Стенограмма закрытого заседания Специального присутствия Верховного суда СССР. 3 декабря 1930 г.
3 декабря 1930 г.
ЗАКРЫТОЕ ЗАСЕДАНИЕ
СПЕЦИАЛЬНОГО ПРИСУТСТВИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА
СОЮЗА ССР
от 3 ХII-30 года.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Заседание Специального Присутствия возобновляется. Тов. КРЫЛЕНКО, Вам угодно перейти к допросу.
КРЫЛЕНКО: Можно спросить гр-на Рамзина.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Рамзин.
КРЫЛЕНКО: Скажите пожалуйста РАМЗИН в Ваше первое свидание в 1927 г. с Рябушинским, когда впервые была установлена связь с К., какое конкретно имя Вам было названо.
РАМЗИН: Господин КЮФЕР.
КРЫЛЕНКО: Как он был охарактеризован в служебном положении.
РАМЗИН: Мне сказали, что в дипломатической французской миссии имеется КЮФЕР на должности коммерческого атташе.
КРЫЛЕНКО: Каким образом была установлена с ним связь в Москве.
РАМЗИН: Мне сообщили, что Кюфер уже связан с «Промпартией» и при моем возвращении в Москву через знакомых членов промпартии меня с ним свяжут.
КРЫЛЕНКО: Каким путем. .
РАМЗИН: Точно с Пальчинским не было условлено об этом свидании, как произойдет знакомство. Мне сказали, что посколько у него имеется связь с некоторыми членами промпартии, мне удастся с ним связаться.
КРЫЛЕНКО: Каким путем была реализована связь.
РАМЗИН: Через Нальчикского в Цекубу.
КРЫЛЕНКО: Непосредственно путем представления через Паль- чинского.
РАМЗИН: Я был в Цекубу, если не ошибаюсь, на вечере или банкете горняков в 1927 году. Там был Пальчинский. На этом вечере присутствовал Кюфер и он меня с ним познакомил.
КРЫЛЕНКО: Каким образом могли попадать на такие вечера представители иностранных государств, связанные с дипломатической миссией и не имеющие никакого отношения к Цекубу.
РАМЗИН: На этих вечеринках была масса народу совершенно посторонних.
КРЫЛЕНКО: От кого зависела рассылка билетов.
РАМЗИН: От горняков, которые приглашали своих знакомых.
КРЫЛЕНКО: Пальчинский мог пригласить по своему усмотрению.
РАМЗИН: Любой горняк мог пригласить своих знакомых.
КРЫЛЕНКО: Никакой специальной рассылки через администрацию не было.
РАМЗИН: Такие вечеринки устраивались по подписи, билеты примерно стоили 5 руб., вы уплачивали по 5 руб. за билет, брали 10 билетов и рассылали своим знакомым, чтобы каждый мог притти.
КРЫЛЕНКО: Этим путем была реализована связь с Кюфером.
РАМЗИН: Именно таким путем.
КРЫЛЕНКО: Со вторым лицом, когда вы познакомились. Или когда вы о нем услышали.
РАМЗИН: Мне было сообщено Денисовым в 1928 году в октябре месяце в конце свидания с Лукомским.
КРЫЛЕНКО: Какое имя было названо.
РАМЗИН: Ренье.
КРЫЛЕНКО: Вам не сказали, кто это был: Секретарь Эрбета или Секретарь французского посольства.
РАМЗИН: Точно мне не сказали. Сказали или Секретарь Эрбета или Секретарь французского посольства.
КРЫЛЕНКО: Вам не было точно сказано, какую должность занимал РЕНЬЕ.
РАМЗИН: Мне было сказано — Секретарь, но я не могу точно утверждать, что это был Секретарь посольства или личный секретарь Эрбета.
КРЫЛЕНКО: Каким образом должна быть реализована эта связь.
РАМЗИН: Первая встреча была точно обусловлена, поскольку мне было известно, что связь Ренье с членами промпартии была завязана еще до меня.
КРЫЛЕНКО: Каким образом технически она должна быть реализована.
РАМЗИН: Она была обусловлена таким образом из разговора с Денисовым. При обсуждении с ним относительно связи я предложил такой путь: т. к. к нам в Институт в течение года часто обращались иностранцы с целью получения разрешения на осмотр института, я и предложил, чтобы не попасться на провокацию, чтобы Ренье явился в институт с письмом от французской миссии и официальным поводом для свидания было выставлено ходатайство о получении разрешения на осмотр Института группой французских инженеров, потому, что по имеющемуся правилу нельзя было допускать осмотра института без специального на то разрешения.
...так что повод был совершенно благовидный. С таким письмом ко мне Реньо явился в Теплотехнический Институт. Письмо было на бланке Французской миссии.
КРЫЛЕНКО: От кого именно?
РАМЗИН: Этого я не знаю.
КРЫЛЕНКО: А содержание письма?
РАМЗИН: В письме говорилось, что Французское Посольство или Миссия обращаются с просьбой оказать содействие группе французских инженеров для осмотра Теплотехнического Института.
КРЫЛЕНКО: Но ведь была не группа, а одно лицо?
РАМЗИН: Являлось одно Лицо с просьбой оказать содействие. На организацию таких экскурсий мы всегда испрашивали разрешения у ВСНХ. Я поручил организовать эту экскурсию Очкину и экскурсия была реализована.
КРЫЛЕНКО: Кто-нибудь из инженеров явился?
РАМЗИН: Да, но меня экскурсия больше не интересовала, я поручил все дело Очкину.
КРЫЛЕНКО: Он всегда был известен под именем Реньо?
РАМЗИН: Да.
КРЫЛЕНКО: А Ваше сообщение относительно Анрио чем вызывается?
РАМЗИН: Когда мне задали вопрос, не ошибся ли я именем, потому что в составе французской миссии такого лица не было, когда мне назвали фамилию Анрио, я сказал, что по созвучию я мог спутать.
КРЫЛЕНКО: Так что это не было вторым псевдонимом этого лица?
РАМЗИН: В течение следствия мне сказали...
КРЫЛЕНКО: Я понимаю — это в порядке следствия, а Вам он был известен в процессе связи как...
РАМЗИН: Всегда как Реньо и письма адресовались во Французское посольство на имя Реньо.
КРЫЛЕНКО: Разве письма шли по почте?
РАМЗИН: Нет, не по почте, а через Гордона — инженера Электроимпорта.
КРЫЛЕНКО: И он уже должен был соответственно вручать?
РАМЗИН: Он вручал через французских инженеров, с которыми он был связан.
КРЫЛЕНКО: Связан по своим делам?
РАМЗИН: Да.
КРЫЛЕНКО: Так что была установлена такая связь — от него непосредственно Вам, от Реньо и Кюфера непосредственно Вам через Ларичева и Калинникова, а от Вас связь шла более длительным путем, если не было случая прямой передачи, как здесь рассказывали о встречах у Метрополя и у Почтамта.
РАМЗИН: Всякое личное свидание использовалось для соответствующих передач. Но если было необходимо сделать экстренное сообщение — звонить я вполне понятно воздерживался — так вот в этих случаях я посылал письмо через Гордона во Французское посольство на имя Реньо, чтобы устроить свидание или позвонить по телефону.
КРЫЛЕНКО: Вы сколько раз встречались с Реньо?
РАМЗИН: Три раза.
КРЫЛЕНКО: Эти встречи были продолжительными, сколько времени они длились?
РАМЗИН: Каждая встреча от 40 минут до 11/2 часов.
КРЫЛЕНКО: Вы передавали, что во время 1929-30 г. во время встречи с Реньо...
РАМЗИН: В 1930 г. не было встречи.
КРЫЛЕНКО: ...был дан целый ряд заданий, при чем при этом присутствовали и другие лица из подсудимых. Вот эти встречи носили продолжительный характер?
РАМЗИН: Час — полтора.
КРЫЛЕНКО: Внешность Реньо должна была в Вашей памяти запечатлеться?
РАМЗИН: Да, конечно.
КРЫЛЕНКО: Где была первая встреча?
РАМЗИН: У меня на квартире.
КРЫЛЕНКО: Кто был?
РАМЗИН: Очкин.
КРЫЛЕНКО: А вторая встреча.
РАМЗИН: Вторая встреча была на квартире Калиникова, где присутствовал я и Калинников, и в конце ненадолго заезжал Ларичев, который привез очередной пакет для передачи.
КРЫЛЕНКО: Третья встреча.
РАМЗИН: Третья встреча на квартире у Очкина в конце 1929 года.
КРЫЛЕНКО: Эта встреча с Ренье.
РАМЗИН: Да.
КРЫЛЕНКО: А встречи с Кюфером.
РАМЗИН: Если не считать знакомства, то было две встречи и третья встреча, когда он привез деньги.
КРЫЛЕНКО: А всего сколько было встреч.
РАМЗИН: Если не считать кратковременной встречи в Цекубу, всего было три. Первая встреча была у меня на квартире в середине 1928 года, на которой был Калинников, Ларичев и Предтеченский. Вторая встреча была осенью или в конце 1928 года, в конце ноября или начале декабря, она происходила на квартире Ларичева, присутствовал я и Ларичев. Может быть после моего ухода кто-нибудь был еще, но об этом мне неизвестно.
КРЫЛЕНКО: Я попрошу т. Председателя предъявить подсудимому РАМЗИНУ ряд карточек совершенно различного происхождения, и затем попрошу отметить тех лиц, которые Вам будут напоминать упоминаемых Вами господ. Напишите отдельно на каждой карточке, не оглашая, фамилию лица, которое Вы узнаете (передает карточки Председателю).
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Рамзин. Я передам Вам 6 карточек. На этих карточках не содержится никаких имен, содержатся только номера 1, 2, 3, 4, 5, 6. Вы благоволите, рассмотрев карточки[,] на листе чистой бумаги, которую я Вам передал, написать, что номер 1-й по Вашему мнению содержит изображение такого-то лица, номер 2 — такое-то лицо и т. д. и подпишитесь. Лучше это сделать чернилами (передает подсудимому Рамзину 6 карточек). Вслух не называйте фамилии изображаемых здесь лиц.
РАМЗИН: В представленных 6-ти карточках я должен опознать или не опознать изображенных здесь лиц.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы напишите, находите ли Вы сходство или узнаете, одним словом Вы напишите, как считаете нужным.
(РАМЗИН просматривает карточки).
КРЫЛЕНКО (к Председателю): Можно гр. Ларичева?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (к Рамзину): Вы можете сесть.
Подсудимый Ларичев. (Подходит).
КРЫЛЕНКО (к Ларичеву): Вы с кем непосредственно имели отношение из агентуры?
ЛАРИЧЕВ: С одним из сотрудников Французского посольства — с Кюфером.
КРЫЛЕНКО: Только?
ЛАРИЧЕВ: И один раз я видел г-на Реньо на квартире Калиникова, когда передавал материал.
КРЫЛЕНКО: А сколько раз видели Кюфера?
ЛАРИЧЕВ: Первое знакомство произошло на квартире к Рамзина, а за оставшееся время после нашего возвращения из-за границы у меня было шесть встреч.
КРЫЛЕНКО: Шесть встреч?
ЛАРИЧЕВ: Да.
КРЫЛЕНКО: По поводу чего Вы встречались?
ЛАРИЧЕВ: Эти встречи обуславливались моей обязанностью получения денег и передачей поквартальных сводок.
КРЫЛЕНКО: Вы говорили, что была встреча — где была встреча?
ЛАРИЧЕВ: Я встречался только на квартире у меня.
КРЫЛЕНКО: Значит Вы встречались только на квартире?
ЛАРИЧЕВ: Да, он привозил деньги, а я передавал ему сводки. Видел его шесть раз.
КРЫЛЕНКО: В предыдущих показаниях мы имеем указание на две встречи.
ЛАРИЧЕВ: Две встречи имели характер более серьезных разговоров, а остальные — это было выполнение технических поручений.
КРЫЛЕНКО: Эти две встречи чем отличались?
ЛАРИЧЕВ: Мы виделись у меня на квартире вместе с Рамзиным. Была сделана информация о нашей поездке, он нас информировал, что знает о результатах нашей поездки.
А вторая встреча в конце 1929 года, кажется, около нового года или, может быть, непосредственно после нового года, уже с Калиниковым. Тут речь шла об отсрочке интервенции. По-моему, это был конец 1929 г.
КРЫЛЕНКО: Так что вторую встречу вы датируете концом 1929 г.?
ЛАРИЧЕВ: Да.
КРЫЛЕНКО: Вы достаточно точно знаете его в лицо?
ЛАРИЧЕВ: Да, конечно.
КРЫЛЕНКО (Председателю): Я бы попросил Вас предложить Ларичеву те же карточки.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (к Ларичеву): Ознакомьтесь вот с этими карточками, и на чистом листе бумаги напишите, какой номер карточки соответствует какому лицу.
РАМЗИН: Можно сделать дополнительное заявление?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Пожалуйста.
РАМЗИН: Я дополнительно должен заявить, что г-на Кюфера я видел здесь в зале заседания в ложе и указал моим соседям Очкину и Калинникову.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимые Калинников и Очкин, что Вы скажете по поводу заявления Рамзина?
ОЧКИН: Рамзин мне об этом говорил, но я очень близорук и сегодня только получил пенсне и поэтому не мог рассмотреть.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Рамзин сообщал Вам, что в ложе видел г-на Кюфера?
ОЧКИН: Да, сообщал во время процесса.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (Калинникову): А Вам?
КАЛИННИКОВ: И мне также сообщал.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы его лично не видели?
КАЛИННИКОВ: Не особенно ясно, я недостаточно вижу издали.
РАМЗИН: Я дальнозоркий и его узнал.
ЛАРИЧЕВ: В предъявленных мне 6-ти карточках что писать?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Узнаете или не узнаете изображаемых лиц. Напишите то, что считаете нужным написать.
ЛАРИЧЕВ (просматривает карточки, подписывает и передает Председателю).
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Дальше.
КРЫЛЕНКО: Можно считать, что с Кюфером у вас было 6 встреч и одна с Ренье?
ЛАРИЧЕВ: Да.
КРЫЛЕНКО: Под каким именем вы знали Ренье?
ЛАРИЧЕВ: Под именем Ренье.
КРЫЛЕНКО: Не возбуждало сомнения у вас, что это настоящее имя или псевдоним?
ЛАРИЧЕВ: Я даже не задумывался над этим вопросом.
КРЫЛЕНКО: Вы считали, что в данном случае, как и Кюфер — это подлинное имя?
ЛАРИЧЕВ: Его Рамзин назвал господином Ренье, и я лично не сомневался.
КРЫЛЕНКО: Подсудимый Очкин.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Очкин.
КРЫЛЕНКО: Вы видели и Ренье и Кюфера? -
ОЧКИН: И того и другого.
КРЫЛЕНКО: При каких обстоятельствах вы видели первого в первый раз и в последний раз? И при каких обстоятельствах вы видели второго в первый и в последний раз? Сколько раз видели первого и второго?
ОЧКИН: Раз вечером директор института Рамзин вызвал меня к себе на квартиру. Я приехал, он мне сказал, что нужно очень срочно организовать экскурсию в Институт для инженеров, приехавших из Франции.
КРЫЛЕНКО: Дата?
ОЧКИН: Это было в конце 1928 г. в ноябре месяце.
КРЫЛЕНКО: Дальше.
ОЧКИН: Он представил меня Реньо, познакомил меня.
КРЫЛЕНКО: Эту фактическую сторону мы слышали. Сколько у вас было в дальнейшем встреч?
ОЧКИН: Было у меня с ним так: дело было в феврале, мне Рамзин дал пакет для передачи Реньо. Так как у меня была с ним установлена связь, он позвонил ко мне и я ему сказал, чтобы он пришел в ВАИ, это рядом с нами, на 4-й этаж.
КРЫЛЕНКО: Вы в ВАИ могли ходить свободно?
ОЧКИН: Да, я занимал выборную должность.
КРЫЛЕНКО: А посторонние лица тоже могли ходить?
ОЧКИН: Да, там с утра до вечера всевозможные курсы.
КРЫЛЕНКО: И лица иностранных миссий могут разгуливать?
ОЧКИН: А что, там были доклады приезжающих инженеров из Германии, из Франции, из Америки.
КРЫЛЕНКО: Сколько раз вы встречались?
ОЧКИН: Раз — в феврале, а затем Калинников мне позвонил и сказал, чтобы я зашел. Я зашел и получил от Калинникова пакет. Он сказал: «Это нужно передать известному Вам Р.». Я ответил — ладно, если он будет звонить, передам. Он мне позвонил, и я в ВАИ ему передал. Это было приблизительно в мае-июне 1929 года.
КРЫЛЕНКО: А первая встреча когда была?
ОЧКИН: Я познакомился с ним в конце 1928 г.
КРЫЛЕНКО: А вторая встреча?
ОЧКИН: В начале 1929 года — в феврале. Затем, в конце мая или начале июня. Четвертая встреча (т. е. вторая в присутствии Рамзина) была у меня на квартире в конце 1929 года, кажется, в ноябре.
КРЫЛЕНКО: Вы не можете точно сказать — это был конец 1929 г.?
ОЧКИН: Да, конец 1929 г.
КРЫЛЕНКО: А месяц — ноябрь?
ОЧКИН: Во второй половине ноября.
КРЫЛЕНКО: Не декабря?
ОЧКИН: Нет, во второй половине ноября. Дело было так: ко мне позвонил Рамзин...е
КРЫЛЕНКО: Об этом мы знаем, как они пришли, беседовали, это нам не нужно. Затем?
ОЧКИН: Затем, я с Реньо потерял связь. Появляется Кюфер.
... познакомил меня с ним в конце 1929 г. Рамзин опять-таки у себя в служебном кабинете.
КРЫЛЕНКО: В 1929 году?
ОЧКИН: Да.
КРЫЛЕНКО: Рамзин, насколько мне показалось, говорил, что он Кюфера видел дважды в 1928 году. Вы вспомните точнее, если память Вам не изменяет.
ОЧКИН: Я познакомился с ним в конце 1929 года.
КРЫЛЕНКО: В конце 1929 года?
ОЧКИН: Да.
КРЫЛЕНКО: У Рамзина?
ОЧКИН: Да, в его служебном кабинете.
КРЫЛЕНКО: По поводу чего?
ОЧКИН: Он мне сказал, что как будто (я забыл точно разговор), что теперь Ренье нет, теперь нужно с Кюфером поддерживать связь и я передал в январе-феврале 1930 г. Кюферу.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Рамзин, по поводу даты знакомства или встречи Очкина с Кюфером, скажите, было это в 1928 г. или 1929 г.?
РАМЗИН: Правильно, в 1929 г.
КРЫЛЕНКО: Вы сейчас утверждали, что встреча была в 1928 г.
РАМЗИН: У меня были две встречи в 1928 году и в конце 1929 года — одна, когда Кюфер привозил мне деньги. И в эту короткую встречу я познакомил его с Очкиным.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Я оглашу Ваше показание в томе № 1 на стр. 101/ оборот: «После этого я имел с Р. ...».
РАМЗИН: Но ведь сейчас мы говорим о Кюфере.
КРЫЛЕНКО: В предварительных показаниях нет указания на эту встречу.
РАМЗИН: Здесь на суде я указывал, что произошла встреча с Кюфером в 1929 г., когда он привозил деньги.
КРЫЛЕНКО: Разрешите здесь установить, что во время судебного следствия были установлены новые подробности встречи в театре со стороны Калинникова, которая указывала на иной характер, чем это имело место по его первым показаниям, установили две встречи у Очкина, которых не было в предварительных показаниях и, наконец сейчас эта встреча, которой не было в предварительных показаниях.
РАМЗИН: В большом показании на суде я на эту встречу указывал.
КРЫЛЕНКО: Меня интересует здесь факт противоречия в указании на 1929 г., когда произошла встреча у Очкина с Кюфером.
РАМЗИН: Так как беседы при этой короткой встрече с Кюфером у меня не было, поэтому я на ней не останавливался.
КРЫЛЕНКО (Очкину): Только произошло знакомство?
ОЧКИН: Да, знакомство, и мне сказали, что теперь Вам придется продолжать связь с Кюфером.
КРЫЛЕНКО: Сколько раз еще встречались?
ОЧКИН: Это было через месяц и потом еще через месяц, в январе-феврале 1930 года.
КРЫЛЕНКО: Какого содержания были эти две встречи?
ОЧКИН: Они подробно описаны в показаниях.
КРЫЛЕНКО: О которых вы упоминали раньше?
ОЧКИН: Да.
КРЫЛЕНКО: Вы устанавливаете, что с Реньо было сколько встреч?
ОЧКИН: Четыре.
КРЫЛЕНКО: А с Кюфером?
ОЧКИН: Три, одна встреча — знакомство и две, о которых говорится подробно в показаниях.
КРЫЛЕНКО: Можно просить суд проделать то же относительно карточек, что и Рамзину?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Рамзин больше не нужен?
КРЫЛЕНКО: Нет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Рамзин, садитесь.
(ОЧКИНУ): Вот вам 6 карточек, вы их просмотрите и на белом листке отметьте, какой номер соответствует какому лицу по вашему мнению.
ОЧКИН: Хорошо (просматривает карточки).
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Еще вопросы есть к Очкину?
КРЫЛЕНКО: Нет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Очкин, можете сесть на место.
Подсудимый Калинников (подходит).
КРЫЛЕНКО (к Калинникову): Вы обоих знали?
КАЛИННИКОВ: Да.
КРЫЛЕНКО: Первое свидание, приблизительно, с обоими?
КАЛИННИКОВ: С Кюфером у меня было первое свидание, я познакомился у Рамзина на квартире в начале лета 1928 года. Здесь у меня было, главным образом, знакомство; затем я услышал требование, обращенное к Рамзину, что желательно было бы получить сведения по химической промышленности, при чем он подчеркнул, что сведения по военной промышленности имеются, а по химической, по этому связующему звену, нет. Поэтому первое требование было по основной химической промышленности, а затем уже это распространилось на военную промышленность. Это было первое свидание.
Второе свидание — я должен исправить неточность в обвинительном акте. Я перепутал название пьес: в 1928 г. шла не «Наталья Тарпова», а «Багровый остров». Я здесь перепутал и название пьес и года. Я просил бы внести это исправление.
Второй момент -- я был извещен по телефону Кюфером, что он там будет.
КРЫЛЕНКО: А откуда он знал Ваш телефон?
КАЛИННИКОВ: Он узнал мой служебный телефон, причем я предупредил его, чтобы он звонил из автомата и чтобы он называл себя инженер Французов — у меня был такой знакомый, — это в целях конспирации.
Вот это была вторая встреча и здесь я мельком познакомился со вторым агентом — Реньо.
КРЫЛЕНКО: Кто вас познакомил?
КАЛИННИКОВ: Кюфер, при чем должен сказать, что это было в шумливой обстановке.
КРЫЛЕНКО: Месяца не помните?
КАЛИННИКОВ: Это было в конце ноября. Был представлен под именем Ренье.
КРЫЛЕНКО: Вам его так и представили?
КАЛИННИКОВ: Да, мусье Ренье.
КРЫЛЕНКО: Это было в большом фойэ, где в антрактах прогуливается публика?
КАЛИННИКОВ: Да, это было в шумной обстановке. Возможно, что я точно не расслышал фамилию, но и в дальнейшем я встречался с ним под именем Ренье.
КРЫЛЕНКО: У вас сомнения не было?
КАЛИННИКОВ: Когда я потом с ним встретился, физиономия была одна и та же.
КРЫЛЕНКО: У вас не было сомнения в том, что это настоящая фамилия или псевдоним?
КАЛИННИКОВ: Нет, я его знал как Ренье.
КРЫЛЕНКО: Итак, у вас было две встречи с Кюфером.
КАЛИННИКОВ: Да, третья встреча была у Ларичева в конце 1928 года или в начале 1929 года. Здесь передал записку относительно основной химической промышленности — Евреиновскую записку, а в театре передал, как я дополнительно показывал, записку Кравеца об основах химии. Четвертая встреча была у меня с Кюфером через год. Я объясню, почему произошел такой длительный промежуток. Нужно было встретиться в конце мая или начале июня, но ввиду экстренной необходимости выехать мне в отпуск, хотя и были подготовлены материалы Чарновским для передачи, но я ничего не мог сделать и обратился к Очкину с просьбой передать этот материал. Передал этот материал Очкину и в дальнейшем материал пошел через Очкина.
Я встретился с Кюфером в конце 1929 года на квартире Ларичева, где передал ему две записки экономического порядка — Майеровскую по линии лесной промышленности и большую записку, составленную Громаном, Кондратьевым и Гинзбургом о конъюнктуре на 1930 г.
КРЫЛЕНКО: Перспективно на 1930 год?
КАЛИННИКОВ: Да, ожидаемая конъюнктура на 1930 год.
КРЫЛЕНКО: Хозяйственная конъюнктура?
КАЛИННИКОВ: Да, конъюнктура по всем отраслям народного хозяйства. Это была четвертая последняя встреча.
КРЫЛЕНКО: У вас всего было четыре встречи с Кюфером?
КАЛИННИКОВ: Да.
КРЫЛЕНКО: А с Ренье?
КАЛИННИКОВ: Были две встречи: одна — знакомство и вторая встреча в 1929 году, устроенная у меня на квартире по просьбе Рамзина. На свидании был и Ларичев, который пришел передать материал, приготовленный для Ренье.
КРЫЛЕНКО: Это относится к какому году?
КАЛИННИКОВ: Весна 1929 года.
КРЫЛЕНКО: Вы присутствовали при беседах, где давались указания на нажим?
КАЛИННИКОВ: Да, несомненно здесь были довольно определенные указания на нажим. Леонид Константинович подробно рассказал о плане диверсии по энергетике, но он все-таки настойчиво предложил усилить работу по подготовке.
КРЫЛЕНКО: А по вопросам военной организации?
КАЛИННИКОВ: Он здесь подчеркнул, что до сих пор не сдвинулась с места военная организация. Это особенно сильно было подчеркнуто.
КРЫЛЕНКО: После этой встречи вы не видели Ренье?
КАЛИННИКОВ: Нет.
КРЫЛЕНКО: Можно предложить вам то же самое, что и Рамзину и Очкину (Председатель передает карточки Калинникову для просмотра и опознания).
Разрешите спросить Рамзина, известно ли ему было в 1930 году относительно пребывания Ренье в СССР или не пребывания его здесь?
РАМЗИН: По этому вопросу могу сделать только одно сообщение, которое уже имеется в моих показаниях, что в начале 1930 года примерно в феврале или начале марта я получил записку от Ренье такого содержания, что он временно выезжает из Москвы. Относительно того, когда он предполагает вернуться из-за границы, мне ничего не было известно. После этого никаких свиданий с ним у меня не было.
КРЫЛЕНКО: И сведений от Кюфера вы по этому поводу не получали?
РАМЗИИ: По поводу возвращения Ренье — нет.
КРЫЛЕНКО: Прямой связи между Кюфером и Ренье в Вашем присутствии не было?
РАМЗИИ: Нет.
КРЫЛЕНКО: Они держались каждый по своей линии, говорил ли Реньо о Кюфере или Кюфер о Реньо, кроме встречи в театре?
РАМЗИН: Конечно, говорили, потому что, когда направляли записки, они говорили — безразлично кому направлять — Реньо или Кюферу, но чтобы одновременно видеться, этого не было.
КРЫЛЕНКО: А после марта 1930 г. Кюфер ничего не говорил?
РАМЗИН: Я не виделся с ним больше.
(Председатель передает Калинникову фотографии с теми же указаниями, которые он делал предыдущему подсудимому).
КРЫЛЕНКО: Вы не знали фактического момента выезда Кюфера?
РАМЗИН: Нет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Рамзин, у меня такого рода вопрос: чем вызывалась необходимость встречаться для вас с Кюфером или Реньо в присутствии еще других лиц, не непосредственно вы и он, с глазу на глаз, а в одном случае участвовал Ларичев и Калинников, в другом случае был Предтеченский и т.д.?
РАМЗИН: Это было вызвано необходимостью познакомить этих лиц. С Очкиным я познакомил для того, чтобы он в дальнейшем поддерживал связь. Это вполне естественно, потому что мои сношения с Реньо могли вызвать подозрения. Поэтому я установил связь через Очкина и Гордона. Это было вызвано необходимостью и моим желанием иметь не прямую связь, а через третьих лиц. С Предтеченским связь была установлена также на случай, скажем, отъезда Очкина, чтобы он его замещал. Это было легко сделать, так как Предтеченский живет рядом со мной. Поэтому, когда ко мне приехал Кюфер, я познакомил с ним Предтеченского.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Тут был и Ларичев?
РАМЗИН: Эта первая встреча была использована для знакомства с Очкиным, чтобы осуществить связь, с Предтеченским — для той же цели. Что касается Ларичева, то ему необходимо было иметь связь по денежным делам и по тем сношениям, которые вел Ларичев, так что эти встречи вызывались необходимостью с этой точки зрения.
С Калинниковым — здесь, кроме того, были вопросы военного характера или, вернее, военной промышленности, которые были поручены Калинникову. Поэтому эта встреча и происходила в присутствии Калинникова.
Повторяю, это вызывалось прямой необходимостью.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Все эти свидания Калинникова и Ларичева были организованы по Вашей инициативе?
РАМЗИН: Первое свидание было у меня. Я по очереди пройду по всем свиданиям, как они были организованы.
Первое свидание с Кюфером было организовано так. После моего знакомство с ним в Цекубу, я уговорился с ним, что через некоторое время мы созвонимся по телефону и я устрою встречу у себя на квартире и познакомлю его с теми членами промпартии, которые необходимы для дальнейших связей и взаимоотношений. Так как было условлено время час этой встречи по телефону, я к этому времени предложил притти ко мне членам промпартии.
Следующая встреча с Кюфером была организована Ларичевым в конце 1928 г. Эта встреча была организована Ларичевым потому, что он перед этим видел Кюфера.
Первая встреча с Реньо произошла в Институте, куда он пришел с письмом от Французской Миссии. При этой встрече было условлено встретиться через две недели у меня на квартире, предварительно созвонившись по телефону. Так и было сделано: я условился с ним по телефону относительно времени и часа и пригласил Очкина.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: До встречи Вашей с Реньо у Вас на квартире с участием Очкина была еще встреча с Реньо?
РАМЗИН: Да, мое знакомство с ним произошло в служебном кабинете в Теплотехническом Институте, куда он пришел с письмом от Дипломатической миссии. Длительной беседы в служебном кабинете мы не вели, так как было неудобно вести, каждую минуту мог кто-либо зайти, и я предложил устроить ему встречу для установления связи у себя на квартире.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Другими словами, Ваше знакомство с ним — была первая встреча, с Очкиным — вторая и третья с Калинниковым и Ларичевым?
РАМЗИН: Да, но с Ларичевым он случайно встретился. Когда он находился у Калинникова, я позвонил Ларичеву по телефону, зная, что ему необходимо передать Реньо пакет и сказал, что если он скоро придет на квартиру Калинникова, то он успеет передать пакет Реньо. Он пришел, вручил пакет и ушел. И четвертая встреча была у Очкина.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Еще были встречи?
РАМЗИН: Всего четыре встречи с Реньо.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы сначала назвали три встречи.
РАМЗИН: Я назвал три длинных встречи, а эту короткую встречу — знакомство, я упустил.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: А с Кюфером?
РАМЗИН: Две встречи длительные у меня были с Кюфером и две кратковременных. Две коротких встречи — первая встреча в ЦЕКУБУ, где меня с ним познакомил Пальчинский, и вторая кратковременная встреча в конце 1929 г., когда Кюфер познакомился с Очкиным. И две длительных встречи были у меня и Ларичева. Последняя кратковременная встреча с Кюфером произошла потому, что он привез последнюю порцию денег. Это были последние деньги, полученные из-за границы.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Сколько всего встреч было?
РАМЗИН: Четыре с Кюфером и четыре с Реньо.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Из них две встречи какого порядка?
РАМЗИН: Формального порядка в первом случае и три встречи такого же порядка в другом.
КРЫЛЕНКО: Еще можно поставить несколько вопросов для уточнения по существу?
Я хотел бы поставить на обсуждение Специального Присутствия следующий вопрос: считает ли целесообразным Специальное Присутствие огласить на закрытом заседании факты опознания подсудимыми карточек?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Специальное Присутствие считает нужным огласить сейчас следующие данные: подсудимый Рамзин из предъявленных ему шести карточек опознал на карточке, значащейся под номером 4 гр. Реньо и на карточке под № 5 — гр. Кюфера; подсудимый Ларичев из предъявленных ему для просмотра шести карточек указал, что на карточке № 5 он опознал Кюфера; подсудимый Калинников из предъявленных ему шести карточек указал, что на карточке под № 4 он узнал Реньо и на карточке под № 5 — Кюфера; Очкин показал также, что на карточке, обозначенной под № 4, он узнал Реньо и на карточке № 5 — Кюфера.
Этими фактами мы можем удостоверить в настоящий момент, что все подсудимые в карточках, непосредственно им предъявленных, в порядке закрытого изложения ими своего мнения на отдельных листах, узнали на карточке под № 4 — Реньо и на карточке под № 5 — Кюфера, за исключением подсудимого Ларичева, который указал под № 5 только на одного Кюфера.
Пожалуйста, тов. Секретарь, приобщите это к делу (передает материал).
Какие угодны еще вопросы?
КРЫЛЕНКО: Я бы хотел уточнить некоторые моменты. Нельзя ли попросить гр. Рамзина. (Рамзин подходит).
(К Рамзину) Расскажите про свидание, где говорилось относительно интервенции, относительно связи с военной промышленностью и о необходимости использования ряда заданий шпионского характера.
РАМЗИН: Виноват, я не расслышал.
КРЫЛЕНКО: Я хотел бы, чтобы Вы рассказали, говорилось ли на совещаниях о тех сведениях, которые мы уже знаем, при чем сообщите дополнительно, если помните, некоторые подробности — может быть они были, может быть нет, подробности относительно того, говорилось ли прямо о связи с французским командованием, в частности по вопросу установления прямой связи между военными командирами?
РАМЗИН: Те беседы, которые касались военной промышленности или военных дел, они имели место при следующих встречах: первая встреча у меня на квартире с Кюфером в 1928 г. в присутствии Калинникова, где Кюфер просил дать дополнительно сведения из военной промышленности. Во исполнение этой просьбы были собраны и затем доставлены сведения по основной химической промышленности, как говорил Калинников...
Остальные вопросы были другого характера.
Следующий вопрос, касающийся опять-таки военного дела. По этому поводу была беседа с Кюфером на квартире у Ларичева, где Кюфер давал директиву от имени французского Генерального Штаба и Торгпрома, при чем эта директива была письменно подтверждена Торгпромом — о необходимости принять ряд мер в плановом порядке к плановой задержке военной промышленности. Из бесед с Кюфером — первая беседа касалась установления связей, общего положения и информации об интервенции.
Тут прямых военных вопросов не было. При второй встрече с Реньо на квартире Калинникова в середине 1929 г. беседа была, главным образом, посвящена военным вопросам, а именно, был изложен план диверсии по электростанциям, военной промышленности, военным заводам и районным станциям. План был одобрен в смысле подхода к диверсии и здесь настойчиво г-н Реньо требовал ускорения диверсионной работы и создания диверсионных ячеек. Следующий вопрос — это относительно создания военной организации. Здесь было чрезвычайно настойчивое требование, в дополнение к письму, которое получили от Торгпрома, что хотя в Париже был разговор о создании военной организации, но до сих пор ничего в этом отношении не сделали, а французский Генеральный Штаб придает этому вопросу большое значение и поэтому нужно принять меры к ускорению создания вредительской организации. Под этим давлением была избрана военная комиссия, чтобы завязать связи в военных кругах. При этой же встрече был разговор относительно работы по осушению Кубанских плавней, работы, которая была начата в направлении мелиорации, имела целью осуществить высадку десанта на этой осушенной площади, чтобы обеспечить плацдарм для размещения военных сил.
К этой работе было приступлено очень спешно в начале 1929 г. В середине 1929 г. эта работа находилась в периоде исполнения. В эту встречу Реньо говорил мне, что необходимо, если имеются возможности, Промпартии принять меры к проведению этой работы и что срок окончания работы, поставленный на осень 1930 года, не удовлетворяет. Желательно было бы закончить работу не осенью, а летом 1930 г. и просил Промпартию принять все меры к ускорению этой работы. Когда я поинтересовался причиной форсирования работы, то здесь получил разъяснение относительно десанта красновских казаков, о которых я говорил на судебном следствии.
Затем следующий вопрос военного характера — была просьба дать записку о состоянии авиации, причем дать записку о состоянии военной авиации. Я сказал, что мы не можем получить сведения о военной авиации за отсутствием источника, откуда можно эти сведения взять. И, единственно, что мы можем представить, это сведения о гражданской авиации. И на этом согласились. При последней встрече с Реньо в конце 1929 г. — в ноябре или декабре, за точность воспоминаний я не ручаюсь, когда были поставлены такие вопросы информационного характера — относительно отсрочки интервенции, причины, нового плана, экономической блокады, я передал записку об авиации, которую получил от Стечкина.
Второй заказ был дан относительно сведений о авиобазах в районе Ленинграда, что также было поручено ЦК Промпартии Стечкину и другим работникам, находящимся в воздушном флоте. Задание было исполнено, и через Калинникова Кюферу была доставлена записка. Это было уже после отъезда Реньо. И последний вопрос — относительно создания прямой связи между военной группой Промпартии и французским Генеральным штабом. Я могу назвать фамилии участвовавших официальных французских лиц.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Нет, не надо.
КРЫЛЕНКО: Сообщите точно содержание поручений, которые получили через Реньо.
РАМЗИН: Но поручение шло от имени официального лица, находящегося в Москве. Назвать его здесь?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Называть это лицо не надлежит.
РАМЗИН: От имени официального французского лица, находящегося в Москве, Реньо мне передал, что связь через посредство длинной цепочки гражданских лиц вызывает недоразумения и является мало удовлетворительной, что Французский Генштаб через то лицо, которое я не называю, считает необходимым установить прямую связь между военными лицами, которые будут работать в военной комиссии «Промпартии», непосредственно с французским Генеральным штабом в лице полковника Ришара, при чем, как я уже говорил на открытом заседании, мне осталось не совсем ясным — предполагает ли полковник Ришар приехать в Москву или будет находиться по[-]прежнему в Париже. Эта деталь осталась для меня неясной.
КРЫЛЕНКО: А конкретные шаги по реализации этого были установлены?
РАМЗИН: Я на 99 % могу сказать, что эта связь не была установлена.
КРЫЛЕНКО: Но предполагалось иметь связь между отдельными лицами нашего командования или лицами, соприкасающимися с нашим командованием, установить связь с командованием французского Генерального штаба?
РАМЗИН: По мере продвижения вербовки членов в военную комиссию Промпартии, один из руководящих членов этой комиссии должен был установить прямую связь с Ришаром.
КРЫЛЕНКО: Прямую связь — устного или личного характера, если бы таковой приехал?
РАМЗИН: Очевидно так.
КРЫЛЕНКО: Во всяком случае минуя эту цепочку лиц?
РАМЗИН: Да.
КРЫЛЕНКО: Ввиду большей специализации или ввиду большей конспирации?
РАМЗИН: Главным образом, потому, что сведения, проходя через гражданских лиц, неизбежно путались. У меня создалось такое впечатление, что когда специалисты между собой разговаривают, они гораздо скорее и легче договариваются, а штатские вносят путаницу и задержку.
Вот, насколько я помню, все эти разговоры.
КРЫЛЕНКО: Я хотел бы сделать следующее предложение для дальнейшего уточнения моментов, касающихся непосредственно указанных лиц, значит, момента, что из себя представляют эти карточки, каким образом они оказались в руках обвинения и представлены суду — я бы хотел сделать предложение приобщить их к делу, поскольку такого рода сведения не могут быть оглашены даже в секретном заседании.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Конечно.
К Рамзину больше вопросов нет? (Нет).
Имеются ли вопросы к другим подсудимым?
КРЫЛЕНКО: Остальные вопросы, которые подлежали рассмотрению, касаются вопросов военной организации. Поскольку эти вопросы относятся еще к стадии следственной разработки и здесь имеется целый ряд имен, обвинение равным образом считает возможным устранить их из настоящего рассмотрения и приобщить к делу.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Хорошо, если Вы не настаиваете на специальных вопросах, можно с этим будет согласиться.
Вы имеете в виду подвергнуть дополнительно исследованию какие-нибудь вопросы диверсионного характера?
КРЫЛЕНКО: Да, я хочу немного уточнить некоторые вопросы. Разрешите спросить Рамзина?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Рамзин.
КРЫЛЕНКО: Установите пять групп объектов диверсионного характера по электростанциям, которые имелись в виду.
РАМ3ИН: Были намечены по электростанциям такие объекты для диверсии — Московское Объединение Электрических станций — МОГЭС. Не пять объектов, а вся группа станций, входящих в это объединение — Москва, Шатурская станция, станция имени Классона, Электропередача. Второй узел — объединение Ленинградских Электростанций — Электроток. Следующая группа по электростанциям военной промышленности. Объединение всех станций в одну группу, которая должна действовать по этим станциям, но сами станции разбросаны. Четвертая группа — Ленинградская группа промышленного значения, помимо Электротока, по заводам оборонного значения — Путиловский, Обуховский заводы. Пятая группа — Объединение электростанций Донбасса, куда входит Горловское кольцо, Штеровская станция и др., обслуживающие Донбасс.
КРЫЛЕНКО: МОГЭС — одна группа, Ленинградский Электроток — вторая, а затем?
РАМЗИН: В Ленинграде одна группа по Электротоку, а другая по промышленным заводам. Четвертая группа по военной промышленности и пятая Донбассовская.
КРЫЛЕНКО: В каждой из этих областей были созданы специальные группы?
РАМЗИН: В некоторых уже были созданы, а в некоторых только что создавались. В МОГЭСе создана, по Электротоку — создана, по Ленинградской промышленности — создана, по Донбассу только что начала создаваться.
КРЫЛЕНКО: Конкретно кто организовывал?
РАМЗИН: В МОГЭСе начальные разговоры я вел с головкой, также и по Ленинграду разговоры с головкой вел я. Состав групп до конца мне не был известен, но руководящая головка, с которой я вел переговоры, мне была известна и я о них указывал в своих показаниях.
КРЫЛЕНКО: Какую роль играл здесь Очкин?
РАМЗИН: В диверсионной организации никакой. У Очкина были периферийные связи.
КРЫЛЕНКО: Можно спросить подсудимого Очкина?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Очкин (Очкин подходит).
КРЫЛЕНКО: Вы никакой роли в диверсионной работе не играли, никакого участия не принимали?
ОЧКИН: Нет, и в своих показаниях я так и показывал.
КРЫЛЕНКО: Но где-то в Ваших показаниях я видел, что Вы как будто участвовали.
РАМЗИН: Я видел это в его обвинительном заключении и тогда еще очень этому удивился.
КРЫЛЕНКО: Вы не помните, чтобы Очкин принимал участия?
РАМЗИН: Никогда таких разговоров я с ним не вел и поручений в таком направлении не давал.
КРЫЛЕНКО: Мы проверим такой факт, и если ошибаемся, примем это во внимание.
РАМЗИН: Через Евреинова вел переговоры.
КРЫЛЕНКО: Имя Евреинова мне хорошо известно.
РАМЗИН: Это недоразумение, я думаю, возникло на такой почве, что у Очкина были периферийные связи.
ОЧКИН: В показаниях об этом написано: «В ячейку Теплотехнического Института входили такие-то и такие-то лица». Там надо было бы поставить тире.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: На открытом заседании Вам был задан вопрос тов. Львовым относительно диверсионных намерений в части завода «Амо». Входил ли в план диверсионных актов этот завод, который по своему местоположению находится близко от Теплотехнического Института?
РАМЗИН: Он расположен рядом, но специальных диверсионных актов в отношении этого завода не предполагалось. Он шел, как и другие заводы.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Специальных разрушительных действий не предполагалось?
РАМЗИН: Нет, но, выключая ток, мы этим самым выключали все заводы.
КРЫЛЕНКО (к Очкину): В ваших показаниях на стр. 338/об. говорится «Мне известно, что диверсионные станции"...» (читает).
ОЧКИН: Я говорил о том, что только знал от Рамзина.
РАМЗИН: Он знал не только от меня, но и от Евреинова. Прямого участия в диверсионной организации он не принимал.
КРЫЛЕНКО: И специальных заданий на периферии не имел?
РАМЗИН: Нет, не имел.
КРЫЛЕНКО: Вы об этом нигде не показывали?
РАМЗИН: Нет, но что Очкин знал об этом — это да.
КРЫЛЕНКО (к Очкину): Предтеченского вы знали?
ОЧКИН: Да.
КРЫЛЕНКО: Худякова знали?
ОЧКИН: Да.
КРЫЛЕНКО: В вопросе Московского узла не эти лица должны были принимать участие?
ОЧКИН: Это совсем другое.
КРЫЛЕНКО: Другое, так как (к Председателю) можно гр. Очкина сюда попросить? (Очкин подходит)
(к Очкину): Вот, посмотрите, на эту часть Ваших самых первых показаний. Здесь говорится...0
«Для проведения в жизнь мероприятий Рамзин...». А раньше говорится: «Следующие обязанности на Предтеченского, Худякова и меня по подготовке диверсионных актов».
ОЧКИН: Это ошибка произошла. Здесь имелось другое слово, а не «диверсионных». Здесь произошла ошибка, которую я не заметил.
КРЫЛЕНКО: Что же Вы не сообщили тогда, когда Вам предъявляли обвинение, второй пункт обвинения, о чем здесь правильно говорит Рамзии, что он удивился, что Вам было предъявлено такое обвинение. В обвинении следователя по важнейшим делам тов. Левентона вторым пунктом говорится об этом, а дальше внизу написано, что «все показания подтверждаю полностью и признаю в полном объеме» и Ваша подпись.
ОЧКИН: Я не разобрал в чем дело.
КРЫЛЕНКО: Нельзя не разбираться в таких вещах. Что же Ваше участие относится не к производству актов такого характера, а актов иного вредительского характера?
ОЧКИН: Да.
КРЫЛЕНКО: Нужно было тогда соответственно оговорить, раз Вы утверждаете, что Вам это было неизвестно?
ОЧКИН: Да, и Рамзин говорит — это совершенно другое задание.
КРЫЛЕНКО: Для того, чтобы по этому вопросу не было никаких недоразумений у Специального Присутствия, я ходатайствую о приобщении этого протокола, который я держу в руках, его показаний, для того, чтобы Специальное Присутствие могло, разобравшись во всем содержании протокола, установить возможность или правдоподобность утверждения подсудимого Очкина о том, что здесь ошибка или описка, которую он не заметил, когда ему читали, как равным образом, по тем же соображениям, не вдумавшись, он признал предъявленное к нему обвинение правильным. Я прошу приобщить только вторую часть его показаний, вернее, только первые пять строчек его. Можете огласить эти пять строчек сторонам (передает протокол Председателю).
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы эти пять строчек знаете?
ОЧКИН: Да.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Специальное Присутствие определяет приобщить это показание от 19-го октября 1930 г.
КРЫЛЕНКО (Председателю): Точно сказано, что имелись все основания для предъявления обвинения. Имеются все основания для предъявления такого обвинения и Очкин может сейчас противопоставить или одно голое отрицание или ссылку на ошибку.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Подсудимый Очкин, в Ваших показаниях от 31-го октября Вы достаточно подробно рассказывали на 329/об. листе, что может явиться актом диверсии, указывали то-то и то-то. От кого Вы это знали?
ОЧКИН: От Рамзина.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Больше ни от кого?
ОЧКИН: Там было пять человек.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Кто именно? Давидов был?
ОЧКИН: Да.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Козлинский был?
ОЧКИН: Был.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Предтеченский был?
ОЧКИН: Был.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Кто еще был?
ОЧКИН: Кажется, Евреинов.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Это все люди, которые имели поручения диверсионного характера?
ОЧКИН: Да.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Значит, Рамзин делал сообщение на заседании, где присутствовало несколько лиц, имеющих диверсионные поручения?
ОЧКИН (молчит).
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Давидов имел диверсионное поручение?
ОЧКИН: Кажется, нет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Возьмем шестую строчку этих показаний: «На Козлинского и Давидова в таком-то районе было возложено...». А раньше говорится, что в Московском районе было возложено на Вас. Вы, правда, говорите, что это ошибка, но относительно Козлинского и Давидова не отрицаете. И вот эти лица присутствовали вместе с Вами на заседании, где Рамзин делал сообщение маленькой диверсионной группе.
ОЧКИН: Это информация.
КРЫЛЕНКО: Поставим вопрос ребром: было дело?
ОЧКИН: Только информация была.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Но почему он Вас информировал?
ОЧКИН (молчит).
КРЫЛЕНКО: Трудно допустить ошибку, ну, скажем, в протоколе была ошибка, а второй документ?
ОЧКИН: Я во всем сознаюсь и раскаиваюсь, но у меня никаких связей не было с диверсионной группой.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Последующую часть этих показаний Вы признаете или опровергаете: «На Козлинского и Давидова было возложено...». Это вы подтверждаете?
ОЧКИН: Подтверждаю.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Следовательно, можно сказать, что на Козлинского, Давидова, Евреинова возлагались некоторые поручения диверсионного характера?
ОЧКИН: Это было.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы подтверждаете, что Рамзин о диверсионных актах делал сообщение на заседании, где присутствовали — Козлинский, Давидов, Евреинов?
ОЧКИН: Да.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: На этом заседании присутствовали и Вы?
ОЧКИН: Да.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Значит, присутствовало четыре человека, из которых трое получили прямые диверсионные поручения, а Вы только присутствовали?
ОЧКИН: Я тоже получил.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Что — диверсионное поручение?
ОЧКИН: Диверсионное поручение.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы поколебались немного, но теперь можно установить, что содержание этих показаний правильно?
ОЧКИН: Правильно.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: И все остальное тоже правильно?
ОЧКИН: Все правильно.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вопрос исчерпан. Садитесь.
РАМЗИН: Мне кажется, что дело здесь не совсем так: это были предварительные разговоры, были...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Но диверсионная группа была окончательно сформирована или только намечался план?
РАМЗИН: В том-то и сила, что в эту группу ни Козлинский, ни Давидов, ни Очкин не входили. Была только Евреиновская группа. Это были первые разговоры, первые проекты.
КРЫЛЕНКО: Когда Вы утверждали в защите Очкина, что Очкин не имел прямых поручений... Вы хотели этим сказать, что он не вошел в последнюю группу?
РАМЗИН: Да, так как окончательно в то время еще эта ячейка не сложилась.
КРЫЛЕНКО: Но осведомленность Очкина об этом устанавливаете?
РАМЗИН: Да.
КРЫЛЕНКО: В первый проект группы Очкин намечался?
РАМЗИН: Да.
КРЫЛЕНКО: В этом отношении его роль не ограничилась только тем, что он слышал?
РАМЗИН: Да, но фактически он не принял участия в той окончательной форме диверсионной группы, как она сложилась.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Он был намечен первоначально в группу, которая окончательно еще не была оформлена. Следовательно, он предназначался для определенных диверсионных актов?
РАМЗИН: Но он не был использован.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Но вы диверсионных актов еще не производили?
РАМЗИН: Да, но диверсионная организация сложилась и в конце концов приняла определенную форму, причем в состав не вошли ни Очкин, ни Давыдов, ни Козлинский.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Член суда тов. Львов спрашивает Вас может быть в виде пробы где-нибудь небольшие диверсионные акты репетировали?
РАМЗИН: Нет, конечно. Такая репетиция...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Была опасна?
РАМЗИН: Была не нужна и чрезвычайно опасна.
КРЫЛЕНКО: У меня больше вопросов к подсудимым нет, а документы я могу представить в секретном пакете на открытом заседании Специального Присутствия.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: У защиты нет никаких вопросов к подсудимым в связи с последним эпизодом?
БРАУДЭ: Нет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: У подсудимых есть вопросы?
РАМЗИН: Разрешите мне?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Пожалуйста.
РАМЗИН: На судебном заседании Государственное обвинение запрашивало меня о том, что в моих показаниях нет указаний на вредительскую работу НКПСа. Разрешите мне ответить. Или это сделать в открытом заседании?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Нет, пожалуйста, сейчас.
РАМЗИН: В моих показаниях от 3-го ноября о внутренней работе Промпартии на стр. 11-й имеется такое показание.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Можно огласить?
РАМЗИН: Разрешите мне его огласить. Оно у меня как раз под руками.
«Общее руководство работой Промпартии в области транспорта осуществлялось сначала инж. Красовским и Янушевским, а после их ареста Ларичевым и Коган-Бернштейнов. Я могу указать лишь общие директивы направления деятельности Промпартии в этой области:
Неправильное и нерациональное использование подвижного состава и паровозов с передачей годных паровозов на кладбища и т. п.; задержка развития провозоспособности по важнейшим направлениям Донбасс — Москва, Кузбасс — Урал и др., ставящее под удар и вопросы топливоснабжения; при неизбежном в ближайшем будущем остром дефиците спекающихся углей в Донбассе неприняти[е] никаких мер для подготовки к рациональному сжиганию неспекающихся углей; недостаточное развитие вагонного парка и платформ, приводившие в 1930 г. к перебоям в погрузке грузов; задержка развития нефтеналивного флота».
КРЫЛЕНКО: Я имел в виду именно это показание и хотел констатировать, что в этих показаниях такого характера работы, о которой сообщал Красовский, ничего не значится, также и по разрушению мобилизационной готовности прифронтовых дорог. Вам было это известно, но в Ваших показаниях этого не имеется.
РАМЗИН: Я именно это и показываю. Указание следующего порядка относительно дорог...
КРЫЛЕНКО: Вы хотите сказать о том показании, где говорится относительно понижения провозоспособности. Должен констатировать, что и там не указывается той работы, о которой говорил Красовский.
РАМЗИН: Я уже говорил, что об этом заседании мне могли не докладывать.
КРЫЛЕНКО: Но я сейчас же уточнил вопрос, что эта работа была Вам известна и Вы на это ответили утвердительно.
РАМЗИН (молчит).
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Других вопросов у подсудимых нет? (Нет).
Тогда считаем Закрытое заседание Специального Присутствия и заключительную часть судебного заседания закрытым. Дальше будут прения сторон.
Объявляется перерыв до завтрашнего вечера о 5-ти часов.
Заседание закрывается.
ГА РФ. Ф. P-9474. On. 7. Д. 418. Л. 1-40. Машинописная копия того времени, экземпляр закладки. Имеются разночтения в написании фамилий (Реньо — Ренъе), расстановке необходимых знаков препинания и др.