Глава 2. Хозяйство России в период империалистической войны (1914 г. — март 1917 г.)
Большевики предвидели неизбежность войны задолго до ее возникновения. Ленин указывал, что войны являются неминуемым спутником капитализма. Особенно неизбежными они стали с конца XIX — начала XX в., когда капитализм перешел в стадию империализма. Финансовый капитал неизбежно стремится к захвату новых колоний, источников сырья, рынков сбыта, мест для вывоза капитала. Между тем вся территория земного шара уже к концу XIX в. была поделена между капиталистическими государствами. Развитие капитализма в эпоху империализма отличается крайней неравномерностью и скачкообразностью. Изменяется соотношение сил империалистических государств, и это при отсутствии «свободных», не занятых еще капиталистическими странами колоний вызывает стремление к новому переделу мира. Империалистическая война и была войной за передел мира.
Война 1914 г. была первой мировой империалистической войной. Она затрагивала интересы всех империалистических стран. Ее непосредственной причиной были крупнейшие противоречия между двумя группами империалистических государств: Германией и Австрией, с одной стороны, и странами Антанты — Англией, Францией и зависимой от них Россией, с другой стороны. Русский царизм вступил в империалистическую войну не только как вассал англо-французского капитала, но и как представитель интересов отечественного капитала, преследовавшего свои собственные империалистические цели, стремившегося «...при помощи Англии и Франции разбить Германию в Европе, чтобы ограбить Австрию (отнять Галицию) и Турцию (отнять Армению и особенно Константинополь)» [Ленин, Соч., т. XIX, стр. 281.].
Русская буржуазия надеялась, кроме того, используя военную обстановку, подавить революционное движение.
Россия начала войну неподготовленной.
Недостаток внутреннего производства продуктов тяжелой промышленности Россия накануне войны возмещала ввозом из-за границы. Например, каменного угля в 1913 г. было ввезено около 474 млн. пудов при собственном производстве в 2214 млн. пудов (в старых границах). Ввоз, таким образом, составил 21,5% собственной добычи угля. Война чрезвычайно затруднила ввоз товаров. В результате в 1915 г. было ввезено уже только 40 млн. пудов угля, или 8,5% по сравнению с 1913 г., а в 1916 г. — 61 млн. пудов, или 13% ввоза 1913 г.
Во всех важнейших отраслях промышленности за годы войны не только не было какого бы то ни было подъема производства, но имело место даже известное падение его. Так, например, выплавка чугуна в 1916 г. была на 10% меньше, чем в 1913 г., производство железа и стали — на 17% меньше. Уменьшилась также добыча каменного угля и нефти. Сокращение добычи угля произошло вследствие отпадения Домбровского угольного бассейна, на Урале же, в Донецком и в Подмосковном бассейнах добыча несколько увеличилась. Снижение производства чугуна и стали было также отчасти следствием отпадения польского района. Но, как бы то ни было, страна во время войны стала получать от внутреннего производства меньше угля, железа, нефти, чем до войны. Между тем потребность в топливе и металле чрезвычайно выросла. В 1916 г. на одни только военные нужды требовалось 177,5 млн. пудов металла, т. е. около трех четвертей всего производства черного металла в этом году. Некоторое увеличение ввоза железа и стали могло лишь в очень небольшой степени ослабить металлический голод в стране, поскольку абсолютные размеры ввоза были весьма незначительны (в 1916 г. — 16 млн. пудов, или около 6% внутреннего производства). А голод этот ощущался все более остро даже предприятиями, непосредственно работавшими на оборону. В августе 1916 г. на нужды обороны поступило 15,5 млн. пудов железа и стали при потребности в 18,5 млн. пудов; в ноябре поступило 16 — 16,5 млн. пудов при потребности в 21,5 млн. пудов. К концу 1916 г. заводы давали только половину металла, необходимого для промышленности, работавшей на оборону. Металл начали распределять по карточкам. Вполне понятно, что при таких условиях потребность в металле предприятий и отраслей хозяйства, не работавших непосредственно на оборону, оставалась совершенно неудовлетворенной.
Общий годичный дефицит угля уже в первые годы войны составлял 530 — 580 млн. пудов. К концу 1915 г. угольный кризис ощущался весьма остро. Особое совещание по обороне 19 декабря 1915 г. отметило, что в Петрограде все заводы перебиваются в отношении угля со дня на день и что даже небольшая задержка в текущей доставке расстроит 60% заводских предприятий, в том числе и такие крупные заводы, как Вестингауз, Путиловский, Невский судостроительный, «Феникс», «Вулкан» и т. п., причем на бездействие будут обречены до 20 тыс. станков и 85 тыс. рабочих. Москва за сентябрь — октябрь 1915 г. получила только одну треть необходимого ей угля, который в первую очередь направлялся в предприятия, работавшие на оборону. Вследствие этого остальные предприятия и даже больницы оставались совсем без топлива. Но особенной остроты топливный кризис достиг к концу 1916 и началу 1917 г. Особое совещание по обороне вынуждено было констатировать 1 февраля 1917 г., что положение дела снабжения заводов топливом является критическим и что необходимо считаться с предстоящим сокращением деятельности или даже с временным закрытием некоторых обслуживающих оборону заводов. Уполномоченный Особого совещания по обороне в Екатеринославском районе сообщал о полном параличе металлургической промышленности района, вызванном недостатком сырья, продовольствия и топлива. Если из-за отсутствия топлива останавливались столичные заводы, работавшие на оборону, если невозможно было обеспечить топливом металлургическую промышленность расположенного рядом с Донбассом Екатеринославского района, то можно себе представить, каково было положение с топливом в других отраслях народного хозяйства и в более отдаленных от центра угледобычи районах.
В 1915 — 1916 гг. было развернуто интенсивное строительство новых машиностроительных заводов, а также преобразование и расширение старых. Но с каждым годом войны производство предметов обороны на машиностроительных заводах занимало все больше места, решительно вытесняя производство «предметов мирного строительства»: в 1913 г. предметы обороны составляли 26,3% всей продукции машиностроительной промышленности России, в 1914 г. — уже 37,8%, в 1915 г. процент этот сразу увеличился до 69, а в 1916 г. достиг 78,3 [«Вестник статистики», кн. XIV, стр. 127.].
Капиталисты охотно переходили на производство военных материалов, — конечно, не из патриотических побуждений, а в погоне за государственными субсидиями и огромными прибылями.
Несмотря на весьма большой рост специально военной промышленности (в 1915 г. и в начале 1916 г. одно только Главное артиллерийское управление строило 11 новых казенных заводов) и на переключение большинства других предприятий на производство военных материалов, промышленность России далеко не полностью удовлетворяла растущие из года в год военные нужды.
С каждым годом войны относительная доля ввоза из-за границы в снабжении русской армии пулеметами все более возрастала, составив уже в 1916 г. свыше 46%, а в 1917 г. — 74%. В снабжении артиллерийскими орудиями на долю ввоза из-за границы приходилось в 1915 — 1917 гг. около 24%, а в снабжении орудиями тяжелой и осадной артиллерии — 81%. Ружейных и пулеметных патронов за время с августа 1914 г. до 1 января 1917 г. поступило с русских заводов 2845 млн., а от союзников и Америки — 983 млн., т. е. около 26% общего количества.
В отношении самого размещения заграничных заказов царское правительство не было свободно от иностранной опеки, что, впрочем, вполне понятно, если учесть, что эти заказы покрывались главным образом внешними займами. Роль «опекуна» в размещении русских заказов за границей приняла на себя Англия. Чтобы хоть сколько-нибудь наладить собственное производство снарядов, России пришлось пригласить из Франции группу артиллеристов, инженеров, техников и химиков.
Но даже «помощь» союзников и огромные заказы за границей при слабости собственной промышленности не могли в достаточной степени обеспечить нужды армии в боевых припасах. Так, в мае 1916 г. при потребности в 2150 тыс. 3-дюймовых шрапнелей армией было получено только 1030 тыс., т. е. меньше половины; вместо 2150 тыс. гранат — только 960 тыс., т. е. 45%; вместо 250 млн. 3-линейных винтовочных патронов — только 110 млн., или 44%, и т. д.
Экономическая отсталость царской России, неразвитость ее промышленности, ее экономическая зависимость от иностранного капитала нашли свое яркое выражение в годы войны в том, что Россия не в состоянии была производить все необходимое ей оружие в таком количестве, в каком это требовалось условиями мировой империалистической войны.
Война привела к значительному падению производительности труда в важнейших отраслях промышленности. До войны месячная добыча угля на одного рабочего в Донбассе составляла 12,2 тонны, а зимой 1916 г. — 9,26 тонны. Падение производительности труда объяснялось рядом причин, но прежде всего заменой квалифицированного труда неквалифицированным.
В каменноугольной промышленности, например, в октябре 1916 г. на 253 тыс. рабочих приходилось 55 тыс. военнопленных, около 13 тыс. женщин, 18 тысяч подростков и малолетних и свыше 21/2 тыс. беженцев [«Промышленность и торговля» № 14 — 15 за 1917 г., стр. 280.].
Не оправдались надежды ретроградов-октябристов на то, что сельское хозяйство России именно в силу своей отсталости окажется вполне устойчивым против ударов войны. На самом деле производительные силы в сельском хозяйстве за годы войны неуклонно падали. Прежде всего чрезвычайно сократилось количество рабочей силы в деревне.
Всего в стране было призвано в армию около 16 млн. человек, что составляло 47% общего числа взрослых мужчин.
В губерниях, расположенных близко к театру военных действий, помимо непосредственно призванных в армию отвлекалось множество рабочих рук (а также средств производства) на обслуживание нужд фронта, в частности для выполнения гужевой повинности по перевозке военных грузов, для исправления старых и проведения новых дорог, для рытья окопов и т. д. Наряду с мужчинами к этим работам привлекались и женщины.
Плохо обстояло дело и с сельскохозяйственными машинами и орудиями. По данным Совета съездов фабрикантов земледельческих машин, производство сельскохозяйственных машин и орудий в 1915 г. упало до 50%, а в 1916 г. — до 20% обычного довоенного выпуска. Одновременно импорт сельскохозяйственных машин, составивший в 1913 г. 6990 тыс. пудов, упал в 1915 г. до 208 тыс. пудов и в 1916 г. до 876 тыс. пудов. Количество машин, применявшихся в сельском хозяйстве, недостаточное и до войны, на третьем году войны дошло до ничтожных размеров. В такой же степени сократилось и количество удобрений. Минеральные удобрения ввозились главным образом из-за границы, но во время войны ввоз их почти прекратился. В 1913 г. было ввезено 26711 тыс. пудов удобрительных веществ, а в 1915 г. всего 202 тыс. пудов. В 1916 г. ввоз удобрений несколько увеличился, но составил только 1714,6 тыс. пудов, будучи, таким образом, в 15 с лишним раз меньше довоенного [«Народное хозяйство в 1916 г.», вып. VII, стр. 224 — 225.].
С каждым годом войны сельское хозяйство, кроме того, лишалось значительной части средств производства вследствие реквизиции лошадей, крупного рогатого скота, упряжи. Всего в армию было взято свыше 2 млн. лошадей, притом наиболее работоспособных. Еще больше было реквизировано крупного рогатого скота, что особенно тяжело отразилось на сельском хозяйстве южных и западных губерний. В губерниях, расположенных вблизи театра военных действий, количество реквизированного скота достигало 40 — 50%. Реквизиции рабочего скота производились к тому же нередко в самое горячее для полевых работ время. С особенной тяжестью обрушились реквизиции на середняцкие и бедняцкие хозяйства.
Если прибавить ко всему сказанному выше довольно сильно ощущавшийся уже в 1916 г. недостаток семян и их дороговизну, то станет ясным, что сельское хозяйство неминуемо должно было прийти в сильнейший упадок.
В 1916 г. площадь посева хлебов в 49 губерниях Европейской России составляла только 94,5% по отношению к 1909 — 1913 гг., а площадь посева пшеницы — только 85,1%. В абсолютных числах площадь посева главнейших хлебов по 48 губерниям Европейской России составила в 1916 г. 66,9 млн. десятин против 71,1 млн. десятин в среднем за 1909 — 1913 гг. Помимо сокращения посевных площадей значительно снизилась и урожайность. Валовой сбор хлебов в Европейской России (без Кубанской области и Закавказья) составил в 1916 г. 88,7% по отношению к 1909 — 1913 гг. (3142846 тыс. пуд. против 3541526 тыс. пуд.), а валовой сбор пшеницы — только 73,2% (683243 тыс. пуд. против 993146 тыс. пуд.). Сильнее всего сократились посевы в помещичьих хозяйствах. Всего по России посевная площадь в помещичьих хозяйствах уже в 1915 г. сократилась до 50,3% по сравнению со средней за 1909 — 1913 гг., а в 1916 г. она упала до 26,9%. Ясно, что при таких условиях товарная продукция хлеба сократилась еще больше, чем валовой сбор его, а это имело решающее значение для снабжения армии и городского населения.
Среди крестьянских хозяйств пострадало главным образом беднейшее крестьянство, что нашло свое выражение в росте числа беспосевных хозяйств. Так, в Тульской губернии число беспосевных выросло с 4,2% в 1910 — 1912 гг. до 6,5% в 1917 г., в Жиздринском уезде Калужской губернии — с 6,5% до 14,6% и т. д. Значительно увеличилось и количество хозяйств без скота (в Пензенской губернии — с 31,6% в 1910 — 1912 гг. до 36,1% в 1917 г., в Жиздринском уезде Калужской губернии соответственно с 14,3% до 21%).
Весьма показательно и то, что в Херсонской губернии, например, в 1916 г. посевы в крестьянских хозяйствах, засевавших до 5 десятин, уменьшились, между тем как в более крупных хозяйствах они увеличились. В Полтавской губернии в 1916 г. посевы бедняцких крестьянских хозяйств уменьшились по сравнению с 1910 г. в среднем на 9,3%, а посевы кулацких хозяйств увеличились на 16,6%. Мелкие крестьянские хозяйства в том же 1916 г. сдали в аренду крупным 40 тыс. десятин надельной земли и, кроме того, заарендовали на 630 тыс. десятин меньше, чем до войны, помещичьих земель, которые также перешли в руки кулацких хозяйств. Война, таким образом, привела к дальнейшему усилению классового расслоения деревни.
Одним из наиболее слабых звеньев в русском народном хозяйстве являлся железнодорожный транспорт. Между тем война поставила перед железнодорожным транспортом огромные новые задачи и потребовала от него сильнейшего напряжения. В первые недели войны железные дороги совершенно прекратили прием частных грузов. Затем с конца августа он был возобновлен, но для коммерческих перевозок и доставки продовольствия в города оставалось подвижного состава вдвое меньше, чем до войны. Положение еще более ухудшалось из-за отсутствия какой бы то ни было планомерности в воинских перевозках. К этому прибавилось огромное эвакуационное движение беженцев в июле — сентябре 1915 г.
Перевозки продовольственных грузов для населения за первые 7 месяцев 1916 г. были выполнены всего на 48,1%, причем в отдельные месяцы они падали значительно ниже этого среднего уровня [«Народное хозяйство в 1916 г.», вып. IV, стр. 16.].
К началу 1917 г. железнодорожный транспорт находился в состоянии тяжелого кризиса.
Расстройство транспорта привело к распаду страны на ряд более или менее изолированных районов. «Это уничтожало успехи общественного разделения труда, достигнутые капиталистическим развитием, и отбрасывало царскую Россию на много десятилетий назад» [«История гражданской войны в СССР», т. I, стр. 26.].
Разрыв хозяйственных связей приводил к тому, что часто ощущался недостаток даже в тех товарах, которых в стране было достаточно, но которые не могли быть доставлены с места производства на место потребления. Этот разрыв еще больше усиливал нужду в товарах. Так, например, вследствие плохой работы транспорта недостаток продуктов питания стал ощущаться уже в то время, когда в стране еще были значительные запасы хлеба от урожаев прошлых лет.
Так же плохо оказались подготовленными к империалистической войне и финансы России. В статье «Свободная наличность» [Ленин, Соч., т. XVI, стр. 347 — 348.] Ленин мастерски вскрыл те шаткие основания, на которых зиждилось кажущееся «благополучие» государственных финансов России накануне войны. Он показал, насколько необоснована вера черносотенных помещиков и октябристских купцов в финансовую подготовленность России к войне. Война полностью подтвердила правильность ленинского анализа.
По данным официального сообщения министерства финансов от 13 сентября 1917 г. «О положении государственного казначейства», на военные нужды к 1 января 1917 г. было израсходовано 27187 млн. руб.
Из каких источников черпались эти колоссальные средства?
С самого начала войны был введен ряд новых налогов и увеличены старые. При этом, в соответствии с общей налоговой политикой царского правительства, упор был сделан главным образом на косвенные налоги.
Когда царское правительство попыталось ввести «временный налог на прирост прибыли торгово-промышленных предприятий», оно натолкнулось на решительное сопротивление со стороны капиталистов. Только 6 апреля 1916 г. был проведен закон о подоходном налоге. Закон этот, однако, вступил в действие только с 1 января 1917 г. Наконец, законом от 13 мая 1916 г. был введен и временный налог на прирост прибылей.
В общем, однако, царское правительство до самого своего конца так и не потревожило капиталистов, а увеличило лишь налоги, которые взимались с трудящихся. Ни в одной из капиталистических стран прямое обложение капиталов не играло столь скромной роли в бюджете, как в России.
В результате всех налоговых мероприятий общее поступление налогов в 1915 г. превысило поступления 1913 г. всего на 77,5 млн. руб., а в 1916 г. — на 615,3 млн. руб. По отношению к столь сильно возросшим в связи с войной расходам это была капля в море. Но даже и такое мизерное увеличение налоговых поступлений не могло быть использовано для нужд войны, ибо оно должно было покрыть дефицит в государственном бюджете, образовавшийся вследствие запрещения продажи водки (а доход казны от продажи водки составил в 1913 г. около 900 млн. руб.). Поэтому можно считать, что из налоговых поступлений, да и вообще из обыкновенных доходов, царское правительство ничего не могло почерпнуть для покрытия чрезвычайных военных расходов.
По существу единственным источником для покрытия военных расходов являлись государственные займы и выпуск бумажных денег. В 1914 г. доходы от кредитных операций составляли только 35%, в 1915 г. они составили уже свыше 52%, а в 1916 г. — 75% общей суммы государственных доходов [«Народное хозяйство в 1916 г.», вып. VII, стр. 165 — 166.].
От начала войны до Февральской революции на внутреннем рынке было размещено 6 займов на общую сумму 8 млрд. руб. (номинально). Далее, на частном денежном рынке до 1 января 1917 г. было размещено (отчасти в принудительном порядке) свыше чем на 3 млрд. руб. краткосрочных обязательств государственного казначейства. На 1 января 1914 г. в обращении находилось «кредитных билетов» на 1664,7 млн. руб., а на 1 января 1917 г. — на 9103,4 млн. руб. [Там же, стр. 173.].
Таким образом, при помощи выпуска бумажных денег царское правительство получило на нужды войны до 1 января 1917 г. около 7,5 млрд. руб.
Но ограничиться только усиленным выпуском бумажных денег и внутренними займами царское правительство не могло, поскольку, как мы видели выше, оно вынуждено было значительную часть военного снаряжения, а также оборудования для промышленности и транспорта заказывать за границей. Поэтому за время войны колоссально выросла задолженность России иностранным капиталистам. Сумма военных внешних долгов царской России составила 7,68 млрд. руб., из которых на долю Англии приходилось 5,37 млрд., на долю Франции — 1,5 млрд. Царское правительство получало займы на чрезвычайно тяжелых, кабальных условиях. «Союзники», особенно Англия, которая во время войны была главным кредитором России, нисколько не стеснялись прибирать к рукам ее золотые запасы. В 1916 г. дело дошло до того, что Англия стала требовать по русским займам двойного обеспечения.
Министр финансов Барк в мае 1916 г. вынужден был признать, что «особенно невыгодные условия кредита, предлагаемые ныне Англией, свидетельствуют о том, что с дальнейшим развитием военных событий кредит России у одних только союзных держав становится все более затруднительным и полнейшая наша финансовая зависимость от союзников является чрезвычайно тяжелой» [«История гражданской войны в СССР», т. I, стр. 28.].
Колоссальные суммы, которые выкачивал иностранный финансовый капитал из России в виде процентов по займам, более чем удвоились в годы войны. Таким образом, если уже до войны русский капитализм и царизм находились в полуколониальной зависимости от иностранного капитала, то за годы войны эта зависимость значительно усилилась.
Наводнение рынка бумажными деньгами наряду с уменьшением производства, расстройством транспорта, нарушением нормального товарооборота и бешеной спекуляцией обусловило огромный рост цен. Средние цены на все товары росли за годы войны таким образом (если принять цены 1913 г. за 100): 1915 г. — 149, 1916 г. — 228. Спекуляция пронизала в годы войны всю хозяйственную систему царской России сверху донизу. Особенно сильным был спекулятивный ажиотаж, связанный с производством и поставками военного снаряжения. В результате цены на предметы военного снаряжения на частных заводах были на 50 — 75 — 100% выше, чем на казенных, а общая сумма переплат частным заводам за годы войны превысила 1 млрд. руб. Так демонстрировала русская буржуазия во время войны свой «патриотизм».
Спекуляция и рост цен обеспечивали и банкам, и промышленным капиталистам, и торговцам огромные прибыли.
По несомненно преуменьшенным данным, средняя валовая прибыль промышленных предприятий, если данные 1913 г. принять за 100, составляла в 1915 г. 188, а в 1916 г. — 297.
Прибыль 142 крупнейших текстильных предприятий увеличилась с 63 млн. руб. в 1913 г. до 174 млн. руб. в 1915 г., Коломенский машиностроительный завод на основной капитал в 15 млн. руб. получил в 1916 г. около 7,5 млн. руб. прибыли. Страховое общество «Волга» при основном капитале в 1 млн. руб. получило в 1916 г. около 1,7 млн. руб. прибыли. Такие же громадные прибыли получали капиталисты и в других отраслях промышленности и всего народного хозяйства.
Война привела к чрезвычайному усилению эксплуатации рабочего класса.
Законом 9 марта 1915 г. отменено было воспрещение ночных и подземных работ для женщин и детей в каменноугольной промышленности, а по закону 19 октября 1915 г. министру торговли и промышленности было предоставлено право разрешать отступления от требований закона о работе малолетних, подростков и женщин во всех предприятиях, работающих на нужды войны. По этому же закону министру торговли и промышленности предоставлено было право санкционировать отступления от правил о продолжительности и распределении рабочего времени. Нечего и говорить, что капиталисты широко воспользовались этими законами, отменявшими даже те небольшие законодательные ограничения эксплуатации женского и детского труда и произвольного удлинения рабочего дня, которых рабочий класс добился многолетней упорной и тяжелой борьбой.
Труд мужчин все больше и больше заменялся трудом женщин и детей. Так, процент малолетних и подростков, занятых в фабрично-заводской промышленности, увеличился с 10,7 на 1 января 1914 г. до 12,6 на 1 января 1916 г., процент женщин увеличился соответственно с 30,5 до 36,3.
На каменноугольных копях Донецкого бассейна, где на 1 января 1914 г. женщины составляли 1,4% всех рабочих, на 1 января 1916 г. они составляли 4,8% всех рабочих.
Уже через 2 — 3 месяца после начала войны в широких размерах стали применять удлинение рабочего дня путем введения сверхурочных и ночных работ. Чрезвычайно повысилась интенсивность труда в фабрично-заводской промышленности.
Сильно понизилась реальная заработная плата рабочих. В десяти губерниях Московской области средняя реальная заработная плата рабочих во втором полугодии 1915 г. составила только 84,3% средней заработной платы за первое полугодие 1914 г. Во втором полугодии 1916 г. она упала еще ниже, составив лишь 76% средней заработной платы за первое полугодие 1914 г.
Уменьшение товарной продукции сельского хозяйства, расстройство транспорта, расстройство денежного обращения, рост цен и разгул спекуляции привели к тому, что уже осенью 1915 г. явно обозначился продовольственный кризис. К этому времени города уже сидели на голодном пайке, даже армия получала только половину необходимой ей продовольственной нормы.
Меры, принимавшиеся царским правительством для налаживания продовольственного дела, нередко приводили к еще большему его ухудшению. Прежде всего правительство вынуждено было позаботиться об обеспечении продовольственного снабжения армии. С этой целью указом от 17 февраля 1915 г. командующим военными округами было предоставлено право накладывать запрещение на вывоз продовольственных продуктов из производящих районов, утверждать обязательные цены на эти продукты и производить реквизиции в случае отказа в сдаче их по установленной цене для армии. Этим указом широко воспользовались местные власти (в лице губернаторов), которые поспешили запретить вывоз продовольственных продуктов из своих губерний, а во многих случаях установить и местные твердые таксы. В результате этих мероприятий доставка продовольственных продуктов из производящих в потребляющие районы еще более сократилась, спекуляция усилилась и цены повысились. С «твердыми» ценами никто не считался, даже уполномоченные по закупке хлеба для армии. 19 мая 1915 г. был учрежден Главный продовольственный комитет (под председательством министра торговли), на который возложен был учет запасов, заготовка продовольствия для населения, установление плана перевозок продовольственных грузов, определение норм снабжения, предельных цен и т. д. Не успел, однако, этот комитет развернуть свою работу, как должен был, согласно закону от 17 августа 1915 г., уступить свое место Особому совещанию для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу. Законом от 27 ноября 1915 г. председателю Особого совещания по продовольствию было предоставлено право «устанавливать, в пределах Империи или отдельных ее районов, предельные цены на продажу продовольственных продуктов и фуража, обязательные для всех...» [«Собрание узаконений и распоряжений за 1915 г.», № 35, ст. 2689.]. Но до осени 1916 г. предельные цены, устанавливаемые централизованным порядком, распространялись только на закупки для нужд армии, совершаемые местными уполномоченными председателя Особого совещания. Только 9 сентября 1916 г. был издан приказ об установлении твердых цен на главнейшие хлебные продукты для всех без исключения сделок. В отличие от предельных цен, действовавших зимою 1915/16 г. и бывших зачастую выше вольных рыночных цен, твердые цены, установленные осенью 1916 г., были ниже рыночных. Наконец, той же осенью правительство, в лице нового министра земледелия (он же председатель Особого совещания по продовольствию) Риттиха, вынуждено было пойти еще на одну меру — на введение обязательной поставки хлеба в казну по твердой цене, согласно разверстке.
Несмотря на все эти мероприятия, продовольственный кризис не только не ослабевал, но все более усиливался. Не очень помогли и меры, принятые городскими властями, кооперативами и Союзом городов, так как частная торговля не устранялась, а лишь несколько ограничивалась. С другой стороны, стеснения, ставившиеся частному капиталу в области торговли продовольственными продуктами, способствовали еще большему усилению спекуляции.
В середине 1916 г. правительство вынуждено было ввести карточную систему распределения сахара, а несколько позже поставить вопрос о распространении ее также на муку и мясо. Не дожидаясь правительственных решений, одна губерния за другой переходили к распределению продовольственных продуктов по карточкам. Однако регулярное снабжение населения продовольственными продуктами по установленным нормам предполагало правильное поступление их. Между тем введение принудительной поставки привело к тому, что помещики, кулаки и спекулянты еще глубже запрятали свои продовольственные запасы, а усиливавшееся из месяца в месяц расстройство транспорта делало невозможной доставку заготовленного хлеба в промышленные центры. Поэтому и введение карточной системы не могло разрешить продовольственного кризиса.
Царское правительство и не думало бороться со спекулянтами. Все его регламентирующие мероприятия в области цен сурово применялись по отношению к трудящимся крестьянам. Помещикам и кулакам делались всяческие уступки, их интересы не нарушались.
Само собой разумеется, что страдали от продовольственного кризиса, голодали только трудящиеся.
Капиталисты не испытывали никаких лишений, роскошествуя за счет спекулятивных прибылей даже больше, чем до войны.
«Реакционно-бюрократическое решение задачи, поставленной народам войной, — писал Ленин, — ограничивается хлебной карточкой, распределением поровну абсолютно-необходимых для питания «народных» продуктов, ни на йоту не отступая от бюрократизма и реакционности, именно от цели: самодеятельности бедных, пролетариата, массы народа («демоса») не поднимать, контроля с их стороны за богатыми не допускать, лазеек для того, чтобы богатые вознаграждали себя предметами роскоши, оставлять побольше. И во всех странах... — о России нечего и говорить, — лазеек оставлено масса, голодает «простой народ», а богатые ездят в курорты, пополняют скудную казенную норму всяческими «додатками» со стороны и не позволяют себя контролировать» [Ленин, Сочинения 1917 года, т. II, Партиздат, 1937, стр. 497.].
Уже в 1915 г. на почве дороговизны и недостатка продовольствия в разных городах России имели место выступления рабочих и беднейших слоев населения. В 1916 г., особенно во второй его половине, эти выступления приняли массовый и повсеместный характер.
Вступив в войну экономически отсталой, Россия к началу 1917 г. после 30 месяцев военного напряжения, переживала глубочайшую хозяйственную разруху: развал промышленности, упадок сельского хозяйства, топливный и транспортный кризис, голод.
Империалистическая война вызвала хозяйственную разруху не только в России, но и в других участвовавших в войне странах. Однако нигде эта разруха не была столь глубокой, как в царской России. По данным буржуазной экономической литературы, Россия к концу войны потеряла 60% народного богатства 1913 г., тогда как потери Англии составили 15%, Франции — 31%, Германии — 33%, Австро-Венгрии — 41%. За первые три года войны Россия израсходовала 167% всей совокупности доходов 1913 г., в то время как Франция израсходовала 105%, Англия — 130%. Помимо общих экономических и политических условий большая глубина хозяйственной разрухи в России по сравнению с другими участвовавшими в войне странами обусловливалась также огромной протяженностью фронта боевых действий, в несколько раз превышавшей фронтовые линии других держав. Многомиллионные русские и австро-германские армии прошли несколько раз по громадной территории восточного театра военных действий. Эвакуации охватили более 500 тыс. км2 с населением в 25 млн. человек.
Царское правительство пыталось бороться против разрухи путем бюрократического регулирования хозяйственной жизни страны. С этой целью в августе 1915 г. был создан ряд Особых совещаний (по обороне, по топливу, по продовольствию, по перевозкам), снабженных весьма широкими полномочиями.
Однако в процессе осуществления своих прав Особые совещания и прочие органы реакционно-бюрократического регулирования наталкивались на сопротивление со стороны буржуазии. Последняя в условиях бешеной спекулятивной горячки, обеспечивавшей баснословные прибыли, никак не склонна была мириться со сколько-нибудь далеко идущим государственным вмешательством в ее хозяйственные дела, с ограничением «частной инициативы» и «предприимчивости».
Одним из ярких проявлений отрицательного отношения русских капиталистов к государственному вмешательству в их деятельность и борьбы против такого вмешательства может служить борьба предпринимателей против попыток государственного регулирования угольного рынка.
К лету 1916 г. выяснилось, что меры, принимавшиеся до этого Особым совещанием по топливу («Осотопом») и сводившиеся в основном к регулированию вывоза угля при помощи так называемой разрешительной системы перевозок, совершенно недостаточны ввиду чрезвычайно обострившегося угольного голода. Тогда возник проект создания Центрального комитета для торговли твердым минеральным топливом Донецкого бассейна («Центроуголь») с правом «...монопольной торговли твердым минеральным топливом Донецкого бассейна под контролем правительства» [Цыперович, Синдикаты и тресты в дореволюционной России и в СССР, 1927, стр. 301.]. Этот проект встретил, однако, со стороны углепромышленников решительный отпор. Собрание углепромышленников 31 октября 1916 г. единогласно признало проект «...во всем объеме неприемлемым и осуществление его ненужным и даже опасным для развития Донецкой каменноугольной промышленности...» [Там же, стр. 303.].
Такое сопротивление введению государственного контроля оказывали капиталисты и в других отраслях промышленности. Преодолеть это сопротивление буржуазии царское правительство не могло, тем более что оно вынуждено было ввести представителей буржуазии в состав самих государственных органов, призванных регулировать и контролировать различные отрасли народного хозяйства. В некоторых из этих органов, например в Особом совещании по обороне, представители буржуазии занимали весьма прочные позиции. Поэтому, хотя в России, как и в других участвовавших в войне капиталистических странах, тенденции к госкапитализму несомненно имели место, однако госкапитализм отнюдь не достиг в ней такого развития, как, например, в Англии и тем более в Германии.
Война с исключительной силой обнажила внутренние противоречия русского империализма, убедив даже реакционную русскую буржуазию в том, что «так дальше продолжаться не может». Выход из противоречий буржуазия пыталась найти на путях укрепления капитализма, на путях ограничения самодержавно-бюрократического царского режима. Она добилась во время войны большого влияния на государственные дела через военно-промышленные комитеты и созданную ею всероссийскую организацию — Союз земств и городов («Земгор»). Организации эти пытались взять в свои руки регулирование производства, транспорта, снабжение армии и населения.
К чему, однако, фактически свелась деятельность этих органов капиталистической «самодеятельности», показывает отзыв «Известий» Земгора о военно-промышленных комитетах. В этом отзыве прямо указывалось, что для обороны государства военно-промышленные комитеты сделали очень мало, но зато доставили очень крупную прибыль своим участникам.
Буржуазия пыталась использовать военно-промышленные комитеты и для того, чтобы подчинить рабочих своему влиянию и руководству. С этой целью она решила создать при военно-промышленных комитетах «рабочие группы» из представителей рабочих, которые агитировали бы среди рабочих за поднятие производительности труда на предприятиях, работавших на оборону. Меньшевики поддержали эту идею буржуазии и агитировали среди рабочих за участие в выборах «рабочих групп». Большевики разоблачили перед рабочими лжепатриотический характер этой затеи. Они призывали рабочих бойкотировать военно-промышленные комитеты и успешно провели этот бойкот.
Империалистическая война чрезвычайно обострила все противоречия российского капитализма, обострила классовую борьбу. Война, принесшая буржуазии огромные, неслыханные прибыли, всей своей тяжестью обрушилась на плечи рабочих и крестьян.
Помещики и империалистическая буржуазия целиком и безоговорочно поддерживали проводимую царским правительством политику войны.
Мелкобуржуазные партии эсеров и меньшевиков, маскируясь флагом социализма, всячески прикрашивали характер и цели войны. Они призывали рабочих и крестьян к защите буржуазного «отечества», к прекращению классовой борьбы, к «гражданскому миру».
Обманом народа занимались и так называемые центристы — Троцкий, Мартов и др. Они оправдывали и защищали открытых социал-шовинистов, прикрываясь «левыми» фразами. «Центрист Троцкий по всем важнейшим вопросам войны и социализма стоял против Ленина, против большевистской партии» [«История ВКП(б)». Краткий курс, стр. 159.].
Ленин неоднократно указывал, что центризм наиболее опасен для рабочего движения, что он более страшен и вреден, чем открытый оппортунизм.
Рабочие не дали себя обмануть ни открытым, ни скрытым социал-шовинистам. Рабочий класс поддерживал партию большевиков, которая одна только осталась верной революционному интернационализму.
Большевики указывали, что война начата не для защиты отечества, а для захвата чужих земель, для ограбления чужих народов в интересах помещиков и капиталистов. Они указывали, что рабочие должны решительно бороться против этой войны.
«Большевики не были против всякой войны. Они были только против захватнической, против империалистической войны. Большевики считали, что война бывает двух родов:
а) война справедливая, незахватническая, освободительная, имеющая целью либо защиту народа от внешнего нападения и попыток его порабощения, либо освобождение народа от рабства капитализма, либо, наконец, освобождение колоний и зависимых стран от гнета империалистов, и
б) война несправедливая, захватническая, имеющая целью захват и порабощение чужих стран, чужих народов» [Там же, стр. 161.].
Справедливую войну большевики поддерживали. Против несправедливой войны они считали нужным вести самую решительную борьбу, добиваясь свержения своего империалистического правительства, связывая дело мира с борьбой за победу пролетарской революции. Меньшевистско-эсеровской проповеди «гражданского мира» большевики противопоставили лозунг превращения войны империалистической в войну гражданскую. Меньшевистско-эсеровской политике защиты буржуазного отечества большевики противопоставили политику поражения своего правительства в империалистической войне, считая, что такую политику должны проводить революционные партии рабочего класса всех воюющих стран. Большевики указывали, в частности, что военное поражение царского правительства облегчило бы победу народа над царизмом и борьбу рабочего класса за освобождение от капиталистического рабства и империалистических войн.
Во время войны Лениным был написан ряд теоретических работ, имевших огромное значение для мирового пролетариата. В этих работах Ленин гениально вскрыл сущность империализма и по-новому поставил вопрос о пролетарской революции и победе социализма.
В знаменитой работе «Империализм, как высшая стадия капитализма», написанной весной 1916 г., Ленин показал, что империализм, будучи высшей стадией капитализма, является вместе с тем его последней стадией, что империализм — это загнивающий, умирающий капитализм.
Из этого не следует, что капитализм отомрет сам по себе, без пролетарской революции. Это означает, что империализм непосредственно подводит к пролетарской революции, что он есть канун социалистической революции. Ленин показал, что в эпоху империализма окончательно вызревают материальные предпосылки социалистической революции, нарастают элементы революционного взрыва внутри капиталистических стран и обостряется революционный кризис в колониальных и зависимых странах. Ленин показал, что в условиях империализма неравномерность развития и противоречия капитализма особенно обостряются. Неравномерность развития капитализма делает неизбежными империалистические войны и, ослабляя силы империализма, делает возможным прорыв империалистического фронта пролетариатом там, где этот фронт окажется всего слабее. Еще в августе 1915 г. в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы» Ленин писал, что вследствие неравномерности экономического и политического развития капитализма «...возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране» [Ленин, Соч., т. XVIII, стр. 232.]. В статье «Военная программа пролетарской революции», написанной осенью 1916 г., Ленин снова решительно подчеркнул, что вследствие неравномерного развития капитализма «...социализм не может победить одновременно во всех странах. Он победит первоначально в одной или нескольких странах, а остальные в течение некоторого времени останутся буржуазными или добуржуазными» [Там же, т. XIX, стр. 325.].
«Это была новая, законченная теория социалистической революции, теория о возможности победы социализма в отдельных странах, об условиях его победы, о перспективах его победы, теория, основы которой были намечены Лениным еще в 1905 году в брошюре «Две тактики социал-демократии в демократической революции» [«История ВКП(б)». Краткий курс, стр. 163.].
В период доимпериалистического капитализма марксисты считали победу социализма в одной стране невозможной, полагая, что социализм победит одновременно во всех цивилизованных странах. «Ленин, на основании данных об империалистическом капитализме, изложенных в его замечательной книге «Империализм, как высшая стадия капитализма», перевернул эту установку, как устаревшую, и дал новую теоретическую установку, в силу которой одновременная победа социализма во всех странах считается невозможной, а победа социализма в одной, отдельно взятой, капиталистической стране признается возможной» [Там же.]. Ленинская теория социалистической революции обогатила марксизм и двинула его вперед. Она дала революционную перспективу пролетариям отдельных стран, развязала их инициативу и укрепила веру в победу пролетарской революции. На основе этой ленинской установки большевики вели свою практическую работу в России.
Война временно прервала начавшийся в 1910 — 1912 гг. подъем революционного рабочего движения. Но ужасы войны, неимоверное усиление эксплуатации, рост дороговизны и падение реальной заработной платы, все большее усиление продовольственного кризиса и т. д. ускорили процесс революционизирования рабочих.
Уже в 1915 г. было 928 забастовок, в которых участвовало 539528 рабочих; из этого количества 202 забастовки носили чисто политический характер, и в них участвовало свыше 150 тыс. рабочих. В 1916 г. забастовочная волна поднялась еще выше. Всего в этом году состоялось 1284 забастовки с общим количеством участников 951695 человек; из 1284 забастовок политических было 242, в них приняло участие свыше 310 тыс. человек [«Статистический сборник за 1913 — 1917 гг.», ЦСУ, 1921, стр. 158, 164.]. Особенно усилилось забастовочное движение, принимавшее все более ярко выраженный политический характер, с осени 1916 г., в связи с обострением продовольственного кризиса.
Революционными выступлениями рабочих руководила партия большевиков, которая, несмотря на все преследования, на бесчисленные аресты, вела огромную работу среди рабочих масс.
Революционное движение охватило и солдат. Плохо вооруженная, руководимая бездарными генералами и обкрадываемая интендантами, русская армия, несмотря на героизм и храбрость ее солдат, терпела крупные поражения, все более озлоблявшие солдатскую массу. Тяжелое положение солдат усугублялось самодурством офицеров, срывавших на солдатах злобу за свои промахи. Под влиянием большевистской агитации в массах усиливались пораженческие настроения, зрело недовольство, постепенно переходившее в активные выступления, которые вначале носили неорганизованный характер. Широчайшие размеры приняло дезертирство. В 1916 г. насчитывалось уже более полутора миллионов дезертиров. Участились случаи расправы солдат с жестокими начальниками.
Партия большевиков развернула большую работу в армии, особенно в армиях Северного фронта. Большевики создавали ячейки на фронте и в тыловых частях.
Своей неутомимой работой партия большевиков вносила в стихийное движение солдатской массы все большую организованность. Одиночные выступления отдельных солдат, заканчивавшиеся обычно трагически, сменялись организованными коллективными действиями солдатских масс. Одной из форм таких коллективных выступлений были своеобразные «забастовки», когда солдаты отказывались идти в атаку, пока не будут удовлетворены их требования. Позднее все более значительные размеры стало приобретать братание солдат с солдатами неприятельской армии. Большевики настойчиво, терпеливо и упорно разъясняли солдатам истинный смысл войны, открывали им глаза на действительных виновников их страданий, направляли их возмущение против правительства и буржуазии, звали к превращению империалистической войны в войну гражданскую. И самоотверженная работа большевиков не замедлила дать свои результаты. Движение солдат под руководством большевиков стало смыкаться с революционным движением пролетариата.
На настроении солдат сказывалось и все нараставшее брожение в деревне. Непрерывные мобилизации и реквизиции вконец разорили хозяйство значительной части трудящихся крестьян. Развал промышленности и транспорта лишил деревню необходимейших предметов потребления — спичек, керосина, соли и др. Хлеба едва хватало до середины зимы. В свою очередь возвращавшиеся в деревню раненые солдаты оказывали огромное революционизирующее влияние на настроения трудящегося крестьянства. Ненависть к помещикам и кулакам становилась все сильнее. Крестьяне захватывали помещичьи земли, жгли помещичий хлеб и имения, громили кулацкие хутора.
Один из помещиков Тамбовской губернии в письме к директору департамента полиции от 10 октября 1916 г. сообщал: «В прошлом году у меня был сожжен весь хлеб в скирдах и разграблен громадный скотный двор. В этом году раз подожжен и, наконец, 4 октября ночью сожжен деревянный двухэтажный амбар со всем инвентарем. Мужики и бабы не только не ходят ко мне на работу, но, когда приходят рабочие из соседних сел, то встречают их с кольями и камнями и не допускают работать. Крестьянские лошади постоянно пасутся в моих фруктовых садах. Лес воруется прямо возами. Я часто получаю анонимные письма, угрожающие мне смертью в случае моего приезда в имение» [Шестаков, Очерки по сельскому хозяйству и крестьянскому движению в годы войны и перед Октябрем 1917 г., 1927, стр. 106.].
Подобные сообщения поступали со всех концов России. В некоторых местах крестьяне отбирали у причтов церковные земли. Большую активность в выступлениях крестьянской бедноты проявляли солдатки — жены призванных в армию. Тамбовские жандармы доносили: «Налоги платят и солдатки, бедственное положение которых все более и более ухудшается. На почве описи самоваров и прочей рухляди в уплату недоимок растет недовольство и происходят столкновения с сельскими властями. За солдаток вступаются квартирующие по деревням низшие чины. Вот их заявления: «Какие тут вам подати! У нее муж на войне, а дома малые ребятишки. Какие же деньги тут взыскиваете вы? Мы служим и платить вам не обязаны. Если я приеду домой после войны и узнаю, что староста взыскал недоимку с моей жены, то я из него все кишки вымотаю» [Там же, стр. 107 — 108.].
Для характеристики борьбы крестьянской бедноты против кулаков интересно такое, например, донесение начальника саратовского жандармского управления директору департамента полиции:
«Близ с. Березовки, Аткарского у., было небольшое банковское имение в 42 отруба, которые и разобрали более состоятельные, имевшие возможность внести в банк задаточные суммы. Беднота протестовала, так как земля была для них также необходима. Начались пререкания, угрозы, закончившиеся поджогами у богатеев риг, сена, соломы, хлеба» [Там же, стр. 112.].
Выступления крестьян против помещиков и кулаков все чаще приводили к столкновениям с полицией и местными властями; крестьянское движение приобретало все более широкий размах и революционный характер.
Война унесла миллионы человеческих жизней, разрушила народное хозяйство России, обрекла рабочих и крестьян на ужасную нужду и лишения. Царская армия терпела одно поражение за другим. Это объяснялось не только плохим вооружением, но и прямой изменой военного министра Сухомлинова, а также ряда других царских министров и генералов, которые вместе с царицей, связанной с немцами, выдавали последним военные тайны, срывали снабжение армии боеприпасами и т. д.
Империалистическая война явилась могучим ускорителем революции. Рабочие, крестьяне, солдаты, интеллигенция проникались все большей ненавистью к царскому правительству. Все более обострялось революционное движение народных масс, приходивших к убеждению, что единственный выход из создавшегося невыносимого положения — это свержение царского самодержавия.
Русская буржуазия, убедившись в неспособности царского правительства обеспечить успешное ведение войны, также начала проявлять недовольство.
Кроме того, буржуазия не без основания боялась, что царизм с целью спасти свое положение может пойти на сепаратный мир с немцами. Поэтому она решила произвести дворцовый переворот: сместить Николая II и вместо него поставить царем связанного с буржуазией Михаила Романова. «Этим она хотела убить двух зайцев: во-первых, пробраться к власти и обеспечить дальнейшее ведение империалистической войны, во-вторых — предупредить небольшим дворцовым переворотом наступление большой народной революции, волны которой нарастали» [«История ВКП(б)». Краткий курс, стр. 167.]. Эти планы русской буржуазии пользовались полной поддержкой английского и французского правительств.
Буржуазия хотела разрешить кризис царизма дворцовым переворотом. Однако народ разрешил этот кризис по-своему.
Начало 1917 г. ознаменовалось стачкой 9 января, сопровождавшейся демонстрациями в Петрограде, Москве, Баку, Нижнем Новгороде. В Москве бастовало около одной трети всех рабочих. 18 февраля забастовали путиловские рабочие, а 22 февраля — рабочие большинства крупнейших предприятий Петрограда. 23 февраля (8 марта) (в Международный день работницы) по призыву Петроградского комитета большевиков состоялась демонстрация работниц против голода, войны, царизма, поддержанная общим забастовочным выступлением петроградских рабочих. «Политическая стачка начала перерастать в общую политическую демонстрацию против царского строя» [Там же, стр. 168.]. 25 февраля движение охватило весь рабочий Петроград, вылившись во всеобщую политическую забастовку под лозунгами: «Долой царя!», «Долой войну!», «Хлеба!»
Утром 26 февраля (11 марта) политическая стачка и демонстрация начали перерастать в восстание. Развернулась упорная и настойчивая борьба за войско, за переход его на сторону революционного народа. Бюро Центрального Комитета большевиков, руководимое товарищем Молотовым, выпустило 26 февраля манифест с призывом продолжать революционную борьбу, создать Временное революционное правительство. 27 февраля (12 марта) войска в Петрограде стали переходить на сторону восставшего народа. К вечеру 27 февраля число восставших солдат превысило уже 60 тысяч. Этим быстрым переходом войск на сторону рабочих судьба царского самодержавия была решена.
«Февральская буржуазно-демократическая революция победила.
Революция победила потому, что рабочий класс был застрельщиком революции и возглавлял движение миллионных масс крестьян, переодетых в солдатские шинели — «за мир, за хлеб, за свободу». Гегемония пролетариата обусловила успех революции» [Там же, стр. 169 — 170.].
С первых же дней революции были созданы советы рабочих и солдатских депутатов. В то время как большевики руководили непосредственной борьбой масс, меньшевики и эсеры захватили большинство депутатских мест в советах. В частности, они оказались во главе Петроградского совета и его Исполнительного комитета. Этому способствовало то, что большинство лидеров большевиков находилось в это время в тюрьмах и ссылке (Ленин был в эмиграции, Сталин и Свердлов — в сибирской ссылке), тогда как меньшевики и эсеры были на свободе.
27 февраля либеральные депутаты Государственной думы, по закулисному уговору с лидерами меньшевиков и эсеров, образовали Временный комитет Государственной думы, который через несколько дней сформировал буржуазное Временное правительство во главе с князем Львовым. Таким образом, возглавлявшие совет меньшевики и эсеры сдали власть буржуазии.
Но рядом с буржуазным правительством стоял Совет рабочих и солдатских депутатов — орган союза рабочих и крестьян против царской власти и вместе с тем орган их власти, орган диктатуры рабочего класса и крестьянства. Создалось двоевластие, переплетение двух властей, двух диктатур. Но такое положение долго продолжаться, конечно, не могло, ибо в государстве может быть только одна власть.
Временное правительство во главе с князем Львовым, а затем эсером Керенским, будучи правительством империалистической буржуазии (в союзе с обуржуазившимися помещиками), не могло и не хотело удовлетворить даже тех насущных требований масс, которые вовсе не выходили за рамки буржуазно-демократических преобразований (аграрный вопрос, национальный и др.). В своем первом обращении к народу (17 марта 1917 г.) оно ни словом не обмолвилось ни о мире, ни о 8-часовом рабочем дне, ни о земле для крестьян.
«Дать народу мир, хлеб и полную свободу, — писал Ленин в «Наброске тезисов 17 марта 1917 г.», — в состоянии лишь рабочее правительство, опирающееся, во-1-х, на громадное большинство крестьянского населения, на сельских рабочих и беднейших крестьян; во-2-х, на союз с революционными рабочими всех воюющих стран.
Революционный пролетариат не может поэтому рассматривать революции 1 (14) марта иначе, как своей первой, далеко еще не полной, победы на своем великом пути, не может не ставить себе задачи продолжить борьбу за завоевание демократической республики и социализма» [Ленин, Соч., т. XX, стр. 11.].
Двоевластие представляло собой переходный момент в развитии революции. Возникновение двоевластия, добровольная, по существу, уступка власти представителям буржуазии победившими рабочими и крестьянами объяснялась, как показал Ленин, во-первых, тем, что революция разбудила и втянула в движение миллионы и десятки миллионов мелких буржуа. «Гигантская мелкобуржуазная волна, — писал Ленин, — захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно, т. е. заразила, захватила очень широкие круги рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику» [Там же, стр. 115.].
Передача рабочими и крестьянами власти буржуазии объяснялась, во-вторых, изменением состава пролетариата во время войны и его недостаточной сознательностью и организованностью в начале революции. Мелкобуржуазные прослойки рабочих являлись питательной почвой для меньшевиков и эсеров, вынесенных на поверхность волной мелкобуржуазной стихии.
Чтобы двинуть революцию вперед, необходимо было освободить широкие народные массы из-под идейного влияния соглашательских партий. Необходимо было разоблачить перед ними империалистический характер Временного правительства, предательскую политику меньшевиков и эсеров, показать, что только замена Временного правительства правительством Советов обеспечит народу мир, хлеб и свободу.
За выполнение этой задачи уже с первых дней революции со всей энергией взялась партия большевиков. Под руководством Ленина и Сталина она эту задачу выполнила.
Война, потребовавшая сильнейшего напряжения всего народного хозяйства и приведшая к его глубочайшей разрухе, унесшая огромное множество человеческих жизней, вызвавшая дальнейшее ухудшение положения рабочих и всех трудящихся, обусловила чрезвычайный рост революционности рабочего класса и крестьянства, привела к революции. В то же время война способствовала дальнейшему развитию монополистического капитализма в России с тенденцией перерастания его в государственно-монополистический капитализм и тем самым способствовала дальнейшему развитию материальных предпосылок, необходимых для социалистической революции и построения социализма.
«Будучи отражением общего кризиса капитализма, война обострила этот кризис и ослабила мировой капитализм» [«История ВКП(б)». Краткий курс, стр. 173.]. В мировой империалистической цепи Россия была более слабым звеном, и война вызвала в ней более сильные разрушения, нежели в других участвовавших в войне странах.
С другой стороны, лишь в России существовала сила, которая могла революционным путем разрешить противоречия империализма. Этой силой был революционнейший в мире пролетариат России, имевший союзником революционное крестьянство и руководимый единственно до конца последовательной, неизменно верной учению Маркса — Энгельса большевистской партией Ленина — Сталина, партией нового типа, свободной от оппортунистических элементов и способной повести пролетариат на борьбу за власть.