I. [Характеристика современного положения России и стоящих перед ней задач]

I. [Характеристика современного положения России и стоящих перед ней задач]

Наступил срок ликвидации господствующей уже почти четверть века репрессивной системы, явился момент, когда политическая и экономическая гегемония должна перейти к более прогрессивным элементам. Обстоятельства развиваются с неимоверной быстротой, скоро отойдет на задний план литература обличительная, на очереди станет программа будущего. Становится необходимым обсуждение не только политических, но и жгучих экономических вопросов. Прежде всего — разумеется необходимо домогаться гарантии прав личности, слова, печати, участия общества в решении вопросов государственных. Без всего этого нечего и толковать о развитии экономических производительных сил. Господствующая система привела русский народ чуть ли не к полному истощению, самодержавное чиновничество радело только о том, чтобы побольше выжать жизненных соков из русского мужика. Пусть мужик был бы невежествен, пусть он расточал бы природные силы, лишь бы был смирен и платил бы подати! В конце концов, мужик очутился в таком положении, что и самому изворотливому полицейскому нечего у него брать... Голодовки стали обыденным явлением на Руси, недоимки в плодороднейшем русском центре за целое десятилетие превысили поступившие подати... Что же делать? Невозможно в аграрном вопросе ограничиться старой излюбленной либеральной доктриною — laissez faire, а в таможенной политике просто воскресить фритредерство. Ведь в том-то и заключается сила русских ретроградов, что они постоянно указывают на промахи либерализма на западе, на промахи русского либерализма шестидесятых годов. Хорошо, мы придавили мужика, говорить они, но зато мы подняли Россию до первостепенной мировой державы... (хорошо впрочем положение, которое всесильная наша бюрократия доставила России, когда мы оказались не в силах, справиться с третьестепенной державою — Япониею). Либералы де низведут мировое значение России до нуля. И внутри мол русскому мужику от либерализма не будет лучше — его заберут в свои крепкие лапы кулак и мироед, отнимут у него землю, закабалить его еврей-ростовщик, так что в конце концов образуется пролетариат, более жалкий, чем на западе... Поэтому можно только с величайшей радостью приветствовать всякие статьи и ученые работы, трактующие о поднятии производительных сил России и доставлении средств к пережитию тяжелой, постигшей ныне Россию, годины.

Большая заслуга в этом отношении принадлежит проф. Мигулину, к разбору трудов которого, особенно его новейшей книги “Война и наши финансы” (Харьков 1905), мы неоднократно вернемся. Весьма интересны также книги проф. Мануйлова, Герценштейна, Чупрова и др. по аграрному вопросу (Москва 1905). Главный вопрос сосредоточен в лучшем устройстве наших финансов. Без них немыслимо и развитие производительных сил — благо в России издавна все привыкли смотреть на государство как на источник всех благ. Злополучная Японская война привела русские финансы в более жалкое положение, чем Крымская или последняя Турецкая кампания. После Крымской кампании хуже злейших врагов свирепствовали против русских финансов русские же министры финансов Брок и Княжевич[1]. Ликвидацией прежних казенных и государственных банков они добились того, что в эпоху самого разгара железнодорожного строительства, мы вместо прежних 4 процентов русским заимодавцами вынуждены были платить иностранцам сначала 5, потом 6 и даже 7 процентов! Если бы в начале шестидесятых годов русское правительство привлекало бы умелых финансистов, то Россия обошлась бы совершенно без заграничной задолженности, была бы чуть ли не богатейшей державою в Европе, вместо беднейшей... 180 миллионов рублей наличных находились к 1859 г. в русских казенных банках — русские финансисты не знали им помещения, и в то же время устраивали один заграничный железнодорожный заем за другим, погашали выкупные платежи процентными бумагами, курс которых вскоре упал до 60. Настоящая война увеличила уже русские долговые обязательства на 1.300 миллионов, ежегодные же платежи на 60 миллионов рублей. Стоила же война всего два миллиарда; для сведения концов с концами необходимо еще занять 600‑800 миллионов, Содержание армии в Маньчжурии и теперь стоит вероятно не меньше 30‑40 миллионов в месяц. Значит задача будущих наших финансистов несравненно труднее. Возникает вопрос, откуда взять деньги на введение общего народного образования, на самые жгучие и важные культурные задачи, устройство хороших дорог, сельскохозяйственный мелиорации, вообще развитие всех экономических производительных сил страны, когда одни проценты по существующим разным займам требуют 289 + 60 = 349 миллионов рублей ежегодно. Конечно — некоторые ретрограды скажут: ну, так что же за беда? Так перестанем платить проценты иностранцам, или предложим им уменьшение процентов на треть или даже на половину по примеру некоторых южноамериканских республик, Португалии, Греции. Забывают только, что эти страны находятся в гораздо более счастливом политическом положении, им нечего опасаться нападения со стороны сильнейших государств. Русская же бюрократически-полицейская система обессилила Россию на столько, что соседи едва ли будут вперед считать Россию могущественной державой — если всевластие полуобразованной, а подчас и совсем необразованной бюрократии русской не будет искоренено. Нет — возвращение к ретроградарной политике может повести только и только к одному... к гибели... Разумная же прогрессивная внутренняя и финансовая политика в течение одного десятилетия может не только восстановить прежние силы, но и сделать Россию в социальном и культурном отношении первоклассной державою. Это кажется парадоксальным, но это легко доказать. Русские производительным силы правда, мало развиты. Но за то Россия может сразу воспользоваться всеми открытиями и данными науки, всеми усовершенствованиями техники; ей незачем проходить тяжелую школу, которую должны были пройти западный нации незачем ей идти на выучку к капитализму. Для западноевропейских наций существенную роль играет вывоз продуктов промышленности. Их взаимная конкуренция на мировом рынке становится всё ожесточеннее. Вот почему им трудно помышлять о дальнейшем улучшении положения рабочих, о сокращении рабочего дня. В России не то. Россия почти не вывозить продуктов своей промышленности. Русские охранительные пошлины вдвое и втрое выше американских. Если их понизить даже на половину, то всё еще России не опасна конкуренция запада. Крайне мало использована интенсивность рабочего труда. Это в данный момент великое преимущество. Ведь из всех европейских наций только русский народ без всякого ущерба для производительности и даже без ущерба для дивиденда капиталистов можем ввести восьмичасовой рабочий день и этим сразу спасти свое фабрично-заводское население от грозящего ему физического вырождения. Резкое отношение фабрикантов к требованиям восьмичасового рабочего дня понятно — но не благоразумно. Вместо огульного осуждения требований рабочих фабриканты поступили бы умнее, если бы они на них согласились — хотя бы при условии понижения пошлин на сырые материалы, какое понижение ввиду баснословной высоты русских пошлин было бы весьма исполнимо и благоразумно. Впрочем положение о сокращении производительности рабочей силы соответственно сокращению рабочего дня не основательны. Всякий порядочный хозяин знает, что никакая лошадь и никакой вол не в состоянии вынести напряженную работу более 8 часов в день... А от человека требуют того, чего не в состоянии выдержать лошадь... Конечно, нельзя не признать, что легкий труд возможен и более 8 часов. Во всяком случае следовало отнестись более серьезно к делу о продолжительности рабочего дня и произвести опыты для разных отраслей промышленности. Другое великое преимущество то, что в России еще не так много чисто фиктивных капиталов, как на западе и в Америке, т. е. то, что еще промышленная и городская безтрудовая рента не играет такой роли. Конечно, владельцы русских железопромышленных и прочих заводов умеют извлекать не меньшие, но даже большие чистые доходы, чем в других странах. Но сравнительно со всем населением, рента русских заводчиков многим ниже иностранных. Ведь американский стальной трест, издавший акции на 1.000 миллионов и облигации на 400‑500 миллионов долларов, образовался из ряда отдельных заводов, которые особыми комиссиями были оценены всего на всего в 200‑250 миллионов долларов. Итак ⅝ капиталов этого треста — чистейшая фикция, или как гласил американский термин для таких капиталов чистейшая вода. Такое громадное “разводнение” капитала понадобилось заправилам треста для того, чтобы доказать публике, что громадные барыши, достигавшие в 1901 по 1905 годах около 85 миллионов долларов, в сущности доставляют владельцам акций только умеренный дивиденд в 6 процентов, а не 30‑40%! Равным образом действительная стоимость всех машин и построек германской железной промышленности навряд ли превзойдет 600‑800 миллионов марок. Между тем их не купить дешевле чем за 2‑3 миллиарда марок. В России теперь еще возможны меры, которые сделали бы невозможным дальнейший прирост фиктивных капиталов, или же по крайней мере обратили бы большую часть дальнейшего прироста промышленной и городской ренты в общественную пользу.

Примечание:

[1] Это очень ясно и убедительно указано Мигулиным особенно в его труде “Наша банковая политика” (Харьков 1904).