Пояснения бывшего заместителя начальника УНКВД ЛО Ф.Т. Фомина к закрытому докладу Н.С. Хрущева на XX съезде КПСС, направленные секретарю ЦК КПСС М.А. Суслову. 26 марта 1956 г.
26 марта 1956 г.
СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС
тов. СУСЛОВУ М.А.
Только ЛИЧНО
Считаю своим долгом дать пояснения к докладу т. ХРУЩЕВА Н.С. на закрытом заседания XX съезда Партии по вопросу «Культ личности и его последствия» об убийстве тов. КИРОВА С.М. в Ленинграде.
1-го декабря 1934 г. в г. Ленинграде совершилось злодейское убийство С.М. КИРОВА, в 17 часов мне по телефону из Смольного [позвонил] третий секретарь Ленинградского обкома партия Ирклис и сообщил, что в Смольном убит КИРОВ. Я, схватив шинель, побежал к своему начальнику Медведю, а в это время и ему по телефону передавал сообщение из Смольного об убийстве С.М. КИРОВА второй секретарь Ленинградского горкома партии Угаров.
Медведь дал мне указание, чтобы я полк войск НКВД, резерв милиции, мобилизовал всех работников НКВД и направил всех для оцепления Смольного и после выполнения чтобы я сам прибыл в Смольный. Выполнив его распоряжение, я через 20 мин. был в Смольном и в коридоре, где кабинет С.М. КИРОВА, была толпа народа (работники ОБКОМА, ГОРКОМА и др.), кричали «дайте нам убийцу, мы его растерзаем» и т.п. Убийца в это время находился в комнате в бессознательном состоянии под охраной нескольких человек сотрудников УНКВД. Я дал распоряжение вызвать санитарную машину из санчасти УНКВД и по прибытии во двор Смольного машины я со своим оперативным секретарем Лисициным и др. работниками (фамилии не помню) взяли убийцу, накрыли шинелью и привезли ко мне в кабинет. Убийца был при полной потере сознания, а из документов, обнаруженных при нем, я узнал, что он член партии, Николаев, бывший работник РКИ и имел пропуск в столовую Смольного. Спустя пять-десять минут мне в кабинет позвонил по ВЧ Ягода и спросил, «как одет убийца, в заграничное или нет», я ему ответил, что убийца Николаев имеет в кармане партбилет, сам он бывший работник РКИ, имел пропуск в столовую Смольного и одет во все советское, спустя некоторое время Ягода еще раз позвонил по ВЧ и спросил опять то же самое, т.е. коверкотовый ли костюм и кепка на убийце заграничная ли. Я опять ему ответил, что Николаев сам ленинградский и одет из Ленинградодежды. Я вызвал начальника санчасти доктора Мамушина, члена партии, и вместе с двумя работниками УНКВД (Лисициным и Лобовым) взяли Николаева, спустили на лифте в санчасть для приведения его в сознание, а я сам взял портфель Николаева с бумагами и стал просматривать; из его бумаг я узнал адреса его семьи, сейчас же выписал ордера на арест жены и матери Николаева, сестры Николаева и мужа ее, дезертировавшего из армии брата Николаева, скрывавшегося на окраине города и при аресте его сотрудниками УНКВД он отстреливался из «браунинга».
Когда я осмотрел револьвер-наган, привезенный мною вместе с Николаевым, то в нагане один патрон был выстреленный — гильза была пустая, а рядом с этой гильзой в нагане был патрон с осечкой, из этого я заключил, что убийца Николаев после выстрела в С.М. КИРОВА произвел выстрел в себя, но получилась осечка, и он упал на пол в бесчувственном состоянии с лицом, покрытым пеной. При аресте матери и жены Николаева были изъяты завещательные письма, где он писал о своей смерти и просил воспитать его ребенка. Эти письма мною переданы утром 2-го декабря 1934 г. вместе с другими документами и самим убийцей Николаевым прибывшему из Москвы зам. Ягоды — Агранову.
Спустя около 3 часов времени после того, как я передал начальнику санчасти доктору Мамушину и работникам убийцу Николаева для приведения в сознание, он был положен на диван в соседнюю с моим кабинетом комнату; поставили охрану из двух человек, чтобы убийца не покончил с собой, так как он пытался разбить себе голову о стенку. Убийца долгое время после приведения в сознание кричал, забалтывался и только к утру стал говорить и кричать «мой выстрел раздался на весь мир», я ему говорил, что за этот выстрел кроме проклятия от народа Вы ничего не будете иметь. На неоднократные вопросы, задаваемые мной и заместителем начальника ОО Янишевским, «кто побудил тебя, Николаев, произвести этот выстрел?» он впадал в истерику и начинал кричать, но ответа никакого не давал. Утром 2-го декабря 1934 г. на заданный мною Николаеву вопрос: «Кто побудил тебя произвести выстрел в С.М. КИРОВА?», он мне ответил: «Две недели тому назад я шел за КИРОВЫМ от Смольного до его квартиры, хотел убить его, но увидел, что впереди его и позади шли по одному человеку и никуда от него не отдалялись, я понял, что это его охрана, и выстрела решил не делать. Когда КИРОВ дошел до своего дома, он пошел в парадную к себе, а меня человек в милицейской форме, стоявший против парадной, задержал и привез в УНКВД. Когда меня привезли к дежурному, то меня не обыскали там, а у меня было все то, что сейчас Вы забрали у меня. Дежурный повел меня к своему начальнику, тот звонил по телефону кому-то, и меня освободили, даже не обыскав. После этого опять начались истерика и крики, и от подписи протокола убийца отказался.
Во время задержания (первого и его освобождения) я четыре дня находился по заданию С.М. КИРОВА в командировке в Свирских лагерях НКВД (Ладейное поле) для организации сплава и вывозки по жел. дороге одного миллиона кубометров дров по договору с Ленсоветом для населения г. Ленинграда. Подтвердить это обстоятельство могут бывший секретарь погранохраны и войск Ленинградского округа, ныне полковник МВД в отставке Кругликов С.Д., член КПСС, прож. в г. Ленинграде, просп. Чернышевского, д. 1, кв. 76, и майор в отставке АТАБЕКОВ А.И., таен КПСС, прож. в г. Ленинграде, пр. К. Маркса, д. 72, кв. 45, и приказ по УНКВД о командировке.
Когда я вернулся из командировки в Управление погранохраны и войск НКВД в Ленинград, то у меня на столе лежали почта и сводки за последние четыре дня. [В одной из сводок я прочитал о задержании Николаева и его освобождении, который шел за С.М. КИРОВЫМ от Смольного до самой квартиры С.М. КИРОВА. Я тогда позвонил дежурному коменданту УНКВД и спросил, «кто из комендантов дежурил в тот день, когда был задержан и освобожден Николаев?» Он ответил, что дежурил он, Олафер].
Я спросил, докладывал ли он об этом случае Медведю и Запорожцу, он мне сказал, что, когда к нему привезли Николаева, он позвонил сначала в кабинет Медведя, но Медведя не было, он был в Смольном на совещании, оперативный секретарь его, Завилович, сказал, что как Медведь приедет, он ему доложит, а затем он, Олафер, из своей комнаты повел Николаева к своему начальнику отделения по охране Котомину, а портфель с кепкой оставался на столе Олафера. Котомин доложил о задержании Николаева первому заместителю нач. УНКВД по госбезопасности Запорожцу, и Запорожец дал распоряжение освободить Николаева. Я спросил дежурного, Олафер, «кто такой Николаев?», Он мне ответил, что Николаев член партии, ранее работал в РКИ, а в данное время не работает. Я еще спросил Олафер, так Медведь и Запорожец знают о задержания и освобождении Николаева? Олафер мне ответил «да, они знают, я докладывал им, и они в курсе этого дела». После этого я, Фомин, расписался на поданной сводке, что читал и положил в папку. (Бывший дежурный, комендант Олафер, ныне майор или подполковник в отставке, член КПСС, проживает где-то на окраине г. Ленинграда.)
Вот все, что мне известно о задержании и освобождении Николаева за две недели до убийства С.М. КИРОВА.
Во время допроса Николаева тт. Сталиным, Ворошиловым и Молотовым Николаев им рассказал то же, что и мне о своем задержании и освобождении, а т. Сталин в моем присутствии 3-го декабря 1934 г., вечером при вызове к себе Медведя и меня, об этом говорил Медведю.
В 10 час. утра 2-го декабря 1934 г. в Ленинград специальным поездом прибыла правительственная комиссия во главе с тт. Сталиным, Ворошиловым К.Е., Молотовым В.М., Ждановым А.А. и с ними Ягода, Агранов и около 20 человек руководящих оперативных работников НКВД и более 200 человек охраны. Тт. Сталин, Ворошилов, Молотов, Жданов и с ними Ягода и Медведь поехали в больницу им. Свердлова, где находился покойник С.М. КИРОВ, а зам. Ягоды — Азранов, с ним нач. ЭКУ Миронов, нач. оперода НКВД Паукер подошли ко мне и сказали: «Вы с нами поедете в УНКВД и передадите нам Николаева и всех лиц, арестованных Вами по его делу со всеми документами». Тут же мне Агранов сказал, что ему поручено вести следствие по делу убийства С.М. КИРОВА.
В 11 час. утра 2-го декабря 1934 г. я передал Агранову Николаева и всех лиц, арестованных по делу убийства С.М. КИРОВА со всеми документами и вещественными доказательствами. Агранов занял кабинет Медведя, вызвал к себе начальника оперода НКВД Паукера, меня, Фомина, коменданта города Беккера, начальника милиции г. Ленинграда Жупахина и начальников отделов УНКВД Ленинграда. На этом совещании зам. Ягоды — Агранов нам объявил: «Для охраны Правительственной комиссии и обеспечения революционного порядка г. Ленинграда в траурные дни начальником охраны назначается Паукер, а начальником штаба назначаетесь Вы, Фомин. Вам передаются в подчинение гарнизон Красной Армии, пограничные и внутренние войска НКВД, милиция, и сейчас же приступайте к этой работе». Я занял для штаба охраны зал совещания УНКВД, вызвал туда всех представителей охраны и этой работой руководил до отъезда правительственной комиссии вместе с гробом С.М. КИРОВА.
О комиссаре С.М. КИРОВА Борисове мне известно следующее: я его видел всего несколько раз, когда вызывал меня к себе С.М. КИРОВ в Смольный — он всегда сидел в приемной, с правой стороны личного секретаря С.М. КИРОВА — Свешникова. Борисов малоподвижный, 43—45 лет, член партии с 1931 г.
Второй комиссар С.М. КИРОВА — Набоков (точно фамилии не помню), который всегда разъезжал с С.М. КИРОВЫМ на охоту и в Москву, был человек молодой, физически крепкий и толковый чекист. Когда КИРОВ собирался поехать на охоту в погранполосу, он, Набоков, приходил всегда ко мне, ставил меня в известность, что они выезжают на охоту в такой-то район, и я заранее давал распоряжения начальникам погранотрядов об усилении охраны в этом районе в связи с приездом С.М. КИРОВА.
Комиссар Борисов утром 2-го декабря 1934 г. был арестован и содержался в опероде УНКВД. После допроса т. Сталиным убийцы, Николаева, Ягода позвонил Агранову из Смольного в УНКВД Ленинграда, чтобы он направил Борисова в Смольный к т. Сталину, и когда его везли на оперативной машине, открытой полуторке, он сидел с правой стороны по ходу машины, на лавочке, а с левой стороны, против него, сидел сопровождающий его оперативник. Когда шофер по ул. Воинова проезжал около Таврического сада по участку обледеневшей территории, то потерял рулевое управление, и машина полным ходом пошла к забору и ударилась правой стороной о забор, комиссар Борисов, сидевший с правой стороны на лавочке, ударился головой и тут же скончался, а сопровождавший его оперативник получил тяжелый ушиб, шофер, сидевший в кабинке с сопровождавшим сотрудником УНКВД, также получили ушибы. Расследование по этому делу производилось по указанию Агранова Московскими работниками НКВД. Акт судебно-следственной экспертизы, составленный проф. Надеждиным и начальником санчасти УНКВД докт. Мамушиным, приложен к делу, которое находится в архиве. Об этом случае мне рассказывали нач. оперода Паукер, Медведь, нач. санчасти Мамушин, что смерть Борисова произошла от несчастного случая. Сам я на месте аварии не был, так как выполнял работу начальника штаба охраны. Этому вопросу могут дать более исчерпывающие данные бывш. нач. санчасти доктор Мамушин, ныне подполковник медслужбы МВД, член КПСС с 18 года, прож. в г. Ленинграде по Среднегаванскому пр., д. № 3, кв. 18, и кроме того бывший сотрудник оперода Попо- вицкий, прож. в Ленинграде (точного адреса не знаю).
Разговор т. Сталина с Медведем и со мной, Фоминым.
После всех допросов арестованных по делу убийства С.М. КИРОВА правительственной комиссией и обследованием работниками НКВД Москвы аппарата УНКВД Ленинграда, Ягода составил список на 12 человек работников УНКВД Ленинграда для отстранения от должностей и предания суду за халатность в деле охраны С.М. КИРОВА. В этот список первого заместителя по госбезопасности УНКВД Ленинграда, освободившего убийцу Николаева из-под ареста при первом задержании Ягода не включил. [3-го декабря 1934 г. в 8 час. вечера из особняка на Каменном острове, где остановилась правительственная комиссия, Ягода позвонил Медведю и сказал, чтобы Медведь захватил с собой Фомина и явился к Сталину. Когда Медведь и я пришли в особняк, то нас принял т. Сталин. Он стоял в середине, с правой стороны — Молотов В.М. и с левой — т. Ворошилов К.Е., сзади их, в 5— 7 шагах, стоял Ягода, а с правой стороны у стенки стоял Агранов и записывал в блокнот весь разговор со Сталиным].
Сталин начал разговор с Медведем об убийстве С.М. КИРОВА и тут же привел случай о первом задержании Николаева и его освобождении, о случае с комиссаром Борисовым и т.д. В это время К.Е. Ворошилов обращается ко мне и спрашивает:
— Как же так, т. Фомин, я Вас в гражданскую войну знал за боевого парня, а что же тут так получилось?
— Я, тов. Нарком обороны, работой по госбезопасности и охраной С.М. КИРОВА не руководил.
Тов. Ворошилов спросил меня: «Какую же должность здесь занимаете?» Я ответил: «Начальника погранохраны и войск НКВД, и второй заместитель Медведя». «А какой Вы работой руководили?» Я ответил: «Пограничной охраной, войсками, милицией, пожарной охраной и загсами». Т. Ворошилов еще раз спросил: «Кто же первым заместителем у Медведя?». Я ответил: «Запорожец». Клементий Ефремович Ворошилов поворачивает лицо к т. Сталину и говорит: «Э, тут что-то неладно, а почему же Ягода не включил в список первого заместителя по госбезопасности у Медведя — Запорожца. А при чем тут Фомин?». Т. Сталин продолжал разговаривать с Медведем, не придав значения словам К.Е. Ворошилова. Я надеюсь, что эти слова, сказанные К.Е. Ворошиловым, он запомнил их.
По окончании разговора Сталина с Медведем Сталин нам объявил: «Поскольку в Ленинграде совершилось убийство КИРОВА, то мы решили от должностей Вас отстранить, предать суду, судить будем, но строго наказывать не будем, арестовывать Вас не будем. В этом деле виноваты не только Вы, — мы все виноваты, мы не интересовались охраной КИРОВА, да и вообще не занимались охраной членов Политбюро. Ко всему этому, хотя мне и не подобает в это время говорить о покойнике — не любил покойник охраны». После этих слов Сталин говорит, что убийство КИРОВА — это дело рук организации, но какой организации — сейчас трудно сказать, вот после похорон приедут специальные люди и займутся расследованием этого дела. Сейчас, сам он посмотрел на Агранова и сказал: «Нужно подкормить Николаева, купите курочек и др. продуктов, кормите его, чтобы он окреп, а потом расскажет, кто им руководил, а не будет говорить, засыпем ему — все расскажет и покажет».
В конце своего разговора он Медведю говорит: «Плохо у Вас поставлен учет, хотели стрельнуть у Вас, а на картотеке у Вас всего значится 13 человек по подозрению в терроре, и некого даже расстрелять». Медведь ему ответил: «Больше некого было брать на учет по террору». Сталин Медведю заявил: «Плохо Вы работали, потеряли большевистскую, чекистскую ядрицу, и Вам больше нельзя работать в этих органах». На этом разговор Сталина закончился. Медведь поехал на вокзал подготовлять вагон для установки гроба С.М. КИРОВА, а я в штаб охраны для обеспечения порядка в городе во время траурной демонстрации, следовавшей за гробом С.М. КИРОВА на Московский вокзал.
После отхода поезда из Ленинграда с правительственной комиссией и гробом С.М. КИРОВА нас вызвал Агранов к себе в кабинет и объявил нам постановление руководящих инстанций об отстранении нас от должностей и предложил, чтобы завтра, 4-го декабря 1934 г., сдали дела и ожидали приезда комиссии ЦК партии, которая должна решить вопрос, где нам ожидать результата по моему делу.
5-го декабря 1934 г. Запорожец приехал из Москвы в Ленинград и заявляет, что лично говорить с Ягодой ему не удалось, но по телефону ему Ягода сказал, чтобы он выезжал в Ленинград и если ему, Ягоде, не удастся сохранить его в Ленинграде, то он пошлет его вторым заместителем начальника УНКВД в Восточную Сибирь в г. Иркутск. 7-го декабря 1934 г. в Ленинград прибыла Комиссия ЦК партии по расследованию убийства С.М. КИРОВА во главе с Ежовым и членами Аграновым и Косаревым. Мы, отстраненные от должностей, пришли к Ежову и тут же Ежов объявил, что по решению ЦК партии Запорожец отстранен от должности и предается суду. Ежов нам всем предложил выехать в Москву и ожидать там решения по своему вопросу. В Москве мы с 10 декабря по 12 января 1935 г. 5 человек были на свободе, а 7 человек содержались под арестом. 12 января 1935 г. по распоряжению Ягоды нас вызвали в НКВД и объявили нам об аресте. С того же дня началось следствие по нашему делу. Ягода, Прокофьев, Молчанов и Бердичевский нас начали уговаривать, каждого в отдельности, чтобы мы всю вину по убийству С.М. КИРОВА приняли на себя и НКВД Москвы не вспоминали. Ягода наметил, кому и какие вопросы задавать на следствии. В конце следствия обвинительное заключение подписал Прокофьев. Ягода наметил, кому и какое наказание дать, и 20 января 1935 г. Сталин постановлением ЦК партии определил нам наказание, и это постановление было передано председателю Коллегии Верхсуда СССР Ульриху. 23 января 1935 нас повезли на суд Военной Коллегии Верхсуда СССР. Ягода провел из зала суда прямой провод репродуктора к себе в кабинет, посадил на суде стенографистку и начал оформлять дело для опубликования в печати, как Ягода с Ульрихом договорились. Об этом обо всем рассказывал мне начальник погранохраны НКВД СССР Фриновский, когда он меня вызвал к себе в кабинет на второй день после суда.
Что мне известно о Ягоде.
Я, Фомин, являюсь одним из старых руководящих работников Ф. Дзержинского, перед смертью Ф. Дзержинского я охранял его лично и В.Р. Менжинского в Кисловодске два с половиной месяца, и мне известно, что при жизни Ф. Дзержинского Ягода в органах ВЧК—ОГГГУ не играл большой роли.
В сентябре 1919 г., когда мне пришлось после оставления Украины несколько месяцев работать в Москве в ОО ВЧК и при мне Ягода из ЦК партии прибыл с направлением за подписью секретаря т. Стасовой, для использования на ответственной работе и первое его назначение было управделами ОО ВЧК. После смерти Ф. Дзержинского Ягода подлым, преступным, карьеристским путем дошел до наркома внутренних дел и члена ЦК партии, я остановлюсь лишь на некоторых моментах его деятельности, так как всего о нем написать не имею возможности.
1. 20 июля 1926 г. скончался Ф. Дзержинский. Коллегия ОГПУ во главе с В.Р. Менжинским, спустя несколько дней, пришла на прием к Сталину. Сталин спросил: «Зачем пришли и что скажете?». Менжинский В.Р. ответил: «Мы теперь без Ф. Дзержинского, осиротели, пришли к Вам получить указания, как нам дальше работать и кого Вы нам дадите председателем ОГПУ?». Сталин ответил: «Ну что же, Феликс умер, но ОГПУ живет и если контрреволюция поднимет голову, то стрельнем, председателем ОГПУ я намерен дать вам Серго Орджоникидзе, он сейчас за границей лечится, ему вырезали почку, и недели через две он вернется и, я полагаю, что он будет у вас председателем ОГПУ, но это только мое мнение, а с другими членами Политбюро я по этому вопросу не говорил и мнения их пока не знаю». Все члены Коллегии сказали, что они будут очень рады видеть у себя председателем ОГПУ т. С. Орджоникидзе.
2. Коллегия ОГПУ от Сталина пошла на прием к Рыкову и то же самое сказала, что и у Сталина. Рыков заявил членам Коллегии ОГПУ, что Ф. Дзержинский вырастил такие кадры, что давать вам кого-либо извне председателем нет никакой надобности и В.Р. Менжинский вполне может быть председателем ОГПУ. В.Р. Менжинский заявил, что он человек больной, что партия его мало знает и что он отказывается от этой должности. Через две недели Рыков настоял на своем, и председателем ОГПУ был назначен В.Р. Менжинский. Он был действительно больным человеком, и Ягода начинает заправлять всей работой ОГПУ, а Рыков и Ягода — старые друзья-приятели, и, таким образом, Рыков взял ОГПУ в свои руки. Об этом мне рассказывали: Евдокимов Е.Г. и Кауль А.И., член КПСС с 1917 г., ныне прож. у своей семьи в г. Караганде.
3. В 1928 г. Сталин разоблачает Рыкова в правом уклоне, Ягода отворачивается от Рыкова в сторону и как будто порывает с ним всякую дружбу. В Москву приезжает бывш. секр. сотрудник Ягоды Виленский, и ему коммерческий директор «Динамо» — Лурье, с женой которого Ягода сожительствовал, рассказывает, как Ягода сейчас маскируется в связи с разоблачением Рыкова в правом уклоне. Вернувшись из Москвы в Ростов, Виленский рассказал своему начальнику ЭКУ Зонову о маскировке Ягоды. Зонов поехал в Москву в командировку и рассказал Ягоде о разговоре с ним Виленского. Ягода тут же дал телеграмму Евдокимову в Ростов, чтобы он немедленно командировал Виленского в Москву, и Виленского, как только он приехал в Москву, его сразу с вокзала повезли во внутреннюю тюрьму НКВД, и через три дня он был властью Ягоды расстрелян с последующим оформлением через Коллегию ОГПУ и прокурора ОГПУ. Дело Виленского С.Б. должно быть в архиве КГБ СССР. О расстреле Виленского может подтвердить Кауль А.И. и я.
4. Ягода, начиная с 1927 г., с Медведем находился в неприязненных отношениях и, особенно в 1929 г., когда по просьбе Ленинградской парторганизации Медведя из ДВК ЦК направили в Ленинград начальником ОГПУ, против желания Ягоды. Он постарался через Сталина Медведя из Ленинграда в августе мес. 1930 г. снять и послать начальником ОГПУ в Минск. Узнав об этом, С.М. КИРОВ, вернувшись из отпуска, потребовал от Сталина возвращения Медведя в Ленинград, и через 3 дня Медведь вернулся в Ленинград обратно, а Евдокимов был назначен в Среднюю Азию.
Была еще одна попытка Ягоды снять Медведя с Ленинграда и послать вместо него Заковского. С.М. КИРОВ и в этот раз отстоял Медведя.
5. В 1932 г. Ягода назначает первым заместителем к Медведю своего верного и преданного человека — Запорожца, и он фактически был комиссаром Ягоды у Медведя. Были случаи в моем присутствии, когда Медведь с Ягодой разговаривали по телефону и доходило до того, что Медведь бросал трубку и на этом заканчивался разговор. Запорожец все вопросы решал по ВЧ с Ягодой, а с Медведем только формально поддерживал связь. После освобождения первый раз задержанного Николаева Ягода через 7—10 дней отпустил Запорожца в отпуск, без предварительного согласования с Медведем. Запорожец пришел в кабинет Медведя и заявил, что он завтра едет в отпуск в Хосту, ему Ягода разрешил отпуск, и Запорожец дал указания напальникам отделов, чтобы все более интересные агентурные сводки направлять ему в Хосту, на время его отпуска заместителем никого не оставил и никаких приказов ни по НКВД, ни по УНКВД не было.
6. После суда нас, ленинградских работников УНКВД, вызвал к себе в кабинет Ягода и заявил нам, что он в Кремле получил согласие направить нас всех на Колыму и тут же предложил — Медведю начальником УНКВД Колымы, мне, Фомину, быть начальником пограничной и внутренней охраны НКВД Колымы, а Запорожцу предложил поехать на Печору строить подводные лодки, быть начальником судостроительной верфи. Все мы от этих должностей отказались и просили использовать нас на производственной работе. Все намерения Ягоды были направлены к тому, чтобы всех нас отправить подальше от центра на Колыму, чтобы не было никаких разговоров об убийстве С.М. КИРОВА.
7. Показания Ягоды на открытом процессе правотроцкистского блока в марте 1938 г. о его вражеских действиях и, особенно, о гнусной организаторской роли в убийстве С.М. КИРОВА говорит за то, что он действительно давал поручения Запорожцу в Ленинграде не препятствовать в убийстве С.М. КИРОВА.
Что мне известно о Запорожце.
Запорожец пришел в органы ОГПУ из заграницы — сначала он работал на Балканах как будто по заданию секретаря Коминтерна Мануильского, а потом в 1923 г. перешел на работу в иностранный отдел ОГПУ и в 1926 г. он появился в Москве в ОГПУ и через короткое время вошел в доверие Ягоды.
Запорожец при отъезде из Москвы на Колыму нам, Медведю, мне, Губину, Янишевскому и др., рассказывал, что он хотел перед отъездом повидать Ягоду, но у того было совещание, и Запорожец решил оставить Ягоде письмо у начальника ЭКУ Миронова, друга Запорожца, и в этом письме благодарил Ягоду за хорошее к нему отношение и заверял его, он был и остается верным его человеком. На Колыме мы работали на дорожном строительстве — 4 человека из осужденных ленинградских работников — Запорожец, я, Белоусенко и Петров. Когда в апреле месяце 1937 г. я услышал по радио об отстранении от должности и предании суду Ягоды, то после обеда решил зайти к Запорожцу на квартиру, я спросил его, слышал ли он передачу по радио об отстранении Ягоды и предании его суду. Запорожец взял себя за волосы и сказал, что «теперь будут мне неприятности», я спросил его: «А при чем тут ВЫ?» Он опять повторил, что «теперь будет мне неприятность». Я посидел у него минут 10 и пошел к себе домой. 30 апреля 1937 г. Запорожец по распоряжению Ежова из Москвы был арестован и направлен в Москву спецконвоем. На Колыме Запорожец неоднократно называл себя учеником и воспитанником Ягоды. Мои отношения с ним были скрытно-неприязненные, подтвердить это могут работавшие на дорожном строительстве Дальстроя НКВД гл. инженер Станкевич К.И., прож. на Черноморье в Лазаревке, зам. гл. инженера Семенов Я.В., член КПСС, прож. г. Москва, Метростроевская ул., 11/17, кв. 31 и Кушнарев А.Б., прож. Москва, Лялин пер., д. 3, кв. 13.
Что мне известно о Медведе.
Медведь — член партии с 1908 г., с первых дней при Ф. Дзержинском был членом Коллегии ВЧК—ОГПУ и занимал руководящие посты в этих органах. Кандидатура его на должность начальника ОГПУ в Ленинград была выдвинута С.М. КИРОВУ его предшественником Мессингом, который в конце 1929 г. был переведен на должность второго заместителя председателя ОГПУ в Москву. Ленинградская парторганизация Медведя знала, когда он работал председателем Петроградской ЧК при Зиновьеве в 1919 г. и Зиновьев его из Ленинграда выжил лишь потому, что Медведь выписал ордер об изъятии ценностей и изъял их у балерины Спесивцевой, с которой жил в Ленинграде Зиновьев.
С.М. Киров и Бюро Обкома партии в конце 1929 г. просили ЦК партии дать им в Ленинград начальником ОГПУ Ленинграда из ДВК Медведя, и Медведь был назначен на эту должность против желания Ягоды. С.М. КИРОВ относился к Медведю очень хорошо и всегда его защищал от нападок Ягоды. Всякие попытки снять Медведя из Ленинграда Ягоде не удавались.
Вначале 1934 г. Медведь вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что у него больше не хватило терпенья и что он рассказал Миронычу о роли Запорожца как комиссара Ягоды надо мной и ему С.М. КИРОВ сказал: «Ставьте вопрос на Бюро Обкома, и Запорожца за 24 часа в Ленинграде не будет». Медведь спросил у меня, не соглашусь ли я, Фомин, быть первым заместителем его по госбезопасности, я отказался, так как я считал себя для такой большой оперативно-чекистской работы в таком большом промышленном городе, как Ленинград, неподготовленным. Я изучал военное дело и вторым заместителем по военной части я работал и этой работы не боюсь. Тогда Медведь сказал, что он будет подбирать себе вместо Запорожца из работников, ранее у него работавших заместителями. Мне известно, что за месяц до убийства С.М. КИРОВА Медведь представил список на проживающих в Ленинграде троцкистов, зиновьевцев и каменевцев, всего 107 человек, С.М. КИРОВУ для получения санкции его на арест вышеуказанных лиц. С.М. КИРОВ сказал, что сейчас он сам этой санкции дать не может, а поедет в Москву и там, в Кремле, этот вопрос разрешит. После убийства С.М. КИРОВА комиссия, которая производила опись секретных документов у него в портфеле, нашла и этот документ. Впоследствии стало известно, что в этот список были включены некоторые лица, которые были расстреляны по делу убийства С.М. КИРОВА, как напр., Каталынов, Румянцев и еще несколько человек. Этот список, вероятно, и сейчас в опечатанных секретных документах С.М. КИРОВА хранится.
У меня нет никаких оснований сказать, что Медведь в какой-либо степени желал плохого С.М. КИРОВУ, и от него никто плохого слова о С.М. КИРОВЕ не слышал. Под влиянием своей жены Медведь терял большевистскую, чекистскую бдительность и допустил халатность в деле охраны С.М. КИРОВА, и за это можно было дать ему любое наказание, но только не за то, что он хотел умышленно что-то сделать плохое С.М. КИРОВУ.
Мне по неофициальным сведениям известно, что по делу убийства С.М. КИРОВА из осужденных нас, 12 человек, расстреляны: Медведь, Запорожец, Губин, Янишевский, а остальные — кто умер в лагерях, кто погиб на фронте, кто умер своей смертью на свободе, и в живых нас осталось два человека: Я, Фомин Ф.Т., и Лобов П.М.
Справка о себе, Фомине Ф.Т.
Я член КПСС с 1917 г. партбилет № 04904981, восстановлен 17 августа 1954 г. после реабилитации с перерывом с 1935—1954 г.
В органах ВЧК—ОГПУ— НКВД с 1918 г., в гражданскую войну был начальником ОО ВЧК на Украинском и Царицынском фронтах. В 1921 году был председателем Крымской Чрезвычайной Комиссии. В 1924—25 гг. начальником Терского отдела ОГПУ и по постановлению Бюро Северо-Кавказского крайкома партии за подписью т. Микояна А.И. и по предписанию Ф. Дзержинского на меня была возложена персональная ответственность за охрану членов Политбюро ЦК партии и народных комиссаров СССР, приезжавших лечиться на Кавминводы. После окончания КУВКС при военной Академии им. М.В. Фрунзе в 1927 г. был назначен начальником погранохраны и войск Северо-Кавказского военного округа и в январе 1930 г. переведен был на эту же должность в Ленинград. В апреле 1933 г. по совместительству с должностью погранохраны и войск НКВД я был назначен вторым заместителем начальника УНКВД по Ленобласти, и на меня была возложена работа по руководству погранохраной, войсками, милицией, пожарной охраной и загсами, и этой работой я руководил по день отстранения и предания меня суду 3-го декабря 1934 г.
В гражданскую войну один раз на меня было покушение белогвардейцами, и я белого офицера, ранившего меня, застрелил, второй раз на фронте в 1919 г. в Елисаветграде попал в руки белой банды, вели меня расстреливать, по дороге, как руки выпустили, так бежал и спасся побегом от расстрела. Третий раз прошел пытки, порки, инсценировку расстрела у Берия в Сухановской тюрьме в 1939 г. После гражданской войны с 1922 г. все время избирался в партийные органы, уездные, районные, окружные, городские, краевые, областные вплоть до делегата 17-го Съезда с решающим голосом. Ни к каким оппозициям и группировкам не примыкал.
Я, инвалид 2-ой группы, по состоянию здоровья второй год не работаю, написал все, что смог при своем состоянии здоровья в возрасте 62 лет, честно, может быть, что написал неточно или не вспомнил всего, это только могу отнести к давности — прошло более 21 года со дня убийства С.М. КИРОВА. Своим пояснением я хочу ЦК КПСС дать возможность более точно узнать об убийстве С.М. КИРОВА, поэтому после прочтения закрытого письма ЦК КПСС сам лично обратился к Вам и спросил, могу ли я быть чем-нибудь полезным как один из руководящих, оставшихся в живых работников УНКВД, привлекавшихся по делу убийства С.М. КИРОВА.
23 января 1935 г. я был осужден за халатность в деле охраны С.М. КИРОВА на два года, судимость снята, но реабилитации полной по этому делу не имею. По распоряжению Берия в 1939 г. я был вторично арестован, подвергнут пыткам и поркам и осужден на 8 лет с поражением в правах на 5 лет. По этому делу я полностью реабилитирован. 41 года от роду я был отправлен на Колыму, Печору и Карело-Финскую ССР, и только 60 лет, после реабилитации, я вернулся в Ленинград к семье инвалидом 2-ой группы.
Член КПСС, партбилет № 04904981 ФОМИН
26 марта 1956 г.
г. Ленинград, 105, ул. Севастьянова, д. 4, кв. 73
ФОМИН ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ