Из речи т. Осинского. 4 марта 1937 года

Жданов. Слово по личному вопросу имеет т. Осинский. (Голос с места. А-а-а! Вот как!)

Осинский.

Я не собираюсь очень глубоко вдаваться в личную постановку вопроса, в особенности я не собираюсь отвечать т. Мехлису в том стиле, как он выступал сегодня и как он вел со мной полемику два года тому назад. Я думаю, что товарищи тогда же заметили, что была некоторая разница в полемике между мной и им. Это тем более не нужно, что в редакциях московских газет хорошо известно, какая была дана т. Сталиным характеристика одного литературного выступления т. Мехлиса по вопросу о полемике насчет джаза. Так вот, характеристика, которая дана была этому литературному выступлению, мне кажется, вполне может быть приложена к его сегодняшнему выступлению... (Смех, шум. Голос с места. Это же не джаз!)... и много об этом говорить, пожалуй, мне не приходится. (Калыгина. Мехлис правильно сказал.) Пользуясь этим поводом,— заявление по личному вопросу: я бы хотел отметить, что странный, однако, редактор центрального органа нашей партии, который, выходя говорить по докладу т. Сталина, клянясь всеми богами, что он чрезвычайно там все понял и желает проводить в жизнь, во-первых, не сказал ни одного слова относительно работы своего собственного органа... (Шум. Голос с места. Это не по личному вопросу!)

Жданов. Извиняюсь, это не по личному вопросу. (Голос с места. Это уже по личному вопросу т. Мехлиса.)

Осинский. Мне кажется, это дело имеет существенное значение. Разрешите мне использовать свое время. И вот — это теперь по личному вопросу — самый тон выступления т. Мехлиса опять-таки показывает, что ничего он не понимает в том, как надо развернуть критику и самокритику, что для этого надо по-товарищески относиться к товарищу, чего т. Мехлис в своей практике абсолютно не применяет. (Голос с места. Это не по существу). Почему это не по существу? Это вполне по существу того, что наговорил здесь Мехлис.

Что касается того, что он сказал относительно меня, я одно хочу сказать: странный редактор центрального органа, который не понимает такой простой вещи, что наука есть полезное дело, во-первых, во-вторых, что, занимаясь наукой, вполне можно не уходить от политики, и я лично также собираюсь, занимаясь наукой, от политики не уходить, полагаю, что если потребуется прекращение моих занятий наукой, если мы вступим в еще более острый период нашей жизни, чем тот, который переживаем, то я готов все свои силы отдать на борьбу на другом фронте для дела нашей партии. (Анцелович. Ученым можно быть и не быть, а коммунистом быть обязан.) Я полагаю, что останусь коммунистом независимо от Мехлиса, до последнего своего издыхания, никогда им не переставал быть и быть не перестану.

Относительно науки. Я в данном случае не могу не возразить Мехлису насчет того, что он утверждал, что половина моего выступления представляет собой чепуху, я его только об одном спрошу: если вы действительно в чепухе разбираетесь, для чего вы поместили одну замечательную статью об истории нашей партии в газете «Правда», которую я с гораздо большим основанием назвал бы чепухой?

Жданов. Объявляется перерыв до 12 часов завтрашнего дня.