Показания Е. Ф. Евреинова о подготовке терактов против И. В. Сталина. Приложение к письму № П962 о рассылке материалов следствия от 21 октября 1930 г.

от 2[1] октября 1930 г.
СТРОГО СЕКРЕТНО

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
ЕВРЕИНОВА Евгения Федоровича от 17 окт. 1930 г.

ДОПРОСИЛ — НАЧ. 3 ОТДЕЛЕНИЯ] СО ОГПУ СЛАВАТИНСКИЙ.

Подготовка террористических актов против т.т. Сталина и Ягоды.

В 20-х числах мая м[еся]ца 1930 г. центральный комитет Промышленной Партии вынес решение о производстве двух террористических актов: против Сталина и против Ягоды.

По словам проф. РАМЗИНА[,] эти решения центральный комитет П.П. вынес в виду своего предположения о том, что генеральная линия партии, руководителем которой является т. Сталин[,] потерпит на XVI партсъезде поражение и в силу этого убийство Сталина не вызовет особого возмущения в стране и закрепит победу правого уклона в ВКП(б) физическим устранением главного идеолога генеральной линии партии т. Сталина. Убийство Ягоды — одного из наиболее активных руководителей ОГПУ, по мысли центрального комитета Промпартии, должно было одновременно внести дезорганизацию в работу О Г ПУ. Вскоре после вынесения указанного решения центральным комитетом Промпартии проф. РАМЗИН устроил в своем служебном кабинете в Теплотехническом И[нститу]те конспиративное собрание, на котором присутствовали кроме проф. РАМЗИНА — ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ С. А., я — ЕВРЕИНОВ Е. Ф„ ОЧКИН В. И., КОЗЛИНСКИЙ Г. Ю. и ДАВИДОВ Н. А.

Проф. РАМЗИН сообщил, что центральный комитет Промпартии вынес постановление об убийстве Сталина и Ягоды, приурочивая эти теракты ко времени XVI партсъезда и привел указанные выше мотивы, которыми руководствовался центральный комитет П.П. при вынесении своего решения.

По предложению проф. РАМЗИНА, центральный комитет П.П. решил поручить производство терактов в отношении Сталина террористической группе ЕВРЕИНОВА, а в отношении Ягоды — террористической группе КОЗЛИНСКОГО. Свое решение центральный комитет вынес по словам проф. РАМЗИНА в следующем составе: РАМЗИН, ОСАДЧИЙ, ШЕИН, ЛАРИЧЕВ и ВАШКОВ.

Кроме решения о совершении указанных двух актов центральный комитет Промпартии по словам проф. РАМЗИНА обсуждал также возможность совершения других терактов, в частности против ВОРОШИЛОВА и МЕНЖИНСКОГО, предполагая поручить производство таковых террористическим группам инж. ДАВИДОВА и РЕВОКАТОВА.

Участие группы РЕВОКАТОВА в совершении терактов РАМЗИН в заседании центрального комитета отклонил, считая эту группу молодой и ненадежной. В отношении МЕНЖИНСКОГО вопрос центральным комитетом Промпартии был решен в том смысле, что группе КОЗЛИНСКОГО может быть поручено совершение одного из двух террактов или в отношении ЯГОДЫ или МЕНЖИНСКОГО, в зависимости от того[,] какой из двух актов удастся совершить этой группе, поскольку оба руководителя ОГПУ могли быть выслежены на улице одновременно; введение в действие в одном месте двух групп было признано нецелесообразным.

Поскольку центральный комитет П.П. специально обсуждал вопрос о террактах, РАМЗИН преподал на указанном собрании в своем кабинете в Теплотехническом Институте готовую инструкцию, которая сводилась к следующему:

1. каждый террористический акт должен быть выполнен отдельными группами[:] моей в отношении Сталина и группой КОЗЛИНСКОГО — в отношении Ягоды или Менжинского.
2. Терракты должны быть произведены путем метания бомб.
3. Исполнители террактов, кроме бомб, должны быть вооружены револьверами для самозащиты, задержки на ходу машин с лицами, в отношении коих должен быть произведен терракт[,] и внесения смятения на улице после производства терракта, для обеспечения бегства участвовавших в совершении теракта.
4. Бомбы в количестве трех штук для каждого терракта общим количеством шесть штук изготовляются военной организацией Промпартии, а именно одной из ячеек Промпартии в инженерно-технической частях Красной армии; бомбы кустарного производства в форме коробок.
5. В целях производства терактов каждая из 2-х террористических групп должна установить службу разведки по пути следования лиц, в отношении коих намечено производство террактов и в подходящий момент совершить самый терракт.

8) О результатах разведки я и КОЗЛИНСКИЙ должны получать сведения от участников терргруппы и в свою очередь сообщать сведения проф. РАМЗИНУ, а в его отсутствие ПРЕДТЕЧЕНСКОМУ С. А.

7) Сами руководители террористических групп, я — ЕВРЕИНОВ и КОЗЛИНСКИЙ непосредственно в совершении терактов участвовать не должны и мшуг иметь при себе лишь револьверы для самозащиты, на случай присутствия на улице в момент совершения самих терактов.

Такое решение РАМЗИН мотивировал нецелесообразностью рисковать потерей руководителей террористических групп.

8) Каждая террористическая группа получит по 3 бомбы и 4 револьвера; из них 2 бомбы должны быть выданы на руки, третья сохранена в качестве запасной на руках у одного из входящих в состав группы на случай обнаружения неисправности одной из бомб и передана бомбометателю или использована для совершения терракта третьим членом тергруппы самолично, в случае нахождения его в момент неразрыва брошенной бомбы в месте совершения теракта.

В случае необходимости револьверы могут быть получены руководителями терргрупп дополнительно в необходимом количестве. Эта инструкция, оглашенная РАМЗИНЫМ на указанном совещании, критике не подвергалась и была принята для исполнения.

Обсуждению подвергся лишь вопрос о возможном отказе от совершения террактов со стороны членов тергрупп. Проф. РАМЗИН предложил в этом случае применить угрозу физического устранения отказавшегося. Решено было[,] однако[,] от фактического проведения угрозы воздерживаться, дабы не вызвать озлобления в среде терргрупп и риска раскрытия организации путем доноса кем-либо из членов тергрупп, а самое совершение терракта в этом случае поручать другому члену террористической группы.

На другой день после совещания инж. ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ приехал из Теплотехнического Института, где проживал на месте своей службы, в Технико-производственное управление треста «Тепло и Сила», помещающееся в Юшковом пер[еулке] по Ильинке и шофер машины САВЕЛЬЕВ, по его поручению, внес в мой кабинет фанерный ящик с подписью на нем; «Осторожно, пробы в стеклян[н]ых банках». В ящике находились три бомбы в форме прямоугольной коробки весом ок[оло] 2 кило каждая и 4 револьвера сист[емы] «Браунинг».

ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ объяснил мне как следует обращаться с бомбой при совершении теракта: с боковой стороны бомбы выступал конец предохранительной и спусковой пружины. Для взрыва бомбы необходимо было: нажать пружину и в таком состоянии тотчас бросать в нужном направлении. Бомбы и револьверы были мной переложены в ящик письменного стола и в нем заперты; упаковочный ящик пустым остался в кабинете. Получив оружие[,] я продумал план совершения терракта и наметил роли отдельных участников моей тергруппы: непосредственное совершение теракта я решил поручить СМИРНОВУ С. М. и ДЫДЗИНСКОМУ О. И., как находившимся под большим моим влиянием. БУЛАШЕВИЧА и ПРАСОЛОВА я решил передать в распоряжение соответственно СМИРНОВА и ДЫДЗИНСКОГО; ШИШОВ должен был служить для связи с общими группами. Наблюдательные посты я наметил у дома ЦК ВКП(б) на Старой пл[ощади] и у Большого театра.

ДЫДЗИНСКОМУ я решил поручить утренние дежурства, СМИРНОВУ — вечерние; ШИШОВ должен был присутствовать утром в период сбора членов съезда на утреннее заседание, в момент смены дежурств днем и вечером, в период окончания вечернего заседания и иметь при себе 3-ю бомбу. В промежутках между своими дежурствами он должен был информировать меня о результатах разведки.

Свой план я передал ПРЕДТЕЧЕНСКОМУ для сообщения РАМЗИНУ; числа 10 июня я лично ездил к РАМЗИНУ на его квартиру в Теплотехнический Институт и получил от него дополнительно два револьвера той же системы браунинг. С каждым револьвером, как ранее[,] так и во второй <раз,> полученном мною[,] я получил по одной запасной обойме. К РАМЗИНУ я ездил трамваем, а вернулся в Юшков пер. на рамзинской машине с шофером САВЕЛЬЕВЫМ. Револьверы РАМЗИН доставал —  один из ящика письменного стола, другой из тумбочки мягкого дивана в его личном кабинете в его квартире в Теплотехническом Институте.

РАМЗИН одобрил сообщенный мною ему план действия по совершению терактов и сообщил, что лично на днях уезжает за границу, на меня это произвело впечатление желания отсутствовать в Москве в момент совершения им же нам преподанного решения по совершению террактов, что я ему и выразил в резкой форме[,] тем более, что отсутствовал из Москвы и ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ; на это РАМЗИН заявил мне, что его поездка решена окончательно, согласована им с центральным комитетом Промпартии, что с ним едет и ОСАДЧИЙ, что поездка имеет в виду закрепление заграничных связей, а что ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ расположил свой отпуск таким образом, что к началу съезда будет в Москве и будет поддерживать связь с Центральным комитетом в лице ЛАРИЧЕВА.

На другой день после разговора с РАМЗИНЫМ я собрал в своем кабинете свою группу в составе СМИРНОВА С. М„ ДЫДЗИНСКОГО О. И., БУЛАШЕВИЧА А. Ф., ПРАСОЛОВА М. Н. и ШИШОВА В. Ф. под видом необходимости обсудить ряд технических и организационных вопросов по отделу и при запертой двери сообщил им о намеченных террактах и намеченном плане и распределении ролей между ними. При этом я заявил, что никаких отказов от поручаемой роли каждому в совершении терракта против Сталина быть не может и что по постановлению центрального комитета Промпартии против каждого отказавшегося будет применен акт физического устранения, причем для этого будет использована одна из других групп; при этом я сказал, что эта роль поручена группе ДАВИДОВА.

Наблюдение за т. СТАЛИНЫМ я предложил начать с 26 июня, т. е. с кануна съезда партии. Отпуская членов моей группы[,] я потребовал от каждого выражения словесного согласия, каковое и получил.

Вечером 25-го июня я передал отдельно каждому из 5 членов моей группы, вызывая их к себе в кабинет через некоторые промежутки времени: СМИРНОВУ — бомбу и револьвер, ДЫДЗИНСКОМУ — бомбу и револьвер, ШИШОВУ — бомбу и револьвер, БУЛАШЕВИЧУ — револьвер и ПРАСОЛОВУ — револьвер, объяснив каждому способ обращения с бомбой. 6-й револьвер я оставил для себя в запертом ящике письменного стола.

Посты наблюдения были установлены с утра 26-го июня и в течение первых дней съезда я получал сведения или от ПРАСОЛОВА, который с моего ведома, с первого же дня наблюдения поменялся ролью с ШИШОВЫМ или непосредственно от СМИРНОВА и ДЫДЗИНСКОГО.

СМИРНОВ, как правило, вел дежурство вместе с БУЛАШЕВИЧЕМ, ДЫДЗИНСКИЙ с ШИШОВЫМ, ПРАСОЛОВ в наиболее серьезные моменты возможности встречи со Сталиным присутствовал с каждой из поддержки. Я лично заходил обычно и проверял посты в дневное время, имея в виду общее распоряжение центрального комитета П. П. не подвергать себя по возможности персональному риску.

Из сообщений членов моей тергруппы мне известно следующее: СМИРНОВ видел Сталина, вышедшего вдвоем с т. МОЛОТОВЫМ в первый день съезда у здания ЦК ВКП(б) днем. Сталин и Молотов быстро уехали на машине по направлению к центру и СМИРНОВ не успел совершить, по его словам, теракта. На второй день съезда СМИРНОВ и ДЫДЗИНСКИЙ дежурили у Большого театра; с ними в это время присутствовали остальные три члена группы — БУЛАШЕВИЧ, ШИШОВ и ПРАСОЛОВ. СМИРНОВ и БУЛАШЕВИЧ после окончания дневного заседания съезда увидели т. Сталина, направляющегося пешком в группе лиц, среди коих СМИРНОВ узнал т.т. ОРДЖОНИКИДЗЕ и МОЛОТОВА, от выхода из подъезда Большого театра к пл. Свердлова. СМИРНОВ и на этот раз теракта не совершил и вечером в моем служебном кабинете сообщил мне, что видел т. Сталина, но не решился совершить теракт; я в резкой форме предложил повторить попытку, припомнив ему угрозу его личного уничтожения; СМИРНОВ категорически отказался продолжать наблюдение в целях совершения теракта; я отобрал у него бомбу и револьвер и сказал, что передам об его отказе ПРЕДТЕЧЕНСКОМУ, что и сделал; ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ предложил мне заменить его ШИШОВЫМ, что я и сделал, предложив ШИШОВУ нести наблюдение для совершения теракта вместо СМИРНОВА.

По словам ДЫДЗИНСКОГО[,] он видел лично Сталина всего один раз при выходе из здания ЦК ВКП(б) и не мог совершить теракт, т. к. в это время находился на значительном расстоянии от подъезда и сообщил мне лишь тип и №№ машины, на которой т. Сталин уехал с неизвестным ему ДЫДЗИНСКОМУ человеком.

ШИШОВ сообщил мне, что также всего один раз видел Сталина в большой группе лиц, вследствие чего не решился бросить бомбу, поскольку в этом случае терракт мог распространиться на лиц, в отношении коих центральный комитет Промпартии своего решения не выносил.

Полагаю, что сведения[,] сообщающиеся мне членам тергруппы, не соответствовали действительности, и они имели целый ряд вполне подходящих для совершения теракта моментов, но не решались бросить бомбу. Наблюдения в целях совершения терактов продолжались в течение первых пяти или шести дней съезда, когда ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ сообщил мне полученное им через ЛАРИЧЕВА постановление об отмене терактов по следующим мотивам: к этому времени уже вполне выяснилось полное торжество и закрепление съездом генеральной линии партии и след[овательно] позиции т. Сталина, вопреки уверенности ЦК Промпартии в обратном[,] и совершение терактов в этих условиях было признано ЦК Промпартии нецелесообразным, как могущее вызвать только ярость масс, усилить разгром Промпартии и тяжесть репрессий по отношению к ея членам, а одно ослабление рядов ВКП(б) устранением т. Сталина не сможет обеспечить переворота, в виду неподготовленности других более радикальных мер, гл[авным] обр[азом] интервенции.

ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ, сообщив мне об отмене терактов, предложил вернуть оружие, бомбы и револьверы.

Последние были мной отобраны у всех членов моей тергруппы[,] и запаковав 6 револьверов и 3 бомбы частью в прежний упаковочный ящик, частью в другой меньшего размера, я их передал ПРЕДТЕЧЕНСКОМУ, который на машине отвез их при возвращении, после службы на квартиру в Теплотехнический институт. На мой вопрос, как предполагается поступить с бомбами[,] ПРЕДТЕЧЕНСКИЙ мне сказал, что бомбы по всей вероятности будут разоружены, вследствие своей ненадежности и непригодности для длительного хранения.

Настоящие показания написаны мною лично.

ЕВРЕИНОВ

17/Х-30 г.

ДОПРОСИЛ — Нач. 3 отделения СООГПУ СЛАВАТИНСКИЙ.

Д. 354. Л. 104-111. Заверенная машинописная копия того времени. На Л. 104 вверху штамп с вписанными от руки датой «21.X.1930 г.» и данными о количестве размноженных экземпляров текста (50 экз.), подпись-автограф Хряпкиной. Здесь же штамп о рассылке документа (номер и дата отсутствуют).

ЦА ФСБ РФ. Ф. Р-42280. Т. 2. Л. 193-194 об., 197-197 об., 229-234. В следственном деле представлены подлинные записи двух протоколов допросов и собственные показания Е. Ф. Евреинова, датированные одним днем, 17 октября. Вначале в деле присутствует подлинный протокол допроса, написанный Славатинским (Л. 193-194 об.). Внизу каждого листа заверительная подпись-автограф Е. Ф. Евреинова. На Л. 194 об. рукой Евреинова написано «С моих слов записано и прочитано. Евреинов». Далее в следственном деле содержится протокол допроса Е. Ф. Евреинова от 17 октября в продолжение проведенного ранее (Л. 197-197 об.). Допрос вели Славатинский и Радзивиловский. Запись вел Радзивиловский. Протокол начинался фразой: «В дополнение к моим показаниям от сего числа показываю...» На Л. 197 об. рукой Евреинова написано: «Записано с моих слов и мной прочитано». На Л. 229-234 — показания, написанные Евреиновым собственноручно. На Л. 234 фраза «Настоящие показания написаны мною лично. 17/Х-30 г. Евреинов» написана рукой Евреинова. Ниже «Допросил: нач. 3-го отделения СООГПУ Славатинский».