а) Петербургский промышленный округ

В Петербургском промышленном округе основная масса фабрично-заводских рабочих была сосредоточена в городах Петербурге, Риге, Ревеле и др. Только в одном Петербурге к 1914 г. насчитывалось 250 тыс. рабочих. В столице ярче всего проявились социальные контрасты, характерные для капиталистических городов. Благоустроенные центральные районы — Адмиралтейская часть, 1-й участок Васильевской части, Казанская часть, Рождественская и др. — с роскошными дворцами и набережными заселялись представителями царской фамилии и дворцовой камарильи, высшим духовенством и чиновничеством, капиталистами. Улицы были замощены и освещены, действовали канализация и водопровод и т. д.

Пролетарии селились на дальних окраинах города и в пригородах, в неблагоустроенных, негодных для проживания домах.

Согласно данным табл. 10, в губерниях Петербургского промышленного округа в 1902 г. в городах и вне городов численность рабочих выражалась в следующих цифрах[35].

Как видно из данных табл. 10, около 70% рабочих Петербургского фабричного округа размещались в городах, где можно было снять помещение для жилья в зависимости от квалификации ра-бочего и уровня его заработной платы. Поэтому на Севере и Северо-Западе в 1897 г. из общего числа промышленных рабочих 78% проживали в снимаемых или собственных помещениях и только 22%—в помещениях от предприятия. В Петербургском уезде в фабричных казармах проживали всего 10% рабочих[36].

 

Таблица 10
Губернии Петербургского округа	В городах		Вне городов
	абс.	%	абс.	%
Архангельская	1 670	14.3	10 138	85.7
Витебская	9193	73.6	3 291	26.4
Курляндская	6 209	63.7	3 544	36.3
Лифляндская	43 593	89.4	8 000	10.6
Новгородская	586	3.7	15 301	96.3
Олонецкая	958	41.9	1 326	58.1
Псковская	925	31.1	2 049	68.9
С.-Петербургская	130 479	83.9	24 990	16.1
Тверская	4 685	16.4	23 805	83.6
Эстляндская	6 918	49.3	7 129	49.7
Всего:	205 216	67.3	99 573	32.7

По данным бюджетной анкеты С. Н. Прокоповича, распространенной в феврале—марте 1908 г. - среди наиболее грамотной, сознательной и высокооплачиваемой части рабочих столицы — членов профессиональных организаций и рабочих клубов, из 632 опрошенных 570 жили на «вольных» квартирах, снимаемых у квартировладельцев. В зависимости от заработка они снимали самые разнообразные жилые помещения. Одинокие рабочие с заработком от 100 до 500 руб. в год снимали чаще всего «углы» в комнатах. Рабочие следующих бюджетных групп (500— 800 руб.) снимали комнаты, а получавшие более 800 руб. в год — даже квартиры. При заработке до 500 руб. одинокий рабочий тратил на квартиру 13% бюджета, свыше 500 руб.— 15—17%. Семейные рабочие при доходах до 600—700 руб. в год снимали койки, «углы», полукомпаты, а при доходах 700 руб. и выше — комнаты и даже квартиры. В первом случае семейные рабочие тратили на квартиру 8—16% бюджета, во втором — 20—23%. Из 632 опрошенных на хозяйской квартире проживали всего 55         одиноких и 2 семейных рабочих[37].

Однако сведения Прокоповича, по его собственному признанию, касались наиболее обеспеченной части рабочих столицы.

Совсем иную картину дают массовые данные об окраинах Петербурга, заселенных рабочими. Как видно из данных статистического сборника «С.-Петербург по переписи 15 декабря 1900 г.», пролетарскими районами столицы, его «красным поясом», являлись отмеченные в табл. 11 районы и участки (подсчеты С. Н. Семанова)[38].

Таблица 11
Части и участки	Число жителей	Числом рабочих (без членов семей)	Отношение числа рабочих ко всему населению (в %)		Число лиц привилегированных сословий
			без семей	с семьями	всего	в % ко всему населению
3-й участок Александро-Невской части	51 848	13 646	28.5	45.0	1 905	3.6
3-й участок Нарвской части	34 610	11 745	34.0	57.8	2 285	6.6
2-й участок Васильевской части	50 292	10 676	21.3	35.2	7 561	15.0
3-й участок Васильевской части	46 497	12 537	27.0	45.9	5 626	12.1
2-й участок Выборгской части	32 362	9 691	30.1	51.2	2 905	9.0
Петергофский участок	68 899	21 554	31.3	53.2	2 408	3.5
Шлиссельбургский участок	78 714	26 181	33.3	56.6	3 203	4.1
Адмиралтейская часть	40 272	2124	5.2	8.3	8 756	21.6
1-й участок Васильевской части	34 298	2 807	8.4	14.2	10 935	31.8
Всего:	1 439 613	231 932	19.5	29.4	214 260	15.1

В приведенных 7 пролетарских районах столицы в 1900 г. число рабочих составляло 105420 человек, т. е. 37.8% всего числа рабочих в Петербурге, в то время как все население этих участков достигало лишь 29.0% общего числа жителей.

Наибольшее число рабочих, по данным табл. 11, проживало в Шлиссельбургском участке столицы. Это были металлисты и текстильщики, занятые на близлежащих заводах. Рабочие с семьями составляли около 57% всего населения участка. Вслед за Шлиссельбургским участком по числу рабочих шел Петергофский, где находился поселок Путиловского завода. Ярко выраженными пролетарскими районами являлись 3-й участок Нарвской части и 2-й участок Выборгской части.

Каковы же были условия жизни на «вольных» квартирах у петербургских рабочих?

Одним из главных показателей жилищных условий является скученность или, плотность населения, причем минимальной санитарной нормой тогда считалась 1—1.5 куб. саж. воздуха на человека. При осмотре квартир обращалось внимание также и на влажность воздуха, его температуру, освещенность помещения, наличие водопровода, канализации и т. д.

По данным фабричной инспекции, средний заработок фабрично-заводского рабочего Петербургской губ. в 1900 г. составлял 299 руб. в год, а к 1913 г. возрос до 384 р. 10 к.

Какие же «квартиры» могла снимать на указанный выше заработок подавляющая часть петербургских рабочих?

Прежде всего это были «угловые» квартиры. Сравнительно полный осмотр их санитарными врачами был произведен в Петербурге в 1904 г., когда было осмотрено 3270 квартир с 9432 комнатами. Как видно из доклада 1905 г. председателя санитарной комиссии А. Н. Оппенгейма (на тему «Угловые квартиры») в Городскую думу, в осмотренных квартирах обитало около 52 тыс. человек, в среднем по 16 человек в каждой квартире и по 5—6 человек в комнате. Как отмечалось в докладе, наибольшее число обследованных угловых квартир находилось в Александро-Невской части (614), Васильевской (563), Нарвской (429), Выборгской (381), Рождественской (315), Московской (303)[39].

При осмотре угловых квартир было обнаружено, что из-за невероятной скученности на 1 кровать приходилось по 1.8 человека, причем на большей части постелей и нар отсутствовало белье. Угловые квартиры были настолько переполнены, что единственным мерилом вместимости служила площадь пола: квартира или комната в квартире тогда считалась заполненной, когда ни в какой угол нельзя было втиснуть ни одной койки. Неизменными спутниками скученности населения являлись духота, грязь. В 25% угловых квартир отсутствовал водопровод, 27% были сырыми, темными. Санитарные врачи утверждали, что именно угловые квартиры с невероятной скученностью населения в них являются главными источниками распространения холеры и брюшного тифа. По свидетельству санитарных врачей, «угловыми» жильцами являлись главным образом рабочие и ремесленники.

Наряду с угловыми квартирами рабочие часто снимали подвальные помещения. По обследованию 1900 г., в подвальных квартирах жили 52 023 человека, что составляло 5.5% всех жителей Петербурга. В среднем в одной комнате в подвальных квартирах жили 5.3 человека. Характерно также, что 40% жильцов подвальных квартир довольствовались одной комнатой[40].

Как показали неоднократные обследования подвальных квартир, в условиях Петербурга они всегда были сырыми, с затхлым воздухом, недостатком воздуха и света и невероятной скученностью.

Санитарные врачи города пытались вести борьбу с домовладельцами в плане улучшения санитарного состояния или ликвидации подвалов, но безуспешно. В лучшем случае жилые подвалы закрывались после составления ряда протоколов, с тем чтобы через несколько недель снова открыться.

За годы кризиса жилищные условия неимущего населения резко ухудшились, так как кризис наступил и в строительном деле. Если в 90-х гг. XIX в. за строительный сезон в столице нередко возводилось более 1000 домов, то в 1900 г. — 886, в 1901 г.— всего 548. Классовая политика, проводимая правительством и капиталистами в отношении рабочего класса и отмеченная нами выше, наиболее наглядно прослеживается в строительстве жилого фонда в период империализма.

В то время как с 1890 по 1900 г. население городских частей Петербурга возросло всего на 31%, население пригородных зон, где селились рабочие,— на 140%. Если в Выборгской части за указанное выше время прирост населения составил 69.6%, то прирост новых домов по отношению ко всем построенным в городе — 8.4%; в Александро-Невской — соответственно 57.8 и 10%; в Васильевской — 43.4 и 12.8%; в Нарвской — 37.1 и 6.7%; в центральной Адмиралтейской части — 2.7 и 3.4%[41].

В результате в пригородах и пролетарских районах люди начинали селиться там, где 10 лет назад казалось еще невозможно жить. Резко возросло число подвальных квартир не только на окраинах, но и в новых домах в центре города. При ремонте домов подвалы, предназначенные для хозяйственных нужд (хранение дров и т. д.), превращались в жилые квартиры[42].

В годы реакции в столице возросло число безработных. Увеличилось и число ночлежных домов. Если в 1895 г. их было 14, то в 1908 г. уже 22, а число мест возросло с 2087 до 4952. Больше всего таких домов было в Нарвской части (7 с 2935 местами), затем в Александро-Невской (5 с 919 местами) и т. д[43].

Для облегчения острой нужды в жилищах и сохранения квалифицированных кадровых рабочих некоторые крупные фабрично-заводские предприятия строили для рабочих казармы. К концу XIX в., по официальным данным, около 10% рабочих Петербургского округа проживали в платных и бесплатных фабричных казармах. Соотношение между рабочими, проживавшими в фабричных казармах платно или бесплатно, по отдельным губерниям Петербургского округа[44] видно из табл. 12.

Таблица 12
Губернии Петербургского промышленного округа	Число живущих при фабриках
	платно	бесплатно	всего
Архангельская	6	60	66
Витебская	38	337	375
Курляндская	4 928	704	5 632
Лифляндская	4 172	596	4 768
Новгородская	203	2 030	2 233
Олонецкая	65	650	715
Псковская	9	92	101
С.-Петербургская	871	8 710	9 581
Тверская	541	5 410	5 951
Эстляндская	4	45	49
Итого:	10 837	18 634	29 471

В казармах в Петербургском округе обитало около 30 тыс. рабочих, причем 63% их общего числа жили в казармах бесплатно. В целом для Петербургского округа, в ведущих промышленных губерниях которого (Петербургской, Курляндской, Лифляндской) преобладала такая отрасль промышленности, как обработка металлов и машиностроение, число казарменных жильцов было крайне невелико. Это объясняется также и тем обстоятельством, что около 70% всех промышленных рабочих трудились в городах и, избегая, как огня, «благотворительности» фабриканта, предпочитали селиться на частных квартирах.

В Петербурге в фабричных казармах селились преимущественно низкооплачиваемые категории рабочих, например текстильщики. Большое число рабочих Петровской и Спасской мануфактур Максвеля проживало в огромном 5-этажном «Красном доме» — платной фабричной казарме. Дом был выстроен еще в начале 70-х IT. XIX в. в Безымянном иер. около Шлиссельбургского тракта напротив фабрик Максвеля, но порядки в нем не менялись и в 1900—1914 гг. В каждой каморке размещались 5—6 человек взрослых, не считая детей. Плата составляла 2 р. 25 к. с человека. Каморки были холодными, сырыми, в среднем на человека приходилось 0.5 куб. саж. воздуха. Плату высчитывали из заработка. Такой системой жилищного «обеспечения» рабочих в одном месте хозяева предприятия преследовали цель установления слежки за поведением и настроениями рабочих в нерабочее время, с тем чтобы неугодных администрации революционно настроенных рабочих немедленно лишать не только работы, но и жилища[45].

Часть рабочих Никольской ткацкой мануфактуры акц. о-ва «И. А. Воронин, Лютш и Чешер» проживала в рабочей казарме на Большом Сампсониевском пр., называемом Лаптевкой. В каждой комнате размером 10—12 м2 размещалась рабочая артель (до 20         человек) или несколько семей. Спали на нарах и даже под нарами[46].

Если в казармах Петербурга и Риги в начале XX в. уже почти не встречалось нар для спанья,[47] являвшихся рассадником различных инфекционных заболеваний, то в сельских местностях фабричного округа нары были распространенным явлением. Так, в Шлиссельбургском участке на кирпичных заводах, построенных вдоль Невы, все сезонные рабочие жили в деревянных бараках с нарами в крайне антисанитарных условиях[48].

В 1894 г. под впечатлением доклада врача М. И. Покровской «Жилища петербургских рабочих» при Обществе охранения народного здравия была создана комиссия по изысканию мер к улучшению быта рабочих. Комиссия пришла к выводу, что 76 627 рабочих столицы нужно переселить в другие дома, чтобы создать остальным рабочим сносные условия существования (до 1 куб. саж. воздуха на человека и т. д.).

Комиссия собрала сведения о деятельности учреждений общественного характера. В частности, общество для улучшения помещений рабочего и нуждающегося населения владело в начале XX   в. в Коломенской части 279 квартирами. Однако эти однокомнатные, двухкомнатные и трехкомнатные квартиры были не по карману рабочим, так как 1 куб. саж. стоила 1 руб. в месяц. В доме благотворительного общества дешевых квартир по Ярославской ул. рабочие также не жили из-за дороговизны этих квартир. Таким образом, в отношении улучшения рабочих жилищ ничего не было сделано[49].

В табл. 13 по материалам переписи 1900 г. приводятся показатели квартирной платы для 7 пролетарских частей и участков Петербурга[50].

	Таблица 13
Части и участки	Плата в год за комнату, в руб	Средняя плата в месяц, в руб.	Среднее число жителей в комнате
3-й участок Александро-Невской части	200-300	8	5.1
3-й участок Нарвской части	200-300	8.2	4.8
2-й участок Васильевской части	200-300	8.7	3.5
3-й участок	150-250	6.8	3.5
2-й участок Выборгской части	150-250	6.5	3.7
Петергофский участок	150-250	6.2	3.5
Шлиссельбургский участок	100-200	5.5	3.8

Самыми дорогими рабочие квартиры были во 2-м участке Васильевской части, а самыми дешевыми — в Шлиссельбургском участке. Величина квартплаты в среднем во всех пролетарских участках составляла 6—8 руб. в месяц из заработка 30—50 руб. (металлист), 20—30 руб. (текстильщики) и т. д. Вот почему рабочие снимали полкомнаты, «угол», койку на двоих[51].

Таким образом создавалась неимоверная скученность населения. Среди семейных рабочих широко было принято при аренде квартиры занимать с семьей одну комнату, а вторую или другие — сдавать внаем одиноким рабочим со столом и прочими услугами. В Петербурге из 307 обследованных семей рабочих сдавали помещения 53 (обследование Прокоповича), у текстильщиков — из 27 обследованных семей — около 30% (обследование Давидовича). Для сдающих помещения семейных рабочих доход от жильцов составлял в среднем 25.7% суммы годового заработка. Этот доход являлся не только существенным дополнением в приходном бюджете, облегчавшим материальное положение семьи рабочего. Он позволял семейному рабочему улучшить далеко не блестящие жилищные условия: его семья могла занимать не «угол» или полкомнаты, а целую комнату[52].

Отмеченные выше скученность населения, сырость, недостаток воздуха и света, антисанитарное состояние помещений вызывали повышенную смертность в рабочих кварталах. По материалам переписи населения Петербурга 15 декабря 1900 г., средняя смертность населения столицы составляла 24 человека на 1000 жителей. Ниже она была в тех участках, где на комнату приходилось менее 1.53 человека. Так, если в 1-м участке Адмиралтейской части в 1900 г. в среднем умерло 12.8 человек на 1000 жителей, в 3-м Литейном и 1-м Спасском — 15.7, то в 3-м Рождественском и других рабочих районах смертность доходила от 32.5 до 38.0 на 1000 жителей[53]. Такая же высокая смертность в рабочих районах, о чем писала рабочая легальная большевистская газета «Звезда», отмечена была и переписью населения Петербурга 15 декабря 1910 г. Эту необычайно высокую смертность населения в рабочих районах Петербурга «Звезда» квалифицировала как «факт массового социального убийства, факт истребления тысяч человеческих жизней во славу накопления капитала»[54].

Как уже отмечалось выше, у передовой революционно настроенной интеллигенции возникла мысль помочь самим рабочим организовать жилищное строительство на кооперативных началах и без участия капиталистов, использовав для этого систему кредитования через строительные банки[55].

В Петербурге таким человеком, мечтавшим постепенно переселить рабочих из трущоб в светлые и просторные жилища, был архитектор В. П. Кондратьев. Его поддержал Г. М. Кржижановский, познакомивший Кондратьева со студентами, инженерами, передовыми рабочими. Кондратьев разработал кооперативный устав Общества взаимного благоустройства жизни семейных рабочих. Цель общества заключалась в строительстве образцовых жилищ для рабочих столицы. Проект устава рассматривался в Министерстве внутренних дел в течение 5 лет и был утвержден лишь в революционном 1905 г. Несмотря на это, Кондратьев в 1904 г. начал строительство рабочего городка-коммуны на первых порах на свое имя, с тем чтобы позднее, когда будет утвержден устав строительного рабочего кооператива, перевести постройку на имя общества. Уже летом 1904 г. вступил в строй главный корпус первой очереди на углу Смоленской и Лубянской улиц. Этот очень большой по тому времени шестиэтажный дом имел мусоропровод и мусоросжигательную печь, бесплатные бани для жильцов, библиотеку, музыкальную комнату и т. д. В память о крепости, сооруженной русскими инженерами и сданной японцам после 8-месячной осады, В. П. Кондратьев назвал этот дом «Порт- Артуром». По указанию Министерства внутренних дел банк отказал Кондратьеву в кредитах, и ему пришлось во избежание провала дела пойти в кабалу к ростовщикам. Вскоре вошел в строй второй дом, который назвали «Маньчжурией». Из-за отсутствия средств постройку домов третьей очереди пришлось приостановить[56].

Отвратительные условия быта губили прежде всего детей. То и дело вспыхивали эпидемии дифтерита и скарлатины, а среди всех возрастов населения — эпидемии сыпного и возвратного тифа, особенно сильно поражавшие жильцов угловых квартир, ночлежных приютов и постоялых дворов[57]. Летом 1900 г. в Петербурге участились заболевания натуральной оспой. 6 апреля 1913 г. на заседании Биологического отделения Русского общества охранения народного здравия в докладе д-ра С. Тржецяка отмечалось заболевание проказой в 59 губерниях России. Эта страшная болезнь угрожала и Петербургу, так как в прибалтийских и Петербургской губерниях в 1910 г. насчитывалось несколько сотен прокаженных, причем многие из них жили совместно со здоровыми. Кроме того, жители уездов, особенно пораженных проказой, например Ямбургского, занимались «отхожими промыслами в Пе-тербурге и его окрестностях — чернорабочие, извозчики, прислуга, кормилицы и т. д.»[58].

Самоотверженная деятельность санитарных врачей по обследованию домов и приусадебных участков положительных результатов не имела, так как доклады и протоколы обследований отсылались в Городскую думу, где и клались под сукно. Таким образом, санитарные врачи не имели никакой реальной силы и деятельность их не приносила осязаемых результатов. Иногда санитарное состояние осматриваемых жилищ или дворовых сооружений было столь вопиющим, что санитарные врачи были вынуждены составлять полицейские протоколы из-за нарушения обязательных постановлений. Но и эти протоколы оставались без ответа, и указания врачей не выполнялись домовладельцами[59].

В связи с тем что губернские присутствия по фабричным и горнозаводским делам были лишены права издавать обязательные постановления по улучшению жилищ для рабочих, фабричная инспекция официально была отстранена от наблюдения за их устройством и содержанием. Меры нравственного воздействия на домовладельцев и предпринимателей, попытки обращения к гласности и другие подобные меры с целью улучшения рабочих жилищ приводили к обратным результатам: предприниматели в связи с необязательностью для себя таких постановлений и чаще бесплатностью квартир для рабочих в случае настойчивых требований фабричных инспекторов об их улучшении вовсе закрывали рабочие казармы[60].

Таким образом, неоднократные обследования санитарными врачами состояния квартир, наиболее неудовлетворительных в санитарном отношении, — угловых, подвальных и ночлежных домов, где в рассматриваемый период обитали более 120 тыс. столичных жителей, постоянно подвергавшихся тяжелейшим эпидемиям холеры и тифа, болевших туберкулезом, цингой, малокровием, ярко изобличали классовую политику царизма и капиталистов.

Русские врачи писали, что жилища трудящегося люда столицы Российской империи приобрели дурную известность и за границей, где сообщалось, что «в Петербурге рабочие без различия пола и возраста живут в холодных и старых помещениях, часто без постелей, спят этажами в четыре постели»[61]. С горечью делали врачи вывод о том, что им остается лишь без конца описывать жилищные условия рабочих Петербурга, так как они не в состоянии оказать практическую помощь.

 

Рабочие большевистские легальные и нелегальные газеты не-однократно отмечали, что проезд в трамвае не по средствам рабочим. «Рано утром, — сообщалось в «Звезде», — по Каменноостровскому просп., через Троицкий мост и Марсово поле тянутся вереницы рабочего люда. Идут они на работу откуда-нибудь из-за Нарвской или Московской заставы на другой конец города. Такое же движение совершается и по другим улицам и мостам столицы. Трамвай еще не идет... Часу в седьмом вечера подобное же шествие можно наблюдать в обратном направлении. И так каждый день». Рабочие не могли пользоваться трамваем, так как проездная такса для рабочих не была пониженной, а «лишний пятак рабочему человеку всегда дорог»[62].

Даже на заседаниях Городской думы неоднократно отмечалась необходимость понижения тарифов для проезда в столичном трамвае. При этом обращалось внимание на то, что тариф на проезд в петербургском трамвае превышал самый высокий в Западной Европе тариф — парижский. Этот огромный косвенный налог падал прежде всего на жителей окраин, главным образом рабочих. Выдвигались, кроме того, требования об уравнении тарифа на все расстояния[63].

Водоснабжение и канализация в столице находились в столь вопиющем состоянии, что была создана правительственная канализационная комиссия. Она обнаружила, что установленные законом сроки представления проектов водоснабжения столицы и сооружения канализации были сорваны Городской думой, в связи с чем рассматривался вопрос об изъятии этого дела из ведения городских властей и передачи его под контроль правительства[64].

Таким образом, царские власти до начала первой мировой империалистической войны так и не сумели справиться с проблемами водоснабжения и канализации столицы. Затем в связи с войной и социальными потрясениями перед царским правительством и буржуазией встали другие первостепенной важности проблемы.

Если бытовые условия даже сравнительно сносно оплачиваемых фабрично-заводских рабочих столицы представляли собой крайне неприглядную картину, то условия быта рабочих других категорий наемного труда были еще более тяжелыми.

В Петербургском промышленном округе трудилась большая армия судорабочих, так как наибольшая масса грузов (продовольствия, сырья для промышленности, топлива, строительных материалов и различных товаров) подвозилась в судоходное время по Неве[65]. Огромная армия судорабочих и грузчиков трудилась на волжских пристанях и других судоходных реках России. Общее число судорабочих с 1900 по 1913 г. возросло с 400 до 500 тыс. человек[66].

Весь навигационный период (7 мес в году) судорабочие имели своим жилищем старые и темные трюмы, расположенные на днище парохода. Потолком им служила палуба. Стены этих не пригодных для жилья помещений были покрыты плесенью, вентиляция отсутствовала, так как трюмные люки наглухо закрывались. Рабочие фактически и жили и спали на нарах: из-за формы днища парохода на корме и на носу, где обычно в трюмах жили судовые команды, пола почти не было. На нарах матросы хранили еду и одежду[67]. На некоторых судах рабочих, особенно после 1905 г., размещали в каютах, но лучше от этого не стало. В любую погоду им приходилось спать на палубах, потому что в каютах бывало темно и тесно, царила грязь. На судах не существовало ни бань, ни прачечных, ни обмывален. Матросы мылись, а также стирали и сушили белье там же, где и работали[68].

После окончания навигации судовладельцы нанимали для своих команд зимние квартиры. По свидетельству санитарных врачей, эти квартиры были непригодны для зимнего жилья. Дома, освидетельствованные врачом А. Ф. Никитиным, не имели сеней, и жилые комнаты имели выход прямо на улицу. Они отапливались железными печками и так же быстро остужались, как и нагревались. Около 80% всех обследованных грузчиков ютились в квартирах, где на человека приходилось менее 7г куб. саж. воздуха, т. е. грузчики жили в менее благоприятных условиях, чем ночлежники Хитрова рынка в Москве: комнаты были переполненными, холодными, сырыми и неимоверно гряз-ными. Кроме того, в затонах Волги часть рабочих ютилась в землянках, где содержание углекислоты в воздухе в 2 раза превышало норму[69]. В конце 1903 г. в Нижнем Новгороде на съезде судоходных деятелей В. Я. Канель отметил, что при обследовании санитарными врачами быта рабочих образ действий судохозяев по отношению к рабочим выступил во всей своей неприглядности, и сделал вывод, что правительство окажет судорабочим помощь лишь тогда, когда их поведение будет угрожать общественному спокойствию и безопасности[70].

Тяжелыми были также условия быта рабочих и на судах дальнего плавания. Так, суда Русского общества пароходства и торговли «Ропит»[71] не только не модернизировались, а приходили в полную негодность. Г. А. Горбунов, следовавший в 1910 г. судовым врачом в Александрию на лучшем пароходе общества, в докладе, представленном им во II отделение Русского общества охранения народного здравия, писал, что этот пароход вышел в рейс без технического осмотра и ремонта и представлял из себя «нечто до такой степени антигигиеническое, изобиловавшее крысами и всякой живностью, что думать об удобствах не только команды, но и пассажиров нельзя было»[72]. Получая от государства ежегодно субсидию более 1 млн. руб., «Ропит», пользуясь своим монопольным положением в торговле с Персией, Турцией* Египтом, Грецией, и не думало о создании сколько-нибудь нормальных условий труда судовым командам.

Лесное общество в Петербурге собрало анкетным способом сведения о положении в 1905—1906 гг. более 1 млн. лесных рабочих в 200 лесничествах Европейской и Азиатской России. В числе других стоял и вопрос о жилищах рабочих[73].

При всей своей неполноте данные анкеты давали сведения о труде рабочих на лесной площади в более чем 10 млн. дес. На этой огромной территории осенью, зимой и ранней весной трудились сотни тысяч людей. В лес шли мужчины, женщины и даже дети, шли издалека, со своими топорами, пилами, ехали на повозках. Большая часть лесопромышленных рабочих трудилась в лесах Севера, где условия их труда и быта были особенно тяжелыми.

Олонецкий губернский комитет по нуждам сельскохозяйственной промышленности и большинство земских организаций не раз возбуждали перед лесопромышленниками вопрос об улучшении условий труда и быта рабочих на лесных промыслах, подчеркивая их неприглядность. Отмечались нетерпимые жилищные условия.

Лесопромышленники совершенно не заботились о жилье и других условиях быта и труда лесных рабочих. Добравшись до места, рабочие разбивались на артели и устраивали временные жилища типа шалашей или избушек без пола с печкой из булыжника посередине. В такую избушку в 4 кв. саж. набивались до 20—30 человек взрослых (мужчин и женщин) и даже детей, причем подобные жилища были характерны для 66% лесничеств России. Не говоря уже о крайней перенаселенности, они были темными, сырыми, грязными и опасными для жизни и здоровья рабочих[74].

Весной в условиях сплавной горячки, пока река не обмелела, работали днем и ночью. В пунктах сплава скапливалось много рабочих, но не было ни бараков, ни других жилищ и рабочие спали на голой земле под открытым небом, в сырости и на холоде. Совершенно антисанитарными были условия труда на заланях, например Чоглинской на р. Ояти, где собиралась огромная масса сплавщиков. Земская медицинская статистика установила, что только травматические повреждения получили 25—30% работающих. Тиф, бронхит, плеврит, ревматизм и особенно цинга поражали сплавщиков. Тем не менее они были вынуждены соглашаться на любые условия. Дети получали 10 коп., женщины — 15, мужчины — 20 коп. в день на своих харчах[75].

Как только прекращалось поступление талой воды и мелели ручьи и реки, утихала сплавная горячка. Подавляющая часть лесных рабочих уходила на полевые работы в свое хозяйство либо искала для себя другие заработки.

---

[35] Погожев А. В. Учет численности и состава рабочих в России. Материалы по статистике труда. Спб., 1906, Приложение. Табл. I, с. 2— 17. (Проценты подсчитаны автором).

[36] Кирьянов Ю. И. Экономическое положение рабочего класса России накануне революции 1905—1907 гг., с. 169—170.

[37] Прокопович С. И. Бюджеты петербургских рабочих. — Записки Русского технического общества (далее — РТО), 1909, № 2, с. 53, 61—64.

[38] Семанов С. Н. Петербургские рабочие накануне первой русской революции. М.; Л., 1966, с. 148. Для сравнения в табл. И приведены два центральных района столицы: Адмиралтейская часть и 1-й участок Васильевской части.

[39] Кашкадамов В. П. Санитарные условия жилищ в С.-Петербурге. — Журн. Русского общества по охранению народного здравия,

1909, № 5, с. 10—13.

[40] Там же, с. 14. Холерная эпидемия 1908 г. поразила 8630 человек, главным образом ягателей угловых квартир. Главная причина холерной эпидемии и пришедшей ей на смену эпидемии брюшного тифа — антисанитарное состояние столицы и отсутствие удовлетворительных водоснабжения и канализации. Население городских частей, расположенных по левую сторону Невы до Обводного канала, пило фильтрованную невскую воду, проведенную в водопроводные трубы из середины глубокого невского русла. Живущие же за Обводным каналом, как и жители Васильевского острова, Выборгской и Охтинской частей, пили нефильтрованную воду. К тому же городские фильтры были не в состоянии очистить всю массу воды. См.: Блюменталь Ф. М. Петербург и Москва перед лицом холеры.— Журн. Русского общества охранения народного здравия, 1909, № 1, с. 21—27.

[41] Семанов С. Н. Указ. соч., с. 157—158.

[42] Биншток В. Й. Где и как ютится петербургская беднота, с. 119—120.

[43] Влюменталь Ф. М. Петербург и Москва перед лицом холеры, с. 16-18.

[44] ЦГИА СССР, ф. 37, оп. 58, д. 237, 1902. — По вопросу об улучшении быта рабочих, л. 25 об.—26 об.

[45] Скородников Г. М. «Рабочий». Очерк истории ордена Октябрьской революции прядильно-ткацкой фабрики «Рабочий». JL, 1971, с. 29— 34; Воспоминания Ивана Васильевича Бабушкина. М., 1951, с. 37—43.

[46] «Красный маяк». История комбината технических тканей. Л., 1977, с. 26-27.

[47] При упоминавшемся выше обследовании угловых квартир Петербурга, произведенном в 1904 г., комиссия Городской думы обнаружила всего 375 нар.

[48] Отчет санитарного врача С.-Петербургского земства Н. Н. Рубеля по Шлиссельбургскому уезду за 1902 г. —В кн.: Отчеты санитарных врачей Петербургского губернского земства за 1902 г. Спб., 1903, с. 182—183.

[49] Биншток В. И. Где и как ютится петербургская беднота, с. 125—126.

[50] Семанов С. Н. Укав, соч., с. 154. Таблица приводится не полностью.

[51] Свирский А. И. Записки рабочего. М.; Д., 1925, с. 21; Канатчиков С. Из истории моего бьттия. М., 1932, с. 156—157.

[52] Овсянников В. Довоенные бюджеты русских рабочих. — Вопросы труда, 1925, № 7—9, с. 59—60.

[53] Биншток В. И. Где и как ютится петербургская беднота, с. 116-117.

[54] Ольминский М. Жизнь и цифры. — Звезда, 1911, 30 апреля, № 20.

[55] Так, Кредитный строительный банк оплачивал векселя за земельный участок, строительные материалы и рабочую силу, получая 5% годовых под залог начинаемой постройки, а затем — под каждый возводимый этаж.

[56] Быстров С. В. Дом для рабочих и его создатель. — Вопросы истории, 1978, № 12, с. 202—205

[57] Ольминский М. Жизнь и цифры.

[58] Тржецяк С. Проказа в библейские времена и в настоящее время, с обращением особого внимания на положение вопроса о проказе в России. — Журн. Русского общества охранения народного здравия, 1913, № 5-6, с. 19-22.

[59] Рубель А. Н. Очерк врачебно-санитарной организации Петербурга. — Русский врач, 1904, № 7, с. 249—250.

[60] См.: Гвоздев С. Записки фабричного инспектора (из наблюдений и практики в период 1894—1908 гг.). М., 1911, с. 151—155.

[61] Губерт В. О. Деятельность Общества охранения народного здравия по борьбе с жилищной нуждой в Петербурге. — Шурн. Русского общества охранения народного здравия, 1909, № 6, с. 32.

[62] Старте Л. II. Неотложная нужда, — Звезда, 1911, 9 апреля, № 17.

[63] К вопросу об эксплуатации трамвая. — Торгово-промышленная газета, 1910, 6 февраля, № 31 Достаточно отметить, что в Петербурге проезд на некоторые расстояния стоил 15 коп. (в Берлине 4.6 коп. на любое расстояние).

[64] О принудительном оздоровлении столицы. Хроника. — Там же, 1913, № 3—4, с. 135.

[65] Крузе Э. Э. Транспорт, торговля, кредит.— В кн.: Очерки истории Ленинграда. М.; Л., 1956, т. III, с. 61—62. Следует при этом учесть, что Нева являлась только частью целой водной системы, через которую прибывали в Петербург и вывозились отсюда различные товары. В эту систему входили Нева, Ладожское озеро, сеть приладожскнх каналов (Мариинская система и др.) и Волга.

[66] Рашин А. Г. Формирование рабочего класса России. М., 1958, с. 127—130.

[67] Канель В. Я. Судорабочие и судовладельцы. М., 1906, с. 13—15.

[68] ЦГИА СССР, ф. 23, оп. 7, д. 433, 1905—1906. — Об облегчении труда грузчиков на волжских пристанях, д. 18.

[69] Материалы для изучения санитарного состояния внутренних водных путей. VII. Очерк санитарно-экономического положения грузчиков яа Волге санитарного врача А. Ф. Никитина. Спб., 1904, с. 142—153; Никитин А. Ф. Зимовки судовых команд в затонах р. Волги.— В кн.: Сб. отчетов и докладов врачей санитарного надзора на pp. Волге и Каме и на Мариинской системе за 1903 г. Спб., 1904, с. 136—144.

[70] Канель В. Я. Судорабочие и судовладельцы, с. 26—28.

[71] Акц. о-во «Ропит» — Российское общество пароходства и торговли— монополизировало внешнюю торговлю России с Ближним Востоком, на Черном море и т. д. В рассматриваемое время у общества насчитывалось 76 крупных пассажирских и грузовых судов, не считая мелких, свое управление, угольные копи, школа моряков и т. д.

[72] Горбунов Г. А. Врачебно-санитарное дело на морских пароходах Ближнего Востока в связи с развитием наших торговых сношений. — Журн. Русского общества охранения народного здравия, 1913, № 3—4, с. 37—54.

[73] Чистосердов А. П. Некоторые данные по вопросу о страховании лесопромышленных рабочих. — Тр. Вольного экономического общества (далее —Тр. ВЭО), 1908, № 6, с. 1—8.

[74] Там же, с. 2—3; И. JI. Положение рабочих на лесных промыслах Олонецкой губ. — Торгово-промышленная газета, 1909, 4 сентября, № 198.

[75] Там же.