Заключительное слово К.Е. Ворошилова на заседании Военного совета при НКО СССР. 19 октября 1936 г.

Заключительное слово К.Е. Ворошилова на заседании Военного совета при НКО СССР[1]

19 октября 1936 г.

Товарищи!

Текущий год для нашей страны был годом огромного напряжения труда и успехов во всех областях государственной, общественной, народно-хозяйственной и культурной жизни. 170-миллионный народ, имея в своем авангарде пролетариат с великой партией Ленина—Сталина, ведомый своим вождем — великим Сталиным, одержал в текущем году новые, блестящие успехи в деле строительства социализма.

Вторая пятилетка блестяще идет к своему досрочному завершению, предопределяя собой еще более бурное и славное будущее третьей и последующих социалистических пятилеток.

Наша страна в целом, культурность народных масс, организованность государства достигли такого уровня, когда встречающиеся на нашем пути трудности теперь уже не могут служить препятствием непрерывному поступательному движение нашей страны.

Стахановское движение во всех областях промышленности и транспорта дало и дает блестящие результаты. Они общеизвестны и мне нет надобности о них распространяться.

Развернувшееся с прошлого года социалистическое соревнование лучших мастеров земледелия, постепенно охватывающее все более широкие массы колхозников и работников совхозов, уже дало свои самые превосходные плоды. Этот год, как известно, был годом исключительной засухи. Много десятилетий не было такого жаркого и сухого лета, как в этом году. И невзирая на это, наши колхозы и совхозы собирают урожай, равный прошлогоднему, а во многих местах и выше прошлогоднего. В былые времена такая засуха предопределяла огромный недород хлебов, а, следовательно, и все последствия из этого вытекающие.

Теперь не то. Мы не получили блестящего урожая, на который рассчитывали все и который получили бы при благоприятных климатических условиях. Но нет и в помине того, что обязательно постигло бы наш народ, если бы он пребывал в прежнем своем беспомощном и безрадостном положении. Социалистическая форма организации нашего сельского хозяйства, плюс передовая и в массовом масштабе сельскохозяйственная техника и сознательная работа передовых элементов в колхозах и совхозах, а также огромный политический и культурный рост всего колхозного населения сделали то, что даже природа вынуждена была отступить.

Таким образом мы вступили в следующий двадцатый год пролетарской революции во всеоружии для дальнейшей борьбы за новые, еще большие успехи социалистического строительства на всех участках работы.

Всенародное обсуждение и одобрение проекта Сталинской конституции, такое же общенародное обсуждение проекта закона о запрещении абортов, народная волна, захватившая собой все уголки страны в деле помощи борющейся за свое существование демократической Испании, — все эти факты непреложно свидетельствуют о подлинной консолидации нашей великой Родины, о беспредельной преданности всех трудящихся коммунистической партии, о безграничной любви и преданности своему несравненному учителю и вождю великому Сталину.

Контрреволюционная, разбойничья шайка троцкистско-зиновьевских бандитов, вставшая на путь объединения с гестапо и готовившая, совместно с последним, террористические акты против членов ЦК и правительства, была вовремя раскрыта и пролетарским правосудием покарана. Троцкий, Зиновьев и иже с ними пошли на услужение мировому фашизму, превратились сами в доподлинных фашистов.

Начав борьбу с партией, доказывая невозможность построения социализма в одной стране, эти предатели кончили убийством лучшего борца за социализм — Кирова — и организацией десятков других убийств. Весь наш народ, все честное во всем мире с презрением и проклятьем отвернулись от людей, некогда претендовавших на руководящие роли в нашей стране.

Таковы, товарищи, вкратце основные факты из области внутреннего положения нашей страны.

Международная обстановка этого года была и остается чрезвычайно обостренной. Япония на Востоке, Германия на Западе были и остаются, как в свое время сказал т. Сталин, очагами войны. И Япония, и Германия, особенно Германия, за последнее время, неприкрыто на весь мир вещают, что они готовятся к борьбе с мировым большевизмом и в первую очередь с его источником — Москвой.

Нюрнбергский съезд германских фашистов был образцом наглости, бахвальства и угроз по адресу Советского Союза и его руководителей. Гитлер и его помощники так разошлись, что даже многие реакционные буржуазные политики и публицисты вынуждены были отметить невменяемость этой шайки.

Но, так или иначе, эти господа существуют на свете, ведут огромную работу по скорейшему завершению строительства своих вооруженных сил и одни открыто заявляют, что готовятся к экспансии на восток, а другие — что они самим провидением предназначены двигаться [с востока] на запад, вплоть до Уральских гор.

Урал, Илья Иванович (обращаясь к командующему УрВО т. Гарь-кавому), вообще стал теперь популярным. Его в своих высказываниях часто упоминают японские фашисты — самураи, он глубоко запал в душу и германским самураям от фашизма. И те, и другие грозятся двигаться прямо на Урал; и те, и другие подводят под свои мечтания исторические, этнографические и вообще всякие прочие разбойничьи теории. Как бы там ни было, но в этих высказываниях оголенно выступают, представляются мечты не отдельных маньяков, не отдельных безответственных, продажных писак, — нет, это «теории», настроения людей, сидящих у кормила правления огромными государствами, имеющих уже сегодня первоклассные вооруженные силы.

Италия, ранее открыто не бряцавшая против нас оружием, теперь все чаще и чаще выступает в унисон с фашистской Германией. Англия и Франция, да отчасти и САСШ, напуганные единым фронтом и последними событиями в Испании, ведут себя таким образом, что гитлеровская Германия, распоясавшись, теперь уже открыто делает все для ускорения начала войны, которой все, на словах, так боятся. Наши ближайшие соседи ведут себя по-прежнему далеко не добрососедски и, разумеется, ждать добра от них также не приходится. Война приближается с головокружительной быстротой. Войне противостоит только Советский Союз, только мы и наша славная Рабо-че-крестьянская Красная армия.

Вот в двух словах условия, обстановка, в которых протекала работа командиров, политработников и всей Рабоче-крестьянской Красной армии в истекшем учебном году.

В основных докладах и в выступлениях товарищей с мест на данном заседании Военного совета были с достаточной полнотой отмечены как положительные, так и отрицательные стороны нашей работы. В этом году, как никогда, пожалуй, громко прозвучали слова докладчиков и ораторов о наших больших достижениях в укреплении Красной армии. Буквально все товарищи отмечали крупные успехи во всех родах войск и во всех направлениях нашей работы. Так и должно быть, товарищи! Рабоче-крестьянская Красная армия и начальствующий состав работали много, напряженно и, что особенно радует, с определенными зачатками культурности. К сожалению, пока еще не абсолютно культурно, как хотелось бы, но повторяю и подчеркиваю — с явными зачатками культурности. Отсюда достижения и успехи, отсюда и ликвидация того, что нас так печалило в прошлом: ликвидация разнобоя, разнотипности в работе и достижениях по округам. Но дело, товарищи, сейчас не в этом. Разумеется, мы не можем не радоваться нашим успехам, которые теперь уже никто не оспаривает. Они, эти успехи, бесспорны. Удивляться этому не приходится. И в прошлом году, и в этом году мы должны были бы удивляться совсем другому — тому, ЧТО при всех наших достижениях, мы все же не выполняем полностью собственных своих обязательств. Вы только вдумайтесь, товарищи! Рабоче-крестьянская Красная армия пополняется лучшими людьми, лучшей молодежью, какая только имеется в нашей 170-милли-онной стране. Рабоче-крестьянская Красная армия — самый сколоченный и наиболее дисциплинированный организм во всей системе нашего государства. Мы представляем собой коллектив людей, которые главным образом занимаются самообучением и обучением других. Успехи в этих областях для нас естественны. И поэтому, повторяю, удивляться мы должны не тому, что имеем немалые достижения, а тому печальному факту, что задачи и обязательства, которые здесь на этих заседаниях ежегодно устанавливаем и на себя берем, мы сами же полностью не выполняем.

Вот это меня, да и всех вас не может не волновать. В самом деле, почему из года в год задачи, нами же перед собой поставленные, мы все же не выполняем? РККА — это школа, мастерская и в то же время это живой, готовый в любую минуту к действию организм. В РККА в нашей работе, весьма сложной и своеобразной, мы — начальники и командиры — выступаем в двух лицах. Мы, во-первых, своеобразный коллектив учителей и в то же время — во-вторых — организаторы своего сложного дела.

Первую свою функцию — учителей (когда выступаем в роли пропагандистов) мы осуществляем неплохо. Но вот, когда мы выступаем в качестве организаторов, тут зачастую дело идет у многих из нас плохо. Организаторы мы пока что неважные. Это, товарищи, нужно прямо сказать. И сколько бы мы себя ни хвалили, сколько бы ни ссылались на имеющиеся у нас большие достижения (они, по сравнению с достижениями прошлых лет, без сомнения, велики и на это закрывать глаза не следует) надо признаться, что как организаторы мы еще слабы. Чем же иначе объяснить те порою прямо вопиющие недочеты, которые имеют еще место буквально по всей линии нашей работы? Чем же иначе объяснить серьезные пробелы, которые мы с начальником Генерального штаба и Михаилом Николаевичем Тухачевским, да и вы сами наблюдали, а потом разбирали и критиковали на только что закончившихся учениях и маневрах в округах. Недочетов, товарищи, в организации и проведении этих учений и маневров было уйма. Они имелись во всех округах, где мы были, причем почти однообразные, они имелись почти во всех родах войск и являлись однотипными. Сплошь и рядом эти недочеты настолько до обидного были оголены, что, казалось, нужно было просто-на-просто немножечко внимательности, немножечко здравого смысла, чтобы этих досадных и неприятных вещей избежать.

Перехожу к рассмотрению основных недочетов. Думаю, что вы не будете меня особенно ругать за то, что я не остановлюсь специально на достижениях. О них много говорилось в выступлениях и докладах, и они, как я уже сказал, не вызывают и у меня сомнений, так как своими глазами эти достижения наблюдал в четырех округах. Да и обязаны мы больше говорить не о наших достижениях, а о недочетах, о путях их скорейшей и полной ликвидации, о том, как избежать их на будущее время, тем более что все эти недочеты вследствие целого ряда причин, а часто без всяких причин, из года в год повторяются. Причем, если в прошлые годы эти недочеты, если можно так сказать, в таких же размерах и такого же характера были если не терпимы, то объяснимы, то в этом году они просто-напросто режут глаза и слух, они буквально вопиют.

Возьмем нашу пехоту. Какие недочеты имеются в пехоте? Я не помню, как у нас записано о пехоте в проекте приказа, но одно записать в нем надо бесспорно: пехоте мы обязаны уделить елико возможно больше внимания. Сейчас сплошь и рядом, даже в наших лучших округах, где пехоту любят также как и остальные роды войск, она выглядит жалкой. Мы пехоту слишком обираем людьми. Будучи заняты по горло всякими большими делами, в частности авиацией, танковыми частями, мы не особенно внимательно следим за тем, что делается в наших пехотных частях. Организация пехоты, работа пехоты на поле боя, подготовка командного состава пехоты, — все эти вопросы зачастую выпадают с поля зрения наших штабов, наших управлений и, следовательно, не получают своего полного и своевременного решения.

Что мы видели на учениях 1936 г.? Надо прямо сказать, товарищи, что наша пехота наступать не умеет и не желает применяться к местности. Наступление пехоты ведется примитивнейшим, допотопнейшим способом. Я видел пехотные части, наступающие хуже, чем в 1918 году наступали партизанские отряды, которые этому искусству обучались только в ходе боя.

Пехота в своем значительном большинстве не умеет обороняться от авиации, не умеет быстро расчленяться на походе при появлении авиационных частей. Пехота очень слабо (правда, не только она, но она в особенности) обучена обороне.

Все это имело место во всех округах, где мне приходилось быть в этом году на войсковых учениях и маневрах, и все это мы должны изжить во что бы то ни стало. Пехота заслуживает того, чтобы ею занялись по-настоящему. Сколько бы мы ни имели танковых частей, авиации, химических и иных средств борьбы, — пехота пока что остается основным и главным родом оружия. Без пехоты ни танки, ни авиация решить своей боевой задачи полностью не могут. Без современной, по-настоящему организованной, хорошо обученной пехоты никакая армия обойтись не сможет.

Перехожу к коннице. Что из себя представляет в современных условиях войны наша конница? Ответ один — очень серьезный род войск. Мы ее, нашу конницу, оснастили, и довольно основательно, новой техникой. Кавалерийская дивизия имеет артиллерийский полк, танковый полк, прекрасно оснащена пулеметами. Но действовать по-новому наша конница еще не обучена и не умеет.

Я не знаю, согласится ли со мной Семен Михайлович[2]. Как старый кавалерист, он любит конницу, так сказать, в чистом ее виде и ему, вероятно, жалко терять конницу, какой она была веками. Но должен прямо сказать, у меня создается впечатление, что коннице в нынешних условиях войны, при современной технике врага, когда тебя огнем поливают и с земли, и с воздуха, да еще к этому прибавляется химия, — в этих условиях коннице вести борьбу будет очень трудно. Конь — это бедное животное, довольно значительного объема, — в современном бою попадет в очень тяжелое положение. Выступавшие здесь товарищи совершенно правильно отмечали, что спешенный бой кавалерийских частей в современных условиях необходим. Это, пожалуй, бесспорно. Однако не следует забывать, что спешенная кавалерийская часть ослабляет свою силу, ибо только две трети смогут принять участие в бою, а одна треть должна охранять лошадей. Кроме того, спешенной коннице сможет нанести страшный урон авиация, в частности штурмовая авиация, особенно, если она к тому же снаряжена химическими средствами.

Нужны какие-то организационные меры для того, чтобы это уязвимое место кавалерии ликвидировать. Мы мимо этого пройти никак не можем. Я говорил с Семеном Михайловичем*, с некоторыми командирами кавалерийских корпусов, не целесообразно ли было бы, хотя бы в порядке опыта, заменить в дивизии один кавалерийский полк — стрелково-пулеметным полком. В этом случае кавалерийская дивизия имела бы два кавполка, артиллерийский, танковый и стрелково-пулеметный полк. Может быть, такая кавалерийская дивизия будет более приспособлена к современным требованиям боя, не будет вынуждена так часто, как это сейчас делается, спешивать своих бойцов. Спешивание, мне кажется, мало эффективно в боевом отношении.

Касаясь строевой и тактической подготовки конницы, я не могу не отметить значительных достижений. Но и в этой области, товарищи, еще много серьезных недостатков. На переходах нет еще рассредоточенного движения. Конница, как правило, идет густыми колоннами, сплошь и рядом не желает считаться и пренебрегает возможностью нападения на нее с воздуха, не обучается искусству быстрого рассредоточения для того, чтобы укрыться от авиации противника. Этими необходимыми приемами конница на сегодняшний день не овладела.

Конницы у нас, товарищи, очень много. Она составляет значительный процент наших вооруженных сил. Но если мы ее заблаговременно не обучим в соответствии с требованиями современного боя, если не продумаем до конца ее организации, то на первых же порах будущего боя поставим конницу в очень трудные условия.

Танковые части. Здесь много говорили о танках и мотомехчастях. Но, мне кажется, товарищи, что полной договоренности в отношении этого важнейшего рода войск у нас нет. У меня создается такое впечатление, что мы, Михаил Николаевич[3], прячемся от решения большого и серьезного вопроса: как применять танки и танковые части в бою. А применять их мы не умеем. Если и в дальнейшем дело будет обстоять так, как до сих пор, то наши танки в лучшем случае будут представлять собой вспомогательное и, во всяком случае, не грозное — как это мы часто повторяем — оружие. Самостоятельным, ударным, дальнобойным, могущим решать большие задачи боя или операции родом войск танки при нынешней нашей тактике никак не являются.

Наши танкисты владеют танком чудесно, во многих случаях просто виртуозно. Вождение танкового подразделения, до батальона включительно, даже на значительном пространстве, идет великолепно. А вот в бою танки слепы, тыкаются куда и как попало, не находят своих целей, налезают друг на друга, расстреливаются «противником» в массовых размерах.

Придется, товарищи, основательно подумать над вопросом о тактике танков. Мы должны добиться, чтобы танки выполняли ту большую задачу, которую они обязаны выполнять по нашему представлению. А сейчас они этого не могут.

Говорят, что танки в бою слепые потому, что у них нет танка разведки, нет командирского танка, из которого можно было бы обозревать местность, руководить и командовать в бою всеми танками части...

Тухачевский. Нужен командирский перископ.

Ворошилов. Может быть, командирский перископ в обыкновенном танке, может быть, специальный самолет, а, может быть, танк, оборудованный непробиваемыми стеклами, через которые можно было бы наблюдать за полем боя. Но что-то надо делать и делать немедленно. Конечно, если бы мы действовали в Сальских степях или на монгольской равнине, там все задачи боя решать танкам было бы куда легче. Но всякая пересеченная местность, всякий перелесок, естественное или искусственное препятствие чрезвычайно затрудняют движение танков, а люди, сидящие в них, лишаются возможности выполнять по-настоящему стоящие перед ними задачи, так как в этих условиях теряется видимость, теряется управление. Мы это как будто понимаем, такое положение критикуем. Но от одной нашей критики или пожеланий лучше делу не будет. Нужно все эти вопросы продумать и обязательно решить.

Не следует забывать, что у наших противников будет мощная противотанковая артиллерия. Уже и к настоящему времени немцы, например, имеют в дивизии до 70 противотанковых орудий. Такая дивизия с любым количеством танков будет драться уверенно и будет для танков почти неуязвима. Если мы не отработаем специальной танковой тактики, если не продумаем в деталях вопрос об ударе танками, о взаимодействии танков с другими родами войск, в частности с авиацией и артиллерией, танки наши будут расщелканы. И быстроходность танка не всегда ему поможет спастись от пушки, если не будет идеально организованной боевой разведки. Мы наблюдали в БВО, у т. Уборевича, как танки, нарываясь незаметно на орудие, вышибались один за другим. Достаточно было оказаться одной пушке, спрятанной на скате горы, чтобы выводить из строя десятки танков. Мне могут сказать, что в этих случаях танки должны повернуть в сторону от этой пушки. Но, ведь, и там может притаиться спрятанная пушка и там его может ожидать та же участь, если только не будет тщательной разведки и непрерывного наблюдения.

Мы просто ставим наши танки под расстрел вместе с прекраснейшими людьми, которых мы выделяем для танковых частей. Это касается и танков ДД, и танков ДПП и НПП, и всяких других. Так действовать, товарищи, танками, как мы действуем сейчас, нельзя. Говорят, что действия танков будут облегчены хорошей артиллерийской подготовкой. Но тогда на кой черт нам танки? После хорошей артиллерийской подготовки и пехота уверенно пойдет вперед. Вряд ли оправдывается тогда существование столь дорогого рода войск, как танки.

Было бы, однако, грубейшей ошибкой сделать отсюда вывод и сказать, что танки — средство малоспособное для решения важных тактических и оперативных задач, что они, следовательно, не нужны. Нет, они нужны. Но следует твердо помнить, что танки не всемогущи, что у них свои пределы, а главное, что их нужно уметь применять в каждом отдельном случае.

Что нам нужно сделать в текущем году? Как я уже говорил, нужно прежде всего заняться по-настоящему отработкой тактических приемов действия танков всех типов и назначений. Возможно, придется иметь такие танки, которые будут пускаться, как разведчики. Может быть, придется пускать в разведку первые танки без людей. Очевидно, какая-то группа танков должна иметь специальную задачу выявить противника и обмануть его. Появляться эта группа танков должна совсем не в том месте, откуда должен наноситься удар большим количеством танков одновременно.

Нужно специально рассмотреть и резко перестроить всю систему организации связи с танками в различных условиях боевой обстановки (у командира батальона с ротами и у командира бригады с батальонами). Надо отработать способы систематического наблюдения за полем боя.

Вместе с тем следует уже теперь уточнить, сколько, где и в каких наших кавалерийских и стрелковых войсках надлежит иметь противотанковых орудий. Иначе танки врага наделают нам большой беды. Танки нужны нам, чтобы пробивать оборону противника. Это ударное дальнобойное могущественное средство борьбы. Поэтому и тактика танковых частей должна строиться исходя из этого основного требования к танкам.

Два слова относительно артиллерии. Артиллерия, как в прошлые годы, так и в этом году имеет значительные успехи. При некотором отставании в отдельных округах в целом наша артиллерия (нужно отдать ей справедливость) по своей подготовке идет впереди в сравнении с другими родами войск. В этом году у нее достижений больше, чем у других родов войск. Но и в отношении артиллерии надо о многом подумать. В частности, тяжелой артиллерии нужно дать обязательно легкие пушки для борьбы с танками. Мы наблюдали в БВО случаи, когда артполки, за отсутствием противотанковых орудий, отбивались от танков огнем тяжелых гаубиц. Это слишком дорогостоящее и к тому же малоэффективное использование гаубиц.

Затем необходимо улучшить взаимодействие артиллерии с пехотными частями. Командный состав пехотных частей нужно научить правильно пользоваться артиллерией, своевременно ставить перед ней разумные задачи. Пока что этого, к сожалении, нет.

Особо следует продумать противовоздушную защиту батарей, а также снабжение тяжелой артиллерии противотанковыми средствами.

Перехожу к вопросу о взаимодействии родов войск. Взаимодействие в бою, при осуществлении той или иной операции разными родами войск, до самого последнего времени было у нас больным вопросом. Сейчас это взаимодействие более или менее уже начинает отрабатываться. Тем не менее, я считаю, что нам предстоит еще очень много поработать над решающим вопросом правильного взаимодействия — над организацией работы штабов и самого командира как руководителя боем.

Почему до сих пор работа наших штабов хромает? Потому что у них не налажена хорошая, бесперебойная и правильно действующая связь. Разведсведения поступают неаккуратно, подчас в таком виде, что читающий их часто ничего понять не может. Штабы по-настоящему не занимаются организацией постоянной, если не переносной, то какой-нибудь другой, но обязательно непрерывной и прочной связи с соседом, с тылом, с резервом. Как правило (мы все, здесь присутствующие, наблюдали это на учениях нынешнего года), люди не знают, что делается слева и справа от них. Лучше знают, что делается перед флангом, а вот что делается в стороне, за каких-ни-будь 2-4 километра, этого зачастую не знают. Это касается буквально всех штабов, начиная от батальона и кончая корпусом.

«Когда вы имели связь с вашим соседом справа?» — спрашиваешь начальника штаба. — «Три или четыре часа тому назад», — слышишь в ответ. «А бывает, что и шесть часов не имеешь сведений о соседях».

Шесть часов! Разве это терпимо сейчас, когда быстроходные танки, если их по-настоящему использовать, за это время сумеют нащупать ваши стыки с соседом, прорвутся в эти стыки, разгромят вашего соседа, возьмут в плен его штаб, а вы все будете считать, что у вас «справа сосед».

Такое положение, товарищи, вовсе не исключено только потому, что наши командиры и штабы совершенно беспечны в отношении флангов. Как можно говорить о взаимодействии всех родов войск, когда наши люди не овладели еще элементарным, не знают, что делается у соседа, не имеют прочной связи по фронту.

О боевой разведке, без чего взаимодействие также немыслимо, здесь уже много говорилось и говорилось совершенно правильно. Она у нас, как правило, тоже отсутствует. А не зная, что представляет собой противник, где у него главные артиллерийские средства, где у него скрыто или открыто накапливаются танки, откуда он может или намеревается нанести удар (а противник сейчас будет делать очень часто всякие перегруппировки своих войск), не зная всего этого, конечно, трудно правильно организовать взаимодействие своих боевых средств, чтобы предупредить противника, не дать ему возможности развернуться и вовремя ударить по его живой силе.

Повторяю, наши штабы и командиры, отвечающие за свои штабы, к сожалению, все еще не умеют по-настоящему руководить своими войсками в бою. Нужно в текущем году по-настоящему, как следует поработать над этими вопросами. Надо добиться такого положения, когда бы не было ни одной военный игры, ни одного войскового учения, ни одного выхода в поле без постановки задач на связь, без проверки правильности расчетов по связи, без тренировки штабов и командиров по управлению боем в различных условиях деятельности войск.

Авиация. Об авиации здесь был сделан т. Алкснисом подробный, исчерпывающий и неплохой доклад.

Авиацией мы в этом году, товарищи, занимались (и добровольно, и по нужде) сколько угодно. И т. Сталин непосредственно занимался этим делом; причем, пожалуй, больше, чем любой из здесь присутствующих.

Авиационные войска, как и другие рода войск, нуждаются еще в очень большой помощи. Командиры, политработники, начальники всех степеней, весь личный состав авиации должны еще много и упорно работать, чтобы преодолеть те трудности, которые стоят на пути дальнейшего совершенствования этого замечательного, важнейшего рода войск. А трудностей здесь много.

В этом году наша авиация перевооружилась новой материальной частью. Наши авиаторы встретились с такой материальной частью, о которой они не имели представления, и накоротке, находу должны были ее осваивать. Они должны были научиться не только летать на новой материальной части, но и пользоваться ею, как боевым средством. Новая материальная часть нашими авиаторами в основном освоена, но только в основном. Впереди предстоит еще громадная, большая работа.

Командующие войсками, их помощники по авиации (которые, кстати, скоро будут командующими авиационными силами округов), весь начальствующий состав авиации работали много, упорно. В этом нет никакого сомнения и об этом всем известно. Но, товарищи, очевидно, мы работали не так, как нужно, и делали не все то, что следует, ибо, несмотря на уроки прошлого года, и в этом, 1936 г., аварийность в авиационных частях была чрезмерная. Катастрофы и в этом году отмечали тяжелый путь развития нашей авиации.

Были ли они, эти катастрофы и аварии, неизбежны? Вдумайтесь в следующие разительные факты. На маневрах у тг. Уборевича, Яки-ра и Белова участвовало в общей сложности больше 2 тысяч самолетов. Все эти 2 тысячи с лишним самолетов летали много, напряженно и в различных метеорологических условиях, решая сложнейшие боевые задачи, и без единой аварии и катастрофы. Летали превосходно.

Вы знаете также, что ежегодно на наших майских и октябрьских парадах участвует колоссальнейшее количество авиации. На последний майский парад в Москву слетелись авиачасти почти со всей центральной части СССР, по сигналу поднялись, собрались в воздухе и т. Алкснис провел их точно, минута в минуту над Красной площадью без всяких шероховатостей.

Алкснис. Так точно.

Ворошилов. О чем говорят эти факты? О том, что в чрезвычайных условиях, в особо ответственной обстановке мы способны блестяще организовать и разрешать грандиозные задачи. А в обыденной, будничной жизни у нас — авария за аварией, катастрофа за катастрофой. В чем тут дело? Люди наши — прекрасные большевики, ленинцы, сталинцы. Летный состав в своей подавляющей части хорошо обучен, работает много, добросовестно. И все же из года в год это зло — аварии и катастрофы довлеют над нами. И настолько, что этими несчастными авариями и катастрофами занимается и ЦК, и правительство, и т. Сталин, Молотов, Каганович.

Вот возьмем самые последние факты, о которых немногие знают, но о которых считаю полезным сообщить вам для того, чтобы показать, какие вопиющие безобразия еще имеют место в Рабоче-кресть-янской Красной армии.

Отсюда (из Москвы) на Дальний Восток вылетела эскадрилья тяжелых самолетов. Выпустил ее сам начальник Воздушных сил с моего ведома. На мой вопрос о подготовке к перелету он доложил мне, что люди подготовлены, все налажено и проверено. Я «благословил» эскадрилью в путь. Шестнадцать самолетов пролетели благополучно всю страну, опустились на аэродроме в Домне, у т. Грязнова; здесь сделали все необходимые приготовления для перелета в Хабаровск и отправились в дальнейший путь. И тут началось что-то совершенно невообразимое, позорное. Сам командир эскадрильи т. Виноградов застрял в грязи на аэродроме. Заместитель т. Виноградова, не получив указаний, сам самостоятельно решил вести эскадрилью по намеченной трассе. И полетели! Попадают в облачность, начинают ее пробивать — никак не пробьют. Идут вверх. Достигнув потолка, люди, без кислородных приборов, начинают себя чувствовать плохо. Решают идти вниз, теряют окончательно ориентировку, чтобы не попасть на чужую территорию — на территорию Маньчжурии — начинают отклоняться к северу — влево, что им все же удалось сделать правильно. А дальше начался полный разброд. Благополучно прилетели только 7 самолетов; 2 не долетели до назначенного пункта; 5 — разлетелись — кто куда, из них один разбился, а 4 потерпели аварии, 6 человек разбились насмерть, у остальных поломаны ребра, имеются серьезные ранения.

Тов. Гамарник лично расследовал этот факт. Что же выяснилось? Оказывается, личный состав объявил себя стахановцами и взял обязательство в наиболее короткий срок проделать весь путь. Заместитель командира эскадрильи т. Виноградов решил не терять времени и, считая себя опытном летчиком, повел эскадрилью. И довел, что называется, до ручки! Любопытно, что командир эскадрильи, в конце концов, поднялся в воздух, но эскадрильи не догнал и, сам залетел бог знает куда, поломав машину и людей. Куда это годится? Ведь это преступление. Никто на это преступление людей не толкал. Значит, Яков Иванович[4], люди у вас воспитываются плохо, безответственно, по-мальчишески пытаются решить сложные, государственной важности задачи. Хорошо, что они сели где-то у нас, у Охотского моря. А что было бы, если бы они попали в количестве пяти самолетов в Маньчжурию, расселись бы на чужой территории? Ведь ни-кто бы не поверил, что они заблудились, а сказали бы, что 5 тяжелых четырехмоторных бомбардировщиков СССР прилетели атаковать маньчжурские части. Это позор из позоров.

А вот другой факт. Прилетели к нам, по нашему приглашению, чехословацкие летчики-акробаты, которых мы видели с вами. Чехи показывали в Одессе свое летное искусство. Наш летчик т. Евгеньев решил показать, что и мы «сами с усами». И делает петлю у самой земли. Конечно, задевает крылом за землю и гробится на глазах гостей. Кто его к этому понуждал? Никто. В этом факте проявилась неорганизованность, недисциплинированность и ухарство человека. А чехословацкие «фокусники» приедут к себе на родину, расскажут об этом безобразном факте и будут издеваться над нашими летчиками.

Я вместе с тт. Орловым, Галлером и Гришиным присутствовал на учениях Балтийского флота, в частности, наблюдал действия авиации. Авиация у них летает позорно плохо. Одному из самолетов Балт-флота надо было сбросить вымпел. Так он для этого захотел обязательно пролететь на такой высоте, что зацепился за радиомачту и упал на дом. В результате весь экипаж самолета погиб. Кроме них, убито еще три человека, в том числе мальчик 7 лет, А кто заставил его так низко спускаться? Никто. Сам захотел. Этакое безобразие стало возможно только благодаря ухарству, в силу отсутствия всякой дисциплины и чувства ответственности у летчика.

Если посмотреть на любую из аварий и катастроф, то все они однотипны и всегда в основе их головотяпство, лихачество, невнимательное отношение к людям, к самому себе, к материальной части.

Нужно, товарищи, положить этому конец. Я глубочайше убежден, что ликвидировать эти неприятные, скверные и недопустимые для РККА явления вполне возможно. Они целиком и полностью зависят от людей, их организованности, их сознательности. В противном случае вы на маневрах, на наших парадах должны были бы, по крайней мере, угробить 5—10 человек, поломать 5—10 самолетов и иметь десятки всяких других аварий. А ведь их не было. И это, товарищи, не случайно. Ведь маневры у т. Уборевича протекали при самой различной погоде. Полеты происходили в ненастные, туманные, дождливые дни. То же самое было и у товарищей Якира и Белова. И несмотря на это, авиация за маневрах летала чудесно, прекрасно, без аварий и поломок.

Значит, можно добиться безаварийности, если только люди захотят к этому по-настоящему приложить руки и голову. Значит, если люди по-серьезному относятся к своим задачам, болеют за свое дело — катастрофы отсутствуют.

Сейчас правительством принято ряд новых мероприятий по улучшению условий быта летчиков. Летчикам-истребителям повышается жалованье от 20 до 25%. Для них вводятся бесплатные завтраки. Для тех, кто летает больше 6 часов, вводятся бортовые пайки и еще ряд больших и дорогостоящих для государства льгот. В частности, принято решение снабдить летчиков велосипедами, мотоциклами. Я, мои заместители, мои ближайшие помощники всей душой за авиаторов, готовы помогать авиации всемерно, непрерывно и постоянно. Но пора и от вас, товарищи, потребовать настоящей работы и ответственности. Среди авиаторов подавляющая часть — чудесные, прямо «святые» люди. Это мы все знаем. Но нам не легче от того, что наряду с этими чудесными людьми продолжают уживаться плохие, а то и вовсе недисциплинированные люди, ухари и головотяпы, накладывающие пятно на всю авиационную среду, на всю авиацию РККА. Наша авиация не должна терпеть этих позорнейших фактов, наша авиация должна полностью стоять на уровне тех задач, какие ей предстоит решать, может быть, в самом ближайшем будущем.

Имейте в виду, что наши враги, гитлеровская Германия в особенности, готовятся к войне по всем линиям, а по авиации в особенности. Мы с Михаилом Николаевичем[5] читали недавно в одном документе, что будто бы у них, у немцев, в авиации регистрируется ежедневно в среднем пять смертельных случаев от катастроф. Это для них, конечно, плохо — каждый день пять человек убиваются. Но это показывает в то же время, какое огромное количество людей и с какой интенсивностью они обучают.

В этом же документе (надо сказать, что писал его незаинтересованный, беспристрастный человек) мы вычитали, что немцы уже имеют 7200 самолетов. Я лично этому не верю. Но все же автор письма не так уж далек от истины. Геринг грозился, что он подготовит 65 ООО летчиков. Такое число летчиков он скоро не подготовит, но около этого подготовит. Нам с вами надо учесть, что немцы будут летать неплохо. Они и в мировую войну летали неплохо. У них техника авиационная поставлена недурно, заводы работают хорошо и люди тренируется основательно.

Перед нами стоит большая и серьезная задача: подготовиться так, чтобы можно было противостоять этим весьма серьезным авиационным силам наших врагов и, когда потребуется, в открытом бою разгромить их полностью.

Можем мы ставить перед собой такую смелую задачу? Не только можем, но обязаны решить ее во что бы то ни стало и накоротке. И в решении этой задачи я абсолютно не сомневаюсь, потому что мы имеем для этого все предпосылки. Мы имеем в большом количестве прекрасные кадры знающих и любящих свое дело летчиков. Мы имеем прекрасных инженеров, техников, имеем хороших организаторов. Нужно только не покладая рук работать и работать, всячески предупреждая возможность проявления ухарства, головотяпства и недисциплинированности.

Я уже упомянул о решении правительства сделать помощника командующего войсками по авиации командующим авиационными силами округов и дать ему в помощь полнокровный штаб. Это, по-моему, мера очень разумная и рациональная. Мы на нее пошли, чтобы, с одной стороны, разгрузить командующих войсками, а с другой, чтобы улучшить руководство авиационными частями.

Мы имеем, как вам известно, самостоятельную авиационную армию, которой командует один из лучших командиров авиации т. Хрипин. Как показала себя эта армия на маневрах и вообще за все короткое время своего существования? На воздушных маневрах мы так и не смогли эту армию посмотреть. Мы сидели в Ленинграде, а бригады авиационной армии — в Москве. Между нами была Валдайская возвышенность, над которой все время, оказывается, были облака, в результате чего армия через эту Валдайскую возвышенность не могла пройти. Несмотря на все наше желание, нам так и не удалось посмотреть, как армия будет атаковывать Ленинград, который, весьма вероятно, в случае войны явится объектом нападения со стороны Финляндии и Эстонии. И как противовоздушная оборона Ленинграда будет отражать удар целой авиационной армии. Повторяю, мы, к сожалению, не смогли этого видеть, потому что армия до своей цели долететь не смогла. Это факт ненормальный.

В хорошо известных вам указаниях, которые для нас являются законом, абсолютно правильно сказало, что существуют нелетные дни, когда никакой авиации вылетать нельзя. Но могут быть и часто бывают такие случаи, когда вы вылетаете во вполне летную погоду, а вас в пути захватывает буран, сплошная облачность и т.д. и никакая метеорология предусмотреть этого не смогла. Если вылетать в нелетное время нельзя, то уметь летать в тяжелых метеорологических условиях вы обязаны все, в том числе и части отдельной авиационной армии. Иначе те случаи, о которых здесь говорилось, будут и в дальнейшем повторяться.

Два слова о противовоздушной обороне. Этому вопросу почти ник-то должного внимания не уделил. Не помню, что и как сказано о противовоздушной обороне в проекте приказа...

Тухачевский. Сказано, что скверно обстоит дело.

Ворошилов. Это мне известно. Но что сделать, чтобы это изжить, это мы должны сообща решить и записать обязательно. У нас такие важнейшие центры, как Ленинград, Баку — в особенности, как Минск, Киев, почти не за щищены от нападения с воздуха. Покойников не полагается критиковать, но я должен указать, что покойный Сергей Сергеевич Каменев докладывал, что дело противовоздушной обороны у нас сейчас более или менее налажено, артиллерия по воздушным целям стрелять умеет, одним словом — все более или менее в порядке. На деле же оказалось обратное, противовоздушная артиллерия стреляет плохо, постоянных позиций не имеет, связь между отдельными дивизионами, не говоря уже о батареях, отсутствует. Управление всем комплексом ПВО, в том числе пулеметной и артиллерийской обороной, прямо никудышное. Аэростатные заграждения, могущие уже сейчас сыграть громадную роль в деле защиты наших основных промышленных центров, пока что не организованы, их очень мало, да и вопрос об их применении не продуман до конца, не доработан. В подготавливаемом приказе нужно обязательно записать покрепче, специальным пунктом, что нужно сделать по ПВО основных объектов, главным образом по Ленинграду и Баку. Я не говорю о противовоздушной обороне в войсках. Здесь кое-что делается, но тоже недостаточно.

И неслучайно здесь неоднократно отмечали, что наши тылы в отношении ПВО беззащитны. Да и войска — в особенности конница и пехота, когда они после боя выходят в тыл, тоже по существу беззащитны. В целом вопросы ПВО нуждаются в очень большой и очень вдумчивой проработке.

Несколько слов об авиадесанте. В связи с этим я хочу зачитать вам только что полученное мною письмо от человека, непосредственно занимающегося авиадесантным делом и очень хорошо его знающего. Автор письма — т. Ворожейкин, командир Ленинградской бригады. Вот что он пишет: «Несомненно, что парашютно-де-сантная работа на сегодня приобрела весьма важное значение. В будущем бою она призвана сыграть огромнейшую роль. Все это неоспоримо. Но я должен со всей ответственностью сказать, что это дело на сегодня бесхозное и никем не управляемое, это важнейшее дело еще носит больше показной характер, нежели приближенно опера-тивно-тактический и боевой. Кто занимается этой работой, кто направляет эту работу в русло тактики, снайперизма, огневой подготовки? Никто.

Вся суть сводится еще пока к прыжкам. Прыжкомания становится и уже стала вредной».

Абсолютно правильно! У нас пока что дело сводится к одному: прыгай ребята, а там видно будет.

«Управление Воздушных сил по существу палец о палец не ударило в пользу десантной службы, — пишет далее т. Ворожейкин, — кроме снабжения парашютами и получения донесений о происшествиях.

Ведь до сих пор нет даже программы — как готовить парашютистов.

Управление же боевой подготовкой также не хочет заниматься этим делом».

Слушайте, товарищи начальники управлений!

«Я думаю, что отражу вашу точку зрения, если скажу, что:

1) Эти прекрасные люди должны образцово стрелять, из них надо иметь и обязательно подготовить не менее 20% снайперов (это минимум). Борьба за бережливость патрона, за меткий выстрел, должна быть начата немедленно не только среди бойцов, но и, в первую очередь, среди всех слоев командного и начальствующего состава. Иначе будет поздно.

2) Это люди, которые тактически должны быть подготовлены никак не ниже, как на «отлично». Не меньше половины учебы должно проходить ночью. Бой в окружении должен для них стать не особым видом боя, а основным и нормальным. Хождение по азимуту, ориентировка днем и ночью должна быть образцовой.

3) Все парашютисты должны быть саперами-подрывниками. Вредно готовить среди них какие-то отделения, каждый из них в любую минуту может стать диверсионником, каждый должен уметь взорвать шоссейные и ж.д. мост, ж.д. полотно, стрелки, автомобили, склады, ангары и т.д.

4) Ни один род войск не может иметь такую подготовку во взаимодействии, как парашютисты. Поэтому здесь надо иметь уклон в универсализм.

5) Надо, по меньшей мере, обучить 50% всех парашютистов управлять авто, танком, трактором, паровозом, захватывая в тылу эти средства, бить ими своего противника.

6) Надо иметь пока хотя бы на взвод по 4-5 человек, владеющих языком своего врага.

7) Надо довести физическую подготовку до такого состояния, чтобы 45—50 км перехода после прыжка совершались без больших привалов.

Вы скажете, что «писать-то ты написал, а что ты сделал?» Докладываю, что кое-что сделал.

Пример: обучено артиллеристов прыгающих — 92 человека, танкистов прыгающих — 32 человека

Рядовых и младших команд[иров] парашютистов — 71 человек с весны изучает немецкий язык. Беру упор и на средний комсостав. Управлять паровозом обучено 21 человек, во главе с командиром взвода. Прекратил прыгать ради прыжка, а исключительно с тактическим заданием. Провел два больших учения с переходом после прыжка без привала — 45 км. Обучен весь комсостав саперно-под-рывному делу. (Теперь провожу через него это дело с рядовым составом.) Двинул вперед огневую подготовку. Но хороших результатов еще не добился,

Я считаю, Климент Ефремович[6], что то, что я перечислил, это минимум для 1937 г.

Второе:

О наших штатах. Я должен сказать, что их нужно по меньшей мере скорее пересмотреть.

Пример: Мы называемся — «3-я авиабригада», а в этой бригаде 2500 человек наземников и лишь 500 человек летного и технического состава, но дело не в названии, а в том именно, что, по моему глубокому убеждению и почти годичному опыту, нет нужды иметь авиабригады с задачей работы на парашютистов. Для того чтобы подготовить 5000 человек за лето парашютистов, надо иметь всего лишь одну эскадрилью ТБ-3 — 10—12 самолетов. Эскадрилья за один вылет поднимет 300 чел. 10 вылетов в сутки по 30 минут, перевезем и выбросим 3000 человек, в другой же летный день выбросим остальных, и это при условии подготовки 5000—6000 человек, а при подготовке 3000 человек можно иметь 6—7 самолетов.

Ворошилов,

Слишком дорого содержать целую авиабригаду специально для парашютистов, и все равно эта авиабригада, даже 3-эскадрильного состава, может поднять только 900 человек. Значит, придется прибегать к тяжелым бомбардировщикам армии, фронта.

Надо разгрузить парашютные части от имущества, которое нас связывает и которое мы на парашютах не выбрасываем. Надо резко сократить хоз. и обслуживающий состав, а твердо идти по линии за этот счет увеличения активной винтовки или пулемета. Надо заставить тяжелую авиацию овладеть перевозкой тяжелых грузов. Мы их будем возить, но, к сожалению, не умеем.

Третье:

Надо прекратить прыгать ради прыжка. Надо перейти к 6 прыжкам технического порядка и после этого только ученья. В эти 6 прыжков входит обучение — прыжок с оружием. Прыжки без оружия могут быть и будут нередко пагубны.

3-я авиабригада на окружных учениях ЛВО и Московского военного округа прыгала полностью, имея у каждого пулемет или винтовку, диски, патроны, подсумки, противогаз, комбинезон и шлем, вещевой мешок и однодневный паек продовольствия. Так должны прыгать все, иначе они к бою не готовы».

Вот что пишет т. Ворожейкин...

Якир. Только у него очень сомнительные расчеты.

Ворошилов. Тут, конечно, не все аксиомы, но в основном человек говорит абсолютно правильные вещи.

Между прочим т. Алкснис почти то же самое говорит по вопросам авиадесантных операций, но работает не совсем так, как нужно. Но нельзя его одного за это винить. Тов. Алксниса часто, бедного, до того дергают, что он может кое-чему и не уделить должного внимания. Мы же, товарищи, общими усилиями должны разрешить эту важнейшую для нас задачу и превратить авиадесанты из показного в серьезное дело. А то получается, что воздушными десантами мы больше занимаем иностранцев, как, например, в БВО, где гостей ради мы заставили т. Уборевича выбросить десант совсем не там, где следовало бы, и не так, как нужно было бы. И все только для того, чтобы товар лицом показать, мало считаясь с поучительностью этих действий для войск.

То же самое было на маневрах МВО, когда выбрасывал десант т. Белов. Людей выбросили много, выбросили хорошо, все выглядело очень эффектно, приглашенные гости смотрели и восторгались, но с точки зрения учебной, с точки зрения оперативной так выбрасывать десант не нужно было. В войсках авиадесантным делом теперь нужно заниматься по-боевому, без внешней шумихи, без лишних гостей. Это не игра, а очень серьезное боевое средство. А раз серьезное средство, то давайте серьезно им и заниматься.

Прежде всего нужно выбрасывать десанты только с оружием. Нужно всесторонне продумать вопросы питания, рациона для десанта. Может быть, в одном случае достаточно дать питания на один день, в другом — на 2—3 дня, если, скажем, мы выбрасываем людей в глубоком тылу врага, где им нужно идти и скрываться несколько дней. Затем нужно серьезно продумать вопрос о подвозе и сбрасывании артиллерии и всяких других средств вооружения и передвижения.

Наконец, у меня закрадывается сомнение — обязательно ли в подготовке авиадесантов нужно ограничиваться только работой специальных бригад?

Якир. В дивизиях обязательно надо иметь десантный батальон.

Ворошилов. Надо подумать, сколько и каких частей нам надо иметь для подготовки авиадесантов и нельзя ли эти войска освободить от обыденной работы, организовав для них специальную учебу. Нужно будет, т. Седякин, хорошенько подумать, как эту учебу организовать, чтобы люди учились тому, чему нужно, и при этом не разрывались на части и не выбивались из сил. Повторяю, авиадесантное дело — вещь чрезвычайно серьезная и важная, необходимо его как следует и всесторонне продумать и отработать уже в текущем году.

Морские силы. Начальник Морских сил т. Орлов довольно обстоятельно доложил об успехах и недочетах этого рода войск. Если я все же решил остановиться на этих вопросах и привлечь к ним ваше внимание, то прежде всего для того, чтобы Морские силы подтянуть до уровня успехов наших других родов войск.

Тов. Кожанов, несомненно, прав, называя себя и других командующих флотами «дубанями». Он, правда, сказал про себя, что он «дубань» по необходимости. Но от этого делу не легче. Что означают его слова? А то, что наш единый морской флот Рабоче-крестьянской Красной армии раздроблен по 5 морям и океанам, где каждый командующий сам себе хозяин, является этаким «самодержцем» и как считает нужным, так и организует боевую подготовку. Но ведь это же никуда не годится, товарищи, это преступление. Мы не можем допустить, чтобы подготовка Морских сил шла по-разному. Ведь несмотря на то, что мы имеем Морские силы на пяти морских театрах (да плюс еще две речных флотилии — Амурская и Днепровская), это все же единый флот Рабоче-крестьянской Красной армии и подготовка у него должна быть, безусловно, по единому плану, с единым руководством и примерно одинаковая. Командный состав морских сил (и подводники, и надводники, и авиация) не прикреплен к тому или иному флоту навсегда — они перемещаются с места на место. Что же получится, если каждый «дубань», сиречь командующий, будет их готовить по-своему, так как ему заблагорассудится?!

Я считаю, что всюду, и на флотилиях в том числе, мы должны иметь единую методику боевой подготовки, единую ее систему, а не только общий дух, словом общую доктрину (пусть это слово никого не пугает). Кто это должен осуществлять? Начальник Морских сил и, конечно, начальник Генерального штаба, который, к великому сожалению, вопросами боевой подготовки флотов почти совершенно не занимается. Почему т. Кожанов — командующий Черноморским флотом — выражает недовольство только по адресу начальника Морских сил, а не начальника Генерального штаба?! Я начальнику Генерального штаба и моим заместителям 20 раз говорил — займитесь по-настоящему Морскими силами или я вынужден буду поставить в опрос о выделении морского флота в самостоятельный Наркомат, ибо нельзя держать в составе Наркомата обороны такую махину, как морской флот, с тенденциями и потенциями к росту изо дня в день и не руководить ею. Есть у Генерального штаба морской отдел, а что он делает, как работает, какие взаимоотношения между ним и Управлением Морских сил и командующими — никому не известно. Я, правда, об этом тоже имею очень слабое представление. Но ведь люди-то, которым этот отдел непосредственно подчинен, могут и обязаны все эти вопросы знать и решать.

Начальник Морских сил почему-то все свое внимание переключил на работу по строительству флота. Он с т. Алкснисом соревнуются, кто больше вырвет у т. Орджоникидзе. Но помимо этой вашей «доблести» на вас, т. Орлов, лежит основная и главная задача — непрерывная боевая подготовка, совершенствование имеющихся уже Морских сил, ибо враг не будет ожидать, пока вы закончите эту вашу большую или малую строительную программу, и нападение его на нас может произойти в любое время. Война может возникнуть как раз тогда, когда меньше всего ее ожидают, по любому поводу, без всяких поводов и в любой момент. Вы не сможете тогда оправдать неподготовленность флота ссылками на документы, посланные т. Орджоникидзе и на полученные от него ответы. Ваши корабли, и надводные, и подводные, и те воздушные силы, которые переданы в ваше распоряжение, все они должны будут действовать сразу же немедленно и безукоризненно, а если они не будут подготовлены, то их потопят на месте, не дав вам, как говорят, пи кнуть.

Как вы, моряки, готовитесь к этой возможной неожиданной встрече с врагом? Очень плохо. Тов. Кожанов похвастался, что у него все хорошо. Он человек честный, у меня нет никаких оснований ему не верить. Но так как я — единственный моряк (смех), который время от времени вырывается на море, чтобы в меру сил и способностей проверить вашу работу и поругать руководство, — в этом году на Черном море не был, а мои замы — один и другой, да и начальник Генерального штаба, почему-то на моря не появляются[7], то я так и не знаю, каково положение на Черном море. Но на Балтийском море я был. Должен прямо сказать, — то, что я видел у тт. Галлера и Гришина, меня сильно беспокоит. Балтийцы отстают по сравнению с положением в армии по крайней мере на два-три года. Особенно отстают штабы в вопросе организации взаимодействия, умения вести современный морской бой, в умении бросить в бой все наличные средства, создать гармонию в их действиях, т.е. в самом основном. Это факт, товарищи моряки.

На флотах, в частности, на Балтике, бесспорны успехи по части овладения новой техникой. В особенности велики достижения в области овладения подводными лодками. Лодок и у тт. Галлера и Гришина много. Есть лодки более подготовленные и есть лодки менее подготовленные. Казалось бы, что более подготовленные лодки и надо было показать на проводившихся учениях — их работу, их взаимодействие с надводными средствами. Вы не сумели этого показать.

За достижения в подводном деле правительство наградило многих орденами. Вот люди и решили, что у них все хорошо, и успокоились. На самом деле ничего подобного. Одно дело — автономное, индивидуальное, длительное и всякое другое плавание под водой или над водой. И другое дело — борьба этих же лодок с живым противником и тем более борьба «с противником» всех Морских сил в их взаимодействии. Нашим Морским силам, и нашим подлодкам в частности, надо готовиться к борьбе с противником, который умеет хорошо маневрировать, действовать в тумане, ночью, в дымах, с применением химии и авиации. Вот с кем придется встретиться, вот с кем придется драться, вот к чему нужно готовиться! Подготовлены вы, товарищи моряки, к этому? Можете ли вы действовать в сложных условиях с подобным противником? Не можете и молчите. Должен прямо сказать, то, что я видел на Балтике в этом году — хуже того, что было там же два-три года тому назад. Вы, тт. Галлер и Гришин, не двинулись вперед, в некоторых областях немного деградировали. Кто в этом виноват? В первую очередь — центр. Руководство боевой подготовкой у т. Орлова поставлено из рук вон плохо. Начальник боевой подготовки т. Панцержанский для этого дела не годится. Очевидно, он ничего в этом вопросе не понимает, иначе он не терпел бы такого положения, а принял бы соответствующие меры.

Генеральный штаб тоже не имел понятия об истинном положении вещей. Инспектор морских сил т. Смирнов тоже все это проморгал и уж после того, как я обратил на все это внимание всех — стал повторять, здесь плохо, там плохо. Нужно было своевременно забить тревогу, провести не одну, а сколько надо репетиций, проверив таким образом положение дел, на живом примере показать, что плохо, как это плохое устранить, что нужно делать дальше, тогда бы народ не разбрасывался, своевременно исправлял ошибки.

Не могу не остановиться особо на взаимодействии флота с армией. Вот здесь сидят командующие, округа которых граничат с морями — тт. Шапошников, Якир, Каширин. Эти командующие обязаны надоедать командованию флотов, требовать совместных учений, организации высадки десантов и пр. Командующие флотами должны были бы жаловаться, что командующие округами им не дают житья. А они не только не жалуются, а, наоборот, радуются, друг на друга смотря: вот какие, дескать, мы все хорошие, друг друга не тревожим... Взаимная амнистия ... (смех).

Якир. Мы на задания флоту права не имеем...

Ворошилов. Вы не имеете никаких формальных прав, поэтому благодушествуете. Командующие должны не только о формальных правах думать. Как только война начнется, вы вынуждены будете взаимодействовать, ибо неизвестно, откуда начнется нападение врага, может быть, с моря. Разве тогда не нужно будет вам оказать флоту должную поддержку немедленно. Я в ЛВО наблюдал, как взаимодействуют Морские силы с Сухопутными силами. Если бы были со мной мои замы или начальники управлений, то со смеху можно было бы умереть, а так как я был один, то и посмеяться не с кем было (смех). Это было не взаимодействие, а сплошной курьез. Высаживали один батальон — десант против обороняющегося батальона. Целый флот с линкорами сопровождал, обеспечивал высадку этого одного батальона. Высаживался десант для того, чтобы победить оборонявшегося противника. Так и должно было случиться, а получилось, по неизвестным причинам, что оборонявшийся батальон не бежал, отбил десант. В общем, люди ничему не научились, не поняли, что от них хотели. А ведь и те, кто высаживался, и те, кто оборонялся, — замечательные люди, а делали они совсем ненужное, смехотворное дело только по вине руководителей.

Вернусь еще раз к морской авиации. Не нужно быть никаким специалистом, не нужно быть наркомом, чтобы, посмотрев на «гал-леровскую» авиацию, сказать — это не авиация, а богадельня. Должен признаться, что я даже хотел поставить перед Правительством вопрос об отобрании у моряков авиации. И если товарищи не выправят это дело в самое ближайшее время, накоротке, то я вынужден буду поставить вопрос ребром и авиацию у моряков отобрать. Гидроавиацию придется оставить, она живет на воде, но сухопутную авиацию отберем обязательно, если они не предпримут немедленно необходимых мер, потому что они эту авиацию не только не освоили, а, наоборот, распустили до пределов.

Говоря о задачах, стоящих перед Морскими силами, следует отметить, что они, эти задачи, правильно перечислены т. Орловым. Против них ничего возразить нельзя. Нужно только потребовать от всех товарищей и от руководителей в первую голову, чтобы эти задачи обязательно выполнялись. А то мы умеем поставить перед собой задачи, а на другой день забыть о них, как это было с уставами. Нужно, в частности, усиленное ударение сделать на вопросе о кадрах. Вопрос о кадрах в Морских силах столь же важный, как и у авиации. Ему нужно уделять особо серьезное внимание на протяжении всего времени.

Если т. Орлов не желает быть самостоятельным морским наркомом, то пусть работает в системе Наркомата как следует, а иначе я поставлю вопрос, чтобы он был самостоятельным наркомом (смех). Это нисколько меня не обидит.

Вынужден остановиться на вопросе о происшествиях и иных прочих неприятностях, которых у нас, к сожалению, так много, что над этим нельзя не задуматься. Нужно, товарищи, что-то придумать на будущее время — то ли строже карать кого следует за обилие происшествий, то ли больше награждать тех, у кого они отсутствует, но терпеть дальше безобразия, которые у нас имеют место, невозможно, Вы только подумайте, за один год (цифру даже страшно назвать) 70 человек утонули во время купанья. Я понимаю, когда погибают люди во время катастрофы — скажем, утонул корабль. Но почему мы должны так, за здорово живешь, терять 70 бойцов, среди которых есть и командиры. Люди летают, бросаются с самолетов тысячами, приземляются без всяких повреждений, без единой царапины, а тут человек идет обмыться, освежиться водой и гибнет. Почему этими вопросами на местах по-настоящему не занимаются, почему этими вопросами люди не болеют?!

Возьмем другой вопрос, если посмотреть количество разбитых машин и количество часов, наезженных на этих машинах, то окажется, что у Бокиса аварийность почище, чем у Алксниса.

Бокис. В материалах данные не только о мотомехчастях, но и о всех родах войск.

Ворошилов. Там все, что связано, главным образом, с Вашим делом.

Можно ли эти происшествия изжить? Можно и нужно. И обязательно изживем, если только пристальнее присмотримся к людям, посерьезней возьмемся за дело. Громадное количество всяких катастроф и аварий у нас только по одной причине — руководители по-на-стоящему не организуют работу подчиненных им людей, не наблюдают за ними или наблюдают, но от случая к случаю, и как только дело пошло более или менее нормально этими вопросами перестают заниматься, начинается самотек и в результате — новые сотни несчастных случаев. Если суммировать годовые данные о несчастных случаях, то получим цифру в 2000 человек пострадавших. Совершенно немыслимая цифра! Я много раз пытался получить сведения о том, сколько при царе было этих несчастных случаев, и никак не мог получить. Однажды мне доложили, что было тоже много несчастных случаев и, вдобавок, в свое оправдание, сообщили, что у царя не было техники (общий смех). Но у царя были неграмотные Ванюхи, которые служили из-под палки, с проклятиями, а у нас чудесные люди эпохи Ленина—Сталина, которые готовы все сделать и делают чудеса, если их направляют, если ими руководят. Как мы можем допустить, что эти люди бессмысленно гибнут!

Товарищи командующие! Над этим вопросом нужно задуматься и никогда о нем не забывать, как нельзя забывать и о другом также чрезвычайно важном для нас вопросе, — о содержании и эксплуатации оружия и всех остальных материальных ресурсов Рабоче-крестьянской Красной армии. И в этой области также в ряде мест царит невероятное безобразие.

Вы знаете, что ЦК партии и правительство не так давно специально занимались вопросами армейского хозяйства. Тут присутствует представитель партийного контроля т. Куйбышев, который (если только не наметится резкое улучшение) несомненно этот вопрос снова поставит перед ЦК, и я ничего против этого иметь не буду. Нужно по-настоящему взяться за вопросы хозяйства: учета сбережения расходования, ремонта тех огромных — на миллиарды рублей материальных ценностей, которыми нас так щедро снабжает страна.

Есть специальные, и как будто неплохие, приказы и директивы о хозяйстве в развитие указаний ЦК партии и Совнаркома. Однако до сих пор все эти директивы по-настоящему не проведены в жизнь. Мы несем за это ответственность перед правительством, а вы несете ответственность перед нами. На будущее время, товарищи, нам придется, очевидно, разговаривать со всеми, в том числе и с командующими, к сожалению, менее деликатным языком.

В заключение остановлюсь на вопросе о кадрах. Этим вопросом мы занимались все прошлые годы, будем заниматься им и в будущем, заниматься интенсивно и со всей серьезностью. Рабоче-кре-стьянская Красная армия в течение этих трех лет, как вам докладывал начальник Генерального штаба, выросла до довольно солидной величины. Но командный состав наш, как вы хорошо знаете, — это надо признать, — все еще не достаточно подготовлен. Теперь он по необходимости разбавляется новыми людьми, еще менее подготовленными. Нужна чрезвычайно большая работа, чтобы удержать наш командный состав хотя бы на том уровне, который мы имели в прошлые годы, а затем повести напряженную работу по повышению его общей, специальной и политической подготовки.

Сейчас в армию идет и с каждым годом пойдет все в большем и большем количестве народ, уже достаточно подготовленный. Мало того, что в армию придут люди грамотные, прошедшие 8—10 классов средней школы, а то и 1—2 курса высшего учебного заведения. Придет народ особенно пытливый, культурный, талантливый, требующий, чтобы его учили по-настоящему. Он захочет все знать досконально, обязательно потребует объяснения всяких ошибок и неувязок, которые будут замечены им в работе. Он, как когда-то говаривали, будет ставить каждое лыко в строку. Командир для работы с такими людьми должен быть особым командиром. А многие наши нынешние командиры слабоваты для работы с таким человеческим материалом. Тов. Славин докладывал вам о перспективах в подготовке командных кадров. Сейчас он комплектует свои школы людьми, более или менее подготовленными, но когда-то они еще будут выпущены и в каком количестве?

А в течение ближайших одного-двух лет мы вряд ли получим из военных школ высококвалифицированных, высокограмотных командиров. Поэтому особое внимание следует уделить росту наших командных кадров в самой РККА, И вот теперь, когда мы с вами планируем работу командира, нормируем его день, нам нужно это обстоятельство обязательно учесть. Я думаю, что лучше нам перед собой не ставить слишком больших по объему задач в различных областях нашей работы, но зато обеспечить их проведение наверняка. Для этого прежде всего надо каждому командиру дать возможность по-человечески жить, нужно обеспечить ему возможность непрерывного роста, работы над собой, иначе он перестанет быть полноценным командиром, и с ним никто считаться не будет. Командир, который не приучен работать над собой, не умеет руководить по-на-стоящему людьми, не умеет учить их работать, будет, что называется, разрываться на части, а толку будет мало. И тут нужно продумать не только вопрос о том, сколько дать командиру часов на его подготовку, но и как эти часы должны быть им использованы для продуктивной работы. Именно в этом задача громаднейшей важности.

У вас тут были споры, не знаю, чем они кончились, нужно ли политруку самому проводить политзанятия или же привлекать для этого командиров взводов, полуротных командиров. Вопрос этот нужно решать, по-моему, не для всех случаев одинаково. Но одно бесспорно, каждый командир должен быть политически грамотным, вне зависимости от того, будет ли он сам проводить политзанятия или не будет. Нам нужно, чтобы командир был политически полноценным, по-настоящему грамотным, настоящим большевиком. Не обязательно партийным. Но нейтральный, не понимающий обстановки и внутренней, и международной, не умеющий разобраться в том, что у него происходит под носом или немножко дальше его носа, — такой командир буквально никакой цены иметь не будет, а в некоторых случаях будет представлять и прямо отрицательную величину.

Необходимо, строго необходимо, чтобы командиры были не только хорошими специалистами, — иначе быть не может, они должны быть хорошими специалистами, — но и настоящими большевиками. Мы не должны делать из них ученых теоретиков в области марксизма-ленинизма, но требовать, чтоб наши командиры и начальники были по-настоящему грамотны, полноценными в политическом отношении людьми, которым легче будет овладеть своим специальным делом и обучить этому делу подчиненных, мы обязаны.

Я не раз указывал на опасность разрыва между командным и рядовым составом в том смысле, что нашему командиру — если он не будет систематически над собой работать — грозит опасность отстать от красноармейца в своем общем, культурном и политическом росте. Эта опасность особенно остро встает всякий раз, как только мы немножко расширяемся и должны спешно создавать кадры командиров. Сколько у нас новоиспеченных лейтенантов, товарищ Фельдман?

Фельдман. В прошлом году выпустили 3,5 тысячи, а сейчас учится около 7 тысяч.

Ворошилов. А всего сколько?

Фельдман. 9 тысяч мы взяли из запаса.

Ворошилов. Эти командиры, конечно, неполноценные. Они очень хорошие бойцы, но они все малограмотные в военном отношении люди. Их нужно обязательно доучивать, И мы обязаны, товарищи, это делать настойчиво, умело и последовательно. Мы не можем прибедняться в Рабоче-крестьянской Красной армии. Мы живем в стране, которая имеет колоссальные кадры ученых людей, огромное количество всевозможных инженеров, техников, агрономов, врачей, юристов и прочих людей с высшим образованием. Армия должна тоже иметь высококвалифицированные кадры. И мы обязаны на ка-ком-то протяжении времени доподготавливать молодняк с тем, чтоб сделать из него настоящих, полноценных командиров.

В этом году весной мы созывали специальное совещание по академиям, и совместно с начальниками академий все вопросы комплектования программ, учебного режима и специальных целеустановок для отдельных академий продумали и проработали основательно. Теперь слово за начальниками академий. Они обязаны тот приказ об академиях, который мы издали в соответствии с решением правительства о высшей школе, целиком и полностью провести в жизнь.

Насколько мне известно, пока еще, к сожалению, не все академии по-настоящему осуществляют этот приказ. В течение ряда лет у нас в академиях готовили людей не так, как нужно было. Одни занимались слишком много, но занимались не тем, чем нужно, другие занимались тем, чем нужно, но занимались слишком мало и поэтому тоже без достаточной пользы. Продукция наших академий была неполноценной. Я уже однажды рассказывал на одном из заседаний Военного совета (и никогда не смогу этого забыть), как наши адъюнкты, полупрофессора, попав в высшую авиационную шкоду Франции, оказались неспособными заниматься там на первом курсе, потому что, оказывается, они не проходили высшую математику в нашей академии в том объеме, в каком проходят ее в этой школе. Это характерный, показательный пример.

Наши товарищи, в том числе и т. Тодорский, который долгое время бьш начальником Воздушной академии, а сейчас начальник управлений всех академий, склонны думать, что в наших академиях хорошо готовят людей, лучше, чем в гражданских вузах и что, например, наши инженеры подготовлены лучше инженеров, окончивших высшие гражданские учебные заведения. Я проверял это дело. И мне доказали, что это не так и что, в частности, инженеры Воздушной академии не блещут особыми знаниями и что инженеры Московского авиационного института уж во всяком случае им не уступают.

Я знаю также случай, когда слушатель Академии моторизации и механизации спорил с группой слушателей Военно-воздушной академии по специальным воздушным вопросам. И эти, последние, разинув рот, слушали его и говорили. «Мы этого не проходили, мы этого не знаем». Он им рассказывал что-то из области термодинамики. Они же говорили, что это у них не проходится или проходится, но в значительно меньшем объеме.

Кроме того, у нас в академиях преподавание велось таким образом, что значительная часть людей имела мало живой практики, имела мало времени для самостоятельной работы.

Все это мы сейчас ликвидируем, и от вас, товарищи начальники академий, и от вас, товарищ Тодорский, зависит двинуть дело по-настоящему.

Еще и еще раз подчеркиваю, что мы не имеем права в наших высших учебных заведениях, в материальном отношении куда более богатых и обеспеченных, чем большинство гражданских учебных заведений, готовить полуфабрикаты. Мы должны давать полноценных, прекрасно обученных и знающих в совершенстве свое дело специалистов, стойких командиров и великолепных большевиков.

Вплотную должны все мы, и в особенности вы, товарищи командующие, заняться нашими нормальными военными школами. До самого последнего времени работа в школах была поставлена неважно. Теперь нашли хорошего начальника управления т. Славина. Он взялся за дело по-настоящему и, думаю, дело выправим. Но без помощи, без непосредственного участия командующих войсками и других начальников одному т. Славину с делом выращивания новых командиров трудно будет справиться. Мы обязаны дать нашей Красной армии хороших, полноценных, высококультурных, грамотных командиров. Мы имеем для этого все возможности. Надо только и на этом участке немного больше усилий, внимания и забот.

Больным вопросом был и есть вопрос с нашими резервами, с командным составом запаса. Не знаю, что вы на этот счет предлагаете. Может быть, увеличить срок обучения командиров запаса, сократив количество людей? Лучше меньше, да лучше. Я не намерен касаться всего комплекса вопросов в связи с задачами отработки запаса. Скажу лишь, что в свете этих задач особо возрастает значение Осоавиахима. Осоавиахим работает много, но это общественная организация, которая без помощи наших людей и без помощи средствами — с этой задачей не справится. Нужно всячески оказать ему поддержку. Тов. Эйдеман от нас выторговал довольно большое количество людей, мы ему дали неплохих работников. Но, очевидно, того, что мы ему дали, недостаточно. Нужна дальнейшая помощь.

Совершенно самостоятельно стоит вопрос об авиационных кадрах. Тут т. Алкснис говорил об этом довольно пространно, но вопрос во всей полноте — отработка, накопление и поддержание на определенном уровне запасных авиационных кадров по-настоящему еще не подработан. Это — задача чрезвычайно серьезная, большая. В особенности трудно будет решить вопрос о поддержании на определенном, нужном современной авиации уровне подготовки авиационных кадров. Этим вопросом надо будет заниматься не только здесь, в центре, но и на местах. Надо будет продумать, как организовать дело таким образом, чтобы мы, помимо того кадра, который непосредственно находится на работе в авиации, имели еще в должной численности запас, в любой момент способный к выполнению боевых задач на современных боевых машинах. Решить этот вопрос надо, потому что нас подгоняют Гитлер и Геринг, которые обещают подготовить 65 ООО летчиков. Мы должны противопоставить им такое количество летчиков, которое способно драться с любым количеством наших противников.

Вот, товарищи, все те замечания, которые я хотел сделать.

Заканчивая, я должен выразить полную уверенность в том, что невзирая на большие трудности, стоящие перед нами, мы со всеми задачами, выдвинутыми перед РККА партией и правительством и намеченными нами самими на данном заседании Военного совета, безусловно, справимся, если по-настоящему возьмемся за дело. А что значит взяться за дело по-настоящему? Это значит прежде всего приучить людей сперва думать, а потом делать, а не наоборот, как у нас сплошь и рядом имеет место. Далее, нужно людей научить организовать работу, нужно научить прежде всего правильно распределять рабочее время, и свое, и подчиненных, умело руководить учебой и всеми иными сторонами порученного дела. А для того чтобы умело руководить, необходимо обязательно оставлять всякому начальнику, командиру какой-то срок, какой-то небольшой отрезок времени, чтобы он мог продумать за это время и свой рабочий день, и ту задачу, которая ему поручается.

Если все это будет соблюдено, если эти требования будут выполняться, я абсолютно уверен, что мы с нашими большими и чрезвычайно важными и ответственными задачами — справимся. (Продолжительные бурные аплодисменты.)

РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 53. Л. 705-753.