Показания В. А. Ларичева о связях «Промпартии» «с иностранными военными кругами и Торгпромом» и подготовке интервенции. 16 октября 1930 г.
16 октября 1930 г.
[Строго секретно]
ПРОТОКОЛ ПОКАЗАНИЙ
ЛАРИЧЕВА Виктора Алексеевича от 16/Х-1930 года.
Допрошенный нач. секретного отдела ОГПУ АГРАНОВЫМ и пом. нач. 3 отделения СО ОГПУ РАДЗИВИЛОВСКИМ — я показал следующее:
О подготовке интервенции против СССР. Промышленная партия[,] объединившая все вредительские и контр-революционные организации Инженерно-Технического центра, с самого начала своей деятельности видела в интервенции главную реальную силу, могущую привести к свержению советской власти. Это положение полностью разделялось и идейным вдохновителем и руководителем Промышленной партии — Торгово-Промышленным комитетом в Париже (так наз. Торгпромом), являвшимся объединением бывш. собственников царской России.
Первые общие указания о необходимости подготовки к интервенции были получены от Торгпрома еще в конце 1925 г. руководителями и организаторами инженерно-технического центра — ПАЛЬЧИНСКИМ и ХРЕННИКОВЫМ. Такого же порядка указания получались и от английской миссии в Москве, связь с которой ПАЛЬЧИНСКИЙ и ХРЕННИКОВ вели через сотрудника миссии ЧАРНО[К]. В начале 1926 г. видным членом Инж[енерно]-Техн[ического] центра СТРИЖОВЫМ было получено, через секретаря английской миссии в Москве — УАЙТОМ, специальное задание от английского военного штаба. Задание это заключалось в том, чтобы, используя решение советского правительства о постройке нефтепроводов на Туапсе и Батум, путем углубления портов и соответствующего им технического оборудования, подготовить их как базы для интервенции и высадки здесь иностранных войск.
В конце 1927 г. во время пребывания в Париже проф. РАМЗИНА — одного из деятельнейших членов Инж[енерно]-Техн[ического] центра и позднее председателя ЦК Промышленной партии — им были получены более определенные указания от Торгпрома и французского военного штаба о необходимости форсирования мероприятий, проводимых вредительскими организациями, по подготовке к интервенции, общая схема проведения интервенции и возможные срывы ее осуществления. При чем, первоначально этот срок намечался на 1928 г. Одновременно с этим проф. РАМЗИНЫМ была установлена связь с французским посольством в Москве для ведения переговоров и сношений с заграничными кругами, так как старые связи через английскую миссию в Москве, ввиду прекращения дипломатических сношений с Англией прекратились.
Свои связи с французским посольством РАМЗИН постепенно распространил и среди видных членов промышленной партии, составлявших ее ЦК, в первую очередь он связал ХРЕННИКОВА. Затем весной в 1928 г. РАМЗИН познакомил меня с сотрудником французского посольства в Москве КЮФЕРОМ. Свидание это было на квартире РАМЗИНА в его кабинете ок[оло] 11 час. вечера. По его указаниям, с КЮФЕРОМ я должен был поддерживать связь для получения переписки и денег от Торгпрома, а также для обратной передачи, посылаемых Промышленной Партией заграницу, сведений и ответов по отдельным запросам французского посольства. Деньги и переписка доставлялись ко мне или РАМЗИНУ на квартиру лично КЮФЕРОМ. Ко мне он заходил вечером от 11-12 ч. Чтобы увеличить круг лиц, через которых могли итти сношения французского посольства и не возбуждать подозрений частыми посещениями одного лица — я познакомил с КЮФЕРОМ КАЛИННИКОВА (члена ЦК Промышленной партии), свидание это было в конце 1928 г. во время одного из посещений моей квартиры КЮФЕРОМ.
Еще ранее КАЛИННИКОВ установил связь с секретарем французского посольства в Москве — РЕНЬО, которого я встретил однажды (осенью 1928 г.) у него на квартире. Через РЕНЬО КАЛИННИКОВ должен был передавать дополнительные сведения французскому посольству, в частности о мероприятиях по подготовке и проведению экономической блокады, как одного из важнейших орудий, направленных против СССР. Через РЕНЬО же КАЛИННИКОВ должен был установить связь с польским посольством в Москве.
В сентябре-октябре 1928 г. РАМЗИН и я были командированы на мировую энергетическую конференцию в Лондоне. Этой командировкой мы воспользовались, чтобы на обратном пути побывать в Париже и переговорить с нашей руководящей организацией — Торгпромом. По приезде в Париж, 8 октября 1928 г., после телефонных переговоров РАМЗИНА, председатель объединения бывших собственников Торгпрома ДЕНИСОВ пригласил нас приехать к нему для переговоров. По приезде к нему, у него в кабинете состоялось совещание, на котором кроме Денисова присутствовали — РЯБУШИНСКИЙ, НОБЕЛЬ, ГУКАСОВ, СТАРИНКЕВИЧ. РАМЗИН сделал доклад о работе нашей организации и об общих мероприятиях вредительской деятельности, проводившейся в Союзе, и дал оценку насколько они соответствуют директивам Торгпрома и задачам подготовки к интервенции. Особенно много внимания уделялось событиям, нарушившим деятельность промышленной партии — раскрытию вредительской деятельности в Донбассе и Шахтинскому процессу, а также провалу транспортной вредительской организации. Эти вопросы сильно интересовали представителей Торгпрома (ДЕНИСОВА, РЯБУШИНСКОГО и др.), как осложняли дальнейшую нашу работу и цельность проводимых мероприятий по подготовке общего кризиса в стране. ДЕНИСОВЫМ был сделан упор на то, чтобы теперь обратить внимание на металлопромышленность, добиваясь здесь резких диспропорций и ослабляя эффект производимых капиталовложений. НОБЕЛЕМ и ГУКАСОВЫМ мне был задан ряд вопросов о положении нефтяной промышленности, о прочности нефтяной вредительской организации, а также о проведении вредительских мероприятий по задержке нового строительства и сокращения экспорта. Они указали, что общие директивы в отношении работы в нефтяной промышленности ими даны СТРИЖОВУ при его пребывании в Париже. В отношении общего положения Торгпрома и нашей организации ДЕНИСОВ нам указал, что, несмотря на провал отдельных вредительских организаций, работу нашу необходимо, во что бы то ни стало, продолжать и сохранить организацию Промышленной партии. ДЕНИСОВ особенно подчеркивал, что Торгпром имеет определенную и твердую поддержку со стороны французского и английского правительств, и что вопрос об интервенции, хотя отложенной с 1928 г. в силу ряда соображений на 1930 г., ни в коем случае не снимается, а наоборот, — к интервенции идет деятельная подготовка за границей и следовательно особенно важной является работа Промышленной партии внутри Союза.
На следующий день РАМЗИН имел свидание с председателем] Торгпрома ДЕНИСОВЫМ, белоэмигрантским генералом ЛУКОМСКИМ и представителем французского штаба Ж[У]АНВИЛЬ (фамилию эту назвал мне РАМЗИН). На этом совещании РАМЗИНЫМ были получены определенные указания и подтверждения о сроках намечаемой интервенции (т. е. на лето 1930 г.) о методах подготовки к ней, а также сообщение о формировании экспедиционного корпуса во главе с генералом ЛУКОМСКИМ. Вечером этого же дня у РАМЗИНА должна была состояться встреча с полковником французского штаба РИШАР; на это свидание он пригласил и меня. Состоялось оно у него на квартире. Так как я французского языка, на котором шли разговоры, не знал, то могу сообщить, со слов РАМЗИНА, что речь шла о подготовке Польши и Румынии к выступлению и что французский штаб принимает в этом направлении энергичные шаги. С своей стороны РИШАР интересовался как общим направлением нашей работы, так особенно деталями нового строительства, могущего иметь оборонное значение, а также положением военной и химической промышленности.
Во время нашего пребывания в Лондоне, т. е. в сентябре 1928 г. РАМЗИНЫМ была организована встреча (в отеле «Савой») с известным полковником ЛОУРЕНСОМ. При этом свидании был и я. Разговор шел вокруг общего отношения английских военных кругов к интервенции. Эту идею полковник ЛОУРЕНС всячески подчеркивал и уверял, что английские военные круги также относятся вполне положительно к общему участию в интервенции против СССР, и что ими разрабатываются определенные мероприятия и кроме того принимаются серьезные шаги для парализации ведущейся со стороны СССР пропаганды и влияния на Востоке и в Китае. Деталей этой работы он не сообщал.
Перед поездкой в Лондон ко мне обратился СТРИЖОВ с предложением установить связь с представителем английского военного штаба ПАТРИКОМ, по вопросам, которые были поручены СТРИЖОВУ в отношении подготовки для интервенции морских баз в Туапсе и Батуме[,] и сообщить ему положение дел. Зная плохо английский язык и будучи первый раз в Лондоне, я обратился за помощью <в> организации этой встречи к работавшему в Лондоне в Аркосе бывш. крупному нефтяному работнику А. И. МАНЧО, который снесся с ПАТРИКОМ и устроил мне с ним свидание в одном из ресторанов, где-то на Сахо. При нашем свидании ПАТРИК, кроме сведений о положении в Туапсе и Батуме просил устроить ему вообще связь с нашей организацией через работавших в СССР английских инженеров. За указаниями я обратился к РАМЗИ НУ, который предложил мне использовать для этих целей инженера АЙЗЕНШТАДТА, представителя фирмы «Бабкок и Вилькокс». По возвращении в Москву, я познакомился с ним через посредство работавшего в МОГЭСе инженера САВЕЛОВА, во время посещения 1-й электрической] ст[анции] МОГЭСа, где шла установка новых котлов Бабкока. Об установлении связи с ПАТРИКОМ я сообщил СТРИЖОВУ для возможности облегчить его сношения с Англией. Кроме того[,] для установления связи Промышленной партии с английскими военными кругами я познакомил инженера АЙЗЕНШТАДТА с КАЛИННИКОВЫМ, устроив свидание весной 1929 г. в Петровском парке.
В конце 1929 г. РАМЗИНУ удалось видеться с французским послом ЭРБЕТОМ (где он мне указал), который лично ему указал на необходимость получения французским штабом более детальных сведений о состоянии Красной армии, а в нашей работе приступить к организации военного штаба Промпартии.
Таковы известные мне связи Промпартии с иностранными военными кругами и Торгпромом.
О самом плане интервенции мне известно следующее:
Путем систематических мероприятий, проводимых Промпартией через вредительские организации по различным отраслям народного хозяйства должен быть подготовлен общий кризис внутри страны, в особенности по линии расстройства транспорта, металлоснабжения и топливоснабжения. Одновременно должны быть проведены мероприятия по ослаблению снабжения Красной армии военной промышленностью. Одним из важнейших стимулов должны быть затруднения в продовольственном снабжении и еще большее его расстройство в период военных действий и неудовлетворительной работы транспорта.
Подготовка общего кризиса в стране должна была служить моментом благоприятным для открытого выступления интервентов.
Руководящая роль в организации интервенции принадлежит Франции, проводившей свои планы подготовки при активном участии английского правительства. При этом в деятельности последнего имелось в виду проведение определенных мероприятий, диктуемых группой ДЕТЕРДИНГА (захват Баку и Грозного).
Осуществление интервенции должно быть проведено выступлением Польши, при участии других держав — Румынии и Прибалтийских стран. Поэтому для организации антисоветского блока среди этих держав было направлено главное внимание Франции и Англии. Организацию военных сил Польши и Румынии проводил французский штаб, как пут[ем] инструктажа, так и материального и технического снабжения, особенно по линии воздушного флота. С своей стороны английским правительством велась подготовка морских баз: на Черном море — в Констанце и на Балтийском — в Данциге и Ревеле и принимались меры по подготовке высадки дессантов в наших черноморских портах — Туапсе и Батуме, для захвата Сев[ерного] Кавказа и Закавказья.
По возвращении РАМЗИНА из Парижа, в конце 1927 года, были получены более точные указания относительно подготовляемых мероприятий заграницей. Разрыв дипломатических сношений с Англией должен был послужить к ускорению образования антисоветского блока Прибалтийских держав и подчинению их общему руководству французского штаба в организации их военных сил. Особое значение в этот момент придавалось вовлечению Германии в антисоветскую ориентацию (под давлением Франции и Англии), путем соответствующих уступок со стороны бывших союзников. Этим самым должны быть развязаны руки Польше и обеспечена возможность быстрого ее военного снабжения из Франции — через Германию — во время военных действий. Торгпромом и французским штабом были предприняты меры к организации белогвардейских кругов за границей. По предположениям французского штаба события могли развернуться довольно быстро и осуществление плана интервенции могло бы быть в 1928 г.
По сообщениям СТРИЖОВА, во время выступления Польши, т. е. начала общего выступления интервентов, английским штабом организуется захват Черноморских кавказских портов, как базы для высадки колониальных или других войск и их быстрого распространения и овладения Сев[ерным] Кавказом и Закавказьем и основными нефтяными р[айона]ми.
В соответствии с этим планом должна быть направлена вредительская деятельность внутри страны — особенно по линии дезорганизации транспорта, металла и топлива.
В 1928 г. от Торгпрома были получены указания, что срок интервенции отодвигается и по[-]видимому должен быть отодвинут на 1930 г. Во время нашего с РАМЗИНЫМ пребывания в Париже и посещения Торгпрома мне стало известно, что сложность политической обстановки заграницей, главным образом, двойственная политика Германии, торговавшейся с об[е]ими сторонами за свою ориентацию, а также позиция, занятая Литвой в отношении Польши, делала несвоевременным открытое выступление против Советского Союза. Но несмотря на это представитель французского штаба — ЖАНВИЛЬ и ДЕНИСОВ при личном их свидании с РАМЗИНЫМ заверяли, что позиция французского правительства относительно поддержки интервенции останется неизменной и французским штабом энергично ведутся работы по усилению военной мощи Польши и Румынии и производится формирование и подготовка экспедиционного корпуса белогвардейских эмигрантских сил. Руководство этой работой осуществляется также французским штабом (комиссией под председ[ательством] ЖАНЕН) и имеются соответствующие материальные и финансовые средства, получаемые в значительной мере от французского военного министерства. Возглавление экспедиционного корпуса поручается генералу ЛУКОМСКОМУ.
По вопросу о подготовке к интервенции внутри страны, которая чрезвычайно осложнялась раскрытием вредительских организаций в Донбассе и на транспорте, мы получили указания, что необходимо усилить работу в другом направлении в отношении металлопромышленности и обострения кризиса и срыва дальнейшего строительства с этой стороны. Упор же вредительской деятельности на создание общего кризисного состояния страны должен быть сделан при составлении пятилетки.
Годом наибольшего кризиса должен быть 1930 г., благодаря диспропорции в развитии отдельных отраслей, особенно металла и неоконченности большинства начинаемых строительством новых крупных предприятий. Такая директива о подготовке интервенции к 1930 году была нами дана различным членам промышленной партии и составила главный момент политической борьбы при составлении пятилетки.
Возникший летом 1929 г. конфликт на Китайско-Восточной дороге, как я узнал от РАМЗИНА и КАЛИННИКОВА, явился диверсионным шагом французского и английского штаба; с одной стороны, выявить наши мобилизационные способности и боеспособность Красной армии, с другой стороны[,] выяснить отношение широких кругов населения к вопросу о возможности войны и о степени прочности советской власти и ее влияния на рабочую и крестьянскую массу в моменты внутренних и внешних затруднений.
Неудача иностранных военных и дипломатических кругов в этом вопросе в значительной мере объяснялась нами, как результат высокой подготовки нашего военного командования и показала, что Красная армия представляет огромную силу.
Создавшееся положение вызвало еще большее озлобление в иностранных кругах против СССР — но с другой стороны привело к необходимости еще раз вернуться к вопросу о сроках интервенции, отложив намечавшийся срок с 1930 г. по крайней мере на год. Об этом указывалось в письмах Торгпрома и в личных разговорах моих с КЮФЕРОМ и КАЛИННИКОВА с РЕНЬО.
Последовавшее затем свидание РАМЗИНА с ЭРБЕТОМ показало, что французский штаб считает работу промышленной партии по линии технической подготовки к интервенции недостаточной и предлагает расширить ее путем охвата частей Красной армии и организацией соответствующего военного ядра в Промышленной партии. Задачами его должно быть получение и передача иностранным штабам более точных данных о состоянии различных частей Красной армии и, самое главное — вовлечение в работу по подготовке к интервенции военных специалистов, которые активно противодействовали бы ведущейся технической и политической подготовки армии и содействовали бы ее разложению. Без надежной опоры в частях Красной армии в лице контр-революционных организаций и без руководства их деятельностью, наша работа по подготовке к интервенции была явно недостаточна. Таковая была точка зрения РАМЗИНА на положение, которая явилась следствием указаний[,] данных ему лично ЭРБЕТОМ. Этот вопрос им был поставлен перед ЦК Промпартии, как очередная важнейшая работа по подготовке к интервенции. Самый же срок интервенции, насколько мне было известно до моего ареста, отодвигался на 1931 год.
Общий же план выступления интервентов в общем не менялся. По[-] прежнему французским штабом указывалось, что инициатива выступления будет за Польшей и Румынией. Как на возможность такого выступления указывалось, что Польша путем открытого захвата Литвы, продолжавшей свою советскую ориентацию, создаст международный конфликт, в который должен бы[ть] вовлечен и СССР и приведет к вооруженному столкновению Союза, как с Польшей, так и с Румынией, связанной с ней военным договором.
Записано под мою диктовку и мною прочитано.
ЛАРИЧЕВ.
ДОПРОСИЛИ — НАЧ. СООГПУ АГРАНОВ
НАЧ. 3 ОТДЕЛЕНИЯ СООГПУ: СЛАВАТИНСКИЙ.
Д. 354. Л. 43-52. Заверенная машинописная копия того времени. В начале протокола допроса (Л. 43) в качестве второго следователя назван помощник начальника 3 отдела СО ОГПУ Радзивиловский. На Л. 43 вверху — штамп с вписанными от руки данными о распечатке (50 экз.) текста и датой «19.Х.1930 г.», подпись-автограф Хряпкиной. Рядом штамп о рассылке документа (номер и дата отсутствуют).
Показания В. А. Ларичева были направлены «для сведения» членам и кандидатам в члены Политбюро ЦК В КП (б) и членам Президиума ЦКК ВКП(б) 19 октября 1930 г. наряду с копиями протоколов допросов Евреинова от 1.Х.30 г. («о террористической организации промпартии»); Рамзина, Калинникова, Чарновского, Предтеченского, Соловьева, Мюллера, Кирпотенко от 16 и 17X30 г. — «по вопросу об интервенции». (Копия сопроводительного письма на Л. 1; см. легенду к док. № 354-1 «Показания Е. Ф. Евреинова [...]».,)