Запись беседы Полномочного Представителя СССР в Румынии с Министром Иностранных Дел Румынии Антонеску. 1 марта 1937 г.

1 марта 1937 г.

1 марта в 7 часов вечера Антонеску меня вызвал к себе. Он начал с того, что едет 15 марта в Анкару, с тем чтобы иметь возможность к концу месяца быть в Праге на конференции Малой Антанты, и обязательно в Праге. Надо, говорит Антонеску, обязательно собраться, и именно в Праге, чтобы, во-первых, подготовить почву для поездки Бенеша в Белград и, во-вторых, чтобы подбодрить Прагу, которая находится сейчас в угнетенном состоянии. Уже с Крофтой, говорит Антонеску, договорились. Ждут ответа от Стоядиновича. Ссылаясь на то, что он проводит в скупщине бюджет, Стоядинович вначале отказывался; в субботу, 27 февраля[1], Кадере (румынский посланник в Белграде) сообщил, что Стоядинович, может быть, найдет пару дней, чтобы отлучиться из Белграда.

После этого сообщения беседа не клеилась, так как ни мне, ни, очевидно, ему не хотелось перейти на тему, ради обсуждения которой я был вызван. Я пригласил Антонеску к себе обедать и попросил его назначить день, указав, что 15 марта я уезжаю в Москву с докладом. Антонеску назвал 9 марта и спросил, что я буду докладывать Литвинову. Я сказал Антонеску, что наша беседа сегодня, я рассчитываю, даст мне материал для доклада. Тогда Антонеску попросил меня ему изложить, почему мы нервничаем.

Я заявил Антонеску, что мы не нервничаем, но, наблюдая политику Румынии, мы принуждены констатировать, что Румыния все более отдаляется от линии, которую Румыния вела в течение последних нескольких лет; внешняя политика Румынии все очевиднее отходит от концепции коллективной безопасности и находится в поисках какой-то иной, новой линии: оба инструмента Лиги наций на Балканах и в Средней Европе, Малая и Балканская Антанты, ослаблены, если не разрушены.

Ведущая роль в Малой Антанте начиная с братиславской конференции[2] перешла к Белграду, усилиями которого был уничтожен принцип единства внешней политики, установленный в 1933 г. по инициативе Румынии. Белград таким образом получил возможность легализировать свои отношения с Болгарией, усилить линию сближения с Венгрией и продолжать укреплять свои отношения с Германией; все три страны — враги коллективной безопасности, Лиги наций и Малой Антанты. Белград не только не встречал противодействия со стороны Румынии, но некоторые перемещения членов белградского и бухарестского кабинетов Татареску и Стоядиновича накануне встреч с Прагой создали впечатление, что Белград действует в полном согласии с Бухарестом, который, очевидно, в этом вопросе не мог или не хотел сопротивляться. Таким образом, Чехословакия, верная носительница лигонационных идей, оказалась изолированной.

До сентября прошлого года изолированной в Малой Антанте оказывалась всегда Югославия, которая должна была плестись за объединенными Прагой и Бухарестом. Я при этом отметил совпадение во времени начала разнузданной немецкой кампании против нас и Чехословакии с периодом братиславской конференции. Что касается Балканской Антанты, то я сослался на самого Антонеску, который квалифицировал болгарский пакт [с Югославией] как конец Балканской Антанты. И в этом случае сопротивление Румынии подлежит сомнению, если верить сообщению Дельбоса. У нас создалось и крепнет впечатление, что Румыния, которая вместе с Чехословакией удерживала за собой шатавшуюся Югославию, стала следовать за Югославией, которая стала окончательно на путь сближения с врагами Малой Антанты.

В ноябре[3] месяце Антонеску едет в Варшаву, вслед за ним едет Самсонович. Антонеску делает декларацию польской прессе, в которой заявляет, что Румыния, как и Польша, не намеревается участвовать ни в советском, ни в антисоветском блоке, т. е. с концепции коллективной безопасности переходит на линию так называемого нейтралитета. В коммюнике Бек-Антонеску подчеркивается, что цели, которые себе ставил польско-румынский союз[4] при его заключении, сейчас столь же актуальны, какими были в момент подписания договора. Поездка в Варшаву и без таких коммюнике и декларации была бы достаточна, чтобы вызвать нашу настороженность, учитывая антисоветские характер и задачи польско-румынского союза.

После возвращения [Антонеску] из Варшавы Бухарест являлся свидетелем совершенно безнаказанного вмешательства польской миссии во внутренние дела Румынии. На глазах у всех, кто хотел видеть, польская миссия вела кампанию против СССР и Праги. Мне известно, сказал я Антонеску, что это не проходило незаметным для правительства, по крайней мере для одного из виднейших членов кабинета.

К этому времени же относится начало разнузданной кампании в прессе против моей страны и против наших государственных деятелей; совершенно произвольно в киосках конфисковываются уже пущенные в продажу наши издания; в течение десяти дней цензурой запрещаются четыре номера «Известий»; снимаются с экрана, без всяких оснований, фильмы, уже пропущенные цензурой; почти совершенно исчезает со страниц прессы все то, что может представить СССР в его настоящем свете. Сопоставляя эти два момента — поездка в Варшаву и отношение к нам внутри страны, у нас создалось впечатление, что, впрягшись в колесницу Югославии по части среднеевропейских и балканских дел, Румыния следует советам Варшавы в ее отношениях с Союзом, и нас поэтому не удивила полученная нами информация о подтверждении румынским кабинетом польской интерпретации § 5 польско-румынского договора[5].

Антонеску начал с заявления для передачи Литвинову, что эта информация является самой настоящей ложью, лишенной всякого основания: ни устного, ни письменного подтверждения польской интерпретации союзного договора Антонеску ни в Варшаве, ни в другом месте не давал.

Затем, попросив меня его слушать не прерывая, он начал свое изложение по пунктам.

1. Малая Антанта. Верно, что Малая Антанта переживает сейчас кризис, но это не кризис распада, а кризис роста: совершенно изменилась обстановка в Европе и Дунайском бассейне по сравнению со временем заключения договора Малой Антанты, и теперь все три страны ищут путей к приспособлению договора Малой Антанты к новой обстановке. Главный враг сейчас не Венгрия, а Германия. Вырос новый враг, надо изменить обязательства по договору, чтобы они могли соответствовать новой опасности. Пока что Югославия не сказала решительно «нет» по тем переговорам, которые Малая Антанта сейчас ведет между собой. Напрасно представляют себе Югославию как врага Чехословакии. Принц Павел во время последней беседы сказал Антонеску: «Мной еще не решен вопрос, что я не пойду на помощь Чехословакии в случае германской агрессии, но нужно ли, чтобы я об этом сейчас сказал?»

Я подал реплику Антонеску: «Что же в этом заявлении утешительного для Чехословакии?»

Антонеску начал эту формулу Павла поправлять, так и не поправив, сказал: «Но, видите ли Вы, ведь принц Павел еще не решил окончательно, что он не пойдет на помощь Чехословакии в случае немецкой агрессии!»

2. Балканская Антанта и болгаро-югославский пакт. Дельбос, говорит Антонеску, предложил ему дать сербам безоговорочное согласие на подписание пакта. Антонеску возражал, но в конце концов, уступив настояниям Дельбоса, просил его по крайней мере воздействовать на Белград в смысле включения в текст пакта упоминания о неприкосновенности прежних обязательств Югославии, что Дельбос и передал Пуричу[6]. Белград в этом отказал. Прага дала свое согласие, но обусловила его согласием Бухареста. Арас, как председатель Балканской Антанты, дал согласие от своего имени и едва ли не ангажировался от имени всей Антанты. Таким образом, осталась одна Румыния, которая, разумеется, не могла одна взять на себя одиум отказа.

Тем не менее Антонеску без больших усилий добился включения в протоколы афинской конференции параграфа, подчеркивающего, что югославо-болгарский пакт не наносит ущерба обязательствам Югославии по Балканской Антанте. Таким образом, по мнению Антонеску, единство Балканской Антанты восстановлено, и это благодаря усилиям Румынии.

Отношения Югославии с Германией являются функцией внутренней политики Стоядиновича и никакой угрозы для Балканской и Малой Антант представлять не могут, так как эти отношения не отражают действительных отношений югославов к Германии, при этом Антонеску вновь сослался на упомянутое выше заявление принца Павла.

3. Поездка в Варшаву. Антонеску заявил, что поездка в Варшаву была предпринята по договоренности с Францией для того, чтобы удержать Польшу от откровенного союза с Германией и в надежде на улучшение чешско-польских отношений. Правда, чешско-польские отношения сейчас еще очень напряжены, но надежды ни Франция, ни Румыния окончательно не оставили. Против Союза поездка не была направлена: ни советско-польские, ни советско-румынские отношения этой поездкой не затронуты; польско-румынские — не подверглись никакому изменению, так как договор этот все время существовал, и до поездки, и после. При этом Антонеску вновь, как в первой беседе после своего приезда, сослался на возможность перемены нашей внешней политики, однако не настаивая уже на том, что союз Польши с Румынией действует против всех.

Я деликатно спросил Антонеску, как румынское общественное мнение расценило бы поездку Литвинова в Берлин или Нейрата в Москву. «У нас, — говорю, — есть и Рапалльский, и Берлинский договор, правда не характера военного союза. Договоры эти были заключены в определенной политической обстановке почти одновременно с польско-румынским договором, и вот, сославшись на возможность прихода к власти гого-кузистов[7], мы бы стали оживлять этот договор, хотя он не союзный, не военный и не направлен против кого бы то ни было».

Я сказал Антонеску, что мы считаем, что поддержка, оказываемая нами все время Румынии, угрожаемой немецким, венгерским и болгарским ревизионизмом, обстановка, которую мы создали для Румынии в нашей стране, — все это не давало никаких оснований Бухаресту предпринимать шаги к оживлению своего союза с Польшей, если бы в виды Бухареста не входило улучшение отношений с Польшей, хотя бы за счет ухудшения отношений с Союзом. Мы считаем, что искренняя дружба с СССР несовместима с оживлением румыно-польского союза.

Антонеску сослался на поездку Гамелена и Рыдз-Смиглы и спросил, каково отношение Москвы к этим поездкам и вызвали ли они такую же с нашей стороны реакцию.

Я сослался на незнание, но отметил разницу между поездкой французов и румын, заключающуюся в том, что французы поехали оживлять союз с Польшей, направленный против Германии, будучи с нами связаны примерно такими же обязательствами, а румыны поехали оживлять союз, направленный против нас. Поездки Гамелена и Рыдз-Смиглы не повлияли в худшую сторону на состояние советско-французских отношений, что нельзя сказать о результатах поездки Антонеску.

Антонеску заявил, что он не видит ухудшения отношений, что кампания прессы была и при Титулеску и т. д. Я отметил, что в это время хотя и была кампания прессы, но поведение цензуры, отношение к нашим гражданам было совсем иное, немцы не торжествовали в своей прессе, не аплодировали по любому поводу Румынии, поляки вели себя здесь, как все остальные миссии, «случая Шебы»[8] не было.

Антонеску меня прервал и сказал, что он сделал для Шебы все, что мог, защищал его, как мог, несмотря на то что в его книге действительно содержатся вещи, которых не следовало бы писать дипломату. Оказывается, по словам Антонеску, и югославы, и турки сделали или собираются сделать представление в связи с книгой Шебы, так как в этой книге якобы задеты и Александр югославский, и турки в связи с Балканской войной.

Я остановил Антонеску на этом месте и сказал, что в «случае Шебы» меня в данном случае интересует не столько сам Шеба, сколько то обстоятельство, что и поляки, и немцы, руками которых все это дело смонтировано, имели в виду ударить и ударили и по Малой Антанте, и по нам; никогда за два с лишним года моего пребывания в Бухаресте, говорю я Антонеску, такие речи не раздавались в румынском парламенте. Но поражает в этих дебатах не эти выступления, а то, что атаки против идеи Малой Антанты и против Союза не встретили отпора ни со стороны правительства, несмотря на присутствие трех членов кабинета, в том числе и министра иностранных дел, ни со стороны правительственного большинства, что было бы немыслимо год тому назад.

Вот почему нынешняя кампания прессы против нас, как и все прочее, принимает особый характер в свете состояния Малой Антанты, которая переживает не кризис роста, а находится в полосе жесточайшего кризиса, кануна распада, доказательство чему — укрепление отношений Югославии с врагами Малой Антанты, Румынии с Польшей, врагом и Малой Антанты, и Советского Союза. Мы считаем несовместимой с возможностью дружественных отношений с нами интимность отношений с Польшей, являющейся порт-паролем Германии в Европе. И так как мое правительство в своей внутренней и внешней политике не выносит экивоков, мой нарком и поговорил с Чиунту.

Антонеску мне на это сказал следующее: «Нет ни одной страны в мире, кроме вашей, которая в настоящий момент может позволить себе роскошь вести ясную политику (politique sereine). Румыния, ни Франция даже, не может позволить себе такой роскоши, как ясная внешняя политика. Румыния предпочитает сохранять свои союзы. Это предпочтительнее, чем толкать Польшу в объятия Германии. Мы, — говорит Антонеску, — желаем дружбы с Советскими республиками. Надо быть безумцем, чтобы думать, что Румыния может захотеть получить в лице Советов врага. В этом смысле я и делал свое заявление в сенате. Европа переживает сейчас тяжелые времена. Ваши союзники вместе с нами, румынами, работают над укреплением мира; вместо того чтобы нас подбодрить (encourager), вы своими подозрениями нас обескураживаете. Я решительно Вам заявляю, что Румыния будет стремиться к дружбе с Советской Россией, о чем прошу Вас передать Литвинову. А что касается Польши, то я не потерял надежды видеть ее в наших рядах, а пока мы ее нашими действиями удерживаем от окончательного падения в германские объятия, для чего и будем поддерживать союз с ней. Мы уверены, что в решительный момент Польша будет против Германии, как об этом свидетельствует ее поведение в день 7 марта 1936 г.».

Я напомнил Антонеску заявление Бека в сейме на следующий день [после] 7 марта, которое мало вяжется с заявлением Антонеску. Антонеску сослался на свидетельство Дельбоса и вновь заявил, что «мы Польшу удерживаем», на что последовала моя реплика, что у всех, и у нас в том числе, создалось впечатление, что не Румыния удерживает Польшу от Германии, а Польша удерживает Румынию от Чехословакии и Советского Союза. Беседа перевалила за второй час, Антонеску отдал при мне распоряжение своему секретарю показать мне протоколы Балканской Антанты и закончил тем, что он ничего не подписывал в Варшаве, не давал никаких интерпретаций и просил верить искреннему желанию Антонеску и кабинета жить с Советами в дружбе.

М. Островский