Часть третья. — Пятилетний план реконструкции

Часть третья. — Пятилетний план реконструкции

Катастрофическое падение национальной продукции к началу 1921 г. вынудило советскую власть отказаться от проведения коммунистической политики и признать необходимым частичное восстановление ею же уничтоженного в 1918‑1920 гг. вольного рынка. Недовольство не только крестьян, но и рабочих начало принимать активные формы; вся страна покрылась восстаниями. Все эти бунты и забастовки представляли для советской власти, по отзыву Ленина, опасность, во много раз превышавшую всех Деникиных, Колчаков и Юденичей, вместе взятых.[1]

Свободная торговля должна была пробудить в населении охоту к труду, убитую мероприятиями 1918‑1920 гг., и восстановить хозяйственную организацию производства.

В своей исторической речи 15 марта 1921 г. на Х‑ом съезде коммунистической партии Ленин говорил о значении свободной торговли для крестьянина, для стимулирования его хозяйственной энергии, для пробуждения личной его заинтересованности в результатах его хозяйственного труда. Последующие декреты Совета народных комиссаров, изданные в течение 1921 г., распространили начала новой экономической политики на все отрасли народного хозяйства.

В постановлении президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета от 25 августа 1921 года мы находим прямое признание того, что задачею нового курса экономической политики является «возможно большее производство материальных благ всеми средствами». Особенного внимания заслуживает «Наказ Совета народных комиссаров о проведении в жизнь начал новой экономической политики» от 9 августа 1921 года. В нем дана совершенно правильная оценка некоторых характерных особенностей как политики 1918‑1920 г.г., так и новой экономической политики. Так, при старой политике «снабжение предприятий было разбито между различными учреждениями и не поставлено в непосредственную связь с производительностью предприятия»; условия оплаты труда были такими, что «участники производства не были и не могли быть заинтересованы в результате своего труда и в улучшении методов производства». Новая экономическая политика, чтобы предотвратить дальнейшее падение народного хозяйства, установила ведение промышленных предприятий «на началах точного хозяйственного расчета», т. е. так, чтобы они покрывали своей продукцией все без исключения издержки производства и давали некоторый излишек (доход), и признала за ними право производить по собственной инициативе заготовки нужного им сырья, топлива и продовольствия. Наказ предоставлял крестьянам и ремесленникам право свободно распоряжаться продуктами своего труда, давал органам ВСНХ право сдавать в аренду кооперативам и частным лицам национализированные промышленные предприятия и устанавливал платность государственных и коммунальных хозяйственных услуг. Другими декретами, изданными в 1921 г., была запрещена национализация предприятий без соответствующего в каждом отдельном случае особого постановления высших органов управления, был отменен принцип уравнительности в оплате труда и рост заработной платы поставлен в прямую зависимость от повышения производительности труда рабочего. В декрете Совета народных комиссаров от 16 декабря 1921 г. была выражена уверенность, что переход в промышленных предприятиях от социального пайка к заработной плате «приведет к тому, что вокруг предприятия будет происходить самомобилизация квалифицированной рабочей силы. Мы не будем больше видеть инженеров, занимающих должности старших конюхов, заведывающих продовольственною частью или занимающихся починкой кухонных приборов и горелок; мы не будем видеть также квалифицированных рабочих, занимающихся посадкой картофеля и очисткой выгребных ям».

Хозяйственная жизнь страны и при новой экономической политике должна была носить плановый характер. Наказ 9 августа 1921 г. возлагал общее руководство экономической политикой на Совет труда и обороны, в обязанность которого входило также согласование планов экономических комиссариатов и наблюдение за выполнением установленного хозяйственного плана как в целом, так и во всех его частях. Особо ответственная задача по срочной выработке общехозяйственного плана и увязке интересов промышленности с сельским хозяйством, транспортом, продовольствием и т. д. возлагалась на Государственную плановую комиссию (Госплан), положение о которой было утверждено 22. 11. 1921. На Высший Совет народного хозяйства наказ возлагал проведение в деловом порядке утвержденных Советом Труда и Обороны планов и общих хозяйственных декретов в области промышленности.

Из этих постановлений особый интерес для нас представляют постановления о сохранении планового характера народного хозяйства и при новой экономической политике, легально признавшей рынок и рыночную конкуренцию и стремившейся их в какой-то мере восстановить, и о срочности задачи выработки общехозяйственного плана.

По своей идее, планирование отрицает конкуренцию и хозяйственную борьбу. Новая экономическая политика, восстановляя рынок и конкуренцию, тем самым ограничивала применение планирующего начала в народном хозяйстве. Но об этой стороне перехода к новой системе политики не только ничего не говорилось ни в «наказе о проведении в жизнь начал новой экономической политики», ни в других декретах 1921 г., но утверждалось даже обратное: что народное хозяйство должно носить по-прежнему плановый характер, и что выработка общехозяйственного плана является срочной задачей.

Сохранение старых формул при изменении существа политики было осуществимо только путем изменения смысла терминов «план» и «планирование».

Советские хозяйственники с переходом к новой экономической политике начали обозначать этим словом не способ хозяйствования, применяемый при монопольной системе хозяйства или публично-правовом нормировании, а предвидение, предсказание или догадку об ожидаемом ходе развития народного хозяйства под влиянием как действующих при конкурентной системе хозяйства стихийных сил, так и правительственных мероприятий. В их представлении план превратился из действия, управляющего хозяйственною жизнью, в процесс познания процесса ее развития. Появились планы-прогнозы, одинаково применимые и к монопольному, и к конкурентному строю хозяйства.

В результате этого смешения понятий даже в работах Государственной плановой комиссии происходили зачастую самые странные вещи. Так, например, 17 января 1923 г. президиум Госплана, по докладу П. И. Попова, председателя Центрального Статистического Управления, принял резолюцию по вопросу о планировании сельского хозяйства следующего содержания: «Сельское хозяйство... представляет по своему социально-экономическому строению комплекс мелких разрозненных хозяйственных единиц; общественная связанность этих единиц устанавливается в порядке денежно-товарных отношений, — через рынок, — и требует такой системы мер планового воздействия, которая должна учитывать социально-экономическую природу мелких хозяйств и исходить из особенностей организации этих хозяйств. При этих условиях государство... должно применять методы рынка и, опираясь на них, планомерно воздействовать на совершающиеся внутри хозяйства стихийные процессы в направлении, предусмотренном единым государственным планом народного хозяйства».[2]

Как видно из текста постановления, и П. И. Попов, и президиум Госплана знали, что крестьянские хозяйства живут в рыночном, конкурентном строе хозяйства; где существует конкуренция, там нет плана; и тем не менее, они говорят о плановом воздействии на крестьянские хозяйства, об их подчинении единому государственному плану.

В эти годы в Госплане был даже составлен на пятилетие план внешней торговли. Его работники были очень горды тем, что они создали «первый, не только у нас, но, наверное можно сказать, во всем мире, перспективный план внешней торговли на пятилетие вперед...»[3]

Когда Госплан приступил к выпуску контрольных цифр, в введении к первому выпуску на 1925/6 г. было дано следующее определение понятия плана народного хозяйства:

«Комиссия по выработке контрольных цифр видела свою задачу в том, чтобы дать на предстоящий год основные контуры важнейших народно-хозяйственных элементов, установить их взаимную связь и обрисовать то состояние народно-хозяйственного целого, которое по всей вероятности будет достигнуто в грядущем году, т. е. построить ориентировочный баланс народного хозяйства на полтора года вперед. Одновременно с установлением контрольных цифр Комиссия считала необходимым изменить систему экономических мероприятий, потребных для осуществления тенденций и плановых заданий, лежащих в основе перспективного народно-хозяйственного баланса. Формулированная таким образом система контрольных цифр и органически связанная с нею система экономических мероприятий являются планом народного хозяйства и содержат в себе те задания, которые должна поставить государственная власть в области народного хозяйства».[4]

В этом понимании план охватывает все нужды национального народного хозяйства и представляет собою не монолит, проникнутый одной идеей, даже не устойчивую систему мер, а сложный комплекс гетерогенных и меняющихся экономических моментов и мероприятий, плохо друг к другу подогнанных. Центральной частью плана являются меры экономической политики, мотивируемые состоянием народного хозяйства и ожидаемым от них действием; весь план, следовательно, представляет собою ничто иное, как рационально построенную и обоснованную систему экономической политики. В XIX в. экономическая политика не носила систематического характера, ее содержание определялось борьбою интересов различных групп землевладельцев, промышленников, торговцев и банкиров, и народно-хозяйственные соображения играли в ней второстепенную роль. В XX в., под влиянием роста политического влияния демократии, возникло стремление систематизировать эти мероприятия, освободить их от влияния профессиональных интересов и дать им рациональное обоснование путем широко поставленного изучения нужд народного хозяйства и систематических поисков средств их удовлетворения. Государственная власть сдала в архив принцип laissez faire и признала, что развитие народного хозяйства определяется не только игрою его стихийных сил, но и в очень большой степени ее собственными экономическими мероприятиями; было признано, что энергичное вмешательство государственной власти в целях увеличения национальной продукции и демократизации распределения народного дохода является одною из главнейших ее задач. Так возникла идея перспективного плана развития национального хозяйства и мероприятий экономической политики. Каждая страна в зависимости от уровня развития ее народного хозяйства, географических и исторических условий, культурного и экономического развития населения, международной обстановки и т. д. должна выработать свой национальный перспективный план; быть может совершенно непохожий на план соседа. Например, план реконструкции народного хозяйства России, обладающей богатыми залежами ископаемых и слабо развитою промышленностью, не мог бы быть принят странами Западной Европы, нуждающимися в привозном сырье и страдающими от чрезмерного развития обрабатывающей промышленности, не находящей рынков сбыта для своих товаров. Те высшие формы хозяйственной организации, которым свойственно оперативное планирование, могут или совершенно отсутствовать в национальных планах экономической политики отсталых стран, или занимать в них подчиненное место.[5]

Серьезные советские хозяйственники прекрасно понимали разницу между планом, как системою национальной экономической политики, и планирующею системою хозяйства, свойственною монопольным формам хозяйства.

Так, например, XII съезд коммунистической партии в апреле 1923 г. принял по этому вопросу следующее постановление: «В Советской России, где главные средства промышленности и транспорта принадлежат одному владельцу — государству, активное вмешательство последнего в хозяйственную жизнь должно, по необходимости, получить плановый характер, а в виду господствующей роли государства, как собственника и хозяина, плановое начало приобретает тем самым уже на первых порах исключительное значение... В отличие от капиталистических стран, область планового начала не ограничивается у нас рамками отдельных трестов или синдикатов, а распространяется на всю промышленность в целом. Мало того: государственный план должен охватывать взаимоотношения промышленности, с одной стороны, земледелия, финансов, транспорта, торговли внутренней и внешней, с другой стороны. Другими словами, поскольку государство остается не только собственником, но и хозяйствующим субъектом в отношении большинства производительных сил промышленности и транспорта и в отношении кредитных средств, постольку плановые начала при новой экономической политике по объему немногим отличаются от плановых начал в эпоху военного коммунизма». Мы могли бы привести много цитат за последующие годы, показывающих, что тесная связь между оперативно-хозяйственным планированием и принадлежностью государству всей крупной промышленности вполне осознана советскими экономистами. Мы ограничимся только одною цитатою — из доклада Института экономических исследований при Госплане на Социально-экономическом конгрессе в Амстердаме, в августе 1931 г.: «Уже при капитализме крупные предприятия с обобществленным процессом труда должны иметь свои планы, устанавливающие расходы и ожидаемые доходы в денежных единицах и приводящие в соответствие все производственные процессы. При капитализме, планирование отношений между предприятиями невозможно; но внутри хозяйственных единиц оно возможно. При социализме все национальное хозяйство целой страны становится единым огромнейшим предприятием. При этой системе планирование всего народного хозяйства не только возможно, но и абсолютно необходимо. Можно утверждать, что социально-экономическое планирование является свойственной социалистическому хозяйству формой бытия, подобно тому, как анархия производства и конкуренция являются необходимыми формами существования капиталистического хозяйства».[6]

Когда в 1925 г. Госпланом были составлены первые  «Контрольные цифры народного хозяйства СССР», в «Социалистическом хозяйстве» была напечатана статья под красноречивым заголовком: «Элементы стихийности в нашем хозяйстве». В этой статье устанавливается, что контрольные цифры покрывают одинаково и планируемый сектор народного хозяйства СССР, и его стихийный сектор. Контрольные цифры, говорит автор статьи, «это, разумеется, не план народного хозяйства..., это даже еще не борьба против элементов стихийности нашего хозяйства, а только согласование нашей деятельности, или, лучше говоря, приспособление нашей хозяйственной деятельности к стихийным силам народного хозяйства... Наш контрольный хозяйственный план в большей еще степени, нежели бюджетный план, подвержен влиянию скрещивающихся стихийных напоров. И эти стихийные давления тем сильнее, чем слабее все наше хозяйство, а в особенности та его часть, которая находится в руках государства и которая только в части своей может быть регулирована согласно определенным планам руководящих наших органов, хотя и в этой даже части приходится считаться с элементами стихийности».[7]

В эти годы даже в развитии крупной промышленности стихийные начала играли очень крупную роль, сельское хозяйство было полностью во власти рынка. План действовал, когда смыкался со стихией, и срывался, когда опирался только на организованный аппарат. Экономисты стали различать в плане стихийные и сознательно-волевые, генетические и телеологические моменты. В. Базаров, например, дал следующую характеристику частей перспективного плана: «План восстановления и реконструкции той части национального производства, которая находится в непосредственном заведывании государства, должен строиться не генетически, а телеологически: не путем проэкцирования в будущее фактической динамики настоящего, а путем целевого построения таких преобразований современной промышленности, при существовании которых ее фактическая динамика впервые может стать выражением тенденций здорового и прочного развития. Иначе обстоит дело с сельскохозяйственной продукцией, Здесь государство не является хозяином и может лишь косвенно стимулировать те или иные естественно намечающиеся тенденции мерами экономической политики. Уже по одному этому целевая конструкция была бы в данном случае лишена всякого практического значения. Перспектива сельскохозяйственного развития может быть построена лишь генетически».[8]

Госплан составлял также перспективные пятилетние планы. Таких планов было составлено четыре: по металлургии, цензовой промышленности, железным дорогам и сельскому хозяйству. Если мы примем данные 1922/3 г. = 100, тогда план и исполнение его, по Струмилину, дадут следующие индексные величины:[9]

	1922/3	1927/8
		план	испол­нение
металлургическая промышленность, производство чугуна	100	410	1093
цензовая промышленность ВСНХ	100	282	418
грузооборот на железных дорогах	100	150	260
посевные площади¹	100	136	140
скот в переводе на крупный¹	100	129	138

Примечание к таблице:

¹ За 1923‑1928 гг.

В продукции промышленности и работе железных дорог, рост которых зависел главным образом от мероприятий власти, намечавшиеся в перспективных планах размеры роста были далеко превзойдены в действительности. Причина этих ошибок понятна: планы строились в то время, когда способность советского хозяйства к накоплению была ничтожна; никто не предвидел, что в ближайшие годы она быстро вырастет до очень значительных размеров, а вместе с нею и содействие правительства развитию промышленности и работе железных дорог.

Напротив, в плане по сельскому хозяйству действительный темп развития был установлен вполне точно. Объясняется это тем, что его составитель, Н. Д. Кондратьев, учел только генетические факторы развития сельского хозяйства. В предисловии к плану прямо указывается, что «из внимания к особенностям сельского хозяйства всему построению плана придан в значительной мере генетический характер. В силу этого предполагаемый план отправляется от анализа тенденций фактического стихийного развития сельского хозяйства».[10]

В 1927 г. Госплан закончил составление грандиозного пятилетнего плана реконструкции народного хозяйства СССР на 1928/9 ‑1932/3 гг., впоследствии сокращенный до 4 лет 3 месяцев, с 1 октября 1928 г. по 1 января 1933 г. Мероприятия советской власти по осуществлению этого плана несомненно представляют собою первый опыт национального планирования народного хозяйства в условиях мирного времени.

	1913	1927/8	рост в %	1928/9	1930	1931	1932 план	1932 исп	рост за 4 года 3 мес. в %	1932/3 г. по  5‑летнему плану	% исп. пятил. плана
I. Отдельные отрасли промышленности:
нефть тыс. тонн	9.543	11.600	21,5	13.750	18.375	22.322	27.400	22.620	95,0	21.700	104,2
каменный уголь тыс. тонн	28.870	36.130	25,1	40.600	48.392	55.564	90.500	65.142	80,3	75.000	86,9
чугун тыс. тонн	4.207	3.328	‑20,9	4.010	5.017	4.871	9.000	6.300	89,3	10.000	63,0
хлопчатобумажные ткани млн. м	2.224	3.100	39,4	2952	2.334	2.246	3.061	2.550	‑17,7	4.700	54,3
II. Крупная промышленность в целом:
число рабочих тыс. чел.	2.592	2.633	1,6	2.858	3.929	4.598	5.453²	5.327	102,3	3.631	146,7
продукция:
валовая млн. руб. 1913 г.	6.391	8.143	27,4	10.097	13.151	16.202	21.639	17.984	120,9	21.119	85,2
чистая млн. руб. 1913 г.	2.735	3.220	17,7	4.066	5.070	6.183	8.299	6.863²	113,1²	9.425	72,8²
производительность 1 рабочего:
валовая руб. 1913 г.	2,466	3.093	25,4	3.533	3.352	3.524	3.968²	3.376	9,1	5.816	58,0
чистая руб. 1913 г.	1.055	1.223	15,0	1.423	1.292	1.345	1.522²	1.288²	5,3²	2.604	49,5²
индекс себестоимости	—	100	—	95,8	89,8¹	95,2	88,5	бол. 95,2	мен. 4,8	65,0	мен. 13,7
месячная заработная плата:
в червонных рублях	—	66,9	—	73,4	83,3	95,5	92,3	106,4	59,0	93,7	113,6
в рублях 1913 года:	25,0	27,0	8,0	28,1	27,8¹	—	—	—	—	52,2	—

Примечания к таблице:

Начнем наш обзор результатов осуществления пятилетнего плана с крупной промышленности, почти полностью огосударствленной и находившейся ранее в заведывании Высшего Совета Народного хозяйства, а теперь — четырех Народных Комиссариатов, которые управляют ею по методу оперативно-хозяйственного планирования. Крупная промышленность является любимым детищем советской власти. Каковы же достижения ее в деле реконструкции этой промышленности?

Рост добычи нефти и угля и производства чугуна за четыре с четвертью года на 80‑95% представляет очень крупный успех. Отсутствие роста продукции в хлопчатобумажной промышленности объясняется недостаточным привозом хлопка по соображениям внешнеторговой политики.[11] По нефти, 5‑летний план выполнен с избытком. По углю он осуществлен на 87%, по чугуну на 63%. Неосуществление плана по этим двум основным отраслям промышленности, особенно по чугуну, должно было тяжело отразиться на исполнении плана по всей промышленности.

Валовая продукция всей крупной промышленности за четыре с четвертью года выросла на 121%, чистая продукция на 113%, — значительно больше роста тяжелой промышленности. Но задания пятилетнего плана по крупной промышленности исполнены только на 85% и 73%. Для достижения этого малоудовлетворительного результата число рабочих в крупной промышленности нужно было увеличить вдвое, на 102%, тогда как по пятилетнему плану их число должно было быть увеличено только на 37,9%; следовательно, % роста числа рабочих в 2,7 раза превзошел плановое задание. Рост чистой продукции крупной промышленности лишь на 11% превышает рост числа рабочих в ней. Следовательно, рост ее продукции почти полностью был осуществлен за счет увеличения числа рабочих, а не роста производительности их труда.

Оборудование фабрик новыми машинами, усвоение усовершенствованных способов работы механически повышает производительность труда. За годы пятилетки оборудование копей, фабрик и заводов сделало очень большие успехи; иностранные инженеры, тысячи которых работали в Советской России, должны были познакомить русских инженеров и рабочих с последними усовершенствованиями в технике производства работ. Если при таком прогрессе техники производительность рабочих почти не увеличилась, то причина этого явления может заключаться только в ухудшении качества самих рабочих и дезорганизации их работы.

Насколько велика бывает невязка между прогрессом техники и производительностью труда рабочих, можно видеть на примере работы Донецкого бассейна в 1931 году, по сравнению с 1930 г.[12]

	1930	1931	% роста
добыто угля (тысяч тонн)	32.809	35.843	9,2
% механизированной добычи угля	41,2	64,9	57,5
выработка на 1 рабочего (тонн)	187,5	176,2	‑6,0
рост заработной платы	—	—	25,8
рост себестоимости	—	—	27,5

При большом росте механизированной добычи, — на 57,5% в один год, — производительность труда должна была значительно возрасти. Между тем, она упала на 6%. И в то же время, при падении выработки на рабочего, денежная заработная плата увеличена была на 25,8%; так как в этом году падение покупной способности червонного рубля не носило еще катастрофического характера, то реальная заработная плата тоже увеличилась, хотя и не в таком размере, как денежная. В результате, себестоимость угля выросла на 27,5% в один год.

Аналогичные явления, — падение производительности труда, рост заработной платы вне соответствия с ростом производительности труда, рост себестоимости и падение качества продукции, — происходили во всех отраслях промышленности. В результате рост качественных показателей, намечавшийся пятилетним планом, оказался совершенно не выполненным. По плану, производительность труда рабочего должна была быть повышена на 110%; исполнение плана дало ее повышение на 5,3%. При обсуждении контрольных цифр на 1933 г. в заседании Центрального Комитета коммунистической партии 8 января 1933 г. председатель Совета народных комиссаров Молотов сообщил, что за 4 года 3 месяца пятилетки производительность труда повысилась на 40%;[13] эта цифра явно неверна; по произведенному нами подсчету, производительность труда по валовой продукции повысилась на 9,1%, по чистой продукции на 5,3%.

По плану, заработная плата должна была быть повышена: денежная на 47%, реальная на 71%; бюджетный индекс должен был быть снижен на 14%. При повышении производительности труда на 110%, повышение реальной заработной платы на 71% должно было привести и к росту накопления, и к снижению цен. Исполнение дало повышение денежной заработной платы на 59% и очень высокий рост цен; но так как индексы цен не публиковались ни в 1931 г., ни в 1932 г., то мы не знаем, каково было в эти годы движение реальной зарплаты. В советской печати в эти годы термины «номинальная» и «реальная» заработная плата совершенно исчезли с ее страниц; читая какую-либо статью по вопросам заработной платы, в которой рост денежной платы отождествляется с ростом реальной платы, можно подумать, что советские хозяйственники не читали ни Маркса, ни Ленина. Мы не знаем, каково соотношение между ростом производительности труда и повышением реальной заработной платы; по этому вопросу мы располагаем лишь следующим показанием Куйбышева при обсуждении контрольных цифр на 1933 год в Центральном Исполнительном Комитете: «Выполнение качественных показателей будет возможно только при условии, если заработная плата не будет обгонять роста производительности труда, т. е, не будет того, что имело место в 1932 г.».

На себестоимость промышленной продукции слабый рост производительности труда, обогнавший его рост заработной платы и сильный рост цен оказали фатальное действие. По плану, она должна была быть снижена на 35%; в действительности, она была снижена менее чем на 4,8%, а может быть даже немного возросла. Мы знаем, что в 1932 г. себестоимость промышленной продукции увеличилась; но до сих пор не опубликовано, на какой % она выросла. Отсюда отмеченная выше количественная неопределенность. В советской печати было отмечено, что «за последние два года движение заработной платы сильно обогнало рост производительности труда. Это является вместе с тем одним из важнейших моментов в недовыполнении заданий по снижению себестоимости и даже некотором повышений себестоимости в отдельных отраслях».[14] Но заработная плата растет главным образом потому, что растет стоимость жизни и бюджетный индекс.

Советская власть борется с этим вполне закономерным следствием падения покупательной способности червонного рубля посредством резкого осуждения «безосновательной» требовательности рабочих и установления уголовных кар для директоров промышленных предприятий и совхозов за повышение платы выше установленного уровня. Тот же Куйбышев сказал далее в своей речи на заседании Центрального Исполнительного Комитета, что нельзя допустить «произвольного, без всякого на то основания, увеличения зарплаты», что необходима «самая жестокая борьба с безосновательным перерасходованием фондов заработной платы». Передовые предприниматели капиталистической Европы и Америки уже с конца XIX века не говорят таким языком с рабочими, а буржуазные парламенты не издают законов, подобных декрету от 3 декабря 1932 г., воспрещающему под страхом уголовной ответственности повышение заработной платы директорами предприятий. И нигде в капиталистических странах дирекция промышленных предприятий не имеет права увольнять рабочего за один прогульный без уважительной причины день, как это установлено в СССР декретом от 15 ноября 1932 года.

Но себестоимость продукции зависит не только от высоты заработной платы. Изменение цен на сырье, топливо, экономия в расходе топлива, снижение общих административных расходов, производительность труда и т. д., и т. д., — все эти моменты, как технические, так и экономические, влияют на высоту себестоимости. Учесть величину всех этих влияний на ближайший год является неразрешимою задачею; к тому же, изменения в экономической конъюнктуре всегда могут опрокинуть самые тщательно сделанные расчеты. Поэтому, даже самые опытные директора фабрик не в состоянии планировать динамику себестоимости; центральные управления промышленности — и подавно. Мы считаем поэтому, что фабричная себестоимость по своему сложному строению и многочисленности и изменчивости влияющих на нее факторов вообще не поддается ни предвидению, ни плановому регулированию; ее высота может быть только декретирована.

При конкурентной системе хозяйства гибель предприятий, не умеющих понизить свою себестоимость, обеспечивает ее автоматическое понижение. При монопольной системе хозяйства этот автоматически действующий механизм отсутствует, и понижение себестоимости происходит главным образом под влиянием усовершенствований в производстве.

Наконец, пятилетний план исходил из предположения неизменности качества промышленной продукции. Но это качество падало в течение всех четырех с четвертью лет и продолжает падать. Трудно, конечно, определить величину этого падения. Но советские хозяйственники прекрасно знают, что очень большое количество производительных сил страны тратится на производство брака. В «Известиях» от 26 января 1933 г. мы, например, находим следующие замечания: «Громадный процент брака, который мы производим, ведь это — воплощенный рабочий труд, так как на производство брака требуется столько же рабочих рук, столько же рабочего времени, сколько и на производство хорошей продукции, хороших машин, хорошего оборудования. Таким образом тратится громадная масса рабочего труда и громадная масса народных средств». При конкурентном строе хозяйства такой растраты народного труда не происходит. Там борьба за рынок требует внимательного отношения к качеству продукции. Главною причиною снижения качества продукции при монопольной системе хозяйства является стремление исполнить распоряжение начальства о снижении себестоимости. Фабричная администрация сознательно и планомерно ухудшает качество изделий, чтобы снизить их себестоимость. Под влиянием приказов из центра, фабричная администрация рассуждает так: нужно стоимость снизить? ладно, я ухудшу качество. Надобно считать, что к концу пятилетки падение качества промышленной продукции по сравнению с довоенным уровнем достигло приблизительно 30%.

Нами приведены в таблице, помещенной выше, данные советской статистики по исполнению плана роста продукции всей крупной промышленности; по пятилетнему плану рост этот должен был составить 192,7%, исполнение дало 113,1%, причем рост производительности труда составил только 5,3%. В этих цифрах падение качества продукции нами учтено не было.

Если мы примем очень умеренную норму падения качества за годы пятилетки — всего 12%, то мы должны будем внести в приведенные выше цифры значительные изменения; рост продукции составит около 88%, вместо роста производительности труда на 5,3%, мы будем иметь его падение на 7,4%.

Таковы количественные и качественные результаты осуществления пятилетнего плана реконструкции в области крупной промышленности.

Главною и основною причиною невыполнения плана является национализация и подчинение режиму государственного монопольного хозяйства тысяч фабрик, средних и мелких промышленных предприятий, для этого режима совершенно непригодных. Из приведенной нами выше теории проф. Шмаленбаха следует, что созревшими для монопольного режима нужно считать только те промышленные предприятия, в которых постоянные издержки производства превосходят переменные. Таковы нефтяные промыслы, каменноугольное дело, черная металлургия, добыча электрической энергии. Вся остальная масса русских промышленных предприятий, — за некоторыми исключениями, — не нуждается ни в синдицировании, ни в огосударствлении. Им, напротив, нужна конкурентная система хозяйства, при которой в борьбе за рынок побеждали бы наиболее жизнеспособные предприятия и постепенно развивались бы в направлении роста постоянных издержек производства, т. е. в направлении к преобразованию в предприятия, зрелые для оперативно-хозяйственного планирования. Возможно, что огосударствление крупной промышленности (да и то только синдицированной) в одной из передовых капиталистических стран дало бы положительные результаты. В отсталой России, несмотря на огромные капитальные вложения, огосударствление десятков тысяч мелких и средних предприятий, в которых постоянная часть составляет лишь незначительную долю всех издержек производства, могла дать только отрицательные результаты.

Дальнейшими причинами неуспеха пятилетнего плана являются недостаток инженерных кадров и квалифицированных рабочих, постоянное стремление «политизировать» хозяйственную жизнь, заменяя приемы хозяйственно-оперативного управления мероприятиями политического принуждения и насилия, и очень поверхностное знакомство как с русским народным хозяйством, так и с системою планового хозяйства.

Еще более отрицательные результаты дало применение пятилетнего плана в с. х.

	1913	1927/8	рост в %	1928/9	1930/1	1929/30	1931/2	1932/1933		рост за 4 г. 3 м. в %	1932/3 по 5‑л. плану	% исп. 5‑лет. плана
								план	испол- нение
население, живущее с. х. млн. чел.	96,6	116,7	20,8	118,7	120,2	121,4²	122,8²	—	124,0²	6,7	126,9	97,7
посевная площадь:
вся млн. га	116,7	112,4	‑3,7	112,9	118,0	122,2	136,2	141,8	134,3	19,5	141,3	95,0
под зерновыми хлебами млн. га	102,7	94,7	‑7,8	92,2	96,0	98,6	104,5	105,8	99,7⁴	5,3	111,4	89,5
тоже на 1 чел., га	1,06	0,81	‑23,6	0,78	0,80	0,81	0,85	—	0,80	‑1,2	0,88	90,9
сбор хлебов:
всего млн. тонн	81,6	72,8	‑10,8	73,3	71,7	83,6	70,0	90,1	70,8	‑2,7	105,8	66,9
с 1 гектара центнер.	8,0	7,7	‑3,7	8,0	7,5	8,5	6,7	8,5	7,1	‑7,8	9,5	74,7
на 1 чел., жив. сел. хоз. центн.	8,45	6,24	‑26,2	6,18	5,97	6,89	5,70	—	5,71	‑8,5	8,34	68,5
число коров млн. штук	25,9¹	30,8	18,9	30,4	26,7	23,8	17,7⁵	—	—	‑42,5	35,5	49,9
продукция с.х.:
валовая млн. руб. 1913 г.	10.510	11.000	4,7	11.500	11.000	10.200	11.070	—	—	0,6	17.138	64,6
валовая чистая млн. руб. 1913 г.	6.478	7.009	8,2	7.108	7.140³	7.497³	7.533³	—	—	7,5	10.927	68,9
валовая чистая на 1 чел., живущего с.х. руб. 1913 г.	67,1	60,1	‑10,4	59,9	59,4	61,8	61,3	—	—	2,0	86,1	71,2

Примечания к таблице:

В этой таблице прежде всего обращает на себя внимание скромность заданий пятилетнего плана в области сельского хозяйства. В крупной промышленности план проектировал рост чистой продукции на 148%, рост добычи нефти на 88%, угля на 112%, чугуна на 203%. В сельском хозяйстве величина запроектированного роста очень скромна: чистой продукции на 55,9%, посевных площадей на 25,7%, урожайности на 23,4%, крупного рогатого скота на 21,8%. Эта скромность была вызвана очень вескими соображениями. Обыкновенно Россию считают страною неограниченных возможностей в области сельского хозяйства. В пользу этого взгляда говорит территория, ею занимаемая, и редкость населения. Ее территория в миллионах кв. километров и население на 1 января 1931 г. в млн. человек равнялось:

	земной шар	Россия	в %
площадь суши	132,5	21,2	16
население	2.012,8	161,0	8

В России на один квадратный километр приходится вдвое меньше жителей, чем на всем земном шаре. Но для занятия сельским хозяйством нужна не только территория, но и подходящие климатические условия. Необходимая для успешного занятия сельским хозяйством температура и влажность имеются только в пределах так наз. европейского клина, ограниченного линиями Рига — Казань и Казань — Одесса, и в Алтайском округе; вся остальная территория России страдает от недостатка или тепла, или влаги. Поэтому, расширение площади посевов может идти лишь очень медленно, и требует больших мелиоративных работ, главным образом, ирригационных сооружений. Большое значение может иметь также создание, засухоустойчивых сортов культивируемых растений. При чрезвычайно высоком проценте прироста населения, вопрос об увеличении обрабатываемой площади земли грозит в недалеком будущем приобрести большую остроту. Если до войны и революции Россия вывозила много зерновых хлебов и масла, то вывоз этот шел за счет не избытков, а недоедания населения. Если мы примем еще во внимание низкий культурный уровень населения и слабое развитие промышленности, то мы поймем, почему большевики были так скромны в своем сельскохозяйственном планировании.

И тем не менее, эти скромные задания остались невыполненными. По некоторым показателям мы имеем за годы пятилетки небольшой прогресс, по другим — небольшой упадок, по третьим — падение катастрофических размеров. Из приведенной выше несколько сложной таблицы мы извлекли следующие данные по основным статьям сельского хозяйства о проектировавшемся и достигнутом проценте роста:

	план	испол­нение
чистая продукция сельского хозяйства	55,9	7,5
чистая продукция на 1 человека, живущего сельским хоз.	43,3	2,0
посевная площадь зерновых хлебов	14,3	5,3
сбор хлебов с 1 гектара	25,0	‑7,8
сбор хлебов на 1 чел., живущего сельским хоз.	33,2	‑8,5
число коров	21,0	‑42,5

Особенно вредное действие на производительность сельского хозяйства оказала сплошная коллективизация, его совершенно дезорганизовавшая и уничтожившая наиболее крупные, зажиточные крестьянские хозяйства, бывшие носителями агрономического прогресса. В коллективных хозяйствах по приказу начальства посевная площадь растет, зато чрезвычайно ухудшилась обработка почвы, посев производится плохо и с запозданием, надлежащего ухода за растениями нет, нет борьбы с вредителями, уборка урожая запаздывает и ведется плохо, даже обмолот ведется недостаточно тщательно; скот кормится плохо, ухода за ним нет, и падеж скота достигает громадных размеров. Падение урожайности наблюдается не только у зерновых культур, но и у технических. В центнерах урожай с гектара равнялся:

	1909/13	1927	1928	1929	1930	1931	1932	1932/3 план
зерновые хлеба	8,0	7,5	8,0	7,5	8,5	6,7	7,1	9,5
хлопок-волокно	3,8	3,1	2,6	2,6	2,2	1,9	2,2	4,2
сахар, свекла	160,7	135,0	131,7	79,7	136,8	74,9	75,8	180,0
лен-волокно	4,0	2,3	1,9	1,8	1,9	1,8	2,0	3,6

Примечание к таблице:

¹ Otto Schiller, цитир. соч. стр. 27.

Урожайность последних лет упала значительно ниже 1927 г.; до-революционная величина урожаев является для нынешних вершителей судеб сельского хозяйства недостижимым идеалом, не говоря уже об урожаях «гнилой» Западной Европы. Еще хуже положение скотоводства: уменьшение количества скота в стране носит прямо таки катастрофический характер (в млн. голов):

	1916	1927	1928	1929	1930	1931	1932	1932/3 план
крупный рог. скот	60,6	68,2	70,7	67,2	51,8	48,8	29,2	80,9
овцы	113,0	126,8	133,6	132,8	108,8	57,1	47,0¹	160,9
свиньи	20,9	23,2	26,1	20,5	13,0	7,8	10,0	34,8

Разрушение производительных сил сельского хозяйства принудительной коллективизацией крестьянских хозяйств привело к такому падению производства сельскохозяйственных продуктов, что в стране наступил форменный голод. Городское население, за исключением привилегированных категорий, голодало зимою 1932/3 г., голодало летом 1933 г. Впервые мы имеем в России голод, порожденный не стихийными метеорологическими условиями, а невежеством и преступным легкомыслием правителей.

Итак, исполнение пятилетнего плана реконструкции в области двух основных отраслей национальной экономии, — крупной промышленности и сельского хозяйства, — дало совершенно различные результаты. Посмотрим, какие изменения произошли за эти годы в народном хозяйстве в целом, — в его доходе, работе железных дорог, денежном обращении, ценах на товары, росте обобществленных форм хозяйства.

	1913	1927/8	рост в %	1928/9	1930	1931	1932	рост за 4 г. 3 м. в %	1932/3 по 5‑л. плану	% исп. пятил. плана
народный доход млн. руб. 1913 г.	13.188	14.817	12,4	16.415	18.450	20.662	—	—	31.805³	—
перевезено грузов по ж. дор. млн. тонн	132,4	150,6	13,7	180,8	238,7	247,8	267	77,3	281	95,0
денежное обращение: млн. руб.	1.894	1.672	‑11,7	2.136	3.533	4.704	—	—	2.922	—
индекс цен¹ 1913 г. — 100	100	159,8	59,8	171,3	199,5	211,3²	—	—	129,5	—
величина обобщ. сектора народ. хоз. % народ. дохода	—	52,7	—	60,1	72,2	81,5	87,0	67,6	66,3	131,2

Примечания к таблице:

Прямым показателем динамики народно-хозяйственной продукции является рост народного дохода, косвенным показателем — рост перевозки грузов по железным дорогам и величина денежного обращения. Динамика этих народно-хозяйственных величин дает в индексах след, ряды:

	народный доход	грузооборот	денежное обращение
1927/8	100	100	100
1928/9	110,8	120,1	127,8
1930	124,5	158,5	211,3
1931	139,4	164,5	281,3
1932	—	177,3	—

В такой отсталой стране, как Россия, рост грузооборота на железных дорогах должен идти быстрее роста народного дохода и национального производства, так как в стране идет процесс сокращения объема натурального хозяйства. В этом отношении в 5‑летнем плане была сделана серьезная ошибка: при росте народного дохода на 103,4%, рост грузооборота на железных дорогах был запроектирован только на 86,6%. Совершенно непонятно, как грузооборот мог бы расти медленнее роста народного дохода и национальной продукции; а так как пятилетний план ставил себе задачу ускоренной индустриализации страны, то рост грузооборота необходимо должен был значительно обгонять рост народного дохода. Эта ошибка в задании по транспорту является основной причиной всех тех затруднений с работой железных дорог, которые имели место за последние годы. Если бы рост национальной продукции шел запроектированным в пятилетнем плане темпом, железные дороги давно бы обнаружили свою полную неспособность справиться с перевозкою поступающих грузов.

Эта катастрофа была предупреждена плохим исполнением планового задания по росту производительных сил и национальной продукции; за три с четвертью года, в 1931 г., народный доход увеличился на 39,4% вместо 81,1% по плану, так что плановое задание по росту производительных сил и народного дохода было исполнено только на 50%.

Денежное обращение является гораздо более плохим показателем динамики народно-хозяйственной продукции, чем грузооборот, потому что изменения в его величине зависят не только от народно-хозяйственных моментов, но и от денежной политики правительства (или эмиссионного банка). Как велико может быть влияние последнего момента, показывает пример июня, июля и августа 1930 г., когда за три месяца денежное обращение увеличилось на 1017 млн. рублей, и апреля — мая 1932 г., давших его рост на 333 млн. руб. Такой невызываемый нуждами товарооборота рост денежной массы немедленно приводит к понижению покупательной способности денег и росту индекса цен. В гораздо большем соответствии с состоянием народного хозяйства находится динамика покупательной способности денежной массы, которая изменялась за интересующий нас период следующим образом:

	денежное обращение	индекс цен	Покупательная сила денежной массы
1927/8	100	100	100
1928/9	127,8	107,2	119,2
1930	211,3	124,8	169,3
1931	281,3	132,2	212,8

Планирование требует устойчивой единицы хозяйственного счета и учета. Всякие изменения в покупательной способности денег и в индексах цен вносит большие осложнения в планирование, — мы уже познакомились с ними на вопросах себестоимости, заработной платы и заготовок сельскохозяйственных продуктов, и мы еще столкнемся с ними на вопросе о национальном накоплении. Это прекрасно сознают советские хозяйственники; народный комиссар финансов Гринько при обсуждении контрольных цифр на 1933 г. в Центральном Исполнительном Комитете определенно заявлял, что «строгое соблюдение государственных цен является необходимой предпосылкой нашего налогового хозяйства и всей нашей денежной системы». И тем не менее, покупательная сила советского рубля непрерывно, а с конца 1931 года также быстро падает.

По пятилетнему плану, эмиссия должна была равняться 250 млн. руб. в год; за 5 лет индекс цен, в исчислении по народному доходу, должен был снизиться на 23,4%, Это снижение было в плане совершенно лишним и вредным элементом. На деле эмиссия за три с четвертью года достигла 925 млн. руб. в год, и индекс цен не снизился, а вырос за эти годы на 32,2%.

В каких же целях и почему Государственный Банк эмитирует червонцы в таком количестве? Государственный бюджет сводится не с дефицитом, который нужно было бы покрывать выпуском бумажных денег, а с большим избытком, идущим на финансирование народного хозяйства и социально-культурных мероприятий. Если Государственный Банк несет по своим операциям большие убытки, как, например, в 1930 году с неудачною реформою кредита, то их целесообразнее было бы покрыть из бюджетных избытков, а не излишними выпусками червонцев. В планируемом хозяйстве не должно быть влияний, порождающих инфляцию.

По-видимому, причина денежной неурядицы лежит в недостаточности продукции предметов личного потребления и порождаемом ею росте дороговизны, заставляющем Государственный Банк увеличивать количество денежных знаков в обращении.

Лишь в деле насаждения обобществленных форм хозяйства исполнение пятилетнего плана может зарегистрировать большие успехи, — величина задания была превзойдена в исполнении на 31,2%. Но ведь именно в росте общественных форм хозяйства за счет единоличных и заключалась основная задача пятилетнего плана реконструкции народного хозяйства СССР. Поэтому коммунисты могут расценивать результаты его исполнения положительно, тогда как экономисты, для которых главным является рост производительных сил и национальной продукции, будут расценивать их отрицательно. Все дело тут в разнице точек зрения и задач.

При переходе к новой экономической политике в 1921 году, частной предприимчивости и инициативе в ремесленной и кустарной промышленности и розничной торговле был дан довольно широкий простор. Массовые национализации были запрещены, национализации отдельных предприятий требовали в каждом отдельном случае санкции высших властей. Но уже в 1923 году наступила перемена политики. На этот раз борьба с частным хозяйством и предприимчивостью велась помощью усиленного налогового обложения, отказа сдачи в наем помещений, запрещения перевозки грузов по железным дорогам в адрес частных лиц и т. д. С результатами этой политики мы можем познакомиться из следующей таблицы, показывающей в % величину частно-хозяйственного сектора в главных отраслях народного хозяйства:

	промышленность			торговля			сельское хозяйство
	крупная	мелкая	вся	оптовая	розничная	вся
1922/3	—	—	—	—	75,3	55,9	—
1923/4	4,4	87,3	33,3	18,0	54,9	44,9	—
1924/5	3,9	84,4	28,0	8,5	42,4	28,0	—
1925/6	4,0	81,9	23,1	7,4	40,0	21,9	98,6
1926/7	2,3	82,1	20,8	4,5	35,5	16,9	98,8
1927/8	1,4	70,6	14,7	1,9	25,4	10,2	98,6
1928/9	0,9	62,1	12,7	0,9	14,3	5,1	98,3
1930	0,2	41,9	7,7	—	6,4	1,9	77,3

Цифры этой таблицы не претендуют на точность; но они правильно рисуют происходивший в эти годы процесс искоренения частно-хозяйственной предприимчивости. Обобществленные формы хозяйства стали господствующими во всех отраслях национальной экономии. Председатель Совета народных комиссаров Молотов констатировал с чувством глубокого удовлетворения, на заседании Центрального Исполнительного Комитета 23 января 1933 г., что «социалистические формы заняли теперь господствующее положение и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в товарообороте. Нет такой отрасли хозяйства в нашей стране, где социалистические формы не были бы преобладающими, не имели бы действительно решающего значения. Пятилетний план предусматривал несравненно меньшие темпы развития социалистических форм хозяйства. Здесь задания пятилетки на много перевыполнены. А ведь это, в конце концов, имеет решающее значение для окончательной победы дела рабочего класса... Главная задача советской власти была в обеспечении победы социалистических форм в народном хозяйстве. Эту главную задачу мы решили с успехом, с таким успехом, о котором мы и не мечтали, принимая пятилетний план четыре года назад». На этой же сессии Центрального Исполнительного Комитета было также с энтузиазмом констатировано, что «при широкой политической и культурной помощи со стороны пролетариата Союза, минуя стадию капиталистического развития, Киргизия победоносно строит социализм», и что таджикский народ перепрыгнул «через две социальных эпохи в третью — из почти родового или полуродового хозяйства мимо феодальной, мимо капиталистической эпохи прямо огромным прыжком в эпоху социалистическую».[15]

Многие иностранцы также называют социалистическим тот строй народного хозяйства, который создан коммунистами в России; в сборнике «Die rote Wirtschaft» одни авторы называют этот строй социалистическим,[16] другие — капиталистическим.[17] Такой вдумчивый исследователь, как Кальвин Б. Хувер, называет советский строй хозяйства социалистическим.[18] Мы полагаем, что эти терминологические недоразумения вызываются тем, что не существует общезначимого определения характерных черт социалистического строя народного хозяйства, и каждый экономист, каждый политик вкладывает в этот термин свое содержание. Социализм всегда был идеальным конструктом, а не фактом действительности; поэтому произвольною является уже постановка социализма в одну плоскость с капитализмом. Кроме того, совершенно неверна мысль о прогрессивности всех форм обобществленного труда. На каждой ступени народно-хозяйственного развития мы находим и индивидуальные, и обобществленные формы хозяйствования; насаждать на достигнутой цивилизованным миром ступени хозяйственного развития те формы обобществленного хозяйства, которые когда-то существовали и до сих пор быть может существуют где-либо в расщелинах капиталистического мира, — значит делать не прогрессивное, а реакционное дело. Народно-хозяйственная ценность различных форм обобществленного хозяйства так же различна, как и форм единоличного хозяйства. Кроме того, в их смене нет органического развития, последнее наблюдается лишь в рыночных формах хозяйства, которым поэтому и принадлежит руководящая роль в истории народного хозяйства. Во всяком случае мы сомневаемся, чтобы организация труда на государственных фабриках и коллективных сельских хозяйствах СССР отвечала представлениям руководящих умов социалистического движения о социалистическом строе хозяйства, — уже по одному тому, что они неспособны развивать производительность труда и снижать себестоимость производства. Ленин хорошо понимал, какое значение имеет для развития социалистической формы хозяйства проблема производительности труда, и верил, что коммунистический строй в этом отношении стоит выше капитализма. В 1919 г., в год самого глубокого упадка советского хозяйства, он писал: «Производительность труда, это в последнем счете самое важное, самое главное для победы нового общественного строя. Капитализм создал производительность труда, невиданную при крепостничестве. Капитализм может быть окончательно побежден и будет окончательно побежден тем, что социализм создаст новую, гораздо более высокую производительность труда... Коммунизм есть высшая, против капиталистической, производительность труда добровольных, сознательных, объединенных, использующих передовую технику рабочих».[19]

Те формы обобществленного хозяйства, которые были насаждены советскою властью в России, этой не только гораздо, а и просто более высокой производительности труда не дали.

Поучительно сравнить гладкий ход насаждения в СССР обобществленных форм хозяйства с тернистым путем развития его производительных сил.

В основу строительной программы пятилетнего плана была положена чрезвычайно высокая норма национального накопления, от 22,6% до 33,6%, в среднем 30,5%. При нетронутости минеральных богатств страны, которыми особенно богаты Средняя Азия и Сибирь, при явно недостаточных размерах до-военного производства угля и чугуна, и необходимости перемещения некоторых отраслей промышленности на юго-восток, широкое промышленное строительство было необходимо для страны. Мы располагаем в настоящее время некоторыми статистическими сведениями о количестве как введенных в эксплуатацию новых строек, так и незаконченных строительством.[20] Данные эти дают следующую таблицу (в миллионах червонных рублей; перевод в до-военные рубли сделан нами по строительному индексу):[21]

	Капитальные вложения			Введено в эксплуатацию			Незаконченое строительством
	в народ. хоз‑во	в крупн. пром.	Покрытие износа	в тек. ценах	строит. индекс	в ценах 1913 г.	в тек. цен.	в ценах 1913 г.
1928	7.305	1.315	440	724	247	293	354	143
1929	8.396	1.659	480	1112	225	494	467	208
1930	11.689	3.613	494	2021	205	986	1038	506
1931	17.126	5.904	650	2976	247	1205	1944	787
1932	17.900¹	9.164	800	4500²	309	1456	3500	1133
за 1928/32‑1932/3	62.416	21.655	2.864	11333	—	4434	8183³	3127³
5-летний план	17.064	5.031
1933, план	18.000	10.109

Примечания к таблице:

¹ Так как индекс цен в 1932 г. значительно вырос по сравнению с 1931 г., то при переводе в до-военные рубли сумма капитальных вложений в 1932 г. должна дать значительно меньшую величину, чем та же сумма в 1931 г. Мы покажем ниже, что это сокращение капитальных вложений и национальных накоплений является далеко не случайным.

² Из речи Ворошилова, 20. 1. 1933.

³ Включая остаток незаконченного строительства на 1 января 1928 г. в размере 880 млн. червонных рублей или 350 млн. до-военных рублей.

Таблица эта на полную точность, само собою разумеется, претендовать не может. Но она дает правильное в общем представление о результатах капиталистического строительства за периоды восстановления и реконструкции народного хозяйства. В результате колоссальных принудительных накоплений и крайнего сжатия личного потребления, затрата 20 миллиардов червонных рублей на капитальное строительство в крупной промышленности дала народному хозяйству увеличение основного капитала работающей промышленности на 4,1 миллиарда до-военных рублей и незаконченного строительства более чем на 2 с половиной миллиарда рублей.

До-военная крупная промышленность России (на территории СССР) располагала основными капиталами в размере 3.538 млн. руб.; на 1 октября 1924 г. капиталы эти сократились до 3.109 млн. до-военных рублей.[22] К 1 января 1928 г. они, благодаря новым значительным вложениям, возросли до 3.700 млн. руб. Вложения 1928‑1932 г.г., приведшие к введению в эксплуатацию значительного числа новых предприятий, привели к увеличению основных капиталов крупной промышленности до 8.134 млн. руб., почти на 120%.

Валовая продукция этих введенных в эксплуатацию новых основных капиталов, по данным той же советской статистики, равнялась в ценах 1926/7 г. (в миллионах рублей):[23]

1925/26 — 228 млн. руб.      1928/29 — 1099 млн. руб.
1926/27 — 421 млн. руб.      1930    — 2546 млн. руб.
1927/28 — 668 млн. руб.      1931    — 5309 млн. руб.

Так как валовая продукция всей цензовой промышленности в 1931 г. достигла 27,1 миллиарда рублей по ценам 1926/7 г., то продукция новых строек составила лишь 19,6% всей продукции. Очевидно, производительность новых строек развивается с большим трудом. Кроме того, эти новые стройки мало рентабельны. Сталин признал в своей речи на заседании Центрального Комитета партии 7 января 1933 г., что черная металлургия и автомобильный завод в Нижнем приносят убытки.

Правильно ли размещены капитальные вложения в советской промышленности? Хозяйственно ли они использованы для возведения и оборудования машинами новых строек? Найдены ли кадры инженеров и квалифицированных рабочих для их эксплуатации?

Те технические проекты, которые составляют основу строительной программы пятилетнего плана, были задуманы и разработаны еще до начала мировой войны. В то время центром творческой технической мысли в России было Русское Техническое Общество в Петербурге. В протоколах его заседаний в период 1907‑1914 г.г., когда во главе его стояли В. И. Ковалевский и Л. И. Лутугин, можно найти все или почти все руководящие идеи плана реконструкции промышленности и путей сообщения, вошедшие в пятилетний план. Книга покойного проф. В. И. Гриневецкого «Послевоенные перспективы русской промышленности», вышедшая в 1919 году, до сих пор полностью сохраняет свое научное и практическое значение. И тем не менее, в пятилетнем плане Госплана мы находим много крупных пробелов, свидетельствующих о недостаточности бывших в его распоряжении технических сил не только для проведения реконструкции народного хозяйства СССР, но даже для перспективного ее планирования.

Конечно, многое в этом отношении могло быть заимствовано у «гнилого» Запада, у изжившего себя капиталистического строя, несущегося к своей неизбежной гибели.[24] В одном американском журнале не так давно был помещен следующий отзыв о путях экономического развития Советской России: «ее народное хозяйство до сих пор сохраняет сапрофитный характер и развивается путем усвоения механизмов и производственных процессов, созданных более жизнеспособными и самостоятельными социальными организациями».[25] Но есть вещи, которые нужно самим проработать, которые нельзя заимствовать у соседей. Таково, прежде всего, знание природных ресурсов своей страны и составление проектов их разработки. В этом отношении особенно плохо обстоит дело с пятилетним планом топливо-снабжения. Мы выписываем ниже ряд признаний составителей пятилетнего плана, рисующих его практическую неудовлетворительность. «Приходится констатировать, как общее положение, весьма малую изученность наших топливных ресурсов вообще и отдельных районов в частности. Это, прежде всего, сказывается на малой подготовленности отдельных районов для немедленного осуществления громадной программы нового строительства и ввода в эксплуатацию новых районов, участков, отдельных торфяных массивов и т. п.» (Пятилетний план, 11, 1, 11). Точно так же «в настоящий момент остаются еще недостаточно выясненными и недостаточно технико-экономически проработанными два главнейших момента в решении проблемы экономического районирования топливоснабжения Союза: техника и экономика широкого использования низкосортных местных топлив и вопросы транспортной связи с основными топливными базами Союза» (iв. 11. 1. 130). Например, вопросы организаций, подвоза топлива для центральной промышленной и северо-западной областей, т. е. московского промышленного и петербургского районов, «эти вопросы по существу еще не изучены» (11. 1. 119). Главным источником промышленного топлива для СССР в течение ближайшего пятилетия должен служить Донецкий каменноугольный бассейн. Между тем, программа реконструкции этого бассейна «далеко не обеспечена надежными эксплуатационными разведками, для будущей серии больших новых шахт полностью отсутствуют в настоящее время проекты и наличные технические кадры Донбасса недостаточны для осуществления этой программы с тем строгим соблюдением сроков, от которых зависит бесперебойность топливо-снабжения страны. Однако, эта программа является минимальной и совершенно необходимой для обеспечения того индустриального развития страны, которое является руководящей идеей обоих вариантов пятилетнего плана» (1. 36). В другом месте мы находим еще следующие подробности относительно планирования работ в Донецком бассейне: «1. Все будущее новое строительство еще не имеет таких данных разведки, на основании которых можно было бы немедленно приступить к проектированию шахт и их проходки. Пока имеется не более 5‑6 участков, требующих лишь небольших дополнительных разведок. 2. Для будущих новых шахт имеется всего лишь 2‑3 основных проекта, а для большинства шахт, подлежащих коренной реконструкции, вовсе еще нет проектов. 3. Организация проходки весьма слаба, в особенности из-за недостатка как технических сил, так и новейших типов проходческого оборудования. Недостаток технических сил одинаково остро ощущается во всех областях рудничного хозяйства, но особенно остро в проектировании» (11. 1. 137). Трудность строительной программы по Уралу и Кузнецкому бассейну «определяется общей технической неподготовленностью обоих районов к столь крупному новому строительству и крайней недостаточностью промышленных эксплуатационных разведок. Еще больше, чем в Донецком бассейне, здесь отстало дело проектной обеспеченности и подготовленности нового строительства» (1, 37). «Базой для намеченного крупного развития добычи (угля) на Урале является лишь в самое последнее время установленное Геологическим комитетом расширение геологических запасов Кизеловского бассейна, однако, на значительные части их еще не сделано надлежащей промразведки. В отношении Кузнецкого бассейна, как это ни покажется странным, громадные трудности также представляет недостаток разведанных участков. При неоспоримой громадной мощности геологических запасов углей Кузнецкого бассейна ни эксплуатационным разведкам, ни подготовке бассейна к развитию добычи не уделяется почти никакого внимания. Отсюда и неподготовленность к повышенным требованиям форсированного развития. Не приходится говорить, что проектами это строительство не обеспечено, и несравненно острее, чем в Донецком бассейне, обстоят организационные вопросы и вопросы технического персонала» (11, 1, 138). «Проблема более широкого использования низкосортных топлив может быть решена лишь путем облагораживания их, придания им транспортабельности и выхода их как топлива на широкий рынок. Эта проблема в настоящее время далеко еще не изучена ни с технической, ни в особенности с экономической стороны» (11, 1, 12).

Еще обстоятельнее эти дефекты технического планирования описаны в изданной в 1930 году книжке «Промышленность по материалам Центральной контрольной комиссии коммунистической партии и народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции», под редакцией А. Розенгольца. В ней собраны поразительные данные об организации того строительства, на которое советская власть возлагает столько надежд и ради которого она держит 160 миллионов населения в крайней нищете.

Исчерпать содержание книжки мы не можем и ограничимся приведением нескольких примеров, Главным образом, из области каменноугольной промышленности и металлургии. Мы ограничимся одними цитатами: комментарии к ним излишни.

«Большое различие свойств углей, районы их залегания и условия разработки залежей являются определяющими факторами развития и разработки отдельных угольных бассейнов. Произведенным в 1929 году НК РКИ СССР обследованием Донбасса было установлено, что этим вопросам не уделяется должного внимания. Разведка угольных бассейнов и подготовка площадей для закладки новых шахт почти совершенно не производилась. Новое шахтное строительство, ведущееся с 1924 года, не было своевременно обеспечено разведкой». «Из 27 участков, намеченных в Донбассе для закладки новых шахт (к апрелю 1929 г.), только по 3 участкам даны окончательные геологические отзывы. По значительному числу участков еще не произведено геологической и топографической съемки, а по тем участкам, где съемка произведена, материалы еще не обработаны... Еще не закончена полностью разведка участков по 5 новым шахтам, уже заканчивающимся строительством». «Проектирование шахтного строительства находилось в крайне неудовлетворительном состоянии. По существу строительство велось без проектов. К началу 1928/9 года по огромному большинству строящихся шахт не было даже эскизных проектов. Между тем, почти по всем этим шахтам уже заканчивалась проходка стволов». «Узким местом, задерживающим ход строительства, является изготовление рабочих чертежей. Ни для одной строящейся шахты рабочие чертежи до сего времени полностью еще не изготовлены, несмотря на то, что большое количество шахт уже заканчивается сооружением. Вследствие отсутствия рабочих чертежей запаздывает выдача заказов на оборудование, и по ряду шахт это оборудование до сих пор еще не закончено. Только в мае-ноябре 1930 года закончится разработка чертежей для первой серии строящихся шахт (17), начатых сооружением в 1924‑1926 гг.».

«Крайняя медленность темпов строительства привела к тому, что ввод новых шахт в эксплуатацию, начатых сооружением в 1924‑26 г.г., запоздал на 2‑2,5 года, а по отдельным шахтам — на 3‑4 года. Это же приводило и к значительному удорожанию строительства». «Шахты, полностью законченные проходкой и строящиеся уже 4‑5 лет, не могут еще в течение длительного периода времени быть введены в эксплуатацию вследствие разрыва между сроками окончания горных работ и производством других работ (поверхностные сооружения, монтаж оборудования)». В среднем на 1 апреля 1930 г. % выполнения работ по строительству шахт в денежном выражении был равен, в зависимости от времени начала работ:

в 1923 г.   — 49%
в 1924 г.   — 55%
в 1925/6 г. — 65%
в 1927 г.   — 65%

Очевидно, в ходе работ по строительству новых шахт порядка мало.[26]

Перейдем к металлургии. «Капитальное строительство в верной металлургии было организовано неудовлетворительно. Основное и элементарное условие для успешного строительства, — заблаговременная техническая подготовка к нему, — не соблюдалось. Проектирование, как правило, производилось в процессе стройки, наспех. Отсюда весьма длительные задержки в строительстве, отсутствие календарных графиков работ и т. п. Конструкции и части для строительства, как правило, заказывались после приступа к строительным работам. Это создавало совершенно неизбежно паузы в ходе строительства, причем строительные работы нередко даже приостанавливались в ожидании прибытия конструкций и частей... Не имея обоснованной материальной сметы, строительства производили заготовку стройматериалов наугад, благодаря чему строительства имели большие запасы переходящих стройматериалов в общей их сумме, но по целому ряду материалов ощущался резкий недостаток». «Проектирование страдает плохой организацией, заводские проекты схематичны, Недоработаны, значительная часть работ начиналась, велась (а иногда и заканчивалась) без утвержденных проектов и смет». «Пятилетка, хотя и была составлена на основе заводских материалов, совершено не учла сравнительной выгодности затрат средств на реконструкцию того или иного завода. И по Югу, и по Уралу пятилетка представляла собой сумму планов развития отдельных заводов, без их технико-экономического сочетания между собой и без хотя бы первоначального отбора наилучших и подлежащих первоочередной реконструкции заводов. Таким образом, пятилетка намечала по существу развитие каждого завода по своеобразной инерции, определявшейся требованиями того или иного завода».[27]

«В хлопчатобумажной промышленности, в которой средний возраст ватерных машин достигает 25,4 лет, ткацких — 28,0 лет и прядильно-мюльного оборудования 30,4 лет, дело обстоит, пожалуй, еще хуже». «В течение всего времени капиталовложения хлопчатобумажной промышленности проходили без какого либо руководства со стороны правления Всесоюзного текстильного синдиката (б. Главтекстиля), без какого либо единого цельного плана в масштабе всей промышленности... Все капитальные затраты... были основаны исключительно на «местнических» соображениях и запросах каждого отдельного треста, стремившегося в первую очередь создать замкнутый комбинат в своем производстве... Все руководство и планирование со стороны Высшего Совета Народного Хозяйства, Высшего Технического Совета, Госплана и т. д. шло «на поводу» у этих местнических тенденций... находившихся зачастую в противоречии с интересами всей промышленности в целом... Вместо промышленности, как единого органического целого, была механическая сумма отдельных трестов, отдельных фабрик, отдельных процессов производства». Примером осуществлявшейся реконструкции может служить Озерская группа «Пестроткани». «Реконструкция тянется уже 3 года, затрачено около 8 млн. руб. До сих пор нет не только проектов реконструкции, но даже неизвестна окончательная ее стоимость, в некоторых вариантах доходящая до 26 млн. рублей. В 1927 году на этой фабрике устанавливали новое мюльное оборудование — то, которое на других фабриках выбрасывается». В плане реконструкции хлопчатобумажной промышленности совершенно игнорировалась «необходимость размещения промышленности на основах, в корне отличных от тех факторов, которые обусловливали это размещение в до-революционный период».[28] Леса, около которых когда-то строились хлопчатобумажные фабрики, давно сожжены. Нужно переходить на каменный уголь — следовательно, нужно менять географическое размещение фабрик.

Вообще, одним из основных пороков пятилетнего плана является отсутствие в нем мысли о необходимости изменения размещения промышленности в стране, а с нею и населения. Народно-хозяйственные соображения требуют разгрузки Петербурга и Москвы от многих крупных фабрик и заводов. Нелепо было везти сырье из внутренних губерний в Петербург, там его перерабатывать на английском угле, и затем везти обратно промышленные фабрикаты к потребителю во внутренние губернии. По тем же соображениям нужно разгрузить и Московскую область, перенеся часть фабрик и заводов на Урал и даже Алтай. Почему же эти проекты, в высшей степени важные для успешного развития промышленности в СССР, не были включены в пятилетний план, а вместо них в нем проектировались миллиардные затраты на дальнейшее развитие промышленности и в Петербурге, и под Москвою?

Ответ на этот вопрос мы также находим в книге Розенгольца. В ней указывается относительно черной металлургии, что «оперативные планы подготовительных и капитальных работ составлялись фактически в результате собирания претензий «мест». При этом весьма большую роль при отборе «заявок мест» для включения в план играли, с одной стороны, данные о подготовленности того или иного строительства, и, с другой стороны, степень активности местной общественности».[29]

Понятно, рабочим тех фабрик Петербурга и Московской области, которые нужно перенести на Урал и за Урал, нет охоты трогаться с насиженных мест, где им живется не худо, несмотря на продовольственный, одежный, топливный и жилищный кризисы. А потому и в пятилетке оставлено старое уродливое размещение промышленности.

Если такова была система советского строительства в начале строительной горячки 1930‑1931 г.г., то что же происходило на стройках в 1931 и 1932 г.г., и на что годны будут эти стройки?

Последним моментом, на котором мы хотим остановиться, являются темпы годового роста народного хозяйства и главных его отраслей за период пятилетки. Данные, которыми мы располагаем, могут быть соединены в следующую таблицу:

	Народное хозяйство		Крупная промышленность		Строительство: число рабочих и служащих
	число рабочих и служащих¹	грузооборот на ж. д.	число рабочих и служащих	валовая продукция
1927/8	6.059	150,6	3.033	8.143	684
1928/9	6.543	176,9	3.270	10.097	818
1929/30	7.920	235,0	3.835	13.151³	1321
1931	11.553	257,7	5.414	16.202	2398
1932	13.463²	267,0	6.416	17.984	2700
1933, план	13.103²	300,0	6.543	20.951	2000

Примечания к таблице:

Эти абсолютные данные дают следующие годовые коэффициенты роста (в процентах):

1927/8	5,7	10,8	6,8	21,1	25,0
1928/9	8,0	17,5	7,8	24,0	19,6
1929/30	21,0	32,8	17,3	24,2	61,5
1931	36,7	7,8	33,0	23,2	65,2
1932	16,5	3,6	18,5	11,0	12,6
1933, план	‑2,7	12,4	2,0	16,5	‑25,9

Таблица показывает, что максимального роста строительство и производительность крупной промышленности достигли в 1930‑1931 г.г.; однако, рост грузооборота на железных дорогах дал уже в 1931 году значительное падение. В 1932 г. годовой рост строительства, продукции крупной промышленности и грузооборота на железных дорогах значительно упал, а в плане на 1933 г. вместо роста появились уже сокращения. Между высокими темпами роста в 1930 и 1931 г.г. и их резким снижением в 1932 и 1933 г.г. существует прямая связь и зависимость. Своего зенита реконструктивная работа достигла в 1930 году. Это был год строительного энтузиазма, когда фантазия не знала удержу и выносились постановления в четвертый год пятилетки дать 17 миллионов тонн чугуна[30] (в план на 1933 г. внесено лишь 9 млн. тонн) и засеять 222 млн. гектаров[31] (в план на 1933 год было внесено лишь 141 миллион гектаров). Наметки пятилетнего плана были превзойдены на 50%. Этот титанический размах работ дал в высшей степени отрицательные результаты.

За быстрым подъемом последовало столь же быстрое падение годовых темпов роста. Правая оппозиция, возражавшая против принятия «большевицких темпов» хозяйственного развития, была права: темпы эти были непосильны для страны.

Усиленные наборы рабочих в 1930 и 1931 г.г. привели к двум отрицательным результатам: во-первых, они значительно понизили среднюю квалификацию фабричных рабочих, и без того крайне низкую. В 1929 году по своему социальному происхождению рабочие делились на следующие группы:

	всего в %	в том числе имеют землю в деревне
выходцы из семей рабочих	52,2	7,5
выходцы из семей крестьян	42,6	13,1
выходцы из семей прочих классов	5,2	0,4
всего	100,0	21,0

В числе рабочих набора 1930 г. процент детей рабочих значительно упал, процент детей крестьян вырос. В металлургической и текстильной промышленности Ленинграда процент выходцев из семей рабочих упал до 39%, процент выходцев из семей крестьян увеличился до 48 и 52%. В каменноугольной промышленности дети рабочих составляли 18%, крестьян — 79%. Когда парень из деревни, никогда раньше не видавший машин, поступает на фабрику, ему нужно отдать несколько лет на техническую выучку и социальное воспитание, и лишь затем он становится настоящим фабричным рабочим. Но когда в 2 года и 3 месяца состав рабочих увеличивается на 76%, этот процесс крайне затрудняется; они начинают сопротивляться ассимиляции со старыми кадрами фабричного пролетариата.

Во-вторых, при колоссальном росте числа рабочих вследствие усиленных наборов число инженеров не могло быть увеличено. Техническая молодежь, выходящая со скамей высших технических школ, не имеющая практического опыта, в счет идти не может; хотя сейчас не только отдельными цехами, но и большими фабриками и заводами управляют «директора» 22‑24 лет, однако, от этого высокого звания они не становятся заправскими инженерами. Нехватка в инженерах сильно возросла, и производительность фабрик терпит от этого большой ущерб.

Таковы результаты осуществления пятилетнего плана реконструкции, поскольку они поддаются учету по данным советской статистики. Вкратце их можно суммировать следующим образом. Увеличив в принудительном порядке национальное накопление до чрезвычайных размеров и направив развитие национального производства в сторону производства средств производства, в ущерб производству предметов личного потребления, что довело страну до товарного голода, советское правительство направило все свои усилия на развитие крупной промышленности. Оно достигло больших результатов в увеличении количества продукции, при сильном падении ее качества, и никаких — в росте производительности труда и снижении издержек производства. В сельском хозяйстве в первые годы пятилетки уровень продукции был стационарным, сплошная коллективизация крестьянских хозяйств привела к разложению его экономической организации и упадку производительных сил. В целом, принеся чрезвычайные жертвы на развитие хозяйственного строительства, население не получило того роста благосостояния, который был ему обещан.[32] В то же время падение покупательной способности рубля, идущее с каждым годом все быстрее и быстрее, свидетельствует о наличии и росте процесса распада в советской системе хозяйства: если рыночное хозяйство может переносить без особого ущерба значительные изменения покупательной способности денежной единицы, то на плановое хозяйство они действуют разрушительно. Снижение годового прироста количества рабочих в 1932 г. и их числа по плану на 1933 г., падение годового прироста промышленной продукции в 1932 г. и сокращение строительных работ по плану на 1933 год показывают, что темпы хозяйственного строительства 1930‑1931 г.г. были непосильны для страны и вредно отразились на ее хозяйственном развитии. Пятилетний план был перевыполнен только в одной его части — в вытеснении частных форм хозяйства обобществленными.

Причина этого неуспеха пятилетнего плана лежит в его несоответствии нуждам народного хозяйства страны.

План этот был выработан советскими хозяйственниками по директивам советской власти и коммунистической партии. Но первым и основным заданием как всей экономической политики советской власти, так и пятилетнего плана, как календарного отрезка этой политики, является строительство коммунизма (или социализма). Согласно постановлению XV съезда партии, систематическое повышение удельного веса обобществленного сектора народного хозяйства является решающим и главным моментом в хозяйственной политике советской власти. Развитие производительных сил, рост народного дохода, индустриализация страны — все это производные задачи, подчиненные задаче обобществления. Если советская власть ставит себе задачу «догнать и перегнать» уровень экономического развития передовых капиталистических стран, то ставится эта задача не потому, что она является самоцелью, а потому лишь, что ее достижение обеспечит торжество социалистической системы хозяйства в ее историческом соревновании с хозяйственной системой капитализма.[33] В одном из юбилейных изданий последних лет эта особенность хозяйственных планов советской власти выражена еще ярче и определеннее. «На протяжении всех пятнадцати лет пролетарской революции основной задачей, конечной целью советов и советской власти являлось — укрепить и довести диктатуру пролетариата до полного уничтожения классов, до полного построения социализма в нашей стране и во всем мире. Конкретное же содержание их работы, формы и методы ее зависели от определенных условий».[34]

Это насильственное насаждение обобществленных форм хозяйствования дало очень отрицательные народно-хозяйственные результаты. Других результатов оно и не могло принести. Как установил проф. Шмаленбах в своем цитированном выше докладе на съезде представителей науки об управлении предприятиями в 1928 г., в процессе исторического развития введение монопольной системы хозяйства порождается ростом постоянных издержек производства выше известной нормы; ниже этой нормы развитию промышленности благоприятствует свободная система хозяйства, выше ее — монопольная система. Низкий уровень развития русской промышленности, за исключением тяжелых ее отраслей, совершенно исключал хозяйственную целесообразность применения к ней монопольной системы хозяйствования. Но национализация промышленных предприятий без всякого разбора их экономической структуры началась тотчас после октябрьского переворота; в 1918 г. она приобрела массовый характер, в 1920 г. были национализированы даже мелкие промышленные предприятия. Затем пришла очередь сплошной коллективизации крестьянских хозяйств. В конце концов, почти все национальное производство подверглось обобществлению. Результаты получились самые отрицательные. Свободный строй хозяйства при всех своих недостатках воспитывает в населении предприимчивость, расчетливость, предусмотрительность, чувство ответственности, содействует приобретению им технических знаний и навыков; способствует размещению людей в производстве соответственно их годности и квалификации; борьба предприятий за рынки сбыта приводит к выживанию тех из них, издержки производства которых ниже, техника же и организация совершеннее, и обеспечивает улучшение качества изделий, рост квалифицированности и интенсивности труда и снижение издержек производства. Монопольный строй хозяйства лишен этих преимуществ, административными распоряжениями политической власти эти результаты достигнуты быть не могут. Поэтому, подчинение монопольной системе хозяйствования мелких, средних и даже тех крупных промышленных предприятий, в которых господствуют пропорциональные издержки производства, мешает их хозяйственному развитию. По-видимому, в передовых капиталистических странах мы стоим накануне широкого развития монополистической системы хозяйствования;[35] но в России переход этот был осуществлен советской властью преждевременно, без достаточных к тому оснований. Даже на Западе проекты массового огосударствления предприятий встречают упорное сопротивление. Всякое планирование в публично-правовом порядке имеет ту отрицательную сторону, что развитие народного хозяйства ставится при нем в зависимость не от развития умственных, волевых и вообще «хозяйственных» способностей населения, его трудоспособности, предприимчивости, расчетливости, предусмотрительности и т. д., а от разума и воли правительства. Не иссякнут ли источники личной инициативы и творческой мысли под тяжелою рукою власти?

Другою особенностью советского планирования является примат метода политического насилия и принуждения. Советская власть вышла из революционного переворота 25 октября 1917 г.; затем она выдержала тяжкую трехлетнюю гражданскую войну за свое существование. Рожденная и вскормленная насилием, она верит в творческую роль насилия. Поэтому, в ее плановых проектировках часто не уделяется достаточно внимания материальным условиям их осуществления. Отсюда необоснованность и произвольность многих проектировок, дорого обходящаяся народному хозяйству. Еще больше вреда приносит превращение всех экономических мероприятий в предмет партийной и фракционной борьбы и политики, Директором фабрики назначается не тот инженер, который имеет больше технических знаний, опыта и организационных способностей, а инженер-коммунист, притом обязательно принадлежащий к господствующей в данный момент фракции, хотя бы у него не было ни знаний, ни опыта, ни способностей. Какие условия работы на промышленных предприятиях создаются этой отдачей всех народно-хозяйственных процессов на усмотрение политиков, показывает следующий рассказ С. Сырцова в его так нашумевшей брошюре, погубившей его административную карьеру. На одной текстильной фабрике он обратил внимание на то, что «подмастерья избегают указывать рабочим на их технические ошибки и поправлять их. Мне ответили: потому что подмастерья плохие ораторы. Причем тут ораторское искусство? Мне объяснили: если сделать замечание рабочему, рабочий потом выступит на собрании, а среди рабочих много хороших ораторов, они покроют, а подмастерье не сумеет ответить». Очевидно, вопросы техники не могут решаться на общих собраниях, где ораторские уловки и искусство имеют большее значение, чем аргументы по существу. Еще хуже положение инженеров. «Мы опутываем человека, говорит Сырцов, по рукам и по ногам всякими согласованиями, загоняем в бутылку, затыкаем пробкой, прикладываем казенную печать, а потом ходим вокруг и говорим: «Почему этот человек никакой активности не проявляет, никакой инициативы», — и упрашиваем его: «Не забывай об единоличии (в управлении), бери на себя ответственность, проявляй инициативу». А может быть, самое лучшее, что нужно сделать, — это вытащить пробку, выпустить его из бутылки ?»[36]

Вредность такого внедрения политики в производственную работу в настоящее время, по-видимому, более или менее осознана. В том же юбилейном издании, которое мы только что цитировали, мы находим признание необходимости «четкого отграничения в структуре и компетенции каждого звена административных функций от оперативно-хозяйственных. Практика показала, что совмещение тех и других в одном органе не обеспечивает действительно хозрасчетных принципов работы. Возможность перейти при случае от разговора на языке рубля к разговору на языке приказа — такая возможность, как показала практика, таит в себе опасную анти-хозрасчетную тенденцию.[37]

Третьею характерною особенностью советского планирования мы считаем его недостаточную экономическую и статистическую обоснованность. Те профессиональные революционеры, которым Ленин советовал в 1921 году «учиться торговать», не могли располагать достаточными знаниями для составления планов народного хозяйства. Недостаток экономических и статистических знаний придал советскому планированию характер необоснованности и легкомыслия. Ленин несколько раз возвращался к этому вопросу. Он считал, что действия советской власти были законным экспериментированием в вопросе, «который до сих пор на половину (только на половину, или совсем? С. П.) был нам незнаком». «Масса людей, говорил Ленин, обвиняла нас, и до сих пор все социалисты и социал-демократы обвиняют за то, что мы взялись за это дело, не зная, как довести его до конца. Но это смешное обвинение людей мертвых. Кто когда-либо мог делать величайшую революцию, зная заранее, как ее делать до конца? Откуда можно взять такое знание? Оно не почерпается из книг. Таких книг нет. Только из опыта масс могло родиться наше решение».[38] Сырцов правильно заметил, что вся работа большевиков по обобществлению отсталого русского народного хозяйства представляет собою проявление самоуверенности людей, не знающих, что они творят.

Струмилин в вступительной статье к проекту пятилетнего плана пытался дать иное оправдание этим действиям советской власти: «Современный архитектор, опираясь на теорию сопротивления материалов и целый ряд других наук, сможет несравненно дешевле и быстрее построить то или иное здание, чем это делали гораздо слабее вооруженные знаниями строители прежних веков. И тем не менее, эти старые строители... не зная теории сопротивления материалов и многого другого, построили все же и афинский Акрополь, и Софийский собор в Царьграде, и парижский Нотр-Дам, и московского Василия Блаженного, и много других прекрасных вещей».[39] Почему же и большевикам не создать прекрасный общественный строй?

Нам нечего теперь гадать, каков характер дела их рук. Пятилетний план реконструкции проведен, и мы знаем его результаты; мы знаем, в каком состоянии находится сельское хозяйство и промышленность СССР, как идет в ней промышленное строительство и как живут рабочие и крестьяне. Ссылками на Акрополь и Василия Блаженного тут делу не поможешь.

Конечно, идея разумной, сознательной организации хозяйственной жизни человечества очень соблазнительна. До сих пор она складывалась и развивалась совершенно стихийным, гетерогенным путем, без участия и контроля творческой мысли человека. В результате мы получили хозяйственный строй, полный вопиющих недостатков. После тех завоеваний, которые сделал человеческий разум в науке и технике с эпохи Возрождения, у людей родилось гордое желание овладеть обществом и историческим процессом, подчинить их своему разуму, своей коллективной, организованной в государство воле. Первою робкою попыткою в этом направлении были мероприятия экономической и социальной политики, принимавшиеся от случая к случаю, под влиянием борьбы классовых и профессиональных интересов; это была попытка, не ограничивая самостоятельности лиц, занимающихся хозяйственной деятельностью, изменить обстановку и условия их работы таким образом, чтобы в строении народного хозяйства происходили изменения в желательном для государственной власти направлении. С приходом к власти демократии этот косвенный путь воздействия на развитие народного хозяйства был признан недостаточным. На очередь была поставлена проблема сознательного творчества новых, разумных форм хозяйственной жизни. Мы стремимся на место безумия стихии поставить разум человека.

Одним из проявлений этого разума должен был быть пятилетний план реконструкции народного хозяйства Советской России.

Иллюзии иногда играли в истории положительную роль. Бывают случаи, когда только красивая и манящая иллюзия может заставить людей действовать. Но после всего того, что пережила Россия под властью советов и коммунистической партии, мы убеждены, что коммунистическая идея не принадлежит к числу подобных творческих иллюзий.

Результаты пятилетнего плана реконструкции получились настолько печальные, что даже советская власть начала, по-видимому, терять веру в коммунизм. План второй пятилетки построен уже не на энтузиазме членов коммунистической партии, а на учете технических сил и материальных средств страны и хозяйственном расчете. Этим объясняется то подавленное состояние и уныние, которые царили на заседаниях Центрального Исполнительного Комитета при обсуждении контрольных цифр по народному хозяйству на 1933 год. Восторги прежних лет сменились острой тревогой за судьбу «планов» в годы наступающие.

Примечания:

[1] Ленин. Собрание сочинений, т. ХVIII, часть I, стр. 104.

[2] Краткий отчет Госплана (1921‑1923), Москва, 1924, стр. 13‑14.

[3] Краткий отчет Госплана (1921‑1923), Москва, 1924, стр. 53.

[4] Контрольные цифры народного хозяйства на 1925/1926 г., Москва-Ленинград, 1925, стр. 7.

[5] «Для нас пятилетний план, как и всякий план, есть лишь план, принятый в порядке первого приближения, который надо уточнять, изменять и совершенствовать на основании опыта мест, на основании опыта исполнения плана». И. Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 786.

[6] Social Economic Planning in the U.S.S.R., p. 11‑12, Materials for the World Social Economic Congress, Amsterdam, 1931.

[7] М. Вронский, Элементы стихийности в нашем хозяйстве, Социалистическое хозяйство, 1925, книга V, стр. 25/6, 32.

[8] В. Базаров, К методологии перспективного планирования, Москва, 1924, стр. 8.

[9] С. Струмилин, Первые опыты планирования, Плановое хозяйство, 1930, кн. XII, стр. 244, 248, 251, 257.

[10] Основы перспективного плана развития сельского и лесного хозяйства. Труды Земплана, вып. V, Москва, 1924. Цитировано у Струмилина, Первые опыты планирования, стр. 253.

[11] Народное хозяйство СССР, 1932, III‑IV, стр. 10.

[12] Народное хозяйство СССР, 1932, книга III‑IV, стр. 77‑83.

[13] Известия, 12. 1. 1933. Итоги выполнения первого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР, 1933, стр. 27, 176.

[14] Плановое хозяйство, 1932, VI‑VII, стр. 18.

[15] Известия, 28. 1. 1933; Экономическая Жизнь, 3. 11. 1933. Эти курьезные сообщения являются отражением постановления ноябрьского пленума Центрального Комитета коммунистической партии от 17. 11. 1929, установившего, что «в национальных районах, где еще в деревне (ауле) сильны остатки феодально-родовых отношений, где происходит процесс перехода от кочевого и полукочевого хозяйства к оседанию и земледельческому освоению земель, коллективизация, с внедрением передовой машинной техники в сельское хозяйство, играет решающую роль в деле подъема материального и культурного уровня масс и вовлечения их в социалистическое строительство».

[16] Die Rote Wirtschaft, herausgegeben von G. Dobbert, 1932, S.S. 1, 5, 27, 122, 134, 135, 183, 184, 187, 188, 199, 200, 201/2, 202.

[17] Die Rote Wirtschaft, herausgegeben von G. Dobbert, 1932, S.S. 5, 51, 54, 65, 136.

[18] Calvin В. Hoover, The Economic Life of Soviet Russia, London, 1931, pp. 1, 42, 56‑57, 124, 336, 337.

[19] Ленин, Собрание сочинений, т. XVI, стр. 254‑5.

[20] М. Рагольский. Темпы социалистического накопления в первой пятилетке, Проблемы экономики, 1932, VI, стр. 18; А. Путилов, К вопросу о накоплении в промышленности, Плановое хозяйство, 1932, V, стр. 105; Плановое хозяйство, 1932, III, стр. 148/9; Стенограф. отчет XVII конференции коммунистической партии 1932 г., стр. 271.

[21] Мы считаем, что индекс цен на привозимые из-за границы машины стоит так же высоко, как строительный индекс, или еще выше. По пятилетнему плану, строительный индекс должен был быть понижен на 50%.

[22] Баланс народного хозяйства Союза ССР 1923/4 года, Москва, 1926, часть II, стр. 31, 34.

[23] И. Авдиенко, Сдвиги в структуре пролетариата в первой пятилетке, Плановое хозяйство 1932, VI‑VII, стр. 148; М. Рагольский, Итоги накопления первой пятилетки, Плановое хозяйство, 1932, III, стр. 148.

[24] Заключительные слова II‑го тома «Пятилетнего плана».

[25] The American Economic Review, 1932, Supplement, p. 96.

[26] «Промышленность по материалам Центральной контрольной комиссии коммунистической партии и народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции», под редакцией А. Розенгольца, 1930 г., стр. 95, 102‑3, 105‑6, 109‑111.

[27] «Промышленность по материалам Центральной контрольной комиссии коммунистической партии и народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции», под редакцией А. Розенгольца, 1930 г., стр. 18‑19, 36, 53.

[28] «Промышленность по материалам Центральной контрольной комиссии коммунистической партии и народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции», под редакцией А. Розенгольца, 1930 г., стр. 259, 260, 264, 268.

[29] «Промышленность по материалам Центральной контрольной комиссии коммунистической партии и народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции», под редакцией А. Розенгольца, 1930 г., стр. 39.

[30] Это постановление было вынесено Центральным Комитетом коммунистической партии и одобрено XVI съездом партии в 1930 г.

[31] Таково было мнение Научного института крупного социалистического земледелия в 1930 г. В. Большаков, Задачи колхозного строительства в незерновых районах, Москва — Ленинград, 1931, стр. 36.

[32] В пятилетнем плане было обещано повышение реальной заработной платы на 39,2%, увеличение жилой площади в рабочих семьях до 7,3 кв. метров на душу, увеличение дохода у крестьян на 53,6%. На душу они должны были получать следующие количества пищевых продуктов:

	городское население	сельское население
хлеба (кг)	179	234
мяса (кг)	62,7	26,4
яиц (штук)	155	72
молочных продуктов (кг)	339,3	228

Пятилетний план народно-хозяйственного строительства, 1929, т. I, стр. 137‑8. Вспоминает ли население СССР об этих обещаниях?

[33] Пятилетний план народно-хозяйственного строительства СССР, том I, 2‑е изд., 1929, стр. 13.

[34] Пятнадцать лет советского строительства, 1932, стр. 415.

[35] Sir Arthur Salter, The Framwork of an Ordered Society, Cambridge, 1933, pp. 17‑20, 44‑46 and G. D. H. Cole, The nextten years in British social and economic Policy, London, 1930, pp. 155, 156, 172.

[36] С. Сырцов, О наших успехах, недостатках к задачах, 1930, стр. 9‑10, 15.

[37] Пятнадцать лет советского строительства, 1932, стр. 412.

[38] Ленин, Собрание сочинений, т. XVI, стр. 103.

[39] Перспективы развертывания народного хозяйства С.С.С.Р. на 1926/27‑1930/31 гг., под редакцией С. Г. Струмилина, 1927, стр. 2.