института Рамзина. Ваш корр[еспонден]т интервьюировал одного из них. Рамзин также скучен в своих показаниях, как и в лекционном зале — сказал студент. Показания Калинникова, Чарновского развернули сенсационную картину саботажа, доходившего почти до верхушки Госплана. По словам Чарновского — типичного русского помещика, каких изображал Толстой, Тургенев, саботаж начался с первых же лет революции и Промпартия только поставила его на более деловые рельсы. Самая трагическая фигура — это Калинников, седовласый, с ван-дейковскими усами, символ достоинства старого мира. Человек, воспитанный как я — сказал он — не мог понять, почему это рабочие должны править страной. Самый спокойный человек во всей аудитории — Крыленко, маленький с лицом бульдога, плотно сжатыми губами, головой, напоминающей ядро, Марат русской революции.
ЮБЕНК: Кратко о показаниях Ларичева и Калинникова — подтвердивших сообщение Рамзина об участии французов в совещаниях заговорщиков в Париже о шпионаже и т. д. «Подсудимые повторяют в общем свои прежние показания. Новая демонстрация — меньших размеров — которая должна была иметь место этим вечером, не состоялась, так как удовлетворились первой большой демонстрацией».
(Подольский)
АВП РФ. Ф. 0136. On. 14. П. 140. Д. 593. Л. 52-53. Машинописная копия. Датируется по сопутствующим документам. Формула «Не подлежит оглашению» вверху справа машинописью. Рукописные пометы на Л. 52 — «НТ» (росчерк) и «NB» (Нотабене). Слова и фразы в скобках — текст, вычеркнутый цензурой (см. легенду к док. № 48 данного раздела «Сводка телеграмм иностранных корреспондентов» за 11 ноября 1930 г.).