Протокол судебного заседания Военного трибунала войск НКВД Киевского округа по делу бывшего начальника 4-го отдела УНКВД по Одесской области В.Ф. Калюжного

23-26 декабря 1940 г.

Дело № 44—1940 г.

ПРОТОКОЛ

СУДЕБНОГО ЗАСЕДАНИЯ

1940 г., декабря 23-26 дня, Военный трибунал войск НКВД Киевского округа в выездной сессии в здании УНКВД по Одесской области, г. Одесса, в закрытом судебном заседании в составе:

Председательствующего военного юриста 1 ранга ВАСЮТИНСКОГО

и членов: сержанта госбезопасности ГРАЧОВА и ЛОБУНЦА,

при секретаре - ТРУШ,

рассмотрел дело №44—1940 г. на КАЛЮЖНОГО Владимира Филипповича, без участия обвинения и защиты.

Судебное заседание открыто в 21 ч. 15 м. 23.ХП-[19]40 г.

Пред[седательствую]щий объявил, что будет рассматриваться дело по обвинению быв[шего] начальника 4[-го] отдела УНКВД по Одесской обл. КАЛЮЖНОГО Владимира Филипповича в преступлении], предусмотренном] ст. 206-17 п. «б» УК УССР. 

Секретарь доложил, что подсуд[имый] КАЛЮЖНЫЙ, содержащийся под стражей в тюрьме г. Одессы, в судебное] заседание доставлен.

Явились вызванные в судебное] заседание свидетели Бутович А.Ф., Буркин Н.И., Мазур М.М., Гнесин А.Е., Чазова О.И., Калиховский Л.С.[1], Баргер М.Б., Сенкевич И.Ф. и Шпак С.Я.

Свидетели Цирульницкий М.М., Фадеев С.Ф., Мошковский В.А., Пышный П.А. вызывались в судебное] заседание на 24 декабря с.г. и поэтому прибудут только лишь 24.ХП.[19]40 г.

Вызываемым в качестве свидетелей Гапонову и Степанскому повестки о явке в суд[ебное] заседание не вручены, т. к. последние выбыли из г. Одессы, и местожительство их и место работы неизвестно.

Больше в судебное] заседание никто не вызывался.

Пред[седательствую]щий удостоверился в самоличности подсудимого, опросил его, который дал о себе такие сведения:

КАЛЮЖНЫЙ Владимир Филиппович. 1905 г. рождения, уроженец г. Одессы, УССР, происходящий из семьи рабочего, по соц[иадьному] положению рабочий, член ВКП(б) с 1926 г., партбилет отобран при аресте, грамотный, гражданин СССР, по национальности украинец, не судим, женат, имею одного ребёнка. В кадровых частях РККА не служил, при призыве был зачислен в тер-часть[2], где и проходил терсборы[3]. До органов НКВД работал в г. Одесса на паровой мельнице в качестве слесаря, затем работал в совхозе, рабочий стаж в общей сложности - 4 года. В органах НКВД служил с 1929 г., первое время работал в Райотделе НКВД г. Первомайск, затем был переведён на работу в Облуправление НКВД г. Одесса. Последнее время по день ареста работал н[ачальни]ком 9[-го] отдела НКВД УССР, г. Киев. Имею специальное звание «ст[арший] лейтенант госбезопасности».

Обвинительный материал по делу читал 12 декабря 1940 г. Под стражей по данному делу содержусь с 20.4.1939 г.

Объявлен состав суда и разъяснён порядок его отвода.

Отвода составу суда и секретарю суд[ебного] заседания подсуд[имый] КАЛЮЖНЫЙ не заявил.

Пред[седательствую]щий разъяснил подсудимому] его права в процессе суд[ебного] заседания: о вызове дополнительных свидетелей в суд. заседание, об истребовании и приобщении к делу иных письменных документов, о праве подсудимого задавать вопросы свидетелям, давать объяснения по делу и по показаниям свидетелей и иметь последнее слово.

Пред[седательствую]щий удостоверился в самоличности свидетелей, предупредил их об ответственности за дачу суду ложных показаний, после чего свидетели удалены в свидетельскую комнату.

Предоставлено слово подсуд. КАЛЮЖНОМУ для заявления имеющихся у него ходатайств.

Подсуд[имый] КАЛЮЖНЫЙ:

1. Прошу предоставить мне возможность ознакомиться дополнительно с делом, так как дела, по которым меня обвиняют, находились в производстве уже 3 года тому назад, а с обвинительным материалом по делу я знакомился более 10 мес[яцев] [назад][4] и теперь уже весь материал я не помню.

2. Выдать мне для пользования во время суд. заседания копию обвинит, заключения и имеющиеся в деле мои черновые заметки по делу.

3. Истребовать и приобщить к делу выписку из решения бюро РПК Ворошиловского р-на г. Одессы от января мес[яца] 1938 г. об исключении из партии Дьячишина, откуда будет видно, что он, т. е. Дьячишин. был исключён из партии по материалам, имевшимся в парт, организации.

Обсудив ходатайства, заявленные подсудимым] КАЛЮЖНЫМ в начале судебного] заседания, и совещаясь на месте,

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: После оглашения обвинительного заключения по делу объявить перерыв суд. заседания до 10 часов утра 24 декабря 1940 г. с тем, чтобы предоставить возможность подсуд. КАЛЮЖНОМУ дополнительно ознакомиться с делом, одновременно предоставить возможность пользоваться обвинительным заключением и черновыми заметками во время суд. заседания.

Все остальные заявленные ходатайства подсуд. КАЛЮЖНЫМ обсудить в ходе судебного] заседания 24.ХII.[19]40 г.

Пред[седательствую]щий огласил обвинительное заключение, постановление военного прокурора, определение ПЗ ВТ от 20.8.1940 г. и определение Военной коллегии Верхсуда СССР от 22. Х1.[19]40 г. об отмене определения ПЗ ВТ Киевского округа, разъяснив подсудимому сущность предъявленного ему обвинения, после чего спросил, признаёт ли он себя виновным и желает ли суду давать показания.

Подсуд[имый] КАЛЮЖНЫЙ: Виновным себя в предъявленном мне обвинении ни в чём не признаю. Показания суду давать желаю.

В 21 ч. 45 м. объявлен перерыв суд[ебного] заседания до 10 ч. 00 м. 24.ХП.[19]40 г.

В 10 ч. 00 м. 24.ХН.[19]40 г. суд[ебное] заседание объявлено продолжающимся.

На вопрос пред[седательствую]щего о возможности слушания дела в отсутствии свидетелей Гапонова и Степанского подсуд. Калюжный заявил:

Слушать дело в отсутствии неявившихся свидетелей Гапонова и Степанского не возражаю.

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Учитывая согласие подсуд. КАЛЮЖНОГО, дело слушанием продолжить в отсутствии неявившихся свидетелей Гапонова и Степанского. а при наличии ходатайств огласить их показания в суд. заседании. Одновременно принять соответствующие меры для установления места проживания в г. Одесса свидетеля Пышного, т. к. согласно телеграммы последний находится в отпуске и проживает у родственников, проживающих в г. Одесса.

На вопрос пред[седательствую]щего, имеет ли подсуд. КАЛЮЖНЫЙ какие-либо другие ходатайства, подсуд. заявил: Больше ходатайств не имею.

Обсудив заявленное ходатайство подсуд. КАЛЮЖНОГО об истребовании и приобщении к делу выписки из решения бюро Ворошиловского РПК г. Одессы об исключении из партии Дьячишина, а также ранее заявленные ходатайства подсуд. Калюжным, изложенные последним на л. д. 201 об. т. 3 1) об истребовании из УНКВД г. Одессы агентурного дела «Нетронутые», 2) об истребовании копий аттестации на агента НКВД «Бебу»[5], 3) об истребовании из УНКВД г. Одессы копии шифртелеграммы об аресте Закгейма, и совещаясь на месте,

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Учитывая, что в процессе суд. следствия и опроса свидетелей можно выяснить все эти вопросы, а поэтому ходатайства оставить открытыми. разрешив их по существу в зависимости от необходимости в этом по ходу суд. следствия.

Одновременно, учитывая, что подсудимый] КАЛЮЖНЫЙ виновным себя ни в чём не признал, признать целесообразным сначала допросить свидетелей в порядке списка обвинит, заключения, а затем заслушать объяснения по делу подсуд. КАЛЮЖНОГО.

Свид[етель] БУТОВИЧ Александр Фёдорович. 1910 г. рожд., служащий, член ВКП(б) с 1939 г., не судим, до органов работал на заводе им. Петровского г. Одессы, в органах НКВД служу с 1937 г., личных счётов с подсуд[имым] не имею, показал:

За период работы с 1937-1938 гг., будучи начальником 4[-го] отдела У НКВД по Одесской обл., Калюжный давал целый ряд неправильных указаний своим подчинённым, как, например: Калюжный давал установки и требовал от следователей о том, что при допросе арестованного последний должен стоять всё время на ногах, устанавливал контрольные цифры по отделениям[6] на аресты людей, заставлял писать справки на арест, несмотря на то, что компрометирующими материалами на этих людей мы не располагали.

Не помню, какого числа, Калюжный после прибытия со съезда выступил на оперативном совещании и сообщил нам о том, что якобы на политбюро ЦК ВКП(б) стоял вопрос о работе украинских чекистов, при этом сказал, что доклад быв[шего] наркома НКВД УССР Успенского был одобрен, и тут же от имени Успенского поставил перед нами задачу увеличения арестов.

Работая в 5-м отделении 4[-го] отдела, мною было написано несколько справок на арест, а затем, когда эти справки нач[альник] 5[-го] отделения Львов понёс на подпись начальнику отдела Калюжному, то последний ругал меня за то, что я написал мало справок на арест, в то время, как мы на большое число лиц материалами не располагали.

Однажды я присутствовал на допросе одного арестованного. Допрос производил нач[альник] отделения Тягин. В своих показаниях арестованный говорил, что Молотов способствует продвижению по службе врагам народа, и затем эти показания забрал Калюжный. Куда делись эти показания, мне не известно.

На вопросы суда свид[етель] БУТОВИЧ ответил:

Фамилию арестованного, который показывал о том, что Молотов способствовал продвижению врагов народа, я не знаю, т. к. это дело было уже давно, и я забыл, но я знаю, что такие показания кто-то из арестованных давал, и этот протокол забрал Калюжный, куда он дел этот протокол, я не знаю.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ на вопрос суда:

Показания Бутовича неправдивы и исходят из личных счётов его ко мне, что я в своих объяснениях расскажу.

Свид[етель] БУТОВИЧ на вопросы суда о показаниях на л. д. 230 в 1 [-м] томе:

Эти свои показания, данные на предварительном следствии, подтверждаю сейчас.

Так называемые областные центры троцкистов и правых «вскрывались» очень часто. За период работы, т. е. конец 1937 и начало 1938 гг., Калюжным было «вскрыто» около 5-ти областных центров, например, украинский националистический центр, право-троцкистская к-p организация и т. д., об этих центрах я дал показания на предварительном следствии как о искусственно созданных центрах на основании как своего мнения, так и других сотрудников, т. к. лично я знать всех этих дел не мог.

Я лично работал по украинскому националистическому центру, и сколько мы не пытались добыть какие-либо материалы в отношении этого центра, материалов никаких не было; тогда нам предложили увязывать наши материалы о каждом в отдельности арестованном с большим протоколом показаний, добытых у одного арестованного кем-то по 4-му отделу, добиваясь показания о связи с украинским националистическим центром наших арестованных, хотя об этом нам арестованные показаний и не давали.

В связи с этим я и говорил тогда и сейчас говорю о том, что эти центры Калюжным создавались искусственно. Был также случай, когда всё руководство Заготзерно г. Одессы — заведующий] Заготзерно Зубов и друг. — были исключены из партии за провал заготкампании, после этого сразу же все они были арестованы как участники право-троцкистской контр-революционной организации, хотя на них никакими материалами мы и не располагали. Так, например, мною на основании ордера, полученного от начальника отделения Львова, и подписанной справки на арест нач[альником] 4[-го] отдела Калюжным был произведён арест работавшего в то время в РЗО[7] Шаренко, и, несмотря на то, что с Ша-ренко мы работали очень много, никаких материалов о к-p деятельности мы не добыли, и в результате чего последний, т. е. Шаренко, был освобождён нами. Тогда же Калюжный ругал нас и, в частности, меня, за то, что мы плохо работаем с арестованными, и тут же дал нам установку, чтобы мы покрепче «нажимали».

В части создания к-p повстанческих организаций из быв[ших] красных партизан мне известно следующее: из НКВД УССР нами было получено указание о том, что в Одессе и в погрансёлах Одесской обл. организованы контрреволюционные повстанческие отряды из бывших красных партизан. Были также сведения о том, что руководителем этих повстанческих отрядов является некий Дьячишин, имевший связь с Якиром. На основании этих данных был арестован Дьячишин. Сначала следствие по этим делам велось 4-м отделом, но никаких материалов об этих повстанческих отрядах 4-й отдел не добыл, тогда эти дела были переданы в 3 отдел, там были добыты какие-то материалы по этому делу, в результате чего было очень много арестованных, связанных с этим делом, и после чего Качюжный ругал нас за то, что мы не умеем работать, т. е. не сумели добыть никаких материалов по этому делу. Впоследствии все лица, обвиняемые в принадлежности к к-p повстанческим отрядам из быв[ших] красных партизан, были освобождены, и дела о них прекращены.

О минных полях, заложенных на побережье Чёрного моря, мне известно от н[ачальни]ка отделения Львова. Последний мне рассказывал о том, что ему, т. е. Львову, говорил Калюжный о том, что 3-й отдел, производивший следствие по делам быв[ших] красных партизан, получил показания от арестованных в этой части, но детально по этому вопросу мне не было ничего известно.

Физические меры воздействия во время следствия к арестованным применялись. Я также их применял к арестованным. На применение физических мер воздействия к арестованным была дана общая установка руководством У НКВД, в том числе и Калюжного. Секретарём парт, комитета в этот период, т. е. конец 1937 и начало 1938 гг., был Калюжный, и он знал об этой установке.

Отдельно санкции на применение к тому или иному арестованному физических мер воздействия не бралось, они применялись согласно общей установки. В отношении бывших эсеров дело было таким образом: в нашем отделе было около 70 дел-формуляров на бывших эсеров, никаких других материалов в отношении этих лиц мы не имели.

По распоряжению Калюжного я написал около 25-ти справок на арест, а когда эти справки попали на подпись к Калюжному, последний не подписал эти справки и сказал, чтобы в справках написать: «Является участником к-p эсеровской организации», тогда как никаких материалов об этом мы не имели.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО свид[етель] БУТОВИЧ ответил:

По прибытии Калюжного с 14[-го] съезда КП(б)У, куда он был избран делегатом как секретарь парткомитета УНКВД, было созвано оперативное совещание, на котором выступил Калюжный и говорил о том, что Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило работу украинских чекистов, и от имени Успенского передал о том, что нужно больше арестовывать, не считаясь с наличием имеющихся материалов, причём Калюжный тогда сказал, что лучшее отделение и лучший отдел тот, у которого больше арестованных.

Мне было передано Майским около 30 следственных дел по украинскому националистическому центру. Все показания, добытые по этим делам, были добыты Майским. Я же никаких материалов по этим делам не добыл.

О добытых материалах Майским о украинском националистическом центре было известно Калюжному, т. к. он работал в это время начальником 4[-го] отдела. Это было приблизительно в мае-июне мес. 1938 г.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ объяснил:

Действительно, после работы 14[-го] съезда КП(б)У Успенский созывал всех начальников отделов НКВД УССР и делегатов съезда из парторганизации НКВД. На этом совещании начальники отделов информировали о состоянии работы отделов, после этого на этом же совещании высту пил Успенский и сказал: «10 лет мы ничего не делали в отношении анти[сов.] политпартий» и добавил: «До каких пор они будут свободно ходить по нашей земле».

Действительно, на Политбюро ЦК ВКП(б) стоял вопрос о работе украинских чекистов, и там была одобрена политика, о чём на оперативном совещании нас информировал Гречуха. Я, как нач[альник] 4[-го] отдела, созвал, в свою очередь, оперативное совещание работников своего отдела и также информировал об этом, однако никакой увязки с арестами я тогда не делал, никаких контрольных цифр отделениям я не давал.

На вопросы суда свид[етель] БУТОВИЧ ответил:

На оперативном совещании Калюжный сказал, что нужно побольше арестовывать, т. е. брать и брать. На основе этого мы и начали усиленно готовить справки на арест, по коим затем и производились аресты. Во 2-м отделении 4-го отдела я работал около 8-ми мес[яцев]. Начальником 4[-го] отдела в это время был Калюжный.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Бутович работал в моём отделе[8] с марта по июль мес[яц] 1938 г. Перед тем[9] Бутович работал в 4[-ом] отделе около 2-х мес[яцев], когда я нач[альником] отдела не был, а замещал только лишь его[10].

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель] БУТОВИЧ ответил:

На работу во 2-е отделение 4-го отдела был мобилизован некий Сальников, и, работая в отделении, он заявил о том, что у нас нарушаются нормы УПК в части ведения следствия, после чего Калюжный характеризовал Сальникова как плохого работника в своих выступлениях на оперативных совещаниях, а затем, в конце концов, Сальников был «выдвинут» на работу в район. Впоследствии шли разговоры, а также говорил об этом и сам Сальников, о том, что Калюжный «выдвинул его из Одессы».

Оглаш[ается] л. д. 234 т. 1 - пок[азания] св[идетеля] Бутовича о сионистских] агентах.

Свид[етель] БУТОВИЧ ответил:

Об этих агентах, клички их я не помню, мне рассказывал Тягин, и он же, т. е. Тягин, говорил мне о том. что Калюжный давал установку, сводившуюся к тому, чтобы перебить всех ценных агентов. Дату ареста Шаренко и Зубова я сейчас не помню, но я помню, что нач[альником] УНКВД в то время был Киселёв. Не помню также, был ли в это время в Одессе Калюжный, или же не было его. Справка на арест Шаренко была выписана оперуполномоченным Городенко и подписана н[ачальни]ком отделения. Кто подписал справку на арест Шаренко, я сейчас не помню.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Я мог говорить на[чальни]кам отделений о том, что если есть соответствующие материалы, говорящие о принадлежности к к-p организации, то при составлении справки на арест этих лиц дописывать: «Является участником к-p организации», если же таких материалов нет. то никого об этом писать в справках я не заставлял.

На вопросы суда св[идетель] БУТОВИЧ ответил:

Я выписал около 30 справок на арест бывших эсеров и занёс их начальнику отделения Тягину. На второй день Тягин вызвал меня и сказал, почему я не написал в справке о том, что эти лица являются участниками к-p повстанческой организации, затем при мне перечеркнул все эти справки, написал своей рукой: «Является участником к-p повстанческой организации», и затем все эти справки были перепечатаны на машинке.

Было очень много случаев, когда мы составили справки на арест согласно архивных материалов дел-формуляр[ов], а когда приходили, чтобы арестовать человека, последний в Одессе не проживал, и тогда все эти справки шли в архив, а поэтому вполне возможно, что из выписанных нами справок арестовали всего лишь 8 чел., а остальных в г. Одессе не оказалось, т. к. справки на арест составлялись на основе дел-формуляров и без достаточного количества обвинительных материалов.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

В деле имеются справки на арест бывших эсеров, и в каждой из справок есть ссылка, откуда получены материалы, т. е. показания, для убеждения в этом прошу огласить эти справки.

Оглаш[ается] л. д. № 162 т. 2 - справка на Прогацкого С.С.

Оглаш[ается] л. д. 166 т. 2 - справка на Кирьяки К.Н.

Оглаш[ается] л. д. 168 т. 2 - справка на Бродского[11].

Оглаш[ается] л. д. 172 т. 2 - справка на Капельник.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ объяснил:

Кирьяки не арестовывался, и ту справку, копия которой имеется в деле, я не подписывал. Бродский был арестован на основе показаний Сухова.

Оглаш[ается] л. д. 170 об. - обзор следствен, материалов по следделу № 103317.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ объяснил:

Я знаю, что Бродский был арестован на основании показаний арестованного в то время Сухова, и последний давал показания на Бродского, где эти показания, я не знаю, но они были.

Оглаш[ается] л. д. 173 т. 2, анкетные данные и сведения о том, что Капельник являлся участником подготовки террористического покушения на пристава Панасюка.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ объяснил:

В деле-формуляре были сведения о том, что в квартире Капельник собирались рабочие и высказывались в антисоветском духе. В части того, что Капельник арестован 29.6.[19]38 г., а показания дал лишь 1.8.1938 г., объясняется это тем, что раньше он показаний не давал, и, естественно, протокол допроса не писался.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель] БУТОВИЧ ответил:

Были случаи, когда Калюжный заходил в кабинет во время допроса и давал установку, что если обвиняемый не сознаётся в обвинении, то при допросе он должен всё время стоять. Правда, был один случай, когда Калюжный сказал мне, чтобы арестованный сидя давал показания, но это был единственный случай, чем он был вызван, я не знаю, по-видимому, по этому вопросу были уже соответствующие указания.

Был один случай, когда я допрашивал одного арестованного, некоего Рыбалко, последний не давал никаких показаний, затем зашёл Калюжный, поставил этого арестованного в угол и предупредил его, что если он не даст показаний до утра, то ему будет очень плохо, после чего Рыбалко начал писать показания. По установке Калюжного я применял физические меры воздействия к арестованному Рыбалко.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Свид. Бутович даёт неправильные показания из-за того, что он имеет со мной натянутые отношения. Когда Бутович работал в моём отделе[12], на него поступили сведения о том, что он - сын помещика. Я, как секретарь парткомитета, вызвал Бутовича и говорил с ним по этому вопросу, а затем весь этот материал направил в отдел кадров для проверки. Поэтому Бутович считает, что я собирал на него компрометирующие материалы, и теперь даёт такие показания. Также Бутович даёт неправильные показания в части избиения арестованного Рыбалко, ибо на предварительном следствии Бутович говорил не о Рыбалко, а о каком-то Любовицком, а теперь называет уже Рыбалко.

Оглаш[ается] л. д. 238 т. 1 – показ[ания] свидетеля] Бутовича.

Свид[етель] БУТОВИЧ ответил:

Да, Калюжный давал установку бить Любовицкого, который обвинялся в к-р деятельности, и об этом я показывал на предварительном следствии. Сегодня я вспоминаю ещё и о Рыбалко, которого я ударил 2 раза по указанию Калюжного.

В части личных счётов с Калюжным - у меня их нет, и не было. Действительно, одно время поступил на меня материал о том, что я - сын помещика. После того, как меня вызывали в отдел кадров и спрашивали меня там об этом, на второй или даже в этот же день я зашёл к Калюжному как к секретарю парткомитета и сам рассказал ему об этом. Таким образом, Калюжный меня не вызывал, а я сам ходил к нему, и личных счётов по этому поводу с ним у меня нет, тогда же было установлено, что отец мой с малых лет на железной дороге работал смазчиком и работает по сей день.

В 12 ч. 25 м. объявлен перерыв судеб[ного] заседания на 15 минут.

В 12 ч. 40 м. судеб[ное] заседание объявлено продолжающимся.

Свид[етель] КАЛИХОВСЮТЙ Леонид Соломонович. 1904 г. рождения, рабочий, член ВКП(б) с 1929 г., в настоящее время работаю в Обкоме КП(б)У г. Одесса, под судом и следствием не был, работая в КПК по Одесской обл. партследователем, вёл допросы по делу группы КПК, предупреждён об ответственности за дачу суду ложных показаний, с подсуд. личных счётов не имеет, показал:

По делу Калюжного на предварительном следствии я не допрашивался, и поэтому о нём мне ничего не известно.

Работая партследователем при КПК г. Одесса, мне приходилось проверять поступающие компрометирующие материалы на отдельных работников КПК.

После детальной проверки все эти материалы не подтверждались, в результате чего, как на парт, коллегии, так и в парторганизациях, эти лица были полностью реабилитированы. Так, например, дело Винника, на последнего поступили материалы о том, что он был связан с врагом народа - быв[шим] заместителем] пред[едседателя] Облисполкома Каргой. После проверки оказалось, что Винник ехал в одном купе вагона вместе с Каргой, и ели мандарины или апельсины, больше ни о какой связи Винника с Каргой и никаких других материалов по этому вопросу не было. Однако, несмотря на всё это, Винник был арестован. Обвиняли его, как и других работников КПК, в том, что он - участник правотроцкистской к-p организации, во главе которой стояли Носов и Степанов. Между тем как последние выбыли в город Москву, никогда не арестовывались и занимают ответственные партийные посты и до настоящего времени.

Аналогично было и с секретарём КПК по Одесской обл. Самариным. Последний состоял членом ВКП(б) с 1907 г., был одним из лучших коммунистов, ничего плохого за последним не замечалось, а затем в один прекрасный день Самарин был арестован.

На второй день после ареста Самарина была созвана парт, организация, и 2-й секретарь Обкома КП(б)У Солошек[13] информировал нас о том, что Самарин - притаившийся враг и что он является провокатором царской охранки под кличкой «Никанор».

В то время мы считали, что это - факт, и все верили этому, однако впоследствии оказалось, что всё это было неправда, всё это было сфальсифицировано.

На вопросы суда свид[етель] КАЛИХОВСКИЙ ответил:

Кроме лиц, которых я уже назвал, из работников КПК были арестованы следующие: Агронский, Сороковик, Шпак, Васюренко, Александров и др.

Александров в результате применения к нему физических мер воздействия при следствии потерял рассудок. До ареста Александров был совершенно здоровым человеком. Все свои показания от 23.4.1940 г. на л. д. 70-74 т. 3 я целиком и полностью поддерживаю.

В части Агронского были получены компрометирующие материалы, т. е. материалы о том, что он имел связь с бывшим облпрокурором Туриным, содействовал кому-то из своих родственников в получении пропуска на выезд в Париж, в том, что он в Кирове[14] на партсобрании выступал против линии коммунистической партии и т. д.

Все эти материалы проверялись несколькими работниками КПК, и после детальной длительной проверки Агронский был по всем этим материалам полностью реабилитирован. Яворский, проверяя материалы о том, что Агронский выступал якобы в Елисаветграде против линии коммунистической партии, выезжал на место в Кирово, привёз протокол, где было зафиксировано выступление Агронского, и оказалось, что в Елисаветграде последний в своём выступлении разоблачал троцкистов.

О связи Агронского с Туриным материалы также не подтвердились, ибо в день самоубийства Турина Агронский был в командировке, а в материале указывалось, что Агронский был якобы у Турина перед самоубийством последнего. Васюренко осуждён к 15 годам лишения свободы в ИТЛ как участник правотроцкистской к-p организации, которой как будто бы руководил Носов, завербовавший якобы всех остальных арестованных работников КПК, но, как потом было установлено, такой к-p организации не существовало, сам Носов никогда не арестовывался и работает по настоящее время на ответственной работе в г. Москве. В настоящее время я имею сведения о том, что дело Васюренко находится на пересмотре, и сам Васюренко доставлен в Одесскую тюрьму по этому поводу.

На вопросы подсуд[имого] КАЛЮЖНОГО свид[етель] КАЛИХОВСКИЙ ответил:

Мне известно о том, что Александрова избивали, ибо, когда последний был освобождён, он прибыл домой весь в синяках и ссадинах, кроме того, он был в больнице, где были составлены также соответствующие акты о его физическом и психическом состоянии. Эти документы я видел у его жены.

Вскоре после того, как Александров был арестован, меня позвали в УНКВД для того, чтобы я уличил Александрова, и когда показали мне Александрова, последний был уже настолько избит, что даже не мог разговаривать со мной. Работал ли в это время в УНКВД Калюжный или нет, я не знаю. Опознать Александрова вызывал меня в УНКВД Берензон. Последнего я знал хорошо, где он в настоящее время, я не знаю.

Свидетель Калиховский освобождается от присутствия в зале суд. заседания.

В 13 ч. 25 мин. объявлен перерыв суд. заседания на 30 м.

В 13 ч. 55 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Учитывая показания свидетеля] Бутовича по вопросу составления справок на арест лиц, примыкавших к эсерам, и бывших эсеров и объяснения подсуд. Калюжного по этому вопросу, запросить из 1[-го] спецотдела УНКВД по Одесск[ой] обл[асти] дело-формуляр на Капельника для обозрения его в суд. заседании.

Суд ознакамливается с делом-формуляр[ом] на Капельника.

Полсуд. КАЛЮЖНЫЙ объяснил:

Капельник на предварительном следствии давал показания о том, что он, кадровый эсер, отказывался вступить в ряды ВКП(б) из-за несогласия в 1921 г. с линией ВКП(б). Об этом он показывал на допросе, отвечая на поставленный ему вопрос, почему он не вступил в партию большевиков.

Оглаш[ается] анкета на Капельника И.А. л. д. 173 т. 3.

Обозрев дело-формуляр на Капельника Исаака Абрамовича, суд удостоверяет, что в деле-формуляре, кроме того, что в квартире Капельника собирались рабочие и разговаривали о существующих расценках на производстве, никаких компрометирующих материалов больше не имеется, царским судом Капельник, судя по данным дела-формуляра, привлекался за участие в покушении на пристава.

Свид[етель] БУРКИН Николай Иванович. 1898 г. рожд., рабочий, член ВКП(б) с 1919 г., в органах НКВД работал с 1920 по 1939 г., уволен из органов за то, что дал своему родственнику Залевскому похвальную характеристику, который впоследствии был разоблачён как враг народа, под судом и следствием не был, личных счётов с подсудимым не имеет, показал:

С под[судимым] Калюжным в УНКВД по Одесской обл. я работал около 2-х с половиной месяцев, т. е. это было, примерно, в первых числах мая мес. 1938 г. и до половины июля мес. этого же года.

Калюжный в это время был начальником 4[-го] отдела, я же был начальником 3[-го] отделения 4[-го] отдела, т. е. я был подчинён непосредственно Калюжному.

Точно времени не помню, но это было в бытность работы Калюжного в УНКВД по Одесск[ой] обл[асти]. Последний приехал из Киева, созвал оперативное совещание всех работников 4[-го] отдела и там доложил нам о том, что на Политбюро ЦК ВКП(б) Успенский докладывал о работе украинских чекистов, причём Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило политику украинских чекистов, тут же Калюжный передал нам возмущение Успенского тем, что, мол, до каких пор будут ходить по советской земле враги народа. Затем, в конце совещания Калюжный установил контрольную цифру на арест и назвал эту цифру, как мне помнится, 1000 чел. Кроме того, Калюжный дал установку арестовывать всех бывших красных партизан, мотивируя это тем, что они как будто бы уже все -участники к-p организации и завербованы в так называемую военно-повстанческую организацию, т. е. отряды. Причём Калюжный говорил, что надо арестовывать всех бывших красных партизан независимо оттого, есть на них компрометирующие материалы или нет, после чего и пошли усиленные аресты, хотя достаточных материалов для этих людей и не было.

Мне известно также и о том, что в справках, составляемых на арест лиц -бывших эсеров, по распоряжению Калюжного дописывалось: «Является участником к-p организации», хотя этих материалов и не было. Об этом мне говорил Пышный, и он же лично получал такую установку от Калюжного. Мне же Калюжный такой установки не давал, и лично я такой установки от Калюжного не слышал, я говорю это со слов Пышного.

Однажды, уезжая в командировку в г. Киев, Калюжный оставил меня своим заместителем и, уезжая, дал мне установку: до его приезда нужно арестовать не менее 1500 чел. Я же к моменту возвращения Калюжного успел арестовать около 70 чел., за что Калюжный ругал меня, обвиняя в том, что я не веду борьбу с врагами народа.

Таким образом, я прихожу к заключению, что все аресты и, особенно, аресты по лицам, примыкавшим к антисовет[ским] полит[ическим] партиям, производились без достаточных материалов, т. е. в погоне за выполнением лимитов, никому не нужных, как только врагам.

В отношении ЦАД (Центральный арестный дом) мне известно со слов Фадеева о том, что там писались протоколы допроса заранее, трафаретные, затем вызывались арестованные и под угрозой и применения физических методов -избиения - заставляли арестованных подписывать эти протоколы допроса.

Натягивание дел состояло в том, что на предварительном следствии применялись к арестованным физические меры воздействия, чем вынуждали у арестованных любые показания.

НА вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель] БУРКИН ответил:

Разговоры о том. что Политбюро ЦК ВКП(б) одобрило работу' украинских чекистов, я слышал на оперативном совещании, созванном Калюжным, от него же. Калюжного, возможно, об этом говорили и на совещании у Гречухина, но я там не присутствовал. Извращение в следствии, имевшее место в ЦАДе, а также применение физических мер во время следствия, имеет прямое отношение к Калюжному, т. к. последний в тот период был секретарём парт, организации УНКВД и должен нести ответственность за это наравне с начальником УНКВД.

Следственными делами 4[-го] отдела я не руководил, я лишь несколько дней замещал Калюжного, а, вообще, я работал начальником 3[-го] отделения и вёл следствие по делам, проходящим по нашему отделению, т. е. по украинским националистам.

Оглаш[ается] л. д. 165 т. 2 - обзор по следделу № 103317 на Роднянского.

Свид[етель] БУРКИН ответил:

Были случаи, когда арестованный не сознавался в предъявленном ему обвинении на протяжении целого месяца, а затем начинает признаваться, и поэтому возможно, что Роднянский допрашивался и раньше, но протокол допроса не писался. а писался только лишь тогда, когда начал признаваться, т. е. 21 июля 1938 года, т. е. ровно через месяц после его ареста.

За искривление соц[иалистической] законности из партии меня не исключали. В решении об исключении меня из партии было записано: за потерю политической бдительности, за иереагирование на недопустимые методы следствия, имевшие место в отделе, сейчас я в партии восстановлен.

На вопросы суда полсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Все показания, добытые у арестованных лиц, примыкавших к антисов. политпартиям, были добыты после моего отъезда из г. Одессы на работу в г. Киев. Убывая из Одессы, 4-й отдел я передал Буркину, а затем, когда прибыл на должность н[ачальни]ка 4[-го] отдела Гапонов, Буркин был всё время у него заместителем и тесно связан с производством арестов, производимых в то время. Кроме того. Буркин подписывал очень много документов за начальника 4[-го] отдела.

Ог[лашается]  л.л.  38-45 обвин[ительное] заключение] по следделу 103357.

На вопросы супа св[идетель] БУРКИН ответил:

Да был такой случай, когда Гапонов замещал нач[альни]ка УНКВД. В этот период было составлено обвинительное заключение на группу лиц, и я подписал «о обвинительное заключение за нач[альника] 4[-го] отдела, ибо Гапонов тогда замещал начальника УНКВД, и подписывать материал одному человеку в разных должностях было неудобно. Кроме того, мною было подписано 6 справок на арест, но на этих лиц были показания арестованных, добытые Тягиным, ныне осуждённым. Перед тем, как подписать эти справки, я проверил всё это и только после личной проверки подписал эти 6 справок.

Установку Калюжного о том, чтобы дописывать в справках на арест «является участником к-p организации», я узнал уже позже, об этом мне говорил кто-то, но кто, я уже точно не помню, мне кажется, что об этом мне говорил Тягнн или Пышный. Сам Калюжный мне такой установки не давал. Правда, была одна справка, когда нач. отделения Тягин своей рукой после моей подписи в справке на арест дописал: «Является участником к-p эсеровской организации».

Оглаш[ается] л. д. 261 т. 1. показ[ания] Буркина.

Свид[етель] БУРКИН ответил:

Да. эти показания правильные, и я их подтверждаю. Содержание директив, полученных из НКВД УССР по вопросу арестов сионистов и бундовцев, я не помню, но такие директивы были. Уезжая в командировку. Калюжный давал мне задание арестовать 1500 чел. Это задание он мне давал 1 раз и сказал, что с этим нужно поторопиться, так как скоро начнёт работать тройка. Цифра 1500 чел. является не вымыслом, ибо Калюжный ставил лично передо мной такое задание и называл мне эту цифру.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Никогда мы не получали такой цифры, т. е. арестовать 1500 чел. Мы получили ориентировочно цифру для представления дел на тройку, но и эта цифра была значительно меньше. Одесской области разрешалось представить на тройку не более 400-500 дел. Буркину цифру 1500 чел. я никогда не называл и такого задания перед ним я не ставил.

На вопрос подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель] БУРКИН ответил:

Пащина я никогда не встречал, с ним как с агентом также не встречался. У кого он был на связи, я не знаю. Дело Дьячишина находилось сначала в 4-м отделе, а затем оно было передано в 3-й отдел, и там уже были добыты показания.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

10 июня 1938 г. Дьячишин дал первые показания, но 11[-го], т. е. на второй день, я, уезжая в Киев на съезд, дал распоряжение Буркину передать это дело в 3-й отдел, и когда я прибыл из Киева, дело уже было передано в 3-й отдел, и в

4-й отдел оно больше не возвращалось. Почти все показания от Дьячишина были добыты работниками 3[-го] отдела. Буркин также был заинтересован, чтобы дело Дьячишина находилось в 4-м отделе, он даже об этом писал докладную записку.

Оглаш[ается] л. д. 269 т. 1, показ[ания] Львова.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ объяснил:

Никакой контрольной цифры на арест не устанавливал и не называл как 1000 чел., так и 1500 чел. Такие показания я объясняю тем, что они давались тогда, когда меня в Одессе уже не было, и для того, чтобы собрать побольше материалов на меня, выдумали и эти цифры. Я это объясняю пристрастием особо уполномоченного [НКВД УССР] Твердохлебенко, приезжавшего по моему делу из Киева.

На вопросы суда св[идетель] БУРКИН ответил:

Твердохлебенко от меня никаких материалов на Калюжного не требовал. Тя-гин мне говорил, что он принёс свои показания Твердохлебенко на Калюжного, но он, т. е. Твердохлебенко, не взял эти показания, и только лишь после того, как Тягин рассказал в своих показаниях всё о Калюжном, Твердохлебенко якобы взял их. Всё это мне рассказывал Тягин, осуждённый за искривления в органах.

Сальников работал в отделении Львова, начальником отдела в то время был Калюжный, который был и секретарём парт, организации. Выступая на партсобрании. Калюжный часто ругал Сальникова, обвиняя его в том, что он спит, проводя допрос арестованных. Был ли Сальников переведён куда-либо на другую работу, я не помню. Парторгом я был после того, как Калюжный выехал на работу уже в Киев.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО свид[етель] БУРКИН ответил:

Дела о сионистах на тройку были представлены в то время, как нач[альником] 4[-го] отдела[15] был уже Гапонов. Возможно, эти материалы подписаны и мною, но если они и подписаны мною, то, значит, я читал всё дело и после этого подписал обвинительное заключение.

Дела сионистов, представленные на тройку, имеют прямое отношение к Калюжному, так как справки на аресты и сами аресты были произведены тогда, когда Калюжный был н[ачальни]ком 4-го отдела.

Оглаш[ается] л. д. 216 т. I, показания] Пышного.

Свид[етель] БУРКИН ответил:

По распоряжению Гапонова я подбирал дела сионистов на тройку. В этом принимал участие Тягин и другие сотрудники. Все дела сионистов на тройку были подобраны в 1-м спецотделе в очень краткий срок, почти что за один день. Дела на тройке я не докладывал, их докладывал Тягин, и ему помогал Пышный, я же только присутствовал. В тройке сидели: секретарь обкома КП(б)У Телешев, облпрокурор и нач. УНКВД Киселёв. Тягин докладывал там дела, я там присутствовал, но ничего не делал, только лишь сидел. После того, как дела с тройки были возвращены, было постановление направить их на Особое совещание при НКВД СССР, но впоследствии все эти дела были переданы в суд, и там обвиняемые отказались от показаний.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель]БУРКИН ответил:

Кто арестовывал Баргера и Сенкевича[16], я не знаю и вообще эти дела не помню.

На вопросы суда св[идетель] БУРКИН ответил:

Применение физических мер воздействия на следствии было как система. Тягин систематически применял эти меры. Калюжный, как нач[альник] 4[-го] отдела, знал об этом и никаких мер в отношении этого не предпринимал. Без его ведома они в 4-м отделе применяться не могли, хотя они применялись без санкции.

Прямых указаний лично мне избивать арестованных во время допросов Калюжный не давал, в отношении других я также не знаю, но я знаю, что физические меры во время следствия применялись, и об этом знал также Калюжный и как секретарь парторганизации, и как нач[альник] 4[-го] отдела. В отношении лиц - бывших сотрудников КПК мне ничего не известно, и показать ничего не могу.

В 16 ч. 20 мин. объявлен перерыв суд. заседания на 5 м.

В 16 ч. 25 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

Свид[етель] МАЗУР Меер Мошкович, 1904 г. рождения, рабочий, член ВКП(б) с 1930 г., не судим, в органах НКВД с 1932 г., в 1938 г. работал помощником] оперуполномоченного 1[-го] отделения 4-го отдела, личных счётов с подсудимым] не имеет, показал:

Не помню, какого числа и месяца, Калюжный предложил мне завести в кабинет нач[альника] УНКВД арестованного бывшего секретаря КПК по Одесской области Самарина. После того, как я привёл Самарина в кабинет, в кабинете остался нач. УНКВД Киселёв и Калюжный. Меня они попросили выйти из кабинета. Что говорили Калюжный и нач. УНКВД с арестованным Самариным, я не знаю, знаю только лишь то, что они сидели в кабинете больше одного часа. Затем меня позвали обратно, чтобы я забрал арестованного Самарина. Последнего я завёл к себе в кабинет, дал ему бумагу, и он писал какие-то показания. Содержание этих показаний я не помню, так как эти показания были сразу же переданы Калюжному.

Затем, через некоторое время после того, как Самарин был арестован, Калюжный предложил мне произвести очную ставку между Канфер-Беркович и Самариным, что мною и было сделано. На очной ставке Канфер[17]-Беркович говорил о том, что Самарин является участником право-троцкистской к-p организации, тогда как Самарин категорически отрицал это, что мною и было дословно записано в протокол очной ставки. Затем протокол очной ставки я передал Калюжному, после чего Калюжный ругал меня всё время за то, что я не могу работать, т. е. не добился того, чтобы Самарин сознался о том, что он - участник право-троцкистской к-p организации. Однажды был ещё такой случай: по распоряжению Калюжного я привёл Самарина к нему в кабинет, Калюжный поднялся со стула, прошёл мимо Самарина, спрашивая у последнего: «Хотите женщину?», и тут же плюнул на Самарина, после чего Самарин выразился: «Что это за дикость?!» и не дал никаких показаний. Самарина я снова забрал к себе в кабинет. Никаких физических мер воздействия к арестованным по КПК, проходившим по 1-му отделению 4[-го] отдела, в частности, к Самарину и другим лицам, при мне не применялось. Лично я никогда не применял к арестованным физических мер воздействия, в результате чего я считался плохим работником в отделе. Калюжный на всех оперативных совещаниях, на партсобраниях критиковал меня за то, что я не имел «успеха» в работе, в результате чего Калюжный, желая избавиться от меня, добился того, чтобы меня перевели на пенсию, и я дал гое время оставался без работы и только лишь в 1939 г. был обратно принят на работ) в органы НКВД.

На вопросы суда св[идетель] МАЗУР ответил:

Приходил ли Самарин к Калюжному по вопросу поступивших к нему, т. е. Самарин), сигналов о незаконных методах следствия в УНКВД по Одесской обл., или нет. я не знаю. За то время, которое я работал в 1-м отделении 4[-го] отдела, никогда и ни к кому из арестованных физические меры воздействия не применялись.

Первое время нач[альни]ком 1 [-го] отделения 4[-го] отдела был Цирульниц-кий, затем стал Кордун. и мне неизвестно таких случаев, чтобы Цирульницкий или же Кордун применяли к кому-либо из арестованных меры физического воздействия. О других отделениях мне также неизвестно ничего по этому вопросу. Я был только лишь очевидцем, когда Калюжный плюнул на Самарина. Это я видел лично сам. Говорили также, что Берензон имел привычку плевать арестованным в лицо, но это я не видел.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО свид[етель] МАЗУР ответил:

Самарин писал свои показания в 94[-м] кабинете. Это было уже после того, как я производил очную ставку между Самариным и Канфер-Берковичем, а на второй день Калюжный вызвал меня к себе в кабинет и ругал меня за то, что я плохо провёл очную ставку, т. е. не добился того, чтобы Самарин сознался в своей к-p деятельности.

На вопросы суда свид[етель] МАЗУР ответил:

Перед тем, как я должен был произвести очную ставку между Самариным и Канфер-Беркович, я имел только лишь показания Канфер-Берковича, никаких других материалов на Самарина ещё не было. На очной ставке я брал вопросы из показаний Канфер-Берковича и ставил их перед Самариным, но, последний, т. е. Самарин, категорически отрицал всё это, что мной и записано было в протокол очной ставки. В своих показаниях о Самарине Канфер-Беркович делал ссылку на Носова как лицо, завербовавшее их в к-p троцкистскую организацию. Носова я не знал и им не интересовался, так как следствие по делу я не вёл, я только лишь по приказанию Калюжного произвёл лишь одну очную ставку между Самариным и Канфер-Беркович.

О том, что Самарин - провокатор царской охранки, материалов по этому вопросу я не имел. Об этом я узнал только лишь из выступления быв[шего] нач[альника] УНКВД Фёдорова, позже разоблачённого, который, выступая на митинге, сказал: «Нужно учиться работать у Калюжного, последний, не имея никаких материалов, сумел разоблачить такого крупного провокатора царской охранки, как Самарин».

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель] МАЗУР ответил:

Никаких показаний Нефёдова на Самарина я не помню и не знаю, были такие показания, или их не было.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

На Самарина были получены показания некоего Нефёдова, присланные нам из другой области. Эти показания были приобщены к делу Самарина. Если эти показания не отосланы в Киев, то они должны находиться в деле-формуляре на Самарина.

На вопросы суда свид[етель] МАЗУР ответил:

Тогда, когда я производил очную ставку между Самариным и Канфер-Беркович, были только лишь показания Канфер-Берковича на Самарина, никаких других показаний, в том числе и Нефёдова, на Самарина не было, и я их не видел.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Возможно, Мазуру я и не давал тогда, когда он производил очную ставку, показания Нефёдова на Самарина, но эти показания были, это я помню хорошо, и эти показания были приобщены к делу Самарина.

В 17.00 объявлен перерыв суд. заседания до 20 ч. 00 м.

В 20 ч. 00 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

Свид[етель] ЦИРУЛЬНИПКИЙ Михаил Михайлович, 1904 г. рождения, служащий, не судим, член ВКП(б) с 1928 года, в органах НКВД работаю с 1928 г., в настоящее время - зам. начальника ЭКО Киевского обл. УНКВД, лейтенант госбезопасности, с подсудимым личных счётов не имеет, предупреждён об ответственности за дачу суду ложных показаний, показал:

В Одесском обл. УНКВД в 1938 г. я работал начальником 1[-го] отделения 4[-го] отдела. Начальником 4 отдела в это время был подсуд. Калюжный, таким образом, я был непосредственно подчинён Калюжному как начальнику отдела, в котором я работал. Мне известно о том, что Калюжный, будучи н[ачальни]ком отдела, не пользовался должным авторитетом среди работников, но, вместе с тем, Калюжный считался неплохим работником, т. е. хорошим работником. Конкретных фактов извращения революционной законности или неправильных методов ведения следствия и каких-либо установок, связанных с этим, со стороны Калюжного я не замечал.

На вопросы суда свид[етель] НИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Да, КАЛЮЖНЫЙ был требователен, он ставил перед н[ачальни]ками отделений [задачу] ежедневно получать показания от арестованных в разрезе предъявленных им обвинений. Требования иметь за сутки несколько «расколов» Калюжный ставил не только перед н[ачальни]ками отделений, а перед всеми сотрудниками.

Оглаш[ается] л.д 347 т. 2, показания Цирульницкого.

Свид[етель] ЦИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Эти показания я давал, они являются правильными, и я их подтверждаю и теперь.

На каждом оперативном совещании работников, не имеющих «успехов», разносили и критиковали, считая их плохими работниками, к таким работникам относились тогда Мазур, Львов и другие.

1939 г. арестован. 5 июня 1941 г. ВТ войск НКВД Киевского округа приговорён к принудительному лечению в медико-изоляционном учреждении. Находился на излечении в психиатрической больнице до августа 1944 г., затем с перерывами -до 25 мая 1951 г. Следственная часть МТБ УССР 30 июня 1951 г. приняла решение о нецелесообразности привлечения его к уголовной ответственности - 105, 106, 108, 110, 114-117, 119, 252, 259, 293, 302, 383, 434.

Осокин Василий Васильевич (1894—1960), с 29 марта 1938 г. - нач. пограничных и внутренних войск НКВД УССР, одновременно с 15 ноября по 7 декабря 1938 г. -и. о. наркома внутренних дел УССР; с 29 марта 1939 г. - нач. пограничных войск НКВД Киевского округа, с 29 октября 1940 г. - нач. Главного управления местной противовоздушной обороны НКВД СССР; комдив (1938), генерал-лейтенант (1940)-26, 27,71.

Остапчик (Остапчук), работник пожарной охраны г. Одессы. В 1938 г. арестован, затем освобождён - 466—469.

Островский Илья Исаакович (1914-?), преподаватель школы командиров 152-го стрелкового полка (в/ч 4894) РККА (г. Тирасполь, МАССР). 18 июня 1938 г. арестован. 22 декабря 1938 г. освобождён - 145-147, 150, 156, 157, 159, 161-167, 169, 171-175, 177, 181-183.

Островский Иван Онуфриевич (1896-?), в 1937-1938 гг. - шофёр УНКВД по Житомирской обл. Уволен из органов НКВД за мародёрство - 152, 155, 242, 286, 298, 299, 330, 339, 386.

Охотин Н.Г - 15, 639.

Павленко Даниил Антонович (1898-?), с 1930 г. - председатель сельсовета с. Кишин Олевского р-на Житомирской обл. 13 сентября 1937 г. арестован по обвинению в должностных преступлениях. В марте 1938 г. Олевским районным народным судом осуждён к 2 годам лишения свободы. 3 ноября 1938 г. тройкой при УНКВД по Житомирской обл. «осуждён» к ВМН. Не расстрелян, 22 июня 1939 г. освобождён - 416, 420, 428, 429.

Павленко, машинист депо ст. Дебальцево СДЖД (Донецкая обл.), в 1938 г. репрессирован -218.

Павликов (Павлик), в 1938 г. - нач. опергруппы по сионистам 4-го отдела УГБ НКВД МАССР - 159.

Павлович Любовь, женщина без определённого места жительства. В конце 1937 г. задержана и расстреляна в УНКВД по Житомирской обл. - 292.

Павлычев Леонид Михайлович (1908-1942), с 20 января 1938 г. - нач. отд-я 4-го отдела, с 31 мая 1938 г. - вр.и. о. пом. нач., пом. нач. 4-го отдела УГБ НКВД УССР; с 28 июля 1938 г. - вр.и. о. зам. нач. УНКВД по Киевской обл.; с 13 октября 1938 г. - и. о. нач. 4-го (с 10 января 1939 г - 2 го) отдела УГБ НКВД УССР; с 1940    г. - нач. мобилизационного отдела Управления шоссейных дорог НКВД УССР; старший лейтенант госбезопасности (1938), капитан госбезопасности (1939). 13 февраля 1941 г. арестован. 15 августа 1941 г. ВТ войск НКВД Киевского округа осуждён к 10 годам ИТЛ. В 1942 г. освобождён, направлен в действующую армию. Погиб на фронте. Не реабилитирован - 143, 189.

Палецкий Николай Иванович, зав. начальной школы хут. Шойки Тираспольского р-на МАССР. В 1938 г. арестован - 147.

Палий, в 1937-1938 гг. - оперуполномоч. ДТО ГУГБ НКВД СДЖД (г. Артсмовск) -203,230.

Палкин - прокурор войск НКВД по Новосибирской обл. - 130.

Пальчиков, сотрудник НКВД УССР, в 1938 г. арестован - 258.

Панасюк, пристав (г. Одесса) - 477.

Панкратьев Михаил Иванович (1901-1974), с 20 мая 1938 г.-прокурор РСФСР, с 31 мая 1939 г. по 7 августа 1940 г. - Прокурор СССР, с октября 1940 г. - там. нам. Управления военных трибуналов Наркомата юстиции СССР - 125.

Панова Мария - 195, 199, 237,639.

Паншин Иван Михайлович (1905-?), в 1937-1938 гг. - шофёр УНКВД по Житомирской обл. - 242, 264, 279-281,298, 307,337-342,365, 373.

Пармит, в декабре 1938 г. - пом. военного прокурора пограничных и внутренних войск УССР, затем - зам., в июле-августе 1939 г. - вр.и. о. военного прокурора войск НКВД Харьковского округа; военный юрист 3-го ранга, военный юрист 2-го ранга (1939)-67, 199.

Парчевский Александр Фаустинович (1889-1938), из дворян, поляк, инженер-лесовод Олевского лесхоза (Житомирская обл.), секретный агент НКВД «Михайлов». В ночь на 27 марта 1938 г. арестован в г. Олевск по обвинению по ст. 54-6 УК УССР. В результате побоев на допросе умер. С целью сокрытия его убийства был оформлен как «осуждённый» 23 сентября 1938 г. тройкой при УНКВД по Житомирской обл. к расстрелу - 83,404-406,409,410.417.

Пастушенко Дементий Евстафиевич (1903-1938), ветфельдшер 19-го Олевского погранотряда НКВД (Житомирская обл.). 26 февраля 1938 г. арестован. 20 марта 1938 г. в результате побоев на допросе умер - 286, 287, 301. 302. 318. 351. 363, 403,405, 408,410.

Пащенко, бывший второй секретарь Молдавского обкома комсомола. В 1938 г. арестован НКВД МАССР, затем освобождён - 147,156.

Пащин Николай Петрович (1904-?), директор Одесского гос. театра оперы и балета. 30 декабря 1937 г. задержан УНКВД по Одесской обл., завербован (секретный агент «Вердин»), освобождён - 483,488,527.

Пекарский Виктор Тимофеевич (1899-1938), арестован УНКВД по Житомирской обл., 29 сентября 1938 г. расстрелян - 418.

Первомайский Леонид Соломонович (Гуревич Илья Шпёмович) (1908-1973) - украинский писатель, поэт, литературный переводчик. Участник Второй мировой войны: корреспондент радиовещания Юго-Западного и Донского фронтов, военный корреспондент газеты «Правда». Лауреат Сталинской премии 2-й степени (за 1944 с присуждением в 1946). Член КПСС с 1954 г. Награждён четырьмя орденами, а также медалями - 36.

Самарин на основании распоряжения НКВД УССР был вместе с делом переведён в г. Киев, и там велось следствие по его делу. Следствие по делу Самарина почти всё время вёл Дрибинский, работавший в то время в Киеве, а затем Дри-бинский в 1939 г. был переведён на работу в УНКВД г. Одесса.

На вопросы суда свид[етель] ЦИРУЛЬНИЦКИИ ответил:

При мне физические меры воздействия ни к Канфер-Берковичу, ни к Агрон-скому, ни к Самарину не применялись. Агронского допрашивал Берензон, но протокол допроса писал я.

Оглаш[ается] л. д. 45 т. 3, прот[окол] осмотра архивно-следственного дела 46153.

Свид[етель] ЦИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Да, это соответствует действительности. 23.11.[19]38 г. я допрашивал Агронского, и он там делал ссылку на Носова. Самарина я допрашивал 1 или 2 марта 1938 г., и уже при допросе Самарина я слышал фамилию Носова вторично, но Носовым я не интересовался и не устанавливал, кто такой Носов. Действительно, меня теперь также интересует, почему же руководителем правотроцкистской к-p организации Носовым в то время никто не интересовался, почему он оставался в стороне, и как могло быть закончено дело о бывших работниках КПК без полного выяснения Носова. Я помню, что после того, как Агронский дал показания, я заходил к Калюжному и доложил ему об этом, но почему это осталось непроверенным, я не знаю.

В отношении Александрова мне ничего не известно.

Я не помню такого случая, чтобы Берензон вызывал в УНКВД Капиховского с целью опознать Александрова. В то время, когда я работал в Одесском УНКВД, из бывших работников КПК были арестованы только лишь Агронский, Канфер-Беркович и Самарин. Больше я никого не помню.

Оглаш[ается] л. д. 51 т. 3, протокол осмотра архивно-следствен[ного] дела 46153.

Свид[етель] ЦИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Да, при допросе Канфер-Берковича от 11.Н.[19]38 г. последний сознался, что он был завербован в право-троцкистскую к-p организацию и тут же указал о Носове как о вербовщике. Одновременно Канфер-Беркович показал, что при вербовке Носов назвал ему как участника и Самарина, на основании этих показаний и готовился арест Самарина. Носов же как вербовщик снова оставался в стороне, хотя я о нём и говорил н[ачальни]ку 4[-го] отдела[18] Калюжному. При допросе Самарина фамилия Носова как вербовщика встретилась мне вторично, однако я им также не занялся, ибо я не закончил протокол допроса, а на второй день выехал из Одессы в Киев.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

О Самарине были получены ориентировочные материалы из г. Красноярска, кроме того, были показания Канфер-Берковича, и всё это вместе послужило основанием для ареста Самарина. О Носове показывали как о вербовщике, и я посылал о нём запрос в г. Москву, откуда было получено, что Носов проживает в Москве непрописанным, о чём имеется справка в деле. Следствие по делу Самарина закончено без меня, т. е. тогда, когда я выехал из Одессы. Почему остался Носов невыясненным, я не знаю и себя виновным в этом не считаю.

На вопросы суда свид[етель] ЦИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Какие были материалы, впоследствии послужившие основанием на арест Агронского, я уже не помню. О Шевченко мне также ничего не известно.

Оглаш[ается] л. д. 45 т. 3, абзац о Турине.

Св[идетель] ЦИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Да, связь Агронского с Туриным, по-моему, и послужила основанием для ареста Агронского. Никаких материалов, имевшихся в парт, организациях в отношении Агронского, мы не запрашивали, и я этими материалами не интересовался. Также не знал, что при проверке в партийном порядке было опровергнуто посещение Агронским Турина перед самоубийством последнего.

В 21 ч. 25 м. объявлен перерыв суд. заседания на 15 мин.

В 21 ч. 40 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

Свид[етель] МОШКОВСКИЙ Владимир Антонович. 1911 г. рождения, уроженец с. Елизаветовка Коростышевского р-на Житомирской обл., служащий, происходящий из крестьян-бедняков, в органах НКВД работал с ноября 1937 г. по 1 июля 1939 г. и уволен за халатное отношение к агентурным материалам, член ВКП(б) с 1939 г., под судом и следствием не был, предупреждён об ответственности за дачу суду ложных показаний. С подсудимым личных счётов не имеет, показал:

В конце 1937 г. я был мобилизован на работу в органы НКВД и зачислен на должность помощника] оперуполномоченного 4[-го] отдела, начальником этого отдела в то время был Калюжный.

Не помню точно даты и месяца, Калюжный по прибытии из Киева созвал оперативное совещание работников 4[-го] отдела, где проинформировал нас о состоянии работы отдела, довёл нам до сведения о том, что скоро начнёт обратно работать тройка, и в связи с этим поставил перед нами контрольную цифру на арест людей. Я работал в церковно-сектантском отделении, Калюжный, как нач[альник] отдела, давал установку подобрать все архивно-учётные материалы на эту категорию лиц и составить справки на их арест. Выполняя распоряжение Калюжного, я подобрал все эти материалы и составил справки, которые затем были подписаны Калюжным, после чего по ним производились аресты.

На вопросы суда свидетель! МОШКОВСКИЙ ответил:

Контрольную цифру, названную Калюжным для ареста, я уже не помню, но я знаю и помню, что Калюжный ставил перед нами контрольную цифру.

Оглаш[ается] л. д. 362 т. 2, показания] свидетеля] Мошковского.

Свид[етель] МОШКОВСКИЙ ответил:

Контрольные цифры Калюжный устанавливал, сейчас я только не помню цифру, которую назвал Калюжный, но он назвал эту цифру и настойчиво требовал её выполнения.

Цирульницкий созывал совещание всех молодых работников, пришедших на работу в органы, где я также присутствовал, на совещании Цирульницкий рассказывал нам о задачах, стоящих перед органами, и о нашей работе. Ни о каких контрольных цифрах, связанных с подготовкой и проведением арестов, Цирульницкий нам не говорил, т. к. Калюжный ставил перед нами контрольную цифру уже после этого совещания, а Цирульницкий в это время уже выехал из г. Одессы на работу в Киев.

Вообще следствие по делам бывших работников КПК по Одесской обл. я не вёл, т. к. я работал в 6[-ом] отделении, а эти дела проходили по 1 -му отделению, но на предварительном следствии я показывал о Васюренко. В связи с тем, что в

1-м отделении много было работы, а в 6[-ом] отделении работы было меньше, по распоряжению Калюжного, переданного мне через начальника отделения, я произвёл допрос Васюренко - быв[шего] работника КПК. Сейчас я уже не помню точно, но мне кажется, что дело по обвинению Васюренко ко мне поступило уже с собственноручными показаниями Васюренко. Действительно, в деле была ссылка на Носова как на вербовщика в право-троцкистскую к-p организацию Васюренко и друг., и об этом я докладывал нач[альни]ку отделения Кордуну, но Кордун сказал мне, что они об этом знают и без меня, и по этому вопросу приняты соответствующие меры. Больше ничего по делам группы бывших работников КПК мне не известно.

Однажды в кабинете начальника 3[-го] отделения было созвано оперативное совещание молодых чекистов, где выступил Калюжный и рассказал о том, что он вскрыл крупного провокатора царской охранки Самарина. В какое время происходило это совещание, я не помню, но, во всяком случае, это совещание происходило задолго до ареста Васюренко. Во время проходившего совещания Цирульницкого в Одессе, по-моему, уже не было. Дело Васюренко я получил после этого совещания. К этому времени по делу группы бывших работников КПК уже много было арестовано людей, и поэтому я верил тем материалам, которые были по делам этой группы и показаниям Васюренко.

Оглаш[ается] л. д. 49 т. 3, прот[окол] осмотра архивно-след. дела 46153.

Свид[етель] МОШКОВСКИЙ ответил:

Кто был осуждён из группы бывших работников КПК, я уже не помню. Тогда я также точно не знал, но я слышал от работников 1[-го] отделения 4[-го] отдела, ибо в основном следствие по этим делам велось 1-м отделением. Сейчас я уже точно не помню, с кем проводилась очная ставка Васюренко, но, если мне память не изменяет, то очная ставка проводилась между Васюренко и Вырвихвисг[19], и на очной ставке как первый, так и второй, подтвердили свои показания.

На вопросы подсуд[имого] КАЛЮЖНОГО св[идетель] МОШКОВСКИЙ ответил:

Следствие по делу Васюренко велось после того, как Калюжный выехал из Одессы, но арестовывался Васюренко при Калюжном.

Где происходило заседание Военной коллегии, я не знаю, но я знаю, что перед тем, как отправить арестованного на заседание Военной коллегии, по распоряжению Калюжного мы сидели с арестованными по целым дням и напоминали им о том, чтобы они лучше сознавались на заседании Военной коллегии, напоминая им данные ими показания на предварительном следствии.

Совещание молодых чекистов было созвано в кабинете начальника 3[-го] отделения, и, выступая на этом совещании, Калюжный сказал, что он разоблачил такого крупного провокатора царской охранки, как Самарин, который, замаскировавшись, пробрался в ответственный партийный орган и собирался проверять нас, т. е. органы НКВД.

Оглаш[ается] л. д. 19 т. 3, показания] свидетеля] Мошковского.

Свид[етель] МОШКОВСКИЙ ответил:

Свои показания от 26 апреля 1940 г. я целиком и полностью подтверждаю.

Мне не известно о том, чтобы по делам бывших сотрудников НКВД была создана специальная следственная группа при нач[апьнике] УНКВД. Однако я помню, что было созвано совещание нач[альников] отделов при нач[альнике] УНКВД Гречухине[20], после чего все эти следственные дела были розданы по отделам. Фамилии сотрудников, кои вели следствие по этим делам, я не знаю, т. к. в то время я работал ещё очень мало и всех работников обл. УНКВД я не знал.

На вопросы суда св[идетель] МОШКОВСКИЙ ответил:

Сейчас я уже не помню, рассказывал ли мне при допросе Васюренко о мотивах исключения его из партии, о выраженном бывшим секретарём Обкома Телешевым политическом недоверии по отношению к нему на горпартконференции, об отобрании у него делегатского мандата горпартконференции. Если Васюренко об этом рассказывал, то это должно быть отражено в протоколе допроса. Никаких физических методов воздействия во время следствия к арестованному Васюренко я не применял. Возможно, и были случаи, когда я повышал тон при допросе, но физических мер воздействия я не применял.

Оглаш[ается] л. д. 19 т. 3, показ[ания] св[идетеля] Мошковского.

Свид[етель] МОШКОВСКИЙ ответил:

Да, ещё раз я повторяю, что никаких физических методов при следствии к Васюренко я не применял, возможно, я и повышал тон на Васюренко. но не ругал его и не кричал на него. О случаях применения к Васюренко физических методов воздействия до того, как дело для следствия было передано мне, я также не знаю, и об этом мне никто не говорил. Лично я Васюренко до ареста не знал и отзывов отдельных членов ВКП(б), а также парт, организации, о нём я также не знал.

Оглаш[ается] л. д. 60 т. 3, показания] св[идетеля] Чазовой[21] на Васюренко.

Свид[етель] МОШКОВСКИЙ ответил:

Следствие по делу Васюренко я не вёл, я лишь произвёл допрос, и дело от меня сейчас же забрали. Если бы я вёл следствие от начала и до конца и имел возможность перепроверить материалы, возможно, и я также дошёл бы до таких показаний о Васюренко, как даёт Чазов[а].

Я же проводил только лишь отдельные допросы по поручению начальника отдела. В процессе следствия Васюренко не отказывался от предъявленного ему обвинения и отданных им по этому вопросу показаний.

Затем, перед тем, как дело Васюренко должно было докладываться на Военной коллегии, мне поручили побеседовать с Васюренко, и я в присутствии помощника облпрокурора Бойко говорил с ним, т. е. с Васюренко, и тогда Васюренко также не отказывался от своих показаний.

Оглаш[ается] л. д. 19 т. 3, показания] свид. Мошковского.

Свид[етель] МОШКОВСКИЙ ответил:

Эта попытка отказаться от своих показаний была ещё до того, как дело Васюренко было закончено, и об этом я докладывал начальнику отделения Корду-ну и н[ачальни]ку отдела Калюжному, но мне сказали, что раз он уже дал показания, и это подтверждается показаниями других, то теперь уже пусть он что хочет говорит, это во внимание не принимается.

Перед тем, как [дело] должно было слушаться на ВК, мы получали установку от Калюжного вызвать арестованных и напомнить им их показания, кроме того, посоветовать, чтобы они лучше сознавались, так как за это они будут иметь более мягкое наказание. Это же мною было проделано и с Васюренко перед тем, как дело его слушалось на Военной коллегии. Васюренко тогда сидел в моём кабинете целый день и в камеру не отводился, а прямо от меня пошёл на суд.

Определение ВТ:

Исходя из показаний свид. Калиховского о том, что осуждённый к 15-ти годам лиш[ения] свободы бывший сотрудник КПК по Одесской области Васюренко, следствие по делу коего вёл свидетель по настоящему делу Мошковский, в настоящее время доставлен в тюрьму г. Одесса в связи с пересмотром его дела, и совещаясь на месте,

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ:

Запросить Одесскую тюрьму, и если Васюренко находится в настоящее время в тюрьме, вызвать его и допросить по делу в качестве свидетеля по вопросам, интересующим Военный трибунал в связи с инкриминируемым Калюжному обвинением.

Свид[етель] ФАДЕЕВ Семён Фёдорович, 1914 г. рождения, член ВКП(б) с 1939 г., уроженец г. Одесса, происходящий из семьи рабочего, служащий, в органах НКВД с 1937 г., в настоящее время - н[ачальни]к ОО Керченского гарнизона, не судим, личных счётов с подсудимым не имеет, предупреждён об ответственности за дачу суду ложных показаний, показал:

В начале 1938 г. при нач[альнике] УНКВД было созвано оперативное совещание, где выступал бывший нач. УНКВД Фёдоров и говорил в отношении группы лиц, бывших работников КПК по Одесской области. На этом же совещании Фёдоров назвал организатора право-троцкистской к-p организации в КПК Самарина, который был разоблачён начальником 4[-го] отдела Калюжным. Затем, после этого оперативного совещания, каждый нач. отдела производил внутри своего отдела оперативное совещание, такое совещание было созвано и нач[альником] 4[-го] отдела Калюжным для своих оперативных работников. На этом совещании выступил Калюжный, который остановился в своём выступлении на Самарине, рассказал, как он разоблачил его как провокатора царской охранки, а затем сказал, что Самарин, чувствуя, что его арестуют, маскируясь, решил запугать оперативных работников НКВД и пришёл проверить нашу партийную работу якобы по поступившим сигналам об извращении методов следствия.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Самарин никогда не приходил в УНКВД как по проверке парт, работы, так и в части поступивших каких-то к ним сигналов об извращении методов следствия. Действительно, я, выступая, говорил о Самарине и говорил о КПК как о контролирующем, весьма ответственном партийном органе, но ни в коем случае о том, что Самарин приходил к нам проверять нашу работу, т. е. органы НКВД. Возможно, свид. Фадеев плохо понял моё выступление и трактует его по-своему.

Оглаш[ается] л. д. 1-2 т. 3, рапорт Мошковича.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Рапорт Мошковича является сплошным вымыслом, Самарин никогда не приходил ко мне как к секретарю парткомитета проверять партийную работу. О неправильности этого рапорта, по-моему, должен подтвердить бывший сотрудник УНКВД Вайнер.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО свид[етель] ФАTЕEB ответил:

Был такой случай, когда нач[альник] отдела Майский[22] дал мне несколько следственных дел и предложил мне чтобы я закончил следствие по этим делам в тот же день, но, так как дел было много, я физически не мог это сделать за один день, о чём я сказал Майскому. Тогда последний предложил мне написать заранее протоколы допроса, а затем вызвать арестованного для того, чтобы он только лишь подписал. Я так и сделал, написал заранее протоколы и, когда вызвал арестованных для того чтобы они подписали, последние отказывались подписывать протоколы допроса. В это время зашёл ко мне как раз в кабинет Калюжный и, увидев это, вызвал меня на второй день и ругал за это.

Майский потом отказался от того, что он приказал мне так сделать.

Был также случай, когда я вёл следствие по делам арестованных женщин. Среди них была одна женщина, попавшая случайно под арест, и когда никаких материалов добыть нельзя было на неё, Калюжный сказал мне освободить эту женщину, что и было мною сделано. Фамилию этой женщины я теперь не помню.

В 23 ч. 00 м. объявлен перерыв суд. заседания на 15 мин.

В 23 ч. 15 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

Учитывая, что по показаниям свидетеля Фадеева, данным им в суд. заседании, и рапорту, имеющемуся в деле на л. д. 1-2 т. 3 Мошковича, вызывается необходимость допросить сотрудника НКВД Вайнера, совещаясь на месте,

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ:

Вызвать и допросить в качестве дополнительного свидетеля в суд. заседании сотрудника УНКВД Вайнера по вопросу случаев обращения секретаря КПК Самарина по проверке партработы парторганизации] УНКВД по Одесск[ой] обл.

Свид[етель] ВАЙНЕР Яков Иосифович. 1909 г. рождения, член ВКП(б) с 1930 г., происходящий из семьи рабочего, рабочий, в органах НКВД с 1933 г., в настоящее время - нач. Ленинского райотдела НКВД г. Одесса, предупреждён об ответственности за дачу суду ложных показаний, личных счётов с подсудимым не имеет.

На вопросы суда св[идетель] ВАЙНЕР ответил:

В отношении случаев обращения быв[шего] сотрудника КПК Самарина в парторганизацию УНКВД мне ничего не известно, и показать по этому вопросу я ничего не могу.

Оглаш[ается] л. д. 1-2 т. 3, рапорт Мошковича.

Свид[етель] ВАЙНЕР ответил:

Такого случая никогда не было, и Мошковичу я никогда об этом не говорил. Из КПК по проверке в парт, организацию УНКВД никогда никто не приходил и, тем более, сам Самарин.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО свид[етель] ВАЙНЕР ответил:

На одном из партсобраний в конце 1937 или в начале 1938 г. говорили о том, что, несмотря на то, что на Одесской ж.д. имелось много аварий и крушений, ДГО работало плохо, т. е. мало арестовывало людей, не боролось с врагами, орудовавшими там. После этого собрания ДТО произвело очень много арестов, и, кроме того, были арестованы некоторые работники ДТО. Я, будучи инструктором парткомитета УНКВД, выступил на партсобрании с критикой руководства ДТО и УНКВД, за что был уволен из органов начальником УНКВД Киселёвым и ходил без работы около 3-х месяцев. Калюжному я никогда не говорил о том, что о нём говорили на партсобрании после того, как он выехал на работу в г. Киев, [в] НКВД УССР.

На вопросы суда св[идетель] ВАЙНЕР ответил:

Будучи в Киеве в начале 1939 г., я заходил в НКВД УССР и одновременно заходил в кабинет к Калюжному. Последний интересовался парт, работой в Одесском УНКВД и вообще, как там обстоят дела.

Все вопросы, которые ставил передо мной Калюжный при моей беседе с ним, произвели на меня впечатление о том, что Калюжного беспокоил вопрос о положении дел в УНКВД Одесской обл. и что касалось его самого.

Я же ничего особенного Калюжному не рассказывал, и о том, что говорили на партсобрании о Калюжном, ему, т. е. Калюжному, я также не сказал. О том, что Самарин приходил проверять органы НКВД, мне лично ничего не известно. За всё время моей работы в парткомитете никто из представителей КПК проверять работу не приходил, но, возможно, что они могли прийти к секретарю парткомитета Калюжному или нач[альнику] УНКВД, так что я об этом мог и не знать.

Свид[етель] ГНЕСИН Абрам Ефимович. 1917 г. рождения, служащий, канд[идат в члены] ВКП(б), в органах работал с 1938 г., с марта мес[яца], уволен из органов за извращения, допущенные мной при следствии, не судим, личных счётов с подсуд. не имеет, показал:

В Одесском обл[астном] УНКВД я работал помощником] оперуполномоченного в 3[-ем] отделении, непосредственным моим нач[альни]ком был нач[аль-ник] 3[-го] отделения Майский. Однажды был такой случай, я допрашивал одного участника к-p организации, бывшего офицера, в это время зашёл ко мне в кабинет начальник отделения Майский и сразу же начал избивать этого арестованного, затем поставил его в угол и сказал мне: «Так нужно работать с арестованным, а не миндальничать с ним». Было также несколько случаев, когда во время производимого мной допроса арестованных заходил ко мне в кабинет нач. отдела Калюжный и давал установку любыми путями добиваться показаний и признаний у арестованных, при этом ругая нас, молодых работников, зато, что мы плохо работаем. Несколько позже, видя, что я не имею достаточного успеха как следователь, т. е. не могу получить достаточно в развёрнутом виде показаний от арестованных, меня почти совсем отстранили от непосредственного ведения следствия и использовали на технической работе, как, например, переписывание обвинительных заключений, оформление актов, составляемых комиссией в тех случаях, когда арестованные отказывались подписать протокол предъявления им ст. 200 УПК. Я, как молодой работник, сначала был ошеломлён теми ужасами, которые творились в нашем отделении, т. е. крики, ругань, продолжающаяся с начала рабочего дня и до конца его, избиение арестованных и т. д., но с этим я мирился, ибо я верил тогда старым работникам. О всех безобразиях, творившихся в нашем отделе, знал нач. отдела Калюжный, и последний никаких мер к устранению этого не принимал.

На вопросы суда свид[етель] ГНЕСИН ответил:

Да, было очень много случаев, когда я входил в комиссию по составлению акта об отказе арестованного подписать протокол предъявления ему ст. 200 УПК.

Перед тем, как дело Агронского должно было слушаться на Военной коллегии, я по распоряжению н[ачальни]ка отделения вызвал к себе Агронского и поставил перед ним 2 трафаретных вопроса: 1. Помнит ли он свои показания и 2-й - чем ещё хочет дополнить следствие? Больше никаких вопросов перед арестованными не ставилось.

Агронский тогда повторил свои показания и сказал, что больше он дополнить ничем не имеет.

По делу Шпака я производил несколько очных ставок, но последнему я не угрожал, никаких физических мер воздействия к нему не применял, не ругал его и не кричал на него. Вообще же следствие по делу Шпака я не вёл. Я применял только лишь к одному арестованному физические меры, это к арестованному Черномазову. Это был единственный случай, и больше ни к кому из арестованных физических мер воздействия во время следствия я не применял.

Мне известно о том, что Сальникова несколько раз «крыли» на парт, собрании за то, что он якобы плохо работал, но был ли он переведён куда-либо на другую работу, я не знаю.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель] ГНЕСИН ответил:

Когда я применял физические меры во время следствия к арестованному Черномазову, Калюжный в Одессе, по-моему, уже не работал.

Св[идетель] ШПАК Сруль Яковлевич. 1904 г. рождения, рабочий, член ВКП(б) с 1926 г., не судим, содержался под арестом с 29 мая 1938 г. по 20 сентября 1939 г., затем дело было прекращено, личных счётов с подсудимым не имеет, показал:

В 1937 году я был утверждён членом партколлегии по Одесской обл. Когда я работал в этой должности, однажды ко мне зашёл работник УНКВД по Одесской области некий Зеликов, работавший в то время начальником транспортного отдела УНКВД[23] Последний мне начал рассказывать о том, что если бы бывший нарком НКВД Ежов знал, что творится в Одесском обл. УНКВД, он бы Калюжному снял голову. Когда я начал спрашивать Зеликова более подробно, он мне ответил: «Я - чекист и связан с некоторой этикой работника НКВД и поэтому подробно всего рассказать не могу», после чего написал мне письменное заявление.

Кроме заявления Зеликова, мы имели ещё и заявление одной женщины Бондаренко, которая писала, что её путём применения физических мер воздействия заставили написать на себя и других лиц вымышленные показания. Такого же примерно содержания нами было получено заявление и от арестованного Урсина.

Я собрал все эти материалы, снял с них копии, которые направил в Москву, в партколлегию при ЦК ВКП(б), а с оригиналами нарочным был командирован в г. Киев к уполномоченному КПК при ЦК КП(б)У Кравченко наш сотрудник Калиховский.

Затем мне было известно, что Кравченко с этими материалами заходил к т. Бурмистенко[24], последний вызвал Успенского и передал ему все эти материалы для принятия соответствующих мер. Вскоре после этого, как мне известно, Зеликов был арестован, затем наблюдались очень частые случаи, когда обл. УНКВД на неоднократные наши запросы не отвечало, после чего Самарин вызвал к себе нач[альника] УНКВД Фёдорова, поговорил с ним по этим вопросам, после чего мы, хотя и с большим запозданием, но всё же получили ответы на наши запросы. Калюжный пытался было объяснить это тем, что, раз не отвечают, значит, никаких материалов по данному вопросу в УНКВД нет.

В части искусственного создания право-троцкистской организации в КПК, примерно в сентябре мес. 1937 г. мы получили сообщение из обл. УНКВД по Одесской обл. такого, примерно, содержания: по имеющимся у нас проверенным данным, ответственный контролёр КПК Канфер-Беркович в 1907 г. примыкал к троцкистам, в 1936 г., будучи во Врадиевке, вёл к-p разговоры с секретарём РПК, и ещё что-то, не помню точно, в конце было дописано: подлежит аресту. Самарин, получив бумажку такого содержания, вызвал меня и начал советоваться, что же делать по этому сообщению. Затем, в эту же ночь, примерно, в 24 ч., мы вызвали Канфер-Берковича и в разрезе содержания этого сообщения обл. УНКВД поставили перед Канфер-Берковичем целый ряд вопросов. Канфер-Беркович всё это отрицал, говорил, что всё это неправда, и просил, чтобы мы детально занялись проверкой этих материалов в парторганизациях, где он работал раньше. Однако мы решили задержать партбилет Канфер-Берковича и одновременно проверить все эти материалы. На второй день я пришёл в УНКВД и по распоряжению начальника УНКВД Фёдорова мне дали папку с материалом на Канфер-Берковича. В этой папке было одно только лишь показание быв[шего] секретаря Врадиевского РПК Друца, причём Друц делал ссылку на показания какой-то Рудоксоль, а когда я спросил у нач[альника] отдела Коваленко[25], а какие материалы ещё есть на Канфера-Берковича, последний ответил мне: «А ты ещё что хочешь?».

А когда я спросил, допрошена ли Рудоксоль, Коваленко мне начал говорить, что она уже осуждена на пять лет и выслана в далёкие лагеря. Тогда же я высказал своё мнение о том, что никаких оснований на арест Канфер-Берковича нет, а на второй день об этом доложил Самарину. Затем Самарин пошёл в УНКВД и сам лично просматривал этот материал. После чего нач. УНКВД Фёдоров тактически согласился с нами о том, что по этим только лишь материалам Канфер-Беркович арестован не может быть, однако месяца через 3 Канфер-Беркович всё же был арестован. Будучи арестован и в результате применения при допросе физических мер воздействия, Канфер-Беркович вынужден был дать на себя вымышленные показания и одновременно дал показания и назвал как участников право-троцкистской к-p организации Самарина и других лиц, бывших работников КПК. Через некоторое время был арестован и Самарин. В тот же день, когда был арестован Самарин, было созвано партсобрание КПК, где нач[альник] УНКВД доложил нам о том, что при помощи архивных материалов установлено, что Самарин является провокатором царской охранки. Впоследствии же оказалось, что никаких материалов на Самарина не было и что Самарин был арестован только лишь по показаниям Канфер-Берковича, полученным от последнего в результате применения к нему жестоких фашистских методов ведения следствия.

29 мая 1938 г. проходила Одесская городская партконференция, где я присутствовал не как делегат, а как гость. На конференции выступил с резкой критикой быв[ший] работник КПК Иванов в отношении неправильного руководства обкома КП(б)У и, в частности, бывшего секретаря обкома КП(б)У Телешева. Затем выступил Телешев, назвал Иванова либералом и сказал: «Почему же ты ничего не сказал в отношении Шпака?». После чего здесь же, на конференции, было объявлено мне политическое недоверие, и при выходе из зала заседания горпартконференции я был арестован работниками НКВД. В президиуме конференции рядом с Телешевым сидел Калюжный, который в это время, кажется, и председательствовал.

В первые дни моего допроса подсуд. КАЛЮЖНЫЙ прошёл несколько раз возле меня и бросил мне несколько фраз: «А, Шпак, этот - тот враг», «Ничего, ты нам дашь показания» и ещё какие-то фразы, сейчас уже не помню, после чего с Калюжным на следствии я больше не встречался.

На первом допросе по существу моего ареста я встретился с Абрамовичем, первое, что мне сделал Абрамович, это наплевал мне в лицо, затем начал ругать, называл меня самыми похабными словами. В этом Абрамовичу помогал Мошковский.

Несколько дней подряд повторялась эта же картина, никакого конкретного обвинения мне не предъявляли. Затем, через несколько дней, вызвал меня на допрос и предложил мне подписать уже написанный протокол допроса, где было написано, что Оржель со слов Друца показывал о принадлежности как участника право-троцкистской к-p организации Шпака, т. е. меня.

Сколько я не пытался доказать, что это клевета, неправда, сколько я не просил Абрамовича и Мошковского, чтобы показали мне этих людей, т. е. Оржель и Друца. наконец, дать мне с ними очную ставку, во всём этом мне было отказано, а Абрамович тогда сказал мне: «Ничего, ты мне напишешь показания своей кровью».

Несколько позже Мошковский производил мне очную ставку с Васюренко, последний говорил на очной ставке о том, что он, т. е. Васюренко, был завербован в право-троцкистскую к-p организацию Носовым, и при вербовке Носов назвал как участника к-p организации Шпака.

Я же отрицал эти показания Васюренко. а когда Васюренко узнал, что он был спровоцирован, и что о нём я никаких показаний не давал. Васюренко расплакался и извинялся передо мной за то, что он дал вымышленные показания, после чего Васюренко от меня увели.

На вопросы суда св[идетель] МОШКОВСКИИ ответил:

Да, очную ставку между Шпаком и Васюренко я производил, и Васюренко давал показания об участии Шпака в право-троцкистской к-p организации, хотя Шпак это и отрицал.

Такого случая, что Васюренко расплакался и извинялся перед Шпаком, я не помню.

Св[идетель] ШПАК продолжает свои показания:

Васюренко - это один из самых честных большевиков, пользовавшихся большим авторитетом среди коммунистов парторганизации. Васюренко единогласно был избран секретарём парторганизации при КПК, и я могу сказать с полной ответственностью, что он, т. е. Васюренко, никогда врагом не был, так как и не было никакой право-троцкистской организации в КПК.

Основанием для моего ареста были только лишь показания Оржеля, добытые от него в результате применения к нему жестоких мер физического воздействия. В настоящее время Оржель освобождён из-под стражи, восстановлен в партии, и последний рассказывал, что им было дано показание на 8 чел., т. е. он фактически не давал эти показания. Эти показания были сфальсифицированы Берензоном, и, несмотря на то, что Оржель отказывался подписать эти показания, указывая на то, что он даже не знает вовсе этих лиц и, в частности, меня, однако Берензон, применяя физические меры, заставил Оржеля подписать эти показания.

В результате применения физических мер воздействия Киценко дал также показания на меня, несмотря на то, что последний меня также вовсе не знает. Примерно 14 июля 1938 г. меня привезли из гортюрьмы во внутреннюю тюрьму У НКВД, где находился арестованный некий Тарнавский. Последний был весь в синяках, в крови, и когда он узнал, что моя фамилия Шпак, он рассказал мне. что его 3 дня подряд избивали Берензон и Абрамович, обвиняя его в том, что он был связан к-p деятельностью со мной, но Тарнавский об этом не говорил, т. к. вовсе не знал меня. Я, не желая больше запутывать себя, сказал Тарнавскому о том, что я обвиняюсь в шпионаже и терроре, чтобы таким образом помешать следователям искусственно связать со мной Тарнавского. После чего Тарнавский сказал: «Неужели меня хотят сделать террористом и шпионом?». И только таким путём, обманув Тарнавского, я помешал ему дать обо мне вымышленные показания. Будучи во внутренней камере, я лично видел молодого человека по фамилии Рено, которого Фадеев обвинял в участии в какой-то к-p организации «Молодая генерация». Когда последний отрицал это обвинение. Фадеев избивал его, вырывал ему волосы из головы, настаивая на том, чтобы последний сознавался, и, несмотря на то, что Рено не был врагом, Фадеев сделал его врагом на бумаге. Куда впоследствии девался этот Рено, я не знаю.

На вопросы суда свид[етель] ФАДЕЕВ ответил:

Да, Рено я действительно допрашивал, но я его допрашивал всего один или 2 раза, это было, примерно, в июле мес. 1938 г. Затем это дело было отобрано от меня, и кто его вёл дальше, я не знаю. Рено я не избивал.

Свид[етель] ШПАК показал:

Дело по обвинению Рено от начала и до конца вёл Фадеев[26], если понадобится подтвердить это обстоятельство, можно вызвать несколько свидетелей, которые сидели вместе с ним, и они могут подтвердить это.

Кроме перечисленных мною лиц, из бывших работников КПК был также арестован и Александров, который в результате применения к нему физических мер, в результате жестоких пыток потерял рассудок н в настоящее время является психически больным. Таким образом, посадив группу ни в чём не повинных лиц, учинив над ними кровавую расправу, никто не подумал о вербовщике этих лиц в право-троцкистскую к-p организацию, о Носове. Но никто этим Носовым не поинтересовался, последний находился всё время в Москве и как ничем не опороченный продолжает работать на ответственных партийных работах, а ведь стоило только допросить этого Носова, и искусственно созданная к-p организация КПК развалилась бы.

На вопросы суда свид[етсль] ШПАК ответил:

Я лично делаю вывод такой, что Калюжный являлся основным истребителем-палачом одесских большевиков, ибо под его руководством работали Абрамович, Береток, Мошковский, Фадеев и друг., которые издевались над арестованными. Калюжный, как нач[альник] отдела, знал обо всём этом и сознательно содействовал этому.

Справка на мой арест была подписана Калюжным и Гапоновым, последний в настоящее время исключён из членов ВКИ(б) за искривление методов следствия.

С Самариным и Агроиским в тюрьме мне встречаться ни разу не приходилось.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идстель] ШПАК ответил:

Когда мы получили шифр-телеграмму из Москвы о том, чтобы задержать удостоверение у Самарина, выданное ему КПК, Самарин уже был арестован. На партсобрании КПК нас информировали после ареста Самарина о том, что последний разоблачён как провокатор царской охранки, об этом же информировали и обком КП(б)У.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ объяснил:

На быв[шего] начальника транспортного отдела УНКВД Зеликова были получены материалы из обл. УНКВД Днепропетровска о том, что он - секретный сотрудник гроцкистской организации, о том, что он выступал в защиту лидера троцкистов. Здесь все эти материалы разбирались на партгруппе ДТО, и последняя исключила его из партии. Через месяц после этого Зеликов был арестован, но он был арестован не Киевом, т. е. НКВД УССР, и не Одесским обл. УНКВД а НКВД СССР, т. к. ДТО подчиняется непосредственно НКВД СССР. Никаких материалов на арест Зеликова я не собирал, и этот арест зависел не от меня, а поэтому я здесь ни в чём не повинен. В справке на арест Шпака указано, что на него были даны показания Вырвихвиста и Сороковика, но эти показания, правда, были не перепроверены. Какую именно подрывную работу в КПК производил Шпак в части прикрытия троцкистов, мы не проверяли, и лично я также не проверял, т. к. после ареста Шпака я вскоре выехал из Одессы, и следствие по делу велось без меня.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

В части Носова нами был сделан запрос в Москву об установлении его места жительства и работы. На наш запрос мы получили ответ, что Носов в Москве не прописан. Позже мы также вторично запросили о Носове, какой был ответ, я не знаю, ибо я уже выехал. В парторганизацию КПК за справкой, куда выехал Носов, мы не обращались.

На вопросы суда св[идетель! ШПАК ответил:

В парторганизации КПК всем работникам было известно, куда и на какую работу выбыл Носов. Кроме того, в КПК была известна даже его квартира в Москве. Об этом же было известно и в обкоме КП(б)У. Надо было только позвонить по телефону в обком КП(б)У и можно было бы узнать подробный адрес Носова и место работы.

На вопрос суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Справку на арест Канфера-Берковича я не писал и не пописывал, ибо в то время я ещё не был начальником 4[-го] отдела.

На вопрос суда свид[етель] ШПАК ответил:

Справка на арест Канфера-Берковича была подписана 2-мя лицами, т. е. н[ачальни]ком 4[-ю] отдела и заместителем] нач[альника] УНКВД фамилии сейчас как первого, гак и второго, я не помню.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

По тем материалам, которые были на Шпака, т. е. свидетельские показания Вырвихвиста и Сороковика, а также то, что Шпаку было выражено на горпартконференции политическое недоверие, мы должны были произвести арест Шпака, иначе в то время я бы не выполнил директивы вышестоящих наших органов.

На вопрос суда св[идетель] ШПАК ответил:

Я имел очные ставки с Канфер-Беркович[ем], Сороковиком и Вырвихвисгом. На очной ставке с Канфер-Берковичем мне Абрамович поднёс готовый написанный протокол с моими отрицаниями. Дал подписать этот протокол и больше не дал мне говорить ни слова. Затем была у меня очная ставка с Вырвихвистом. На очной ставке я сидел скрученный на кончике стула, а Вырвихвист сидел за одним столом с Абрамовичем, и перед ним лежал бутерброд и стакан чая, так различали на следствии «дающих показания» и отказывающихся. Никакими другими материалами для того, чтобы арестовать меня, УНКВД и, в частности, нач[альник] 4[-го] отдела Калюжный, не располагали, и сейчас он, т. е. Калюжный, не может назвать ни одного случая, на котором можно было указать подрывную, вредительскую деятельность кого-либо из бывших членов КПК и в том числе меня. Никто из следователей ведь не удосужился даже поинтересоваться конкретными делами КПК.

Оглаш[ается] л. д. 54 т. 3, справка от 15.П.[19]39 г.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

До этого запроса были ещё посланы и раньше запросы в части установления Носова, и это видно из справки, т. к. там есть ссылка о том, что отвечали на последний запрос.

В 2 ч. 45 м. 26[27].ХП.[19]40 г. объявлен перерыв суд. заседания до 10 ч. 00 м. 26.XII.

В 10 ч. 55 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель] ШПАК ответил:

Ко мне лично на следствии применялись следующие меры:

Следователь Абрамович плевал мне в рот, Мошковский в этом был помощником Абрамовича. Это было для меня самым унизительным, самым издевательским отношением ко мне. Затем меня заставляли сидеть на крае стула до тех пор, пока у меня не опухали руки и ноги. Меня морили голодом и не давали спать по целым суткам. Однажды я был болен, температура доходила до 40°, врач хотел отправить меня в больницу, но Абрамович ей это не разрешил. Это я знаю потому, что когда я спросил врача, почему меня не отправляют в больницу, я получил ответ: «Не всё от нас зависит». В это время я числился за следователем Абрамовичем, фамилию этого врача я сейчас не помню, но я помню, что этот врач была женщина, и фамилию её. вероятно, в УНКВД знают. Кроме того, в 1939 г., в июле мес., меня привезли в «собачнике» (так называли автомашину для арестованных) на допрос к Абрамовичу, продержали меня в этом «собачнике» с 1 часу ночи до 6 ч. утра и затем, не допросивши, снова отправили в тюрьму. Таким образом, я буквально задыхался эти 5 ч. в такую июльскую жару. Несмотря на все эти издевательства надо мной, я никаких показаний не давал и не дат. хотя мне и угрожал Абрамович, выражаясь: «Посмотрим, если тебя поведут в подват на расстрел, ты готов будешь писать показания своей кровью, но будет тогда поздно». Но я считал, что я — коммунист и не должен поддаваться на провокацию врагов, какими я считат этих людей.

Продолжение показаний ШПАКА:

Будучи арестованным, Кордун мне сказал: «Враг вы или нет, отсюда вам не возвратиться, органы не ошибаются, “возвращенцев” вы не видели и не увидите». Затем привёл мне пример с профессором Крыжановским. Крыжановского я действительно знал, это был ярко выраженный антисоветский тип, следствие по делу коего вёл Фадеев, последний и применял к нему физические меры, в результате чего Крыжановский умер в тюрьме. Я же виновным себя ни в чём не признавал. Написал очень много заявлений о том, как нарушаются законы в обл. УНКВД во время допроса арестованных, как избиваются арестованные и т. д. Все эти заявления попали тому, на кого я писал, т. е. Абрамовичу. Последний однажды вызвал меня на допрос, вынул папку со всеми этими написанными мною заявлениями и сказал мне: «Ты будешь отвечать за каждую строчку своей кровью». В это время как раз зашёл в кабинет военный прокурор Новиков, последний попросил Абрамовича оставить нас, и после этого я рассказал Новикову о тех ужасах, которые творятся в УНКВД. Новиков составил протокол, и этот протокол должен находиться в деле.

На вопрос подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель] ШПАК ответил:

Болел я во внутренней тюрьме, это было, примерно, в июле мес[яце]. 1938 г., возможно, Калюжного в это время уже в Одессе и не было.

Свид[етель] ЧАЗОВА Ольга Ильинична[28]. 1898 г. [рождения], служащая, член ВКП(б) с 1918 г., не судима, инструктор оргинстра обкома КП(б)У г. Одессы, личных счётов с подсудимым не имеет, показала:

Мне очень трудно вспомнить всё по порядку, т. е. о тех показаниях, которые я давала на предварительном следствии, т. к. это было уже очень давно, и поэтому я заявляю в суд. заседании, что все мои показания являются правильными, и сейчас я их полностью подтверждаю.

Я уже говорила и сейчас это подтверждаю о том, что Калюжным была создана фиктивная право-троцкистская организация в КПК по Одесской обл., которой никогда в природе не существовало. В частности, я хочу остановиться на тех обвинениях, которые предъявлялись отдельным сотрудникам КПК. Например, бывший контролёр уполномоченного КПК по Одесской обл. Агронскнй. Последнему было предъявлено обвинение в том, что он, будучи в Кировограде, примыкал к право-троцкистской организации, выступал против линии ВКП(б) и вёл к-p разговоры. С целью проверить все эти обвинения парторганизация КПК командировала в Кировоград Яворского с тем, чтобы последний на месте, в парторганизации, детально проверил все эти материалы. Но, когда Яворский прибыл из Кировограда, он привёз совершенно обратные документы, говорящие о том, что Агронский никогда к троцкистам не примыкал, наоборот, согласно выступлений, зафиксированных в протоколах парторганизации. Агронский выступал всегда за линию ВКП(б), разоблачая и ведя жестокую борьбу с троцкистами. Кроме того, Агронскому предъявлялось обвинение в том. что он был связан с врагом народа Туриным и в день самоубийства последнего был в квартире Турина.

При проверке этого обстоятельства было установлено, что в день самоубийства Турина Агронский находился в командировке в Симферополе, что подтверждалось отметкой на командировочном удостоверении Агронского. Правда. Агронский был знаком с Туриным, бывал у него раньше в квартире, но никаких данных о том, что Агронский был связан к-p деятельностью с Туриным, мы не имели, ибо такой связи у них не было.

Затем Агронскому предъявлялось обвинение в том, что он, работая секретарём КК[29], восстановил 4-х троцкистов в партии, причём 2 чел. из них были действительно троцкистами и были восстановлены в партии не Агронским, а обл[астной] КК, а 2 других члена партии были исключены не как троцкисты, а как допустившие служебные или же хозяйственные преступления. Таким образом, и это обвинение Агронскому не подтвердилось. Кроме этих обвинений, Агронскому было предъявлено и ещё ряд обвинений, но все они, как и выше перечисленные мною, после детальной проверки, которую производила парторганизация, не подтвердились, и Агронский был полностью реабилитирован.

По делу ВИННИКА.

Виннику было предъявлено обвинение в том. что он состоял в сионистской организации, в том, что он был связан с Каргой и т. д. При проверке было установлено о том, что Винник однажды ехал в одном купе вагона с Каргой и кушал вместе с ним не то мандарины, не то апельсины. Больше никакой связи Винника с Каргой установлено не было. В части того, что Винник состоял в сионистской организации, было установлено, что Винник в юношеские годы состоял в советском физкультурном кружке при клубе, руководителем коего был действительно сионист, но Винник с ним ничего общего не имел, он был не больше, не меньше, как участник физкульткружка, будучи в возрасте 15-16-летнего юноши. В отношении связи Винника с Каминским также не установлено ничего, т. к. никакой связи вообще не было. Таким образом, Винник после длительной проверки всех этих материалов был полностью реабилитирован.

По делу быв[шего] контролёра КПК Канфер-Беркович[а]. В отношении Кан-фер-Берковича в КПК посту пило сообщение из обл. УНКВД по Одесской обл. Это сообщение я лично не видела, т. к. проверкой этих материалов должен был заняться секретарь первичной парт, организации КПК Иванов. Из разговоров я слышала, что, по этим данным НКВД, как будто бы Канфер-Беркович в 1927 г. был где-то на конспиративной квартире троцкистов и что он примыкал к троцкистам. Тогда же шли разговоры, что Шпак ходил проверять все материалы на Канфер-Берковича в обл. УНКВД, а затем как будто бы эти же материалы смотрел сам Самарин. Имея такое сообщение из обл. УНКВД, Канфер-Беркович был отстранён от работы в КПК, и задержан его парт, билет. Однако несколько позже, приблизительно месяца через 3, Канфер-Беркович всё же был арестован и осуждён. Я считаю, что Канфер-Беркович был осуждён на основании сфальсифицированных данных.

О быв[шем] секретаре КПК по Одес[ской] обл. САМАРИНЕ.

На Самарина парт, организация КПК не имела абсолютно никаких компрометирующих материалов. Последний был арестован совершенно без каких-либо компрометирующих материалов. На второй же день после ареста Самарина была созвана первичная парт, организация КПК, где нам было доложено о том, что Самарин по архивным материалам разоблачён как провокатор царской охранки[30] под кличкой «Никонор»[31]. Это якобы подтверждается найденной в архиве тетрадью, где рукой Самарина занесены провокаторские данные о рабочем движении. В КПК официально никаких материалов прислано не было. После того, как был арестован Самарин, никого из работников КПК даже не пускали в обл[астное] УНКВД мотивируя тем, что в КПК - засилье врагов народа.

О ВАСЮРЕНКО.

На Васюренко парт, организация КПК не располагала буквально ни одним, компрометирующим[32] последнего, материалом. Васюренко был честным большевиком, он был единогласно избран закрытым голосованием секретарём парт, организации. Бьы избран на Водно-транспортной райпартконфере.нции делегатом Одесской городской парт, конференции.

Васюренко, будучи на райпартконференции Водно-транспортного района г. Одессы, выступил против неосновательных обвинений Межжерина[33], направленных против начальника Политотдела Черноморского пароходства Ванюкова, что послужило мотивом отвода кандидатуры Васюренко в секретари Воднотранспортного РПК г. Одессы. Однако на этой же райпартконференции Васюренко был избран в члены пленума РПК, куда также был избран и Ванюков. Это и послужило поводом к тому, чтобы на горпартконференции Васюренко было выражено политическое недоверие, после чего Васюренко был лишён делегатского мандата и выведен из зала заседания горпартконференции.

Васюренко и Шпак, который получил пригласительный билет на горпартконференцию, требовали, чтобы им предъявили обвинение, за что же выводят, дать возможность держать ответ перед конференцией, если предъявляется обвинение. Однако бывший секретарь обкома КП(б)У Телешев сказал, что конференции ясно, за что, и предложил немедленно удалиться из зала заседания конференции.

Шпак был арестован тут же при выходе, а Васюренко зашёл ешё в парт, организацию КПК, рассказал о том, что ему выражено политическое недоверие на конференции, и требовал, чтобы о нём сейчас же рассмотрели вопрос в парторганизации. Затем, в эту же ночь, Васюренко был арестован.

На вопросы суда свид[етель] ЧАЗОВА ответила:

Васюренко, выступая на конференции, критиковал руководство обкома КП(б)У и, в частности, Межжерина за то, что последний, выступая, сказал: «Нужно выдвигать молодые партийные кадры, ибо у старых парт, кадров в бородах завелись вши». Это было, по существу, антипартийное выступление, и Васюренко правильно критиковал это выступление.

Продолжение показаний ЧАЗОВОЙ:

В конце 1937 г. к нам в КПК начали поступать сигналы об извращении методов следствия, имевших место в районах и в самом обл[астном] УНКВД. Мне лично как парт, следователю пришлось вести дело некой Бондаренко, которая была арестована Цебриковским РО НКВД. Бондаренко в своём заявлении писала о том, что на следствии во время допросов её заставляли стоять на ногах по 5 суток, в результате чего у неё опухали ноги и руки, истекала кровью, и только лишь после такого издевательства она вынуждена была дать вымышленные показания. Кроме того, такие же сигналы поступали и на следователей 4[-го] отдела УНКВД. Нами все эти материалы были подобраны, и копии их были посланы в Москву быв[шему] наркому Ежову, а с подлинниками был командирован в Киев наш сотрудник Калиховский. Затем я лично несколько раз запрашивала Кравченко о результатах заявления Бондаренко, последний мне ответил, что все эти материалы были переданы Успенскому.

Впоследствии Бондаренко была освобождена из-под стражи, следствие по её делу вёл Фролов, на которого она и жаловалась в своём заявлении, кто был тогда н[ачальни]ком Цебриковского РО НКВД, я не знаю.

Мне пришлось вести дела на лиц из бывших сотрудников НКВД, искривлявших методы ведения следствия в Одесском обл[астном] УНКВД, так, например, о Гапонове.

Гапонов на бюро обкома КП(б)У при разборе его дела говорил о том, что дело о право-троцкистской к-p организации в КПК было сфальсифицировано Калюжным, что он, т. е. Гапонов, бьш введён в заблуждение, потому что это дело было создано Калюжным, и он получил от него только лишь готовое наследство, с которым не сумел быстро распутаться, и что ему в этом остальные сотрудники не помогали, а, наоборот, подводили такие, как Абрамович, Гнесин, Берензон и др.

Гапонов на обкоме КП(б)У заявил, что главным виновником этого дутого дела, никогда в природе не существовавшего, как право-троцкистская к-p организация в КПК, является Калюжный, он создал это дело, и под его руководством фальсифицировались показания, по коим затем были арестованы честные коммунисты, ни в чём никогда не опороченные.

Меня крайне удивляет только лишь одно. Несмотря на то, что почти все арестованные указывали, как на вербовщика в право-троцкистскую к-p организацию, на Носова - бывшего работника КПК по Одесской обл., последний оставался в стороне. Последний, как ни в чём не опороченный, не арестовывался и продолжает работать на ответственных партийных работах. Мне прямо стыдно за Одесское УНКВД слышать объяснения Калюжного о том, что они не могли установить место жительства и работы Носова в то время, как в КПК и обкоме КП(б)У было известно о том, куда и на какую работу выбыл Носов, и стоило только лишь поднять телефонную трубку, как любой из сотрудников КПК или же обкома КП(б)У мог бы дать точную справку, куда выехал Носов.

Работая в настоящее время по разбору апелляций в обкоме КП(б)У, мне приходится очень часто слышать фамилии Берензона, Абрамовича, Гнесина, Мошковского, Шамис[а] и друг, бывших работников Одесского УНКВД, которые во время следствия применяли к арестованным такие методы, которые даже не существовали в средневековье, в период инквизиции, и я считаю, что эти люди не должны остаться безнаказанными за их действия.

На вопросы суда свид[етель] ЧАЗОВА ответила:

Александрова я знаю, знала его хорошо и до ареста, последний был вполне здоровым физически человеком. Будучи арестованным, в результате применения к нему физических мер воздействия, Александров лишился рассудка и в настоящее время является психически больным.

Приходил ли Самарин в УНКВД в связи с поступившими к нам сигналами об искривлении методов следствия в УНКВД или нет, я не знаю, но я знаю, что копии этих сигналов мы послали в Москву, а подлинники возил специально в Киев Калиховский, и о всех этих сигналах знали в Одесском УНКВД.

На вопросы суда свид[етель] ШПАК ответил:

В то время, когда мы получили сообщение на Канфер-Берковича, Чазова находилась в отпуске. Иванова также тогда не было, и поэтому проверять детально имеющиеся в обл. УНКВД материалы на Канфер-Берковича ходил я, а затем, на второй день, Самарин сам смотрел также эти материалы.

На вопросы суда свид[етель] ЧАЗОВА ответила:

В КПК было известно, куда выехал Носов, даже был известен адрес его квартиры в Москве. Кроме того, Носов писал несколько статей, которые были помещены в этот период в газете «Правда», и поэтому, если бы Калюжный хотел разыскать Носова, он бы нашёл его.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО свид[етель] ЧАЗОВА ответила:

Я предполагаю, что все эти лица из бывших работников КПК были арестованы по тем материалам, которые были предметом парт, расследования у нас, ибо при допросе у военного прокурора последний интересовался и задавал мне во-

просы в разрезе тех материалов, которые были у нас. Были ли другие материалы в УНКВД на бывших сотрудников КГ1К или не было, я не знаю, но, во всяком случае, при пересмотре в делах никаких других материалов не было.

С Калюжным у меня были разговоры не по делам группы лиц КПК. Я разг[оваривал] с ним по делу Житомирского, это было примерно 25 февраля, какого года, не помню.

После ареста Самарина и друг, бывших работников КПК у Калюжного я не была.

На вопросы суда св[идетель] ШПАК ответил:

Житомирского исключили из партии задолго до арестов бывших работников КПК.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

После того, как были арестованы бывшие работники КПК Канфер-Беркович, Самарин, Васюренко и друг., Чазова заходила ко мне и разговаривала со мной, причём Чазова ругала их за то, что они, так маскируясь, проводили вражескую деятельность.

На вопрос суда св[идетель] ЧАЗОВА ответила:

После ареста бывших работников КПК к Калюжному я не заходила и никаких разговоров с ним не вела, по этому вопросу Калюжный говорит неправду.

С согласия подсудимого освобождаются от дальнейшего присутствия в суд. заседании свидетели Чазова и Шпак.

Свид[етель] БАРГЕР Михаил Борисович. 1900 г. рожд., урож[енец] Гомельского р-на БССР, рабочий, чл. ВКП(б) с 1921 г., находился под стражей с 6 июля 1938 г. по 4 ноября 1939 г., в то время работал в обкоме КП(б)У зав[едующим] совторготделом. В настоящее время работаю нач[альником] оргколхозотдела ОблЗУ г. Одесса, личных счётов с подсудимым не имеет, показал:

Сам я - рабочий, выходец из семьи рабочего, с малых лет работал на производстве, затем был призван в ряды РККА, где и прослужил 13 лет. начиная от рядового кр[асноармей]ца, и впоследствии был выдвинут на комиссара полка. Затем в 1933 г. был отобран ЦК ВКП(б) и направлен на работу нач. Политотдела, где и работал до момента расформирования Политотделов, после чего работал около 3-х лет секретарём РПК.

В феврале мес. 1938 г. по решению ЦК КП(б)У я был направлен в Одесский обком КП(б)У на работу в качестве зав[едующего] совторготделом. Работая в обкоме, я всё время честно, по-большевистски, относился к выполнению своей работы. Работал, не считаясь со временем и силой. И вот, с 5 на 6 июля 1938 г., примерно в 4 ч. ночи, ко мне в квартиру ворвался Калюжный, скомандовал мне: «Руки вверх!» и объявил, что я арестован. Для меня это было неожиданностью, и тогда же я заявил Калюжному: «Вы ищете врагов там, где не следует искать». Жена моя от испуга упала в обморок, и когда я хотел подойти к ней. Калюжный лишил меня и этого права, крикнул на меня: «Собирайся!» и сразу же, не дав мне одеться, забрал меня с квартиры. Через 2 часа после того, как я был арестован, меня вызвали на допрос. В комнату, куда я был приведён, зашёл Корду и подошёл ко мне. ударил меня по лицу, затем начал оплёвывать меня, и так на протяжении 2-х часов Кордун через каждые 15 мин. подходил ко мне, избивал меня и оплёвывал, причём Кордун сказал мне: «С врагами будем относиться по вражески». Несколько позже, в этот же день, зашёл в кабинет Калюжный, Кордун, сидевший со мной, скомандовал мне: «Встать!», после чего Калюжный сказал. чтобы я лучше сознавался в к-p деятельности, и этим я сделаю лучше для себя, после чего Калюжный мне больше ничего не сказал и вышел.

После первого допроса меня вызывали каждый день и каждый день избивали меня, требуя, чтобы я сознался в какой-то к-p деятельности, каковой я в своей жизни никогда не занимался. Видя, что я никаких показаний не даю, Кордун начал провоцировать меня, показывая мне фиктивный ордер на арест моей жены, вынимал патрон и угрожал мне тем, что этот патрон предназначен для меня, но, всё это не помогало, тогда Кордун продолжал меня всё время избивать, на помощь себе брал Савина, Абрамовича. Берензона и других.

Таким образом, после 6-ти дневного избиения меня на допросах я уже не мог ходить сам на допрос, а приносили меня и уносили обратно в камеру на руках стрелки.

К моменту моего ареста никаких компрометирующих материалов на меня не было, все эти материалы были сфальсифицированы после моего ареста.

Первые допросы проходили без какого-либо предъявления мне обвинения, заставляли меня написать самому на себя обвинение, и когда я никаких показаний не давал, я подвергался жестокому избиению и насилию. Будучи избит и приведён в тяжёлое состояние, я вынужден был подписать всё то, что было написано Кордуном первое время, а затем уже были случаи, когда я писал, оговаривая других лиц якобы в принадлежности их к к-p организации под диктовку следователей.

На вопросы суда свид[етель] БАРТЕР ответил:

Я отказался отданных ранее мной показаний в ноябре мес. 1938 г., т. е. тогда, когда мне предложили подписать протокол предъявления мне следственного материала. Следственный материал по делу мне предъявил Берензон, я не захотел подписать этот протокол и тогда же отказался от своих показаний. Кроме того, я написал около 20-ти заявлений о своём отказе от показаний, где эти заявления, я не знаю.

Во время следствия я имел очную ставку с Сенкевичем. Очную ставку пров[одил] Кордун и Абрамович. Когда нас вызвали на очную ставку, то протокол очной ставки был уже написан заранее. Нам прочитали только лишь его и предложили подписать. Я возражал против всех показаний, которые там были написаны. Сенкевич также возражал. Тогда Сенкевича вывели сразу же, не дав ему ни слова сказать, а я подписал со своей допиской, что все эти показания я категорически отрицаю.

4-го ноября 1939 г. я был освобождён в связи с прекращением моего дела по ст. 4 п. «д» УПК УССР, а отказываться от ранее данных мною показаний я начал в ноябре мес. 1938 г. и никогда больше их не подтверждал.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Баргера действительно арестовывал лично я сам. Во время ареста никаких грубостей со стороны меня по отношению к Баргеру не было проявлено, о чём может подтвердить Рыбалко, присутствовавший при аресте Баргера.

Баргера всё время допрашивал Кордун, я же ни разу Баргера не допрашиват и не оплёвывал его, в этой части Баргер говорит неправду. Кроме того. Баргер был арестован 6-го июля, а 9 июля я уже выехал из г. Одессы на работу в г. Киев, причём на предварительном следствии Баргер показывал не так, как показывает в суд. заседании.

На вопрос суда св[идетель] БАРГЕР ответил:

Калюжный заходил тогда, когда я был на допросе у Кордуна 6, 7 и 9 июля 1938 г., и это я помню очень хорошо.

Оглаш[ается] л. д. 103, показ[ания] свидетеля] Баргера.

Свид[етель] БАРГЕР ответил:

Я мог бы ешё много кое о чём показать, но, наверное, следователь, который допрашивал меня, не поставил передо мной такого вопроса, т. е. подробнее о Калюжном, и я о нём показал лишь коротко.

На вопрос подсуд. КАЛЮЖНОГО свид[етель] БАРГЕР ответил:

Очная ставка мне с Сенкевичем была произведена на 3[-й] или 4[-й] день после моего ареста. На очной ставке я категорически отказывался от того, что я -участник право-троцкистской к-p организации. Калюжный в то время ещё был в Одессе, ибо после моего отказа Кордун ходил заявлять об этом Калюжному. Затем уже, после очной ставки, через несколько дней, будучи избит и приведён в тяжёлое состояние, я начал давать показания.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ:

Исходя из показаний Баргера, данных им в суд. заседании, прошу истребовать архивно-следственное дело Баргера для обозрения его в суд. заседании.

Заслушав ходатайство подсуд. КАЛЮЖНОГО об истребовании архивноследственного дела на Баргера и совещаясь на месте,

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Истребовать из 1[-го] спецотдела УГБ УНКВД по Одес[ской] обл. архивно-следственное дело на Баргера для обозрения его в суд. заседании.

В 13 ч. 25 м. объявлен перерыв суд. заседания на 25 мин.

В 13 ч. 50 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

Свид[етель] СЕНКЕВИЧ Иван Фомич. 1899 г. рождения, происходящий из крестьян-бедняков, служащий, член ВКП(б) с 1920 г., в настоящее время работает нач[альником] Облконторы Сельхозхимснаб г. Одесса, находился под следствием и под арестом с 3 июля 1938 г. по 4 ноября 1939 г., с подсуд. личных счетов не имеет, показал:

В ночь со 2 на 3 июля 1938 г. органами НКВД я был арестован. В эту же ночь привели меня на допрос к следователю Абрамовичу, о коем ничего другого, как о мерзком палаче, аферисте, сказать нельзя. На первом же допросе мне предъявили обвинение, что я - участник к-p организации, один из членов «Областного к-p центра правых». А когда я отрицал всё это, Абрамович оплевал меня, запрещая мне утираться, избивал меня, а когда я доходил до бессознания, Абрамович, Кордун и друг, устраивали насмешки надо мной. Почти при всех этих допросах и издевательствах надо мной во время следствия заходил Калюжный, последний разрешал мне говорить только лишь о признании, больше никаких моих объяснений Калюжный не принимал и запрещал мне говорить о них. Каждый допрос сопровождался самой низкой, похабной матерщиной со стороны Абрамовича, Корду на. Я даже не могу сейчас припомнить всех этих слов, которыми они меня называть Абрамович при допросах избивал меня по лицу, бил ногами в живот, ставил мне в ухо трубку и кричал в неё. Калюжный, как начальник] 4[-го] отдела заходил в кабинет и видел, как издевались эти обер-бандиты-фашисты Абрамович. Кордун и друг., и никаких мер не предпринимал, а, наоборот, поощрял их.

Однажды Калюжный зашёл вместе с бывшим нач[альником] УНКВД - врагом народа Киселёвым[34], и когда я начал говорить, что я - честный работник, никогда я никакой к-p деятельностью не занимался, что в результате преданности моей работы делу партии и рабочего класса и честности большевика я был отобран ЦК ВКП(б) и послан на работ) нач. Политотдела, тогда Киселёв заявил мне. что «все нач[альники] Политотделов арестованы, что это была подобрана специальная группа врагов народа и направлена для проведения вредительской деятельности в сельском хозяйстве».

Я просил, умолял Калюжного и Абрамовича проверить меня, кто я, проверить мою работ)' и убедиться, что я никогда врагом не был и никогда никакой к-р деятельностью не занимался, но мне Калюжный сказал: «Мы знаем, что ты -кадровый правый, что ты замаскировался и проводил к-p деятельность». Таким образом, в результате применения ко мне жестоких физических мер воздействия, избиения, лишения сна. морения голодом, запугивания меня тем, что моя жизнь - восьмикопеечная, т. е. стоимость одного патрона, и т. д., вынудило меня давать вымышленные показания, как на себя, так и на других лиц.

Вскоре после ареста, дней через 4-5, мне сказали, что руководителем нашего центра является Баргер, и поэтому в своих показаниях я подтвердил, что Баргер является участником «Областного к-p центра правых». Затем, дней через 5, мне произвели очную ставку с Баргером, очную ставку производили Абрамович и Кордун. Протокол очной ставки во время очной ставки не писался, он был заготовлен заранее, где было написано то, что я уличал Баргера как участника «Областного к-p центра правых», и я подписал эти показания, после чего меня сразу же вывели из кабинета, а Баргер оставался ещё и продолжал говорить о том, что данные мною показания являются неправильными.

Кроме того, я имел очную ставку также и с Харченко, коего я также оговорил.

До тех пор, пока меня не направили в Киев, следствие по моему делу вел[и] Абрамович и Кордун, и последние фальсифицировали часть материалов по моему делу, которые я потом подписывал под угрозами, а часть я сам оговаривал, давая такие показания, которые в любую минуту могли бы быть опровергнуты честным следователем.

Затем, когда меня возвратили обратно из Киева, примерно 25.8.1938 г., следствие по моему делу вёл Гапонов, последний в первый же день заявил мне, если я не буду сознаваться и дальше, меня сразу же расстреляют, но я решил всё же продолжать отказываться от ранее данных мною показаний.

Примерно в сентябре мес. 1938 г. меня вызвали к следователю Мазур, где я также отказывался от своих показаний и не подписал протокол предъявления мне следственного материала, после чего меня не вызывали на допрос очень долго.

10.1.1939 г. я был вызван к следователю Буркину, последний заставлял меня подтвердить ранее данные мною показания, но я отказался подтвердить их, за что был посажен в карцер сроком на 5 суток согласно резолюции Гапонова. После того, как я отсидел 5 суток в карцере, меня вызвали снова к Абрамовичу, последний требовал, чтобы я подтвердил свои показания, и в это время зашёл Гапонов, а когда я категорически отказался подтвердить ранее данные мной показания, Гапонов и Абрамович избили меня, причём Гапонов взял меня за борта и ударил моей головой об стенку, в результате чего я истекал кровью.

Только лишь 16.1.1939 г. Берензоном был составлен акт о том, что я отказываюсь от ранее данных мною показаний, и после этого я подписал ст. 200 УПК по моему делу, причём я указал проверить целый ряд фактов, просмотреть ряд документов, что в результате и послужило прекращению моего дела по ст. 4 п. «д» УПК УССР.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО свид[етель] СЕНКЕВИЧ ответил:

За что меня исключили из партии я и сам не знаю. Дело было таким образом: чувствуя гонение на меня со стороны быв[шего] секретаря обкома КП(б)У Телешева, мною была послана открытая телеграмма на имя т. Сталина с просьбой вмешаться в моё дело. Через 3 дня после этого я был вызван на бюро обкома КП(б)У якобы с докладом о подготовке к проведению нового займа, причём об этом мне стало известно только лишь в 6 ч. вечера 21 июня, т. е. в тот день, когда я должен был делать доклад. С 6-ти часов вечера я сидел в коридоре обкома КП(б)У и ожидал, когда меня вызовут, только лишь в 3 ч. ночи меня вызвали на бюро, и когда я зашёл, быв[ший] секретарь Телешев поднялся и сказал: «Есть предложение рассмотреть дело о Сенкевиче», после этих слов я сразу же был исключён из партии и отстранён от работы.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ:

Прошу огласить справку по вопросу исключения из партии Сенкевича.

Оглаш[ается] л. д. 19, т. 1 - дело Баргера и др., справка на бланке Одес[ского] обкома КП(б)У о решении бюро обкома КП(б)У от 21 июля[35] 1938 г. о Сенкевиче.

Свид[етель] СЕНКЕВИЧ ответил:

Никакого обвинения мне за развал финансового плана в области не предъявляли, даже этот вопрос не стоял на бюро обкома КП(б)У.

Кроме того, работая зав. финотделом никакой комиссии по проверке _Моей деятельности не было. После того, как, был арестован, была создана Гап₀вым экспертная комиссия по проверке моей деятельности, этой же комиссией был составлен под руководством Гапонова акт, который я считаю самым гнусным документом, т. к. ни по одному из вопросов, проходящих по этому акту, моих объяснений нет.

На вопросы суда св[идетель] ГНЕСИН ответил:

Мне приходилось допрашивать в качестве свидетелей по делу Сенкевича и Шильмана[36] сотрудников облфинотдела, и, т. к. надо было допросить очень много людей, я ходил в финотдел и там, вызывая в кабинет секретаря парт, комитета, допрашивал свидетелей. Перед свидетелями я ставил вопросы о том, что им известно о Сенкевиче и Шильмане. Свидетели без каких-либо моих принуждений давали показания, которые я и записывал в протокол допроса, никого из свидетелей я не принуждал давать показания и им не угрожал.

По делу Сенкевича я допросил около 18 свидетелей и на это затратил несколько дней.

В тог период практиковалось создание комиссий после ареста того или другого ответственного работника, и такая комиссия была создана по проверке деятельности Сенкевича, но был ли я участником этой комиссии, я не помню.

На вопросы суда свид[етель] СЕНКЕВИЧ ответил:

После моего ареста была создана комиссия по проверке моей деятельности, будучи на работе начальником облфинотдела, но о ней, т. е. о комиссии, я узнал только через год, причём никаких моих объяснений по выводам этой комиссии нет, т. к. мне не сказали, что была такая комиссия. И выводов её также мне не показали.

На вопросы подсуд. КАЛЮЖНОГО св[идетель1 ГНЕСИН ответил:

Допрашиваемые мною свидетели из работников облфинотдела давали мне показания сами, без какого-либо нажима с моей стороны, кроме того, они указывали на элементы преступной деятельности некоторых работников финотдела и в том числе Сенкевича.

О решении обкома КГ1(б)У о Сенкевиче тогда я ещё не знал.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ

Прошу огласить акт или выдержки из акта комиссии, которая проверяла деятельность быв[шего] нач[альника] облфинотдела Сенкевича.

Oглаш[ается] л. д. 2-14, т. 5 - дело Сенкевича и др., выдержки из акта комиссии ог 15.9.1938 г. под председательством Попова: а) о подготовке кадр°^в» б) о расходовании на админ[истративно1-хоз[яйственное] управление] и т. д.

Свид[етель] СЕНКЕВИЧ ответил.

Этот акт после моего ареста был составлен на липу. Лица, подписавшие этот акт, впоследствии отказались от этого aктa. При восстановлении меня в члены ВКП(6) член партии Деев, принимавший участие в составлении этого акта, отказался от этого акта, объясняя тем, что их заставили написать такой акт. Все остальные члены являются беспартийными, и, если бы они присутствовали на парт. собрании, они об этом сказали бы также.

На вопросы подсудимого КАЛЮЖНОГО свид[етель] СЕНКЕВИЧ ответил

Абрамович вызвал меня на допрос и предложил мне писать свои признания о к-p деятельности. Причем Абрамович требовал, чтобы я писал пи признания на имя наркома НКВД, я категорически отказался писать на имя наркома, тогда Абрамович требовал, чтобы я писал на имя начальника УНКВД по Одесской обл. Я также категорически отказался писан, на имя нач. обл. У НКВД и написал заявление на имя Абрамовичи, но затем он почему-то заголовок них заявлений на его имя оторвал. Как первое, гак и второе заявление находятся в деле.

Огл[ашается] л. д. 76, т. 6 дело бартера, Сенкевича и друг.

Гуд удостоверяет, что на л. д. 76 г. 6 в деле бартера, Сенкевичи и друг, имеется заявление, написанное Сенкевичем, причём первый листок заявления короче, с оторванным заголовком, кому адресовано по заявление, и начинается только лини, со слов[а] «Заявление». Второе заявление в том же томе на л. д. 79 где заголовок также обрезан, и неизвестно, кому адресовано. Как первое, так и второе заявление Сенкевича было написано за датой 3 июля 1938 i Но заявлению св[идетеля] Сенкевича, оба ни заявления были написаны нм на ими Абрамовича.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ объяснил:

Сенкевич начал давать свои показания е мерных же дней сто ареста, т. е. с июля 1938 г. Причём в этот же день он написал сам лично 2 заявления, в которых излагал своё участие в к-p организации и спою практическую деятельность.

Поэтому показания Сенкевича о том, что сто несколько дней избивали под ряд, и только в результате этого он начал давать показания, - неправильны, о чём подтверждают его заявления.

На чьё имя Сенкевич писал эти заявления, я сейчас не помню и поэтому сказать сейчас не могу, но оно было с заголовком, т. е. сверху заявления было нами само, кому оно адресовано.

Бартер был арестован после того, как Сенкевич дал на него показания.

На вопросы суда св[идетель] СКИКЕВИЧ ответил:

С первых же дней моего ареста я проехал проверить и убедиться, что я нс враг, это я просил, начиная от Абрамовича и до нач(альника) УНКВД Киселёва, но когда последний, т. е. Киселёв, сказал мне: «Все нач(альники) Полиютделов арестованы как враги», я понял, что я попал в руки жуликов и людей, которые не могут и не захотят разобраться как следует.

Вымышленные показания я начал давать не в первые дни своего ареста, а значительно позже, после того, как я уже не мог переносить избиений и мучении со стороны Калюжного, Абрамовича и друг, надо мной. Неужели же не ясно было для Калюжного, какой я враг, если после исключения меня из партии Гелешевым я продолжал выжидать дома ареста пару недель, хотя всяким понимал, что означает отобрание парт, билета Телешевым. Настоящий враг плюнул бы на всё и удрал бы в тех условиях.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Все показания Сенкевич давал сам, причём эти показания он начал давать сразу же после ареста, и тогда я верил в те показания, которые давал Сенкевич. Теперь же, боясь ответственности, Сенкевич отказывается от того, что он добровольно давал такие показания.

На вопросы судасв[идетель] СЕНКЕВИЧ ответил:

Мне очень стыдно за то, что я, будучи членом ВКП(б), в результате избиений и издевательств надо мной начал давать вымышленные показания как на себя, так и на других, однако я и ещё раз заявляю, что все эти показания как от меня, так и от других, были добыты исключительно в результате избиений, в результате пыток, применявшихся к нам. Я мог бы привести очень много примеров, как избивали других арестованных, так, например, Луненок[37] — бывш. директор Одесского [педагогического] института был арестован без наличия каких-либо на него компрометирующих материалов, следствие по делу коего вёл Фадеев, и в результате избиений Фадеевым Луненок давал вымышленные показания на себя, но затем, впоследствии, Луненок отказался от своих показаний, и дело о нём было прекращено.

Ткаченко - ответственный партийный работник и много других лиц - все они, в том числе и я, были арестованы в результате вражеской деятельности бывшего секретаря обкома КП(б)У Телешева - этого истребителя большевиков на Одесщине, а Калюжный, желая выслужиться перед Телешевым, также действовал по вражески, заодно с ним, как подлый карьерист.

На вопросы суда св[идетель] ФАДЕЕВ ответил:

Действительно, в июле мес. 1938 г. я вёл следствие по делу Луненок, но я его не избивал. Луненок был арестован по справке, подписанной Калюжным.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Сенкевич на момент ареста был исключён из партии, и санкции на арест Сенкевича от Телешева не требовалось.

Да, были такие разговоры, чтобы меня взять на работу 2-го секретаря обкома КП(б)У. На эту работу сначала рекомендовал меня Коротченко, а затем Телешев также ставил вопрос о том, чтобы я пошёл работать в обком КП(б)У, но наркомат НКВД меня не отпустил, в связи с чем фактически и был связан мой перевод на работу в НКВД УССР [в] г. Киев.

В 15 ч. 50 м. объявлен перерыв суд. заседания.

В 16 ч. 00 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

Секретарь доложил, что по заявлению родственников Пышного, проживающих в г. Одесса, Пышный, вызываемый в качестве свидетеля, находился у них

3-4 дня, после чего 18.ХП.[19]40 г. убыл в г. Винницу также к каким-то родственникам, адрес последних им не известен.

На вопрос пред[седательствую]щего, не возражает ли подсудимый заканчивать слушанием дело без вызываемого свид. Пышного,

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ: против окончания слушания дела по существу без допроса вызываемого в качестве свидетеля Пышного в суд. заседание - не возражаю.

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ:

Учитывая согласие подсуд. КАЛЮЖНОГО, дело слушанием закончить по существу без допроса вызываемого в суд. заседание в качестве свидетеля Пышного. Одновременно приобщить к делу представленную в суд. заседание выписку из протокола № 42 заседания бюро Сталинского РК КП(б)У г. Одессы от 24.XII.1940 г. о члене ВКП(б) Гапонове.

С согласия подсудимого КАЛЮЖНОГО освободить от дальнейшего присутствия в суд. заседании свидетелей Баргера, Сенкевича, Калиховского и Фадеева.

Обсудив заявленные ходатайства подсуд. КАЛЮЖНЫМ в начале суд. заседания о:

1. Истребовании выписки и приобщении её к делу по вопросу исключения Дьячишина из членов ВКП(б),

2. Об истребовании агентурного дела «Нетронутые»,

3. Об истребовании копий аттестаций на агента НКВД «Беба»,

4. Об истребовании копии шифр-телеграммы на арест Закгейма, и совещаясь на месте,

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ:

Отклонить ходатайства подсуд. КАЛЮЖНОГО:

1. Об истребовании и приобщении к делу выписки из решения бюро Ворошиловского РК КП(б)У г. Одесса по вопросу исключения из партии Дьячишина ввиду несущественности данного вопроса для существа предъявленного Калюжному обвинения.

2. Об истребовании копии шифр-телеграммы на арест Закгейма, т. к. в деле имеется достаточно материалов по данному вопросу.

3. Об истребовании копий аттестаций на агента «Беба» - ввиду наличия в деле достаточных материалов, говорящих об агенте «Беба».

Удовлетворить ходатайство подсуд. Калюжного об истребовании из 1[-го] спецотдела УГБ УНКВД по Одесск[ой] обл. для обозрения в суд. заседании агентурного дела «Нетронутые».

Пред[седательствую]щий предъявил для обозрения свид. Цирульницкому список, составленный на лиц, подлежащих аресту, на 4.1.[19]38 г. по 1-му отделению 4[-го] отдела УГБ УНКВД, подписанный подсуд. Калюжным и Цируль-ницким.

Гвип[етель] НИРУЛЬНИНКИЙ ответил:

Нач[альник] 4[-го] отдела Калюжный дал распоряжение составить список на лиц, подлежащих аресту, на основании чего мною был и составлен этот список.

Этот список составлял я, имея соответствующие материалы на каждое лицо, указанное в этом списке.

ВT ОПРЕДЕЛИЛ:

Учитывая, что по списку, истребованному Военным трибуналом из У НКВД и предъявленному для обозрения свидетелю] Цирульницкому, проходят Канфер-Беркович и Бейлин, которые имеют отношение к делу Калюжного, запросить копию настоящего списка для приобщения к делу.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Эти списки составлялись ещё задолго до того, как я был назначен нач[альни]ком 4[-го] отдела. Материалы на этих лиц готовились ещё в 1937 г.

Св[идетель] ВАСЮРЕНКО Фёдор Филиппович. 1899 г. рожд., из рабочих, рабочий, урож[енец] г. Кривой Рог, до ареста работал в КПК по Одесской обл., член ВКП(б) с 1919 г., в РККА служил с 1917 по 1924 г., арестован и осуждён по ст. 54-7, 8 и 11, 12 и 20 Военной коллегией Верхсуда Союза ССР к 15 г[одам] лиш[ения] свободы в ИТЛ в ноябре мес. 1938 г., предупреждён об ответственности за дачу суду ложных показаний.

На вопросы суда свид[етель] ВАСЮРЕНКО ответил:

Калюжного, как личность, я знал. Знал его как члена пленума РПК, но по работе с ним почти никогда не встречался.

В суд. заседании Калюжного среди других, присутствующих на суде, лиц св[идетель] Васюренко не опознал.

Следствие по моему делу вёл следователь Мошковский, последний присутствует сейчас в суд. заседании, и его узнаю.

При допросе мною были даны вымышленные показания на Шпака, Вырвих-виста, Алексашина, Майданюк. Эти показания я вынужден был дать так же, как я дал неправильные показания и на себя.

На очной ставке со Шпаком я дал показания о том, что Шпак является членом право-троцкистской к-p организации, но фактически такой организации не было, и Шпак так, как и я. в ней не состоял.

В 1938 г. я был избран на водно-транспортной райпартконференции делегатом Одесской городской партконференции, где я выступил с резкой критикой по руководству обкома против секретаря обкома Телешева. Затем там же выступил Телешев, назвал меня врагом народа, обвиняя меня в том, что я - якобы участник право-троцкистской к-p организации, после чего там же, на горпартконференции. мне было объявлено политическое недоверие, лишили меня делегатского мандата и попросили, чтобы я оставил горпартконференцию.

Всё это было для меня неожиданностью, и я сразу же зашёл в парторганизацию КПК, рассказал об этом парт, организации, а затем, в ту же ночь, я был арестован.

Шпаку, который имел пригласительный билет на горпартконференцию, было также объявлено политическое недоверие, и Шпака сразу же в зале горпартконференции арестовали.

Мошковский, который вёл следствие по моему делу, применял ко мне физические меры, плевал мне в лицо и рот, кричал мне в ухо через рупор, оскорблял меня нецензурными словами, и в результате такого издевательства надо мной я дал ложные показания.

Я писал и собственноручные показания. Были также случаи, когда мне диктовал Мошковский, а затем я подписывал эти показания. В своих показаниях я писал на себя, что я состоял членом право-троцкистской к-p организации, причём мне было очень трудно подобрать человека, которого можно было бы назвать как вербовщика в эту организацию. Тогда я вспомнил, что занимался в кружке повышенного типа по изучению истории ВКП(б), которым руководил быв[ший] работник КПК Носов, и поэтому я назвал Носова как вербовщика в отношении меня в эту организацию. Но т. к. Носова в это время в Одессе не было, то Мошковский перенёс мне только лишь срок вербовки в соответствии с работой Носова в КПК.

Перед тем, как должна была произойти очная ставка между мной и Шпаком, Мошковский вызвал меня и предупредил меня, чтобы я уличал Шпака, угрожая мне, что если я этого не сделаю, меня убьют, после чего я так и сделал, на очной ставке я уличал Шпака в принадлежности его к к-p организации, а Шпак отрицал это.

Чем объяснить то, что не давал о себе и о других ложных показаний Шпак, а я дал их, я не знаю, но, возможно, что к Шпаку не применялись такие жестокие физические меры, как ко мне, а может, и потому, что у него, т. е. у Шпака, сильнее воля.

Мною было подано несколько заявлений о том, что я оговорил себя и других, и в связи с этими заявлениями я доставлен обратно в Одесск[ую] тюрьму, дело моё в настоящее время находится в прокуратуре ОДВО.

В [на]писанных мною заявлениях я указывал только лишь о Мошковском, т. к. другие сотрудники УНКВД следствие по моему делу не вели.

В связи с отсутствием у подсудимого] Калюжного вопросов к св[идетелю] Васюренко освободить последнего от дальнейшего присутствия в суд. заседании.

В 17 ч. 00 м. объявлен перерыв суд. заседания до 20 ч. 00 м.

В 20 ч. 00 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

Председательствую] щий объявил, что согласно определения Военного трибунала в суд. заседание доставлено агентурное дело «Нетронутые» для обозрения.

Пред[седательствую]щий предлагает подсуд. Калюжному обозреть агентурное дело «Нетронутые» и заявить суду, на какие материалы он считает необходимым обратить внимание суда.

Оглаш[ается] л. д. 37-40 т. 3 - протокол] осмотра агент[у]р[ного] дела «Нетронутые».

Оглаш[ается] выписка из собственноручных показаний Мелешкова[38] от 20.Х1.[19]37 г. (аг[ентурное] дело «Нетронутые»).

Оглаш[ается] постановление по агентурному] делу «Нетронутые» от

4.Н.[19]38 г., подписанное Берензоном, Цирульницким и Калюжным.

Оглаш[ается] выписка из показаний Молина, Лютина[39], Кочукова, Мерешк₀. ва, находящ[аяся] в агентурном] деле «Нетронутые».

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ:

Учитывая то, что в деле «Нетронутые» отсутствуют материалы на Самарина и Александрова, прошу допросить свид. Цирульницкого о том, что на Самарина были присланы материалы из другой области некоего Нефедова.

На вопросы суда св[идетель] ЦИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Точно я не помню, но мне кажется, что на Самарина была не то разработка, не то показания Нефедова, где они теперь, я не знаю.

Завести аг[ентурное] дело на Самарина Берензон получил непосредственное распоряжение от н[ачальни]ка отдела Калюжного. Это обстоятельство может подтвердить Голь[д]штейн, работающая в настоящее время в обкоме КП(б)У г. Одессы, а в то время она ведала опертехникой в 4-м отделе, и она может показать, где этот материал.

Постановление о заведении агентурного] дела я подписал, инициатором же заведения этого дела был Калюжный, и по его распоряжению Берензон завёл агентурное] дело «Нетронутые».

Были материалы на всех лиц, т. е. Самарина, Агронского, Александрова и Иванова, или не было, я не знаю, ибо материалы готовил, а затем приносил мне на подпись Берензон.

Оснований для того, чтобы связать в к-p группу этих лиц, как это изложено в постановлении, действительно не было, но произошло это таким образом, что Берензон написал постановление, занёс его мне, и я подписал механически, т. е. не проверял всех материалов, а Калюжный подписал их, поскольку Берензон по его распоряжению завёл это дело.

Надо прямо признать, что формулировка в постановлении по агентурному делу «Нетронутые» о наличии к-p связи между перечисленными работниками КПК по Одес[ской] обл., мягко выражаясь, была нами округлена.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Мне было занесено 2 постановления — это постановление по агент[урному] делу «Нетронутые» и по агентурному] делу «Пласты».

Я проверил все материалы, имеющиеся в деле, и на основании имевшихся в делах материалов я подписал эти постановления.

Эти постановления были написаны Берензоном и подписаны н[ачальни]ком 1 [-го] отделения Цирульницким.

На вопросы суда св[идетель] ЦИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Показания, присланные из Красноярска, на группу лиц - быв[ших] работников КПК по Одес[ской] обл. - к моменту заведения агентурного] дела «Нетронутые» были, но где они сейчас, я не знаю.

Когда были произведены первые аресты по этим делам, я не помню.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

На Канфер-Берковича материал на арест последнего был оформлен ещё в ноябре мес[яце] 1937 г., т. е. до момента, когда я вступил в обязанности нач[альника] 4[-го] отдела, но тогда Канфер-Беркович не был арестован, т. е. его не было, и пришлось его разыскивать. После того, как Канфер-Беркович был разыскан, 5.II.1938 г. Канфер-Беркович был арестован и сразу же был допрошен Цирульницким, последний получил показания от Канфер-Бсрковича. после чего стал вопрос, что эти показания и присланные материалы на Самарина и других подлежали реализации, т. к. сомнений уже после этого не вызывалось. Таким образом, агентурная] разработка была заведена по инициативе работников отдела, в частности Берензона. Последний мне докладывал все имевшиеся материалы, и после того, как я просмотрел все эти материалы, я дал согласие на заведение агентур, дела «Нетронутые» и затем впоследствии подписал постановление как на троцкистов-двурушников, т. е. по окраске.

Носова в то время в Одессе не было, т. е. он уже выбыл из г. Одессы, и заводить на него агент[урное] дело не было оснований, т. к. не было достаточных материалов. Проверку материалов о вредительстве по делу бывших работников КПК и, в частности, по делу Агронского, я не делал, т. к. агентурная] разработка только лишь начала вестись, и, кроме того, этими вопросами должны были заняться следователи, ибо я следствие непосредственно не вёл и физически не мог усмотреть за всеми этими делами. Агронского допрашивал Цирульницкий, и последнему Агронский давал показания на первых же допросах.

На вопросы суда свид[етель] ЦИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Агронский при допросе мне не говорил о том, что в день самоубийства Турина он, т. е. Агронский, находился в командировке в Симферополе. Если бы он сказал мне об этом, я бы проверил также это обстоятельство.

Почему он, т. е. Агронский, ранее об этом сказал Чазовой, я не знаю, но и о проверке этого обстоятельства парт, организацией КПК мне тогда известно не было.

Предоставлено слово подсуд. КАЛЮЖНОМУ для дачи объяснений по делу:

К исполнению обязанностей н[ачальни]ка 4[-го] отдела я приступил с 1 декабря 1937 г. Заместителя] нач[альни]ка отдела постоянного не было, а по установившейся традиции моим помощником и заместителем считался всё время нач[альник] 1 [-го] отделения.

Я, не имея опыта руководящей работы, ибо перед этим я всего лишь 2 месяца] был заместителем нач[альника] отдела, вынужден был сразу охватить все участки работы, кстати сказать, в тот период работы было очень много.

В отделе, коего я был начальником, было 6 отделений, и сразу же после моего прихода в отдел почти все начальники отделений были переведены на другие работы, и мне пришлось работать вместо 6[-ти] нач[альников] отделений с

2-мя нач[альниками] отделений, что также отразилось на моей работе.

С первых дней моего прихода в отдел я начал ознакамливаться с делами, проходящими по 1-му отделению, где проходили бывшие ответственные работники обкома КП(б)У, об[л]исполкома и др. партийные, советские работники, и поэтому на этот участок работы я уделял очень много времени с тем, чтобы самому лично убедиться в наличии компрометирующих материалов на того или иного работника и только после этого делать соответствующие выводы.

Так, например, по группе лиц быв[ших] работников КПК.

В конце января мес. или в начале февраля 1938 г. мы получили из Красноярска, [из] УНКВД, показания Эмолина, Кочукова, Лютина, где говорилось о том, что в Одессе существует группа право-троцкистской к-p организации в КПК и что участниками этой организации являются Агронский и Винник. К этому же времени были присланы показания, откуда, сейчас не помню, некоего Нефедова на Самарина. В показаниях Нефедова говорилось о том, что Самарин является кадровым троцкистом, и что он поддерживает связь с троцкистами и до настоящего времени. Имея эти показания и, кроме того, показания Мелешкова и Забо-ровского, показания Рачинского на Сороковика и т. д., все эти материалы были сконцентрированы в одно место, и было заведено агентурное] дело под кличкой «Нетронутые».

Арест Канфер-Берковича был подготовлен ещё в ноябре мес. 1937 г., но, т. к. он был не установлен, арест последнего был не произведён, а произведён только лишь после установления, т. е. 5.11.1938 г.

При допросе Цирульницким Канфер-Беркович дал показания о том, что Самарин, Агронский и Винник также являются участниками право-троцкистской к-p организации, на основании чего был и произведён первый арест Агронского и Сороковика, а затем позже был арестован Винник. Наличие всех этих трёх источников, т. е. показаний, и дало возможность создать дело-формуляр о группе двурушников, т. е. право-троцкистской к-p организации в КПК.

Во время ареста Агронского мы имели показания Мелешкова[40] от 20.Х1.[19]37 г., Заборовского от 29.1.[19]38 г., Канфер-Берковича от 11.Н.[19]38 г. и Эмолина от 22.VI1.[19]37 г., полученные из Красноярска в начале 1938 г.

На Сороковика мы имели показания Рачинского от 1.1 и 4.1.[ 19]38 г. и Канфер-Берковича от 11.11.[19]38 г., а затем последующие показания Самарина, Винника, Агронского и друг.

На Винника мы имели показания Эмолина от 22.V1I.[19]37 г., присланные из Красноярского УНКВД в начале 1938 г., Канфера-Берковича от 17.11.[19]38 г., Агронского от 23Л1.[ 19]38 г., а затем показания Самарина, Фрейдина[41] и др.

Перед тем, как был подготовлен и проведён арест Самарина, мы имели показания Нефедова, полученные из какой-то области РСФСР в начале 1938 г., Агронского от 23.11.1938 г., Канфера от 11-17.И.[19]38 г., на основании всех этих материалов было составлено сообщение и направлено в НКВД УССР, г. Киев, на основании чего из Киева была получена санкция на арест Самарина, и последний 27.11.[19]38 г. был арестован.

Сразу же после ареста Самарина я, вместе с быв[шим] нач[альником] УНКВД Фёдоровым, разговаривал с ним, и Самарин рассказывал о том, что он, кадровый троцкист, в 1923 г. состоял в троцкистской группировке, затем прибыл в Одессу и тут также установил связь с троцкистами. В отношении того, что Самарин является провокатором царской охранки, мы не имели никаких материалов, но когда стал вопрос об аресте Самарина, я получил его личное дело и начал хорошо изучать его. В разных анкетах Самарин писал по-разному. В одной анкете он писал, что в таком-то году он был в таком-то городе, в другой анкете он писал совершенно наоборот. Например, в одной анкете было указано, что в 1907 г. Самарин находился в Турции, и дата вступления в ВКП(б) относится также к 1907 г. В другой анкете Самарин писал, что в 1907 г. он был на Кавказе. Неправдивость его анкетных данных вызывала у меня подозрение, на основе чего я и начал детально расспрашивать его, т. е. Самарина, по всем этим вопросам. Самарин и при объяснении всех этих вопросов путался и заминался.

На мой категорический вопрос о дате вступления в партию и месте вступления Самарин сказал мне, что в партию он вступил не в 1907 г., а в 1919 г., причём Самарин рассказал мне, что в 1907 г. в Красноярске работал кружок революционных рабочих, и, зная об этом кружке, Самарин после возвращения из армии в своём селе в 1919 г., во время переписи, заявил, что он работал в этом кружке, ему поверили, и таким образом Самарин приписал себе стаж члена ВКП(б) с 1907 г., в то время как тогда он в партии не состоял.

Затем Самарин рассказал мне о том, что в 1907 г., работая мелким чиновником на почте, куда к начальнику почты часто заходил пристав Попов, с которым впоследствии познакомился Самарин. Перед одним из праздников Попов прислал в конверте Самарину 50 руб. денег в честь праздника, а затем позже Самарин был приглашён в квартиру Попова. На этой встрече Самарин и дал обязательство приставу Попову о том, что он будет выявлять политическое настроение моряков, где он имел своих знакомых. После чего Самарин и работал в охранке до 1914 г. В 1914 г. Самарин ушёл в армию и с тех пор прервал связь с охранкой и больше никогда с ней связи не поддерживал.

После всех этих разг[оворов] Самарин ушёл писать свои собственноручные показания следователю Мазуру. Таким образом, вскрыв Самарина, я считаю, что я сделал хорошее дело, т. е. я выполнил свой долг перед партией и страной.

Во время допроса к Самарину я не применял никаких физических мер, в лицо ему не плевал, и свид[етель] Мазур по этому вопросу показывает неправильно.

На вопрос суда свид[етель] МАЗУР ответил:

Калюжный плюнул Самарину в лицо, обругал его нецензурными словами, задав ему циничный вопрос: «Хочет ли он иметь половую связь с женщиной?». Самарин, почти совсем старый человек, очень возмутился и сказал Калюжному: «Какая дикость».

На вопрос суда свид[етель] МОШКОВСКИЙ ответил:

Я никому из арестованных в лицо не плевал, об этом никто не говорил, за исключением свид[етеля] Васюренко, показания которого являются также неправильными.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Почему быв[шие] подследственные говорят о том, что их оплёвывали во время допросов, я не знаю, возможно, они об этом сговорились, будучи в тюрьме.

Продолжение объяснений подсуд. КАЛЮЖНОГО:

10 марта [1938 г.], т. е. через 11 дней после ареста, Самарин по требованию НКВД УССР был зачислен за НКВД УССР и направлен в г. Киев, где Самарин продолжал давать свои показания, имел там очные ставки и продолжал давать показания как на себя, так и на других.

По всем материалам, добытым в Киеве, Самарин был предан суду и там же, в Киеве, осуждён.

После ареста Самарина, 6 марта 1938 г., был арестован Фрсйдиг[42], на которого имелись показания Канфср-Бсрконича от 17.11.[19]38 г., Афонского от 23.11.119138 г. и свид[етеля] Золииой от 22.Х1.[19]37 г., следствие по коему вёл Берензон, а затем эти же показания были подтверждены показаниями Сорокови-ка и других.

13 отношении Васюрсико мы имели показания Вырвихвисза от 20.V. 1938 г., кроме того. Васюрсико было выражено политическое недоверие на Одесск[ой] горпарз конференции. Я об этом доложил бы[шему] начальнику У НКВД Киселёву, и последний мне сказал: «Раз выражено политическое недоверие, нужно арестовать», и поэтому на основании распоряжения Киселёва Васюренко был арестован.

Справка на арест Шпака была составлена на основании показаний Сорокови-ка и Вырвихвиста, после чего Шпак и был арестован. Должен сказать, что при мне никто из этих лиц суду не был предан. Все дела находились только лишь в производстве. Я непосредственно следствие по этим делам не вёл. Следствие вели Степанский, Цирульницкий, Берензон, Мошковский и частично Мазур. Правда, один-единственный раз я допрашивал только лишь Самарина, и то протокола не писал, а после моего разговора с ним Самарин ушёл писать свои собственноручные показания.

В то время мы верили показаниям, которые давали арестованные, ибо, кроме самих арестованных, давали такие же показания и другие. Кроме того, я выехал из Одессы 9.VII.1938 г., а дела всё ещё оставались в производстве, и поэтому нести ответственность за исход следствия и за качество следствия по группе этих лиц я не могу.

По делу Баргера и Сенкевича.

Некий Олейников дал показания о том, что Сенкевич не боролся за чистоту партийной организации, что Сенкевич исключён из членов ВКП(б) за провал финансового плана по области и ещё что-то, точно не помню, на основании этих материалов 3.VII.[19]38 г. и был арестован Сенкевич. На второй же день после ареста Сенкевич начал давать показания о том, что он - участник «Област[ного] к-p центра правых», и что он занимался вредительской деятельностью, будучи завед[ующим] обл. финотделом. На основании показаний Сенкевича 6 июля 1938 г. был арестован Баргер, а 7 июля - Харченко.

Бартер при мне не давал никаких показаний, и только лишь после того, как я выехал из Одессы, Баргер начал давать свои показания и подтверждать те показания, которые давал на него Сенкевич. Должен сказать, что как Сенкевич, так и Баргер, на следствии писали собственноручные показания и га ссылка, что им диктовали, что писать, следователи, является неправильной. Ии к Барьеру, ни к Сенкевичу никакие физические меры воздействия не применялись ни с моей стороны, ни со стороны следователей, по делу Бар1ера и Сенкевича не примени лось ничего, возможно, был единственный недостаток в следствии малоопьм кость следственного аппарата.

Я же, как нач[альник] отдела, за каждым следственным делом усмотреть не мог, ибо тогда было очень много следственных дел. Я был один, без заместителя. 11икто из следователей не сказал, что на нею был нажим с моей стороны по также не установлено и и суд. заседании.

Сенкевич и Баргер, будучи обиженными за то, что они сидели и находились под арестом, в суд. заседании говорили сплошную ложь, неправду, и поэтому прошу суд всесторонне отнестись к их показаниям.

Тс показания, которые говорят о том, что в результате сигналов о незаконных методах следствия в УНКВД мы начали производить аресты бывших сотру дни ков КПК, являются также неправильными, ибо жалоба арестованной Бондаренко об извращении методов следствия была направлена Чазовой, и последняя дала ход этой жалобе, если это было бы так, то в первую очередь мы должны были бы арестовать Чазову. Между тем как Чазову мы не арестовывали, ибо на ней мы не имели никаких материалов. В суд. заседании не приведено ни одного факта, говорящего о том, что КПК имело сигнализацию об извращении методов следствия в УНКВД, за исключением одного заявления арестованной Бондаренко, и то относящегося не к обл[астному] УНКВД, а к РО НКВД.

Исключительно все дела, по коим мы вели следствие, а затем должны были пойти эти дела на Военную коллегию, просматривались не только в УНКВД Одесской области, они просматривались в НКВД УССР, в НКВД СССР и, наконец, в Главной военной прокуратуре Союза ССР.

Наши сотрудники эти дела докладывали только в НКВД УССР, затем в других инстанциях дела докладывали другие лица, и поэтому должен сказать, что с нашей стороны никакого нажима на эти дела не было, мы верили в признание самих арестованных, а также в показания свидетелей. В это верили не только мы, но в это верили и более опытные люди, работавшие в НКВД СССР и Главной военной прокуратуре, ибо, если бы они видели неполноту дела или фальсификацию, они бы возвратили нам дела на доследование, чего не было сделано.

По первому пункту обвин[ительного] заключения мне инкриминируется то, что по моему распоряжению был арестован Канфер-Беркович. Это обвинение не соответствует материалам дела, т. к. арест на Канфер-Берковича был оформлен ещё в ноябре мес. 1937 г., я ещё тогда не был нач[альни]ком отдела. Кроме того, в деле говорится о том, что Канфер-Беркович давал показания под влиянием применения к нему физических мер воздействия, что не подтвердилось показаниями свидетелей в суд. заседании. В суд. заседании проходивший как свидетель Шпак дал показания, что он суду не предавался, а освобожден до суда, таким образом, этот пункт обвин[ительного] заключения, т. е. о том, что приговор не был приведён в исполнение в отношении Шпака и Александрова но не зависящим причинам от Калюжного, также не отвечает действительности, ибо приговора как такового не было.

В отношении ареста Баргер[а] и Сенкевича в деле имеется постановление о прекращении их дел, где указано, какие на них были материалы, то, что они, возможно, были недостаточные, - это уже совершенно другое дело, но эти материалы были, и на основе их Бартер и Сенкевич были арестованы. Кроме того, следствие по их делам велось тогда, когда я уже не работал в г. Одессе, и поэтому я считаю, что этот пункт обвинительного заключения также не соответствует материалам дела.

Дьячишин был арестован 28.V.[ 19]38 г. после получения директивы НКВД УССР с приложением схемы и показаний. Сначала эта директива поступила в 3[-й] отдел, и после ознакомления с ней там, т. е. в 3[-ем] отделе, она была передана в наш отдел.

Я, как нач. отдела, созвал совещание оперативных работников своего отдела и предложил взять на учёт всех бывших партизан и проверить их по учётам. В основном вся эта работа была возложена на н[ачальни]ка 5 [-го] отделения Львова. Последний подобрал все материалы на Дьячишина, они исходили из материалов парт, расследования о Дьячишине, последний характеризовался как разложившийся элемент, алкоголик, как антисоветский тип. Были также материалы о том, что он имел связь с Якиром, служил у белых и т. д. В разрезе этих материалов было сформулировано и решение бюро Ворошиловского РК КП(б)У об исключении Дьячишина из партии. Все эти данные подходили к ориентировке, которая была прислана вместе с директивой НКВД УССР, и на основании этого Дьячишин был арестован, причём постановление об аресте Дьячишина было написано начальником отделения Львовым.

Следствие по делу Дьячишина вёл Львов, и 10.VI.[ 19]38 г. Львов доложил мне о том, что Дьячишин дал ему показания о связи его с Якиром, последний его завербовал, и он поддерживал с ним связь до последнего времени.

Дальше Дьячишин показывал о том, что когда его, т. е. Дьячишина, исключили из партии, то в это вмешался Якир, в результате чего он, Дьячишин, был восстановлен в партии. Это было в 1934 г.

Это обстоятельство, правда, я не проверял, т. к. следствие по делу Дьячишина велось 3[-м] отделом, и они должны были заняться этим вопросом и уточнить это. При каких обстоятельствах Дьячишин был завербован Якиром, детально я не знаю, но я слышал от других о том, что, будучи в Киеве, Дьячишин зашёл к Якиру, жаловался последнему о том, что на него нажимают, отстраняют от руководства и т. д. Якир поддержал его нездоровые настроения, и в процессе беседы Якир предложил Дьячишину, чтобы последний организовывал земляческие повстанческие группы, говоря о том, что эти группы ещё нам нужны будут. Но, эти разговоры я слышал от других, детально этого вопроса я не знаю.

Дьячишина я не допрашивал, следствие по его делу велось в 3[-м] отделе, там же составлялось и обвинительное заключение, откуда дело Дьячишина было передано на тройку тогда, когда я уже в Одессе не работал.

Кроме того, согласно справки особоуполномоченного УНКВД по Одесской обл., имеющейся в деле - л. д. 232 т. 2, по показаниям Дьячишина никто не арестовывался. Дьячишин дал показания на Галеско, но Галеско был арестован не по показаниям Дьячишина, а других лиц. и, кроме того. Галеско был арестован раньше Дьячишина, поэтому и этот пункт обвинительного заключения, инкриминируемый мне, не соответствует действительности.

В отношении бывшего директора Одесского театра оперы и балета Пащина: на последнего мы имели показания Тульского от 16.VIII.[I9]37 г. о том, что Па-щин является участником право-троцкистской к-p организации, кроме того, было ещё заведено дело-формуляр на Пащина. Мне принесли все эти материалы с составленной справкой на арест Пащина, но я не согласился подписать справку на арест, а, посоветовавшись с Цирульницким и быв[шим] начальником УНКВД Киселёвым[43] по вопросу о целесообразности завербовать Пащина, и по разрешению Киселёва Пащин мною был завербован как агент и находился лично у меня на связи около 6 мес[яцев].

Пащин сначала не хотел вербоваться, но, когда я показал ему имевшиеся к этому времени показания на него, т. е. показания Тульского от 16.VIII.[I9]37 г.[44], Большунова от 16.1Х.[19]37 г., и, кроме того, я начал требовать, чтобы он сознался в том, что он - участник к-p организации. Пащин на допросе от 26.ХП.[19]37 г. сознался мне в том, что он действительно является участником к-p организации. Затем, 29.ХII.[19]37 г., я вызвал к себе Пащина и предложил ему или же завербоваться, или же он будет арестован.

Никаких угроз к Пащину я не применял и расстрелом его не запугивал. Пащин согласился завербоваться, причём, будучи у меня на связи, Пащин давал очень ценные материалы.

Затем, когда я выехал из Одессы, Пащин был на связи у Тягина, Цирульниц-кого и других. Впоследствии Пащин был развербован и отказался от ранее данных им показаний, мотивируя тем, что он дал показания под угрозой.

По делу с/с «Беба»

«Беба» - это бывший агент по сионистам, причём не работавшая с начала 1935 г. По материалам личного дела было видно о том, что за последнее время она почти прекратила давать материалы. На протяжении последних двух лет от агента «Беба» ни одного материала не поступило.

Арестованный Беккер назвал Вайнштейна и «Беба» как активных участников сионистского подполья. Об этом мне доложил Тягин.

На основании этого я дал распоряжение произвести [внеочередную встречу с агентом «Беба» на конспиративной квартире, где я также присутствовал. С агентом «Беба» я поговорил о состоянии работы вообще, а Тягин тогда же допросил её как агента, где агент «Беба» дала показания на Беккера и Вайнштейна, т. е. на тех лиц, которые показывали о ней. Никаких других показаний агент «Беба» не давала. Агент «Беба» о своём муже ничего не говорила, притом как муж её, нелегальщин, был связан с центральным штабом сионистов, правда, она говорила только лишь, что её муж настроен троцкистскими идеями и больше ничего.

Затем, когда агент «Беба» была арестована, 17.III. 1938 г. она дала показания на 30 чел. Все, кто были названы агентом «Беба», являлись самыми активными сионистами, начиная с 1925 г. и до последнего времени не прекращали своей деятельности. Между тем как до ареста агент «Беба» дала материалы только лишь на 6 чел. Это уже говорит о нечестности её, и поэтому я считаю, что агент «Беба» была арестована правильно, а дней через 20 после ареста по требованию НКВД УССР агент «Беба» была направлена в Киев и там содержалась под стражей также около одного года. Мне кажется, если бы агент «Беба» была арестована безосновательно, её бы не держали под арестом около одного года в Киеве.

О быв[ших] сотрудниках НКВД БОРИСОВЕ и ЗАКГЕЙМЕ

Борисов был арестован в мае мес. 1938 г. на основании присланной справки с компрометирующими материалами Борисова. Причём на справке, присланной из НКВД УССР, была написана резолюция Успенского: «Арестовать», на основании чего Борисов был арестован.

Следствие по делу Борисова вёл Тягин, никаких заявлений мне от Борисова не поступало. Правда, Тягин говорил мне о том, что он применял к Борисову физические меры воздействия, но я не видел этого, и Борисов мне об этом также не говорил.

Кроме того, Тягин говорил мне, что Буркин, который замещал меня, написал Тягину о том, что Борисова бить до тех пор, пока он даст показания, но это -ложь, неправда, выпущенная в свет Тягиным. Никакой резолюции Буркина не было, и как я, так и Буркин Тягину не давали установки бить Борисова.

В отношении Закгейма дело было таким образом: на основании полученной шифр-телеграммы в марте или феврале месяце 1938 г. из НКВД УССР нужно было произвести арест 12 чел. - работников УНКВД - и немедленно этапом направить их в Киев.

Выполняя это распоряжение, все указанные сотрудники были арестованы и направлены в НКВД УССР, в г. Киев.

В число этих арестованных попал и Шабе, работавший в секретариате УНКВД по Одесской обл. Шабе при допросе показал на Закгейма как на участника троцкистской организации. На основании этих показаний была получена шифр-телеграмма из НКВД УССР с требованием немедленно арестовать Закгейма, что и было сделано.

Следствие по делу Закгейма велось следственной группой, существовавшей при нач[альнике] УНКВД Киселёве, последний и руководил следствием по делу Закгейма. Затем Тягин доложил мне, что Закгейм отрицает то, что он - участник троцкистской организации, а показывает о том, что он принадлежит и является членом сионистской организации. Причём Закгейм рассказывал очень подробно о своём участии в сионистской организации. Закгейм рассказывал о том, что он вёл несколько следственных дел по сионистам и, пользуясь служебным положением, освобождал некоторых. Кого он освободил, я сейчас фамилии не помню, но он называл этих лиц, проверкой же этих вопросов я также не занимался.

Впоследствии как Закгейм, так и Борисов, были освобождены, но я ещё раз заявляю о том, что к их аресту я не имел никакого отношения, и эта часть предъявленного мне обвинения должна полностью отпасть, ибо аресты Борисова и Закгейма были произведены по прямым указаниям НКВД УССР, следствие по их делам я также не вёл и не руководил [им].

Оглаш[ается] л. д. 177-178 т. 2 - справка на Закгейма и Борисова.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Так было написано в показаниях, полученных на Закгейма и на Борисова, и на основании этих показаний это было написано в справках. Никакой здесь фальсификации с моей стороны нет.

В части ареста лиц, принадлежащих к эсерам:

В обвин[ительном] заключении говорится об аресте 18 чел. быв[ших] эсеров, между тем, как было арестовано всего лишь 6 чел.

Эти 6 чел. были арестованы на основании материалов, имевшихся в делах-формулярах. Никакая фальсификация с моей стороны в части составления справок на арест бывших эсеров не была применена.

Все справки на арест бывших эсеров составлялись Тягиным после того, как все материалы были проверены, и затем докладывал мне эти материалы, на основе чего я и подписывал справки на арест.

Кроме того, следствие по делам бывших эсеров велось тогда, когда я уже выбыл из г. Одессы, и поэтому нести ответственность за то, что их неправильно арестовали, я не могу, ибо в процессе следствия на часть этих людей материалы не подтвердились, и они были освобождены, а часть из них была осуждена.

В отношении ареста выходцев из бундовской организации:

В первой половине апреля мес. 1938 г. была получена директива из НКВД УССР с приказанием немедленно развернуть операцию по бундовцам, о чём имеется выписка на л. д. 312 т. 3.

На основании этой директивы мы обязаны были развернуть операцию и арест тех лиц, которые подходили под ориентировку, указываемую в данной директиве. На основании директивы Тягин представил мне 3 справки, первая - на Кушнир, вторая - Брук-Буркова[45] и на Лидовского.

Кушнир - бывший бундовец с 1903 г. по 1918 г., активный бундовец. Лидовский, также активный бундовец, находился некоторое время в Германии, последний не был принят в ряды ВКП(б) как выходец из других партий.

В части того, что в справках на арест Лидовского и Кушннр[а] было дописано: «Является участником к-p подпольной бундовской организации», таких материалов действительно не было, и это было сфальсифицировано Тягиным. Кроме того, были арестованы также Левин, Штеренгерц и друг., но на всех их были агентурные материалы либо свидетельские показания. Однако, несмотря на то, что Штеренгерц, являясь кадровым троцкистом, что он использовал газету в троцкистских целях, исключён из партии как троцкист, и, несмотря на всё это, дело Штеренгерц[а] было прекращено. Это - право того, кто прекращал, но я бы такое дело никогда бы не прекратил.

Кроме того, обвинительное заключение по бундовцам подписывалось не мною, а Буркиным.

В 1 ч. 15 м. объявлен перерыв суд. заседания.

В 1 ч. 25 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

О сионистах:

На основании директивы от 23.11.1938 г., полученной из НКВД УССР, копия последней имеется в деле на л. д. 311 т. 2, было приказано немедленно развернуть операцию по сионистам, причём в первую очередь арестовать подходящих по признакам, указанным в директиве. Пышный, выполнявший этот участок работы, подобрал все материалы и составил справки на 22 чел. Причём справка на арест одного человека подписана Тягиным за нач[альника] 4-го отдела[46], т. е. меня.

Согласно составленных справок на арест Пышным были арестованы Герберг Фаня, Кац, Соснов. член горкомитета сионистов, исключённый из ВКП(б) за принадлежность к сионистам в 1925 г., Винник, активный сионист, в 1922 г. пытавшийся уйти за границу, в связи с чем исключён из членов ВКП(б). Бромберг, на последнего имелось дело-формуляр, Кенгеров. Гефман, Уманский — активный сионист, распространявший сионистскую литературу, и т. д.

Таким образом, все справки на арест сионистов были составлены Пышным в соответствии с имевшимися материалами, как стало мне известно только лишь на следствии, Тягин дал распоряжение Пышному дописать в справках на арест: «Является участником к-p организации». Таким образом, Тягин подводил меня, давая мне на подпись эти справки, указывая на то, что они сверены с фактическим материалом, также Тягин подводил и Буркина, который подтвердил это в суд. заседании. Однако, при мне ни одного показания от этих арестованных не было получено, это подтверждается обзором, имеющимся в деле в части У майского и других, которые дали показания только лишь в августе мес. 1938 г.

Кроме того, несколько человек из этих арестованных были осуждены особым совещанием к лишению свободы уже в 1939 г.

Следствие по этим делам велось без меня, как оно велось, я не знаю, и поэтому этот пункт обвинения, т. е. об искусственном объединении в группу лиц, не связанных к-p деятельностью, и в части фальсификации этих дел, от меня должен вообще отпасть, ибо я к этим делам никакого отношения не имел, за исключением того, что я подписал справку на их арест.

В 2 ч. 25 м. объявлен перерыв суд. заседания до 11 ч. [26.ХИ. 1940 г.]

В 11 ч. 26.Х1Ц1940 г.] суд. заседание объявлено продолжающимся.

Продолжение объяснения подсуд. КАЛЮЖНОГО:

В обвинительном заключении указано о том, что 14 ч[ел.] из арестованных сионистов тройкой были осуждены к ВМН, но приговора не были приведены в исполнение. Я же заявляю о том, что следствие по делам сионистов велось и заканчивалось после моего отъезда из г. Одессы. Дела на тройке были заслушаны в ноябре мес. 1938 г., т. е. через 4 мес. после моего отъезда из г. Одессы. Эго подтверждено в суд. заседании свид. Буркиным, а также имеющимися в деле показаниями Пышного, поэтому настоящий пункт обвинения мне ничем не обоснован.

Об анархистах и меньшевиках:

По отношению меньшевиков и анархистов были произведены аресты на основании имевшихся архивных материалов, и в соответствии материалов были составлены справки на арест этих лиц, так, например: Дубинин - активный меньшевик с 1904 г., Котолуб - активный меньшевик с 1905 г., несколько раз арестовывался и т. д. Кроме того, было арестовано 5 чел. анархистов также на основе составленных справок в соответствии с материалами, имевшихся на них, например, Беренштейн, активный анархист, на последнего имелось дело-формуляр и аг[ентурная] разработка. Мартынов, на коего также было дело-формуляр, агентурные материалы, имел явочную квартиру в 1905 г. и т. д. Все эти анархисты осуждены особым совещанием при НКВД СССР в 1939 г.

Я никогда не стоял за то, чтобы арестовывать людей без наличия компрометирующих материалов. Это можно подтвердить хотя бы и тем, что только при моём вмешательстве не были арестованы доктор технических наук, профессор Добровольский, доктор медицинских наук Стефанский, быв. директор Январского завода[47] Романов и друг. По моей инициативе были освобождены из под ареста несколько работников, случайно попавших под арест. Кроме того, в архивных делах можно найти десятки готовых написанных справок на арест, но мною эти справки не подписаны из-за того, что в делах не было достаточно компрометирующих материалов.

Всё это говорит о том, что я не злоупотреблял своим служебным положением, не старался выслужиться перед «начальством», я поступал так, как подсказывала мне моя пролетарская совесть.

Те контрольные цифры, о которых говорили свидетели в суд. заседании, являются сплошной ложью, неправдой, никогда контрольной цифры 1000 чел. и 1500 чел. я ни перед кем не ставил. Возможно, свидетели путают это обстоятельство с вопросом поднятия архивных материалов. Действительно, были разговоры о том, чтобы поднять и пересмотреть все архивные дела, коих у нас было около 2000. Но, устанавливать контрольную цифру на арест 1000 чел или 1500 чел. я никогда никому не устанавливал. Кроме того, были также случаи, когда во время работы тройки регламентировали представление дел по отделам, т. е. каждому отделу разрешалось подготовить столько то дел на тройку, но и эти цифры никогда не превышали 50-60 дел, откуда свидетели взяли цифру 1000 и 1500 чел., я не знаю и говорю, что это неправда.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Я считаю, что те материалы, которые были у нас, и те показания, которые давали сами арестованные, не внушали у нас тогда сомнения. У меня и сейчас нет оснований сказать об основательности или неосновательности ареста Васюренко.

В отношении Васюренко до горпартконференции компрометирующих материалов не было, но в отношении Шпака до горпартконференции материалы были.

После того, как Васюренко было выражено политическое недоверие на горпартконференции, быв[ший] нач[альник] УНКВД Киселёв приказал мне доложить ему имеющиеся материалы на Васюренко. Я доложил Киселёву показания Вырвихвист[а] на Васюренко, и на основании распоряжения Киселёва Васюренко был арестован нашим отделом как участник право-троцкистской к-p организации.

На вопросы суда св[идетель] МОШКОВСКИЙ ответил:

На справке на арест Васюренко была санкция обкома КП(б)У, и, кроме того, были какие-то показания, но чьи были показания на Васюренко, я теперь не помню.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Справку на арест Васюренко подписывал я. Эта справка была составлена опертехником Гольдштейн, ныне работающей в обкоме КП(б)У. Справка составлялась на основании имевшихся к тому времени материалов. Для подтверждения этого прошу вызвать и допросить в суд. заседании по этому вопросу Гольдштейн.

Заслушав ходатайство подсуд. КАЛЮЖНОГО о вызове в суд. заседание в качества свид[етеля] Гольдштейн и совещаясь на месте,

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Учитывая, что Гольдштейн, являясь техническим работником, и что последняя всю работу выполняла согласно распоряжений нач[аль-ников] отделений и нач[альника] отдела, считать нецелесообразным вызов в суд. заседание Гольдштейн, и заявленное ходатайство подсуд. Калюжного отклонить.

Одновременно затребовать для приобщения к делу Калюжного копию заключения военного прокурора ОДВО по проверке дел КПК и, в частности, дела по обвинению Васюренко.

Подсуд. КАЛЮЖНЫЙ:

Несмотря на то, что мне уже было отказано об истребовании аттестаций-характеристик на секретного сотрудника «Беба», я всё же прошу ещё раз обсудить это ходатайство и удовлетворить его.

Выслушав вторично заявленное ходатайство подсуд. Калюжным об истребовании аттестаций на агента «Беба» и совещаясь на месте,

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Во изменение ранее вынесенного определения Военного трибунала истребовать в первом спец, отделе УГБ [У]НКВД по Одес[ской] обл. аттестации-характеристики на агента «Беба» для обозрения их в суд. заседании.

В 12 ч. 30 м. объявлен перерыв суд. заседания.

В 13 ч. 10 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

Председательствующий огласил, что согласно определения Военного трибунала в суд. заседание доставлены аттестации-характеристики на агента «Беба», из коих видно, что один документ, т. е. письмо, направляемое из Одесского УНКВД в НКВД УССР [в] г. Киев от 19.X. 1934 г. № 551472 за подписью зам[естителя] нач[альника] УНКВД Гришина[48] и нач[альника] СПО Бабича, где речь идёт относительно неполной откровенности агента «Беба» по сионистам и её попытке добиться поездки вместе со своим мужем в Палестину для проведения работы в подполье как коммунистке и попутно для того, чтобы переубедить Володю (мужа[49]) во взглядах, после чего возвратиться в СССР.

Кроме того, другой документ, направляемый из НКВД УССР, г. Киев, в НКВД СССР, г. Москва, от 19.XI.1934 г., где освещаются эти же вопросы об агенте «Беба», причём в этом же сообщении указывается, что основным источником по сионистам является агент «Беба» и что, поскольку «Беба» при нынешних настроениях не сможет обеспечить полную разработку дела, а поэтому произвести полную оперативную ликвидацию группы и необходимость ареста «Бебы» во избежание её провала.

Кроме того, суду предоставлена справка об агенте «Беба» за 1940 г. от 26.XII.1940 г.

Никаких других материалов на агента «Беба» в её деле не обнаружено.

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Представленную справку на агента «Беба» от 26.XII.1940 г. приобщить к делу Калюжного в закрытом пакете.

На вопросы суда подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Я ещё раз заявляю, что, начиная с 1935 г., на протяжении около 2-х лет агент «Беба» никаких агентурных материалов не давала, по-видимому, она испугалась ареста и уже в 1940 г. начала давать материалы, о чём свидетельствует справка за 1940 г.

Председательствующий огласил полученное отношение Воен[ного] прокурора ОДВО от 26.XII.1940 г. № 002708 по вопросу заключения военного прокурора по делу быв. работников КПК и, в частности, Самарина.

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Представленную справку Военного прокурора ОДВО от 26.XII.[19]40 г. № 002708 согласно определения Воен. трибунала приобщить к делу по обвинению Калюжного.

Продолжение объяснений подсуд. КАЛЮЖНОГО:

После моего отъезда из г. Одессы следствие по делу быв[ших] работников КПК продолжалось, а поэтому за окончательный результат следствия и предание арестованных суду я не могу нести ответственность, тем более, что суд по этому делу состоялся через 3 мес. после моего отъезда.

Дело Самарина через 11 дней после его ареста было направлено в НКВД УССР, где велось следствие, и где он, т. е. Самарин, в октябре мес. 1938 г. был предан суду. После моего отъезда из г. Одессы никакого отношения уже к этим делам и к делу Самарина я не имел.

Одновременно прошу ещё раз обсудить моё ходатайство о вызове в суд. заседание быв[шего] опертех[нического] работника Гольдштейн, и допросить её по вопросу составления справок на арест.

Обсудив вторично заявленное ходатайство подсуд. КАЛЮЖНОГО о вызове дополнительно в качестве свидетеля Гольдштейн и совещаясь на месте,

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Удовлетворить заявленное ходатайство подсудимого] Калюжного, вызвать и допросить в судебном] заседании в качестве дополнительного свидетеля Гольдштейн. Одновременно возвратить после обозрения в судебном] заседании и по миновании надобности в 1[-й] спецотдел УНКВД по Одес[ской] обл. материалы об агенте «Беба», архивно-следственное дело Капельника, архивно-след[ственное] дело Бартера, Сенкевича и др., а также агентурное] дело «Нетронутые».

В 14 ч. 00 [м.] объявлен перерыв суд. заседания.

В 15 ч. 10 м. суд. заседание объявлено продолжающимся.

Предоставлено слово св[идетелю] ЧАЗОВОЙ для дачи справки:

25.П.[19]38 г. дело Житомирского было сдано в архив в связи с тем, что последний был арестован. У Калюжного я была в начале февраля мес. 1938 г., и он дал мне письменное объяснение на Житомирского.

Оглаш[ается] документ от 7.11.[19]38 г., адресованный на имя секретаря КПК по Одесской обл., исходящий из обл[астного] УНКВД [по] Одесск[ой] обл., за подписью секретаря парткомитета Калюжного по вопросу Житомирского.

Секретарь доложил, что согласно определения ВТ явилась вызываемая в качестве свидетеля Гольдштейн.

Св[идетель] ГОЛЬДШТЕЙН Фаня Давыдовна, 1910 г. рожд., служащая, член ВКП(б) с 1937 г., в органах НКВД работала с 1931 по 1938 г., в настоящее время работаю в обкоме КП(б)У г. Одесса, предупреждена об ответственности за дачу суду ложных показаний.    ^

На вопросы подсудимого] КАЛЮЖНОГО св[идетель] ГОЛЬДШТЕЙН ответила:

Все справки на арест мною составлены, также и подписывались мною. Те справки, которые мною не подписаны, они мною и не составлялись. Справки я составляла на основании показаний арестованных, записанных в протоколах допроса.

Председательствующий предъявил для обозрения св[идетелю] Гольдштейн справку на арест Шпака - л. д. 53 т. 3.

Свид[етель] ГОЛЬДШТЕЙН ответила:

Я не помню, возможно, эту справку составляла и я.

Все справки составлялись на основании протоколов, где были записаны показания арестованных. Установку на составление справок из показаний, записанных в протоколе допроса, давал мне начальник отдела Калюжный.

Бартер и Сенкевич были арестованы не при мне. Сейчас я точно не помню, но, возможно, что справки на арест Самарина и Агронского составлялись мною.

Оглаш[ается] л. д. 41 т. 3, протокол осмотра архив[но]-следст[венного] дела [№] 46153.

Свид[етель] ГОЛЬДШТЕЙН ответила:

Да, тогда, значит, справку на арест и постановление на Самарина составляла я. Но их составляла на основании показаний арестованных, записанных в протоколе допроса. Весь протокол допроса я не читала, т. к. было много случаев, когда мне протокол полностью не давался, а давались только лишь выписки из протоколов.

На вопросы подс[удимого] КАЛЮЖНОГО св[идетель] ГОЛЬДШТЕЙН ответила:

Составлять справки таким порядком, т. е. на основании показаний, имевшихся в протоколах допроса, меня заставляли как начальники отделений, так и начальник отдела Калюжный.

Да, были случаи, когда нам присылали показания и из других областей, но, в частности, были ли присланы показания Нефедова на Самарина, теперь я уже точно не помню, возможно, они и были присланы.

Запрос на Носова я не делала, я помню только, что Носов проходил по показаниям арестованных, но его в то время в Одессе не было, где он был, я не знаю. Теперь, работая в обкоме КП(б)У, я узнала, что Носов - быв[ший] работник КПК и выбыл в г. Москву.

Да, я припоминаю случай, когда в то время говорили некоторые сотрудники УНКВД о том, что Носов давно арестован и даже уже осуждён, но правильно ли это было или нет, я не знаю.

Никакого запроса о Носове я не делала, и мне никто этого не поручал.

Да, я помню, что составлялся список на лиц, подлежащих аресту. Этот список составлялся также на основании тех показаний, которые давали арестованные при допросах. Составляла этот список я по распоряжению Калюжного, и последний подписывал этот список.

Список составлялся на 4.1.[19]38 г., но, по мере поступления материалов, в этот список я дописывала от руки тех лиц, на кого поступал компрометирующий материал.

Предъявлен для обозрения свид[етелю] Гольдштейн список на лиц, подлежащих аресту на 4.1.[19]38 г.

Свид[етель] ГОЛЬДШТЕЙН ответила:

Да, это я дописывала от руки по мере того, как поступали материалы, т. е. показания арестованных. Это я делала на основании распоряжений как начальников отделений, так и н[ачальни]ка отдела Калюжного.

По своей инициативе никого в этот список я не дописывала. Я дописывала лишь по распоряжениям либо нач[альников] отделений, либо н[ачальни]ка отдела Калюжного, либо же старшего] оперуполномоченного.

На вопросы суда св[идетель] ЦИРУЛЬНИЦКИЙ ответил:

Ежедневно указаний о том, чтобы включать в этот список того или другого человека, не давалось.

Существовала такая система, что работники, получавшие при допросах материалы, т. е. показания, передавали их в группу техники, а Гольдштейн, работавшая на этом участке работы, заносила в этот список лиц, на коих поступали показания.

На лиц, дописанных рукой Гольдштейн, никакого распоряжения она, т. е. Гольдштейн, не получала, она их дописала сама по своей инициативе или же механически.

На вопросы суда свид[етель] ГОЛЬДШТЕЙН ответила:

Лиц, подлежащих аресту, я не намечала, ибо я не имела на это никакого права. Вес лица, подлежащие аресту, намечались н[ачальни]ком отделения и согласовывались с н[ачальни]ком отдела, поэтому по своей инициативе никого в список лиц. подлежащих аресту на 4.1.[19]38 г., я не заносила. Я могла их дописать и я дописывала их только лишь по распоряжениям, которые мне давали как нач[альники] отделений, так и нач[альник] отдела Калюжный.

Было также очень много справок, составленных на арест, но материалов было недостаточно, и поэтому по изготовленным справкам люди не арестовывались, таких справок в архиве можно найти очень много.

Да, в этот список могли быть включены и лица, проходящие по делу-формуляр[у], но это снова же делалось по распоряжению либо н[ачальни]ков отделений, либо н[ачальни]ка отдела.

Председательствую]щий предъявил подсуд. Калюжному список на лиц, подлежащих аресту на 4.1.[19]38 г. с отметкой 1 [-го] спецотдела.

Подсудимый! КАЛЮЖНЫЙ:

Прошу мою подпись перенести и считать её перед теми лицами, которые были дописаны рукой Гольдштейн, ибо этот список в таком случае не будет соответствовать дате 4.1.[19]38 г.

На вопросы суда ев[идетель] ГОЛЬДШТЕЙН ответила:

Фамилии Елин в этом списке я ещё не записывала.

На вопросы суда св[идетель] ГОЛЬДШТЕЙН ответила:

После того, как Калюжный выехал из г. Одессы, в этот список я никого больше не записывала.

Кроме того, должна сказать, что этот список не был официальным документом, а это был черновой список.

Ввиду отсутствия у подсуд. Калюжного и у суда вопросов к свидетелю] Гольдштейн, освободить последнюю от дальнейшего присутствия в суд. заседании.

На вопрос пред[седательствую]щего, чем ещё может подсудимый] Калюжный дополнить суд. следствие, подсуд. КАЛЮЖНЫЙ ответил:

Дополнить суд. следствие больше ничем не имею.

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Судебное] следствие считать законченным.

Предоставлено последнее слово подсудГимому] КАЛЮЖНОМУ:

Родился я в 1905 г. в г. Одесса в семье бедного рабочего. Я был ещё совсем малым, как умер мой отец, и я так, как и другие мои братья и сёстры, вынужден был ходить по улице и просить кусок хлеба. Не было ещё мне и десяти лет, как я вынужден пойти на работу по промывке и чистке котлов на пароходах, где и проработал около 3-х лет. С 13-ти лет я ушёл работать с приобретённой мною маленькой специальностью слесаря по мастерским, так, например, в мастерской паровой мельницы, затем - в МТС и др. мастерские. Все мои юношеские годы прошли в тяжёлых как материальных, так и культурно-бытовых условиях жизни, в отношении учёбы я даже и думать не мог. Большую часть своей жизни я провёл в сельской местности, ибо в городе работать я нс мог из-за отсутствия жилплощади. С 1920 г. я являлся членом ВЛКСМ, где с первых дней принимал самое активное участие в работе, в результате чего, будучи 16-лет[ним) юношей, я был уже секретарём волкома[50] ВЛКСМ и с этих пор всё время работал на руководящей работе вплоть до 1926 г.

В 1925 г. я вступил в кандидаты ВКП(б) и, будучи затем членом партии, был переброшен с комсомольской работы на профсоюзную работу, где и работал до момента прихода на работу в органы НКВД.

Работая в органах НКВД, мне приходилось вести самую жестокую борьбу с врагами, так, например, в период коллективизации на селе мне пришлось вести борьбу по разгрому кулацких восстаний, причём эти восстания набирали такой силы и остроты, что нужно было применить оружие, что и было сделано во многих районах. Я же, несмотря на то, что имел в своём распоряжении отряд всадников, сумел организовать работу так, что восстание было ликвидировано без применения этой силы, т. е. без кровопролития.

Аналогичное же восстание мною было ликвидировано также в 1931 г. в другом районе.

Работая в органах НКВД, начиная от пом[ощника] оперуполномоченного и до нач[альника] РО НКВД, я не считался с работой. К работе относился исключительно добросовестно. Всю работу старался сделать как лучше, ибо я знал, что всё, что я делаю - в целях интересов партии и рабочего класса, что для меня было главное. Работая в органах НКВД [в] сельской местности, я никогда не ставил вопрос о том, чтобы перевели меня в город, ибо в сельской местности нужны были также работники, и поэтому никаких шкурных своих личных интересов выше интересов государства я не ставил.

Начиная с 1927 года, я всё время работал на выборных руководящих партийных работах, начиная от члена бюро парт, ячейки и до секретаря парт, комитета УНКВД и члена пленума РПК.

Будучи на любом участке работы, я относился к ней добросовестно, делал всё то, что лучше для партии, для нашей страны, для нашего народа. В повседневной своей работе я всегда был жесток с врагами народа. Для меня не было хуже врага, как троцкист, как эсер. Поэтому, имея данные о том. что идёт речь о троцкистах, о эсерах, я не мог спокойно относиться ко всем этим делам, что и служило чрезмерно добросовестному выполнению со стороны меня директив вышестоящих органов, в частности директив бывшего руководства НКВД УССР.

Работая нач[альником] 4-го отдела УНКВД по Одесск[ой] обл., я находился в тяжёлых условиях. Так как работы было очень много, начальников отделений.

в большинстве своём, не было, работать приходилось день и ночь, и я работал, не жалея своих сил, не оглядываясь назад, шёл вперёд, ведя непримиримую борьбу с врагами народа, и тогда, когда[51] мне докладывали материалы, я верил этим материалам и верил тем людям, которые докладывали мне эти материалы.

Я считаю, что я ничего плохого не совершил и говорю, что, возможно, и были ошибки в следствии, но это было в результате малоопытности следственных работников, т. е. Мошковского, Гнесина, Фадеева и др., я же, не имея заместителя, физически не мог усмотреть за всеми этими делами, ибо мне приходилось работать также в очень тяжёлых условиях.

Ни одной фальсификации со стороны меня, как нач[альника] 4[-го] отдела УНКВД, не было совершенно, чего не установлено также и в процессе суд. заседания. Все показания, кои были получены, они были получены или же от самих арестованных, или же от свидетелей, поэтому я ещё раз заявляю, что я ни в чем виновным себя не признаю, да и в халатности меня обвинить также нельзя, т. к. мне приходилось работать без заместителя, работать день и ночь, и поэтому прошу суд вынести в отношении меня оправдательный приговор.

В 16 ч. 40 м. суд удалился в совещательную комнату.

В 22 ч. 50 м. объявлен приговор и разъяснён порядок его обжалования, а также порядок подачи заявления о помиловании.

ВТ ОПРЕДЕЛИЛ: Меру пресечения до момента вступления приговора в законную силу в отношении осуждённого КАЛЮЖНОГО оставить ранее избранную - содержание под стражей в тюрьме г. Одессы.

В 23 ч. 00 м. 26.ХИ.[19]40 г. суд. заседание объявлено закрытым.

Председательствующий

военный юрист 1[-го] ранга                                               Васютинский

Секретарь                                                                          Трут

ГДА СБУ, ф. 5, on. 1, спр. 38580, т. 3, арк. 225-262. Оригинал. Машинопись. Документ впервые опубликован в сокращённом виде (выписка из протокола судебногозаседания)в третьем томе серии книг «Одесский мартиролог» (Одесса: ОКФА, 2005. - С. 616-634).