Песни Французской революции
А. Рубинштейн
Песни французской революции
Литературный критик. 1939. № 8-9. С.109-128
К статье даны перекрестные ссылки на страницу Революционный и контрреволюционный фольклор
Никогда искусство не бывает столь близко к народу, никогда оно не обладает столь большим влиянием, никогда не связано со столь широкими массами, как во время революции. В определенной степени это подтверждается опытом французской буржуазной революции.
Лучшими образцами произведений революционного слова, действовавшими в ту эпоху с огромной агитационной силой, были якобинские декреты, декларация прав человека и гражданина, якобинская конституция 93 года, речи Робеспьера и его соратников.
Произведения художественной литературы имели меньший радиус и силу действия, и действенность их была соразмерна с тем, насколько в них отражали великие идеи революции. В этом отношении, кроме, пожалуй, одной лишь «Марсельезы», действие художественных произведений было уже и ограниченнее публицистики тех лет. В то же время якобинская публицистика порой подымалась на высоту великих эпических творений. Речи Робеспьера были произведениями высокого ораторского искусства; строго-деловые и подчас внешне сухие, они дышат глубокой страстью, в них чувствуется все напряжение великого исторического момента, чувствуются те живые люди, от имени и в защиту которых выступал якобинский вождь. Вот отрывок из его речи, где он выступал на защиту террора:
«Извне — все тираны окружают нас; внутри — все приспешники тирании составляют заговоры. Нужно подавить внутренних и внешних врагов республики или погибнуть вместе с ней. При таком положении вещей первым правилом нашей политики должно быть то, что народом надо управлять с помощью разума, а врагами народа при помощи террора.
Если для народного правительства опорой в мирное время является добродетель, то во время революции опорой такого правительства являются одновременно и добродетель1, и террор; добродетель, без которой террор гибелен; террор, без которого добродетель бессильна. Террор — это не что иное, как быстрая, строгая, непреклонная справедливость. Он — проявление добродетели, он является не особым принципом, а скорее выводом из общего принципа демократии, применяемого отечеством в крайней нужде...
Пусть тирания процарствует один только день и на завтра не останется в живых одного патриота. До каких же пор ярость деспотов будет называться правосудием, а правосудие народа жестокостью и мятежом? Как мягко относятся к угнетателям и как беспощадно к угнетенным! Вполне естественно: кто не ненавидит преступление, тот не может любить добродетель…
Государственная защита обязательна только в отношении лойяльных граждан. Гражданами республики являются только республиканцы. Роялисты, заговорщики — чужие для республики, даже просто враги. Ужасная война, которую ведет свобода против тирании, — неделима. Разве внутренние враги не союзники врагов внешних? Убийцы, раздирающие отечество внутри; интриганы, совращающие совесть представителей народа; предатели, продающие и продажные сочинители пасквилей, подкупленные, чтобы обесчестить дело народа, чтобы убить общественную добродетель, разжечь огонь гражданских раздоров н подготовить политическую контрреволюцию с помощью контрреволюции моральной, — разве все эти люди менее виновны или менее опасны, чем тираны, которым они служат?..»2
Для этой эпохи надо всегда иметь в виду, что публицистика ее то и дело облекается в эпические формы, а ее художественные произведения насыщаются публицистическим содержанием.
***
Из произведений художественного слова едва ли не самое большое распространение и влияние имели в эпоху французской буржуазной революции революционные песни, которые создавались в великом множестве, немедленно подхватывались и распевались народом.
Уже накануне революции из уст в уста передавалось очень много песен, куплетов, сатирических стихотворений, направленных против старого режима. В 1788 году безвестный поэт написал страстную стихотворную филиппику против абсолютизма. В своих «Размышлениях патриота» поэт высказывает тираноборческие, республиканские, демократические идеи. Вот несколько строф из этого любопытного произведения:
Священная любовь к отчизне,
Заглохшая во всех сердцах,
Веди меня средь смуты жизни,
- И страсть зажги в моих речах!..
…Бывало: рушилися троны,
И ниц свергались короли.
Ломая царские короны,
Народы вольность обрели.
Что ж, мы историю читаем,
Но, глупой вялости полны,
Тех опытов не повторяем,
Которым следовать должны.
В нас дух покорности овечьей.
Не честь, не храбрость нас ведет.
Теряя облик человечий,
Мы терпим рабства гнусный гнет.
Природа, истину вещая,
Сняла повязку с наших глаз.
Она — правдивая, благая —
Премудро наставляет нас-
Всех равными от дня рожденья
Людей я вывела на свет
В неравенстве же, без сомненья,
Источник ваших зол и бед.
…В республике, в стране свободной
Ах, если бы родился я!
Была б средь вольности народной
Прекрасною судьба моя.
Но я живу порабощенный
И рабских не сорву цепей.
Живу под игом, удрученный
Презренной участью моей...
…И бога призывать напрасно,
И тщетно чуда ожидать.
Он доблесть нам внушил, чтоб властно
Нас на защиту права звать.
Смелей! Энергией громадной
Зажжем сердца для славных дел
И тирании беспощадной
Положим навсегда предел.3
Песня, прославляющая свободу и обличающая деспотизм, сделалась главным художественным жанром революции.
В песнях и гимнах находили наиболее полный отклик настроения героического революционного народа. Подлинно народными сделались и мужественная «Марсельеза», и бойкая, задорная «Са-ира», и гневно-веселая «Карманьола».
Песни создавались в огромном количестве. Они насчитываются тысячами. Имена их творцов оставались большей частью неизвестными, многие из этих не дольше нескольких месяцев или даже дней Но революция была полна песен, горожане и крестьяне шли в революционные бои и пели, поражая контрреволюцию не только пикой и пулей, но и острой, насмешливой песенкой.
Пиис, один из тогдашних песенников, сказал: «Революции нужны свои песни, чтоб она не кончилась только песней».
В дни военной опасности было внесено предложение послать в каждый полк поэтов-песенников для того, чтоб они своими произведениями поднимали революционно-патриотический энтузиазм солдат.
Большинство этих песен полно чувства, они лиричны. Сочиняли эти песни самые разнообразные люди — профессиональные стихотворцы и уличные певцы, инженеры и адвокаты, военные люди и врачи и т. д. Одна песня сменяла другую, откликаясь на события, и из этих песен усердный их собиратель мог бы составить своеобразную «Историю французской революции в песнях». 14 июля 1789 года; народ берет приступом «оплот тирании» — крепость-тюрьму Бастилию и разрушает ее до основания Сейчас же появляется добрый десяток песен, национальных гимнов, «куплетов», стихотворных «исторических рассказов», воспевающих это замечательное событие. Любопытно, что профессиональный песенник Пиис в этом случае оплошал. Его стихи, посвященные взятию Бастилии, скучны, мертвенны, рассудочны. Лучшей песней было анонимное «Взятие Бастилии или Спасенный Париж» — национальная песня, написанная неким парижским гражданином». В этой Национальной песне чувствуется пафос событий. Приводим из нее описание подготовки штурма.
...Враг приготовил нападенье,
Он окружил Париж кольцом.4
Испуг, смущенье и волненье
Внезапно поднялись кругом.
Но страх сейчас же отступает,
И страстью все полны иной.
Тебя, Свобода! призывают.
И вот Париж спасен тобой.
В грозе внезапной и ужасной
Отсутствует расчет и план.
Но сколько смелости прекрасной
Вдруг проявил народ-титан...
...Бастилия! Твоя гордыня
Не в силах нам противостать.
И если вступишь в бой, то ныне
Ты будешь ниц челом лежать.
Народу пушек гром не страшен.
Он бьется у ворот твоих.
Ему не страшны восемь башен
И толща этих стен седых...
(Весь текст «Спасенного Парижа»)
(Об отражении в фольклоре событий октября 1789 года)
Следующий год принес жизнерадостную песенку «Са-ира». Она возникла в дни подготовки к празднику Федерации5 на Марсовом поле, который устраивался в годовщину взятия Бастилии. Тысячи парижан вышли на добровольные и бесплатные общественные земляные работы на этом поле. Играли оркестры. Пелись песни. Мельники, извозчики, разносчики, клерки, актеры, художники, работая лопатой, приговаривали как заправские землекопы «Са-ира», то есть «это пойдет» пойдет (профессиональное «наддай!») Эти слова стали припевом, к ним приложили куплеты — и так появилась «Са-ира», которая до появления «Марсельезы» была как бы официальным гимном революции
Ах, са-ира, са-ира, са-ира!
При светочах высокого Собранья 6
Ах, са-ира, са-ира, са-ира,
Народ врагам отпор сумеет дать,
Он будет ложь от правды отличать,
Добра устои прочно укреплять,
Ах, са-ира, са-ира, са-ира!
Аристократ решит протестовать,
В ответ народ наш будет хохотать.
Кто в бой идет без содроганья,
Тот будет побеждать!
Ах, са-ира, са-ира, са-ира!
Из уст народа слышим ежечасно:
Ах, са-ира, са-ира, са-ира!
На зло упрямцам все пойдет прекрасно.
По поводу той же годовщины были сочинены «Куплеты о Федерации», очень популярные в те годы. Эта песня, пожалуй, несколько «сердитей», чем «Са-ира», хотя и «Са-ира» быстро вооружилась лозунгом «Аристократов повесить». Вот несколько строф из этих «Куплетов о Федерации».
Кто нацию предать стремится,
Тот Федерации боится
Она их огорчает
Но в жизнь проводит больше года
Свои намеренья Свобода
Нас это утешает
И близок миг, когда бесспорно
Все козни рушатся позорно.
Их это огорчает.
А мы этот раз всем людям
Права людские вновь добудем.
Нас это утешает.
…Забыв присягу дерзновенно,
Они на нас куют измену.
Нас то огорчает
Повторим снова — громко, ясно —
Присягу родине прекрасной.
Нас это утешает.
Свободы дом растет проворно.
Мы трудимся над ним упорно,
Тирана огорчая.
Учитесь, братские народы,
Чтоб также строить дом Свободы,
Нас это утешает.
В 1791 году Франция чуть не оказалась перед лицом гражданской и внешней войны. Король решил бежать в ставку генерала Булье, собрать там своих приверженцев, обратиться за помощью к иностранным монархам и двинуться на революционный Париж. Побег кончился неудачно. Короля поймали вернули. Булье написал Национальному собранию наглое письмо, угрожая двинуть свою армию на Париж, но солдаты ему не подчинились. Булье бежал за границу и перешел на сторону врагов Франции. На это событие откликнулся безвестный поэт, очевидно, лево настроенный, так как он называет Людовика «бывшим» королем:
ПЕСНЯ О ЧУВСТВАХ НАРОДА ПРОТИВ БЫВШЕГО КОРОЛЯ
И ОБ ИЗМЕНАХ ПРОКЛЯТОГО БУЛЬЕ
Французы, в этот час отвага
Должна сердца воспламенить.
Людовик позабыл присягу,
Решив нас смутой сокрушить.
Но мы сплоченными рядами
Идем. Победа будет с нами.
Людовика мы чтить хотели
И звали другом и отцом.
Какие мысли им владели,
Когда он убегал тайком?
Булье, вот негодяй презренный,
Что сеет смуту и измену...
. . . . .
…Булье не в Цезари ль собрался?
Он Олоферном быть мечтал?
Нет, видно, с фонаря сорвался
Проклятый этот генерал
Он правосудия страшится.
Пусть, пусть он подойдет к столице.
(см. Песнь к событиям Вареннского кризиса)
Близкая опасность войны дала повод к созданию «Гражданского гимна». Он написан военным врачом Буа (вскоре умершим). Гимн сделался любимой песнью армии. Было три лозунга французской революции - свобода, равенство. Песня Буа более, чем какая-либо другая, посвящена лозунгу братства народов:
Государству будем мы охраной
Наше право силой отстоим
И в ответ на заговор тиранов
Заговор народов создадим
П р и п е в :
Вольность!
Вольность!
Честь тебе и слава
Деспоты, дрожите! Суд наш будет скор!
Мы девиз избрали величавый:
«Лучше смерть, чем рабство и позор».
Благо наше и других народов
Неразрывно связано в веках
Если б мы утратили свободу,
Все народы были бы в цепях
(Припев)
Встаньте вы, враги владык и тронов!
Смело гряньте силой боевой!
Из глубин Европы угнетенной
Рядом с нами выступайте в бой
В т о р о й п р и п е в:
Вольность!
Вольность!
Ты нам воссияла.
Мы идем тиранов покарать.
Франция сынов своих призвала
Вольную отчизну отстоять.
Присягнем навеки быть друзьями
Всех народов, вольности друзей
Присягнем быть смертными врагами,
Вечными врагами королей
(В т о р о й п р и п е в)
В 1792 году произошли два события огромной важности
Во-первых, началась война. Военный инженер французской рейнской армии Руже-де-Лиль, находившийся в то время близ границы, в Страсбурге, написал (в апреле) под впечатлением известий о начинающейся революционной войне свою бессмертную «Марсельезу».
Автор первоначально назвал ее «Песней рейнской армии». В Страсбурге она была пропета в первый раз на военной площади — 29 апреля. Затем 25 июня ее пели на патриотическом банкете в Марселе. В Париж ее принесли батальоны марсельских федератов (национальных гвардейцев), сыгравших значительную роль во взятии Тюильри и низвержении королевской власти. Благодаря этому ее стали называть «Гимном марсельцев» или «Марсельезой». Вскоре она сделалась любимой военной песнью революционной армии. Республиканским солдатам нравилась мужественность и героичность «Марсельезы». Они шутя говорили: «О, у этой песни есть усы!» Она быстро стала самой популярной песнью и превратилась в национальный гимн. В годы революции вошло в обычай перед началом каждого спектакля исполнять «Марсельезу». Если актеры забывали об этом, то публика немедленно им напоминала. В годы термидорианской реакции мюскадены («золотая молодежь») пытались противопоставить «Марсельезе» каннибальский гимн Суригера «Пробуждение народа», - тщетно. Французская демократия отстояла свою «Марсельезу».
Грядут дни славы боевые,
Сыны отчизны! Грозен час!
Взгляните: знамя тирании
Идет кровавое на нас.
В дали, пожарами объятой,
Перекликаясь здесь и там,
Смерть нашим женам, сыновьям
Несут свирепые солдаты.
К оружью, граждане! Вставай в ряды, народ!
Вперед! Пусть кровь врага по нивам потечет!
. . . . . . .
Ты, чувство высшее народа,
Любовь к отчизне, нас веди!
Свобода, милая свобода,
С свободной ратью в бой иди!
Пусть, вняв призыв твой, в час кровавый
Победа осенит наш стяг,
Чтоб посрамлен был гордый враг
Твоим триумфом, нашей славой.
К оружью, граждане! Вставай в ряды, народ!
Вперед! Пусть кровь врага по нивам потечет!7
10 августа восставший народ взял штурмом королевский дворец и низверг королевскую власть Об этом поет «Карманьола», анонимная песенка, певшаяся на мотив, занесенный в Париж марсельскими федератами.
Сударыня-Запрет грозила
Париж наш обратить в могилу.
Ей дали по рукам.
Спасибо пушкарям.
Станцуем карманьолу
Под зычный гром, под зычный гром
Станцуем карманьолу
Под наших пушек зычный гром.
Сударь-Запрет божился рьяно
Что будет править без обмана,
Но слова не сдержал —
Изменником он стал
Станцуем карманьолу и т. д.8
От дней августовского восстания 1792 года и до термидора 1794 года появилось множество песен, воспевавших санкюлотов и их вождей — монтаньяров, новые революционные праздники и обычаи, республиканские добродетели, любовь к отчизне Были попытки даже создать любовную республиканскую (вернее, революционную) лирику, о чем свидетельствует «Республиканский романс».
Где травка ароматна,
Где рощица шумит,
В тени дерев приятной
Жюли одна сидит.
Взор девы, стан, румянец
Страсть в сердце разожгли.
«А ты республиканец?» —
Мне говорит Жюли
«Ты видишь патриота, -
Ей говорю в ответ. -
Желаешь санкюлота
Принять святой обет?
Отказа от прелестной,
Ах я не потерплю, -
Республикански-честно
Об этом говорю».
Пастушка мне в сомненьи
Сказала: «Ты — солдат?
Но был ли ты в сраженьи,
Где пули вкруг летят?
И знать бы я хотела:
Не мюскаден ты? Да?
Республиканец смелый
По сердцу мне всегда».
В следующих куплетах этой песни выясняется республиканский патриотизм героя и дело быстро подвигается к увенчанию любви браком:
Она мне отвечает:
«Надейся, гражданин.
Любовь нас увенчает
В тиши родных долин».
И шепчет напоследок:
«Судьбу соединим.
Республиканцев деток
Мы Франции дадим».
За новизной мотива и ритма поэты не гнались. Огромное число санкюлотских песен составлено на мотив «Марсельезы», «Карманьолы», «Нас это утешает», арий из любимых музыкальных пьес, как, например, «Лагерь Гран-Пре», «Визитандинки» и т. п. Кстати, надо отметить, что многие песни, вошли в народный обиход с театральной эстрады. Например, популярными сделались водевилиста Раде, который к тому же был автором многих злободневны!
Песенный строй «Карманьолы» чрезвычайно благоприятствовал подражаниям. Вот несколько строф одного из удачных подражаний, оно написано по поводу ликвидации попытки англичан захватить Тулон в 1793 году.
Враг думал, что покорена
Его оружием страна,
И наша участь решена.
Но без стесненья в ранний час
В Тулон вступаем мы сейчас
Плясать там карманьолу
Под зычный гром, под зычный гром,
Плясать там карманьолу
Под наших пушек зычный гром
. . . . . .
Британцев как не помянуть,
Они бежали. Добрый путь
Им сразу удалось смекнуть.
Что час пришел улепетнуть
Теперь, конечно, надо нам
Отправиться к их берегам
Плясать там карманьолу, и т. д.
Изменников погибель ждет,
На нас отправились в поход
Рабы — монархии оплот.
Но их «непобедимый флот»,
Заносчиво принявши бой,
Затем весь будет под водой
Плясать там карманьолу
Под пушек гром, под пушек гром,
Плясать там карманьолу
Под наших пушек зычный гром.
Лучшие гимны этого периода — «Республиканская ода», написанная Тевеном, и «Версальеза».
Официальным поэтом республики был поэт Мари-Жозеф Шенье, писатель плодовитый, умелый, одаренный, но холодный. Он писал свои гимны так, словно высекал каменную глыбу. Торжественный тон, строгость формы, перенасыщенность образами, заимствованными из античной мифологии, и сильная растянутость произведений делают его оды и гимны скучными для нынешнего читателя. Но в ту эпоху они нравились тем более, что они исполнялись под великолепную музыку высоко талантливых композиторов революции; эта музыка чрезвычайно украшала произведения Шенье и делала менее чувствительной внутреннюю холодность. Его патриотическая «Песнь выступления» (1794) имела успех, почти равный успеху «Марсельезы». Вот ее начало.
Н а р о д н ы й п р е д с т а в и т е л ь :
Победа с песнью нам заставу отворяет,
Свобода манит нас рукой,
И эхо бранных труб, взывая, повторяет
От севера до юга: в бой!
Дрожите, вы, что, злобой пьяны,
На Францию пошли в поход!
В могилу, короли-тираны:
Державный выступил народ.
Нет крепче нашего союза;
Республика для граждан — все.
Жить для нее — вот долг француза,
Или погибнуть за нее.
Х о р в о и н о в :
Нет крепче нашего союза;
Республика для граждан — все
Жить для нее — вот долг француза,
Или погибнуть за нее.
М а т ь с е м е й с т в а :
Вспять, к вашим матерям, не обращайте взгляда,
Наш плач вам не смутит умы.
Вы за мечи взялись, — нам радоваться надо:
Пусть плачут короли, не мы.
Мы дали вам отраду жизни,
Но ныне должно вам отдать
Ту жизнь, о воины, отчизне:
Не мы, отчизна ваша мать.
Х о р м а т е р е й :
Нет крепче нашего союза;
Республика для граждан – все.
Жить для нее – вот долг француза,
Или погибнуть за нее.9
Сотни песен рассказывают о событиях тех лет, причем куплеты Аристида Валькура «Песня санкюлотов» представляют собой нечто вроде политического обзора, посвященного успехам и подвигам «народа санкюлотов» тут же говорится и об измене жирондистского генерала Дюмурье, и о чистке «Сената» (Конвента) от «государственных мужей» (ироническое прозвание жирондистов).
… А Дюмурье – тот в свой черед
Затеял на Париж поход,
Грозя нам, патриотам,
Но не предвидел генерал,
Что каждый честный воин стал
Хорошим санкюлотом.
В сенат засел – измены злей –
Сонм «государственных мужей» -
Лихих лжепатриотов.
Мы встали все до одного!
Их свергли. Ныне никого
Нет, кроме санкюлотов…
Оборонные песни этого периода отличаются свежестью и искренностью чувства, революционно-демократическим содержанием. Вот, например, песенка о санкюлоте и «умеренном». Санкюлот – это революционер из народа, патриот, бедняк, активный приверженец якобинцев; умеренный – это «зловредный богач», «плохой патриот», приверженец жирондистов или конституционалистов.
Петь родину пришла охота,
И много рифм у санкюлота,
Но к бою родина зовет,
И стал солдатом санкюлот.
Он пылок, предан делу, честен.
Как верный друг он всем известен.
Он вечно весел, рад плясать
И нашу вольность воспевать.
Умеренный – всего страшится.
Ему всегда опасность снится.
В солдаты? – Нет, он не герой,
Не любит жизни боевой.
И тесны у него кюлоты,
И не выносит он работы.
И не управится с ружьем.
Ушам несносен пушек гром.
Своей отчизны достоянье
Иди, спасай!
В ответ молчанье.
Он вновь бормочет впопыхах:
«-В моих штанах ужасный страх.
Я не могу, вот слово чести!..
Да как же я отправлюсь вместе
С моим лакеем, и портным,
И парикмахером моим.
Вот слово чести»!..»
Нет! презренный!
Ты эгоист обыкновенный.
Ты чести никогда не знал.
Ты это слово запятнал.
В Маделонетт10 тебя отправят,
Там голову твою поправят,
А не изменишь ты ее, -
Возьмемся за нутро твое.
Коль час республики прославлен,
Умеренного день отравлен.
Я с вами, други, крикнуть рад:
«Виват свободе, - и виват!»
Отраднее всего нам в жизни
Добро услышать об отчизне.
А санкюлот без дальних слов
Попил, поел и в бой готов.
Очень интересны своеобразные «переклички» поэтов революции. Одна из таких патриотических перекличек возникла по следующему поводу. Республиканская армия испытывала огромную нужду в боеприпасах, особенно в порохе. Для изготовления пороха необходима селитра. Революционная парижская коммуна создала десятки селитроварен, где тысячи парижан в добровольном порядке добывали селитру. Работа сопровождалась песнями, из которых некоторые были сложены участниками этих работ и воспевали патриотический энтузиазм добровольных труженников. Этих песен было много. На песню о порохе откликнулись «Пушки» и т.д. Приводим две песни из этой любопытной поэтической переклички.
Республиканцы! Мы идем
В свои глубокие подвалы.
- Свобода будет нам вождем.
Отчизна нас туда послала.
Там в бочки землю уложить,
Залить должны мы и промыть,
Добыть селитру в темных норах.
Теперь, чтоб Питта11 угостить,
У нас отличный будет порох.
Получат крепко по рукам
Враги, тираны-супостаты.
Забудут рыскать по морям,
Британия, твой пираты.
Солдат без счета двинем в бог
Мы станем все за край родной.
Свободны на своих просторах.
Людьми богаты и рудой.
Еще нам нужен только порох.
Здесь в подземелье погребен
Дух наших предков подневольный.
Под бочками, таится он.
И в нем тоска о жизни вольной!
Свобода горячила кровь.
Жгла сердце к вольности любовь,
Стихая, как тюремный шорох.
Но эта страсть воскресла вновь:
Дух наших предков — ныне порох.
Германии расплавит лед
О, Франция, твой жаркий пламень.
Республика, ты наш оплот
В борьбе с жестокими врагами.
Свободе путь пробьем штыком.
И миру братство мы несем.
Такие мы на всех просторах.
Мы добрых победим добром,
А на злодеев нужен порох.
Чтоб свергнуть с тронов королей, —
Мы — страстью пламенной влекомы —
Из почвы родины своей
Добудем молнии и громы.
Мы в силах бить и победить,
И всем разбойникам внушить.
Что мы ходить не будем в шорах.
Чтоб душегубов сокрушить,
Мы — патриоты — тот же порох.
Убить нас голодом хотят
Европы злобные владыки.
Проект, конечно, глуповат,
И ждет его провал великий.
Равенство, братство — наш рычаг.
Опустит голод свой кулак,
И тщетно в тайных договорах
Нам строит козни хитрый враг.
Свобода приготовит порох,
Безмозглых деспотов смешны
Напрасный гнев, попытки злые.
Их армии нам не страшны.
Мы — санкюлоты боевые.
В родной земле сокрыт у нас
Дороже золота запас,
Он ждет нас — на работу скорых.
Его добудем в добрый час,
Для наших пушек будет порох.
Не согласитесь ли со мной:
Француз приятен, без сомненья.
И семьянин он неплохой,
И в дружбу вкладывает рвенье.
В бою — он дьявола страшней,
Повсюду — с песенкой своей.
Огонь в его блистает взорах.
Но ради наших пушкарей
Он сердце даст свое на порох.
Случится истину познать, —
Пусть в мир она пойдет широко.
Начну ее распространять,
И вникни в суть ее глубоко.
Плохих стихов не надо нам.
Когда ж мои — приятны вам.
Мне слава — в ваших приговорах.
Путь песни — вдаль по городам.
Поэт в тот час готовит порох.
ПУШКИ
(Ответ пороху; автор — Купиньи)
Друзья, вы звучными стихами
Наш порох славили сейчас,
А пушки позабыты вами.
Они — залог побед для нас.
Селитроварам — честь и слава.
Их мастерство даст порох нам.
Но честь и канонирам бравым,
Владыкам молний — пушкарям.
Вы, пушки, деспотам служила
(Дурная мода прежних дней).
Вы доводом тиранов были,
Опорой власти королей,
Но дело изменилось разом,
Порядок наступил иной.
Один король теряет разум,
А голову свою — другой.12
Всех деспотов изображенья
С их пьедесталов мы собьем.
Все памятники угнетенья
Для плавки мастерам пошлем.
И в пушечные батареи
Их бронзу надо перелить,
Чтоб в первый раз смогли злодеи
Своей отчизне послужить.
Были песенки, которые, войдя в массовый оборот, дополнялись разными авторами. Например, шести куплетам Марсельезы через несколько после ее появление в Париже прибавился «куплет детей», затем о дереве свободы и т. д. К «Карманьоле» 1792 года прибавился куплет 1793 года. Иногда этим наращиванием песни занимались сами авторы, их создавшие, если эти песни имели успех. Так поступил, например, поэт Бонвилль со своей «Генгеренгет», быстро сделавшейся песней улицы.
Контрреволюционеры понимали важность поэтического оружия и имели численных своих добровольных и наемных писак. Почти каждый шаг революции эти поэты встречали стихотворным улюлюканьем и освистывай басни, эпиграммы, куплеты, полные ругани по адресу революции, все шло в ход. Иногда при этом происходили как бы стихотворные дуэли. То какой-нибудь епископ ощущал стихотворный зуд и в топорных виршах за церковь и короля, высмеянных якобинским поэтом. То революционные творцы в гневных стихах защищали якобинцев от клеветнических и ругательных эпиграмм, распространявшихся роялистами.
Контрреволюционеры, враги якобинцев, выступали против них не только кинжалом убийцы, но и с злостной клеветой, обвиняя их во всяческих выступлениях и стараясь подорвать доверие народа к ним. По рукам «умеренных» и роялистов ходило гнусное стихотвореньице — рифмованный набор черносотенной брани. До нас дошел ответ на это произведение, написанный известным поэтом.
ОТВЕТ КЛЕВЕТНИКАМ
Писавший те стихи — предатель без сомненья
Из тех, что Франции хотят порабощенья,
Гербом преступности украшенный болван,
Сиятельный холуй, ублюдок, интриган,
Притонов званый гость, при королях проситель,
Налитый спесью кот и девок искуситель.
Какой ни окажись за якобинцем грех,
Он не заимствован у негодяев тех,
Что славят небеса и знати во спасенье
Готовы совершить любое преступленье,
Что рады прозябать под прусским сапогом
И, Австрии служа, готовить нам разгром.13
Самая горячая схватка на этой почве произошла уже после термидора. Когда термидорианцы низвергли якобинскую диктатуру, реакционеры, как мы уже видели, попытались заменить революционный народный гимн Марсельезу контрреволюционным гимном «Пробуждение народа», где требовали массового убийства якобинцев. Через месяц появился «Ответ на Пробуждение народа». Он написан, очевидно, якобинцем. «Ответ» свидетельствует о том, что после термидора в среде парижских рабочих были сильны революционные настроения. Через несколько недель после появления «Ответа» вспыхнуло прериаля 1795 года, большое восстание парижских предместий.
Народ! Отвагою ты будешь
Тиранов в ужас повергать.
Смотри: страшней луарских чудищ14,
Злодеев выступила рать.
Услышь их рев, отметь всю дерзость
Бандитов, взявшихся за нож.
Нет, роялистов этих мерзость
Республиканцам невтерпеж
И статуи твоих героев
Злодейской сброшены рукой.15
За поругание такое
Воздай же мерою троимой.
Отмсти за жертвы зверской злобы,
За искренних твоих друзей.
Их тени скорбные — из гроба
Взывают к верности твоей.
А вы, опора гнусной своры,
Не ожидайте торжества.
Звучат вам громким приговором
Отчизны горькие слова.
Над вами грозы грянут взрывом,
Вас, деспотов, в ярмо возьмут
И угнетенные страшны вам.
Они отмщенья часа ждут.
Сражаясь, всем приносят благо
Республиканские полки,
А вы изведали ль отвагу?
Коснулись вас в бою штыки?
Вы трусы. Вы — в тиши, вне боя
Остались козни замышлять,
Забыв, что Франции герои
Весь мир заставили дрожать
О, представители народа,16
В прах обратите наглецов
Закон и грозная свобода
Пусть сбросят их с дороги в ров.
От справедливости ни шагу
Вы поклялись не отступать.
А мы даем свою присягу
Свободу грудью защищать.
(См. также Песнь аристократов 1791 года, Гимн 9 термидора М.-Ж.Шенье и «Французский народ - франтам»)
В годы термидорианской реакции и Директории литературную авансцену пополняет противо-якобинская, а также аполитичная, развлекательная литература. Революционная тематика находит место лишь в небольшом количестве антимонархических и антицерковных произведений, для которых еще был открыт доступ в легальную прессу. Антицерковная поэзия в течение революции была очень обширна, но не достигала большой силы и глубины: она вышучивала, но не поражала врага насмешки над распутством и тунеядством попов и монахов — вот главные произведений этого рода. Самый одаренный и просвещенный из антирелигиозных писателей того времени Сильвен Марешаль был по своим убежденным атеистом. Еще накануне революции он выпустил в свет «Альманах честных идей», где выступил с проектом антицерковных святцев, за что поплатился многомесячным заключением в тюрьме. Марешаль был оригинальным и интересным человеком, якобинцем, бабувистом, автором проекта "Манифест равных". Он был публицистом, поэтом, драматургом. Его якобинские оперы и комедии пользовались значительным успехом. В своих художественных произведениях он, выступая против религии, вуалирует свой атеизм, прикрывая его, например, культом разума, борьбой с фанатизмом и т. п. Вот строфа из куплетов «К Разуму» (1793). Поэт, обращаясь к Разуму, говорит:
Все суеверия людские
Заставь исчезнуть в краткий миг,
И ты свои черты святые
Запечатлей везде, где солнца свет проник.
Бич духовенства и тиранов,
О, Разум! ты свободы брат!
От алтарей в сельских полянах
В честь прав твоих хвалы звучат.
Под Разумом в те годы понималась очень часто Природа, — таким образом, «культ Разума» для некоторых мыслителей, в том числе и для Сильвена Марешаля, был лишь завуалированным атеизмом. Но большая часть антицерковных литературных выступлений не шла дальше вольтерианства. Для подобных выступлений типична поэма Кюбьера «Бог и святые». Поэт Кюбьер, автор поэмы о республиканском календаре, напечатал свою новую поэму «Бог и святые» в эпоху Директории. В этой поэме святые жалуются богу на то, что французы, введя новый календарь, отменили католические святцы, лишили святых праздников и изгнали из рая. Вот заключительные строки поэмы святые требуют возврата их мощей, бывших во французских храмах.
Тогда господь, склонив к ним благосклонный взор,
«Я чувствую, — сказал, — что справедлив укор.
Вам, покалеченным жильцам моей державы,
Восстановить готов, без спора, ваше право: —
Стопу, предплечие, нос, руку, позвонок,
Все, что недостает, верну в кратчайший срок.
Но вам уже не быть в изданьях календарных
Отмеченными краской киноварной.
И ваши имена в столбцах календарей
Заменены теперь названьем овощей,
Цветов и плодов. Французы так решили,
Что ж, овощи для них всегда полезны были.
Кто насыщает их? Кто дарит их вином?
Кто им дает обед — с салатом и лучком?
Не вы!.. Когда б народ лишь целый день молился,
Все ж помощи б от вас, конечно, не добился.
А поле тучное, сознайтесь, для людей
Полезней всех святых церквей и алтарей.
Нет ваших праздников торжественных я пышных!
И славословья вам во Франции не слышны.
Ну, что ж. Пусть не манит вас жизни пестрота.
Ищите тишины. Все в мире — суета...»
Поэма невелика, строк 160. Больших поэм в годы революции почти не издавали. Песня решительно преобладала даже в эпоху Директории. Но лучшие того времени были созданием якобинского подполья, и замечательным па ком этого творчества и, кроме того, свидетельством живучести якобинских традиций являются стихи, посвященные памяти Робеспьера, найденные в 1797 году директорианской полицией в бумагах Гракха Бабефа, великого демократа, в учении которого имелись уже зародыши революционного коммунизма.
10-е ТЕРМИДОРА, или СМЕРТЬ РОБЕСПЬЕРА
Век сгинул золотой. И термидор
Принес нам голод и невзгоды.
Пал Робеспьер, склоненный под топор.
О, бедняки! Пал вождь народа.
Он зорко охранял вас от беды,
Народного достоин уваженья,
Герой пал жертвой гнусной клеветы,
Бесчестно обвиненный в преступленьи.
Сен-Жюст и ты, отзывчивый Кутон,
Вы вместе с Робеспьером пали.
Как Сцевола, Сократ или Катон,
Вы добродетелью блистали.
Страшил тиранов век наш золотой.
Они тогда не в силах были править.
И термидор кровавою рукой
Вас предал палачу, чтоб обезглавить…
…Коммуна17, также твой пришел черед.
Ты с ними трон монарха сокрушала.
За то тебя взвели на эшафот.
Ты жертвой заговора пала.
У нас похищен век наш золотой.
Где ж бедствий и несчастий мера!
И термидор кровавою рукой
Коммуну сокрушил и Робеспьера.
Бойцы и граждане, погибли вы.
Любовь к отечеству вас вдохновила.
И может быть, что ваша смерть, увы,
Республики приблизила могилу.
Когда бы не сгубил вас термидор –
О, храбрые друзья демократии, -
Не угрожал бы нам мучительный позор:
Власть королей и аристократии.
Республиканцы! Все, кто ныне жив,
Кого не поразил топор окровавленный,
Вновь оживим наш пламенный порыв
И присягнем отмстить за все уроны.
Век золотой мы завоюем вновь.
И преисполнилась страданий наших мера.
Отмстим за пролитую в термидоре кровь.
За родину. За Робеспьера.
Примечания
1 «Добродетель, или любовь к родине», — говорил Робеспьер.
2 Робеспьер. Речь 5 февраля 1794 г. Перевод Н.М.Крымовой.
3 Перевод приводимых песен принадлежат автору статьи, кроме тех случаев, где специально оговорено.
4 Правительство, подготовляя разгон Национального собрания, стянуло Парижу большое количество войск, преимущественно наемных.
5 Федерация в данном случае означала братство и единение всех департаментов, составляющих Францию, и всех вооруженных сил Национальной гвардии, созданных в этих департаментах.
6 Имеется в виду Национальное собрание, б. Генеральные штаты.
7 Перевод М.П.Столярова.
8 В этих начальных куплетах «Карманьолы» поэт, говоря о Сударыне-Запрете и Сударе-Запрете, то есть о королеве и короле, имел в виду конфликты из-за права королевского вето (запрета задержки законов принятых Законодательным собранием). Конфликты из-за вето послужили в некоторой степени поводом к восстанию 10 августа. Считалось что вдохновительницей Людовика XVI в его контрреволюционных затеях являлась его жена, Мария-Антуанетта. Пушкари-артиллеристы, поставленные охранять королевский дворец, Тюильри, первые перешли на сторону народа.
9 Перевод М.П.Столярова.
10 Тюрьма.
11 Вильям Питт — английский премьер-министр, главный организатор контр-революционных военных коалиций против тогдашней Франции.
12 «Потерял разум» английский король Георг III, правивший тогда; «голову потерял» Людовик XVI.
13 Перевод А.Шестакова.
14 Поэт, вероятно, имеет в виду вандейских мятежников.
15 Оголтелые реакционеры, главным образом мюскадены. сбрасывали и разбивали скульптурные изображения Марата и других мучеников свободы.
16 Оставшиеся в живых монтаньяры — депутаты Конвента.
17 Революционная коммуна (городское самоуправление) Парижа организовалась в ночь 9 августа 1792 года и руководила восстанием 10 августа. Коммуна (в новом составе) руководила также восстанием парижан в 1793 году против жирондистов.
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии