Показания Н. Ф. Чарновского «об отношении Промышленной партии» к интервенции и сроках ее проведения. 31 октября 1930 г.

Реквизиты
Государство: 
Датировка: 
1930.10.31
Период: 
1930
Источник: 
Судебный процесс «Промпартии» 1930 г.: подготовка, проведение, итоги: в 2 кн. / отв. ред. С. А. Красильников. - М.: Политическая энциклопедия, 2016. - (Архивы Кремля)

[31] октября 1930 г.
[Строго секретно]

ПОКАЗАНИЯ
проф. ЧАРНОВСКОГО Н. Ф. от 16/Х-1930 года.

Допросили: нач. СООГПУ АГРАНОВ и пом. нач. 3 отделения] СООГПУ РАДЗИВИЛОВСКИЙ.

Я показал следующее:

1. Об отношении Промышленной партии (вредительского] инженерного центра) к интервенции против СССР.

Вредительский инженерно-промышленный центр, или Промышленная Партия, в которую он формировался, в деле свержения советской власти ставил свою ставку с 1927 г. главным образом на военную интервенцию, всеми путями стремясь к выяснению перспектив в этом направлении и сроков ее подготовки и реализации через своих наиболее осведомленных сочленов. В начале, 1926 г., задачи информации и связи Промышленной партии с заграничными кругами, заинтересованными в интервенции, выполняли ПАЛЬЧИНСКИЙ и РАБИНОВИЧ, инициаторы создания вредительского инженерно-промышленного центра, ядра будущей Промышленной партии. ПАЛЬЧИНСКИЙ имел связь с правительственными кругами Франции еще со времени Февральской революции и временного правительства и поддерживал эту связь с помощью близких ему кругов — объединения бывших русских промышленников в Париже, так называемого «Торгпрома», в т[ом] числе через бывших фабрикантов КОНОВАЛОВА и РЯБУШИНСКОГО. РАБИНОВИЧ имел связи с тем же Торгпромом, в частности с бывшими владельцами и акционерами угольных копей и банковыми деятелями, в качестве таковых имевшими вес и за рубежом (Каминка, Дворжанчик). ПАЛЬЧИНСКИЙ и РАБИНОВИЧ через члена вредительской организации инженерного центра (Промышленной партии) и фактического ее руководителя ХРЕННИКОВА, а также от случая к случаю и через других членов центра, сообщали о надеждах бывш. промышленников на военную интервенцию, осуществляемую военными силами Польши, Румынии и других лимитрофных государств, опираясь на помощь Франции и при поддержке Англии. При этом Франции по тем же сообщениям должна была принадлежать в этом деле главная инициативная и руководящая роль, с оказанием широкой военно-технической помощи.

После ареста ПАЛЬЧИНСКОГО, ХРЕННИКОВ восстановил связи с указанными заграничными кругами во время своих заграничных командировок, о чем и сообщил членам вредительского] инженерного центра — центрального комитета Промышленной партии, представлявшим в этом центр[альном] комитете отраслевые группы промышленности: топливной, энергетической, металлургической и машиностроительной (каковые возглавлялись в ЦК самим ХРЕННИКОВЫМ), текстильной, химической, лесоразрабатывающей и т. д. Не созывая для этого сообщения специального совещания членов центр[ального] комитета, ХРЕННИКОВ в период 1927 г. сообщал об этих связях отдельным членам Центрального комитета при встречах от случая к случаю. В частности мне, а также КУТСКОМУ и МИЛЮКОВУ ХРЕННИКОВ впервые сообщил о своих заграничных связях в 1927 г. весною (примерно в апреле), в купе вагона по дороге в Ленинград на очередную сессию Гипромеза. ХРЕННИКОВ рассказал нам о своей связи в Париже с инж. МЕЩЕРСКИМ, бывшим главою заводов Сормово-Коломна-Кулебаки-Выкса, а также о свиданиях в Париже с РЯБУШИНСКИМ, КОНОВАЛОВЫМ и другими членами Торгпрома. По сообщению ХРЕННИКОВА, надежды на интервенцию, питаемые этими промышленниками, основывались на личных переговорах их с представителями французских банковских кругов, в особенности заинтересованных в предприятиях южно-русской металлургии, а также с представителями французского правительства БРИАНОМ и с французским генеральным штабом. При этом ХРЕННИКОВ называл имена генералов ВЕРТЕЛО, ВЕЙГАНДА, ЖАНЕНА и др. Объединение Торгпрома, рассматривая себя как общий центр руководства Промышленной партией зарубежом и внутри С.С.С.Р., предложило ХРЕННИКОВУ, по его словам во время пребывания его в Париже, денежную субсидию для поддержания соответствующих настроений среди бывших служащих заводов и фабрик в С.С.С.Р., принадлежавших до революции промышленникам, объединенным ныне в Торгпроме. Целью субсидирования являлось в первую очередь сохранение бывших'ка- дров служащих и поддержание в них тенденций к возвращению предприятий, национализированных соввластью, прежним владельцам, затем[,] во[-]вторых, проведение вредительских действий в трестах и на заводах.

Таким образом, установивши связи с бывшими владельцами и с кругами, способными активно поддержать интервенцию, Промышленная партия (вредительский] инженерн[ый] центр) видела в интервенции уже с 1927 г. основное и конечное средство к свержению соввласти. Этой конечной цели должно было способствовать проведение вредит[ельским] инженерным центром (промышленной партией) вредительства в различных отраслях народного хозяйства и промышленности — путем создания диспропорций при выполнении плана реконструкции по обслуживающим друг друга отраслям, углубления кризисов в результате этих диспропорций, в том числе кризисов продовольственного, транспортного, топливного и в прочих отраслях хозяйства СССР. В таком направлении, по сообщению ХРЕННИКОВА, были даны также директивы и со стороны зарубежного объединения промышленников — «Торгпрома», принятые инженерным вредит[ельским] центром (Промпартией) в лице его руководителя ХРЕННИКОВА в качестве основной линии деятельности с 1927 г. Это сообщение ХРЕННИКОВА было позднее значительно дополнено проф. РАМЗИНЫМ, впоследствии заступившим место ХРЕННИКОВА в качестве руководителя вредительского] инженерно-промышленного центра (Промышленной] партии). РАМЗИН уже с 1927 г., со времени своей поездки во Францию и в Америку, в Париже возобновил свои прежние связи с бывшими владельцами промышленной собственности в бывшей России, в т[ом] числе с РЯБУШИНСКИМ и с КОНОВАЛОВЫМ. РАМЗИН по возвращении своем из-за границы в конце 1927 г., помнится в ноябре или декабре, в одной из бесед в кабинете КАЛИННИКОВА в Госплане в присутствии небольшого числа членов вредит[ельского] центра (помнится, КАЛИННИКОВА, ЛАРИЧЕВА, ФЕДОТОВА, меня и еще кого-то) сообщил о свиданиях своих и разговорах об интервенции уже не только с бывшими русскими промышленниками, но и с представителями французского генерального штаба, называя те же имена генералов ВЕРТЕЛО, ВЕЙГАНДА, ЖАНЕНА, как наиболее активных сторонников интервенции в СССР, а также имя русского бывш. генерала ЛУКОМСКОГО. При этом свидании, которое[,] по словам РАМЗИНА[,] происходило у РЯБУШИНСКОГО, РАМЗИН информировал собравшихся у РЯБУШИНСКОГО лиц о положении в различных отраслях хозяйства и плана строительства в СССР и об ожидаемых затруднениях при выполнении планов реконструкции, а собравшиеся у РЯБУШИНСКОГО промышленники и военные с своей стороны сообщали о планах интервенции, как-то: начало ее — в форме пограничных инцидентов, провоцированных в надлежащий момент на румынской границе, неизбежность перехода от этих инцидентов к военным действиям, вмешательств^] Польши в качестве союзницы Румынии; действ[и]яг на море и на побережьи, в т[ом] числе десантные операции против Ленинграда, поддерживаемые воздушными силами и т. д. Таким образом, в соответствии с развитой в этом направлении программой военного наступления, директивы, полученные ранее ХРЕННИКОВЫМ и касавшиеся главным образом, мер техно-экономического характера, значительно расширялись и дополнялись в направлении содействия интервенции, которое должно было последовать в форме соответствующих мер военного значения.

На основании полученных РАМЗИНЫМ в этот раз и дополненных позднее указаний от того же Торгпрома, а через него также от французских военных специалистов, РАМЗИН в 1929 г. осенью представляет членам центр[ального] комитета Промышленной] партии предварительный, а несколько позднее — детальный разработанный им план военной организации Промышленной партии. Мне пришлось познакомиться только с предварительными соображениями РАМЗИНА по этому плану в беседе в кабинете у КАЛИННИКОВА еще до ареста ХРЕННИКОВА в присутствии последнего весною 1929 г. Но тогда РАМЗИНЫМ была представлена лишь идея и схема организации. О плане же организации, разработанном РАМЗИНЫМ, я узнал уже из разговора у КАЛИННИКОВА в конце 1929 г. или начале 1930 г. Эта военная организация должна была служить целям диверсионных действий в момент интервенции — поддержке восстаний, завладению важнейшими пунктами связи и сообщений и т. д. В этом отношении, по сообщениям как ХРЕННИКОВА, так и РАМЗИНА, в империалистических странах, в особенности во Франции, а отчасти и в Англии, имелись надежды на отторжение окраин: Грузии, Украины — с помощью подготовленных восстаний, опирающихся на группы сепаратистов. Наконец, по сообщению РАМЗИНА, с тою же целью в виде пробного шара китайские военные круги в Маньчжурии подстрекались к завладению Кит[айско-]Вост[очной] ж/д. Это отторжение могло бы, в случае слабой подготовленности военных сил СССР, привести к вооруженному столкновению, выгодному для Китая, а затем ко вмешательству держав и последующей интервенции. Возлагались также надежды на дезорганизацию военно-оборонной способности СССР в результате вредительских мер в области военной промышленности.

Как известно, своевременно принятыми мерами указанный конфликт на КВЖД ликвидирован в пользу СССР и попытка дипломатического вмешательства оказалась запоздалой. Точно также не оправдались надежды на отложение указанных выше окраин.

2. О моменте, намеченном для начала интервенции.

Начало интервенции, в соответствии с сообщением РАМЗИНА, основанным на полученных им из Торгпрома в Париже данных, как передавали в центр[альном] комитете Промпартии[,] со слов РАМЗИНА[,] весною 1930 г., намечалось на лето 1930 г. К этому сроку, как следовало из информации РАМЗИНА, и как думалось в зарубежной организации бывш. промышленников и в кругах французского генерального штаба, должны были достигнуть максимальных размеров трудности при реконструкции отраслей промышленности и всего хозяйства в СССР. Ожидалось также значительное ослабление хозяйственной и военно-оборонной мощи страны, последнее — благодаря вредительству в военной промышленности; затем рассчитывали на понижение боеспособности Красной армии — благодаря вредительству в инженерно-технических частях войск; наконец, при общем параличе всей хозяйственной жизни в стране рас[с]читывали на специально организованные диверсионные взрывы и всякого рода катастрофы на оборонном фронте. К этому же моменту приурочивалось усиление восстаний на окраинах в Грузии, на Украине и в других местах, отчасти в связи с проведением коллективизации.

Однако эти общие надежды среди вредительской организации инженерного центра (Промышленной] партии) и среди иностранных и эмигрантских кругов интервенционистов не оправдались; в т[ом] числе опыт на КВЖД дал доказательство обратного — усиления боеспособности частей Кр[асной] армии. Пришлось намечать момент интервенции на более дальний срок. Такому отдалению срока, как сообщал РАМЗИН на основании своих связей с Торгпромом и полученных им сведений через французскую миссию в Москве, способствовал также ход внешнеполитических комбинаций в отношениях между Францией и Германией, в связи с попыткой Франции оторвать Германию от существующих договорных отношений с СССР и с попыткой ликвидировать Литву, как государство, введя ее в состав Польши. Неудача этих планов, выяснившаяся к лету 1930 г., также послужила к затяжке и отдалению момента начала интервенции, о чем РАМЗИН, помимо упомянутых данных, полученных им из французской миссии, получил сведения также и при поездке его на международный конгресс в Берлине в июне с. г. Там РАМЗИНУ, по его словам, удалось вновь встретиться с представителями эмигрантских кругов и организаций Торгпрома и получить соответствующие информации. Таким образом, на основании этих информаций, момент военной интервенции откладывался примерно на год, то есть до лета 1931 года. Этот год представлялся благоприятным в двух отношениях: во-первых, по предсказаниям некоторых агрономов, именно этот год ожидается неурожайным для СССР; во-вторых, с этим годом совпадают, как думают в Торгпроме на основании дополнительных данных, полученных от РАМЗИНА о ходе реконструкции, максимальные финансовые затруднения — по импортным заявкам, сосредотачиваемым в виду запоздания многих закупок, на период 1931 года. Кроме того, в связи с политическим положением внутри Германии и Англии, ожидалась лучшая для интервенционистов политическая конъюнктура в Европе именно в 1931 году.

3. О связях Промышленной партии через РАМЗИНА с французским посольством в Москве.

По сообщению, полученному мною от члена центрального] комитета Промышленной] партии инженера ЛАРИЧЕВА, РАМЗИН, весною 1930 года, примерно в марте, в беседе с членами центр[ального] комитета Промпартии ЛАРИЧЕВЫМ, ФЕДОТОВЫМ, КАЛИННИКОВЫМ, в кабинете КАЛИННИКОВА в Госплане СССР информировал собравшихся членов центр, комитета о своих связях и переговорах с представителями французской миссии в Москве. В частности[,] он называл из представителей миссии следующих лиц, с которыми он, РАМЗИН, непосредственно имеет связь: атташе посольства по коммерческой части г. КЮФЕРА, а также секретаря посольства г. РЕНЬО, с которым он, РАМЗИН, виделся у себя на квартире. Свидания эти использовались для взаимной информации: РАМЗИН подробно и с цифровыми данными в руках информировал посольство через указанных лиц о состоянии отраслей нашего хозяйства и о строительстве в этих отраслях, отмечая наличные или предстоящие в будущем затруднения, неминуемые прорывы в добыче топлива, в снабжении всеми видами сырья и пр. Члены посольства информировали РАМЗИНА о деталях в отношении планов интервенции, о возможном сроке ее, а также передавали заграничную переписку секретного характера, следующую на имя РАМЗИНА, как признанного руководителя вредительской деятельности Промышленной партии и лица, осуществляющего связь с заграницей. Как уже указывалось, об окончательной отсрочке интервенции РАМЗИН узнал в Берлине, предварительно же был предупрежден о том же через указанных представителей французской миссии еще до поездки своей в Берлин. Об отсрочке этой он, как я узнал впоследствии от КАЛИННИКОВА, сообщил членам ЦК Промпартии в Госплане.

Н. ЧАРНОВСКИЙ.

17/Х-1930 г.

Допросили — нач. СООГПУ АГРАНОВ
и п/нач. 3 [отделения] СООГПУ РАДЗИВИЛОВСКИЙ.

Д. 355. Л. 61-68. Заверенная машинописная копия того времени. Датируется на основании сопроводительного письма В. Р. Менжинского от 1 ноября 1930 г. (Л. 1) об отправке протоколов допросов «РАМЗИНА, КАЛИННИКОВА, ЛАРИЧЕВА, ЧАРНОВСКОГО, ОЧКИНА и СОЛОВЬЕВА от 31/Х-30 г.» («по вопросу об интервенции») и единого «Оглавления» (Л. 2) к данной «подборке» протоколов (см. легенду к док. №355-1). Показания Н. Ф. Чарновского в «Оглавлении» (с. 59-66) датированы, как и все остальные, 31 октября 1930 г. В самом документе проставлены другие числа -16 октября (дата допроса) и 17 октября 1930 г. (дата подписания документа) — те же, что в протоколе, содержащемся в д. 354. Текст более поздних «показаний» (от [31] октября 1930 г.) имеет существенные отличия в сравнении с «первым» экземпляром (см. подстрочник и легенду док. № 354-5). По-видимому, «редактирование» текста показаний Чарновского от 16 октября 1930 г. было осуществлено (условно) 31 октября 1930 г., однако при этом «забыли» исправить даты в заголовке и в конце документа.