К. Д. Кавелин. Письмо к С. М. Соловьеву

К. Д. Кавелин. Письмо к С. М. Соловьеву⁶

16 января 1856 г.

… По некоторым отрывочным фактам судя, положение наше теперь самое страшное. Казна истощена совершенно. Если бы Вы знали сумму бумажек пущенных в ход, Вы бы не обинуясь сказали, что больше выпускать их было бы совершенным безумием . Об новых рекрутских наборах думать нечего не только потому, что людей нет нечем нет (6рали уже и кривых и без Девяти зубов: это факты), но потому, что нечем вести денежную рекрутскую повинность,  которая сопровождает натуральную граб;  войска наши в таком же ужасном положении; грабёж начальства  и происходящий от того мор рекрут и солдат превосходит всякое вероятие.  В Крымской армии Дисциплины нет: наружная палочная исчезла. А внутренняя — где ее взять? Разве ё безумно не искореняли 40 лет? Крымская армия, по свидетельству достойных доверия людей — самое нестройное полчище, удерживаемое в порядке только любовью к родине и царю. Неурядица страшная, полчища эти презирают англичан, но пятятся перед французами, которые деморализовали наше войско. Многие не верят тому, что будет мир, ссылаясь на то, что англичане не захотят даровать нам его. Очень и очень может быть. Что в этом случае опять пойдет война и мы найдем откуда-то и деньги, и людей, и силы — это более чем вероятно. Но, спрашивается, вправе ли добровольно идти на эту крайность Александр Николаевич? Не думаю...

Что касается до наших внутренних дел, сколько можно, конечно, судить по Петербургу, то Вы решительно не можете себе представить, до какой степени общественное мнение выросло и переродилось. Как будто по мановению какого-то волшебного жезла все изменилось вокруг вас: Вы живете в новом каком-то мире и не узнаете ничего и никого. Часто приходит, не шутя в голову, что либо все вокруг Вас — безумцы или дети, или что вы все это видите во сне, или в бреду горячки и сумасшествия. Это не то, что подлецы из низости и расчетов ста пи вторить новому голосу нового владыки, чтоб получить новые аренды, звезды и всемилостивейшее благоволение. Нет! Это скорее похоже на то, как будто бы публика вдруг одумалась, очнулась и поняла, что она до сих пор делала какой-то неестественный вздор. И поверьте, все это делается не по давлению и камертону свыше, а как-то самопроизвольно, вследствие внутреннего какого-то непреодолимого толчка. Дожив до сорока лет в сознании, что я служу одной из 68 млн. кариатид, поддерживающих для кого-то и для чего-то страшное чудовище, я с трудом могу привыкнуть и вглядеться в тот строй жизни, при котором монарха совсем почти не видать, никого он не душит и не давит, а между тем и его никто не презирает и не топчет ногами. Если Вам будут говорить, что все это случайно, что царь терпит все это по глупости и тупоумию, — не верьте. Он понимает и видит, что делается, и если не в его несколько ленивом темпераменте нести знамя впереди, то нельзя без улыбки слышать, как некоторые уверяют, будто бы он живет со дня на день как младенец. Я мог бы Вам привести поразительные доказательства того, как он понимает, куда идет: но теперь нельзя глаголати, скоро Вы сами увидите, что новая система заступает старую, но система, вводимая осторожно, постепенно, без торопливости и раздражения. Она не так радикальна, как многие бы желали, в том числе и Ваш покорнейший слуга, но было бы безумие, вдобавок преступное, не ценить и того, что делается: правительство русское в теперешних тяжких обстоятельствах, при теперешнем безголовьи и безлюдьн, может подлежать укоризне только за неблагонамеренность или сумасшествие, которому мы видели обильные примеры положительных, объективных деяний мы, по строгой справедливости, не вправе еще от него требовать.

Чтобы возвратиться к общественному мнению, я Вам скажу, что новое не только в головах и сердцах нашей братии, записанной в 3-ем отделении Е. И. В. канцелярии, но в головах и сердцах всех, начиная с членов императорской фамилии и до приближенных и оканчивая лакеями, кучерами и швейцарами. И не на словах только, а в уме, глубоко: так эти сорок лет перестояли и так плод их горек. Отрава течет из них в здоровые соки молодого колоса, и это все видят, все чувствуют, все рвутся вон из душной постели, в которой мы все себе бока отлежали. Из тысячи подобных фактов, которыми выражается эта основная мысль, вот Вам один пример, особенно яркий. Усопший в бозе безумец 30 лет бился с дворянством и не сумел даже кнвентаришков от него дрянных получить. А теперь, когда все были прежде убеждены, что нынешнее царство будет раем аристократии немцев и бар, — теперь вопрос об освобождении крепостных во всех устах, об нем говорят громко, об нем думают даже те, при которых прежде нельзя было намекнуть на погрешительность крепостного права, не производя в нем корч и нервических припадков. По этому щекотливому... вопросу судите об остальном. Уверяю Вас, что я говорю, имея факты под руками.

Это полное обновление, прекрасное и умилительное. И не вижу я конца этой работе возрождения. Если не дадут нам мира — народная будет война, которая подвинет все вопросы к развязке еще скорее; будет мир — он будет такой позорный и таким будет приговором сорока протекшим годам, что нельзя будет даже по материальным причинам, ввиду не только будущего, но и настоящего, оставаться при теперешнем порядке. Нас гонит вперед сама судьба, схсалившаяся, наконец, над несчастиями благородного народа, страданиями купившего право на лучшую долю…