Перевод статьи с немецкого языка о Менжинском и Ягоде. 11 мая 1934 г.

Реквизиты
Тип документа: 
Государство: 
Датировка: 
1934.05.11
Источник: 
Генрих Ягода. Нарком внутренних дел СССР, Генеральный комиссар государственной безопасности. Сборник документов. - Казань, 1997, стр. 377-381.
Архив: 
ЦА ФСБ, ф. 3, оп. 1, д. 12, л. 2-5.

К истории ГПУ.

Со смертью Менжинского с арены, на которой подвизаются правители Советской России, исчезает одна из наиболее выдающихся личностей. Он был одним из самых тихих. Сначала врач, имеющий хорошую практику в Лондоне. Уже в то время он был тесно связан с будущими вождями красной революции 1917 года. Жизнерадостный, любезный, всегда готовый прийти на помощь, очень тихий, но активный революционер, готовый, как многие из них, к ожесточенной борьбе с буржуазной Европой, и в то же самое время знаток и любитель западной культуры. Так было и с большинством его друзей, которые позднее разрушили в России буржуазную культуру.

Мы не знаем, почему Менжинский связался с "ангелами революции", как вначале называли Чека. Создание Чека - дело рук Дзержинского, поляка, каким является и Менжинский. Менжинский очень скоро стал членом коллегии Чека. Вскоре он совершенно изменился. Из любезного и чуткого врача он превратился в тихого, живущего замкнутой жизнью, избегающего всяких излишних разговоров чиновника, который к каждому относился с недоверием. В 1925 году одним из высокопоставленных членов партии была брошена следующая странная фраза: "Скоро Менжинский сам станет доносить на себя". В 1922 году Менжинский перенес тяжелую автомобильную катастрофу во Франции, и с этих пор, будучи наполовину парализованным, продолжал работать, большей частью лежа в постели. После смерти своей жены он стал совсем затворником.

Эти подробности имеют некоторое значение. Ибо ГПУ, как была переименована Чека, после того, как, принимая во внимание заграницу, сочли полезным стереть с лица земли прежнее название, которое является самым сильным обручем, охватывающим Советский Союз, ГПУ, с его открытыми и скрытыми методами насилия, служит для СССР сильнейшей опорой. Заграница этого не понимает; понять это могут только те, которые почувствовали и осознали работу ГПУ и его присутствие за спиной каждого русского во всем колоссальном государстве. Советское здание давно бы уже рухнуло, если бы не наличие этой упорной и жуткой силы; пустым дилетантством являются все дискуссии о причинах устойчивости Советской России, в которых не ставится во главу ЧЕКА-ГПУ.

Менжинский, после Уншлихта, был преемником Дзержинского почти на протяжении 10 лет. Дзержинский был крупным криминалистическим талантом, но в то же время представлял собой чудовищную смесь мазохизма и садизма - лучше не будем вдаваться в подробности по этому поводу. Менжинский был не в меньшей степени фанатиком, готовым на всякие жертвы, но его честолюбие состояло в том, что он стремился до конца проявлять себя корректным администратором. Он прошел школу Дзержинского и также не считался с человеческой жизнью и человеческой судьбой и полагал — так же как и Дзержинский, - что это непременное условие для сохранения присущей советскому режиму власти, основанной на терроре и истреблении определенных слоев населения. Он всецело придерживался теории, которая последовала за всеобщим террором первых лет: намерение должно караться так же, как и совершенное действие, или с небольшим смягчением, и даже подозреваемый подлежит наказанию за одно лишь подозрение. Подозрителен тот, кто обращает на себя внимание. Таким образом можно уменьшить число казней. Этой теории с тысячами отклонений в сторону обострения или смягчения придерживаются в Советской России точно также как в 1922 году. Она применяется более произвольно в провинции, и чем дальше отдалена от центра эта провинция, тем более произвольно она применяется. Но в основном остается одной и той же, террор продолжался и при Менжинском, так же, как при Уншлихте и при Дзержинском, только более методичный, рациональный и, так сказать, более безличный, но решимость в деле применения террора до настоящего времени осталась совершенно такой же, как прежде. Следует вспомнить лишь о массовых расстрелах в начале года в Сибири "для уменьшения рядов буржуазии".

В статьях и некрологах, посвященных памяти Менжинского говорится, что, собственно говоря, именно он создал организацию ГПУ, он с мельчайшими подробностями разработал всю ее структуру. Творцом ее остается Дзержинский, но последний был противником Сталина, ставленником Ленина и Троцкого, и сейчас представляется хороший случай свергнуть его с пьедестала. С этой целью устраиваются грандиозные траурные торжества в честь его преемника, и если гроб Дзержинского установили на Красной площади на катафалке высотой в 15 метров, то прах Менжинского будет созерцать небеса на высоте 20 метров. Участие масс на похоронах будет не меньшим, чем и на похоронах Дзержинского, но им будет труднее скрывать свои чувства, чем тогда, когда хлеба в России было достаточно.

Новая вера растет теперь в массах.

Никакие внешние проявления не выдадут того, что массы стоят сегодня на Красной площади, преисполненные более горьких мыслей, чем десять лет тому назад, и это будет последним триумфом Менжинского. Железная сеть, сдерживающая русский народ, созданная Дзержинским и все уже и уже стягиваемая Менжинским, так же крепка, как тогда, а может быть даже и еще прочнее.

Его преемником должен стать Ягода, как говорят. Но пока еще определенно ничего неизвестно. Ягода всегда был человеком инициативы, с сильной склонностью к резкому применению насилия, не стоит употреблять более резких слов. Каждый русский хорошо знает взаимоотношения между этими двумя людьми, и во всех жестокостях обвиняют Ягоду. Между ним и Центральным Комитетом партии всегда происходили трения. Он с особенной любовью вел слежку за партией, именно он проник своими щупальцами в армию и встретил в Тухачевском своего злейшего врага, но он победил его. В 1929 году была сделана попытка отстранить Ягоду, когда один человек, считавшийся очень мягким и не выросший в традициях ГПУ, был выдвинут в коллегию для ведения контроля над самодержавными методами Лубянки. Об этом довольно ясно говорилось даже в общественности. Но человек, который должен был вести контроль, так же как и многие до него, вскоре принял ту же окраску, которую так основательно придал ГПУ Дзержинский. На Лубянке его убедили, что ГПУ делает то, что нужно для сохранения советской власти. Центральный Комитет время от времени накладывал узду, это верно, но ему всегда тотчас же давали понять, что партия зависит от того, как функционирует ГПУ. История взаимоотношений между ГПУ и партией, насколько она известна в общих чертах, доказывает уже, какое решающее значение для существования красного режима имеет террор и искусство, с которым он проводится Лубянкой.

Менжинский и Ягода были всегда политиками, хотя в этом праве им часто отказывали боязливые члены партии. Без ГПУ не была бы возможной ссылка Троцкого и его оппозиции. Оно не скоро на это решилось, подготавливало ее в течение долгого времени. Затем мы снова находим Ягоду во главе оппозиции против принудительной коллективизации, как личного врага Сталина. ГПУ считает, что бремя ненависти, которое должно было бы охватить всю Советскую Россию в результате "раскулачивания" и отмены частной собственности оказалось бы непосильным, несмотря на все успехи грубого насилия, которым оно могло похвастаться до настоящего времени. Пока еще не известно, прав ли был Ягода или нет. Сталин настоял на своем. Однако Ягода, который временно "попал в немилость", опять занимает свой пост. Если он займет пост Менжинского, то это будет логично. Тогда он станет самым сильным человеком в СССР. Он им уже был.

П.Шефф. К истории ГПУ.// Берлинер Тагеблат. 1934. 11 мая. № 220