Статья из газеты «Le Temps» «В тупике». 18 июля 1933 г.

№390

Статья из газеты «Le Temps»²⁹⁶ «В тупике»

От нашего собственного корреспондента. Москва, июль. Даже самые рассеянные читатели советской прессы не могли не быть удивлены произошедшими в ней за последние месяцы переменами. Если еще совсем недавно она была наводнена статьями и цифрами, посвященными результатам или просчетам крупной промышленности, то сегодня она только и занимается, что аграрной политикой. И только время от времени, например, для того, чтобы сообщить об окончании строительства Челябинского тракторного завода или сурово прокомментировать новое снижение выработки на угольных шахтах Донбасса, газеты идут на то, чтобы на день—два приостановить ожесточенную кампанию, проводимую ими вокруг «социалистических полевых» работ. Успехи пятилетнего плана теперь прославляются с былой горячностью лишь в нескольких парижских салонах некоторыми нашими свихнувшимися интеллигентами, отсталыми и чрезмерно доверчивыми, соревнующимися в наивности и незнании русской действительности. Москва же озабочена другим. Тревожное внимание руководителей отныне сконцентрировано на русской деревне, где фактически решается судьба государственного строя и где происходит ожесточенная борьба — иногда неистовая, но чаще всего скрытная — между правительством идеологических фанатиков и крестьянской массой, глубоко враждебной коллективистскому мышлению.

Многочисленные и серьезные осложнения лета и осени 1932 г. были для руководителей серьезным предупреждением. Пассивное сопротивление и недоброжелательство крестьянского населения, скрытый саботаж, посягательства на коллективную собственность (объявленную священной известным законом от 7 августа 1932 г.)²⁹⁷, острое нежелание мужика отдавать свой хлеб государству, психология мелкого частного собственника, оставшаяся неизменной внутри самого колхоза, неправильная организация коллективных хозяйств, просчеты механизации — вот основные трудности, с которыми столкнулась политика большевиков на селе, трудности, лежащие в основе сегодняшнего ужасного продовольственного кризиса. События на Кубани, о которых уже писала «Тан», оставили Кремлю только одну альтернативу: или уступить крестьянину, отказаться от принудительной коллективизации и, таким образом, признать себя побежденным, или же беспощадно идти вперед, подавляя силой всякое сопротивление.

Руководители решили с самого начала года принять все меры предосторожности и предпринять исключительное усилие. Они провели мобилизацию наиболее надежных сил среди коммунистов, развернули в деревнях настоящее наступление, чтобы взять с бою «оплот контрреволюции». В марте в сельскую местность, чтобы взять на себя руководство коллективными хозяйствами, были направлены знаменитые «политотделы», состоящие из особо испытанных членов партии, прошедших тщательный отбор. Метод, уже использованный Москвой зимой 1928—1929 гг., который предполагал отправку в деревню знаменитых «25-тысячников»²⁹⁸, коммунистов-фанатиков, обеспечивших политический успех коллективизации сельского хозяйства, но своими ужасными методами возбудившие ненависть крестьянина и усилившие антагонизм города и деревни. Заставить крестьян работать «честно» на государство, то есть в конечном итоге на городские привилегированные слои — sic vos non vobis²⁹⁹ — выполнить посевной план, потом план поставок зерна, устранить на предстоящую зиму угрозу голода, выиграть битву за хлеб, то есть, в конечном счете, спасти государственный строй от крушения — вот в чем состоит задача, которую Кремль возложил на политотделы, предоставляя им неограниченные полномочия на селе. Это не обошлось без столкновений, иногда довольно серьезных, с местными коммунистическими властями, недовольными тем, что они оказались незаконно отлученными от своих полномочий этими вновь прибывшими, и мстившими за себя, ведя постоянную, ежеминутную войну с чужаками. Москва решила этот вопрос, издав 15 июня с.г. постановление о реорганизации сельских партийных ячеек по образцу заводских и подчинив их контролю политотделов³⁰⁰. Последние одержали блестящую победу, а вот местные партийные работники недовольны и огорчены, и их озлобленность может быть очень опасна.

Выполнили ли политотделы свою задачу? Официальные данные, во всяком случае, оптимистичны. План посевных вроде бы выполнен. Необходимо, однако, спросить себя: каким образом. Из нашей поездки по черноземью мы вынесли удручающее впечатление: на полях изобилие сорняков, проведенные кое-как посевы, редкие всходы на вспаханной из рук вон плохо земле. Впрочем, о подлинном качестве работ, проведенных в деревнях под беспощадным, но, может быть, иллюзорным контролем политотделов, мы скоро узнаем по результатам сбора урожая. Мужик он себе на уме, и он не отказался от мысли поставить власть на колени, уморив голодом города. Кроме того, принудительные меры, если они действительно были эффективными, могли бы только подтолкнуть его к бунту.

С тревогой ожидая результатов сражения, развернувшегося в этом году на колхозных полях, Россия изо всех сил старается растянуть скудные запасы урожаев прошлых лет. Никогда еще трудности «смычки» не были столь серьезны. За последние месяцы резко ухудшилась продовольственная ситуация и в такой степени, что сравнить ее можно лишь с ужасающей ситуацией 1920 голодного года³⁰¹. Катастрофа, которую мог предвидеть даже слепой и которую мы предвещали здесь же больше года назад («Тан» от 31 мая 1932 г.), обрушилась на страну. Молчание прессы по этому поводу — это один из наиболее курьезных феноменов современной России. Нечто вроде молчаливого заговора происходит вокруг продовольственной ситуации, катастрофический характер которой является, однако, секретом Полишинеля³⁰². Наивные люди в Париже или другом месте, как бы досконально они ни изучали советскую прессу, осмелюсь сказать, ничего бы из нее не поняли. Официальная цензура — хозяйка телеграфа, беспощадно искажает телеграммы зарубежных корреспондентов и пропускает лишь смягченные выражения, такие как «серьезные продовольственные трудности», достаточно красноречивые для тех, кто знает Советскую Россию, но являющиеся чистейшей воды эвфемизмами по сравнению с реальным положением.

В 1920 г. особенно страдали города. Транспорт был парализован, не было больше стабильной валюты, и крестьяне отказывались отдавать свои продукты за обесцененные денежные знаки. Но в большинстве самих деревень некоторые запасы имелись. Ныне ситуация резко поменялась. Из-за парадокса большевистской экономики деревни страдают от голода гораздо больше городов. Крестьяне пытаются добраться до крупных центров, чтобы постараться выкупить там хлеб — продукт их же труда, который государство изъяло у них, чтобы накормить привилегированные классы нации, а именно: армию, ГПУ, специалистов и квалифицированных рабочих. В глазах крестьянина горожанин превратился в паразита, живущего за его счет, в «дармоеда» — русское слово, означающее «тот, кто ест даром». Но поездки в города стали практически невозможны, железнодорожные билеты достать как никогда трудно, в некоторых районах их выдают только по разрешению ГПУ. Впрочем, повторное введение системы внутренних паспортов³⁰³ как раз и имело целью не допустить каких-либо перемещений, закрепить на земле кочевое по своей природе население и предоставить властям контроль над рабочей силой, без которого экономика не могла бы быть действительно «управляемой», а власть не чувствовала бы себя в безопасности.

Положение в городах, особенно в столицах, немного лучше. Но количество хлеба, продаваемого государством в кооперативах, недостаточно, и многие категории населения, не имеющие продовольственных карточек, вынуждены доставать себе хлеб либо в государственных магазинах, называемых «коммерческими» (по 3—4 руб. за кило), либо на частном рынке, где спекулянты подняли цены до 7—8 руб. за килограмм.

Средняя же месячная заработная плата не превышает 100 руб., а дефляционная политика правительства стремится к снижению норм сдельной оплаты. Кроме того, с тех пор, как производственные программы были сокращены, заводы и учреждения приступили к увольнениям персонала. Увольнение же автоматически влечет за собой лишение продовольственных карточек. Тем не менее, официально утверждается, что в СССР нет безработицы, а, следовательно, социальное страхование не действует.

Остается Торгсин, где за валюту отовариваются иностранцы и где население «может» купить муку за золото или серебро. Но это может только тот, кому удалось спасти при обысках какие-то ценности или тот — голод делает людей изобретательными — кто сумел каким-то образом достать золото. Но таких счастливчиков мало. Правительство не предвидело такого результата своей политики. Когда уже в прошлом году кампания по заготовке зерновых столкнулась с чрезвычайными трудностями, официально данным объяснением было не отсутствие зерна, а тенденция крестьянства скрывать свои запасы, чтобы втридорога продать их на только что открывшихся колхозных рынках. Власти, казалось, были уверены в существовании таких запасов. Сказать, что положение совершенно не оправдывало такого оптимизма, означало бы назвать себя контрреволюционером. Как следствие, не могло быть и речи о принятии мер, направленных на предотвращение голода.

Чтобы открыть глаза руководителям, потребовался крах последних месяцев. Сегодня ни один серьезный коммунист не пытается больше отрицать серьезности положения. Самое большее — стараются убедить во временном характере «этих трудностей». В начале апреля Микоян, народный комиссар снабжения, задача которого особенно тяжела, находясь в Киеве, мог констатировать трагический характер положения, и по его приказу для оказания помощи гражданскому населению были начаты запасы, предназначенные для армии. Открылись около сотни «коммерческих» магазинов. Было запрещено разворачивать торговлю далее 20 км от города.

К голоду добавляется его привычная спутница, эпидемия тифа, так же, как это было в 1920—1921 гг. На Урале отмечаются также случаи чумы. Наличие этих болезней официально отрицается, что, к сожалению, не мешает им распространяться.

В 1920 г. голод был признан официально. Правительство поставило вопрос на повестку дня. Для борьбы с бедствием были созданы специальные комиссии, и большевики открыто обратились за международной помощью³⁰⁴. Такая откровенность сегодня кажется невозможной. Признаться значило бы спровоцировать вопрос: «Как это случилось?» Правительство в тупике. Вера в свое умение, такая крепкая до сих пор, даже среди противников, серьезно пошатнулась, и это падение престижа, усиливающееся целым рядом капитуляций за рубежом, не может не иметь, рано или поздно, важных последствий. Каким бы забитым не казался мужик стороннему наблюдателю, он всегда держит в своих мозолистых руках судьбу России.

Пьер Берлан

²⁹⁶ «Le Temps («Лё Тан») — ежедневная французская республиканская газета; основана в 1861 г. Огюстом Неффцером. Крупнейший орган французской печати, обслуживала главным образом интересы деловых кругов. Выходила до 1942 г. (по другим данным до 1944 г.) сначала как умеренный либеральный орган, затем как официоз    французского Министерства иностранных дел.

²⁹⁷ Постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» было принято 7 августа 1932 г. Этим постановлением общественная собственность определялась основой советского строя, считаясь священной и неприкосновенной (СЗ СССР. 1932. № 62. Ст. 360).

«Лё Тан» и раньше давала глубокие аналитические обзоры ситуации в СССР. Об этом можно судить, например, по статье из Л’Эроп Нувелля «Сельскохозяйственная политика и продовольственное снабжение в СССР», опубликованной в «Лё Тан» 1 октября 1932 г.

Вполне точны следующие суждения автора относительно сталинского закона от 7                августа 1932 г.: «И тут советское правительство прибегает к своей обычной тактике. “Вы знаете”, — спрашивает оно, — “почему положение не такое, каким должно бы быть? Из-за саботажников”. К середине августа месяца 1932 г. Известия публикуют постановление о защите коллективной собственности: “Смерть и конфискация всего имущества за хищение (воровство) урожая, скота, продовольствия, принадлежащих колхозам и кооперативам, или грузов на железнодорожном и водном транспорте; от 5 до 10 лет лишения свободы с заключением в концентрационный лагерь виновных в пропаганде с целью заставить выйти крестьян из колхозов”. В последнее время советская пресса признавала, что на основании этого постановления было расстреляно 234 человека.

В конце 1930 г. сорок восемь членов управления снабжения, большей частью важные государственные чиновники, были осуждены и казнены ОГПУ. Один из главных пунктов обвинения, общий для них, был: сторонник единоличного ведения хозяйства, особенно кулаками и зажиточными крестьянами. Осенью 1932 г. “крестьянин- единоличник” освобождается от налогов, если он увеличивает площадь обработки земли. А какая-нибудь колхозница может быть сослана в Архангельск, потому что она имела неосторожность публично жаловаться (пропаганда), или быть расстрелянной в 24 часа, потому что голод заставил ее — как это случилось на Нижней Волге — украсть несколько колосков, чтобы смолоть их дома.

По-видимому, проблема в настоящее время ставится следующим образом: позволит ли весеннее изменение курса избежать СССР голодной карточной системы пред-стоящей зимой? Удастся ли СССР в 1933 г. обрести при “второй НЭП” то сравнительное изобилие, которым отмечалась первая? Или же сами источники исчерпали себя?» (РГВА НСБ. Oп. 1. Д. 138/3. Л. 1169, 1182—1185. Перевод с французского Л.И. Кудрявцевой).

²⁹⁸ Двадцатипятитысячники — рабочие промышленных предприятий, мобилизованные по решению ноябрьского (1929 г.) Пленума ЦК ВКП(б) на постоянную колхозную работу. Всего для работы в колхозах и колхозных объединениях было отобрано более 27,5 тыс. чел. Основная масса 25-тысячников использовалась в качестве председателей и членов правлений колхозов (Материалы по истории СССР. М., 1955. Т. 1. С. 456, 462—463).

²⁹⁹ «Sic vos non vobis» — «Так вы не для себя» — цитата из римского поэта Вергилия; употребляется как намек на присвоение чужих лавров, пользование плодами чужих трудов, незаслуженную славу и т.п.

³⁰⁰ Речь идет о постановлении ЦК ВКП(б) «О работе политотделов МТС, о колхозной ячейке и о взаимоотношениях политотделов и райкомов» от 15 июня 1933 г. В нем говорилось, что особую роль в дальнейшем развертывании работы политотделов МТС должны сыграть партийные колхозные ячейки. Их реорганизовывали из территориальных в производственные колхозные ячейки в каждом колхозе из числа работающих там коммунистов и кандидатов в члены партии. В то же время оставались и территориальные ячейки, куда входили коммунисты и кандидаты в члены партии, не работающие в колхозе. Колхозная ячейка создавалась в производственных бригадах колхоза из не менее трех коммунистов. Политотделы получали право «инструктировать и проверять работу колхозных ячеек», «производить снятие и перемещение» их секретарей. Фактически политотделы могли осуществлять непосредственное руководство сельскими коммунистами (Правда. 1933. 16 июня).

³⁰¹ Речь идет о первом советском голоде 1921—1922 гг. Он стал закономерным результатом разорения страны империалистической и гражданской войнами, усугубленного политикой «военного коммунизма» большевиков. Голод охватил территории Поволжья, Юга России, Севера Казахстана, Западной Сибири, пяти губерний Украины с населением около 70 млн чел. (52 % общей численности населения страны), в эпицентрах — до 35 млн чел. Жертвами голода стали как минимум 5 млн чел. (Данилов В. П. Динамика населения СССР за 1917—1929 гг. (Опыт археографического и источниковедческого отбора данных для реконструкции демографического процесса) // Археографический ежегодник за 1968 год. М., 1970. С. 246).

³⁰² Секрет Полишинеля — секрет, который всем и так известен, мнимая тайна. Выражение происходит от имени комического персонажа французского народного театра Полишинеля.

³⁰³ Речь идет о реализации постановления ЦИК и СНК СССР «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописки паспортов» от 27 декабря 1932 г. Согласно постановлению все граждане СССР, проживавшие в городах, с 16 лет были обязаны иметь паспорта. Сельскому населению паспорта не выдавались, за исключением проживавших в десятикилометровой пограничной зоне. Целью паспортизации была разгрузка городов от лиц, «не связанных с производством и не занятых общественно-полезным трудом», а также их очистка «от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов» (Известия. 1932. 28 декабря).

³⁰⁴ Число жертв голода 1921—1922 гг. могло бы быть большим, если бы не международная помощь, организованная мировой и советской общественностью с согласия и при поддержке советской власти (Поляков Ю.Л. Победа над голодом. М., 1975). Суммарный объем международной помощи голодающим в Советской России составил 35,5 млн пудов, что означало спасение от голодной смерти по меньшей мере 3,5 млн чел. (Дэвид Ч. Энгерман. Американская помощь России в 1921—1923 годах. Конфликты и сотрудничество // Американский ежегодник. 1995. М., 1996. С. 207).