2. Религия и политика

Анализ объективных факторов и предпосылок, обусловивших распространение ПМ на постсоветском пространстве, а также рамок и сущности самого понятия ПМ, позволил определить его целевые функции и инструменты. Основными функциями ПМ выступают:

а) влияние на нужное (ожидаемое) поведение целевой аудитории через выявление и формирование побудительных мотивов, ценностей и интересов, обусловливающих в итоге наличие политического спроса;

б) формирование адекватного политическому спросу политического предложения, охватывающего не только «электоральный маркетинг», но также общие направления внутренней и внешней политики государства.

Универсальный и многофункциональный характер большинства политических технологий в практическом плане дает основание дифференцировать их в первую очередь по степени институционализации и соответствии той или иной целевой функции ПМ. Поэтому в контексте рассматриваемой темы дальнейшее исследование будет посвящено определению места религии в ПМ с позиций изучения её влияния на спрос, предложение и другие составляющие ПМ.

Решение данной задачи будет осуществляться, во-первых, через анализ инструментов и методов ПМ, зародившихся в советской атеистической и религиоведческой литературе, а также взаимосвязь политических и религиозных факторов в современных научных исследованиях.  Во-вторых, через обзор международного опыта политического управления в религиозной сфере. В-третьих, через рассмотрение религиозного фактора в качестве инструмента внешнеполитического влияния и имиджевой политики государств.

2.1. Антирелигиозная пропаганда как инструмент политического маркетинга в СССР

Религия и религиозные институты на протяжении столетий выступали едва ли не главным инструментом легитимации политической власти, формирования социокультурной идентичности, чувства общности, незыблемости мировоззренческих констант.

Общие тенденции секуляризации общества, особенно советский период отечественной истории, в значительной степени ослабили влияние религии на общественное сознание и политические процессы. В то же время это не означало исключение религиозного фактора из сферы действия ПМ. Религия по-прежнему играла значимую роль в обеспечении устойчивости политической системы, однако стала использоваться не как мобилизационный, консолидирующий и легитимирующий ресурс, а инструмент противопоставления, создание «от противного» нового политического порядка. Проследить подобную переориентацию функций и новую роль религиозного фактора в ПМ позволяет ретроспективный анализ советских изданий 1917–1937 гг. из фондов Национальной библиотеки Беларуси.

Одним из устойчивых стереотипов, сложившихся в настоящее время как в образовательном пространстве, так и в научной литературе, является стереотип тотальной «борьбы с религией» советского государства. Антирелигиозная и антиклерикальная пропаганда зачастую представляется в качестве одного из основных направлений советской идеологии, исключающей возможность каких-либо научных исследований по религиозной проблематике. Как показывает анализ научных изданий первых советских пятилеток, тематическое поле религиоведческих исследований было обширным, хотя нельзя не отметить его общую переориентацию в части постановки целей и задач. Религиозные учения и практики рассматривались через призму политизации религии, противопоставления отжившего «старого» прогрессивному «новому». Помимо научных, в печать выходило множество других видов работ: от научных монографий до периодических изданий и образовательной литературы, рассчитанной на массового читателя. Исключение представляет лишь сугубо богословская и теологическая тематика, а также религиозная философия, хотя отдельные церковные издания продолжали выходить в СССР вплоть до конца 1930-х гг.

Разнообразие религиозной проблематики связано с тем, что главная задача государства в сфере свободы совести формулировалась как «преодоление», а не борьба с религией. В новом социуме религии отводилась роль в большей степени отмирающего «пережитка», нежели действенного «врага». Соответственно основными способами «преодоления» в первую очередь провозглашались ликвидация безграмотности, просвещение, вовлечение в активную общественную деятельность, повышение общего культурного и образовательного уровня, формирование у масс научного материалистического мировоззрения, т.е. уничтожение старых и создание принципиально новых социальных условий, при которых религиозные убеждения «отомрут», нивелируются сами собой.

В печати разворачивается широкая пропаганда атеистического мировоззрения, основными принципами которой являлись материалистическое объяснение явлений природы и общественной жизни, социальная сущность всех религиозных воззрений, замена религиозных верований научными знаниями [287, c. 145–146]. Количественная структура библиографических источников и динамика по годам представлена в таблице 2 и включает как светские (научные, академические, агитационные и др.), так и церковные издания.

Таблица 2 – Контент-анализ советских печатных изданий по религиозной проблематике (кол-во единиц, в динамике по годам)[1]

Ключевые слова

1917–1921

1922–1927

1928–1933

1934–1939

церков

ные издания

советские издания

церков

ные издания

советские издания

церков

ные издания

советские издания

церков

ные издания

советские издания

Религия

11

19

 

21

1

25

 

5

Атеизм

(атеистический, атеистическая)

 

 

 

1

 

3

 

1

Антирелигиозный (антирелигиозная)

 

2

 

4

 

30

 

25

Безбожие

(безбожник, безбожный)

 

 

 

3

 

14

 

2

Церковь

1

7

1

14

 

23

 

8

Православие

1

 

2

3

2

3

 

4

Ислам

(мусульмане)

 

3

 

4

 

5

 

1

Иудаизм

(евреи)

 

 

 

1

 

4

 

11

Всего:

13

31

3

51

3

107

 

57

Как видно из результатов контент-анализа, в первые три года советской власти еще достаточно активно выходили церковные издания, но уже к 1922 г. их число резко снижается. Всплеск же публикаций по данной тематике приходится на 1928–1933 гг., по-видимому, как итог первых десятилетий советского государства, вобравших в себя период гражданской войны, кампанию по изъятию церковных ценностей, начало процессов коллективизации и индустриализации, других значимых событий общественной жизни.

Анализируя библиографию рассматриваемого периода, следует также отметить, что в названиях всего разнообразия изданий преобладают такие категории, как «религия», «церковь», «безбожие» (безбожный, безбожник), «антирелигиозный», «атеист» (атеистический, атеистическая), но отсутствует конфессиональная дифференциация. Это, с одной стороны, может свидетельствовать скорее о безразличии советской идеологии к какому-либо конкретному вероисповеданию, чем об активной «борьбе с православием». C другой стороны, «церковь», как правило, традиционно отождествлялась с «православием», что делает неоднозначным и, возможно, некорректным данный вывод и требует дополнительного анализа литературы.

Среди основных направлений научной и общественно-политической мысли можно выделить научные и научно-популярные издания, методическую литературу, собственно антирелигиозную пропаганду, объединенных общей целью переориентации общественного сознания.

Содержанием научных работ становилось выяснение предмета и методологии науки о религии; анализ трудов американских и западноевропейских ученых; изучение первичных и ранних форм религиозных верований (анимизма, фетишизма, тотемизма, магии) и т.п. Как большинство университетских и академических изданий, подобные труды издавались ограниченным тиражом и были адресованы немногочисленным категориям населения: студентам, преподавателям, университетской и академической профессуре. Также широко была распространена практика изданий отдельных лекций, стенограмм выступлений и очерков.

В указанную группу источников можно также отнести переиздания дореволюционных книг соответствующей тематики. В частности, обращает на себя внимание переиздание в 1917 г. нескольких работ историка РПЦ и активного участника антибольшевистского движения С.П. Мельгунова «Как создалась в России государственная церковь», «Старообрядцы и свобода совести: о необходимости для старообрядцев отделения церкви от государства». Монографии посвящены изучению особенностей процессов государственно-конфессиональных отношений в России, этапам становления и институционализации православия в качестве официальной государственной идеологии. С.П. Мельгунов одним из первых прямо указывал на зависимость церкви от политической власти: «Если на Западе религиозно-политические доктрины папства, пытавшиеся осуществить “Царство Божие” на земле путем создания гигантской всемирной монархии на теократических началах, при столкновении с жизнью терпели неудачи и сводились, в конце концов, к проповеди тесного союза между церковью и государством, то в Византии … идеи, ставящие “святительство” выше «царства», выливались в жизни скорее в форму подчинения церкви государству» [139, с. 3].

Отмечалась в работе также новая для Российской Империя тенденция «подневольности церкви», которую сегодня можно было бы обозначить как политизацию религии. На то время такой подход был новаторством и свидетельствовал о новом этапе в осмыслении политических функций Церкви: «Параллельно с процессом превращения князя-помещика в царя-самодержца, … развивался и процесс введения церкви в рамки государственных учреждений» [139, с. 7]. Особенностью указанных трудов является то, что религия и Церковь едва ли не впервые рассматриваются с позиций ПМ: как инструмента обслуживания интересов политической власти и поддержки в Российской Империи монархии.

Среди белорусских научных изданий следует выделить работу профессора Н.М. Никольского «Религия, как предмет науки», посвященную общим положениям внеконфессионального изучения религии, сравнительной характеристике идеалистического и материалистического подходов и методов к изучению религии, обзору европейских научных школ. Религию Н.М. Никольский рассматривал с позиций позитивизма и представлял её как явление «естественного порядка» и первую форму познания человека о мире: «религия в целом есть социальное явление, группирующее людей, связанное неразрывными нитями со всей совокупностью экономических, социальных и политических отношений в данном обществе в данную эпоху» [174, с. 3].

Изучению ранних форм религии посвящено и большая часть послереволюционных изданий, в числе которых работы по античной мифологии профессора Ф. Зелинского, культам древних славян профессора Е. Кагарова и др. Отдельные аспекты развития первобытных верований и культов рассматриваются в трудах профессора. С.З. Каценбогена, возглавлявшего в 1921–1925 гг. кафедру социологии и первобытной культуры Белорусского государственного университета, и осмысливающего данные явления уже с позиций марксизма и исторического материализма.

Белорусский государственный университет осуществлял активную издательскую деятельность в деле «преодоления» религии. Университетом была издана серия научно-популярных брошюр и хрестоматий на белорусском языке, призванных убедить широкие массы в ошибочности всех религиозных убеждений: «Рэлігія і здароўе», «Рэлігія і савецкая медыцына», «Рэлігія і вайна», «Рэлігія ў барацьбе за рабочую моладзь». Значительная часть научно-популярных изданий посвящена истории основных мировых религий, процессам зарождения, становления и трансформации культов, социальной обусловленности религиозных культов и верований. Не лишенные элементов политизированности и выполненные в общей массе в контексте антирелигиозной пропаганды, тем не менее, указанные издания характеризуются всеми чертами научного знания: постановкой проблемы, выделением объектно-предметной области исследования, разнообразием методологических позиций, систематизированной библиографией и т.п.

Обращает на себя внимание витебское издание 1922 г. Казимира Малевича «Бог не скинут», которое нельзя отнести к указанной группе источников, но которое отличается свободным обоснованием пусть и не канонического религиозного, но в полной мере идеалистического философского мировоззрения: «Каждый человек спешит к совершенству своему, стремится быть ближе к Богу, ибо в Боге его совершенство, следовательно, каждый шаг человека должен быть направляем к Богу, для чего он изыскивает пути или средства – просто ищет Божеских признаков» [134, с. 17]. Подобные тексты, опубликованные в первую советскую пятилетку, свидетельствуют о довольно постепенной переориентации религиозной тематики.

Что касается научно-популярных изданий и методической литературы, то они представлены периодическими изданиями, монографиями, брошюрами, адресованными уже не конкретной целевой аудитории, а адаптированными для широкого круга читателей.

Среди указанных источников обращают на себя внимание подшивки журнала «Атеист», издававшегося одноименным научным обществом с 1925 по 1936 гг. К работе в журнале привлекались ученые-историки, социологи, философы, этнографы, антропологи, публицисты. В разное время в числе авторов «Атеиста» были выдающийся польский поэт и публицист А. Немоевский, будущий академик НАН СССР Е. Ярославский [311], ученые-философы А. Богданов и Л. Аксельрод, общественный и революционный деятель Д. Вейс, публицист И. Вороницын, организатор и руководитель научного общества и издательства «Атеист» И. Шпицберг. Активно публиковались и переводные издания, среди которых работы немецкого философа мониста А. Древса, немецкого профессора Р. Гольдшмидта, французского этнографа Э. Нурри, британского религиоведа, антрополога и историка религии Д. Фрэзера, австрийского и немецкого философа Ф. Маутнера и многих других.

В целом проблемное поле «Атеиста» отличалось разнообразием тематики и методологии исследований: взаимоотношения церкви и государства, история религии и атеизма, хроника международного антирелигозного движения. Статьи, выполненные как в рамках материалистического понимания истории и теоретического наследия марксизма, так и «идеологически чуждых, но дающих обширный фактический материал исследователей, особенно иностранных» [86]. Решение вопросов осуществлялось с разных методологических позиций: религиозно-философской, позитивистской, историко-материалистической [140, c. 37]. Отдельно следует отметить обширнейший библиографический раздел, включающей сотни наименований – аннотированные отзывы о советских и зарубежных изданиях на русском и на иностранных языках.

Феномен журнала состоял в том, что по содержанию большинство статей «Атеиста» представляли собой полноценные научные исследования со своей предметной областью, методологией, обширным как теоретическим, так и эмпирическим материалом, включая полевые исследования этнографов, фольклористов и др. В то же время основной задачей журнала был не только научное познание и развитие той или иной отрасли науки, но также работа с массовым сознанием. По форме и решаемым задачам журнал, таким образом, представлял собой один из инструментов формирования атеистического мировоззрения и соответственно поведения своей аудитории, нивелирующего роль церковных институтов в молодом советском обществе.

В целом академические и университетские издания характеризуются традиционным для отечественной науки конца XIX – начала ХХ века изучением религии в рамках этнографии, лингвистики, антропологии адресностью, ограниченностью аудитории (студенчества, ученых, преподавателей) и тиражей; незначительным резонансом и влиянием на широкие массы читателей, отсутствием «обратной связи». В свою очередь, научно-популярную литературу можно с полным правом назвать первым полноценным инструментом советского прообраза современного ПМ. Помимо многовекторности тематики, разнообразия методологических подходов, плюрализма мнений и мировоззрений авторов, она отличалась адаптированностью, простотой (в то же время не упрощенностью) изложения материала, адресованного широкой аудитории. Активной популяризации научного знания способствовало привлечение в научно-популярную литературу известных ученых, философов, общественных и политических деятелей.

Наряду с научной и научно-популярной литературой, в рассматриваемый период активно разрабатывалось принципиально новое направление: методическая литература. Одной из первых советских методических разработок обоснованно можно назвать издание 1929 г. «Безбожники – в социалистическое соревнование», в котором оказались сформулированы основные принципы антирелигиозной работы. К ним, в первую очередь, относится её практикоориентированность: децентрализация, творческий подход, работа активистов непосредственно на местах [260, с. 9–10]. Главной задачей выступала не столько непосредственно антирелигиозная пропаганда, которая являлась второстепенным направлением, сколько формирование новой социальной среды работника как на производстве, так и в повседневном быте. Решение указанной задачи связывалось с разработкой новых форм и методов антирелигиозной работы, к наиболее социально значимым из которых можно отнести:

образовательную и просветительскую деятельность (ликвидация безграмотности, радиофикация деревни и рабочих поселков, открытие и обеспечение антирелигиозной литературой библиотек, изб-читален и др.);

производственно-трудовую деятельность (участие в производственном соревновании, работа в дни религиозных праздников, содействие рабочему изобретательству, организация ударных бригад, устройство опытных участков, содействие машинизации сельского хозяйства и т.п.);

формирование новой культуры досуга (организация кружков, клубов, докладов, вечеров, устройство уголков и выставок и т.п.). Использовались инструменты постепенного замещения и вытеснения религиозных традиций элементами нового быта (октябрины вместо крестин, отказ от приема священников на дому, отказ от религиозных праздников и т.п.).

К концу 1930-х гг. как итог и обобщение практики двух послереволюционных десятилетий появляется уже целый ряд методических разработок и социологических исследований изменения у населения отношения к религии. Так, работа Е. Хлебцевича «Массовый читатель и антирелигиозная пропаганда: опыт изучения читательских интересов и методы антирелигиозной пропаганды и руководства чтением» содержит обширный эмпирический материал о работе библиотек: обращаемости книг, популярности запросов по жанрам,  динамике читательского интереса и т.д. Результаты анкетирований выявляли общие направления читательских интересов и пожеланий читателей, их запросы, оставшиеся неудовлетворенными и требовавшие дополнительной работы библиотек. Данные фронтальных и выборочных анкетных опросов сопоставлялись с данными учета выдач книг тем же читателям за тот же период времени, что можно было бы обозначить как метод сравнения субъективных пожеланий читателей с объективным учетом выдачи книг. Например, приведенная статистика выдачи и средний оборот книг с 1921 по 1925 гг. в библиотеках РККА позволяют констатировать в 1924–1925 гг. снижение популярности антирелигиозной литературы – по-видимому, за счет возросшего интереса к естествознанию, прикладным и социальным знаниям [287, с. 4].

Помимо статистических данных, одна из первых в СССР практик выборочного анкетирования позволила дифференцировать читательские интересы по социальным группам (красноармейцев-горожан, красноармейцев-крестьян, старослужащих, новобранцев и т.п.) и на этой основе разработать комплексные методические разработки для клубно-библиотечной работы, кружков, самодеятельности и т.п. Примерная схема антирелигиозной пропаганды при библиотеке предусматривала сочетание различных форм работы с населением: громкие чтения, иллюстративный материал, беседы, диспуты, выставки книг, проведение опытов, наблюдений, устройство метеорологической и радиостанций, экскурсии и т.п. Указанные мероприятия существенно изменяли целевые функции библиотек, превращая их не столько в собрание книг или пропагандистскую точку, сколько в культурно-просветительские центры популяризации научного знания.

В частности, Е. Хлебцевич отстаивал точку зрения, что при работе с религиозным читателем антирелигиозная пропаганда не должна начинаться «в лоб», а являться лишь заключительным, завершающим этапом предварительной масштабной просветительской и общеобразовательной работы. Указывая в том числе и на недостаток «прямолинейности» советской антирелигиозной пропаганды, Е. Хлебцевич приводит многочисленные отзывы читательской аудитории. Отзывы читателей, порой наивные и бесхитростные, представляют живой интерес и сегодня, свидетельствуя как об устойчивости среди общей массы безграмотного населения религиозных верований, так и о масштабе проводимой просветительской работы.

Ценным источником получения «обратной связи» стал также единый читательский формуляр, анализ которого являлся частью системного изучения влияния книги не только на мировоззрение читательских групп, но в первую очередь на поведенческую активность «со стороны активного участия их в социалистическом строительстве» [286, с. 98]. Итогом многолетних наблюдений и исследований стал вывод автора об обусловленности динамики религиозности населения и эффективности антирелигиозной пропаганды в первую очередь социальными факторами: созданием новой социальной среды, условий труда и быта, популяризацией научного знания. Поэтому антирелигиозная пропаганда рассматривалась лишь как одно из многочисленных направлений культурно-просветительской и образовательной деятельности, развернутой советским государством в первые десятилетия своего существования.

Еще одной яркой страницей научной биографии Е. Хлебцевича является обоснование одной из первых в советском религиоведении и социологии религии типологии религиозности населения, в основу которой был положен адресный подход: критерий отношения населения к религии. В качестве отдельного явления выделялась «обрядовая», внецерковная религиозность значительной массы населения. Сама же типология включала пять основных типов: сознательные атеисты (отрицательная ступень религиозности); безучастные к религии, бессознательные атеисты (нулевая ступень религиозности); верующие «по традиции», формально; сомневающиеся (дробная ступень религиозности); верующие (положительная ступень религиозности).

Многие идеи и положения, обоснованные Е. Хлебцевичем (социальная обусловленность динамики религиозности населения, «формальная» религиозность и др.) актуальны и для сегодняшнего белорусского общества, по-прежнему вызывая устойчивый научный интерес многих исследователей. Помимо научно-исследовательской работы, Хлебцевич стоял у истоков зарождения и формирования принципиально нового, не существовавшего до 1917 г. направления: разработки теоретико-методологических основ адресной работы с населением, главными принципами которой становились, во-первых, ориентированность на конкретную социальную группу (целевую аудиторию). Во-вторых, комплексный подход, включающий сочетание широкого разнообразия форм, методов и методик работы с конкретной аудиторией. В-третьих, обязательное наличие «обратной связи»: изучение мнений, оценок и интересов читательской аудитории о формах, содержании и качестве просветительской деятельности в целом и атеистической пропаганды в частности.

Принцип адресности в работе с аудиторией, учет её интересов, подготовки и соответственно степени восприятия читающих нашел широкое применение при составлении сборников библиографических источников. В числе таких работ – справочник для сельского работника «Что читать о религии», библиографические тематические обзоры Я.М. Глана, содержащие алфавитные указатели, аннотации к изданной литературе и рекомендации по работе с приведенными источниками в зависимости от уровня подготовки читающих.

Атеистическо-пропагандистское направление представляло собой главным образом малоформатные издания, адресованные как целевой аудитории (материалы в помощь агитаторам, книги для изб-читален), так и массовому читателю (плакаты, альбомы, листовки «Антирелигиозная азбука», «Безбожник у станка», «Мироведение безбожника», «Безбожник» и др.). Что касается содержания, то в целом именно указанное направление было ориентировано на формирование негативного образа религии и как «пережитка», и как «врага». Это достигалось, как правило, доступным, упрощенным противопоставлением: темного прошлого – светлому будущему, содержания – форме, религиозной идеи – её реализации. По сути данный жанр можно назвать первой отечественной практикой целевого применения мобилизационных и имиджевых технологий. Достаточно рассмотреть лишь несколько изданий, чтобы выстроить применительно к религии последовательный ассоциативный ряд: «яд», «хлам», «цепи», «темнота», «туман», «паутина суеверий», а также характер смысловых противопоставлений («сияние-подаяние», «духа-брюха» и т.п.).

Двустишия, речевки, эпиграммы, сопровождающиеся ярким видеорядом (плакаты, листовки), по своей природе оказались близки к народному творчеству, фольклору и вобрали в себя элементы «низовой» и зарождающейся в недрах народной новой, массовой пролетарской культуры. Лаконичная, образная, «клиповая» форма советской антирелигиозной литературы максимально облегчала восприятие малограмотной массой населения. Сочетая в себе художественную форму с народной фольклорной основой, она опиралась на «низовую» и массовую пролетарскую культуру. Применяемые в художественном творчестве инструменты ПМ оказались максимально эффективными, в полной степени выполнив свои цели и задачи, и в настоящее время вызывая в обыденном сознании устойчивую ассоциацию с антирелигиозной пропагандой как единственным направлением печатной мысли первых двух десятилетий советского государства.

Подводя итог краткого обзора фондов Национальной библиотеки Беларуси, можно сделать вывод о том, что антирелигиозная пропаганда являлась лишь частью общей атеистической пропаганды, которая, в свою очередь, представляла собой одно из направлений масштабной многоаспектной культурно-просветительской и образовательной деятельности, развернутой советским государством в первые десятилетия своего существования. Советская печатная общественно-политическая и научная мысль 1917–1937 гг. характеризовалась обширностью тематики. Масштабная систематизация научного знания в области религиоведения, атеизма, свободомыслия и свободы совести, привлечение в просветительскую деятельность широкого круга ученых, общественных и политических деятелей вывело изучение религии за узкие богословские и конфессиональные рамки. Это заложило основу современного систематического и сравнительного религиоведения, сектоведения, социологии религии, политологии, стимулировав развитие отдельных направлений и богословской мысли, а также целых отраслей педагогики, психологии, методического обеспечения образовательной деятельности. 

Указанные направления стали базой для развития в СССР собственно «научного атеизма», оформившегося лишь к концу 1950-х гг. и представляющего более привычную современному обыденному сознанию комплексную отрасль знания о религии исключительно с позиций методологии исторического материализма и опорой на естественнонаучное знание. Зарождение и формирование нового, не существовавшего до 1917 г., направления разработки адресных методов и конкретных методик работы с целевой аудиторией (начальной школой, учителями, военнослужащими, агитаторами и др.), можно назвать полноценным методологическим фундаментом современного ПМ. В результате применения адресных форм работы с целевой аудиторией стало возможным создание новой социальной среды, формирование новой повседневной культуры досуга и быта, просуществовавшей на постсоветском пространстве вплоть до конца ХХ – начала XXI века. В настоящее время религиоведческие научные исследования также не лишены элементов политизации, хотя их маркетинговый характер носит неявный, латентный характер. Тем не менее, как отражая, так и формируя мировоззрение не только исследователя, но и определенной части общества, они могут быть рассмотрены с позиций ПМ, поскольку прямо либо опосредованно отвечают сложившемуся «спросу».

2.2. Религиозный фактор и политические процессы: обзор белорусских диссертационных исследований

Развитие ПМ, политизация религии, вовлечение церкви в политические процессы и технологии все чаще становится предметной областью диссертационных работ отечественных ученых, обусловливая динамику изменения приоритетов научных исследований в данной сфере. Изменения приоритетов связаны, в первую очередь, с глобальными социальными трансформациями, происходившими на постсоветском пространстве в последние десятилетия. Однако, если в начале 1990-х гг. сам факт обращения ученых к проблемам реализации свободы совести и включения религии в сферу действия ПМ, являлся некоторым научным новаторством, свидетельствовавшим об изменении общественного сознания, то в настоящее время уже позволяет говорить как острой актуальности и неоднозначности указанной тенденции, так и об определенном социальном заказе.

Анализ диссертационных исследований за последние 12 лет (2004–2016 гг.), в которых в той или иной мере присутствует обращение к религии в контексте её взаимосвязи с социальными и политическими процессами и институтами, дает возможность постановки и решения ряда задач по выявлению: а) основных тематических направлений диссертационных исследований, теоретических и методологических подходов, концепций, парадигм; б) как зависимости, так и возможного влияния религиозного фактора на политические процессы; в) недостаточно изученных на сегодняшний день аспектов взаимодействия религиозной и политической сфер белорусского общества.

В обзор не включены работы, выполненные в рамках религиоведения, философии религии, культурологи и искусствоведения, авторы которых, хотя и обращаются в своих исследованиях к религии, но в качестве предмета изучения рассматривают богословские аспекты вероучений, религиозную онтологию и гносеологию, семантику религиозных обрядов и т.п. вопросы, непосредственно не затрагивающие социально-политическую обусловленность религии.

Отличительной особенностью рассматриваемого направления является то, что большинство диссертационных работ выполнены «на стыке» сразу нескольких отраслей гуманитарного знания: социологии, философии, истории, политологии. Общее количество и динамика представления диссертационных работ по годам и отраслям науки приведены в таблице 3.

Таблица 3 – Количество диссертационных работ, представленных к защите, по годам/отраслям науки

Год

Количество

диссертаций

Отрасль наук/специальность

2004

-

 

2005

2

23.00.01 – теория политики, история и методология политической науки

07.00.02 – отечественная история

2006

2

22.00.01 – теория, методология и история социологии (докторская)

22.00.06 – социология культуры, духовной жизни

2007

3

09.00.11 – социальная философия (докторская)

09.00.13 – религиоведение, философская антропология, философия культуры

12.00.01 – теория и история права и государства; история учений о праве и государстве

2008

3

07.00.02 – отечественная история

22.00.01 – теория, методология и история социологии

22.00.08 – социология управления

2009

1

09.00.13– религиоведение, философская антропология,

философия культуры

2010

1

07.00.09 – историография, источниковедение и методы исторического исследования

2011

-

 

2012

3

09.00.11 – социальная философия (2)

22.00.06 – социология культуры

2013

1

12.00.01 – теория и история права и государства; история учений о праве и государстве

2014

4

07.00.09 – историография, источниковедение и методы исторического исследования

22.00.01 – теория, история и методология социологии

22.00.04 – социальная структура, социальные институты и процессы

23.00.02 – политические институты, процессы и технологии

2015

3

07.00.02 – отечественная история (3)

2016

1

22.00.01 – теория, методология и история социологии

Итого:

24

Социологические науки – 8

Философские науки – 5

Исторические науки – 7

Юридические науки (история права) – 2

Политические науки – 2

Как видно из приведенной таблицы, распределение по годам достаточно равномерное, за исключением периода с 2009 по 2011 гг., когда за три года к защите было представлено всего две диссертации. Кроме этого, следует обратить внимание, что по политическим наукам подготовлено всего две работы – в 2005 и в 2013 гг., т.е. с разбежкой в 8 лет. Анализируя содержание диссертаций и авторефератов, в качестве основных тематических направлений диссертационных исследований можно выделить следующие:

характеристики, типология, динамика изменения религиозности общества;

вопросы религиозной идентификации, социокультурной идентичности, ценностных ориентаций верующих;

государственно-конфессиональные отношения, проблемы реализации свободы совести;

новые религиозные течения, проблемы сект, неокультов и т.п.;

национальная и информационная безопасность Республики Беларусь, место религиозного фактора в политических процессах и технологиях.

В работах политологов религия рассматривается не только как составляющая мировоззрения и один из маркеров идентификации верующих, но и как самостоятельная идеология с высокой степенью институционализации.  Враждебность или лояльность установок той или иной религиозной идеологии по отношению к политической власти способны оказывать значимое влияние на гражданское согласие в обществе. В то же время религиозный фактор выступает одним из элементов общей политики государства, что обусловливает его двойственный, противоречивый (амбивалентный) характер. Амбивалентность заключается в том, что религия в равной степени может оказывать как стабилизирующее, так и дестабилизирующее воздействие на политическую систему.

Отмечая совпадение ряда функций религии и политики, С.С. Давыденко и А.В. Шерис сходятся во мнении, что при выборе общих стратегий национальной безопасности и конкретных моделей государственно-конфессиональных отношений необходимо учитывать, во-первых, духовно-нравственный потенциал традиционных конфессий. Во-вторых, структуру религиозного пространства белорусского общества, сложившуюся в процессе исторического развития. В настоящее время, по мнению А.В. Шериса, его составляют религиозное ядро (традиционные конфессии), оказывающее наибольшее влияние на политическую стабильность, и периферия (нетрадиционные конфессии), сочетающие в себе как легальные, так и нелегальные формы [297, с. 2–4, 12]. Соответственно одним из условий эффективности государственной религиозной политики предполагается сочетание принципов социального партнерства государства с традиционными конфессиями и ограничения деятельности тоталитарных сект [71, с. 15–16].

В рамках социологического подхода выполнены исследования Н.Л. Балич, Д.К. Безнюка, В.А. Мартиновича, О.А. Шелест, Е.В. Шкуровой.

Рассматривая религиозный фактор как один из инструментов социального управления, Д.К. Безнюк отмечает, что современное положение Белорусской Православной Церкви также продиктовано в основном политическими факторами, поскольку отношения государства и церкви традиционно обусловливались, во-первых, «сугубо функциональными установками на использование её символических и материальных ресурсов со стороны государства». Во-вторых, стремлением государства к жесткому контролю за деятельностью церкви и вписыванию её в существующую политическую систему [16, c. 12–13].  Подобный функциональный подход к религии со стороны государства обусловливает и конкретную схему (модель) религиозной политики, структурными элементами которой являются соответственно её мировоззренческая, стратегическая и доктринальная основы [16, c. 7]. Учет и сочетание всех трех элементов обеспечивает относительную бесконфликтность конфессионального пространства белорусского общества, стабильность политического развития. 

Ситуация в сфере реализации свободы совести и религиозных свобод оказывает также существенное влияние на образ страны на международной арене. Подчеркивая возрастающую роль религиозного фактора во внешнеполитической сфере, Д.К. Безнюк отмечает, что в настоящее время «состояние свободы совести в Беларуси стало открыто использоваться западной дипломатией как инструмент давления на нашу страну; религия, вернее сфера свободы совести, превратилась в инструмент политического противостояния» [16, c. 4].

Зависимость религиозного фактора от политических процессов отмечает и Е.В. Шкурова, диссертационное исследование которой посвящено особенностям развития государственно-конфессиональных и межконфессиональных отношений. Изучение институциональной структуры религиозного поля Республики Беларусь, анализ социальной динамики религиозной ситуации в Беларуси позволяют автору сделать вывод о том, что на определенном этапе развития конфессиональная структура общества, как и степень влияния конфессий, зависит от религиозной политики государства, модели государственно-конфессиональных отношений и других политико-правовых факторов. В этой связи отмечается, что, с одной стороны, «связь политической жизни общества с религиозными воззрениями его граждан заключается в том, что от политического режима, установленного в государстве, напрямую зависит степень религиозной свободы общества» [300, с. 11]. С другой стороны, религиозная организация также может оказывать опосредованное влияние на своих адептов через политических и государственных деятелей, позиционирующих себя как приверженцев той или иной конфессии. На зависимость статуса и роли религиозных организаций от политики государства и конкретного исторического периода развития общества указывает Н.Н. Сухотский [263, с.8].

О.А. Шелест [296] и Н.Л. Балич [13], обращаясь в своих исследованиях к особенностям нетрадиционных форм религиозности, актуализированных в сознании, структуре самоидентификации и поведении верующих, также рассматривают феномен новой религиозности в контексте глобальных мировых социокультурных и политических трансформаций ХХ века. В частности, отмечая возрастающую активность религиозных институтов в том числе в политической сфере, О.А. Шелест подчеркивает, что религиозная и конфессиональная самоидентификация в настоящее время уже «не является индикатором, однозначно определяющим содержание религиозных представлений и особенности культового поведения верующих» [296, с. 4]. В соответствии с этим утверждением автор выделяет четыре доминирующих типа религиозности, присутствующих в современном белорусском обществе: мистически ориентированная, ортодоксально ориентированная, ритуально ориентированная и социально ориентированная религиозность [296, с. 16]. 

Анализируя весь спектр социальных условий и предпосылок интеграции мигрантов-мусульман в белорусское общество, О.А. Алампиев представляет миграционную политику как фактор, обусловливающий как перспективу интеграции мигрантов-мусульман, так и их самоизоляцию и формирование закрытых этнорелигиозных общих, противоречащих социокультурным и правовым нормам белорусского государства [6, с. 15].

В.А. Мартинович рассматривает нетрадиционную религиозность в широком контексте: им предложена классификация нетрадиционной религиозности с учетом её структурных и содержательных оснований как целостной, открытой, развивающейся системы [137]. Именно системный подход позволяет автору выявить особенности воспроизводства нетрадиционной религиозности в России и Беларуси, проследить её динамику. Указанный автором феномен, с одной стороны, раскрывается во всей сложности его структурной организации и генетических изменений. С другой, поднимаются проблемные аспекты и выявляются специфические особенности самого процесса и методов изучения нетрадиционной религиозности. Процессы воспроизводства нетрадиционной религиозности рассматриваются во взаимодействии с социумом, т.е. в контексте субъект-субъектных отношений.

Разработанная автором матрица нетрадиционной религиозности, предусматривающая 102 потенциально возможных её типа, может стать инструментом дальнейших исследований проблем как нетрадиционных религиозных движений, так и состояния религиозности в целом. Особую актуальность приобретает часть исследования, посвященная миграции новых религиозных движений, их перемещению и распространению в ту или иную страну или регион. Предложенная типология миграции новых религиозных движений позволяет проследить траектории, механизмы и цели их распространения.

Предметным полем изучения Г.А. Кругловой является христианская глобалистика, интерпретация в христианских концепциях таких глобальных проблем современности как войны и мира, экологии, научно-технического прогресса. Анализ христианских подходов глобальным проблемам современности, осуществленный в диссертационной работе, позволяет вскрыть главную особенность современной «христианской глобалистики», по сути представляющей собой системное противоречие: объяснение основными христианскими конфессиями природы глобальных мировых проблем современности не социально-политической обусловленностью, а фактом грехопадения человека. Т.е. находясь внутри общественно-политической системы, формируясь под её влиянием и являясь частью ее, рассматривать решение её проблем вне общественного контекста.

Так, например, «поддержка деятелями католицизма различных политических сил во многом обусловили непоследовательность и внутреннюю противоречивость её миротворческих концепций». В свою очередь, существование РПЦ в условиях советской политической системы обусловило «поддержку ею мирных инициатив советского государства и явилось продолжением и развитием на уровне массового религиозного сознания конкретных государственных миротворческих предложений» [121, с. 20, 25]. Обращает на себя внимание, что социальная концепция РПЦ в отдельных положениях оценивается автором как наиболее конкретная по сравнению с другими социальными доктринами христианских конфессий, поскольку РПЦ, наряду с богословским объяснением, в частности, экологических проблем, признается влияние ряда социальных и политических факторов. Однако сводятся указанные факторы к таким традиционным для современной православной риторики аргументам, как «отход от христианских принципов», «изменение религиозных верований» и т.п., что делает отмеченную автором конкретность достаточно условной и дискуссионной [121, с. 16].

Диссертационная работа И.А. Барсук посвящена изучению духовно-теоретических истоков становления социокультурной идентичности восточных славян. Связывая формирование базовых славянских ценностей с историей племенных союзов, этнополитических сообществ, а также Киевской Руси, автор, однако, во главу угла ставит аксиологический подход, отдавая безусловный приоритет религиозно-ценностному влиянию на идентичность [14, с. 10]. Именно религиозно-ценностное восприятие, обусловленное в первую очередь христианским мировоззрением, по мнению И.А. Барсук, сформировало предрасположенность восточных славян к архетипу «Святой Руси» – единого духовного, культурного и геополитического пространства белорусов, русских и украинцев. В то же время, анализируя генезис сложной семантической структуры архетипов восприятия восточных славян, в том числе архетипов власти и государственности, автором фиксируется роль и геополитических условий. Так, византийское влияние сыграло ключевую роль в формировании социально-экономической структуры общества и представлений о власти, а включенность восточных славян в различные социально-политические институты способствовало трансформации идей соборности [14, с. 13].

Особенности институционализации христианских религиозных ценностей и их влияния на развитие белорусского общества и государственности также рассматривается Е.А. Лагуновской. Отмечается тот факт, что в «общественно-политической практике белорусского государства возрастает роль наследия христианства, однако в реальном процессе социальной коммуникации значительная часть белорусского общества руководствуется широким диапазоном ценностных ориентаций и установок» [127, с. 14]. В этой связи подчеркивается особая роль внутриполитической деятельности белорусского государства по развитию его духовной сферы.

Специфику трансформаций идейных установок и форм деятельности православия в Беларуси как значимого фактора реализации религиозной политики государства рассматривает также Н.М. Кожич, указывая, что сама постановка вопроса о необходимости церковных преобразований, а позже церковная реформа, были обусловлены общей тенденцией демократизации общественной жизни. Сопровождалась указанная тенденция огосударствлением церкви, проявившимся «в бюрократизации церковного управления, идеологизации мировоззренческих установок, направленных на всемерное поддержание самодержавного строя» [104, с. 9]. Религиозная политика России и Польши, использовавших религию в качестве инструмента политических притязаний и культурной ассимиляции белорусского этноса, во многом определила как характер взаимоотношений двух ветвей христианства (православия и католицизма), так и их идеологию, церковное устройство, специфику религиозной идентификации народов.

Вместе с тем, обращает на себя внимание некоторая неоднозначность в исследовательской позиции автора. Последовательно раскрывая и рассматривая обусловленность религиозной идеологии и социальной доктрины РПЦ именно глобальными политическими и социально-экономическими факторами, Н.М. Кожич характеризует подобный исследовательский подход как «односторонний», ссылаясь на издержки марксистско-ленинской методологии научного анализа и утверждая, что «церковная система обладает внутренними закономерностями» [104, с. 9].

В работах историков (А.Б. Алексеев, И.Г. Гончарук, А.П. Грахоцкий, Р.В. Зенюк, М.Г. Шукан) прослеживается общая тенденция анализа динамики статуса конфессий в контексте геополитических интересов Российской Империи и Польши, в которых религия в большей степени выступала в качестве основы государственной идеологии, инструмента борьбы за сферы влияния.

Так, при коллизии государственных и церковных интересов решающим фактором становилась воля монарха, а в случаях межконфессиональных споров и передела церковного имущества судебные дела приобретали политический оттенок. Решения по таким делам зачастую принимались в соответствии с религиозной направленностью, а не по существу рассматриваемого иска [304, c. 9–10]. Даже вопрос объединения церквей, являющийся, главным образом, богословским, разрешался в политической плоскости, что имело в последующем множество негативных последствий и для самой церкви, и для государства [304, c. 14]. Статус и деятельность католической церкви в составе Российской империи, по мнению историков, также был обусловлен политическими интересами: с одной стороны, процессами закрепления белорусских земель в составе Российской Империи, с другой стороны, необходимостью поддержания связей Российской Империи с Римом [57, c. 9–10].

Сложившаяся ситуация требовала решения ряда возникших проблем: во-первых, нивелирование польского культурного (в первую очередь языкового) и политического влияния на белорусских землях, а также сильных националистических (как правило, оппозиционных царским властям) настроений. Во-вторых, необходимость нейтрализации недовольства и противодействия со стороны католического духовенства, вызванного борьбой с польским влиянием и утверждением привилегированного положения РПЦ [57, c. 4]. В-третьих, обеспечения контроля за политически «неблагонадежными» конфессиями и их лояльности в обмен на гарантии веротерпимости, т.е. попытки выстраивания партнерских, а не конкурентных государственно-конфессиональных отношений [68, c. 3–4]. Соответственно, в зависимости от политической ситуации, позиции Костела в обществе то усиливались, то ослаблялись. Р.В. Зенюк отмечает решающее воздействие общественно-политического фактора, в частности, политическую активность римско-католического духовенства в восстаниях 1830–1831 и 1863–1964 гг., в реформах, проводимых в Российской Империи относительно католических образовательных учреждений всех уровней. Попытка русификации костела и закрытие на белорусских землях католических духовных учреждений ставило своей целью подготовку «местных» кадров, свободных от польского политического и культурного влияния [90].

Таким образом, в диссертационных исследованиях политологов и социологов четко фиксируется ряд тенденций. Во-первых, отмечается амбивалентный характер религиозного фактора, оказывающий как стабилизирующее, так и дестабилизирующее воздействие на политическую систему. Во-вторых, обосновывается обусловленность главных направлений и принципов религиозной политики, а также конкретной модели государственно-конфессиональных отношений: а) исторически сложившейся конфессиональной структурой белорусского общества; б) системными социально-политическими трансформациями, происходившими на постсоветском пространстве; в) функционально-целевым подходом – учетом политической властью степени фактического влияния религии на поведение её адептов и исходя из этого – целесообразности использования религиозного фактора в политических процессах. В-третьих, раскрывается влияние уже действующей модели государственно-конфессиональных отношений на трансформацию форм и степени религиозности, и соответственно формирование и динамику конфессиональной структуры современного общества. Научные исследования, таким образом, играют существенную роль в разработке технологий, инструментов и методов ПМ в части вписывания религиозного фактора в общее политическое пространство.

Кроме этого, у представителей различных отраслей социально-гуманитарного знания отмечается различный методологический подход к изучению религиозного фактора. Философы склонны рассматривать религию (религиозную доктрину, политику церкви и т.п.) как самостоятельное социокультурное явление, обусловливающее аксиологический фундамент, идентификацию и геополитическую ориентацию народов и этносов.  Работы, выполненные в рамках истории, социологии и политологии связывают изучение конфессиональной структуры общества, её динамики и особенностей преимущественно с их обусловленностью политическими процессами. Каждый из приведенных подходов имеет право на существование в соответствии с теми задачами, которые решают авторы, а также спецификой конкретной отрасли научного знания. В совокупности они позволяют раскрыть суть кажущихся, на первый взгляд, противоречий: диалектическое единство – взаимовлияние и взаимообусловленность – указанных процессов.

В этой связи малоизученным и потому перспективным направлением представляется постановка следующей проблемы ПМ: выявление на разных исторических этапах реальной степени влияния: а) религиозного фактора на политические процессы, и б) политических процессов, институтов и технологий – на религию. Выявление реальной, а не декларируемой степени влияния религиозного фактора на общественное сознание позволит уйти как от популизма, в некоторой степени свойственного конфессиональной риторике, так и от действия такого неоднозначного, но широко распространенного инструмента ПМ, как политическое мифотворчество. Применение принципов и методов ПМ по выявлению потребностей, ценностей и мотивов субъектов отношений, выстраиванию «обратной связи» позволит корректировать религиозную политику в русле общих задач по обеспечению гражданского мира и социальной стабильности белорусского общества.

Учет межконфессиональных отношений и религиозного фактора в целом в политическом управлении, в первую очередь, деятельности государственных органов, подтверждается их структурой, функциями и принадлежностью к той или иной ветви власти, в полной мере характеризуя наличие в обществе как политического «спроса» в религиозной сфере, так и «предложения».

2.3. Религиозный фактор в политическом управлении: международный опыт

Специфика деятельности органов государственного управления в религиозной сфере, их структуры и функций обусловлены рядом факторов. Во-первых, религиозными и социокультурными особенностями государства, историческими традициями его взаимоотношений с религией. Во-вторых, стратегическими целями, которые государство ставит перед собой в деле социального партнерства с так называемыми «титульными» конфессиями. В-третьих, соответствующим социальным и правовым статусом конфессии, её правами и возможностями (финансовыми, политическими и т.п.), т.е. возможностью влияния на мотивацию и поведение её адептов.

Все это определяет степень включенности религии в политические процессы и технологии. Изучение указанных факторов позволяет провести сравнительный анализ структуры органов государственного управления некоторых европейских стран и стран СНГ в религиозной сфере, выявить специфику их деятельности и соответственно ожидания государства от взаимодействия с конфессиями, учета религиозного фактора как во внутренней, так и внешней политике государств. Следует оговориться, что, несмотря на события, связанные с громкими террористическими актами, структура и функции государственных органов большинства европейских стран не претерпели существенных изменений. Поэтому «террористический контекст» религиозного фактора в данном случае рассматриваться не будет.

Объективно реальная степень влияния религии в европейских странах в настоящее время крайне неоднородна и не всегда напрямую зависит от политического и правового статуса, численности и исторического пути конфессий. Так, например, в Германии традиционно сильны позиции иудейской общины, в Англии и Франции – ислама. Исключение составляют Польша и Италия, где подавляющее большинство населения идентифицирует себя с католицизмом. Указанная тенденция связана, с одной стороны, с общей тенденцией секуляризации и снижения уровня религиозности европейского общества. С другой стороны, колониальным прошлым многих европейских стран, массовой миграцией из стран Ближнего Востока и Африки, образованием и активной деятельностью множества иммигрантских общин, главным образом, мусульманских.

Как следствие возрастающее влияние религиозного фактора в ПМ наблюдаются в первую очередь в странах с высоким процентом «новообращенных», где большинство крупных религиозных объединений, как правило, этничны и составляют иммигрантские общины. Поэтому для европейского пространства наиболее актуальными и распространенными становятся сугубо межрелигиозные и межэтнические конфликты, обострение которых непосредственно связано с процессами европейской интеграции, вписыванием мусульманских общин в традиционное европейское общество, их адаптацией и инкультурацией. Соответственно в странах со значительной этнической обусловленностью религии, как, например, Англия, Франция, религиозный фактор становится также одним из приоритетов геополитических интересов государства и значимым инструментом его внутренней и внешней политики.

В этой связи религиозная ситуация и соответственно религиозная политика каждой конкретной страны обладает своей обусловленностью и спецификой. Так, верховные акты Великобритании (статуты), составляющие её Конституцию, определяют Англиканскую церковь как официальную. В частности, глава королевского дома должен быть членом этой церкви (также как и главной англиканской церкви), 24 епископа Англиканской церкви являются членами палаты лордов. В стране закреплено право на свободу вероисповедания, запрещено «разжигание религиозной ненависти», запрещена какая-либо дискриминация по признаку «религии или убеждений» или «отсутствия религии или убеждений» в сфере предоставления товаров, оборудования и услуг, образования, пользования и распоряжения имуществом, а также при осуществлении государственных функций. Кроме этого, в Великобритании религиозный фактор выступает одним из инструментов налаживания диалога в решении застарелых религиозных разногласий между Шотландией, Уэльсом и Северной Ирландией.

В Северной Ирландии, несмотря на официальный государственный статус Англиканской церкви, существует исторически сложившаяся система запретов какой-либо религиозной дискриминации либо, наоборот, привилегий: в сфере занятости, службы в госсекторе, предпринимательстве и т.д. Несоблюдение данных норм может привести к уголовному наказанию и потере государственных контрактов. Кроме того, с 1998 г. законодательство Северной Ирландии предусматривает, что все государственные органы должны проявить должное внимание на необходимость содействия равенству возможностей, в том числе на основе религиозных убеждений. Также официальной религии не имеют Шотландия и Уэльс. Согласно Акту 1921 г., в Шотландии функционирует своя Национальная церковь, основываясь на пресвитерианской системе, но она не зависит от какого-либо государственного органа или влиянии престола на духовные вопросы или вопросы руководства. Т.е., формально провозглашенная государственная религия в ряде регионов Великобритании на практике подобного статуса лишена.

В Германии значительная часть населения нерелигиозна, что предполагает в целом светский характер государства, несмотря на формальную конфессиональную принадлежность правящей партии. В стране нет государственной религии, но имеются религиозные объединения с особым правовым статусом. Особый статус предусматривает право церкви претендовать на государственную поддержку и заключать соглашения с государством на право доступа в такие сферы, как здравоохранение, образование, армия и т.д. Отдельные положения Конституции ФРГ, связанные с областью государственно-конфессиональных отношений, во многом заимствованы непосредственно из Веймарской Конституции 1919 г.

Так, в ст. 136 Веймарской Конституции предусмотрен временной ценз – обязательное пребывание церкви на территории государства длительное время. Еще одно условие получения особого статуса состоит в том, что конфессия должна иметь в числе своих членов на менее 1% населения соответствующей земли. В настоящее время в ФРГ особый статус имеют Римско-католическая и Евангелическая церковь. В некоторых землях (Бавария, Северный Рейн-Вестфалия и др.) этим статусом обладает и православная церковь. Сильное влияние на политическую жизнь страны, несмотря на их невысокую численность, оказывают иудейские общины.

В 2003 году в результате межгосударственного Договора о Сотрудничестве между Федеральным правительством и центральным Советом евреев определены размеры финансирования еврейской общины государством. Центральный Совет получает примерно 5 млн. евро ежегодное финансирование для поддержания еврейского культурного наследия, восстановления еврейской общины и поддержки интеграции и социальной работы еврейской общины. Под охраной полиции находятся все синагоги и еврейские учреждений. Соглашение отдельно подчеркивает, что центральный Совет евреев поддерживает все ветви иудаизма.

Во Франции также можно говорить о светском характере государства и религиозной политики, не отдающей явного предпочтения ни одной из конфессий. Согласно национальному законодательству, церковь и государство официально разделены. Согласно ст. 1 Закона о разделении церкви и государства от 9 декабря 1905 г., «Республика не признает, не оплачивает и не субсидирует никакой религии. Все расходы, связанные с вероисповеданием должны быть удалены из бюджета государства, департаментов и коммун. Тем не менее, в бюджетные расходы могут быть включены услуги священника и обеспечение свободного исповедания религии в государственных учреждениях, таких как школы, колледжи, больницы, приюты и тюрьмы». Несмотря на принцип нейтралитета государства в отношении конфессий, особый статус имеют следующие церкви: римско-католическая, старокатолическая, лютеранская, кальвинистская, а также иудаизм и ислам.

После громких судебных процессов, имевших значительный политический резонанс, в стране запрещены ношение религиозной символики в государственных школах и молитвы на улицах. В то же время нельзя игнорировать все более возрастающую роль ислама, учитывая массовую миграцию последних лет и тесные связи с бывшими колониальными странами Северо-Африканского региона (Марокко, Алжир, Саудовская Аравия и др.). Мусульманская община Франции является на сегодняшний день одной из крупнейших в Европе, оказывая существенное влияние на внутреннюю и внешнюю политику страны. Кроме уже традиционной проблемы вписывания исламских общин в европейское пространство, в последнее десятилетие возник ряд проблем, связанных с появлением и активной деятельностью новых религиозных движений (сект, культов). Франция занимает достаточно жесткую политику в отношении сект, а создание специального Межведомственного агентства информации о сектанской деятельности подвергалось критике со стороны Европейского Союза и Госдепартамента США.

Польша традиционно является католической страной, однако Конституция и национальное законодательство Польши предусматривает свободу вероисповедания, не устанавливая официально государственной религии: «Цeркви и иные вероисповедные союзы рaвнoпрaвны» (ч. 1 ст. 25 Конституции Республики Польша). Конституция предоставляет родителям право воспитывать своих детей в соответствии со своими собственными религиозными и философскими убеждениями. В то же время уровень религиозности населения в Польше остается одним из самых высоких в Европе, подтверждая особый статус Католической церкви – в первую очередь, как одного из основных идентификационных факторов поляков. Следует также отметить активную позицию иудейской общины, действующей в тесном сотрудничестве с Костелом. Поэтому, несмотря на проекты реформ государственного финансирования Костела, его влияние на политические процессы в польском обществе неизменно высоко. Политическая власть в большей степени нуждается в одобрении и поддержке Костела, нежели Костел – в поддержке власти.

В целом, анализируя специфику религиозной ситуации в различных странах мира, можно отметить следующие общие особенности органов государственного управления, осуществляющих религиозную политику. В тех странах, где приток мигрантов либо туристов, являющихся адептами не коренной, традиционной для государства религии, наиболее высок, в полномочия государственных органов по делам религий включены также и вопросы миграции. Чаще всего соответствующее направление работы закрепляется не за отдельным государственным органом, а, как правило, включено в компетенцию министерств (Франция – Министерство внутренних дел, Испания – Департамент по делам религии в составе Минюста и т.д.).

В большинстве исламских стран, традиционно характеризующихся религиозным слиянием (синкретизмом) всех сфер общественной жизни, данная компетенция возложена на профильные Министерства. Так, в Бахрейне функционирует Министерство по делам юстиции и ислама, Ираке – Министерство вакуфов и по делам религий, Иране – Министерство культуры и исламской ориентации, ОАЭ – Министерство по делам религии и вакуфов, Пакистане – Министерство по делам религий и национальных меньшинств, информации и радиовещания и т.п. Структура и полномочия подобных министерств, как правило, устойчивы и реализуются без значимых реформ на протяжении длительного времени.

Что касается постсоветского пространства, то, как показала практика, европейский и мировой опыт в религиозной сфере не всегда применим и целесообразен в силу существенных различий в политических и социокультурных традициях, сформировавших отношение к религии, а также её фактическую роль в менталитете народов бывшего СССР. Заимствование и попытка внедрения американской либеральной модели религиозной политики выявили необходимость построения собственной модели и соответственно структуры государственных органов, учитывающей специфику сложившихся отношений. Поэтому наибольшей структурной и функциональной динамикой профильных структур характеризуются страны бывшего СССР, в большинстве которых неоднократно проводились как кардинальные законодательные реформы в сфере свободы совести, так и реструктуризации соответствующих государственных органов. В этой связи религиозную политику, деятельность государственных органов, а также судебную, исполнительную и правоприменительную практику в данной сфере во многих странах СНГ в целом нельзя назвать устоявшейся и непротиворечивой.

Анализ нормативных правовых актов и локальных документов государственных органов, регулирующих отношения в религиозной сфере, выявил неодинаковость подходов к формированию структуры в зависимости от их целевых функций, многочисленные попытки их адаптации к меняющейся ситуации с учетом национальной и конфессиональной специфики стран СНГ. Указанные структуры активно задействованы государством в решении геополитических и внутриполитических, оборонных и информационных задач, а их особенности могут быть сведены к следующему.

В Казахстане Агентство Республики Казахстан по делам религий является центральным исполнительным органом и не входит в состав правительства. Среди наиболее вероятных причин создания Агенства – активизация радикальных исламских группировок, тенденции к проведению оппозиционного влияния через отдельные религиозные организации, а также планы военного сотрудничества с ОДКБ, ШОС и НАТО под эгидой борьбы с экстремизмом и терроризмом [4].

Миссией Агентства является осуществление государственного регулирования в сфере религиозной деятельности. В его ведение передана часть функций по обеспечению информационной и государственной безопасности, а в структуру, наряду с иными департаментами и управлениями, включено Управление по защите госсекретов и информационной безопасности [197]. Перечень полномочий Агентства обширен и включает в себя деятельность по разработке законопроектов, стратегических и программных документов; осуществлению международного сотрудничества по вопросам религиозной деятельности и взаимодействия с религиозными объединениями; заключению соглашений, меморандумов и договоров; предложений по совершенствованию системы национальной безопасности и целый ряд других направлений.

В большей мере представительские, нежели политические функции, осуществляет Совет по связям с религиозными объединениями, который является консультативно-совещательным органом при Правительстве Республики Казахстан. Целью данного органа является выработка предложений и рекомендаций по вопросам формирования и реализации основных направлений государственной политики в области религиозной деятельности и взаимодействия с религиозными объединениями, укрепления духовного согласия в обществе и гармонизации межконфессиональных отношений.

В перечень полномочий Совета входят задачи по координации и связям с общественностью, религиозными организациями и СМИ: всестороннее и объективное изучение, обобщение и анализ религиозной обстановки в стране и тенденций ее развития; разработка предложений по формированию приоритетных направлений государственной политики в области религиозной деятельности и взаимодействию с религиозными объединениями;
информирование государственных органов о состоянии религиозной обстановки в республике и соблюдении национального законодательства; укрепление взаимопонимания и терпимости между религиозными объединениями и оказание им консультативной помощи и др.

К функциям Совета соответственно относятся: формирование основных направлений государственной политики в области религиозной деятельности и взаимодействии с религиозными объединениями; разработка предложений по совершенствованию законодательства, регулирующего отношения в религиозной сфере; осуществление консультаций работу по вопросам государственной политики в области религиозной деятельности и взаимодействия с религиозными объединениями; налаживание международных связей с соответствующими организациями иностранных государств.

Оба государственных органа, регулирующих религиозную сферу (Агентство Республики Казахстан по делам религий и Совет по связям с религиозными объединениями при Правительстве Республики Казахстан), относятся к одной ветви власти – исполнительной.

В Украине, отличающейся относительной устойчивостью религиозной политики, все профильные государственные органы также относятся к одной – исполнительной власти, выполняя, как правило, тактический политический заказ. 9 декабря 2010 года Указом Президента Украины был  ликвидировал Государственный комитет Украины по делам национальностей и религий, а его функции переданы в ведение Департамента по делам религий и национальностей, включенного в структуру Министерства культуры. Указанный Департамент осуществляет свою деятельность по нескольким направлениям: экспертно-аналитической работы и связей с религиозными организациями; регистрации уставов и статистического учета религиозных организаций; содействия международной, социальной и гуманитарной деятельности религиозных организаций; национальных меньшинств Украины и украинской диаспоры, а также языковой политики.

Подобное положение связано с тем, что в Украине религия отстранена от острых политических процессов, а религиозные организации не обладают значимым влиянием на политическую жизнь страны. Они достаточно разрозненны и в большей степени ориентированы на выстраивание сложных межконфессиональных отношений и имущественных споров. В качестве примера можно привести достаточно конфликтное сосуществование в едином конфессиональном пространстве сразу трех официальных украинских православных церквей (УПЦ): УПЦ Киевского патриархата (далее – УПЦ МП), УПЦ Московского патриархата и УАПЦ (автокефальную церковь). Соответственно поддержка и даже просто предметный диалог политической власти с той или иной православной церковью предполагает в первую очередь не столько религиозные и культурные, сколько её геополитические ориентиры и интересы. В этой связи можно предположить, что реформа, передающая функции Комитета по делам национальностей и религий во введение Министерства культуры Украины, также была направлена на ослабление возможной политической активности конфессий.

В России на сегодняшний день осуществляется единственная в своем роде практика, когда все ветви власти: законодательная, исполнительная и президентская имеют соответствующие структурные подразделения: Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации, Комитет Государственной Думы по развитию гражданского общества, вопросам общественных и религиозных объединений Российской Федерации и Комиссию по вопросам религиозных объединений при Правительстве Российской Федерации. В то же время фактически указанные органы являются в большей степени информационным органом главы государства. Отдельно следует отметить, что, помимо федерального уровня, соответствующие структуры присутствуют на региональном и местном уровнях исполнительной власти, системно и функционально разрозненны, имеют неодинаковый статус и объем полномочий, компетентности и ответственности.

Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации формально, согласно Положению, осуществляет функции по координации и связям с общественностью, религиозными организациями и СМИ и включает в свой состав представителей всех крупнейших религиозных объединений России. В задачи Совета входит подготовка и публикация аналитических материалов и докладов, рекомендаций; обсуждение проектов различных нормативных правовых актов Российской Федерации, затрагивающих сферу государственно-конфессиональных отношений; изучение проблем, связанных с поддержанием межконфессионального диалога; обеспечение контактов с соответствующими структурами иностранных государств и др. [266].

Обращает на себя внимание то, что количественная и качественная структура Совета претерпела существенные изменения по сравнению с первым составом 1995 г., изменившись с 16 представителей до 23 по состоянию на 29.01.2017 г., и более чем в два раза увеличив число представителей РПЦ. Приведенная динамика свидетельствует о корректировке в приоритетах государства, а также расстановке политических сил в Совете.

В Комитет Государственной Думы по развитию гражданского общества,
вопросам общественных и религиозных объединений Российской Федерации входят 13 членов, 10 из которых являются представителями правящей политической партии – «Единой России». При Комитете функционирует Экспертный совет, в перечне задач которого обозначены: проведение независимой экспертизы и подготовка проектов заключений по отдельным законопроектам; консультационные услуги; участие в подготовке предложений по внесению изменений в федеральные законы по вопросам, отнесенным к ведению Комитета; анализ и оценка практики применения действующего законодательства в Российской Федерации; оказание содействия Комитету в изучении мировой практики и международных стандартов по разработке и применению законодательства, регулирующего деятельность  неправительственных некоммерческих организаций. В состав Экспертного совета могут входить представители научно-исследовательских и учебных центров, религиозных организаций, общественных объединений, исполнительных, законодательных и судебных органов, других организаций и структур, независимые эксперты. Решения Экспертного совета носят рекомендательный характер.

Комиссия по вопросам религиозных объединений при Правительстве Российской Федерации является координационным органом, образованным для рассмотрения вопросов, возникающих в сфере взаимоотношений государства и религиозных объединений. Так, указанная Комиссия вырабатывает для Правительства Российской Федерации рекомендации, заключения и проекты решений по вопросам, затрагивающим сферу взаимоотношений государства и религиозных объединений; осуществляет взаимодействие с государственными и общественными организациями, научными учреждениями и религиозными объединениями; формирует предложения об оказании содействия и государственной финансовой и иной поддержки реализации религиозными организациями общественно значимых культурно-просветительских и социальных программ; организует анализ законодательства Российской Федерации и др.

Комиссия не обладает контрольными или распорядительными функциями по отношению к религиозным организациям, однако ее решения являются обязательными для всех представленных в ней органов исполнительной власти. Кадровый состав Комиссии также дает основание предполагать усиление контроля со стороны политической власти за деятельностью религиозных объединений, могущих оказать влияние на политические процессы России.

В Республике Беларусь в настоящее время функционирует институт Уполномоченного по делам религий и национальностей. Функционирование данного института осуществляется в соответствии с Положением об Уполномоченном по делам религий и национальностей и его аппарате, утвержденным Постановлением Совета Министров Республики Беларусь 15.07.2006 № 891 (Далее – Положение) [273].

Уполномоченный назначается на должность и освобождается от должности Президентом Республики Беларусь по предложению Совета Министров Республики Беларусь, а его деятельность обеспечивает аппарат Уполномоченного по делам религий и национальностей. Уполномоченный руководит деятельностью аппарата, распределяет обязанности между руководителями структурных подразделений аппарата и своим заместителем, который назначается и освобождается от должности Советом Министров Республики Беларусь. В число его основных задач входит участие в разработке и реализация государственной политики в этноконфессиональной сфере, контроль за деятельностью   религиозных   организаций, рассмотрение вопросов, возникающих в сфере государственно-конфессиональных отношений и ряд других. Среди инструментов, обеспечивающих «обратную связь» с представителями общественности, следует отметить практику проведения Уполномоченным и его заместителем ежемесячных «прямых телефонных линий» по актуальным вопросам в рассматриваемой сфере.

Согласно Положению, в аппарате Уполномоченного по делам религий и национальностей образуется коллегия, в состав которой входит председатель коллегии, его заместитель по должности, а также, по решению Совета Министров Республики Беларусь, руководители структурных подразделений аппарата и работники иных государственных органов. Кроме этого, Положение предусматривает возможность создания в случае необходимости при Уполномоченном по делам религий и национальностей консультативных советов из числа работников аппарата, представителей других государственных органов, организаций, научных и образовательных учреждений, общественных и религиозных объединений для выработки рекомендаций по соответствующим направлениям его деятельности.

В 2008 г. по инициативе Уполномоченного по делам религий и национальностей и руководства религиозных объединений при Уполномоченном создан Консультативный межконфессиональный совет (далее – Совет). В состав Совета могут входить как граждане Республики Беларусь, так и постоянно проживающие в Республике Беларусь иностранные граждане – представители зарегистрированных в соответствии с законодательством Республики Беларусь религиозных объединений. В задачи Совета включены: координация инициатив религиозных объединений, оказание помощи в сохранении и укреплении межконфессионального мира и согласия, обеспечении межконфессионального диалога, поддержании традиций веротерпимости и толерантности. Совет призван содействовать созданию надлежащих условий для реализации прав граждан на свободу совести и вероисповедания, организации межконфессиональных мероприятий, социально значимых инициатив религиозных организаций и др.

Помимо перечисленных органов и подразделений, в структуру Уполномоченного входят отделы по делам религий и национальностей Брестского и Витебского областных исполнительных комитетов. Функции, связанные с вопросами регулирования государственно-конфессиональных и этноконфессиональных отношений, исполняют также главные управления идеологической работы, культуры и по делам молодежи Минского, Гомельского, Гродненского, Могилевского областных исполнительных комитетов, а также Минского городского исполнительного комитета. Применительно к рассматриваемой сфере к задачам указанных органов относятся: осуществление и реализация государственной политики в области конфессиональных и национальных отношений, содействие в осуществлении программ, касающихся развития конфессиональной сферы, национальных отношений и сотрудничества с соотечественниками за рубежом, учет количества религиозных общин, зарегистрированных в области и др. [60].

Таким образом, к числу основных факторов, характеризующих специфику и основные приоритеты государственной политики в религиозной сфере, а также особенности структуры и деятельности государственных органов, регулирующих государственно-конфессиональные отношения, можно отнести следующие.

Во-первых, общий вектор государственной политики, учитывающий совокупный политический «спрос», выражающийся как во внутриполитических, так и внешнеполитических интересах государства. Во-вторых, определенные общим вектором государственной политики целевые установки государственных органов, обусловливающих их функции, структуру, подчиненность, место в системе разделения властей, и соответственно – основные приоритеты и содержание их деятельности. В настоящее время профильные государственные органы, как правило, являются частью исполнительной власти и функционируют в структуре правительства. Исключение составляют Россия, где все ветви власти имеют соответствующие структурные подразделения, и Туркменистан, где Совет по делам религий подчинен непосредственно Президенту страны. В-третьих, учет социокультурных традиций страны, особенностей государственно-конфессиональных и межконфессиональных отношений, фактического и декларируемого статуса и роли «титульных» конфессий в обществе.

Учет религиозного фактора приобретает особую актуальность в связи с его активным использованием в политическом брендинге и других сферах ПМ. Как показывает практика и анализ отдельных документов, религиозный фактор в равной степени может способствовать формированию как позитивного, так и негативного имиджа страны на международной арене. Примером применения подобных технологий может служить Доклад Госдепартамента США о соблюдении религиозной свободы.

2.4. Технология формирования имиджа Беларуси и России в Докладе Госдепартамента США о соблюдении религиозной свободы

Доклад Госдепартамента США о соблюдении религиозной свободы (International Religious Freedom Report, далее – Доклад) публикуется ежегодно и содержит информационный обзор действующего национального законодательства в сфере свободы совести и религиозной политики, а также случаев ущемления в той или иной стране религиозных свобод (religious freedom). Структура доклада состоит из следующих разделов: общая характеристика политико-правового статуса конфессий; обзор криминальной хроники и административных правонарушений, являющихся, по мнению докладчиков, фактами нарушения религиозных свобод; основные направления и приоритеты политики Госдепартамента США в отношении изучаемых стран.

Изначальная предпосылка Доклада – априори критическое отношение к государственной политике Беларуси и России в религиозной сфере. Любые действия государственных органов и должностных лиц, ограничивающие или запрещающие религиозную деятельность даже в рамках национального законодательства, однозначно трактуются как нарушение религиозных свобод. В целом, обобщая весь перечень критических замечаний со стороны Госдепартамента США, озвученных в Докладе относительно религиозной политики Республики Беларусь, можно выделить следующие:

запрет на деятельность не зарегистрированных религиозных организаций;

жесткие требования (минимальный количественный ценз) к регистрации, которые трудно выполнить небольшим религиозным группам, особенно в малых городах и селах;

ограничение деятельности иностранных миссионеров и священнослужителей, приглашаемых из-за рубежа;

невозможность домашнего обучения (получения среднего образования) по религиозным мотивам, поскольку данная возможность предусмотрена только в случае наличия медицинских показателей.

Однако, если сравнить религиозное законодательство и правоприменительную практику европейских стран, то перечисленные положения являются нормой для большинства демократических государств, поскольку непосредственно касаются вопросов информационной безопасности страны, социального мира и стабильности в обществе. Кроме этого, упоминание в докладе об «ограничениях» и «нарушениях» религиозных свобод в Республике Беларусь относится исключительно к протестантским церквям. Государственная политика в отношении других конфессий, а также нарушение законодательства самими конфессиями, Госдепартаментом либо в принципе не рассматриваются, либо им не придается сколь-нибудь существенного значения.

Так, количество упоминаний слова «протестант» (протестантские, протестантская) в тексте выше, чем «православный» или «католик», и коррелирует исключительно с такими терминами, как «ущемление», «дискриминация», «преследование» и «принуждение». Непосредственно в данном контексте отмечается и деятельность органа по делам религий, направленная, по мнению докладчиков, исключительно на то, чтобы протестанты «не участвовали в политической деятельности». А «реальной целью» запрета на использование жилых или иных помещений для несанкционированных богослужений называется «обеспечение незначительного, но постоянного запугивания и преследования».

В этой связи напрашивается вывод, что Правительство США рассматривает именно протестантские церкви в качестве наиболее значимого игрока в конфессиональном пространстве белорусского общества и агента возможного политического влияния. Соответственно протестантские деноминации, помимо сугубо религиозного содержания, выступают в Докладе инструментом формирования негативного информационно фона социально-политической ситуации в стране. В то же время следует отметить, что по сравнению с предыдущими годами, динамика критических замечаний, содержащихся в Докладе, принципиально не меняется, а указанные факты относятся главным образом к сфере нарушения религиозными организациями отдельных норм административного права Республики Беларусь (проведение богослужений в жилых помещениях и т.п.).

Очевидно, что идеальное представление о том, какой должна быть религиозная политика государства, а также основная цель Доклада – это абсолютная, беспрепятственная и неконтролируемая, близкая к анархии, свобода деятельности религиозных организаций на территории Республики Беларусь. Как и в аналогичном докладе по религиозной свободе [428], во внимание не принимаются реалии белорусского общества, его традиции, а также в целом незначительная степень реального влияния конфессий на политическую жизнь и самоопределение граждан, характерная для всего постсоветского пространства.

В документе указывается и на «конструктивные недостатки», т.е. проблемы, которые объективно существуют, но пока либо не решены, либо находятся на пути разрешения. В их числе можно отметить отсутствие (как, впрочем, и в других странах СНГ) правовой основы, регулирующей порядок реституции собственности, изъятой государством в советский период. Здесь же в качестве замечания указывается на ограничение Законом Республики Беларусь «О культуре» реституции собственности, используемой для культурных или спортивных целей. В Докладе обращается также внимание на отсутствие условий для реализации конституционного права на альтернативную службу (альтернативную обязательной военной, если по религиозным убеждениям гражданин Республики Беларусь не может служить в армии). Критически рассматривается американской стороной распространенное использование как в официальных СМИ, так и научной литературе в отношении «новых» религиозных течений и культов термина «секта», традиционно для обыденного сознания ассоциирующегося с негативными проявлениями религиозной жизни и имеющего, по мнению американской стороны, уничижительный характер.

Среди позитивных тенденций отмечается устойчивая динамика взаимодействия государства и конфессий, а также в целом бесконфликтность и стабильность отношений в данной сфере. Отдельно подчеркивается улучшение сложных взаимоотношений православной и католических церквей и тот факт, что, в сравнении с предыдущими годами, от религиозных организаций поступило меньше сообщений о нарушении свободы вероисповеданий. Правда, это тут же объясняется «нежеланием сообщать о нарушениях в связи со страхом дальнейшего запугивания и мести» [315; 316; 317; 320].

В целом сравнительный анализ докладов показывает, что оценка Госдепартаментом состояния религиозной свободы в Беларуси не претерпела существенных изменений, хотя и выявила некоторые новые тенденции и инструменты в формировании негативного имиджа Республики Беларусь. К ним, в частности, можно отнести неоднократное упоминание о «руке КГБ» и «людях в штатском», «преследовавших представителей религиозных организаций, поддерживающих политическую оппозицию». Следует также отметить, что в Докладе за 2010 г. указывалось на уменьшение числа антисемитских высказываний и инцидентов, имевших место в белорусском обществе. В последующих отчетах данный пункт отсутствует [315; 316; 318; 319; 320; 321].

Политизация религии, последовательная и избирательная поддержка религиозных организаций, направленная на усиление их политической активности, дает основание предполагать целевой характер информационного воздействия, направленного на реализацию американской стороной сразу нескольких задач. В первую очередь, это касается активизации политической деятельности отдельных конфессий. Данное положение заведомо противоречит как национальному законодательству Республики Беларусь о свободе совести и религиозных организациях, так и собственно догматике и уставным положениям самих религиозных организаций, что предсказуемо предполагает соответствующие меры правового воздействия. Это может повлечь нагнетание конфронтации в политической и религиозной сферах, а также создать дополнительный информационный повод для формирования негативного имиджа «режима» и политической обстановки в стране.

Вторую задачу можно обозначить как обострение межконфессиональной конкуренции и соответственно создание искусственной конфронтации как между верующими и неверующими, так среди верующих различных конфессий. С одной стороны, сращивание церкви с государственными институтами в значительной степени нивелирует её социокультурное влияние. С другой стороны, может способствовать оформлению крайних, граничащих с экстремистскими, формами религиозности, т.е. по существу развитию религиозного фундаментализма. Еще одной задачей Доклада можно обозначить нивелирование в массовом сознании традиционных ценностей, поскольку именно необходимостью их защиты и аргументируется активизация политической деятельности религиозных организаций. Иными словами, любая межконфессиональная рознь и политизация религии влечет и скрытые последствия: «размытие» социокультурных рамок, традиций, ценностей и др.

В этой связи следует отметить, что спецификой Доклада по России является то, что, в отличие от Беларуси, наибольшую заинтересованность и беспокойство Госдепартамента вызывает «ущемление» сайентологов, мусульман и протестантов – главным образом, в лице Свидетелей Иеговы. Так, «Свидетели Иеговы» упоминаются в тексте 16 раз, сайентологи – 12 [318]. Среди перечня незаконных с позиций светского государства, действий отмечено лишь предоставление Патриарху Кириллу ФСО, транспорта и других льгот государственных служащих высшего звена, а также введение институтов военных священников (капелланов). В целом Госдепартамент в значительно большей мере обеспокоен ущемлением прав протестантов и мусульман, нежели тенденцией клерикализации российского общества. Отмечается также, что на практике российское правительство в целом соблюдало свободу вероисповедания, хотя и не демонстрировало ни положительной, ни отрицательной динамики. Что же касается так называемых «новых» религий и культов, то в качестве положительной тенденции Госдепартаментом указывается, что в России многие зарубежные религиозные представительства открыты или аккредитованы без регистрации, хотя пока не отменены ограничения на привлечение священнослужителей из-за рубежа.

Представляет интерес также тот факт, что, применительно к России, информационная поддержка Госдепартамента США осуществляется в отношении конфессий, характеризующихся фундаменталистскими тенденциями. Применительно же к Республике Беларусь политика американской стороны направлена на использование отдельных религиозных организаций как активных субъектов политических процессов, а также формирование негативного имиджа страны. В качестве устойчивых положительных тенденций в религиозной сфере Республики Беларусь Госдепартаментом отмечаются бесконфликтные отношения между традиционными конфессиями: христианством и исламом. Кроме этого, фиксируется тенденция сближения и диалога двух крупнейших христианских конфессий: православной и католической церквей; отсутствие антисемитских настроений в белорусском обществе, сотрудничество с еврейскими культурными и религиозными организациями.

В итоге сравнительный анализ Докладов различных лет выявляет их общую направленность, которая проявляется в последовательной поддержке Госдепартаментом США тех религиозных организаций, которые на текущий момент либо потенциально могут оказать негативное воздействие на стабильность политической системы рассматриваемой страны. Это подтверждается, во-первых, обеспокоенностью судьбой исключительно «ущемляемых» конфессий и неокультов. Во-вторых, характером «ущемлений», связанным с нарушением указанными конфессиями национального законодательства Республики Беларусь. В-третьих, игнорированием фактов нарушений законодательства со стороны самих религиозных организаций. Все это позволяет сделать вывод о том, что основной целью Доклада является не столько аналитический обзор религиозной ситуации, сколько формирование имиджа той или иной страны. Соответственно сам Доклад в большей степени представляет собой технологию ПМ, нежели аналитический документ.

Выводы по Главе 2.

1. В отечественной практике развитие ПМ в его современном понимании связано с зарождением и формированием нового, не существовавшего до 1917 г., направления разработки новых форм, методов и методик работы с целевой аудиторией. В рамках антирелигиозных кампаний первых пятилеток подобные методы предусматривали адресность, децентрализацию, работу непосредственно на местах, обеспечение «обратной связи», выявление нужд и интересов целевой аудитории посредством социологических опросов и др. Указанные кампании с полным правом можно назвать первым направлением советского ПМ. Религиозный фактор, таким образом, стал важнейшим элементом формирования новой социальной среды, культуры досуга и быта.

2. На современном этапе религиоведческие научные исследования также не лишены элементов политизации, хотя их маркетинговый характер носит неявный, латентный характер. Тем не менее, как отражая, так и формируя мировоззрение не только исследователя, но и определенной части общества, они могут быть рассмотрены с позиций ПМ, поскольку прямо либо опосредованно отвечают сложившемуся политическому «спросу». Применение принципов и методов ПМ по выявлению потребностей, ценностей и мотивов субъектов политической системы, выстраиванию «обратной связи» позволит корректировать религиозную политику в русле общих задач государства.

Учет религиозного фактора в политическом управлении подтверждается структурой и функциями государственных органов, их принадлежностью к той или иной ветви власти, характеризуя наличие как политического «спроса» в религиозной сфере, так и «предложения». Политизация религии, её роль в политическом брендинге и других технологиях ПМ обусловливают амбивалентный характер возможного влияния религиозного фактора, который в равной степени может способствовать формированию как позитивного, так и негативного имиджа страны.

3. Поддержка Госдепартаментом США осуществляется тех религиозных организаций, которые на текущий момент либо в будущем могут оказать негативное воздействие на стабильность политической системы рассматриваемой страны. Это подтверждается, во-первых, обеспокоенностью судьбой исключительно «ущемляемых» конфессий и неокультов. Во-вторых, характером «ущемлений», связанным с нарушением указанными конфессиями национального законодательства той или иной страны. В-третьих, игнорированием фактов нарушений законодательства со стороны самих религиозных организаций. Указанные особенности позволяют предположить, что основной целью Доклада является не столько анализ религиозной ситуации, сколько формирование имиджа той или иной страны. Подобная целевая направленность Доклада дает основание рассматривать его с позиций действия манипулятивных и имиджевых политических технологий.

[1] Общий объем выборки составил 265 источников. Поиск и отбор осуществлялся по ключевым словам в названии печатных источников.