Заключение

Многие читатели, закончив эту часть книги, наверняка скажут: ну вот, Ханин стал из белого, каким он был еще недавно, красным. В этом утверждении будет частица правды. Удручающие результаты перехода к рыночным отношениям в России в 90-е годы подтолкнули меня к переоценке многих явлений и событий в советской экономике. Но высокая оценка достижений советской экономики в 50-е годы содержится и в моей книге, написанной еще в 1991 году[1]. В ней подробно раскрываются причины этих успехов. Но я считаю недопустимым подходить к научному произведению с примитивным вопросом: вы за белых или за красных? Такая постановка до боли напоминает борьбу с буржуазной идеологией в советский период, когда критерием научного творчества в общественных науках принималось следование определенным догмам, а не научной истине. Последствия такого подхода, равнозначного отрицанию науки вообще, хорошо известны. И то, что ему продолжают нередко следовать и теперь, говорит о том, что мы недалеко ушли от тех времен. В сущности оно говорит также и о неуверенности сторонников политических и экономических изменений в России в 90-е годы в своих убеждениях и результатах своего правления.

Отмечу также, что само по себе признание экономических возможностей командной экономики не дает ответа на вопрос, следует ли возвращаться к командной экономике, не говоря уже о том, есть ли для этого реальные возможности. Социально-экономическая система не ограничивается экономикой, хотя экономика играет в ней огромную роль. Политические и гражданские права граждан, религиозные свободы, свобода выбора деятельности и многое другое играют не меньшую роль, чем уровень жизни населения или военное могущество страны. Командная экономика преуспевала в периоды ограничения политических свобод и прав граждан. И, наоборот, их расширение часто (но не всегда) противоречило экономическим успехам командной экономики. Что предпочтут граждане страны: экономические успехи или политические свободы - могут решить только они сами. Трагическая неудача экономических реформ в России и других странах СНГ и состоит в том, что она вынуждает отвечать на этот вопрос. Очевидно, что граждане любой страны хотели бы и того и другого: гражданских свобод и экономических успехов. Далеко не всегда, однако, такое сочетание оказывается возможным. В интересах преодоления экономической отсталости нередко приходится жертвовать политическими свободами. И это происходило не только в СССР. Почти все успехи экономического развития в третьем мире сопровождались длительное время жестким ограничением политических свобод, проводились в условиях военных диктатур. Да и рождение капитализма, за буквально единичными исключениями, в Западной Европе, происходило при серьезных ограничениях политических прав и свобод (например, избирательных прав). И конечно, этого следовало ожидать в послереволюционной России, стране со слабыми демократическими традициями, к тому же страшно разоренной первой мировой и гражданской войнами и в результате этого еще более отставшей от передовых капиталистических стран, чем до первой мировой войны. Особую сложность задаче преодоления экономического отставания придавала попытка решения ее в совершенно новой социально-экономической системе, для формирования которой не было ни научной базы, ни какого-либо практического опыта. И сложности только возрастали в преддверии неизбежной, как тогда казалось, войны с враждебным капиталистическим окружением, намного превосходившим СССР по экономическим и военным возможностям.

Другая проблема, которая возникает при оценке возможностей ко-мандной экономики, состоит в соотношении политических и социально-экономических прав. Советская социальная система предоставляла невиданные для своего времени социальные права гражданам: отсутствие безработицы, бесплатное образование и здравоохранение и т.д. Эти права частично облегчали развитие экономики, обеспечивая ее образованными и здоровыми работниками, частично затрудняли, ослабляя стимулы к труду в условиях всеобщей занятости. При этом возникал выбор между расширением социально-экономических и политических прав, который не имеет однозначного решения и по-разному решается различными категориями граждан, в зависимости от значимости для них тех или иных прав.

Главный вывод, который следует из истории советской экономики в 40-50-е годы, состоит в том, что вопреки очень широко распространенному убеждению, сложившемуся в 80-е годы в результате крупных неудач советской экономики, командная экономика, когда она была действительно командной, а не ее фикцией, как в 60-80-е годы, может добиваться экономических результатов, не худших, а часто и лучших, по сравнению с экономиками самых передовых и быстро развивающихся государств мира. Утверждения о крахе командной экономики, ее коллапсе явно не соответствуют действительности. Она была убита прежде всего неумелыми действиями своих собственных вождей, но и усилиями в определенной степени своих политических противников, умело использовавших слабости советской экономики в 80-е годы [2].

Самый крупный фактор кризиса советской экономики, первые симптомы которого появились еще в конце 50-х годов, - колоссальные военные расходы. Я оставляю историкам внешней политики определить, в какой степени эти колоссальные военные расходы были вынужденным ответом на военные приготовления и агрессивные намерения Запада, а в какой - диктовались миссионерскими чертами советской внешней политики, своекорыстными интересами военно-промышленного комплекса. Я хотел бы только отметить, что считать такую экономическую стратегию неизбежной для социалистической страны - неправильно. И СССР в период нэпа, и Китай в последние 20 лет развивали свою экономику при минимальных относительных военных расходах. Программу смягчения международной напряженности осуществлял И. Сталин в 1952-1953 годах. К сожалению, она тогда была принята лишь частично, и уже через несколько лет страна возвратилась к более агрессивной внешней политике.

Многочисленные стратегические и тактические ошибки советского руководства в 50-е годы в области экономики, которые в конце концов привели к ее кризису в 80-е годы, имели один общий корень: политическая система СССР была построена таким образом, что исключала борьбу мнений при выборе экономической политики и выборе самых компетентных политических лидеров. Если уподобить советскую экономику огромному акционерному обществу, для чего есть основания, то проблема состояла в выборе совета директоров и правления этого общества, а также критериев оценки успешности его развития. И если в отношении этих критериев проблема могла быть решена, но удовлетворительно не решалась из-за нежелания вождей получать объективную экономическую информацию, то уж выбор подходящих лидеров, даже в кризисных ситуациях, совершался, как правило, из клановых соображений и удобства для номенклатуры, а не в процессе сопоставления политических и экономических программ и действительных достижений потенциальных кандидатов в различных областях деятельности.

Когда лидеры оказывались достаточно компетентными (как это было со Сталиным), система могла развиваться относительно успешно. Как только лидер оказывался негодным, как это было с его преемниками, система постепенно начинала разваливаться.

В условиях отсутствия борьбы мнений не могла успешно развиваться и экономическая теория. Как остроумно заметил один мой студент, единственным человеком, который понимал систему, был ее создатель (Сталин), и он унес ее секрет с собой в могилу. Однако и определенные достижения в прикладной экономической науке использовались на практике недостаточно. К тому же сложившаяся система организации экономических исследований выдвигала на передний план не самых лучших и талантливых ученых, а наиболее послушных, покорно повторявших «решения партии и правительства».

Мои исследования не подтверждают часто выдвигаемое утверждение, что командная экономика была способна успешно развивать только традиционные отрасли экономики, но не передовые в техническом отношении наукоемкие отрасли. Советская экономика успешно развивала в 50-е годы как раз самые передовые в то время отрасли экономики: атомную и ракетную, авиационную и электронную промышленность, производство вычислительной техники. Советское государство уделяло огромное внимание науке и высшему образованию - интеллектуальной базе развития наукоемкого производства. Правда, наукоемкие отрасли носили преимущественно военную направленность, но это уже совсем другой вопрос. Верно также и то, что научнотехнический прогресс в СССР носил во многом заимствованный характер. Но таким он был долгое время и в Японии. Формирование научных школ - это длительный процесс. В ряде областей науки и техники советские ученые научились самостоятельно решать сложные научно-технические задачи.

Наиболее крупным дефектом командной экономики, проявившемся в этот период, была высокая степень дефицитности рынка потребительских товаров. Она была значительно меньше, конечно, чем в 30-е годы и во время войны, но сохранялась и нередко усиливалась. Точные измерители степени дефицитности на потребительском рынке в данный период невозможно, к сожалению, установить, ибо соответствующие обследования начались в СССР только в 60-е годы. К тому же она была неравномерной, гораздо больше проявлялась в сельской местности и мелких городах, чем в крупных городах, а тем более в Москве и Ленинграде, столицах союзных республик, крупных областных центрах. Однако было бы ошибочным, как мне кажется, на этом основании считать такую сильную дефицитность на потребительском рынке имманентной чертой командной экономики. Разумеется, было невозможно обеспечить то разнообразие потребительских товаров, которое дает рыночная экономика. Но это разнообразие особенно важно для 5-10 % самой состоятельной части населения. Остальное население готово удовлетвориться гораздо меньшим разнообразием товаров, лишь бы они были в наличии по приемлемым ценам и приемлемого качества. Такое разнообразие в 70-80-е годы обеспечивалось и в странах рыночного социализма (Венгрия, Польша), и в странах с командной экономикой (Чехословакия, ГДР). Советское государственное руководство проявило редкое безразличие к деятельности внутренней торговли и не сумело добиться реализации даже тех правильных постановлений, которые оно же и выпускало, хотя такие возможности были.

Закономерен вопрос о том, могли ли сохраниться высокие темпы развития советской экономики 50-х годов при лучшей экономической политике в последующий период. Известно, что в 60-е и, особенно, 70-е годы развитые капиталистические страны, в том числе и те, кого относят к странам «экономического чуда», значительно уменьшили темпы экономического роста. Некоторые из факторов, которые привели к этому уменьшению, носят специфически западный характер, например, влияние энергетического кризиса. Другие - более всеобщие относятся и к СССР, например, ослабление преимуществ догоняющего развития или большая роль экологических ограничений. Мне представляется, что определенное замедление экономического роста скорее всего должно было произойти и в СССР, но он имел возможности по-прежнему опережать в своем экономическом росте развитые капиталистические страны.

У читателей книги неизбежно возникнет вопрос, можно ли в настоящее время успешно вернуться к командной экономике. По мере углубления экономического кризиса в России этот вопрос будет возникать снова и снова. Сразу же скажу, что этот вопрос неразрывно связан с политическими условиями такого возврата и ценой, которое общество заплатит за такой возврат. Очевидно, что для разных слоев общества эта цена будет не одинаковой. Но во всякой случае об этой стороне вопроса нельзя забывать. Рассуждения коммунистическо-патриотической оппозиции о том, что и волки будут целы, и овцы сыты, т. е. и демократические свободы сохранятся в полном объеме, и экономика возродится, - выгодны в предвыборных условиях, но вводят в заблуждение общественное мнение. С чисто же экономической точки зрения такой возврат, исходя из опыта 40-50-х годов, выглядит и возможным, и эффективным по сравнению с нынешним хозяйственным механизмом, особенно если при этом будут учтены в полной мере и дефекты хозяйственного механизма 40-50-х годов. Насколько это реально - другой вопрос, который требует анализа состояния нынешнего российского общества, что выходит за рамки темы данной части книги.