Из речи т. Постышева. 4 марта 1937 года

Андреев (председательствующий). Слово имеет т. Постышев.

Постышев.

Товарищи, т. Сталин в своем докладе указал на те причины, которые порождали наши ошибки, указал средства исправления этих всех серьезных недостатков в области партийной работы и партийного руководства, и, главное, после доклада товарища Сталина — я тоже повторю то, что сказал товарищ Шеболдаев,— после этого легче стало как-то.

Легче почему, товарищи? Потому, что все-таки здесь, конечно, не такие были упущения, не все было пропащее, что нельзя поправить, и, конечно, легче потому, что товарищ Сталин дал все-таки не отрицательную оценку и нам, наделавшим более других секретарей ошибок. Все это имеет очень существенное значение для тех в особенности, которые виноваты больше других.

Вот я несколько остановлюсь на своих ошибках по Киевскому областному партийному комитету. Как не заметил лично я людей, которые сидели ко мне очень близко,— заведующий пром. транспортным отделом, культпроп, агитпроп обкома, заведующий отделом руководящих партийных органов, которого мы, правда, сняли вот уж год, но все-таки оставался кандидатом в члены бюро обкома, и сняли его мы с этой работы не за то, что он нами был замечен как враг? Затем заместитель заведующего советско-торговым отделом Зак, жена Радкова. Вот по аппарату областного партийного комитета те враги, которые обнаружены и которые арестованы. Почему я не мог их заметить, работая с ними довольно длительный период? Это не просто то, что я поработал с ним года два, а больше — года четыре.

Теперь вот ясно, почему я не заметил. Во-первых, не заметил потому, что много нужно было по работе их проверять. Людей ведь так не разгадаешь. По учетным данным и, как говорят, по объективным данным людей никогда не разгадаешь. Ни один из них в прошлом троцкистом не был, по крайней мере, нигде этого не отмечено. Вот Карпов, я ему очень доверял. Карпов все время на протяжении десяти лет был на партийной работе. Взял я его на Украину потому, что он старый украинский работник, владеет украинским языком, знает Украину, на Украине он, так сказать, жил все время и родился на Украине. И знал не только я его, а очень многие товарищи знали его как порядочного человека.

Что меня ввело в заблуждение? В 1923–24 гг. Карпов на моих глазах дрался с троцкистами. Дрался он тогда в Киеве. Об этом знал не только я — т. Гринько и другие товарищи знали. Тут есть как раз и т. Якир и т. Варейкис, которые его в то время знали. Варейкис как раз в 1923 и в 1924 гг. работал там. Тогда он дрался с троцкистами. Я вот так рассуждаю: прошли все-таки такие крутые годы, такие повороты были, где люди или ломались, или оставались на крепких ногах, или уходили к врагам,— период индустриализации, период коллективизации, все-таки жесткая была борьба партии с врагами в тот период. Я никак не предполагал, что возможно пережить все эти периоды, а потом пойти в лагерь врагов. А вот теперь выясняется, что он с 1934 г. попал в лапы к врагам и стал врагом. Конечно, тут можно верить этому, можно и не верить. Я лично думаю, что страшно трудно после всех этих годов в 1934 г. человеку, который прошел на крепких ногах путь ожесточенной борьбы, в 1934 г. пойти к врагам. Этому очень трудно верится. (Молотов. Трудно верить тому, что он только с 1934 г. стал врагом? Вероятно, он был им и раньше.) Конечно, раньше. Я себе не представляю, как можно пройти тяжелые годы с партией и потом, в 1934 г., пойти к троцкистам. Странно это. Какой-то у него червь был все время. Когда этот червь у него появился —в 1926 ли г., в 1924 ли, в 1930 г., это трудно сказать, но, очевидно, червь какой-то был, который какую-то работу проделал для того, чтобы он попал в стан врагов.

Радков не был троцкистом. По крайней мере, нет никаких официальных данных за это, чтобы он где-нибудь выговор получил за троцкизм или исключался из партии, или кто-нибудь на него показывал. (Голос с места. Одесситы писали, что он был в троцкистской оппозиции в 1923 г.) Во всяком случае, может быть, теперь и пишут, но до сих пор не было никаких официальных документов о том, что он был троцкистом. Да не в этом дело, в конце концов. Тов. Сталин не так ставит вопрос, что нужно быть бдительным только к этим людям, которые когда-то перед партией имели тот или иной грех. К этим людям можно быть наиболее бдительным, но враг может и сознательно сохранять себя чистым. Вот из показаний правых мы видим, как они себя и свои кадры сохраняли, не вылезали.

Но почему я их не заметил? Потому что по практической работе я не мог их проверить никак, не глядел в их практическую работу — и я потом скажу, почему не глядел. Карпова я мог бы проверить, конечно, если бы я пропагандистами занимался. Подобранные Карповым кадры пропагандистов сейчас оказались в очень значительной мере засоренными. Если бы я этих людей изучал на работе, сам бы работу Карпова изучал, тогда я, конечно, натолкнулся бы и добрался бы, очевидно, до Карпова, потому что он эти кадры подбирает, формирует, воспитывает. Это главная причина.

Тем же самым можно объяснить мое отношение к Радкову и отношение к другим врагам, которые оказались на ответственной работе в партийном аппарате. Не проверяли людей по работе, на деле. В этом главная причина. Конечно, решающую роль в том, что мы не могли длительный период разоблачить врагов и дали им возможность пробраться в партийный аппарат, сыграно то, на что указывал т. Сталин, и то, что записано в тезисах по докладу т. т. Сталина и Жданова,— нарушение устава. Нарушение устава о выборности.

Если уж мы не проверяли эти основные кадры или не всегда проверяли, в большинстве случаев не проверяли, как нужно это делать теперь, то ведь партийные организации при выборах тем более допускали этот недостаток. Я уверен, что если бы только сейчас назначить перевыборы, Радков не прошел бы ни в один партийный комитет. (Сталин. В том то и дело, в том то и дело!) Потому, что когда Радкова только показали, поднялся такой вой среди всех членов партии! Я уверен, что и Кантарович не прошел бы, и заместитель заведующего промышленным отделом области Котляревский. (Ворошилов. А зачем же вы кооптировали этих людей?) Мы их кооптировали потому, что сами-то не знали, что за люди. (Ворошилов. Ты же говоришь, что его бы не выбрали. Значит, организация знала. Пленум обкома знал, что это за люди, а вы не знали?) Я и говорю о том, что теперь... (Ворошилов. Ага, теперь!) Теперь во время актива, когда только произнесли имя Радкова, против него поднялся вой.

Нарушение устава о выборности главным образом, пожалуй, сыграло решающую роль в деле засорения партийного аппарата врагами партии. Мы поэтому не могли долгое время разгадать этих врагов. Это одно. Второе, т. Ворошилов, что тоже является одной из основных причин, что нам мешало разгадать, раскрыть этих людей,— это то, что мы были оторваны от партийных организаций, плохо знали или не знали членов партии. Я не скажу, что это был длительный период, когда мы были оторваны от партийных организаций.

В первом своем выступлении я говорил о том, что в период борьбы за индустриализацию, в период первой сталинской пятилетки, в период коллективизации мы были очень крепко связаны с партийными организациями. И не только с партийными организациями, но и с рабочими. А потом эта связь ослабла. Чем объяснить ослабление этой связи с партийными организациями? Ослаблением партийной работы, серьезным ослаблением Партийной работы в городах. Я, товарищи, прошу меня выслушать. Говорить, конечно, наделавши много серьезных ошибок, очень трудно.

Видите ли, в 1933 г. сельское хозяйство Украины было в страшно тяжелом состоянии, невозможно тяжелом состоянии. И народ колхозный был тоже не особенно хорошо настроен, не преобладающее большинство, но значительная часть, в связи с теми прорывами, которые создались в результате огромной, гигантской вражеской работы. (Ворошилов. Безусловно.) И вот нужно было упорно, усиленно работать, чтобы поднимать сельское хозяйство и выводить колхозную деревню на твердую дорогу. Потребовался не год работы над этим делом. В год этого дела не провернешь. Потребовалось два года такой усиленной, настойчивой работы, работы днем и ночью. И вся партийная организация, и вся КП(б)У, и мы в том числе день и ночь работали. Два года такой работы. Эта работа над сельским хозяйством, она оторвала нас от партийной работы. И город, т. Сталин, городскую организацию в значительной мере мы передоверили людям, которые по своему размаху не соответствовали этой большой работе, не могли без надлежащего руководства серьезно, по-настоящему заниматься городскими партийными организациями и партийной работой вообще.

Это, конечно, было очень серьезной причиной, которая сыграла отрицательную роль и привела нас к очень серьезным последствиям. Враг этим воспользовался — вот это одно.

Нам, и мне, и Киевскому обкому, я сейчас просто не понимаю сам себя, действительно, я переоценил свои силы и, пройдя один этап большой работы, которую сделала КП(б)У и Центральный Комитет КП(б)У при помощи ЦК ВКП(б), при помощи союзного правительства при огромной систематической поддержке и руководстве т. Сталина, мы проделали там огромную работу, нам казалось, что же, теперь врагов мы поколошматили, хозяйство вывели на широкую дорогу. Хозяйство сельское у нас сложное, оно требует работы весь круглый год. У нас такое хозяйство: сейчас сев, потом обработка технических культур, технических культур — огромное количество, только обработали, началась уборка зерновых. Это убрали, начинается уборка технических культур, которая длится очень долго, только окончили — ремонт тракторов, опять семена, опять подготовка к севу. (Голос с места. Это везде.) Нет, не везде. (Шкирятов. Правильно, у них условия особые.) У нас не только ведь свекла же. Ну, хорошо, все это я объясню только обстановку. Я за нее не хочу спрятаться. Побили врага, хозяйство вытащили на широкую дорогу, думали: у где же могут быть такие особенности, которые могли бы крепко нас по башке ударить? Нам казалось, что таких особенностей нет. И эти враги, часть из них, по крайней мере, в этот период драки принимали активное участие. Очевидно, это было видимостью.

Я приведу один пример. Я очень жестоко ошибся в отношении одного врага — Файбушенко, о котором я выступал даже с трибуны съезда. Он был директором канатного завода в Харькове. Завод вытащил, бытовые вопросы там очень хорошо поставил, программу стал выполнять очень неплохо. Вот как можно ошибиться. Я тогда говорил членам партии — вот надо по чему определять, исправляется ли человек или не исправляется, борется ли он за линию ЦК или не борется, а он был бывшим троцкистом с 1924 г., был еще очень активным и ярым троцкистом. Я считал, как же еще можно определять, пришел ли он к партии или не пришел,— только по работе. Он был директором завода. Я считал, что можно определять его тем, как он выполняет программу, как снижает себестоимость, как борется за качество продукции, как заботится о рабочих. Казалось, что в этом отношении у него все хорошо, все в порядке. Я его защищал открыто и ставил его в пример всем и говорил: вот человек, который не на словах, а на деле исправляет свои ошибки, твердо становится на правильный путь. Оказался троцкистом, и не только простым троцкистом, но он входил в троцкистский украинский центр, был запасным членом троцкистского центра на Украине.

Здесь т. Сталин, конечно, прав. Мы никак не могли до этого додуматься, что многие из врагов работали хорошо не потому, что они отходили от троцкизма и вставали честно на партийный путь, а чтобы замазать себя и сохранить. Нельзя же действительно им все время систематически проваливать программу. Тогда бы нужно их арестовывать и сажать сразу. Вот эта маневренность и хитрость врага, она оказалась куда многогранней, чем наш подход к этому врагу и выявление. У нас более примитивный метод был распознавания врага. Вот как получалось дело.

Мы ведь на Украине все-таки 11 тыс. всяких врагов исключили из партии, очень многих из них посадили. Из этих 11 тыс.— 7 тыс. с лишним только троцкистов. Я примерно считаю: с 1933 по 1937 г. было разоблачено и исключено из партии 11 тыс. человек. Среди них были очень матерые враги, находившиеся на большой советской и партийной работе. Конечно, это является нашим минусом. Как же так получилось — все-таки уроки у нас были серьезные, засорение партийного аппарата на Украине — не первый случай? На Украине в 1930–32 гг. были целые бюро райкомов враждебные. И аппарат ЦК КП(б)У, его засорение — тоже не первый случай. Засел враг в аппарат ЦК КП(б)У не только сегодня. И тех ошибок прошлого, которые имеются и которые мы неплохо выправили с помощью ЦК ВКП(б), мы из этих ошибок прошлого уроков для себя не сделали. Захлестывала нас хозяйственная работа.

С городами нам казалось все благополучно: там стахановцы быстро растут, партийные организации крепкие, заводы пошли в гору, стали подыматься хорошо, а вот деревню, считали мы, выпускать из рук никак нельзя. Хотя кадры в деревне растут и складываются, деревню, нам казалось, выпускать из рук нельзя. Да и сейчас это верно — нельзя ее выпускать из рук. Но мы подменили своей работой работу хозяйственных организаций. (Реплика т. Сталина— не уловлена). Совершенно правильно. Абсолютно правильно, что у нас, например, выросли очень солидные кадры в промышленности, и троцкисты не только механически не лучше наших технических кадров, они в подавляющем большинстве (исключения, конечно, есть) технически безграмотны. Да и мне нужно было овладевать этой техникой. У них шла политическая борьба с партией и правительством, с советским государством. У нас в промышленности прекрасно сложились кадры, партия над нами поработала крепко. А вот в сельском хозяйстве, внизу, у нас кадры складываются, у нас появляются неплохие председатели колхозов, неплохие бригадиры, неплохие молодые агрономы и зоотехники, есть, правда, пока еще мало, хорошие директора МТС, трактористы великолепные, механики, комбайнеры, то есть эти кадры у нас растут быстрее, чем, скажем в РайЗУ. Сколько над этим делом мы бились — и впустую. И т. Сталин не раз указывал на кадры районных земельных управлений, они жиденькие у нас, и текучка тут невероятная. Возьмите вы областные земельные органы — кадры тоже крайне жиденькие, и засоренность гнездиться большая разными враждебными элементами.

Почему это произошло, что у нас такие жиденькие земельные работники в облЗУ, и в райЗУ, и в Наркомземе Украины — не только руководители, но и весь аппарат? Потому, что мы сами тащили всю эту работу сельскохозяйственную и мы агрономически грамотнее, пожалуй, любого заведующего областным управлением, пожалуйста, мы — секретари — грамотнее. Мы знаем лучше их свеклу, и уход за свеклой, и обработку свеклы, и по всем отраслям, какие у нас есть в области. С точки зрения агроминимума, мы им овладели полностью, а земельные работники зачастую в большинстве случаев менее нас грамотны, да, да, конечно.

Вот возьмите вы этого самого Одинцова, вы думаете, этот Одинцов, который работал у нас как земельный работник, он грамотнее, что ли? А сколько лет он в этом ведомстве работает? Безграмотный человек. Он-то больше нас знать должен, а он безграмотный человек, потому что мы взяли на себя эту работу в ущерб, конечно, партийной работе, а отсюда и все «прелести».

Ошибки тут же имеем очень серьезные, причины после доклада т. Сталина особенно ясны, теперь их надо исправлять. Я думаю, что все-таки, товарищи, мы с этой бедой справимся. Беда эта у нас не первая, к сожалению. Я не хочу сказать, что эта беда была неизбежной. Можно было ее предотвратить, но, к сожалению, она случилась. Мы с этой бедой справимся также, у партии и у Центрального Комитета достаточно сил для того, чтобы избавиться и от этой сволочи. Конечно, от нее самотеком не исправишься. Вот т. Шеболдаев у нас, так сказать... (Голос с места. Сосед по несчастью. Полонский. Перекличка). Когда тут говорят, особенно Полонский,— перекличка, то, видите ли, товарищи, вам бы, т. Полонский, пора перекликнуться по линии профсоюзов. (Ворошилов. Правильно, правильно. Полонский. Я записался, очередь дойдет.) Это дело серьезное. Они, к сожалению, имеются не только в Ростове и в Киеве, они имеются и в ряде других организаций. И, по-моему, на этот счет нет ни одного спокойного секретаря, который бы сказал: вот, слава тебе, господи, какие вы дураки и «шляпы». Я думаю, что нет ни одного секретаря с такими настроениями — слава тебе, господи, что сия чаша меня миновала, то есть не попал в переделку. Чуточку, товарищи, нас отделывали и за вас, чуточку... (Голос с места. Это правильно.) И надо, чтобы в решениях Центрального Комитета, в справедливых решениях, абсолютно справедливых, даже милостивых, я бы сказал, каждый бы хоть краешком глаза себя увидел, иначе ничего не выйдет. За это звено, которое мы выпустили из рук, и на которое указал нам т. Сталин, надо крепче всем взяться, и, я думаю, что мы это дело вытянем, а не то, что переходить от одного обкома ж- другому, дожидаясь, пока тебя за шиворот не поймают. (Сталин. Все-таки у вас хуже дело обстоит, чем у многих других.)

Если бы у нас не так плохо обстояло дело, так нам бы за это дело не попало. Конечно, я тут себя в этом отношении не пытаюсь смягчить, поэтому решение Центрального комитета, которое принято по Киевскому обкому, оно абсолютно правильно. Я ни в какой степени не пытаюсь рассматривать это постановление с точки зрения какой-нибудь несправедливости. Правильное решение.

Вот мне задавали вопрос относительно того, как у нас было во время чистки и проверки партийных документов. Оказалось, дело плохо все-таки. По Киевской области у нас во время проверки и обмена партийных документов троцкистов было исключено 53 человека, а после обмена— 317 человек. Троцкистов было вскрыто только 53 человека. (Голос с места. Это преимущественно из аппарата?) Ну да, преимущественно из аппарата и других партийных органов. Вот возьмите по другим областям Украины. По Харьковской области при обмене было исключено 30 человек троцкистов, после обмена — 400 человек. По Днепропетровской — при обмене было исключено 89 человек, после обмена — 225 человек. По Донецкой — при обмене было исключено 100 человек, после обмена — 263. По Одесской — при обмене — 40 человек, после обмена — 137 человек. Это все троцкистов. Характерно, что чистка была перед этим. Вот т. Мануильский чистил Киевскую партийную организацию. (Мануильский. К сожалению, не дочистил.) Да, не дочистил, потому что Дзенис помогал. Если бы не было Дзениса, дело было бы лучше, а то взял из Москвы помогать себе Дзениса.

Прошла чистка предварительная, потом проверка партийных документов, потом обмен, и все-таки так плохо глядели за врагами и троцкистами, главным образом, что получилось то, о чем я вам говорил, то есть когда выдали партбилеты, пришлось исключать больше в 3-4 раза троцкистов и врагов. Возьмите вы, во время проверки и обмена было исключено из партии троцкистов и других врагов, работающих в партийном аппарате, всего 182 человека. Как они распределялись? По Киевской области — 27, по Харьковской — 44, Донецкой — 30, Днепропетровской — 24, Винницкой — 16, Черниговской — 13, Молдавской — 6. Все они непосредственно работали в партийном аппарате. После обмена партийных документов эта цифра удвоилась, значительно увеличилась. Значит, плохо глядели, очень плохо глядели тогда.

Я, товарищи, не буду здесь перечислять о том, где, сколько, каких врагов сидело. Об этом т. Косиор уже говорил по Украине. По Киевскому обкому вы очень хорошо знаете. Я только хотел остановиться на некоторых таких вопросах, которые вытекают из проекта постановлений по докладу т. Сталина, который мы будем здесь принимать. Конечно, нужно сейчас очень круто перестроить нашу партийную работу. Надо наладить наши хозяйственные органы — областные и краевые,— чтобы они лучше заработали и мы имели бы возможность уделять больше времени, больше внимания партийной работе, выращиванию кадров, подбору кадров, заниматься партийными организациями и отдельными членами партии. Основной вопрос состоит в том, что мы должны разгрузить себя от хозяйственной работы.

Удастся ли это скоро сделать? Мне кажется, не удастся. У нас, на Украине, скоро, через дней 15, наверное, начнем сеять, или раньше, и нам это сейчас не удастся сделать в ближайшее время. Еще сразу невозможно это сделать потому, что дело не такое легкое. Все-таки три-четыре года направлены были в области партийной работы на то, что мы должны были заниматься хозяйственными вопросами. И сейчас перестроиться в короткий срок не удастся. Мы будем перестраиваться, и мы это сделаем.

Взять, например, вопросы, которые обсуждались на заседании бюро обкома по Киевской организации. За 1936 г. прошли через бюро обкома 3679 вопросов, из них партийных — 529 из 3679. Конечно, если прибавить то, что было с обменом, проверкой партдокументов, то это можно довести до 1300 вопросов, но проверка и обмен партдокументов — это исключительный вопрос. Стало быть, из этих почти 4 тыс. вопросов, было, по крайней мере, процентов 80 хозяйственных вопросов, надо отметить, что избавиться от этих вопросов мы не могли.

Конечно, сейчас главный вопрос заключается в том, как перестроить хозяйственные органы, как перестроиться самим. Решение ЦК ВКП(б) по докладу т. Сталина идет нам на помощь, и я думаю, что с помощью Центрального Комитета мы эти ошибки свои выправим, в том числе и я должен очень много, как говорил т. Шеболдаев, пересмотреть у себя, в своей методике работы и практике, в знании людей, которых мы не знали, считали их самыми лучшими людьми, других людей не искали, потому что считали, что легче найти готовых людей, а они нас сейчас обманули, в том числе и меня. От этой практики подбора людей, близких людей, тех, которых хорошо знал, надо оказаться.