Речь И.В.Сталина по докладу В.М.Молотова. 26 ноября 1934 г.

№ 117

Сталин. Товарищи, у нас в ЦК аплодировать не принято. Это не митинг и не конференция.

Я взял слово для того, чтобы несколько вопросов разъяснить, как я их понимаю, в связи с тем, что ораторы, видимо, не совсем представляют, не совсем поняли насчет смысла и значения введения этой реформы.

В чем смысл всей политики отмены карточной системы? Прежде всего в том, что мы хотим укрепить денежное хозяйство. Я буду давать самые грубые формулировки для того, чтобы товарищи не думали, что тут что-то замалчивается. Укрепить денежное хозяйство в советских условиях и вовсю развернуть товарооборот, заменив системой или политикой товарооборота нынешнюю систему или нынешнюю политику механического распределения продуктов, когда считаются уже не с потребностью района и не с живыми людьми, а с абстрактным человеком, с потребителем не считаются¹*. Распределил столько-то товаров, столько-то хлеба, бери пока цел, не возьмешь, все равно пропадет. Этот принцип надо изменить. Мы стали на почву товарооборота. Мы уже стали на почву товарооборота, но надо стать обеими ногами крепко на почву учета живых людей, на почву продвижения к потребителю. У нас сейчас потребитель человеком не считается. Дали тебе паек — живи как знаешь, плохо ли, хорошо ли. Этот принцип, по-моему, дурацкий, который имел свое оправдание, пока у нас не хватало хлеба, сейчас он должен быть запрещен.

Нам нужно развернуть вовсю товарооборот во всей своей хозяйственной деятельности, во всей своей сфере через денежное хозяйство. Товарооборот — это не есть просто товарооборот, не обмен. Нам нужно укрепить денежное хозяйство.

Денежное хозяйство — это один из тех немногих буржуазных аппаратов экономики, который мы, социалисты, должны использовать до дна. Он далеко еще не использован, этот аппарат. Он очень гибкий, он нам нужен, мы его по-своему повернем, чтобы он лил воду на нашу мельницу, а не на мельницу капитализма. Развернуть товарооборот, развернуть советскую торговлю, укрепить денежное хозяйство — вот основной смысл предпринимаемой нами реформы.

У нас, так сказать, имеется довольно неплохо организованная промышленность, мы можем производить продукты, товары, у нас имеется довольно также неплохо организованное сельское хозяйство, мы можем иметь с/х продукты. Но всего этого мало. Надо встречу установить этих продуктов, обмен между городом и деревней. А обмен между городом и деревней установить без товарооборота при наших условиях, без купли-продажи, немыслимое дело. Есть у нас отдельные «левацкие» и леворадикальные буржуазные элементы в партии, которые думают, что можно с места в карьер сразу на продуктообмен перейти. Это глупость. Сколько раз пытались сделать это отдельные товарищи и каждый раз лоб расшибали. Мы стоим сейчас на той стадии, когда смычку промышленности с сельским хозяйством, обмен между городом и деревней товарами, изделиями и продуктами можно будет производить только через товарооборот. Мы на этой стадии стоим, и мы эту стадию далеко еще не использовали. Только после того, как эту стадию используем до дна, после этого можно ставить вопрос о продуктообмене. Мы не использовали даже и третьей доли тех возможностей товарооборота через денежное хозяйство, которые он дает для того, чтобы производимое промышленностью и производимое сельским хозяйством не пропадало втуне, а доходило до потребителя. Товарооборот — это необходимое связующее звено продуктов промышленности с продуктами сельского хозяйства. Вот та стадия, на которой мы стоим, которую должны развертывать, если мы хотим действительно двинуть вперед наше хозяйство, — я имею в виду все народное хозяйство.

Отмена карточной системы означает, что в области хлебных продуктов, крупы, очевидно, по картошке то же самое сделаем, по сахару то же самое сделаем и по мануфактуре. Это значит, что по части смычки, товарной смычки между городом и деревней, механическому, слепому, канцелярскому распределению, пайковому распределению продуктов кладется конец. Вкусы, потребности, пожелания отдельных районов, отдельных потребителей должны учитываться нашими торгующими организациями, вкусы, как в смысле получения известного количества товаров, так и особенно качества этих товаров. Это значит, что торговые организации имеют дело не с абстрактным потребителем, а с конкретным, в зависимости от района, от области, от отрасли промышленности, от отрасли торговли, все разнообразные условия учитываются. Только после того, как наши торговые организации научатся учитывать все и всяческие специфические особенности каждого района и каждой области, и после того, как они наладят богатейшую товаропроводящую сеть, только после этого можно попытаться поставить вопрос о переходе от товарооборота к продуктообмену без денег. Пока этого не сделали, пока третьей доли этого товарооборота не использовали, говорить об уничтожении денежного хозяйства, о замене товарооборота продуктообменом, значит говорить глупости, абсолютно антиленинские, антимарксистские, ничего общего с марксизмом не имеющие.

Так вот, именно для разворота товарооборота, для укрепления денежного хозяйства в наших советских условиях, при торговле без капиталистов и без спекулянтов, именно для этого, прежде всего и главным образом, вводится отмена карточной системы. Карточная система, она подрывает основы товарооборота, она торговлю заменяет простым распределением, она не считается с ценами на рынке, абсолютно не считается. Она вверх дном переворачивает все возможности товарооборота и, таким образом, она мешает нам установить нормальную, живую, органическую связь между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством, между изделиями городскими и с/х продуктами. Вот первое значение.

Может показаться странным, что социалисты, ставшие у власти, организовавшие уже социалистическую промышленность, организовавшие социалистическое хозяйство, имеющие этакие производственные возможности, хватаются за старый инструмент буржуазии — товарооборот. Но ничего странного в этом нет. Ни один и ни два инструмента буржуазии, буржуазной экономики мы использовали. И этот инструмент, наиболее живучий в денежном хозяйстве, мы используем вовсю, если у нас не будет всяких карточных систем. В этом теперь гвоздь вопроса.

Так вот, повторяю, в целях дальнейшего разворота товарооборота, дающего связь между городом и деревней, торговую связь, и в целях укрепления денежного хозяйства в наших условиях, так как товарооборот без денег немыслим, мы прежде всего уничтожаем карточную систему по хлебу, по этому основному товару, потому что хлеб тянет за собой все остальное. Именно с этого звена надо начать.

Вот первое и основное значение.

Второе значение реформы, которую мы вводим, это то, чтобы поставить на реальную базу, на настоящую живую реальную базу политику снижения цен по всем товарам и по всем продуктам. У нас ведь как теперь? Каждая торгующая организация старается сделать накидку везде. Ежели трудное дело, хотят все решить тем, чтобы повысить цены. Вот этому хаосу, скорее, всей этой вакханалии в политике цен должен быть положен конец. Смысл реформы состоит в том, что мы начинаем ставить на реальную базу политику снижения цен по всем товарам и по всем продуктам. Сама эта реформа, она снижает цену на хлеб. Вот тут т. Разумов выступал и говорил о ценах пайковых. Да разве это цена, т. Разумов, пайковая цена? У нас паек на черный хлеб года полтора назад стоил 12 коп. в Москве.

Молотов. Даже 8 коп. 3 года тому назад.

Сталин. А цена на рынке раз в двести выше стояла. Рыночные цены ни в какой мере не считаются с ценами пайковыми, потому что это, собственно говоря, не цена, а дар от государства рабочему классу. Это социальный классовый паек для рабочего класса. Пайковая цена — это привесок, а в собственно экономическом смысле это не цена на хлеб, поэтому рынок с этим не считается. Впоследствии мы подняли до 50 коп., до 25 коп. сначала, потом до 50 коп. пайковую цену на кило черного хлеба. По коммерческой продавали по 2 руб. А с чем считался рынок (все эти крестьяне, которые вывозят хлеб), с пайковой ценой? Конечно, нет. Они ориентировались на рынок, на коммерческую цену, немного выше коммерческой, немного ниже, но вокруг коммерческой цены это вращалось. Если, т. Разумов, Вы хотите знать, что такое цена на хлеб, справьтесь на рынке и в коммерческих магазинах. Вот Вам цена. Что касается пайковой цены — это не цена, и с ней никто не считается. Никто. А если коммерческая цена на хлеб у нас 2 руб. и 1,5 руб., а мы ее теперь, эту цену, снижаем до 90 коп., до 1 руб. 10 коп. и проч. и только на Дальнем Востоке, где собственного хлеба нет, завозится, транспортные условия, там только 1 руб. 30 коп. — 1 руб. 40 коп., это значит, что мы начинаем настоящую реальную политику снижения цен на хлеб, начинаем эту реформу снижения цен с хлеба, потому что цены на хлеб складываются на рынке, и рынок не считается с той пайковой ценой, которая не была собственно ценой, а представляла собою нашу классовую политику дара по отношению к рабочему классу за счет крестьянина. Брали дешево хлеб, продавали дешево, не продавали, а дарили. Так надо понимать.

Значит, второй смысл реформы состоит в том, что мы начинаем действительную, реальную политику цен хлеба. В дальнейшем пойдет у нас дальнейшее снижение цен на хлеб и на все другие товары. Вот увидите, в январе мес. начнется у нас торговля хлебом без пайков — цена на рынке на хлеб упадет вдвое. Как теперь мужик хлеб продает — запомните, и как тогда будет продавать — вот сличите. Обязательно пойдет снижение цен на хлеб на рынке, мужик в первую очередь снизит. Стало быть, мы организуем действительную и реальную политику снижения цен, начиная с хлеба, и дальше по всей линии эта политика у нас должна пойти. Старой вакханалии прыжков по линии цен у нас не должно быть больше. Реформа представляет подведение базы под политику цен, начиная с хлеба, и на все остальные продукты. Вот смысл этой политики.

Это нам очень важно и с точки зрения животноводства, и с точки зрения разрешения мясной проблемы. Крестьяне только тогда начнут заниматься животноводством, когда цены на хлеб упадут, когда они поймут, что лучше зерно провести через скот и продавать его мясо, чем продавать хлеб. Только после снижения цен, только после падения цен на хлеб, только после этого развертывается само производство хлеба как следует, и начинается переход от продажи хлеба к продаже мяса, т.е. начнется расходование хлеба на кормежку скота, настоящую кормежку скота. Так что и с этой точки зрения политика снижения цен на хлеб, она рикошетом дает и тот благой результат, что у нас кладется реальная база для развертывания животноводства ввиду того, что зерно пойдет также и на развитие животноводства. Вот второй результат политики снижения цен. Политика снижения цен подводит реальную базу и дает образование ...²* (не слышно).

Третий смысл в чем состоит? Третий смысл состоит в том, что подсекаются возможности спекуляции хлебом. Когда имеются в жизни две или три цены на хлеб — спекуляция обязательна, она абсолютно неизбежна. Политика цен очень интересная штука, у нас мало занимаются этим делом. Когда мы продавали МТС керосин по 10 коп. кило, а мужику через кооперацию по 70 коп., конечно, все МТС спекулировали, покупали у нас керосин по 10 коп., продавали по 70. После того, как мы одну цену установили на керосин, спекуляция керосином подорвалась. То же самое и здесь. Есть коммерческая цена на хлеб 1 руб. 50 коп., а рабочий платит за кило по 50 коп., то, конечно, он часть хлеба продает. Если даже за рубль продаст, то 50 коп. выигрывает. И это делают рабочие. Я их не виню, потому что сама система у нас такая, система двух-трех цен такова, что самый честный человек должен продавать хлеб и на этом оборачивается, самый честный человек. Вот до чего гнилой стала карточная система. Возьмите Ленинград, лучшие рабочие, это вы знаете по опыту, там продается коммерческого хлеба раз в десять меньше, чем раньше продавалось. Продается хлеба меньше, чем в Харькове, хотя вдвое больше население. В чем дело? Рабочие конкурируют с государством: пайковый хлеб продают много дешевле, чем государство, и в коммерческом хлебе нет уже такой нужды. И это — везде, и в Москве, и везде в крупных городах. Мелкую спекуляцию оживляет вот эта система, мелкая спекуляция создает богатую почву для мелкого и вообще воровства, создает почву для всякой спекуляции, и для крупной, и для мелкой: раз я тут дешевле покупаю хлеб, я там продаю его дороже, а на этом наживаюсь. Отмена карточек означает установление одной цены на хлеб в пределах такой-то зоны. Двух или трех цен на тот же сорт хлеба не будет в пределах данной зоны. Зон у нас 6 — 7?

Голоса. Восемь⁹².

Сталин. В пределах каждой зоны цена на хлеб такого-то сорта одна и та же, единая цена. Тут спекуляция затруднена. Вот третий смысл этой реформы — затруднить спекуляцию. И потом, не толкать честных людей из рабочих на спекуляцию, потому что много цен — это значит толкаешь самых честных людей на спекуляцию, чтобы обернуться и нажиться. Вот вам три основных смысла хозяйственного порядка, на что я хотел указать потому, что, по-видимому, товарищи, не все ясно представляют, для чего мы карточную систему уничтожаем.

Как это отразится на состоянии наших торговых организаций? Ясно, что наши торговые организации должны будут подчиститься. Нельзя так грязно вести дело, как до сего времени велось оно: паек тебе принесли — хочешь бери, хочешь не бери, а не возьмешь, потеряешь.

Косиор. По-чеховски — лопай, что дают.

Сталин. Лопай, что дают, а то еще и не дадут.

По-новому придется, и о качестве хлеба придется ставить вопрос, чтобы он был свежий, чтобы его утром принесли, протестов будет много и все что угодно, и мы будем чесать все торговые организации, если они не откажутся от операций с абстрактным потребителем, если они не будут считаться с живым человеком, который уже за деньги будет покупать хлеб, за цену настоящую.

Косиор. За собственные деньги.

Сталин. Так что деньги пойдут в ход, пойдет мода на деньги, чего не было у нас давно, и денежное хозяйство укрепится. Курс рубля станет более прочный бесспорно, а укрепить рубль — значит укрепить все наше планирование и хозрасчет. Никакой хозрасчет немыслим без сколько-нибудь стойкого курса рубля, ничего абсолютного на свете не бывает, я не говорю об абсолютной стойкости, но некоторый более или менее минимальный устойчивый курс рубля должен быть, если хотите, чтобы у нас был хозяйственный расчет, если хотите, чтобы наше планирование было не канцелярским, а реальным. Это даст громадный плюс, и это четвертое, что мы получаем от этой реформы. Это громадный плюс.

Голоса. Правильно.

Сталин. Громадный хозяйственный плюс для всего нашего хозяйства, для всего нашего планирования, для организации промышленности и сельского хозяйства, для всего.

И пятый плюс — то, что наши организации почистятся, поаккуратнее станут работать и начнут, наконец, уважать потребителя, признавать в нем человека, а не зверя — это тоже большой плюс. Пока не научатся торговые организации уважать в нашем потребителе человека, того рабочего и крестьянина, о ком они болтают очень много, никакой базы у нас для продуктообмена не будет.

Толкуют некоторые работники из Госбанка о том, что от такой реформы мы выиграем в деньгах. По-моему, неверно, это чепуха. Неверно, будто бы два или даже три миллиарда. Теперь т. Марьясин отказывается — «я-де, мол, не говорил», но он говорил. Наркомфин высчитывает, люди думают, что рабочие будут покупать столько же хлеба, сколько покупали пайкового, неверно. Пайковый хлеб делал то, что рабочие и служащие набирали родственников, приписывали их в карточки и половину хлеба продавали. Теперь двух цен не будет. Набирать им родственников незачем. Теперь на деньги надо покупать. Они экономнее будут расходовать, и они купят меньше.

Если взять рабочие промышленные пункты — Москву, Ленинград, Харьков, Киев и т.д., Баку, скажем, там, где имеются действительно более или менее квалифицированные рабочие, со вкусом люди, которые жить хотят, умеют жить, зарабатывают, как следует, они будут меньше хлеба покупать потому, что теперь нужно считать деньги, не то, что раньше даром покупали, меньше будут покупать. Стало быть, на этом мы проигрываем. Цены вы повышаете на хлеб с точки зрения пайковой. Во-первых, мы это возмещаем, хотя не полностью, возмещаем на ³/₄ минимум, во-вторых, они покупают меньше хлеба, значит, минус у нас. А наши банковики считают, что рабочий наш столько же будет покупать. Неверно это. Он будет покупать меньше.

Кто будет больше покупать? Те рабочие и служащие, которые в провинции живут, которые не по особому списку жили, не по первому списку, которые не 800 г получали, а меньше. Они покупали коммерческий хлеб, они-то и выигрывают. Они платили полтора рубля, теперь будут платить один рубль, 90 коп. Они будут покупать больше, но по цене меньше, чем за коммерческий хлеб. Опять минус у нас получается. Эти люди жили коммерческим хлебом. Теперь они, может быть, вдвое больше будут хлеба брать, но по низкой цене, по рублю или по 90 коп. Опять же минус.

Я уже не говорю о том, что нам приходится возмещать производителей технических культур¹*. Что мы тут выигрываем, сколько проигрываем? Вообще ничего нельзя рассчитывать заранее, так что гадать, по-моему, писать вилами на воде.

Голоса. Правильно.

Сталин. С Молотовым мы тоже рассуждали по этому поводу. Его обложили всяческими материалами насчет того, что мы выигрываем, но когда рассмотрели материалы, то выходит чепуха.

Молотов. У нас нет такой цели и не может быть.

Сталин. Какие изменения произойдут на рынке, что произойдет с покупателями, как они будут покупать, сколько они будут покупать? Одно ясно, что провинциальный потребитель, который на коммерческим рынке оборачивался, он будет больше покупать.

Постышев. Он тоже деньги экономить будет.

Сталин. Нет, я говорю о выгодах государства от реформы. Может быть, будет выгода, но, скорей всего, не будет выгоды. Тут гадать нельзя.

А теперь о тех областях, которые отстали по части хлебопечения. Вот т. Кабаков, затем т. Носов — он не записался, Иваново-Вознесенская обл. Кое-где еще поотстали. Это очень плохо, товарищи. Надо наверстать это дело. Тов. Кабаков тут доклад читал³*, что того ему не дают, другого, третьего. У нас вообще ничего не дается, т. Кабаков, а берется, надо уметь брать. А тем более Вы на Урале, с вашими возможностями ведь чепуха построить среднего типа хлебозаводы, хлебопекарни, чепуха это, хоть и хлебозавод тоже не бог весть. Уралмашзавод построили, видишь ли, а не могут организовать хлебопечение. Это значит — очень мало заботы на Урале о рабочем.

Ворошилов. Правильно.

Сталин. Вообще, я должен сказать, я один из тех немногих членов ЦК, которые уважают т. Кабакова, как хорошего организатора, но я должен сказать, что за что ни возьмешься на Урале, все говорит о том, что нет никакой заботы о быте рабочего, ну прямо удивляешься, как там люди живут? Сколько грязи! Быт какой ужасный, средневековый. Тов. Кабаков, так жить нельзя. Если бы вы хотели, при тех возможностях, которые дает уральская промышленность, у вас было бы гораздо больше хлебопекарен и хлебозаводов, чем в Москве, у которой было меньше возможностей (аплодисменты).

^1* Так в тексте.

^2* Отточие документа.

³* Выступление И.Д.Кабакова на пленуме см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 536. Л. 12-13.

⁹²    Постановление СНК «Об отмене карточной системы по печеному хлебу, муке и крупе и системы отоваривания хлебом технических культур» от 7 декабря 1934 г. (см. прим. № 100) устанавливало 8 ценовых поясов на хлеб: 1) средне-азиатские республики, ряд областей Казахстана и Киргизии; 2) большая часть Украины, Северный Кавказ, Поволжье, Западная Сибирь, за исключением 2 районов Нарымского окр, отнесенных к 7 поясу, Казахстан и Киргизия; 3) центральные и западные области, Крым, Днепропетровская и Одесская обл., Челябинская обл, ЗСФСР, БССР, большая часть Обско-Иртышской обл.; 4) Ленинградская, Свердловская обл., Восточно-Сибирский край, кроме БМ АССР, Читинской обл. и национальных округов; 5) Карельская АССР, Мурманский окр., часть Северного края; 6) Бурято-Монгольская АССР; 7) большая часть ДВК, районы Северного края и острова Северного Ледовитого океана и Белого моря, ряд районов Нарымского, Ямало-Ненецкого окр.; 8) ряд национальных областей и районов ДВК.