Утреннее заседание 4 марта 1938 г.

УТРЕННЕЕ ЗАСЕДАНИЕ

ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

4 марта 1938 г.

КОМЕНДАНТ СУДА. Суд идет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ УЛЬРИХ. Садитесь, пожалуйста. Заседание продолжается. Переходим к допросу подсудимого Шаранговича.

Подсудимый Шарангович, вы подтверждаете ваши показания, данные на предварительном следствии?

ШАРАНГОВИЧ. [Я п] Полностью подтверждаю. Я хочу рассказать суду полностью, откровенно о своих изменнических и предательских преступлениях. Прошу предоставить мне возможность сделать это в том плане, который я наметил.

*ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, (к товарищу Вышинскому). Подсудимый просит изложить все связано.

ВЫШИНСКИЙ. Это неудобно.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. (К Шаранговичу). Покороче, пожалуйста. Основные этапы.*[1]

ШАРАНГОВИЧ. Изменником родины я стал в августе месяце 1921 г. и был им до ареста. В августе месяце 1921 г. после заключения мира с Польшей, я возвращался из Польской тюрьмы в порядке обмена как заложник с группой осужденных[2]. [При возвращении я] Я остановился в Варшаве. В Варшаве нас вызывали поочередно в советское посольство [для разговоров и, так сказать, выяснения нас], чтобы выяснить лицо каждого из нас. В советском посольстве работал тогда, — я не знаю точно, какую он занимал официальную должность, — некто Вноровский.

ВЫШИНСКИЙ. Как его звали?

ШАРАНГОВИЧ. Его имени и отчества я не знаю. С этим Вноровским я имел три разговора. Я не хочу... не то что не хочу, а считаю, что нет надобности излагать подробности этих разговоров, но суть их заключается в том, что Вноровский заявил мне, что поляки не хотят меня выпускать и что они смогут это сделать только в том случае, если я дам согласие работать в польской разведке. [Сначала я этого согласия и ответа Вноровскому не дал, но потом, при отправлении, я] Я это согласие дал. [Не было там официальных заявлений каких-нибудь и документов, но, однако, я ему это согласие дал.]

И после этого [я] польской разведкой я был переброшен в Советский Союз. По прибытии в Минск [, по существу,] этим же Вноровским я бьш связан с ответственным резидентом польской разведки Богуцким, который занимал тогда [официально довольно] ответственный пост в Белоруссии. Длинных разговоров с Богуцким я не имел, да и дополнительной вербовки меня не требовалось, потому что Богуцкий о всех разговорах Вноровского со мною и о моем согласии знал хорошо от Вноровского. Поэтому мы условились с ним, Богуцким, и он мне сказал тогда, что если потребуются какие-нибудь конкретные услуги потом или задания, которые нужно будет дать, — он мне скажет. Однако я от Богуцкого конкретных заданий в течение года или двух лет не получал. Богуцкий уехал из Белоруссии в [конце] 1923 [или в половине 1923] г. [Он меня передал и связал тоже с ответственным] Перед отъездом связал меня с ответственным польским резидентом, занимавшим тогда в Белоруссии тоже довольно ответственное положение, — Славинским.

Причем Славинский, конечно, все эти подробности — и насчет вербовки меня Вноровским, и насчет договоренности, которая существовала с Богуцким, — знал хорошо. От Славинского я уже получил задание. Я сейчас, конечно, не помню конкретно всех этих заданий. [, но я.] Я тогда работал в Белоруссии с половины 1923 г. и до половины 1924 г. старшим помощником Прокурора республики. Через меня проходило много дел, шпионских и других дел более важных. [Я п] По [этому] заданию Славинского я информировал его о сущности этих дел и о лицах, проходящих по ним.

Потом я в конце 1924 г. перешел на работу в профсоюзы, и поэтому это задание Славинского по этому вопросу оборвалось. В профсоюзах я не получал никаких заданий от Славинского. В 1925 г. Славинский уехал из Белоруссии. [,а в] В самом начале 1926 г. я [тоже] уехал из Белоруссии в Сибирь, и [после этого] у меня связи с польской разведкой временно оборвались. Оставался я, конечно, агентом польской разведки, но конкретно никаких-нибудь заданий я не получал.

Возобновилась у меня эта связь — и более активная, чем предыдущая, — в конце 1932 г. или в начале 1933 г., [с польской разведкой,] конкретно с консулом одного из иностранных государств, граничащих с Белоруссией. [, в Минске.] Это было уже после того, когда я вступил в национал-фашистскую антисоветскую организацию в Белоруссии. [, о чем я буду говорить ниже.]

[Обстоятельства дела, которые, так сказать, связали меня опять, были следующие: к] Было это так. Ко мне [сначала] обратился [по этому вопросу] некто Жебровский, который тогда занимал пост третьего секретаря ЦК Компартии Белоруссии, но с ним разговор я имел, собственно говоря, зондирующий. [, однако, предложение и от Жебровского было насчет связи с этим консулом.] Более [точный и] ясный разговор по этому поводу я имел с Бенеком, который [, насколько я помню,] работал в Белоруссии [или заместителем председателя СНК или уже] Наркомземом. Бенек *мне от имени этого консула предложил*[3] следующее [или заявил следующее], что хотя этот консул и имеет уже достаточно тесную связь с рядом людей, входящих в руководство национал-фашистской организацией в Белоруссии, в том числе и с ним, с Бенеком, однако, он хочет установить и со мной эту связь, имел в виду, что я нахожусь на партийной работе, [и, возможно, потребуются некоторые данные, материалы, которые для него будут нужны.]

Собственно говоря, я должен сказать, что для вербовки меня тогда каких-нибудь или больших уговоров не было надобности, потому что я тогда уже был одним из руководителей национал-фашистской организации в Белоруссии, потому что я тогда уже знал относительно тесной связи других руководителей национал-фашистских организаций в Белоруссии с поляками, так — Голодед, Червяков и тот же Бенек. Вообще, все прошлые моменты и моя связь с поляками привела меня, как говорится, в это лоно без всяких уговоров.

В это время я передал через Бенека содержание некоторых решений ЦК ВКП(б), относящихся к Белоруссии. Потом, [помню,] дал информацию о шоссейных дорогах, о сети партийных ячеек и [, кажется, одну] по ряду политических[ую информацию.] вопросов. [Это все, что я передавал, н] Но дело, [видите ли,] конечно, заключается не только в том, что я передавал и не только в моих личных связях, а дело [заключается], главным образом, в том, что уже к тому периоду наша национал-фашистская организация, одним из руководителей которой я был, была, по существу, тесно связана с польским генеральным штабом. Вот об этом я хочу более полно рассказать после того, как я изложу вопросы, связанные с национал-фашистской организацией.

В национал-фашистскую организацию я был завербован Голодедом и Чернышевичем в начале 1932 г. Я не буду говорить об обстоятельствах связей, о том, что меня побудило вступить в эту организацию, потому что то, что я уже рассказывал, это само за себя говорит. Я находился в этой национал-фашистской организации, а это было тем, к чему я стремился. Об обстоятельствах вербовки, или вовлечения, мне кажется, вряд ли здесь нужно говорить.

Когда я вступил в национал-фашистскую организацию, это было, видимо, в марте или в конце февраля, меня...

ВЫШИНСКИЙ. Какого года?

ШАРАНГОВИЧ. [1932 г. Меня] Голодед подробно информировал меня [меня] и [о] о составе этой организации. [, о составе центра этой организации, в который входил тогда, я помню...]

[ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Подсудимый Шарангович, не стоит называть фамилии лиц, которые не привлечены по данному делу. Следствие в отношении их не закончено.]

[ШАРАНГОВИЧ. И, наконец, он посвятил меня относительно того,] И о том, что эта национал-фашистская организация связана с московским центром правых, получает от него директивы, [и] персонально от Рыкова и Бухарина. [Относительно директив и установок, как о] Основные[х] цели[ях, он] национал-фашистской организации Белоруссии Голодед коротко формулировал так: [им образом —] свержение советской власти и восстановление капитализма, отторжение Белоруссии от Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами.

Что же касается методов и средств, то сюда входили: вредительство, диверсия, террор.

Я должен подчеркнуть, что уже тогда меня Голодед информировал, что в этих установках московского центра правых, получавшихся от Рыкова и Бухарина. [, было о] Особенно Голодедом была подчеркнута[о относительно] необходимость установления, в целях осуществления этих задач, тесной связи с польским генеральным штабом. Да, собственно, это совершенно ясно вытекало из этих целей, которые ставятся.

Я не скажу, что мы все эти установки принимали, выполняли и руководствовались ими, я не скажу, что мы были, в том числе я, младенцами и не понимали сущности их и, так сказать, не сознавали всю серьезность изменнических преступных целей, методов и средств, о которых я говорю, но, однако, я должен констатировать, что такие установки были. Я должен тут же сказать попутно несколько, если можно так сказать, развить, относительно того, почему мы называли себя национал-фашистами. Дело в том, что и основной состав центра, и основные кадры были националистические. Конечно, и в центре, и кадры были правые и троцкистские, но между ними нельзя сделать какую-нибудь грань или даже говорить, если хотите, о блоке, потому что если взять любого из нас, основных руководителей этого центра, то они были и правые и, в первую очередь, националисты. Если взять, например, таких людей, как Жебровский, который был активным троцкистом, но он более резко по всем вопросам, связанным с целями и задачами, выступал, чем мы. Если взять Гикало, который был правым, но он не менее резко был связан по вопросам националистическим и по тем целям, которые мы ставили перед собой, чем мы.

Поэтому я должен сказать, что, по существу, там были националисты основной группой, собирающей вокруг себя все кадры и силы для борьбы с советской властью, для свержения советской власти. Я должен сказать, что у нас связь с московским центром правых была не теоретическая и формальная, и не в порядке даже какого-либо легального блока. [Мы получали] В этом направлении мы и получали систематические директивы [в своей преступной деятельности,] и инструктировались московским центром правых. [И я] Я это хочу подтвердить рядом фактов. [и моих личных, и мне известных.]

...В ноябре 1932 г. [(не могу припомнить по каким делам, да они вообще часто ездили в Москву)] в Москву ездили Голодед и Червяков. Они встречались с Рыковым и Бухариным, причем, я должен сказать, что, насколько мне известно, [от самих Голодеда и] Червяков[а, они] был[и] связан[ы] с Рыковым [и Бухариным. Червяков —] еще с 1928 г., а Голодед — с 1930 г. [После этой поездки,] После поездки Голодеда и Червякова в 1932 г. в Москву, когда они возвратились, у нас было в Минске совещание центра нашей организации в полном составе, где они информировали нас. Информация эта сводилась к тому, что и Рыков и Бухарин подтверждали все прежние установки для [преступной деятельности] нашей организации, [и] выразив[ли] недовольство [, что наша организация плохо активизируется по этим установкам.] слабой деятельностью нашей организации. Там же в Москве был дан ряд конкретных установок, в первую очередь, по вопросам вредительской, диверсионной деятельности [;] и, во-вторых, — относительно усиления и установления более тесной связи с польским генеральным штабом. Голодед и Червяков потом систематически встречались с Рыковым и Бухариным.

Кроме этих связей, о которых я уже сказал, у меня лично были установлены связи сначала с Сулимовым, по-моему, в октябре 1932 г., когда он приезжал в Белоруссию в качестве уполномоченного ЦК ВКП(б) и СНК СССР по отгрузке картошки. Я уже тогда с Сулимовым имел подробный разговор. Он сводился к тому, что Сулимов информировал меня о том, что я уже знал от Голодеда и Червякова; я ему также рассказал относительно кадров, относительно того, что делает наша организация. Больше у меня встреч с Сулимовым не было. Но весной 1932 г. я связался с Антиповым. Первую встречу с Антиповым мне устроил Голодед у него же в кабинете. В этой встрече с Антиповым он сначала интересовался относительно деятельности нашей организации, подтверждал те установки, о которых я уже знал. В этом разговоре с Антиповым я поставил перед ним некоторые вопросы, причем поставил я эти вопросы не с точки зрения того, что я с ним был не согласен, или мне требовались разъяснения какие-нибудь особые, а с точки зрения подтверждения их от самого Антипова. Потому что, когда устраивались эти разговоры, Голодед сказал о том, что он является руководителем параллельной группы правых. Во время этого разговора я поставил перед Антиповым вопрос о том, как он смотрит на такую отк[о]ровенную резкую установку о связи с польским генеральным штабом. На это мне Антипов заявил следующее: видите ли, если мы ставим перед собой вопрос свержения советской власти, если мы ставим перед собой вопрос поражения Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами, если мы ставим перед собой задачу отторжения Белоруссии, — то как же не использовать и не пойти на сговор с такой реальной силой, какой является фашистская Польша.

Второй вопрос, который я поставил перед Антиповым, был вопрос об отторжении Белоруссии и создании, так сказать, под протекторатом Польши буржуазного белорусского государства. Мы, конечно, понимали все, что значит этот протекторат, потому что это отнюдь не являлось для нас теоретической формулой. Это значило отдать под ярмо польских помещиков и капиталистов советскую Белоруссию, применяя все те средства, которыми мы тогда уже располагали. На это мне Антипов ответил, что эта формула дает возможность лучше сколачивать все националистические и антисоветские кадры, и, во-вторых, этой формулой мы одновременно приманиваем, если можно так сказать, польский генеральный штаб. Вот эта была наша первая встреча. Надо сказать, что Антипов в 1933 г. довольно часто наезжал в Белоруссию, потому что он был председателем комиссии по чистке белорусской партийной организации.

При второй встрече с Антиповым присутствовали: Голодед, Червяков, Гикало и я. Встреча происходила на даче под Минском. Антипов, выслушав информацию о преступной и подрывной деятельности нашей организации, и опять-таки потребовал от нас активизации, особенно в вопросах вредительства и диверсии, в вопросах организации террористических групп и в вопросах о связи с польским генеральным штабом.

ВЫШИНСКИЙ. [Может быть, вы р] Расскажите конкретно[ее] о вашей преступной деятельности в области вредительства.

ШАРАНГОВИЧ. Я к этому подойду.

ВЫШИНСКИЙ. Вы подходите к этому очень долго, а меня это главным образом интересует. Возьмите конкретно ваше вредительство. Позже мы подойдем и к вашим шпионским связям. Сейчас расскажите, пожалуйста, о вашей преступной деятельности по части вредительства, какие задачи перед вами стояли, как выполнялись эти задачи и т.д.

ШАРАНГОВИЧ. [У нас были] Мы ставили перед собой задачу[и, которые мы перед собой ставили относительно того, чтобы] наиболее широко развернуть вредительство во всех областях народного хозяйства.

ВЫШИНСКИЙ. В каких целях?

ШАРАНГОВИЧ. В целях подготовки поражения СССР [, конечно, и пораженческих,] и в целях создания недовольства населения [, в целях... ] в стране.

ВЫШИНСКИЙ. В целях провокационных?

ШАРАНГОВИЧ. Конечно. В целях подрыва оборо[н]но[й]способности. Я конкретно по распределению ролей, которое у нас было, занимался вредительством в сельском хозяйстве.

ВЫШИНСКИЙ. О распределении ролей мы сейчас не будем говорить. Вы мне вот что скажите. Вот эти задачи подрыва мощи Белорусской республики, ослабление обороноспособности, подготовки условий, более благоприятных для нападения со стороны врагов, — вот эти задачи вашей Белорусской группой были поставлены самостоятельно или эти задачи были перед ней кем-нибудь поставлены?

ШАРАНГОВИЧ. Эти задачи были поставлены и сформулированы в общей постановке вредительства, но и в конкретной постановке московского центра правых, Рыкова и Бухарина.

ВЫШИНСКИЙ. И еще кем они были поставлены?

ШАРАНГОВИЧ. И польской разведкой.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, вы работали одновременно и под руководством центра правых и под руководством польской разведки.

ШАРАНГОВИЧ. Правильно.

ВЫШИНСКИЙ. В чем выразилась [ваша] конкретно[ая] ваша преступная деятельность?

ШАРАНГОВИЧ. [Как я уже говорил, я] Я занимался вредительством, главным образом, в области сельского хозяйства. В 1932 г. мы [,] и я лично в этой области развернули большую вредительскую работу. Первое — по срыву темпов коллективизации. [Я лично...]

ВЫШИНСКИЙ. Вы какую должность тогда занимали?

ШАРАНГОВИЧ. Я был вторым секретарем Центрального комитета [Белорусской компартии] компартии Белоруссии.

ВЫШИНСКИЙ. Так что возможности у вас были большие?

ШАРАНГОВИЧ. Конечно. Я лично давал вредительские установки[у] ряду работников...

ВЫШИНСКИЙ. Своим сообщникам?

ШАРАНГОВИЧ. Да, сообщникам. Мы организовали выходы из колхозы. [Второе -] Затем мы запутывали посевные площади. Суть этого дела заключалась в том, что мы давали району такие посевные площади, [в] которые[х не было столько земли] они не могли освоить, другим районам, [давали задания уменьшенные при больших посевных площадях. Третье —] имевшим большие площади для посева, наоборот, давали уменьшенные задания. Кроме того, мы организовали срыв хлебозаготовок. В 1932 г. это было проведено таким образом. Сначала наша национал-фашистская организация приняла все меры к тому, чтобы хлебозаготовки шли плохо. Т.е. срывали их. Потом, когда было вынесено специальное решение Центрального комитета ВКП(б) [партии] о ходе хлебозаготовок в Белоруссии, то наша организация, боясь провала и возможного разоблачения, приняла срочные меры к тому, чтобы [они были выполнены] хлебозаготовки немного подтянуть.

[В] Я должен [сказать] также сказать, что в 1932 г. [нами] была нами распространена чума среди свиней, в результате чего был большой падеж свиней, причем это делалось таким образом, что прививку чумы свиньям делали вредительски.

ВЫШИНСКИЙ. По вашим лично указаниям?

ШАРАНГОВИЧ. Да, здесь были и мои лично указания.

ВЫШИНСКИЙ. Меня интересует ваша преступная деятельность.

ШАРАНГОВИЧ. Я повторяю: были и мои указания и другие.

[Потом] Наряду с этим, мы проводили организацию[я] совхозов в республике [проводилась] за счет земель колхозников и единоличников.

ВЫШИНСКИЙ. С нарушением [их] интересов [?] колхозников и единоличников?

ШАРАНГОВИЧ. Конечно, да.

ВЫШИНСКИЙ. В каких целях?

ШАРАНГОВИЧ. Во вредительских целях, преступных целях, создания недовольства.

ВЫШИНСКИЙ. Провокационных целях?

ШАРАНГОВИЧ. Позднее несколько по линии сельского хозяйства была проведена наша вредительская работа [относительно] в области наделения колхозников приусадебными участками.

Я должен [несколько] особо остановиться на вопросе относительно единоличников, потому что это связано с планами нашей национал-фашистской организации. В Белоруссии к этому периоду еще насчитывалось около 100.000 единоличников. Нам [Б]была дана такая установка, что раз единоличник[ов] не идет в колхоз, то он является врагом советской власти. Это было нами сделано [для] в провокационных целях [, потому что многим были применены такие налоговые мероприятия, которые] к единоличникам, [ов фактически полностью разоряли, а этим, значит, создавали среди единоличников недовольства,] сопротивляющимся коллективизации. Мы, исходя из своих провокационных установок, применяли также налоговые мероприятия, которые создавали среди единоличников недовольство и повстанческие настроения.

ВЫШИНСКИЙ. Вы не припоминаете лепельского дела?

ШАРАНГОВИЧ. Я это все и связываю с лепельским делом. [Это факт, о котором я говорю.] Лепельское дело, если можно так выразиться, было просто эпизодом в цепи нашей подрывной работы.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, лепельское дело это был результат вашей нарочито преступной, провокационной деятельности?

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. В чем это выразилось конкретно?

ШАРАНГОВИЧ. В лепельском деле [это конкретно] вредительство выразилось в том, что там [также] нажим на единоличников [и] был[и] особенно силен, [разорены совершенно, и когда проводилась перепись, то среди них было большое недовольство. Некоторые из них отказывались заполнять анкетные листы переписи. Недовольство это было создано провокационной организацией. На самом деле п] Потом ЦК ВКП(б) принял соответствующие меры [, когда с этими единоличниками поговорили и приняли соответствующие меры] для исправления того, что было нами проделано, то положение изменилось. Настроение у единоличников [вообще было хорошее, и к советской власти они относились хорошо], у той части, которая была спровоцирована, резко улучшилось. Но я повторяю, что лепельское дело было одним из эпизодов, потому что подобные факты более резко проявлялись в других районах.

ВЫШИНСКИЙ. И все это было под вашим непосредственным указанием?

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно.

Дальше, [в области] по сельскому[го] хозяйству [а] я хочу сказать относительно нашей диверсии [по коню.] в области коневодства. [ Это относится к] В 1936 г. в Белоруссии [здесь] была нами [распространена] широко распространена анемия. Это проводилось нами с целью, т.к. конь в Белоруссии играет огромное оборонное значение, мы стремились [с целью] подорвать эту сильную базу в случае, если она понадобится в связи с войной. [Благодаря] Вследствие этой меры, пало, — насколько я помню сейчас — около 30 тысяч лошадей. Я должен сказать, что эту меру относительно лошадей мы провели не только по своей инициативе.

ВЫШИНСКИЙ. А еще по чьей?

ШАРАНГОВИЧ. Мы имели прямую установку из московского центра правых. Дальше в области сельского хозяйства была нами проведена вредительская работа, [заключающаяся в большом завышении урожайности, причем это было проведено, главным образом, по пограничным районам, с той целью, чтобы экономические показатели этих] следствием которой в пограничных районах[ов были] экономические показатели были худшие, чем в тыловых районах. Вот, собственно, основное.

ВЫШИНСКИЙ. А в области промышленности?

ШАРАНГОВИЧ. В области промышленности вредительство заключалось [ и, главным образом, базировалось] на таких объектах, как торф. Торф как топливная база для энергетики Белоруссии имеет очень большое значение, и поэтому подрыв этой топливной базы [создавал соответствующий подрыв в работе] вел к подрыву всех отраслей промышленности, [и в выполнении промфиплана.]

Энергетика. Здесь, главным образом, внимание концентрировалось в отношении Белгрэс, [а] который снабжает промышленность Витебска, Орши, Могилева. Здесь [и] топливо не подвозилось своевременно. [и включение, в смысле снабжения энергетикой этих заводов. Здесь вредительство заключалось в т] Тормозилось[жение] строительство, [а объектов. К] конкретно я беру Кричевский цементный завод, Оршанский льнокомбинат, Могилевский труболитейный завод...

ВЫШИНСКИЙ. И т.д.

ШАРАНГОВИЧ. Да. И целый ряд еще вредительств, которые шли по линии промышленности. Дальше, говоря о вредительстве, я должен остановиться на культурном фронте, потому что наша национал-фашистская организация [этому участку] придавала этому участку особое значение в условиях национальной республики. [и потому что н] На этом участке работало значительное количество участников нашей национал-фашистской организации и, кроме того, там было достаточное количество таких людей, если не участников, то таких, которых и привлекать было легче и через которых легче было эту работу проводить. Это [делалось] вредительство проводилось в целях компрометации национальной политики [, проводимой] партии[ей] и советской власти.[ью.] Здесь вредительство шло и по линии школ и по линии [— если нужно, я могу подробнее это изложить, — и по линии] писательских организаций и театра.

ВЫШИНСКИЙ. Словом, по всем линиям культурного фронта, где только можно было вредить.

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, подытоживая вашу преступную вредительскую деятельность, можно сказать, что ни одна отрасль социалистического строительства не осталась [вне поля зрения,] вне нашей вредительской деятельности.

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. В сельском хозяйстве борьба против коллективизации, беззакония в отношении единоличников с провокационной целью вызвать недовольство среди населения, запутывание посевных площадей в тех же целях...

ШАРАНГОВИЧ. Правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Срыв совхозного строительства за счет совершенно нерациональных, бесхозяйственных и беззаконных мероприятий, направленных и против совхозов и против единоличников.

ШАРАНГОВИЧ. Правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Срыв хлебозаготовок всякого рода опять-таки незаконными мероприятиями.

ШАРАНГОВИЧ. Правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Целая система таких мероприятий. Затем истребление скотопоголовья, так что ли?

ШАРАНГОВИЧ. Правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Сознательное заражение скота чумой, эпизоотия чумы, удар по коню.

ШАРАНГОВИЧ. Правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Удар по коню с целью развалить и сельское хозяйство и подорвать обороноспособность страны.

ШАРАНГОВИЧ. Правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Наконец, торфяная промышленность, срываете развитие энергетики и энергетического хозяйства.

ШАРАНГОВИЧ. Правильно. Правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Весь культурный фронт, как могли и где могли, сея национальную рознь, разжигая шовинистические настроения и срывая, таким образом, осуществление, проведение в жизнь ленинско-сталинской национальной политики.

ШАРАНГОВИЧ. Правильно.

ВЫШИНСКИЙ. И это все делалось вами как руководителем организации по прямым указаниям центра правых как части блока и польской разведки...

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. ...агентом которой вы были с 1920 г.

ШАРАНГОВИЧ. С 1921 г.

ВЫШИНСКИЙ. В материалах следствия есть данные, что с 1920 г., но это не играет большой роли. Вы, следовательно, появились в СССР уже в качестве польского шпиона?

ШАРАНГОВИЧ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И этим польским шпионом продолжали оставаться долгие годы.

ШАРАНГОВИЧ. До дня ареста.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, 1922, 1923, 1924, 1925 гг., словом, все года, 16— 17 лет.

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно. Были перерывы, но это не меняет положения.

ВЫШИНСКИЙ. Перерывы независящие от вас, случайные.

ШАРАНГОВИЧ. Конечно. Можно продолжать?

Теперь эта роль относительно террора. Мы имели установку относительно террора.

ВЫШИНСКИЙ. От кого?

ШАРАНГОВИЧ. От Московского центра правых.

ВЫШИНСКИЙ. Непосредственно от кого?

ШАРАНГОВИЧ. От Рыкова.

ВЫШИНСКИЙ. Непосредственно или через кого-нибудь?

ШАРАНГОВИЧ. Я знал от Голодеда, Антипова, Червякова.

ВЫШИНСКИЙ. Лично с Рыковым не приходилось встречаться?

ШАРАНГОВИЧ. Нет. Мы, в том числе и я, в 1932 г. приняли эту террористическую установку.

ВЫШИНСКИЙ. Вообще, вы как, теорией интересовались или больше практикой?

ШАРАНГОВИЧ. Я думаю, что для такой преступной работы, которую я проводил...

ВЫШИНСКИЙ. И в вашем положении шпиона польской разведки.

ШАРАНГОВИЧ. Да, в моей организации, которую я возглавлял, вообще никакой теории не нужно. Какая теория нужна для таких головорезов, простите, как мы. [(В зале смех).][4] Подумаешь, большая теория нужна для того, чтобы...

ВЫШИНСКИЙ. Выполнять задания какой-нибудь разведки. Я это напоминаю вам для того, чтобы вы не ударились в область теории, с чего вы начали. Давайте ближе к практике.

ШАРАНГОВИЧ. [Так вот, мы эти установки принимали и проводили,] Далее, мы приняли и проводили как практическую задачу террор. Мы создавали террористические группы, подготовляли террористические акты, в первую очередь, подготовляли террористический акт в 1936 г. [на] против Ворошилова, когда он приезжал в Белоруссию на маневры. Тогда были нами созданы две террористические группы, но этого террористического акта не удалось совершить. Кроме этого подготовляли террористические акты и против других руководителей партии и советского правительства. Наряду с этим [3]здесь в Москве нами была создана группа, которая [была] находилась в связи[ана с белорусской национал-фашистской организацией, которая была связана, по-видимому, и здесь в Москве с другими группами] и существовала на случай необходимости проведения терактов в Москве.

ВЫШИНСКИЙ. С вами была связана?

ШАРАНГОВИЧ. Непосредственно?

ВЫШИНСКИЙ. Как с руководителем организации?

ШАРАНГОВИЧ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Откуда же вам известно, что такая группа в Москве была?

ШАРАНГОВИЧ. Мне известно об этом было от Голодеда и Волковича.

ВЫШИНСКИЙ. Ну, одним из руководителей этой организации были вы?

ШАРАНГОВИЧ. В тот период...

ВЫШИНСКИЙ. Эта группа существовала в тот период, когда вы были одним из руководителей национал-фашистской группы в Белоруссии.

ШАРАНГОВИЧ. Я тогда в центр непосредственно не входил.

ВЫШИНСКИЙ. Входили или не входили, я не об этом спрашиваю. Арестованы вы в какой должности?

ШАРАНГОВИЧ. В должности первого секретаря.

ВЫШИНСКИЙ. Вы были одним из руководителей фашистской группы в Белоруссии, которая являлась частью право-троцкистского антисоветского блока?

ШАРАНГОВИЧ Когда в 1936 г. подготавливался этот террористический акт, я там не был. _u

ВЫШИНСКИЙ. А когда вы там были?

ШАРАНГОВИЧ. В Белоруссию я приехал в марте месяце 1937 г.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, в 1937 г. вы были в Белоруссии?

ШАРАНГОВИЧ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Й руководили этой подпольной антисоветской провокаторской работой?

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. И эта группа существовала до последнего момента?

ШАРАНГОВИЧ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И вы знали об этом от Голодеда и Волковича?

ШАРАНГОВИЧ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Как соучастник?

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Следовательно, эта группа действовала с вашего ведома?

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. А т.к. вы были руководителем, то, можно сказать, что и под вашим руководством?

ШАРАНГОВИЧ. Совершенно правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Вот об этом я и говорю. Продолжайте.

ШАРАНГОВИЧ. Кроме этих двух террористических актов, о которых я говорил, была в этой области развернута большая работа и создан целый ряд террористических групп.

ВЫШИНСКИЙ. [Значит, п] Подытожим[вая, можно сказать о ваших преступлениях] кратко, [вашими словами,] что в чем вы себя признаете виновным по настоящему делу. [, беря всю совокупность ваших преступлений в краткой форме.]

ШАРАНГОВИЧ. Во-первых, что я изменник родины.

ВЫШИНСКИЙ. Старый польский шпион.

ШАРАНГОВИЧ. [В связи с этим, конечно] Во-вторых, [что] я заговорщик.

ВЫШИНСКИЙ. Заговорщик.

ШАРАНГОВИЧ. В-третьих, что я непосредственно проводил вредительство.

ВЫШИНСКИЙ. Нет. В третьих, [что] вы непосредственно один из главных руководителей национал-фашистской группы в Белоруссии и один из активных участников право-троцкистского антисоветского блока.

ШАРАНГОВИЧ. [Совершенно п] Правильно. [Я думаю, что это само собой понятно.]

ВЫШИНСКИЙ. А мы формулируем теперь итоги.

ШАРАНГОВИЧ. Потом, что я лично проводил [то] вредительство. [, о котором я говорил.]

ВЫШИНСКИЙ. Диверсии.

ШАРАНГОВИЧ. [Совершенно п] Правильно.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ УЛЬРИХ. Организатор террористических актов против руководителей партии и правительства.

ШАРАНГОВИЧ. [Совершенно в] Верно.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ УЛЬРИХ. И все это совершал в целях...

ШАРАНГОВИЧ. Я все это совершал в целях свержения советской власти, в целях победы фашизма, в целях [, так сказать,] поражения Советского Союза, в случае войны с фашистскими государствами.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ УЛЬРИХ. Идя на расчленение СССР, отделения Белоруссии, превращения ее...

ШАРАНГОВИЧ. Превращения ее в [буржуазное] капиталистическое государство под ярмом польских помещиков и капиталистов.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ УЛЬРИХ. В этом вы себя признаете полностью виновным?

ШАРАНГОВИЧ. Да, признаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ УЛЬРИХ. Вопросов у мне больше нет. Садитесь.

Переходим к допросу подсудимого Ходжаева. Показания, которые вы давали о вашей антисоветской деятельности в течение многих лет, вы подтверждаете?

ХОДЖАЕВ. Подтверждаю. В Узбекистане я проводил антисоветскую деятельность.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Т. Вышинский у вас есть вопросы?

ВЫШИНСКИЙ. Скажите, подсудимый Ходжаев, в чем вы себя признаете виновным?

ХОДЖАЕВ. Я уже на предварительном следствии дал искреннее и честное признание в совершенных мною преступлениях и, не скрывая ничего, намерен перед судом сказать, хотя бы вкратце, основные вехи этих преступлений, которые мною совершены. Мое преступление против революции, против рабоче-крестьянского государства, против партии начинается с 1920 г. В 1920 г. я был поставлен во главе нового Советского государства, — я говорю о Бухарской [советской] народной республике, во главе высшей ее исполнительной власти[5]. Вот в этот период моей работы я примкнул к буржуазно-националистической организации — «Милли [иктифак] Иттихад».

ВЫШИНСКИЙ. Что это значит?

ХОДЖАЕВ. Это значит «национальный союз», который ставил перед собой задачу превратить Бухарскую [советскую] народную республику в буржуазно-демократическую республику как буферное государство между Англией и Советской Россией. Я вошел вот в эту буржуазно-националистическую организацию [,] и, как активный руководитель этой буржуазно-националистической организации, участвовал, руководил ее контрреволюционной, антисоветской работой. Это [вот] первый этап.

ВЫШИНСКИЙ. Продолжается этот этап до которого года?

ХОДЖАЕВ. Если разрешите, я потом перейду к этому вопросу.

ВЫШИНСКИЙ. Пожалуйста.

ХОДЖАЕВ. Я хочу сказать о моих преступлениях.

ВЫШИНСКИЙ. По существу.

ХОДЖАЕВ. По существу.

ВЫШИНСКИЙ. Но, если вам не трудно, говорите и годы. С 1920 г. по...

ХОДЖАЕВ. Формально для меня до 1921 г., но, по существу, он продолжался и дальше. В 1925 г. я был назначен председателем Совнаркома Узбекистана. [И вот, н] Начиная с 1928 г. [, опять-таки формально, потому что это существа дела не касается, в 1928 г.] я сблизился с националистическим кругом бывшей Туркестанской республики, [перешедшей в новую Узбекскую республику. И] а в последующее время, в Узбекистане, в лице одного из руководителей компартии Узбекистана, в лице Икрамова, я нашел себе союзника, и вместе с ним мы составили то ядро, которое вело в Узбекистане националистическую, антисоветскую работу.

Таким образом, это — второй этап моей активной антисоветской националистической работы.

Наконец, третий этап — 1930 г., когда я в один из своих приездов в Москву, после деловой встречи с [Алексеем Ивановичем] Рыковым в Совнаркоме Союза, беседуя[ю] на различные темы, договорился с ним [в результате этой беседы] о нашей совместной антисоветской работе.

ВЫШИНСКИЙ. О какой работе?

ХОДЖАЕВ. Об антисоветской.

ВЫШИНСКИЙ. То есть?

ХОДЖАЕВ. То есть о совместной работе узбекской националистической организации под руководством правых против руководства партии, против   Советского государства. [А.И.] Рыков тогда еще мне говорил о том, что в этом случае — в случае нашей совместной работы — центр правых гарантирует независимость Узбекской Республики...

ВЫШИНСКИЙ. Что это значит — независимость Узбекской Республики?

ХОДЖАЕВ. В данном случае эту независимость от Советского Союза надо рассматривать как зависимость от какой-то другой — капиталистической — страны. [Так я это объяснял.]

ВЫШИНСКИЙ. Вы так понимали Рыкова?

ХОДЖАЕВ. Да_ь я так и понимал.

ВЫШИНСКЙЙ. А чем он мотивировал это?

ХОДЖАЕВ. Мотивировка была одна — что и правые и мы, националисты, боролись против руководства партии, против советского правительства. Для того, чтобы правые достигли своих целей, для того, чтобы мы достигли своих целей, мы должны были сломать это руководство. В этих целях мы заключили союз. Значит, цель оставалась одна — свернуть советское правительство, свергнуть руководство ЦК ВКП(б).

ВЫШИНСКИЙ. Ослабить СССР?

ХОДЖАЕВ. Ослабить СССР, безусловно.

ВЫШИНСКИЙ. А для чего ослабить СССР?

ХОДЖАЕВ. Для того, чтобы к этому перейти, разрешите мне более систематично изложить.

ВЫШИНСКИЙ. Хорошо, только я вас прошу постараться мне ответить на этот вопрос.

ХОДЖАЕВ. [Обязательно отвечу. Я начну с бухарского периода.] Я коротко хочу остановиться на [этом] бухарском периоде, чтобы было понятно, каким образом я пришел к сегодняшнему моему положению.

[Должен сказать, что в] В заговорщическую организацию бухарских националистов после революции 1920 г. я пришел не случайно, потому что я был воспитан как националист, и то небольшое, кратковременное участие мое в революционном движении, в революции, эмиграция в Советскую Россию[6], благодаря которому, как я думал, я изжил свой национализм, — этого оказалось недостаточно, и хотя мне казалось, что я изжил национализм — в самом деле это оказалось неправильным. И вот, будучи уже членом партии, [не изжив этот национализм, оказавшись во главе независимого в известном смысле государства, под влиянием обстановки, среды,] я тогда вошел в [эту] буржуазную националистическую организацию.

[Надо вам сказать, что б] Большинство [всей] буржуазно-националистической организации Бухары ориентировалось тогда на Англию. [, как на такую страну, опираясь на которую, якобы возможно обеспечить независимость.] Разумеется, эти националистические круги и тогда совершенно ясно представляли себе, что независимость от Советской России, опора на Англию не могут обойтись так просто, и не ради прекрасных глаз будет Англия оказывать содействие. Они и тогда считали возможным принять протекторат Англии и под этим протекторатом отделиться окончательно от Советской России. Вот в целях осуществления этой задачи, мы тогда проводили целый ряд действий. [Это заключалось в захвате советского и партийного руководства.] Мы систематически вытесняли из советского и партийного аппарата действительных членов партии, настоящих советских людей и занимали эти посты своими людьми. Мы готовили кадры для того, чтобы по настоящему занимать руководящие посты в советском аппарате, по-настоящему руководить государством. [Мы эти] Свои кадры для этого мы формировали, главным образом, из буржуазной молодежи и обучали их не в советских школах, а посылали преимущественно за границу — в Германию, в Турцию. Мы вместе с тем вели очень большую работу по организации вооруженных сил, т.к. мы не имели большого влияния в армии. [, т.к. своих специалистов у нас еще тогда не было. Мы н] Наши вооруженные силы формировали, главным образом, в виде милиции. Мы пытались использовать басмачество, которое к этому времени уже появляется в пределах Бухары, [а другие круги, более агрессивно настроенные против Советской России] мы пытались создавать новые кадры басмачества.

Вот сущность той работ, которую мы проводили внутри Бухары.

Я уже говорил о внешнеполитической ориентации, которая заключалась в том, чтобы ослаблять всемерно влияние Советской России на Бухару и усиливать связи и взаимоотношения с сопредельными капиталистическими государствами, а через них связаться по-настоящему с Англией, которая в те времена была наиболее яркой противницей Советской России. Я имею в виду 1920—1921 гг.

Между прочим, это мое антисоветское настроение выразилось еще в том, что когда в 1923 г. был поставлен вопрос об экономическом объединении Туркестана, Бухары и Хорезма в целях координации действий, я был ярким противником этого экономического объединения, считая, что это экономическое объединение есть преддверие к еще большему усилению влияния Советской России и советизации Бухары.

Дальше, когда в 1924—1925 гг. был поставлен вопрос о национально-территориальном размежевании советских республик Средней Азии, я был против этого размежевания, но в историю мое имя вошло как сторонника этого национального размежевания, ибо я говорил об этом, агитировал за это. Но это случилось вот почему, ведь, собственно говоря, бухарского народа как такового не было, *было бухарское государство, там жили узбеки, туркмены, таджики и ряд других народностей.*[7] В результате роста национального самосознания этих народов возник вопрос об их государственном оформлении, они хотели жить самостоятельно. Ленинско-сталинская политика не ставила этому никаких преград. Отсюда возникал вопрос национального размежевания. [Бы] Быть открыто против размежевания означало ставить тогда себя открытым врагом, на что я не мог идти. Я располагал, законспирировавшись, продолжать борьбу. Может быть, с успехами, это убеждение у меня было.

Вот почему [, когда стали создавать это Бухарское государство,] я под маркой сторонника национального размежевания [, один из инициаторов этого дела] оказался во главе Узбекского советского государства. [, т.к. большая часть этого Бухарского государства объединилась с большей частью бывшей Узбекской и Хорезмской республики и стала Узбекским советским государством в составе Союза.][8]

ВЫШИНСКИЙ. Значит, сманеврировали?

ХОДЖАЕВ. Сманеврировал, двурушничал.

Конечно, в 1925—1926—1927 гг. я, конечно, не мог еще вести антисоветскую работу в Узбекистане, хотя я оставался националистом, буржуазным националистом. Не мог только потому, что у меня не было части своих кадров. Часть я растерял в Бухаре в период этой борьбы, часть вообще отошла, а в Узбекистане новых людей я еще не имел. Поэтому для меня эти два-три года прошли как годы подготовки.

ВЫШИНСКИЙ. К чему?

ХОДЖАЕВ. Подготовки к формированию буржуазно-национальных сил для борьбы, для продолжения той борьбы, которую я вел еще с 1920 г., когда был в Бухаре.

ВЫШИНСКИЙ. Против?

ХОДЖАЕВ. Против советской власти.                          

[И вот, в] В узбекской парторганизации известна «группа 18-ти». [Эта группа][9] возникла в 1918 г. Организатором этой группы был я. [Я сейчас не буду входить в подробности, я думаю, суд это не интересует, как возникла эта группа, как она организована.] Когда проводилась земельная реформа в целях наделения землей бедняцких слоев населения Узбекистана, в этот период значительно оживилась кулацко-байская верхушка. Кроме того, часть ответственных работников Узбекистана была недовольна этой реформой. Я использовал это недовольство и начал формировать группу узбекских националистов.

Если взять группу «18» как известный этап к переходу к активной националистической работе моей — она объясняется вот таким образом.

ВЫШИНСКИЙ. Это какой год?

ХОДЖАЕВ. Это, примерно, середина 1925 г. [, точно я месяца не помню.] Эта группа «18» решила провести известное давление на партию. Исходила она из того, что крупных работников не так то уже много в Узбекистане. Если эти 18 человек, наиболее видные[х] люди[ей], в виде протеста подадут в отставку, то этого достаточно будет для того, чтобы партия пошла на известные уступки байству и кулачеству, [и] этим путем хотели захватить [и руководство] партийное руководство в Узбекистане. [, с тем, чтобы после уже можно было развернуть большую работу.] Мы рассчитывали в этом своем маневре тогда на одного из руководителей компартии Узбекистана Икрамова; рассчитывали, зная, что он в период 1918—1920 гг., будучи еще молодым человеком, участвовал в буржуазно-националистических организациях Туркестана. Это знал я, знал ряд других участников и в группе «18»[10].

ВЫШИНСКИЙ. В каких организациях?

ХОДЖАЕВ. Это была пантюркистская организация, которой руководил Рыскулов.

ВЫШИНСКИЙ. Когда?

ХОДЖАЕВ. Это было в 1918—1919 гг.

ВЫШИНСКИЙ. Под каким названием?

ХОДЖАЕВ. «Иттихад-Быхерты». (?) Это означает «Единение и прогресс». Это по типу младотюркской партии «Единение и прогресс»[11].

ВЫШИНСКИЙ. Дальше.

ХОДЖАЕВ. Мне было известно, что Икрамов принадлежал к этой группировке, но почему-то Икрамов с нами не объединился, а мы с ним не вели никаких непосредственных переговоров. Мы оказались битыми на съезде. После этого опять мы решили законспирироваться, подали заявление, что мы ошибались, неправильно поступали, что мы согласны проводить линию партии.

ВЫШИНСКИЙ. Второй раз сманеврировали?

ХОДЖАЕВ. Второй раз сдвурушничал. [Однако м] Meжду 1925—1928 гг. [за эти три года с двух концов происходило сближение] у меня происходило сближение с Икрамовым на почве практической работы. Икрамов работал в ЦК, я — в Совнаркоме. Я то знал, что я — руководитель националистической группы.

ВЫШИНСКИЙ. Вы знали?

ХОДЖАЕВ. Я знал, что я сам руководитель националистической группы, а что Икрамов принадлежал к той же буржуазно-националистической группе и о том, что у Икрамова есть своя националистическая группа, — этого еще не знал. [В 1928 г. э] Это сближение [с обоих концов] привело к тому, что я узнал, что у Икрамова есть своя националистическая группа, которая называется «Милли[-Истыклял] Истиклял», что значит «Национальная независимость». Мы с ним не то что объединились, но начали контактировать нашу работу. Если говорить о нашей антисоветской работе конкретно в этот период...

ВЫШИНСКИЙ. Это было когда?

ХОДЖАЕВ. Это было в середине 1928 г. или в начале 1928 г. Точно сказать очень трудно. Много времени прошло с тех пор.

ВЫШИНСКИЙ. Вы с Икрамовым контактировали работу?

ХОДЖАЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. (К Председателю). Позвольте вопрос Икрамову. Подсудимый Икрамов, вы слышали эти показания Ходжаева?

ИКРАМОВ. Да, мы слышали.

ВЫШИНСКИЙ. Вы согласны с его показаниями?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Икрамов, [В] вы были членом подпольной националистической организации в 1928 г.?

ИКРАМОВ. Да. [,с 1928 г.]

ВЫШИНСКИЙ. Эта организация назывались «Милли Истиклял».

ИКРАМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, в этой части показания Ходжаева правильны?

ИКРАМОВ. Правильны.

ВЫШИНСКИЙ. [Он] Ходжаев был членом подпольной националистической фашистской организации «Милли Истиклял»?

ИКРАМОВ. Нет, Файзулла Ходжаев не был. [, а я был.] У Ходажева была своя организация.

ХОДЖАЕВ. Я так и говорил.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, Ходжаев был в своей организации, а вы в своей. Обе организации буржуазно-националистические, фашистского типа.

[ВЫШИНСКИЙ. Оба были в буржуазно-националистической организации фашистского типа.]

ИКРАМОВ. Правильно. Но что контакт сами установили — это неправильно.

[ВЫШИНСКИЙ. Пожалуйста, скажите.]

[ИКРАМОВ.] Контакт установлен под нажимом правого центра.

ВЫШИНСКИЙ. То есть?

ИКРАМОВ. Под нажимом Бухарина и под непосредственным руководством Антипова [, что разрозненно нельзя. Нажим был особенно на меня, я был наступательной силой. Под нажимом Бухарина и под непосредственным руководством Антипова] сконтактировали работу двух националистических организаций.

ВЫШИНСКИЙ. В чем же у вас разногласия с Ходжаевым [сейчас]?

ИКРАМОВ. Я говорю, что не в 1928 г., а в 1933 г. под нажимом Бухарина.

ВЫШИНСКИЙ. А в 1928 г. не контактировали?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Действовали порознь? Обвиняемый Ходжаев, в чем тут дело?

ХОДЖАЕВ. Я с Икрамовым по этому вопросу не говорил перед тем, как давать свои объяснения суду, и не понимаю, из каких мотивов исходит обвиняемый Икрамов, когда он, признавая принадлежность к буржуазно-националистической организации, отодвигает срок нашей совместной работы. Мне кажется, Икрамову хочется от кое-каких фактов [, о которых я скажу, еще до появления правых,] отмахнуться. Может быть, я ошибаюсь, это мое предположение, но разрешите мне огласить пару фактов.

ВЫШИНСКИЙ. Пожалуйста.

ХОДЖАЕВ. До того периода, как мы пошли на союз с правыми, мы с Икрамовым, главным образом, (я других людей сейчас не называю, поскольку они на суде не участвуют) были руководителями, по существу говоря, широкой антисоветской работы. В чем она заключалась? Во-первых, [эта работа заключалась] в том, что мы поставили перед собой задачу захвата [нашими людьми,] нашими националистическими кадрами целого ряд советских организаций в Узбекистане, таких[е] органов,[ы,] как Наркомпрос, чтобы школы иметь в своих руках, университет иметь в своих руках, печать, плановые организации, Наркомзем и т.д. Я должен сказать, что эту задачу мы осуществили.

ВЫШИНСКИЙ. Кто мы?

ХОДЖАЕВ. Я и Икрамов. В нашем лице были две националистические организации, о которых я говорил.

ВЫШИНСКИЙ. Обвиняемый Икрамов, в этой части вы согласны с показаниями обвиняемого Ходжаева?

ИКРАМОВ. Согласен.

ВЫШИНСКИЙ. Захват руководящих должностей в ряде организаций.

ИКРАМОВ. Да. Я показания дам более широкие.

ВЫШИНСКИЙ. Вы тогда делали по своей линии?

ИКРАМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Контактировали с Ходжаевым?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Ваши помощники, может быть, разговаривали?

ИКРАМОВ. Возможно.

ВЫШИНСКИЙ. Во всяком случае, тот факт, который приводит обвиняемый Ходжаев, свидетельствующий об определенной вашей преступной политической линии, он верен?

ИКРАМОВ. Верен.

ВЫШИНСКИЙ. [Откуда обвиняемому] Подсудимый Ходжаев[у], откуда вам известно, что [ваша] организация Икрамова тоже действовала?

ИКРАМОВ. Пусть он скажет.

ХОДЖАЕВ. [Это было таким образом.] Я в предварительных показаниях указывал конкретные факты. В 1928 г. от имени Икрамова ко мне явился некий Бурнашев, ближайший помощник Икрамова.

ВЫШИНСКИЙ. [Обвиняемый] Подсудимый Икрамов, был у вас такой помощник по вашей заговорщической организации Бурнашев?

ИКРАМОВ. Бурнашев членом националистической организации не был.

ВЫШИНСКИИ. А кем он был?

ИКРАМОВ. Он был во внутрипартийной группе. Он пошел разговаривать с Файзуллой.

ВЫШИНСКИЙ. Виноват, не совсем ясно. Вы знаете Бурнашева?

ИКРАМОВ. Знаю.

ВЫШИНСКИЙ. Он был вашим помощником по подпольной работе?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Он знал о подпольной работе?

ИКРАМОВ. Как националистической организации, — не знал.

ВЫШИНСКИЙ. А как знал?

ИКРАМОВ. Он принадлежал к внутрипартийной группе Икрамова.

ВЫШИНСКИЙ. Какая такая группа?

ИКРАМОВ. Легальная.

ВЫШИНСКИЙ. В каком году это было?

ИКРАМОВ. В 1928 г.

ВЫШИНСКИЙ. Так что это за группа?

*ИКРАМОВ. Эта группа существовала в легальном порядке в 1927—1928 гг. На каждом пленуме ЦК Файзуллу и его группу били. Он, говорят, своих людей, бухаринскую группу[12], растерял, а мы его растеряли, т.е. разбили.

ВЫШИНСКИЙ. Почему?

ИКРАМОВ. У нас был дуализм.*[13] Мы боролись один из партийной позиции, другой...

ВЫШИНСКИЙ. На националистической?

ИКРАМОВ. На националистической.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, вы были руководителем этой организации.

ИКРАМОВ. Руководителем организации я не был, был членом организации.

ВЫШИНСКИЙ. Активным членом?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Пассивным?

ИКРАМОВ. Пассивным. Тогда во время дуализма и с точки зрения конспирации я два раза разговаривал.

ВЫШИНСКИЙ. Но Бурнашев знал, что у вас дуализм?

ИКРАМОВ. Наверное, знал, или подозревал.

ВЫШИНСКИЙ. Возможно, конечно, что Бурнашев что-то предполагал и на этих предположениях основывал свои переговоры с Ходжаевым. Мне важно знать: то, что говорит Ходжаев, соответствует действительности?

ИКРАМОВ. Бурнашев без моего согласия пошел разговаривать с Файзуллой.

ВЫШИНСКИЙ. Такой факт был?

ИКРАМОВ. Был.

ВЫШИНСКИЙ. О чем они говорили?

ИКРАМОВ. Он пришел и сказал...

ВЫШИНСКИЙ. О чем они говорили?

ИКРАМОВ. О чем они говорили, я не знаю, а что он мне передавал, я могу сказать.

ВЫШИНСКИЙ. Что он вам передавал?

ИКРАМОВ. Что Файзулла полностью разоружается и хочет подчиниться во всех отношениях тебе, Икрамову.

ВЫШИНСКИЙ. Для чего это?

ИКРАМОВ. Чтобы прекратить борьбу. Я сказал Бурнашеву, я тебя не уполномочивал и тебе незачем вмешиваться.

ВЫШИНСКИЙ. Почему?

ИКРАМОВ. Потому что тогда недобиты были кадры Файзуллы Ходжаева.

ВЫШИНСКИЙ. Это ваша внутренняя политика, мы в ней разберемся еще. Факт тот, что Бурнашев ваш человек?

ИКРАМОВ. Мой человек.

ВЫШИНСКИЙ. У вас были свои люди, у Ходжаева свои люди, и тот и другой были членами националистической организации?

ИКРАМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И этот человек пошел разговаривать к чужому хозяину Ходжаеву?

ИКРАМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И вы были недовольны?

ИКРАМОВ. Был недоволен.

ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Икрамов, [Т]то, что Ходжаев говорит, что к нему приходил Бурнашев от вашего имени говорить, — это факт?

ИКРАМОВ. Факт.

ВЫШИНСКИЙ. Об этом я и хочу знать. Садитесь.

ХОДЖАЕВ. Если суд разрешит, в связи с этим заявлением я хотел бы привести два факта.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Пожалуйста.

ХОДЖАЕВ. Мне опять непонятна такая позиция Икрамова. Это его дело, конечно. Он говорит, что Бурнашев вел со мной разговор, а он не знал, он ссылается на борьбу со мной. Борьба действительно была.

ВЫШИНСКИЙ. За что?

ХОДЖАЕВ. Я возглавлял группу «18». Партия меня била. Икрамов двурушничал. Он стоял во главе партии, меня бил, я ничего не мог сделать.

ВЫШИНСКИЙ. А сам Икрамов в это время был...

ХОДЖАЕВ. А сам в это время был националистом. Вот такого рода была борьба.

Я не отрицаю. Я в своих показаниях это указывал.

ВЫШИНСКИЙ. Один вопрос к Икрамову. Это правильно, что вы в это время двурушничали?

ИКРАМОВ. В 1921-1922 гг.?

ВЫШИНСКИЙ. Нет, в 1928 г.?

ИКРАМОВ. Я двурушничал в 1928 г.

ВЫШИНСКИЙ. Дальше.

ХОДЖАЕВ. [Вот этот факт заключается в том, что — не помню в] В конце 1929 или начале 1930 г. были арестованы два ближайших друга Икрамова и участники организации — Рамзи[н] и Бату.

ВЫШИНСКИЙ. В каком году?

ХОДЖАЕВ. В начале 1930 г. или в конце 1929 г. Они были арестованы за контрреволюционную антисоветскую деятельность.

ВЫШИНСКИЙ. Кем они были?

ХОДЖАЕВ. Один работал в Наркомпросе, другой — не помню — кажется, вторым секретарем.

ВЫШИНСКИЙ. Мы спросим Икрамова. Рамзи и Бату кем они были тогда?

ИКРАМОВ. Рамзи был [председателем] руководителем Научно-исследовательского института, а Бату — в Наркомпросе был главным по культурным делам.

ВЫШИНСКИЙ. За что они были арестованы?

ИКРАМОВ. За участие в националистической контрреволюционной организации.

ВЫШИНСКИЙ. Под вашим руководством?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Кто тогда был руководителем?

ИКРАМОВ. Тогда формально руководителем был Каримов. Я два раза говорил только с этими людьми.

ВЫШИНСКИЙ. Можно один раз поговорить, но очень существенно. Это были ваши люди?

ИКРАМОВ. Нет.

ХОДЖАЕВ. И вот, когда произошел арест этих людей, — мне трудно сейчас говорить, потому что у меня свидетелей нет.

ВЫШИНСКИЙ. Свидетель Икрамов.

ХОДЖАЕВ. Икрамов будет отрицать. Я прошу мне верить, конечно, мне верить тоже нельзя, потому что я фигурирую в такой обстановке. [Но дело в том, что п] Первый, к кому обратился Икрамов по поводу ареста этих лиц, был я.

ВЫШИНСКИЙ. Почему?

ХОДЖАЕВ. Потому что он струсил, [потому что] он думал, что дело касается его. Он знал, что я знаю это дело, он вызвал меня по телефону, пригласил к себе домой, у Икрамова мы советовались как быть и решили не вмешиваться в дело Рамзи и Бату, чтобы это дело не коснулось, с одной стороны, Икрамова, с другой стороны, меня. Я так же, как и Икрамов, в силу солидарности с ним, вел борьбу с тогдашним руководством ЦК Узбекистана, который хотел, в связи с делом Рамзи и Бату, разоблачить националистов. Я вел вместе с Икрамовым борьбу в связи с процессом над этими работниками, которые вели борьбу против партийного руководства и против тогдашнего Средазбюро.

ВЫШИНСКИЙ. Это процесс Касымова?

ХОДЖАЕВ. В связи с процессом Касымова, дела националистов могли раскрыть, и мы приняли меры с Икрамовым, чтобы не раскрыли. Правда, я с Касымовым дела не имел, но поскольку Икрамов стремился это дело заглушить и Икрамов является моим союзником, я всячески поддерживал его линию. Не знаю, почему это он вычеркивает и делает связь со мной с 1933 г. Я не возражаю, но я говорю это для того, чтобы суд, по крайней мере, знал с моих слов, что мне известно. Кому суд поверит, это другое дело, но я со своей стороны говорю все, что я знаю.

ВЫШИНСКИЙ. У меня вопрос к Икрамову. Насчет ареста Рамзи и Бату, вы звонили Ходжаеву?

ИКРАМОВ. Я хочу выяснить, в каком городе это было.

ХОДЖАЕВ. В Самарканде.

ИКРАМОВ. Если в Самарканде, то я в то время там не был, я был в Кисловодске.

ВЫШИНСКИЙ. Я вас спрашиваю, вы звонили Ходжаеву? Арестовали Рамзи где?

ИКРАМОВ. В Самарканде.

ВЫШИНСКИЙ. Вы где были?

ИКРАМОВ. В Самарканде.

ВЫШИНСКИЙ. Звонили Ходжаеву?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Ходжаев к вам приезжал?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, он неправду говорит?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. А вы хлопотали за освобождение Рамзи?

ИКРАМОВ. Я показания дал...

ВЫШИНСКИЙ. Об освобождении Рамзи вы хлопотали?

ИКРАМОВ. Хлопотал.

ВЫШИНСКИЙ. Садитесь. Обвиняемый Ходжаев, продолжайте.

ХОДЖАЕВ. Я перехожу к более существенной части моего показания, которая относится к периоду 1928 г., [.] т.е. периоду составления первой пятилетки.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, здесь все-таки можно установить, что вы были главарем одной буржуазно-националистической организации в 1928 г. Икрамов был главарем другой националистической организации, по вашим словам, а по его словам — он был участником этой организации.

ХОДЖАЕВ. Мне нельзя вам задавать вопросы, а то бы я задал вам вопрос один...

ВЫШИНСКИЙ. Нет уж, вы лучше задайте вопрос Икрамову.

ХОДЖАЕВ. (Икрамову). Каримова ты считаешь руководителем этой организации? Но ведь Каримов по сравнению с тобой — щенок, он твой ученик, как же он мог руководить тобой?

ИКРАМОВ. Я руководство понимаю по усилению работы, какую я с 1931 г. вел...

ВЫШИНСКИЙ. Бывает повседневное руководство и бывает не повседневное.

ИКРАМОВ. За три года два раза разговаривали. Если сказать, идейное руководство...

ВЫШИНСКИЙ. У вас Каримов был членом организации?

ИКРАМОВ. Был.

ВЫШИНСКИЙ. Он вами руководил в это время как членом организации или вы им руководили?

ИКРАМОВ. Ни я им, ни он мною не руководил.

ВЫШИНСКИЙ. А кто руководил?

ИКРАМОВ. Я так дело понимаю...

ВЫШИНСКИЙ. Кто у вас был руководителем «Милли-Истиклял»?

ИКРАМОВ. Каримов.

ВЫШИНСКИИ. Значит, был руководителем Каримов?

ИКРАМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Вы были членом этой организации?

ИКРАМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, он вами руководил?

ИКРАМОВ. Нет, мне никакого поручения не давал.

ХОДЖАЕВ. [Что касается наиболее существенной части той работы, которую мы организовали, то, должен сказать, что это совпало с периодом составления первой пятилетки.] Я не знаю, известно ли суду, что у буржуазных националистов, особенно в Средней Азии, существовала такая теория — организовать замкнутое хозяйство, т.е. сделать так, чтобы хозяйство Республики развивалось независимо от других частей Союза, чтобы, по возможности, Республика жила бы без нужды в остальном Союзе, на случай каких-либо возможностей для активной непосредственной борьбы. И вот эту теорию мы претворили в жизнь, т.е. мы составили первую пятилетку, которая [не] шла в [соответствии] разрез с директивами Союзного правительства, [а шла в] и соответствовала[ии с этой общей] установке[ой] националистов [в] на замкнутое[м] хозяйство.[е.]

Мы планировали хозяйство таким образом, чтобы [в] меныпе[й мере] иметь хлопка как культуру техническую, которая больше всего связывает Узбекистан с Союзом, во-вторых, развернуть таким образом сельское хозяйство Узбекистана, чтобы иметь в большей мере не только на богарных, на неполивных землях, но и в поливных землях зерновое хозяйство, чтобы не зависеть от привозного русского хлеба и, наконец, запланировать таким образом развитие промышленности, строительство дорог и пр., чтобы мы в результате осуществления этой первой пятилетки оказались бы в экономическом отношении более независимыми от Советской России, от Советского Союза, чем когда бы то ни было.

Этот план был расшифрован в Москве. Правительство не приняло эту пятилетку. По инициативе Сталина был поставлен вопрос о пересмотре хлопковой программы. [, т.к. основу всего плана составлял у нас хлопок.] И вот, я сейчас точно не могу сказать, но помню одно, что по директиве дать по Союзу 36 миллионов пудов хлопка, по этому новому решению ЦК ВКП(б) и правительства Узбекистан должен был дать около 21 миллионов пудов хлопка.

ИКРАМОВ. 28 миллионов пудов.

ХОДЖАЕВ. 28 миллионов — это потом.

И вот мы увидали, что если осуществить эту директиву правительства, тогда от той пятилетки, которую мы составили, ни черта не останется. И вот, для того чтобы сломать эту новую директиву ЦК ВКП(б) и правительства, чтобы не дать хлопка, [раз уже наша не прошла, так чтобы и это не прошло, тогда пошли на другую вещь —] мы создали новый план, дутый, значительно преувеличенный. Так, если правительство требовало по Союзу 36 миллионов пудов хлопкового волокна, то по нашему плану выходило — если бы все остальные республики равнялись по Узбекистану, как мы спланировали, примерно, 45—48 миллионов пудов вышло бы по Союзу, но чтобы осуществить такой план в 45—48 миллионов пудов хлопка, что надо было бы? [Прежде всего надо было бы осуществить] Мы стали проводить теорию монокультуры [в жизни], т.е. теорию [иметь только] одной[у] культуры[у] в сельском хозяйстве как доминирующей[ую] культуры[у] — хлопок. [, т.е.] Для этого [нам] надо было разбить, разгромить севооборот, уничтожить луга, т.е. клевер, корма вытеснить на поливных землях не только [в относительном  проценте зерновые культуры] — пшеницу, ячмень, но и такую[ие] культуру, [ы,] как рис, которая иначе не растет, вытеснить ее. А это означало[ет] вызвать колоссальное недовольство [широчайшей массы] народа, потому что мы представили дело так: план — московский, мы, якобы, московские приказчики, мы осуществляем директивы Москвы. — «Недовольны? Так, вот жалуйтесь на Москву». Эту задачу мы поставили.

ВЫШИНСКИЙ. Провокационную задачу?

ХОДЖАЕВ. Провокационную задачу, поставили ее сознательно и осуществляли в течение ряда лет.

К чему это привело? [Это привело, действительно, к огромному недовольству,] Это привело, действительно, к уничтожению севооборота, это привело к снижению поголовья скота, это привело к снижению шелководства, потому что и тут навредили. [, э] Это привело, в конце концов, и к снижению самой урожайности хлопка. И поэтому Узбекистан годами не выполнял планы[а] по хлопку, [годами.]

[С другой стороны, м] Мы [так с]планировали так, [посевные площади наряду с этой общей установкой,] что, скажем, в Фергане — в основной хлопковой базе Советского Союза, в Бухаре — вторая в то время база — [там] процент хлопководства доходил до 96—98 % Если у крестьянина 10 га земли, он должен на 8 или на 9 га посеять хлопок. Сами понимаете, если один гектар остается на все остальное, то это хозяйство начинает гибнуть. А в Самаркандской, Ташкентской областях, где огромное количестве земель, где люди сеяли испокон века экстенсивные культуры, там процент хлопководства 30—35 и 40—45.

А ведь можно было бы сделать так, что в Узбекистане занять 50 % площади под хлопок, а в Фергане и Бухаре — 80 %. В этом случае можно было бы безболезненно выполнить поставленные планы. Это и было сделано в 1935 г. под давлением. Но в этот период мы этого не сделали. Я хочу здесь сказать, что это не было случайной вещью, что это не было головотяпством или результатом неумелой работы. [, — э] Это было сделано вполне сознательно [. Как? Н] нашей организацией, под моим руководством, под руководством Икрамова. Мы вдвоем — он по партийной линии начальство, а я по советской, — мы вдвоем руководили этим делом.

ВЫШИНСКИЙ. Разрешите задать вопрос обвиняемому Икрамову.

[Обвиняемый] Подсудимый Икрамов, [как] что вы [смотрите] скажите по поводу этих [на это] объяснений[е]?

ИКРАМОВ. Я [его] их полностью подтверждаю. Но я еще [немножко] хочу дополнить. В этом деле нашим союзником (договоренности не было, а было молчаливое согласие), нашими союзниками[ом] были троцкисты.

ВЫШИНСКИЙ. Вы же действовали под руководством блока.

ИКРАМОВ. Каждый по своей линии действовал. Словесной договоренности не было, но троцкисты во главе с Хлопкомом, которым[й] руководил Рейнгольд, и под руководством Зеленского эту политику поощряли.

ВЫШИНСКИЙ. Обвиняемый Зеленский, вы подтверждаете, что эта политика проводилась под вашим руководством?

ЗЕЛЕНСКИЙ. Я уехал из Туркестана в январе 1931 г.

ХОДЖАЕВ. А это было в 1928 г.

ВЫШИНСКИЙ. Обвиняемый Зеленский, не вам ли принадлежит эта формула — догнать и перегнать в Средней Азии передовые районы Советского Союза?

ЗЕЛЕНСКИЙ. Да, мне.

ВЫШИНСКИЙ. А что означала эта формула?

ЗЕЛЕНСКИЙ. Срыв коллективизации.

ВЫШИНСКИЙ. Не только это, но и срыв хлопковых планов, и разорение дехканских хозяйств. Вы подтверждаете это?

ЗЕЛЕНСКИЙ. Да, подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ. Вы тогда кем были там?

ЗЕЛЕНСКИЙ. Секретарем ЦК.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Объявляю перерыв на 20 минут.

 

КОМЕНДАНТ СУДА. Суд идет, прошу встать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Садитесь, пожалуйста.

Подсудимый Ходжаев, продолжайте ваши показания.

ХОДЖАЕВ. [Таким образом, я п] Перехожу к третьему этапу. Я уже говорил вначале, что начиная с 1930 г. я связался с правыми в лице [Алексея Ивановича] Рыкова.

Я хотел бы рассказать, при каких обстоятельствах и на каких условиях я встретился, и на каких условиях мы договорились с Рыковым. Это было в 1930 г., на одном из приемов по официальным делам. Рыков меня расспрашивал о положении в Узбекистане в связи с коллективизацией. Я ему рассказывал известные мне факты о том, что происходит в деревне, говорил об известном недовольстве, которое имелось в тот период в Узбекистане, говорил о целом ряде недостатков. Когда Алексей Иванович у меня спросил: а как у вас с темпами коллективизации, как у вас с поголовьем скота, — я сказал, что есть урон поголовья скота. Темпы большие, что и вызывает известное недовольство, но мы исправляем это на основании соответствующих решений по этому вопросу. Словом, мы действуем на основе директив партии, — таков был мой ответ примерно. По-видимому, Рыков понял, что я говорю с ним не впрямую, говорю не откровенно, тогда он мне сразу заявил, что ему известно о том, что я принадлежу к буржуазно-националистической группировке Узбекистана, так же как и Икрамов, о котором он тоже знает, и что незачем нам между собой дипломатничать, а надо говорить начистую.

Рыков охарактеризовал положение советской страны для того периода критическим в связи с коллективизацией, в связи с недовольством, как он говорил, крестьянства и в связи со всей той безумной, по его словам, линией, которую проводит в жизнь сталинское руководство. Он говорил, что если это пойдет так, то неминуемо приведет к краху. Мы, мол, правые, боремся за то, чтобы изменить эту линию, но изменить линию возможно только в результате прихода к власти. Значит, наша задача заключается, чтобы сбросить советскую власть. Мы боремся с руководством партии с целью захвата власти, с целью захвата правительства в свои руки. Вы, националисты, тоже, конечно, недовольны этой политикой, но, изолированно действуя, вы не достигнете цели, вот если бы нам объединиться с вами — националистами, есть и другие силы, тогда получилась бы очень большая сила, объединенная сила, тогда мы, конечно, могли бы пойти на то, чтобы изменить это руководство.

Я, конечно, не могу сказать, что передаю его слова дословно, но передаю основной смысл того, что говорил Рыков. Смысл заключается именно в этом.

На такую прямую постановку вопроса я не мог ответить иначе, я сразу раскрылся перед ним и сказал, что это верно, тем более что предыдущая моя работа, особенно работа с 1928 по 1930 г., в значительной мере меня уже подготовила к тому, чтобы принять не только предложение, которое бы исходило от столь для меня тогда авторитетного лица, как Алексей Иванович Рыков, но и лица пониже, я бы тоже принял предложение, потому что я был уже подготовлен для этого.

[И вот м] Мы условились насчет методов нашей работы. [Тогда, в] На первое время Рыков мне дал следующие установки: во-первых, вредительство, главным образом, в области сельского хозяйства; то, о чем я говорил, в связи с составлением первой пятилетки и планом хлопководства. Это в значительной мере отражало ту директиву, которую я получил от А.И. Рыкова и относительно которой я поделился с Икрамовым.

Второе, — [что мне было сказано Рыковым, это относительно того, что хотя с одной стороны — правые, с другой — мы, националисты в Узбекистане, но пренебрегать силами нельзя] это то, что надо объединять все возможные оппозиционные группировки [,] и силы, какие найдутся, [на территории Узбекистана] и направлять эти силы [также] против руководства ВКП(б), против правительства, — активизируя [их усилия на] вредительство,[е, активизируя их усилия на] провокационные[х] методы[ах] работы, [активизируя их] антисоветскую деятельность.

[Вот я и говорю, что мы, в] В осуществлении этой директивы Рыкова (тогда у меня еще ни с кем другим связи не было, да и едва ли у кого-нибудь была эта связь до меня), мы начали проводить это вредительство. Я потом более подробно остановлюсь в отношении отдельных отраслей хозяйства и на других директивах.

В 1933 г. осенью приехал в Узбекистан как будто бы по пути в Киргизию или на Памир, — я уж не знаю, не помню, — [Н.И.] Бухарин[14]. [Бухарин приехал осенью.] Я тогда имел с ним одну только встречу на даче ЦК в Ташкенте, но непосредственных разговоров у меня с Бухариным не было. [, однако, с] Со слов Икрамова я знаю о беседах между Бухариным и Икрамовым и о тех директивах, какие оставлял Бухарин для нашей националистической организации. Я думаю, что Икрамов сам более подробно это дело расскажет, поэтому я на этом эпизоде останавливаться не буду.

В 1934 г. [приехал] в Узбекистан приехал Антипов. До этого я не знал, что Антипов принадлежит также к правым. В этот период своего приезда Антипов прямо мне сказал, что ему от Рыкова и Бухарина известно о том, что я руковожу одной из националистических группировок Узбекистана, что в моем и Икрамова лице заключен блок между правыми и нашими националистическими группировками, и что он по этому поводу хотел бы от имени центра правых переговорить со мной.

Первое, что мне Антипов сказал по этому поводу, заключалось, главным образом, в том, что он упрекал меня и нашу организацию в недостаточной активности, в неумении работать, в работе старыми методами, в непонимании обстановки, что мы не понимаем обострившейся борьбы, что мы этим самым своим непониманием идем на провал.

[И вот] Антипов [впервые] мне [тогда] непосредственно дал директиву активизировать вредительство, диверсионную работу. [, — хотя я раньше это знал через Икрамова от Бухарина, — вдобавок к тому, что я имел от Рыкова, предложил следующую директиву, что вредительство это само собой надо проводить, это теперь, мол, общее дело, общее явление, а вот надо активизировать, когда идет речь о вредительстве, диверсионную работу.] Мало того, надо провокационную работу усилить, чтобы было достигнуто большое недовольство масс, [чтобы] более активно приступить к формированию повстанческих групп, [и, наконец... нет, извиняюсь, он еще говорил относительно того, что нельзя ли] в Узбекистане надо создать пару террористических групп на всякий случай, понадобятся мол. И [, наконец,] последнее — [это о том, что] нам надо связаться [нам] непосредственно с Англией как с той страной, которая больше, может быть, заинтересована в разрешении судеб Средней Азии.

Вот эту директиву предложил мне Антипов в течение ряда наших бесед. Он там проживал месяц или больше. При этом Антипов мне говорил, что он аналогичные беседы вел и с Икрамовым, что у Икрамова по этому вопросу нет никаких возражений. Разумеется, что и у меня не было возражений. Я после этого с Антиповым имел ряд бесед у него на даче, в Совнаркоме, в его служебном кабинете, но это уже не директивного характера беседы. Я больше его информировал о том, что делается.

В 1936 г. приехал в Ташкент [Николай Иванович] Бухарин[15]. Я имел с ним две встречи: одну встречу я имел с ним на даче ЦК, где он жил у Цехера, а вторую встречу я имел с ним у меня на даче под Ташкентом. Это было в августе [месяце] 1936 г.

[Наша беседа началась с того, что] Бухарин меня спросил, как мы осуществляем директивы правого центра. Я ему рассказал о широких планах вредительства, о том, что в области ирригационных работ пару диверсионных актов намечаем осуществить, что вообще эта работа у нас поставлена довольно хорошо, но в области сельского хозяйства работа затрудняется тем, что политика партии — это исправление перегибов, это передача приусадебных участков колхозникам, это премии, надбавки за перевыполнение плана, — это, мол, нам мешает работать, это наши планы подрывает, создает затруднения, но тем не менее мы стараемся и сколько возможно выполняем ваши директивы. Что касается других отраслей хозяйства, то я его тоже информировал. Не буду подробно сейчас останавливаться на этом. Но [Николая Ивановича] Бухарина эта моя информация не удовлетворила. Не удовлетворила не потому, что мы плохо проводили вредительство [, плохо проводили] и антисоветскую провокационную работу, [— а это его не удовлетворило, главным образом, с точки зрения следующих трех задач...]

[ХОДЖАЕВ. Это —] [(что отсутствовали] [что, во-п] а потому, что, во-первых, отсутствовали повстанческие кадры, [это —] во-вторых, отсутствовали[ие] оформленные[х] террористические[х] группы, [это — ] и в-третьих, что мы [с Англией еще] еще не были связаны с Англией. Эти три вещи вызвали недовольство [Николая Ивановича] Бухарина.

ВЫШИНСКИЙ. В чем это выразилось?

ХОДЖАЕВ. Он сказал, что плохо работаем, что нельзя так работать. Конечно, он меня не ругал и не мог ругать, а так просто говорил, что это плохо, что это недостаточно, что так союзники не работают.

ВЫШИНСКИЙ. Предлагал [лучше работать?] проявлять больше активности?

ХОДЖАЕВ. Да, лучше, активнее работать...

ВЫШИНСКИЙ. Т.е.?

ХОДЖАЕВ. По организации повстанческих кадров.

ВЫШИНСКИЙ. Это раз.

ХОДЖАЕВ. По организации террористических групп.

ВЫШИНСКИЙ. Это два.

ХОДЖАЕВ. И связь с Англией.

ВЫШИНСКИЙ. [Значит, у Бухарина английская линия?] Что у вас требовал Бухарин, говоря о связи с Англией?

ХОДЖАЕВ. Я хотел об этом потом рассказать, но могу и сейчас это сделать. Бухарин говорил, что есть соглашение с фашистской Германией, есть намечающееся соглашение с Японией. Но, когда идет речь о среднеазиатских республиках, наиболее близкая мощная страна — это Англия. С ней надо договориться. Что мы, правые, со своей стороны примем участие, но вы ближе стоите от границы, вы [— берите сами] сами установите связь.

ВЫШИНСКИЙ. [Какая граница?] Близко от какой границы?

ХОДЖАЕВ. С Афганистаном. Там есть английский представитель. [Бухарин сказал — сами установите какую-нибудь связь по этой линии. Он формулировал] Бухарин сказал, что когда идет речь о помощи капиталистических стран, нам, правым, в захвате власти и вам — в деле нашей независимости, надо что-нибудь пообещать, что-нибудь дать.

ВЫШИНСКИЙ. Что дать? Что пообещать?

ХОДЖАЕВ. [Я хотел бы более систематически об этом рассказать, но могу и сейчас.] Дать — это значит признать протекторат Англии, это как минимум. Я не говорю об экономических вещах, которые естественны. [, если мы отмежевываемся, отходим от Союза.] Не может Узбекистан [в] с 5 млн населения сделаться независимым государством между двумя колоссами — с одной стороны Советским Союзом, с другой стороны — Англией. Нужно пристать к какому-нибудь берегу. Если от одного берега отходишь[ть], к другому берегу пристаешь.

ВЫШИНСКИЙ. Так говорил Бухарин?

ХОДЖАЕВ. Я так понял.

ВЫШИНСКИЙ. И Бухарин указывал на Англию как на новый берег?

ХОДЖАЕВ. Я так понимал.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, отход от Советского Союза, независимость Узбекистана, договоренность с Англией означают приход Узбекистана к другому берегу?

ХОДЖАЕВ. Я так понял.

ВЫШИНСКИЙ. Когда это было?

ХОДЖАЕВ. Это было в августе месяце 1936 г.

ВЫШИНСКИЙ. Это совпадало с вашими настроениями и желаниями?

ХОДЖАЕВ. Я бы не хотел об этом говорить перед судом сейчас, потому что это наиболее тяжелое с точки зрения личной. Объективно [это так, как вы говорите, что] это совпадало. Но мои личные настроения были разные, и я не буду говорить. Я совершил преступления, хочу за них отвечать, как это было.

ВЫШИНСКИЙ. Ваше право говорить, что вы хотите, и не говорить, что вы считаете необязательным.

ХОДЖАЕВ. Мы имели с Бухариным довольно продолжительную беседу вокруг этих вопросов. Не знаю, есть ли необходимость передавать все содержание беседы или достаточно того, что я уже сказал.

ВЫШИНСКИЙ. Все, что имеет прямое отношение к этому делу.

ХОДЖАЕВ. Обоснования, как приводилось, для этого были.

ВЫШИНСКИЙ. Те же, что и по другим подобным вопросам, о которых здесь высказывались? Например, Шарангович?

ХОДЖАЕВ. Несколько большего порядка. [Николай Иванович] Бухарин тогда только что вернулся из поездки по европейским странам[16].

ВЫШИНСКИЙ. Из-за границы?

ХОДЖАЕВ. Из-за границы. Он говорил о [положении различных стран, говорил относительно] стабилизации капитализма, о том, что в этом деле сыграл огромную роль фашизм, особенно, немецкий фашизм.

ВЫШИНСКИЙ. Хвалил фашизм?

ХОДЖАЕВ. [Ну, это и есть хваление, если он говорил, что капитализм стабилизировался, что фашизм сыграл большую роль в этом деле.] Я понимаю это как [хваление] восхваление фашизма. Он говорил, что фашистская Германия сейчас всеми силами работает над тем, чтобы сделать Германию гегемоном Европы, что методом для этого у Германии является [, во-первых, —] фашизация всей Европы, [по возможности, и во-вторых] фашизация Германии и, таким образом, подготовка соответствующей обстановки внутри европейских стран для создания европейского блока, или так называемого плацдарма, [и] Что идет подготовка  соответствующего соглашения с крупными азиатскими государствами, в частности, с Японией, что, возможно, [такое] соглашение между фашистской Германией и Японией [на фоне] для борьбы с СССР. О намерениях Гитлера мы давно знали, и мы с двух слов понимали, о чем речь идет. Отсюда он делал вывод насчет того, что в блоке этих двух фашистских государств, в союзе этих государств, при фашизации Европы, СССР трудно будет выдержать войну, и что СССР должен потерпеть поражение в этой войне. Затем он делал обзор внутреннего состояния СССР, — это трудности, которые имеются в деревне. Он говорил, хотя коллективизация победила, но все-таки есть значительные слои в деревне, которые не вошли в колхозы, — это единоличники — крестьяне, и их недовольство мы должны учесть. Огромные недостатки внутри колхозов, что колхозы недостаточны укрепились. Хотя индустриализация и победила, но промышленность работает с перебоями, что в промышленности огромные недостатки, что промышленность ширпотреба работает еще хуже, что в области товарооборота у нас в стране такие недостатки, которые не могут не привести к огромному дополнительному недовольству населения. [И вот о] Отсюда он делал вывод, что [наша] задача заключается в [том, чтобы помочь этому процессу как внутреннему, так и внешнему, путем] активизации наших контрреволюционных сил. [, путем усиления нашей работы.] Икрамова тогда не было в Ташкенте. [, он был в Москве или где-то в другом месте, так что эту беседу я вел с Бухариным.] После приезда Икрамова я его информировал об этой беседе с Бухариным, и т.к. я уверил Бухарина и от своего имени, и от имени Икрамова в том, что мы эти директивы осуществим, то мы и начали их осуществлять.

[Вот я т] Теперь [и] перейду[хожу] к [последней части моих показаний — о] к конкретной[ом содержании работы.] моей вредительской работе.

Я уже о вредительстве частично сказал. Я коротко скажу о сельском хозяйстве еще раз. В сельском хозяйстве наша вредительская задача заключалась в том, чтобы [запутать] сломать севообороты. Это мы осуществили в течение первой и второй пятилеток. Севооборота ни поливного, ни неполивного хозяйства Узбекистана больше не существует. Наша задача заключалась в том, чтобы запутать семенное дело. Эту задачу мы осуществили, но, благодаря мероприятиям ЦК ВКП(б) и правительства Союза, семенное дело по хлопку сейчас выправлено, по всем же остальным культурам оно остается в том положении, в какое мы его поставили. Наша задача заключалась в том, чтобы вызвать недовольство крестьянского населения администрированием, перегибами. Мы добились этой цели постольку-поскольку. Я вам уже рассказывал о дутых планах по хлопку, о неправильном доведении планов до районов, о разнице между Бухарой и Ферганой, с одной стороны, между Самаркандом и Ташкентом, с другой стороны. Этим мы добивались ряда провокационных выступлений, ряда выступлений, основанных на нашей провокации. Затем нам удалось нанести значительный ущерб поголовью животноводства. Я уже говорил, каким образом мы подошли к этому делу. [Теперь я х] Хочу привести один конкретный пример. [в этой области.] За 1936 г., согласно решению партии и правительства, мы должны были передать колхозникам [телок, овец и прочих видов поголовья] около 130.000 телок, овец и прочего поголовья. Мы передали это в течение года. [А когда мы рассмотрели] Но итоги учета поголовья за второе полугодие 1936 г. и первое полугодие 1937 г. [, то оказалось] показали, что на этих 130.000 голов в наличии [имеется] оказалось лишь около 30—40 тысяч. Я имею в виду молодняк. Куда же делось остальное? Во-первых, [сама передача была организована таким образом, что] часть этого поголовья вообще не попадала крестьянам. Это были наши люди, которые сидели в районах [,] и в округах, [и] сами себя наделяли этими телками [, этими] и овцами, а потом резали их и продавали. [(куда же им девать эти вещи?).] Во-вторых, не была поставлена в колхозах работа [за] по сохранению[е] молодняка. А ведь это дело требует, как всем известно, большой работы. Я уже не говорю о срыве племенных мероприятий, зоомероприятий и т.д. Этого конкретного примера, я думаю, достаточно для того, чтобы я мог более расширенно не отвечать на этот вопрос. [Если взять] В области шелководства [, то надо сказать, что вообще в Узбекистане оно выросло колоссально, это не подлежит сомнению.] мы осуществили следующую вредительскую меру. Если в 1928 г. мы имели [что-то] около 7—8 тыс. тонн шелка-сырца, то сейчас имеется [гораздо больше:] 10—12 тыс. тонн. Однако возможности Узбекистана по [нашим же подсчетам] [(] настоящим подсчетам [)] составляют, примерно, 22—23 тыс. тонн. Этого можно было бы достигнуть, если бы не была осуществлена одна мера. Суду, конечно, известно, что в сельском хозяйстве проводится механизация, т.е. вводятся трактора, машины, а у нас земельные участники небольшие, обарыченные, — проходят канальчики для полива участков. В Узбекистане нет такого арычка, который бы не был обсажен тутовым деревом, а [этот тут] это дерево является кормом для шелковичного червя [который делает шелк]...

Так есть план, по которому можно в год от одного до двух вырубать тут старый с тем, чтобы заменить его в другом месте новыми насаждениями. [А мы] И вот мы под тем видом, что нельзя механизировать сельское хозяйство, нельзя пускать трактор там, где нет большого поля, что это не экономично, [нерационально,] что это убыточно, под [этим] флагом [мы] механизации мы провели вырубки до 10% тутовых деревьев [от 5, а в некоторых районах и до 10%] и тем самым уничтожили кормовую базу шелководства. Если бы об этом деле не сказали здесь люди, которые это проводили сами, если бы об этом не сказали бы сами специалисты-колхозники, которые больше всех других являются специалистами в этом деле, если бы они этого не сказали, то вообще догадаться о вредительстве в этой области невозможно, трудно. Но это факт, факт такой, что мы это вредительство проводили, проводили все это под хорошей маркой. [, а л] Людей, которые говорили, что нельзя вырубать, [тут,] мы били, [и били под хорошим флагом —] заявляя: [«Как,] «ты против механизации, ты против политики партии? Значит, ты оппортунист, тебя надо бить».

(Движение в зале).

Вот это есть те мероприятия вредительского характера, которые мы проводили в Узбекистане.

Я уже не говорю о люцерне, [о такой значительной культуре,] которая [является] сопутствует [ющей] хлопку и [которая] является одной из главных культур в севообороте, [которая] люцерна была вредителями почти полностью уничтожена. [и которая] Она восстанавливается только в последние два года под непосредственным нажимом ЦК ВКП(б). В последнее время мы каждую неделю получали телеграммы за подписью Сталина — «почему люцерна отстает? Почему не сеете?». Только под этим нажимом мы начали исправлять положение с люцерной.

Я не говорю также о целом ряде других [вещей] вредительских действий в области сельского хозяйства.

Что касается промышленности, я только в общих словах могу сказать, т.к. непосредственное руководство этим делом принадлежало вот тому Каримову, о котором говорил здесь Икрамов. Я больше был в курсе дел сельскохозяйственных.

Я [извиняюсь, я в отношении сельского хозяйства] забыл сказать о [тех] двух диверсионных актах, которые были проделаны в области ирригации. Первый акт, это в отношении Раватхаджа, плотины, построенной советской властью, [в отношении новой, советского времени плотины, вододелителя] огромного вододелителя, делящего воду р. Заравшан, а эта река командует около 2—3 (?) тысячами гектар земли. [Так вот, в] В начале 1936 г. членом нашей организации Халбатыровым подготовлялся диверсионный акт по уничтожению, по порче этой самой плотины. [, но е] Ему это дело не удалось, т.к. его и его помощников органы НКВД во время арестовали.

Другой такой же акт подготовлялся в Фергане, тоже на большом вододелителе, [туземного типа, но] который командует полями почти [всей] половины всей Ферганы.

Этот акт тоже не удалось полностью осуществить, хотя частично он был осуществлен Рахмановым, начальником Узбекского Водхоза, который также являлся членом нашей организации.

[17]ВЫШИНСКИЙ. Вы имеете в виду какие вододелители?

*ХОДЖАЕВ. Первый вододелитель — это Рават Хаджа и второй Компыр Рават в Фергане[18].*[19]

Что касается промышленности, мне известно о вредительстве на Чирчикстрое. Это — крупное строительство трех электростанций и азотного комбината. Начальником этого строительства был Розит. Он — правый по своему прошлому и настоящему. [Вот этот Розит был начальником этого строительства.] Мне [известно], как и Икрамову и другим членам нашей организации, известно, что [этот] Розит проводил там вредительство. Вредительство [это] заключалось, как я понимал, в трех вещах. Во-первых, в том, чтобы удорожить стоимость строительства. Во-вторых, дефицитные материалы тратить на второстепенные постройки. Например, все знают, что в Ташкенте лучшие дома строятся обычно на кирпиче, а дома обычного типа — на сырце. А на этом строительстве одноэтажный дом построен на железобетоне, в то время как для электростанции не хватило ни цемента, ни железа.

Наконец, в-третьих, это вредительство выражалось в том, чтобы изгонять из Чирчикстроя людей, преданных советской власти. Советская печать в свое время сообщала о случае с Зильберштейн. Это имеет непосредственное отношение к данному делу.

ВЫШИНСКИЙ. Что за случай и какое отношение имеет к данному делу?

ХОДЖАЕВ. Зильберштейн являлась очень дельным и преданным инженером. [из Днепропетровска.] Она строила на Чирчикском строительстве плотину. Зильберштейн принадлежала к той группе специалистов, которая вела активную честную советскую работу. А Розит выжил ее под разными [соусами] предлогами с этого строительства.

ВЫШИНСКИЙ. С вашего ведома?

ХОДЖАЕВ. Безусловно. Мы против этого не возражали.

ВЫШИНСКИЙ. По вашему указанию?

ХОДЖАЕВ. Нет, без моего указания, потому что у нас прямой связи с Розитом не было. Но, безусловно, мы против этого не возражали.

ВЫШИНСКИЙ. А о том, что Розит вредительствует, вы знали?

ХОДЖАЕВ. Разумеется.

ВЫШИНСКИЙ. По объективным данным?

ХОДЖАЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. И покрывали его?

ХОДЖАЕВ. Да, покрывал. Если бы я хотел вскрыть это дело по-настоящему, то почему бы я два года тому назад не мог написать записку о снятии Розита и предании его суду? Но я этого не хотел.

Второе — это Кувасаевская ГРЭС, крупная электростанция, которая строится в Ферганской долине на 48—50 тысяч киловатт и которая должна дать электроэнергию всей или почти всей ферганской промышленности. Тянулось это строительство [...] очень долго. И это не случайно.

Тут я хотел бы одновременно с указанием о вредительстве на месте сказать и о том, что было в Москве. Эстакаду для подвоза угля и переброски построили, исходя из расчета 75.000, здание для электростанции построено на 48.000, а запроектированная мощность станции составляет 70.000. Как видите, в основе проекта уже были элементы вредительства. В строительстве Узбекистана были значительные элементы вредительства, потому что главные средства и силы были переброшены на подготовительные работы, а не на станцию.

И последнее, наконец, что исходило от Москвы, это систематический срыв машин, поэтому станция, начиная чуть ли не с 1929—1930 гг., семь лет строится и еще не построена.

Ряд таких [мелких] вредительских[тв] актов производился в Бухаре, в Самарканде и в ряде других мест.

ВЫШИНСКИЙ. Хильковский цементный завод?

ХОДЖАЕВ. Тогда [стоял вопрос относительно] остановили[ки] завод[а] якобы на ремонт, для переоборудования его на новый лад, хотя это можно было сделать через два—три года. После того, как Кувасаевский цементный завод был пущен на полный ход, а это не нужно было делать, можно было пустить его позже с тем, чтобы пустить раньше другой завод, все же это было сделано, не дожидаясь. Таким образом, [вся] ирригация Чирчикстроя осталась без цемента. Цемент нужно было возить из Новороссийска, а вы знаете, как у нас обстоит дело с дорогами.

ВЫШИНСКИЙ. Затем серные рудники.

ХОДЖАЕВ. Я непосредственно лично не был связан с группой, которая работала на Шор-Су.

ВЫШИНСКИЙ. То есть вредила?

ХОДЖАЕВ. Я все время имею в виду вредительство. Я не знаю никого из участников нашей группы, которые бы имели непосредственную связь с ними. Но мне одно совершенно ясно было; в Ташкенте я эту формулу более или менее высказывал и теперь говорю, что серный рудник выбыл из строя не сам по себе, не благодаря пожару, а потому что Невский — [это] старый троцкист, который был послан Пятаковым, организовал [этот] пожар и взрыв на руднике.

В чем я лично считаю себя виновным в этом вопросе? Во-первых, что после того, как это дело произошло, Невского надо было немедленно арестовать, если бы мы хотели честно, по-советски разобраться в этом деле и на месте выяснить всю обстановку. Вместо этого мы занимались перепиской с Москвой, надеясь, что его кто-либо возьмет под защиту; все время запрашивали, можно ли Невского привлекать к ответственности или нельзя, все же [но, в конце концов,] Невский, в конце концов, был арестован — мне кажется, что он в своих делах сознался.

Вот это о промышленности. Я повторяю, что более подробно о промышленности говорить я не могу, потому что непосредственно этим делом я не руководил.

Далее, я хочу остановиться на вопросе строительства. Темпы отставания строительства в Узбекистане объясняли[сь] тем, что там мало строительных  материалов: цемента, железа[о], леса, но [это только половина правды, а вся правда заключается в том, что это] строительство сознательно срывалось. Вот, например, [школьное] строительство школ. [Школьное строительство] Оно требует, главным образом, [не железа и не леса, а главным образом] кирпича. [Леса же в Узбекистане столько, что можно сделать миллиарды кирпича.] На месте, в Узбекистане можно приготовить миллиарды штук кирпича. Между тем [В] в строительный сезон как правило кирпича у нас не бывало.

ВЫШИНСКИЙ. Почему?

ХОДЖАЕВ. Потому что производством кирпича[ем] руководил Рахман, член троцкистской организации, руководимой Цехером, связанной с нами. Я думаю, ясно, почему это происходит.

ВЫШИНСКИЙ. Понятно.

ХОДЖАЕВ. То же самое с больницами [, то же самое] и с целым рядом других культурно-просветительных учреждений. Я уже не говорю о такой большой задаче, которую мы поставили перед собою уже давно и которую мы осуществляли, — [это захват] мы захватили в свои руки руководство[а] школами. [в свои руки.] В этом отношении, конечно, в Узбекистане никто с нами конкурировать не мог. [Кадры буржуазно-националистические м] Мы подготовляли буржуазно-националистические кадры и [в] их рук[и]ами [школы] захватывали[сь] школы, университеты. Я не рискую заявить, что все школы были буржуазно-националистически настроены, что дети всюду так воспитывались, но, во всяком случае, мы здесь имели большие успехи, особенно в университетах и вузах. Мне трудно опять-таки здесь подробно говорить, потому что это та отрасль, которой руководил единолично Икрамов, область культуры и идеологии, — эта область, которой руководил непосредственно Икрамов. Сельским хозяйство — мы вместе с Икрамовым, а промышленностью — я вместе с Каримовым. Вот соответствующее разделение.

Что касается выполнения других директив — [это вопрос] об организации повстанческих групп в Узбекистане, — мы боялись непосредственно сами взяться за организацию этого дела, потому что это дело могли бы разнюхать сразу. Поэтому после совещания с Икрамовым мы совместно [, не письменно, а] в устном виде дали указания нашим людям из состава секретарей[ям] райкомов [,] и председателей[ям] исполкомов, [дали указания такого рода,] чтобы они проводили подготовку к организации ядра, через которое можно было бы уже перейти к массовой организации повстанчества. * [они в некоторых частях милиции, в Осоавиахимовских организациях, в некоторых отрядах комсомола проводили бы подготовку по организации того ядра, через которое можно было бы уже перейти к массовой организации повстанчества.] Это одна директива.[20]*[21]

Другая директива заключалась в том, чтобы из амнистированных рядовых басмачей, сдавшихся еще в свое время, в 1922—1923 гг., была бы подготовлена в кишлаках, селах соответствующая группа. Таковы были директивы. [нашим районам.] На местах эта работа проводилась, т.е. [такие] люди вовлекались, [такие] группы создавались, хотя я сейчас сказать вам, сколько таких групп, кто возглавляет каждую группу, — не могу, потому что не имею этих данных под рукой.

ВЫШИНСКИЙ. Эти группы были вами организованы?

ХОДЖАЕВ. Директива была дана, чтобы они были организованы.

ВЫШИНСКИЙ. А эта директива была выполнена?

ХОДЖАЕВ. Была.

ВЫШИНСКИЙ. А почему же Бухарин был недоволен?

ХОДЖАЕВ. Бухарин со мною разговаривал в августе 1936 г.

ВЫШИНСКИЙ. А это было когда?

ХОДЖАЕВ. А это было уже после. Что касается террористических групп, то об этом деле я никому не говорил, кроме двух лиц. Я сам знаю, знал Икрамов и знал [и] некий Шермухамедов [знал], которому я поручил организацию этих террористических групп, *посовещавшись с Икрамовым*[22]. Икрамов мотивировал это поручение тем, что Шермухамедов — наиболее надежный человек, знает село, знает наши кадры, ему следует поручить, я сам, говорит, с ним переговорю.

ВЫШИНСКИЙ. Нашел его Икрамов, а не вы?

ХОДЖАЕВ. Нет, но его и искать не надо было; это было человек известный, он был членом Бюро ЦК, его мы оба знали, и когда я с Икрамовым посовещался, кому это дело поручить, он сказал, что поручить это надо Муслиму Шермухамедову.

ВЫШИНСКИЙ. Это кандидатура Икрамова?

ХОДЖАЕВ. Я бы не сказал. Это, можно сказать, наша общая кандидатура.

ВЫШИНСКИЙ. Это ваша общая кандидатура?

ХОДЖАЕВ. Наша общая. Говорил ли Икрамов с Шермухамедовым, я не знаю, но знаю, что Шермухамедов некоторую работу как в кишлаках, так и среди учащейся молодежи вел, он говорил, что пара групп у него есть.

ВЫШИНСКИЙ. Я Икрамова хочу спросить.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Пожалуйста.

ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Икрамов, насчет [Муслима] Шермухамедова Ходжаев правильно показывает?

ИКРАМОВ. Кандидатура Шермухамедова обсуждалась.

ВЫШИНСКИЙ. А для чего?

*ИКРАМОВ. Ему было дано поручение относительно террора. [было поручение.] Он не сказал, поручил ли Шермухамедову. Эта часть не известна, но о том, что кандидатура обсуждалась — это правильно.

ВЫШИНСКИЙ. Надо террор подготовить.

ИКРАМОВ. Да. Он сказал от имени Бухарина.

ХОДЖАЕВ. И, наконец, последний пункт — это насчет связи с Англией.*[23] [Видите ли, м] Мне самому непосредственно устанавливать связь с Англией было невозможно. [Таким образом, мне н] Надо было искать для этой связи какие-то средства. [Что я мог сделать в этом отношении?] Я мог [сделать следующее: во-первых,] поискать людей в Таджикистане, потому что там басмачество продолжалось до недавнего времени, значит, некоторые английские эмиссары и прочие могли быть там. Я так предполагал.

ВЫШИНСКИЙ. Почему вы так предполагали?

ХОДЖАЕВ. Я говорю, что басмачество так продолжалось до 1930 г., а то время как в Узбекистане басмачество было ликвидировано в 1922—1923 гг. Значит, там было больше оснований найти связи.

ВЫШИНСКИЙ. Через басмачей?

ХОДЖАЕВ. Через курбаши, т.е. начальников басмачей.

ВЫШИНСКИЙ. Почему вы так думаете?

ХОДЖАЕВ. Я не докончил свою мысль.

ВЫШИНСКИЙ. Пожалуйста, докончите.

ХОДЖАЕВ. Курбаши, если он настоящий начальник басмачей, не может [не] быть не связанным с англичанами, потому что басмачество было организовано [не без] с участием[я] англичан.

ВЫШИНСКИЙ. Ваша практика так говорит?

ХОДЖАЕВ. Я говорю как было.

*ВЫШИНСКИЙ. Я ведь спрашиваю вас как свидетеля[24] по этому вопросу.

ХОДЖАЕВ. Правильно.*[25]

Среди работников Таджикистана я мог найти людей, которые могли бы выполнить эту задачу. Я вспомнил, был такой Максум — бывший председатель ЦИК Таджикистана, которого я знал с 1922 г., когда Восточный Таджикистан еще входил в состав Бухары. И вот я ему хотел поручить. Я знал о его англофильских настроениях, он выражал очень часто недовольство советской политикой. Значит, я, зная эти настроения его, хотел использовать его.

ВЫШИНСКИЙ. А Мухетдинов это кто?

ХОДЖАЕВ. Мухетдинов — один из руководящих деятелей бухарской буржуазно-националистической партии.

ВЫШИНСКИЙ. Какой ориентировки?

ХОДЖАЕВ. Английской ориентации. Он работал с 1924 г. Я на него не ссылаюсь, потому что человека нет, на мертвого человека нечего ссылаться.

ВЫШИНСКИЙ. История есть.

ХОДЖАЕВ. А для истории такой человек был. Этот Максум его человек.

ВЫШИНСКИЙ. Я поэтому о нем и спрашивал.

ХОДЖАЕВ. Совершенно правильно.

ХОДЖАЕВ. Но я, к счастью своему, к тем огромным преступлениям перед советским народом, перед партией, которые мною совершены, не могу зачислить это последнее, т.е. в том смысле не могу зачислить, что я с директивами согласился, принял к исполнению, пытался осуществить, но не успел осуществить.

ВЫШИНСКИЙ. По обстоятельствам, от вас независящим?

ХОДЖАЕВ. Да, от меня не зависящим. Я хотел бы закончить свои показания с указанием на то, что, конечно, я не младенец, я начал эту антисоветскую работу сознательно, как националист, ибо прежде чем перейти к революции и принять в ней участие, — я был националистом.

ВЫШИНСКИЙ. [Кстати, с] Скажите, вы к каким общественным [классам,] слоям принадлежите по своему происхождению?

ХОДЖАЕВ. Я из купеческой семьи.

ВЫШИНСКИЙ. Кто был отец?

ХОДЖАЕВ. Торговец.

ВЫШИНСКИЙ. Крупный, мелкий?

ХОДЖАЕВ. Крупный. Торговал каракулем, умер в 1912 г. Я остался 14-ти лет.

ВЫШИНСКИЙ. Как вы остались?

ХОДЖАЕВ. Дело отца перешло к опекуну. Я с 16-ти лет примкнул к подпольной организации, я считал ее подпольной организацией, она, по существу, и была подпольной, а потом работала против эмирата.

ВЫШИНСКИЙ. После смерти отца дело продолжали вы?

ХОДЖАЕВ. Я не мог этим заниматься, мне было 14 лет. Все перешло к моему дяде — опекуну. Раздел имущества произошел в 1917 г. Мне достался дом, часть земли и другое, на сумму около 17 тысяч рублей. Это можно установить по документам.

ВЫШИНСКИЙ. У вас были связи с буржуазными кругами по вашему прошлому социальному положению?

ХОДЖАЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. [Потом?] Когда впоследствии вы возглавляли вредительскую организацию в Узбекистане, вам приходилось заниматься вредительством в области [каракульчи? Каракулевого хозяйства?] каракулеводства?

ХОДЖАЕВ. Непосредственно нет. Но в колхозах в 1931 г. был урон поголовья под руководством некоего Хисметова [наши работники][26]…

* ВЫШИНСКИЙ.[27] Как наши? Вы назад показываете.

ХОДЖАЕВ. Нашего лагеря. Моего с Икрамовым, хотя мы собственными руками не делали.*[28]

ВЫШИНСКИЙ. Я понимаю, не могли вы все делать собственными руками. Вредительство было?

ХОДЖАЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Вы организовывали?

ХОДЖАЕВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Почему вы ничего не сказали об этом, когда говорили о вредительстве в сельском хозяйстве?

ХОДЖАЕВ. Когда я говорил о сельском хозяйстве, мне казалось, что это понятно.

ВЫШИНСКИЙ. К какой организации вы принадлежали [?] до революции?

ХОДЖАЕВ. Организация, к которой я принадлежал [в 1916 г.,] — это партия бухарских либералов, конституционно-монархическая партия.

ВЫШИНСКИЙ. Кадетская?

ХОДЖАЕВ. Да. В 1917 г. я отошел от этой партии и был в числе организаторов другой партии — младо-бухарской партии, программу которой мы напечатали в 1917 г. Мы ставили перед собой задачу буржуазно-националистического развития Бухары. К этой партии я принадлежал.

После мартовских событий 1918 г., когда я принимал участие, руководящее участие, в вооруженных выступлениях против эмирского правительства, я был объявлен вне закона, присужден к смертной казни, бежал в царскую Россию. Провел здесь с марта месяца 1916 г. по середину 1919 г., а в конце 1919 г. я

попал в Ташкент. Там был на руководящей работе. Это было и в 1920 г.

Принимал участие в свержении эмирата[29]. Вот мне и хотелось...

ВЫШИНСКИЙ. Потом опять примкнули к националистам?

ХОДЖАЕВ. Потом, когда я оказался во главе власти, я примкнул [к] опять к

националистам.

ВЫШИНСКИЙ. И с тех пор вели эту линию. [вели.]

ХОДЖАЕВ. И с тех пор эту линию вел.

ВЫШИНСКИЙ. И вам помогал Бухарин?

ХОДЖАЕВ. Я об этом и говорю. [Я говорю, что я] Я начал свою деятельность как националист, прошел я большой и длительный путь — 23 года из 41-го г. Был во всех переплетах, но это неважно, а важно то, что мне особенно больно и обидно, — в этом я сам повинен, — то, что мне пришлось очутиться, благодаря моим действиям, на скамье подсудимых, наряду с людьми, которые поставили перед собою задачу — ударить по революции, с людьми, которые не гнушались никакими средствами для того, чтобы достигнуть своей цели. И я сам, осуществляя [,] целый ряд мероприятий, ничем не отличаюсь от них. Я изменил не только народам Бухары, Узбекистана, но и Советскому Союзу в целом, но я ответил черной неблагодарностью тем, кто в 1917 г., в 1918 г., когда я был объявлен вне закона, когда не было пристанища, открыли мне широкие двери гостеприимства, дали мне приют, пытались меня воспитать, чтобы я рос. Я изменил тому народу, который оказал помощь народам Бухары [,] в деле свержения ненавистной им эмирской деспотии, средневекового произвола. Я изменил партии, благодаря политике которой было ликвидировано политическое и экономическое неравенство, установившееся уже в течение более полстолетия. Я изменил народу, партии, которые дали эту независимость Бухаре, но независимость не в буржуазном смысле, а советскую независимость. Я особенно чувствую свое положение тяжелым, ибо я являюсь втройне преступником — и как националист, и как участник право-троцкистского блока, и как человек, который обманул доверие Сталина, руководителей партии и правительства. Я думаю, что таких людей в Союзе много было бы по своему интеллектуальному развитию и проч. Меня воспитали, мне помогали, меня вытаскивали, когда я оказывался в тяжелом положении, как, например, в 1923 г., когда я совершил ошибку, мне хотели помочь[30]. Но, невзирая на это, я изменил и этим лицам, изменил Сталину по директиве правого центра. Я оказался участником в составлении террористических групп.

Вот почему я несу полную ответственность перед советским судом, перед советским народом. Я понимаю, что это мое позднее раскаяние делу не поможет, но я говорю об этом для того, что, может быть, это предупредит хоть кого-нибудь, чтобы по моему следу не пошли.

ВЫШИНСКИЙ. [Вам] Что вам известно [событие —] об убийстве[а] Абид Саитова?

ХОДЖАЕВ. [Я слышал о нем.] Я слышал об этом деле в 1931 г.

ВЫШИНСКИЙ. Что вам известно об убийстве Абид Саитова?

ХОДЖАЕВ. Мне известно это из двух источников. Был такой Саид Ахмет. Саид Ахмет — это советский судья, ташкентский человек. Он как раз был разоблачителем в деле Касымова. После суда Касымова на него начались гонения в Узбекистане. И вот он приходил ко мне, не зная, что я состоял членом той организации, обращался ко мне за защитой — вот, мол, я сделал советское дело, разоблачил сволочей, а на меня гонения. Я его успокоил и даже однажды разговаривал с Икрамовым, говорил, чтобы не трогать — зачем же гонения на человека устраивать. Не забудьте, это был 1930 г., когда мы еще не были такими, как сейчас...

[31]ВЫШИНСКИЙ. Не совсем такими, как сейчас?

ХОДЖАЕВ. Не совсем. Вот тогда Саид Ахмет рассказал мне, что человек, о котором вы меня спросили, — Абид Саитов — был тогда членом коллегии Наркомпроса, что он был убит своим братом.

ВЫШИНСКИЙ. Абид Саитов тоже был разоблачителем?

ХОДЖАЕВ. Конечно.

ВЫШИНСКИЙ. Убит он был за что?

ХОДЖАЕВ. Он был активным свидетелем на суде. Он был убит своим братом по постановлению националистической организации «Милли Истиклял»...

ВЫШИНСКИЙ. Которой руководил?

ХОДЖАЕВ. Я тогда не знал, кто руководил...

ВЫШИНСКИЙ. В которой кто участвовал?

ХОДЖАЕВ. В которой участвовал Икрамов.

ВЫШИНСКИЙ. А Икрамов причастен к этому делу?

ХОДЖАЕВ. Я об этом ничего не знаю и сказать не могу.

ВЫШИНСКИЙ. А вам как говорили?

ХОДЖАЕВ. Мне говорили, что Икрамов, по крайней мере, покровительствует этим людям. Саид Ахмет мне прямо на Икрамова не указывал; возможно, он боялся, потому что Икрамов был секретарем. Затем, второй человек, который говорил мне об этом, — Абидова, теперешний постоянный представитель Узбекистана в Москве. Она была женорганизатором или заведующей женотделом в то время. Она выступала на суде общественной обвинительницей. Она довольно активный человек и приняла в этом суде очень активное участие. Она говорила мне и тогда и совершенно недавно, теперь, в июне—июле 1937 г. еще раз повторила, что этот Абид Саитов был убит националистами, что убийцы эти не были разоблачены до конца, не все разоблачены, что не все они понесли наказания, что Икрамов этим убийцам оказывал покровительство, но о том, что Икрамов принимал участие или что-нибудь в этом роде, — она мне не говорила.

ВЫШИНСКИЙ. Позвольте подсудимого Икрамова спросить?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Пожалуйста.

ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Икрамов, был такой факт — убийство Абид Саитова?

ИКРАМОВ. Был такой факт.

ВЫШИНСКИЙ. За что он был убит?

ИКРАМОВ. Мне это дело непосредственно от участников убийства неизвестно, потому что меня не было...

ВЫШИНСКИЙ. За что он был убит?

ИКРАМОВ. Официально, что знаю, то только и могу сообщить.

ВЫШИНСКИЙ. Ну что вы знаете?

ИКРАМОВ. Официально знаю, что он разоблачал на суде «Милли Истиклял», контрреволюционеров и [, якобы,] по заданию этой [организации] группы[а молодежи убила] его убили.

ВЫШИНСКИЙ. Какая группа его убила?

ИКРАМОВ. Группа «Милли Истиклял».

ВЫШИНСКИЙ. А членом этой группы вы были?

ИКРАМОВ. Был.

ВЫШИНСКИЙ. Когда это было?

ИКРАМОВ. В 1930 г.

ВЫШИНСКИЙ. Кто тогда руководил этой группой?

ИКРАМОВ. «Милли Истиклял»?

ВЫШИНСКИЙ. Да.

ИКРАМОВ. Я сказал, что я с 1928 г. состою, и руковожу, и несу ответственность.

ВЫШИНСКИЙ. В 1930 г. вы занимали в этой группе руководящую роль?

ИКРАМОВ. Нет.

ВЫШИНСКИЙ. [Каримов руководил?] Кто ею руководил?

ИКРАМОВ. [Каримов был п] Председателем был Каримов, [но] в то время у нас была поставлена одна задача [у «Милли Истиклял», задача] захватить вузы, засорить вузы классово-враждебными [к антисоветской власти][32] элементами, [таким образом,] подготовить кадры. [, больше ничем не заниматься.] Вот это основная линия.

ВЫШИНСКИЙ. А [тут] между прочим убили Абид Саидова?

ИКРАМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. А кто его убил?

*ИКРАМОВ, Я официальный материал могу сообщить, который знаю.

ВЫШИНСКИЙ. Может быть, неофициальный сообщите?

(Смех).

За что был убит Абид Саидов? [Например, б] Был ли в числе убийц Абид Саидова Бату?

ИКРАМОВ. За то, что разоблачал буржуазных националистов. Бату участник убийства. [По официальным данным он участник убийства.]

ВЫШИНСКИЙ. Это тот Бату, который с Рамзи [был назван вашими людьми?] являлся вашим человеком?*[33]

ИКРАМОВ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, Абид Саидова убил Бату — ваш человек?

ИКРАМОВ. Да.

(Движение в зале).

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Объявляется перерыв до 6 часов вечера.