Обвинительное заключение» по «делу “Промпартии”». 11 ноября 1930 г.

11 ноября 1930 г.

Обвинительное заключение
по делу контрреволюционной организации «Союза инженерных
организаций» («Промышленная партия») по обвинению Рамзина,
Калинникова, Ларичева, Чарновского, Федотова, Куприянова,
Очкина и Ситнина по ст. 58, пп. 3, 4 и 6 Уголовного кодекса РСФСР

Одна за другой в целом ряде отраслей промышленности за истекшие два года раскрывались усилиями ОГПУ вредительские организации. Вслед за шахтинской вредительской группировкой была раскрыта вредительская организация в НКПС. За вредительством на транспорте последовало раскрытие вредительских организаций в военной, текстильной, судостроительной промышленности, в машиностроении, в химической, золотой, нефтяной и других отраслях промышленности.

О ряде вредительских организаций и принятых мерах борьбы советское правительство считало нужным путем официальных уведомлений поставить в известность широкие массы трудящихся.

Почти по всем материалам этих дел следствие систематически приходило к выводу о наличии единого организованного руководящего центра всей вредительской работы, натыкаясь сплошь и рядом на вредителей в основном управляющем аппарате всем народным хозяйством - ВСНХ и в основном планирующем органе - Госплане (об этом и говорили уже данные следствия по шахтинскому процессу).

Многочисленность этих организаций, длительный период их существования, внутренняя организованность их и спайка, а главное, постоянно устанавливавшийся следствием почти в каждом из дел теснейший контакт их с контрреволюционной организацией скрывшихся за рубеж бывш. собственников национализированных предприятий, связь с международным капиталом и, наконец, теснейшая связь со шпионской работой военных штабов иностранных государств - все это давно заставило советскую власть расценивать вредителей не как случайную контрреволюционную группировку инженеров, а прежде всего как определенный метод классовой борьбы со стороны буржуазии как класса в целом, организованно действующей во всех областях нашего хозяйственного строительства, и сверх того искать руководящий центр и рычаг всей вредительской работы не только в среде тех или иных организаций международного капитала, но непосредственно в правительственных сферах крупнейших буржуазных государств Европы, фактически руководивших действиями вредительских организаций и определенно использовавших их как свою военную и политическую агентуру.

К этому выводу систематически приходила следственная власть при разработке данных о вредительских организациях на основе непосредственных материалов следствия. Мощный поступательный ход вперед Советского Союза на хозяйственном фронте, успехи социалистического строительства исключали для всех этих вредительских организаций осуществление их замыслов без помощи извне, без вмешательства в проводимую ими классовую борьбу против Советского Союза более мощных сил организованного международного капитала в лице его буржуазных правительств, опирающихся на вооруженную силу. Возрастающая по мере тех же успехов Союза враждебная активность буржуазных государств по отношению к Советскому Союзу, непрекращающиеся провокационные попытки втянуть его в войну, наконец, оголтелый шум, который всякий раз поднимала буржуазная пресса после актов репрессий советской власти против открытых вредителей - все это с неумолимой логикой приводило к тем же выводам и говорило о наличии определенной органической связи между работой вредителей и антисоветской политикой буржуазных государств. Сюда поэтому неизбежно должны были вести нити от вредительских организаций.

Таковы были выводы об организационных основах и тактических перспективах вредительства, к которым систематически приходила следственная власть при разработке отдельных конкретных дел.

Однако лишь материалы по делу раскрытой наконец ОГПУ контрреволюционной организации, называвшей себя «Промышленной партией», или «Советом союза инженерных организаций», объединившей в единую организацию все отдельные вредительские организации по различным отраслям промышленности и действовавшей не только по указаниям международных организаций бывш. русских и иностранных капиталистов, но и в связи и по прямым указаниям правящих сфер и генерального штаба Франции по подготовке вооруженного вмешательства и вооруженного свержения советской власти, - подтвердили целиком эти выводы. Показания привлеченных по настоящему делу вскрывают в достаточной степени именно этого рода связь.

Считая исключительно важным немедленно предать гласному суду лиц, поставивших в результате своей антигосударственной преступной деятельности широчайшие массы трудящихся СССР и Западной Европы под прямую угрозу в ближайшем же будущем новой войны против народов СССР, - прокуратура республики предлагает вниманию Верховного суда СССР в настоящем деле эту именно сторону преступной деятельности, оставляя пока в стороне другие, нуждающиеся в дополнительной следственной разработке, стороны дела. Прокуратура республики предъявляет привлеченным по делу лицам обвинение по ст. 58, пн. 3,4 и 6 УК РСФСР.

1. ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЦЕНТРА
КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫХ ВРЕДИТЕЛЬСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ

Возникновение и личный состав объединенного
вредительского центра.

Основной работник центра контрреволюционных организаций - проф. Московского высшего технического училища Леонид Константинович Рамзин в показании, написанном собственноручно от 21 сентября 1930 г., показал:

«Признавая себя виновным в участии в контрреволюционной организации “Инженерном центре” (или “Совете объединенных инженерных организаций”), я окончательно и бесповоротно прекращаю всякую борьбу с советской властью, полностью разоружаюсь и приношу мое искреннее и чистосердечное раскаяние в совершенных мной преступлениях...

Насколько мне известно из отрывочных сообщений, возникновение “Инженерного центра” можно отнести к 1926 году. Сколько-нибудь точных и подробных сведений по этому вопросу я не имею, ибо я начал принимать участие в “Инженерном центре” лишь в начале 1927 г. ...

Инициатором, вдохновителем и основным организатором при создании “Инженерного центра” является П. А. Пальчинский, причем наиболее активными его сотрудниками являлись Л. Г. Рабинович и И. И. Федорович».

Основные предпосылки для возникновения «Инженерного центра» в его первоначальном виде обвиняемый Рамзин рисует следующие:

[«]а) Одной их исходных причин создания контрреволюционной организации являются, прежде всего, политические настроения в рядах старого инженерства, колебавшегося, обычно, в границах от кадетских до крайне правых, монархических убеждений. Таким образом, по своему политическому облику старое инженерство в своей массе не принимало советского строя и принципов коммунистической партии.

б) Указанные политические настроения подкреплялись и разницей в деловом и бытовом положении инженеров до и после Октябрьской революции: естественное недоверие соввласти к инженерству, политический и общественный контроль за их работой лишило инженерство того командного положения, которое многие из них занимали до революции, вместе с тем после революции бытовое и материальное положение крупных инженеров сильно ухудшилось.

в) Влияние прежних владельцев предприятий на старых инженеров, имевших и частично сохранивших связи с прежними хозяевами, также было постоянным стимулом для борьбы против советского строя с целью возврата прежним владельцам их предприятий или компенсации за них.

г) Наметившийся переход от нэпа к социалистическому наступлению был также одной из причин, побудивших к активным действиям против соввласти, ибо надежды на постепенное перерождение последней и дальнейшее углубление нэпа постепенно рушилось.

д) Разгоревшаяся борьба внутри ВКП(б) возбуждала надежды на более успешные результаты контрреволюционных выступлений, в расчете на ослабление коммунистической партии внутренней борьбой».

В то же время, продолжает он:

«е) Враждебность и ненависть к соввласти со стороны капиталистических стран создавали реальную базу для расчетов на активную помощь извне, вплоть до военной интервенции, и, таким образом, позволяли надеяться на полную осуществимость контрреволюционного переворота в недалеком будущем.

ж) Наметившееся уже в 1927 г. ухудшение бытового положения, недовольство в крестьянских массах, определившиеся признаки кризисов и экономических затруднений, с перспективами их прогрессирования создавали внутри страны благоприятную почву для контрреволюционного переворота».

Рамзин не договаривает здесь основной причины — того, что почти все из главных заправил центра были до революции либо сам[и] крупными промышленниками и капиталистами (Рабинович), либо занимали наиболее крупнооплачиваемые командные должности у крупнейших промышленных заправил, были, так сказать, их вторым лицом. Что же касается «кризисов», то последующие данные по делу укажут роль, какую сыграла в создании этих «кризисов» работа непосредственно самих обвиняемых и созданной ими контрреволюционной организации. Личный состав центральной вредительской организации Рамзин определяет из следующих лиц:

«В состав Инженерного центра входили:

1. П. А. Пальчинский — основной руководитель всего центра, в ведении коего, кроме общего руководства работой всей организации, были вопросы военные, финансовые и основных заграничных связей.
2. Л. Г. Рабинович — угольная промышленность, мелкие отрасли промышленности и общий сводный промышленный план.
3. Инж. Хренников — металлургия и металлообрабатывающая промышленность.
4. Проф. Чарновский — металлургия и металлообрабатывающая промышленность.
5. Инж. Федотов — текстильная промышленность.
6. Инж. Куприянов — текстильная промышленность.
7. Инж. Ларичев — нефтяная промышленность и топливоснабжение.
8. Проф. Л. К. Рамзин — топливоснабжение и энергетика».

Кроме того Рамзин относит к данному центру П. И. Красовского, ведавшего вредительством на путях сообщения, хотя и затрудняется, как он говорит, «окончательно отграничить членов самого центра от членов его отраслевых групп», тем более, что формальных выборов как самого центра, так и его президиума, не было. Однако центр фактически имел президиум, состоявший из следующих лиц: инж. П. А. Пальчинского, инж. Л. Г. Рабиновича и инж. Хренникова, причем после ареста Рабиновича, по показаниям Рамзина, его фактически заменил Федотов (показания от 21 октября). Несколько иначе по этому последнему пункту о лидерстве во вредительской организации показывает обвиняемый Ларичев. Подтверждая в общем и целом показания Рамзина о составе руководящего центра, он тем не менее говорит:

«Руководящая группа фактически играла роль центрального комитета, в состав которого входили: Хренников, Калинников, Рамзин, я, Чарновский, Федотов. Хотя никаких выборов председателя нами не производилось, но по преемственности и знанию общего положения руководящую роль играл Хренников. После его ареста деятельность организации резко свернулась, и в этот последний период руководство перешло к Рамзину» (показания от 21 сентября).

Организационная структура вредительских объединенных
организаций

Организационная структура центра всей вредительской организации была, по Рамзину, следующая:

«В целях максимальной конспирации вся организация была построена по принципу обособленных цепочных связей, а именно — по отдельным отраслям промышленности существовали отдельные головные звенья, игравшие роль соответствующих отраслевых центров, которые устанавливали связь далее книзу, т. е. к низовым и периферийным ячейкам.

Благодаря такой организации члены различных цепочек не знали друг друга и даже верховные и низовые звенья одной и той же цепочки не находились в непосредственном контакте.

Такая система цепочных связей обеспечивала минимальные разрывы организации в случае провала отдельных ее членов...

...По моему впечатлению, общий объем московской организации, непосредственно связанной с центром, можно оценивать около 40-50 человек, а суммарное количество членов организации, тяготеющих непосредственно к центру, — цифрового порядка 400-500 человек. Общее же количество участников организации, включая низовых работников, доходило до 2 тыс. человек» (показания от 21 сентября).

По отдельным отраслям промышленности во главе указанных высших цепочек стояли, кроме упомянутых выше обвиняемых, по показаниям Рамзина, следующие лица:

«Угольная промышленность — И. И. Федорович, инж. Скоруто, Назимов и А. Д. Волкович.

Нефть — проф. И. Н. Стрижов, инж. Покровский (Госплан СССР) и инж. Н. Н. Смирнов (ВСНХ СССР).

Металл — Гржимайло, Белоножкин, Юлманов, Кауфман, Неймайер, инж. П. М. Кутский, инж. Р. Я. Гартван, Лист, Липгарт и Подьяконов.

Текстильная — Куприянов, Лебедев, Лопатин, Нольде.

Химическая — инж. В. П. Кравец (ВСНХ СССР) и инж. В. Н. Камзолкин, проф. И. С. Шведов, проф. Шпитальский, Лотавский, Лебедкин, Булгаков.

Торфяная — В. Н. Вальяжников, Кирпичников.

Цементная — М. М. Погосов и А. И. Ставровский.

Электротехническая — Б. И. Угримов.

Экономическая группа — Гуревич, Белоцерковский, Соколовский (ВСНХ СССР).

Топливоснабжение — Про[р]вич и Покровский (ВСНХ СССР), Цванцигер, С. Н. Украинцев-Целибель.

Общая увязка промышленного плана в целом и мелкие отрасли промышленности — проф. И. А. Калинников.

Энергетическая] — М. Л. Каменецкий, Н. Н. Вашков, проф. А. А. Горев, инж. Кукель-Краевский¹²⁸, Н. И. Осадчий, Сушкин.

Ленинградские группы — проф. М. В. Кирпичев, А. А. Фомин, В. Н. Шретер.

МОГЭС — Кирпичников, Яновицкий, Крылов, Я. Савельев.

Энергетика военной промышленности — инж. Е. Ф. Евреинов и инж. В. Н. Домонтович (Теплотехнический институт).

Энергетика транспорта — А. К. Бесядовский и Н. Ф. Лавров.

НКПС — Мекк, И. Н. Борисов, П. И. Красовский, П. С. Янушевский, М. Е. Правосудович, А. Ф. Величко, Шухов.

Профсоюз инженерно-технических работ — С. Д. Шейн.

ВАИ и Политехническое общество — Н. Н. Львов, А. А. Шадрин.

В общем можно сделать вывод, — заключает Рамзин, — что, за исключением сельского хозяйства, почти все секции Госплана СССР и директораты ВСНХ СССР были охвачены центром».

Сельское хозяйство, впрочем, в свою очередь, было охвачено контрреволюционной группой Кондратьева.

Состав периферийных центров Рамзин не указывает, так как его могут указать лишь «члены отраслевых центров, поскольку они были непосредственно связаны с перифериями».

Общая картина сказанного выше в достаточной степени рисует силу вредительской организации, какую она приобрела приблизительно к 1928 г. — началу шахтинского дела, когда впервые ей был нанесен удар провалом шахтинского филиала вредительства в угольной промышленности.

Политическая и тактическая программа вредительского центра

Политическая и экономическая программа вредителей в этот момент была следующая.

Обвиняемый Рамзин показывает:

«Форма правления намечалась в виде буржуазно-демократической республики. По этому вопросу имелись различные предложения вплоть до монархической реставрации. Однако, в процессе обсуждения такая постановка была отвергнута, ибо старая династия совершенно дискредитирована; выдвигать же какую-либо новую династию заставило бы идти на опасную авантюру, а, главное, монархическая реставрация встретила бы энергичный отпор со стороны широких масс населения, оттолкнув их от центра.

Законодательный орган намечен был в виде парламента, избираемого путем всеобщего избирательного права, но при помощи соответствующей сложной систем [ы] выборов, которая обеспечила бы желательный состав парламента.

Оба вышеуказанных положения мыслились, однако, лишь после окончательного укрепления нового строя; на первое же время после контрреволюционного переворота считали необходимой военную диктатуру.

В области промышленности основной принцип сводился сначала к возврату предприятий прежним владельцам. При реализации этого, однако, были очевидны громадные затруднения, ибо большинство прежних предприятий коренным образом изменилось, часть их совершенно ликвидирована или находится в нерабочем состоянии, наоборот, другая часть старых предприятий настолько расширилась или подверглась столь радикальной реконструкции, что их ценность увеличилась иногда в несколько раз. Наконец, после Октябрьской революции появилось большое количество совершенно новых предприятий, общая мощность и ценность коих значительно превосходит суммарную ценность прежних дореволюционных предприятий. Поэтому после согласования с эмигрантскими промышленными руководящими кругами был намечен своеобразный путь акционирования новых и сильно реконструированных предприятий. При таком подходе подобные предприятия обезличиваются, и прежние владельцы ликвидированных или радикально изменившихся предприятий компенсируются выдачей им соответствующего количества акций. Благодаря общему значительному возрастанию капитальной стоимости предприятий к моменту контрреволюционного переворота по сравнению с дореволюционной стоимостью, а также путем искусственных оценочных мероприятий, такой путь открывал возможность после компенсации прежних владельцев сохранить в руках государства еще значительное количество свободных акций и средств. Эти свободные средства и намечено использовать на частичную компенсацию прежних владельцев и на общегосударственные нужды.

В области сельского хозяйства основная установка делалась на крепкие индивидуальные хозяйства с частичным выкупом земли у прежних владельцев. Таким образом, возврат земли прежним владельцам отвергался; земля закреплялась за крестьянами в виде индивидуальных отрубных хозяйств. Компенсация же прежних землевладельцев намечалась вышеуказанным образом. Подобные установки в области сельского хозяйства должны были обеспечить центру энергичную поддержку со стороны широких крестьянских масс, особенно при проведении соввластью коллективизации, которая, по расчетам центра, должна была вызвать их сильное недовольство и даже открытые выступления.

Вопрос местного самоуправления, насколько мне известно, не получил еще сколько-нибудь полного освещения, ибо на почве контрреволюционного переворота, как уже отмечалось, мыслится период военной диктатуры с назначением начальников губернии, уездов и т. п. в административном порядке.

В области налогового обложения намечалась комбинированная система прямых и косвенных налогов, тоже не получившая, по моим сведениям, достаточной проработки.

В области внешней торговли — отмена ее монополии и система покровительственных пошлин.

Таким образом, вышеизложенная программа защищала интересы промышленной буржуазии и крепкого единоличного крестьянского хозяйства.

Для осуществления этой программы основная политическая задача сводилась, прежде всего, к свержению советской власти при помощи вооруженного контрреволюционного переворота со ставкой на интервенцию извне».

Эта программа стоит того, чтобы на ней остановиться. Фраза о демократической республике не может скрыть того основного, о чем мечтали вредители, — установления военной диктатуры на первый период после переворота, в целях беспощадной расправы с рабочим классом и, конечно, с коммунистами. Точно также фраза о всеобщем избирательном праве и парламенте не может скрыть основной задачи — иметь такой парламент, который был бы «желателен» для промышленников. Реставрация не только капитализма вообще, но и реставрация прежних собственников или, во всяком случае, та или иная компенсация последних, — вот, что составляло ядро этой программы, защищавшей, по словам Рамзина, «промышленную буржуазию и крепкое единоличное (читай — кулацкое) хозяйство». Содержание этой программы было таково, что оно объективно приводило к неизбежности «ставки», как пишет тот же Рамзин, «на интервенцию» извне. Внутри страны для осуществления такой программы найти союзников среди широких масс трудящегося населения вредители не могли.

Впрочем, почему именно члены контрреволюционных организаций считали необходимым прибегнуть к помощи внешнего вооруженного вмешательства и почему они рассчитывали необходимым соответственно с этим направить и согласовать свою деятельность с представителями иностранных государств, сами вредители излагают достаточно откровенно.

Проф. Рамзин показывает:

«В начальное время существования Инженерного центра, совпадавшее с концом восстановительного периода в народном хозяйстве, постольку мне известно с чужих слов, основная тактическая установка центра сводилась к максимальной охране предприятий крупных промышленников, связанных с центром. Кроме сохранения от разрушения таких предприятий центр в это время добивался и их улучшения за счет государства, чтобы таким образом прежние промышленники после контрреволюционного переворота не только получили бы обратно имевшиеся у них капитальные ценности, но и с возможно большим приростом последних.

Начавшийся после восстановительного периода успешный ход реконструкции страны, быстро растущее укрепление ее экономического состояния и соввласти делали совершенно безнадежными расчеты на контрреволюционный переворот внутренними силами путем крестьянских или военных восстаний, а вместе с тем сильно уменьшали шансы на благоприятный результат интервенции, ибо параллельно с ростом экономической мощи Союза росла и его военная мощь, а, следовательно, и сопротивляемость интервенции. Поэтому центр изменил свою тактику и пришел к выводу о необходимости активного ускорения контрреволюционного переворота путем искусственного ухудшения экономической жизни Союза, т. е. стал на путь вредительства. Характер и методы последнего менялись в связи с общей ситуацией» (показания от 21 сентября 1930 г.).

В другом месте (показания от 16 октября) он говорит еще более четко:

«Основной целью деятельности “Промышленной партии", выросшей из объединенной инженерно-вредительской организации, являлось свержение советской власти при помощи контрреволюционного переворота. С самого начала деятельности “Промпартии” ее основной ставкой была ставка на интервенцию против Советского Союза, ибо лишь интервенция признавалась верным и быстрым способом совершения контрреволюционного переворота. Поэтому, — продолжает он дальше, — от прямого технического вредительства центр быстро пошел к “плановому вредительству”, которое сводилось к таким способам планирования отдельных отраслей народного хозяйства, которое искусственно замедляло бы темп экономического развития страны, создавало диспропорцию между отдельными участками народного хозяйства и приводило к экономическим кризисам, охватывающим уже все народное хозяйство...

Отмеченный выше охват плановых органов центром создавал ему почти неограниченную свободу действий в плановой области».

В связи с этим примерно к 1928 г., с усилением надежд на близость контрреволюционного переворота, стал специально применяться и еще один метод вредительства:

«...Путем длительного омертвления капиталов, вкладываемых в строительство, т. е. вкладывание народных средств в сооружения с длительными строительными периодами или же в предприятия, которые по наличию других необходимых факторов можно использовать лишь в более далеком будущем... Такой метод омертвления капиталов и использования их с низкой эффективностью: 1) отрывал капитальные средства, сокращал масштаб эффективного строительства и темп экономического развития страны, 2) за счет сокращения удовлетворения текущих потребностей, благодаря отрыву средств на малоэффективное в данный момент строительство увеличивало советское наследство для нового правительства, вызывая в то же время рост недовольства широких масс населения» (показания от 21 сентября).

Насколько твердо вредители были уверены в своей конечной победе показывают следующие характерные два факта из жизни исследуемой контрреволюционной организации — ее политически-партийное оформление, имевшее место в 1928 г., и формирование состава будущего правительства. Глубоко убежденные в том, что именно им будет принадлежать руководящая роль после контрреволюционного переворота вредители немало споров и времени потратили на заблаговременное распределение между собой портфелей, решив открыто выступить как политическая партия промышленного капитала.

Рамзин показывает:

«Постепенный рост охвата организацией центра отдельных отраслей промышленности и одновременно увеличение количества членов заставило поднять в “Инженерном центре” вопрос относительно партийного оформления всей организации.

Этот вопрос возник в конце 1927 г. и был поднят П. А. Пальчинским, Л. Г. Рабиновичем и др.

Толчком к этому послужило совещание с проф. Чаяновым, ознакомившим центр о наличии и о программных установках своей организации. Последующая работа центра шла в направлении оформления новой партии, которая вначале имела ряд вариантов названий.

Наиболее употребительным названием для вновь организуемой партии было “Промышленная партия[”]» (показания от 21 сентября).

Более подробно об этом показывает обвиняемый Ларичев в показании от 12 октября 1930 г., где он говорит:

«Поскольку “Инженерно-вредительский центр” ведет определенную борьбу за свержение советской власти, то, естественно, в случае контрреволюционного переворота инженерные круги, представляющие в данное время интересы промышленного капитала, должны выступить как единая политическая сила и занять определенную и даже руководящую роль в оформлении будущего правительства... Это диктовалось также теми соображениями, что в политической борьбе с советской властью принимают участие и другие круги населения в лице “Крестьянской партии”, и вопрос о влиянии на формирование будущего правительства и, следовательно, тактики и политики будет сопряжен с внутренней борьбой антисоветских сил...»

«...Эти общие соображения Были достаточно вески, чтобы ставить конкретно вопрос об образовании партии, определяющей определенную классовую группу инженерно-технических кругов (сохранивши[х] свой кастовый характер). Поскольку эта группа в данный момент являлась политической силой, защищающей интересы промышленного капитала, Рабиновичем и другими предлагалось назвать ее “Промышленной партией [”]».

По вопросу об образовании «Промышленной партии», ее программе и тактических перспективах показывает и Чарновский от 9 октября 1930 г.:

«С 1928 г., когда организация отраслевых вредительских центров закончилась и состав этих групп увеличился, причем уже был установлен контакт с вредительскими группами экономистов через Чаянова, Гро- мана, Кондратьева и др., “Инженерно-вредительский центр” стремился к превращению в партию. При незаконченности этого превращения в формальном отношении фактическое его превращение в политическую партию по существу уже состоялось к началу 1929 г. Объединяя широкие технические и экономические круги многих учреждений, партия эта по характеру сочетавшихся в ней сил получила наименование “Инженернопромышленной”, или как сокращенно называли, “Промышленной партии!”... “Инженерный центр”, объединявший ряд отраслевых центров, становится объединенным центром для всей партии. '

...Полный состав руководящего центрального комитета, стоявшего во главе организации и обладавшего директивными функциями, охватывал членов “Инженерного центра” по отраслям топливной, металлургической, машиностроительной, в каковые входил и я — Чарновский. Руководящую роль играл в центральном комитете Хренников, а после <его> ареста — Рамзин, имевший связи с наибольшим числом учреждений и отраслей».

Программа партии изложена Чарновским приблизительно в тех же положениях, что и Рамзиным.

На чем конкретно договорились вредители по вопросу о составе будущего правительства наиболее четко показывает тот же Рамзин:

«Вопрос о составе будущего правительства, говорит он, — обсуждался в разных совещаниях центра в период 1927/28 года. Окончательного состава правительства выработано не было; в отдельных совещаниях назывались следующие кандидатуры на министерские посты:

Премьер министр — П. А. Пальчинский.

Военный министр — П. А. Пальчинский и генерал Лукомский.

Промышленности и торговли — П. П. Рябушинский, Л. Г. Рабинович, инж. Хренников и проф. Калинников.

Внутренних дел — П. П. Рябушинский, проф. Вормс и вскольз[ь] предлагалась кандидатура проф. Н. Ф. Чарновского.

Финансов — Вышнеградский, проф. И. X. Озеров, проф. Давидов, Л. Г. Рабинович.

Путей сообщения — И. Н. Борисов, П. И. Красовский, Мекк.

Земледелия — кандидатура по предложению “ТКП” — А. В. Чаянов, Вилимович.

Иностранных дел — академик Тарле.

На период военной диктатуры в качестве диктатора намечался П. А. Пальчинский».

Как и программа промышленной вредительской партии, этот состав также чрезвычайно характерен. Имена Рябушинского, царского генерала Лукомского и, наконец, Пальчинского — бывш. диктатора буржуазии перед Октябрьской революцией в Ленинграде — сами говорят за себя. Для восстановления власти капитала были подобраны наиболее яркие его представители, с одной стороны, и наиболее махровые черносотенные царские генералы — руководители гражданской войны — с другой.

Не менее характерен второй список проектируемого правительства, датируемый началом 1929 г. Он показывает, во-первых, что надежды на скорое свержение советской власти у вредителей за это время не поблекли; во-вторых, что классовые вожделения их за это время лишь усилились. В новом списке, по показаниям Рамзина от 3 ноября 1930 г., намечались следующие кандидатуры:

«Премьер — Осадчий, Милюков или Рамзин.

Военный — Лукомский или Деникин.

Торговли и промышленности — Калинников, Хренников, Ларичев, Коновалов, Денисов, Третьяков.

Финансов — Озеров, Боголепов или Рабинович.

Путей сообщения — Красовский, Коган-Бернштейн.

Иностранных дел — Тарле, Милюков.

Земледелия — А. В. Чаянов».

Так образовалась «Промышленная партия».

В то же время она отличалась уже от прежнего «Инженерно-технического центра» в смысле большего заострения вопроса об иностранной военной интервенции.

Постановка вопроса об интервенции «Промпартией»

Рост успехов хозяйственного строительства Союза, несмотря на весь размах вредительской работы, заставил «Промпартию» не только выдвинуть на первый план и поставить гораздо более остро, чем ставил «Инженерно-технический центр», вопрос о вооруженном вмешательстве со стороны — об интервенции, но и подчинить ему всю свою работу по вредительству.

Вот как по этому вопросу показывает Рамзин:

«При основной ставке на интервенцию, которая ожидалась примерно в 1930 г., основной целью являлось, естественно, приурочивание всеобщего кризиса и паралича хозяйственной жизни страны к моменту интервенции, значительно облегчая последнюю и обеспечивая уверенность в ее успехе с минимальными усилиями» (показания от 16 октября).

Опять-таки в полном соответствии с показаниями Рамзина более подробно по этому вопросу показывает Ларичев:

«Несмотря на ведущуюся на местах вредительскую деятельность в различных отраслях народного хозяйства, восстановительный процесс протекал довольно успешно, и приостановить этот процесс не удавалось, несмотря на то, что вредительская деятельность получила уже в лице “Инженерно-технического центра” определенное руководство и направление. По мере того, как расширялось восстановление отдельных отраслей народного хозяйства, укреплялось внутреннее положение страны и советской власти. В соответствии с этим все меньше оставалось надежды на возможность внутреннего краха советской власти и сдачи ею прежних позиций. Кроме того, остался неоправданным расчет на широкое привлечение концессионного капитала, в котором контрреволюционное инженерство видело возможность, так сказать, “мирной интервенции”».

В связи с этим:

«"Промышленная партия", объединившая все вредительские и контрреволюционные организации “Инженерно-технического центра”, с самого начала своей деятельности видела в интервенции главную реальную силу, могущую привести к свержению советской власти. Это положение полностью разделялось идейным вдохновителем и руководителем “Промышленной партии” — “Торгово-промышленным комитетом” в Париже (так называемым “Торгпромом”), являвшимся объединением бывших собственников царской России...» (показания от 16 октября 1930 г.).

О том же говорит в показаниях от 16 октября 1930 г. обвиняемый Калинников:

«Когда выяснилось в 1926 г., что объявленная Советским Союзом программа широкого привлечения иностранных концессий не может быть реализована ввиду неприемлемости требований бывш. владельцев-иностранцев, а в то же время народное хозяйство Советского Союза невиданно быстрыми темпами заканчивало свое восстановление, в особенности в промышленности и на транспорте, идея интервенции и за границей и в “Инженерном центре”, а затем и в “Промышленной партии”, стала крепнуть и усиливаться, так как быстрое усиление экономической мощи Советского Союза и рост авторитета коммунистической партии и советской власти среди населения Советского Союза становились грозными противниками на пути осуществления будущей интервенции...

Так возникла и сформировалась идея интервенции, и с этого момента стали усиленно к ней подготовляться правительственные и русские эмигрантские круги во Франции. В это примерно время происходит оформление политических концепций в рядах контрреволюционных вредительских организаций, объединенных в “Инженерном центре”, и они превращаются в “Промышленную партию” с центральным комитетом. С этого момента идея иностранной интервенции все более и более стала занимать ЦК “Промышленной Партии”[»].

Наконец, о том же показывает обвиняемый Чарновский (16 октября 1930 г.):

«Вредительский “Инженерно-промышленный центр”, или “Промышленная партия”, в которую он сформировался, в деле свержения советской власти ставил свою ставку с 1927 г., главным образом, на военную интервенцию, всеми путями стремясь к выяснению перспектив в этом направлении и сроков ее подготовки и реализации через своих наиболее осведомленных сочленов.

...Пальчинский и Рабинович через членов вредительского “Инженерно-промышленного центра” и фактического его руководителя Хренникова, а также через других членов центра сообщали о надеждах бывш. промышленников на военную интервенцию, осуществляемую военными силами Польши, Румынии и других лимитрофных государств, опираясь на помощь Франции и при поддержке Англии, причем Франции должна была принадлежать в этом деле главная инициативная и руководящая роль, с оказанием широкой военно-технической помощи».

Так создался из прежних отдельных вредительских отраслевых центров единый руководящий центр и политически оформился в политическую партию крупного капитала. Подгоняемый успехами социалистического строительства все свои упования он возложил теперь на внешнее вооруженное вмешательство, увязав с ним и с его инициаторами и вдохновителями всю свою практическую вредительскую работу. Подробное рассмотрение организационных возможностей, какими располагала эта политическая партия промышленного капитала, ее связи с инициаторами будущей интервенции на территории Союза и за границей и, наконец, рассмотрение того, что конкретно было проделано ею по подготовке интервенции у нас и за границей, составляют содержание дальнейшего изложения.

II. СВЯЗИ ВРЕДИТЕЛЬСКОГО ЦЕНТРА В СССР
С ЗАРУБЕЖНЫМИ АНТИСОВЕТСКИМИ ОРГАНИЗАЦИЯМИ
БЫВШИХ РУССКИХ И ИНОСТРАННЫХ ПРОМЫШЛЕННИКОВ
И С ИНОСТРАННЫМИ ИНТЕРВЕНТАМИ

«Торгпром» и его связи с вредительскими организациями

Октябрьская революция смела мощь капитала в СССР и ниспровергла политическое и экономическое господство буржуазии как класса. Скрывшиеся за рубеж отъявленные враги народа и ненавистники рабочего класса — бывш. промышленники — не потеряли тем не менее надежд на восстановление своей прежней власти и образовали там «Торгпром» («Торгово-промышленный комитет») — заграничное объединение крупнейших заправил дореволюционной промышленности, поставивший своей задачей политическую работу по борьбе с советской властью за возвращение своих бывш. предприятий. С ними и завязали отношения вредительские организации в СССР.

«Промышленная партия, — говорит Рамзин, — была тесно связана в своей деятельности с объединением бывш. промышленников в лице русского “Торгпромкомитета” (“Торгпром”) в Париже, в состав коего входили Денисов, Нобель, Гукасов, Манташев, Мещерский, Рябушинский, Каштанов, Третьяков, Старикевич и др. “Торгпром”, помимо охраны интересов промышленников-белоэмигрантов за границей, ставил своей основной задачей возврат принадлежавших им ранее русских предприятий или получение компенсации за них; для достижения этой цели “Торгпром” стремился к осуществлению интервенции против СССР» (показания от 3 ноября).

Лишенные в основном своей экономической мощи все эти Манташе- вы и Денисовы, Мещерские и Рябушинские представляли собой все же достаточно крупную в политическом и экономическом отношении силу, поскольку крупные средства, сохранявшиеся ими в заграничных банках до революции, давали им возможность играть определенную политическую роль. Тесные связи, объединившие одновременно их с организациями международного капитала по соответствующим отраслям промышленности, куда они по большей части входили в качестве акционеров еще в дореволюционное время, равным образом превращали их в довольно весомую в политическом отношении величину.

В противоположность белоэмигрантским кругам из других слоев населения эта группа промышленной буржуазии была силой, с которой считались, как показывают следственные данные, и правительственные круги буржуазных государств. Имена деятелей «Торгпрома», приводимые обвиняемыми, в достаточной степени иллюстрируют это утверждение. Тот же Рамзин показывает:

«Мне известны, — говорит он, — следующие связи с бывш. русскими промышленниками:

по металлической промышленности — с Мещерским (бывш. владельцем Сормовского предприятия) через Пальчинского и, кажется, Чарновского, с Демидовым через Чарновского и Хренникова;

по текстильной промышленности — с П. П. Рябушинским через П. А. Пальчинского и А. А. Федотова, с Коноваловым и Морозовым через Федотова, с Бардыгиным через Ларичева и Федотова;

по нефтяной промышленности — с Нобелем, Манташевым и Гукасовым через И. Н. Стрижова;

по угольной промышленности — с Дворжанчиком через Л. Г. Рабиновича.

Кроме того, на одном из совещаний центра Пальчинский назвал фамилию Крестовникова — жировая промышленность; однако, была ли реализована эта связь и через кого, для меня неизвестно...».

«Связь с бывш. промышленниками осуществлялась через разных лиц, ездивших за границу, в частности, в 1927 г. я по поручению Пальчинского и, кажется, Федотова, имел один разговор в Париже с П. П. Рябушинским, касающийся согласования основных положений программы центра и, в частности, описанного выше способа акционирования предприятий» (показания от 21 сентября).

О связи отдельных групп вредителей по отдельным отраслям промышленности с представителями иностранного капитала говорит Калинников в показании от 10 октября 1930 г.

«Поскольку мне известно, Пальчинский находился в связи с французским и английским капиталом. Рабинович через Дворжанчика поддерживал связь с Польшей, Хренников находился в связи с Гляссом — акционером Сталинского, бывш. Юзовского завода, и “Виккерсом” в Англии, Федорович — с Урквартом».

На связь вредителей с Урквартом следственные власти наткнулись совершенно точно еще раньше по делу цветной металлургии.

По показаниям обвиняемых, сам Уркварт следующим образом выражался тогда о нашем техническом составе: «Большинство нашего технического состава и административно-технического управления, — говорит Уркварт, — находится на предприятии и ждет нашего возвращения». Связи вредителей с нефтяным королем Детердингом и роль последнего будут выяснены в дальнейшем.

Первое время, однако, эти сношения вредителей и бывш. собственников не носили в достаточной мере организованного и четко выраженного политического характера.

Крайне заинтересованные в соответствующем направлении работы своих бывш. предприятий в СССР, круги эмигрировавших промышленников использовали свои прежние связи для этой цели в первую голову. Шахтинский процесс дал достаточно характерную картину заграничного руководства нашими предприятиями в виде конкретных указаний — как проводить или не проводить те или иные технические рационализаторские мероприятия на том или ином заводе, как поступить с тем или иным пластом или шахтой и т. д. Лишь с началом реконструктивного периода, когда все лицо промышленности начало резко меняться и когда бывш. промышленники, как говорит Рамзин, «часто не находили в живых своих прежних предприятий», получаемые директивы стали утрачивать свой конкретный характер, превращаясь, большей частью, лишь в подтверждение и одобрение предложений «Промпартии». Зато с тем большей четкостью начали выступать тенденции и директивы чисто политического характера. В связи с общей установкой вредительской организации на интервенцию они получали теперь свое законченное выражение в своеобразном разделении труда по подготовке интервенции между «Промышленной партией» и «Торгпромом», ибо и тот и другие (т. е. «Торгпром» и вредители) начали видеть теперь в интервенции единственное средство свержения советской власти и единственный способ осуществления плана восстановления капитализма в СССР. Вот что по этому поводу показывает обвиняемый Рамзин:

«...Будучи тесно связана в своей деятельности с объединением бывш. промышленников в лице русского “Торгово-промышленного комитета” (“Торгпрома”), также стремившегося к осуществлению интервенции против СССР, “Промышленная партия” в общем по договоренности с “Торгпромом” разделила работу по подготовке интервенции между “Торгпромом" и собой следующим образом: “Торгпром” вел всю внешнюю подготовку интервенции, а именно все переговоры с иностранными правительствами, главным образом, Францией и Англией, проводил за границей агитацию и пропаганду интервенции, должен был изыскать средства для ее финансирования, а также брал на себя и организацию военной ее части при помощи иностранных держав. “Промпартия” же проводила внутреннюю подготовку интервенции в СССР путем искусственного создания и углубления экономических кризисов и всевозможной помощи интервенции изнутри. С этой целью по указанию “Торгпрома” и по собственной инициативе ЦК “Промпартии” вступил в связь с иностранными генштабами» (показания от 16 октября).

Новая установка резко оформилась уже к концу 1927 [г.], а еще через год — к концу 1928 г. — она стала не только преобладающей, но подчинила себе все остальные, превративши всю деятельность вредителей в подсобную и подчиненную работу по подготовке интервенции. Обвиняемый Ларичев показывает:

«...Более или менее определенные сведения об отношении заграничных кругов по вопросу об интервенции были получены к концу 1927 г. по возвращении из-за границы Рамзина, где он по этому вопросу вел переговоры с “Торгпромом”. Из его рассказов мне известно, что «Торгпром» добился определенной поддержки французского правительства в отношении интервенции и что имеются соглашения между Францией и Англией в этом вопросе. Разрыв дипломатических сношений с Англией рассматривается “Торгпромом” как определенный шаг к подготовке антисоветского блока и последующей интервенции. Антисоветский блок прежде всего должен объединить и координировать действия Польши, Румынии и прибалтийских держав. Они должны явиться той реальной вооруженной силой, которая должна осуществить интервенцию при участии экспедиционного корпуса из эмигрантских сил, организуемого и поддерживаемого Францией...» (показания от 12 октября).

Чарновский показывает (16 октября 1930 г.):

«...Установивши связь с бывш. владельцами и с кругами, способными активно поддерживать интервенцию, “Промышленная партия” (вредительский инженерный центр) видела в интервенции уже с 1927 г. основное и конечное средство к свержению советской власти. Этой конечной цели должно было способствовать проведение вредительским инженерным центром (“Промпартией”) вредительства в различных отраслях народного хозяйства и промышленности путем создания диспропорции при выполнении плана реконструкции по обслуживающим друг друга отраслям, углубления кризисов в результате этих диспропорций, в том числе кризисов продовольственного, транспортного, топливного и в прочих отраслях хозяйства СССР. В таком направлении, по сообщению Хренникова, были даны также директивы и со стороны зарубежного объединения промышленников — “Торгпрома”, принятые инженерным вредительским центром (“Промпартией”) в лице его руководителя Хренникова в качестве основной линии деятельности с 1927 г. Это сообщение Хренникова было позднее значительно дополнено проф. Рамзиным, впоследствии заступившим место Хренникова в качестве руководителя вредительского промышленного центра (“Промышленной партии”)[»].

И, наконец, еще конкретнее показывает Федотов:

«...Подробный разговор я имел в Лондоне с Крестовниковым, который был у меня в гостинице по поручению Коновалова... Об интервенции он тогда мне сообщил, что в Париже в “Торгпроме” по этому поводу ведется усиленная работа как по подготовке общественного мнения, так и по связи с общественными, правительственными кругами Франции. С целью повлиять на общественное мнение ведется травля советского правительства, используется всякий случай и повод, и не только в русско-эмигрантской печати, но также и во французской, что стоит больших денег. Он сообщил мне, между прочим, что “Торгпром” дает субсидию газете “Последние новости”.

Об отношениях “Торгпрома” с промышленными кругами Англии он сказал, что поддерживается связь с “Комитетом русских кредиторов” в Лондоне, во главе которого стоит Уркварт, а также с Детердингом[,] через посредство их с консервативной партией Англии, и что есть основание ожидать со стороны Англии если не активного участия в интервенции, то финансовой и дипломатической поддержки. Однако, для успешности и возможности интервенции необходимо, — указал дальше Крестовников, на что просил обратить внимание Коновалов, — чтобы почва для нее была подготовлена в России всякими мерами, которые могут вызывать недовольство рабочих масс и крестьянства, расстройством промышленности, расстройством снабжения товарами населения и т. д.

...В конце 1927 г., — указывает Федотов, — инж. Хренников имел со мной разговор на ту же тему и указал, что работа по подготовке идет недостаточно быстро, что нет тех проявлений недовольства, которые ожидались в этом направлении, и что “Торгпром” просит работу усилить [с] тем, чтобы сделать интервенцию возможной к 1931/32 г. или даже ранее — к 1930/31 г. Поручение “Торгпрома” совету было передано Рамзиным, который только что вернулся из-за границы.

Этот разговор был передан мною директивной группе тексторганизации — Куприянову, Кирпотенко, Державину и Нольде...»

Так по мере успехов социалистического строительства внутри СССР оформлялись и консолидировались реакционные силы вредителей-инженеров с организацией русской промышленной буржуазии за границей. Место отдельных изолированных связей по отраслям промышленности занял единый, организованно увязанный фронт бывш. капиталистов и технических специалистов промышленности СССР. Окончательное закрепление, оформление и деловую детализацию их совместная работа по подготовке интервенции получила в 1928 г.

Окончательное закрепление организационных связей вредителей и «Торгпрома»
и договоренность о совместной работе между ними

В октябре 1928 г. два члена ЦК «Промпартии» Рамзин и Ларичев вошли в связь с П. П. Рябушинским и устроили совместное совещание с руководящим центром «Торгпрома».

На этом совещании, имевшем место в Париже, участвовали:

«Председатель “Торгпрома” Денисов, П. П. Рябушинский, Нобель, Гукасов, Старинкевич, Мещерский, Ларичев и я — Рамзин...» (показания Рамзина от 21 сентября).

Далеко не раскрывая в этих своих показаниях всего содержания этого важного совещания, Рамзин говорит:

«...После сообщения моего и Ларичева об общем положении дела мы подробно останавливались на росте деятельности “Промпартии” и увеличении ею охвата инженерных масс, но отметили в то же время и значительное увеличение опасности работы ввиду ряда арестов членов “Промпартии”. Ларичев несколько остановился на положении нефтепромышленности. Представители “Торгпрома” в общем одобрили направление и темп работы “Промпартии” и указали, что теперь надо приложить главные усилия к сохранению руководящего ядра, по возможности ведя, однако, работу согласно прежним директивам и меняя тактику сообразно условиям момента. Вместе с тем члены “Торгпрома” сообщили о том, что им удалось уже добиться значительных успехов у французского и английского правительств, что общее руководство интервенцией возьмет, вероятно, Франция, а выполнение военных операций — Польша и Румыния с привлечением лимитрофов, что надо ориентироваться на интервенцию в 1930 г. и, в крайнем случае, в 1931 г.

Далее были уточнены вопросы финансирования: намечены ежегодные суммы около одного миллиона в год с доставкой Ларичеву на квартиру, а в его отсутствие мне через...

Вечером состоялась встреча Ларичева и моя с членами “Торгпрома” в кабинете ресторана на Больших бульварах уже неофициального характера».

Так окончательно оформился контакт обеих организаций, реально оформилось финансирование и в то же время окончательно определились те соединительные каналы, которые затем использовали вредители. Одновременно эти каналы явились впоследствии каналом и для другой работы по использованию заданий по подготовке интервенции.

Устанавливая конкретно индивидуальную роль каждого из обвиняемых в области получения денег, Рамзин показывает (от 21 сентября):

«Приблизительное распределение денег за период конца 1928 г. до весны 1930 г. таково:

Нефтяная промышл[енность] через Ларичева ......... около 100 т[ыс]. р.

Угольная “..................................................................................“ 150 “ “

Торфяная “.................................................................................“ 50 “ “

Лесная “.......................................................................................“ 50 “ “

Металлическая “ Гартвана и Чарновского ...............................“ 300 “ “

Текстильная “ Федотова и Куприянова ....................................“ 200 “ “

Разные отрасли

промышленности] “ Калинникова .............................................“ 300 “ “

Н. К.П. С. “ Ларичева .................................................................“ 300 “ “

Энергетика “ Вашкова и Каменецкого ......................................“ 100 “ “

Эконом, группа “ Ларичева и Калинникова ..............................“ 50 “ “

Всего  ..........................................................................................1.600 т[ыс]. р.[»]

О договоренности как по общеполитическим установкам, так и о методах дальнейшей деятельности, о новом порядке получения финансовых средств Рамзин и Ларичев немедленно поставили в известность своих соратников в Москве.

В показаниях от 16 октября 1930 г. Рамзин более детализирует свое сообщение об этом заседании в Париже, точно датируя его между 5-10 октября 1928 г. Перечисляя тех же лиц, Денисова, Нобеля, Гукасова, Мещерского, Старинкевича и Рябушинского и добавляя Коновалова, — Рамзин показывает, что разговор носил гораздо более конкретный характер, чем это было ясно из его первого сообщения.

По вопросу об интервенции Рамзин говорит:

«...На этом заседании Денисов сообщил, что всю работу по подготовке интервенции необходимо разделить на две части: подготовку за границей и подготовку внутри СССР, что первую работу, а именно, дипломатические переговоры с правительствами, финансирование интервенции и организацию ее военной части берет на себя “Торгпром”, наоборот, на обязанности “Промпартии” ложится вся внутренняя подготовка интервенции внутри страны путем создания и углубления экономических кризисов и помощи интервентам изнутри; что “Торгпром” уже имеет поддержку Франции и Англии в этом вопросе; что основное руководство интервенцией берет на себя Франция, которая рассчитывает выдвинуть военные силы Польши и Румынии, а также лимитрофов, а Англия поддержит интервенцию своим флотом; что сроком интервенции по прежнему намечается лето 1930 г., как наиболее благоприятное для интервенции (с чем я и Ларичев согласились), и лишь в крайнем случае 1931 г.; что поэтому всю работу “Инженерного центра” надо вести с расчетом на разгар кризиса в 1930 г.»

По существу это было, таким образом, совещание о способах и сроках проведения военной интервенции в СССР. Совещание это продолжалось вечером в той якобы неофициальной встрече в ресторане на бульварах.

Тот же Рамзин заявляет:

«...При следующей встрече (моей и Ларичева) в тот же день вечером в кабинете ресторана в районе Больших бульваров были Денисов, Нобель, Гукасов, Мещерский, Третьяков и Каштанов. Я разговаривал, главным образом, с Денисовым. Денисов говорил, что у них имеется полная уверенность в успехе интервенции, ибо на этот раз интервенция будет поставлена солидно как с военной стороны, так и со стороны снабжения, и прежние ошибки теперь не повторятся. Кажется, Третьяков сказал, что при использовании войск Польши, Румынии, прибалтийских стран и врангелевской армии — около 100 тыс. человек — интервенция будет располагать прекрасно оборудованной армией, что, по мнению многих бывших промышленников, при морской поддержке на юге и на севере можно рассчитывать на успех даже с небольшой армией в 600-800 тыс. человек; что здесь считают наиболее успешным комбинированный двойной удар на Москву и Ленинград. На мой вопрос относительно финансирования интервенции Денисов не дал четкого ответа, сказав, что этот вопрос пока, конечно, не вполне ясен; я понял из слов Денисова и Нобеля, что средства для интервенции даются нефтяными промышленными кругами и, в частности, Детердингом, правительствами Франции и Англии, а частью — бывш. русскими промышленниками...»

Несколько иначе, более останавливаясь на вредительстве, а не на интервенции, но в основном подтверждая полностью сообщения Рамзина, Ларичев показывает:

«...В сентябре-октябре 1928 г. Рамзин и я были командированы на мировую энергетическую конференцию в Лондоне. Этой командировкой мы воспользовались, чтобы на обратном пути побывать в Париже и переговорить с нашей руководящей организацией — “Торгпромом”. По приезде в Париж, 8 октября 1928 г., после телефонных переговоров Рамзина, председатель объединения бывш. собственников в “Торгпроме” Денисов пригласил нас приехать к нему для переговоров. По приезде к нему у него в кабинете состоялось совещание, на котором, кроме Денисова, присутствовали: Рябушинский, Нобель, Гукасов, Старинкевич. Рамзин сделал доклад о работе нашей организации и об общих мероприятиях вредительской деятельности, проводившейся в Союзе, и дал оценку, насколько они соответствуют директивам “Торгпрома” и задачам подготовки к интервенции. Особенно много внимания уделялось событиям, нарушившим деятельность “Промышленной партии”, — раскрытию вредительской деятельности в Донбассе и шахтинскому процессу, а также провалу транспортной вредительской организации. Эти вопросы сильно интересовали представителей “Торгпрома” (Денисова, Рябушинского и др.), так как осложняли дальнейшую нашу работу и цельность проводимых мероприятий по подготовке общего кризиса в стране. Денисовым был сделан упор на то, чтобы теперь обратить внимание на металлопромышленность, добиваясь здесь резких диспропорций и ослабляя эффект производимых капиталовложений. Нобелем и Гукасовым мне был задан ряд вопросов о положении нефтяной промышленности, о прочности нефтяной вредительской организации, а также о проведении вредительских мероприятий по задержке нового строительства и сокращению экспорта. Они указали, что общие директивы в отношении работы нефтяной промышленности ими даны Стрижову при его пребывании в Париже. В отношении общего положения “Торгпрома” в нашей организации Денисов нам указал, что несмотря на провал отдельных вредительских организаций работу нашу необходимо во что бы то ни стало продолжать и сохранить организацию “Промышленной партии”. Денисов особенно подчеркивает, что “Торгпром” имеет определенную и твердую поддержку со стороны французского и английского правительств и что вопрос об интервенции, хотя и отложенный с 1928 г. в силу ряда соображений на 1930 г., ни в коем случае не снимается, а, наоборот, к интервенции идет деятельная подготовка за границей, и, следовательно, особенно важной является работа “Промышленной партии” внутри Союза...» (показания от 16 октября).

Свиданию в октябре 1928 г. необходимо придать решающее значение с точки зрения:

1. окончательного определения и согласования основных линий в работе вредительских организаций и «Торгпрома» единым фронтом по всем отраслям промышленности, в то время когда до сих пор связи с «Торгпромом» носили параллельный характер отдельно по отраслям промышленности;
2. установления совершенно точно на будущее время форм этой связи и внутреннего распределения ролей по подготовке интервенции; наряду с этим определились окончательно порядок и средства финансирования, что также до сих пор носило разрозненный характер, и
3. окончательно определилась основная установка на интервенцию и согласование всей вредительской работы с упором на эту последнюю.

Хотя до октября 1928 г. «Торгпром» информировал «Инженерный центр» через отдельные связи — Хренникова, Федотова, Пальчинского, Рамзина и Коновалова о своих замыслах и планах в отношении интервенции и, наоборот, «Инженерный центр сообщал» через те же связи «Торгпрому» о проводимой им вредительской работе, причем, как будет ясно из дальнейшего, одновременно устанавливались связи членов «Инженерного центра» через тот же «Торгпром» и с представителями генеральных штабов Франции и Англии по подготовке интервенции, тем не менее эта работа получила централизованный и единый для всех отраслей промышленности характер только с октября 1928 г.

Об этих первоначальных отдельных связях показывает, например, Ларичев (16 октября 1930 г.):

«...В конце 1927 г. во время пребывания в Париже проф. Рамзина, одного из деятельных членов “Инженерно-технического центра” и позднее председателя ЦК “Промпартии”, — им были получены более определенные указания от “Торгпрома” и французского военного штаба о необходимости форсирования мероприятий, проводимых вредительскими организациями по подготовке к интервенции, общая схема проведения интервенции и возможные сроки ее осуществления, причем первоначально этот срок намечался в 1928 г. Одновременно с этим проф. Рамзиным была установлена связь с ... в Москве для ведения переговоров и сношений с заграничными кругами».

К числу такого же рода связей надлежит отнести имевшее место за несколько дней до заседания в Париже свидание Рамзина и Ларичева в Лондоне на квартире инж. А. А. Симона — директора фирмы «Виккерс» — с ним и с неким эсером Филипп (руководитель фирмы «Виккерс») и свидание Ларичева и Рамзина с английским полковником Лоуренсом:

«...Инж. А. А. Симон и сэр Филипп сообщили, что центром подготовки интервенции является в данное время Франция, предполагающая действовать военными силами Польши, Румынии и лимитрофов, что Англия тоже принимает участие в этой подготовке совместно с Францией, помогая деньгами, снаряжением и пр.; что Англия предполагает также оказать и военную поддержку интервенции своим флотом на Черном море...» (показания Рамзина от 16 октября 1930 г.).

Ларичев соответственно говорит в своем показании от 16 октября 1930 г.:

«...Во время нашего пребывания в Лондоне, т. е. в сентябре 1928 г., Рамзиным была организована встреча в отеле “Савой” с известным полковником Лоуренсом. При этом свидании был и я. Разговор шел вокруг общего отношения английских военных кругов к интервенции. Эту идею полковник Лоуренс всячески поддерживал и уверял, что английские военные круги также относятся вполне положительно к общему участию в интервенции против СССР и что ими разрабатываются определенные мероприятия и, кроме того, принимаются серьезные шаги для парализации ведущейся со стороны СССР пропаганды и влияния на Востоке и в Китае. Деталей этой работы он не сообщал».

На упомянутом выше заседании в Париже в октябре 1928 г. был подведен итог всем этим до сих пор отдельным сношениям членов ЦК «Промпартии» по своей линии с деятелями «Торгпрома» и генеральных военных штабов Франции и Англии и установлен на будущее время единый центр.

В то же время октябрь 1928 г. явился моментом, когда «Торгпром» окончательно утвердился в убеждении о необходимости форсировать интервенцию в возможно короткий срок. В этом отношении чрезвычайно интересно следующее показание Калинникова.

По показаниям последнего, еще в 1927 г. «Хренников и Федотов из командировок своих за границу в 1927 г. привезли в “Инженерный центр” сведения о том, что правительственные круги Франции и Англии считают нужным спешить с проведением интервенции; что же касается русских белоэмигрантских кругов во Франции, то у этой стороны, по-видимому, еще не созрело убеждение в своевременности спешить с проведением интервенции, так как русским эмигрантам “Торгпрома” не хотелось получить после интервенции еще недостаточно, по их мнению, восстановленные их прежние промышленные предприятия. Однако, по настояниям правительственных кругов Франции “Торгпром” согласился примерно к концу 1927 г. с необходимостью развернуть работы по подготовке интервенции; об этом “Инженерный центр” был осведомлен Хренниковым и Рамзиным... Сообщения Хренникова, Федотова и Рамзина были сделаны осенью 1927 г. на групповом собрании “Инженерного центра” в составе: Пальчинского, Рабиновича, Янушевского, Красовского, Хренникова, Федотова, Рамзина, Чарновского, Ларичева и меня — Калинникова» (показания от 16 сентября 1930 г.).

Это показание Калинникова чрезвычайно важно еще в том отношении, что вскрывает исключительно активную инициативную роль правящих кругов Франции и Англии в форсировании интервенции и соответствующее для этой цели использование ими и «Торгпрома» и русских вредительских организаций в СССР. При этом, как это видно из показаний Рамзина, Ларичева и др„ руководящая роль в деле подготовки интервенции была взята на себя правящими кругами Франции. Последнее должно быть особо отмечено при анализе сообщений обвиняемых. Эта активная инициативная роль получает подтверждение и в ряде других фактов.

Французское правительство и его роль по подготовке интервенции

Если «Торгпром», как объединение бывш. русских промышленников, ставил своей основной задачей возвращение принадлежавших им предприятий, французские правящие круги ставили себе более общую задачу — укрепление позиций мирового империализма через свержение советской власти путем военной интервенции. Советский Союз является бельмом на глазу буржуазии Франции. Она, как гегемон общеполитической реакции в Западной Европе, ставила своей задачей уничтожение Советского Союза путем военной интервенции, исходя из своих общеполитических интересов, совершенно независимо от такой же инициативы в среде «Торгпрома» и русских вредителей. И если «Торгпром» хотел в своих целях использовать вооруженную силу международной и, прежде всего французской, буржуазии, то эта последняя также стремилась использовать для своих целей как «Торгпром» так и, в особенности, разветвленную организацию вредителей внутри СССР.

На этой почве в проведении своей самостоятельной политики французские правительственные круги пошли целиком навстречу «Торгпрому», а заграничные поездки обоих руководителей ЦК «Промпартии» — Рамзина и Ларичева — были использованы именно этими кругами через посредство «Торгпрома» полностью в своих собственных целях. Октябрьское совещание и в этом отношении сыграло свою определенную роль.

Впрочем, и прямую заинтересованность правящих кругов Франции в скорейшем осуществлении интервенции — непосредственную заинтересованность в смысле империалистических захватов для эксплуатации богатств СССР со стороны иностранного капитала — достаточно ярко обрисовывает в своих показаниях Федотов 21 октября 1930 г.:

«...Чарновский сообщил мне, — показывает Федотов, — что от Рамзина поступило секретное сообщение, что ему во время пребывания в Париже пришлось от имени союза вредительских организаций согласиться на те уступки интервентам за счет России, которые сделал “Торгпром”, как то: часть Кавказа, главным образом, где нефтяные промыслы, уступить Англии, часть Правобережной Украины — Польше и Франции».

«Я указал Чарновскому, — продолжает Федотов, — что, наоборот, Карпов' от имени “Торгпрома” уверял нас, что интересы государства в случае интервенции не пострадают, и специально просил передать это инженерам текстильной группы, и что это сообщение Рамзина не отказываюсь передать в нашу вредительскую организацию, а прошу Чарновского лично сообщить Куприянову и Нольде».

В другом своем показании, от 20 октября 1930 г., Федотов говорит, что Карпов, с которым он лично виделся в 1928 г. в Берлине, указал ему, что «и Франция, и Польша, по его словам, рассчитывают впоследствии на возможность эксплоатации внутренних богатств России: Франция — в виде разного рода концессий, Польша рассчитывает на сбыт в Россию своих товаров, но что ни в коем случае никто из членов “Торгпрома” не считает возможным предать интересы России как государства, превратить ее в колонию, и что, если такие опасения есть в отдельных кругах, их нужно успокоить».

В последних своих показаниях от 31 октября 1930 г. Федотов говорит еще более точно:

«...Затем Чарновский сообщил мне крайне важное секретное сообщение от Рамзина, что ему в бытность в Париже в переговорах с французским генштабом и “Торгпромом” пришлось от имени СИО согласиться на те уступки интервентам, которые уже раньше обещал “Торгпром” за счет России. Франция претендует на уплату долгов как царских, так и военных полным рублем и на обширные концессии по разработке рудных и горных богатств России; Англия — на нефтяные промыслы на Кавказе, Польша — на Киев и часть Правобережной Украины. Я был очень поражен этим сообщением и напомнил Чарновскому, что Карпов специально уверил меня, что ничего подобного не будет, что “Торгпром” не продаст интересов России, что никаких уступок территории не будет, что уплачены будут полным рублем только частные личные претензии, а также счета заводов, доставивших в Россию машины, а царские и военные долги будут оплачены только номинально по 5 коп. за рубль для сохранения в силе принципа признания долговых обязательств, на чем настаивает Франция, и все это он просил официально передать всем инженерам вредительских организаций. Выходит, что Карпов нас заведомо обманывал, чтобы заставить работать по указке “Торгпрома”, или что его обманули. В обоих случаях ясно, что “Торгпром” не понимает, как такое известие отражается на настроениях, а затем и на составе инженерных организаций. Непонятно, как проф. Рамзин мог такую свою уступку держать столько времени “в секрете”. Несомненно, что это известие подорвет у целого ряда лиц желание работать в организации, и я просил Чарновского переговорить лично с Куприяновым и Нольде по этому поводу» (показание от 31 октября 1930 г.).

Не подлежит, таким образом, сомнению, что цели империалистического захвата тех или иных областей СССР руководили действиями иностранных интервентов. Навстречу этим целям шли и «Торгпром», и вредительские организации в СССР.

Личные переговоры Пуанкаре и Бриана с «Торгпромом»

Желая как можно реальнее обеспечить новую военную интервенцию, руководители «Торгпрома» поставили своей задачей взять непосредственно быка за рога и получить личную аудиенцию у главы французского правительства. Пуанкаре и Бриан, бывшие в то время руководители французской политики, — один — премьер-министр, а другой — министр иностранных дел, были теми лицами, к которым еще до совещания в 1928 г. адресовался «Торгпром».

По показаниям Федотова (от 20 октября 1930 г.), Карпов сообщил ему на свидании в 1928 г., что

«основной целью его приезда в Берлин была необходимость переговорить о подготовке интервенции, которая намечается “Торгпромом” уже в 1930/31 г., что к этому времени уже должны в полной мере проявиться разруха в промышленности, недостаток товаров и недовольство населения. Он сообщил, что “Торгпром” ведет в последнее время особенно усиленную деятельность и рассчитывает на успех, хотя в Англии шансы на ее вмешательство все уменьшаются, зато во Франции — увеличиваются».

По рассказу Карпова:

«...Представители “Торгпрома” были с визитом у Пуанкаре; были Рябушинский, Третьяков и Лианозов, что Пуанкаре выразил готовность серьезно рассмотреть этот вопрос и передал его на изучение генерального штаба, в котором “Торгпром” имеет свои непосредственные связи через военные эмигрантские круги, и что нет сомнения, что генштаб даст Пуанкаре благоприятный для интервенции ответ. Практически интервенция предполагается, главным образом, силами Польши, Румынии, Эстонии и Латвии, с небольшим участием французских войск и флота, под руководством французского штаба и офицеров.

Но наряду с обещанием разработать вопрос об интервенции Пуанкаре особенно настойчиво указал на необходимость более длительной подготовки в России. Хотя в Союзе уже замечаются проявления разрухи и особенно недостатка товаров, но обещанного эмиграцией недовольства населения не проявляется в должной мере, поэтому вредительскую работу нужно всемерно усилить.

Ввиду этого “Торгпром” специально просит усилить разрушение плановой работы и особенно пятилетнего плана индустриализации. Неосуществление пятилетки должно дискредитировать советскую власть, что особенно важно для успеха интервенции» (показание от 20 октября 1930 г.).

Это сообщение Федотова и было повторено Денисовым на совещании «Торгпрома» с Рамзиным и Ларичевым в октябре 1928 г. в доказательство того, что у них имеется полная уверенность в успехе интервенции.

Об этом свидании с представителями французского правительства говорит равным образом Чарновский в показании от 16 октября 1930 г.:

«Надежды на интервенцию, питаемые этими промышленниками (Рябушинским и Коноваловым), основывались на личных переговорах их с представителем французского правительства Брианом и французским генеральным штабом».

Наконец, подтверждение о том же мы находим в показаниях других деятелей вредительской организации, имевших возможность непосредственно войти в сношение с заправилами «Торгпрома»; последние не преминули им сообщить об успешности этих своих шагов.

Так, Ситнин показывает (18 октября 1930 г.), что «в 1928 г. перед отъездом за границу С. В. Куприянов просил меня проездом через Париж зайти к его бывш. хозяину И. А. Коновалову, чтобы узнать у него, как обстоят дела за границей». Ситнин был у Коновалова, и последний ему рассказал, что

«...Пуанкаре вызывал недавно и дал аудиенцию Третьякову и Рябушинскому... Согласно этому, он предложил Третьякову и Рябушинскому, как представителям “Торгпрома”, дать указания советским инженерным организациям о подготовке почвы для интервенции» (показания от 18 октября 1930 г.).

В показании от 29 октября 1930 г. Ситнин еще раз заявляет:

«...что Пуанкаре обещал полную поддержку интервенции и считает, что в 1930/31 г. можно надеяться на полный успех интервенции».

Тот же Ситнин подтверждает сообщение Федотова, со слов Карпова, что Пуанкаре «во время визита членов президиума “Торгпрома”... сказал, что практическая работа по подготовке интервенции поручена французскому генштабу».

Сообщения Ситнина и Федотова о визите к Пуанкаре подтверждает и другой вредитель — Державин, получивший сведения об этом уже в Москве после возвращения Федотова. Пуанкаре, по словам Державина, «обещал начать активную политику в смысле интервенции», но «потребовал предварительной подготовки внутри СССР для дезорганизации наладившегося экономического положения, чтобы вызвать внутри страны недовольство властью».

Из этих сообщений ясно, что «Торгпром» действительно имел что предъявить со своей стороны, как доказательство своей работы по подготовке интервенции, на совещании в октябре 1928 г.

В свете изложенных выше фактов нет никакого сомнения, что инициатива «Торгпрома» сыграла, скорее, формальную роль. По существу, французские правящие круги в лице Пуанкаре использовали «Торгпром» и вредительские организации в этих целях. Недаром обвиняемые показывают, что Пуанкаре настаивал на необходимости усиления работы вредительской организации в СССР.

То же самое явствует из второго сообщения Денисова на совещании в октябре 1928 г., о котором также умолчал первоначально Рамзин. В показании от 31 октября Рамзин пишет:

«Денисов сообщил, что работа “Торгпрома” по подготовке за границей интервенции против СССР уже дала конкретные результаты, ибо при французском генеральном штабе образована специальная комиссия по подготовке интервенции против СССР, причем во главе этой комиссии стоит генерал Жанен. Далее Денисов сказал, что одним из наиболее активных деятелей по подготовке интервенции является полковник французского генштаба Жуанвиль, который и будет поддерживать непосредственную связь с намеченным военным руководителем интервенции — генералом Лукомским».

Таким образом, еще до октября 1928 г. Пуанкаре, обещавший на свидании передать вопросы подготовки интервенции на изучение генштабу, это обещание сдержал, продиктовав для успеха интервенции соответствующую линию поведения «Торгпрому». Сообщение об организации комиссии Жанена подтверждает также Калинников в показании от 16 октября:

«Рамзин сообщил, — говорит Калинников, — что при французском штабе была создана международная комиссия под председательством генерала Жанена в составе представителей Франции, Англии и Польши по поводу распределения ролей в руководстве и проведении русской интервенции. Этой комиссией было принято, что руководство проведением интервенции берет на себя Франция, она же будет вести заготовку и поставку боевых снаряжений и вооружений интервенирующих армий. Оперативную подготовку и роль застрельщика берет на себя Польша...»

Далее Калинников дает еще одно важное показание (16 октября 1930 г.):

«...После принятого комиссией Жанена решения Англия несколько охладела к интервенции, так как отпал ее главный экономический интерес — дать своей промышленности хорошо подработать на поставках вооружения и снаряжения интервенирующим армиям...».

Такова была работа «Торгпрома», подытоженная на совещании в октябре 1928 г. и сообщенная членам ЦК «Промпартии».

Сообщенные факты о личных переговорах промышленников с Пуанкаре, обещаниях последнего и образовании при французском генштабе специальной комиссии Жанена по подготовке интервенции целиком подтверждают в то же время сделанные выше выводы о самостоятельной активной роли бывш. главы французского правительства Пуанкаре по подготовке интервенции. Только в свете этих фактов становится понятной та исключительная легкость и быстрота, с какою были на другой же день после октябрьского совещания реализованы принятые решения в виде непосредственных на этот раз сношений Рамзина и Ларичева с деятелями генштаба Франции по вопросам выработки планов интервенции.

Совместная работа «Торгпрома» и вредителей
с французским генштабом

«...Узнав, — говорит в своих показаниях 31 октября Рамзин, — таким образом, что военным центром по подготовке и руководству интервенцией является французский генеральный штаб, я предложил Денисову устроить до моего отъезда из Парижа совместное совещание с генералом Лукомским и полковником Жуанвилем, чтобы обсудить вопрос о координировании деятельности “Промпартии” с французским генштабом в деле подготовки интервенции и установить с этой целью связь между ЦК “Промпартии” и французским генштабом.

Денисов устроил это свидание на частной квартире одного из белоэмигрантов в первой половине октября 1928 г. Денисов заехал за мной на автомобиле в условленное время в кафе, и мы отправились вместе на эту квартиру, где застали генерала Лукомского и полковника Жуанвиля. На этом совещании и была установлена постоянная связь между ЦК “Промпартии” и французским генеральным штабом. А именно, по указанию Денисова, прямую связь со мной должен был осуществлять в Москве г. А..., а связь с членами ЦК и проф. Калинниковым — г. К... В дальнейшем связь с французским генштабом, обычно, и осуществлялась инж. Ларичевым и проф. Калинниковым через г. К... и в отдельных случаях мной через г. А...».

Ларичев в своих показаниях от 16 октября 1930 г. рассказывает о том же совещании следующее:

«...На следующий день, — говорит Ларичев, — Рамзин имел свидание с председателем “Торгпрома” Денисовым, белоэмигрантским генералом Лукомским и представителем французского штаба Жуанвилем (фамилию эту назвал мне Рамзин). На этом совещании Рамзиным были получены определенные указания и подтверждения о сроках намечаемой интервенции (т. е. на лето 1930 г.), о методах подготовки к ней, а также сообщения о формировании экспедиционного корпуса во главе с генералом Лукомским. Вечером этого же дня у Рамзина должна была состояться встреча с полковником французского штаба Ришаром; на это свидание он пригласил и меня. Состоялось оно у него на квартире. Так как я французского языка, на котором шли разговоры, не знал, то могу сообщить, по словам Рамзина, что речь шла о подготовке Польши и Румынии к выступлению и что французский штаб принимает в этом направлении энергичные шаги. Со своей стороны Ришар интересовался как общим направлением нашей работы, так, особенно, деталями нового строительства, могущего иметь оборонное значение, а также положением военной и химической промышленности».

Характер беседы достаточно показателен, чтобы видеть, как всерьез отнеслись к реализации совместных намерений обе стороны: и представитель французского правительства Пуанкаре вместе с представителями французского генштаба, и «Торгпром», и русские белогвардейские генералы.

В другом показании Рамзин, сообщая о встрече с Жуанвилем, заявляет о том, какие именно требования были предъявлены французскими генералами русским вредителям:

«При встрече моей в промежутке 5-10 октября 1928 г. в Париже с Денисовым, Лукомским и полковником Жуанвилем на квартире, как я уже показывал, основным вопросом являлся деловой вопрос о создании военной организации “Промпартии”, которого я здесь не буду касаться. Разговор происходил по-русски вследствие моего очень плохого знания французского языка. Время от времени Денисов и Лукомский переводили по-французски сущность разговора. Полковник Жуанвиль больше всего интересовался возможностью получения военных сведений о Красной армии и возможной помощи изнутри СССР путем диверсий и т. п. На мой вопрос о располагаемых силах и плане интервенции генерал Лукомский ответил, что, пока не закончились переговоры, рано еще считать силы и составлять планы, но что повторенный мной план, слышанный в “Торгпроме”, почти единственный, что при хорошем снабжении и вооружении армии никакого сомнения в успехе быть не может, особенно при активной помощи со стороны “Промпартии” ее военной организации, которой будут даны конкретные указания и планы действий.

В конце свидания Денисов сообщил еще, что основные переговоры об организации интервенции ведутся во Франции с Брианом, а в Англии — с Черчиллем, что переговоры об организации интервенции затрудняются аппетитами ее участников; так, например, Польша претендует, конечно, на Правобережную Украину» (показания от 16 октября).

Именно на этом совещании возникла мысль о создании специальной военной комиссии «Промпартии» в СССР для подготовки изменнических актов со стороны отдельных частей Красной армии, и для этого была установлена и укреплена соответствующая связь с французским генеральным штабом. Рамзин показывает 16 октября 1930 г.:

«На этом совещании Лукомский выдвинул предложение о создании при ЦК “Промпартии” специальной военной комиссии и связи его с ним через французский генштаб. После обсуждения были намечены основные задачи военной комиссии, о коих подробно изложено в других моих показаниях. Здесь же была установлена и постоянная связь с французским генштабом и... в Москве. А именно, прямую связь со мной должен был осуществлять по указанию Денисова г. Р..., а прямую связь с членом ЦК “Промпартии” инж. Ларичевым — через г. К... При этом Денисов сообщил, что соответствующие указания будут даны в Москве. Связь с французским генштабом должна была нормально идти и осуществлялась впоследствии... через Ларичева и председателя промсекции Госплана СССР проф. Калинникова».

Сообщение об этих заданиях французского генштаба подтверждает и Калинников.

Шпионская работа этого рода по непосредственной связи с французским генштабом должна была продолжаться и в дальнейшем. По показанию Калинникова, Рамзин

«...должен был, по его собственному заявлению в ЦК, в ближайшую поездку за границу установить непосредственную связь с правительственными кругами Франции и Англии по военным вопросам интервенции. Со слов Рамзина мне известно, что он предполагал использовать связь Рябушинского с Лушером, который покровительствует “Торгпрому” (так Рябушинский передавал Рамзину на последнем с ним свидании); Рамзин предполагал установить связь с генералом Лукомским для получения руководящих указаний для военного штаба “Промпартии”» (показания Калинникова от 16 октября 1930 г.).

Федотову также было известно о полученном задании по организации вредительских ячеек в армии. Так, Федотов показывает:

«Целью образуемых ячеек ставилась, прежде всего информация о положении дел и настроений в Красной армии и флоте, разработка мероприятий по понижению боеспособности Красной армии, разработка мер по расстройству сообщений, выработка мер по понижению обороноспособности страны, вплоть до проведения диверсионных актов, выведения из строя наиболее важных заводов, электростанций, фабрик и т. п„ захват влияния в мобилизационных отделах снабжения армии и расстройство этого снабжения, а также и в мобилизационных отделах промышленности» (показания от 21 октября).

Так конкретно уже ставили вопрос о своей работе по подготовке интервенции вредители. От «мирной» вредительской работы первых времен не осталось и следа.

Связь с английским генштабом

На фоне активной роли правящих кругов Франции роль Англии представляется в несколько ином свете. Поскольку правящие круги Франции, имея в Париже под рукой «Торгпром» и военный центр белоэмигрантских русских военных организаций, захватили полностью руководство делом интервенции против СССР, роль Англии была, естественно, отодвинута на второй план.

Такова картина заграничной работы «Торгпрома» и «Промпартии» по подготовке иностранной интервенции.

Планы и сроки интервенции

Картину этой работы можно закончить изложением точного плана интервенции, который был вывезен вредительской организацией из-за границы, срока интервенции в его отдельных измерениях и той работы, которую по указаниям из-за границы должны были совершить вредители в СССР для обеспечения успеха намеченного вооруженного вторжения.

Вот что конкретно заявляет о намеченном плане интервенции Рамзин в показаниях от 21 сентября:

«По сообщениям П. А. Пальчинского, основной руководительницей интервенции должна была являться Франция; но непосредственное осуществление последней намечалось при помощи военных сил Польши и Румынии с привлечением прибалтийских государств. По указаниям Пальчинского, существовали также, но весьма сомнительные[,] надежды на вовлечение Чехословакии и Югославии. В основном построения шли, однако, на Польшу и Румынию».

Именно в этом смысле, по показанию Рамзина, велись переговоры Мещерским и Рябушинским с Пуанкаре и Брианом:

«Основной смысл переговоров сводился к тому, что имеются реальные надежды на интервенцию, причем вероятным сроком ее намечался примерно 1930 г. Во главе военных сил при интервенции намечался генерал Лукомский. Для пропаганды интервенции за границей предполагалось установить связь с Гессеном и Каминкой (газета “Руль”)[»].

Именно об этом плане и предполагаемом сроке шли дебаты на совещании «Торгпрома» и вредителей в Париже и еще раньше на совещании вредительского центра в Москве. Об этом совещании в Москве в первой половине 1928 г. в другом месте тех же показаний говорит Рамзин:

«Пальчинский сообщил, что, согласно сведениям, полученным из- за границы, можно ориентироваться на интервенцию примерно через 2 года, т. е. в 1930 г., поэтому необходимо вести работу с таким расчетом, чтобы приурочить к этому времени момент всеобщего кризиса. Руководительницей интервенции будет Франция, ибо бывш. русские промышленники уже имели благоприятные разговоры с Брианом и Пуанкаре, но непосредственное проведение военных операций будет выполнено, вероятно, Польшей и Румынией с привлечением лимитрофов; участие Чехословакии и Югославии не исключено, но сомнительно; непосредственным военным руководителем интервенционных войск выдвигается за границей генерал Лукомский».

На этом же заседании, видимо в связи с радужными надеждами, вредители обсуждали и состав правительства.

Мотивы намечения срока интервенции на 1930 г., по сообщению Рамзина, были следующие:

«Согласно сообщений из белоэмигрантских промышленных кругов через Пальчинского, Федотова, а также непосредственно от Рябушинского через Рамзина и от “Торгпрома” через Рамзина и Ларичева переговоры белоэмигрантов с французским правительством как руководителем интервенции, а также и английским правительством, давали основание рассчитывать на возможность реально подготовить и осуществить интервенцию примерно к 1930 г. Таким образом, этот срок определялся политическими и военными соображениями».

Мотивом, таким образом, служила невозможность раньше этого времени подготовить вооруженные силы интервенции:

«В 1928 г., — сообщает Ларичев, — от “Торгпрома” были получены указания, что срок интервенции отодвигается и, по-видимому, должен быть отодвинут на 1930 г. Во время нашего с Рамзиным пребывания в Париже и посещения “Торгпрома” мне стало известно, что сложность политической обстановки за границей, главным образом, двойственная политика Германии, торговавшейся с обеими сторонами за свою ориентацию, а также позиция, занятая Литвой в отношении Польши, делали несвоевременным открытое выступление против Советского Союза. Но, несмотря на это, представитель французского штаба Жуанвиль и Денисов при личном их свидании с Рамзиным заверяли, что позиция французского правительства относительно поддержки интервенции останется неизменной, и французским штабом активно ведутся работы по усилению военной мощи Польши и Румынии и производятся формирование и подготовка экспедиционного корпуса белогвардейских эмигрантских сил. Руководство этой работой осуществляется также французским штабом (комиссией под председательством Жанена) и имеются соответствующие материальные и финансовые средства, получаемые в значительной мере от французского военного министерства. Возглавление экспедиционного корпуса поручается генералу Лукомскому» (показания от 16 октября).

К этому сроку склонялись и сами вредители, только по другим соображениям. Тот же Рамзин продолжает:

«По естественным условиям развития народного хозяйства и осуществления пятилетки операционный 1929/30 г., как промежуточный год пятилетки, являлся наиболее трудным, ибо в этом году требовалось большое напряжение народнохозяйственных средств на новое капитальное строительство, и в то же время вложения не могли еще давать заметного реального эффекта. Тяжелое положение в 1930 г. усугублялось еще и неизбежными трудностями при проведении коллективизации сельского хозяйства, при котором “Промпартия” надеялась как на продовольственные затруднения, так и на сильное недовольство широких крестьянских масс, вместе с ростом недовольства широких слоев населения вообще.

Таким образом, по построениям “Промпартии” 1930 г. являлся наиболее благоприятным для контрреволюционного переворота: а) по военнополитическим соображениям подготовки и осуществления интервенции; б) вследствие наибольших трудностей в народном хозяйстве и в) вследствие разгара недовольства широких масс населения в результате экономических затруднений» (показания Рамзина от 31 октября).

К 1930 г. вредители направили поэтому свою работу на создание кризиса в основных отраслях народного хозяйства — в области транспорта, электроснабжения, топливоснабжения, металлоснабжения, механизации сельского хозяйства и усиления диспропорции между отдельными отраслями народного хозяйства.

В своих показаниях от 16 октября 1930 г. Рамзии еще более детализирует тот же план. Срок интервенции — лето 1930 г. — намечался «Промпартией», кроме указанных выше соображений, еще по следующим причинам:

«...При большом напряжении на капитальное строительство оборонные расходы неизбежно в начале пятилетки должны были отставать от общего темпа экономического развития страны, почему условия обороноспособности СССР в 1930 г. расценивались ниже, чем в последующие годы...»

Те же соображения Рамзин повторяет и в показании 31 октября.

План интервенции

Конкретный план интервенции был принят следующий:

«...Интервенция должна была начаться выступлением Румынии под предлогом придирки, например, к пограничному инциденту с последующим формальным объявлением войны Польшей и выступлением лимитрофов. В интервенции должны были принять участи врангелевские войска, проходящие через Румынию. Англия должна была поддержать интервенцию своим флотом: а) на Черном море, имея целью отрезать кавказские нефтяные месторождения, и б) в Финском заливе в операциях против Ленинграда. Предполагалось также высадить на Черном море десант красновских казаков, которые должны были поддержать и усилить восстание на Дону. Весьма серьезные расчеты строились на восстание на Украине и, как результат его, перерыв сообщения между Донбассом и Москвой.

Общий план сводился к комбинированному двойному удару: главный — на Москву и вспомогательный — на Ленинград, с движением южной армии, опираясь на правый берег Днепра. Изнутри операции интервентов должны были быть поддержаны, кроме массовых восстаний, помощью со стороны “Промпартии” путем углубления и усиления кризиса диверсиями на военных заводах, электростанциях и т. п.» (показания от 16 октября 1930 г.).

Об этом же говорит Ларичев в показании от 16 октября 1930 г.:

«Руководящая роль в организации интервенции принадлежит Франции, проводившей свои планы подготовки при активном участии английского правительства, при этом в деятельности последнего имелось в виду проведение определенных мероприятий, диктуемых группой Детердинга (захват Баку и Грозного)» (показания Ларичева от 16 октября 1930 г.).

Ларичев подтверждает также мотивы, в силу которых на 1930 г. остановились и вредители:

«Годом наибольшего кризиса должен быть 1930 г. благодаря диспропорции в развитии отдельных отраслей, особенно металла, и неоконченности большинства начинаемых строительством новых крупных предприятий. Такая директива о подготовке интервенции к 1930 г. была нами дана различным членам «Промпартии» и составила главный момент политической борьбы при составлении пятилетки» (показания от 16 октября).

Чрезвычайно характерно в этом отношении, между прочим, следующее данное Ларичевым показание о роли французского генерального штаба в провокации конфликта на КВЖД:

«Возникший летом 1929 г. конфликт на КВЖД, как я узнал от Рамзина и Калинникова, являлся диверсионным шагом французского и английского штабов: с одной стороны, выявить наши мобилизационные способности и боеспособность Красной армии, с другой стороны — выяснить отношение широких кругов населения к вопросу о возможности войны и о степени прочности советской власти и ее влияния на рабочую и крестьянскую массу в моменты внутренних и внешних затруднений» (там же).

Первоначальные сроки и планы интервенции подтверждает и Чарновский. По его словам, Рамзин еще осенью 1927 г. информировал вредительский центр о своем свидании с Рябушинским, где

«...собравшиеся у Рябушинского промышленники и военные со своей стороны сообщали о планах интервенции, как то: начало ее в форме пограничных инцидентов, спровоцированных на румынской границе, переход от этих инцидентов к военным действиям, вмешательство Польши в качестве союзницы Румынии; действия на море и побережье — десантные операции против Ленинграда, поддерживаемые воздушными силами и т. д. Таким образом, в соответствии с развитой в этом направлении программой военного наступления, директивы, полученные ранее Хренниковым, значительно расширялись и были дополнены в направлении содействия интервенции, которое должно было последовать в форме соответствующих мер военного значения» (показания от 16 октября 1930 г.).

Новая отсрочка интервенции

Однако и надежды на 1930 г. не сбылись, и в результате наступила новая отсрочка, на этот раз более короткая, на 1931 г. По поводу этой новой отсрочки Рамзин показывает (от 16 октября 1930 г.):

«Уже во второй половине 1929 г. стали поступать из-за границы сообщения о невозможности интервенции в 1930 г. и о переносе ее на следующий год.

Основные причины этого переноса таковы: 1) рост революционной активности пролетарских масс; 2) осложнения военного положения Франции в виду обострения отношений с Италией; 3) невыясненность позиций Германии и противоречивость ее интересов с Польшей; 4) неудача дальневосточной авантюры, доказавшей трудность борьбы с Красной армией, и 5) отсутствие соглашений между основными участниками интервенции.

В связи с изменением общей обстановки начал выясняться несколько видоизмененный план на 1931 г. В этом плане уже учитывали малую вероятность крупных внутренних восстаний, особенно на Украине под влиянием разгрома контрреволюционных организаций, как СВУ, и общего улучшения экономического положения в будущем году. Поэтому в новом плане к внутренней помощи со стороны «Промпартии» выдвигались уже гораздо более серьезные требования, с упором на развитие диверсионной, шпионской и явно изменнической деятельности. Для предварительного возможного ослабления Советского Союза и частичной компенсации этим его экономического и военного укрепления, по сравнению с 1930 г., в новый план вводилась экономическая блокада СССР.

В новом плане значительно усиливалась роль [«]северного кулака[»], долженствующего ударить по Ленинграду, за счет участия Финляндии, причем в этой операции должны были принять участие сухопутные, морские и воздушные силы. Южная группа из польских, румынских, врангелевских войск, захватив Правобережную Украину, должна была двигаться к Москве, по возможности по кратчайшей линии. Неопределенным оставалось в этой операции участие Германии, ибо Польша, естественно, опасалась пропустить германские войска через Восточную Пруссию, несмотря на имеющуюся возможность мобилизовать в Германии значительные массы из среды, например, «Стального шлема»» (показания от 16 октября).

Это показание представляется чрезвычайно характерным, рисующим настойчивость и упорство руководящих кругов известных иностранных держав в деле организации военной интервенции в СССР.

Калинников показывает:

«Возвращаясь с Лондонской всемирной энергетической конференции через Париж в СССР, Рамзин и Ларичев установили связь с “Торгпромом” в лице Рябушинского, поддерживавшего сношения с французским правительством через Лушера. Они узнали, что в виду происшедших задержек в снаряжении и вооружении армии для интервенции и взаимной недоговоренности лимитрофных государств по проведению интервенции, а также в виду того, что Советский Союз не начнет сам военных действий, так как это сорвало бы удачно осуществляемую пятилетку, придется, вероятно, отсрочить интервенцию на год или полтора года. “Торгпром”, со своей стороны, мотивировал необходимость переноса интервенции на год еще тем, что, по многолетним статистическим наблюдениям, можно ожидать в 1931 г. неурожая большого размера в Советском Союзе» (показания от 16 октября 1930 г.).

Ларичев в качестве основной причины указывает на неудачу конфликта на КВЖД.

«Создавшееся положение вызвало еще более озлобления в иностранных кругах против СССР, но, с другой стороны, привело к необходимости еще раз вернуться к вопросу о сроках интервенции, отложив намечавшийся срок с 1930 г., по крайней мере, на год... Без надежной опоры в частях Красной армии в лице контрреволюционных организаций и без руководства их деятельностью наша работа по подготовке к интервенции была явно недостаточна... Этот вопрос им был поставлен перед ЦК “Промпартии” как очередная важнейшая работа по подготовке к интервенции. Самый же срок интервенции, насколько мне было известно до моего ареста, отодвигался на 1931 г.

Общий же план выступления интервентов в общем не менялся. По- прежнему французским штабом указывалось, что инициатива выступления будет за Польшей и Румынией. Как на возможность такого выступления указывалось, что Польша путем открытого захвата Литвы, продолжавшей свою советскую ориентацию, создаст международный конфликт, в который должен быть вовлечен и СССР, и приведет к вооруженному столкновению Союза как с Польшей, так и с Румынией, связанной с ней военным договором» (показания от 16 октября 1930 г.).

То же самое говорит о причинах отсрочки Чарновский:

«...опыт на КВЖД дал доказательство обратного — усиления боеспособности частей Красной армии. Пришлось намечать момент интервенции на более дальний срок. Такому отдалению срока, как сообщал Рамзин, способствовал также ход внешнеполитических комбинаций в отношениях между Францией и Германией в связи с попыткой Франции оторвать Германию от существующих договорных отношений с СССР и с попыткой ликвидировать Литву как государство, введя ее в состав Польши. Неудача этих планов, выяснившаяся к лету 1930 г., также затянула и отдалила момент начала интервенции, о чем Рамзин имел сведения при поездке его на международный конгресс в июне с. г. в Берлин... На основании этих информаций момент военной интервенции откладывался на год до лета 1931 г. Этот год представлялся благоприятным в двух отношениях: во-первых, по предсказанию некоторых агрономов этот год ожидается неурожайным для СССР; во-вторых, с этим годом совпадают, как думают в “Торгпроме” на основании дополнительных данных, полученных от Рамзина, о ходе реконструкции, максимальные затруднения финансового характера по импортным заявкам, сосредотачиваемых в виду запоздания многих закупок на период 1931 г. Кроме того, в связи с политическим положением внутри Германии и Англии ожидалась лучшая для интервенционистов политическая конъюнктура в Европе именно в 1931 г.» (показания от 16 октября 1930 г.).

Что касается остальных вредителей, менее посвященных в точные планы ЦК «Промпартии», по их показаниям, они знали одно, что срок интервенции близок, намечался на 1930 г., максимум на 1931 г., и соответственно с этим направляли свою работу.

От заграничной работы вредителей по подготовке интервенции можно теперь перейти к непосредственно связанной с подготовкой интервенции работе внутри СССР.

III. ПРЕСТУПНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ «ПРОМЫШЛЕННОЙ
ПАРТИИ» ПО ПОДГОТОВКЕ ИНТЕРВЕНЦИИ В СССР

Работа вредительского центра по исполнению указаний, получаемых из-за границы от «Торгпрома» и французских правительственных и военных организаторов интервенции, продолжалась до последнего времени, вплоть до ареста вредителей. Важно сравнить характер этой работы до и после 1928 г.

За этот период, по показаниям Рамзина, имели место следующие заседания центра еще до переорганизации его в «Промышленную партию».

Содержание антигосударственной работы ЦК «Промпартии» до 1929 г.

Первая половина 1927 г.

1. Заседание в начале 1927 г. в помещении Госплана в кабинете Ларичева. Присутствовали: Ларичев, Пальчинский и Рабинович и Рамзин; имела место информация о существовании центра со стороны Пальчин- ского и Рабиновича и определялась программа работы, исходя из неизбежности экономического кризиса и контрреволюционного переворота. Ставился вопрос о необходимости заблаговременной подготовки к принятию власти и управлению народным хозяйством, поскольку руководящая роль в управлении экономической жизнью, по мнению информаторов, должна принадлежать инженерству.
2. Совещание весною того же года в помещении Госплана в том же составе. Указывалось на полную реальность интервенции.
3. Заседание центра в том же году, весною, в составе Пальчинского, Рабиновича, Хренникова, Ларичева, Рамзина, Чарновского и Федотова. Слушался доклад Пальчинского о директивах из эмигрантских кругов о работе по линии задержки темпов развития промышленности и создания кризисов путем диспропорций между основными частями хозяйства. Дебатировался вопрос о целесообразности прямого вмешательства. Решено подработать вопрос по отдельным отраслям промышленности; шли споры о монархических принципах, либо о буржуазно-демократической республике. Все, однако, соглашались по вопросу о необходимости после контрреволюционного переворота на первый период установить военную диктатуру.
4. Заседание в помещении ВАИ в составе Пальчинского, Рабиновича, Хренникова, Ларичева, Федотова, Чарновского, Рамзина и Чаянова.

Обсуждались вопросы о блоке с контрреволюционной группой Кондратьева — Чаянова.

5. Заседание в помещении ВСНХ в составе Рабиновича, Хренникова, Чарновского, Пальчинского, Ларичева, Рамзина и Стрижова. Обсуждались конкретные линии работы в области топливоснабжения и металлопромышленности. Были намечены минимальные программы на пятилетку и на годовые планы: задержка развития местного топлива, в особенности торфа и подмосковного угля, а также и Кузбасса, и ухудшение металлургического топлива. По металлической промышленности приняли установку на задержку выплавки чугуна и выпуска проката — не более 6-8 млн. т на конец пятилетки; на создание диспропорции между производством и потребностью в металлоизделиях и на задержку постройки новых металлозаводов и новых цехов. По политическим вопросам обсуждался земельный вопрос и вопрос об уплате царских долгов, в первую очередь, Франции.
6. Совещание в помещении ЦЕКУБУ в составе Пальчинского, Рабиновича, Хренникова, Рамзина, Федотова, Чарновского и Чаянова. Обсуждались вопросы двух вариантов тактики:

1) медленного и постепенного обволакивания отдельных ответственных работников-коммунистов влиянием «Инженерно-технического центра» и 2) насильственного контрреволюционного переворота путем вооруженного восстания. Вторая тактика была признана предпочтительной, поскольку, как говорил Рамзин, центр был уверен в близости переворота путем интервенции. Срок и потребные силы для последней участники совещания считали возможным сильно сократить, если параллельно с интервенцией пойдет и вооруженное восстание.

7. Заседание также в помещении Госплана в составе Рабиновича, Ларичева, Рамзина, Федотова, Чарновского, Хренникова и Чаянова. Указывалось, что благодаря кастовой замкнутости центра и отсутствии у него больших масс единственная его реальная установка может быть только на интервенцию. Получить массы рассчитывали от группы Кондратьева — Чаянова, что и было аргументом за тесный блок с ней.
8. Заседание центра весной в помещении ВСНХ в составе Пальчинского, Хренникова, Рабиновича, Федотова, Ларичева, Красовского и Чарновского. Обсуждались вопросы работы по текстилю. Намечались задержки развития текстильной промышленности и постройки новых фабрик, недостаточное использование существующих вложений, торможение введения новых текстильных материалов и создание диспропорций между полуфабрикатами. Красовский наметил основные линии по НКПС, сводившиеся к ухудшению использования состава и, в частности, паровозов; к задержке развития провозоспособности основных направлений и замедление развития водного транспорта и нефтеналивного флота. Пальчинский сообщил о желательности установления связи с группой «Руля» за границей, а Рабинович — о наличии связи с Дворжанчиком и польским правительством.
9. Заседание центра в помещении Госплана в составе Пальчинского, Рабиновича, Хренникова, Стрижова, Ларичева, Чарновского и Рамзина. Слушался доклад Рабиновича по угольной промышленности; намечали замедление темпов путем торможения механизации добычи, задержки капитального и жилищного строительства, разведочных работ и электростроительства в Донбассе. По докладу Стрижова по нефтяной промышленности намечены также задержка добычи, отставание нефтеразведок и отдельные задержки крэкинг-установок для сокращения выхода экспортного бензина. По докладу Рамзина в области энергохозяйства приняты линии на создание кризисов электроснабжения в наиболее важных пунктах — Донбасс, Ленинград, Москва, Кизел, Кузбасс, нерациональное проектирование электростанций; требование заграничных машин и растягивание сроков постройки электростанций.

Такова была работа вредительского центра за период 1927 г.

Анализ этих совещаний показывает, что за весь 1927 г. до окончательного оформления «Промпартии» вопросы вредительской работы, занимая основное место в работе центра, главным образом, шли по линии задержки строительства. Интервенция рассматривалась без соответствующей конкретизации и выработки планов.

В 1927 г., однако, имело место уже первое свидание в августе Рамзина с Рябушинским и установление первых связей с французским генштабом. Это свидание уже уточнило и укрепило связь с «Торгпромом» и согласование методов и целей работы.

Содержание работы вредительского центра за 1928 и 1929 гг.

Положение изменяется в 1928 г. сообразно тому общему изменению политической обстановки, о котором говорено выше.

В первой половине 1928 г. вредительская работа центра еще носит прежний характер. Совещание центра зимой состоялось в помещении ВСНХ, присутствовали Пальчинский, Хренников, Чарновский, Калинников, Ларичев и Рамзин, причем Пальчинским и Рамзиным были сделаны сообщения о директивах из-за границы, подтверждающих прежнюю тактику.

Следует отметить, что арест шахтинской группы, имевший место как раз в первые месяцы 1928 г., не остановил вредителей. Наоборот, именно тут был поставлен вопрос о превращении центра в политическую партию, так как арест ряда членов центра, как говорит Рамзин, «не повлиял на деятельность последнего». Отмечалась только необходимость большей осторожности и конспирации в связи с арестом Рабиновича.

Последующие три заседания, а именно: в помещении ВАИ, в составе Пальчинского, Хренникова, Рамзина, Федотова и Чарновского, весной в помещении Госплана, где присутствовали Хренников, Калинников, Ларичев, Федотов, Рамзин и Пальчинский и, опять же, в помещении Госплана, где были Хренников, Пальчинский, Рамзин, Ларичев, Федотов и Калинников, обсуждался как раз этот вопрос.

На этих трех последних заседаниях уже вместе с тем дебатировались следующие вопросы: сообщение Пальчинского о том, что можно, по его сведениям из-за границы, ориентироваться на интервенцию через 2 года — к 1930 г., причем необходимо вести работу с таким расчетом, чтобы приурочить к этому времени момент всеобщего кризиса. Сообщалось о том, что руководителем интервенции будет Франция, о свидании русских промышленников с Брианом и Пуанкаре и о том, что военным руководителем интервентов будет генерал Лукомский. Вместе с тем обсуждались кандидатуры министров контрреволюционного переворота. На следующем заседании опять-таки обсуждались кандидатуры и рассматривался новый метод вредительства, сводящийся к возможному омертвлению капиталов путем вкладывания их в длительные и дорогие сооружения. Наконец, на последнем (пятом) заседании этого периода основным вопросом был вопрос о блоке с группой Кондратьева — Чаянова.

Вопросы интервенции в этот период начинают уже переплетаться с вопросами вредительства и подчиняют себе их, но преобладающего значения еще не имеют.

Резкое изменение наступает в работе центра со второй половины 1928 г. Аресты Пальчинского, Хренникова, Красовского, Стрижова, в дополнение к ранее произведенному аресту Рабиновича, обезглавили первый состав ЦК «Промпартии» и создали временный перерыв. В результате этого совещание было только в конце 1928 г. в составе Ларичева, Федотова, Чарновского и Рамзина, где было решено продолжать работу и организовать новый ЦК «Промпартии». К этому времени как раз относятся упомянутые выше заграничные поездки Рамзина и Ларичева, совещание с «Торгпромом» и военными кругами Франции. С этого момента вопрос интервенции резко выдвигается на первый план, и вся работа направляется по этой линии. Рамзин показывает, что весной 1929 г. состоялось совещание нового ЦК в составе Федотова, Рамзина, Чарновского, Ларичева и Калинникова, где пришли к следующему выводу:

«Главной задачей является теперь додержаться до начала интервенции; поэтому основная тактика должна быть направлена на сохранение головки “Промпартии” и ее кадров, хотя бы ценою ослабления руководства отраслевыми и низовыми ячейками, тем более, что кризис уже начался и будет неизбежно углубляться сам собою. Поэтому необходимо вести работу с максимальной осторожностью. В целях такой осторожности решено совершенно отказаться от прежней тактики минималистских планов как неосуществимой и явно опасной, и, наоборот, если удастся без риска перегибать планы в сторону их преувеличения. Перевести работу виднейших членов организации в плоскость рациональных технических построений, ибо их результаты будут полезны для будущего государства» (показания от 21 сентября 1930 г.).

Разгром 1928 г. не прекратил работы центра, впрочем, и по другим соображениям. В показаниях от 16 октября Рамзин заявляет:

«Вторым не менее сильным побудителем было привезенное Ларичевым и Рамзиным в конце 1928 г. заверение “Торгпрома” о твердых надеждах на интервенцию в 1930 г., т. е. в непродолжительном времени. Разгоревшаяся партийная борьба внутри ВКП(б), появление крупных затруднений при проведении коллективизации, прогрессирующий экономический кризис, рост недовольства широких масс, быстро растущий охват масс через “ТКП”, финансирование “Промпартии” белоэмигрантами — все эти факторы создавали почву для расчетов на успех контрреволюционного переворота, являвшегося ближайшей задачей “Промпартии”.

При таких условиях деятельность “Промпартии”, естественно, продолжалась^] заметно, однако, понизившись в своей активности. Главной задачей ставилось здесь сохранение и осторожный рост кадров “Промпартии”, укрепление тактических связей с “ТКП” и стремление додержаться до начала интервенции» (показания от 16 октября 1930 г.).

Новый разгром ЦК последовал весной 1930 г. в связи с арестами Федотова и Ларичева. Однако, и он не привел к прекращению деятельности ЦК «Промпартии», как это хотел показать Рамзин в показаниях от 21 сентября:

«В течение всего последующего времени я не помню больше, — говорит Рамзин, — пленарных собраний ЦК Промпартии, ибо до последнего разгрома организации с арестом Федотова и Ларичева я имел лишь встречи с отдельными членами ЦК или небольшими группами».

Преступная работа ЦК «Промпартии» в 1930 г.

Это утверждение Рамзина опровергается рядом показаний о пленарных заседаниях в 1929/30 г. со стороны других обвиняемых. Так, Калинников показывает (31 октября 1930 г.):

«ЦК “Промпартии” по собственной инициативе организовал два совещания: одно для заслушания доклада Гинзбурга по экономике промышленности в 1930 г. в присутствии Соколовского и Белоцерковского в кабинете Шейна в НТУ ВСНХ под его председательством в присутствии Чарновского, Ларичева и меня — Калинникова. Второе совещание было организовано в Госплане в кабинете Ларичева для выслуш[ива]ния доклада Громана по общей конъюнктуре на 1930 г. Я не присутствовал на втором совещании и не могу назвать состав.

Оба эти совещания пришли к одному близко совпадающему выводу в оценке ожидаемой конъюнктуры в 1930 г., а именно, производство и капитальное строительство будут испытывать значительное затруднение в отношении обеспечения основным сырьем — строительными материалами и, главным образом, в отношении финансовом и продовольственном. Этот конъюнктурный анализ 1930 г. не был неожиданностью для ЦК “Промпартии”, так как его членам было это обстоятельство известно еще при составлении пятилетки, когда еще большие экономические затруднения нужно ожидать летом 1931 г.» (показания от 31 октября 1930 г.).

И он же показывает дальше:

«...сообщения К... были Ларичевым доложены на ближайшем заседании ЦК “Промпартии” в начале января 1930 г. в составе Рамзина, Ларичева, Чарновского и меня — Калинникова.

На этом заседании ЦК “Промпартии” принял и последнее свое решение в связи с интервенцией, а именно, по предложению Рамзина, принято развернуть работу по организации военных ячеек из членов “Промпартии” в учреждениях Красной армии...» (показания от 31 октября 1930 г.).

И точно так же показывает Федотов (30 октября):

«В конце 1929 г., — говорит он, — по просьбе Чарновского я встретился с ним в НТУ и имел продолжительный разговор.

Прежде всего, он сообщил мне, что СИО существует, несмотря на бывшие аресты, что он преобразовался в “Промышленную партию” (ПП), что председателем ЦК партии состоит Рамзин, а в ЦК избраны Чарновский, Ларичев и Федотов. Я выразил удивление, как меня избрали без моего согласия, но он успокоил меня тем, что бюро ЦК ни разу не собиралось и пока не собирается заседать ввиду необходимости быть очень осторожным и ради этого постановлено не выдвигать работу названного бюро» (показания от 30 октября 1930 г.).

Наконец, следственные материалы еще по одной стороне деятельности обвиняемых совершенно точно говорят об экстренном заседании ЦК в мае 1930 г. Особая конспиративность этого заседания была причиной того, что о нем умалчивали в своих первоначальных показаниях все — Рамзин, Калинников и Чарновский (Федотов и Ларичев были к этому времени уже арестованы в марте и апреле 1930 г.).

Под влиянием этих показаний Рамзин должен был признать, что 21 сентября он не говорил всей правды: мотивы его поведения вполне понятны. Для этого достаточно обратиться к содержанию заседаний этого периода.

Вот что в конце концов показывает сам Рамзин 3 ноября 1930 г. Прежде всего он дополняет 1928 г. рядом заседаний с участием новых членов ЦК, где главными вопросами являются заслушание докладов Рамзина и Ларичева о поездке в Париж осенью 1928 г. и доклад об исполнении тех заданий, которые обязались исполнить Ларичев и Рамзин на совещании с работниками французского генштаба после установления личной связи их с агентами французской службы в Москве.

Что касается 1929 г., то из указываемых теперь Рамзиным пяти заседаний за 1929 г. устанавливается, что

на первом заседании заслушивались соответствующие информации Рамзина и Ларичева об интервенции на основании полученных ими сообщений из французской агентуры в Москве, подчеркивалась установка на интервенцию в 1930 г., указывалось на необходимость добиться к этому времени разгара хозяйственного кризиса и рассматривались методы совместных действий с контрреволюционной группой Кондратьева — Чаянова — метод обострения продовольственного кризиса к лету 1930 г. и метод организации крестьянских восстаний;

на втором заседании слушались сообщения Рамзина о настойчивых требованиях агентов французской службы и французского генштаба об ускорении создания военной организации в Красной армии; дано поручение о разведывательной работе «Промпартии»;

на третьем заседании обсуждался вопрос о создании диверсионной организации; согласно специального поручения французского генерального штаба были розданы соответствующие поручения членам ЦК по энергетике, военной промышленности, железным дорогам и т. д.;

на четвертом заседании слушалось сообщение об отсрочке интервенции на 1931 г.;

на последнем заседании заслушан доклад о создании военной организации и намечен новый состав правительства контрреволюционного переворота (см. начало обвинительного заключения).

Таким образом, мало того, что вся работа 1929 г. ставится под углом подготовки интервенции, самая деятельность приобретает лихорадочный характер.

Наконец, на 1930 г. Рамзин дает в своих последних показаниях указание на два заседания, одно из них — о новых течениях в «Промпартии» в пользу переворота внутренними силами путем вооруженного восстания. Это течение, однако, было отклонено. Вместе с тем обсуждалось сообщение о систематической организации террористических актов против деревенских коммунистов, используя настроение кулачества. Решено вернуться к обсуждению этого вопроса с группой Кондратьева — Чаянова весной, когда выяснится общее положение.

Наконец, в мае 1930 г. имело место еще одно заседание такого же характера.

Таким образом, ставка на интервенцию, шпионскую работу, диверсионную работу, военную работу и вредительскую работу под углом зрения оказания помощи иностранной военной интервенции — такова характеристика последнего периода деятельности контрреволюционной организации. Вредительская работа уступила место новым, более острым методам, поскольку, как говорит Рамзин, «кризис уже начался».

Преступная работа ЦК «Промпартии» по подготовке
экономического кризиса в 1930 г.

На роли и влиянии работы обвиняемых, на создании этого кризиса надлежит сейчас остановиться.

Вот что сообщает Рамзин, прежде всего, по общей картине работы, предшествовавшей постановке специальной задачи по созданию кризиса в 1930 г.

«Основная общая директива для всех отраслей народного хозяйства сводилась, прежде всего, к сокращению темпа их развития. Кроме того, на известных мне совещаниях центра и отдельных групп членов организации намечались следующие мероприятия:

1. Металл: а) замедление темпа развертывания, что особенно ясно из сопоставления старой пятилетки, составленной под влиянием центра с 7 мил. т чугуна и последней пятилеткой в 17 млн. т, т. е. старая пятилетка была сужена в 2,5 раза;

б) несоответствие ассортимента металла потребности в нем;

в) диспропорция между производством и потреблением отдельных металлоизделий;

г) запоздания с постройкой и расширением заводов и коксовых установок.

2. Текстиль: а) медленный темп развертывания;

б) постройка новых фабрик при недостатке сырья;

в) диспропорция между наличием и потребностью отдельных видов сырья;

г) задержка с введением новых текстильных материалов.

3. НКПС: а) неправильное и нерациональное использование подвижного состава и паровозов;

б) передача годных паровозов на кладбища;

в) задержка с развитием провозоспособности по наиболее важным линиям, напр[имер], Донбасс — Москва, Кузбасс — Урал, и больше ставящая под удар и вопросы топливоснабжения;

г) несмотря на полную неизбежность в ближайшем будущем острого дефицита спекающихся каменных углей в Донбассе, не принято никаких мер к подготовке паровозов для сжигания неспекающихся углей, между тем как этот вопрос является одним из центральных и наиболее решающих проблемы топливоснабжения;

д) не проводилась работа по радикальному улучшению экономичности использования топлива в паровозах путем выработки новых типов и конструкций для постройки новых паровозов;

е) сильное отставание в развитии нефтефлота, являющегося узким местом нефтеснабжения.

4. Нефть: а) замедление темпа развития путем сокращения объема буровых работ; б) сильное отставание нефтеразведок, являющееся также фактором замедления развития нефтедобычи и одновременно неизбежно увеличивающееся количество пустых скважин;

в) неправильное использование нефтяных газов;

г) медленный темп нефтепроводного строительства;

д) замедление развития рационального нефтеперегонного оборудования и получение поэтому менее выгодного ассортимента нефтепродуктов;

е) сильная задержка в развитии крекинг-установок.

5. Уголь: а) значительное замедление темпов добычи во всех районах, особенно в Подмосковном бассейне и в Кузбассе;

б) сильное отставание разведок, ограничивающее темп развития добычи и увеличивающее количество невыгодных шахт;

в) сильное отставание капитальных работ и жилстроительства, являющееся основным тормозом развития угледобычи;

г) кризис электроснабжения в Донбассе, Кузбассе и в Кизеле, ограничивающий добычу и степень механизации;

д) замедление механизации угледобычи, усиливающее рабочий и жилищный кризисы.

6. Энергетика: а) замедление темпа электрификации;

б) создание кризисов электроснабжения в наиболее ответственных пунктах — Донбасс, Ленинград, Москва;

в) медленность постройки электростанций в 2-3 раза по сравнению с возможными сроками постройки, что вызывало омертвление значительных капиталов, и в значительной части валютных, создавая временные кризисы в электроснабжении;

г) несоответствие сроков окончания отдельных частей станции и сроков поступления отдельных элементов оборудования, ведущее также к омертвлению капиталов;

д) дорогая стоимость электростанций вследствие нерациональной проектировки их,

е) задержка теплофикации.

7. Топливоснабжение: а) сильное сокращение темпов добычи топлива;

б) сокращение добычи местных топлив — особенно торфа и подмосковного угля;

в) сокращение темпов развития Кузбасса;

г) задержка мероприятий по улучшению качества угля для металлургических целей, и, как следствие этого, ухудшение кокса и качества металла» (показания от 21 сентября 1930 г.).

Вредительская работа в этих направлениях была начата еще старым «Инженерным центром». Новый вредительский центр, начавший работать со второй половины 1928 г., в связи с новой установкой на создание кризиса в 1930 г. усилил работу, главным образом, по созданию диспропорции, тем более, что осуществление прежней тактики, в особенности в плановой работе, делалось почти невозможным, как говорит Рамзии, «вследствие энергичного проведения в жизнь генеральной линии ВКП(б)».

«...Основные мероприятия, — говорит Рамзин, — в области промышленности должны были идти в сторону углубления и без того неизбежных экономических затруднений...».

«...Определенного конкретного плана, — продолжает Рамзин, — народнохозяйственного кризиса к моменту интервенции, насколько мне известно, не было. Основная задача “Промпартии” заключалась в таком планировании народного хозяйства, чтобы путем осуществления вышеуказанных мероприятий обострить до предела экономические затруднения и таким образом создать благоприятную почву для интервенции» (показания от 21 октября 1930 г.).

В общем картина кризиса в 1930 г. рисовалась вредителям в следующем виде:

«Так, в области топливоснабжения должен был возникнуть особенно острый кризис в Центрально-промышленном районе и Северо-западной области, который должен превратиться в топливную катастрофу, немедленно после военного перерыва сообщения с Донбассом, вследствие слабого и явно недостаточного развития добычи местных топлив — торфа и подмосковного угля и неподготовленности потребителей к их широкому и рациональному использованию. Подобный же острый кризис должен был наступить и по линии металла, особенно для военной промышленности, вследствие задержки развития металлопромышленности, при чем перерыв связи с металлургическим югом и здесь должен был создать неизбежную катастрофу. Такие же катастрофические последствия должен был создать отрыв Донбасса с его коксо-бензольной промышленностью и для военно-технической промышленности. В области текстильной промышленности к 1930 г. определенно намечались и были осуществлены диспропорции между производственными возможностями текстильных фабрик и наличным сырьем, особенно отечественного происхождения, что неизбежно должно было привести к простоям фабрик, а после прекращения доставки иностранного текстильного сырья — к замиранию текстильной промышленности. В области транспорта — развитие последнего настолько отставало от общего темпа роста народного хозяйства, особенно по линии связи на юг и на восток, что транспортные затруднения неизбежно должны были резко обостриться к 1930 г., и кризис топливоснабжения при полной неподготовленности железных дорог к широкому использованию местных топлив должен был создать транспортную катастрофу.

Таким образом, система мероприятий “Промпартии” должна была привести примерно в 1930 г. к экономическому кризису страны, создавая базу для острого недовольства широких масс населения; в свою очередь восстания, забастовки должны были окончательно привести к параличу народнохозяйственную жизнь страны. При этом основную роль в деле окончательного завершения кризиса должен был сыграть отрыв промышленного юга от центра страны» (показания от 31 октября 1930 г.).

Рамзин дальше показывает, что конкретно успел сделать каждый из вредителей по каждой из этих отраслей промышленности. Сам ведавший непосредственно энергетикой, он говорит:

«1. Создание кризисов электроснабжения. Общее направление работы “Промпартии” и здесь шло прежде всего по линии минималистских темпов электростанции; достаточно указать, что в госплановской пятилетке выработка районных станций запроектирована лишь 10-14 млрд, квт-ч, в то время как теперь потребная выработка их выявляется около 20 млрд, квт-ч. Но особенное внимание “Промпартия” обращала на создание кризисов электроснабжения в наиболее ответственных центрах, а именно в Донбассе, Ленинграде, Москве, на Урале и Кузбассе.

а) Донбасс все время переживал и особенно остро ощущает теперь кризис электроснабжения благодаря плановой задержке с постройкой Штеровской и Зуевской станций. Постройка последней станции усиленно тормозилась Госпланом СССР, в лице, главным образом, А. А. Горева, под предлогом возможности покрытия потребности в энергии путем передачи ее с Днепростроя. Постройка же Штеровской станции была сильно растянута на ряд лет благодаря заказу нерационального оборудования (недостаточная мощность мельниц, крайне сложная и неудачная система пылеприготовления, применение нерациональных топок французской системы вместо испытанного американского типа и т. п.), несоответствию в сроках доставки и монтажа отдельных частей оборудования, беспорядочным заказам его за границей и т. п.

В результате Донбасс остается необеспеченным электростанцией, что замедляет механизацию угледобычи, усугубляя трудности рабочего и жилищного вопросов, и является тормозом развития бассейна в целом.

б) Ленинград находится уже ряд лет в состоянии перманентного кризиса электроснабжения благодаря недостаточной мощности электростанций, при крайней изношенности и ненадежности оборудования и в особенности турбогенераторов старых станций. Имевшие место выходы из строя отдельных машин неоднократно вызывали необходимость выключения потребителей. Этот кризис вызван задержкой своевременного расширения существующих станций и начала постройки Ленинградской станции.

в) Московское объединение (МОГЭС) находится в подобном же положении, отставая с мощностью станций от потребности в энергии; благодаря этому приходится отказывать в присоединении новым абонентам и допускать крупные нерациональные затраты на постройку мелких станций. Такое положение создалось вследствие растянувшегося расширения и модернизации Каширской станции и задержки постройки Бобриковской станции. Для Каширской станции были заказаны мельницы “Резолютор”, не могущие работать на колчеданистом подмосковном угле и требующие каждые 150-200 часов работы остановок на ремонт; кроме того, здесь же были построены нерациональные топки.

В результате после дорогой и длительной переделки котлы Каширской станции дают весьма низкую экономичность при очень малой производительности.

г) Подобные же кризисы электроснабжения имеют место на Урале и Кузбассе.

2. Удорожание электростанций. Удорожание электростанций двигалось путем систематического проведения при проектировании их ряда приемов...» Перечислив их, Рамзин говорит:

«...Не касаясь других технических деталей, можно в общем указать, что стоимость наших станций колебалась, обычно, около 350 руб. за киловатт-час, доходя иногда до 400-450 руб. за киловатт-час против возможной стоимости около 250 руб. за киловатт-час; таким образом, стоимость станции получалась, обычно, процентов на 40 дороже, чем можно сделать, при чем значительная доля этого перерасхода падала на валюту.

3. Задержка теплофикации. Теплофикация представляет один из наиболее рациональных и эффективных путей в области энергетики, давая большую экономию топлива и капитальных затрат. Не выступая поэтому против бесспорных экономических преимуществ теплофикации, “Промпартия" сумела создать вначале, так сказать, насмешливое, несерьезное отношение к этой проблеме, указывая, например, по Москве возможные теплофикационные мощности порядка 40-50 тыс. квт-ч, вместо вполне реальных 300-400 тыс. квт-ч. Точно также по Ленинграду “Электроток” отстаивал цифру около 40 тыс. квт против возможных около 150 тыс. квт.

Опираясь, главным образом, на МОГЭС и “Электроток”, “Промпартия” достигла задержек теплофикации, по крайней мере, на 2 года...

...Осуществление основных установок “Промпартии” в области энергетики обеспечивалось тем, что основные органы, решающие данные вопросы, целиком находились в руках “Промпартии”...

...Общее руководство работой “Промпартии” в области энергетики осуществлялось мною» (показания от 3 ноября 1930 г.).

По топливу Рамзин в показании от 3 ноября указывает на следующие минималистские планы вредительского центра, принятые в Госплане, которые были потом изменены и расширены оперативными госорганами:

«Основным направлением являлось, прежде всего, замедление темпов добычи топлива и связанных с этим подготовительных, капитальных и разведочных работ. Чтобы характеризовать здесь достигнутые “Промпартией” результаты, достаточно сопоставить цифры добычи топлива по проведенной “Промпартией” пятилетке Госплана на 1932/33 г. с последними проектировками на тот же год:

	План Госплана (в млн. т)	Последняя наметка (в млн. т)	Увеличение (во сколько раз)
Донбасс	50	75	1,5
Кузбасс	6	19	3,1
Подмосковный уголь	4	10	2,5
Уральский уголь	6	11	1,8
Торф	15	33	2,2
Нефть	20	42	2,1
Вся добыча (в условном топливе)	-	-	1,8

Эти цифры показывают, что темп добычи топлива был взят почти в два раза ниже» (показания от 3 ноября 1930 г.). Непосредственный исполнитель вредительской работы по топливу Ларичев со своей стороны показывает:

«Мне была поручена разработка вопросов, связанных с топливоснабжением, и разработка мероприятий, которые приводили бы к топливному кризису. В основном эти мероприятия сводились к следующему. Составление ежедневных и перспективных планов топливоснабжения велось с таким расчетом, чтобы положение с топливом оставалось все время напряженным, а запасы топлива в стране держались на весьма низком уровне. Такое положение при малейших перебоях в работе транспорта неизбежно приводило бы к срыву топливоснабжения и остановке предприятий.

Основным мероприятием вредительской деятельности в этом направлении явилось преуменьшение планов развития топливодобычи и диспропорция с общим ростом потребления и, в первую очередь, планов развития основных топливных баз Союза — Донбасса и Кузбасса.

В топливоснабжении Союза Донбасс занимает наиболее ответственное место...

...Вредительская деятельность была направлена к преуменьшению плана развития Донбасса, к задержке его нового строительства и реконструкции существующих шахт. Созданное еще шахтинской вредительской организацией положение с новым шахтным строительством в Донбассе (особенно крупных шахт) не было восстановлено и выправлено в последующие годы. Вследствие этого Донбасс в своем дальнейшем развитии не мог базироваться на эту группу шахт, и число новых шахт, находящихся в проходке с 1925 по 1929 г., не только не увеличивалось, но даже сокращалось...

...При таком планировании развития Донбасса и фактическом его осуществлении наибольший кризис в топливоснабжении должен был наступить в 1930 г., что соответствовало общим директивам “Промышленной партии” о подготовке к интервенции именно к этому году.

Особое значение, как важнейшая и мощная мобилизационная база, должен иметь Кузнецкий бассейн с его громадными возможностями быстрого развития. Как глубокая топливная тыловая база, застрахованная от опасности захвата или разрушения в период военных действий, Кузнецкий бассейн должен был быть подготовлен в любой момент к добыче, значительно превосходящей размер местных нужд, и получить значение района общесоюзного и, особенно, мобилизационного значения. Эта роль Кузбасса по директивам “Промышленной партии” мною и всей вредительской организацией Госплана была аннулирована при разработке планов его развития и даны явно преуменьшенные темпы при составлении пятилетки, и в частности, задания на 1930/31 г. Кроме развития основных топливных баз — Донбасса и Кузбасса — для всего плана топливоснабжения, и в особенности в оборонном отношении, имеет громадное значение развитие местных топлив (местных каменноугольных районов, торфа и пр.). В особенности это важно в отношении районов, находящихся в большой зависимости от дальнепривозных топлив, как, например, Ленинградский, Центрально-промышленный и Уральский районы...

...На основе проводимых Рамзиным экономических расчетов доказывалась нецелесообразность интенсивного развития Подмосковного бассейна, в то время как он должен был быть важнейшей энергетической базой Московской области и приобрести громадное значение как мобилизационная база. То же имело место и в отношении развития торфодобычи для такого района, как Ленинградский и др. ...

...Слабость существующей транспортной связи этих основных топливных баз, усугубляемая общей дезорганизационной работой «Промпартии>> в период кризиса или военных действий, привела бы быстро к полной парализации топливоснабжения и лишила бы возможности использования такого района мобилизационного значения, как Кузбасс.

...К числу вредительских мероприятий, направленных к срыву топливоснабжения, относится также задержка в развитии нефтяного транспорта и создание явной диспропорции между добычей нефти и наличием транспортных средств — водных и железнодорожных» (показания от 3 ноября 1930 г.).

По металлу Рамзин показывает:

«Минимальные темпы, проведенные “Промпартией” в области металла, ярко характеризуются сопоставлением цифр выплавки чугуна по госплановской пятилетке — 8-10 млн. т — с последней проектировкой в 17 млн. т, т. е. почти в два раза выше. Это замедление темпа развертывания металлургии и металлопромышленности, при одновременном увеличении размаха капитального строительства, неизбежно приводило в 1930 году к резкому дефициту металла и кризису металлоснабжения; достаточно указать, что дефицит в кровельном железе, увеличиваясь из года в год, в 1929/30 г. достиг уже 37 %.

Металлический голод усиливался еще несоответствием ассортимента металла потребности в нем, а также диспропорцией между производством и потреблением отдельных металлоизделий. Дефицит металла еще более усиливался нерациональным его использованием».

Непосредственный исполнитель вредительства по металлу — Чарновский — показывает:

«В области снабжения металлами металлообрабатывающей промышленности основная установка заключалась в создании дефицита по снабжению всеми видами и сортами металла и полуфабрикатами для нужд НКПС и других ведомств. Для этого служило, в первую очередь, замедление темпа развития черной металлургии: а) так называемой “большой металлургии”, т. е. производства металлургических заводов Донбасса и Урала, и б) “малой металлургии”, имеющейся при механических и машиностроительных заводах ЦПО и Северо-западной области.

Дефицитность по снабжению металлом создавала прямую угрозу развитию всех потребляющих промышленных отраслей и транспорта, этого важнейшего фактора обороны страны, тем самым, кроме кризисов и перебоев в производстве, создавала опасные условия для защиты страны в момент интервенции, когда кроме снарядов и орудий каждый паровоз и вагон имеет значение в качестве оборонного ресурса.

В частности, запоздание в деле восстановительного ремонта и реконструкции цехов для производства бандажей и осей для паровозов и вагонов на заводах “большой металлургии” уже в течение последних 3-4 лет являлось существенным тормозом в деле ремонта единиц подвижного железнодорожного состава, так как сохранившееся на заводах “малой металлургии” производство этих частей упиралось в общие недостатки металла и уже не могло удовлетворить растущие потребности НКПС и вагоностроительных заводов, значительно расширяющих свой выпуск. То же самое относится и к прочим деталям подвижного состава железных дорог — рессорам, частям сцепного тягового устройства и пр., между тем своевременное разрешение этой задачи устройством специальных цехов для централизованного изготовления путем прокатки и проковки осей, прокатки безбандажных колес (или отливки колес по системе Грифона из сталистого чугуна), а также цехов для централизованного производства рессор, пружин, сцепных приборов и пр. способствовало бы полному развитию средств транспорта, обеспечило бы развитие вагоностроения и отчасти паровозостроения и благодаря своевременному централизованному методу производства способствовало бы также значительной экономии металла по этим изделиям.

Запоздание в разрешении указанных задач ставит наш железнодорожный транспорт в хроническое состояние дефицитности по этим частям, а в острый момент интервенции лишает возможности быстрого выхода из затруднения вследствие неминуемого увеличения запросов по этой части.

...В вагоностроении, паровозостроении и речном судостроении — замедление темпа развития этих отраслей также имеет существенное отрицательное значение в случае интервенции...

...Развитие многих машиностроительных производств для обслуживания химической промышленности также было сильно задержано в ущерб оборонной способности в случае войны или интервенции. Производство химаппаратуры упирается, с одной стороны, в неподготовленность нашей металлургии к производству специальных качеств стали — кислотоупорной, нержавеющей, способной выдерживать высокие давления и температуры при одновременном действии кислот. Запаздывание в подготовке этих производств создает весьма неблагоприятные условия для ряда производств, обслуживающих военную промышленность, в том числе производств взрывчатых веществ...

...Не менее запоздалым является также развитие у нас отрасли станкостроения, имеющего самое существенное значение в производствах не только общего характера, но и в производствах по обороне, как, например, по изготовлению орудий, снарядов и пр., — в чем мы убедились на опыте мировой войны. Такое же значение в этом смысле имеет и инструментальное дело, также сильно отставшее своим развитием. Обе эти отрасли, как имеющие существенное значение в случае войны или интервенции, требуют к себе самого серьезного внимания, но на деле получили толчок к развитию лишь в самое последнее время. Так, проекты четырех станкостроительных заводов представлены на утверждение только в 1930 г., что следует приписать вредительству в самом планировании отраслей...

...Общий вывод можно сделать тот, что при тесной связи решительно всех отраслей с металлопромышленностью и, в частности, с машиностроением нет ни одной, которая бы не страдала от неправильного планирования машиностроительных отраслей, а в том числе, в случае интервенции, страдают как непосредственно отрасли военного снаряжения, так и отрасли, обслуживающие тыловые работы и связи» (показания от 3 ноября 1930 г.).

Наконец, Федотов по вопросу о текстиле показывает:

«Основной работой вредительских организаций в последние годы стала работа по подготовке кризисов в промышленности, которые должны были привести к остановке фабрик, к недостатку товаров и, следовательно, к недовольству населения.

Отдельные вредительские акты были признаны слишком опасными и не достигающими цели, наоборот, расстройство плановых предложений приводило к глубоким потрясениям.

Для подготовки почвы для интервенции необходимо было ускорить и вызвать кризис уже к 1930 г. В текстильной организации работа в этом направлении началась еще в 1927 г. и усилилась в 1928 г. по указаниям и требованиям из-за границы и директивам СИО... [»] (показания от 2 октября 1930 г.).

Такова была работа вредителей по созданию кризисов.

Эта работа параллельно дополнялась другой работой, все более и более получавшей преобладавшее значение и в 1929/30 г. фактически сделавшейся основной работой «Промышленной партии». Анализ этой работы окончательно дает возможность определить, чем стала в конце концов «Промышленная партия» в итоге своей тесной связи с организаторами интервенции.

По характеристике самих вредителей эта работа определялась ими так:

«Задания и поручения, полученные из-за границы, — говорит Рамзии, — можно разбить на четыре категории:

1. информационные задания, преследовавшие цель получения сведений о политическом, экономическом и военном положении СССР;
2. организационные задания — по некоторым организационным вопросам;
3. оперативные и плановые задания;
4. диверсионные задания» (показания от 31 октября 1930 г.).

Курс на шпионаж и предательство в работе «Промпартии» этого периода ясен из одного перечисления этих заданий.

Для проведения этой работы, с одной стороны, и согласования ее с руководящими кругами за границей нужны были, во-первых, денежные средства и, во-вторых, правильно поставленный организационный аппарат связи. Этим двум вопросам и было уделено максимальное внимание со стороны руководителей ЦК «Промпартии». Работа эта продолжалась до самого последнего времени.

Данные по вопросу об организационных связях с иностранными организаторами интервенции для шпионской и изменнической работы представляются по материалам дела в следующем виде.

Связи ЦК «Промпартии» с французской агентурой в Москве

Уже в первую встречу Рамзина с Рябушинским в августе 1927 г. в Париже Рябушинский указал на некоего проживающего в Москве г. К..., как на лицо, через которое можно поддерживать связь с «Торгпромом». Эта связь была Рамзиным реализована. Рамзин познакомил в Москве того же К... в середине 1928 г. с обвиняемыми Калинниковым и Ларичевым.

По национальности К... француз и занимает, по его словам, определенное место в должностной иерархии французской службы в СССР.

Вторая связь шла через другого проживающего в Москве француза Р... и была установлена при помощи председателя «Торгпрома» Денисова в октябре 1928 г. в Париже. Р... также принадлежал, по словам Рамзина, к числу должностных лиц французской службы в СССР.

Эти два лица были основной связью ЦК «Промпартии» с «Торгпромом» и непосредственно с генштабом Франции.

В 1929 г. во время одного из свиданий с Р..., по показаниям Рамзина, Р... передал ему от имени в достаточной степени высокопоставленного официального лица Франции, что существующий способ сношения с генштабом Франции последний считает малоудовлетворительным, ибо связь идет через длинное посредство штатских лиц, поэтому французский генеральный штаб считает необходимым установить прямую связь с военными членами «Промпартии» и выдвигает для этой цели полковника французского генштаба Ришара, с которым Рамзин виделся в октябре 1928 г. после утреннего свидания с полковником Жуанвилем.

Знакомство с К... было обусловлено еще в 1927 г. на свидании с Рябушинским, при чем К... должен был сам найти Рамзина в Москве. Так оно и случилось в начале 1928 г., где в ЦЕКУБУ Рамзина познакомил с К... Пальчинский. После этого, — показывает Рамзин, — он встречал К... два раза в середине 1928 г. у себя на квартире, где он познакомил К... с Калинниковым, и в конце 1928 г. на квартире Ларичева, где находился Р... Этот последний по договоренности с Денисовым в Париже должен был также сам найти Рамзина в Москве, где он должен был придти к нему в Теплотехнический институт под предлогом получения разрешения на осмотр института, и предъявить ему письмо от некоего французского официального учреждения. Так и случилось в ноябре 1928 г., где в письме, написанном по-русски, заключалась просьба дать разрешение на осмотр института и оказать содействие подателю письма.

После этого, по словам Рамзина, он имел три встречи с Р... во второй половине ноября 1928 г., когда он познакомил Р... с Очкиным на квартире у Калинникова, весной 1929 г. и на квартире у Очкина — в конце 1929 г. На первом же свидании с Р... были установлены пути для осуществления письменной связи с французским генштабом через некое французское учреждение в Москве. Кроме личных встреч была установлена связь через посредство третьих лиц, в данном случае Очкина и инженера «Электроимпорта» Гордона. Р... взял на себя также пересылку писем вредителей в «Торгпром» (показания Рамзина от 31 октября). Наконец, по показаниям Рамзина от 25 октября, последнее извещение от Р... он получил в феврале или марте 1930 г. с сообщением о временном выезде его из Москвы за границу. Таким образом, письменная связь с Р... у Рамзина продолжалась до самого последнего времени (март 1930 г.).

Упоминаемые Рамзиным в этих показаниях привлеченные по делу Калинников, Ларичев и Очкин подтверждают показания Рамзина полностью: Калинников в детальных показаниях от 31 октября, — что связь с французскими правительственными кругами и русскими белыми эмигрантами «Торгпрома» поддерживалась сначала Хренниковым и Федотовым и отчасти Рамзиным, а позднее, с 1928 г., и в особенности с 1929 г., главным образом, Рамзиным, Ларичевым и частично им, Калинниковым.

«Связь, — говорит он, — осуществлялась в Москве через... при посредстве гг. К... и Р... и Рамзиным сверх этого и при посредстве более высокого лица...» (показания от 31 октября 1930 г.).

О своих личных встречах с указанными лицами Калинников сообщает, что встреча с К... состоялась осенью 1928 г. на премьере «Наталья Тарпова», в фойэ Камерного театра. Почему он встретил К... именно в Камерном театре, он объясняет довольно своеобразно:

«При встрече с К..., — говорит от, — у Рамзина мне стало известно, что персонал... очень интересуется постановками Камерного театра и не пропускает премьер, поэтому, отправляясь смотреть премьеру, я рассчитывал встретить К... И на самом деле, в первом же антракте в фойэ я встретил К... в обществе двух дам и одного мужчины, которого К... представил мне, назвав мосье Р...

В следующем антракте К... сообщил мне, что он недавно имел свидание с Рамзиным и Ларичевым, которым сделал подробное сообщение о сроке иностранной интервенции и планах ее проведения. К... подробно повторил содержание сообщения Рамзина на ЦК “Промпартии”, только что мною выше изложенное.

Новое, что я узнал от К..., — это его желание узнать мнение ЦК “Промпартии” относительно назначенного срока интервенции, какая хозяйственная конъюнктура ожидается в середине 1930 г. в Советском Союзе» (показания от 31 октября 1930 г.).

Руководство связями с заграницей, — говорит Ларичев в показаниях от 31 октября, — т. е. с «Торгпромом» и французским генштабом, было сосредоточено в руках Рамзина.

«Все переговоры о подготовке к интервенции велись лично Рамзиным через посредство некоего г. Р... Кроме Рамзина, связи с Р... были и у Калинникова, на квартире которого я однажды (осенью 1928 г.) видел Р... Через Р... Калинниковым передавались сведения и данные по подготовке экономической блокады против СССР, инициатором которой также являлась Франция.

Меня Рамзин весной 1928 г. (в конце апреля или начале мая) познакомил с... вторым агентом Франции — К... Свидание было на квартире Рамзина, у него в кабинете, часов около 11 вечера. По указанию Рамзина, я с К...должен был поддерживать связь для получения переписки и денег от “Торгпрома”, а также для обратной передачи посылаемых “Промышленной партией” сведений и ответов по отдельным вопросам... Деньги и переписка доставлялись К...ко мне или Рамзину на квартиру, обычно, вечером, около 11 часов. Чтобы увеличить круг лиц, через которых могли идти сношения, и не возбуждать подозрения частыми посещениями одного лица, я познакомил К... с Калинниковым в ноябре 1928 г. во время одного из посещений моей квартиры К...» (показания от 31 октября).

Третий из лиц, указанных Рамзиным, Очкин также показывает:

«Проф. Рамзин лично мне рассказывал о том, что в одну из своих поездок в Париж он получил из французских правительственных кругов указания на то, что для связи “Промпартии” с Францией он должен установить в Москве знакомство с К...

В конце 1929 г. проф. Рамзин познакомил лично меня с К... Это произошло в служебном кабинете Рамзина в Теплотехническом институте. Вызвав меня к себе, кажется, через своего секретаря Спорову, Рамзин представил меня ранее неизвестному мне гражданину, которого он назвал сотрудником... — К... Здесь же в присутствии К..., который говорил недурно по-русски, Рамзин мне сообщил, что я должен буду передавать К... письменные сообщения от него, Рамзина. О том, что эти сообщения будут носить характер шпионажа в пользу Франции, Рамзин мне не сказал, но по общему тону нашей краткой совместной беседы с К... я понял, что Рамзин дает мне поручения чисто шпионского характера.

Добавляю, что свое предложение об установлении моей связи с К... Рамзин сделал в безапелляционном, чисто начальническом тоне. О технике своей связи с К... на этом свидании с ним я не уславливался.

Приблизительно через месяц Рамзин вызвал меня к себе в кабинет и передал мне большой закрытый пакет, на котором не было никаких надписей. Передавая мне этот пакет, Рамзин мне сообщил, что я должен отдать этот пакет К...На мой вопрос о том, как я найду К..., Рамзин добавил, что К... позвонит мне по телефону.

Действительно, в этот же день, приблизительно через полчаса после того, я получил от Рамзина пакет для передачи К..., меня вызвала секретарь Рамзина Спорова и сообщила, что меня просят к телефону. Неизвестный мне по голосу человек, в котором я не узнал К..., сообщил мне здесь же, что со мной говорит то лицо, с которым я познакомился с месяц тому назад в кабинете Рамзина, и что я должен передать ему пакет, который я только что получил от Рамзина. Далее мой собеседник предложил мне явиться ровно в 6 часов вечера к Главному почтамту, где он будет меня ожидать.

Ровно в 6 часов я явился к почтамту (по Мясницкой), где и встретил К... К... попросил у меня пакет Рамзина, я ему его передал, и после этого мы разошлись в разные стороны.

Месяца через два после этого Рамзин передал мне в своем кабинете второй пакет для К... К... опять вызвал меня по телефону через секретаря Рамзина Спорову; я с ним условился, по его предложению, встретиться в этот же день в 5 час. вечера, — угол Метрополя по Свердловской площади. Здесь произошло мое второе свидание с К..., которому я передал второй пакет Рамзина. Кроме этих двух встреч, с К... я больше не встречался.

С сотрудником Р.... я познакомился во второй половине ноября

1928 г. при следующих обстоятельствах. Рамзин вызвал меня к себе на квартиру вечером. Когда я приехал к нему, то застал неизвестного мне раньше гражданина, которого Рамзин представил мне — Р...

Далее Рамзин мне предложил организовать для французских инженеров в Теплотехнический институт экскурсию.

Экскурсия эта была мною организована через дежурного инженера Теплотехнического института дня через два-три после моего знакомства с Р... Был ли среди экскурсантов Р... — не помню.

Вторая моя встреча с Р... имела место приблизительно через год после этого, т. е. в конце 1929 г.

Приблизительно в ноябре — декабре 1929 г. (точно время не помню) Рамзин позвонил мне как-то вечером на квартиру и спросил меня, может ли он приехать ко мне с Р... для деловой беседы.

Так как в это время на квартире не было никого, даже жены, то я ответил Рамзину удовлетворительно. Приблизительно минут через 15-30 после этого Рамзин приехал ко мне на квартиру на своей машине вместе с Р...

Для того, чтобы не мешать этому разговору, я оставил Рамзина с Р... с глазу на глаз и ушел в другую комнату.

Эта беседа Рамзина с Р... продолжалась приблизительно полчаса. После этого Рамзин и Р... уехали от меня на машине Рамзина. Добавляю, что во время второго свидания Рамзина с Р... Р... на моих глазах получил от Рамзина какой-то пакет; что было в этом пакете — не знаю.

Об этой встрече с Р... Рамзин просил меня никому не рассказывать. Больше с Р... я не встречался» (показания от 31 октября 1930 г.).

Другие члены ЦК «Промпартии» — Федотов и Чарновский — также подтверждают наличие этих связей Рамзина с упомянутыми французскими агентами.

Шпионская работа ЦК «Промпартии»

Что касается шпионской работы «Промпартии», то данные о такой работе имеются в показаниях Рамзина. Рамзин говорит:

«Информационные задания.

1. По заданию “Торгпрома”, полученному в Париже в октябре 1928 г., с конца 1929 г. ЦК “Промпартии” направлял “Торгпрому” примерно через каждые три месяца, т. е. квартальные, экономические сводки об экономическом положении СССР. Эти сводки составлялись под руководством проф. П. С. Осадчего, Ларичева и Калинникова, главным образом, специалистами Госплана. Сводки содержали конъюнктурные обзоры народного хозяйства СССР, с главнейшими показателями по отдельным отраслям — топливо, металл, текстиль, химия, пищевая и лесная промышленность, стройматериалы, электрификация, общий обзор промышленности, транспорт, сельское хозяйство и т. п., давая добычу и производство, число рабочих, цены, индексы их и т. д. Экономические сводки состояли, главным образом, из отдельных цифровых таблиц с кратким пояснительным текстом, выводами и перспективами. Помимо этих сводок посылались и печатные издания по статистике и конъюнктуре народного хозяйства СССР. Общее редактирование экономических сводок делалось, обычно, проф. П. С. Осадчим, а отправки их в “Торгпром” —  В. А. Ларичевым через К...
2. Помимо периодических экономических сводок, ЦК «Промпартии» по просьбе К... давал “Торгпрому” записки по отдельным отраслям народного хозяйства. Перечень этих записок, порядок их составления и содержание известных мне записок приведены в моем показании от 1527 октября с.г. о “разведывательной” деятельности “Промпартии”» (показание от 31 октября 1930 г.).

Вместе с тем, информация, передаваемая через французских агентов, вовсе не ограничивалась только «конъюнктурными сводками».

«Весной 1929 г.г. А... обратился ко мне, — заявляет Рамзин в показаниях от 31 октября, — с просьбой дать записку хотя бы о техническом состоянии авиации в СССР. По моей просьбе, проф. Б. С. Стечкин составил такую записку, которую я передал затем в конце 1929 г.г. А... Записка эта давала в сжатой форме обзор типов аэропланов, применяющихся в СССР, со сведениями об их подъемной силе, скорости, высоте полета, мощности моторов и т. п.; были отмечены успехи металлического самолетостроения и некоторые специальные вопросы из области теории и техники авиации, как, например, достижения ЦАГИ».

Еще ранее:

«...в середине 1928 г. при свидании моем и Калинникова у меня на квартире с К... последний обратился с просьбой давать ему сведения о состоянии положения и перспективах военной промышленности СССР. Во исполнение данного нами обещания, согласно постановлению ЦК “Промпартии” и по моему личному указанию, подготовка и составление таких сведений производилась под руководством Калинникова и Чарновского; по сообщениям последних, эти сведения 3-4 раза передавались Калинниковым К... Подробности относительно содержания таких сведений могут дать Калинников и Чарновский. К указанным общим сведениям по военной промышленности Евреинов, Е. Ф. по моему поручению давал Калинникову специальные справки об энергетическом оборудовании некоторых военных заводов. Насколько мне известно из сообщений Пальчинского, ранее сведения о “Военпроме” давались французскому генеральному штабу... Михайловым.

...В конце 1929 г. при моем свидании с А... последний просил разработать вопрос о создании аэробаз в районе Ленинграда. Выполнение этого поручения было передано мною проф. Б. С. Стечкину, который проработал вопрос, и последний передал затем материалы Калинникову для пересылки во французский штаб.

...От французского генштаба через К... к Калинникову и Ларичеву, а через А... ко мне неоднократно поступали просьбы организовать получение и доставку им материалов чисто военного характера. С такой же просьбой обращались ко мне в Париже генерал Лукомский и полковник Жуанвиль, а к Ларичеву в Лондоне от английского посольства гр. Патрик и полковник Лоуренс. В целях возможности получения таких сведений французский штаб <и> “Торгпром” торопили “Промпартию” [с] созданием военной комиссии» (показание от 31 октября).

Эта шпионская работа, которую подтверждают полностью остальные обвиняемые, содержит полный состав ст. 58 УК РСФСР. Одновременно через тех же лиц «Промпартия» получала и задания военно-организационного характера от французского генерального штаба. Ей указывали, как надлежит построить свою организацию для того, чтобы надлежаще обслужить интервенцию и подготовку к ней.

В последние два года своего существования «Промпартия», таким образом, совершенно утратила свой первоначальный характер контрреволюционной вредительской организации только русских граждан, а превратилась не только в типичную шпионскую, но и типичную военную агентуру правящих кругов иностранного государства. Больше того, даже «Торгпром» теперь отступил на задний план. Иностранные интервенты, от которых все зависело, распоряжались теперь их деятельностью. Они и заказывали, они и требовали исполнения.

Русские контрреволюционеры фактически превратились в шпионов и агентов иностранных держав. По прямым заданиям военного генерального штаба Франции через указанных лиц «Промпартия» создала при себе, во-первых, военную организацию и, во-вторых, — диверсионную организацию.

Не распространяясь подробно об этих сторонах деятельности, по которым производится соответствующая следственная разработка для доказанности основного обвинения, сформулированного выше, достаточно лишь установления этого факта — получения и исполнения этих заданий. О получении и исполнении таких заданий совершенно точно и недвусмысленно показывается всеми обвиняемыми.

Диверсионная работа ЦК «Промпартии»

«Задание по созданию диверсионной организации, — показывает Рамзин 31 октября, — “Промпартией” было получено от “Торгпрома” еще в конце 1928 г. Наиболее настойчивые указания на необходимость создания диверсионной организации стали поступать с середины 1929 г., особенно когда выяснилась невозможность интервенции в 1930 г.

...Во исполнение этих заданий, примерно к середине 1929 г., “Промпартия” приступила к созданию диверсионной организации, охватывающей энергетическое хозяйство; создание подобной же организации в промышленности и разработка промышленных планов диверсий были поручены Калинникову и Чарновскому, а в области транспорта — Ларичеву и Коган-Бернштейну. Подробности об организационной стороне дела по диверсионной организации “Промпартии” изложены в специальном моем показании.

...Третье крупное организационное задание касалось создания военной организации “Промпартии”. Впервые, поскольку мне известно, это задание было выдвинуто в конце 1928 г. генералом Лукомским при свидании моем в Париже, а также полковником Лоуренсом при свидании с ним моем и Ларичева в Лондоне в октябре 1928 г. С середины 1929 г. так же, как и относительно диверсионной организации, от “Торгпрома” и французского штаба, стали поступать просьбы ускорить создание военной организации. К созданию ее “Промпартия” приступила с весны 1929 г., выделив специальную военную комиссию при ЦК “Промпартии”. При этом руководство военной группой военной организации и дальнейшая вербовка ее членов были возложены в начале 1930 г. на ............. . Подробности по этому вопросу имеются в моем специальном показании» (показания от 31 октября).

Этих двух признаний совершенно достаточно для установления полного состава преступлений указанных лиц по ст. 58 УК РСФСР.

Общую характеристику производимой выше работы дает Рамзин в том же показании:

«Вопросы диверсии во время интервенции неоднократно подвергались обсуждению и прорабатывались "Промпартией" преимущественно по трем направлениям: 1) по военной промышленности; 2) по электростанциям и 3) по железным дорогам.

Эти вопросы начали особенно усиленно обсуждаться с весны 1929 г. как среди “Промпартии”, так и с представителями иностранных генеральных штабов.

Основной принцип производства диверсионных актов, согласованный “Промпартией” с “Торгпромом”, сводился к достижению длительных остановок промышленности, но с минимумом капитальных разрушений. Этот принцип преследовал цель по возможности сохранить для будущего правительства по окончании интервенции промышленность в работоспособном состоянии, чтобы ее можно было снова пустить в ход с минимальными затратами времени и средств. Для этой цели предполагалось заранее наметить объекты диверсионных разрушений и заготовить за границей запасные части для быстрой их замены по окончании интервенции.

Военная промышленность. ...Во исполнение этих директив Калинниковым и Чарновским был разработан и согласован с французским генеральным штабом через К... список военных заводов в смысле очередности диверсионных мероприятий; об этом Калинников сообщил и г. А... при нашем свидании с ним весною 1929 г. Одновременно с этим я дал поручение... технически проработать диверсионные мероприятия на электростанциях... в соответствии со списком очередности, имевшимся у Калинникова, и согласовать эту работу с последним; это... и было им выполнено...» (показание от 31 октября).

Наконец,

«в области транспорта диверсионные задачи сводились к нарушению железнодорожной связи по важнейшим направлениям... Нарушение движения предполагалось осуществлять путем создания искусственных пробок различными способами и, в крайнем случае, путем разрушения железнодорожных сооружений... Одновременно Ларичев получил поручение проработки диверсионного вопроса и в области топливоснабжения...» (показания от 31 октября).

Что касается военной контрреволюционной работы, то по указанным выше соображениям обвинение также ограничивается указанием заданий из-за границы и признанием со стороны привлеченных лиц, что ими они были приняты к исполнению. Так, Чарновский в показаниях от 16 октября говорит:

Изменническая работа ЦК «Промпартии» в Красной армии

«На основании полученных Рамзиным в этот раз и дополненных позднее указаний от того же “Торгпрома”, а через него также от французских военных специалистов, Рамзин в 1929 г. осенью представляет членам ЦК “Промлартии” предварительный, а несколько позднее детально разработанный им план военной организации “Промпартии”. Мне пришлось познакомиться только с предварительными соображениями Рамзина по этому плану в беседе в кабинете у Калинникова, еще до ареста Хренникова, в присутствии последнего весной 1929 г. Но тогда Рамзиным была представлена лишь идея и схема организации. О плане же организации, разработанным Рамзиным, я узнал уже из разговора у Калинникова в конце 1929 г. или начале 1930 г. Эта военная организация должна была служить целям диверсионных действий в момент интервенции, поддержке восстаний, завладению важнейшими пунктами связи и сообщений и т. д.» (показания от 16 октября).

Ларичев по тому же поводу в показаниях от 31 октября показывает:

«В конце 1929 г. Рамзин нам сообщил, что... наша работа по линии технической подготовки к интервенции внутри страны является недостаточной, и предложил расширить ее путем охвата частей Красной армии и организацией военного ядра в “Промпартии”. Задачами его должно быть получение и передача иностранным штабам более точных сведений о состоянии различных частей Красной армии и, самое главное, — вовлечение в работу по подготовке к интервенции военных специалистов, которые активно противодействовали бы ведущейся технической и политической подготовке армии и содействовали бы ее разложению» (показания от 31 октября).

Сообщение К... по вопросу о помощи для внутренней подготовки к интервенции по военной линии было Ларичевым, как говорит Калинников, «доложено на ближайшем заседании ЦК “Промпартии” в начале января 1930 г. в составе Рамзина, Ларичева, Чарновского и меня — Калинникова».

«На этом заседании ЦК “Промпартии” принял и последнее свое решение в связи с интервенцией, а именно, по предложению Рамзина, принято развернуть работу по организации военных ячеек из членов “Промпартии” в учреждениях Красной армии...» (показания от 16 октября 1930 г.).

Одновременно через те же связи проходило и финансирование вредительской группы. Рамзин показывает:

«...благодаря личному свиданию моему и Ларичева в Париже в 1928 г. с основными руководителями “Торгпрома”, уже удалось наладить четкую и правильную денежную связь между ЦК “Промпартии” и “Торгпромом”. Общий объем финансирования «Промпартии» был намечен около 1 млн. руб. в год. При этом во избежание провалов при крайне опасных сношениях в Москве с... с “Торгпромом” было установлено, что деньги будут переводиться порциями по 100-200 тыс. руб., главным образом, в советской, а частью в заграничной валюте через... в Москве. Дабы не искать каждый раз случайных и ненадежных связей, ... при получении денег через выбранное им лицо должно доставлять их, как правило, на квартиру Ларичеву, а в случае его отсутствия или его указания при последнем получении денег, то следующая посылка денег должна направляться ко мне в квартиру. В курсе этих операций находился г. К... Таким образом, после возвращения моего и Ларичева из-за границы в течение около полутора лет и шло получение денег. Деньги поступали по 100-200 тыс. руб., привозились по распоряжению из-за границы прямо на квартиру Ларичеву и в редких случаях ко мне...

В результате за последние полтора года, т. е. в период деятельность нового ЦК “Промпартии”, последняя получила из-за границы около 1,5 млн. руб.» (показания от 21 сентября).

То же самое подтверждает Ларичев - деньги шли, как видно, не только от «Торгпрома», но и непосредственно от французских официальных кругов (распределение денег было указано выше).

Итог

Преступная противогосударственная деятельность ЦК «Промпартии» за последние два года выражалась:

а) в продолжении и усилении общего вредительства для создания расстройства хозяйственной жизни - работа, начатая еще «Инженернотехническим центром» до образования ЦК «Промпартии»;

б) в специальной вредительской работе по срыву планового строительства путем создания кризисов в топливоснабжении, металлоснабжении, энергетическом хозяйстве, текстильной промышленности и других отраслях, направленной к созданию общего хозяйственного кризиса в 1930 г., - год, предназначенный для иностранной военной интервенции, в целях облегчения и помощи этой интервенции;

в) в специальной шпионской работе по заданиям французского генерального штаба и находящегося во Франции «Торгпрома» по сообщениям данных об экономике нашей страны и специальных секретных сведений, касающихся обороны, - в целях облегчения иностранной военной интервенции;

г)  в военной работе, направленной к дезорганизации Красной армии и подготовке изменнических действий со стороны ее отдельных частей и командного состава - в тех же целях облегчения иностранной интервенции;

д) в диверсионной работе, направленной специально на разрушение производительных сил советской промышленности и тыла Красной армии уже непосредственно в момент интервенции.

Содержание этой преступной деятельности целиком и полностью обосновывает предъявленное обвинение по ст. 58, пп. 3, 4 и 6 УК РСФСР.

На основании изложенного предаются суду Специального присутствия Верховного суда СССР:

1. 1. Рамзин Леонид Константинович, род. 1887 г., гражданин СССР, профессор МВТУ и директор Теплотехнического института, по собственному признанию - член нелегальной «Промпартии».

2. Калинников Иван Андреевич, род. 1874 г., гражданин СССР, занимавший должность заместителя] председателя] производственного сектора Госплана и профессор Военно-воздушной академии и других высший учебных заведений, по собственному указанию - член нелегальной «Промпартии».
3. Ларичев Виктор Алексеевич, род. 1887 г., гражданин СССР, инженер, занимал должность пред[седателя] топливной секции Госплана. По собственному признанию - член нелегальной «Промпартии».
4. Чарновский Николай Францевич, род. 1868 г., гражданин СССР, профессор различных высших технических учебных заведений, председатель Научно-технического совета ВСНХ, член нелегальной «Промпартии».
5. Федотов Александр Александрович, род. в 1864 г., гражданин СССР, профессор втузов, председатель коллегии Научно-исследовательского текстильного института, по собственному указанию — член нелегальной «Промпартии».
6. Куприянов Сергей Викторович, род. в 1871 г., гражданин СССР, технический директор Оргтекстиля ВСНХ СССР, инженер-механик, по собственному признанию - член нелегальной «Промпартии», — по обвинению в том, что:

1. Вступивши разновременно во вредительские организации в отдельных отраслях промышленности и поставив себе целью путем применения различных форм вредительства нанести наибольший ущерб хозяйственному строительству СССР для подрыва советской власти и облегчения условий восстановления власти буржуазии, осуществляли в течение ряда лет эту вредительскую деятельность, объединившись для этого по инициативе расстрелянного за участие в контрреволюционной организации и организованное вредительство Пальчинского и осужденного по шахтинскому процессу за вредительство Рабиновича в единую организацию, называемую ими «Инженерно-техническим центром», в целях систематического и планомерного руководства вредительством во всех отраслях промышленности.
2. В дальнейшем, убедившись на основе растущих успехов социалистического строительства в бесплодности своих попыток задержать это строительство и обеспечить исключительно путем вредительства восстановление экономического и политического господства буржуазии и придя к убеждению о необходимости вооруженного свержения советской власти и насильственного восстановления капиталистического порядка, реорганизовали в этих целях свою организацию в политическую партию, назвавшую себя «Промпартией», и расширив деятельность этой организации путем установления связей и согласования работы с другими контрреволюционными организациями, образовавшимися в то время, в частности с контрреволюционной группой Кондратьева - Чаянова, приняли на себя руководство «Промпартией», войдя в ее ЦК.
3. Убедившись затем в невозможности организации вооруженного восстания внутри страны, свержения советской власти и реставрации капитализма без помощи извне, вошли в сношения с создавшейся за рубежом объединенной организацией бежавших за границу врагов народа, бывших собственников национализированных предприятий, объединившихся там в так называемый «Торгпром», с отдельными членами которого они имели сношения и до этого времени на почве вредительства, и, по соглашению с последними, направили свою вредительскую работу на подготовление благоприятных условий для иностранного вооруженного вмешательства, используя для этого финансовую помощь «Торгпрома» и иностранных государств.
4. Одновременно через «Торгпром» вошли в преступные сношения с подготовлявшими военное нападение на СССР правящими кругами Франции в лице бывшего главы французского правительства Пуанкаре и министра иностранных дел Бриана и разрабатывавшими по указанию последних план военного нападения на СССР офицерами генштаба Франции Жуанвилем и Ришаром, совершив тем самым акт прямой государственной измены.
5. В дальнейшем, в развитие задуманной изменнической деятельности:

а)  направили свою вредительскую работу по расстройству хозяйственной жизни страны на создание кризиса в основных отраслях промышленности к 1930 г., т. е. к сроку, указанному генштабом Франции для военной интервенции в СССР;

б)  установив по договоренности с генштабом Франции личную связь через посредство специально условленных для этого должностных лиц французской службы гг. К... и Р..., получали и исполняли задания генерального штаба Франции по шпионажу, добывая, согласно заданиям этого штаба, нужные сведения секретного характера, касавшиеся военных сил СССР и обороноспособности СССР;

в)  по предложению того же генштаба организовали специальную военную группу, имевшую задачей подготовить разложение Красной армии вплоть до отдельных изменнических актов со стороны отдельных частей во время интервенции;

г)  по предложению того же генштаба Франции создали в своей организации диверсионную группу для оказания помощи иностранным военным интервентам путем взрыва общественных сооружений, электростанций, железных дорог, военных заводов и фабрик.

Все эти действия предусмотрены ст. 58, пп. 3, 4 и 6 УК РСФСР.

II. Очкин Владимир Иванович, род. в 1891 г., гражданин СССР, ученый секретарь Теплотехнического института и заведующий отделом руководства научно-исследовательского сектора ВСНХ СССР, по собственному признанию состоял членом нелегальной «Промышленной партии», по обвинению в том, что, войдя в организацию «Промпартии» и зная о целях и задачах последней, исполнял ее задания, в частности, входил непосредственно в сношения в целях шпионской и изменнической деятельности с должностными лицами французской службы гг. К... и Р..., передавая нужные им секретные сведения, получая и исполняя их задания, - что предусмотрено ст. 58, пп. 3 и 6 УК РСФСР.

III. Ситнин Ксенофонт Васильевич, род. в 1878 г., гражданин СССР, инженер Всесоюзного текстильного синдиката, по обвинению в том, что, состоя членом той же контрреволюционной вредительской организации, заведомо зная о поставленных ею целях, принимал на себя исполнение соответствующих заданий в области вредительской работы и, кроме того, лично входил в сношения с деятелями «Торгпрома» в бытность свою за границей, в частности с Коноваловым, что предусмотрено ст. 58, пп. 3 и 4 УК РСФСР.

Обвинительное заключение, по согласованию с прокурором Верховного суда СССР, утвердил
прокурор Российской Социалистической Федеративной Советской Республики
Крыленко

Москва, 10 ноября 1930 г.

Д. 355. Л. 160-161. Вырезка из газеты «Правда». 1930. 11 ноября (типографский экземпляр того времени).