Показания В. И. Очкина о «вредительской» деятельности «Промпартии», подготовке интервенции и «связях с иностранцами». 31 октября 1930 г.

31 октября 1930 г.
[Строго секретно]

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
инженера Владимира Ивановича ОЧКИНА от 31 октября 1930 г. 

Допросил: начальник 3 отд-ния СООГПУ Славатинский.

1. Признаю себя виновным в том, что я состоял членом контрреволюционной организации, именовавшей себя «Промышленной Партией».

В эту организацию меня вовлек приблизительно в начале 1929 г. профессор Леонид Константинович РАМЗИН.

Промышленная партия своей конечной задачей ставила свержение советской власти и установление строя буржуазно-демократической республики.

Ориентируясь целиком на интервенцию, «Промышленная партия» расценивала интервенцию как средство, могущее осуществить указанные выше конечные задачи «Промышленной партии», то есть свержение соввласти.

Исходя из своей общей установки на интервенцию, «Промышленная партия» своей практической задачей ставила ослабление хозяйственной мощи страны и ее обороноспособности путем вредительства во всех главнейших областях народного хозяйства СССР и в первую очередь в энергетической промышленности, которая рассматривалась нами как жизненный нерв страны. Выполняя эту свою практическую задачу, т. е. стремясь к ослаблению хозяйственной мощи страны и ее обороноспособности, «Промышленная партия» проводила эти мероприятия для того, чтобы создать в СССР обстановку, благоприятную для интервенции.

Вредительство, которое проводила на практике «промышленная партия», готовясь к интервенции, в основном сводилась к следующему:

1. Задержка перехода промышленных предприятий на местные виды топлива, что достигалось несвоевременным проведением в жизнь массового изготовления, разработанных уже, топочных конструкций для различных видов местного топливу. В силу этого те промышленные предприятия, которые могли бы питаться местным топливом, должны были бы идти на дальнепривозном, что в момент приближения интервенции легче подвергалось депланирующим воздействиям и ответственные предприятия неминуемо должны были сниматься с плана топливоснабжения.
2. Задержка развития теплофикации и создания теплофикационных сетей для населенных пунктов, в частности в Москве, где до настоящего времени благодаря вредительству на практике, МОГЭС производит выработку только энергии, но снабжения населения централизованной отдачей тепла не ведет.
3. Задержка перехода промышленности на применение пара высокого давления, в силу чего промышленность еще до настоящего времени вынуждена вести свою энергетику на малоэффективных паровых котлах, работающих на низком давлении, что является отсталостью и не оправдывается никакими экономическими расчетами.
4. Крайне медленная разработка различных рациональных и экономических типов конструкций отдельных элементов оборудования теплосилового хозяйства. Кроме того[,] недостаточная организация массового изготовления конструкций уже разработанных, приводит к тому, что промышленность имеет старое, обветшалое энергетическое хозяйство.
5. Задержка научной разработки вопросов газификации приводит к тому, что страна, обладая большими возможностями использовать местные энергетические рессурсы, в качестве газового топлива, для крупнейших городов (Подмосковный бассейн — для Москвы, Гдовские сланцы для Ленинграда), до сих пор таковые возможности не использует, и проблема передачи газа на дальнее расстояние является до настоящего времени в СССР еще не разрешенной.
6. Задержка изучения вопросов работы двигателей внутреннего сгорания на утяжеленном топливе приводит к тому, что применение тяжелых топлив на тракторах еще не разрешено, а отсюда задерживается разрешение всей проблемы перехода тракторного <парка> СССР на тяжелые сорта горючего и др.

То обстоятельство, что «Промышленная партия» состояла почти исключительно из квалифицированных инженерно-технических сил и что в рядах партии существовала кастовая сплоченность, в значительной степени способствовало проведению в жизнь вредительских мероприятий, являющихся тактическими установками «Промышленной партии».

Кроме вредительской работы, таковая, как я показывал выше, проводилась на практике, — «Промышленная партия» проводила большую подготовительную работу, чисто диверсионного характера, с тем, чтобы в момент интервенции парализовать военную промышленность путем выведения из строя электростанций, не нарушая их внешней целостности.

Как известно[,] топливоснабжение районных электростанций и их эксплоатация представляет из себя весьма капризную и ответственную операцию. Если вовремя не подвезти необходимого количества топлива, то из-за его недостачи смогут быть выведенными из электрокольца одна электростанция за другой. Последнее может повлечь за собой выключение ответственных потребителей. Мы были уверены, что интервенция свергнет советскую власть и в силу этого считали, что разрушать предприятия нецелесообразно даже в момент интервенции; поэтому, повторяю, диверсионная работа должна была лишь временно выводить из строя электростанции.

Подготовительная диверсионная работа велась «Промышленной партией», главным образом, в виде хорошо законспирированных диверсионных групп на различных электростанциях, причем эти диверсионные группы «Промышленной партии» должны были приступить к активной работе в самый момент интервенции.

Со слов Л. К. РАМЗИ НА мне известно о том, что такие диверсионные группы были созданы на следующих электростанциях: 1) МОГЭС (КИРПИЧНИКОВ, ВЕТЧИНКИН, МОКЕЕВ), 2) Шатура, 3) Нигрэс (г. Балахна, Нижегородского края), 4) Кашира, 5) Красный Октябрь (Ленинград).

Лично я входил в ячейку «Промышленной партии» Теплотехнического института.

Из членов этой ячейки мне известны следующие лица: Л. К. РАМЗИИ, С. А. ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ, П. М. СОЛОВЬЕВ, Е. Ф. ЕВРЕИНОВ, В. И. ХУДЯКОВ, Г. Ю. КОЗЛИНСКИЙ, Ю. О. НОВИ, А. Л. МЮЛЛЕР, Б. И. ДОМАНТОВИЧ, СМИРНОВ, Б. К. ЛИППЕ, Н. Н. РЕВОКАТОВ, А. И. МОРОЗ, Н. А. ДАВИДОВ, О. И. ДЫДЗИНСКИЙ, ЩЕГЛЯЕВ, РУБИНШТЕЙН.

О структуре «Промышленной партии» мне известно, что во главе ее стоял центральный комитет, в который входил Л. К. РАМЗИН и что на промышленных предприятиях имелись периферийные ячейки.

УСТАНОВКИ «ПРОМЫШЛЕННОЙ ПАРТИИ»
НА ИНТЕРВЕНЦИЮ И СВЯЗЬ «ПП» С ИНОСТРАНЦАМИ.

Как я показал выше, «Промышленная партия» целиком ориентировалась на интервенцию, каковая признавалась ею в комбинации с вредительской и диверсионной работой внутри СССР наиболее действительным и быстрым способом совершения переворота и свержения советской власти.

Об установках «Промышленной партии» на интервенцию мне известно, главным образом, из моих личных бесед на эту тему с РАМЗИНЫМ, который рассказывал мне о том, что для подготовки к успешному и быстрому ходу интервенции проф. РАМЗИН получал от французов денежные средства. Эти средства «Промпартия» тратила на вредительскую работу во всех главнейших отраслях промышленности.

Кроме того[,] вопрос об интервенции специально был затронут на собрании членов «Промпартии», которое состоялось в начале 1930 г. в квартире проф. РАМЗИНА. На этом собрании присутствовали следующие лица: Л. К. РАМЗИН, С. А. ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ, Г. Ю. КОЗЛИНСКИЙ, Н. А. ДАВИДОВ и В. И. ОЧКИН.

Проф. РАМЗИН информировал нас здесь о том, что вопрос об интервенции за рубежом решен окончательно и таковая приурочивается к концу 1930 г. — началу 1931 года. Застрельщиком в деле интервенции[,] по словам РАМЗИНА[,] является Франция. Об этом ему, РАМЗИНУ, стало известно как из его личных сношений с зарубежными эмигрантскими объединениями и с общественными и правительственными французскими кругами, каковые сношения устанавливались или во время его поездок заграницу, так и путем информирования его, РАМЗИНА, представителями французского посольства в Москве.

Информировав нас о готовящейся интервенции, РАМЗИН заявил, что «Промышленная партия» должна в свою очередь усилить свою работу по созданию внутри СССР почвы, благоприятной для удачного совершения интервенции, т. е. усилить свою вредительскую и подготовительную к диверсиям работу.

Ход интервенции[,] со слов проф. РАМЗИНА[,] представлялся следующий. Как только наметится срок начала интервенции, тотчас же должна начаться и подготовка к ней. Главнейшими методами должны служить: вредительство и диверсии.

В отношении вредительства, так как во всех главнейших отраслях промышленности имелись члены «Промышленной партии», последние должны были везде вызвать соответствующие кризисы: металл, уголь, стройматериалы и т. д.

В области энергетики, которая, как известно, является ведущим звеном народного хозяйства, я уже указывал[,] к чему должно было бы привести расстройство хотя бы одного топлива, снабжения районных электростанций. Если бы таковые были выведены из строя, то первоочередные потребители остались бы без тока; наступил бы паралич оборонной промышленности. Вместе с тем, после окончания интервенции легкими мероприятиями в части топливоснабжения можно было бы в сравнительно короткий срок добиться исправления положения, так как все предприятия находились в полной сохранности.

Кроме того, актами диверсий можно было бы устроить аварию на действующих тепло-электро-централях. Например[,] в котельных установках можно легко вызвать аварию перегревателя (пережог), в машинном зале аварию турбогенератора (путем вибрации, салат из лопаток) на электрическом щите, на линии электропередачи и т. д.

Никаких прений по существу информации проф. РАМЗИНА об интервенции на указанном выше собрании не было и все наше собрание длилось не больше получаса.

О связях «Промпартии» с иностранцами могу показать следующее.

Со слов проф. РАМЗИНА мне точно известно о том, что он поддерживал более или менее регулярные сношения с представителями французского посольства, в частности, КЮФЕРОМ и РЕНЬО.

Проф. РАМЗИН лично мне рассказывал о том, что в одну из своих поездок в Париж он получил из французских правительственных кругов указания на то, что для связи Промпартии с Францией он должен установить в Москве знакомство с КЮФЕРОМ.

В конце 1929 года проф. РАМЗИН познакомил лично меня с КЮФЕРОМ. Это произошло в служебном кабинете РАМЗИНА в Теплотехническом Институте. Вызвав меня к себе, кажется через своего секретаря СПОРОВУ, РАМЗИН представил меня ранее неизвестному мне гражданину, которого он назвал сотрудником французского посольства КЮФЕРОМ. Здесь же в присутствии КЮФЕРА, который говорит недурно по[-]русски[,] РАМЗИН мне сообщил, что я должен буду передавать КЮФЕРУ письменные сообщения от него, РАМЗИНА. О том, что эти сообщения будут носить характер шпионажа в пользу Франции, РАМЗИН мне не сказал, но по общему тону нашей краткой совместной беседы с КЮФЕРОМ я понял, что РАМЗИН дает мне поручения чисто шпионского характера.

Добавляю, что свое предложение об установлении мной связей с КЮФЕРОМ РАМЗИН сделал в безапелляционном, чисто начальническом тоне. О технике своей связи с КЮФЕРОМ на этом свидании с ним я не у сдавливался.

Приблизительно через месяц РАМЗИН вызвал меня к себе в кабинет и передал мне большой закрытый пакет, на котором не было никаких надписей. Передавая мне этот пакет, РАМЗИН мне сообщил, что я должен отдать этот пакет КЮФЕРУ. На мой вопрос о том, как я найду КЮ- ФЕРА[,] РАМЗИН добавил, что КЮФЕР позвонит мне по телефону.

Действительно, в этот же день, приблизительно через полчаса после того, как я получил от РАМЗИНА пакет для передачи КЮФЕРУ, меня вызвала секретарь РАМЗИНА СПОРОВА и сообщила, что меня просят к телефону. Неизвестный мне по голосу человек, в котором я не узнал КЮФЕРА, сообщил мне здесь же, что со мною говорит то лицо, с которым я познакомился с месяц тому назад, в кабинете РАМЗИНА и что я должен передать ему пакет[,] который я только что получил от РАМЗИНА. Далее мой собеседник предложил мне явиться ровно к шести часам вечера к главному почтамту, где он будет меня ожидать.

Ровно в шесть часов я явился к почтамту (по Мясницкой), где я встретил КЮФЕРА. КЮФЕР попросил у меня пакет РАМЗИНА, я ему его передал и после этого мы разошлись в разные стороны.

Месяца через два после этого РАМЗИН передал мне в своем кабинете второй пакет для КЮФЕРА. КЮФЕР опять вызвал меня по телефону через секретаря РАМЗИНА СПОРОВУ; я с ним условился по его предложению встретиться в этот же день, в 5 часов вечера, угол Метрополя по Свердловской площади. Здесь произошло второе мое свидание с КЮФЕРОМ, которому я передал второй пакет РАМЗИНА. Кроме этих двух встреч, с КЮФЕРОМ я больше не встречался.

С сотрудником французского посольства РЕНЬО я познакомился во второй половине ноября 1928 г. при следующих обстоятельствах. РАМЗИН вызвал меня к себе на квартиру вечером. Когда я приехал к нему, то я застал у него неизвестного мне раньше гражданина, которого РАМЗИН представил мне как сотрудника французского посольства РЕНЬО.

Далее РАМЗИН мне предложил организовать для французских инженеров экскурсию в Теплотехнический Институт.

Экскурсия эта была мною организована через дежурного инженера Теплотехнического Института, дня через два-три, после моего знакомства с РЕНЬО. Был ли среди экскурсантов РЕНЬО не помню.

Вторая моя встреча с РЕНЬО имела место приблизительно через год после этого, то есть в конце 1929 г.

Приблизительно в ноябре-декабре 1929 г. (точно время не помню) РАМЗИН позвонил мне как[-]то вечером на квартиру и спросил меня, может ли он приехать ко мне с РЕНЬО для деловой беседы.

Так как в это время в квартире не было никого, даже жены, то я ответил РАМЗИНУ утвердительно. Приблизительно минут через 15-30 после этого РАМЗИН приехал ко мне на квартиру на своей машине вместе с РЕНЬО.

Вначале наша совместная беседа началась с вопроса об экскурсии в Теплотехнический Институт. Далее РАМЗИН свел разговор с РЕНЬО на тему об интервенции. Из разговора РАМЗИНАс РЕНЬО я вынес впечатление о том, что интервенция отсрачивается переносится на 1931 год. РАМЗИН говорил РЕНЬО о том, что Промышленной Партии придется еще провести большую работу в направлении вредительства с тем, чтобы интервенция могла закончиться более быстро и легко.

Для того, чтобы не мешать этому разговору[,] я оставил РАМЗИНА с РЕНЬО с глазу на глаз и ушел в другую комнату.

Эта беседа РАМЗИНА с РЕНЬО продолжалась приблизительно с полчаса. После этого РАМЗИН и РЕНЬО уехали от меня на машине РАМЗИНА. Добавляю, что во время этого свидания РАМЗИНА с РЕНЬО, — РЕНЬО на моих глазах получил от РАМЗИНА какой[-]то пакет — что было в этом пакете — не знаю.

Об этой своей встрече с РЕНЬО РАМЗИН просил меня никому не рассказывать. Больше с РЕНЬО я не встречался.

С. А. ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ мне также говорил неоднократно о том, что Промышленная партия ориентируется на интервенцию. Он говорил об установках Промышленной партии в смысле практической подготовки к интервенции. Эта подготовка шла в двух направлениях: 1) в направлении стимулирования роста тенденции к интервенции в правительственных и общественных кругах Франции, что достигалось путем прямой связи Промышленной партии с этими кругами (через командировки за рубеж и через связи с представителями французского посольства и 2) в направлении подготовки внутри С.С.С.Р. почвы для успешности интервенции, что достигалось путем вредительства, ослабляющего хозяйственную мощь и обороноспособность С.С.С.Р.

В заключени[е] добавляю. О том, что связи РАМЗИНА с сотрудниками французского посольства КЮФЕРОМ и РЕНЬО были чисто шпионского характера[,] я сознавал уже в момент моих встреч, по поручению РАМЗИНА[,] с РЕНЬО и КЮФЕРОМ. Ввиду этого признаю себя виновным в моем соучастии в шпионаже против С.С.С.Р.

Заявляю, что признавая себя виновным в участии в контр-революционной организации, которая установила прямую связь с интервентами, я осознал всю тяжесть своих преступлений перед советской властью, в факте моей государственной измены. Принося полное раскаяние, я прошу советскую власть пощадить меня за все мои проступки перед пролетариатом и дать мне возможность искупить мою вину и загладить все совершенные мною преступления честной и преданной работой, я обещаю, что честным трудом высоко квалифицированного специалиста-теплотехника, своим горячим участием в выполнении пятилетнего плана, я докажу свою преданность рабочему классу и, наконец, смою то пятно позора, которое я наложил на себя своими преступлениями.

Инж. В. И. ОЧКИН.

Допросил — Нач. 3 Отделения] СООГПУ СЛАВАТИНСКИЙ.

Д. 355. Л. 69 — 79. Заверенная машинописная копия того времени. Протокол допроса В. И. Очкина был направлен в ЦК ВКП(б) на имя И. В. Сталина 1 ноября 1930 г. одновременно с протоколами допросов Рамзина, Калинникова, Ларичева, Чарновского и Соловьева от 31/Х-1930 г. (см. легенду к док. № 355-1).

ЦА ФСБ РФ. Ф. Р-42280. Т. 10. Л. 188-192 об. Машинописная копия того времени, заверенная Кошеверовым.