Статья «Уроки московского процесса», опубликованная в журнале «Коммунистический интернационал». 20 декабря 1930 г.
20 декабря 1930 г.
Суд над вредителями и шпионами закончился. Когда накануне суда опубликовано было обвинительное заключение, социал-демократические писаки из «Форвертса», «Социалистического вестника» и других «почтенных» органов подняли вопль: большевики посадили на скамью подсудимых «цвет русской интеллигенции», «лучших людей в России». И что же оказалось? Этот «цвет интеллигенции», эти «лучшие люди» на гласном суде всенародно раскрыли свои преступления, разоблачили своих соучастников и вдохновителей и, вместо того, чтобы защищать себя перед лицом Верховного суда, всячески каялись во всем, что они делали, называя свое поведение позорным.
Чем объяснить их поведение на суде? Версия о том, что они признавались под «пытками», сразу отпала, как версия нелепая. Осталось у социал-демократов одно объяснение:
«Они спасают свою шкуру, а потому говорят то, чего хотят коммунисты».
Мы знаем, однако, в истории немало примеров, когда не только революционеры, но и отъявленные контрреволюционеры, субъективно убежденные в своей правоте, отказывались от того, чтобы с грязью смешать свое прошлое, чтобы публично себя бичевать, а тем более себя оклеветать ради спасения своей шкуры.
Почему же эти люди, и притом все без исключения, так себя держали на суде?
Ответ на этот вопрос может дать только история их преступной деятельности. Этих буржуазных интеллигентов толкнули на путь контрреволюции их буржуазная идеология, их буржуазные предрассудки, их кастовая замкнутость, их оторванность от рабочих масс, их неверие в творческие силы пролетариата, их взгляд на рабочего, как на рабочую скотину, их убеждение, что рабочий класс, придя к власти, никакого социализма не в состоянии будет построить, что власть советов неминуемо приведет страну к развалу и хозяйственной катастрофе. Именно поэтому они, как и большинство буржуазной интеллигенции, после Октябрьского переворота занимались саботажем; именно поэтому они после введения нэпа убеждены были, что советская власть переродится, и начали сотрудничать с ней исключительно в целях содействия этому перерождению; именно поэтому они, при переходе советской власти в социалистическое наступление и при крушении их надежд на ее мирное перерождение, со своей стороны перешли в контрреволюционное наступление и докатились до вредительства, до шпионажа, до подготовки интервенции, до примирения с разделом страны и с ее превращением в колонию западноевропейских империалистов.
Таково было начало и таков был конец их пути. Когда они очутились перед судом пролетарской диктатуры, когда они, говоря словами подсудимого Рамзина, ощутили всю силу ненависти широчайших масс Советского союза к их черному делу, для них с убийственной ясностью раскрылось, что все карты их биты.
Они вначале занимались саботажем в расчете, что советская власть через несколько месяцев погибнет. Эта карта была бита. Они затем во время нэпа рассчитывали на то, что советская власть переродится. Эта карта была бита. Они, наконец, при переходе советской власти в социалистическое наступление и к реконструкции всего хозяйства рассчитывали, что при их содействии в 1930 году наступит катастрофа. И эта последняя карта была бита. Обнаружились узкие места, выявились хозяйственные затруднения, неизбежные в годы самого крутого перевала и громадных капитальных вложений, но не только не наступила катастрофа, а, наоборот, темпы роста значительно превзошли наметки пятилетки и все темпы, которые когда-либо видела история, благодаря огромным преимуществам советской системы, благодаря великому энтузиазму пролетариата, благодаря железному руководству партии и вопреки систематическому и всестороннему вредительству.
Эти факты, конечно, хорошо были известны вредителям, занимавшим ответственные советские посты, а означали эти факты полнейший крах всей их теории. Можно, поэтому поверить Рамзину, когда он в своем последнем слове говорил:
«1930 год мне представлялся решающим годом, годом решающего эксперимента, конца которого я ждал с таким же волнением, с таким же трепетом, с которым я неоднократно ждал конца своего научного опыта в лаборатории, чтобы убедиться, верна ли была теория, верна ли была моя установка или нет... И вот, надо бы сказать прямо и открыто, что тот опыт, который принес 1930 год, окончательно разрушил все наши старые построения».
Но если жизнь безжалостно разбила все построения вредителей насчет якобы неизбежного провала пятилетки, то она также безжалостно разоблачила всю беспочвенность и лживость тех перспектив, которые Рамзин — отчасти для самоутешения, а, главным образом, для обмана инженерства — рисовал в связи с успехом интервенции. Он инженерам рисовал картину, что в результате интервенции в прежнем Советском Союзе установится не капитализм, а госкапитализм, что власть в стране перейдет не к капиталистам, а к инженерству, как к настоящим «строителям жизни», и что после кратковременной, совершенно «невинной» военной диктатуры в бывшем Советском Союзе установится демократическая республика на этих новых социальных основах.
Если эта «нелепая» теория не была только сознательным обманом для уловления сердец вовлекаемых во вредительскую организацию инженеров, если Рамзин хоть на минутку верил сам в эту глупую утопию о государстве, в котором господствует не класс, а профессия, то он должен был убедиться, какой это жалкий бред, когда он во время своих заграничных поездок увидел, кто является настоящим хозяином интервенции, когда он увидел, что будущие экономические судьбы страны решаются не им и его сообщниками-инженерами, а французскими империалистами, гг. Детердингами, Урквартами и бывшими русскими капиталистами, что политический строй будущей страны будет оформляться французским генштабом и деникинскими генералами — Лукомским, Миллером и пр., что шкура медведя уже поделена капиталистами разных стран раньше, чем медведя убили, что он, Рамзин, и его сообщники сразу же низведены были на роль беспрекословных исполнителей заданий и приказов французского генерального штаба и т. д.
От всех построений вождей вредительской организации, вождей «Промпартии», относительно провала социалистического строительства и «возрождения России», решительно ничего не осталось. Откуда же они могли взять мужество для того, чтобы умереть за свою «идею», когда сама эта, с позволения сказать, «идея» оказалась абсолютно пустопорожним местом, абсолютной пустышкой? От всех расчетов вредителей остался один расчет на иностранную интервенцию.
Первый урок московского процесса заключался в том, что он показал всю реальность самой непосредственной угрозы контрреволюционной интервенции и все ее пружины. Вместе с тем он показал торжество принципа коммунизма и революционного творчества строящего социализм пролетариата над идеологией буржуазной интеллигенции.
Путь Рамзиных и Ларичевых был не только путем контрреволюционных буржуазных спецов. Процесс выявил, что весь этот путь от начала до конца они проделали вместе с меньшевиками и эсерами и со всем II Интернационалом. Первым вдохновителем Рамзина и Ларичева на саботаж после Октябрьского переворота был меньшевистский ученый, профессор Кирш. Их спутниками в деле содействия капиталистическому перерождению советской власти в период нэпа были меньшевики Громан и Ко, с одной стороны, бывший эсер Кондратьев, народник Чаянов и Ко — с другой. Эти же меньшевики и эсеры блокировались с ними, когда они стали подготовлять интервенцию, причем меньшевики Громан и Гинзбург на заседаниях вредительского центра читали доклады о конъюнктуре народного хозяйства, которые через ЦК «Промпартии» передавались главным организаторам интервенции в Париже. Наконец, в пользу той же интервенции усердно работали за границей русские меньшевики и все другие партии II Интернационала. Юровский, член кулацкой партии Кондратьева и Чаянова, вызванный свидетелем по делу «Промпартии», рассказал, что Милюков в ответ на вопрос Юровского, как относятся различные слои Франции к интервенции, заметил:
«Хотя рабочие во Франции ко всякой войне, а в особенности к такой войне, отнесутся отрицательно, но руководство социалистической партии, если не открыто, то, во всяком случае, по существу, так или иначе такое вмешательство поддержит».
Путь предательства партий II Интернационала совершенно сливался с путем вредителей Рамзиных и Ларичевых. И исходная точка этого пути — активное осуществление всей эксплоататорской и разбойничьей империалистической политики финансового капитала — был[а] т[а] же. И та же у этих двух категорий вредителей душевная опустошенность и безграничное лицемерие. Для примера приведем «левое» выступление г. Вандервельде, которое весьма напоминает поведение Рамзина, когда он в начале 1930 года, уже не веря, по его словам, в провал пятилетки, тем не менее продолжал активнейшим образом подготовлять интервенцию. Когда бельгийская буржуазия встревожилась по поводу того, что советская власть в связи с мероприятиями бельгийского правительства против так называемого «советского демпинга» стала пользоваться не Антверпенским портом, а голландским портом в Роттердаме, г. Вандервельде, отстаивая интересы бельгийской буржуазии, попутно снял завесу с тех мыслей, которые копошатся в его раздвоенной душе, и сказал:
«Мое последнее пребывание в Москве произвело на меня огромное впечатление. Я имею в виду грандиозные творческие усилия Советов — строительство жилищ и зерновых фабрик, построенных с применением последнего слова техники... Пусть те, кто утверждают, что пятилетка провалилась, соблюдают осторожность, если желают избегнуть неприятных сюрпризов».
Далее Вандервельде привел мнение одного американского экономиста, заявившего, что коллективизация сельского хозяйства будет окончательно проведена в 2-3 года и что ближайшие 10-летние успехи советской промышленности создадут такие условия жизни в СССР, которым будут завидовать рабочие всего мира.
Если г. Вандервельде так расценивает успехи социалистического строительства в СССР, а мы можем ему поверить, что он их именно так расценивает, то позволительно спросить, почему этот «социалист» вспомнил об этом только тогда, когда нужно было отстаивать коммерческие интересы бельгийской буржуазии? Почему он об этом молчал и молчит, когда он видит, как лихорадочно готовится интервенция против страны победоносного социализма? Почему он и другие «левые» социал-демократы не только молчат об этих приготовлениях, но и сами им активно содействуют? Чем отличаются эти «левые» социал-фашисты от вредителя Рамзина, который в начале 1930 года занимался шпионажем, организацией диверсионных актов, вредительством, несмотря на то, что его первоначальное неверие в возможность построения социализма в СССР уже было, по его признанию, опровергнуто жизнью? Ничем не отличается, кроме того, что господин Вандервельде по старой привычке называет себя «марксистом».
Второй урок московского процесса — это то, что партии II Интернационала, включая их «левые крылья», являются активнейшими участниками в подготовке интервенции и отъявленными обманщиками народных масс.
Когда буржуазия и социал-фашисты убедились, что опровергнуть правильность разоблаченных фактов уже не удастся, они, окончательно запутавшись, начали искать себе другую отдушину. Они стали пророчить, что процесс откроет собой новую «эру красного террора», что «варвары-большевики» будут «упиваться кровью», что они «казнят подсудимых публично на Красной площади» и т. д. Они и тут просчитались. ЦИК в ответ на ходатайство о помиловании заменил преступникам высшую меру наказания десятилетним заключением. Что означало это помилование и чем оно объяснялось? Совершенно ясно, что подсудимые совершили такие чудовищные преступления, что в полной мере заслуживали высшей меры наказания. Но для советского правосудия интересы революции, а не чувство мести и воздаяния, есть высший закон. И вот, именно с точки зрения интересов революции советская власть сочла целесообразнее отменить высшую меру наказания для этих преступников, которые разоружились в разоблачении истинных вдохновителей и организаторов интервенции. Советская власть смягчила наказание для живых свидетелей подготовки интервенции. Это решение, во 1-х, подчеркнуло, что ликвидация «Промпартии» не устраняет главной опасности, что главный враг — это международная империалистическая буржуазия, которая и впредь ни на минуту не прекратит подготовку интервенции, и что против нее именно должны быть мобилизованы все силы международного пролетариата. Это решение в связи с разоблачениями на процессе, во 2-х, содействует тому, чтобы подтянуть отсталые пролетарские резервы к делу обороны страны диктатуры пролетариата. Пролетариат СССР и революционный пролетариат всего мира глубоко убеждены в торжестве социалистического строительства и готовы беспощадно смести тех, которые станут ему на пути. Это еще раз подтвердил их бурный отклик на процесс. Но отсталые слои пролетариата еще нуждаются в наглядных уроках. Для этих отсталых слоев яркое саморазоблачение вредителей и его банкротство, имевшее место на суде, являются более убедительным свидетельством торжества дела социализма, чем расстрел вредителей. Это решение, наконец, в связи со всем ходом процесса, содействует окончательному вовлечению большинства старой технической интеллигенции в сознательное социалистическое строительство и ее отказу от «нейтральности».
Попытки вредительства будут несомненно и впредь.
Советская власть не может отказаться и не откажется в будущем, если это будет нужно, от самых суровых репрессий. Но орудием борьбы против вредительства является и яркое разоблачение на суде «теорий» нейтральности, являющейся исходным пунктом контрреволюционного вредительства. Советская власть, подготовляя новые кадры пролетарской технической интеллигенции, вместе с тем прилагает все усилия к массовому вовлечению старых спецов в активное социалистическое строительство. Уже сейчас большинство старой технической интеллигенции, увлеченное пафосом строительства, честно работает на стороне советской власти. Можно быть уверенным, что в результате процесса огромное большинство технической интеллигенции пойдет по этому пути. Отмена высшей меры наказания для разоружившихся членов ЦК «Промпартии» говорит об уверенности советской власти в своей силе и способности привлекать на свою сторону отсталые резервы.
Московский процесс имеет крупнейшее историческое значение. Он раскрыл перед международным пролетариатом весь механизм вредительства и подготовки интервенции, он удесятерил бдительность миллионов пролетариев и нанес сильнейший удар правым оппортунистам, которые объективно покрывали вредителей, облегчали их работу и объективно выполняли их задание.
Московский процесс вместе с тем показал, что советская власть сумела во много раз перекрыть весь тот огромный вред, который социалистическому строительству приносили вредители, и что успехи социалистического строительства еще более поразят мир, когда удастся уничтожить вредительство.
Московский процесс, наконец, своим разоблачением преступной роли французского империализма сумел хотя бы на ближайшие месяцы отсрочить преступную интервенцию. Однако не может быть ни малейшего сомнения в том, что интервенция и впредь будет самым энергичным образом подготовляться. Главные организаторы интервенции находятся по ту сторону рубежа, живы и продолжают делать свое преступное дело. Это значит, что наши компартии и пролетариат всего мира должны быть настороже, должны своевременно и широчайшим образом разоблачать всякий активный шаг этих поджигателей войны и расстраивать их работу.
Коммунистический интернационал. 1930. № 34-35. С. 3-7. Датируется по времени выхода номера журнала в печать.