Справка прокурора отдела Главной военной прокуратуры С.Г. Батурина по архивному следственному делу № 612340 на бывшего заместителя начальника УНКВД СССР по Ленинградской области И.В. Запорожца. 27 сентября 1963 г.
27 сентября 1963 г.
ЗАПОРОЖЕЦ И.В. был арестован 1-го мая 1937 года по распоряжению Ежова. Мотивы ареста в справке, составленной 25 июня того же года вместо ордера на арест, не указываются.
В заявлении на имя Ежова от 4 июня 1937 года Запорожец признал, что являлся участником антисоветского заговора в органах НКВД, в который был вовлечен Ягодой, что, добившись его назначения в Ленинград, Ягода требовал от него всячески дискредитировать Медведя с тем, чтобы добиться отзыва Медведя из Ленинграда, что по заданиям Ягоды им через начальника оперода Ленинградского УНКВД была подготовлена обстановка для убийства С.М. Кирова и потому он несет за это убийство ответственность.
На допросе у начальника отдела ГУГБ НКВД СССР Николаева и его помощника Евгеньева 16 июня 1937 года Запорожец подтвердил, что являлся участником антисоветского заговора в органах НКВД и по указанию Ягоды активно способствовал убийству С.М. Кирова.
Как показал Запорожец на этом допросе, вернувшись из австрийского плена, он летом 1918 года в г. Херсоне примкнул к левым эсерам, выступавшим против советской власти на Украине. Весной 1919 года участвовал в контрреволюционном мятеже атамана Григорьева. Боролся в подполье против Деникина. В мае 1920 года при слиянии партии левых эсеров с компартией Украины вступил в КП(б)У и до января 1935 года являлся ее членом. На работу в ВЧК перешел весной 1921 года, был на нелегальной работе за границей (Польша, Австрия, Чехословакия), работал по линии Наркоминдела в советских полпредствах в Берлине и Вене. С 1926 года стал работать в центральном аппарате ОГПУ, вначале пом. начальника иностранного отдела, а с 1927 года последовательно помощником, заместителем и начальником информационного отдела. После слияния информотдела с секретно-политическим отделом был назначен заместителем к начальнику СПО Агранову. Когда же начальником СПО стал Молчанов, он с ним не сработался и в конце октября 1931 года был переведен в Ленинград заместителем к Медведю.
С момента перехода в иностранный отдел началось его сближение с Ягодой, которого он систематически информировал о работе и обстановке в ИНО. Их сближению способствовало то обстоятельство, что Ягода, скрывая его связи с белогвардейцами, продвигал его по службе.
Перед отъездом в Ленинград он имел беседу с Ягодой, во время которой Ягода сказал, что ему с Ленинградом «не везет», что Медведь подпал под влияние Кирова, интригует против него, и все его попытки снять Медведя наталкиваются на большое сопротивление Кирова. По словам Ягоды, Медведь разложился, но он с ним ничего сделать не может — «пришелся по душе Кирову». Ягода выразил уверенность, что он, Запорожец, поможет ему «прибрать в Ленинграде все к рукам» и добиться снятия Медведя, который мешает ему проводить в Ленинграде в жизнь планы, имеющие крупнейшее значение. Ягода предложил ему контролировать выполнение Медведем его директив и выяснить, не согласовывает ли он выполнение директив с Кировым, изучить личную жизнь Медведя и проверить, не тратит ли Медведь на себя и нужды партийных и советских руководителей валюту и выделяемые ПП ОГПУ денежные суммы. Ягода обязал его особо внимательно следить за оперативной работой Медведя и найти в ней данные для его политической компрометации, прибрать к рукам руководство оперативной работой, всячески оттирать Медведя и завоевывать авторитет у руководителей Ленинграда, внимательно изучить работников ПП ОГПУ и наиболее подходящих приблизить к себе.
По прибытии в Ленинград Медведь поручил ему руководить Особым отделом, СПО, ЛДТО, УСО, делами Тройки. Он стал осторожно проводить в жизнь указания Ягоды. С помощью Ягоды ему удалось успешно выполнить ряд поручений обкома (обеспечение Ленинграда дровами в 1932 г., отгрузка для Ленинграда овощей с Украины), завоевать авторитет и добиться избрания в обком и Президиум ОбКК. Изучая аппарат Ленинградского ПП ОГПУ, он убедился, что часть аппарата (Лампэ, Губин, Красношеев, братья Хвиюзовы, сам Медведь) пьянствует, развратничает и ведет широкий образ жизни. На многих из них имелись компрометирующие материалы, как, например, на Губина, который, в бытность его начальником АХУ, совершил должностные преступления. Такая обстановка позволила ему сколотить вокруг себя группу «своих людей» (Губин, Лобов, Горин, Линов, Белоусенко, братья Хвиюзовы), которых он сумел оторвать от Медведя и в дальнейшем резко противопоставил ему. Все это обострило отношения между ним и Медведем, и по существу у них была открытая вражда.
Охрана тов. Кирова была поставлена безобразно. Киров жил в общем неохраняемом доме, в Смольном пользовался общим входом, по Ленинграду передвигался без охраны, в его приемной в Смольном сидел один Борисов, вход в Смольный был свободным.
При поездке по железной дороге тов. Киров занимал в общем спальном вагоне только одно купе. В Ленинграде и Москве вопросами охраны тов. Кирова никто серьезно не занимался. Даже после того, как в 1932 году за подготовку теракта против тов. Кирова в Ленинграде была осуждена группа студентов, Чудов, оставаясь за уехавшего Кирова, отнесся к этому безразлично, а Медведь, возвратясь из отпуска, увеличил лишь число вахтеров у входа в Смольный и безуспешно просил тов. Кирова перейти в другой кабинет.
При поездке Сталина и Ворошилова в августе 1933 года на Беломорканал Ягода опасался, что Сталин обратит внимание на безобразную постановку охраны Кирова. Свои опасения Ягода связывал еще и с тем, что за поездку Кирова на автомашине в Москву без охраны он якобы имел большие неприятности в ЦК и был вынужден объявить выговор начальнику оперода НКВД СССР Паукеру и начальнику Ленинградского оперода Губину, только что назначенному тогда на эту должность с хозяйственной работы (начальник АХУ, с оперативной работой не знаком) по его, Запорожцу, настоянию.
С Беломорканала Ягода возвратился раздраженным и на его вопрос о причине такого состояния ответил: «По указанию Сталина придется строить еще один канал, а уже отстроенный углублять ... его, Ягоды, усилия по строительству канала, как видно, никем не будут оценены... Сталин думает, что канал строил Киров, а не он, Ягода... все объяснения по основным сооружениям канала давал Киров, и получилось, что Киров лучше знает канал, чем он, Ягода».
Ягода очень хотел, чтобы канал был назван его именем и давал на этот счет указания ему и Фирину. Когда же он сообщил, что его и Фирина усилия в Карельском обкоме не дали желаемого результата, Ягода рассвирепел: он со злобой отзывался не только о Кирове, но и других руководителях партии и правительства (Ворошилов, Каганович), высказал мысль о насильственном устранении руководства советским государством и назвал ряд лиц из числа работников ОГПУ, на которых он может опереться в достижении этой цели (Прокофьев, Молчанов, Миронов, Гай, Паукер и др.).
Во время этой беседы Ягода интересовался состоянием охраны Кирова, и он ему сообщил, что охраны по существу никакой нет, что Паукер, несмотря на обращение к нему Медведя, никакой помощи им в этом не оказывает. Ягода на это заметил, что пусть вопросами охраны занимается только Медведь, а потом, пристально посмотрев в его сторону, сказал: «Это нужно для того, что если когда-нибудь в Ленинграде и будет совершен теракт, то Вы, Запорожец, будете в стороне». Ягода посоветовал ему сойтись ближе с Чудовым, который, по его словам, является хорошим и покладистым человеком.
К участию в заговоре в органах НКВД им был привлечен Губин, сильно скомпрометированный по работе в АХУ. Губин же, как он ему сообщал, завербовал братьев Хвиюзовых, замешанных с ним в преступных делах по АХУ, Котомина, разложившегося и спившегося человека, имевшего крупные растраты во время работы в гараже, скрытые Губиным, а также Малия, Максимова и Виноградова. Еще во время работы в информационном отделе он располагал компрометирующими материалами на Лобова, но привлечь его к заговору не успел.
Летом 1934 года Ягода срочно вызвал его в Москву, сообщил, что троцкисты, зиновьевцы и правые приняли решение совершить теракт над Кировым, и приказал принять все меры к его обеспечению, в частности, следить, чтобы никакие материалы о готовящемся убийстве Кирова не попали в оперативный аппарат. Возвратившись в Ленинград, он приказал Губину по всем вопросам охраны и о всех происшествиях, связанных с охраной Кирова, немедленно докладывать ему. Из докладов Губина он видел, что обстановка для теракта над Кировым вполне обеспечена.
15 октября 1934 года, когда он болел и находился дома, Губин сообщил ему по телефону, что «около Смольного у автомобиля Кирова задержан некто Николаев Леонид, у которого в портфеле найден заряженный револьвер и какой-то план с отметками». Об этом он сразу же сообщил по «ВЧ» Ягоде, который предложил немедленно освободить Николаева и скрыть следы его задержания, сказав при этом: «Вы задержали как раз того, кого ни в коем случае задерживать нельзя было, это очень важный человек, о чем я Вам говорил в Москве». Одновременно Ягода посоветовал ему под любым предлогом уйти на время от работы. Спустя некоторое время с разрешения Ягоды он уехал в Сочи лечить больную ногу и там из правительственного сообщения и телеграммы Медведя узнал об убийстве Кирова. После этого срочно выехал из Сочи и получил от Ягоды указание немедленно сдать дела и прибыть в Москву, что им и было выполнено. Спустя два дня в Москву приехали Медведь, Фомин и др. сотрудники. Все они получили указание — сидеть и ждать вызова. Через несколько дней его вызвал Буланов и предложил сдать оружие, после чего он был арестован.
До ареста имел короткую беседу с Ягодой, который сказал, что «Центральный Комитет взял под подозрение все и всех», связанных с убийством Кирова, и, очевидно, будет решен вопрос об аресте Медведя, а меня — Запорожца и других сотрудников Ленинградского ПП и судьба всех арестованных будет зависеть от его, Запорожца, поведения, обещал принять все меры к тому, чтобы вывести его из этого дела.
До суда к нему в камеру пять-шесть раз приходил секретарь Ягоды Буланов и от имени Ягоды передавал ему сожаление, что не могли его выручить, советовал в суде ссылаться на свою болезнь и все валить на Медведя, уверял, что их всех <на> ждут два-три года лагеря, и говорил, что будут приняты меры к облегчению их положения в ИТЛ. Примерно то же ему говорил во время допроса и заместитель Ягоды — Прокофьев.
После суда к нему в камеру вновь пришел Буланов и стал упрекать его за то, что во время суда он не сумел все свалить на Медведя, сказал, что Ягода сердит на него за это, и сообщил, что его, Запорожца, направят в Ухта-Печерский лагерь и назначат заместителем начальника лагеря. Через два дня он был вызван к Ягоде, где встретился с Медведевым, Фоминым и Берзиным. Как сказал им Ягода, ЦК рекомендовал ему отправить нас на Колыму к Берзину, который знает нас и не обидит. Потом, обращаясь к нему, Ягода сказал, что с больной ногой Запорожцу будет трудно на Колыме и его можно будет отправить в другое место. Однако одному ехать в Ухту ему не хотелось, и он попросил Ягоду направить его вместе со всеми на Колыму. Ягода его просьбу удовлетворил, и через два дня их отправили прямо во Владивосток, причем не этапом, а отдельно. Во Владивостоке к нему приехала семья.
Об убийстве Борисова ему стало известно от Губина, когда он встретился с ним в вагоне при следовании на Колыму. Как рассказал Губин, убийство Борисова было организовано им в связи с тем, что Борисов был единственным свидетелем убийства Кирова, знал о плохой охране Кирова, выполнял его, Губина, указания, ослаблявшие охрану, и знал об освобождении Николаева в октябре 1934 года. Губин боялся, что Борисов на допросах разболтает об этом, и он решил еще до того, как стало известно о выезде правительственной комиссии, убрать его. Мыслью о необходимости убийства Борисова он поделился с Хвиюзовым, Малием и Виноградовым, которые ее одобрили. Передавая ему указание о доставке Борисова на допрос к членам Политбюро, начальник оперода центра Паукер приказал любым способом уничтожить Борисова и заявил, что, если это не будет сделано, он его, Губина, сделает трупом. По словам Губина, Малий, выполняя указание об убийстве Борисова, специально сел с шофером в кабину грузовой автомашины и организовал аварию, во время которой автомашина врезалась в стену; высказывал предположение, что Борисова убил Виноградов, так как в кузове автомашины, кроме их двоих, никого не было. Других подробностей убийства Борисова Губин не рассказывал. Он порекомендовал Губину никогда и никому об этом не говорить (л.д. 10—48).
На допросе у тех же лиц 19 июля 1937 года Запорожец давал показания о якобы существовавшей в Ленинграде антисоветской организации правых, об установлении тесной связи с Чудовым, который, как сказал ему Ягода, являлся участником организации правых, об участии в военном заговоре командующего войсками ЛВО Белова, командующего морскими силами РККА Орлова и командующего Северной военной флотилией Закутнева, о принадлежности к организации правых предоблисполкома Струппе, его заместителя, он же предоблплана, Иванова, пред. Ленгорсовета Кадацкого, его заместителя Королева, начальника гортопа Муштакова. Далее Запорожец показал, что незадолго до убийства Кирова из представленного им Чудову списка на арест последний вычеркнул до 10 человек, подозревавшихся в террористической деятельности ярых троцкистов, в том числе Каталынова и Румянцева (л.д. 49—67).
К делу приобщена написанная Запорожцем в Лефортовской тюрьме на имя зам. наркомвнудела Фриновского записка от 22 июля 1937 года о состоянии дел и перспективах развития Дальстроя. В конце записки Запорожец написал, что в делах, за которые он лично привлечен к ответственности, Горин, Белоусенко, Лобов, Янишевский не виновны (л.д. 68—92).
Согласно имеющейся в деле справке 1-го спецотдела НКВД СССР, Запорожец расстрелян в особом порядке 14 августа 1937 года.
В 1958 году по жалобе жены Запорожца — Запорожец В.Д. по делу проводилась дополнительная проверка. Жалоба была оставлена без удовлетворения по мотивам того, что не пересмотрено дело Ленинградских чекистов 1934—35 гг. и дела на участников так наз. заговора в органах НКВД Ягоду, Прокофьева, Буланова, Губина и др.
В материалах проверки имеется справка прокурора отдела Главной военной прокуратуры полковника юстиции Васильева, в которой указывается, что дела на Белова, Орлова, Кодацкого, Струппе и Чудова прекращены в 1955—56 гг. за отсутствием состава преступления.
Справку составил:
ВОЕННЫЙ ПРОКУРОР ОТДЕЛА
ГЛАВНОЙ ВОЕННОЙ ПРОКУРАТУРЫ Батурин
Пометы: «1.1. экз. 28.IX.63»; «(1967 г. т. 41)»; «C4-801».