Утреннее заседание 9 марта 1938 г.

Реквизиты
Государство: 
Датировка: 
1938.03.09
Источник: 
Процесс Бухарина. 1938 г.: Сборник документов. — М.: МФД, 2013, стр. 553-586.
Архив: 
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 393—401. Копия. Машинописный текст с рукописной правкой И.Д. Брауде, А.Я. Вышинского, Н.В. Коммодова, Г.К. Рогинского, И.В. Сталина, А.Я. Стецкого. Подлинник стр. с 1117 по 1192 вкл.

УТРЕННЕЕ ЗАСЕДАНИЕ

ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

9 марта 1938 г.

КОМЕНДАНТ СУДА. Суд идет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Садитесь, пожалуйста.

Заседание продолжается.

Подсудимый Плетнев, расскажите суду о ваших преступлениях перед советской властью.

ПЛЕТНЕВ. Летом 1934 г. ко мне обратился доктор Левин и сказал, что меня хочет повидать [тогдашний наркомвнудел] Ягода, причем сказал, что он будет ко мне обращаться не как пациент. Темы разговора он не конкретизировал, так что точно я не знал, о чем будет речь, но он говорил, что внутри правительства идут разногласия, существует известный антагонизм, и что, вероятно, на эту тему будет со мною беседовать Ягода. Он мне не называл ни имен, ни фамилий, ни конкретных фактов. [1]Через несколько дней за мною прислали машину, и я был привезен в кабинет [тогдашнего наркома.] Ягоды. [И вот о] Он начал со мною беседу [в общих чертах] на политическую тему. [, не говоря подробно ничего.] Он сказал, что [сейчас] назревает переворот, в котором он участвует; из других лиц он назвал только одного Енукидзе. [2]Через некоторое время Левин, кроме Енукидзе, назвал мне участником антисоветского сговора и Рыкова. [Сказал, что] Ягода сказал, что они с Енукидзе решили привлечь, помимо Левина, и меня, и что требуется наша помощь в деле устранения двух лиц. Эти два лица были: Максим Горький и Куйбышев. [Когда я] Я возражал, [по поводу того,] говоря, что, во-первых, Максим Горький — писатель, что, во-вторых, это — два больных человека, которым, по существу, не так долго осталось жить, Ягода сказал: «Они больны, но они чрезвычайно активны, и вопрос не в том, чтобы *только устранить*[3] здоровых, а в том, чтобы уменьшить продолжительность и интенсивность активности этих лиц», [и][4] добавил, что [здесь, в центре,] Максим Горький особенно значителен[ьным в этом отношении по своему удельному весу,] как внутри страны, так и [по личным своим отношениям, так и по тому, что он является рупором для] заграницей. [ы, — является Максим Горький. Помимо этого о] Он сказал, что [меня он] выбрал меня не только как медицинское лицо, но и потому что знает[л] мое антисоветское настроение. [, и потому что я имею отношение к доктору Никитину, и затем — то, о чем говорили предшествовавшие, — что в ответ на эти объяснения, п] Предложение его было подкреплено сильными угрозами по отношению ко мне и по отношению к моей семье. Он сказал, что знает мое отношение к доктору Никитину. Относительно доктора Никитина я должен сказать следующее: доктор Никитин был любимым врачом Льва Толстого, с ним ездил, жил у него в Ясной Поляне, когда он был болен, ездил в Крым, а затем служил в той самой больнице, где и я. Он обратился ко мне с разговором насчет группировки, которая существует среди врачей. Но я никогда не мог считать доктора Никитина мало-мальски каким-нибудь политическим деятелем, и как я показывал на следствии, так и сейчас говорю, что я отклонил с ним разговор, а через некоторое время я узнал, что их несколько человек поехали в ссылку. Таким образом, в чем состояло существо их деятельности, кроме этих бесед, я лично затрудняюсь сказать. Но я в так называемом никитинском деле не принимал решительно никакого участия.

[Что касается до последствий этого, то, несмотря на тот угрожающий решительный тон, в сущности, то, что говорилось доктором Левиным, мне пришлось повторить, я не хочу утомлять, но все-таки я по возможности уклонялся.] Я *бывал редко*[5] у Куйбышева. [, бывая у] У Горького [, когда он был тяжело болен, всегда с доктором Левиным, так что непосредственного непрерывного контакта у меня не было.] я бывал с доктором Левиным, когда Горький тяжело болел. Я был консультантом, домашним врачом Горького был Левин. [Я это говорю не потому, чтобы переложить на Левина вину, но если бы я изо дня в день бывал у Горького, я из консультанта превратился бы в домашнего врача, что сделать я не мог.]

План лечения был выработан мною совместно с Левиным, я за него несу ответственность так же, как и Левин. [Это я излагаю в порядке подробностей, а не потому, чтобы Левина поставить выше себя.]

Изложенное Левиным я подтверждаю. [Здесь не было никаких ядов, но была следующая установка: т.к.] Горький был очень слаб здоровьем, что было известно тогда для всех врачей, [как] это было подтверждено [и] *на вскрытии*[6], что Горький жил с одной третью легких, [— то,] следовательно, [вопрос о] физическое[м] переутомлении, [вопрос о] какая[ой]-нибудь инфекция[и], [когда легочная ткань была заменена соединительной тканью и не могла сопротивляться,] — это могло оказаться роковым. Никаких посторонних ядов не вводилось, а был[а] определен[ная линия,] режим, который[е] был[и] вредны для [него.] Горького.

Доктор Левин совершенно правильно сказал, что когда велось лечение, никаких переходных граней через допустимые и возможные дозы не было. Вчера доктору Левину задавали вопрос, вспрыскивал ли он по 30—40 ампул камфары. Это не грань. Мне пришлось впрыснуть одной старушке с крупозным воспалением легких гораздо большее количество камфары — 50 ампул. С той поры прошло 8 лет, она из года в год показывается ко мне. Камфара исчезает из организма в 25—30 предельных минут. Но это не есть абсолют, и вместе с тем то, что для Ивана оказывается нормальной возможной дозой, для Петра это будет велико. То же можно сказать и с алкоголем. Одному достаточно трех рюмок для того, чтобы опьянеть, а другому — 2 бутылки выпить ничего не стоит.

Количественно и качественно — лекарства были все допустимы, а индивидуально для Горького они были вредны. [они не годились. Здесь не было посторонних лекарств, а индивидуально они были вредны.] Конечно, это не меняет сути дела. [, потому что я говорю об абсолюте, потому что вопрос не спорный, сколько допускается вопрос в том, что была перейдена индивидуальная грань у Горького. Мы считаем, что у Горького была перейдена индивидуальная грань при назначении.] Токсическое влияние, вредное влияние проявилось, потому что предел выносливости у Горького был меньше, чем у другого человека.

Что же касается до умерщвления Куйбышева, то изложенное Левиным совершенно правильно. [Благодаря] Вследствие очень напряженной, очень нервной жизни у Куйбышева не хватало сил, [на выполнение всего того, что нужно было, он сам бросался за возбуждающими] нужны были возбуждающие средства[ми], которые [, главным образом,] впрыскивались ему в виде разнообразных гормонов.

[И, как вчера Левин показывал,] Непрерывно в течение 365 дней в году *их нельзя было вспрыскивать*[7], нужно делать перерывы, а эти перерывы не делались. Соответствующее влияние оказывали[а] также дача и сердечных лекарств, которые Левин назначал. [, не будучи связан со мной, ибо вырабатывался план, который он индивидуально мог изменить, иначе это и быть не могло. Но, повторяю, я ни в какой мере не хочу поставить Левина впереди себя.]

Как видите, мои показания совпадают с показаниями Левина, может быть, отличаясь от них какими-нибудь мелочами, но здесь мелочи не решают дело, и я несу наравне с ним одинаковую ответственность.

Может быть, теперь разрешите ответить на те вопросы о происхождении, работе и др., которые вчера задавались Левину и которые, очевидно, будут заданы и мне.

[ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. (К Прокурору.) У нас есть вопросы?]

[ВЫШИНСКИЙ. У меня есть вопросы, только не те, о которых думает обвиняемый. Первый вопрос: вы действительно в то время отличались антисоветским настроением?]

[ПЛЕТНЕВ. (После молчания.) Я сказал, что я к делу Никитина, которого я и сейчас подробно не знаю... ]

ВЫШИНСКИЙ. [Я не спрашиваю вас о деле Никитина, а я спрашиваю, к] Как вы характеризуете свои настроения в то время, когда были приглашены Ягодой для сговора об убийстве Куйбышева и Горького? Были у вас тогда антисоветские настроения?

ПЛЕТНЕВ. Были.

ВЫШИНСКИЙ. А вы маскировали эти настроения?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Каким образом?

ПЛЕТНЕВ. Неоднократно говорил о полной поддержке всех тех мероприятий, которые проводились советской властью.

ВЫШИНСКИЙ. А в действительности?

[ПЛЕТНЕВ. Активно я не действовал против, как я уже сказал. Но это видно...]

[ВЫШИНСКИЙ. Вы выдавали себя внешне за советского человека, а по существу?]

ПЛЕТНЕВ. Я был несоветским человеком.

ВЫШИНСКИЙ. Антисоветским?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Маскировались?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Двурушничали?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Лгали?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Обманывали?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. [Теперь перейдем к делу. П] Из чего складывался план, который вырабатывался вами вместе с Левиным в отношении умерщвления Алексея Максимовича Горького, [из чего он складывался,] формулируйте кратко.

ПЛЕТНЕВ. Утомить организм и тем понизить сопротивляемость.

ВЫШИНСКИЙ. Настолько...

ПЛЕТНЕВ. Чтобы не было... одним словом, понизить сопротивляемость, добиться того, чтобы организм не мог сопротивляться.

ВЫШИНСКИЙ. До предела понизить?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. До возможного предела?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. До возможного и доступного человеческим силам предела?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. [Во-вторых,] воспользоваться этим состоянием ослабленного организма для чего?

ПЛЕТНЕВ. Для возможной простуды и связанной с простудой инфекции.

[ВЫШИНСКИЙ. Или, как вы выразились на предварительном следствии, чтобы подсунуть какую-нибудь инфекцию?]

[ПЛЕТНЕВ. Совершенно верно.]

ВЫШИНСКИЙ. То есть умышленно создать обстановку неизбежного заболевания какой-либо болезнью?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И [, в-третьих,] воспользоваться болезнью, чтобы что сделать?

ПЛЕТНЕВ. Чтобы применить неправильный метод лечения.

ВЫШИНСКИЙ. Для чего?

ПЛЕТНЕВ. Для умерщвления [.]

[ВЫШИНСКИЙ. Кого?]

[ПЛЕТНЕВ.] Горького.

ВЫШИНСКИЙ. Вот это и был ваш план?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И вы его выполнили?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Как вы подготовили организм Горького к тому, чтобы он не в состоянии был сопротивляться болезни?

ПЛЕТНЕВ. [Но э] Эту технику здесь изложил Левин.

ВЫШИНСКИЙ. Вы этот план поддерживали?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. В этом деле ваше мнение тоже было, имело оно значение?

ПЛЕТНЕВ. Технически я ничего предвидеть не мог, но я несу за это полную ответственность.

ВЫШИНСКИЙ. Ответственность вы, конечно, несете в полной мере. Меня сейчас интересует другой вопрос: в чем выразилось ваше фактическое участие. В том, что вы вместе с Левиным разработали этот преступный чудовищный план? Так я понимаю?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. В том, что вы вместе с Левиным этот план проводили в жизнь. Правильно я вас понимаю?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. [И в том, что в] Вы добились вместе с Левиным [того] намеченного вами чудовищного результата? [, которого вы добились?]

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. В отношении Валериана Владимировича Куйбышева вы тоже вместе с Левиным разрабатывали план [гибели?] его умерщвления?

ПЛЕТНЕВ. Тоже вместе с Левиным.

ВЫШИНСКИЙ. И вы вместе с Левиным заботились о том, чтобы этот план был выполнен?

ПЛЕТНЕВ. Постольку, поскольку его Левин выполнял, это был общий план.

ВЫШИНСКИЙ. А почему [вы] Левин выбрал вас в свои помощники или руководители, это как вы сами считаете?

ПЛЕТНЕВ. Нам с ним очень часто приходилось встречаться на консультациях в правительственных кругах.

ВЫШИНСКИЙ. Не только с вами он встречался.

ПЛЕТНЕВ. Я думаю, что он лучше ответит на этот вопрос, чем я.

ВЫШИНСКИЙ. А вы как сами смотрите?

ПЛЕТНЕВ. Вероятно, из-за этих антисоветских настроений.

ВЫШИНСКИЙ. Они ему были известны?

ПЛЕТНЕВ. Были известны.

ВЫШИНСКИЙ. Вы давно с Левиным знакомы?

ПЛЕТНЕВ. Лет 40.

ВЫШИНСКИЙ. Со студенческой скамьи?

ПЛЕТНЕВ. Немножко позже.

ВЫШИНСКИЙ. А имел он основание считать, что вы его не выдадите?

ПЛЕТНЕВ. Я вас не понял.

ВЫШИНСКИЙ. Вы не опасались, что Левин может вас подвести?

ПЛЕТНЕВ. Я не могу этого сказать.

ВЫШИНСКИЙ. Вы опасались или нет?

ПЛЕТНЕВ. Все равно я отвечаю за это дело.

ВЫШИНСКИЙ. Но вы опасались или нет, что он вас выдаст?

ПЛЕТНЕВ. Я об этом и не думал.

ВЫШИНСКИЙ. Понятно. Вы приняли с сочувствием этот план?

ПЛЕТНЕВ. Я уже показывал на предварительном следствии, что тут была тяжелая борьба.

ВЫШИНСКИЙ. Почему вы не отказались от этого преступного плана?

ПЛЕТНЕВ. Были угрозы со стороны Ягоды по моему адресу. [Лично я за себя, может быть, и не опасался, но у каждого из нас на руках семья.] 

[ВЫШИНСКИЙ. Допустим, что вас страшили угрозы. Чья это угроза?] 

[ПЛЕТНЕВ. Ягоды.]

ВЫШИНСКИЙ. Почему вы придавали серьезное значение угрозам Ягоды?

ПЛЕТНЕВ. Все-таки это — [могущественный министр, Нарком ОГПУ.] был Нарком внутренних дел.

ВЫШИНСКИЙ. [Нарком ОГПУ.] Ну, а когда он перестал быть Наркомом [ОГПУ], что вас тогда удерживало от того, чтобы явиться в надлежащие органы [, если сопротивлялись внутренне этому преступлению,] и выполнить свой [последний] долг [честного советского] гражданина?

ПЛЕТНЕВ. Я считал вопрос законченным и умершим.

ВЫШИНСКИЙ. Умершими были ваши жертвы, а вопрос до сих пор жив.

ПЛЕТНЕВ. Теперь я вижу, что он жив.

ВЫШИНСКИЙ. Вы боялись Ягоды, когда он был [работником] руководителем НКВД? [или ОГПУ?]

[ПЛЕТНЕВ. Да.]

[ВЫШИНСКИЙ. А когда он перестал им быть, что же вами руководило? Был] Но ведь был такой момент, [— один день или один] который длился не день и не месяц, когда Ягода никакой опасности для вас не представлял, когда его сняли [с должности в ОГПУ.] с работы в НКВД.

[ПЛЕТНЕВ. Тогда он опасности не представлял.]

[ВЫШИНСКИЙ. Почему же тогда вы не сделали того, что должен был сделать каждый честный гражданин?]

ПЛЕТНЕВ. Я думал, что с кошмаром покончено...

ВЫШИНСКИЙ. Что концы в воду, что никто ничего не знает?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И что вы по-прежнему можете фигурировать как медицинское светило, будучи в действительности светилом бандитского мира. Это так?

ПЛЕТНЕВ. Да.

[ВЫШИНСКИЙ. У меня нет больше вопросов.]

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ Ульрих. У защиты есть вопросы? 

КОММОДОВ. В ваших показаниях, подсудимый Плетнев, есть место, где вы говорите, что при разговоре с Ягодой, когда вы стали возражать, он вам заявил: предложение дано не для [обсуждения и не для] дискуссии, а для проведения в жизнь. Было такое место?

ПЛЕТНЕВ. Да.

КОММОДОВ. Был ли случай при свидании с Ягодой, что Ягода [взял материал доктора Никитина, показал вам его и] сказал, что [на] против вас [тоже] имеется компрометирующий материал?

ПЛЕТНЕВ. Он мне его не показал, [поэтому я до сих пор не знаю сути дела,] но он говорил об этом. [в деле Никитина, была папка.]

[КОММОДОВ. Говорил он, что на вас тоже имеется компрометирующий материал?]

[ПЛЕТНЕВ. Да.]

ВЫШИНСКИЙ. [Простите, т. Коммодов.]

(К Плетневу.) А вы не спрашивали, какой же это материал?

ПЛЕТНЕВ. Нет, не спрашивал.

ВЫШИНСКИЙ. А, может быть, и материала не было?

ПЛЕТНЕВ. С моей точки зрения? Я до сих пор не знаю. [Я знаю, что есть дело Никитина и папка.]

[ВЫШИНСКИЙ. С вашей точки зрения, был материал?]

[ПЛЕТНЕВ. С делом Никитина — никакого.]

[ВЫШИНСКИЙ. Тогда вам нечего было бояться.]

[ПЛЕТНЕВ. Никитин был назван в числе других.]

[ВЫШИНСКИЙ. Можно было назвать и кого-нибудь другого.]

[ПЛЕТНЕВ. Никитин тогда уже поехал в ссылку.]

ВЫШИНСКИЙ. Если бы вы были серьезным человеком, вы должны были бы спросить, какой материал.

ПЛЕТНЕВ. Я этого не спросил. Но мое кадетское прошлое...

ВЫШИНСКИЙ. Кадетское прошлое не у вас одного. Что же тогда вас испугало?

[ПЛЕТНЕВ. Да.]

[ВЫШИНСКИЙ. Материала фактически не знали?]

[ПЛЕТНЕВ. Никитинского материала не знал.]

[ВЫШИНСКИЙ. О материале не спросили?]

[ПЛЕТНЕВ. Нет.]

[ВЫШИНСКИЙ. Сами вы знали, что никаких материалов не может быть?]

[ПЛЕТНЕВ. Я ни в каких конспирациях не участвовал, но мои антисоветские настроения,...]

[ВЫШИНСКИЙ. Что же тогда вас испугало?]

ПЛЕТНЕВ. Общая ситуация.

ВЫШИНСКИЙ. Понятно.

КОММОДОВ. У вас были антисоветские настроения?

ПЛЕТНЕВ. Да, как я говорил.

КОММОДОВ. Вы могли думать, что органы государственной [защиты и охраны социалистической родины] безопасности знают [об этих] о ваших антисоветских настроениях?

ПЛЕТНЕВ. Раз [это] у меня они были[о], [следовательно,] было и основание для такого предположения.

[КОММОДОВ. Вы верили в эту минуту, что у Ягоды имеется компрометирующий материал на вас?]

[ПЛЕТНЕВ. Верил.]

КОММОДОВ. Ваши антисоветские настроения сами по себе могли бы толкнуть вас на совершение преступления в вашей работе, если бы не было указаний Ягоды?

ПЛЕТНЕВ. Ни в коем случае.

КОММОДОВ. Сколько лет вы занимаетесь врачебной деятельностью?

ПЛЕТНЕВ. 40.

КОММОДОВ. Эти 40 лет вы провели в качестве практикующего врача или занимались научной деятельностью?

ПЛЕТНЕВ. Я был практикующим врачом, был педагогом, вел научно-исследовательскую работу и был редактором одного из руководящих медицинских журналов в СССР.

КОММОДОВ. У вас имеется научная работа?

ПЛЕТНЕВ. У меня имеется целый ряд работ.

КОММОДОВ. Больше вопрос нет.

ВЫШИНСКИЙ. (К Плетневу.) Вы сказали, [что] *сколько*[8] у вас лет вашего врачебного [общественного] стажа?

ПЛЕТНЕВ. 40.

ВЫШИНСКИЙ. Вы считаете, безупречным[ого] этот стажа?

ПЛЕТНЕВ. Да, я считаю.

ВЫШИНСКИЙ. Безупречного?

ПЛЕТНЕВ. Да, я считаю.

ВЫШИНСКИЙ. За эти 40 лет у вас не было никогда никаких совершенных в области вашей профессии преступлений?

ПЛЕТНЕВ. Вам одно известно.

ВЫШИНСКИЙ. Я спрашиваю вас, потому что вы заявляете о беспорочности ваших 40 лет.

ПЛЕТНЕВ. Да, но, как я тогда отрицал...

ВЫШИНСКИЙ. Вы считаете, что тот приговор, который имеется по хорошо вам известному делу о насилии, учиненном вами над пациенткой, есть [элемент и] момент позорной для вашей деятельности? [Правильно? Считаете это или нет?]

ПЛЕТНЕВ. Приговор, да...

[ВЫШИНСКИЙ. Приговор суда есть. Вы хотите, чтобы мы его огласили?]

[ПЛЕТНЕВ. Нет, нет.]

ВЫШИНСКИЙ. Приговор, порочит[ащий] вашу деятельность или нет?

ПЛЕТНЕВ. Порочит.[ащий.]

ВЫШИНСКИЙ. [Можно, таким образом, сказать, что] Значит, за [эти] 40 лет [у вас] были[а беспорочная работа?] порочащие моменты?

[ПЛЕТНЕВ. Я не признал себя виновным.]

[ВЫШИНСКИЙ. Суд-то вас признал виновным?]

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Вы себя ни в чем не признали виновным?

ПЛЕТНЕВ. Я не могу сказать, что ни в чем.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, в чем-то признали?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Это порочит вас?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, за 40 лет были порочащие моменты?

ПЛЕТНЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Больше вопросов нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У других подсудимых нет вопросов?

(Вопросов нет.)

У экспертизы есть вопросы?

(Вопросов нет.)

(К Плетневу.) Садитесь, пожалуйста.

Подсудимый Казаков, [В] ваши показания на предварительном следствии? *вы подтверждаете*[9][?]

КАЗАКОВ. Подтверждаю.

[ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ.[10] Что вы можете р] Расскажите[зать] суду о вашей преступной деятельности?

КАЗАКОВ. [Прежде всего, мне сегодня, очевидно, придется быть значительно короче, чем я предполагал, т.к. доктор Левин в значительной мере разъяснил те моменты нашей преступной деятельности, которые я должен был сегодня осветить.] Мои преступления [относятся к] связаны, в частности, с убийством Вячеслава[у] Рудольфовича[у] Менжинского.[му, с которым я знаком с конца января и с начала февраля 1932 г.] Мое[и] отношение[я к Вячеславу Рудольфовичу состоят из] разделяется на два[ух] периода.[ов.] Первый период до ноября месяца 1933 г., когда я [его лечил и] правильно лечил его и добился определенных результатов. Второй период — [уже] когда я применял неправильный метод лечения. Это было [П]после встречи [сначала] с Левиным и после встречи с Ягодой. [Вячеслав Рудольфович] Менжинский до моей встречи с ними был в тяжелом состоянии и около 6 или 7 месяцев не вставал с постели. Я был [к такому] приглашен к тяжело[му] больному. [приглашен. Я не буду останавливаться подробно на его состоянии, но только скажу, что у] У него было наличие грудной жабы и одновременно бронхиальная астма, и припадки бронхиальной астмы особенно тяготили его по ночам, а припадки грудной жабы периодически наступали, усиливаясь и ослабляясь, после того припадка, который у него был в 1926 г., и закончились тяжелым инфарктом миокарда, что подтверждено электрокардиограммой, хранящейся в деле.

Электрокардиограмма показывала наличие тромбозов одной из ветвей веночных артерий.

[Вначале о моем лечении] После моего лечения в апреле 1932 г. Вячеслав[а] Рудольфович[а никто не знал, и он просил меня не говорить никому. К апрелю месяцу он] встал и приступил к работе, [о чем] об этом говорил Левин, и что было зафиксировано в протоколе за моей подписью, доктора Левина и еще одного профессора в кабинете Вячеслава Рудольфовича, и протокол был представлен высшим инстанциям, что он может приступить к работе. В процессе наблюдения за Вячеславом Рудольфовичем я замечал некоторые особенности в поведении ко мне доктора Левина. Прежде всего, его пренебрежительное отношение ко мне, меня стали дискредитировать, и в конце ноября 1932 г. я был почему-то отстранен от Вячеслава Рудольфовича, когда он находился в хорошем состоянии. 5 марта 1933 г. я был снова приглашен к [Вячеславу Рудольфовичу, но] Менжинскому и застал его в тяжелом состоянии: после перенесенного гриппа у него был хронно-сепсис. Припадки астмы сменялись припадками жабы. [Было взято исследование крови, и исследование крови показало хронно-сепсис.] Мы тогда разошлись с доктором Левиным по поводу [этого] оценки его состояния. [И я] Я был отстранен от лечения Менжинского. [Вячеслава Рудольфовича до июля месяца. За этот период времени мы] С Левиным мы встретились в мае, [месяце, то, что я вчера говорил,] он высказал мне некоторое сочувствие по поводу отрицательного[ых] отношения[й] ко мне группы [консервативных] врачей, с которыми я вел научную борьбу, и сказал, что зря я вожусь с Менжинским, что толку из этого никакого не будет и на нем карьеры себе сделать невозможно. [Меня это покоробило.] Потом он сказал: «Ну, как-нибудь в другой раз поговорим».

В июне [месяце] я снова с ним встретился. Я узнал, что за это время был консилиум у [Вячеслава Рудольфовича] Менжинского, этот консилиум решил, что у Менжинского [Вячеслава Рудольфовича] хронно-сепсис и принял  противосепсическое лечение лизатами. [, т.к. лечение лизатами давало определенный терапевтический эффект.] Встреча с Левиным и разговор были неожиданными, [т.е. его мнение, что] ибо раньше он считал [, что] не нужным продолжение такого лечения Менжинского. [для меня было фактом совершенно ясным.]

[Здесь он, правда, сказал: «Вы поняли меня?» Я, как и вчера говорил, совершенно не понял, что он хотел этим сказать. Я взялся энергично за] Я начал лечить[ение] Менжинского [и] с 19 июня. [я начал систематически к нему ездить.] В конце июля Менжинский снова мог приступить к работе. Август, сентябрь мы провели вместе в Кисловодске, Менжинский там был в хорошем состоянии. В октябре месяце он уже приступил опять к работе.

В конце октября я встретился с доктором Левиным, и здесь уже произошел откровенный разговор, тот, который вчера подтвердил доктор Левин. [Может быть, некоторые слова будут не совсем точными, но я постараюсь возможно точнее передать их. И так началось:] Он сказал мне: «Удивляюсь я вам, что вы так рьяно взялись за лечение, за восстановление здоровья Менжинского. Напрасно вы его допустили к работе. Напрасно вы возитесь с этим живым трупом. Ведь этим вы только раздражаете Ягоду, и это вас к добру не приведет». Тут я совершенно оторопел. Левин продолжал: «Поймите, что Менжинский мешает Ягоде, и Ягода заинтересован в скорейшем устранении его. Предупреждаю вас, что если вы скажете Менжинскому об этом, то Ягода вас, конечно, уничтожит, и нигде вы не спрячетесь от Ягоды. Ягода такой человек, который ни перед чем не останавливается, ничего[то] не забывает. Предупреждаю вас, что Ягода вас вызовет к себе».

Этот разговор [подтвердил вчера доктор Левин во всей] по своей откровенности [, уже] переходил[шедшей] всякие границы. Конечно, это обязывало меня тут же кому-либо сообщить, я этого не сделал, думая, что здесь какая-нибудь провокация со стороны доктора Левина, и решил ждать, что мне скажет Ягода. С доктором Левиным, который относился к той группе врачей, с которыми я вел определенную борьбу, у меня не было хороших отношений, и у меня не было оснований особенно верить ему.

События развернулись дальше. В одно время я перестал ездить к Менжинскому. Дело в том, что нужно знать, что к Менжинскому просто поехать я не мог, как Левин. Я мог поехать, только если меня доставит туда машина, имеющая определенный пропуск, значит, машина, едущая от НКВД. Если машину за мной не посылают, то я не могу поехать к Менжинскому, и, действительно, я тогда дней 15, может быть, немного больше, Менжинского не видел, но знал, что он работает.

Шестого ноября, — я твердо это помню, — за мною приехала машина с начальником Санчасти ОГПУ, с которым я ездил, и неожиданно для меня доставили меня не в Шестые Горки, куда я обычно ездил, а на [2 или 3] одну из Мещанских[ую] улиц, [точно не помню, в особняк,] в только что отремонтированный особняк. [, дом, кажется, № 57, железные ворота, по правой стороне, если отсюда выезжать. Когда мы в] Войдя[шли] в этот одноэтажный особняк, [то, что прежде всего бросилось в глаза,] мы в буквальном смысле слова [мы] задохнулись. [Шофер пробежал всю квартиру и ушел на кухню, мы тоже пошли дальше, потому что здесь никого не встретили из его родственников. На кухне мы тоже никого не застали. Я спрашиваю: в чем дело?] Тяжелейший, удушливый запах. [Трудно было определить, что это за запах.] Явно чувствовался запах скипидара, но был еще запах какого-то особого вещества. [Когда я спросил ч] Члены[ов] семьи Менжинского, мне [ответили, что им] объяснили так: [т.к. был назначен перевоз семьи Менжинского и его самого на] 5 ноября, т.е. [на] вчера[шний день], семью Менжинского и его самого перевезли сюда. [И т.к. з] Здесь была сделана покраска, и поскольку [в ноябре] осенью [по]краска медленно сохнет, то к краске было добавлено какое-то вещество, сиккатив, способствующий высыханию. Надо сказать, что этот сиккатив обладал[ет] очень едким запахом. Мы, здоровые люди, в буквальном смысле слова задыхались. [Представьте себе, ч] Что же было с Менжинским, страдающим бронхиальной астмой! Когда я вошел к Менжинскому, я застал его в вынужденно-сидячем положении, он [еще] с трудом мог говорить, совершенно отек за ночь. Я послушал легкие — всюду звонкие, типично-астматические сухие хрипы, удлиненный выдох, дышит он крайне затрудненно. [Я понял, что вот-вот кончится Менжинский.] Я и шофер взяли его на стул и вдвоем вынесли на балкон, сейчас же открыли все окна. Прежде чем его вынести, я сделал инъекцию, чтобы как-нибудь ослабить тяжелейший припадок бронхиальной астмы. [Человек, страдающий органическим пороком сердца, плюс бронхиальной астмы, такое осложненное положение... буквально через несколько минут могла наступить катастрофа.] Часа три я продержал Менжинского на веранде. После этого мы его внесли обратно. [Шофер в помещение не возвращался, оставался в машине.] Я уехал домой. [После моего приезда д] Дома[ой] вскоре раздался звонок, [кто говорил со мною — точно не знаю, но] мне было сказано [было], что говорят от Ягоды, просят меня туда приехать, за мною сейчас прибудет машина. Действительно, в скором времени за мною прибыла другая машина и меня доставили к первому подъезду. Я поднялся [на третий этаж] и встретил [там] Ягоду — [то,] что он вчера [во второй части] на вечернем заседании подтвердил. [Мне не понятно, почему он это вначале отрицал.]

Здесь [разговор] произошел следующий разговор: вначале спокойно, вежливо он спросил — скажите, пожалуйста, вы видели Вячеслава Рудольфовича? [Я говорю:] да, видел сегодня.

— В каком состоянии вы его нашли?

— В очень тяжелом состоянии.

После [маленькой] небольшой паузы Ягода говорит:

— Собственно говоря, на Менжинского все махнули уже рукой.

Меня это [немножко] несколько удивило. Дальше Ягода задает вопрос:

— Скажите, пожалуйста, вы с Левиным разговаривали?

— Да, разговаривал.

— Так почему же вы... (Тут он вышел из границ обычной элементарной вежливости, и передо мной предстал самый настоящий необузданный сатрап.) Почему вы умничаете, а не действуете. Кто вас просил вмешиваться в чужие дела?

Тут я понял, что он участник какого-то дела, что он знает о том, что было 3—4 часа тому назад. [Фактически, оно началось 5-го вечером и продолжалось всю ночь.] Я спросил у Ягоды: что вы хотите от меня? Ягода ответил: вы должны с доктором Левиным выработать такой метод [воздействия, такой метод] лечения Менжинского, чтобы он скорее закончил свою [никчемную, никому ненужную,] бесполезную и многим мешающую жизнь. Предупреждаю вас, [что] если вы вздумаете сопротивляться, я сумею с вами справиться. Вы от меня никуда не уйдете...

[Был еще ряд угроз, трудно их вспомнить, состояние было крайне возбужденное.] Если бы у меня сейчас *спросил Прокурор*[11], знаете ли вы Ягоду, я бы ответил — знаю. Если бы Прокурор спросил, узнаете ли вы Ягоду, я бы сказал — не узнаю, т.е. тот Ягода и настоящий Ягода — большая разница.

[ВЫШИНСКИЙ. Надеюсь.]

[КАЗАКОВ.] Сейчас он очень скромный, тихий, а там он был другим.

Я понял, что попал в [какие-то] жуткие тиски. [Я думал, как выйти из этого положения? Через день я видел Вячеслава Рудольфовича.][12] Это было 8 ноября.

У Вячеслава Рудольфовича в это время началось осложнение с почками. Я предложил вызывать доктора Левина и урологов, т.к. это не по моей специальности. Может быть, я должен был вмешаться, потому что я Вячеслава Рудольфовича хорошо знал; может быть, возможно было оказать ему скорую помощь, но я этого не сделал. Правда, Вячеслав Рудольфович обратился ко мне, как обычно всегда в очень мягкой форме... и говорит, что привезли его сестру из Стокгольма в тяжелом состоянии с обсемененным раком, находится она сейчас в Кремле и испытывает мучительные рвоты так называемой лучистой болезни. Она была очень энергично облучена — радием, рентгеном, но все это бесполезно, и она была почти без сознания. Он говорит, хотя я знаю, то это совершенно бесполезно, но прошу вас заняться Людмилой Рудольфовной. Я приехал в Кремль и до смерти Людмилы Рудольфовны ежедневно там бывал. Кстати, должен сказать, что Вера Рудольфовна, которая тогда была в тяжелом состоянии, благодаря этой катастрофе, обратилась ко мне с просьбой помочь ей, и я ей тут же помог.

В конце ноября я видел Левина, [правда, я виделся с ним у постели Людмилы Рудольфовны, но мы там не разговаривали. Так мы совершили то преступление, которое повлекло за собой смерть Вячеслава Рудольфовича. Ягода при встречах со мной говорил, что Вячеслав Рудольфович вам верит, потому вы должны осуществить это дело.] И [, действительно,] вместе с ним был выработан метод, который заключался в следующем: прежде всего, были использованы два основных свойства белка и белковых продуктов. Первое: продукты белкового распада — гидролизы обладают свойством усиливать действие лекарственного вещества. [Примерно, чтоб вам было понятно, скажу, что для обезболивания применяется ампула пантенола или морфия, что сейчас особенно распространенно при обезболивании родов. При комбинации лизат с морфием мы берем не ампулу, т.е. не один грамм, а 0,2, от чего эффект тот же самый. Это носит у нас название потенцирования. По этому вопросу была проделана работа в институте, об этом писалось в западной литературе, где также дискуссировался этот вопрос.]

Второе: лизаты [свойство белкового продукта — это сенсибилизация, т.е. повышение] подымают чувствительность[и] организма. [к восприятию того или иного лекарственного вещества. Предположим, вы даете какое-нибудь обычное лекарственное вещество, оно не действует. Но вы вводите лизаты и этим поднимается чувствительность, сенсибилизация организма, в такой мере, что он начинает проявлять чувствительность.] Вот эти два свойства и были использованы.

В-третьих, были использованы особенности [его] организма Менжинского, комбинация бронхиальной астмы с грудной жабой. Всем известно, что при бронхиальной астме находится в возбуждении так называемый парасимпатический отдел вегетативной нервной системы. Поэтому при бронхиальной астме даются вещества, возбуждающие противоположный отдел, т.е. симпатической щитовидной железы (?). Таким препаратом является препарат надпочечника, препарат продукта мозга.

При грудной жабе находится в возбуждении как раз симпатический отдел, идущий от подшейного сплетения симпатического узла. Вот та тонкость, которая была использована.

Если вы меня спросите, нужно ли было [ему] Менжинскому давать вещества симпатикотропные, то я должен сказать — да, если была бы только бронхиальная астма, [нет — т.н.[ но давать было нельзя, т.к. у него имелась[ется] грудная жаба.

[Что же можно было давать и что я давал ему раньше? Раньше я давал ему вещества, допустимые при лечении и бронхиальной астмы и грудной жабы. Я давал ему препараты паращитовидной железы, что было допустимо при обеих этих болезнях, и препарат печени, также допустимый и при бронхиальной астме и при грудной жабе.] И только невежественный человек мог допустить дачу препаратов мозгового слоя надпочечника при комбинации этих болезней.

ВЫШИНСКИЙ. Невежественный или же?

КАЗАКОВ. Или же с заранее обдуманными целями.

ВЫШИНСКИЙ. [Или же с] С преступными целями?

КАЗАКОВ. Да.

[ВЫШИНСКИЙ. А вы этим преступником были?]

[КАЗАКОВ. Дa.]

ВЫШИНСКИЙ. А, может быть, здесь налицо были и невежественность и преступление.

КАЗАКОВ. Нет, здесь было чистое преступление.

[Не сразу давались эти препараты.] Постепенно включались одни и выключались другие. Поэтому я не знаю, могли ли сами эти препараты дать тот эффект, который они [предполагалось] должны были дать. [По всей вероятности, нельзя было этого добиться.] Надо было еще включить ряд сердечных лекарственных веществ — дигиталиса, адониса, строфанита, которые заставляли сердце энергично работать. [С огромнейшей энергией сердце работало, а оно имело маленькие запасы, маленькие ресурсы.] Введение этих лекарств проводилось в таком порядке: давались лизаты, потом был перерыв в лечении лизатами, затем давались сердечные лекарства. В результате такого «лечения» наступила огромная слабость, и Менжинский скончался с 9 на 10 мая. [, а я, преступник, предстал перед судом.]

Я знаю, вы меня спросите — почему [вы] я не сообщил[и] об этом преступлении советским органам.

[Со мной Ягода не имел никаких дел.] Ягода [боялся меня в том смысле, что я могу его выдать, он ничем меня не мог взять, и поэтому он] держал меня под сугубым[о под] наблюдением. Это я знал, это я чувствовал.

Вы меня спросите, [еще] вероятно, какие же мотивы [были для этого?] объясняют мое молчание? Я должен сказать — мотивы низменного страха. Ягода [тогда был в полном смысле вездесущим, всеведущим и всемогущим. (В зале движение и шум.)] занимал высокий пост. И второй момент, — [я не должен этого скрывать,] в Санчасти находилось большинство врачей моих научных противников. Я думал, что, может быть, наступит момент, когда я сумею свободно работать, может быть, Ягода [(это тоже низменно) я не хочу ни в чем оправдываться)] сумеет остановить их.

ВЫШИНСКИЙ. В награду за ваше преступление?

КАЗАКОВ. Да. [, так выходит.]

[ВЫШИНСКИЙ. А как он мог их остановить, может быть, переарестовать?]

[КАЗАКОВ. Я думаю, что иначе. Я думаю, что раз он заранее пристраивал меня к Вячеславу Рудольфовичу, — я об этом не знал и узнал только здесь, — очевидно, вокруг меня какая-то сеть плелась давно.]

ВЫШИНСКИЙ. [Нет, погодите, вы уходите в сторону.] Вы говорите, что у вас были [также] соображения чисто карьеристского порядка. Против вас была настроена медицинская наука, и вы рассчитывали устранить ваших противников.

КАЗАКОВ. То есть нейтрализовать и дать мне свободно работать или же сдержать их. [Чтобы он арестовал — я не думал.]

[ВЫШИНСКИЙ. Но прижмет.]

[КАЗАКОВ. Прижмет, правильно.]

ВЫШИНСКИЙ. И вы тогда будете вести научную[о] работу.[ать.]

КАЗАКОВ. То есть я буду свободно работать.

ВЫШИНСКИЙ. А до сих пор работали не свободно в нашей стране?

КАЗАКОВ. В тот период я с большими ущемлениями работал.

ВЫШИНСКИЙ. Это ваше личное переживание, потому что оспаривалось значение вашей научной работы. Но я спрашиваю, государство обеспечило [все][13] [все] возможности вашей научной работы?

КАЗАКОВ. Государство мне обеспечило полностью, но среда...

ВЫШИНСКИЙ. Погодите. Советским государством был дан вам Институт?

КАЗАКОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Большой или маленький?

КАЗАКОВ. Лучший институт в Союзе.

ВЫШИНСКИЙ. Как же вы осмеливаетесь говорить, что у вас не было возможности свободно работать. Вы и здесь думаете клеветать.

КАЗАКОВ. Но печатать мои труды...

ВЫШИНСКИЙ. Правительство приказать это делать не может, это вы должны понимать. А я вас спрашиваю, институт был дан?

КАЗАКОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Лучший в Союзе?

КАЗАКОВ. Лучший.

ВЫШИНСКИЙ. Работники были даны?

КАЗАКОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Средства были даны?

КАЗАКОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Какие средства?

[КАЗАКОВ. Достаточные.]

[ВЫШИНСКИЙ. Мало сказать «достаточные».]

КАЗАКОВ. Большие.

ВЫШИНСКИЙ. Большие, гигантские. Как же вы осмеливаетесь говорить то, что вы сейчас сказали? Вы и здесь думаете клеветать. [Продолжайте ваши объяснения.][14]

КАЗАКОВ. Были моменты по тяжелому личному переживанию. Действительно, я все-таки должен сказать, что на съездах мне даже заключительного слова не давали. Я был программным докладчиком, и здесь многие присутствуют, которые знали об этом. Мне заключительное слово не дается, первый раз в истории медицины! Против меня выступают мои оппоненты, а мне заключительного слова не дают.

ВЫШИНСКИЙ. Вы в историю медицины вошли достаточно крепко своими чудовищными преступлениями, поэтому говорите о преступлениях.

КАЗАКОВ. Сейчас я предстал перед судом, и оправданий я себе не нахожу. Для меня это кошмар, который мучил меня 4 года. Я старался 4 года, как и до этого, честно работать.

ВЫШИНСКИЙ. Когда?

КАЗАКОВ. До этого преступления и после этого преступления. Старался сделать, дать максимальный вклад в науку, но этот кошмар меня мучил, и я ждал случая, когда можно будет от него освободиться. [И с] Суд для меня является сейчас [вместе с тем] тем моментом, когда я могу [свободно,] честно рассказать о всем случившемся и, прежде всего, внутренне освободиться от сознания совершенного преступления.

ВЫШИНСКИЙ. Скажите, пожалуйста, вашу формулу № 2, при помощи которой вы погубили Менжинского?

КАЗАКОВ. Формулу № 2?

ВЫШИНСКИЙ. Вот этот лизат печени.

КАЗАКОВ. Лизат печени необходим[ый] при бронхиальной астме, при грудной жабе... [Лизат щитовидный железы... Туда входит...]

[ВЫШИНСКИЙ. Лизат печени допустим?]

[КАЗАКОВ. Дa.]

ВЫШИНСКИИ. Лизат щитовидной железы?

КАЗАКОВ. Необходим при бронхиальной астме и противопоказан при грудной жабе.

ВЫШИНСКИЙ. Вы его применяли?

КАЗАКОВ. Да, применял.

ВЫШИНСКИЙ. В усиленной дозе?

КАЗАКОВ. Нет, в небольшой дозе.

ВЫШИНСКИЙ. Но больше, чем обычная доза?

КАЗАКОВ. Не больше, но он совершенно противопоказан при грудной жабе.

ВЫШИНСКИЙ. А лизат придатка мозга?

КАЗАКОВ. Противопоказан при грудной жабе.

ВЫШИНСКИЙ. А лизат мозгового слоя надпочечника?

КАЗАКОВ. Противопоказан.

ВЫШИНСКИЙ. Вы вводили эти лизаты в каких целях?

КАЗАКОВ. В преступных целях.

ВЫШИНСКИЙ. В целях убийства?

КАЗАКОВ. Да, да.

ВЫШИНСКИЙ. [Скажите, пожалуйста, если вы говорите о том, что вы были вынуждены на эти преступления под угрозой Ягоды, то кто вам мешал сделать вид, что вы исполняете его приказания и не исполнять на самом деле! Кто вам мешал?] Кто контролировал ваши [лизаты? Контролировал кто-нибудь?] рецепты?

КАЗАКОВ. [Контроля не было.] Никто не контролировал.

[ВЫШИНСКИЙ. Кто контролировал ваши рецепты?]

[КАЗАКОВ. Никто не контролировал.]

ВЫШИНСКИЙ. Вы могли вместо лизата щитовидной железы дать что-нибудь нейтральное при грудной жабе и тянуть, надувать Ягоду. «Вы требуете от меня, чтобы я его убивал. Хорошо, я его буду убивать», — но рецепты составлять так, чтобы не было вреда. Можно было это сделать?

КАЗАКОВ. Можно, но за мною был другой контроль.

ВЫШИНСКИЙ. В этих лизатах, вы сказали, контроля не было?

КАЗАКОВ. В этих лизатах не было.

ВЫШИНСКИЙ. Я прошу экспертизу [детально] ответить на [этот] вопрос. Был ли какой-нибудь контроль за лизатами Казакова? [Мог ли быть какой-нибудь контроль за лизатами Казакова, и] Или он мог дать тут все, что хотел? [Хотел — яд вливал, хотел — и нейтральное вливал.] Я прошу [ответи] экспертизу ответить и на вопрос, сыграли ли роль эти три лизата в преступном отравлении Менжинского.

[Вот вы ответьте на этот вопрос.] Если вы делаете сейчас вид кающегося грешника, то скажите по чести, — если у вас есть остаток чести, — скажите суду, что вам мешало надуть, как вы выразились, сатрапа и дать состав, не погрешив против совести, если у вас эта совесть было.

КАЗАКОВ. Я должен сказать, как и указывал на предварительном следствии, сами по себе лизаты такого действия не могли дать.

ВЫШИНСКИЙ. Нет, вы уходите от ответа. Скажите о трех лизатах: щитовидной железы, придатков мозгового слоя и мозгового надпочечника, эти три лизата сыграли серьезную роль? Кстати, я прошу экспертизу ответить на этот вопрос, сыграли ли роль эти три лизата в преступном отравлении Менжинского. Казакова я прошу ответить, кто вам мешал в этих трех лизатах дать нейтральные элементы. Кто-нибудь мешал вам, кто-либо понимал, что вы там делаете в своей волшебной кухне?

(Смех.)

КАЗАКОВ. У меня волшебной кухни не было.

ВЫШИНСКИЙ. Это мы видим теперь, а можете ответить, почему не вывели эти элементы. Кто-нибудь мог вас проверить? Да или нет?

КАЗАКОВ. Думаю, что нет.

ВЫШИНСКИЙ. У меня больше нет вопросов.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У защиты есть вопросы?

Защитник КОММОДОВ: Скажите, когда по времени было последнее свидание с Левиным, где он вам совершенно ясно и точно сказал, что желает Ягода от вас в смысле результатов вашего решения по отношению к т. Менжинскому?

КАЗАКОВ. Точно числа я не помню, это было примерно около 20 октября.

КОММОДОВ. Когда после этого вы увиделись с Ягодой в его кабинете?

КАЗАКОВ. Я увиделся с Ягодой 6 ноября.

КОММОДОВ. Когда у вас было посещение Менжинского не в Горках, а здесь, в особняке на Мещанской?

КАЗАКОВ. 6 ноября.

КОММОДОВ. До свидания с Ягодой?

КАЗАКОВ. До свидания с Ягодой и после свидания 8 ноября.

КОММОДОВ. А до 8 ноября вы были у Менжинского, прежде чем поехать к Ягоде?

КАЗАКОВ. Да.

КОММОДОВ. Когда вы проветривали комнату?

КАЗАКОВ. Это до свидания с Ягодой.

КОММОДОВ. При [свидании] вашем свидании с Ягодой в ноябре 1933 г. он потребовал определенного метода лечения или определенных результатов.

КАЗАКОВ. Он [предложил мне с Левиным связаться, и фактически Левин являлся тем контролером, — я не хочу снимать с себя ответственности, — но он] требовал такого метода лечения, [такого,] который ускорил бы смерть Менжинского.

КОММОДОВ. Как вы поняли, что нужно было Ягоде?

КАЗАКОВ. Ягоде нужно было скорее освободиться от Менжинского.

КОММОДОВ. Скорейшая смерть Менжинского?

[КАЗАКОВ. Так.]

[КОММОДОВ.] И [в этом] вы дали согласие действовать именно в этом направлении? [вы должны были действовать?]

[КАЗАКОВ. Да, в этом направлении действовать.]

[ВЫШИНСКИЙ. И вы дали согласие действовать именно в этом направлении?]

КАЗАКОВ. Да.

КОММОДОВ. Как скоро наступила смерть Менжинского после разговора с Ягодой?

КАЗАКОВ. [Смерть наступила спустя 7 месяцев и 6 дней.] Через [шесть] 6 месяцев. [В общем, э] Этот разговор был 5 ноября 1933 г., а смерть наступила 10 мая [утром.] 1934 г.

КОММОДОВ. После свидания с Ягодой вам приходилось часто видеться с Левиным, или вы проводили метод лечения один?

КАЗАКОВ. Нет, мы виделись с Левиным на нейтральной почве. У Менжинского Левин бывал чаще, бывал и без меня. У меня в лечении были паузы. Когда Левин там бывал, я встречался с ним редко.

[ВЫШИНСКИЙ. Значит, метод лечения вы проводили по преимуществу один?]

[КАЗАКОВ. Нет, был комбинированный, потому что один метод сам по себе не дал бы ничего.]

ВЫШИНСКИЙ. (Казакову.) [Следовательно, н] На вопрос защитника Коммодова вы сказали, что Ягоде [нужен был результат, т.е. смерть, ему] было безразлично, как вы [его] «лечите» Менжинского, ему нужен был только результат [?], т.е. смерть?

КАЗАКОВ. Ягода за мной следил через Левина.

ВЫШИНСКИЙ. Левин контролировал ваши лизаты?

[КАЗАКОВ. Он контролировал по состоянию здоровья.]

[ВЫШИНСКИЙ. Раз лизаты были противопоказаны, то и состояние здоровья ухудшалось. Контролировал ли Левин эти лизаты? Я бы просил, чтобы вы ответили на этот вопрос: да или нет?]

КАЗАКОВ. Нет, он не контролировал, а устанавливал состояние Менжинского, и отсюда он контролировал реализацию нашего преступного плана.

ВЫШИНСКИЙ. (К суду.) Позвольте спросить [обвиняемого] подсудимого Левина [.] по этому вопросу.

ЛЕВИН. Я не мог контролировать лизаты, потому что я никогда не верил в метод лечения Казакова.

ВЫШИНСКИЙ. Почему вы не верили в этот метод, вы считали, что это шарлатанство?

[ЛЕВИН. Это большой вопрос.]

[ВЫШИНСКИЙ. Вы считали, что это авантюризм, шарлатанство?]

ЛЕВИН. [Я не верю в средства запрещенные.] Я считал[ю] это авантюризмом. [правильными те средства, которые признает весь мир.] Никто не знал, как [он] Казаков приготовлял лизаты. [, как они приготовлялись.]

ВЫШИНСКИЙ. Контролировать их можно было?

[ЛЕВИН. Контролировать было вообще очень трудно.]

[ВЫШИНСКИЙ. Невозможно?]

ЛЕВИН. Очень трудно. Он приезжал всегда со своим чемоданчиком, и там были какое-то ампулы.

ВЫШИНСКИЙ. Нельзя ли поставить насколько резко вопрос. Считали ли вы, что лечение Казакова это есть сплошное шарлатанство?

ЛЕВИН. По-моему, это авантюризм. То, что он ссылается на борьбу с известной группой...

ВЫШИНСКИЙ. Я не спрашиваю у вас об этом. Можно ли сказать, что это есть шарлатанство?

ЛЕВИН. Это был авантюризм.

ВЫШИНСКИЙ. Для лечения этот метод не годится?

ЛЕВИН. Доктор Казаков считал, что неизлечимых болезней нет, он издевался над врачами, которые говоря...

ВЫШИНСКИЙ. Это другой вопрос. Я спрашиваю, для лечения не годился этот метод?

ЛЕВИН. В некоторых случаях лизаты помогали, но если бы их изготовляли в лаборатории.

ВЫШИНСКИЙ. А если бы он хотел изготовить их плохо?

ЛЕВИН. Он имел к тому все возможности.

ВЫШИНСКИЙ. Бесконтрольное дело?

ЛЕВИН. Да.

Разрешите мне задержать вас еще на одну минуту. Я хочу опровергнуть, как и вчера, заявление Казакова о майской и июньской беседе со мной относительно Менжинского. Он просто путает, он говорит неправильно. Он говорит здесь о том, что я заявлял: «Зачем вы возитесь с таким трупом?» Это возмутительно, я не мог допустить такие слова.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, вы такие слова не могли допустить, они слишком возмутительны, а делать такие возмутительные вещи вы могли. Это были возмутительные вещи?

ЛЕВИН. Дела возмутительные.

ВЫШИНСКИЙ. [Что же вы словесностью занимаетесь?] Подсудимый Казаков, [смысл моего вопроса к вам заключается в следующем:] я спрашиваю вас: могли ли вы Ягоду [надуть] провести в этом деле, т.е. представить дело так — делаю все, чтобы умертвить, но не выходит, организм жизнеспособный, борется? Такая постановка вопроса возможна или нет?

(Казаков молчит.)

Или вы хотели того же результата, которого хотел и Ягода, потому что рассчитывали, что, может быть, вам Ягода тоже потом пригодится в борьбе за вашу так называемую научную карьеру?

[(Казаков молчит.)]

Вы понимаете мой вопрос?

(Казаков молчит.)

КАЗАКОВ. Понимаю. Надо помнить, что это был 1933 г. ...

ВЫШИНСКИЙ. Я знаю, что это был 1933 г., и от этого ничего не изменяется...

КАЗАКОВ. И тогда еще не был достаточно изучен, в смысле биологическом, эффект лизатов...

ВЫШИНСКИЙ. Опять у вас «биологический, потенциальный, непотенциальный, сенсибилизация» и тому подобные умные слова, а дело идет о простом отравлении — об убийстве. От вас требуется результат, т.е. — умертвить. Я вас спрашиваю: могли вы изобразить дело так, что стараюсь — не выходит, или не могли?

КАЗАКОВ. Если бы сегодня меня спросили...

ВЫШИНСКИЙ. Нет, не сегодня... Я вас спрашиваю: могли бы вы или кто-нибудь на вашем месте, не желая стать соучастником такого кошмарного злодейства, занять такую позицию в данном вопросе, если вы не могли кому-либо сообщить, доложить и т.п.?

(Казаков молчит.)

Если вы поставили вопрос личного вашего благополучия выше жизни руководителей нашей партии и правительства, выше интересов Советского  государства, если вы так низко пали, то не могли ли вы найти последнее убежище [— убежище] в том, чтобы [надуть] провести Ягоду — сказать: я делаю, стараюсь, чтобы был смертельный результат, но не выходит это? Могли или не могли?

КАЗАКОВ. Я вам отвечу, что если вы введете эти три лизата...

ВЫШИНСКИЙ. Я не об этом вас спрашиваю. Вы поняли мой вопрос? [В нем не было ни одного звука о лизатах, а была одна-единственная мысль в этом вопросе: м] Могли ли бы вы не выполнить своего обязательства перед Ягодой, [обкрутить] обмануть его? В медицине [он] Ягода понимал что-нибудь? Врачи не разбирались в вашей [кухмистерской] волшебной кухне, так что же говорить о Ягоде.

(Казаков молчит.)

Могли вы или не могли сделать вид, что вы выполняете его указания, а в действительности, про себя, не выполнять их?

КАЗАКОВ. Мог бы. Я должен сейчас сказать, что эти три лизата являются противопоказанными при грудной жабе, но если мы сейчас выберем любого больного с грудной жабой и введем эти три лизата, то они не вызовут смерти. Даже адреналин дается...

ВЫШИНСКИЙ. Значит, что выходит? [Что вы убивали...]

КАЗАКОВ. Значит, выходит, что я рассчитывал, но я не убил.

ВЫШИНСКИЙ. Вы вводили эти лизаты для чего? Для того, чтобы убить [?] Менжинского?

(Казаков молчит.)

[Вы вводили эти лизаты для того, чтобы умертвить Вячеслава Рудольфовича?]

Вы вводили лизаты с этой целью? Вы тогда были уверены, что они помогут вашим преступлениям?

КАЗАКОВ. Видите ли, лизаты имеют двоякое действие.

[ВЫШИНСКИЙ. Это мы знаем, какое действие ваши лизаты могут иметь. Я вас спрашиваю по тому вопросу, который затронула в ваших интересах защита и вполне справедливо, конечно, защита не хотела, чтобы вы поняли так, что вас подстрекают к выполнению ваших преступных обязательств.]

[КАЗАКОВ. Для меня самого сегодня...]

[ВЫШИНСКИЙ. Я спрашиваю не с точки зрения «сегодня». А вот тогда, когда вы это делали, к чему вы стремились?]

[КАЗАКОВ. Действия с негодными средствами...]

[ВЫШИНСКИЙ.] Вы осмеливаетесь утверждать, что эти три лизата были безвредны для Менжинского?

КАЗАКОВ. Да, эти три лизата были безвредны.

ВЫШИНСКИЙ. А могли ли вы [обкрутить] провести Ягоду?

КАЗАКОВ. (Молчит.)

ВЫШИНСКИЙ. Ввиду невозможности получить прямой[го] ответ[а] на этот ясный вопрос, я прошу суд прервать заседание и дать возможность экспертизе ответить на вопрос, поставленный мною [вопрос] Казакову.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. (К экспертам.) Можете вы сейчас ответить?

ЭКСПЕРТЫ. Нет, мы просим после перерыва.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Объявляется перерыв на полчаса.

 

КОМЕНДАНТ СУДА. Суд идет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ Ульрих. (После перерыва.) [Продолжается допрос подсудимого Казакова.] Экспертиза может дать заключение по дополнительным вопросам [т.] Прокурора?

ЭКСПЕРТ процесса Бурмин: Да, она готова. Зачитывает.[15]

[ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Огласите, пожалуйста.]

[ЭКСПЕРТ. Ответы экспертизы на вопросы, поставленные государственным обвинителем.]

Вопрос: Был ли какой-либо контроль, и мог ли быть этот контроль при приготовлении лизатов И.Н. Казакова?

Ответ: Никакого контроля не было и быть не могло, ибо в то время в 1933 г. и первой половине 1934 г. — время лечения Казаковым покойного т. Менжинского — метод приготовления лизатов был Казаковым абсолютно засекречен.

Вопрос: Сыграло ли решающую роль применение Казаковым лизатов щитовидной железы, придатка мозга и мозгового слоя надпочечников в ухудшении состояния здоровья т. В.Р. Менжинского?

Ответ: Применение указанных выше лизатов (щитовидной железы, придатка мозга и мозгового слоя надпочечника) при тяжелом сердечном заболевании, которым страдал покойный В.Р. Менжинский, было недопустимо, и этого не мог не знать И.Н. Казаков.

Вредные действия этих лизатов в данном конкретном случае усугублялись тем обстоятельством, что В.Р. Менжинскому в течение длительного времени одновременно применялись препараты наперстянки, действие которых под влиянием лизатов, безусловно, усиливалось.

Такое сочетание методов лечения не могло не привести к истощению сердечной мышцы больного В.Р. Менжинского и тем самым к ускорению наступления его смерти.

Эксперты:

заслуженный деятель науки — профессор Д.А. Бурмин

заслуженный деятель науки — профессор Н.А. Шерешевский

профессор В.Н. Виноградов

профессор Д.М. Российский

доктор медицинских наук В.Д. Зипалов

9 марта 1938 г., г. Москва

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. В связи с заключением экспертизы есть вопросы к подсудимому Казакову?

ВЫШИНСКИЙ. [У меня вопросов нет, у меня будет ходатайство.] Я прошу разрешения огласить показания Казакова, имеющиеся в т. № 19 на листе 68 и 69, [. Обвиняемый Казаков] где он изложил следующее: «Поскольку в эту формулу входили уже три симпатикотропных лизата, лизат щитовидной железы, мозгового слоя надпочечников и придатка мозга, причем при повышенной дозе приема внутрь процесс ослабления и истощения запасных сил больного сердцем Менжинского, вследствие усиленной работы, вызванной комбинацией лизатов и сердечных лекарств, начал резко нарастать, и в ночь с 9 на 10 мая Менжинский скончался при явлениях упадка сердечной деятельности».

КАЗАКОВ. Совершенно правильно, ничего здесь не расходится.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Позвольте, вас еще не спрашивают. 

ВЫШИНСКИЙ. И следующая часть:

«Хотя Менжинский имел бронхиальную астму, но у него на первый план резко выступала грудная жаба...» (Читает.)

Вы это показания подтверждаете?

КАЗАКОВ. Это какое-то недоразумение. Я это показывал раньше и показываю это сейчас.

ВЫШИНСКИЙ. [Я вас спрашиваю —] Подсудимый Казаков, вы и сейчас согласны с тем показанием, которое было вами дано раньше?

КАЗАКОВ. Согласен.

[ВЫШИНСКИЙ. И вы это прежнее свое показание полностью подтверждаете?]

КАЗАКОВ. [Я его] И подтверждаю полностью, [и не отказывался от него ни на одну минуту.]

КОММОДОВ. Правильно ли я понимаю, что так формула № 2, о которой говорил здесь т. обвинитель, сводится к тому, что комбинированное лечение вашими лизатами совместно с сильными дозами сердечных средств должно было неминуемо привести к ослаблению сердечной деятельности т. Менжинского? Правильно это?

КАЗАКОВ. Да, совершенно правильно. Иначе не было бы этих результатов. Настоящим контролем в этом случае была только смерть, от которой никуда не уйдешь. А если бы я попытался обмануть Ягоду, то мог это сделать на 3—4 дня, а дальше он меня возьмет. От этого единственного контроля нельзя было уйти.

ВЫШИНСКИЙ. Контроля смерти?

КАЗАКОВ. Да, контроля смерти.

ВЫШИНСКИЙ. А вы ее помощник?

КАЗАКОВ. Да. Я с самого начала сказал, что на сердце воздействовали эти средства. Формула № 2 была незаменима в апреле, потому что первая формула действовала слабо, а вторая более сильно.

ВЫШИНСКИЙ. Вопрос заключался в одном: лизаты щитовидной железы, придатка мозга и мозгового слоя надпочечников в данной комбинации были для Менжинского вредоносными. Вы это признаете?

КАЗАКОВ. Я этого никогда не отрицал.

ВЫШИНСКИЙ. Вопрос этот перед экспертизой был поставлен, потому что вы говорили, будто эти лизаты были нейтральными.

КАЗАКОВ. Я не мог этого говорить, потому что лизаты не могут быть нейтральными.

ВЫШИНСКИЙ. Я думаю, что поскольку мы имеем определенное заключение экспертизы, а Казаков отказался от своего утверждения о нейтральности этих лизатов, вопрос можно считать исчерпанным.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У вас вопросов больше нет?

ВЫШИНСКИЙ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У защиты имеются какие-нибудь вопросы?

ЗАЩИТА. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Не имеется ли вопросов у подсудимых?

ПОДСУДИМЫЕ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Переходим к допросу подсудимого Максимова-Диковского.

МАКСИМОВ-ДИКОВСКИЙ. Показания, данные мною на предварительном следствии, я целиком подтверждаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ УЛЬРИХ. Расскажите [, пожалуйста,] о вашей антисоветской деятельности.

МАКСИМОВ-ДИКОВСКИЙ. Мое сближение с правыми относится к 1928 г. [В бытность мою слушателем института Красной Профессуры, куда я незадолго до этого поступил.] В институте я близко познакомился с [неким] *Гайстером — аграрником*[16], [о] который[ом я не знал] тогда [, что он и тогда был] был уже правым. Он у меня вызывал полное доверие, был достаточно авторитетным в моих глазах. На протяжении 1928 г. я неоднократно с ним встречался, разговаривал на различные политические вопросы, особенно по вопросам политики партии. Он меня убеждал и скоро убедил в том, что здесь правые стоят на более правильной позиции, чем Центральный Комитет, приводил в подтверждение различные тенденциозно подобранные материалы о хозяйственно-политическом положении страны, материалы, которые были клеветническими и ничего общего с действительным положением страны не имеющие.

[Короче говоря, в результате сближения я уже с] С начала 1929 г. [по всем основным вопросам политики партии] я также уже стоял на позициях правых, [тем самым я] вступил на антипартийный [, а в дальнейшем на] контрреволюционный путь.

[Если я был правым и в ближайшие годы не был разоблачен как правый, то это объясняется тем, что я с] Следуя[овал в своем поведении той] тактике центра правых, [тем установкам, которые даны были центром правых. «Так как, — аргументировал центр правых, — борьба с Центральным Комитетом будет расти, то наряду с правыми, которые уже скомпрометированы своей борьбой с партией, мы должны иметь в своих резервах правых, которые ничем еще себя не дискредитировали. Поэтому следуя этой тактике,] я не только никогда не выступал против политики партии, но даже старался не сближаться с теми правыми, которые уже успели скомпрометировать себя. [Одним словом, к] Как и все правые, я маскировался и двурушничал.

В последние годы, в 1930, 1931 гт., мои связи с правыми усилились. Я знал через Гайстера о том, что тройка — Рыков, Бухарин и Томский — усиливает свою борьбу с партией, что в ряде областей РСФСР и национальных республик они создали свои подпольные нелегальные организации. [Так продолжалось до] В конце[а] 1931 г. [, когда я] в одну из встреч с Гайстером, [имел разговор такого порядка. О] он упрекнул меня в [моей] пассивности. Когда Гайстер узнал, что я кончаю институт, он сказал мне, как бы я отнесся к тому, если бы он рекомендовал меня на довольно ответственную работу в Секретариат Куйбышева. Я не отказался. [В результате этого в] В начале 1932 г. я был вызван к Куйбышеву, и через некоторое время приступил к работе.

На протяжении 1932 г. связь с правыми усиливалась. Я познакомился через Гайстера с другими правыми — с Розенталем[ь] и Кравалем.[ь.] Я познакомился со Смирновым — работником Госплана, [познакомился] с Дейчем [— впоследствии бывшим членом Комиссии Советского Контроля] и т.д. [Наконец, в конце 1932 г.] Затем Гайстер связал меня с Енукидзе. [Происходило это при следующих обстоятельствах.] Он сообщил мне о том, что Енукидзе сам правый, и по его словам он близок или входит в центр правых. «Так как вы работаете, чуть ли не в одном коридоре, тебе необходимо созвониться и связаться с Енукидзе».

...созвонившись с Енукидзе, я к нему зашел. Он уже знал о том, что я должен к нему зайти. Состоялось знакомство. Упускаю целый ряд подробностей наших дальнейших встреч. [Нужно сказать, что один из главных вопросов, который я узнал о] От Енукидзе я узнал [, и с которым он был согласен, разделяя его, — это был вопрос о том, что правые стоят[17] на точке зрения] за свержение[я] существующего руководства [, свержения] для того, чтобы изменить политику, направить[лял] развитие страны по пути реставрации капитализма. [Остальные разговоры с Енукидзе были менее интересны, он кое о чем незначительном информировал меня.]

[И, наконец, в] В середине 1934 г. [, примерно, в августе месяце,] в конце августа, [он] Енукидзе позвонил мен однажды и вызвал к себе для разговора, который имел для меня в дальнейшем наиболее серьезные последствия. Во время этого разговора Енукидзе сказал мне: [— начал он с общеполитического информирования, где он мне сказал, что ситуация сейчас изменилась.] если раньше правые рассчитывали на то, что [организации масс, отдельных] удастся свергнуть советскую власть при помощи организации отдельных наиболее антисоветски настроенных слоев и, в частности, кулачества, [, слоев крестьянства, удастся свергнуть существующую власть, т.е. удастся добиться прихода к власти, —] то сейчас положение изменилось. «Ставка на это бита», — [как он говорил, —] и необходимо перейти к более активным методам захвата власти. [Это другое, э] Эти наиболее активные методы он мне тут же расшифровал: [заявив о том, что вам, как правому, я могу сообщить о том, что] центр правых в согласии с троцкистами принял решение о необходимости учинить ряд террористических актов против членов Политбюро. [с целью этими методами наиболее успешно добиться захвата власти. Тут же он меня посвятил в то, какими методами] Это должно быть [это] достигнуто [. Это, — говорил он, — должно быть достигнуто не методом непосредственного убийства, а] методом подрыва здоровья вождей. [, что это является методом наиболее безопасным для нас.] Он одновременно рассказал о том, что часть врачей из Санупра Кремля завербована или привлечена к этому делу, что этот метод наиболее удобен тем, что он внешне придает характер несчастного исхода болезни и тем самым дает возможность прикрыть эту террористическую деятельность правых.

[Сразу от этих разговоров он перешел к конкретному требованию.] Вы, — говорит он, — должны принять участие в террористическом акте против Куйбышева; подготовка к этому [террористическому акту] уже начата. [, в] Врачи Левин и Плетнев [его лечат уже, врачи эти достаточно авторитетны, пользуются полным доверием, они делают и] сумеют сделать свое дело. От вас требуется, во-первых, дать им возможность не мешать тому, чтобы они часто посещали больного, чтобы не срывались их так называемые визиты к больному. И второе: в случае острого заболевания, припадков каких-нибудь, не торопиться с вызовом врача, а если нужно, то вызывать только тех врачей, которые его лечат.

Несмотря на то, что я сам был участником контрреволюционной организации правых, должен сказать, что этот поворот разговора несколько ошеломил меня, здорово ошеломил. Я не ожидал такого поворота, довольно спокойно выслушал его, пока шла речь вообще. Заметив, что я несколько взволнован, Енукидзе продолжал разговор дальше. Вы, — говорит, — очевидно, недооцениваете силу правых в стране: у нас организаций правых и участников гораздо больше, чем вы предполагаете. [Могу назвать такого участника, о котором вы, очевидно, никогда не предполагали, например,] Тут же он сказал, что нашим участником является Ягода, [. Я тут же ему высказал удивление, что я всегда думал, что Ягода как раз борется с нами, а от вас слышу, что Ягода правый. Он говорит: вот и хорошо, что все думают, что Ягода против нас. Это нам помогает, это нам на руку. Ягода прикрывает нашу деятельность разными методами, в частности, и таким методом] что он имеет возможность к [с] любому[ым] нашему[им] стороннику[ам], становящимся предателем, принять те или иные меры, которых у него в распоряжении вполне достаточно.

[Разговор этот не закончился полным моим согласием.] Я ему не ответил ни да, ни нет. [Просил отложить разговор.] Разговор был отложен, [и] но вскоре возобновлен. Вскоре он вызвал снова меня к себе, тут же присутствовал и Ягода, присутствие которого после той характеристики, которую давал прошлый раз Енукидзе, было достаточным красноречивым. [В этом разговоре о] Опять зашла речь исключительно [речь шла] о подготовке террористического акта против Куйбышева. [«В результате того «лечения», которое применяется к Куйбышеву, должно было наступить резкое ухудшение здоровья, должны наступить резкие припадки. Ваша задача, как секретаря, не торопиться с вызовом врача».] Я на это пошел. [и с] События дальше развертывались быстрыми темпами. В результате так называемого лечения здоровье Куйбышева все ухудшалось. [Были все признаки на лицо, что Куйбышеву хуже от лечения, а не по каким-либо другим причинам. Тут н] Наступил период, когда Куйбышев стал собираться в командировку в Среднюю Азию. Енукидзе опять меня вызвал и потребовал: «Во время поездки в Среднюю Азию вам обязательно надо вызывать врача из Москвы. Поедет [врач, который прикреплен к нему, т.е.] Левин». По приезде в Среднюю Азию Куйбышев заболел ангиной. Затем появился нарыв в горле. [Он] Куйбышев отказался от вызова врача из Москвы, и операцию[рирование] делал местный врач в Ташкенте. Операция прошла благополучно. Но по возвращению в Москву здоровье Куйбышева ухудшилось, получились осложнения после перенесенной болезни в Средней Азии. Несмотря на такое состояние здоровья, врачи, которые были у него раза три, находили состояние здоровья его удовлетворительным. А я его утешал, ссылаясь на заявления врачей. Наконец, разразилась катастрофа в тот самый день, когда Куйбышев находился на работе. Он почувствовал себя плохо, был очень бледен[ным], налицо были, несомненно, те признаки, что приближается припадок. Это было в 2 часа дня. Он [собрался и] ушел домой. Я позвонил Енукидзе и сказал, что Куйбышев ушел домой, что ему очень плохо. Я не сомневался, что это результат лечения, которое проводилось. Енукидзе потребовал от меня не нервничать и выполнять то, что требуется, не торопиться с вызовом врача. Прошло минут 15—20. Куйбышев ушел в 2 часа, а смерть его наступила в полчаса третьего. Мне позвонили из дома, что с Куйбышевым плохо. Я врача вызвал, но когда врач приехал, Куйбышев уже был мертв, было слишком поздно.

Вот так обстояло дело на самом деле. Вот то, что я должен был рассказать о том террористическом акте, который был организован Енукидзе, Ягодой по директиве центра, в осуществлении которого я принял преступное участие.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Т. Прокурор, у вас вопросы есть к обвиняемому?

ВЫШИНСКИЙ. Да, есть.

Вы кем были вовлечены в заговор?

МАКСИМОВ. [Я имею в виду] Енукидзе вместе с Ягодой.

ВЫШИНСКИЙ. Вам приходилось разговаривать с Енукидзе об этом деле?

МАКСИМОВ. Приходилось.

ВЫШИНСКИЙ. Когда это было?

МАКСИМОВ. Первый разговор был в присутствии Енукидзе.

ВЫШИНСКИЙ. О чем?

МАКСИМОВ. О подготовке смерти Куйбышева тем методом, о котором я рассказывал, с моим участием.

ВЫШИНСКИЙ. При разговоре был Енукидзе, Ягода тоже был?

МАКСИМОВ. Да. Кроме того, у меня был разговор на квартире у Енукидзе.

ВЫШИНСКИЙ. Кто был в квартире в то время, когда умер Куйбышев?

МАКСИМОВ. Я сказал, — домашняя работница.

ВЫШИНСКИЙ. Были ли причастны к убийству Куйбышева Бухарин и Рыков?

МАКСИМОВ. [Я говорил, что] Енукидзе [вел такой разговор, он] говорил, [сначала со мной и затем с Ягодой. Он говорил,] что в этом деле принимает участие организованный центр правых [и троцкистов] *в том числе [заговорщиков]*[18] Бухарин, Рыков и Томский.

[ВЫШИНСКИЙ. Он назвал фамилии?][19]

[МАКСИМОВ. Нет, он говорил, что это принято известной вам тройкой.]

[ВЫШИНСКИЙ. Какой тройкой?]

[МАКСИМОВ. Под тройкой всегда подразумевались Бухарин, Рыков, Томский; других не было.]

[ВЫШИНСКИЙ. В детали не входил?]

[МАКСИМОВ. Нет.]

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Есть еще вопросы?

ВЫШИНСКИЙ. Больше вопросов нет.

БУХАРИН. У меня есть вопрос.

Подтверждаете ли вы, что в первый раз вашего разговора с Енукидзе он сказал относительно постановления этой тройки?

МАКСИМОВ. Да, говорил.

БУХАРИН. Это было в 1932 г.?

МАКСИМОВ. Это было в 1934 г.

БУХАРИН. Вы сказали, что Енукидзе посвятил вас в этот заговор против Куйбышева?

МАКСИМОВ. Я говорил, что свидание с Енукидзе было узкое. Он говорил о заговоре, о террористическом акте. Это было в 1934 г.

БУХАРИН. Значит, не в первом разговоре?

МАКСИМОВ. Не в первом разговоре.

БУХАРИН. Вас Гайстер свел с Енукидзе?

МАКСИМОВ. Да, в конце 1932 г.

БУХАРИН. Вы получили указание не в конце 1932 г., а в 1934 г.?

МАКСИМОВ. Да.

БУХАРИН. В первом разговоре он сообщил вам о том, что Ягода входит в организацию?

МАКСИМОВ. Он видел, что я колеблюсь, и назвал такую фамилию, как Ягода.

БУХАРИН. Во второй раз после этого вы имели уже свидание с Енукидзе в присутствии Ягоды?

МАКСИМОВ. Да.

БУХАРИН. Теперь позвольте спросить, сколько раз вы виделись с Енукидзе до 1934 г. и разговаривали ли вы на политические темы контрреволюционного характера?

МАКСИМОВ. Конец 1932 г. — начало 1933 г., первая половина 1934 г., был несколько раз.

БУХАРИН. Но все-таки?

МАКСИМОВ. Несколько раз, раз семь—восемь.

БУХАРИН. Для чего же вам тогда понадобилось, чтобы вас Гайстер рекомендовал?

МАКСИМОВ. Потому что Енукидзе меня в конце 1932 г. не знал.

БУХАРИН. Гайстер вас познакомил с Енукидзе в котором году? 

МАКСИМОВ. В конце 1932 г.

БУХАРИН. И в 1934 г. во второй раз вы виделись и с Енукидзе и с Ягодой?

МАКСИМОВ. Да.

БУХАРИН. Больше ничего.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, в 1934 г. вас знакомит, вернее, сводит с Енукидзе Гайстер?

МАКСИМОВ. Совершенно верно. На нашем языке это называется «свести».

ВЫШИНСКИЙ. Извиняюсь, «сводит» на вашем языке...

МАКСИМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. После этого вы с Енукидзе встречались несколько раз?

МАКСИМОВ. Да, несколько раз, мы ведь работали в одном коридоре. 

ВЫШИНСКИЙ. По каким поводам происходили ваши встречи? 

МАКСИМОВ. С одной стороны, он информировал меня, потом он у меня брал некоторые информации...

ВЫШИНСКИЙ. Словом, встречались как соучастники?

МАКСИМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. К правым вы когда примкнули?

МАКСИМОВ. В общем, в 1928 г., а более оформилось это в 1929 г.

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, у вас к этому времени был уже известный подпольный стаж?

МАКСИМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Когда вы в первый раз заговорили с Енукидзе о заговорщических делах?

МАКСИМОВ. Заговорил он со мною в 1932 г.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, уже начиная с 1932 г. Енукидзе вас знал как члена подпольной организации правых?

МАКСИМОВ. Совершенно верно.

ВЫШИНСКИЙ. Когда вы впервые с ним на эти подпольные темы стали разговаривать и на этом пути стали сближаться, он сразу поставил вопрос о терроре или постепенно подготавливал?

МАКСИМОВ. Он поставил этот вопрос значительно позже...

ВЫШИНСКИЙ. Значит, он постепенно подходил к этому вопросу? 

МАКСИМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И последний вопрос — который интересовал Бухарина: в первом, следовательно, разговоре с Енукидзе он вам раскрыл тему подготовки террористического акта?

МАКСИМОВ. Не сразу.

ВЫШИНСКИЙ. А предварительно вас к этому вопросу...

МАКСИМОВ. Подготавливал.

ВЫШИНСКИЙ. У меня вопросов больше нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У защиты вопросы есть?

КОММОДОВ. Нет.

БРАУДЕ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У подсудимых имеются вопросы? Нет. (К Максимову.) Садитесь, пожалуйста.

Объявляется перерыв на 10 минут.

 

КОМЕНДАНТ СУДА. Суд вдет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Садитесь, пожалуйста.

Я прошу Коменданта вызвать свидетеля Белостоцкого.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. (К свидетелю.) Ваша фамилия, имя, отчество?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Белостоцкий Максим Юлианович.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Вы вызваны по ходатайству Прокурора свидетелем по данному делу. Предлагается точно и правдиво показать суду, что вы знаете по данному делу.

Т. Прокурор, у вас есть вопросы?

ВЫШИНСКИЙ. Что вам известно относительно неправильности лечения Алексея Максимовича Горького и почему это известно вам?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Я Лечсанупром Кремля был прикомандирован к Алексею Максимовичу Горькому для проведения внутренних вливаний. Немного раз мне, как не терапевту, приходилось лечить таких больных. В первый раз я за свою врачебную деятельность очутился у кровати такого тяжелобольного и такого выдающегося человека. Вполне понятно, что сейчас я фотографически помню то, что происходило в последнее время заболевания Алексея Максимовича Горького, и я считал своим гражданским долгом подать заявление в надежде, что я смогу помочь чем-нибудь советскому суду.

ВЫШИНСКИЙ. В чем заключались ваши наблюдения, и что конкретно вы хотите сказать суду?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Мне приходилось почти с первых дней заболевания Алексея Максимовича производить довольно большое количество внутривенных вливаний и инъекций сердечных средств, как, например, дигален, кардиазол, глюкоза с строфантом, глюкоза, потом строфантин.

ВЫШИНСКИЙ. Что же, вы считали это нормальным или нет?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Я считал совершенно нормальным это. Я с исключительной четкостью и вниманием выполнял задания, которые давались врачами.

ВЫШИНСКИЙ. Дальше.

БЕЛОСТОЦКИЙ. Был [только] один такой случай — насчет глюкозы с строфантом и строфантином. Я опасался этого препарата.

[ВЫШИНСКИЙ. Почему?]

[БЕЛОСТОЦКИЙ.] Я знал из литературы, что этот препарат очень опасный, что он должен применяться [с] при исключительных[ми] показаниях.[ями больного.] Я позволил себе [, не как терапевт,] обратить внимание профессора Левина, стоит ли применять такое препарат. Левин сейчас же отменил применение этой инъекции.

ВЫШИНСКИЙ. Почему?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Очевидно, он подумал и решил, что, действительно, может быть, не стоит применять сейчас этот препарат.

ВЫШИНСКИЙ. А почему до этого не подумал он об этом, он же терапевт?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Не знаю.

ВЫШИНСКИЙ. Вы его не спрашивали?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Нет, не спрашивал.

ВЫШИНСКИЙ. Вы считали неправильным применение этого средства?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Я считал тогда, что это не совсем правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Хотя вы в этой области и не специалист?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Да, я не специалист.

ВЫШИНСКИЙ. Что еще желаете доложить суду?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Я вспоминаю, что было сделано очень много сердечных инъекций. Я хочу обратить внимание на то обстоятельство, что во время приготовления очередного внутривенного вливания ко мне подошел профессор Плетнев и сказал на ухо: зачем вы это делаете? При таком состоянии больного надо дать ему спокойно умереть.

[ВЫШИНСКИЙ. То есть не лечить?]

[БЕЛОСТОЦКИЙ. Да, не лечить.]

ВЫШИНСКИЙ. Не спасать?

БЕЛОСТОЦКИЙ. Не спасать.

ВЫШИНСКИЙ. У меня вопросов больше нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ УЛЬРИХ. У экспертизы нет вопросов? У защиты нет? У подсудимых нет? Свидетель Белостоцкий, вы свободны от дачи дальнейших показаний.

ВЫШИНСКИЙ. У меня вопросов к подсудимым больше нет, в связи с этим эпизодом, а затем, когда мы перейдем к следующему вопросу, у меня будут дополнительные вопросы к окончанию судебного следствия.

Полагал бы целесообразным заслушать сейчас заключение экспертизы.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Заключение экспертизы еще не готово. Объявляю перерыв на 20 минут, после чего будет заслушано заключение экспертизы.

 

КОМЕНДАНТ СУДА. Суд идет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ УЛЬРИХ. Прошу садитесь. Заседание продолжается.

Для оглашения заключения экспертизы слово предоставляется заслуженному деятелю науки профессору Бурмину.

БУРМИН. [Вопросы к экспертизе.][20]

1. По умерщвлению А.М. Горького.

ВОПРОС: Допустимо ли, чтобы больному с резко выраженным пневмосклерозом, с наличием бронхоэктазов и каверн, эмфиземы легких и перерождения сердечно-сосудистой системы, страдающему тяжелыми периодическими кровохарканиями, назначался режим длительных прогулок после обеда, особенно в сочетании с утомительным трудом?

Мог ли подобный режим, проводимый в течение продолжительного времени, вызвать у больного ухудшение состояния здоровья и, в частности, сердечно-сосудистой системы?

ОТВЕТ: Такой режим, безусловно, недопустим и мог обусловить ухудшение здоровья больного и, в частности, ухудшение состояния сердечно-сосудистой системы.

ВОПРОС: Допустимо ли помещение подобного больного в квартиру, где заведомо имелись больные гриппом?

ОТВЕТ: Абсолютно недопустимо, ибо этим обеспечивается заражение данного больного гриппом.

ВОПРОС: Правильно ли было ведение больного, правильно ли велась история болезни и лечение А.М. Горького во время его последнего заболевания с 31 мая по 18 июня 1936 г.?

ОТВЕТ: Констатация тяжелого состояния больного нашла достаточное отражение в истории болезни, проводимое же лечение зарегистрировано преступно небрежно.

ВОПРОС: Допустимо ли вообще длительное, одновременное применение больших доз сердечных средств внутривенно, подкожно и внутрь, именно дигиталиса, дигалена (препараты наперстянки), строфантина и строфанта, а в частности, у тяжелобольного А.М. Горького 69-ти лет, страдавшего вышеуказанным поражением внутривенных органов?

ОТВЕТ: Абсолютно недопустимо.

ВОПРОС: Каковы могли быть последствия такого лечения у А.М. Горького при его последнем заболевании?

ОТВЕТ: Такой метод лечения вообще должен был привести к истощению сердечной мышцы, а в данном случае — мог обусловить смертельный исход.

ВОПРОС. Возможно ли допустить, чтобы врачи достаточной квалификации могли применить такой неправильный метод лечения без злого умысла?

ОТВЕТ: Этого допустить нельзя.

ВОПРОС: Можно ли на основании совокупности этих данных считать установленным, что метод лечения А.М. Горького был заведомо вредительским, направленным к ускорению его смерти, с использованием для достижения этой преступной цели специальных познаний, которыми располагали обвиняемые Левин и Плетнев?

ОТВЕТ: Да, безусловно, можно считать установленным.

2. По умерщвлению В.В. КУЙБЫШЕВА.

ВОПРОС: Допустимо ли было назначение больному В.В. Куйбышеву, страдавшему приступами грудной жабы и распространенным артериосклерозом, длительных приемов больших доз дигиталиса (наперстянки)?

ОТВЕТ: Нет, недопустимо.

ВОПРОС: Могло ли применение больших доз препаратов наперстянки в продолжение длительного срока (нескольких месяцев) способствовать учащению припадков грудной жабы?

ОТВЕТ: Да, могло способствовать учащению припадков грудной жабы.

ВОПРОС: Допустимо ли в состоянии припадка грудной жабы разрешать больному двигаться и подниматься по лестнице, и можно ли оставить больного с припадком грудной жабы без оказания немедленной врачебной помощи?

ОТВЕТ: Абсолютно недопустимо и преступно, т.к. это может привести, а в данном случае и привело к смерти.

ВОПРОС: Можно ли на основании совокупности этих данных считать установленным, что метод лечения В.В. Куйбышева был заведомо вредительским, направленным к ускорению его смерти, с использованием для этого как специальных познаний, которыми располагали обвиняемые, так и метода умышленного оставления В.В. Куйбышева без медицинской помощи при очередном припадке грудной жабы?

ОТВЕТ: Да, безусловно, можно считать установленным.

3. По умерщвлению В.Р. МЕНЖИНСКОГО.

ВОПРОС: Допустимо ли было у больного В.Р. Менжинского, страдавшего артериосклерозом с тяжелыми припадками грудной жабы и имевшего инфаркт миокарда, длительное применение препаратов наперстянки, особенно в сочетании с лизатами, могущими усиливать действие препаратов наперстянки?

ОТВЕТ: Нет, безусловно, недопустимо и преступно.

ВОПРОС: Могло ли применение такого метода лечения способствовать истощению сердечной мышцы и, тем самым, способствовать наступлению смертельного исхода?

ОТВЕТ: Да, безусловно, могло.

ВОПРОС: Можно ли на основании совокупности этих данных считать установленным, что обвиняемые Л.Г. Левин и И.Н. Казаков применяли заведомо вредительские методы лечения т. Менжинского, поставив своей преступной целью скорейшее наступление его смерти, которая и явилась результатом их преступных действий?

ОТВЕТ: Да, безусловно, можно считать установленным.

4. По умерщвлению М.А. ПЕШКОВА.

ВОПРОС: Правильно ли велось лечение М.А. Пешкова, болевшего крупозным воспалением легких, как оно изложено в показаниях обвиняемого Левина?

ОТВЕТ: Лечение М.А. Пешкова, как оно изложено в показаниях обвиняемого Левина, велось не правильно и преступно: первое — не применялась лечебная антипневмококковая сыворотка, которая, по собственному признанию обвиняемого Левина, могла бы быть полезной в лечении больного; второе — назначались в недопустимо высоких дозах наркотики — морфий и пантопон; третье — не применялись сердечные средства.

ВОПРОС: Мог ли подобный неправильный метод лечения, проводимый обвиняемым Левиным, способствовать смертельному исходу болезни?

ОТВЕТ: Подобное лечение не только не способствовало организму в его борьбе с болезнью, но, наоборот, ухудшало положение больного.

ВОПРОС: Можно ли считать установленным, что обвиняемый Левин, поставив своей преступной целью ускорение смерти М.А. Пешкова, применял заведомо вредительское лечение для осуществления своей преступной цели?

ОТВЕТ: Да, безусловно.

заслуженный деятель науки — профессор Д.А. Бурмин

заслуженный деятель науки — профессор Н.А. Шерешевский

профессор В.Н. Виноградов

профессор Д.М. Российский

доктор медицинских наук В.Д. Зипалов.

По отравлению т. Н.И. Ежова.

ВОПРОС: Можно ли на основании представленных экспертизе материалов об организации отравления т. Н.И. Ежова прийти к заключению, что обвиняемые Ягода Г.Г. и Буланов П.П. применили для достижения своей преступной цели крайне опасные и весьма действенные способы постепенного отравления т. Н.И. Ежова?

ОТВЕТ: На основании предъявленных материалов химических анализов ковра, гардин, обивки мебели и воздуха рабочего кабинета т. Н.И. Ежова, а равно и анализов его мочи и характера возникших у него болезненных проявлений, следует считать абсолютно доказанным, что было организовано и выполнено отравление т Н.И. Ежова ртутью через дыхательные пути, что явилось наиболее действенным и опасным методом хронического ртутного отравления.

ВОПРОС: Можно ли считать установленным, что в результате примененных обвиняемыми Ягодой Г.Г. и Булановым П.П. способов отравления т. Н.И. Ежова его здоровью был причинен значительный ущерб, и, если бы это преступление не было своевременно вскрыто, то жизни т. Н.И. Ежова угрожала бы непосредственная опасность.

ОТВЕТ: Да, следует считать установленным, что в результате примененного обвиняемыми Ягодой Г.Г. и Булановым П.П. способа постепенного отравления т. Н.И. Ежова, его здоровью был причинен значительный ущерб, и, если бы данное преступление не было своевременно вскрыто, то жизни т. Н.И. Ежова угрожала непосредственная опасность. 

заслуженный деятель науки — профессор Д.А. Бурмин 

заслуженный деятель науки — профессор Н.А. Шерешевский 

профессор В.Н. Виноградов 

профессор Д.М. Российский 

доктор медицинских наук В.Д. Зипалов.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Т. Прокурор, у вас есть вопросы к экспертизе? [есть?]

ВЫШИНСКИЙ. Только один — являются ли ответы на эти вопросы единодушным мнение всей экспертизы или кто-нибудь из экспертов имеет особую точку зрения?

БУРМИН. Единодушно.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У защиты есть вопросы?

БРАУДЕ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У подсудимых есть вопросы?

(Нет.)

В связи с экспертизой есть вопросы?

ВЫШИНСКИЙ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У защиты нет, у обвиняемых друг к другу нет.

Есть какие-нибудь дополнения, вопросы?

ВЫШИНСКИЙ. К экспертизе у меня нет [ничего.] вопросов. Есть вопросы к отдельным подсудимым.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Пожалуйста.

ВЫШИНСКИЙ. Обвиняемый Розенгольц, как видно из акта, [— он] находящегося[ейся] в томе № 6 на листе дела 17, при аресте Розенгольца у него был обнаружен в заднем кармане брюк зашитый в материю маленький кусочек сухого хлеба, завернутый в отрывок газеты и в этом кусочке хлеба листок с рукописной записью, который оказался при осмотре записью молитвы. [Он имеется здесь у меня в руках. Суд может удостовериться в этом факте.] Я хочу спросить суд разрешить мне огласить некоторые места этого текста так называемой молитвы и просить подсудимого Розенгольца дать по этому поводу свои объяснения.

[(К Розенгольцу.) Факт этот вы отрицаете?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Я содержания этого листка не видел.]

[ВЫШИНСКИЙ. Нет? А знали, что у вас нашли это?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Знал.]

[ВЫШИНСКИЙ. У вас нашли это в кармане?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Да. Но я не читал, так что я не знаю.]

[ВЫШИНСКИЙ. А вы знали, в чем дело?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Нет, не знал.]

[ВЫШИНСКИЙ. Так что сейчас имеете возможность узнать после оглашения.] Вот этот текст: [«Да воскреснет бог и расточатся врази его и да бежат от лица его...» (Оглашает текст молитвы). И дальше: «Живый в помощи вышнего...» (Оглашает текст). Как это попало вам в карман?]

*«Да воскреснет бог и расточатся врази его и да бежат от лица его, все ненавидящие его, яко исчезает дым да исчезнет, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут бесы от лица любящих бога...

Живый в помощи вышнего в крови бога небесного, водворимся речам господеви: заступник мое еси и прибежище мое, бог мой и уповаю на него яко той любовию тя от сети ловчи и словеса мятежна плещма своими осенит тя и подкрыле его надеешся. Оружием обыдет тя истина его. Не убоищася от страха ночного от стрелы летящая во дни, отведи во тьме преходящая яко подстрекающаго беса полуденного»...*[21]

Как это попало к вам в карман?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Однажды [, как я показывал,] этот небольшой этот пакетик [, зашитый, очень миниатюрный,] перед уходом моим на работу, жена положила мне в карман. Она сказала, что это на счастье.

[ВЫШИНСКИЙ. Зачем?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Она говорила, что это у нее какой-то такой...]

[ВЫШИНСКИЙ. Талисман? Или в таком роде?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Да. Она положила в карман, причем она сама не знала его содержания.]

[ВЫШИНСКИЙ. А назначение его какое?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Не знаю, об этом у меня разговора не было.]

[ВЫШИНСКИЙ. Назначение этого талисмана вы знали?] 

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Я ведь его содержания не знал.]

[ВЫШИНСКИЙ. Но она вам сказала, что это для предотвращения опасности?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Тоже не говорила.]

[ВЫШИНСКИЙ. А что сказала?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Она сказала, положив этот небольшой предмет, что...]

[ВЫШИНСКИЙ. Вы видели, как она положила?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Да... На ходу положила... сказала, что на счастье.]

[ВЫШИНСКИЙ. На счастье?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Да, но что там было, я не знал, не обратил внимания и знать не мог.]

ВЫШИНСКИЙ. А когда было это дело? [За сколько времени до ареста она вам положила «на счастье»?]

РОЗЕНГОЛЬЦ. За несколько месяцев [.] до ареста.

ВЫШИНСКИЙ. И вы несколько месяцев носили это «счастье» в заднем кармане?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Я даже не обращал внимания...

[ВЫШИНСКИЙ. А носили несколько месяцев в кармане?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Да.]

[ВЫШИНСКИЙ. И вы знали, что там было?]

[РОЗЕНГОЛЬЦ. Не знал.]

[ВЫШИНСКИЙ. Вы носили этот талисман с молитвой на «счастье». Вы узнали о его содержании только после ареста?]

У меня [нет] больше вопросов[.] нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. К другим подсудимым нет вопросов?

ВЫШИНСКИЙ. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. У защиты нет вопросов?

ЗАЩИТА. Нет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. После часового перерыва заседание суда будет происходить при закрытых дверях. О времени заседания при открытых дверях будет объявлено особо.


[1] Знак абзаца.

[2] Здесь стоит галочка (красный карандаш).

[3] * * — инверсия — «чтобы устранить только».

[4] Вероятно, предлог восстановлен — зачеркнут, подчеркнут двумя горизонтальными линиями (синие чернила).

[5] * * — инверсия — «редко бывал».

[6] * * — знак переноса фразы — «это на вскрытии было подтверждено».

[7] * * — знак переноса фразы — «Их нельзя было вспрыскивать непрерывно в течение 365 дней в году».

[8] * * — знак переноса слова — «Сколько вы сказали...»

[9] * * — знак переноса фразы — «Подсудимый Казаков, вы подтверждаете [В]ваши показания на предварительном следствии?».

[10] Слово восстановлено — зачеркнуто, подчеркнуто горизонтальной пунктирной линией (синие чернила).

[11] *  * — инверсия«прокурор спросил».

[12] Вероятно, текст восстановлен — зачеркнут, подчеркнут горизонтальной пунктирной линией (синие чернила).

[13] Вероятно, слово восстановлено — зачеркнуто, подчеркнуто горизонтальной пунктирной линией (синие чернила).

[14] Вероятно, предложение восстановлено — зачеркнуто, подчеркнуто горизонтальной пунктирной линией (синие чернила).

[15] В стенограмме текст заключения экспертизы зачеркнут (синий карандаш). В дело вклеен печатный лист заключения экспертизы, аналогичный стенограмме и датированный 9 марта 1938 г.

[16] * * — инверсия — «аграрник Гайстером».

[17] Фраза восстановлена — зачеркнута, подчеркнута горизонтальной пунктирной линией (синие чернила).

[18] * * — правка И.В. Сталина (красный карандаш).

[19] Предложение удалено — подчеркнуто горизонтальной пунктирной линией (синий карандаш), зачеркнуто (красный карандаш). Вероятно, правка красным карандашом И В. Сталина.

[20] В стенограмме текст заключения экспертизы зачеркнут (красный карандаш). В дело вклеен печатный лист заключения экспертизы, аналогичный стенограмме.

[21] Печатный текст вклеен в стенограмму.