Протокол № 4 допроса б[ывшего] зампредседателя] Сов[ета] мин[истров] Александра Александровича Червен-Водали. 15 апреля 1920 г.

Апреля 15 дня 1920 г., я, нижеподписавшийся, заместитель председателя Иргубчека Конст[антин] Андреевич] Попов, допрашивал, в качестве обвиняемого, названного выше Червен-Водали в связи с предъявлением ему постановления своего от 8 апреля с. г. по его делу и, он, Червен-Водали, на предъявленные ему обвинения и вопросы, отвечал:

[В]иновным себя по предъявленным мне обвинениям не признаю по соображениям нижеизложенным, по каждому из предъявленных мне обвинений.

По обвинению изложенному в п[ункте] 1 [-ом]. Приехав с юга России и познакомившись с положением дел здесь, в Сибири, я, при первом же свидании с Верховным правителем, сделал подробный доклад о необходимости отказаться от системы военно-административного управления страной (*[...] благодаря объявленному военному положению), т[а]к к[а]к от произвола многочисленных представителей военной власти, совершенно неподготовленной для руководства местной жизни, очень страдает население, об интересах которого обязано заботиться прави­тельство. Я настаивал на немедленном введении системы гражданского управления, выработанной во время моего пребывания на юге России, по которой министру внутренних дел подчиняется] все представители местного административного управления, включая сюда и высших военных представителей на местах в [тех] случаях, когда объявлено военное положение. Такую же точку зрения я проводил и в министерстве внутренних дел. Точка зрения эта не была признана осуществимой в то время, поэтому фактически я не мог установить связи с правительством адмирала Колчака, и, будучи привлечен к работе в экономическом совещании, оставался в [стороне] к курсу внутренней политики, причем я [неоднократно] выступал в общих собраниях (частного) экономического совещания по этим вопросам и настаивал на необходимости изменения курса. Расходясь во взглядах на общий курс правительства, я не счел возможным заняться здесь, в Сибири, организацией отдела Националь­ного центра, и, таким образом, то «стремление» к установлению связи между южнорусской и Сибирской государственной деятельностью, кото­рое ставится мне в вину, не было мною воплощено в какую-либо конкрет­ную определенную форму.

По обвинению изложенному в п[ункте] 2[-ом]. Входя в обновленный состав Совета министров (в Иркутске) я считал, что только путем [усилий] ряда реформ, в том числе организацией гражданского управления, соответствующего интересам населения, опирающегося на местные земские и городские самоуправления, можно восстановить] примирение населения с властью, и путем созыва земского Собора (о чем вел пере­говоры по поручению Совета министров предсовмина Пепеляев с Верховным правителем в пути) дать возможность компетентному органу, представляющему мнения сибирского населения, сорганизовать без какого-либо кровопролития местную сибирскую власть. Создавшаяся обстановка сама собой предрешала вопрос о [необходимости прекращения] в Сибири существования Всероссийской власти. Я был уверен, что только таким путем можно наилучшим образом разрешить назревавший конфликт между властью и населением. При сохранении существовавшего курса, а в особенности, при еще более напряженной системе военно­административного аппарата (мне известно, что были и такие точки зрения в военно-реакционных кругах при Верховном главнокомандующем) положение населения было бы несравненно более тяжелым. Удачным разрешением вопроса об организации власти я имел в виду приблизиться к осуществлению народоправства, а вовсе не сохранения власти за контрреволюционным буржуазно-реакционным направлением.

По обвинению изложенному в пункте 3[-ем]. Обвинение, предъявленное мне в пункте 3[-ем], в том, что я старался заручиться поддержкой чеховойск и союзного командования, а также земского и городского самоуправлений, мне представляется совершенно [искаженным]. Прежнему составу правительства ставится в вину [полное] игнорирование интересов и прав [земского] и городского управления, теперь мне как руководителю³ [...] ставится в вину стремление к осуществлению противоположной политики и⁴ в получении поддержки со стороны земского и городского самоуправлений. Полагаю, что правительство обязано искать пут[и] к сближению с местным самоуправлением. Что же касается поддержки чеховойск и союзного командования, то таковую искало и существовавшие в то время правительство и Политический центр, поднявший восстание против существовавшей власти; почему же искать эту поддержку правительству преступно, а группе лиц, подымающей восстание, не преступно? Здесь же выдвигается обвинение в том, что будто бы я, как зампредсовмина, отдал себя и Совмин в полное распоряжение руководителям военных банд Семенова и др[угих]. Из моих показаний и из имеющихся в делах материалов устанавливается с определенной точностью, что генерал Семенов назначен был без какого- либо участия Совета министров (который и не ведает назначением лиц по военной службе) главнокомандующим всего района Сибири на востоке, от линии фронта и, как таковой подчинялся непосредственно Вер­ховному главнокомандующему. Взаимоотношения, создавшиеся между командованием генерала Семенова и Советом министров, в полной мере выясняются из переписки его уполномоченного Скипетрова с, назначен­ным тем же Семеновым, командующим вооруженными силами Иркут­ского района Сычевым (сведения имеются в моих показаниях по моему делу и по делу об убийстве 31 [-го] заложника, а также в документах, приложенных к моему делу), из разговора по прямому проводу с Читой (Третьяков сообщал о запрещении Семенова пользоваться проводом для шифрованного разговора с Советом министров), из показаний чинов контрразведки (министров надо расстрелять, а не исполнять их прика­зания). При таких условиях подчинить себе руководителей военных сил, возможно, было бы только насильственно, т.е. при посредстве проти­вопоставления такой же военной силы, или же при помощи военного переворота. Едва ли серьезно можно ставить в вину гражданской власти (а ведь Совет министров, несмотря на участие в нем военного министра, есть гражданская власть по самому своему существу) то, что она не попыталась победить и насильственно подчинить себе военное командование.

По обвинению изложенному в п[ункте] 4[-ом]. Обновленное правительство, имея за собой более годичн[ую] давн[ость] своего существования, считало себя законной властью и, как таковая, считала себя обязанной бороться против повстанцев, а ведя эту борьбу, считала себя обязанной поддерживать бодрое настроение в населении и ставить его в известность о положении дел в⁵ [...]. Имея официальное донесе­ние командующего Иркутскими военными силами, в телеграфном уведомлении генерала Семенова, о том, что на поддержку местных военных сил идут подкрепления, состоящие из Забайкальских военных частей и из японских войск, правительство сочло себя обязанным поста­вить об этом в известность⁶ население и призвало его к подчинению существующей власти⁷. Что же другое могло заявлять правительство, ведя борьбу с повстанцами? Не могло же оно призывать его к присоединению к повстанцам. Едва ли серьезно можно ставить вопрос об обвинении существующей власти в том, что она принимала меры к успокоению населения и к самозащите.

По обвинению изложенному в пункте 5[-ом]. Что касается обвинения меня в предоставлении возможности военным бандам совершить расправу над 31 [-им] заложник[ом], увезенных на Байкал, то таковое совершенно не вытекает из имеющихся в деле материалов. Во-первых, контрразведка находится в непосредственном заведовании военного командования (она [совершенно] изъята из ведения военного министра) и потому изъятие арестованных контрразведкой лиц [возможно] было бы осуществить лишь путем силы, т.е. путем [участия] военного переворота, что совершенно неосуществимо для гражданской власти.

Во-вторых, мною, как зампредсовмином, были приняты все доступ­ные меры воздействия на военное командование, направленные к тому, чтобы предотвратить это несчастье: как только мне стало известно о распоряжении Сычева, отданное Черепанову об отправке части аресто­ванных в [Патронную] для переправы их в распоряжение Скипетрова, я, через военного министра, пригласил Сычева в «Модерн» и, в присутствии военного министра, стал настаивать на том, чтобы он свое распоряжение

об  отправке отменил; генерал Сычев сказал, что хотя он и получил категоричное распоряжение Скипетрова, но идя навстречу мне и воен[ному] м[инистр]у попытается отменить это распоряжение, что и было им исполнено. Затем, через некоторое время, заведующий контр­разведкой Черепанов, находившийся в «Модерне», сообщил мне, что Скипетров вновь прислал за арестованными, прислав подводы и конвой. Мною вновь был вызван Сычев, подтвердивший сообщение Черепанова, причем, мне вновь удалось получить согласие Сычева не отправлять арестованных и обещания в том, что он вообще не отправит их никуда. Следовательно, до моего последнего отъезда на другую сторону Ангары для переговоров с Политическим центром, арестованные находились в Оренбургском училище. Когда во время переговоров с Политическим центром мне стало известно о том, что Сычев бежал и захватил с собою 31 [-го] арестованного], я сейчас же, через Ларионова, распорядился принять меры к их возвращению в Иркутск и передачи чехокомандованию. Это распоряжение было передано по телефону через [Патрон­ную] (как показывает один из служащих контрразведки), а также и по телеграфу ген[ералу] Скипетрову. Что можно было сделать еще при существовавших взаимоотношениях? Я утверждаю, что ничего еще сделать нельзя было.

В-третьих. При вступлении в состав правительства я считал совер­шенно ненормальными взаимоотношения военной власти в тылу и Совета министров и полагая, что даже при [наличии] военного положения коман­дующий войсками округа должен подчиняться в деле админи-стративного управления, и, вообще, в своих [мероприятиях] по отношению к насе­лению, министру внутренних дел, а осуществление предоставленных ему военным положением прав может проводится или только через должност­ных лиц гражданской администрации, при полном устранении военных должностных лиц от сношений с населением. Я составил законопроект в этом смысле и провел его в Совете министров, при особом мнении военного министра. К сожалению, этот закон остался неутвержденным Верховным правителем и потому не вошел в жизнь. При наличии указанных выше взаимоотношениях между военным командованием и Советом министров возлагать какую-либо ответственность в этом действительно ужасном преступлении, совершимся на Байкале, на Совет министров, значит совершенно не считаться с фактами и обстановкой, достаточно выясненной из свидетельских показаний и материалов.

По обвинению изложенному в п[ункте] 6[-ом]. Обвинение, выдви­нутое против меня пунктом 6[-ым] принадлежит к числу таких умоза­ключений, которые являются чтением чужих мыслей, при наличии esprit mal tourney (мысль, направленная в дурную сторону). Мне, как старому общественному⁸ деятелю, прошедшему всю свою жизнь и состарив­шемуся на честных традициях и на сознании всегда своей ответственности перед страной и народом, остается только протестовать против такого свободного и тенденциозного истолкования моих побуждений. Я утверждаю, что вел переговоры с Политическим центром потому, что считал это необходимым в целях прекращения кровопролития, которое являлось в дальнейшем уже бесцельным. Если первые переговоры с представителями земства и города мне пришлось прервать, то исключи­тельно только потому, что я выяснил полную невозможность при существовавших тогда настроениях у военного командования⁹ [...] его предполагаемому соглашению с земцами и горожанами. При вторых же переговорах было предварительно получено соглашение от военного командования, которое и командировало для переговоров генерала Вагина, и¹⁰ [...] генерал Сычев [изменил] Совету министров, и предпринял ряд действий определенного направления к спасению своей жизни и поставивших представителей гражданской власти, и тех военных, которые не приняли участия в его бегстве¹¹, в безвыходное положение. Полагаю, что [выясненная] для Чрезвычайной следственной комиссии [обстановка] с достаточной ясностью установила в этом деле роль гражданской власти и военного командования. Что касается вопроса о принятых лично мною мерах и ведения переговоров о проезде на восток и предоставлении личной безопасности главным руководителям гражданской и военной власти, начиная с самого адмирала Колчака, то я полагаю, что я не только был вправе поставить этот вопрос, но обязан был это сделать, иначе это было бы с моей стороны предательством.

Что касается адмирала Колчака, то таковому выговаривалась свобода прохода на восток и гарантия его неприкосновенности как частному лицу при условии отказа его от звания Верховного правителя (почему мною [и] была послана ему телеграмма, настаивающая на его отречении от прав Верх[овного] прав[ителя]). Позволю себе [напомнить], что аналогичные действия о¹² [...] революционной демократии [перед] большевистской властью, были предприняты и Политическим центром при передачи власти большевикам, несмотря на то, что среди этой демократии находились лица, принимавшие ответственное участие в правительстве, боровш[ие]ся против большевиков. Что касается до предположенного обвинения в том, что я имел в виду воссоздать на востоке власть правительства Колчака, то таковые ни на чем не основаны и противоречат всем действиям и мероприятиям, предпринятым в последнее время. Если бы мною предполагалось, после передачи власти Политическому] центру, все же сорганизовать власть на востоке, то тем более, это стремление должно было бы иметь место при создавшейся обстановке перерыва переговоров, а между тем, я, вместо того, чтобы стремиться на восток, счел для себя обязательным явиться в Политический] центр не смотря на то, что мне было известно намерение центра меня арестовать. Никакого затягивания переговоров не имело места, они велись совершенно нормально, а если отдельные представители военной власти задумали совершить [преступные действия], использовав время перемирия, то вся ответственность за это лежит на них. Представители гражданской] власти от этих действий только пострадали. Вписано «население», «деятелю», «в безвыходное положение», исправлено «затягивания» верить.

А. Червен-Водали

Заместитель] председателя]

Ир[кутского] губ[ернского] Чека К.Попов

1 «Постановление. Апреля 8 дня 1920 г., я, нижеподписавшийся, тов[арищ] пред[едателя] Иркутчека К. А. Попов, рассмотрев дело б[ывшего] зампредсовмина Александра Александровича Червен-Водали и обвинения, возникающие против него на основании имеющихся в деле и в приложениях к нему материалов, нашел, что помимо некоторых обвинений, менее важного, частного характера, которые могут быть формулированы особо, при дальнейшем расследовании дела,  к Червен-Водали могут быть предъявлены при данном положении дела следующие обвинения общего характера:

1)в том, что прибыв в 1919 году на территорию Сибири с юга европейской России в качестве делегата Национального центра и Добровольческой армии Деникина, он стремился установить связь между контрреволюционными силами юга России и Сибири;

2) в том, что наблюдая разложение власти колчаковского правительства в Сибири и предвидя ее близкое падение, тем не менее, вступил в правительство Колчака, поставив себе задачей, путем смягчения режима реакционной военной диктату­ры в Сибири и путем передачи и сосредоточения власти в руках Деникина, сохранить власть в Сибири за контрреволюционной буржуазией;

3) что в этих целях, будучи уже зампредсовмина, старался заручиться для обновленного правительства Колчака поддержкой, с одной стороны чеховойск, и, так называемых, «союзников», а с другой стороны земских и городских самоуправлений, и, не нашедши сочувствия своим намерениям ни там ни здесь, передав лицам восстания, организованного в декабре 1919 г. в Иркутском районе Политическим центром, в интересах спасения падавшей власти обновленного колчаковского правительства, отдал себя и Совмин в полное распоряжение руководителей военных банд с атаманом Семеновым и его сподвижниками Скипетровым, Сипайло[вым], Сычевым и др. во главе;

4) что, опираясь на эти банды и их руководителей, вел вооруженную борьбу с повстанцами, причем особыми воззваниями к населению грозил «решительным подавлением» всяких попыток сопротивления «законной власти» при помощи шедших с востока семеновских банд и японцев;

5) что во время этой защиты предоставил военным бандам возможность расправы над 31-им заложник[ом], увезенным к семеновцам и замученными ими на Байкале, оставив этих заложников в руках б[ывшей] Иркутской контрразведки, не смотря на то, что знал требования Скипетрова о выдаче их ему и должен был предвидеть какова будет их судьба, и не смотря на то, что давал Политичес­кому центру заверения в их неприкосновенности и безопасности;

6) что путем мирных переговоров с Политическим центром стремился оттянуть момент падения власти Совета министров и гарантировать восстановление его на востоке от Иркутска путем создания гарантии свободного выхода на восток и спасения виднейших военных и гражданских представителей падавшей власти, как центральной, так и местной-Иркутской, в том числе самого Колчака, членов Совета министров, главарей военных банд и других преступных деятелей колчаковского режима, и фактически путем затяжки переговоров, дал возмож­ность некоторым видным и преступным деятелям центральной и местной, гражданской и военной власти, бывшим в Иркутске, скрыться и совершить при бегстве ряд преступлений (убийство «31», попытка увоза золотого запаса из Ирк[утского] отделения Государственного] банка, хищение денег).

Обвинения эти, я, нижеподписавшийся, постановил предъявить А.А.Чер­вен-Водали для дачи с его стороны объяснений по их существу. Вписано «в», исправлено «обвинения», зачеркнуто «надеясь» - тому верить. Зачеркнуто «колчаковского правительства», «этой», надписано «Совет министров» и «падавшей» - верить. Товарищ председателя Иргубчека К.Попов»: ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Д. 7. Л. 51-51 об. Рукопись, подлинник.

2  Далее предложение неразборчиво.

3  Далее слово неразборчиво.

4  Далее надписано «в».

5  Далее слово неразборчиво.

6  Далее надписано «население».

7  «Воззвание правительства. Вчера, от имени правительства, было выпущено воззвание к армии следующего содержания: Офицеры и солдаты. Враги государства хотят соблазнить вас миром. Мира они не дадут. Будет голод, холод, будут грабежи и зверства. Если вы поверите прокламации, вы погубите и всех тех, кто честно выполняет свой долг и ждет заслуженного приюта. Кому могут быть сейчас полезны восстания, кроме большевиков? Неужели как Иуда предадите тех несчастных измученных страдальцев, которые еще борются с большевиками? Нет, не окажитесь большевиками. Не сегодня завтра придут силы с востока, которые помогут вам защитить порядок и спасут нас всех от большевизма и от голода. Помните, что хлеб идет сейчас только с востока. Правительство выполняет свой долг и призывает вас честно исполнить присягу. За председателя Совета министров А.Червен-Водали. Военный министр, гене­рал от артиллерии Ханжин»: Русское дело. Иркутск, 26 ноября 1919. № 37.

«Обращение к населению. Правительство нового состава, приняв власть в тяжкие дни военных неудач смело и открыто признало ошибки, допущенные Омской властью. Правительство поставило своей задачей утверждение законности и порядка в стране, обеспечение для населения всех гражданских свобод и снабжение его продовольствием и предметами первой необходимости. С этой целью правительство с полной искренностью и доверием призвало к государственной работе представителей городских и земских самоуправлений и всех кругов общественности и предлагало им войти в состав Совета мини­стров. Правительство подготовило также скорейший созыв Земского государст­венного совещания, которое должно будет явиться выражением воли и мысли народа и издавать законы. По новому закону в совещание войдут только выборные члены и число представителей в нем от крестьянского и городского населения удвоено. Но вместо того, чтобы помочь власти в ее честных стремлениях, часть общества, явно сочувствуя большевизму, забыв долг перед родиной и армией, организовала смуту и задумала переворот, расчищающие путь большевистским бандам с их грабежами и насилием. Правительство, искренне веря в государственный разум населения, некоторое время не применяло жестоких мер против восставших, ожидая, что они одумаются и не захотят быть предателями. Дальнейшее развитие смуты грозит невероятными бедствиями и лишениями армии, которая продолжает бороться на фронте, раненым и больным, которые тянутся бесконечными эшелонами по линии железных дорог, женщинам и детям, которые ищут приюта, наконец, всему населению, продовольствие для которого идет сейчас только с востока и которое, конечно, ни во время беспорядков, ни тем более в случае успеха мятежников получаться не будет. Те, кто мешает правительству работать, совершают тягчайшее преступление. Открыть дорогу большевикам, погубить армию, остановить транспорт, отдать измученную страну еще новым тяжелым лишениям - это могут делать только враги государства и народа. Поэтому правительство, призывая население к полному спокойствию, подчинению закону и власти, поддержанию порядка и исполнению долга перед армией и родиной, твердо заявляет, что с настоящего момента всякие попытки сопротив­ления законной власти будут решительно подавляться. Правительство распо­лагает всей достаточной силой, чтобы прекратить смуту и обеспечить порядок. Идущие с востока сильные подкрепления раз навсегда положат конец подобным выступлениям. За председателя Совета министров, управляющий министер­ством внутренних дел А. А.Червен-Водали»: Русское дело. Иркутск, 27 декабря 1919. №38.