Запись беседы Полномочного Представителя СССР в Чехословакии с Министром Иностранных Дел Чехословакии Крофтой. 21 апреля 1937 г.

21 апреля 1937 г.

Крофта, оказывается, был болен рожистым воспалением и еще не выходит на работу. Он принял меня у себя дома.

Ссылаясь на то, что я, наверно, уже достаточно информирован, Крофта пытался кратко изложить результаты заседаний совета Малой Антанты и поездки Бенеша в Белград.

Крофта без оговорок заявил, что поведение Стоядиновича было, конечно, прямым нарушением так называемого организационного статута Малой Антанты. Стоядинович не мог не признать этого сам. Характеризуя Стоядиновича и его поведение, Крофта просто говорил, что это циник и политический спекулянт, который решил урвать у Италии все, что только можно, и ценою неудовольствия своих союзников, а также и ценою урона престижа Малой Антанты. Но у всякого жулика есть своя этика. Стоядинович и все югославы глубочайшим образом ненавидят Италию и боятся Германии. Даже не предаваясь иллюзиям, можно утверждать, что Стоядинович бессовестно надует Италию.

Из других причин, определивших поведение Югославии, Крофта подчеркивал глубокое разочарование во Франции. В качестве примера он приводил следующее. Югославы получили и поставили в военный музей автомобиль, на котором были убиты Барту и король Александр. Этот автомобиль такая дрянная старая машина, что ее вид вызвал глубокое возмущение в Белграде. Вот, дескать, как Франция относится к Югославии. Даже для ее короля у французов не нашлось получше автомобиля. Такой же скверной была и охрана короля. Таково вообще оскорбительно-пренебрежительное отношение Франции к Югославии.

Решающую роль сыграла трусость и неопределенность французской политики эпохи Лаваля. Сейчас играет роль недоверие к прочности правительства Блюма и почти та же нерешительность внешней политики Дельбоса, особенно в среднеевропейских и балканских делах.

Я спрашивал Крофту, как держал себя Антонеску. С явным неудовольствием Крофта говорил, что Антонеску поддакивал ему, нашел даже какие-то «профессорские возражения» против какого-то неудачного выражения в тексте итало-югославского договора, но, по существу, не был опорой в деле восстановления положения Малой Антанты, испорченного поведением Югославии.

В этой связи я сказал Крофте, что, по моим сведениям, Румыния тоже начала переговоры с Италией. Крофта был неприятно поражен и пытался говорить, что речь, вероятно, идет о необязательном зондаже. Я настойчиво повторил, что речь идет именно о переговорах по типу итало-югославских, и добавил, что, по другим сведениям, Бек поехал в Бухарест с целью попытаться посредничать между Румынией и Венгрией. Крофта признавал, что нечто подобное было бы тяжелым ударом для Малой Антанты, но вместе с этим уверял, что из этого ничего не может выйти. Его приводит к такому убеждению то обстоятельство, что я одновременно упомянул о задаче Бека посредничать между Румынией и Венгрией. Такое посредничество абсолютно безнадежно. В доказательство Крофта ссылался на то, как держал себя Стоядинович по отношению к Венгрии. Канья[1] делал Стоядиновичу предложение подтвердить ненарушимость венгерско-югославских границ за компенсацию в виде югославской декларации в пользу венгерского меньшинства в Югославии. Стоядинович категорически отверг какие бы то ни было разговоры на эту тему. У Румынии неизмеримо большие противоречия с Венгрией, чем у Югославии. Румыния еще меньше, чем Югославия, может принять какой бы то ни было разговор с Венгрией. Поэтому, если Бек ставит себе такую задачу, то Крофта считает все это несерьезным.

На это я сказал с большим ударением, что мы не раз предупреждали Чехословакию об опасностях, грозящих Малой Антанте. Я напомнил ему наши разговоры, в которых обращал внимание на опасность решений братиславской конференции совета Малой Антанты, напомнил предупреждения о предстоящих попытках Италии договориться с Югославией, о давлении Италии на Венгрию с целью подкупить Югославию и Румынию в пользу желательного для Италии решения среднеевропейских вопросов. Я сказал, что Чехословакия всегда слишком оптимистически относилась к таким сигналам и, видимо, недооценивала нашу информацию. Результаты налицо, и в дальнейшем будет допущена еще большая ошибка, если на Румынию не будет своевременно оказано решительное давление.

Крофта возражал в том смысле, что он очень ценит нашу информацию, а кроме того, и сам считает правильным не доверять союзникам и тщательно регистрировать неблагоприятные симптомы внутри Малой Антанты. Крофта признал, что о румынском зондаже в Италии он знает от своего посланника в Риме Хвалковского и уже поручил реагировать на это в Бухаресте, правда, пока только в форме запроса: верны ли эти слухи?

О целях поездки Бека Крофта еще не информирован и продолжает не верить в серьезность попытки посредничества между Румынией и Венгрией. Поскольку я продолжал расспрашивать, как же относится Крофта к итало-югославскому договору и к перспективе заключения такого же итало-румынского договора, Крофта в уклончивых выражениях высказал все-таки достаточно ясную мысль: Малая Антанта остается ненарушимой. Она несколько ослаблена, но далека от развала, как это многие думают. Лучше было бы, чтобы Югославия не заключала такого договора или, вернее, заключила его в полном согласии с Малой Антантой. Поскольку случилось иначе, нужно трезво отнестись к факту. В этом факте есть благоприятная сторона. Югославо-итальянское напряжение ослаблено, и международная позиция Югославии, другими словами, одного из членов Малой Антанты, усилена. Это благоприятный момент. Он отразится и на Малой Антанте в целом. Здесь как бы между прочим Крофта вставил, что до сих пор Чехословакию и Италию, собственно говоря, разъединяли главным образом итало-югославские противоречия. Сама Чехословакия не имеет никаких особых споров с Италией. Что касается Румынии, то Чехословакия имела бы возражения, если бы Румыния улучшала свои отношения с Италией за счет урона для Малой Антанты. Но по существу и в случае с Румынией Крофта не видел бы ничего опасного. Все зависит от того, как это будет сделано.

Я пытался доказывать Крофте, что это все-таки обозначает развал Малой Антанты, а в случае соглашения Румынии с Венгрией и полную ликвидацию и изоляцию Чехословакии. Крофта не соглашался и пространно доказывал невозможность какого бы то ни было румыно-венгерского соглашения. Анализируя причины, толкнувшие Югославию на некорректность и даже нарушение статута Малой Антанты, Крофта утверждал, что у Румынии нет тех побудительных мотивов, которые действовали в случае с Югославией. Прежде всего сейчас не видно и особых мотивов для Италии поступаться чем-нибудь, особенно в пользу Румынии.

Говоря о югославских мотивах, Крофта возвращался к роковой роли падения доверия к политике Франции. Я этим воспользовался для того, чтобы подчеркнуть слабость французской дипломатии и слишком рабскую зависимость Франции от Англии. Я подсказывал Крофте необходимость добиваться от Франции более решительного поведения в вопросах европейских вообще и среднеевропейских в частности. Крофта реагировал довольно слабо, расплывчатыми рассуждениями о том, что, к сожалению, вся Европа теряет веру в силу демократии. Диктатуры проявляют себя более дееспособными. Для малых государств, однако, нет возможности идти путями диктатуры. Они должны оставаться на путях демократии. Франция у многих возбуждает сомнения. Способна ли она вообще к активности в данной обстановке? Конечно, нужно добиваться большей решительности, но едва ли можно делать ставку на эту решительность.

Под конец я сказал Крофте, что слухи о сближении между СССР и Германией не имеют под собой почвы. Никаких переговоров нами не ведется. Я сослался также на стагнацию и в экономических вопросах, упомянув и об отозвании торгпреда Канделаки. Крофта обнаружил живой интерес и прямо спросил, чем были вызваны слухи о моем назначении в Берлин. Я ответил, что такое намерение существовало, но затем по ряду причин мое правительство нашло более правильным оставить меня в Праге. Крофта выразил удовольствие и продолжал расспрашивать, кто такой Канделаки и в каком положении наши хозяйственные взаимоотношения с Германией. Он довольно примитивно сказал, что Германия нуждается в сырье, которое может доставить СССР. Будет ли это делать СССР? Я ответил, что мы не собираемся рвать с Германией, но вместе с этим мы не собираемся политизировать в области экономических взаимоотношений. Крофта в одобрительном тоне еще раз подчеркивал, что Германия нуждается в сырье военного значения и очень рассчитывает на получение такового из СССР. Я повторил, что СССР, понятно, не будет помогать подготовлять войну не только Германии, но и любому другому государству, но вместе с тем будет всегда за нормальные экономические взаимоотношения со всем миром. Крофта продолжал спрашивать, как обстоит дело с кредитами, предоставляемыми нам Германией. Я ответил, что новых кредитов мы не ищем, а старые плохо исчерпываются, потому что немцы не дают нам то из товаров, что представляет для нас интерес. И в этом случае попытки «политизировать» хозяйственные вопросы не ведут к улучшению взаимоотношений.

В заключение я еще раз вернулся к поездке Бека в Бухарест, но Крофта заявил, что у него нет никаких информаций и он сможет вернуться к этому вопросу лишь несколько позже.

Полпред СССР в Чехословакии

С. Александровский