Из письма полпреда СССР во Франции В. С. Довгалевского наркому иностранных дел СССР М. М. Литвинову. 3 октября 1930 г.

3 октября 1930 г.
Секретно

Париж, 3-го октября 1930 года
№ 452/с

НАРКОМИНДЕЛ
тов. М.М.ЛИТИНОВУ
Москва

Уважаемый Товарищ,

1. Состоявшееся сегодня постановление Совета Министров о введении во Франции лицензионной системы в отношении ряда товаров советского экспорта открывает новый этап в области франко-советских отношений, которые этим постановлением выводятся из состояния «мерцающей лампады», на которой францпра поддерживало их в течение последних трех лет. В настоящую минуту нам еще неизвестна система, которая будет применяться к нашему экспорту, равно как неизвестен и точный цикл товаров, которые будут подвергнуты режиму лицензий. В газетных сообщениях названы: «хлеб, мясо, яйца, сахар, лес, лен, клей, желатин и т. д.». Ссылка на статью пятую закона от 29-го марта 1910 года, положенную в основу постановления совета министров, кажется не только при поверхностном, но и при внимательном изучении совершенно непонятной и трудно применимой к данному случаю. В самом деле статья эта гласит следующее: «Всякое лицо, купец, промышленник или коммивояжер, разъезжающие по Франции в целях собирания заказов за счет фирм, учрежденных в чужих странах, будет обложено налогами, равными патентным сборам и внутренним налогам, которым подвержены в этих странах купцы, промышленники и коммивояжеры, занимающиеся этими же операциями за счет фирм, учрежденных во Франции. Та же взаимность будет применяться в том, что касается условий допущения образцов и моделей».

Фактическое положение, созданное новым режимом, до известной степени выяснится, когда появится декрет, опубликование которого ожидается завтра.

Сейчас, под свежим впечатлением постановления совета министров трудно еще определенно сказать, какими соображениями руководствовалось францпра и какие цели преследует оно изданием этого декрета: собирается ли оно вступить в экономическую войну с СССР всерьез и надолго или же новый режим является лишь устрашающим ходом, чтобы побудить совпра приступить к урегулированию основных вопросов, стоящих между обеими странами, как мне об этом прозрачно намекнул Вертело? Францпра не могло не знать, с какой решительностью мы всегда отвергали многочисленные попытки искусственного создания против нашей монополии внешней торговли монопольных лицензионных систем и режимов контингентирования Принимая декрет о введении лицензионной системы, францпра таким образом заведомо и сознательно снаряжалось не только в серьезную экономическую войну, но, что гораздо серьезнее, в войну принципов, войну систем. Стремление уравновесить баланс франко-советской торговли, пассивной для Франции, может быть признано только одной из причин, и то не самой главной. Декрет, который, если не сведет совсем на нет фран[ко]-советскую торговлю, то во всяком случае снизит ее до весьма низкого уровня, ударит, конечно, одним концом по СССР, но зато безусловно другим концом весьма больно ударит и по Франции. Для того, чтобы францпра на это решилось, необходимо, чтобы с этим шагом была увязана широкая внешнеполитическая акция, основанная на стремлении консолидировать экономическое и политическое положение своих сателлитов и на уверенности, что этому шагу последуют и другие страны.

У нас еще слишком мало данных для того, чтобы подвергнуть подробному анализу создавшееся положение. Одно можно почти с уверенностью уже сейчас сказать: среди политических партий во Франции, за исключением коммунистов, францпра встретит одобрение. От радикал-социалистов на днях высказались Эррио и Кайо, которые призывали к созданию единого фронта против «советского дэмпинга». Социалисты, хотя и не высказывались[,] но в глубине души, разумеется, сочувствуют созданию этого фронта. Таким образом, в данный момент францпра имеет за собой все так называемое общественное мнение страны, за исключением только тех представителей торгового мира, которые непосредственно заинтересованы в совершении тех или иных торговых операций с нами.

О моем мимолетном и поверхностном разговоре сегодня с Вертело на тему о новом декрете, я Вам сегодня протелеграфировал. Выразив удивление по поводу той келейности, в которой эта мера подготовлялась, без попытки предварить нас о ней, равно как по поводу странного способа претворения в жизнь возвещенной Брианом в начале июля программы «устранения препятствий на пути развития франко-советских экономических отношений», я, о[т]говорившись незнанием декрета, относительно которого Вертело отказался просветить меня, отговорившись тоже незнанием, заявил Вертело, что резервирую за собою дальнейшие демарши впредь до ближайшего ознакомления с вопросом.

И. о. Торгпреда тов. Бреслав запросил сегодня от Наркомторга директив в отношении тех товаров, которые запроданы во Францию, но находятся еще в пути. Ответ на это Наркомторг, разумеется, сможет дать уже после того, как познакомится с декретом. Тогда же и я буду ждать от Вас директив в отношении того дипломатического демарша, который несомненно надо будет сделать. По получении этих директив я немедленно попрошу свидания у Бриана.

2. Летние судебные каникулы уже закончились вчера и близится срок слушания наших многообразных судебных дел. В связи с этим я был сегодня у Вертело. Он прочел мне частью целиком, а частью в отрывках письменные заключения двух юрисконсультов по делу Герцфельда и в частности по вопросу о пределах ответственности государства и Торгпредства. Оба заключения составлены для нас весьма благоприятно. В обоих указывается на неправомерность решений первых инстанций. Юрисконсульты высказывают мнение, что для выигрыша процесса нам достаточно и необходимо убедительно доказать на суде[,] во-первых, что Доброфлот есть самостоятельное юридическое лицо, за которое государство не отвечает, и[,] во-вторых, что советское законодательство допускает существование подобных юридических лиц. Заключения подчеркивают, что советское законодательство является в данном вопросе обязательным для французского суда постольку, поскольку оно не противоречит существующему во Франции ордр-пюблик. Так как, однако, из быстрого оглашения Вертело этих весьма объемистых заключений я не мог удержать в памяти все, то мы уговорились, что в начале будущей недели (сегодня пятница) тов. Рейхель зайдет к Лабулэ, которому Вертело передаст заключения юрисконсультов после одобрения их Брианом. Я напомнил Вертело, что дело может быть назначено к слушанию в ближайшее же время и, что очень важно, чтобы демарш Кэ д’Орсэ перед министром юстиции или Судебной Палатой состоялся возможно скорее. Вертело ответил, что это будет сделано примерно дней через 10, когда вернется из отпуска юрисконсульт по фамилии Лион, автор одного из цитированных выше заключений, которому поручено будет изложить точку зрения Кэ д’Орсэ. Вертело уверен, что раньше этого срока дело к слушанию не будет назначено.
3. В исполнение Вашей директивы я составил безыменную и без подписи бумажку по поводу инцидента с казачьим военным парадом и вручил ее через тов. Мещерякова Сикару для передачи Вертело. Сикар весьма любезно согласился выполнить это поручение. На сегодняшнем свидании Вертело ни словом не обмолвился обо всем этом инциденте, обошел его молчанием и я. Его таким образом следует считать исчерпанным. Если, однако, мне позволено иметь свое мнение по этому поводу, то я считаю своим долгом довести до Вашего сведения, что я отнюдь не согласен с линией нашего поведения в этом деле. Если уж мы сочли нужным придать гласности мой протест и ответ Вертело на него, то нам отнюдь не следовало проглотить весь афронт, который затем был причинен нам благодаря нелойяльному поведению оказавшегося в затруднительном положении Вертело. Мы должны были обязательно выпустить еще одно коммюнике, в котором подчеркнули бы нашу правоту и в котором советское правительство взяло бы под защиту своего посла, подвергшегося незаслуженным нападкам. А сейчас выходит, что публично последнее слово осталось за Вертело и французской прессой, которые облили помоями ТАСС, совпра и меня, которого обвинили во лжи. Таким образом, и совпра не выиграло в престиже, который, наоборот, пострадал, и мой авторитет умален.

[...]

С товарищеским приветом

В. Довгалевский

4. Х.30. П. С. Только что появился «Журналь Офиссиель» с полным текстом декрета. В декрете точно перечислены подлежащие новому режиму товары, а именно: птица живая и битая, свинина охлажденная и мороженая, яйца, хлебные злаки и их дериваты, сахар, патока, лес, лен, клей рыбий, клей костяной, желатин, олеин и стеарин, кислота олеиновая и стеариновая. Таким образом, вне лицензионного режима окажутся из крупных объектов нашего экспорта такие, как: нефть (которая, впрочем, уже ранее была подвергнута общей системе контингентирования), уголь, меха, разные руды, в том числе марганцовая, сухие овощи, тряпье. Некоторый приближенный анализ той роли, которую играли до сих пор в нашем импорте во Францию эти статьи, дается в прилагаемой справке т. ДИВИЛЬКОВСКОГО. Почта уходит через несколько часов; поэтому более продуманный анализ создавшегося положения мы сможем дать только следующим курьером.

По тексту «Журналь Офиссиель» мы также выяснили недоразумение, создавшееся вследствие ссылки нового декрета на статью 5-ю закона 1910 года. Выше я писал, что эта статья, при самом внимательном изучении, кажется совершенно неприменимой к данному случаю. На самом деле, в тексте закона имелась опечатка. Декрет принят на основании не пятой, а третьей статьи закона от 29 Марта 1910 года, перефразированной в ст. ст. 17 и 18 кодифицированного таможенного закона от 28 декабря 1926 года. Текст статьи Вы найдете в приложении. Эту разницу стоит отметить, т. к. статья 3 не только устанавливает право правительства простым постановлением кабинета Министров «принимать в срочном порядке все соответствующие обстоятельствам меры в тех случаях, когда мероприятия иностранных держав способны препятствовать французской торговле», но и предусматривает обязательное внесение принятых на основании этой статьи постановлений на утверждение Палат немедленно по началу очередной сессии.

В. Довгалевский

АВП РФ. Ф. 010. On. 1. П. 5.Д. 83. Л. 7-10. Машинописный подлинник, подпись - автограф. Штамп Секретариата замнаркома НКИД СССР с вписанными от руки номером и датой получения «8.X.1930 г.» Гриф секретности машинописью. На Л. 9 (перед Постскриптумом) машинописная делопроизводственная помета о количестве распечатанных экземпляров документа (7 экз.) и адрес рассылки «6 - т. Литвинову, 1 - в дело». Не публикуется часть письма (п. 4-6), не имеющая отношения к теме сборника.