Из речи т. Ворошилова. 2 марта 1937 года

Андреев (председательствующий). Слово имеет т. Ворошилов [Выступление Ворошилова публикуется по неправленой стенограмме.].

Ворошилов.

Товарищи, доклады тт. Молотова и Кагановича, вчерашнее выступление т. Ежова и последующих товарищей со всей ясностью, как прожектором, осветили, как наши враги глубоко проникли в поры нашего социалистического хозяйства и государственного аппарата. Враг выбирал наиболее чувствительные места нашего социалистического строительства, наиболее важные пункты для того, чтобы изнутри поражая самые чувствительные нервные узлы, в этих пунктах наносить вред всему нашему государственному строительству. НКПС, Наркомтяжпром, легкая промышленность, пищевая промышленность и другие наркоматы,— все они, к сожалению, были, и я думаю, что и продолжают быть, пораженными вредительской работой троцкистов, японо-немецких шпионов, диверсантов и наших классовых врагов.

Здесь, товарищи, и наркомы и не наркомы — работники наркоматов, все честно пытались анализировать, вскрыть причины проникновения врага в святая святых нашего социалистического строительства. Все обещают работать по-другому для того, чтобы в будущем преградить путь врагу, не дать возможности ему проникать не только в наиболее важные пункты, наиболее важные места, но и вообще не мешать нашему строительству. Это будет очень хорошо, товарищи, если мы обещания, данные здесь пленуму ЦК, сможем выполнить хотя бы, ну, на 95%. Думаю, что пройдет значительное время прежде, чем мы по-настоящему эти обещания реализуем, ибо мне думается, что помимо всего прочего, помимо благодушия, некоторого зазнайства, помимо того, что многие, как т. Сталин часто нам указывает, многие уже решили почивать на лаврах, помимо всего этого, что и является главной причиной для нас, шорами на глазах, мешающими видеть вокруг себя, а для врага ширмой, за которой, прячась, он проникает туда, куда ему нужно, помимо всего этого, есть целый ряд причин, которые способствуют проникновению врага в ряды наших кадров, способствуют их подрывной работе. Я имею в виду такой, казалось бы, маловажный фактор, однако имеющий большое значение. Вот здесь присутствуют товарищи наркомы, с которыми приходится нам, заказчикам, а здесь нет почти ни одного наркома, который бы не был и исполнителем заказов для других, и заказчиком у других.

(Каганович. Ты пока наши заказы не выполняешь.) Так же, как ты не выполняешь наши перевозки. (Каганович. Я говорю, что ты в будущем будешь наши заказы выполнять.) Я поторопился. (Каганович. Поторопился еще и потому, что я не мог бы доказать, как мы выполняем ваши перевозки. Я сказал насчет будущего.) Зато есть другие наркоматы, которые нам выполняют очень много, на громадные суммы денег. И вот не только у нас, у заказчиков, военведа в частности, но и у других наркоматов создаются в процессе деловых взаимоотношений, в процессе хода выполнения заказов, часто нездоровые отношения, трения, склоки, иной раз принимающие совсем некрасивые формы. А это обстоятельство, я теперь в этом глубочайше убежден, является одним из наиболее легких прикрытий для врага, для диверсанта, для вредителя. (Голоса с мест. Правильно!)

Представьте себе у нас, я не хочу быть голословным, а обращусь к кое-каким конкретным фактам, здесь сидит т. Павлуновский, который несет, нес в свое время, очень большую ответственность за артиллерийское вооружение рабоче-крестьянской Красной армии. У нас с ним часто были споры и ссоры по различным конкретным вопросам, но был один очень серьезный спор на протяжении ряда лет по вопросу о выполнении заказов на «Большевике», ленинградском артиллерийском заводе, по Б-4, по тяжелой гаубице, восьмидюймовой. И все указания, все домогательства и наших приемщиков, и наших инженеров, работников артиллерийского управления, которые открывали глаза товарищам на то, что неблагополучно с этой гаубицей, что гаубица, ее заказ не только не выполняется своевременно, но она не годится, делается не так, как нужно. Все эти наши указания встречались в штыки, с этими людьми не считались. Наоборот, доказывали, что именно наши приемщики и представители и являются причиной того, что так плохо идет дело, потому, что они непрерывно всякие требования предъявляли, непрерывно вносят изменения и проч., и проч. И создалась такая склочная обстановка, в которой даже правительство не в состоянии было по-настоящему разобраться, хотя несколько раз этим вопросом занималось. Но что вскрылось впоследствии? А вскрылось, что главный конструктор, который всю эту работу вел, оказался не только вредителем и мерзким организатором большого вредительства во всей артиллерийской работе этого завода, но еще и немецким шпионом. Сам теперь во всем признается, сам берется, если ему жизнь будет дарована, все сделанные им вредительские акты исправить, конкретно указывая, где и что он вредил и как он будет исправлять.

Можно было бы назвать еще целый ряд фактов, которые порождая между нами, заказчиками и исполнителями, недоразумения и склоки, они тем самым служили прикрытием, завесой для действий вредителей. Это безусловно.

И, товарищи, теперь, когда вы обещаете работать по-другому, давайте и этот момент учтем обязательно, давайте требования со стороны заказчиков рассматривать не так, как неприятное предъявление для себя претензий, а давайте смотреть в корень вещей, и тогда мы от многого можем предохранить нашу работу и не дать возможность врагу проникать туда, куда он проникать не должен. (Голоса с мест. Правильно!) Я думаю, что это должно служить одним из руководящих таких положений для товарищей, которые будут на будущее время вырабатывать формы и методы новой, настоящей, большевистской, ленинско-сталинской работы, которая должна нас обеспечить от проникновения врагов в наше народное хозяйство во всех его звеньях.

Теперь разрешите перейти к моему ведомству. Лазарь Моисеевич перед тем, как мне сюда идти, сказал мне: «Посмотрим, как ты будешь себя критиковать, это очень интересно». (Общий смех.) Я ему сказал, что мне критиковать себя очень трудно. Совсем не потому, что я не люблю критики, больших любителей критики, правда, наверное, и среди вас немного найдется (Смех.), которые эту любовь испытывают. Я тоже не особенно так сказать любитель критики, но тем не менее, я большевик, член ЦК и мне не пристало бояться нашей партийной критики.

Но положение мое, Лазарь Моисеевич, несколько иное, чем положение, предположим Ваше, не только потому, что я представляю армию, это тоже имеет кое-какое значение, но то, что у нас в рабоче-крестьянской Красной армии к настоящему моменту, к счастью или к несчастью, а я думаю, что к великому счастью, пока что вскрыто не особенно много врагов народа. И они несколько иное место занимают в рядах всех врагов, которые вскрылись органами НКВД в других наркоматах. Это, во-первых.

Во-вторых, эти господа, которые сейчас открыты как враги, как представители фашистских японо-немецких троцкистских групп, они располагались в командных кадрах. Среди наших инженерных, технических кадров, пока что за исключением отдельных небольших, малозаметных, пока что представители вредительства не вскрыты. Я далек от мысли, что там у нас везде обстоит благополучно. Нужно думать, что рабоче-крестьянская Красная армия сейчас представляет собой громадную индустриальную организацию. Мы являемся обладателями колоссального автомобильного парка. Мы владеем, следовательно, эксплуатацией, следовательно имеется и большое количество техников, инженеров и работников Красной армии.

В области танкового вооружения, мы имеем также громадную армию, имеем громадную авиацию, где тоже имеем инженеров, техников, летчиков, куда тоже противник не может не пытаться проникнуть для того, чтобы вести там акты вредительства, диверсионной работы. Но, повторяю, к настоящему моменту вскрыто пока что небольшая по численности, о качестве я буду говорить, группа среди командного состава, которая вела свою подрывную работу.

Товарищи, разрешите сделать маленький экскурс в историю, самый короткий для того, чтобы было более понятно откуда явились эти господа, которые сейчас сидят в органах НКВД. Троцкий в прошлом, еще в 1920— 1921 гг., когда он пошел походом, открытым походом на Ленина, на нашу партию, он пытался опираться тогда на кадры армии. Он считал, что имеет в армии достаточно прочную базу для того, чтобы развернуть по-настоящему, по всем правилам военного искусства бой с нашей партией, но он просчитался и не мог не просчитаться потому, что он был слишком далек от нашей партии, не знал силы нашей партии, не имел представления о силах, которые заложены в нашем народе, о том доверии, которым пользовалась наша партия. Он был на этом первом этапе бит. Троцкий не сложил тогда оружия и повел более углубленную работу и к 1923 г. проделал довольно большую работу с помощью своих агентов, которые были у него назначены почти по всем округам и особенно в центральных органах здесь, в Москве.

К 1923–1924 гг. троцкисты имели, как вы помните, а вы обязаны помнить, за собой почти всю Москву и военную академию целиком, за исключением единиц, которая была за троцкистов. И здешняя школа ЦИК, и отдельные школы — пехотная, артиллерийская и другие части гарнизона Москвы— все были за Троцкого. (Гамарник. И штаб Московского округа, где сидел Муралов, был за Троцкого.) Троцкий, словом, пошел в атаку на тогда больного Ленина и фактически на Сталина. Но к тому времени настоящие большевики тоже вели значительную работу и на этом этапе Троцкий был разбит.

Интересно товарищам немного напомнить потому, что многие товарищи в то время не были членами ЦК. В тот момент, в конце 1923 и начале 1924 года, Троцкий пошел в бой с нашей партией и он фактически армию свел на нет. Армии как боевой силы и государственной силы не было. Он больше всего думал о том, чтобы рассадить своих людей и заниматься подготовкой свержения партийного руководства. Сама армия как боевая сила тогда полностью отсутствовала. Если вы развернете протоколы пленумов 1923–1924 гг., февральского и апрельского пленума 1924 г., вы увидите, что там в выступлениях Гусева, тогда [?] комиссии ЦК и ЦКК, и выступления т. Сталина и всех других товарищей констатировался полный развал, отсутствие Красной армии. Но за то были крепкие отдельные группы троцкистов, которые вели ожесточенную, дикую борьбу с партией. Повторяю, что Троцкий просчитался и был разбит, но он ожил и, вы помните, в 1925–26–27 гг. к этому времени партия захватила все основные позиции во всех округах, за исключением Ленинграда, который нами был проморган не потому, что мы не понимали важности, которую представляет собою в партийном отношении Ленинград, а потому, что Ленинградское руководство — Зиновьев и его присные, Евдокимов, Бакаев, Залуцкий — они изменили в последний момент и повели за собою парторганизацию. И вот в этот последний момент, когда Троцкий был разбит, он оставил за собою довольно основательные кадришки, не количественно, а качественно. Вот к этим кадрам относятся те господа, которые ныне себя проявили снова уже на новой основе, в иных условиях активности хотели сделать еще одну вылазку теперь или немножко позже, но снова хотели попытать свои силы в борьбе с нашей партией.

Что представляют собой эти господа, кто они? Это Примаков, который является одним из наиболее ярких представителей троцкистских кадров. Это Зюка — один из кадровиков троцкистов. Это Туровский, который, не являясь кадровиком, тем не менее, очевидно, не взирая на то, что он пока отрицает свою виновность, очевидно, тоже в скрытом виде долгое время поддерживал эту троцкистскую банду. Это Шмидт Дмитрий, комдив, Саблин, Кузьмичев. И затем идут мелкие люди, которые только что теперь были вскрыты, а ранее не проходили как работники сколько-нибудь заметные по линии троцкистских вредителей. Следовательно, мы к настоящему времени имеем 6 генеральских чинов в качестве вредителей: Путна, Примаков, Туровский, Шмидт, Саблин, Зюка, затем Кузьмичев — майор и полковник Карпель.

Что собою представляют эти господа и с точки зрения политической и моральной физиономии я позволю себе прочесть пару писем для того, чтобы вам было ясно, на какие вещи эти люди способны.

Вот, если взять Кузьмичева, он только майор, он подполковник — небольшой чин, но по стажу, по троцкистскому стажу — это очень заядлый троцкист, в свое время был секретарем у Примакова, тесно с ним связан, принимал участие в троцкистских вылазках и в 1923–1924 и в 1926–1927 годах. Теперь, будучи арестован, он обращается ко мне через официальные органы с письмом, в котором пытается доказать свою невиновность. И пишет так, что даже ваши закаленные сердца должны будут внять такому письму... (Голос с места. Дрогнуть.) Да, дрогнуть. И вы увидите, к чему вся эта писанина свелась. Он пишет: «Народному Комиссару Обороны т. Ворошилову. Меня обвиняют в том, что я, якобы, являюсь членом контрреволюционной троцкистской террористической группы, готовил покушение на Вашу жизнь. Мое заявление о том, что я ничего по этому делу не знаю — рассматривается как запирательство и нежелание давать показания. Основания не верить мне имеются, ибо я в 1926–28 годах входил в контрреволюционную троцкистскую организацию...» И тут же врет. Он входил и в 1923–1924 гг., об этом умалчивает. (Читает.) «Начиная с 1929 г. я старался всеми мерами загладить свою вину перед партией. В Вашем лице я всегда видел не только вождя Красной армии, но и чрезвычайно отзывчивого человека. Вашим доверием я обязан факту моего возвращения в РККА в 1929 г....» Так было. Я потом объясню, в чем тут дело. «Своими действиями в 1929 г. я, мне кажется, оправдал Ваше доверие и, конечно, не без Вашего решения был награжден вторым орденом Красного Знамени.» Тоже факт. «В 1931 г.,— повествует далее Кузьмичев,— Вашим распоряжением мне представили возможность поступить в Академию. В 1934 г. в связи с болезнью жены опять-таки не без Вашего участия меня перевели в условия, где моя жена и ребенок быстро выздоровели. Вашим решением я обязан той интересной работе, которую я вел последние годы. Именно Вы сделали меня человеком, настоящим членом партии. Иных чувств, кроме чувства большого уважения и глубокой благодарности я к Вам иметь не мог. Как же случилось, что меня зачислили в банду фашистских убийц? В 1935 г. я проездом с Дальнего Востока в Запорожье остановился у Дрейцера — в то время он был член ВКП(б), носил два ордена и являлся зам. начальника Криворожского строительства. Он по телефону мне сообщил, что у него гостил Туровский, который только что уехал, и что сам Дрейцер тоже через 1–2 дня уезжает, поэтому мне можно будет остановиться у него на квартире. Я так и сделал. С Дрейцером мы виделись мало, говорили о работе, я о своей, он о своей и все. С тех пор я его не видел, и уже в тюрьме на очной ставке я от него услышал, что, якобы, я сам предложил свои услуги для Вашего убийства.

Эту троцкистскую клевету я не могу опровергнуть, все мои заявления о нелепости чудовищной клеветы, все мои просьбы расследовать обстоятельства моих разговоров ни к чему не привели. Скоро будет суд. По-видимому, меня расстреляют, ибо у меня нет возможности доказать, что никаких контрреволюционных дел у меня с Дрейцером не было. Может быть, через несколько лет все же троцкисты скажут, зачем они оболгали невинного человека, и вот тогда, когда раскроется действительная правда, я Вас прошу восстановить моей семье честное имя. Простите за марание, больше не дают бумаги. 21.VIII.–36 г. Кузьмичев.»

Так писал господин Кузьмичев. А вот как этот господин Кузьмичев разговаривает, это он писал 21 августа, а показания он дает 1 сентября, стало быть, через 10 дней: «Вопрос. Что вами практически было сделано для подготовки террористического акта над Ворошиловым...» Я очень извиняюсь, что тут идет речь о Ворошилове, но я читаю это просто для того, чтобы охарактеризовать этого господина. (Голоса с мест. Правильно.) «...в осуществление полученного от Дрейцера задания в феврале 1935 года?» Он тут же рассказал, как его Дрейцер агитировал, собственно, он даже не агитировал, а рассказал ему, и они очень быстро поняли друг друга, и он берет на себя выполнение терракта. Вот как он это объясняет: «На маневрах в поле с Ворошиловым мне встретиться не удалось, так как наша часть стояла в районе Белой Церкви, а маневры происходили за Киевом, в направлении города Коростень. Поэтому совершение терракта пришлось отложить до разбора маневров, где предполагалось присутствие Ворошилова.» «Где происходил разбор маневров?» «В Киевском театре оперы и балета»,— отвечает Кузьмичев. «Каким образом вы попали в театр?» — спрашивает Кузьмичева следователь. Кузьмичев отвечает: «Прилетев в Киев на самолете, я узнал о том, что билетов для нашей части нет. Комендант театра предложил занять свободные места сзади. Так как я намерен был совершить террористический акт над Ворошиловым во время разбора, я принял меры к подысканию места поближе к сцене, где на трибуне после Якира выступал Ворошилов. Встретив Туровского, я попросил достать мне билет. Через несколько минут Туровский дал мне билет в ложу.»

Дальше его спрашивают: «На каком расстоянии вы находились от трибуны? Ответ. В метрах 15, не больше.» И дальше следует продолжение в том же духе. Он рассказывает из какого револьвера он должен был стрелять, почему не стрелял — потому, что ему помешали, все здесь присутствующие это знают, что там две ложи были заняты военными атташе и иностранными гостями, и только вследствие этого этот господин не мог стрелять. (Косиор. Она несколько впереди, эта ложа.) Да, она несколько впереди, и эти две ложи заслоняли его ложу, он сзади был.

Вот облик людей, которые, уже будучи пойманы, находят у себя еще наглости и умение, я бы сказал, находят ловкость и талант писать так, что когда я прочитал, я подумал — черт его возьми, может быть, в самом деле человек оговорен. И только через 10 дней получается такое сообщение, что человек со всеми подробностями, до мелочей рассказывает, как он подготовлял свою работу.

Другой тип — Шмидт, пишет мне. Этот Шмидт, это уже в генеральском чине, комдив. Он пишет: «Дорогой Климент Ефремович! Меня арестовали и предъявили чудовищные обвинения, якобы, я — троцкист. Я клянусь Вам всем для меня дорогим — партией, Красной армией, что я ни на одну миллионную не имею вины, что всей своей кровью, всеми мыслями принадлежу и отдан делу партии, делу Сталина. Разберитесь, мой родной, сохраните меня для будущих тяжелых боев под Вашим начальством.» Все сказано, ничего не упущено, даже озаботился, чтобы я был его начальником, а не другой им командовал. А через 20 дней этот субъект сознался во всех своих подлых гнусных делах.

Я имею письма и от других арестованных, от Туровского, от Примакова. Все они примерно в этаком духе пишут. Самое большое в чем они сознаются, это то, что они не любили Ворошилова и Буденного. И тут они каются, что до 1932–33 гг. они позволяли себе резко критиковать Ворошилова и Буденного. И, видите ли, это потому, что он, в частности речь идет о Примакове, он, Примаков, видел в нас конкурентов: он кавалерист, мы с Буденным тоже кавалеристы. (Смех.) И он, думая, что его слава затмевалась Буденным, ему не давали ходу вследствие того, что Буденный с его единомышленниками из Первой конной армии заняли все видные посты в кавалерийском строе, он вследствие этого был недоволен и фрондировал. Конечно, это наглая ложь. Примаков — воспитатель и ближайший друг и вдохновитель этого Кузьмичева и, конечно, он является, это можно смело утверждать, является агентом Троцкого. Об этом говорят показания почти всех главных бандитов — троцкистов и зиновьевцев, об этом говорит и Радек, говорит и Сокольников, говорит и Пятаков, говорит и Смирнов, Дрейцер — все. Все эти господа на него показывали. И, тем не менее, этот субъект запирается, он до сих пор не признался в своих подлых преступлениях.

Я ничего не могу сказать относительно Туровского, тоже одного из крупнейших работников, талантливого человека, прямо нужно сказать, рабоче-крестьянской Красной армии, который запирается, признает себя виновным в том, что он поддерживал связи с Дрейцером и со всей этой бандой. Но утверждает, настаивает на том, что он не виноват в приписываемых ему преступлениях. Причем должен для справедливости сказать, что в 1927 г., в начале, мы с Вячеславом Михайловичем, будучи в Ленинграде, видели его в наших собственных рядах, когда он дрался против зиновьевцев в Ленинграде по-настоящему, по-большевистски. У меня, грешным делом, все-таки есть большие сомнения в том, что он чист, думаю, что о нем показывают многие, он по уши сидит в этой грязи.

Какие цели, какие задачи ставили перед собой эти господа в Красной армии? Они ставили перед собой, товарищи, весьма серьезные цели и задачи. Как военные люди они имели и стратегические и тактические намерения. Стратегия заключалась в том, чтобы, формируя ячейки, вербуя отдельных недовольных командиров, консолидируя бывших троцкистов и всякое оппозиционное охвостье в армии, выждать момент, когда армия выступит на войну, и во время войны наносить удары в спину своей армии. Тактические задачи были просты. Это — усиленная подготовка террористических актов против вождей партии и правительства, против руководства рабоче-крестьянской Красной армии.

Пятаков, являясь вдохновителем и главным бандитом над всеми бандитами, проникшими и, к сожалению, долго сидевшими рядом с нами, в наших учреждениях, заявляет по поводу стратегии в отношении Красной армии следующее в одном из своих показаний: «Особенно важно,— подчеркивал Троцкий в письме к нему,— иметь связи в Красной армии. Военное столкновение с капиталистическими государствами неизбежно. Я не сомневаюсь, что исход такого столкновения будет неблагоприятным для сталинского государства. Мы должны быть готовы в этот момент взять власть в свои руки.»

И далее Пятаков показывает: «Что касается войны, то и об этом Троцкий сообщил весьма отчетливо. Война, с его точки зрения, неизбежна в ближайшее время. В этой войне неминуемо поражение «сталинского государства». Он, Троцкий, считает совершенно необходимым занять в этой войне отчетливо пораженческую позицию. Поражение в войне означает крушение сталинского режима, и именно поэтому Троцкий настаивает на создании ячеек в армии, на расширении связей среди командного состава. Он исходил из того, что поражение в войне создаст благоприятную обстановку в армии для возвращения его, Троцкого, к власти. Он считал, что приход к власти блока безусловно может быть ускорен военным поражением.» Это он цитирует по памяти из письма, которое он получил от Троцкого.

Об этом же говорит арестованный зиновьевец Пикель, который когда-то был у него секретарем. На вопрос следователя: «На допросе от 4 июля 1936 г. вы показали о существовавшей военной организации, в которой принимали участие связанные с Дрейцером Путна и Шмидт. В чем должна была заключаться их работа?» Он отвечает: «Все мероприятия троцкистско-зиновьевского центра сводились к организации крупного противогосударственного заговора. На военную организацию возлагалась задача путем глубокой нелегальной работы в армии подготовить к моменту успешного осуществления планов Зиновьева и Каменева, немедленный переход части руководства командного состава армии на сторону Троцкого, Зиновьева и Каменева и требования командного состава армии отстранить Ворошилова от руководства Красной армией. Это предполагалось в том случае, если Дмитрию Шмидту до убийства Сталина не удастся убить Ворошилова.» Так эти господа мыслили разворачивать в армии работу, чтобы, если не удастся путем устранения руководства партии, руководства государства добиться прихода к власти, то выждать, готовясь к войне, и уже во время войны действовать так, как это им рисовалось, так, как они намечали свои стратегические планы.

Вот Шмидт, он, говоря об этом, дает развернутую картину. Он говорит: «Что конкретно об этих планах сообщал вам Дрейцер? — Исходя из этих установок Дрейцер в разговоре со мною настаивал на необходимости создать троцкистские ячейки в армии. Это дает несколько более расширенное толкование необходимости организации ячеек, указывая, что если будут мощные ячейки, то можно будет опереться на эти ячейки.»

По этим вопросам имеются показания и Пятакова, и Радека. И тот, и другой в это не верили. И Пятаков, и Радек считали, возможность военного переворота, бунта, что ли, они исключали, так как считали, что в армии достаточно твердая и сознательная дисциплина, армия предана партии, правительству и своему государству и такую работу в армии организовать нельзя, но тем не менее, попытку организовать троцкистские группы в армии они делали и считали, что эта работа должна была вестись со всей силой для того, чтобы, как они говорили, я потом в дальнейшем процитирую это, в нужный момент можно было эти ячейки и отдельных лиц использовать в своих целях.

Путна, которого вы все или большинство из вас знаете, Путна последнее время работал главным образом за границей. Он был одно время военным атташе в Германии, Японии, затем с некоторым перерывом работал на Дальнем Востоке, потом был нашим военным атташе в Англии. Этот господин сообщает следующее: он еще в 1931 г., будучи в Берлине военным атташе, связавшись через Смирнова Ивана Никитича с Седовым, вел подготовительные разговоры и намечал план троцкистской работы в Красной армии. Вот что он об этом говорит: «Сообщите содержание разговора, бывшего между вами, Путна и Седовым.— Седов, узнав от меня о моем предстоящем отъезде в СССР, сообщил мне как директиву, что Троцкий считает необходимым снова собрать в организацию всех военных работников-троцкистов. Седов мне назвал Мрачковского, который эту задачу сможет решить, поскольку он еще в 1927 г. был руководителем военной группы троцкистов и связи с участниками этой группы сохранил. Седов мне тогда передал мнение Троцкого о том, что сильная военная организация троцкистов сможет сыграть решающую роль, если это потребуется в ходе борьбы с руководством ВКП(б)». И далее: «Общая и основная задача нашей военной троцкистской организации заключается в борьбе с руководством ВКП(б) и Красной армии, направленной в итоге к смене этого руководства. Я имею в виду Сталина и Ворошилова в первую очередь. Я уже показал выше, что Седов в Берлине излагал мне точку зрения Троцкого, по которой необходимо было иметь сильную военную организацию троцкистов для того, чтобы в нужный момент, если это потребуется конкретной обстановкой, она смогла бы сыграть решающую роль в борьбе за приход троцкистов к власти».

Зюка, которому было поручено организовать ячейки, он рассказывает о том, что он сделал. Он сообщает на вопрос о том, что он сделал: «Могу дополнить следующее. Ставя себе задачу создания своей базы, своей опоры в армии и ведя в этом направлении практическую работу, о чем я показал на допросе от 29. VIII. с. г., мы контингент лиц, на которых рассчитывали, не ограничивали троцкистами. Мы, конечно, отдавали себе отчет в том, что рассчитывать в этом отношении на сколько-нибудь широкие слои в армии — вещь нереальная. Но к военнослужащим по тому или иному частному поводу недовольным своим положением, к элементу «обиженному», недисциплинированному, озлобленному и т. д. мы считали целесообразным присмотреться, приблизить его к себе, под углом зрения использования этого элемента в наших целях. Исходя из этой установки, мы считали необходимым такого рода людей из армии не увольнять, формально ссылаясь на то, что людей этих можно перевоспитать, на них затрачены государственные деньги, они уже приобрели военную квалификацию и тому подобные мотивы. Такая установка разделялась и мною, и Дрейцером, и Примаковым... В этом плане я в 25 Чапаевской дивизии,..» — которой он командовал, к слову сказать,— «в той или иной форме я рассчитывал на следующих лиц».

Тут он дает небольшой, но конкретный список лиц, которых он подготовил к вербовке, а может быть, и завербовал. То есть, другими словами, эти господа рассчитывали, что в армии всегда найдутся контингенты, помимо кадровых троцкистов, на которых можно рассчитывать, которых можно вовлечь в свою подлую организацию и которые не обманут их надежд, если уметь с ними работать. Это очень хитрый и правильный, с точки зрения врага, расчет, причем настолько хитрый, что терминология — нельзя человека выгонять, что на человека деньги затрачены, что он может исправиться и т. д.,— эта терминология не только врага, но и наша. Мы часто говорим, что человек неплохой, в прошлом работал хорошо, но если в одном месте сорвался, в одном месте плохо сделал, нельзя же каждое лыко в строку ставить, нужно к человеку подходить внимательно, нужно человека перевоспитать, сберечь для армии, для партии, для страны и так далее. И этим же аргументом пользуется и враг для того, чтобы делать свое гнусное дело. Вот как трудно тут разобраться во всей этой обстановке, но тем не менее, разобраться мы обязаны.

Радек по этим вопросам говорит следующее: «Вы показывали, что центр блока придавал особое значение работе троцкистов в Красной армии. Какие задачи ставились перед троцкистами в Красной армии? — Я уже показывал ранее, что Дрейцер, руководивший террористической деятельностью ряда групп первого центра, привлек также к террористической деятельности троцкистов, оставшихся на командных должностях в Красной армии. Связь с участниками организации в Красной армии поддерживал также и параллельный центр, в частности, я — Радек, был связан с Путна и Шмидтом. Объясняется это тем, что деятельности троцкистов в рядах Красной армии Троцкий и центр блока придавали особо серьезное значение, исходя опять-таки из установки на пораженчество в грядущей войне СССР с фашистскими государствами. Как первый, так и второй центры троцкистско-зиновьевского блока прекрасно понимали, что троцкисты-командиры Красной армии в мирных условиях ничего реального в смысле широкого или сколько-нибудь значительного выступления против правительства сделать не могут.

Как первый, так и второй центры исходили при этом из общеизвестного факта сознательной дисциплины в Красной армии и ее преданности правительству и считали поэтому, что рассчитывать на красноармейскую массу нельзя. Однако, в случае поражения СССР в войне, из чего мы главным образом исходили и на что рассчитывали, троцкисты-командиры Красной армии могли бы даже отдельные проигранные бои использовать, как доказательство, якобы, неправильной политики ЦК ВКП(б) вообще, бессмысленности и губительности данной войны.

Они также могли бы, пользуясь такими неудачами и усталостью красноармейцев, призвать их бросить фронт и обратить оружие против правительства. Это дало бы возможность немецкой армии без боев занять оголенные участки и создать реальную угрозу разгрома всего фронта. В этих условиях наступающих немецких войск блок, опираясь уже на части, возглавляемые троцкистами-командирами, делает ставку на захват власти в свои руки для того, чтобы после этого стать оборонцами.»

Поэтому вся их деятельность, вся их работа была главным образом сконцентрирована на том, чтобы создать группки, вылавливать отдельных недовольных и ждать удобного момента. С одной стороны — готовить террористические акты и, если представится случай, то приводить в исполнение намеченные планы по террактам, а с другой стороны — ждать войны, ждать наиболее острого момента для нашего государства, чтобы потом пустить в ход свою адскую подлую машину.

Сокольников говорил по этому поводу примерно то же самое. Отвечая на вопрос о том, какие обязательства взял на себя Троцкий перед фашистской Германией, Сокольников отвечал: «Троцкий обещал гитлеровскому правительству, что блок будет проводить линию активного пораженчества... Троцкий указывал, что организации блока должны содействовать поражению СССР всеми имеющимися в их распоряжении средствами. Основными средствами, как указывал Троцкий, должны явиться: диверсия и вредительство в промышленности и прямая измена командиров-троцкистов на фронте.»

И последнее из громадного количества показаний всех этих мерзавцев, что я хочу здесь зачитать, это показания Пятакова от 26 октября. Давая сообщение том, какие разговоры они вели между собою, он, Пятаков, с Сокольниковым, он говорит: «Тут же Сокольников рассказал мне о своем плане действия, который сводится к тому, что одновременно с террористическими актами в Москве, на Украине и других пунктах Союза, надо использовать воинские части в Ленинградском гарнизоне. Но надо сказать, что в Ленинградском гарнизоне я, за исключением Виталия Примакова, никаких связей не имел и не знал. Я план Сокольникова об использовании воинских частей считал фантастическим, но тем не менее, я понимал, что нужен действительно план согласованных действий. Я поэтому предложил собраться всей четверке, о которой я указывал выше, плюс Томский, для того, чтобы подвести итоги того, чем мы располагаем, и наметить действительно реальный план на будущее.»

Из всего того, что я здесь вам, товарищи, зачитал, ясно, какие серьезные виды имели господа пятаковцы, вся эта гнусная шайка, как серьезно поставлен ими вопрос в отношении использования командиров рабоче-крестьянской Красной армии. Отсюда нужно сделать соответствующие выводы. Отсюда необходимо извлечь, как здесь все товарищи правильно говорили, нужные уроки. Я уже говорил и еще раз повторяю, что мы имеем, к счастью, небольшую группу арестованных врагов. Но здесь приходится оговориться: может быть это счастье, а может быть это и несчастье.

Может быть, не исключено это? Безусловно, не исключено, что может быть, у нас в рядах армии еще имеется значительная доля врагов не выявленных, не раскрытых. Во всяком случае, для того, чтобы себя обезопасить, для того, чтобы армию — этот наиболее деликатный инструмент, наиболее деликатный аппарат государства,— оздоровить, быть в нем на все сто процентов уверенным, нужна более серьезная и, я бы сказал, несколько по-новому поставленная работа.

Я не знаю, здесь не совсем это удобно, но мне приходится для того, чтобы не вводить в заблуждение ЦК, сказать, что мы все-таки старались на протяжении всего времени, поскольку тут вот члены ЦК, военные работники сидят, работают уже очень давно в армии,— вести свое дело таким образом, чтобы этим господам,— врагам, представителям наших классовых заклятых врагов преградить путь, преградить доступ к нашей рабоче-крестьянской Красной армии.

Что мы для этого делали? Мы вели большую работу, товарищи, и я, например, не могу не сказать, что мы не вылавливали. Мы без шума, это и не нужно было, выбросили большое количество негодного элемента, в том числе и троцкистско-зиновьевского Охвостья, в том числе и всякой подозрительной сволочи. За время с 1924 г., за это время, когда Троцкий был ликвидирован, когда он был изгнан из рядов армии, за это время мы вычистили из армии большое количество командующего и начальственного состава. Пусть вас не пугает такая цифра, которую я назову, потому что тут были не только враги, тут было и просто барахло, и часть хороших людей, которых мы должны были сокращать, но было очень много и врагов. Мы вычистили за эти 12–13 лет примерно около 47 тыс. человек. За это время мы впитали, призвали из запаса 21 тыс. человек командного состава. Таким образом балансируется: вычищено было, выброшено из рядов Красной армии, сокращено на 25–26 тыс. человек, за последние только три года — 1934–35–36 годы. Мы выбросили из армии по разным причинам, но главным образом по причинам негодности и политической неблагонадежности, около 22 тыс. человек, из них 5 тыс. человек были выброшены, как оппозиционеры, как всякого рода недоброкачественный в политическом отношении элемент — 5 тыс. человек.

Причем я тут должен сказать, товарищи, я лично, например, и мои ближайшие помощники тт. Гамарник и Егоров, командующие войсками, мы не особенно считаем такой метод чистки правильным. Я лично являюсь весьма осторожным человеком, потому что самая легкая работа, так сказать, это изгнать людей, выбросить. Даже если человек в прошлом был немножко замешан в оппозиции, я всегда считаю необходимым самым подробнейшим образом разобраться, узнать человека, изучить его и только после этого принять то или другое решение. И сплошь и рядом у меня с органами тт. Балицкого и Ежова бывают серьезные разговоры по отдельным кандидатурам, подлежащим изгнанию из Красной армии. Причем, конечно, теперь, я должен сказать, теперь такое положение, что можно попасть в очень неприятную историю: будешь отстаивать человека, будучи уверен, что он честный, а этот человек потом тебя подведет, окажется подлецом. Но и не взирая на такую опасность, я все-таки свою тактику, покуда я остаюсь на этом посту, буду и впредь проводить, потому что я считаю эту тактику наиболее правильной, наиболее партийной, наиболее верной, это тактика Ленина, тактика Сталина. И об этом правильно говорил т. Молотов в своем докладе. Нужно знать людей, нужно знать его душу, его способности, проверять его на деле, на работе. И только после этого, зная его по-настоящему, будучи с ним, если можно так выразиться, духовно связан, проникая в его суть и работу и т. д., можно будет решать более или менее правильно, на что человек способен, является ли он тем, за кого его хотят представить или тем, что он доказывает на словах. И у нас сплошь и рядом бывает так, что верят словам или тем, кто на него говорят, или тому, что он говорит, а сами не знают, что собой человек представляет. Поэтому приходится тратить много времени, дополнительные всякие проверки учинять и т. д. для того, чтобы решить правильно вопрос.

Товарищи, т. Сталин неоднократно говорил и говорит, что кадры решают все. Кадры рабоче-крестьянской Красной армии, которым т. Сталин уделяет колоссально много времени и внимания, являются особыми кадрами. Мы тут должны вести большую работу для того, чтобы эти кадры и увеличивать и качественно улучшать, повышать их специальные знания, повышать их политическую ценность. Мы к настоящему времени, имея столь большую и высоко индустриальную, высоко машинизированную армию, имеем уже значительные, большие кадры рабоче-крестьянской Красной армии. Мы сейчас располагаем громадным штатом в 206 тыс. человек начальствующего состава, из них 107 тыс. только командиров, остальные — это различный начальствующий состав, политсостав, ветеринарный, медицинский и иной прочий. Этот огромный массив человеческий требует к себе очень большого и серьезного внимания со стороны руководящих органов. Достаточно ли мы умело ведем нашу работу для того, чтобы этих командиров, начальников по-настоящему, по-большевистски организовывать, воспитывать, готовить их к тому, чтобы они были достойными той высокой чести и той задачи, которая возлагается нашей партией, государством, народом на рабоче-крестьянскую Красную армию? Я думаю, товарищи, что, не взирая на то, что мы стараемся много и как будто бы хорошо работаем, все-таки мы недостаточно делаем то, что нужно было бы делать, чтобы быть уверенными полностью, чтобы преградить, как я уже сказал, возможность доступа в эту среду нашу в огромном количестве на 99,9% людей каким бы то ни было вредительским элементам. Недостаточно, я в этом убежден.

Как мы готовим наши кадры? Я об этом должен вам сказать, чтобы не получилось у вас впечатления, что у нас и в армии так плохо, что нужно принимать какие-нибудь сверхординарные меры.

В Красной армии, как и во всем нашем государственном аппарате, конечно, есть много недочетов, много недостатков, но повторяю, к настоящему моменту армия представляет собой боеспособную, верную партии и государству вооруженную силу. Готовим мы наши кадры усиленно и в большом количестве. Мы имеем в армии всего 12 академий и 1 ветеринарный институт с количеством учащихся 11 тыс. слушателей. В армии мы имеем 75 военных школ с контингентом в 64 тыс. 440 человек, почти 65 тыс. учащихся. Мы выпустили за это время из школ 134700 человек командиров, теперешних лейтенантов. Это за 12 лет. Из академий нами выпущено 13 тыс. человек. Таким образом, наша рабоче-крестьянская Красная армия сейчас укомплектована командным и начальствующим составом неплохо. Но, повторяю, нужно над этим командным составом работать очень много, непрерывно, умело и организованно, потому что мы знаем массу фактов, когда люди неплохо подготовленные, люди очень честные, и долгое время работающие в Красной армии, вследствие нерадивости с нашей стороны, вследствие того, что мы их бросаем на какой-то период времени, упускаем из поля зрения, эти люди становятся не тем, чем они могли бы быть и обязаны быть, если внимательно и умело к ним относиться.

Мы провели вместе со всей партией чистку партийного состава рабоче-крестьянской Красной армии и, как многие из секретарей обкомов и ЦК нацкомпартий наверное знают, в армии чистка прошла более или менее благополучно. В армии был, пожалуй, наименьший процент вычищенных. (Косиор. Так и должно быть.) Так и должно быть, правильно вы говорите, потому что отбор в армии исключительный. Нам страна дает самых лучших людей, если бы мы имели такое положение как в крестьянской или рабочей ячейке, это было бы неправильно потому, что мы имеем лучших людей, каких только может страна дать. Но тем не менее, если мы имели, казалось незначительный процент, то все-таки в абсолютных цифрах вычищено было довольно большое количество — 3328 человек, из которых — за троцкизм и контрреволюционную группировку вычищено — 555 человек. Из этих 555 человек было уволено сразу же из армии 400 человек. Осталось из троцкистов и зиновьевцев в армии 155 человек без билетов и с билетами осталось в армии тех, которые в разное время по-разному были связаны с оппозиционным течением в партии, 545 человек. Всего таким образом, армия имеет безбилетных, бывших троцкистов, зиновьевцев и правых и с билетами, которых комиссии в разное время сочли возможным оставить в армии — 700 человек.

Мы этих людей всех знаем и все они находятся под нашим непосредственным наблюдением. Но, товарищи, последние события показывают, что как бы вы не наблюдали, можно прозевать. Очевидно, нужно этих людей, я не говорю вычищать, но нужно этих людей взять под особый, более тщательный контроль и наблюдение и постепенно переводить их из бывших уже в настоящих большевиков, чтобы не было никакого сомнения на этот счет.

Я хочу сказать несколько слов, что собой представляет в партийном отношении наш командный состав. Мы уделяем много времени командному составу, потому что командный состав, это все, потому что этот командный состав должен работать с рядовым составом. Наша армия имеет замечательный народ, который не заставляет желать лучшего. Если кадры наши будут хорошие, крепкие, если они будут здоровые, если они по-настоящему преданы нашей партии и государству, то наша армия будет, безусловно, при наличии той прекрасной техники, которой располагает сейчас армия, наша армия будет, безусловно, непобедимой. Поэтому кадры в этой армии — это все.

Что они собой представляют? Из 206 тыс. начальствующего состава, мы имеем 107 тыс. командиров, из них 71 тыс. членов партии, всего 67% командного состава являются партийными, 8 тыс. комсомольцев, т. е. 7,9% почти 8%. Если все это сложить, то получается почти 78% людей, которые охвачены влиянием наших организаций. Рабочих среди этих 107 тыс. имеется 50942 человека или 47,5%. Имеющих законченное военное образование мы имеем 96390 человек. Я думаю, что это тоже не может вас не интересовать, что составляет 90%.

Затем военно-технический состав, я тут буду краток. Здесь мы имеем 60% членов партии, 14% комсомольцев, 64% бывших рабочих и 90% имеющих законченное специальное образование.

Военно-политический состав — 1 тысяча, из них все 100% являются членами партии, 58% рабочих, 50% имеющих специальное образование. Тут мы, видимо, еще многое не сделали, 50% — без специальной политической подготовки, хотя эти люди ведут большую политическую работу среди рядового состава.

Военно-медицинский состав, тут уже хуже: 67% членов партии, 5% комсомольцев, 13% рабочих, 91% со специальным образованием, вернее 91,3%, т. е. почти 8% — людей без специального образования.

Военно-ветеринарный состав, здесь 2715 членов партии — 29%, комсомольцев — 4%, рабочих — 13%, 91% — со специальной подготовкой.

Хуже всего обстоит дело с военно-хозяйственным административным составом. Всего у нас тут 25 тыс. членов партии — 36%, комсомольцев — 3,8, рабочих — 23% и 43% — со специальной подготовкой.

Таким образом, вы видите, что это очень важный военно-хозяйственный персонал, от которого зависит очень многое в деле правильного снабжения, правильного удовлетворения потребностей армии, тут у нас народ сидит еще не совсем подготовленный и недостаточно пронизан нашим партийным составом.

Я не хочу дальше утомлять ваше внимание приведением цифр по целому ряду других весьма интересных разделов, хочу только сказать несколько слов относительно организации воспитания нашего начальствующего состава.

Товарищи, мы имеем возможность и обязаны по-иному несколько вести работу с кадрами, чем какой-нибудь другой наркомат нашей страны, потому что положение армии сейчас таково, что это нам дает возможность вести работу не так, как другим наркоматам.

В других наркоматах люди работают и должны после работы охватываться учебой другими органами — партийными, профсоюзными и иными прочими для того, чтобы воздействовать на их рост, на то, чтобы они были настоящими работниками строительства нового социалистического общества.

У нас положение другое. Мы людей наших держим под непосредственным постоянным наблюдением, и поэтому наши кадры, они помимо своей прямой работы, помимо командования, обучения войск, они сами непрерывно учатся — учатся по специальности, учатся и политически, в партийном отношении. Мы, например, имели в прошлом году и в этом году имеем три занятия в месяц по четыре часа по политзанятиям. Общеобразовательная подготовка для тех, кто в этой подготовке нуждается,— шесть занятий в месяц по 2 часа. Изучение иностранных языков для среднего и старшего состава, главным образом для старшего и высшего,— шесть раз в месяц по 2 часа, всего 12 часов. Военная подготовка пять раз в месяц по 7 часов — 35 часов. Это та подготовка, которую неуклонно выполняют наши командиры на местах, и это дает нам возможность, товарищи, не только воспитывать, растить людей, но это представляет нам большую возможность и наблюдать за людьми, как они работают, как они растут, чем они дышат. Все дело в нас самих, командирах, которые обязаны наблюдать. Мы имеем на 1937 г. 5475 групп, в которых состоит 102 тыс. человек начальствующего состава. Вы видите, что это не все — из 107 тыс.— 102 тыс. человек. Но тут нужно выкинуть высший состав, который не нуждается, который ведет самоподготовку несколько в иных условиях, иным путем, но тем не менее не все охвачены из тех, которые должны быть охвачены. Нужно поработать для того, чтобы все 100% были бы включены в эту систему подготовки политического выращивания нашего начальствующего состава.

Товарищи, какие в конце концов необходимо сделать выводы для нас, для работников рабоче-крестьянской Красной армии из всего того, что здесь было продемонстрировано в докладах, выступлениях товарищей, из всех тех ужасных фактов, свидетелями которых мы сейчас являемся. Я думаю, что тот же самый вывод, что делают для себя все другие товарищи. Я думаю, что мы обязаны не только обратить еще большее внимание на политическую партийную работу среди начальствующего состава, мы должны сейчас посмотреть в корень, посмотреть глубоко, наблюдать изо дня в день работу наших специальных частей: танковые части, артиллерийские части, авиационные части, инженерные части, части связи, наши школы, наши академии.

Враг безусловно, будет пытаться, если он не проник, это наше великое счастье, это надо проверить, если не проник глубоко в недра армии, то он будет пытаться проникнуть.

Я боюсь, что мы здесь поговорим, так сказать, и, кое-что сделав, большевики не только разговаривают, но и делают, я в этом не сомневаюсь. Я боюсь, что, сделав, может быть, и многое, мы в повседневной своей работе будем снова захвачены и забудем о том, что мы здесь говорили, часто забывают. Мы очень много все работаем, все это хорошо знают. Но нам, по-моему, на этом пленуме нужно наметить план работы таким образом, чтобы во всем процессе жизни и работы большевиков, ответственных людей, не только членов ЦК, но и членов партии, была бы постоянно перед нами вот эта самая угроза, чтобы мы не забывали, что враг еще живет, чтобы мы не забывали то, о чем т. Сталин постоянно говорит. Вот мы, члены Политбюро, имеем великое счастье это слышать, правда, к сожалению, не всегда слышанное претворяем в жизнь, но и вы, члены нашей партии и члены пленума ЦК, тоже очень часто от него в одиночку и на таких собраниях слышите о том, что война еще не кончена, что мы, не воюя, ведем жестокую борьбу с нашим классовым врагом.

Здесь совершенно прав т. Микоян, который сказал, что мы произвели такую революцию и строим такое общество, которое никогда еще никто не строил. Мы строим общество, которое уничтожает классы: вместо нас может придти только классовый враг, никто другой придти не может. Весь мир против нас. Поэтому было бы просто наивностью, и недавно т. Сталин об этом говорил, было бы наивностью думать, что классовых врагов пока количественно и качественно очень еще немного. Количественно — это все, что не СССР, качественно — это все то, что не коммунист, причем арсенал средств борьбы против нас у нашего классового врага колоссален, средств воздействия не только на беспартийных, но и на партийных (это события показали) у врага настолько велики, что, конечно, это будет делаться всегда, постоянно до тех пор, покуда или мы — их или они — нас. Мы — их, конечно. Но, как сказал этот самый Петька в «Чапаеве»: «пока мы — их», пока мы их изничтожим, враг нам много может наделать пакостей, потому что не может быть такого положения, мы ведь не представляем собою такого организма, который изолирован от мира, или находится в теплице, огражден от внешних воздействий, мы — государство, мы — страна, в которую могут проникать враги, страна, из которой могут проникать враги к нашим врагам и общаться с ними.

Мы — страна, которую не могут не пытаться до момента открытых боев всячески ослабить, всячески вредить ей. Поэтому нужно будет в наших мероприятиях, в нашей работе так повести дело, чтобы никогда не забывать, что мы находимся на боевом посту, принять все меры к тому, чтобы врагу было тесно, если он попадет, было душно, чтобы он задыхался и гибнул, если он попадет в недра нашей работы.

В отношении воспитания кадров рабоче-крестьянской Красной Армии. Я считаю, что мы должны стараться делать возможно больше большевиков из беспартийных начальников, но мы не можем не допускать беспартийных в кадры рабоче-крестьянской Красной армии. У нас беспартийные могут быть и будут. Но допуская беспартийных, относясь к ним хорошо, мы не можем ни при каких условиях допустить того, чтобы беспартийный начальствующий состав рабоче-крестьянской Красной армии был бы аполитичен, чтобы он был безразличен к тому, что вокруг него делается, чтобы он не знал, что собой представляет наша партия, какие у нее задачи и стремления, чтобы он не поддерживал всей своей работой все наши социалистические начинания, всю нашу работу. Если такие беспартийные будут появляться — это же полувраг, а через самое короткое время это — агент врага и сам враг. Таких беспартийных у нас не должно быть, мы должны принять все меры к тому, чтобы этого не было. Мы не можем допустить, чтобы наши партийные командиры и рядовые партийцы, если они у нас будут, так как их теперь у нас пока что мало, потому что прием прекращен, чтобы эти партийцы были полупартийцами. Рабоче-крестьянская Красная армия сейчас занимается не только учебой — она ведет большую работу по учебе, друг друга учат. Поэтому мы должны включать, т. Уборевич, это вы должны все запомнить, включать в систему воспитания наших кадров программу марксистского, ленинско-сталинского обучения, мы должны выковать, мы должны готовить наших командиров по-настоящему, чтобы они были настоящими 100%-ными большевиками. Это основной и главный залог от проникновения врагов в ряды нашей армии.

Мы обязаны, товарищи, добиться, чтобы связь между начальствующим составом, связь между старшим и младшим составом была бы настоящей большевистской связью, а не формально-дружеской, не формально-панибратской, а настоящей разумной большевистской связью. Это, к сожалению, мы не всегда имеем. Мы обязаны добиться и добиваемся, во многих местах у нас это имеется, но далеко не всюду, добиться, чтобы связь начальствующего состава была крепчайшими узами соединена с рядовым составом. Сплошь и рядом командиры даже из партийных немножечко отрываются от масс, не знают жизни красноармейцев, не интересуются нуждами этого красноармейца, а отсюда проистекает целый ряд неприятных вещей. Враг этим пользуется, он красноармейцев быстро обрабатывает, делает их врагами. У нас были случаи, товарищи, когда красноармейцы, простые красноармейцы, как потом оказалось, даже рабочие, вредили, ломали механизмы, портили самолеты, делали всякие иные прочие пакости в своей части, и их ловили. Чем это объясняется?

Объясняется это тем, что командиры не были с этими красноармейцами по-настоящему связаны, и враг, проникший в эту часть, легко это использовал. У нас были случаи поджога ангаров, сгорели десятки самолетов. Делали это простые красноармейцы. Правда, этот простой красноармеец в прошлом кулак, сын попа, урядника, какая-нибудь мерзость, но виноваты не они, виноваты мы, виноваты командиры, которые недостаточно умело организовали взаимоотношения, недостаточно умело организовали наблюдение и увязку, постоянное взаимодействие в жизни, в работе между командным и рядовым составом.

Рабоче-крестьянская Красная армия задета, к сожалению, в этом наше большое несчастье, этой подлой диверсионной контрреволюционной мерзостью. Мы несем ответственность за это, тем паче, что все эти господа — и Примаков, и Путна, и Зюка, и Шмидт — нам всем были очень хорошо известны. Правда, никто из нас не может назвать ни одного случая, в том числе и т. Балицкий, да, да, да, не можете, т. Балицкий, назвать хотя бы один случай, чтобы эти господа — Шмидт, Туровский, Зюка — люди, которые были под вашим специальным наблюдением, под наблюдением органов, которыми вы управляете, не можете назвать ни одного случая, где бы эти господа ярко себя проявили. Ведь как люди работали, имея такую стратегическую задачу на поражение и на убийство и всякую такую штуку? Эти господа работали, например, Примаков, я интересовался этими господами всегда, работали неплохо. Туровский работал очень хорошо, даже этот Шмидт, этот хулиган, почему его держали в армии? Потому что это — боевой человек, потому что он в свое время был очень хорошим бойцом, но хулиган он был постоянно и большой мерзавец, и мы это знали, но мы пытались его через систему воспитания, через систему всяких органов пропустив, мы хотели сделать из него бойца. И он даже тогда, когда он готовился к своему террористическому акту, он работал неплохо. Но, значит, система нашего наблюдения за этими господами ни к черту не годна, значит, мы не так должны были за ним наблюдать, значит, тот метод, с помощью которого мы хотели смотреть на этих людей, измерять их температуру и знать, что они собой представляют на данный момент, этот способ оказался негодным и нужны какие-то другие меры.

Какие меры? Я тут уже сказал: только усиленная партийно-политическая работа, увязка с людьми, знание людей, знание людей по-настоящему, а не формально. Это и целый ряд других специфических мер, которые мы должны провести у себя в армии, даст возможность нам не только не допустить дальнейшего распространения этой гангрены в здоровом, безусловно здоровом, прекрасном теле нашей армии, но даст возможность нам избавиться от тех еще зловредных, мерзких элементов, которые несомненно и безусловно имеются в рядах армии, как и во всем нашем государственном аппарате.

Андреев. Товарищи, согласно вчера принятому решению, прения у нас прекращаются. Возражений нет?

Голоса с мест. Нет.

Андреев. По согласованию между докладчиками заключительное слово будет делать т. Молотов. Тов. Молотову потребуется минут 40–50. Перерыв нужен?

Голоса с мест. Нет, посидим.

Андреев. Есть предложение устроить перерыв на 5 минут.