Пояснения бывшего заместителя начальника УНКВД ЛО Ф.Т. Фомина к закрытому докладу Н.С. Хрущева на XX съезде КПСС, направленные секретарю ЦК КПСС М.А. Суслову. 26 марта 1956 г.

Реквизиты
Направление: 
Тип документа: 
Государство: 
Датировка: 
1956.03.26
Период: 
1956
Метки: 
Источник: 
Эхо выстрела в Смольном. История расследования убийства С.М. Кирова по документам ЦК КПСС
Архив: 
РГАНИ. Ф. 6. Оп.13. Д. 21. Л. 204-221. Подлинник

26 марта 1956 г.

СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС
тов. СУСЛОВУ М.А.

Только ЛИЧНО

Считаю своим долгом дать пояснения к докладу т. ХРУЩЕВА Н.С. на закрытом заседания XX съезда Партии по вопросу «Культ личности и его последствия» об убийстве тов. КИРОВА С.М. в Ленинграде.

1-го декабря 1934 г. в г. Ленинграде совершилось злодейское убийство С.М. КИРОВА, в 17 часов мне по телефону из Смольного [позвонил] третий секретарь Ленинградского обкома партия Ирклис и сообщил, что в Смольном убит КИРОВ. Я, схватив шинель, побежал к своему начальнику Медведю, а в это время и ему по телефону передавал сообщение из Смольного об убийстве С.М. КИРОВА второй секретарь Ленинградского горкома партии Угаров.

Медведь дал мне указание, чтобы я полк войск НКВД, резерв милиции, мобилизовал всех работников НКВД и направил всех для оцепления Смольного и после выполнения чтобы я сам прибыл в Смольный. Выполнив его распоряжение, я через 20 мин. был в Смольном и в коридоре, где кабинет С.М. КИРОВА, была толпа народа (работники ОБКОМА, ГОРКОМА и др.), кричали «дайте нам убийцу, мы его растерзаем» и т.п. Убийца в это время находился в комнате в бессознательном состоянии под охраной нескольких человек сотрудников УНКВД. Я дал распоряжение вызвать санитарную машину из санчасти УНКВД и по прибытии во двор Смольного машины я со своим оперативным секретарем Лисициным и др. работниками (фамилии не помню) взяли убийцу, накрыли шинелью и привезли ко мне в кабинет. Убийца был при полной потере сознания, а из документов, обнаруженных при нем, я узнал, что он член партии, Николаев, бывший работник РКИ и имел пропуск в столовую Смольного. Спустя пять-десять минут мне в кабинет позвонил по ВЧ Ягода и спросил, «как одет убийца, в заграничное или нет», я ему ответил, что убийца Николаев имеет в кармане партбилет, сам он бывший работник РКИ, имел пропуск в столовую Смольного и одет во все советское, спустя некоторое время Ягода еще раз позвонил по ВЧ и спросил опять то же самое, т.е. коверкотовый ли костюм и кепка на убийце заграничная ли. Я опять ему ответил, что Николаев сам ленинградский и одет из Ленинградодежды. Я вызвал начальника санчасти доктора Мамушина, члена партии, и вместе с двумя работниками УНКВД (Лисициным и Лобовым) взяли Николаева, спустили на лифте в санчасть для приведения его в сознание, а я сам взял портфель Николаева с бумагами и стал просматривать; из его бумаг я узнал адреса его семьи, сейчас же выписал ордера на арест жены и матери Николаева, сестры Николаева и мужа ее, дезертировавшего из армии брата Николаева, скрывавшегося на окраине города и при аресте его сотрудниками УНКВД он отстреливался из «браунинга».

Когда я осмотрел револьвер-наган, привезенный мною вместе с Николаевым, то в нагане один патрон был выстреленный — гильза была пустая, а рядом с этой гильзой в нагане был патрон с осечкой, из этого я заключил, что убийца Николаев после выстрела в С.М. КИРОВА произвел выстрел в себя, но получилась осечка, и он упал на пол в бесчувственном состоянии с лицом, покрытым пеной. При аресте матери и жены Николаева были изъяты завещательные письма, где он писал о своей смерти и просил воспитать его ребенка. Эти письма мною переданы утром 2-го декабря 1934 г. вместе с другими документами и самим убийцей Николаевым прибывшему из Москвы зам. Ягоды — Агранову.

Спустя около 3 часов времени после того, как я передал начальнику санчасти доктору Мамушину и работникам убийцу Николаева для приведения в сознание, он был положен на диван в соседнюю с моим кабинетом комнату; поставили охрану из двух человек, чтобы убийца не покончил с собой, так как он пытался разбить себе голову о стенку. Убийца долгое время после приведения в сознание кричал, забалтывался и только к утру стал говорить и кричать «мой выстрел раздался на весь мир», я ему говорил, что за этот выстрел кроме проклятия от народа Вы ничего не будете иметь. На неоднократные вопросы, задаваемые мной и заместителем начальника ОО Янишевским, «кто побудил тебя, Николаев, произвести этот выстрел?» он впадал в истерику и начинал кричать, но ответа никакого не давал. Утром 2-го декабря 1934 г. на заданный мною Николаеву вопрос: «Кто побудил тебя произвести выстрел в С.М. КИРОВА?», он мне ответил: «Две недели тому назад я шел за КИРОВЫМ от Смольного до его квартиры, хотел убить его, но увидел, что впереди его и позади шли по одному человеку и никуда от него не отдалялись, я понял, что это его охрана, и выстрела решил не делать. Когда КИРОВ дошел до своего дома, он пошел в парадную к себе, а меня человек в милицейской форме, стоявший против парадной, задержал и привез в УНКВД. Когда меня привезли к дежурному, то меня не обыскали там, а у меня было все то, что сейчас Вы забрали у меня. Дежурный повел меня к своему начальнику, тот звонил по телефону кому-то, и меня освободили, даже не обыскав. После этого опять начались истерика и крики, и от подписи протокола убийца отказался.

Во время задержания (первого и его освобождения) я четыре дня находился по заданию С.М. КИРОВА в командировке в Свирских лагерях НКВД (Ладейное поле) для организации сплава и вывозки по жел. дороге одного миллиона кубометров дров по договору с Ленсоветом для населения г. Ленинграда. Подтвердить это обстоятельство могут бывший секретарь погранохраны и войск Ленинградского округа, ныне полковник МВД в отставке Кругликов С.Д., член КПСС, прож. в г. Ленинграде, просп. Чернышевского, д. 1, кв. 76, и майор в отставке АТАБЕКОВ А.И., таен КПСС, прож. в г. Ленинграде, пр. К. Маркса, д. 72, кв. 45, и приказ по УНКВД о командировке.

Когда я вернулся из командировки в Управление погранохраны и войск НКВД в Ленинград, то у меня на столе лежали почта и сводки за последние четыре дня. [В одной из сводок я прочитал о задержании Николаева и его освобождении, который шел за С.М. КИРОВЫМ от Смольного до самой квартиры С.М. КИРОВА. Я тогда позвонил дежурному коменданту УНКВД и спросил, «кто из комендантов дежурил в тот день, когда был задержан и освобожден Николаев?» Он ответил, что дежурил он, Олафер].

Я спросил, докладывал ли он об этом случае Медведю и Запорожцу, он мне сказал, что, когда к нему привезли Николаева, он позвонил сначала в кабинет Медведя, но Медведя не было, он был в Смольном на совещании, оперативный секретарь его, Завилович, сказал, что как Медведь приедет, он ему доложит, а затем он, Олафер, из своей комнаты повел Николаева к своему начальнику отделения по охране Котомину, а портфель с кепкой оставался на столе Олафера. Котомин доложил о задержании Николаева первому заместителю нач. УНКВД по госбезопасности Запорожцу, и Запорожец дал распоряжение освободить Николаева. Я спросил дежурного, Олафер, «кто такой Николаев?», Он мне ответил, что Николаев член партии, ранее работал в РКИ, а в данное время не работает. Я еще спросил Олафер, так Медведь и Запорожец знают о задержания и освобождении Николаева? Олафер мне ответил «да, они знают, я докладывал им, и они в курсе этого дела». После этого я, Фомин, расписался на поданной сводке, что читал и положил в папку. (Бывший дежурный, комендант Олафер, ныне майор или подполковник в отставке, член КПСС, проживает где-то на окраине г. Ленинграда.)

Вот все, что мне известно о задержании и освобождении Николаева за две недели до убийства С.М. КИРОВА.

Во время допроса Николаева тт. Сталиным, Ворошиловым и Молотовым Николаев им рассказал то же, что и мне о своем задержании и освобождении, а т. Сталин в моем присутствии 3-го декабря 1934 г., вечером при вызове к себе Медведя и меня, об этом говорил Медведю.

В 10 час. утра 2-го декабря 1934 г. в Ленинград специальным поездом прибыла правительственная комиссия во главе с тт. Сталиным, Ворошиловым К.Е., Молотовым В.М., Ждановым А.А. и с ними Ягода, Агранов и около 20 человек руководящих оперативных работников НКВД и более 200 человек охраны. Тт. Сталин, Ворошилов, Молотов, Жданов и с ними Ягода и Медведь поехали в больницу им. Свердлова, где находился покойник С.М. КИРОВ, а зам. Ягоды — Азранов, с ним нач. ЭКУ Миронов, нач. оперода НКВД Паукер подошли ко мне и сказали: «Вы с нами поедете в УНКВД и передадите нам Николаева и всех лиц, арестованных Вами по его делу со всеми документами». Тут же мне Агранов сказал, что ему поручено вести следствие по делу убийства С.М. КИРОВА.

В 11 час. утра 2-го декабря 1934 г. я передал Агранову Николаева и всех лиц, арестованных по делу убийства С.М. КИРОВА со всеми документами и вещественными доказательствами. Агранов занял кабинет Медведя, вызвал к себе начальника оперода НКВД Паукера, меня, Фомина, коменданта города Беккера, начальника милиции г. Ленинграда Жупахина и начальников отделов УНКВД Ленинграда. На этом совещании зам. Ягоды — Агранов нам объявил: «Для охраны Правительственной комиссии и обеспечения революционного порядка г. Ленинграда в траурные дни начальником охраны назначается Паукер, а начальником штаба назначаетесь Вы, Фомин. Вам передаются в подчинение гарнизон Красной Армии, пограничные и внутренние войска НКВД, милиция, и сейчас же приступайте к этой работе». Я занял для штаба охраны зал совещания УНКВД, вызвал туда всех представителей охраны и этой работой руководил до отъезда правительственной комиссии вместе с гробом С.М. КИРОВА.

О комиссаре С.М. КИРОВА Борисове мне известно следующее: я его видел всего несколько раз, когда вызывал меня к себе С.М. КИРОВ в Смольный — он всегда сидел в приемной, с правой стороны личного секретаря С.М. КИРОВА — Свешникова. Борисов малоподвижный, 43—45 лет, член партии с 1931 г.

Второй комиссар С.М. КИРОВА — Набоков (точно фамилии не помню), который всегда разъезжал с С.М. КИРОВЫМ на охоту и в Москву, был человек молодой, физически крепкий и толковый чекист. Когда КИРОВ собирался поехать на охоту в погранполосу, он, Набоков, приходил всегда ко мне, ставил меня в известность, что они выезжают на охоту в такой-то район, и я заранее давал распоряжения начальникам погранотрядов об усилении охраны в этом районе в связи с приездом С.М. КИРОВА.

Комиссар Борисов утром 2-го декабря 1934 г. был арестован и содержался в опероде УНКВД. После допроса т. Сталиным убийцы, Николаева, Ягода позвонил Агранову из Смольного в УНКВД Ленинграда, чтобы он направил Борисова в Смольный к т. Сталину, и когда его везли на оперативной машине, открытой полуторке, он сидел с правой стороны по ходу машины, на лавочке, а с левой стороны, против него, сидел сопровождающий его оперативник. Когда шофер по ул. Воинова проезжал около Таврического сада по участку обледеневшей территории, то потерял рулевое управление, и машина полным ходом пошла к забору и ударилась правой стороной о забор, комиссар Борисов, сидевший с правой стороны на лавочке, ударился головой и тут же скончался, а сопровождавший его оперативник получил тяжелый ушиб, шофер, сидевший в кабинке с сопровождавшим сотрудником УНКВД, также получили ушибы. Расследование по этому делу производилось по указанию Агранова Московскими работниками НКВД. Акт судебно-следственной экспертизы, составленный проф. Надеждиным и начальником санчасти УНКВД докт. Мамушиным, приложен к делу, которое находится в архиве. Об этом случае мне рассказывали нач. оперода Паукер, Медведь, нач. санчасти Мамушин, что смерть Борисова произошла от несчастного случая. Сам я на месте аварии не был, так как выполнял работу начальника штаба охраны. Этому вопросу могут дать более исчерпывающие данные бывш. нач. санчасти доктор Мамушин, ныне подполковник медслужбы МВД, член КПСС с 18 года, прож. в г. Ленинграде по Среднегаванскому пр., д. № 3, кв. 18, и кроме того бывший сотрудник оперода Попо- вицкий, прож. в Ленинграде (точного адреса не знаю).

Разговор т. Сталина с Медведем и со мной, Фоминым.

После всех допросов арестованных по делу убийства С.М. КИРОВА правительственной комиссией и обследованием работниками НКВД Москвы аппарата УНКВД Ленинграда, Ягода составил список на 12 человек работников УНКВД Ленинграда для отстранения от должностей и предания суду за халатность в деле охраны С.М. КИРОВА. В этот список первого заместителя по госбезопасности УНКВД Ленинграда, освободившего убийцу Николаева из-под ареста при первом задержании Ягода не включил. [3-го декабря 1934 г. в 8 час. вечера из особняка на Каменном острове, где остановилась правительственная комиссия, Ягода позвонил Медведю и сказал, чтобы Медведь захватил с собой Фомина и явился к Сталину. Когда Медведь и я пришли в особняк, то нас принял т. Сталин. Он стоял в середине, с правой стороны — Молотов В.М. и с левой — т. Ворошилов К.Е., сзади их, в 5— 7 шагах, стоял Ягода, а с правой стороны у стенки стоял Агранов и записывал в блокнот весь разговор со Сталиным].

Сталин начал разговор с Медведем об убийстве С.М. КИРОВА и тут же привел случай о первом задержании Николаева и его освобождении, о случае с комиссаром Борисовым и т.д. В это время К.Е. Ворошилов обращается ко мне и спрашивает:

— Как же так, т. Фомин, я Вас в гражданскую войну знал за боевого парня, а что же тут так получилось?

— Я, тов. Нарком обороны, работой по госбезопасности и охраной С.М. КИРОВА не руководил.

Тов. Ворошилов спросил меня: «Какую же должность здесь занимаете?» Я ответил: «Начальника погранохраны и войск НКВД, и второй заместитель Медведя». «А какой Вы работой руководили?» Я ответил: «Пограничной охраной, войсками, милицией, пожарной охраной и загсами». Т. Ворошилов еще раз спросил: «Кто же первым заместителем у Медведя?». Я ответил: «Запорожец». Клементий Ефремович Ворошилов поворачивает лицо к т. Сталину и говорит: «Э, тут что-то неладно, а почему же Ягода не включил в список первого заместителя по госбезопасности у Медведя — Запорожца. А при чем тут Фомин?». Т. Сталин продолжал разговаривать с Медведем, не придав значения словам К.Е. Ворошилова. Я надеюсь, что эти слова, сказанные К.Е. Ворошиловым, он запомнил их.

По окончании разговора Сталина с Медведем Сталин нам объявил: «Поскольку в Ленинграде совершилось убийство КИРОВА, то мы решили от должностей Вас отстранить, предать суду, судить будем, но строго наказывать не будем, арестовывать Вас не будем. В этом деле виноваты не только Вы, — мы все виноваты, мы не интересовались охраной КИРОВА, да и вообще не занимались охраной членов Политбюро. Ко всему этому, хотя мне и не подобает в это время говорить о покойнике — не любил покойник охраны». После этих слов Сталин говорит, что убийство КИРОВА — это дело рук организации, но какой организации — сейчас трудно сказать, вот после похорон приедут специальные люди и займутся расследованием этого дела. Сейчас, сам он посмотрел на Агранова и сказал: «Нужно подкормить Николаева, купите курочек и др. продуктов, кормите его, чтобы он окреп, а потом расскажет, кто им руководил, а не будет говорить, засыпем ему — все расскажет и покажет».

В конце своего разговора он Медведю говорит: «Плохо у Вас поставлен учет, хотели стрельнуть у Вас, а на картотеке у Вас всего значится 13 человек по подозрению в терроре, и некого даже расстрелять». Медведь ему ответил: «Больше некого было брать на учет по террору». Сталин Медведю заявил: «Плохо Вы работали, потеряли большевистскую, чекистскую ядрицу, и Вам больше нельзя работать в этих органах». На этом разговор Сталина закончился. Медведь поехал на вокзал подготовлять вагон для установки гроба С.М. КИРОВА, а я в штаб охраны для обеспечения порядка в городе во время траурной демонстрации, следовавшей за гробом С.М. КИРОВА на Московский вокзал.

После отхода поезда из Ленинграда с правительственной комиссией и гробом С.М. КИРОВА нас вызвал Агранов к себе в кабинет и объявил нам постановление руководящих инстанций об отстранении нас от должностей и предложил, чтобы завтра, 4-го декабря 1934 г., сдали дела и ожидали приезда комиссии ЦК партии, которая должна решить вопрос, где нам ожидать результата по моему делу.

5-го декабря 1934 г. Запорожец приехал из Москвы в Ленинград и заявляет, что лично говорить с Ягодой ему не удалось, но по телефону ему Ягода сказал, чтобы он выезжал в Ленинград и если ему, Ягоде, не удастся сохранить его в Ленинграде, то он пошлет его вторым заместителем начальника УНКВД в Восточную Сибирь в г. Иркутск. 7-го декабря 1934 г. в Ленинград прибыла Комиссия ЦК партии по расследованию убийства С.М. КИРОВА во главе с Ежовым и членами Аграновым и Косаревым. Мы, отстраненные от должностей, пришли к Ежову и тут же Ежов объявил, что по решению ЦК партии Запорожец отстранен от должности и предается суду. Ежов нам всем предложил выехать в Москву и ожидать там решения по своему вопросу. В Москве мы с 10 декабря по 12 января 1935 г. 5 человек были на свободе, а 7 человек содержались под арестом. 12 января 1935 г. по распоряжению Ягоды нас вызвали в НКВД и объявили нам об аресте. С того же дня началось следствие по нашему делу. Ягода, Прокофьев, Молчанов и Бердичевский нас начали уговаривать, каждого в отдельности, чтобы мы всю вину по убийству С.М. КИРОВА приняли на себя и НКВД Москвы не вспоминали. Ягода наметил, кому и какие вопросы задавать на следствии. В конце следствия обвинительное заключение подписал Прокофьев. Ягода наметил, кому и какое наказание дать, и 20 января 1935 г. Сталин постановлением ЦК партии определил нам наказание, и это постановление было передано председателю Коллегии Верхсуда СССР Ульриху. 23 января 1935 нас повезли на суд Военной Коллегии Верхсуда СССР. Ягода провел из зала суда прямой провод репродуктора к себе в кабинет, посадил на суде стенографистку и начал оформлять дело для опубликования в печати, как Ягода с Ульрихом договорились. Об этом обо всем рассказывал мне начальник погранохраны НКВД СССР Фриновский, когда он меня вызвал к себе в кабинет на второй день после суда.

Что мне известно о Ягоде.

Я, Фомин, являюсь одним из старых руководящих работников Ф. Дзержинского, перед смертью Ф. Дзержинского я охранял его лично и В.Р. Менжинского в Кисловодске два с половиной месяца, и мне известно, что при жизни Ф. Дзержинского Ягода в органах ВЧК—ОГГГУ не играл большой роли.

В сентябре 1919 г., когда мне пришлось после оставления Украины несколько месяцев работать в Москве в ОО ВЧК и при мне Ягода из ЦК партии прибыл с направлением за подписью секретаря т. Стасовой, для использования на ответственной работе и первое его назначение было управделами ОО ВЧК. После смерти Ф. Дзержинского Ягода подлым, преступным, карьеристским путем дошел до наркома внутренних дел и члена ЦК партии, я остановлюсь лишь на некоторых моментах его деятельности, так как всего о нем написать не имею возможности.

1.  20 июля 1926 г. скончался Ф. Дзержинский. Коллегия ОГПУ во главе с В.Р. Менжинским, спустя несколько дней, пришла на прием к Сталину. Сталин спросил: «Зачем пришли и что скажете?». Менжинский В.Р. ответил: «Мы теперь без Ф. Дзержинского, осиротели, пришли к Вам получить указания, как нам дальше работать и кого Вы нам дадите председателем ОГПУ?». Сталин ответил: «Ну что же, Феликс умер, но ОГПУ живет и если контрреволюция поднимет голову, то стрельнем, председателем ОГПУ я намерен дать вам Серго Орджоникидзе, он сейчас за границей лечится, ему вырезали почку, и недели через две он вернется и, я полагаю, что он будет у вас председателем ОГПУ, но это только мое мнение, а с другими членами Политбюро я по этому вопросу не говорил и мнения их пока не знаю». Все члены Коллегии сказали, что они будут очень рады видеть у себя председателем ОГПУ т. С. Орджоникидзе.

2. Коллегия ОГПУ от Сталина пошла на прием к Рыкову и то же самое сказала, что и у Сталина. Рыков заявил членам Коллегии ОГПУ, что Ф. Дзержинский вырастил такие кадры, что давать вам кого-либо извне председателем нет никакой надобности и В.Р. Менжинский вполне может быть председателем ОГПУ. В.Р. Менжинский заявил, что он человек больной, что партия его мало знает и что он отказывается от этой должности. Через две недели Рыков настоял на своем, и председателем ОГПУ был назначен В.Р. Менжинский. Он был действительно больным человеком, и Ягода начинает заправлять всей работой ОГПУ, а Рыков и Ягода — старые друзья-приятели, и, таким образом, Рыков взял ОГПУ в свои руки. Об этом мне рассказывали: Евдокимов Е.Г. и Кауль А.И., член КПСС с 1917 г., ныне прож. у своей семьи в г. Караганде.

3. В 1928 г. Сталин разоблачает Рыкова в правом уклоне, Ягода отворачивается от Рыкова в сторону и как будто порывает с ним всякую дружбу. В Москву приезжает бывш. секр. сотрудник Ягоды Виленский, и ему коммерческий директор «Динамо» — Лурье, с женой которого Ягода сожительствовал, рассказывает, как Ягода сейчас маскируется в связи с разоблачением Рыкова в правом уклоне. Вернувшись из Москвы в Ростов, Виленский рассказал своему начальнику ЭКУ Зонову о маскировке Ягоды. Зонов поехал в Москву в командировку и рассказал Ягоде о разговоре с ним Виленского. Ягода тут же дал телеграмму Евдокимову в Ростов, чтобы он немедленно командировал Виленского в Москву, и Виленского, как только он приехал в Москву, его сразу с вокзала повезли во внутреннюю тюрьму НКВД, и через три дня он был властью Ягоды расстрелян с последующим оформлением через Коллегию ОГПУ и прокурора ОГПУ. Дело Виленского С.Б. должно быть в архиве КГБ СССР. О расстреле Виленского может подтвердить Кауль А.И. и я.

4. Ягода, начиная с 1927 г., с Медведем находился в неприязненных отношениях и, особенно в 1929 г., когда по просьбе Ленинградской парторганизации Медведя из ДВК ЦК направили в Ленинград начальником ОГПУ, против желания Ягоды. Он постарался через Сталина Медведя из Ленинграда в августе мес. 1930 г. снять и послать начальником ОГПУ в Минск. Узнав об этом, С.М. КИРОВ, вернувшись из отпуска, потребовал от Сталина возвращения Медведя в Ленинград, и через 3 дня Медведь вернулся в Ленинград обратно, а Евдокимов был назначен в Среднюю Азию.

Была еще одна попытка Ягоды снять Медведя с Ленинграда и послать вместо него Заковского. С.М. КИРОВ и в этот раз отстоял Медведя.

5. В 1932 г. Ягода назначает первым заместителем к Медведю своего верного и преданного человека — Запорожца, и он фактически был комиссаром Ягоды у Медведя. Были случаи в моем присутствии, когда Медведь с Ягодой разговаривали по телефону и доходило до того, что Медведь бросал трубку и на этом заканчивался разговор. Запорожец все вопросы решал по ВЧ с Ягодой, а с Медведем только формально поддерживал связь. После освобождения первый раз задержанного Николаева Ягода через 7—10 дней отпустил Запорожца в отпуск, без предварительного согласования с Медведем. Запорожец пришел в кабинет Медведя и заявил, что он завтра едет в отпуск в Хосту, ему Ягода разрешил отпуск, и Запорожец дал указания напальникам отделов, чтобы все более интересные агентурные сводки направлять ему в Хосту, на время его отпуска заместителем никого не оставил и никаких приказов ни по НКВД, ни по УНКВД не было.

6.  После суда нас, ленинградских работников УНКВД, вызвал к себе в кабинет Ягода и заявил нам, что он в Кремле получил согласие направить нас всех на Колыму и тут же предложил — Медведю начальником УНКВД Колымы, мне, Фомину, быть начальником пограничной и внутренней охраны НКВД Колымы, а Запорожцу предложил поехать на Печору строить подводные лодки, быть начальником судостроительной верфи. Все мы от этих должностей отказались и просили использовать нас на производственной работе. Все намерения Ягоды были направлены к тому, чтобы всех нас отправить подальше от центра на Колыму, чтобы не было никаких разговоров об убийстве С.М. КИРОВА.

7.  Показания Ягоды на открытом процессе правотроцкистского блока в марте 1938 г. о его вражеских действиях и, особенно, о гнусной организаторской роли в убийстве С.М. КИРОВА говорит за то, что он действительно давал поручения Запорожцу в Ленинграде не препятствовать в убийстве С.М. КИРОВА.

Что мне известно о Запорожце.

Запорожец пришел в органы ОГПУ из заграницы — сначала он работал на Балканах как будто по заданию секретаря Коминтерна Мануильского, а потом в 1923 г. перешел на работу в иностранный отдел ОГПУ и в 1926 г. он появился в Москве в ОГПУ и через короткое время вошел в доверие Ягоды.

Запорожец при отъезде из Москвы на Колыму нам, Медведю, мне, Губину, Янишевскому и др., рассказывал, что он хотел перед отъездом повидать Ягоду, но у того было совещание, и Запорожец решил оставить Ягоде письмо у начальника ЭКУ Миронова, друга Запорожца, и в этом письме благодарил Ягоду за хорошее к нему отношение и заверял его, он был и остается верным его человеком. На Колыме мы работали на дорожном строительстве — 4 человека из осужденных ленинградских работников — Запорожец, я, Белоусенко и Петров. Когда в апреле месяце 1937 г. я услышал по радио об отстранении от должности и предании суду Ягоды, то после обеда решил зайти к Запорожцу на квартиру, я спросил его, слышал ли он передачу по радио об отстранении Ягоды и предании его суду. Запорожец взял себя за волосы и сказал, что «теперь будут мне неприятности», я спросил его: «А при чем тут ВЫ?» Он опять повторил, что «теперь будет мне неприятность». Я посидел у него минут 10 и пошел к себе домой. 30 апреля 1937 г. Запорожец по распоряжению Ежова из Москвы был арестован и направлен в Москву спецконвоем. На Колыме Запорожец неоднократно называл себя учеником и воспитанником Ягоды. Мои отношения с ним были скрытно-неприязненные, подтвердить это могут работавшие на дорожном строительстве Дальстроя НКВД гл. инженер Станкевич К.И., прож. на Черноморье в Лазаревке, зам. гл. инженера Семенов Я.В., член КПСС, прож. г. Москва, Метростроевская ул., 11/17, кв. 31 и Кушнарев А.Б., прож. Москва, Лялин пер., д. 3, кв. 13.

Что мне известно о Медведе.

Медведь — член партии с 1908 г., с первых дней при Ф. Дзержинском был членом Коллегии ВЧК—ОГПУ и занимал руководящие посты в этих органах. Кандидатура его на должность начальника ОГПУ в Ленинград была выдвинута С.М. КИРОВУ его предшественником Мессингом, который в конце 1929 г. был переведен на должность второго заместителя председателя ОГПУ в Москву. Ленинградская парторганизация Медведя знала, когда он работал председателем Петроградской ЧК при Зиновьеве в 1919 г. и Зиновьев его из Ленинграда выжил лишь потому, что Медведь выписал ордер об изъятии ценностей и изъял их у балерины Спесивцевой, с которой жил в Ленинграде Зиновьев.

С.М. Киров и Бюро Обкома партии в конце 1929 г. просили ЦК партии дать им в Ленинград начальником ОГПУ Ленинграда из ДВК Медведя, и Медведь был назначен на эту должность против желания Ягоды. С.М. КИРОВ относился к Медведю очень хорошо и всегда его защищал от нападок Ягоды. Всякие попытки снять Медведя из Ленинграда Ягоде не удавались.

Вначале 1934 г. Медведь вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что у него больше не хватило терпенья и что он рассказал Миронычу о роли Запорожца как комиссара Ягоды надо мной и ему С.М. КИРОВ сказал: «Ставьте вопрос на Бюро Обкома, и Запорожца за 24 часа в Ленинграде не будет». Медведь спросил у меня, не соглашусь ли я, Фомин, быть первым заместителем его по госбезопасности, я отказался, так как я считал себя для такой большой оперативно-чекистской работы в таком большом промышленном городе, как Ленинград, неподготовленным. Я изучал военное дело и вторым заместителем по военной части я работал и этой работы не боюсь. Тогда Медведь сказал, что он будет подбирать себе вместо Запорожца из работников, ранее у него работавших заместителями. Мне известно, что за месяц до убийства С.М. КИРОВА Медведь представил список на проживающих в Ленинграде троцкистов, зиновьевцев и каменевцев, всего 107 человек, С.М. КИРОВУ для получения санкции его на арест вышеуказанных лиц. С.М. КИРОВ сказал, что сейчас он сам этой санкции дать не может, а поедет в Москву и там, в Кремле, этот вопрос разрешит. После убийства С.М. КИРОВА комиссия, которая производила опись секретных документов у него в портфеле, нашла и этот документ. Впоследствии стало известно, что в этот список были включены некоторые лица, которые были расстреляны по делу убийства С.М. КИРОВА, как напр., Каталынов, Румянцев и еще несколько человек. Этот список, вероятно, и сейчас в опечатанных секретных документах С.М. КИРОВА хранится.

У меня нет никаких оснований сказать, что Медведь в какой-либо степени желал плохого С.М. КИРОВУ, и от него никто плохого слова о С.М. КИРОВЕ не слышал. Под влиянием своей жены Медведь терял большевистскую, чекистскую бдительность и допустил халатность в деле охраны С.М. КИРОВА, и за это можно было дать ему любое наказание, но только не за то, что он хотел умышленно что-то сделать плохое С.М. КИРОВУ.

Мне по неофициальным сведениям известно, что по делу убийства С.М. КИРОВА из осужденных нас, 12 человек, расстреляны: Медведь, Запорожец, Губин, Янишевский, а остальные — кто умер в лагерях, кто погиб на фронте, кто умер своей смертью на свободе, и в живых нас осталось два человека: Я, Фомин Ф.Т., и Лобов П.М.

Справка о себе, Фомине Ф.Т.

Я член КПСС с 1917 г. партбилет № 04904981, восстановлен 17 августа 1954 г. после реабилитации с перерывом с 1935—1954 г.

В органах ВЧК—ОГПУ— НКВД с 1918 г., в гражданскую войну был начальником ОО ВЧК на Украинском и Царицынском фронтах. В 1921 году был председателем Крымской Чрезвычайной Комиссии. В 1924—25 гг. начальником Терского отдела ОГПУ и по постановлению Бюро Северо-Кавказского крайкома партии за подписью т. Микояна А.И. и по предписанию Ф. Дзержинского на меня была возложена персональная ответственность за охрану членов Политбюро ЦК партии и народных комиссаров СССР, приезжавших лечиться на Кавминводы. После окончания КУВКС при военной Академии им. М.В. Фрунзе в 1927 г. был назначен начальником погранохраны и войск Северо-Кавказского военного округа и в январе 1930 г. переведен был на эту же должность в Ленинград. В апреле 1933 г. по совместительству с должностью погранохраны и войск НКВД я был назначен вторым заместителем начальника УНКВД по Ленобласти, и на меня была возложена работа по руководству погранохраной, войсками, милицией, пожарной охраной и загсами, и этой работой я руководил по день отстранения и предания меня суду 3-го декабря 1934 г.

В гражданскую войну один раз на меня было покушение белогвардейцами, и я белого офицера, ранившего меня, застрелил, второй раз на фронте в 1919 г. в Елисаветграде попал в руки белой банды, вели меня расстреливать, по дороге, как руки выпустили, так бежал и спасся побегом от расстрела. Третий раз прошел пытки, порки, инсценировку расстрела у Берия в Сухановской тюрьме в 1939 г. После гражданской войны с 1922 г. все время избирался в партийные органы, уездные, районные, окружные, городские, краевые, областные вплоть до делегата 17-го Съезда с решающим голосом. Ни к каким оппозициям и группировкам не примыкал.

Я, инвалид 2-ой группы, по состоянию здоровья второй год не работаю, написал все, что смог при своем состоянии здоровья в возрасте 62 лет, честно, может быть, что написал неточно или не вспомнил всего, это только могу отнести к давности — прошло более 21 года со дня убийства С.М. КИРОВА. Своим пояснением я хочу ЦК КПСС дать возможность более точно узнать об убийстве С.М. КИРОВА, поэтому после прочтения закрытого письма ЦК КПСС сам лично обратился к Вам и спросил, могу ли я быть чем-нибудь полезным как один из руководящих, оставшихся в живых работников УНКВД, привлекавшихся по делу убийства С.М. КИРОВА.

23 января 1935 г. я был осужден за халатность в деле охраны С.М. КИРОВА на два года, судимость снята, но реабилитации полной по этому делу не имею. По распоряжению Берия в 1939 г. я был вторично арестован, подвергнут пыткам и поркам и осужден на 8 лет с поражением в правах на 5 лет. По этому делу я полностью реабилитирован. 41 года от роду я был отправлен на Колыму, Печору и Карело-Финскую ССР, и только 60 лет, после реабилитации, я вернулся в Ленинград к семье инвалидом 2-ой группы.

Член КПСС, партбилет № 04904981 ФОМИН

26 марта 1956 г.
г. Ленинград, 105, ул. Севастьянова, д. 4, кв. 73
ФОМИН ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ