2.4 НТР и реформы

Главным импульсом к реформам середины 1960-1970-х годов послужили очевидные проигрышные позиции социализма в “мирном соревновании двух систем”. Реформы обосновывались необходимостью “вскрыть огромные внутренние резервы социализма, которые используются далеко не полностью”. На деле же они означали серьезный отход от той модели социализма, которая сложилась в СССР и странах Восточной Европы в послевоенный период и к середине 1960-х годов исчерпала свой потенциал развития.

Предполагалось также, что реформы позволят “соединить достижения научно-технической революции с преимуществами социалистической системы хозяйствования”. В действительности же взаимосвязь между реформами и НТР оказалась гораздо более сложной. Первоначально число механизированных участков и автоматизированных линий увеличивалось. Но переориентации хозяйственников в сторону научно-технического прогресса не произошло. Более того, со временем обозначились серьезные противоречия между идеологией реформ и задачами модернизации экономики.

Альтернативные модели социализма. Еще в первой половине 1960-х годов в СССР и странах Восточной Европы развернулись теоретические дискуссии об альтернативных моделях социализма.

Начало этим дискуссиям положил известный польский экономист О. Ланге, вернувшийся после Второй мировой войны из эмиграции на родину. Ланге был разработчиком модели “рыночного социализма”, идея которого зародилась у него еще в 1936 г. во время полемики с Л. фон Мизесом. Последний утверждал, что социализм несовместим с настоящими рыночными отношениями, которые, по его представлению, совпадают с эффективной аллокацией ресурсов. Ланге же доказывал, что только в условиях полного огосударствления собственности такая аллокация и возможна. Вернувшись из эмиграции на родину, Ланге продолжил разработку своей идеи.

Суть модели “рыночного социализма” Ланге состояла в соединении общественной собственности на средства производства со свободой выбора решений хозяйственными субъектами, исходя из цен, устанавливаемых методом проб и ошибок неким центральным плановым комитетом (параметрическая функция цен).

Отталкиваясь от модели Ланге, В. Брус опубликовал в 1961 г. книгу “Общие проблемы функционирования социалистической экономики”. Брус выступил за передачу всех функций управления экономикой на места при сохранении за центральными органами власти только контроля над капитальными вложениями. Благодаря этому его модель социализма получила название “децентрализованной”. При допущении различных форм собственности, включая частную, утверждалась доминирующая роль общественной собственности на средства производства. Сохранялось также централизованное планирование в государственном секторе. Заканчивая описание выдвинутой им децентрализованной модели, автор отметил: “Рыночный (регулируемый) механизм, особенно остро атакуемый с доктринальных позиций, не заключает в себе с точки зрения теории ничего, что заставляло бы рассматривать его как инородное для социализма тело, как форму, противоречащую принципам планового хозяйства”[1].

Книга Бруса была переведена на Западе и почти во всех социалистических странах (кроме СССР), став настольной книгой реформаторов 1960-х годов. Ее необыкновенная популярность объяснялась тем, что в ней впервые четко, открыто, хотя и достаточно осторожно, с резервированием путей для попятных движений, была доказана возможность существования отличной от советской модели социализма и рассмотрены основные проблемы ее реформирования.

Вскоре и в других странах Восточной Европы началось движение за реформирование социализма. В Венгрии проекты реформ выдвигали И. Беренд, Р. Ньерш, Л. Антал и др.[2] В Чехословакии - О. Шик. Никто из них первоначально не боролся с плановой системой. Предполагалось лишь найти в рамках этой системы нишу для существования частной инициативы, мелкого предпринимательства и рыночной организации хозяйства. Однако вскоре отношение к плану изменилось.

В поддержку реформаторов выступили западные исследователи и средства массовой информации. Высоко оценивая работы Бруса и других сторонников реформ, они стремились подчеркнуть те их стороны, в которых восхвалялась стихийная рыночная саморегуляция[3]. Тем самым западные экономисты стремились развернуть реформаторское движение в выгодном для своих стран направлении.

В свою очередь, это радикализировало проекты реформ. Плановая система все чаще становилась объектом критики, а частная собственность и предпринимательство приветствовались как способ решения накопившихся проблем. Атака на плановую систему и ориентация на частную инициативу восточно-европейских реформаторов была связана с двумя обстоятельствами.

Во-первых, быстрая индустриализация стран Восточной Европы противоречила доиндустриальному образу жизни подавляющей части их населения. Навязываемая им модель централизованной плановой экономики, превращение бывших хозяев в нанимаемых государством рабочих вызывало массовое неприятие. В постановлении пленума ЦК КПЧ в декабре 1970 г. признавалось, что “в социальном составе нашего общества имеют большой вес многочисленные мелкобуржуазные слои как в деревне, так и среди городского населения. Эти слои представляют собой оформленное политическое течение со старыми традициями, сильной организацией и четко выраженной мелкобуржуазной идеологией национализма, масарикизма и социал-демократизма, которая глубоко укоренилась и проникла в сознание некоторой части рабочего класса”[4].

Во-вторых, к началу 1960-х годов широкие социальные гарантии, которые отличали социализм от капитализма, стали привычными, и, сравнивая два социально-экономических устройства, общественное сознание выносило их за скобки. Слишком навязчивая и неискусная социалистическая пропаганда раздражала. Население социалистических стран все больше попадало под влияние изощренной пропаганды Запада, которая умело внушала широким социальным слоям мифы о высоком жизненном уровне населения в капиталистических странах, необычайном качестве товаров, демократических свободах и широких перспективах, открывающихся перед инициативной и предприимчивой личностью.

К середине 1960-х годов политическое руководство стран социализма убедилось в невозможности удержания лидирующих позиций в обществе путем усиления изоляционизма и идеологического диктата. Об этом свидетельствовал печальный опыт Венгрии, Чехословакии и Польши, где происходило численное уменьшение компартий. Да и сами коммунистические лидеры к середине 1960-х годов уже не были фанатиками коммунизма.

В результате во многих странах народной демократии начался более или менее заметный отход от социализма.

Раньше других пример этому подала Югославия. Уже в июне 1950 г. там была закреплена законом идея экономиста Б. Кидрича об управлении государственными предприятиями со стороны трудовых коллективов, и с этого времени началось растянувшееся на десятилетия формирование и переформирование модели самоуправленческого социализма. По оценке югославского экономиста И. Менцингера, эта модель прошла три стадии: “смешанная административная и самоуправленческая рыночная экономика” (1953-1962), “рыночная экономика рабочего самоуправления” (1963-1973) и “договорная экономика” (1974-1984)[5]. Все эти годы шли постоянные дискуссии о социализме, в которых участвовали государственные деятели Э. Кардель, М. Тодорович, К. Глигоров[6].

На первых порах югославская модель вызвала большой резонанс во всем мире потому, что выглядела в то время антиподом советской модели[7]. Только когда слабость социалистического лагеря стала очевидной, интерес к модели самоуправленческого социализма разом исчез.

Иной пример подала Венгрия. В ноябре 1964 г. ЦК ВСРП принял решение начать подготовку к проведению комплексной реформы, основанной на принципах “социалистической рыночной экономики”. Венгерская модель означала подкоп под централизованную плановую систему путем разрушения финансового обеспечения производственных планов. С 1 января 1968 г. эта реформа была единовременным актом введена в действие.

Параллельно и в том же направлении шла работа в Чехословакии, но чрезмерная политизация экономической реформы (модель “социализма с человеческим лицом”) не прошла ей даром. В августе 1968 г. в Прагу вошли танки стран Варшавского договора, и с надеждами на дальнейшую демократизацию общественной жизни там было покончено. Однако либеральные преобразования в экономике не были ликвидированы. Новое руководство Чехословакии во главе с Г. Гусаком сохранило достигнутый к 1968 г. уровень либерализации экономики.

К другому типу реформ относились экономические преобразования в ГДР. Там совершенствовались методы народно-хозяйственного планирования и государственного регулирования цен, происходило вертикальное объединение предприятий, которое частично компенсировалось некоторым перераспределением полномочий между министерствами и предприятиями. Принятая в ГДР “Новая экономическая система планирования и руководства народным хозяйством” явилась настоящим прорывом в обновленное управленческое мышление. В 1964-1966 гг. в ГДР была проведена реформа оптовых цен. Оптовые цены были пересмотрены в соответствии с уровнем рентабельности производства и с учетом мировых цен. Это привело к оздоровлению хозяйственных связей. Если в других социалистических странах реформы сопровождались снижением темпов роста экономики и даже ее падением, в ГДР имел место подъем или стабилизация экономического роста (см. табл. 2.27).

Таблица 2.27 Среднегодовая динамика экономических показателей стран Восточной Европы, 1961-1985 гг. (в %)
Страна	1961-1965	1966-1970	1971-1975	1976-1980	1981-1985
Произведенный национальный доход
Болгария	6,7	8,8	7,8	3,7	3,1
Венгрия	4,1	6,8	6,3	2,8	1,3
ГДР	3,5	5,2	5,4	4,1	4,5
Польша	6,2	6,0	9,8	1,2	-0,8
Румыния	11,3	11,2	11,5	8,5	-0,2
Чехословакия	1,9	7,0	5,5	3,7	1,7
Капитальные вложения в народное хозяйство
Болгария	7,8	12,3	8,6	6,1	4,6
Венгрия	5,6	11,7	7,0	2,4	-3,1
ГДР	4,7	9,7	5,0	3,3	-1,0
Польша	6,8	8,1	17,5	-3,0	-2,5
Чехословакия	2,0	7,3	8,1	2,8	-1,1
Производительность труда в промышленности
Болгария	6,8	6,9	6,7	5,2	3,8
Венгрия	4,9	3,7	6,3	4,5	3,5
ГДР	5,6	5,7	5,4	4,5	3,1
Польша	5,1	4,9	7,5	3,5	1,7
Чехословакия	3,5	5,4	6,0	4,0	2,4
Источник: Статистический ежегодник стран - членов Совета Экономической Взаимопомощи, 1990. М.: Финансы и статистика, 1990. С. 6-15.

Особенно неблагоприятно экономическая ситуация склады валась в странах, где реформы производились по либерально демократическому варианту (Венгрия, Чехословакия, Польша) Стало ясно, что реформы не оправдали возлагавшихся на них надежд. Причины в самих реформах искать не стали. В неудачах был обвинен социализм, якобы принципиально не поддающийся реформированию.

Главная причина неудачи реформ в странах Восточной Евро пы связана с тем, что они не ставили целью переход к новым про изводительным силам. Проблемы НИОКР, внедрения в npoin водство новейшей техники и технологий не были их органичном составной частью. В лучшем случае научно-технический про гресс был призван дополнять реформы. Всякий раз, когда поднм мался вопрос об информационных технологиях и автоматизиро ванных системах, это объявлялось не предметом государственной заботы и опеки (как на Западе), а оставлялось на волю руководителей крупных предприятий и объединений.

Дело в том, что, несмотря на всю прогрессистскую риторику реформаторов, их идеал находился не в будущем, а в прошлом. Наиболее близкой для народов Восточной Европы являлась их собственная экономическая система, сложившаяся до начала Второй мировой войны.

Власть и реформы в СССР. Первые попытки сломать ста линскую модель социализма были предприняты сразу после его смерти Г.М. Маленковым. В литературе его предложения реформирования советской экономики оцениваются неоднозначно. Например, Ю.Н. Жуков полагает, что если бы Маленков не уступил властолюбивому Хрущеву, то сталинские экономические приоритеты удалось бы преодолеть[8]. По мнению же В.А. Шестакова, в историографии существенно преувеличена сама возможность выбора новой экономической стратегии. Исследователи не учитывают обострения международной обстановки в этот период[9].

В принципе объективная возможность реформирования сталинской модели была. Непростая внешнеполитическая обстановка не являлась этому помехой. И сам Сталин сознавал необходимость кардинальных перемен. Ему даже удалось сделать ряд шагов в этом направлении.

Главное, в чем нуждалась послевоенная экономика, так это н реформе управления. Однако для этого нужны были квалифицированные кадры. Поэтому 2 августа 1946 г. постановлением ЦК ВКП(б) “О подготовке и переподготовке руководящих партийных и советских работников” создавались Высшая партийная школа и Академия общественных наук при ЦК ВКП(б).

Высшая партийная школа готовила руководящих партийных и советских работников областного, краевого и республиканского масштаба. Одновременно при обкомах, крайкомах ВКП(б) и ЦК компартий союзных республик создавались областные, краевые и республиканские партийные школы для подготовки руководящих партийных и советских работников для района и села.

Академия общественных наук при ЦК ВКП(б) была создана для подготовки теоретических работников партии центральных партийных учреждений, ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов ВКП(б), а также квалифицированных преподавателей высших учебных заведений, теоретических работников научно-исследовательских учреждений и научных журналов. Академия общественных наук должна была готовить теоретических работников по следующим специальностям: политической экономии, экономике и политике зарубежных государств, теории государства и права, международному праву, истории СССР, всеобщей истории, международным отношениям, истории ВКП(б), диалектическому и историческому материализму, истории русской и западно-европейской философии, логике и психологии, литературоведению и искусствоведению[10].

Таким образом, в противовес прежней системе выдвижения управленцев из рабочих и крестьян, Сталин сделал ставку на формирование политической элиты, получавшей образование в специальных учебных заведениях.

Вторым шагом Сталина была попытка улучшить положение дел в аграрном секторе. 19 сентября 1946 г. было издано постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) “О мерах по ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах”. В нем, в частности, говорилось: “Совет Министров Союза ССР и Центральный Комитет ВКП(б) устанавливают наличие серьезных нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах в отношении выборности руководящих органов сельскохозяйственной артели - правления, председателя колхоза, ревизионной комиссии, регулярного созыва общих собраний колхозников, подотчетности правления колхоза и председателя перед общим собранием колхозников... Такое положение ведет к тому, что председатели колхозов перестают чувствовать ответственность перед колхозниками, оказываются в независимом от них положении, теряют связь с колхозниками, что является извращением основ Устава сельскохозяйственной артели, нарушает демократические отношения между руководством колхоза и колхозниками и тем самым наносит серьезный ущерб делу укрепления колхозов”.

Наряду с мерами по восстановлению прав колхозников поста-новление предусматривало “в двухмесячный срок проверить по всем колхозам и сократить раздутые штаты административного и обслуживающего персонала и затраты трудодней на их опла ту”, вернуть колхозам незаконно отторгнутые у них обществен ные земли и приусадебные участки, “запретить под страхом уго ловной ответственности районным и другим организациям и ра ботникам требовать с колхозов хлеб, продукты, деньги на нуж ды различного рода организаций и для проведения съездов, совещаний, празднований, финансирования районных строи тельств”, “воспретить под строгой ответственностью райкомам партии, райсоветам и земельным органам назначать или снимать председателей колхозов помимо общих собраний колхозников”[11].

В целях установления строгого контроля за соблюдением Устава сельскохозяйственной артели при правительстве СССР был создан Совет по делам колхозов. Его возглавил заместитель председателя Совета Министров СССР A.A. Андреев. В состав Совета вошли, наряду с партийными и советскими работниками, известные руководители колхозов Ф.И. Дубковецкий, Ф.П. Головатый, С.К. Коротков и др. В республиках, краях и областях Совет имел своих представителей, независимых от местных властей. Указания Совета о немедленной ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели были обязательны для министерств, ведомств и местных органов власти.

Важнейшим требованием постановления от 19 сентября 1946 г. было восстановление демократических норм управления колхозами. Контролерами этого Совета и его представителями на местах были вскрыты массовые нарушения Устава сельскохозяйственной артели, расхищения имущества и общественных земель колхозов в Казахской ССР, Татарской АССР, Пензенской, Челябинской, Куйбышевской, Кировской и других областях[12]. Уже к началу 1947 г. колхозам было возвращено 4,7 млн га земли, около 140 тыс. голов скота и другого имущества[13].

Главным направлением перемен в экономике была ее модернизация. Именно на XIX съезде КПСС в докладе М.З. Сабурова впервые прозвучало: “Широко внедрить автоматизацию и механизацию процессов производства по выработке продовольственных и промышленных товаров”[14].

Модернизация требовала изменения сложившейся практики командного стиля руководства экономикой со стороны партийных и советских властей, перехода к научным методам планирования. Для этого требовались всесторонне образованные, технократически мыслящие кадры. Таких в сформировавшемся еще в предвоенные годы высшем слое руководителей СССР не было.

Сознавая это, Сталин решил заменить старое партийное руководство молодыми управленцами. Почувствовав, что под ними зашатались кресла, “старики” объединились против Сталина. Из его ближайшего окружения исчезли самые преданные люди. Есть сведения, что Сталин умер от смертельных доз дикумарина, снижавшего свертываемость крови, что сделало “отца народов” подверженным внутренним кровоизлияниям и инсультам[15].

После смерти Сталина судьба страны оказалась в руках тех, кто понимал руководство как “завинчивание гаек”, “снятие стружки”, “проработку”. Искусство менеджмента, стремительно превращавшегося на Западе в науку, им было чуждо. От чиновника они требовали преданности, предсказуемости, исполнительности. Профессиональным знаниям, креативным способностям не придавалось должного значения. Вот, например, как Хрущев характеризовал М.Г. Первухина: “Первухин - это сплошные колебания во всех вопросах. Как на зыбком море качает корабль, так качало из стороны в сторону и Первухина. Я не хочу сказать, и это было бы неправильно, что Первухин неспособный человек. Нет, это способный человек. Он умеет работать на практической работе, и там он полезный человек. Но в политике - это флюгер, а то и хуже. Флюгер хоть по ветру равняется, а Первухин неизвестно куда пойдет и за кем, когда ветер дунет”[16].

Искусство члены Президиума ЦК КПСС оценивали только как “агитацию и пропаганду”. Вот, например, как оценивал Хрущев пьесу Фридриха Шиллера “Мария Стюарт”: «Даже Художественный театр, вот они поставили “Марию Стюарт”. Я два раза видел. Замечательно, но этот спектакль не для нас... Наверное, нигде в мире этот спектакль не идет, кроме как у нас, а если и идет где, так зачем он нам?! А мы занимаемся. Это идет у нас, наверное, третий год. А когда-то у нас ставили “Бронепоезд”, когда-то там ставили “Хлеб”, “Кремлевские куранты”, “Любовь Яровая” - это чудесная пьеса, она и сейчас звучала бы куда луч-ше, чем “Мария Стюарт”. Никто за этим не следит, и этот участок фронта не управляем. Выбирает, кто что хочет»[17].

Примитивный и недальновидный прагматизм был характерен для советских руководителей при решении экологических проблем. Например, Хрущев так оценил попытку Г.К. Паустовского помешать разрушению природной среды: «Вот в “Известиях” была напечатана статья Паустовского, он там пишет: где-то поблизости от дачи писателя разрабатывают гравий. И, говорит, портят ландшафт, красивое место там, березочки растут, и когда он сказал, привели в оправдание, что здесь кубометр на 2 коп. дешевле, чем в другом месте. Ишь, говорит, 2 копейки. Эх, ты!

Да знаешь ли ты, что такое 2 копейки в миллионах, миллиардах кубометров. А какая разница, что здесь берут или в другом месте. Сколько у нас таких красивых мест. Так он хочет, чтобы около его уборной не трогали... Вообще это глупость, реакционная глупость, но это выдается за защитников природы. Он говорит: он выстрелил и убил зайца, и когда заяц умирал, так ногами дрыгал. А сам каждый день жрет говядину»[18]. Разницы между животноводством и истреблением исчезающих из русских лесов зайцев Хрущев не видел.

С большой неприязнью и ревностью члены Президиума ЦК КПСС относились к кумирам молодежи 1960-х годов. Например, Хрущев так отзывался о Булате Окуджаве: «Микоян говорил: “Ты знаешь, какой Окуджава? Это сын старого большевика”. А старый большевик тоже был дерьмом, он был уклонистом, национал-уклонист. Так что, конечно, дерьмо. Видимо, это наложило отпечаток на сына. Так мы же не должны поддерживать в этом сына и его укреплять. А ты (обращается к А.И. Микояну) готов поддерживать с этой бандурой, гитарой. Так?»[19].

Характерна реакция Хрущева на знаменитые выступления Евгения Евтушенко на стадионе в Лужниках: “Вот говорят: кричат - Женя! Женя! Так это кричат 15 тысяч оболтусов. Этих оболтусов на такое население Москвы не трудно собрать... Это отсутствие руководства и боязнь”[20].

На словах покончив с “культом личности”, советские руководители вновь мечтали о концентрации власти в своих руках, ужесточении методов руководства. Хрущев говорил: “Я сегодня прочитал неплохую статью, какой-то американский корреспондент написал. Он говорит, что новое веяние жесткой политики, централизация руководства... И более менее с буржуазных позиций, а правильно понимает необходимость этого. Он не оправдывает, но говорит, чем это вызвано и для чего это делается. Я бы даже напечатал это, но не надо. Я думаю, что наши могут не глупее написать”[21].

Хрущева раздражало придуманное Ильей Эренбургом название послесталинской эпохи как “оттепели”. «...Сложилось и такое понятие о какой-то “оттепели” - это ловко этот “жулик” подбросил, Эренбург, - поэтому люди при “оттепели” стали не вникать в это дело [партийного руководства культурой. - Ю.Б.], и вот поэтому получилось так»[22].

Повестки заседаний Президиума ЦК КПСС переполнены такими мелкими техническими проблемами, как повышение урожая на 1 центнер, переоборудование Ту-95, меры повышения технической надежности пассажирских самолетов, возобновление строительства Дворца Советов, меры по увеличению производства сахарной свеклы и выработки сахара, строительство атомных электростанций, улучшение экономичности авиационных двигателей, наведение порядка в хранении свеклы на пристанционных пунктах, более широкое внедрение в городское хозяйство Москвы троллейбусов, положение дел на строительстве Карагандинского металлургического комбината, массовые случаи завышения цен в розничной сети государственной и кооперативной торговли, строительство Московской кольцевой автодороги, производство каучука и шин для автомобильного транспорта и тракторов, выпуск монет достоинством в 1 руб. и 50 коп. с надписью на гурте, заготовительные цены на свеклу и т.д.

Все эти вопросы относились к компетенции других учреждений и институтов. В то же время решение сложных проблем экономической политики, составление программных документов и перспективных планов развития народного хозяйства предоставлялось специальным комиссиям. Члены Политбюро знакомились с готовыми проектами и высказывали замечания, обычно, несущественные.

Так, например, при обсуждении проекта программы КПСС Хрущев поделился следующими мыслями: “Я, например, считаю так, если Ленин сказал, что коммунизм - это Советская власть плюс электрификация всей страны, то сейчас мы можем сказать: первое положение - Советская власть. Она уже внедрилась в жизнь и в практику, она уже стала бытовать в нашем советском народе. Теперь, что же остается у нас из ленинского лозунга невыполненным? - плюс электрификация всей страны. Я бы считал, в программе надо на это обратить внимание - электрифика-ция всей страны, т.е. развитие экономики, вооружение нашего народа энергетическими ресурсами с тем, чтобы создать условия, когда бы мы могли производить столько, сколько нужно для нашего общества. А это и есть коммунизм. Q.-ОУ нас есть материалы, все это сделано. Нам нужно взять эти материалы, проверить, пересчитать и по пятилеткам будем шагать на пятнадцать лет. Мне коротко докладывали и Косыгин, и Кузьмин. Ведь это же грандиозное дело. Нам надо это использовать. Я не знаю, как они строили, но эти материалы надо использовать в программе. А что такое программа? Это не то, что будет по потребности - кто хочет и кто не хочет, кушай, а нам по этапам надо идти. В такое-то время сделать то-то, потом переходим на такую-то ступень; в такое время - то-то, переходим на другую ступень. А что такое ступень? Это значит, всех детишек взять в интернат, всех детей от рождения до окончания образования взять на государственное обеспечение, всех стариков от такого-то возраста - обеспечить всем. А ведь это есть рост материального благосостояния. Все это надо перечислить народу”[23].

Едва ли лучше понимали сложность поставленных задач другие члены Президиума ЦК КПСС. Так, например, Брежнев заявил: “Я думаю, что этот документ в таком понимании, как его изложил Никита Сергеевич, даст возможность перейти от общего понятия - зримые черты коммунизма - к более реальным конкретным понятиям развития экономики нашей страны и материальных благ нашего народа, которые могут быть конкретно изложены в виде интернатов, бесплатного обучения, обеспечения старости, дальнейшего повышения ежедневного потребления продуктов питания, то есть то, что делается на протяжении всех последних лет, особенно после XX и XXI съездов и что у нас осуществляется ежедневно”[24].

Нечего и говорить, что никто из руководства и не пытался связать строительство коммунизма с развитием информационных технологий и автоматизацией, сопоставить развитие СССР с происходившими на Западе постиндустриальными изменениями. Советские руководители убедили самих себя в том, что “когда у нас будут созданы материальные основы коммунизма, то это будет такая программа, о которой нечего разговаривать”. Как изящно выразился А.И. Микоян о западной пропаганде: “Мы заткнем [им] глотки еще больше”[25].

Один лишь кандидат в члены Президиума П.Н. Поспелов попытался связать обсуждаемый проект программы с научно-техническим прогрессом: “Количество киловатт-часов электроэнергии, когда будет механизация, автоматизация, когда освободятся от кухонного чада и пр. Но это часть. Там еще открываются новые гигантские возможности получения электроэнергии через полупроводники. Это новое направление, над которым, к сожалению, Академия наук недостаточно работает”[26].

И, пожалуй, только член ЦК КПСС Б.Н. Пономарев видел, по меньшей мере, две серьезные трудности, на которые наталкивалось осуществление программы: “Когда я просил, Никита Сергеевич, принять меня, у меня возникал такой вопрос - как дальше развивать сельское хозяйство: через коммуны или через укрепление колхозов и дальше по пути слияния колхозной с общегосударственной собственностью, минуя коммуны, или через совхозы. Возникает много сложных вопросов. И чем скорее сейчас можно взяться за обсуждение и глубокую разработку, тем лучше будет для нас. Возникают сложные вопросы и по национальной проблеме. []..[]Раньше было так: слияние наций, в конечном счете, и даже отмирание наций. Теперь мы находимся на таком этапе, когда надо конкретно сказать, что было бы правильно без забегания вперед и без отставания, какая система”[27].

С таким интеллектуальным уровнем и культурным багажом советские руководители не боялись решать довольно сложные социально-экономические вопросы. Так, на заседании Президиума ЦК КПСС 9 августа 1956 г. при обсуждении проекта постановления Совета Министров СССР “О проведении конкурсов и аттестации научных сотрудников научно-исследовательских институтов и лабораторий” руководители партии решили: “Надо постановить, чтобы зарплата не была связана со званиями... Откажемся платить за звания. Платить за работу”[28]. Руководители полагали, что оценить работу ученого так же легко, как и труд сапожника или ткачихи.

Такое руководство страной легко попадало под влияние различных политических сил, становилось игрушкой в руках искусных закулисных “кукловодов”.

Высшее советское руководство не понимало сложности задачи реформирования управления народным хозяйством. Никто из них не думал о проблемах макроэкономического регулирования, научных методах планирования, разграничении функций государства, негосударственных институтов и хозяйствующих субъектов. Мышление было исключительно альтернативным: либо централизация, либо децентрализация; либо плановое хозяйство, либо социалистический рынок; либо тяжелая индустрия, либо легкая промышленность и т.д.

Так, например, на июньском (1957 г.) пленуме ЦК КПСС Хрущев говорил: “Сеять надо, все предусмотрено планом. А план-то какой! Сидят гении в Москве и расписывают, сколько посеять яровой пшеницы, сколько озимой, сколько ячменя, сколько вики, сколько свеклы. []..[] Кто мог отступить от этого так называемого плана? Никто. Тот, кто изменит структуру посевных площадей, тот нарушит директиву. Поэтому это невозможно было сделать А когда после смерти Сталина мы поставили этот вопрос, что Молотов сказал? Он заявил: нельзя так делать! Перестанут мужики сеять пшеницу, что кушать будем? Я ответил ему на это: а когда у нас не было министра сельского хозяйства, не было министра заготовок, мужик сеял пшеницу и сажал картошку. Почему мы так плохо думаем о людях?”[29].

Хрущев не понимал, что в те времена, когда “не было министра сельского хозяйства, не было министра заготовок”, существовала достаточно гибкая система ценообразования, в результате чего уменьшение производства одних культур приводило к росту цен на них, что стимулировало увеличение производства. Непонимание экономики в полной мере сказалось в том, что после отмены Хрущевым обязательных натуральных поставок и перехода на товарно-денежные отношения между колхозами и государством 30 июня 1958 г. пришлось существенно повысить сдаточные и закупочные цены.

По подсчетам Минсельхоза СССР, после повышения сдаточных цен для совхозов их средняя рентабельность по СССР составила 4,7%. Однако совхозы Белорусской ССР, Литовской ССР, Латвийской ССР и Армянской ССР оставались плановоубыточными. Что же касается продукции животноводства, то в целом по СССР она была убыточной (-5,0%)[30]. Если бы не обязательные поставки, то в стране сократилось бы поголовье крупного рогатого скота, свиней, производство картофеля, овощей и молока.

Успех реформы зависел от реформирования системы ценообразования. Предложить решение проблем ценообразования должна была экономическая наука. В стране были грамотные экономисты, сознававшие, что в условиях перехода на товарно-денежные отношения цены должны выполнять регулирующие функции и потому ценообразованию следует придать необходимую гибкость. Однако в тех условиях, когда между академиками начинались бесконечные дискуссии, руководство страны терялось. В результате решение проблемы затягивалось на долгие годы.

Еще в середине 1950-х годов член-корреспондент АН СССР В.П. Дьяченко выступил с проектом исследования проблемы “Закон стоимости и его использование в хозяйственной практике”. В обосновании указывалось: “В работах и статьях, опубликованных до 1952 г., либо вовсе отрицались стоимость и действие закона стоимости в социалистическом хозяйстве, либо давалось волюнтаристическое толкование стоимости и закона стоимости. В последующие годы широко декларировалось отрицание стоимости средств производства и действия закона стоимости в сфере производства, признавалось лишь ограниченное действие закона стоимости в сфере обращения. Все это вносило много путаницы в экономическую теорию и затрудняло практику планирования цен. Работы по ценам и ценообразованию страдают также определенной однобокостью, авторы считали своей главной задачей показать достижения, преимущества планового ценообразования и не подвергали критике недостатки в сложившейся системе цен”[31].

Проект не был востребован, поскольку руководство страны полагало, что Бюро цен при Госплане СССР в целом справляется со своей работой. Однако в конце 1950-х годов в связи с катастрофическим падением экономической эффективности капитальных вложений и новой техники АН СССР создала комиссию по учету стоимости и разработке норм экономической эффективности отраслей народного хозяйства в составе академиков B.C. Немчинова (председатель), С.Г. Струмилина и членов-корреспондентов В.П. Дьяченко, J1.B. Канторовича, Н.Н. Некрасова, В.Н. Старовского, М.А. Стыриковича, Т.С. Хачатурова и З.Ф. Чуханова. Хотя комиссии было предписано в трехмесячный срок представить свои рекомендации, ее работа, как это водится в стенах Академии наук, сильно затянулась, и только в 1961 г. удалось подвести некоторые итоги.

К этому времени из-за неспособности комиссии выработать необходимые для народного хозяйства рекомендации В.П. Дьяченко, H.H. Некрасов, М.А. Стырикович и Т.С. Хачатуров перестали принимать в ней участие, а оставшиеся пять членов, кооптировав в состав комиссии своих учеников и сторонников, сформулировали пять точек зрения. С.Г. Струмилин со своими учениками утверждали, что в условиях социализма действует трудовая стоимость, выражающаяся в общественно необходимых затратах труда. B.C. Немчинов со своими учениками считали, что в СССР трудовая стоимость воплощается в конечных результатах народно-хозяйственной деятельности, а в отношении отдельных отраслей она модифицирована двухмасштабной системой цен. В.Н. Старовский со своими сотрудниками полагали, что для соци-ализма характерна “превращенная форма стоимости” в виде цен производства. JI.B. Канторович предложил конструировать цены в виде математических множителей, воплощающих объективную оценку стоимости ресурсов. З.Ф. Чуханов отстаивал теорию “приведенной стоимости” в форме экспоненциальной функции[32]. Об использовании результатов работы комиссии в практике ценообразования не могло быть и речи.

Поэтому начавшийся в 1961 г. пересмотр действовавших оптовых цен на продукцию тяжелой промышленности и грузовые перевозки осуществлялся силами самих ведомств, без рекомендаций академической науки. В 20-дневный срок Госплан СССР и Министерство финансов смогли решить такие вопросы, как порядок определения плановой себестоимости продукции или перевозок, применяемой в качестве базы цен и тарифов; предельные размеры рентабельности по отдельным отраслям промышленности и транспорта; порядок составления расчетов удешевления и удорожания продукции, вызываемых изменением цен и тарифов; необходимые изменения в соотношениях оптовых цен на различные группы продукции и др.

Тем временем АН СССР обстоятельно и не торопясь продолжала свою работу. Комиссия по ценообразованию была преобразована в постоянно действующий Научный совет, который поручил конкретизировать пять точек зрения пяти академическим институтам[33]. На второй расширенной сессии Научного совета по ценообразованию 26-30 марта 1963 г. было принято постановление, содержавшее практические рекомендации.

Хотя в этом постановлении и признавалась необходимость учитывать соотношение спроса и предложения как фактор ценообразования, но наряду с другими факторами, что не всегда можно было выполнить одновременно. Например, для ликвидации затоваривания важно было, чтобы цены на избыточные товары находились ниже себестоимости. Но в первом разделе рекомендаций указывалось, что в плановой цене должны быть учтены все общественно необходимые затраты. Это предоставляло возможность предприятиям, производившим ненужную продукцию, ничего не менять в своей деятельности. А рекомендации, связанные с учетом природных и географических факторов, тормозили развитие региональной специализации. Но главное, что Научный совет так и не решил вопрос, связанный с методами определения общественно необходимых затрат, стоимости и ее социалистической модификации как основы планового ценообразования. Предстояла довольно непростая и долговременная работа по проверке и сопоставлению систем ценообразования а) по стоимости, б) по цене производства, в) по “усредненной стоимости”, г) по формуле “народно-хозяйственной себестоимости”, д) по формуле “предельных затрат”[34].

Постановление 1963 г. свидетельствовало о неспособности советской идеологизированной экономической науки решать практические вопросы.

Почти через год после этого, 27 февраля 1964 г., на общем собрании Отделения экономики АН СССР был заслушан и обсужден доклад члена-корреспондента АН СССР В.П. Дьяченко “Теоретические основы и методика учета ценообразующих факторов при планировании цен”. Хотя Отделение экономики и пришло к заключению, что “по большинству вопросов, освещаемых в докладе, достигнуто единодушие экономистов”, до практических рекомендаций дело не дошло. Остались спорными такие вопросы, как определение общественно необходимых затрат, учет в межотраслевых пропорциях цен фондоемкости продукции и др. Поэтому общее собрание Отделения экономики и Научный совет по проблемам ценообразования постановили:

«Одобрить научный доклад Института экономики АН СССР “Теоретические основы и методика учета ценообразующих факторов при планировании цен” как исходную базу для дальнейших исследований в этой области и, прежде всего, для разработки:

а) методики установления цен на новую продукцию;

б) отраслевых методик планового ценообразования;

в) предложений и рекомендаций к проекту плана развития на-родного хозяйства на 1966-1970 гг.»[35].

В январе 1965 г. Научный совет по проблемам ценообразования направил в Совет Министров СССР научный доклад “Основные положения по дальнейшему совершенствованию планового ценообразования”. Доклад содержал множество справедливых критических замечаний по сложившейся в СССР практике цено-образования. Например, утверждалось, что разнобой в ценах, необоснованные их отклонения вверх и вниз от общественно не-обходимых затрат, недостаточный учет в ценах качества и других потребительских свойств продукции ослабляют значение стоимостных показателей хозяйственной деятельности - себестоимости, прибыли, рентабельности, мешают выявлению экономической эффективности производства, капитальных вложений, внедрения новой техники, проведению принципа материального стимулирования[36].

Однако практически значимых рекомендаций Совет не сделал. В частности, совершенно справедливо отстаивая необходимость придания гибкости ценам, Совет ограничился следующими пожеланиями: “Гибкость розничных цен должна опираться на тщательное изучение платежеспособного спроса как в целом, так и, особенно, по видам продукции, по сезонам и в территориальном разрезе. Это относится также к оптовым ценам на сельскохозяйственную технику, продаваемую колхозам, и на средства производства массового характера, изготовляемые для широкого круга потребителей. Необходимо разработать методику учета и анализа платежеспособного спроса, обеспечить изучение, анализ, своевременный учет спроса организационно”[37].

Таким образом, в полосу реформ общество вступало без научно обоснованных детальных рекомендаций по вопросам ценообразования. Между тем ценообразование играло важную (если не главную) роль в успехе реформирования экономики.

Реформаторское движение. Начало реформе управления экономикой в СССР положили решения сентябрьского (1965 г.) пленума ЦК КПСС и шестой сессии Верховного Совета СССР[38]. 4 октября 1965 г. было принято “Положение о социалистическом предприятии”. Оно освобождало предприятие от выполнения излишне детализированных планов, выдвигало в качестве основного критерия эффективности его деятельности стоимость реализованной продукции и предоставляло некоторую свободу в выборе номенклатуры производимых изделий и использовании денежных фондов[39].

В течение 1965-1969 гг. реформа осуществлялась на уровне предприятия. Главки, министерства, финансовые, плановые и снабженческие органы ею охвачены не были. Поэтому предприятиям было трудно реализовать предоставленные им права. Постановлением Совета Министров СССР от 19 марта 1970 г. реформа была распространена на приборостроительное машиностроение, включая министерство, руководившее этой отраслью промышленности. Вслед за этим такие же права получили и многие другие министерства и ведомства.

Сложившаяся за несколько десятилетий система обсуждений хозяйственных проектов, подготовки документов с десятками виз, заявок на сырье и материалы за полгода до начала планового периода, жестких штатов в учреждениях и регламентации расходов по статьям и параграфам была изменена. Хозяйственные министерства и ведомства получили больше самостоятельности.

Широкое распространение получило народно-хозяйственное прогнозирование, составление перспективных планов и программ по конкретным направлениям развития. Стала изучаться народно-хозяйственная конъюнктура, потребительский спрос, мнение населения о качестве товаров.

Усилился интерес к научным методам планирования. В 1971 г. состоялись Первая конференция по оптимальному планированию и управлению народным хозяйством, организованная Академией наук СССР, и Вторая всесоюзная научно-техническая конференция по проблемам научной организации управления промышленностью, организованная Госпланом СССР, Академией наук СССР, Комитетом по науке и технике, Министерством высшего и среднего специального образования, Всесоюзным советом научно-технических обществ, а также рядом вузов и НИИ. На эту конференцию было представлено 311 докладов. Тезисы заняли 12 томов общим объемом свыше 1500 страниц[40].

Можно провести определенные параллели между восточно-европейскими проектами реформ и реформаторскими идеями в СССР, но в целом они существенно различались. В отличие от стран Восточной Европы, советские реформы не предусматривали либерализации отношений собственности. Частная собственность была слабо распространена в дореволюционной России и не существовала в СССР на протяжении жизни трех поколений. Поэтому в Советском Союзе не поддерживались индивидуальная трудовая деятельность, мелкое предпринимательство в сфере торговли и услуг. Правда, несколько расширились формы кооперации. В частности, широкое распространение получили жилищно-строительные кооперативы. Однако они находились под жестким государственным контролем.

Вместе с тем нарастали определенные противоречия между направлениями и ходом реформ, с одной стороны, и отношением к ним властей, проявившимся в идеологических статьях официальной партийной и советской прессы, с другой стороны. Например, в СССР вплоть до второй половины 1980-х годов если и использовалось понятие “рыночный социализм”, то только в ругательном смысле. Одновременно рыночные элементы активно внедрялись в народно-хозяйственную практику СССР.

В частности, в начале 1970-х годов в СССР появился вполне рыночный механизм продажи товаров широкого потребления через оптовые ярмарки. Межреспубликанские оптовые ярмарки по конкретным видам товаров народного потребления проводились в Москве в конце года. В них участвовали представители предприятий-производителей и оптовых баз министерств торговли союзных республик. Предприятия демонстрировали свои образцы товаров, а оптовые базы определяли, какие именно товары и в каком количестве они хотели бы приобрести для реализации. На основании этого между предприятиями и оптовыми базами заключались договоры. В результате предприятия составляли свои планы производства продукции на следующий год, а торговые организации - планы продажи товаров населению.

Это позволяло предприятиям избавиться от производства ненужных населению или недоброкачественных товаров, использовать все ресурсы для расширения производства пользующихся спросом товаров. Одновременно это привело к тому, что система торговли перестала быть пассивным передаточным звеном между производителями и потребителями. Она создала довольно разветвленную сеть службы изучения спроса. Это позволило торговым организациям глубже вникнуть в сущность происходящих процессов изменения конъюнктуры рынка, более квалифицированно предъявлять заказы промышленности.

Система оптовых ярмарок не была свободна от недостатков. Заказы промышленности на будущий год торговые организации составляли еще в апреле текущего года. За это время на рынке товаров легкой промышленности происходили определенные изменения, которые следовало учесть при заключении договоров на оптовых ярмарках. Оптовые базы совместно с розничными торговыми организациями были готовы еще раз выверить свои заказы на будущий год, уловить намечающиеся тенденции к изменению спроса на отдельные товары. Однако промышленность не могла, да и не желала менять планы производства.

Несмотря на это, уже в 1972 г. такие ярмарки приняли массовый характер. Так, например, в работе межреспубликанской ярмарки по оптовой продаже галантерейных, парфюмерных товаров и моющих средств на 1973 г. принимали участие 116 оптовых баз министерств торговли союзных республик, кооппосылторг, 350 производственных предприятий. На ней было представлено 10 тыс. образцов товаров, заключено 7300 договоров на сумму более 4,2 млрд руб., что составило 107,7% к обороту такой же ярмарки, проведенной в конце 1971 г.[41]

Однако отношение властей к этой форме взаимоотношений между торговлей и промышленностью было более чем прохладным. Причины этого легко установить по опубликованной в “Коммерческом вестнике” в октябре 1973 г. статье первого заместителя министра торговли РСФСР К.В. Большакова. Он писал: “Сегодня нет спора о том, что заказ торговли должен ложиться в основу производства. Это положение закреплено соответствующими директивными документами. Казалось бы, эта идея должна быть господствующей и на оптовых ярмарках. Однако на пра-ктике, по крайней мере до этого года, происходило не совсем так. Производственные объединения и фабрики выходят на ярмарку с заранее определенным объемом плана по реализации продукции. И тогда получается, что они всячески отбиваются от принятия заказа на изделия, которые чуть подешевле, чем те, которые им заказали и заранее запланировали, ибо тогда они не добиваются выполнения задания по объему реализации. А когда потребители хотят увеличить заказ на более интересные, но более трудоемкие товары, они получают отказ промышленности, так как изготовление таких изделий требует больших трудовых затрат, чем запланировано. Получается заколдованный круг, в котором и рождается неходовая и незакупленная продукция. Сейчас настало время изменить подход к формированию производства товаров легкой промышленности. На ярмарке необходимо дать возможность предприятиям максимально принять заказ торговли, исходя из производственных мощностей и сырья. А на основе сформированного таким образом ассортимента - определять предприятиям их плановые задания по объему производства и реализации изделий. Такой порядок будет отвечать главной задаче, стоящей перед промышленностью и торговлей, максимальному обеспечению запросов покупателей. Значительно повысится и ответственность торговли за предъявляемые заказы”[42].

Получается, что не промышленность с ее рабочим классом должна направлять народно-хозяйственное развитие, а пренебрегаемая до тех пор коммунистами торговля должна диктовать направление развития производства. Хотя это соответствовало духу постиндустриальных перемен, примириться с этим не могли не только коммунистические идеологи, но и промышленные министерства и комитеты, привыкшие занимать “командные высоты”.

Таким образом, логика развития реформ не совпадала с ком-мунистической идеологией. И это не было единственной угрозой для властей от проводимой ими политики реформ. Гораздо большую угрозу представляло разбуженное реформами общество.

После ноябрьского (1962 г.) пленума ЦК КПСС в советской печати стали появляться популярные статьи и брошюры с проектами освобождения предприятий от чрезмерно детальных плановых заданий. В отличие от других шумных пропагандистских кампаний в этих статьях содержались дельные предложения: “Рост производительности труда, уровень издержек, использование основных и оборотных средств, улучшение качества изделий и обновление ассортимента, совершенствование технологии и увеличение выпуска - все эти и другие стороны хозяйственной деятельности должны стимулироваться общими экономическими предпосылками: обоснованной системой цен, эффективными материальными поощрениями и санкциями, условиями финансирования, кредитования и расчетов”[43].

Кроме того, ряд изданий выступил с пропагандой реформ, проводившихся в странах Восточной Европы, и освещением их позитивных результатов. Одно из таких изданий (журнал “Журналист”) даже поплатился за то, что выступил в поддержку курса КП Чехословакии, стимулировавшей развитие мелкого предпринимательства в сфере услуг.

В результате в СССР поднялось и стало набирать силу общественное движение в поддержку реформ. Оно охватило все слои общества.

Ученые Центрального экономико-математического института АН СССР еще в середине 1960-х годов стали развивать уникальное направление экономико-математических исследований - систему оптимального функционирования экономики (СОФЭ). Это направление нанесло чувствительный удар по существовавшим в СССР догмам политической экономии, так как было своеобразным вариантом модели рыночного социализма: тот же формируемый из центра рынок, на котором должны конкурировать игроки - государственные предприятия, та же система денежной экономики, связывающая воедино микро- и макроэкономический уровни.

Свободно переводились и обсуждались западные труды по моделированию двухсекторной и многосекторной моделей экономики, изучались функции Кобба - Дугласа, модели Клейна предпринимались попытки построить функцию полезности для рынка в целом и т.д. Изучались модели производства с неравновесными ценами, что на деле означало математическую форму критики советской системы ценообразования[44].

В печати стали появляться предложения о проведении новых реформ или корректировки старых. В 1968 г. М. Бронштейн поднял вопрос о введении платы за землю. “Главное средство производства в сельском хозяйстве - земля выпадает из системы хозрасчетных отношений между государством и сельскохозяйственными предприятиями”, - писал он. В 1970 г. эту идею поддержал начальник Управления земельных фондов Украинской ССР В. Добровольский[45].

В январе 1970 г. обсуждался вопрос о введении платы за недра. “У нас до сих пор нет экономической оценки месторождений и экономической ответственности предприятий за неправильную разработку запасов. Нет стимулирующих систем в оплате труда работников шахт, рудников, фабрик, таких систем, при которых люди были бы материально заинтересованы в бережной эксплуатации природных богатств”, - писали академик Н. Мельников и члены-корреспонденты АН СССР М. Агошков и Б. Ласкарин. В августе 1970 г. идея введения платы за недра была поддержана Президиумом АН СССР[46].

В апреле 1970 г. была предпринята попытка ввести платное рыболовство. Озвучивавший эту идею заместитель начальника Главрыбвода Е.И. Егоров писал: “Ввести платное рыболовство сегодня - значит проявить рачительное, хозяйское отношение к рыбным запасам, значит умело хозяйствовать на закрепленном за обществом водоеме”[47].

В октябре 1970 г. председатель Совета по изучению производительных сил СССР академик Н. Некрасов поднял вопрос об учете в себестоимости продукции государственных затрат на воду и введении платы за воду.

Следующим был поставлен вопрос о плате за использование лесных богатств. “Платежи, взимаемые государством с лесозаготовителей (так называемая попенная плата), составляют в стоимости круглого леса: 30-40% в Скандинавии, 18-25% в США и Канаде и лишь около 10% в настоящее время в СССР... Результат - недостаточно рациональное использование лесных богатств”, - писал А.М. Бирман[48].

Все это прямо противоречило программе КПСС, предусматривавшей расширение предоставляемых бесплатно благ. Поэтому партийное и государственное руководство отчаянно этому сопротивлялось.

Ответом на это было широкое недовольство общества ходом реформ. Так, например, социологи опросили 405 рабочих Луганского тепловозостроительного завода, задав им следующий вопрос: “Что дала производству и вам лично экономическая реформа?” Оказалось, что 181 рабочему реформа лично ничего не дала, а 221 рабочий считали, что она ничего не дала и производству.

Напротив, нередко реформа вела к ухудшению положения трудящихся. Например, до 1968 г. рыболовецкие колхозы Эстонии были заинтересованы в производстве копченой салаки и кильки. С мая 1968 г. Госкомцен установил новую расчетную цену на эту продукцию - 77 руб. за центнер. Производство разом стало убыточным. Поэтому с 1969 г. производство копченой салаки и кильки упало. Чтобы денежные рычаги действовали, была необходима гибкая система цен. Без нее ориентация на прибыль была бессмысленна. Госкомцен мог в любой момент свести на нет прибыль от любой деятельности.

Понимая это, власти решились ввести в дополнение к государственным ценам договорные и комиссионные цены. Ценообразование усложнилось и проблема окупаемости производства стала весьма запутанной.

Реформаторы ставили целью внести в социализм элементы материальной заинтересованности предприятий и работников в результатах своего труда. На практике это означало возвращение к характерным для переходного периода от капитализма к социализму хозяйственному расчету, ориентации на прибыль и многоукладное™. Считалось, что отказ от них в 1930-х годах был ошибкой, имевшей негативные результаты.

Реформы означали отказ правящей элиты от тех социалистических ценностей, которые сформировались в 1930-е - первой половине 1960-х годов. В эпоху Брежнева социалистическое государство смирилось со стремлением граждан к обогащению, “левыми” заработками, растущим социальным неравенством.

В результате реформы привели к тому, что общество потеряло ориентиры, перестало быть устойчивым, возникли и стали набирать силу экономические конфликты между разными слоями населения.

В конечном счете реформаторы окончательно запутали суть дела. Вопрос об эффективности управления они подменили эффективностью тех или иных методов управления. А ведь из того, что партия и правительство неэффективно использовали командные методы, вовсе не следовало, что неэффективными были командные методы. Неверно и то, что если партия и правительство не использовали экономические методы, то именно эти методы и эффективны. И у командных, и у экономических методов есть своя сфера приложения. Неэффективными являются только действия тех, кто использует эти методы неискусно и не по назначению.

Таблица 2.29 Среднегодовые темпы прироста основных экономических показателей СССР в 1961-1980 гг., %
Показатели	1961-1965	1966-1970	1971-1975	1976-1980
Валовой общественный продукт	6,5	7,4	6,3	4,2
Произведенный национальный доход	6,5	7,8	5,7	4,3
Производственные основные фонды	9,6	8,1	8,7	7,4
Продукция промышленности, в том числе	8,6	8,5	7,4	4,4
группа “А”	9,6	8,6	7,8	4,7
группа “Б”	6,3	8,4	6,5	3,8
Продукция сельского хозяйства	2,2	3,9	2,5	1,7
в том числе
растениеводство	2,0	4,1	1,7	1,81
животноводство	2,5	3,8	3,2	1,5
Ввод в действие основных фондов	6,2	7,3	6,3	3,5
Капитальные вложения	5,4	7,3	6,7	3,7
Грузооборот	5,1	6,0	7,0	2,7
Пассажирооборот	7,9	8,5	6,2	3,6
Численность рабочих и служащих	4,4	3,2	2,5	1,9
Производительность  труда	6,1	6,8	4,5	3,3
Прибыль по народному хозяйству	8,0	15,4	9,9	4,5
Реальные доходы на душу	3,6	5,9	4,4	3,4
Розничный товарооборот	6,0	8,2	6,3	4,4
Оборот внешней торговли	7,1	8,3	7,7	5,3
Источник: Народное хозяйство СССР за 70 лет: Юбил. стат. ежегодник. М.: Финансы и статистика, 1987. С. 51

В табл. 2.29 приведены основные показатели экономического развития страны с 1961 по 1980 г.

Обычно эти цифры приводят для того, чтобы доказать успех реформ в первое пятилетие реформаторского движения. Последующее затухание темпов роста экономических показателей объясняют свертыванием реформ.

На самом деле в 1970-е годы реформа только разворачивалась. Беда заключалась в другом: реформа потеряла первоначальные ориентиры, стала осуществляться по нескольким направлениям сразу, многие из которых противоречили друг другу. Для нас важнее всего, что реформа потеряла связь с научно- техническим прогрессом, перестала на него ориентироваться.

Реформы против НТР. В 1970-е годы многие считали, что реформа управления экономикой тесно связана с развивавшейся научно-технической революцией, что весь смысл реформы в стремлении соединить достижения научно-технической революции с преимуществами социалистической системы хозяйствования. А для этого была необходима, прежде всего, серьезная переориентация хозяйственников в сторону требований научно- технической революции, и здесь ключом действительно являлось совершенствование управления[49].

Все это особенно ясно было тем, кто имел возможность наблюдать развитие экономики на Западе. Доля новых изделий составляла ежегодно в промышленности США в конце 1960-х годов 22%, в 1973 г. - 32%. Иначе говоря, состав изготовляемой продукции обновлялся непрерывно. В начале века внедрение сложного нового вида продукции в США отнимало 20-25 лет, в 1970-е годы оно сократилось до 5-8 лет. В Японии средний срок запуска нового производства составлял всего 6 месяцев. Средняя “продолжительность жизни” производственного оборудования в развитых западных странах была менее 5 лет.

Еще в середине 1960-х годов в Московском институте народного хозяйства им. Г.В. Плеханова состоялась конференция о научном управлении экономикой. Обсуждались следующие вопросы: 1. Соотношение административных и экономических методов управления. 2. Связь централизованных и децентрализованных форм управления. 3. Сочетание отраслевого и территориального принципов управления. 4. Разграничение стабильных (длительных) и текущих (оперативных) видов управления. 5. Использование натуральных и стоимостных рычагов в управлении. 6. Разграничение сфер действия отдельных стоимостных рычагов: цен, финансов, кредита, премий и санкций и др.

В 1970-е годы эти темы все еще обсуждались на многочисленных конференциях в различных институтах. В 1980-х годах они оставались такими же дискуссионными, как и 20 лет назад. Разница лишь в том, что к шести темам в конце 1980-х годов добавилась седьмая: сочетание плановых и рыночных форм регулирования экономическими процессами.

Первые признаки разлада между реформами и НТР обозначились в середине 1970-х годов, когда на сторонников научного управления экономикой с широким использованием ЭВМ и автоматизированных систем управления стали совершаться критические наскоки. Большую роль в этом сыграла статья А.М. Бирмана “Наука управлять”, опубликованная в журнале “Дружба народов”. Трудно сказать, была ли эта статья заказной или Бирман действительно плохо представлял себе реальное положение вещей. Я склоняюсь к первому предположению, поскольку в более ранних и более поздних статьях этот популяризатор реформ демонстрировал гораздо лучшее понимание предмета.

Приведу несколько выдержек из его статьи:

“С некоторой долей условности можно сказать, что в науке об управлении экономикой имеются два течения. Одно из них назовем, допустим, технико-математическим, другое - организационно-экономическим. В свою очередь, это второе направление делится на две группы: внимание одной преобладающе привлекают элементы организационно-управленческие, другой - элементы социальные...

Несколько схематически можно сказать, что сторонники технико-математического направления, искренне признавая на словах принципиальное отличие общественных процессов от технических, при переходе к делу об этом отличии забывают. Они указывают на полную возможность (и в этом они правы) запрограммировать не только работу всех видов оборудования на предприятии, но и необходимость самонастройки и перестройки режима работы. Аналогично этому они полагают возможным (и здесь они не правы) запрограммировать экономическую работу на предприятии. Совокупность предприятий образует отрасль, совокупность отраслей - народное хозяйство СССР.

В целом схема выглядит примерно так. Единый вычислительный центр с подчиненными ему территориальными и отраслевыми ВЦ на основе заданной программы и с учетом непрерывно поступающей информации о ходе ее реализации выдает команды-задания на предстоящий период. В основе системы - строго научный комплекс балансов (трудовых, материальных, финансовых), разветвленная система нормативов и солидная математическая аппаратура, позволяющая устанавливать взаимозависимость, прогнозировать.

Что в этом направлении хорошего и что представляется неправильным? Хорошо то, что экономистов и хозяйственников приучают к количественному выражению качественных процессов и состояний. В области экономики долгое время господствовала “словесность”: общие выражения и определения, в которые вкладывалось порой самое различное толкование. При нынешних взаимосвязях и темпах подобная неопределенность наносит ущерб...

Принуждая экономистов и хозяйственников к строгости и точности, технико-математическое направление оказывает неоценимую пользу совершенствованию управления. Волюнтаризму, субъективизму, хлестаковщине трудно, неуютно в стерильно чистых залах вычислительных центров.

Но не зря ведь сказано, что специалист, подобно флюсу, односторонен. Видя количественное в проблемах управления, техники и математики упускают качественное, а именно то, что управление не только наука, но и искусство, что управление - деятельность творческая, что резервы экономики вскрываются в самом процессе их массового поиска...

Что касается организационно-экономического направления (к которому, как ни трудно догадаться, относит себя автор данной статьи), то оно ни в какой мере не отрицает значения и пользы математики и ЭВМ, территориальных, отраслевых и единого ВЦ. Но оно полагает, что наличие самых совершенных телескопов не отменяет потребности в астрономах”[50].

Начну с того, что вся эта конструкция Бирмана в отношении двух (или трех) направлений научного управления экономикой в СССР в 1970-е и 1980-е годы была искусственной. В стране существовало лишь одно научное направление - технократическое, представленное сравнительно небольшой группой ученых и специалистов. Помимо них существовало также море противников технократического направления. Они полагали, что никакой науки управления не нужно, что управление - это искусство, интуиция, наитие, а главное - пьянящее чувство безраздельной власти над подчиненными, готовыми беспрекословно выполнять самые нелепые ваши решения.

Да ведь и сам Бирман писал: “В 20-х годах в стране существовало более десяти институтов и издавалось около 20 специальных журналов по вопросам управления. []..[] Однако постепенно, начиная с 30-х годов, вопросы организации управления отодвигаются на второй план. Исследования свертываются, а совершенствование управления все более сводится к административному сокращению штатов. Некоторые серьезнейшие мероприятия проводились без научного обоснования и предварительной проверки... Для характеристики положения достаточно, может быть, сказать, что в... 1964 г. в Московском институте народного хозяйства имени Г.В. Плеханова происходила оживленная дискуссия на тему: существует ли - и возможна ли вообще - наука об управлении экономикой?”.

И уж совсем в технократическом духе Бирман утверждал: «Подобно тому, как самонастраивающаяся техническая система в состоянии менять режим работы и производить другие манипуляции, приспосабливаясь ко вновь возникающим условиям, - подобно этому (но, разумеется, с учетом принципиального отличия людей от машин) система управления экономикой призвана быстро, гибко и правильно реагировать на новое в развитии производительных сил, создавая оптимальные условия для внедрения научно-технического прогресса.

Но существует ли в нашей стране наука об управлении экономикой? По крылатому выражению профессора С.Е. Каменицера, никто не говорит: “наука физика”; говорят: “физика”. Применительно же к управлению господствует термин “наука об управлении”, т.е. наличие такой науки еще требуется доказывать»[51].

Таким же искусственным является и сконструированное Бирманом технико-математическое направление. Конечно, среди сторонников технократического направления существовали и техники, и математики. Однако совершенной нелепицей является приписываемое им отрицание того, что “управление - деятельность творческая”. Напротив, создавая АСУ и единый ВЦ, они стремились освободить человека от принятия массы рутинных решений, которые можно доверить ЭВМ, вооружить человека, принимающего решения, такой информацией, которую ему было не под силу собрать и обобщить вручную. Тем самым необыкновенно расширялись и поднимались на новую качественную ступень творческие возможности человека.

Пользуясь придуманным Бирманом сравнением, справедливо будет сказать, что беда технократов состояла не в том, что они хотели заменить астрономов телескопом. Их трагедия заключалась в том, что НТР в Советском Союзе позволяла строить телескопы, но не готовила для них астрономов.

Помимо того, что чиновники видели в научных методах управления угрозу своему существованию, реформаторы сторонились технократов и по другим причинам. АСУ нуждалась в полной информации о происходивших процессах. В условиях планового хозяйства руководителям предприятий было выгодно утаивать часть информации. Допустим, два завода выполнили плановые задания. Но один завод указал всю продукцию, а другой кое-что приберег про запас. Второму заводу в новом году будет легче.

Без ГСВЦ при огромных масштабах советского народного хозяйства и динамизме его развития, центральные ведомства были не в состоянии знать реальное положение дел не только на отдельных предприятиях, но» и в главках. Поэтому они были вынуждены оперировать приблизительными, как правило, заниженными данными. Планирование было вынуждено отталкиваться от достигнутого в прошлом году уровня, к которому на следующий год добавляли примерно равный процент прироста. Работа АСУ наталкивалась на недостоверность и недостаточность информации о каждом предприятии, в итоге рассчитывалось неоптимальное распределение ресурсов.

В результате реформаторы стали меньше внимания уделять автоматизированным системам управления, а сосредоточились на факторах личной заинтересованности.

Обращение к личной заинтересованности было отчасти связано с тем, что труд во многих отраслях хозяйства был тяжел, неинтересен, однообразен. Не все трудящиеся имели реальную возможность работать по способностям: юношу влекла электроника или космонавтика, а работать приходилось на сахарном заводе. Разнились жилищные и другие условия жизни и работы.

Получался порочный круг. Труд не приносил удовлетворения сам по себе именно потому, что слабо внедрялись новейшие достижения науки и техники, не была завершена механизация трудоемких работ, не были автоматизированы рутинные участки производства. В то же время внедрению достижений науки и техники препятствовала их слабая эффективность в условиях социалистической экономики.

Следовательно, чтобы стимулировать работу, необходимо было воздействовать на материальную заинтересованность человека, компенсировать деньгами его слабый интерес к делу.

Панацеей от всех бед считались экономические методы управления. Однако и здесь возникали серьезные проблемы.

Было принято считать, что экономические методы управления исходят из того, что люди в действиях руководствуются своими интересами; что своими интересами руководствуются предприятия — коллективы трудящихся; что интересы эти не тождественны и к тому же подвижны, и потому непосредственно удовлетворять каждый из них изо дня в день невозможно. Значит, необходимо иметь автоматическую систему, экономический механизм, который учитывал бы суть и динамику интересов и удовлетворял бы их оптимальным образом: что хорошо стране, хорошо предприятию, хорошо каждому из нас.

Экономические методы управления усматривались в том, что государство переводило коллектив каждого предприятия на самостоятельный образ жизни - хозяйственный расчет. Предприятию выделялись и оформлялись в уставный фонд здания, сооружения, машины и механизмы, запасы материалов и топлива или деньги на их приобретение. Предприятие в довольно значительной степени обособлялось от других предприятий и от государет ва в целом. Отношения между ним и государством становились экономическими, а не административными.

Но тут сразу же возникали сложные для социализма вопросы Если речь идет о механизме саморегулирования, то в чем же будет заключаться руководящая роль государства в развитии экономики? И как в таком случае быть с плановым хозяйством?

Возникало любопытное диалектическое противоречие: непосредственно руководить экономикой социалистическое государ ство не могло. Одних только промышленных предприятий в СССР было много сотен тысяч, одних торговых предприятия больше миллиона. Но каждое предприятие должно точно знать свое место в строю, свою задачу в каждый данный момент. Предполагалось, что это противоречие разрешится системой экономических рычагов, экономическими методами управления. Они поставят предприятие в такое положение, когда оно само будет постоянно стремиться к оптимуму.

Но почему оптимум для предприятия будет обязательно оптимумом для всего народа? Как известно, постоянным бичом для советских потребителей было частое исчезновение из магазинов то тех, то иных остро необходимых товаров. Оказалось, что экономические методы управления не снимают этого противоречия, а только усугубляют его. Так, например, в конце 1970-х годов т продажи исчезло хозяйственное мыло. Выяснилось, что винова ты предприятия, для которых выгоднее производить дорогое цветочное мыло, чем дешевое хозяйственное.

Пришлось отступать назад. Вводить элементы контроля по ассортименту, количеству и качеству произведенной продукции. За каждый нужный народному хозяйству, но малорентабельный для предприятия произведенный трактор или кубометр досок перечислять столько-то рублей в фонд зарплаты и премий. Но для этого надо было знать, во что обошлась продукция. Можно столько затратить материалов, электроэнергии и так далее на каждый трактор, что лучше бы их не делать. Следовательно, необходимо добавить показатель себестоимости продукции. Этого было недостаточно. Себестоимость киловатт-часа на гидроэлектростанциях значительно ниже, чем на тепловых, но гидростанции требуют больших капитальных вложений в строительство, строятся дольше и, кроме того, затапливают много земли. Значит, к показателю себестоимости надо прибавить все эти допол-нительные затраты. Но как сложить время строительства и гектары затопленных земель? Очевидно, их следует привести к общему знаменателю. Таким знаменателем выступают деньги в качестве меры стоимости. Но в СССР земля практически не продавалась и потому ее цена была неизвестна. Считать приходилось не только прямые, непосредственные затраты, но и опосредованные. Определяя себестоимость металла в Восточной Сибири, следует помнить, что привлечение труда каждого работника из центральных районов страны обходится в 17 тыс. руб. Точно так же в себестоимости хлопка, выращенного в бывшей пустыне, надо учитывать затраты на обводнение, а в себестоимости нефти - расходы на геологические поиски.

Казалось бы, при условии завершения работы В.М. Глушкова по созданию ГСВЦ такого рода расчеты было бы производить проще и легче. Однако его проект тормозился по указанным выше причинам.

***

Сложилась тупиковая ситуация. Считавшиеся прогрессивными экономические методы управления народным хозяйством приводили к столкновению интересов производителей и потребителей, тормозили темпы роста производства. Чтобы разрешить возникавшие противоречия было необходимо вновь вводить элементы контроля над предприятиями. Для осуществления такого контроля был необходим единый вычислительный центр, содержащий банк данных по всему народному хозяйству и позволяющий представить эти данные в обобщенном, удобном для принятия хозяйственных решений виде. Но в этой области работа тормозилась.