VI. Борьба на два фронта в философии

Борьба на два фронта — закон развития нашей партии

 

Но если мы стоим за лозунг борьбы на два фронта, не значит ли это, что мы тем самым провозглашаем необходимость центризма в нашей партии? Что значит борьба на два фронта? Не есть ли это центризм? Вы знаете, что троцкисты так именно и изображают дело: есть «левые», это, дескать, «мы» — троцкисты, «настоящие ленинцы»; есть «правые», это — все остальные; есть, наконец, «центристы», которые колеблются между «левыми» и правыми. Можно ли считать правильным такой взгляд на нашу партию? Ясно, что нельзя. Так могут говорить лишь люди, у которых смешались все понятия и которые давно уже порвали с марксизмом. Так могут говорить лишь люди, которые не видят и не понимают принципиальной разницы между партией социал-демократической довоенного периода, которая была партией блока пролетарских и мелкобуржуазных интересов, и между партией коммунистической, которая есть монолитная партия революционного пролетариата. Центризм не есть пространственное понятие: на одном месте сидят, скажем, правые, на другом — «левые», а посередке — центристы. Центризм есть понятие политическое. Его идеология есть идеология приспособления, идеология подчинения пролетарских интересов интересам мелкой буржуазии в составе одной общей партии. Эта идеология чужда и противна ленинизму. Центризм есть явление естественное для II Интернационала периода довоенного времени. Там были правые (большинство), были левые (без кавычек) и были центристы, вся политика которых состояла в том, чтобы подкрасить левыми фразами оппортунизм правых и подчинить левых правым. В чем состояла тогда политика левых, ядро которых составляли большевики? В решительной борьбе с центристами, в борьбе за раскол с правыми (особенно после начала империалистской войны) и в организации нового революционного Интернационала из действительно левых, действительно пролетарских элементов.

Почему могло тогда возникнуть такое расположение сил внутри II Интернационала и такая политика большевиков в нем? Потому, что II Интернационал был тогда партией блока пролетарских и мелкобуржуазных интересов в угоду мелкобуржуазным социал-пацифистам, социал-шовинистам. Потому, что большевики не могли тогда не сосредоточивать огня против центристов, пытавшихся подчинить пролетарские элементы интересам мелкой буржуазии. Потому, что большевики обязаны были тогда проповедовать идею раскола, ибо без этого пролетарии не могли бы организовать свою собственную революционно-марксистскую партию.

Можно ли утверждать, что в нашей партии имеется такое же расположение сил и что в ней должна практиковаться та же политика, которую практиковали большевики в партиях II Интернационала периода довоенного времени? Ясно, что нельзя. Нельзя, так как это значило бы не понимать принципиальной разницы между партией блока пролетарских и мелкобуржуазных элементов и между монолитной партией революционного пролетариата. Там (у социал-демократии) была одна классовая подоснова партии. Здесь (у коммунистов) совершенно другая подоснова партии. Там (у социал-демократии) центризм был естественным явлением, так как партия блока разнородных интересов не может обойтись без центристов, и большевики обязаны были вести линию раскола. Здесь (у коммунистов) центризм беспредметен и несовместим с ленинской партийностью, так как коммунистическая партия есть монолитная партия пролетариата, а не партия блока разнородных классовых элементов. И так как господствующей силой нашей партии является самое левое течение мирового рабочего движения (ленинцы), то политика раскола в нашей партии не имеет и не может иметь никакого оправдания с точки зрения ленинизма. (Голос: «Раскол в партии возможен у нас или нет?») Дело идет не о возможности раскола, а о том, что политика раскола в нашей монолитной ленинской партии не может быть оправдана с точки зрения ленинизма. Кто не понимает этой принципиальной разницы, тот идет вразрез с ленинизмом, тот рвет с ленинизмом.

Вот почему я думаю, что только люди, сошедшие с ума и растерявшие последние остатки марксизма, могут серьезно утверждать, что политика нашей партии, политика борьбы на два фронта, есть политика центризма.

Ленин всегда вел борьбу на два фронта в нашей партии как против «левых», так и против явно меньшевистских уклонов. Просмотрите брошюру Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», просмотрите историю нашей партии, и вы поймете, что наша партия росла и крепла в борьбе с обоими уклонами — и с правым и с «левым». Борьба с отзовистами и с «левыми» коммунистами, с одной стороны, борьба с открыто оппортунистическим уклоном до Октябрьской революции, во время Октябрьской революции и после нее, с другой стороны, — вот какие фазы прошла наша партия в своем развитии. Всем известны слова Ленина о том, что нам надлежит вести борьбу как с оппортунизмом, так и с «левыми» доктринерами.

Значит ли это, что Ленин был центристом, что он вел политику центризма? Ясно, что не значит.

Что же собою представляют в таком случае наши правые и «левые» уклонисты? Что касается правого уклона, то это, конечно, не то, что оппортунизм социал-демократов довоенного периода. Уклон к оппортунизму не есть еще оппортунизм. Мы знаем, как Ленин разъяснял в свое время понятие уклон. Уклон вправо — это нечто такое, что еще не вылилось в оппортунизм и что можно исправить. Поэтому нельзя отождествлять уклон вправо с законченным оппортунизмом. Что касается «левого» уклона, то он представляет нечто прямо противоположное тому, что представляли собою крайние левые во II Интернационале довоенного периода, т. е. большевики. Они не только не левые без кавычек, они по сути дела те же правые уклонисты, с той, однако, разницей, что бессознательно прикрывают свою действительную природу «левыми» фразами. Было бы преступлением против партии не видеть всей глубины разницы между «левыми» уклонистами и подлинными ленинцами, единственными левыми (без кавычек) в нашей партии. (Голос: «А легализация уклонов?») Если открытая борьба с уклонами есть легализация, то надо признать, что Ленин давно их «легализовал».

Они, эти уклонисты, и правые и «левые», рекрутируются из самых разнообразных элементов непролетарских слоев, элементов, отражающих давление мелкобуржуазной стихии на партию и разложение отдельных звеньев партии. Часть выходцев из других партий; люди с троцкистскими тенденциями в партии; осколки былых фракций в партии; бюрократизирующиеся (и обюрократившиеся) члены партии в государственном, хозяйственном, кооперативном, профсоюзном аппарате, смыкающиеся с явно буржуазными элементами этих аппаратов; зажиточные члены партии в наших деревенских организациях, срастающиеся с кулачеством, и т. д. и т. п., — такова питательная среда уклонов от ленинской линии. Ясно, что ничего подлинно левого и ленинского не могут воспринять эти элементы. Они могут вскормить лишь открыто оппортунистический уклон или так называемый «левый» уклон, маскирующий свой оппортунизм левым фразами.

Вот почему борьба на два фронта является единственно правильной политикой партии. (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 378 — 381, изд. 9-е.)

 

«Первый вопрос, это — вопрос о борьбе внутри нашей партии, о борьбе, которая не вчера началась и которая не прекращается. Если взять историю нашей партии с момента ее зарождения в виде группы большевиков в 1903 г. и проследить ее последующие этапы вплоть до нашего времени, то можно сказать без преувеличения, что история нашей партии есть история борьбы противоречий внутри этой партии, история преодоления этих противоречий и постепенного укрепления нашей партии на основе преодоления этих противоречий. Можно подумать, что русские люди слишком драчливы, любят дискутировать, плодят разногласия, и поэтому развитие партии идет у них через преодоление внутрипартийных противоречий. Это неверно, товарищи. Дело тут не в драчливости. Дело тут в наличии принципиальных разногласий, возникающих в ходе развития партии, в ходе борьбы пролетариата. Дело тут в том, что противоречия можно преодолеть лишь путем борьбы за те или иные принципы, за те или иные цели борьбы, за те или иные методы борьбы, ведущей к цели. Можно и нужно идти на всякие соглашения с инакомыслящими внутри партии по вопросам текущей политики, по вопросам чисто практического характера. Но если вопросы эти связаны с принципиальными разногласиями, то никакое соглашение, никакая «средняя» линия не может спасти дело. Нет и не может быть «средней» линии в вопросах принципиального характера. Либо одни, либо другие принципы должны быть положены в основу работы партии. «Средняя» линия по вопросам принципиальным есть «линия» засорения голов, «линия» затушевывания разногласий, «линия» идейного перерождения партии, «линия» идейной смерти партии.

Как живут и развиваются ныне социал-демократические партии на Западе? Есть ли у них противоречия внутри партии, принципиальные разногласия? Конечно, есть. Вскрывают ли они эти противоречия и стараются ли их преодолеть честно и открыто на глазах у партийных масс? Нет. Конечно, нет. Практика социал-демократии состоит в том, чтобы скрывать, прятать эти противоречия и разногласия. Практика социал-демократии состоит в том, чтобы превращать свои конференции и съезды в пустой маскарад парадного благополучия, старательно скрывая и замазывая внутренние разногласия. Но из этого ничего, кроме засорения голов и идейного обнищания партии, не может получиться. В этом одна из причин падения западноевропейской социал-демократии, когда-то революционной, а ныне реформистской.

Но мы так не можем жить и развиваться, товарищи. Политика «средней» принципиальной линии не есть наша политика. Политика «средней» принципиальной линии есть политика увядающих и перерождающихся партий. Такая политика не может не вести к превращению партии в пустой бюрократический аппарат, вращающийся на холостом ходу и оторванный от рабочих масс. Этот путь не есть наш путь.

Все прошлое нашей партии является подтверждением того положения, что история нашей партии есть история преодоления внутрипартийных противоречий и неуклонного укрепления рядов нашей партии на основе этого преодоления.

Возьмем первый период, период «Искры» или период II съезда нашей партии, когда впервые появились разногласия внутри нашей партии между большевиками и меньшевиками и когда верхушка нашей партии распалась в конце концов на две части: на часть большевистскую (Ленин) и часть меньшевистскую (Плеханов, Аксельрод, Мартов, Засулич, Потресов). Ленин был тогда в единственном числе. Если бы вы знали, сколько было тогда криков и воплей о «незаменимых», отошедших от Ленина. Однако практика борьбы и история партии показали, что это расхождение имело под собой принципиальную базу, что это расхождение являлось необходимым этапом для зарождения и развития действительно революционной и действительно большевистской партии. Практика борьбы показала тогда, что, во-первых, дело не в количестве, а в качестве, и, во-вторых, дело не в формальном единстве, а в том, чтобы единство имело принципиальную основу. История показала, что Ленин был прав, а «незаменимые» были неправы. История показала, что без преодоления этих противоречий между Лениным и «незаменимыми» мы не имели бы настоящей революционной партии.

Возьмем следующий период, период кануна революции 1905 г., когда большевики и меньшевики стояли друг против друга все еще внутри одной партии, как два лагеря с двумя совершенно различными платформами, когда большевики стояли на пороге формального раскола нашей партии и когда они для отстаивания линии нашей революции были вынуждены созвать свой особый съезд (III съезд). Чем взяла тогда верх большевистская часть партии, чем она завоевала симпатии большинства партии? Тем, что она не замазывала принципиальных разногласий и боролась за преодоление этих разногласий путем изоляции меньшевиков.

Я мог бы сослаться далее на третью стадию развития нашей партии, на период после поражения революции 1905 г., на период 1907 г., когда одна часть большевиков, так называемые «отзовисты» во главе с Богдановым, отошла от большевизма. Это был критический период в жизни нашей партии. Это был тот период, когда целый ряд большевиков из старой гвардии покинул Ленина и его партию. Меньшевики кричали тогда о гибели большевиков. Однако большевизм не погиб, и практика борьбы за какие-нибудь полтора года показала, что Ленин и его партия были правы, ведя борьбу за преодоление противоречий внутри рядов большевизма. Эти противоречия были преодолены не путем их замазывания, а путем их вскрытия и путем борьбы к благу и выгоде нашей партии.

Я мог бы сослаться дальше на четвертый период в истории нашей партии, на период 1911 — 1912 гг., когда большевики восстановили разбитую было царской реакцией партию и изгнали вон ликвидаторов. И тут, как и в предыдущие периоды, большевики шли к восстановлению и укреплению партии не через замазывание принципиальных разногласий с ликвидаторами, а через их вскрытие и преодоление.

Я мог бы указать затем на пятую стадию в развитии нашей партии, на период перед Октябрьской революцией 1917 г., когда одна часть большевизма во главе с известными лидерами большевистской партии колебнулась и не захотела идти на восстание, считая его авантюрой. Известно, что и это противоречие было преодолено большевиками не путем замазывания разногласий, а путем открытой борьбы за Октябрьскую революцию. Практика борьбы показала, что без преодоления этих разногласий мы смогли бы поставить Октябрьскую революцию в критическое положение.

Я мог бы указать, наконец, на дальнейшие периоды развития нашей внутрипартийной борьбы, на период Брестского мира, период 1921 г. (профсоюзная дискуссия) и остальные периоды, которые вам известны и о которых я не буду здесь распространяться. Известно, что во все эти периоды, как и в прошлом, наша партия росла и крепла через преодоление внутренних противоречий.

Что же из этого получается?

Выходит, что ВКП росла и крепла через преодоление внутрипартийных противоречий.

Выходит, что преодоление внутрипартийных разногласий путем борьбы является законом развития нашей партии.

Могут сказать, что это — закон для ВКП, а не для других пролетарских партий. Это неверно. Этот закон является законом развития для всех сколько-нибудь больших партий, все равно, идет ли речь о пролетарской партии СССР или о партиях на Западе. Если можно в маленькой партии маленькой страны так или иначе замазать разногласия, покрыв их авторитетом одного или нескольких лиц, то в большой партии с ее разнообразными районами развитие через преодоление противоречий является неминуемым элементом роста и укрепления партии. Так шло дело в прошлом. Так идет дело в настоящем. Я хотел бы тут сослаться на авторитет Энгельса, который руководил вместе с Марксом пролетарскими партиями на Западе не один десяток лет. Дело идет о 80-х годах прошлого столетия, когда в Германии царил исключительный закон против социалистов. Маркс и Энгельс сидели в Лондоне в эмиграции, а заграничный нелегальный орган германской социал-демократии «Социал-демократ» направлял на деле работу германской социал-демократии. Бернштейн был тогда революционным марксистом (он не успел еще перекочевать к реформистам), Энгельс находился с ним в оживленной переписке по самым злободневным вопросам политики германской социал-демократии. Вот что он писал тогда Бернштейну (1882 г.):

«Как видно, всякая рабочая партия большой страны может развиваться только во внутренней борьбе, в полном соответствии с законами диалектического развития. Германская партия стала тем, что она есть, в борьбе эйзенахцев и лассальянцев, где самое трение играло главную роль. Единство стало возможным лишь тогда, когда намеренно вскормленный Лассалем в качестве орудия сброд износился, и здесь это произошло с нашей стороны со слишком большой поспешностью. Во Франции люди, которые хотя и пожертвовали бакунистскими теориями, но продолжают действовать бакунистскими методами борьбы и вместе с тем хотят принести в жертву своим социальным целям классовый характер движения, также должны сперва износиться, прежде чем опять станет возможно единство. Желать проповедовать единство при таких условиях было бы чистейшей глупостью. Моральными проповедями нельзя предупредить детских болезней, которыми при современных условиях надо переболеть» (см. «Архив Маркса и Энгельса», кн. 1, стр. 324 — 325) [По оплошности в тексте, опубликованном в газетах, эта цитата была приведена не вся. — И. Ст.].

Ибо, говорит Энгельс в другом месте (1885 г.): «Противоречия никогда не могут быть затушеваны надолго, они решаются борьбой» (см. там же, стр. 371).

Вот чем прежде всего нужно объяснить наличие противоречий внутри нашей партии и развитие нашей партии через преодоление этих противоречий путем борьбы. (Сталин, Ещё раз о социал-демократическом уклоне, Сборник об оппозиции, стр. 439 — 443, изд. 1928 г.)

 

Социальная база уклонов от генеральной линии партии. Правый уклон — главная опасность на данном этапе

 

Можно подумать, что работа по руководству социалистическим строительством, работа по проведению в жизнь генеральной линии партии проходила у нас в партии спокойно и плавно без борьбы и напряжения воли. Но это неверно, товарищи. На самом деле эта работа шла в борьбе с внутрипартийными трудностями, в борьбе со всякого рода уклонами от ленинизма как в области общей политики, так и в области национального вопроса. Наша партия живет и подвизается не в безвоздушном пространстве. Она живет и подвизается в самой гуще жизни, подвергаясь влиянию окружающей среды. А среда у нас состоит, как известно, из различных классов и социальных групп. Мы предприняли развернутое наступление на капиталистические элементы, мы продвинули далеко вперед нашу социалистическую промышленность, мы развернули строительство совхозов и колхозов. Но такие явления не могут пройти даром для эксплоататорских классов. Эти явления обычно сопровождаются разорением отживающих классов, разорением кулачества в деревне, сужением поля деятельности мелкобуржуазных слоев города. Понятно, что все это не может не обострить борьбу классов, сопротивление отживающих классов политике советской власти. Было бы смешно думать, что сопротивление этих классов не найдет того или иного отражения в рядах нашей партии. И оно, действительно, находит в партии свое отражение. Отражением сопротивления отживающих классов и являются все и всякие уклоны от ленинской линии, имеющиеся в рядах нашей партии.

Можно ли вести успешную борьбу с классовыми врагами, не борясь одновременно с уклонами в нашей партии, не преодолевая этих уклонов? Нет, нельзя. Нельзя, так как невозможно развернуть настоящую борьбу с классовыми врагами, имея в тылу их отражение в партии, оставляя в тылу людей, не верящих в наше дело и всячески старающихся затормозить наше движение вперед.

Отсюда непримиримая борьба с уклонами от ленинской линии как очередная задача партии.

Почему правый уклон является теперь главной опасностью в партии? Потому, что он отражает кулацкую опасность, а кулацкая опасность в данный момент, в момент развернутого наступления и корчевки корней капитализма, является основной опасностью в стране...

Капитулянтство на деле, как содержание, «левые» фразы и «революционно»-авантюристские замашки, как форма, прикрывающая и рекламирующая капитулянтское содержание, — таково существо троцкизма.

Эта двойственность троцкизма отражает двойственное положение разоряющейся городской мелкой буржуазии, нетерпящей «режима» диктатуры пролетариата и старающейся либо перескочить «сразу» в социализм, чтобы избавиться от разорения (отсюда авантюризм и истерика в политике), либо, если это невозможно, пойти на любые уступки капитализму (отсюда капитулянтство в политике).

Этой двойственностью троцкизма объясняется тот факт, что свои «бешеные» будто бы атаки против правых уклонистов троцкизм обычно увенчивает блоком с ними, как с капитулянтами без маски.

А что из себя представляют «левые» загибы, имевшие место в партии в области колхозного движения? Они представляют некоторую, правда, бессознательную, попытку возродить у нас традиции троцкизма на практике, возродить троцкистское отношение к среднему крестьянству. Они являются результатом той ошибки в политике, которую Ленин называет «переадминистрированием». Это значит, что некоторые наши товарищи, увлеченные успехами колхозного движения, стали подходить к проблеме колхозного строительства не как строители, а как администраторы по преимуществу, допустив ввиду этого ряд грубейших ошибок.

У нас существуют в партии люди, которые думают, что не надо было одергивать «левых» загибщиков. Они считают, что не надо было обижать наших работников и противодействовать их увлечению, если это даже увлечение привело к ошибкам. Это чепуха, товарищи. Так могут говорить лишь такие люди, которые хотят обязательно плыть по течению. Это те самые люди, которые никогда не смогут усвоить ленинской линии — идти против течения, когда этого требует обстановка, когда этого требуют интересы партии. Это хвостисты, а не ленинцы. Партии потому и удалось повернуть целые отряды наших товарищей на правильную дорогу, партии потому и удалось выправить ошибки и добиться успехов, что она решительно пошла против течения во имя проведения в жизнь генеральной линии. Это и есть ленинизм на практике, ленинизм в руководстве.

Вот почему я думаю, что, не преодолев «левых» загибов, мы не смогли бы добиться тех успехов в колхозном движении, которые имеем теперь.

Так обстоит дело с борьбой с остатками троцкизма и их отрыжками на практике.

Несколько иначе обстоит дело с вопросом о правом оппортунизме, во главе которого стояли или стоят тт. Бухарин, Рыков и Томский.

О правых уклонистах нельзя сказать, что они не признают возможности построения социализма в СССР. Нет, они ее признают, и в этом их отличие от троцкистов. Но беда правых уклонистов состоит в том, что, признавая формально возможность построения социализма в одной стране, они не хотят признавать тех путей и средств борьбы, без которых невозможно построить социализм. Они не хотят признавать, что всемерное развитие индустрии является ключом преобразования всего народного хозяйства на началах социализма. Они не хотят признавать непримиримой классовой борьбы с капиталистическими элементами и развернутого наступления социализма на капитализм. Они не понимают, что все эти пути и средства являются той системой мероприятий, без которых невозможно удержание диктатуры пролетариата и построение социализма в нашей стране. Они думают, что социализм можно построить втихомолку, самотеком, без классовой борьбы, без наступления на капиталистические элементы. Они думают, что капиталистические элементы либо сами отомрут незаметно, либо будут врастать в социализм. А так как таких чудес в истории не бывает, то выходит, что правые уклонисты скатываются на деле на точку зрения отрицания возможности построения социализма в нашей стране.

О правых уклонистах нельзя также говорить, что они отрицают возможность вовлечения основных масс крестьянства в дело построения социализма в деревне. Нет, они ее признают, и в этом их отличие от троцкистов. Но, признавая ее формально, они вместе с тем отрицают те пути и средства, без которых невозможно вовлечение крестьянства в дело построения социализма. Они не хотят признавать, что совхозы и колхозы являются основным средством и «столбовой дорогой» вовлечения основных масс крестьянства в дело построения социализма. Они не хотят признавать, что без проведения в жизнь политики ликвидации кулачества как класса невозможно добиться преобразования деревни на началах социализма. Они думают, что деревню можно перевести на рельсы социализма втихомолку, самотеком, без классовой борьбы, путем одной лишь снабженческо-сбытовой кооперации, ибо они уверены, что кулак сам врастет в социализм. Они думают, что главное теперь не в высоких темпах развития индустрии и не в колхозах и совхозах, а в том, чтобы «развязать» рыночную стихию, «раскрепостить» рынок и «снять путы» с индивидуальных хозяйств вплоть до капиталистических элементов деревни. Но так как кулак не может врасти в социализм, а «раскрепощение» рынка означает вооружение кулачества и разоружение рабочего класса, то выходит, что правые уклонисты на деле скатываются на точку зрения отрицания возможности вовлечения основных масс крестьянства в дело построения социализма.

Этим собственно и объясняется тот факт, что свои петушиные бои с троцкистами правые уклонисты обычно увенчивают закулисными переговорами с троцкистами насчет блока с ними.

Основное зло правого оппортунизма состоит в том, что он разрывает с ленинским пониманием классовой борьбы и скатывается на точку зрения мелкобуржуазного либерализма.

Не может быть сомнений, что победа правого уклона в нашей партии означала бы полное разоружение рабочего класса, вооружение капиталистических элементов в деревне и нарастание шансов на реставрацию капитализма в СССР.

Правые уклонисты не стоят на точке зрения образования другой партии, и в этом их еще одно отличие от троцкистов. Лидеры правых уклонистов открыто признали свои ошибки и капитулировали перед партией. Но было бы глупо думать на этом основании, что правый уклонизм уже похоронен. Сила правого оппортунизма измеряется не этим обстоятельством. Сила правого оппортунизма состоит в силе мелкобуржуазной стихии, в силе напора на партию со стороны капиталистических элементов вообще, со стороны кулачества в особенности. И именно потому, что правый уклон отражает сопротивление основных элементов отживающих классов, именно поэтому правый уклон есть основная опасность нашего времени в партии.

Вот почему партия сочла необходимым повести решительную и непримиримую борьбу с правым уклоном.

Не может быть сомнения, что без решительной борьбы с правым уклоном, без изоляции его руководящих элементов мы не могли бы добиться мобилизации сил партии и рабочего класса, мобилизации сил бедноты и середняцких масс крестьянства на дело развернутого наступления социализма, на дело организации совхозов и колхозов, на дело восстановления нашей тяжелой индустрии, на дело ликвидации кулачества как класса.

Так обстоит дело с «левым» и правым уклонами в партии.

Задача состоит в том, чтобы продолжать и впредь непримиримую борьбу на два фронта как с «левыми», представляющими мелкобуржуазный радикализм, так и с правыми, представляющими мелкобуржуазный либерализм.

Задача состоит в том, чтобы продолжать и впредь непримиримую борьбу с теми примиренческими элементами в партии, которые не понимают или делают вид, что не понимают необходимости решительной борьбы на два фронта. (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 556 — 557, 559 — 562, изд. 9-е.)

 

Механистическая ревизия диалектического материализма

 

Отрицание марксистской философии механистами

 

Отчасти по привычке к обывательскому языку, отчасти под воздействием наших классовых врагов мы обычно под философией разумеем не что иное, как самое общее, цельное и стройное воззрение на мир, как что-то весьма мудрое, высокое, прекрасное и т. д. При этом, конечно, мы констатируем, что есть и так называемая «буржуазная философия», но что эта философия ложная, фальшивая, «не научная», а самая-де настоящая, научная, доподлинная философия, это — марксизм, это — «философия пролетариата». И мы создаем «философские» кружки, «философские» журналы, кафедры философии и т. п.

На самом же деле нельзя толковать о какой-то научной, революционной, коммунистической и т. д. философии, ибо такой философии нет и быть не может, как не может быть коммунистической, научной и т. д. религии, ибо философия — это не есть просто какое-то общее понятие для единого, цельного, стройного мировоззрения, а специфическое и очень определенное понятие буржуазного воззрения на мир, на человеческое общество и на познание. Всякая философия, как и всякая религия, в той или иной степени враждебна пролетариату и коммунизму...

Философия — это полувера в полуличного бога («абсолютная идея», «высший разум», «мировая воля» и т. п.) и это полунаука о полуматериальном мире (таковы основные типы новой философии, «метафизический материализм» XVIII века и «диалектический идеализм» XIX столетия).

Если выражение «религия социализма» нельзя иначе понять, как «деревянное железо», то смешивать науку и философию или называть марксизм философией это значит примерно то же, что не различать железа от железной руды или называть золото золотыми приисками.

Марксизм — это наука. Вот и все. Неужели этого мало?

А философию необходимо побороть и ликвидировать так же, как побороли мы и ликвидируем религию.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

К. Маркс в XI тезисе о Фейербахе написал:

«Философы лишь объясняли мир так или иначе, но дело заключается в том, чтобы изменить его».

То есть: Маркс и Энгельс — не философы. Да они и быть таковыми не могли, как основатели науки в подлинном смысле этого слова...

В. И. Ленин, как и Плеханов, употребляет отжившую терминологию: «философия марксизма», «философские выводы естествознания» и т. д., однако такая терминология у Ленина, как и у Плеханова, является лишь рядом описок — не больше, так как все, что написал Ленин, есть не что иное, как, во-первых, беспощадная и сокрушительная борьба не только против религии, но и против философии во всех ее видах и формах, а, во-вторых, это плодотворнейшее развитие той самой науки, полный фундамент которой впервые в истории заложили Маркс и Энгельс...

И тем не менее, вопреки ясной сущности дела, вопреки ясным указаниям основателей марксизма, находятся коммунисты, которые во что бы то ни стало пытаются воскресить философию, дезинфицировать ее и подпереть ею марксизм. Но философия не только как система, но даже как термин, как «синоним» или «символ» опорочена и оскандалена нисколько не меньше, чем «социал-демократия», а потому вполне заслужила, чтобы и ее мы отбросили, как зараженное белье. (Минин, Журнал «Под знаменем марксизма» № 11 — 12 за 1922 г., стр. 185 — 187, 195. Курсив составителей.)

 

Исторический материализм продолжает то дело, которое в одной своей части выполнено философским материализмом, или, употребляя более ясное и прямое выражение, выполнено современным естествознанием; для марксистов не существует области какого-то «философствования», отдельной и обособленной от науки: материалистическая философия для марксистов — последние и наиболее общие выводы современной науки. (Степанов, Исторический материализм и современное естествознание, стр. 56 — 57, Гиз, 1924 г.)

 

Отрицание философского понимания материи механистами

 

...Мы теперь не можем согласиться с Энгельсом, который писал, что «материя как таковая, это — чистое создание мысли и абстракции». Точно так же я прямо признал, что мы уже не можем последовать за Энгельсом, который с большими сомнениями относится к стремлению естествознания отыскать единую материю как таковую и свести качественные различия к только количественным различиям состава тожественных мельчайших частиц».

В противоположность этому я писал, что в настоящее время «естествознание не стремится отыскать единую материю как таковую: оно уже находит ее... Материя как таковая чувственно существует для нас как отрицательные электроны и положительные ядра». (Степанов, Диалектический материализм и деборинская школа, стр. 39 — 40, Гиз, 1928 г. Курсив составителя.)

 

Энгельс и Ленин о философском понятии материи

 

Материализм и идеализм различаются тем или иным решением вопроса об источнике нашего познания, об отношении познания (и «психического» вообще) к физическому миру, а вопрос о строении материи, об атомах и электронах есть вопрос, касающийся только этого «физического мира». Когда физики говорят: «Материя исчезает», они хотят этим сказать, что до сих пор естествознание приводило все свои исследования физического мира к трем последним понятиям — материя, электричество, эфир; теперь же остаются только два последние, ибо материю удается свести к электричеству, атом удается объяснить как подобие бесконечно малой солнечной системы, внутри которой вокруг положительного электрона двигаются с определенной (и необъятно громадной, как мы видели) быстротой отрицательные электроны. Вместо десятков элементов удается, следовательно, свести физический мир к двум или трем (поскольку положительный и отрицательный электроны составляют «две материи, существенно различные», как говорит физик Пелла́, — Rey, I. с., р. 294 — 295). Естествознание ведет, следовательно, к «единству материи» (там же) — вот действительное содержание той фразы об исчезновении материи, о замене материи электричеством и т. д., которая сбивает с толку столь многих. «Материя исчезает» — это значит исчезает тот предел, до которого мы знали материю до сих пор, наше знание идет глубже; исчезают такие свойства материи, которые казались раньше абсолютными, неизменными, первоначальными (непроницаемость, инерция, масса и т. п.) и которые теперь обнаруживаются как относительные, присущие только некоторым состояниям материи. Ибо единственное «свойство» материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания. (Ленин, Материализм и эмпириокритицизм (1908 г.), Соч., т. XIII, стр. 213, изд. 3-е.)

 

Все приведенные нами философы, кто прямо, кто с ужимкой, заменяют основную философскую линию материализма (от бытия к мышлению, от материи к ощущению) обратной линией идеализма. Отрицание материи ими есть давным-давно известное решение теоретико-познавательных вопросов в смысле отрицания внешнего, объективного источника наших ощущений, объективной реальности, соответствующей нашим ощущениям. И, наоборот, признание той философской линии, которую отрицают идеалисты и агностики, выражается определениями: материя есть то, что́, действуя на наши органы чувств, производит ощущение; материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении, и т. п. (Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, Соч., т. XIII, стр. 119.)

 

Мы знаем, что такое час, метр, но не знаем, что такое время и пространство! Точно время есть нечто иное, чем сумма часов, а пространство нечто иное, чем сумма кубических метров! Разумеется, обе формы существования материи без этой материи представляют ничто, только пустое представление, абстракцию, существующую только в нашей голове. Но мы не способны познать, что такое материя и движение. Разумеется, не способны, ибо материю как таковую и движение как таковое никто еще не видел и не испытал каким-нибудь иным образом: люди имеют дело только с различными реально существующими материями и формами движения. Вещество, материя — не что иное, как совокупность всех чувственно воспринимаемых форм движения; слова, вроде «материя» и «движение», это — просто сокращения, в которых мы резюмируем, согласно их общим свойствам, различные чувственно воспринимаемые вещи. Поэтому материю и движение можно познать лишь путем изучения отдельных форм вещества и движения; поскольку мы познаем последние, постольку мы познаем материю и движение как таковые. Поэтому, когда Негели говорит, что мы не знаем, что такое время, пространство, движение, причина и следствие, то он этим лишь утверждает, что мы при помощи своей головы сочиняем себе сперва абстракции, отвлекая их из реального мира, а затем — не в состоянии познать этих сочиненных нами абстракций, ибо они умственные, а не чувственные вещи, между тем как всякое познание есть чувственное измерение. Это — точь-в-точь как встречающаяся у Гегеля трудность, что мы в состоянии есть вишни, сливы, но не в состоянии есть плода, потому что никто еще не ел плода как такового. (Энгельс, Анти-Дюринг, стр. 253.)

 

Механистическая трактовка движения

 

Маркс, как известно, освободил диалектику от мистической оболочки, выставив положение, что диалектика как мыслительная категория есть отражение диалектики в процессе реального, материального становления, ибо «идеальное» есть лишь переведенное в человеческом мозгу на специфический язык материальное. Однако до сих пор — и притом в возрастающей степени — делаются попытки оторвать мыслительный процесс от процесса материального, — попытки превратить диалектику в исключительно мыслительную конструкцию, в некоторый метод, которому не соответствует какая бы то ни было реальность. Типичным является в этом отношении «австромарксизм» с Максом Адлером во главе. Как нужно бороться с этим извращением марксизма, — извращением явно антиматериалистическим? Совершенно очевидно, что нужно вскрывать материальный корень диалектики, т. е. в формах движущейся материи находить то, чему «соответствует» диалектическая формула Гегеля. Непрестанное столкновение сил, распад, рост систем, образование новых и их собственное движение, — другими словами, процесс постоянного нарушения равновесия, его восстановления на другой основе; нового нарушения и т. д. — вот что реально соответствует гегелевской триединой формуле. Что «нового» вносит это толкование? По существу это то же самое. Но здесь указывается на материальный процесс и на движение материальной формы. Другими словами, здесь — диалектика материального становления, идеально выражаемая гегелевской триадой.

Совершенно неправильным является упрек в механичности такой формулировки. Неправильным он является потому, что нельзя современную механику противопоставлять диалектике. Если механика недиалектична, т. е. недиалектично и все движение, то что же остается от диалектики? Наоборот. Движение составляет, если так можно выразиться, материальную душу диалектического метода и его объективную основу. (Бухарин, Теория исторического материализма, стр. 361 — 362, Гиз, 1929 г.)

 

...Дело идет не о том, чтобы как-то «частично» принять физико-химические методы объяснения явлений жизни, а о том, чтобы эти методы, уже давшие такие блестящие результаты, признать «единственно научным» приемом объяснения жизни, о том, чтобы вообще поставить приемы объяснения жизни на научную высоту. Спор между нами давно решен практикой, всей практикой научной биологии...

...Мы имеем все основания признать последовательное применение физико-химических методов, употребляя выражение Маркса и Ленина, «единственно научным» приемом объяснения жизни. Всякая попытка их дополнения поведет к беспомощному эклектизму. Все предшествующее развитие научной биологии не дает никаких оснований для малодушной измены методам сведения жизни организма к физико-химическим процессам. (Степанов, Диалектический материализм и деборинская школа, стр. 14, 18, Гиз, 1928 г. — Подчеркнуто сост.)

 

В биологии до сих пор боролись и до сих пор борются только два основных течения: идеалистическое, называемое витализмом и отвергающее сводимость явлений жизни к физико-химическим процессам, и материалистическое, утверждающее эту сводимость и до сих пор блестяще демонстрировавшее эту сводимость практикой, экспериментом. Не мешает отметить, что это единственно материалистическое течение в биологии давным-давно называется механистическим. (Степанов, Диалектический материализм и деборинская школа, стр. 52, Гиз, 1928 г.)

 

Трактовка движения у Энгельса

 

Называя физику механикой молекул, химию — физикой атомов и далее биологию — химией белков... я желаю этим выразить переход одной из этих наук в другую и, значит, связь, непрерывность, а также различие, разрыв между обеими областями. Идти же дальше этого, называть химию своего рода механикой, по-моему, нерационально. Механика — в более широком или узком смысле слова — знает только количества, она оперирует скоростями и массами и, в лучшем случае, объемами. Там, где на пути у нее стоит качество, — как, например, в гидростатике и аэростатике, — она не может придти к удовлетворительным результатам, не вдаваясь в рассмотрение молекулярных состояний и молекулярного движения; она сама только простая вспомогательная наука, предпосылка физики. Но в физике, а еще более в химии, не только происходит постоянное качественное изменение в результате количественного изменения, не только наблюдается переход количества в качество, но приходится также рассматривать множество изменений качества, относительно которых совершенно не доказано, что они обусловлены <сведены> количественными изменениями. Можно охотно согласиться с тем, что современная наука движется в этом направлении, но это вовсе не доказывает, что это направление единственно правильное, что, идя этим путем, мы исчерпаем до конца физику и химию. Всякое движение заключает в себе механическое движение и перемещение больших или мельчайших частей материи; познать эти механические движения является первой задачей науки, однако лишь первой. Само же это механическое движение вовсе не исчерпывает движения вообще. Движение вовсе не есть простое перемещение, простое изменение места, в надмеханических областях оно является также и изменением качества. <Мышление есть тоже движение>. Открытие, что теплота представляет собой молекулярное движение, составило эпоху в науке. Но если я не имею ничего другого сказать о теплоте, кроме того, что она представляет собою известное перемещение молекул, то лучше мне замолчать. Химия находится на пороге того, чтобы из отношения атомных объемов к атомным весам объяснить целый ряд химических и физических свойств элементов. Но ни один химик не решится утверждать, будто все свойства какого-нибудь элемента выражаются исчерпывающим образом его положением на кривой Лотара Мейера, что этим одним определяются, например, специфические свойства углерода, делающие его главным носителем органической жизни, или же необходимость фосфора в мозгу. Между тем механическая концепция сводится именно к этому; она объясняет всякие изменения из изменений места, все качественные различия из количественных и не замечает, что отношение между качеством и количеством взаимно, что качество так же переходит в количество, как количество в качество, что здесь имеется взаимодействие. Если мы должны сводить все различия и изменения качества к количественным различиям и изменениям, к механическим перемещениям, то мы с необходимостью приходим к тому положению, что вся материя состоит из тождественных мельчайших частиц и что все качественные различия химических элементов материи вызываются количественными различиями в числе и пространственной группировке этих мельчайших частиц при их объединении в атомы. Но до этого нам еще далеко.

Только незнакомство современных естествоиспытателей с иной философией, кроме той ординарнейшей вульгарной философии, которая процветает ныне в немецких университетах, позволяет им оперировать таким образом выражениями вроде «механический», причем они не отдают себе отчета и даже не догадываются, какие из этого вытекают необходимые выводы. У теории абсолютной качественной тождественности материи имеются свои приверженцы; эмпирически ее так же нельзя опровергнуть, как и нельзя доказать. Но если спросить людей, желающих объяснить все «механическим образом», сознают ли они неизбежность этого вывода и признают ли тождественность материи, то какие при этом получаются различные ответы!

Самое комичное — это то, что приравнение «материалистического» и «механического» имеет своим родоначальником Гегеля, который хотел унизить материализм эпитетом «механический». Но дело в том, что критикуемый Гегелем материализм — французский материализм XVIII столетия — был действительно исключительно механическим, и по той простой причине, что физика, химия и биология были тогда еще в зачаточном состоянии, далеко не являясь основой общего мировоззрения. (Энгельс, Диалектика природы, стр. 80 — 81.)

 

Механистическая теория сведения

 

Современная наука по своему общему характеру является последовательной продолжательницей научных воззрений XVIII века. Строго критические наблюдение и опыт (эксперимент) являются в ее глазах единственными средствами познания мира. Понять какую-нибудь группу явлений означает для нее истолковать ее как непрерывно текущий процесс, в котором одна стадия или ступень (рассматриваемая как причина) неизбежно порождает другую (являющуюся следствием). Таким образом, объяснить какую-нибудь группу явлений значит раскрыть причинную связь между ними. При этом мы должны расчленять, разбивать сложные явления и спускаться от них к более простым, сводить их к этим более простым явлениям. Так, например, наука останавливалась в полном недоумении перед процессом жизни, перед процессами, протекающими в живой материи, пока она не стала сводить их к более простым явлениям, совершающимся в мертвом, минеральном веществе и составляющим предмет изучения физики и химии. (Степанов, Исторический материализм и современное естествознание, стр. 24 — 25, Гиз, 1924 г. — Подчеркнуто бригадой.)

 

* * *

 

Наука уверенно идет в том направлении, чтобы и под психическими процессами вскрыть превращение одних форм энергии в другие и чтобы свести их к таким простейшим явлениям, как рефлексы, механизм и формы которых осложняются с развитием и усложнением нервно-мозговой системы. Несмотря на все свои осложнения, рефлексы так же и в таком же смысле остаются основным элементом психической жизни, включительно до самых сложных ее проявлений, как клеточка — основной элемент всех тканей, составляющих человеческое тело.

Механистическое понимание природы, раскрывая, что и область психической жизни не дает исключений из закона сохранения энергии, идет к своему завершению и вместе с тем к величайшему торжеству...

Каждая ступень в развитии мира и его элементов, его мертвых и живых форм, является необходимым следствием предыдущей ступени и с строгой причинной необходимостью, не знающей исключений, изъятий и пробелов, обусловливает следующую ступень. Современная наука неуклонно идет в том направлении, чтобы истолковать все это развертывание мира как развитие относительно простых физических и химических процессов. (Степанов, Исторический материализм и современное естествознание, стр. 67 -— 68, Гиз, 1924 г. — Подчеркнуто составителями.)

 

* * *

 

Наша задача — превращать случайные явления посредством вскрытия их причинностей в явления необходимые. В естествознании наша задача — вскрывать физико-химичность всех процессов и тем самым срывать с них таинственность.

Почему же мы как бы останавливаемся на полпути, не доходя последовательно до механичности всех процессов?

Только потому, что механика старого времени, объяснявшая все ударом, нажимом, трением, сцеплением неизменных тел, не изменяющихся в порядке «самодвижения», потерпела фиаско и вынуждена была констатировать наличие механики также и внутренней системы.

Механика встала на правильный путь, говоря не только о взаимных столкновениях, нажимах и т. п. частиц, но также и о процессах трения, притяжения, отталкивания в каждой из последних, но эта область разработана химией. Науки все время превращаются одна в другую, сливаются, дифференцируются.

Химия уже поглощена физикой, в чем мы лично видим торжество механики, поднявшейся до физики. Объяснять мир физически — это значит объяснять его с точки зрения механики, переросшей себя и вынужденной стать физикой.

Могут, конечно, сказать, что мы тем самым отвергаем механику, существующую в виде самостоятельной науки.

Нет, ее мы не отвергаем, но считаем то, что ныне носит название механики, механикой в узком смысле слова, механикой тяжести, трения, сцепления и т. п. тел, от самодвижения которых она отвлекается, считая его однако существующим.

Свести вещь или процесс к физическим процессам означает объяснить эту вещь во всех ее проявлениях движением последних известных нам самодвижущихся частиц, из которых она состоит. (Сарабьянов, В защиту философии марксизма, стр. 153 — 154, Гиз, 1929 г. — Подчеркнуто составителями, кроме последней фразы.)

 

Критика теории «сведения» Энгельсом

 

Простое и составное. Категории, которые тоже теряют свой смысл уже в органической природе, и неприменимы здесь. Ни механическое сложение костей, крови, хрящей, мускулов, тканей и т. д., ни химическое — элементов не составляет еще животного (Hegel. Enz., I, стр. 256). Организм не является ни простым, ни составным, как бы он ни был сложен. (Энгельс, Диалектика природы, стр. 10, изд. 3-е, 1930 г.)

 

* * *

 

Механическое движение. У естествоиспытателей движение всегда понимается, как = механическому движению, перемещению. Это перешло по наследству из дохимического XVIII столетия и сильно затрудняет ясное понимание вещей. Движение, в применении к материи, — это изменение вообще. Из этого же недоразумения вытекает яростное стремление свести все к механическому движению, — уже Грове «сильно склонен думать, что прочие свойства материи являются видами движения и в конце концов будут сведены к ним» (стр. 16), чем смазывается специфический характер прочих форм движения. Этим не отрицается вовсе, что каждая из высших форм движения связана всегда необходимым образом с реальным механическим (внешним или молекулярным) движением, подобно тому, как высшие формы движения производят одновременно и другие виды движения, химическое действие невозможно без изменения температуры и электричества, органическая жизнь невозможна без механических, молекулярных, химических, термических, электрических и т. д. изменений. Но наличие этих побочных форм не исчерпывает существа главной формы в каждом случае. Мы, несомненно, «сведем» когда-нибудь экспериментальным образом мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу; но исчерпывается ли этим сущность мышления? (Энгельс, Диалектика природы, стр. 18, изд. 3-е, 1930 г.)

 

Механисты подменяют материалистическую диалектику теорией равновесия

 

Маркс и Энгельс освобождали диалектику от ее мистической шелухи в действии, т. е. материалистически применяя диалектический метод при исследовании различных областей природы и общества. Речь идет теперь о теоретическо-систематическом изложении этого метода и его такого же теоретическо-систематического обоснования. Это и дается теорией равновесия.

Теория равновесия имеет кроме того еще один немаловажный аргумент за себя: она освобождает мировоззрение от телеологического привкуса, неизбежно связанного с гегелевской формулировкой, которая покоится на саморазвитии «духа». Вместо эволюции (развития), и только эволюции, она позволяет видеть также случаи разрушения материальных форм. Тем самым она является и более общей и очищенной от идеалистических элементов формулировкой законов движущихся материальных систем. (Бухарин, ТИМ, стр. 362, Гиз, 1929. Подробнее о «теории равновесия» см. «Тема третья». — Составители.)

 

Ленин и Сталин об извращениях Бухарина в вопросах философии

 

Говорят, что т. Бухарин теоретик нашей партии. Он, конечно, теоретик, и теоретик немалый. Но дело в том, что с теорией у него не все обстоит благополучно. Это видно хотя бы из того, что он нагромоздил целую кучу ошибок по вопросам партийной политики, только что охарактеризованных мною. Не может быть, чтобы эти ошибки, ошибки по линии Коминтерна, ошибки по вопросам о классовой борьбе, об обострении классовой борьбы, о крестьянстве, о нэпе, о новых формах смычки, — не может быть, чтобы все эти ошибки появились у него случайно. Нет, эти ошибки не случайны. Они, эти ошибки т. Бухарина, вышли из неправильной его установки, из его теоретических изъянов. Да, т. Бухарин теоретик, но теоретик он не вполне марксистский, теоретик, которому надо еще доучиваться для того, чтобы стать вполне марксистским теоретиком.

Ссылаются на известное письмо т. Ленина о Бухарине как о теоретике. Давайте зачитаем это письмо.

«Из молодых членов ЦК, — говорит Ленин, — хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил), и относительно их надо бы иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)». (Стенограмма июльского пленума 1926 г., вып. IV, стр. 66. Курсив мой. — И. Сталин.)

 

Итак, теоретик без диалектики. Теоретик-схоластик. Теоретик, чьи «теоретические воззрения с очень большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским». Такова характеристика теоретической физиономии т. Бухарина, данная Лениным.

Вы сами понимаете, товарищи, что такому теоретику надо еще доучиваться. И если бы т. Бухарин понимал, что он теоретик не вполне еще законченный, что он нуждается в том, чтобы доучиться, что он теоретик, который не вполне еще усвоил диалектику, а диалектика есть душа марксизма, — если бы это он понимал, то он был бы скромнее, и от этого партия лишь выиграла бы. (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 415 — 416, изд. 9-е.)

 

Замечания Ленина на книгу Н. Бухарина «Экономика переходного периода»

Излишне распространяться о том, что путеводной нитью для автора был метод Маркса, метод, познавательная ценность которого только теперь стала во весь свой гигантский рост.       [7] Теоретическая политическая экономия есть наука о социальном хозяйстве, основанном на производстве товаров, т. е. наука о неорганизованном социальном хозяйстве... Маркс... в своем учении о товарном фетишизме дал блестящее социологическое введение в теоретическую экономию... В самом деле, лишь только мы возьмем организованное общественное хозяйство, как исчезают все основные «проблемы» политической экономии... [33 — 34]... Проникновение банкового капитала в промышленность вело к консолидации предприятий (созданию «фузий», комбинированных трестов и т. д.). Следовательно, в этих случаях организующие процессы идут из сферы обращения в сферу производства: это происходит потому, что процесс обращения есть составная часть общего «процесса в целом», процесса воспроизводства, который имеет «принудительную закономерность» для всех своих частей и фаз1. 1Т. А. Богданов предпочитает видеть во всем организационном процессе во время войны одни лишь «карточки», т. е. один лишь процесс нормировки, возникший на почве регресса производительных сил. На самом же деле процесс нормировки неизмеримо глубже по своему значению. Регресс производительных сил вовсе не исключает здесь прогресса организованных форм капитализма ×. Так бывало и в «нормальное время», а именно во время кризисов, когда временный регресс производительных сил сопровождался ускоренной централизацией производства и возникновением капиталистических организаций. Такую — mutatis mutandis — ошибку делал и Энгельс, когда говорил о синдикатах и трестах. Этой ошибки не нужно повторять теперь.     [43 — 44] Капитализм есть антагонистическая, противоречивая # система. Но классовый антагонизм, расщепляющий общество на два основных класса, последовательно проведен повсюду. Следовательно, структура капитализма есть монистический антагонизм или антагонистический монизм. Мы брали общество как систему элементов in natura...     [56 — 57] Гигантское потрясение всей капиталистической системы, которую мы оцениваем как ее крах, ряд ученых и неученых сикофантов quasi-марксистского толка считают за аргумент против социализма. Этот взгляд логически основан на полнейшем непонимании диалектического ×, в противоречиях развивающегося процесса.         [58] Раз реально дан распад капиталистических производственных отношений, и раз доказана теоретически невозможность их восстановления, то возникает вопрос о решении дилеммы: «гибель культуры» или социализм... ...эпоха разрыва производственно-технически-социальных пластов сохраняет в общем единство пролетариата, который воплощает прежде и раньше всего материальную основу будущего общества. Этот решающий и основной элемент в ходе революции лишь отчасти распадается. С другой стороны, он необычайно сплачивается, перевоспитывается, организуется. Эмпирическое доказательство этого дает русская революция с ее относительно слабым пролетариатом, который тем не менее оказался поистине неистощимым резервуаром организационной энергии. «Математическая вероятность» социализма при таких условиях превращается в «практическую достоверность». [59] ...Только при превращении пролетариата из класса эксплоатируемого в класс господствующий возможно восстановление трудового процесса, т. е. общественное воспроизводство. В этих рамках и на этой основе задачи, стоящие перед пролетариатом, в общем и целом, формально, т. е. независимо от социального содержания процесса, те же, что и для буржуазии при расширенном отрицательном воспроизводстве: экономизация всех ресурсов, планомерное их использование,   максимум возможной централизации. Истощение, явившееся результатом войны и нарушения непрерывности производственного процесса в период распада, требует с точки зрения общественно-организационной техники как раз перехода к социалистическим производственным отношениям. Стоит только поставить общий вопрос, как возможна система хотя бы относительного равновесия, или, вернее, как возможно создание условий движения к такому равновесию, чтобы понять категорическую обязательность централизованного и формально обобществленного хозяйства. [83] ...диктатура пролетариата неизбежно сопровождается скрытой или более или менее открытой борьбой между организующей тенденцией пролетариата и товарно-анархической тенденцией крестьянства.	уф!	только «познавательная ценность»?? а не объективный мир отражающая? «стыдливый»... агностицизм! Две неверности: 1) определение шаг назад против Энгельса; 2) товарное производство есть тоже «организованное» хозяйство!                   ((NB × Маркс говорил проще (без выкрутас с «терминами» и «системами» и социологиями) и говорил вернее об обобществлении. Автор дает ценные новые факты, но ухудшает, verballhorn теорию Маркса «социологической схоластикой».         # архинеточно. Антагонизм и противоречия совсем не одно и то же. Первое исчезнет, второе останется при социализме. уф! караул!   × Диалектический процесс. Именно! А не схоластика à la Богданов. Автор ставит его рядом (и на 2 месте) с Begriffsscholastik Богданова. Но рядом поставить нельзя: или — или. «невозможность» доказуема лишь практически. Автор не ставит диалектически отношения теории к практике.                 NB верно!   вот это приближение к диалектике.           «моя» богдановская Begriffsscholastik есть главный враг «мой».             не то слово             ??   надо было сказать: между социалистической тенденцией пролетариата и товарно-капиталистической тенденцией крестьянства. Подставлять здесь слово организующей есть теоретическая неверность, шаг назад от Карла Маркса к Луи Блану.
[130] Рассматривание общественной, и притом иррациональной, слепой, системы с точки зрения равновесия ничего общего, конечно, не имеет с harmonia praestabilitata [предустановленной гармонией. — Ред.], ибо оно исходит из факта существования этой системы и из такого же факта ее развития...                 [130-131] ...Задача состоит в том, чтобы анализировать перестройку общественной системы. Здесь: a) растет коллективный, собирательный, сознательный хозяйствующий субъект — пролетарское государство со всеми его соподчиненными органами; b) поскольку сохраняется анархическо-товарная система, постольку сохраняется иррациональный, слепой «рок» рынка, т. е. опять-таки общественная стихия, все больше подпадающая под регулирующее воздействие окристаллизовавшегося общественно-сознательного центра; c) наконец, поскольку налицо элементы распада социальных связок (напр., образование замкнутых натурально-хозяйственных ячеек), то они, с одной стороны, × «лимитируются» в своих действиях хозяйственной средой (самая их внутренняя реорганизация есть функция общественных сдвигов); с другой, они во все возрастающей степени вовлекаются в строительный процесс, постоянно подвергаясь планомерному воздействию со стороны государственно-хозяйственной организации пролетариата (трудовая повинность, всевозможные виды натуральной повинности и т. д.). Таким образом, даже когда отдельные элементы выпадают из общественно-производственного процесса, они находятся в постоянной сфере воздействия и сами рассматриваются # с точки зрения общественной системы производства, в моменты своей максимальной обособленности они теоретически интересны # как объект общественного притяжения, как потенциальная составная часть новой общественной системы. Однако, несмотря на то, что сохраняется значимость объективно общественного метода, этот последний приобретает иной логический тон. При анализе общественной структуры товарно-капиталистического типа все закономерности носят характер стихийных закономерностей, «слепой» силы, ибо весь общественно-производственный процесс иррационален. При анализе структуры переходного периода дело обстоит иначе, потому что здесь происходит в возрастающей пропорции рационализация общественно-хозяйственного процесса.       Материально-производственная точка зрения в общем тоже остается обязательной. Однако (2 она претерпевает существенные изменения и ограничения. Во-первых, самый процесс производства не является a priori данной величиной... [132 — 133] Во-вторых, может наступить чрезвычайно значительное сокращение, а местами прекращение производственного процесса. Поскольку общество не вымирает, это компенсируется другими путями: а) более экономным распределением остатков прежних производственных (чисто капиталистических) циклов, — здесь процесс потребления отрывается от процесса производства и становится несоизмеримым с последним;   b) принудительным извлечением из деревни продуктов сельскохозяйственного производства (здесь отличие от «нормального» положения состоит в том, что это извлечение лишь отчасти фундировано непосредственно экономическими методами; следовательно, в цикл воспроизводства входит лишь одна половина «народного хозяйства»); c) непроизводительными методами получения продуктов (военная добыча, переход из рук в руки базисных складов и т. д.). В-третьих, поскольку процесс производства отрывается от процесса потребления, постольку — даже там, где сохраняется вольный рынок — на поверхности явлений выступают потребительные мотивы. Диалектическо-исторический подход не только не подлежит ограничению, а наоборот, выпячивается на первый план. Слагающиеся формы новых отношений, их переплетение со старыми, иногда в необычайно причудливых сочетаниях — все это делает из производственных отношений переходного периода комплекс sui generis [своего рода. — Ред.]. Далее совершенно понятно, что диалектическо-историческая точка зрения, которая выдвигает принцип постоянной изменчивости форм, принцип познания процесса, неизбежно должна быть подчеркнута при анализе эпохи, где происходят с небывалой быстротой прямо геологического типа сдвиги социальных пластов. Относительность «категорий» политической экономии становится ясной до полной очевидности. [139 — 140] В эпоху перехода от капитализма к коммунизму революционным классом, творцом нового общества является пролетариат. Его государственная власть, его диктатура, советское государство, служит фактором разрушения старых экономических связей и создания новых. «Политическая власть, в собственном смысле этого слова, есть организованная сила одного класса, имеющая целью подчинение другого класса» [К. Маркс и Ф. Энгельс, Коммунистический манифест.]. Поскольку эта политическая власть, как «концентрированное насилие» над буржуазией, сама является экономической силой, это есть сила, разрывающая капиталистические производственные отношения, переводящая в распоряжение пролетариата материально-вещественный остов производства и постепенно вставляющая непролетарские людские элементы производства в систему новой общественно-производственной связи. С другой стороны, это же «концентрированное насилие»   отчасти обращается и вовнутрь, являясь фактором самоорганизации и принудительной самодисциплины трудящихся... [154 — 155] Крупнейшим фактором разложения капиталистической системы является распад связи между империалистскими государствами и их многочисленными колониями. Так называемое «национальное государство» уже в довоенный период было чистейшей фикцией. На самом деле, реально существовали субъекты колониальной политики, империалистские государства, представляющие из себя сложные системы, с крепким ядром и подчиненной периферией, и объекты этой колониальной политики с различными оттенками и степенями подчинения... Государственная спайка, в конечном счете опиравшаяся на вооруженную силу, имела решающее значение. Следовательно, по мере разложения государственной власти капитала, неизбежно должно начаться и разложение империалистских систем, отпадение колоний, дробление «великих держав», выделение самостоятельных «национальных государств»...           ...колониальные восстания и национальные революции входят как составная часть в великий мировой революционный процесс, который перемещает всю ось мирового хозяйства. Ибо объективно здесь налицо факторы общего распада капиталистических производственных отношений, распада, который облегчает победу пролетарской революции и диктатуры рабочего класса.		Это очень хорошо. Но не точнее ли говорить о «необходимости известной пропорциональности», чем о «точке зрения равновесия»? Точнее, вернее, ибо объективно первое, а второе приоткрывает дверь философским шатаниям в сторону от материализма к идеализму.               Вот именно!     элементы распада лимитируются... Уф! × почему не проще: «их ограничивает»? О, академизм! О, ложноклассицизм! О, Третьяковский.             #Не те слова. Ошибка «богдановской» терминологии выступает наружу: субъективизм, солипсизм. Не в том дело, кто «рассматривает», кому «интересно», а в том, что есть независимо от человеческого сознания. «Метод приобретает иной тон». Бухарин усвоил дурной тон. Тут не «тон» и не «логика», а материальное.   ? (2 не «она», не «точка зрения»                         неверно. Прежде буржуазия «принуждала» через суды, сборщиков податей и т. п. (ср. Marx о Франции, не только о России). Теперь пролетариат принуждает прямее. Автор забыл «социально-классовые» отношения. не только «на поверхности» и не только «явлений».         Из этой фразы замечательно рельефно видно, что для автора, испорченного эклектицизмом Богданова, диалектическая «точка зрения» есть лишь одна из многих равноправных «точек зрения». Неверно!                           очень хорошо!       верно!       не чистейшей фикцией, а нечистой формой. Нарушение «диалектического материализма» состоит в логическом (не материальном) скачке через несколько конкретных стадий.       Автор забыл, что (1) наи>империал-ские государства выросли из национальных; (2) что «национальные» государства и в колониях формируются.   вот именно!

Излишне распространяться о том, что путеводной нитью для автора был метод Маркса, метод, познавательная ценность которого только теперь стала во весь свой гигантский рост.       [7] Теоретическая политическая экономия есть наука о социальном хозяйстве, основанном на производстве товаров, т. е. наука о неорганизованном социальном хозяйстве... Маркс... в своем учении о товарном фетишизме дал блестящее социологическое введение в теоретическую экономию... В самом деле, лишь только мы возьмем организованное общественное хозяйство, как исчезают все основные «проблемы» политической экономии... [33 — 34]... Проникновение банкового капитала в промышленность вело к консолидации предприятий (созданию «фузий», комбинированных трестов и т. д.). Следовательно, в этих случаях организующие процессы идут из сферы обращения в сферу производства: это происходит потому, что процесс обращения есть составная часть общего «процесса в целом», процесса воспроизводства, который имеет «принудительную закономерность» для всех своих частей и фаз1. 1Т. А. Богданов предпочитает видеть во всем организационном процессе во время войны одни лишь «карточки», т. е. один лишь процесс нормировки, возникший на почве регресса производительных сил. На самом же деле процесс нормировки неизмеримо глубже по своему значению. Регресс производительных сил вовсе не исключает здесь прогресса организованных форм капитализма ×. Так бывало и в «нормальное время», а именно во время кризисов, когда временный регресс производительных сил сопровождался ускоренной централизацией производства и возникновением капиталистических организаций. Такую — mutatis mutandis — ошибку делал и Энгельс, когда говорил о синдикатах и трестах. Этой ошибки не нужно повторять теперь.     [43 — 44] Капитализм есть антагонистическая, противоречивая # система. Но классовый антагонизм, расщепляющий общество на два основных класса, последовательно проведен повсюду. Следовательно, структура капитализма есть монистический антагонизм или антагонистический монизм. Мы брали общество как систему элементов in natura...     [56 — 57] Гигантское потрясение всей капиталистической системы, которую мы оцениваем как ее крах, ряд ученых и неученых сикофантов quasi-марксистского толка считают за аргумент против социализма. Этот взгляд логически основан на полнейшем непонимании диалектического ×, в противоречиях развивающегося процесса.         [58] Раз реально дан распад капиталистических производственных отношений, и раз доказана теоретически невозможность их восстановления, то возникает вопрос о решении дилеммы: «гибель культуры» или социализм... ...эпоха разрыва производственно-технически-социальных пластов сохраняет в общем единство пролетариата, который воплощает прежде и раньше всего материальную основу будущего общества. Этот решающий и основной элемент в ходе революции лишь отчасти распадается. С другой стороны, он необычайно сплачивается, перевоспитывается, организуется. Эмпирическое доказательство этого дает русская революция с ее относительно слабым пролетариатом, который тем не менее оказался поистине неистощимым резервуаром организационной энергии. «Математическая вероятность» социализма при таких условиях превращается в «практическую достоверность». [59] ...Только при превращении пролетариата из класса эксплоатируемого в класс господствующий возможно восстановление трудового процесса, т. е. общественное воспроизводство. В этих рамках и на этой основе задачи, стоящие перед пролетариатом, в общем и целом, формально, т. е. независимо от социального содержания процесса, те же, что и для буржуазии при расширенном отрицательном воспроизводстве: экономизация всех ресурсов, планомерное их использование,   максимум возможной централизации. Истощение, явившееся результатом войны и нарушения непрерывности производственного процесса в период распада, требует с точки зрения общественно-организационной техники как раз перехода к социалистическим производственным отношениям. Стоит только поставить общий вопрос, как возможна система хотя бы относительного равновесия, или, вернее, как возможно создание условий движения к такому равновесию, чтобы понять категорическую обязательность централизованного и формально обобществленного хозяйства. [83] ...диктатура пролетариата неизбежно сопровождается скрытой или более или менее открытой борьбой между организующей тенденцией пролетариата и товарно-анархической тенденцией крестьянства.	уф!	только «познавательная ценность»?? а не объективный мир отражающая? «стыдливый»... агностицизм! Две неверности: 1) определение шаг назад против Энгельса; 2) товарное производство есть тоже «организованное» хозяйство!                   ((NB × Маркс говорил проще (без выкрутас с «терминами» и «системами» и социологиями) и говорил вернее об обобществлении. Автор дает ценные новые факты, но ухудшает, verballhorn теорию Маркса «социологической схоластикой».         # архинеточно. Антагонизм и противоречия совсем не одно и то же. Первое исчезнет, второе останется при социализме. уф! караул!   × Диалектический процесс. Именно! А не схоластика à la Богданов. Автор ставит его рядом (и на 2 месте) с Begriffsscholastik Богданова. Но рядом поставить нельзя: или — или. «невозможность» доказуема лишь практически. Автор не ставит диалектически отношения теории к практике.                 NB верно!   вот это приближение к диалектике.           «моя» богдановская Begriffsscholastik есть главный враг «мой».             не то слово             ??   надо было сказать: между социалистической тенденцией пролетариата и товарно-капиталистической тенденцией крестьянства. Подставлять здесь слово организующей есть теоретическая неверность, шаг назад от Карла Маркса к Луи Блану.
[130] Рассматривание общественной, и притом иррациональной, слепой, системы с точки зрения равновесия ничего общего, конечно, не имеет с harmonia praestabilitata [предустановленной гармонией. — Ред.], ибо оно исходит из факта существования этой системы и из такого же факта ее развития...                 [130-131] ...Задача состоит в том, чтобы анализировать перестройку общественной системы. Здесь: a) растет коллективный, собирательный, сознательный хозяйствующий субъект — пролетарское государство со всеми его соподчиненными органами; b) поскольку сохраняется анархическо-товарная система, постольку сохраняется иррациональный, слепой «рок» рынка, т. е. опять-таки общественная стихия, все больше подпадающая под регулирующее воздействие окристаллизовавшегося общественно-сознательного центра; c) наконец, поскольку налицо элементы распада социальных связок (напр., образование замкнутых натурально-хозяйственных ячеек), то они, с одной стороны, × «лимитируются» в своих действиях хозяйственной средой (самая их внутренняя реорганизация есть функция общественных сдвигов); с другой, они во все возрастающей степени вовлекаются в строительный процесс, постоянно подвергаясь планомерному воздействию со стороны государственно-хозяйственной организации пролетариата (трудовая повинность, всевозможные виды натуральной повинности и т. д.). Таким образом, даже когда отдельные элементы выпадают из общественно-производственного процесса, они находятся в постоянной сфере воздействия и сами рассматриваются # с точки зрения общественной системы производства, в моменты своей максимальной обособленности они теоретически интересны # как объект общественного притяжения, как потенциальная составная часть новой общественной системы. Однако, несмотря на то, что сохраняется значимость объективно общественного метода, этот последний приобретает иной логический тон. При анализе общественной структуры товарно-капиталистического типа все закономерности носят характер стихийных закономерностей, «слепой» силы, ибо весь общественно-производственный процесс иррационален. При анализе структуры переходного периода дело обстоит иначе, потому что здесь происходит в возрастающей пропорции рационализация общественно-хозяйственного процесса.       Материально-производственная точка зрения в общем тоже остается обязательной. Однако (2 она претерпевает существенные изменения и ограничения. Во-первых, самый процесс производства не является a priori данной величиной... [132 — 133] Во-вторых, может наступить чрезвычайно значительное сокращение, а местами прекращение производственного процесса. Поскольку общество не вымирает, это компенсируется другими путями: а) более экономным распределением остатков прежних производственных (чисто капиталистических) циклов, — здесь процесс потребления отрывается от процесса производства и становится несоизмеримым с последним;   b) принудительным извлечением из деревни продуктов сельскохозяйственного производства (здесь отличие от «нормального» положения состоит в том, что это извлечение лишь отчасти фундировано непосредственно экономическими методами; следовательно, в цикл воспроизводства входит лишь одна половина «народного хозяйства»); c) непроизводительными методами получения продуктов (военная добыча, переход из рук в руки базисных складов и т. д.). В-третьих, поскольку процесс производства отрывается от процесса потребления, постольку — даже там, где сохраняется вольный рынок — на поверхности явлений выступают потребительные мотивы. Диалектическо-исторический подход не только не подлежит ограничению, а наоборот, выпячивается на первый план. Слагающиеся формы новых отношений, их переплетение со старыми, иногда в необычайно причудливых сочетаниях — все это делает из производственных отношений переходного периода комплекс sui generis [своего рода. — Ред.]. Далее совершенно понятно, что диалектическо-историческая точка зрения, которая выдвигает принцип постоянной изменчивости форм, принцип познания процесса, неизбежно должна быть подчеркнута при анализе эпохи, где происходят с небывалой быстротой прямо геологического типа сдвиги социальных пластов. Относительность «категорий» политической экономии становится ясной до полной очевидности. [139 — 140] В эпоху перехода от капитализма к коммунизму революционным классом, творцом нового общества является пролетариат. Его государственная власть, его диктатура, советское государство, служит фактором разрушения старых экономических связей и создания новых. «Политическая власть, в собственном смысле этого слова, есть организованная сила одного класса, имеющая целью подчинение другого класса» [К. Маркс и Ф. Энгельс, Коммунистический манифест.]. Поскольку эта политическая власть, как «концентрированное насилие» над буржуазией, сама является экономической силой, это есть сила, разрывающая капиталистические производственные отношения, переводящая в распоряжение пролетариата материально-вещественный остов производства и постепенно вставляющая непролетарские людские элементы производства в систему новой общественно-производственной связи. С другой стороны, это же «концентрированное насилие»   отчасти обращается и вовнутрь, являясь фактором самоорганизации и принудительной самодисциплины трудящихся... [154 — 155] Крупнейшим фактором разложения капиталистической системы является распад связи между империалистскими государствами и их многочисленными колониями. Так называемое «национальное государство» уже в довоенный период было чистейшей фикцией. На самом деле, реально существовали субъекты колониальной политики, империалистские государства, представляющие из себя сложные системы, с крепким ядром и подчиненной периферией, и объекты этой колониальной политики с различными оттенками и степенями подчинения... Государственная спайка, в конечном счете опиравшаяся на вооруженную силу, имела решающее значение. Следовательно, по мере разложения государственной власти капитала, неизбежно должно начаться и разложение империалистских систем, отпадение колоний, дробление «великих держав», выделение самостоятельных «национальных государств»...           ...колониальные восстания и национальные революции входят как составная часть в великий мировой революционный процесс, который перемещает всю ось мирового хозяйства. Ибо объективно здесь налицо факторы общего распада капиталистических производственных отношений, распада, который облегчает победу пролетарской революции и диктатуры рабочего класса.		Это очень хорошо. Но не точнее ли говорить о «необходимости известной пропорциональности», чем о «точке зрения равновесия»? Точнее, вернее, ибо объективно первое, а второе приоткрывает дверь философским шатаниям в сторону от материализма к идеализму.               Вот именно!     элементы распада лимитируются... Уф! × почему не проще: «их ограничивает»? О, академизм! О, ложноклассицизм! О, Третьяковский.             #Не те слова. Ошибка «богдановской» терминологии выступает наружу: субъективизм, солипсизм. Не в том дело, кто «рассматривает», кому «интересно», а в том, что есть независимо от человеческого сознания. «Метод приобретает иной тон». Бухарин усвоил дурной тон. Тут не «тон» и не «логика», а материальное.   ? (2 не «она», не «точка зрения»                         неверно. Прежде буржуазия «принуждала» через суды, сборщиков податей и т. п. (ср. Marx о Франции, не только о России). Теперь пролетариат принуждает прямее. Автор забыл «социально-классовые» отношения. не только «на поверхности» и не только «явлений».         Из этой фразы замечательно рельефно видно, что для автора, испорченного эклектицизмом Богданова, диалектическая «точка зрения» есть лишь одна из многих равноправных «точек зрения». Неверно!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

∑∑ [summa summarum, общий итог. — Ред.] = ложка дегтя в бочке меда.

Примечание 2 на странице 33 [См. выше, стр. 13, — Ред.] — наивно, почти по-детски наивно, Бухарин «взял «термины» «в том значении», в котором они употребляются тов. А. Богдановым» — — — и не подумал, что и термины и значение их у Богданова «фундированы» (да простит мне академик-автор это смешное, гелертерское слово) его философией, философией идеализма и эклектицизма. Поэтому очень часто, слишком часто автор впадает в противоречащий диалектическому материализму (т. е. марксизму) схоластицизм терминов (агностический, юмовско-кантовский по философским основам), в идеализм («логика», «точка зрения» и т. п. вне сознания их производности от материи, от объективной действительности) и т. п. Отсюда ряд как раз теоретических (к чему было претендовать на «общую теорию»?) неверностей, ученого сора, академических благоглупостей. Книга была бы совсем превосходной, если бы автор для второго издания выкинул подзаголовок, выкинул страниц 20 — 30 схоластики и бессознательно-идеалистических (в философском смысле) и эклектических упражнений в терминологии, заменил их 20 — 30 страницами фактов (из цитированной им же богатой экономической литературы). Тогда бы распухшее, нездоровое начало книги выздоровело, похудело, окрепло костьми, убавило антимарксистского жира и таким образом крепче бы «фундировало» (ха-ха)! превосходный конец книги.

Когда автор лично встает на голову — выходит очень мило и весело и непедантски. А когда он, слепо подражая богдановским «терминам» (на деле-то вовсе не «терминам», а философским ошибкам) сначала в своей книге, для ради важности, для ради академизма, частенько встает на голову, чтобы потом перевернуться и встать на ноги — вышло как раз по-педантски, некстати.

По-зво-ли-тель-но на-де-ять-ся, что во вто-ром из-да-ни-и и т. д. и т. д.

На страницах 131 и 132 ясно «выпячивается» марксизм в отличие от «богдановизма». (Ленин, Замечания на кн. Н. Бухарина, Экономика переходного периода, стр. 5 — 6, 13 — 14, 18 — 19, 20, 25, 42 — 45, 49 — 50, 58, 60 и т. д.)

 

Отрицание механистами ленинского этапа в развитии марксистской философии

 

Здесь я должен остановиться на одном, чтобы не было недоразумения. Что мы можем подразумевать под марксизмом? Под ним можно подразумевать две вещи: или перед нами методология — система методов исследования общественных явлений, или это определенная сумма идей; — скажем, мы сюда включаем теорию исторического материализма, учение о развитии капиталистических отношений и пр. и кроме того включаем целый ряд конкретных положений, т. е. берем марксизм не только как метод или теоретически-сформулированную методологию, но берем целый ряд конкретных приложений этого метода, всю сумму идей, которые получились в результате этого приложения. С последней точки зрения совершенно ясно, что ленинский марксизм есть поле гораздо более широкое, чем марксизм Маркса. Понятно, почему. Потому что к той сумме идей, которая была тогда, прибавилась как результат анализа совершенно новых явлений, совершенно новой исторической полосы новая сумма конкретных положений. В этом условном смысле ленинизм есть вывод за грань марксизма. Но если мы под марксизмом будем подразумевать не сумму идей, какова она была у Маркса, а тот инструмент, ту методологию, которая заложена в марксизме, то само собой разумеется, что ленинизм не есть нечто видоизменяющее или ревизующее методологию марксова учения. Наоборот, в этом смысле ленинизм есть полный возврат к тому марксизму, который был сформулирован самими Марксом и Энгельсом. (Бухарин, Сб. «Атака», стр. 255, Гиз, изд. 2-е.)

...Самое большое и самое великое, что внес в теоретическую и практическую сокровищницу марксизма т. Ленин, можно формулировать таким образом: у Маркса была главным образом алгебра капиталистического развития и революционной практики, а у Ленина есть и эта алгебра, и алгебра новых явлений (разрушительного и положительного порядка), и их арифметика, т. е. расшифровка алгебраической формулы под более конкретным и под еще более практическим углом зрения. (Бухарин, Сб. «Атака», стр. 258, Гиз, изд. 2-е.)

 

* * *

 

В течение нескольких последних лет т. Деборин и его школа ведут наступление против ортодоксального марксизма.

Как и полагается ревизионизму, это наступление ведется именем классиков марксизма. Но история повторяется не только в этом, а также и в следующем чрезвычайно показательном факте: деборинцы вынуждены противопоставлять одних классиков диалектического материализма другим.

Как в свое время ревизионисты II Интернационала противопоставили Энгельса Марксу, как Богданов и прочие эмпириокритики противопоставили Энгельса Плеханову, так ныне деборинцы проделывают ту же процедуру с Плехановым и Лениным. Нечего и говорить, что по существу вопроса, по всем основным проблемам марксистской философии между Лениным и Плехановым, как и их учителями, нет ровно никаких разногласий.

Нечего и говорить, что теория познания всеми ими разрешается одинаково, как одинаково разрешаются и все центральные проблемы материалистической диалектики.

Если бы Ленин расходился с Плехановым по существу, он не стал бы рекомендовать философские работы последнего как лучшие в марксистской литературе. (Сарабьянов, В защиту философии марксизма, Предисловие, стр. V, Гиз, 1929 г.)

 

Механицизм — философская основа правого уклона

 

Четвертая ошибка т. Бухарина касается вопроса о нэпе. Ошибка т. Бухарина состоит здесь в том, что он не видит двусторонности нэпа, он видит только одну сторону нэпа. Когда мы вводили нэп в 1921 г., мы направляли тогда его острие против военного коммунизма, против такого режима и порядков, которые исключают какую бы то ни было свободу торговли. Мы считали и считаем, что нэп означает известную свободу торговли. Эту сторону дела т. Бухарин запомнил. И это очень хорошо. Но т. Бухарин ошибается, полагая, что эта сторона дела исчерпывает нэп. Тов. Бухарин забывает, что нэп имеет еще другую сторону. Дело в том, что нэп вовсе не означает полной свободы торговли, свободной игры цен на рынке. Нэп есть свобода торговли в известных пределах, в известных рангах, при обеспечении регулирующей роли государства и его роли на рынке. В этом именно и состоит вторая сторона нэпа. Причем эта сторона нэпа не менее, если не более, важна, чем первая его сторона. У нас нет на рынке свободной игры цен, как это бывает обычно в капиталистических странах. Мы определяем цены на хлеб в основном. Мы определяем цены на промтовары. Мы стараемся проводить политику снижения себестоимости и снижения цен на промтовары, стремясь сохранить стабильность цен на продукты сельского хозяйства. Разве не ясно, что таких особых и специфических порядков на рынке не бывает вообще в капиталистических странах.

Из этого следует, что, пока есть нэп, должны быть сохранены обе его стороны: и первая сторона, направленная против режима военного коммунизма и имеющая своей целью обеспечение известной свободы торговли, и вторая сторона, направленная против полной свободы торговли и имеющая своей целью обеспечение регулирующей роли государства на рынке. Уничтожьте одну из этих сторон, — и у вас не будет нэпа. (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 404 — 405, изд. 9-е.)

 

Перейдем ко второму предрассудку в политической экономии, ко второй теории буржуазного типа. Я имею в виду теорию «самотека» в деле социалистического строительства, теорию, не имеющую ничего общего с марксизмом, но усердно проповедуемую нашими товарищами из правого лагеря. Авторы этой теории утверждают приблизительно следующее. Был у нас капитализм, развивалась индустрия на капиталистической базе, а деревня шла за капиталистическим городом стихийно, самотеком, преобразуясь по образу и подобию капиталистического города. Если так происходило дело при капитализме, почему не может произойти то же самое и при советском хозяйстве, почему не может деревня, мелкокрестьянское хозяйство, пойти путем самотека за социалистическим городом, стихийно преобразуясь по образу и подобию социалистического города? Авторы этой теории утверждают на этом основании, что деревня может пойти за социалистическим городом в порядке самотека. Отсюда вопрос: стоит ли нам горячиться насчет образования совхозов и колхозов, стоит ли нам ломать копья, если деревня и так может пойти за социалистическим городом?

Вот вам еще одна теория, имеющая объективно своей целью дать новое оружие в руки капиталистических элементов деревни в их борьбе против колхозов. Антимарксистская сущность этой теории не подлежит никакому сомнению.

Не странно ли, что наши теоретики все еще не удосужились расчехвостить эту странную теорию, засоряющую головы наших практиков-колхозников?

Нет сомнения, что ведущая роль социалистического города в отношении мелкокрестьянской деревни велика и неоценима. На этом именно и строится преобразующая роль индустрии в отношении сельского хозяйства. Но достаточно ли этого фактора для того, чтобы мелкокрестьянская деревня сама пошла за городом в деле социалистического строительства? Нет, недостаточно. При капитализме деревня шла стихийно за городом, потому что капиталистическое хозяйство города и мелкотоварное хозяйство крестьянина являются в своей основе однотипным хозяйством. Конечно, мелкокрестьянское товарное хозяйство не есть еще капиталистическое хозяйство. Но оно в своей основе однотипно с капиталистическим хозяйством, так как опирается на частную собственность на средства производства. Ленин тысячу раз прав, когда он говорит в своих заметках по поводу книжки т. Бухарина об «Экономике переходного периода» о «товарно-капиталистической тенденции крестьянства» в противоположность социалистической тенденции пролетариата [Курсив Ленина. — И. Ст.]. Этим именно и объясняется, что «мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежегодно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе» (Ленин). Можно ли, следовательно, сказать, что мелкотоварное крестьянское хозяйство в своей основе однотипно с социалистическим производством в городе? Очевидно, что нельзя этого сказать, не разрывая с марксизмом. Иначе Ленин не говорил бы, что, «пока мы живем в мелкой крестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная экономическая база, чем для коммунизма». Стало быть, теория самотека в деле социалистического строительства есть теория гнилая, антиленинская. Стало быть, чтобы мелкокрестьянская деревня пошла за социалистическим городом, необходимо еще кроме всего прочего насаждать в деревне крупные социалистические хозяйства в виде совхозов и колхозов, как базы социализма, могущие повести за собой во главе с социалистическим городом основные массы крестьянства.

Дело ясное. Теория «самотека» в социалистическом строительстве есть теория антимарксистская. Социалистический город должен вести за собой мелкокрестьянскую деревню, насаждая в деревне колхозы и совхозы и преобразуя деревню на новый, социалистический лад. (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 445 — 447, изд. 9-е.)

 

...«Теория» стихийности есть теория оппортунизма, теория преклонения перед стихийностью рабочего движения, теория фактического отрицания руководящей роли авангарда рабочего класса, партии рабочего класса.

Теория преклонения перед стихийностью решительно против революционного характера рабочего движения, она против того, чтобы движение направлялось по линии борьбы против основ капитализма — она за то, чтобы движение шло исключительно по линии «выполнимых», «приемлемых» для капитализма требований, она всецело за «линию наименьшего сопротивления». Теория стихийности есть идеология тред-юнионизма.

Теория преклонения перед стихийностью решительно против того, чтобы придать стихийному движению сознательный, планомерный характер, она против того, чтобы партия шла впереди рабочего класса, чтобы партия подымала массы до уровня сознательности, чтобы партия вела за собой движение, — она за то, чтобы сознательные элементы движения не мешали движению идти своим путем, она за то, чтобы партия лишь прислушивалась к стихийному движению и тащилась в хвосте за ним. Теория стихийности есть теория преуменьшения роли сознательного элемента в движении, идеология «хвостизма», логическая основа всякого оппортунизма.

Практически эта теория, выступившая на сцену еще до первой революции в России, вела к тому, что ее последователи, так называемые «экономисты», отрицали необходимость самостоятельной рабочей партии в России, выступали против революционной борьбы рабочего класса за свержение царизма, проповедовали тред-юнионистскую политику в движении и вообще отдавали рабочее движение под гегемонию либеральной буржуазии.

Борьба старой «Искры» и блестящая критика теории «хвостизма», данная в брошюре Ленина «Что делать?», не только разбили так называемый «экономизм», но создали еще теоретические основы действительно революционного движения русского рабочего класса.

Без этой борьбы нечего было и думать о создании самостоятельной рабочей партии в России и об ее руководящей роли в революции.

Но теория преклонения перед стихийностью не есть только русское явление. Она имеет самое широкое распространение, правда, в несколько другой форме, во всех без исключения партиях II Интернационала. Я имею в виду опошленную лидерами II Интернационала так называемую теорию «производительных сил», которая все оправдывает и всех примиряет, которая констатирует факты и объясняет их после того, как они уже надоели всем, и, констатируя, успокаивается на этом. Маркс говорил, что материалистическая теория не может ограничиваться объяснением мира, что она должна еще изменять его. Но Каутскому и К^о нет дела до этого, они предпочитают остаться при первой части формулы Маркса. Вот один из многих примеров применения этой «теории». Говорят, что перед империалистической войной партии II Интернационала грозились объявить «войну войне», если империалисты начнут войну. Говорят, что перед самым началом войны эти партии положили под сукно лозунг «война войне» и провели в жизнь противоположный лозунг о «войне за империалистическое отечество». Говорят, что результатом этой смены лозунгов были миллионы жертв из рабочих. Но было бы ошибочно думать, что тут есть виновные, что кто-то изменил рабочему классу или предал его. Ничуть не бывало! Все произошло так, как оно должно было произойти. Во-первых, потому, что Интернационал есть «инструмент мира», а не войны. Во-вторых, потому, что при том «уровне производительных сил», который имелся в то время, ничего другого нельзя было предпринять. «Виноваты» «производительные силы». Это «нам» в точности объясняет «теория производительных сил» господина Каутского. А кто не верит в эту «теорию», тот не марксист. Роль партий? Их значение в движении? Но что может поделать партия с таким решающим фактором, как «уровень производительных сил»?..

Таких примеров фальсификации марксизма можно было бы привести целую кучу.

Едва ли нужно доказывать, что этот фальсифицированный «марксизм», призванный прикрыть наготу оппортунизма, является лишь видоизменением на европейский лад той самой теории «хвостизма», с которой воевал Ленин еще до первой русской революции. (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 17 — 19, изд. 9-е.)

 

Противоположность методологических основ большевизма и меньшевизма

 

Существуют две группы марксистов. Обе они работают под флагом марксизма, считают себя «подлинно» марксистскими. И все-таки они далеко не тождественны. Более того: между ними целая пропасть, ибо методы их работы диаметрально противоположны.

Первая группа обычно ограничивается внешним признанием марксизма, его торжественным провозглашением. Не умея или не желая вникнуть в существо марксизма, не умея или не желая претворить его в жизнь, она живые и революционные положения марксизма превращает в мертвые, ничего не говорящие формулы. Свою деятельность она основывает не на опыте, не на учете практической работы, а на цитатах из Маркса. Указания и директивы черпает она не из анализа живой действительности, а из аналогий исторических параллелей. Расхождение слова с делом — такова основная болезнь этой группы. Отсюда разочарования и вечное недовольство судьбой, которая сплошь и рядом подводит ее, оставляет «с носом». Имя этой группы — меньшевизм (в России), оппортунизм (в Европе). Тов. Тышко (Иогихес) на Лондонском съезде довольно метко охарактеризовал эту группу, сказав, что она не стоит, а лежит на точке зрения марксизма.

Вторая группа, наоборот, переносит центр тяжести вопроса от внешнего признания марксизма на его проведение, на его претворение в жизнь. Намечение путей и средств осуществления марксизма, соответствующих обстановке, изменение этих путей и средств, когда обстановка меняется, — вот на что, главным образом, обращает свое внимание эта группа. Директивы и указания черпает эта группа не из исторических аналогий и параллелей, а из изучения окружающих условий. В своей деятельности опирается она не на цитаты и изречения, а на практический опыт, проверяя каждый свой шаг на опыте, учась на своих ошибках и уча других строительству новой жизни. Этим собственно и объясняется, что в деятельности этой группы слово не расходится с делом, и учение Маркса сохраняет полностью свою живую революционную силу. К этой группе вполне подходят слова Маркса, в силу которых марксисты не могут останавливаться на том, чтобы объяснить мир, а должны идти дальше, с тем чтобы изменить его. Имя этой группы — большевизм, коммунизм.

Организатором и вождем этой группы является В. И. Ленин. (Сталин, О Ленине, стр. 3 — 4.)

 

Идеалистическое понимание философии меньшевиствующими идеалистами

 

Освобождение или отделение логических категорий от конкретного предметного содержания делает возможным превращение логики в самостоятельную науку. Логика есть наука о мышлении.

...Логика лежит в основании всех наук, составляя их фундамент и основу. Она имеет своим объектом не какие-либо определенные чувственные и эмпирические предметы, а те общие логические категории, которые лежат в основе всех наук. (Деборин, Сб. «Философия и марксизм», стр. 270 и 272, Гиз, 1930 г.)

 

Реставрирование и канонизирование Гегеля у меньшевиствующих идеалистов

 

Система диалектики нашего времени может возникнуть лишь как вскрытая сущность всего нашего знания, т. е. энциклопедическое знание является предпосылкой ее создания...

Что же мы, по чести говоря, должны сказать о своих силах? Правда, мы начинаем далеко не с пустого места. Мы имеем гениальную систему гегелевской диалектики и разбросанные «намеки» на теорию материалистической диалектики у наших классиков. Гегелевская система диалектики идеалистична — она должна быть переведена на материалистический язык. Но подобный перевод может быть в лучшем случае материалистическим комментарием или изложением диалектики гегелевских времен. С этого надо начать — это есть начало только. Гегелевская система диалектики является системой своего времени. Она должна быть переведена на язык современного материализма. (Гоникман, Журнал «Проблемы марксизма» № 2 за 1932 г., стр. 22 — 23.)

 

* * *

 

Гегель в диалектике понятий угадал диалектику вещей. Вопреки своему идеализму Гегель уже сам нащупывал материалистические корни диалектики, ибо он искал ее не в рассудке, а в «идее», т. е. в объективной действительности.

Гегель синтезировал в одно целое теорию познания, диалектику и логику.

Гегель правильно разрешил, по крайней мере теоретически, вопрос о взаимоотношении теории и практики, что дало возможность Марксу ввести критерий практики в теорию познания.

У Гегеля мы находим зачатки исторического материализма, поскольку он нащупывает роль орудий труда (и техники вообще) в процессе производства.

Гегель открыл в «Логике» основные законы диалектики и изложил их хотя и на идеалистический лад, но в систематической форме. Порядок расположения категорий в основном надо признать правильным и соответствующим действительному ходу развития человеческого познания. (Деборин, Предисловие к «Ленинскому сборнику» IX, стр. 19.)

 

* * *

 

Так как идеи составляют лишь «отблеск» реального мира в наших головах, так как, стало быть, идее объективное существование не присуще, то все учение Гегеля о понятии и идее, как оно развито особенно в последней части «Логики», подлежит радикальной переработке в соответствии с материалистическим пониманием мира. Из этого не следует однако, что высказываемые Гегелем в этой части «Логики» взгляды сами по себе не заслуживают самого серьезного внимания...

Что касается учения о бытии и сущности, то нам представляется, что эти два отдела не нуждаются в радикальной переработке в смысле устранения тех или иных отдельных частей.

Речь может идти только о материалистической их трактовке и о тех или иных дополнениях (необходимо включить время и пространство в учение о бытии), о некоторой перегруппировке категорий и об их большей конкретизации...

Мы вместе с Гегелем должны начинать логику с категорий бытия как с непосредственно существующих определений реального принципа, т. е. с материальной субстанции. На этой первой ступени материя, разумеется, фигурирует только в качестве неопределенного субстрата, который по мере движения вперед обогащается все более и более конкретными определениями.

Часто приходится встречаться с мнением, что Гегель поступил-де неправильно, взяв качество как первую ступень бытия. Он должен был бы начать с количества или даже с меры. Нам представляются эти рассуждения ошибочными. Прежде всего, не подлежит сомнению, что структура гегелевской логики, поскольку она касается взаимного отношения бытия и сущности, в общем должна быть признана вполне соответствующей действительному ходу процесса познания. (Деборин, Вступительная статья к I тому соч. Гегеля, стр. LXVIII — LXIX.)

 

* * *

 

Основная мысль Гегеля в критике им критицизма и всякой теории познания сводится к тому, что критика мысли, т. е. исследование ее способностей, должна идти рука об руку с деятельностью мысли. Гегель разрешает проблему познания в свете всемирно-исторической практики человечества. Дуализм субъекта и объекта, познания и предмета преодолевается не посредством созерцания, так сказать, этих противоположностей, а в результате борьбы субъекта с объектом, взаимного их сопоставления и сравнения в процессе исторической жизни человечества. «Нельзя выучиться плавать, не входя в воду». История человеческого познания дает нам ключ к уразумению и правильному разрешению самой проблемы знания. Разнообразные формы мысли и познания соответствуют различным историческим ступеням в ходе развития жизни во всех ее проявлениях, — в процессе исторического становления человечества. Гегель впервые понял необходимость применения исторического метода к самому процессу знания. Та и другая форма знания является продуктом исторического развития, и сама покоится на тех низших формах, из которых она произошла путем их преодоления. Гегель показал, что сознание человечества имеет свою историю и что история этого сознания человечества совпадает с историей всех других форм жизни, с которыми она составляет одну целостную истину. (Деборин, Философия и марксизм, стр. 238, Гиз, 1930 г.)

 

* * *

 

Для Гегеля в самом деле в высшей степени характерно то, что он отводит такое почетное место практике, видя в ней необходимое звено в процессе познания. Мало того, в системе категорий практика стоит непосредственно после теоретической идеи и перед объективной истиной, что должно означать, что практика является критерием познания и переходом к объективной истине. «Примирение между субъектом и объектом, — говорит Гегель, — состоит в том, что воля возвращается к предположению знания, т. е. она признает единство теоретической идеи с практической». Таким образом, и проблема единства субъекта и объекта также получает правильное разрешение на почве единства теории и практики. (Деборин, Предисловие к «Ленинскому сборнику» IX, стр. 16 — 17.)

 

* * *

 

Ленин считал в основном правильным гегелевское построение, выражающееся в движении нашего познания (равно как и исторического процесса развития человеческого познания и вместе с ним и всей науки вообще) от непосредственного бытия (качество, количество, мера) к сущности, понятию и абсолютной идее, которую Ленин понимает как полную истину.

Развивая дальше свои мысли по вопросу о гегелевской структуре «Логики», т. е. диалектики научного познания, Ленин пишет следующее: «Сначала мелькают впечатления, затем выделяется нечто, потом развиваются понятия качества (определения вещи или явления) и количества. Затем изучение и размышление направляют мысль к познанию тождества — различия — основы — сущности versus явления, причинности etc. Все эти моменты (шаги, ступени, процессы) познания направляются от субъекта к объекту, проверяясь практикой и приходя через эту проверку к истине (= абсолютной идее)». Стало быть, и из этого рассуждения Ленина вытекает согласие его с Гегелем в вопросе об общем ходе развития человеческого познания и следовательно также в вопросе о структуре логики. (Деборин, Предисловие к «Ленинскому сборнику» IX, стр. 6 — 7.)

 

* * *

 

Если Маркс и Энгельс, заимствуя у Гегеля основы его метода, отбросили его систему, то можно сказать, что они оказались лучшими и более последовательными гегельянцами, чем сам Гегель. Теория познания, как это еще будет выяснено в другой связи, поглощается методологией. Критика способностей разума растворяется в историю их, ибо истинное их значение содержится в их развитии и в том, что они составляют результат этого развития. Субъект и объект являются историческими категориями, а не метафизическими сущностями, — вот исходная точка Маркса, примыкающего непосредственно в этом отношении к Гегелю-диалектику. Для правильного понимания марксизма это положение имеет фундаментальное значение. (Деборин, сб. «Философия и марксизм», стр. 245 — 246, Гиз, 1930 г.)

 

Ленин об отношении марксизма к идеалистической диалектике Гегеля

 

...Рассуждения на тему, что марксизм связывается с гегельянством [Я говорю, разумеется, не об историческом происхождении марксизма, а о его современном содержании.], с верой в триады, в абстрактные, не требующие проверки фактами догмы и схемы, в обязательность для каждой страны пройти через фазу капитализма и т. п., оказываются пустой болтовней.

Марксизм видит свой критерий в формулировке и в теоретическом объяснении идущей перед нашими глазами борьбы общественных классов и экономических интересов. (Ленин, Экономическое содержание народничества (1894 г.), Соч., т. I, стр. 282.)

 

* * *

 

Логику Гегеля нельзя применять в данном ее виде: нельзя брать как данное. Из нее надо выбрать логические (гносеологические) оттенки, очистив от мистики идей; это еще большая работа. («Ленинский сборник XII, стр. 205.)

 

* * *

 

Маркс говорит, что его метод — «прямо противоположен» методу Гегеля. По Гегелю, развитие идеи, по диалектическим законам триады, определяет собой развитие действительности. Только в этом случае, разумеется, и можно толковать о значении триад, о непререкаемости диалектического процесса. По-моему — наоборот, — говорит Маркс: «Идеальное есть только отражение материального». И все дело сводится таким образом к «позитивному пониманию настоящего и его необходимого развития»: для триад не остается и другого места, как роль крышки и шелухи («я кокетничал гегелевским языком» — говорит Маркс в этом же Послесловии), которой способны интересоваться одни филистеры. (Ленин, Что такое «друзья народа» (1894 г.), Соч., т. I, стр. 86.)

 

Я вообще стараюсь читать Гегеля материалистически: Гегель есть поставленный на голову материализм (по Энгельсу) — т. е. я выкидываю большей частью боженьку, абсолют, чистую идею etc. («Ленинский сборник» IX, стр. 59.)

 

Отрицание меньшевиствующими идеалистами ленинского этапа в развитии философии

 

Ленин в философии, конечно, является «учеником» Плеханова, о чем он сам неоднократно заявлял. Но то обстоятельство, что он учился у Плеханова, не мешало Ленину самостоятельно подходить к целому ряду вопросов и в некоторых существенных пунктах исправить Плеханова. Оба эти мыслителя в известном смысле дополняют друг друга. Плеханов прежде всего — теоретик, Ленин же прежде всего — практик, политик, вождь. (Деборин, Ленин как мыслитель, стр. 26, Гиз, 1929 г., изд. 3-е.)

 

* * *

 

Ленин был величайшим практическим материалистом, т. е. философом практической борьбы за изменение действительности, опираясь при этом на теорию материализма, на ту философию, которая исходит из материалистического понимания природы человека и истории...

Ленин лучше других предвидел будущее. Для того чтобы предвидения осуществились, надо было действовать в том направлении, в каком развивалась жизнь, в каком шел процесс жизни. Это и делал Ленин. Он был главным образом философом-практиком [Курсив составителей.]. (Деборин, Ленин как мыслитель, стр. 7, Гиз, 1929 г., изд. 3-е.)

 

* * *

 

Ленин является гениальным учеником и последователем Маркса. Несомненно, что вся сила Ленина заключалась, помимо его личной гениальности, в правильном применении марксизма на практике, в проведении его в жизнь [Курсив составителей.]...

Маркс великий, гениальный теоретик, колоссальный ум, который видит на сотни лет вперед. Буржуазия таких мыслителей не выдвигала и никогда не имела. Она имела, разумеется, много крупных, гениальных умов; они строили всеобъемлющие философские системы; они сделали очень много вообще для науки. Но на их системах лежала печать «академизма». Эти мыслители и ученые добирались до отдаленнейших небесных тел, до глубин атома. Но для общественно-исторической науки они сделали сравнительно очень мало. Здесь они были грубыми эмпириками, ибо история против них. Они должны были остановить и ограничить ход исторического развития. Вся духовная мощь пролетарских революционных мыслителей сосредоточилась на овладении человеческим обществом, на перестройке его, на познании движущих его сил. Маркс и поднял общественные науки на недосягаемую высоту, на высоту точной науки. Марксизм превратил политику в науку. Ленин был гениальным политиком той школы [Курсив составителей.]. Теоретическую базу научной политики составлял для него марксизм. Поэтому надлежит не противопоставлять ленинизм — марксистскую политику и тактику — марксизму как философской, исторической и экономической теории, на которой политика и тактика Ленина строились, а видеть в нем применение и дальнейшее развитие марксизма. (Деборин, Ленин как мыслитель, стр. 12, 1929 г., изд. 3-е.)

Владимир Ильич приступил вплотную к изучению Гегеля в 1914 г., намереваясь, по-видимому, написать специальную работу о материалистической диалектике. Ему удалось проработать основные сочинения Гегеля, «Метафизику» Аристотеля, двухтомный труд Лассаля о Гераклите Темном, ряд сочинений старых и новейших авторов о философии Гегеля и в связи с этим различные труды по вопросам теории и истории естествознания. В его философских тетрадях мы находим список книг, намеченных к дальнейшей проработке в связи с изучением Гегеля. Но обработать весь этот материал и изложить в систематической форме результаты своих исследований Ленину, к сожалению, не удалось, так как относительное политическое «затишье», давшее Ленину возможность в этот период «передышки» заняться серьезной научной работой, скоро прекратилось, и он вынужден был забросить свои ученые занятия.

Нет никакого сомнения в том, что, если бы ему удалось довести начатое дело до конца, он дал бы серьезный толчок дальнейшему развитию диалектического материализма, подняв его на более высокую ступень [Курсив составителей.]. (Деборин, Предисловие к IX «Ленинскому сборнику», стр. 3.)

Совпадение оценок Ленина как теоретика у меньшевиствующих идеалистов и троцкистов

Ленин отражает собой рабочий класс не только в его пролетарском настоящем, но и в его столь еще свежем крестьянском прошлом. У этого самого бесспорного из вождей пролетариата не только мужицкая внешность, но и крепкая мужицкая подоплека. Перед Смольным стоит памятник другому большому человеку мирового пролетариата: Маркс на камне, в черном сюртуке. Конечно, это мелочь, но Ленина, даже мысленно, никак не оденешь в черный сюртук. На некоторых портретах Маркс изображен с широко открытой крахмальной манишкой, на которой болтается что-то вроде монокля. Что Маркс не был склонен к кокетливости — это слишком ясно для тех, кто имеет понятие о духе Маркса. Но Маркс родился и вырос на иной национально-культурной почве, дышал иной атмосферой, как и верхи немецкого рабочего класса своими корнями уходят не в мужицкую деревню, а в цеховое ремесло и в сложную городскую культуру средних веков.

Самый стиль Маркса богатый и прекрасный, сочетание силы и гибкости, гнева и иронии, суровости и изысканности несет в себе литературные и эстетические накопления всей предшествующей социально-политической немецкой литературы, начиная с реформации и ранее. Литературный и ораторский стиль Ленина страшно прост, утилитарен, аскетичен, как и весь его уклад. Но в этом могучем аскетизме нет и тени моралистики. Это не принцип, не надуманная система и уж конечно не рисовка, — это просто внешнее выражение внутреннего сосредоточения сил для действия. Это хозяйская мужицкая деловитость — только в грандиозном масштабе.

Маркс — весь в «Коммунистическом манифесте», в предисловии к своей «Критике», в «Капитале». Если б он даже не был основателем Первого Интернационала, он навсегда остался бы тем, чем является сейчас. Наоборот, Ленин весь в революционном действии. Его научные работы — только подготовка к действию. Если бы он не опубликовал в прошлом ни одной книги, он навсегда вошел бы в историю таким, каким входит теперь: вождем пролетарской революции, основателем Третьего Интернационала. (Троцкий, О Ленине, стр. 147 — 148, Гиз, изд. 2-е.)

 

То обстоятельство, что рабочий класс на двух хребтах своего потока поднял такие две фигуры, как Маркс и Ленин, является колоссальным плюсом революции. Маркс — пророк со скрижалями, а Ленин — величайший выполнитель заветов, научающий не пролетарскую аристократию, как Маркс, а классы, народы на опыте, в тягчайшей обстановке действуя, маневрируя и побеждая. (Троцкий, О Ленине, стр. 160, Гиз, изд. 2-е.)

 

...После Маркса марксистская мысль развивалась преимущественно в сфере экономики, в историко-социологической области, а не в области применения диалектического материализма к естествознанию. На это были, разумеется, свои причины. Но здесь мне важно заметить, что Маркс совершенно неповинен в таком итоге, — наоборот, в марксизме, в методе диалектического материализма уже заложены все возможности необходимых теоретических обобщений на базе естествознания. Нужна ли нам система законченного диалектико-материалистического воззрения на природу, будет ли это прочное здание, или только построечные леса? Это вопрос другой. Важно лишь отметить, что для построения такой системы взглядов (при условии разработки конкретных данных точных наук) все необходимые элементы в марксизме есть.

На основе и экономического и социологического анализа сущего построена марксова теория капиталистического общества, в том числе теория капиталистического государства, теория гибели буржуазного общества и теория пролетарской диктатуры. Наконец, приложение марксова метода к непосредственной практике рабочего движения даст то, что можно назвать теоретическими предпосылками марксистской тактики. Этот элемент ни в коем случае не должен быть исключен из сферы теории марксизма и ленинизма, потому что именно здесь мы подходим к последнему звену всей теоретической системы, к звену, где теория непосредственно смыкается с практикой...

Пробежим снова по вышеизложенному перечню основных элементов марксизма и посмотрим, что мог дать и дал нового Ленин в области теории после Маркса...

I. Что касается общефилософского метода, то Ленин взял его целиком у Маркса, защищал от нападений противников и блестяще применил (вместе с методом исторического материализма) на конкретной философской работе «Материализм и эмпириокритицизм» и т. д. Поскольку Ленин писал о методе диалектического материализма, он писал как сторонник этого метода, писал в защиту того понимания метода Маркса и Энгельса, какое он считал правильным и «с подлинным верным».

II. Что касается исторического материализма, то и здесь Ленин целиком усвоил метод Маркса, блестяще применял его во всех теоретических и конкретно-исследовательских работах без исключения, гениально применял также при анализе общественной ситуации для тактических целей. Но сам он очень немного писал по методологии исторического материализма, и вряд ли это было случайностью. Он считал, что метода исторического материализма — так, как его изложил Маркс и как он, Ленин, его понял, вполне достаточно и для конкретных исследований и для руководства конкретной борьбой пролетариата.

III. Что касается теории классовой борьбы, то здесь уже дело обстоит несколько иначе. У него нет ни одной специальной работы, которая представляла бы собой систематизированное дополнение и развитие теории классовой борьбы Маркса, дополнение уже на основе опыта новой эпохи. Но отсутствие специальной работы на эту тему, не совсем понятное с приват-доцентской точки зрения, не мешало Ленину на протяжении своей 30-летней политической и литературной деятельности разбросать в своих многочисленных работах много таких обобщений и теоретических замечаний, которые еще ждут своих кодификаторов. (Я имею в виду, конечно, кодификаторов, понимающих суть дела и соединяющих отдельные мысли в систему своим умом, а не гуммиарабиком. К сожалению, именно последнее «творчество» у нас пока преобладает.) Кто-то, кажется т. Бухарин, правильно заметил, что Ленина надо уметь читать, что у него глубина мысли с первого взгляда незаметна вследствие необычайной простоты изложения. Это абсолютно верно. За этой простотой скрывается крайне разветвленная, сложная, диалектически подвижная система мыслей, выдвигающаяся на бумагу лишь концом своих выводов. Я еще вернусь ниже к методу изложения Ленина, совершенно отличному от марксова метода. Здесь же я остановился на этом вот почему. То новое, что внес Ленин в теорию классовой борьбы, представляет из себя сгущение теории над практикой классовой борьбы пролетариата, которой Ленин руководил. Эти сгустки теории надо не только соединить в систему на основе записанных обобщений, но их надо пополнить изучением теоретических предпосылок ленинской тактики, предпосылок, которые непосредственно самим Лениным не излагались обыкновенно. А это не менее половины всей работы. Только после осуществления этой работы можно будет сказать, в какую сторону развил и дополнил Ленин теорию классовой борьбы Маркса и в частности чем пополнил типовое описание важнейших классов капиталистического общества.

IV. Что касается теории капиталистического общества и капиталистического хозяйства, т. е. основного в марксовой экономии и в конкретном социологическом анализе сущего, то здесь теоретические работы Ленина резко делятся на две части: на работы, которые относятся к анализу капиталистических отношений, и на работы, которые закладывают фундамент теоретического анализа новой послекапиталистической экономики. Это целиком относится также и к социологическим вопросам, к теории нового пролетарского государства, к социологическому анализу советского общества, т. е. общества без класса крупных землевладельцев и с прослойкой новой буржуазии при диктатуре пролетариата.

В самом деле. Если мы рассмотрим все основные работы Ленина первого периода, то они представляют из себя изложение, развитие и защиту основных конструктивных идей марксовой теории капиталистического хозяйства, во-первых, и приложение их к исследованию капиталистических отношений России, во-вторых. Ленин здесь не дублировал марксовых исследований, он целиком опирался на эти исследования, считая их в основном законченными. Таковы все его экономические работы, связанные с критикой критиков Маркса, работы, посвященные анализу аграрных отношений России, и т. д.

Наоборот, начиная приблизительно с 1913 — 1914 гг., Ленин переходит к работе, которую кратко можно назвать подготовкой теоретической базы переходной эпохи и нового общества. Таковы его работы по национальному вопросу. Такова далее его замечательнейшая работа об империализме, такова работа о государстве, таковы, наконец, все его статьи и речи, относящиеся к проблемам советского хозяйства и советского государства. Если между Марксом и Лениным как теоретиками лежит где-либо разграничительная линия, то она проходит приблизительно именно здесь. (Преображенский, Журнал «Воинствующий материализм», кн. 2, стр. 38 — 39, 40, 43, 44 — 46.)

 

Меньшевиствующий идеализм и троцкизм

 

...Почему Ленин воевал, в таком случае, с идеей «перманентной (непрерывной) революции»?

Потому, что Ленин предлагал «исчерпать» революционные способности крестьянства и использовать до дна его революционную энергию для полной ликвидации царизма, для перехода к пролетарской революции, между тем как сторонники «перманентной революции» не понимали серьезной роли крестьянства в русской революции, недооценивали силу революционной энергии крестьянства, недооценивали силу и способность русского пролетариата повести за собою крестьянство и затрудняли таким образом дело высвобождения крестьянства из-под влияния буржуазии, дело сплочения крестьянства вокруг пролетариата.

Потому, что Ленин предлагал увенчать дело революции переходом власти к пролетариату, между тем как сторонники «перманентной революции» думали начать дело прямо с власти пролетариата, не понимая, что тем самым они закрывают глаза на такую «мелочь», как пережитки крепостничества, и не принимают в расчет такую серьезную силу, как русское крестьянство, не понимая, что такая политика может лишь затормозить дело завоевания крестьянства на сторону пролетариата.

Ленин воевал, стало быть, со сторонниками «перманентной революции» не из-за вопроса о непрерывности, ибо Ленин сам стоял на точке зрения непрерывной революции, а из-за недооценки ими роли крестьянства, являющегося величайшим резервом пролетариата, из-за непонимания идеи гегемонии пролетариата.

Идея «перманентной революции» не есть новая идея. Ее выдвинул впервые Маркс в конце 40-х годов в известном своем «Обращении» к «Союзу коммунистов» (1850 г.). Из этого документа и взята нашими «перманентниками» идея непрерывной революции. Следует заметить, что наши «перманентники», взяв ее у Маркса, несколько видоизменили ее и, видоизменив, «испортили» ее, сделав непригодной для практического употребления. Понадобилась опытная рука Ленина для того, чтобы выправить эту ошибку, взять идею непрерывной революции Маркса в ее чистом виде и сделать ее одним из краеугольных камней своей теории революции.

Вот что говорит Маркс в своем «Обращении» о непрерывной революции, после того как он перечисляет ряд революционно-демократических требований, к завоеванию которых призывает он коммунистов:

«В то время, как демократические мелкие буржуа хотят с проведением возможно большего числа вышеуказанных требований наиболее быстро закончить революцию, наши интересы и наши задачи заключаются в том, чтобы сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти, пока ассоциации пролетариев не только в одной стране, но и во всех господствующих странах мира не разовьются настолько, что конкуренция между пролетариями этих стран прекратится, и пока по крайней мере решающие производительные силы не будут сконцентрированы в руках пролетариев».

Иначе говоря:

а) Маркс вовсе не предлагал начать дело революции в Германии 50-х годов прямо с пролетарской власти вопреки планам наших русских «перманентников»;

б) Маркс предлагал лишь увенчать дело революции пролетарской государственной властью, сталкивая шаг за шагом с высоты власти одну фракцию буржуазии за другой, с тем чтобы, добившись власти пролетариата, разжечь потом революцию во всех странах, — в полном соответствии со всем тем, чему учил Ленин и что он проводил в жизнь в ходе нашей революции, следуя своей теории пролетарской революции в обстановке империализма.

Выходит, что наши русские «перманентники» не только недооценили роли крестьянства в русской революции и значения идеи гегемонии пролетариата, но и видоизменили еще (к худшему) марксову идею «перманентной» революции, сделав ее непригодной для практики.

Вот почему Ленин высмеивал теорию наших «перманентников», называя ее «оригинальной» и «прекрасной» и обвиняя их в нежелании «подумать о том, в силу каких причин жизнь шла целых десять лет мимо этой прекрасной теории» (статья Ленина писана в 1915 г., спустя 10 лет по появлении в России теории «перманентников», — см. т. XVIII, стр. 317).

Вот почему Ленин считал эту теорию полуменьшевистской, говоря, что она «берет у большевиков призыв к решительной революционной борьбе пролетариата и к завоеванию им политической власти, а у меньшевиков — «отрицание» роли крестьянства» (см. статью Ленина «О двух линиях революции», там же). (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 25 — 26, изд. 9-е.)

 

* * *

 

Оппортунисты всех стран утверждают, что пролетарская революция может начаться — если вообще она должна где-либо начаться по их теории — лишь в промышленно-развитых странах, что чем развитее в промышленном отношении эти страны, тем больше шансов на победу социализма, причем возможность победы социализма в одной стране, да еще капиталистически мало развитой, исключается у них, как нечто совершенно невероятное. Ленин еще во время войны, опираясь на закон неравномерного развития империалистических государств, противопоставляет оппортунистам свою теорию пролетарской революции о победе социализма в одной стране, если даже эта страна является капиталистически менее развитой.

Известно, что Октябрьская революция целиком подтвердила правильность ленинской теории пролетарской революции.

Как обстоит дело с «перманентной революцией» т. Троцкого с точки зрения ленинской теории пролетарской революции?

Возьмем брошюру т. Троцкого «Наша революция» (1906 г.). Тов. Троцкий пишет:

«Без прямой государственной поддержки европейского пролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное господство в длительную социалистическую диктатуру. В этом нельзя сомневаться ни минуты» (см. «Наша революция», стр. 278).

О чем говорит эта цитата? Да о том, что победа социализма в одной стране, в данном случае в России, невозможна «без прямой государственной поддержки европейского пролетариата», т. е. до завоевания власти европейским пролетариатом.

Что общего между этой «теорией» и положением Ленина о возможности победы социализма «в одной, отдельно взятой, капиталистической стране»?

Ясно, что тут нет ничего общего.

Но допустим, что эта брошюра т. Троцкого, изданная в 1906 г., когда трудно было определить характер нашей революции, содержит невольные ошибки и не вполне соответствует взглядам т. Троцкого в более поздний период. Рассмотрим другую брошюру т. Троцкого, его «Программу мира», появившуюся в свет перед Октябрьской революцией 1917 г. и переизданную теперь (в 1924 г.) в книге «1917». В этой брошюре т. Троцкий критикует ленинскую теорию пролетарской революции о победе социализма в одной стране и противопоставляет ей лозунг Соединенных штатов Европы. Он утверждает, что победа социализма в одной стране невозможна, что победа социализма возможна лишь как победа нескольких основных стран Европы (Англии, России, Германии), объединяющихся в Соединенные штаты Европы, либо она вовсе невозможна. Он прямо говорит, что «победоносная революция в России или Англии немыслима без революции в Германии, и наоборот». (См. «1917», т. III сочинений Троцкого, ч. 1, стр. 89.)

«Единственное сколько-нибудь конкретное историческое соображение, — говорит т. Троцкий, — против лозунга Соединенных штатов было формулировано в швейцарском «Социал-демократе» (тогдашний центральный орган большевиков. — И. Ст.) в следующей фразе: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма». Отсюда «Социал-демократ» делал тот вывод, что возможна победа социализма в одной стране и что незачем поэтому диктатуру пролетариата в каждом отдельном государстве обусловливать созданием Соединенных штатов Европы. Что капиталистическое развитие разных стран неравномерно, это совершенно бесспорное соображение. Но самая эта неравномерность весьма неравномерна. Капиталистический уровень Англии, Австрии, Германии или Франции не одинаков. Но по сравнению с Африкой и Азией все эти страны представляют собой капиталистическую «Европу», созревшую для социальной революции. Что ни одна страна не должна «дожидаться» других в своей борьбе — это элементарная мысль, которую полезно и необходимо повторять, дабы идея параллельного интернационального действия не подменялась идеей выжидательного интернационального бездействия. Не дожидаясь других, мы начинаем и продолжаем борьбу на национальной почве в полной уверенности, что наша инициатива даст толчок борьбе в других странах; а если бы этого не произошло, то безнадежно думать, — так свидетельствуют и опыт истории и теоретические соображения, — что, например, революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы, или социалистическая Германия могла бы остаться изолированной в капиталистическом мире». (См. т. III сочинений Троцкого, ч. 1, стр. 89 — 90.)

Как видите, перед нами та же теория одновременной победы социализма в основных странах Европы, как правило, исключающая ленинскую теорию революции о победе социализма в одной стране.

Слов нет, что для полной, победы социализма, для полной гарантии от восстановления старых порядков необходимы совместные усилия пролетариев нескольких стран. Слов нет, что без поддержки нашей революции со стороны пролетариата Европы пролетариат России не мог бы устоять против общего напора, точно так же как без поддержки революционного движения на Западе со стороны революции в России не могло бы это движение развиваться тем темпом, каким оно стало развиваться после пролетарской диктатуры в России. Слов нет, что нам нужна поддержка. Но что такое поддержка нашей революции со стороны западноевропейского пролетариата? Сочувствие европейских рабочих к нашей революции, их готовность расстроить план империалистов насчет интервенции — есть ли все это поддержка, серьезная помощь? Безусловно, да. Без такой поддержки, без такой помощи не только со стороны европейских рабочих, но и со стороны колониальных и зависимых стран пролетарской диктатуре в России пришлось бы туго. Хватало ли до сих пор этого сочувствия и этой помощи, соединенной с мощью нашей Красной армии и с готовностью рабочих и крестьян России грудью отстоять социалистическое отечество, — хватало ли всего этого для того, чтобы отбить атаки империалистов и завоевать себе необходимую обстановку для серьезной строительной работы? Да, хватало. Растет ли это сочувствие или убывает? Безусловно, растет. Есть ли у нас, таким образом, благоприятные условия не только для того, чтобы двинуть вперед дело организации социалистического хозяйства, но и для того, чтобы, в свою очередь, оказать поддержку как западноевропейским рабочим, так и угнетенным народам Востока? Да, есть. Об этом красноречиво говорит семилетняя история пролетарской диктатуры в России. Можно ли отрицать, что могучий трудовой подъем уже начался у нас? Нет, нельзя отрицать.

Какое значение может иметь после всего этого заявление т. Троцкого о том, что революционная Россия не могла бы устоять перед лицом консервативной Европы?

Оно может иметь лишь одно значение: во-первых, т. Троцкий не чувствует внутренней мощи нашей революции; во-вторых, т. Троцкий не понимает неоценимого значения той моральной поддержки, которую оказывают нашей революции рабочие Запада и крестьяне Востока; в-третьих, т. Троцкий не улавливает той внутренней немощи, которая разъедает ныне империализм.

Увлекшись критикой ленинской теории пролетарской революции, т. Троцкий нечаянно разбил себя наголову в своей брошюре «Программа мира», вышедшей в 1917 г. и переизданной в 1924 г.

Но, может быть, устарела и эта брошюра т. Троцкого, перестав почему-либо соответствовать нынешним его взглядам? Возьмем позднейшие труды т. Троцкого, написанные после победы пролетарской революции в одной стране, в России. Возьмем, например, «Послесловие» т. Троцкого к новому изданию брошюры «Программа мира», написанное в 1922 г. Вот что он пишет в этом «Послесловии»:

«Несколько раз повторяющееся в «Программе мира» утверждение, что пролетарская революция не может победоносно завершиться в национальных рамках, покажется, пожалуй, некоторым читателям опровергнутым почти пятилетним опытом нашей Советской республики. Но такое заключение было бы неосновательно. Тот факт, что рабочее государство удержалось против всего мира в одной стране, и притом отсталой, свидетельствует о колоссальной мощи пролетариата, которая в других, более передовых, более цивилизованных странах способна будет совершать поистине чудеса. Но отстояв себя в политическом и военном смысле как государство, мы к созданию социалистического общества не пришли и даже не подошли... До тех пор, пока в остальных европейских государствах у власти стоит буржуазия, мы вынуждены, в борьбе с экономической изолированностью, искать соглашения с капиталистическим миром; в то же время можно с уверенностью сказать, что эти соглашения, в лучшем случае, могут помочь нам залечить те или другие экономические раны, сделать тот или иной шаг вперед, но что подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы [Курсив мой. — И. Ст.] пролетариата в важнейших странах Европы». (См. т. III сочинений Троцкого, ч. 1, стр. 92 — 93.)

Так говорит т. Троцкий, явно греша против действительности и упорно стараясь спасти «перманентную революцию» от окончательного крушения.

Выходит, что, как ни вертись, а к созданию социалистического общества не только «не пришли», но даже «не подошли». Была, оказывается, кое у кого надежда на «соглашения с капиталистическим миром», но из этих соглашений тоже, оказывается, ничего не выходит, ибо, как ни вертись, а «подлинного подъема социалистического хозяйства» не получишь, пока не победит пролетариат «в важнейших странах Европы».

Ну, а так как победы нет еще на Западе, то остается для революции в России «выбор»: либо сгнить на корню, либо переродиться в буржуазное государство.

Недаром т. Троцкий говорит вот уже два года о «перерождении» нашей партии.

Недаром т. Троцкий пророчил в прошлом году «гибель» нашей страны.

Как согласовать эту странную «теорию» с теорией Ленина о «победе социализма в одной стране»?

Как согласовать эту странную «перспективу» с перспективой Ленина о том, что новая экономическая политика даст нам возможность «построить фундамент социалистической экономики»? (Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 84 — 87, изд. 9-е.)

 

Итоги дискуссии на философском участке теоретического фронта

(Из резолюции общего собрания ячейки ИКП философии и естествознания)

 

1. Современный период социалистического строительства представляет собой лучшую проверку боеспособности всех участков нашего теоретического фронта. В период обостренной классовой борьбы, напряженной работы по социалистическому переустройству страны, все коренные политические и теоретические вопросы ставятся ребром: в процессе борьбы партия вскрывает все то, что не только в экономике и политике, но также и на всех теоретических участках является выражением сопротивления развернутому и победоносному наступлению социализма. Он беспощадно разоблачает все гнилое, оппортунистическое, все небольшевистское, антиленинское в теории, все, что является в той или иной форме выражением буржуазного или мелкобуржуазного влияния на идеологию пролетариата, как бы тщательно оно ни было завуалировано и скрыто.

2. Восстановительный период развития нашей страны сопровождался некоторым ростом капиталистических элементов, неизбежно порождавшим и воскрешавшим в ряде теоретических областей различные формы проявления меньшевистских теорий II Интернационала, под всевозможной маскировкой ревизующих теорию марксизма-ленинизма.

Эти по своему существу меньшевистские, ревизионистские теории и «теорийки» в силу ряда причин и обстоятельств прочно угнездились в отдельных теоретических областях. Контрреволюционная идеология троцкизма, меньшевистская идеология рубинщины, являющаяся по своему существу экономической теорией II Интернационала, которая, несмотря на прямые указания ЦК партии, до сих пор совершенно недостаточно критикуется и разоблачается, богдановско-механистические теории Бухарина и других в политической экономии, меньшевистско-струвистская концепция переверзевщины, воронщина и т. д. в литературоведении, критика которых до сих пор не поднята на соответствующую теоретическую высоту, блок механистической ревизии материалистической диалектики с открыто меньшевиствующей, позитивистско-кантианской ревизией марксизма (Сарабьянов, Варьяш, Тимирязев, Аксельрод) и идеалистическая ревизия марксизма-ленинизма со стороны деборинской группы (Деборин, Карев, Стэн, Луппол, Франкфурт и т. д.) в области философии и естествознания и т. д. и т. п. — все это звенья одной исторической цепи.

3. Успешная борьба за генеральную линию партии со всякими антибольшевистскими уклонами и течениями, разоблачение антимарксистской, антиленинской сущности троцкизма и правого оппортунизма происходили на основе разработки непосредственного претворения в жизнь ленинского учения. Ленинизм как марксизм эпохи империализма и пролетарских революций представляет собой новую ступень развития решительно во всех областях марксистской теории. За истекший период мы имели проникновение марксистско-ленинской теории в миллионные массы пролетариата и трудящихся, а также значительный рост и подготовку подлинно большевистских теоретических кадров.

Все эти обстоятельства приводят к обостренной борьбе на важнейших участках идеологического фронта. Основной смысл и значение этой борьбы заключается в развернутом наступлении марксистско-ленинской теории на всех участках идеологии и окончательном преодолении всяких антимарксистских, антиленинских теорий, всяких проявлений квази-марксизма эпохи II Интернационала в теории.

4. Партийная организация ИКП философии и естествознания правильно поняла указания т. Сталина на конференции аграрников-марксистов о необходимости быстрейшей ликвидации недопустимого отставания теории от практических успехов социалистического строительства и вытекавшую из этих указаний крайнюю необходимость во всю ширь и глубину поставить эти вопросы в применении к положению на философском фронте. В процессе философской дискуссии совершенно правильно были определены основные линии разногласий: о необходимости и характере поворота на философском фронте, о партийности философии, естествознания и всей теории вообще, о ленинизме в философии как новой ступени в развитии диалектического материализма, о необходимости развернутой борьбы на два фронта в философии и естествознании, о новых задачах марксистско-ленинской философии в связи с практикой социалистического строительства и т. д.

5. Дискуссия показала правильность основных принципиальных установок бюро в критике позиций так называемого философского руководства.

6. Учитывая опыт и уроки дискуссии, всю глубину политических и философских разногласий с деборинской группой, смысл и значение которых особенно ярко были определены в указаниях т. Сталина, данных им в беседе с бюро партячейки ИКП философии и естествознания, собрание считает, что квалификация взглядов так называемого философского руководства, данная в резолюции бюро от 14 октября с. г. («Большевик» № 19 — 20) как формалистического уклона, является академической, недостаточно четкой и должна быть уточнена и усилена, ибо формалистическое извращение материалистической диалектики является по своему существу идеалистической ревизией марксизма.

Вся совокупность теоретических и политических взглядов деборинской группы представляет собой на деле, по существу меньшевиствующий идеализм, имеющий в своей основе немарксистскую, неленинскую методологию, выражающий собой форму проявления мелкобуржуазной идеологии и давления на пролетариат окружающих его враждебных классовых сил. Это — чрезвычайно тонкая форма идеалистической ревизии марксизма, крайне тщательно завуалированная, прикрытая материалистической марксистской фразеологией, наряженная часто в марксистско-ленинские одежды, выступающая сама часто в очень резкой форме не только против откровенного, поповского контрреволюционного идеализма типа Лосева, но и даже против идеалистов-гегельянцев типа Лукача.

Борясь против ленинизма в философии и против поворота на философском фронте, группа Деборина, Карева, Стэна и др. стала на путь прямой и открытой борьбы с диалектическим материализмом, на путь антимарксизма.

7. Собрание ИКП философии и естествознания считает также необходимым изменить следующие формулировки, дающие оценку линии работы на прошлом этапе так называемого философского руководства, в резолюции бюро ячейки 14 октября:

1) «что работа за прошлый период в ряде областей велась, в общем, в направлении, указанном Лениным», и 2) «на прошлом этапе развития линия философского руководства в основном была правильной», — как не соответствующие действительности, а также данной выше характеристике сущности взглядов деборинской группы...

Меньшевистские традиции т. Деборина, сильное влияние целого ряда ошибочных моментов политических и философских взглядов Плеханова, критиковавшихся Лениным, от которых т. Деборин полностью не освободился до сих пор, а также партийная невыдержанность кадров, окружавших его (Карев, Стэн и др.), — все это создавало из деборинской группы материал, легко подвергавшийся воздействию влияния мелкобуржуазной среды, и не могло не отразиться самым резким образом на ее теоретической работе.

Деборинская группа не только не подошла к осуществлению основных указаний Ленина в его статье «О значении воинствующего материализма», но, наоборот, в значительной степени их извратила, ведя свою теоретическую работу не в духе последовательного диалектического материализма, а в духе по существу идеалистической ревизии его.

В борьбе с механистами деборинская группа сыграла известную положительную роль. Необходимо однако иметь в виду, что эта группа критиковала механистов не с ортодоксальных марксистских позиций. В основном и по существу гегельянские, идеалистическо-диалектические установки деборинской группы в важнейших вопросах методологии позволяли до известной степени критиковать и разоблачать полное непонимание механистами существа философии вообще и диалектики в особенности, их насквозь метафизическую методологию, их грубый, вульгарный материализм и позитивизм и этим выполнять известную положительную роль. В свое время Ленин крайне метко отмечал: «Гегель бьет всякий материализм, кроме диалектического» [«Ленинский сборник» XII, стр. 235.].

Однако критика деборинской группы не обеспечивала последовательного, до конца проведенного разоблачения механистической методологии. Наоборот, идеалистическая сущность и эклектизм писаний этой группы на деле приводили ее представителей к фактическому согласию в целом ряде вопросов с механистами (например, согласие тт. Деборина и Луппола с Сарабьяновым по вопросу о якобы терминологическом характере ошибок Плеханова, о иероглифах, о соотношении Ленина и Плеханова как философов-марксистов, согласие Луппола с Сарабьяновым по вопросу о локковской теории первичных и вторичных качеств и т. д.).

8. Антимарксистская сущность взглядов деборинской группы нашла свое выражение:

а) в отрыве теории от практики, философии от политики и т. д., чем фактически воскрешалась «одна из вредных черт и догм II Интернационала» (Сталин);

б) в полном отказе от применения, а также в извращении ленинского принципа партийности философии, который в наиболее четкой форме выражает классовый характер нашей философии, ибо лучшее в рабочем классе — это его авангард — коммунистическая партия. Группа Деборина, Карева, Стэна игнорировала этот ленинский принцип, ибо он необходимо включает в себя требование защиты генеральной линии партии и борьбы со всякими уклонами от нее;

в) в недооценке, наконец, Ленина как теоретика вообще, а особенно как философа-марксиста, в игнорировании, непризнании ленинизма в философии как новой ступени в развитии диалектического материализма, в повторении и углублении ряда плехановских ошибок в области философии и исторического материализма. Недооценка философского и вообще теоретического значения работ Ленина, несомненно, стоит в связи с установками в научно-исследовательской работе, проводимой Институтом Маркса и Энгельса.

9. Эта же сущность нашла также выражение не только в непонимании со стороны деборинской группы ленинизма в философии, но и в органически связанном с этим непонимании важнейших проблем ленинизма вообще, в крупнейших ошибках, допущенных по этим вопросам. Сюда относятся: каутскианского типа ошибки в трактовке империализма, совершенно абстрактная постановка проблем диктатуры пролетариата, демократии и диктатуры (Деборин, Ленин как мыслитель), правооппортунистические взгляды в вопросах культуры и культурной революции (Луппол, Карев, Бобровников), абстрактное, богдановское противопоставление индивидуализма и коллективизма, постановка ряда проблем коммунистического общества в духе старой, богдановско-базаровской «философии коллективизма», с большой примесью фейербахианства, «коллективизация чувств» и т. д. (Деборин, Строительство социализма и наши задачи на теоретическом фронте, «Под знаменем марксизма» № 5 за 1930 г.), меньшевистско-сухановская трактовка проблемы производительных сил и производственных отношений («производительные силы — активное начало, производственные отношения — пассивное следствие». — Гоникман, «Под знаменем марксизма» № 2 — 3 за 1930 г.), каутскианские ошибки в вопросах нравственности (Деборин), — наконец, троцкистские, а по существу меньшевистские, социал-демократические позиции Карева по вопросу о классах переходного периода, о невозможности построения социализма в нашей стране, полутроцкистские ошибки т. Стэна, одного из «идейных» вдохновителей право-«левацкого» блока, и общая крайняя абстрактность вопросов классов и классовой борьбы в тех случаях, когда представители деборинской группы в той или иной мере касались их.

10. Неспособность к действительному преодолению идеализма Гегеля, восприятие без материалистической перестройки важнейших моментов его философии получили свое выражение в виде целой системы идеалистических взглядов в собственно философских вопросах, начиная с общей трактовки и определения материи и кончая вопросом о структуре логики. Изучение гегелевской диалектики, необходимость которого в очень резкой форме подчеркивает Ленин, поскольку оно в работах группы Деборина не опиралось на материалистическую диалектику Маркса, Энгельса, Ленина, на практику социалистического строительства и т. д., превращалось в свою противоположность. Вместо того чтобы разрабатывать диалектический материализм и его развивать, такое «изучение» Гегеля приводило к идеалистическому извращению материалистической диалектики. В работах так называемого «философского руководства», вопреки совершенно определенным и ясным положениям Маркса, Энгельса, Ленина об отношении марксизма к идеалистической диалектике Гегеля, мы имеем по существу реставрирование Гегеля, канонизирование его, превращение его в икону, забвение того обстоятельства, что марксизм материалистически переработал гегелевскую диалектику и тем самым поднялся на высшую ступень.

11. Это извращение нашло свое выражение в ошибках, связанных с неправильными, впадающими в идеализм определениями материи. Например: определение материи как бесконечной совокупности опосредствований, отношений, связей (Деборин), из которого выпал реальный носитель этих отношений; совершенно идеалистическое понимание материи как синтеза пространства и времени (Гессен); махистское положение о том, что «живую реальность, действительность объект получает только в процессе взаимодействия с субъектом» (Гессен); идеалистический рационализм во всех важнейших вопросах философии (Тымянский, Введение в диалектический материализм) и т. п.

С неправильными определениями материи органически связаны: совершенно неправильное понимание самой материалистической диалектики, представляющей собой якобы «всеобщую методологию, вносящую внутреннюю связь в конкретное содержание» (Деборин); ошибки в понимании теории диалектики как якобы только «общей теории, трактующей категории «абстрактно», отвлекаясь от того, как они применяются в определенных частных случаях, давая общий логический их анализ» (Деборин); выдержанное в духе гегелевского идеализма требование необходимости «замкнутой системы категорий диалектики» (Гоникман. «Мысль Ленина имеет и другое еще содержание: она говорит о замкнутой системе диалектики. Диалектика должна начаться с бытия, но бытием же она должна закончиться») и т. д. и т. п.

12. «Методологизирование» в работах группы Деборина выразилось по существу в идеалистическом разрыве метода и мировоззрения, диалектики и материализма, диалектики и теории познания, диалектики и исторического материализма.

В своей статье «К вопросу о диалектике» Ленин писал: «Диалектика и есть теория познания (Гегеля и) марксизма: вот на какую «сторону дела (это не «сторона» дела, а суть дела) не обратил внимания Плеханов, не говоря уже о других марксистах». Между тем у Деборина причудливо сочетаются, с одной стороны, противопоставление теории познания диалектике (Деборин, Маркс и Гегель), с другой стороны, взгляд, что «теория познания поглощается методологией (там же). Постановка вопроса о поглощении теории познания методологией имеет только один смысл — схоластическо-идеалистическое теоретизирование над «чистой» методологией, над «диалектикой», оторванной от материализма.

Основной особенностью всех этих ошибок является то, что указанная группа в своих теоретических работах не сумела правильно разрешить вопрос о соотношении теории и практики, извращала марксистско-ленинское учение о законе единства противоположностей, не смогла материалистически переработать гегелевское учение об единстве общего, особенного и единичного, не справилась с этими важнейшими проблемами материалистической диалектики. Вследствие этого у ее представителей получался разрыв между эмпирическим и рациональным моментами в познании, между ощущением и мышлением, между историческим и логическим, между формой и содержанием. Категории диалектики оказывались только абстрактными, «общими», оторванными от конкретного, особенного и единичного, категориями мышления, в которых якобы нет ни атома эмпирии, чисто логическими категориями, абстрагированными от истории бытия, от истории человеческого познания, что фактически и приводило к гегелевской точке зрения.

13. В теснейшей связи с положением на философском фронте находится и положение на естественнонаучном фронте. Ряд руководящих товарищей в области естествознания полностью поддерживал позиции группы Деборина (Агол, Левин, Левит, Гессен), либо примиренчески к ней относился, по существу защищая ее (О. Ю. Шмидт). Указанная группа естественников кроме того в специальных вопросах естествознания заняла неправильную — по существу антимарксистскую — позицию (аполитичность, извращение указания т. Сталина о соотношении теории и практики, отрыв теории от практики, противодействие проведению самокритики, игнорирование роли Ленина в естествознании, ревизия методологических установок Энгельса в естествознании, в частности в биологии, непонимание смысла и значения работ Энгельса для современного естествознания, отождествление достижений теоретической биологии с марксизмом, подмен материалистической диалектики как методологии естествознания генетикой, переход на позиции автогенеза, махистские высказывания в области физики и математики, антимарксистское по существу содержание проводимого представителями деборинской группы естественнонаучного отдела «БСЭ»). Борьба с механистами носила совершенно недостаточный, чисто формальный характер, по существу имеется стык с механистами в отдельных установках (соотношение марксизма и естествознания, проблема внутреннего и внешнего и др.). Совершенно оставались вне поля зрения механистические концепции в области медицины (группа Обуха).

14. В связи со всем вышеизложенным встает задача пересмотреть, переворошить все написанное по философии представителями группы т. Деборина и подвергнуть жесточайшей критике все антимарксистское, антиленинское в их писаниях. Этот пересмотр должен иметь целью вместе с тем не только не ослабление борьбы с механистической ревизией диалектического материализма, а, наоборот, должен вести к усилению борьбы с ней, к окончательному разоблачению механистов.

Отрицание механистами марксистско-ленинской философии, борьба против материалистической диалектики под флагом борьбы против гегельянства группы Деборина, хвостистское отношение к «последним выводам современного естествознания», якобы заменяющим собою философию марксизма-ленинизма, теория «сведения», ведущая к дискредитации общественных наук, меньшевистская ревизия теории скачков, защита «иероглифической» теории познания и локковской теории первичных и вторичных качеств, кантианско-агностическое искажение ленинского учения об объективной, относительной и абсолютной истине, защита меньшевистско-кантианской внеклассовой теории нравственности и т. д. и т. п., — все это свидетельствует о том, что в лице беспринципного блока механистов мы имеем откровенно ревизионистское, антимарксистское, антиленинское философское течение.

15. Особо важное значение приобретает ныне решительная и последовательная борьба на два фронта в области философии. Главной опасностью в современных условиях остается механистическая ревизия диалектического материализма (тт. Бухарин, Перов, Варьяш, Сарабьянов, Тимирязев, Аксельрод и др.), богдановско-механистическая ревизия исторического материализма (Бухарин и др.), ибо она является в основном теоретической базой откровенно оппортунистического правого уклона, агентуры кулачества в партии, ибо она имеет глубокие социальные корни в стране в условиях реконструктивного периода и развернутого наступления социализма по всему фронту.

Вместе с тем необходимы величайшая бдительность, особое внимание к ставшим на путь антимарксизма — идеалистической ревизии материалистической диалектики, к меньшевиствующему идеализму деборинской группы (Деборин, Карев, Стэн, Подволоцкий, Левит, Агол и др.), ибо эта опасность в очень малой степени разоблачена, еще совершенно недостаточно подвергнута теоретической и политической критике, ибо она в свою очередь питает главную опасность.

Необходимо повести решительную борьбу со всякого рода примиренчеством как к механистам (например, Васильев и др.), так и к идеалистической ревизии марксизма деборинской группой (например, Столяров и др.).

После разоблачения существа взглядов деборинской группы как меньшевиствующего идеализма открытая защита их взглядов или же открыто примиренческое отношение к ним чрезвычайно затруднены. Поэтому требуется особое внимание по отношению к формальному признанию данных основных установок и решительная борьба с нежеланием проводить их во всей как теоретической, так и практической работе, ибо такое формальное признание явится одним из худших видов примиренчества.

Наряду с этим собрание ячейки ИКП философии и естествознания считает необходимым указать на опасность упрощенческого понимания меньшевиствующего идеализма. Такие представления пытаются свести всю суть меньшевиствующего идеализма только и исключительно к меньшевистскому прошлому Деборина и этим по существу ограничиться в своей критической работе, не понимают социальных корней, которые имеет идеалистическая ревизия марксизма-ленинизма в условиях диктатуры пролетариата. Объективно такие представления направлены против поставленной выше задачи переворошить все написанное Дебориным и его соратниками по философии.

16. Партийное собрание ИКП философии и естествознания считает необходимым отметить попытку сколачивания блока между механистами и представителями идеалистической ревизии марксизма, которая имела место, например, во время дискуссии по философским вопросам в Баку между полумеханистом т. Васильевым и активным деборинцем, соучастником «левацких» дел Стэна и Карева по ИКП — т. Гарбером.

17. Перед работниками теоретического фронта стоят исключительной важности и сложности задачи подъема на новую высоту всей теоретической работы в философии на основе действительного изучения и разработки богатейшего наследства Ленина в области материалистической диалектики, на основе критического преодоления, с одной стороны, грубого, вульгарного, механистического материализма с его ползучим эмпиризмом, непониманием и вульгаризацией основных законов диалектики, с его позитивизмом, с его теорией «сведений», теорией равновесия и т. д., а с другой стороны, абстрактно-схоластического теоретизирования, отрыва теории от практики, превращения философии в самоцель, схоластического оперирования «мыслительными сущностями», исключительно и чисто логического анализа категорий диалектики и т. п.

Мы стоим перед задачей действительной разработки теории материалистической диалектики, особая актуальность которой выдвигается всем ходом и успехами социалистического строительства.

В связи с крупными требованиями, которые предъявляют практика социалистического строительства, упорная борьба партии за завершение построения фундамента социалистической экономики перед всеми участками теоретического фронта, необходимо быстрейшим образом ликвидировать разрыв, который существует между этими задачами и работой Коммунистической академии.

Собрание ставит перед Коммунистической академией, Институтом философии, а также перед правлением ОВМД вопрос о необходимости полного пересмотра повестки дня философской конференции и обеспечения созыва ее во второй половине 1931 г., а также необходимости полного пересмотра подготовляемого материала «Философской энциклопедии» с целью обеспечения выхода в свет подлинно марксистско-ленинской философской энциклопедии, а также философского отдела БСЭ. («Правда» от 26 января 1931 г.)