Глава III. Ликвидация помещичьего землевладения

Глава III. Ликвидация помещичьего землевладения

Малые наделы, полученные бывшими помещичьими крестьянами при освобождении от крепостной зависимости, и высокие выкупные платежи, на них наложенные, имели своим следствием в период между 1861 г. и революцией 1917 г. малую производительность их хозяйств, низкий уровень их жизни и ничтожную способность накопления хозяйственного имущества, а у значительной части крестьянских хозяйств — полное ее отсутствие. Такой характер хозяйств 20 миллионов бывших крепостных крестьян препятствовал прогрессивному развитию сельского хозяйства России. Оно продолжало в общем сохранять технику XVI века.

Мы знаем довольно много бюджетных исследований крестьянских хозяйств разных областей России, знакомящих нас с их экономической структурой. Первое бюджетное исследование было произведено в 1887‑1896 гг.; остальные десять — в 1900‑1915 гг. Главный вывод, из них получающийся, заключается в том, что крестьянские хозяйства перед революцией были трех типов:

1. Хозяйства, производившие недостаточно продуктов для потребления крестьянской семьи и нуждавшиеся в сторонних заработках для удовлетворения ее потребностей в сельскохозяйственных продуктах.

2. Хозяйства, производившие приблизительно достаточное количество сельскохозяйственных продуктов для нужд семьи; часть этих хозяйств носила чисто натуральный характер, т. е. все продукты, в хозяйстве производившиеся, шли на потребление крестьянской семьи, никаких сельскохозяйственных продуктов со стороны не покупавшей; другие хозяйства отчуждали часть произведенных ими продуктов (например лен), чтобы купить другие сельскохозяйственные продукты, нужные для потребления семьи.

3. Хозяйства, производившие в избытке сельскохозяйственные продукты, отчуждавшие их в большом количестве и покупавшие на вырученные деньги, за уплатою податей, продукты промышленности. Чтобы кормиться и одеваться, промышленное и городское население нуждается в земледельческих и скотоводческих хозяйствах этого типа. Чем больше количество продуктов отчуждают эти хозяйства, тем большее развитие может получить базирующаяся на них промышленность. Промышленность без количественно-соответствующей ей сельскохозяйственной базы в своей стране или заграницею существовать не может.

Когда жители Западной Европы или Соединенных Штатов С. А. говорят о крестьянском хозяйстве, они имеют ввиду этот третий тип крестьянского хозяйства. В дореволюционной России к этому типу принадлежало лишь меньшинство крестьянского населения, главным образом бывших государственных крестьян, причем количество сельскохозяйственных продуктов, отчуждавшееся в среднем каждым из этих хозяйств, было незначительным. К сожалению, мы не имеем статистических данных о количестве крестьянских хозяйств каждого из этих трех типов. Мы знаем лишь, что большинство крестьянских хозяйств в нечерноземной полосе принадлежало к первому типу, покрывая недостаток дохода от собственного сельского хозяйства кустарными промыслами и промышленным отходом на заработки в города; целые районы этой полосы представляли собою «бабью сторону», так как все мужики из них были в отходе. Южнее Оки расположенная в лесостепной зоне полоса черноземного трехполья пополняла недостатки доходов крестьянских хозяйств арендою частновладельческих земель и земледельческим отходом в южные степи. Только в черноземных степях если не господствовали, то были многочисленны хозяйства третьего типа, работающие на рынок.

Развитие денежных элементов в крестьянском хозяйстве пореформенной России было прежде всего вызвано ростом сети железных дорог, этих «гвоздей, вбиваемых в гроб натурального хозяйства». Рынок, с помощью своих щупальцев, торговцев и скупщиков продуктов крестьянского хозяйства, энергично толкал крестьянское хозяйство в этом направлении. Но не все хозяйства поддавались этому давлению. По-видимому, первые десятилетия после реформы 1861 г. крестьянское хозяйство переживало период застоя. Русский крестьянин вышел на волю не только материально нищим, но и духовно бессильным. Люди с подобной экономической психикой, правосознанием и миросозерцанием не были способны принять активное участие в строительстве новых форм хозяйства и общества. Им нужно было, прежде всего, духовно переродиться. При крепостном праве хозяйство крестьянина производило продукты, нужные для пропитания и жизни крестьянской семьи; оно было чисто натуральным, потребительским, и при том малых размеров хозяйством. Жизнь первого поколения крестьян после отмены крепостного права ушла на малозаметную молекулярную работу преобразования этого потребительского хозяйства в производительное, на накопление необходимых средств производства, на расширение посевов. Соответственной переработке подверглась и духовная жизнь крестьянина. Нужно было насадить школы, научить крестьянскую молодежь грамоте, дать ей книжку. И лишь с середины 1880 гг., под прямым влиянием, с одной стороны, железных дорог и запросов рынка, с другой — нового поколения, ставшего во главе хозяйства, не испытавшего на себе расслабляющего и притупляющего влияния крепостного права, — в крестьянском хозяйстве усиленно начинают развиваться травосеяние, посевы льна, картофеля и свеклы, молочное хозяйство и т. д. Если в первое время рынок только отбирал у крестьянина продукты его хозяйства, понижая потребление им хлеба, молока, льна и шерсти на одежду, и не давая ему ничего взамен, так как выручаемые за продукты деньги шли у крестьянина главным образом на уплату податей и выкупных платежей, — то к концу XIX века, под влиянием запросов рынка, начало замечаться развитие производительных сил крестьянского хозяйства, в строении которого появились глубокие перемены: развитие денежных отраслей, приспособленных к требованиям рынка, повышало доход крестьянина от его хозяйства и вместе с тем создавало прочную основу для развития в стране обрабатывающей промышленности, железных дорог и городской жизни. Весь этот процесс, который связан с деятельностью земской агрономической организации и работой сельскохозяйственной кооперации, происходил в денежной части крестьянского хозяйства; натуральная его часть, напротив, не обнаруживала никаких признаков развития и ее техника носила чисто традиционный характер.

По данным бюджетных исследований, наибольшее действие на величину дохода крестьянского хозяйства оказывало количество хозяйственного имущества, накопленных крестьянским двором материальных ценностей, живого и мертвого инвентаря. Но накопление средств производства в крестьянских хозяйствах шло чрезвычайно медленно, и тем медленнее, чем беднее было хозяйство. Лишь в хозяйствах третьего типа, работавших на рынок, оно имело некоторый народнохозяйственный вес и значение. За отсутствием накопления, масса средних крестьянских хозяйств находилась в состоянии застоя; накопление имущества и технический прогресс, а следовательно и рост производительности крестьянского труда, наблюдался только в незначительном слое, — вероятно 10‑15%, — зажиточных крестьянских хозяйств главным образом на черноземе, в зоне степей, а в нечерноземной полосе только в районе льноводства и в соседстве больших городов. Слой хозяйств ниже среднего уровня, прикупавших сельскохозяйственные продукты, был гораздо значительнее зажиточного слоя. Крестьянские семьи, принадлежащие к этому слою, не способны к самостоятельному существованию; они предполагают производство продуктов питания в других, более мощных крестьянских хозяйствах, которые должны кормить и промышленных рабочих и горожан, и эти мелкие крестьянские хозяйства не обладали достаточным количеством земли и средств производства для получения необходимого количества сельскохозяйственных продуктов для продовольствия своей семьи. Кроме того, в 1909‑1913 гг., в среднем в год, из России вывозилось заграницу около 14 млн. тонн сельскохозяйственных продуктов, главным образом зерновых хлебов.

Крестьянское хозяйство, дававшее девять десятых сельскохозяйственной продукции России, развивалось крайне медленно, и наряду с прогрессивными явлениями в нем начали обнаруживаться признаки массового упадка. Уже «Комиссия для исследования сельского хозяйства и сельской производительности в России» 1872‑1873 гг., председателем которой был граф Валуев, должна была констатировать тяжелое положение крестьянского хозяйства через 10 лет после освобождения от крепостной зависимости. Первые же подворные переписи крестьянских хозяйств, произведенные земской статистикой в 1880‑х гг., установили крайне низкий уровень их производительности, совершенно недостаточный для сытого существования большинства крестьянского населения. В конце 1880‑х гг. обнаружилось оскудение центральных черноземных губерний, в которых особенно велики были отрезки при наделении крестьян землей в 1861 г. Затем последовал неурожай 1891 г. и голод 1891‑1892 г. на всем юго-востоке Европейской России, обнаруживший крайнюю бедность крестьян и на черноземных степях. Реформы С. Ю. Витте, — в конце XIX и начале XX века, — дали лишь ограниченные положительные результаты. Они не могли предупредить аграрного кризиса, наступившего в 1905‑1906 гг. и выразившегося в восстании многих миллионов крестьян. В полосе черноземного трехполья крестьянское восстание приняло форму систематического выжигания помещичьих усадеб и раздела помещичьих земель между крестьянами. Оно было подавлено военной силою.

Мировая война 1914‑1918 гг. оказала сравнительно незначительное влияние на производительность сельского крестьянского хозяйства. Наибольшее значение имели недостаток рабочих рук, созданный колоссальными мобилизациями, запрещение продажи водки, рост цен на продукты сельского хозяйства и большое количество денег в деревне, на которые ничего нельзя было купить из-за отсутствия на рынке промышленных товаров. Хотя аграрная перенаселенность страны и была велика, но мобилизации лишили многие крестьянские хозяйства работников. Показателем состояния сельского хозяйства в годы мировой войны могут служить величина посевов и валовая производительность сельского хозяйства страны. Посевная площадь в млн. гектаров по данным Центрального Статистического Управления[1] и валовой доход от сельского хозяйства в миллиардах довоенных рублей по исчислению Государственной плановой комиссии[2] равнялись:

Примечание к таблице:

¹ Цифры приблизительные.

Надобно считать, что за годы мировой войны производительность сельского хозяйства упала на 8,0%. Гораздо больше упало производство сельских продуктов на рынок, товарность сельского хозяйства.

Временное правительство, установленное февральской революцией, в течение своего 8‑месячного существования не могло принять никаких мер для разрешения аграрного вопроса. Оно считало, что нельзя браться за перераспределение национального земельного фонда во время войны, когда около 10 миллионов человек оторвано от своих хозяйств делом национальной обороны; что организация сельского хозяйства должна служить не только интересам крестьян, но и интересам промышленных рабочих и горожан, нуждающихся в получении достаточного количества продовольственных продуктов для своего пропитания; и что имеющая такое исключительное национальное значение проблема лежит вне компетенции Временного Правительства и может быть разрешена только Учредительным Собранием.

Советская власть после переворота 25 октября 1917 г. имела серьезные основания торопиться с ликвидацией частного землевладения и передачей земли крестьянам, чтобы привлечь их на свою сторону. Для нее решающее значение имели политические, а не народнохозяйственные соображения. Уже в ночь на 26 октября был издан декрет о земле, ликвидировавший помещичье землевладение. Так революция 1917 г. доделала то, что не было сделано в 1861 г. Декрет о земле имел следующее содержание:

1. Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа.

2. Помещичьи имения, равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями, переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов Крестьянских Депутатов впредь до Учредительного Собрания.

3. Какая бы то ни была порча конфискованного имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом. Уездные Советы Крестьянских Депутатов принимают все необходимые меры для соблюдения строжайшего порядка при конфискации помещичьих имений, для определения того, до какого размера участки и какие именно подлежат конфискации, для составления точной описи всего конфискованного имущества и для строжайшей революционной охраны всего переходящего к народу хозяйства на земле со всеми постройками, орудиями, скотом, запасами продуктов и проч.

4. Для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончательного их решения Учредительным Собранием, должен повсюду служить крестьянский наказ, составленный на основании 242 местных крестьянских наказов редакцией «Известий Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов» и опубликованный в номере 88 этих «Известий» (Петроград, номер 88, 19 августа 1917 г.).

5. Земля рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуется.

Но 26 октября волостные крестьянские комитеты существовали в сравнительно небольшом числе волостей, уездных комитетов не было вовсе. Не существовало тех учреждений, которые должны были «немедленно» ликвидировать помещичью собственность, произвести конфискацию имений, составить точную опись конфискованного имущества и взять на себя его охрану. Кроме того, декрет признавал, что право осуществления земельных преобразований принадлежит Учредительному Собранию, а не Съезду Советов Рабочих и Солдатских депутатов, издавшему декрет о земле. Таким образом, из всего декрета практическое значение имели лишь постановление об экспроприации всех частновладельческих земель в пользу крестьян и п. 4‑й, предлагавший принять к руководству «примерный наказ», составленный одним из членов редакции «Известий Всероссийского Совета крестьянских депутатов» на основе 242 местных крестьянских наказов, привезенных крестьянскими депутатами на первый Всероссийский съезд крестьянских Депутатов в Петербурге 11‑26 мая 1917 г. По этому сводному наказу, самое справедливое разрешение земельного вопроса состоит в том, что право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду либо в залог, ни каким-либо другим способом отчуждаема. Вся земля, не только помещичья, но и государственная, общественная, крестьянская и т. д., отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние, и переходит в пользование всех трудящихся на ней. Весь хозяйственный инвентарь всех конфискованных земель, живой и мертвый, без выкупа переходит в пользование государства или общины; не подвергается конфискации лишь инвентарь малоземельных крестьян. Право пользования землей получают все граждане, желающие обрабатывать ее своим трудом; наемный труд в сельском хозяйстве не допускается; земледельцы, утратившие вследствие старости способность к труду, получают от государства пенсионное обеспечение. Землепользование должно быть уравнительным, т. е. земля распределяется между трудящимися смотря по местным условиям, по трудовой или потребительской норме. Если в отдельных местностях наличный земельный фонд окажется недостаточным для удовлетворения всего местного населения, то его избыток подлежит переселению. Земельный фонд подвергается периодически переделам в зависимости от прироста населения и поднятия производительности и культуры сельского хозяйства. При изменении границ наделов первоначальное ядро надела должно оставаться неприкосновенным. Формы пользования землею должны быть совершенно свободны, — подворная, хуторская, общинная, артельная, как решено будет в отдельных селениях и поселках. Земельные участки с высоко культурными хозяйствами не подлежат разделу, а превращаются в показательные и передаются государству или общинам.

Коммунисты с Лениным во главе хорошо понимали, что превращенный ими в декрет сводный наказ крестьянских депутатов осуществляет земельную программу их политических врагов, партии социалистов-революционеров. Сюда относятся прежде всего пункты об уравнительном землепользовании и переделах земли между мелкими хозяевами. Коммунисты приняли эти требования, чтобы обеспечить себе поддержку левых социалистов-революционеров и крестьян. Ленин это впоследствии признавал много раз. В своей речи на Съезде Советов 26 октября 1917 г., при обсуждении декрета о земле, он сказал буквально следующее: «Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ли равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были несогласны». Месяц спустя он признал, что закон о земле представляет собою «отступление от программы социал-демократов, ибо наказы соответствуют духу программы социалистов-революционеров». «Мы знаем, что это, может быть, и ошибка, что мы вашу социализацию земли поставили в наш закон 26 октября. Это была уступка левым социалистам-революционерам, которые отказались от (участия в) власти и сказали, что останутся только тогда, если будет проведен этот закон». «В октябре 1917 года мы шли вместе со всем крестьянством. В этом смысле наша революция тогда была буржуазной. Первый шаг нашего пролетарского правительства заключался в том, что старые требования всего крестьянства, выраженные еще при Керенском крестьянскими советами и сходами, были признаны в законе, изданном нашим правительством 26 октября (старого стиля) 1917 года, на другой день после революции. В этом заключалась наша сила, поэтому то нам было так легко завоевать симпатии подавляющего большинства». «Мы сумели в этих исключительных условиях опереться на несколько месяцев на все крестьянство в целом. Это исторический факт. Не менее чем до лета 1918 года, до основания комитетов бедноты, мы держались, как власть, потому, что опирались на все крестьянство в целом». После опубликования закона о земле «социалисты-революционеры кипятились, возмущались, негодовали, вопили, что «большевики украли их программу», но над социалистами-революционерами за это только смеялись: хороша же партия, которую надо было победить и прогнать из правительства, чтобы осуществить все революционное, все полезное для трудящихся из ее программы».[3].

Все эти цитаты из речей и статей Ленина с полной непреклонностью свидетельствуют о том, что закон о земле был издан коммунистами, составлявшими большинство на Съезде, исключительно по партийно-политическим соображениям. Ни Ленин, ни другие коммунисты не думали, что на путях уравнительного землепользования и переделов может быть разрешен земельный вопрос в его народно-хозяйственном объеме и содержании.

Ликвидация помещичьего землевладения после октябрьского переворота пошла совсем не тем организованным путем, который предписывался законом о земле. Она прошла в порядке стихийного аграрного движения, разжигаемого прямыми материальными интересами. Ликвидация старых земельных отношений была общекрестьянским делом, объединившим малоземельного бедняка с зажиточным крестьянином. Много помещичьих усадеб, в которых отцы и деды современного поколения крестьян отбывали барщину, было сожжено, скот, сельскохозяйственные орудия, убранный урожай и даже личное имущество землевладельцев были расхищены. В этом первом этапе аграрной революции деятельное участие принимали зажиточные крестьяне: при разборе частновладельческих усадеб средний крестьянин ехал за помещичьим добром на одной подводе, бедняк шел пешком, а зажиточный крестьянин запрягал 2‑3 подводы. Об «охране» и «точной описи» помещичьего имущества, предписываемых законом о земле 26.Х.1917, не могло быть и речи.

Помещичья земля не могла быть поделена сразу после того, как было разобрано по рукам движимое имущество. Ее крестьяне делили в течение нескольких лет. После разгона Учредительного Собрания 7 января 1918 г., окончательное регулирование земельного вопроса было произведено в «Основном законе о земле», изданном 19 февраля 1918 г. По этому закону отменяется навсегда всякая собственность на землю, недра, леса и живые силы природы, — не только крупная, но и трудовая. Право пользоваться землею принадлежит лишь тем, кто обрабатывает ее личным трудом. Земля распределяется между трудящимися на уравнительно трудовых началах (согласно инструкции по применению положения о социалистическом землеустройстве от 11 марта 1919 г., наделение землей производится по числу душ-едоков, которые принимаются за разверсточную единицу). В марте 1918 г., после заключения Брестского мира и ухода из состава правительства партии левых социалистов-революционеров, коммунисты повели чисто классовую политику в деревне, выразившуюся в союзе советской власти с сельским пролетариатом и беднейшим крестьянством, организации комитетов бедноты, объявлении крестового похода на зажиточных крестьян за хлебом и введении продовольственной разверстки. Среди сельского пролетариата и деревенской бедноты идея уравнительного раздела всей земли была очень популярна. Ее поддерживала и советская власть, видя в ней оружие против зажиточных крестьян. Ленин прямо говорил: «мы не для того отняли землю у помещиков, чтобы она досталась богатеям и кулакам, а бедноте». «В октябре 1917 года мы брали власть вместе с крестьянством в целом. Это была революция буржуазная, поскольку классовая борьба в деревне еще не развернулась... Только летом 1918 года началась настоящая пролетарская революция в деревне. Если бы мы не сумели поднять эту революцию, работа наша была бы негодна. Первым этапом было взятие власти в городе, установление советской формы правления. Вторым этапом было то, что для всех социалистов является основным, без чего социалисты — не социалисты: выделение в деревне пролетарских и полупролетарских элементов, сплочение их с городским пролетариатом для борьбы против буржуазии в деревне»[4].

В первые месяцы существования советской власти в ее распоряжении не было никакого административного аппарата для проведения своих декретов. Благодаря этому, предписываемая декретом 19 февраля 1918 г. социализация земли, как свидетельствует Б. Н. Книпович, «не была проведена в общегосударственном масштабе; представлявшееся в свое время социалистам-революционерам обращение всей России как бы в единую передельную общину, со сложной задачей уравнения земли по всей России, не могло быть выполнено. Практически земля осваивалась местным населением; случаи переселения из малоземельных губерний в многоземельные были единичны. Уравнение внутри селений производилось неукоснительно; межволостное уравнение норм производилось уже реже, межуездное — еще реже, о межгубернском не приходится и говорить»[5].

Как рассказывает П. Н. Першин, «в некоторых уездах волостные нормы (точнее их было бы назвать «получки») разнятся в два и даже три раза между собой, — в зависимости от величины близлежащих и ликвидированных имений и численности населения в волости... Неравномерность распределения земель внутри уездов не ограничивается межволостными отклонениями. Отступления, или точнее — игнорирование общей нормы и установление своей — самостоятельной и независимой, спускается еще ниже — до первоначальной коллективной единицы землепользования — отдельного селения — внутри волости». Общий вывод Першина состоит в том, что «распределение земли, совершившееся в 1918 году, в общем не представляет собою государственно-организованной земельной реформы. Оно скорее всего и больше всего является местным земельным «самоопределением» земледельческого населения в замкнутых пределах уездных, а зачастую и волостных территорий. Оно целиком проникнуто основной социально-политической идеей аграрной революции: разделить поровну те земельно-хозяйственные блага, которые остались «свободными» или «принадлежащими всему народу» после отмены собственности на землю[6].

И лишь в немногих местах были разделены на уравнительных началах и надельные земли. Черный передел, при котором вся земля поступает в общий котел и делится поровну между всем населением, производился сравнительно редко. Как указывалось на Всероссийском съезде землеустроителей и мелиораторов в феврале 1922 г., такой передел был произведен лишь «в некоторых районах Орловской и Тульской губ., в остальных же местах почти нигде, за исключением отдельных волостей, черные переделы произведены не были, так что можно смело сказать, что 99% земли республики и до сих пор еще фактически делятся на эти две категории — барскую и не барскую[7].

На Украине черный передел был осуществлен в некоторых местностях Киевской и Подольской губ.[8]

Губернские и уездные органы земельного управления в большинстве случаев запрещали черные переделы.

Чаще делились купленные зажиточными крестьянами земли, а также отруба и хутора. В первые же месяцы после октябрьского переворота, крестьянское движение направилось наряду с разделом частновладельческих земель также и против купленных крестьянами земель, и выделенных на хутора и отруба. По данным анкеты, произведенной в 1922 г. Центральным Статистическим Управлением, в раздел пошло четыре пятых купчих земель и половина хуторских и отрубных[9].

Прежде всего крестьяне предъявили претензии на соседние с ними участки бывших частновладельческих земель, купленные мелкими поселенцами с помощью Крестьянского Банка. Там, где земли эти до покупки их Банком арендовались крестьянами, их требования принимали зачастую острую форму вплоть до выселения отрубников и хуторян и разгрома их усадеб. Затем общинное крестьянство начало делать попытки ликвидировать прежние частичные выделы домохозяев из общины на отдельные участки, особенно, когда выделившиеся дворы воспользовались при выделении особыми выгодами и преимуществами в отношении размера или расположения выделенных участков. Сильно разлилось это движение против хуторов и отрубов в поволжских, центрально-земледельческих и некоторых южных губерниях. Напротив, в других губерниях, главным образом северных, подмосковных и западных, где участковое хозяйство успело перейти к многопольному севообороту, ввести травосеяние и улучшить уход за скотом, было признано необходимым сохранить эти хозяйства и предупредить или пресечь попытки их ликвидации. Когда деревня несколько успокоилась, в 1920 г. во многих губерниях движение крестьянства к участковому землепользованию поднялось с новой силой[10].

В результате этого первого этапа аграрной революции, помещичье землевладение было ликвидировано, а крестьяне получили в свое владение значительный земельный фонд. По сведениям Центрального Управления Землеустройства, на 1 ноября 1920 г. по 36 бывшим губерниям Европейской России крестьяне, раньше владевшие 94,7 млн. десятин, получили прирезку в 21,4 млн. десятин, так что их землевладение увеличилось на 22,6%[11]. По данным анкеты, произведенной Центральным Статистическим Управлением в 1922 г., экспроприация земель частных владельцев и зажиточных крестьян (купчей и хуторской) увеличила крестьянское землевладение в следующих размерах[12].

Северные губернии .................... 8,3%
Приозерные губернии ................. 12,3%
Центральные промышленные губернии ... 15,0%
Центральные земледельческие губернии  27,5%
Средневолжские губернии ............. 50,0%
Нижневолжские губернии .............. 16,3%
Приуральские губернии ................ 7,3%
-------------------------------------------
                                      23,7%

Однако, не все это количество земли поступило в распоряжение именно тех крестьян, которые занимались земледелием до осени 1917 г. После октябрьской революции, под влиянием разложения крупной промышленности, продовольственного и топливного кризиса, началось массовое бегство из крупных городов. Судя по данным переписей 1917‑1920 гг., массовый отлив населения из городов в деревню составлял не менее 8 млн. человек[13]. Все эти фабричные, ремесленники, прислуга и т. д., вернувшись в свои родные деревни, предъявили требование на нарезку земли и получили ее. Этим дележем была значительно сокращена та прирезка, которую получили исконные крестьяне-землевладельцы. На душу крестьянского населения эта прирезка составила, по данным Б. Н. Книповича[14]:

• менее 0,1 десятины — в губ. Московской, Новгородской, Вятской.
• от 0,1‑0,25 — Вологодской, Ярославской, Костромской, Нижегородской, Курской, Могилевской.
• 0,25‑0,50 — Владимирской, Рязанской, Тульской, Калужской, Смоленской, Орловской, Воронежской, Пензенской, Симбирской.
• 0,50‑1,00 — Петербургской, Саратовской.
• более 1,00 — Архангельской.

Такой результат аграрной революции, к которой так горячо стремилась русская интеллигенция, был для крестьян полной неожиданностью. Итоги раздела помещичьих земель, по словам Б. Н. Книповича, «были значительно меньше, чем ожидали многие. Громадное количество земель, разделенное между многомиллионной массой крестьянства, дало ничтожные результаты. Специальная анкета Центрального отдела землеустройства позволила установить, что увеличение площади на едока выразится в ничтожных величинах: десятых и даже сотых десятины на душу. В громадном большинстве губерний увеличение это не превышало полудесятины[15]. Коммунист П. Месяцев также признает, что произведенная прирезка земли «в большинстве случаев дает ничтожные размеры для отдельных хозяйств. Главные же последствия земельной реформы заключались в уничтожении в деревне остатков крепостнически-феодальных отношений»[16].

С властью дворянства покончила уже февральская революция, уничтожение пережитков крепостничества является одним из основных требований буржуазной демократии. При освобождении крестьян от крепостной зависимости, за поместным дворянством было сохранено много экономических прав и привилегий и господствующая роль в местной администрации и самоуправлении; не было ослаблено и политическое влияние дворянства. Именно эта незаконченность освобождения крестьян от крепости помещикам-дворянам и феодальных пережитков прошлого питала русское революционное движение и давала ему огромную силу. Революция 1917 г. должна была эту власть дворянства уничтожить. Но октябрьская революция в ее декрете о земле преследовала цели, далеко выходящие за эти рамки полного освобождения крестьян от власти дворян. Ведя агитацию против Временного Правительства, коммунисты и левые социалисты-революционеры обещали крестьянам не только ликвидацию помещичьего землевладения, но и полное уничтожение их малоземелья. Эти щедрые обещания не были и не могли быть выполнены: октябрьский переворот не уничтожил крестьянского малоземелья.

Примечания:

[1] Баланс народного хозяйства Союза ССР 1923‑1924 г., Москва 1926, I, стр. 119.

[2] По подсчету, произведенному в статистическом бюро государственной плановой комиссии и опубликованному Б. Гухманом в Экономическом Обозрении» 1929, IX, стр. 114.

[3] В. И. Ленин. Собрание сочинений, издание 2‑ое, т. XV, стр. 19, 38‑39, 352; т. XVI, стр. 51, 133‑134, 450.

[4] В. И. Ленин. Собрание сочинений, т. XV, стр. 80; т. XVI, стр. 143.

[5] Сборник «О земле», вып. 1, стр. 24‑25.

[6] Сельское и лесное хозяйство, 1922, кн. III‑IV, стр. 59‑60; кн. V‑VI, стр. 95.

[7] Новое землеустройство по материалам всероссийского съезда землеустроителей и мелиораторов, 1922, стр. 29.

[8] В. Качинский, Очерки аграрной революции на Украине, вып. I, Харьков 1922, стр. 84, 86, 87.

[9] Вестник статистики, 1923, I‑III, стр. 151.

[10] П. Першин, Участковое землепользование в России, 1922, стр. 35‑39.

[11] Сборник «О земле», вып. I, 1921, стр. 8‑9.

[12] Вестник статистики, 1923, I‑III, стр. 138.

[13] За пять лет, сборник статей, 1922, стр. 295.

[14] О земле, вып. I, 1921, стр. 29, 31. Десятина равна 1,09 гектаров.

[15] Б. Книпович, Очерк деятельности народного комиссариата земледелия за три года (1917‑1920), Москва 1920, стр. 9.

[16] О земле, вып. I, стр. 9.