Из речи т. Угарова. 25 февраля 1937 года

Молотов. Слово имеет т. Угаров.

Угаров.

Товарищи, материалы, розданные к пленуму ЦК о контрреволюционной деятельности лидеров бывшей правой оппозиции Бухарина и Рыкова, поведение их на пленуме ЦК вполне достаточны для того, чтобы судить, как далеко зашли тт. Рыков и Бухарин в своей борьбе против партии, против ЦК и как глубоко они погрязли в антисоветской контрреволюционной деятельности.

Надо сказать, что те материалы, которые приведены следственными органами, и ряд фактов о работе правых, которые только теперь стали известными, проливают свет на ряд новых моментов в деятельности бывшей правой антипартийной группировки. В самом деле, мы обычно ведем счет борьбы правых против партии с их открытых прямых выступлений, примерно начиная с 1928 года. Теперь же всем ходом следствия и всеми материалами устанавливается, что по сути дела правая антипартийная группировка стала складываться и формироваться уже на протяжении 1924–1928 гг., когда Бухарин сколотил свою школку, когда Бухарин стал формировать из этой самой школки своих людей, прямо противопоставляя их партии, ЦК, воспитывая их в противопоставлении Ленину и ленинизму, воспитывая их в том направлении, что он, Бухарин, на протяжении всей борьбы против партии и Ленина был всегда и во всем прав и что единственно чего ему не доставало, это своих людей, своих кадров для того, чтобы завоевать в партии настоящее место, которого он, Бухарин, и его школка достойны.

В этот же самый период Бухарин перед своими учениками развивает «философию», доказывающую возможность построения нашей партии на манер английской трудовой партии, представляющей собой федерацию многих партий. Все это по сути дела означало, что уже в это время антипартийная правая группа и правые стали на путь фракционности и двурушничества, и надо сказать, что начиная с этого периода непрерывно, до настоящих дней, до момента разоблачения подрывной работы правых тактика двурушничества, обмана партии, предательства партии являлась основной линией поведения участников бывшей правой группировки и их лидеров — Рыкова и Бухарина. В самом деле, когда мы рассматриваем сейчас борьбу правых против партии, начиная с 1930 г., то мы убеждаемся, что они лишь по-видимости, формально, в маневренных целях на глазах всей партии, заявили об отказе от своих взглядов, о прекращении антипартийной борьбы. На самом же деле борьба после 1930 г. продолжалась, и чем дальше эта борьба шла вперед, тем более острые формы она принимала, тем более откровенный контрреволюционный характер получали все установки правых.

Самое знаменательное из того, что установлено в настоящее время ходом следствия о деятельности правых и что, на мой взгляд, является основным, — это то. что 1932 г. был тем моментом, с которого развитие всех бывших антипартийных групп троцкистов, зиновьевцев и правых приобрело откровенные черты прямого перехода их к контрреволюционной борьбе против нашей партии, против Советского государства с использованием всего арсенала средств, какие применяет международная буржуазия в борьбе против коммунизма. И на этой почве между ними нащупываются и устанавливаются блоки и соглашения. А так как мы знаем, что международная буржуазия не останавливается в борьбе против рабочего класса ни перед чем, то мы в арсенале всех антипартийных группировок находим такие средства борьбы, как террор, шпионаж, как диверсии, вредительство, — все то, что применяет и будет применять в дальнейшей борьбе против коммунизма международная буржуазия, все это становится достоянием и тактическим оружием правых и всех других бывших антипартийных группировок в их подрывной работе против нашей партии и нашего советского государства.

На XVII партконференции Бухарин, как вы знаете, произнес горячую речь в защиту линии партии, в защиту ЦК, в защиту нашего партийного руководства и особенно подчеркивал величайшие заслуги т. Сталина в деле организации всех наших побед. Это его выступление было двурушническим, самым подлым, так как  1932 год являлся годом зарождения и распространения правых, так называемой рютинской платформы, откровенной контрреволюционной программы реставрации капитализма, платформы, заключающей в себе переход к таким средствам борьбы с партией, как террор, вредительство, использование всего отравленного оружия, которое применяет фашизм в борьбе против победно растущего коммунизма.

Теперь смотрите, как изображают дело Бухарин и Рыков на пленуме ЦК. В тот момент, когда во время суда над объединенным троцкистско-зиновьевским центром было опубликовано сообщение о том, что юридических данных, юридических оснований для привлечения Бухарина и Рыкова к суду нет, Бухарин, очевидно, подумал и рассудил: «а, значит у вас, у партии, у ЦК, очевидных улик против меня на самом деле нет» и решил «попробую-ка я еще раз вас поводить за нос». И с этой поры он принимается за работу по сопоставлению всякого рода формальных данных — точно ли указаны день и час его встреч со своими сообщниками, в каком месте, на какой улице, у каких ворот, через какие проходы, шли ли пешком или ехали на машине — и т. д. Начинается недостойная, чисто адвокатская защита и вместо того, чтобы притти к партии с повинной, раскрыть перед партией глубину падения, до которого дошли бывшие лидеры правой оппозиции, помочь партии распутать до конца, вскрыть до последнего корешка контрреволюционную, предательскую», террористическую и вредительскую деятельность участников бывшей правой группировки и их связи с троцкистами и зиновьевцами, Бухарин и Рыков стали на такую позицию — «попробуем-ка на формальных основаниях отвести все тяжелые против нас улики». Но точно установленных данных следствия не поколебать, не тем более отвести ни Бухарину, ни Рыкову не удается и не удастся.

Вот возьмем несколько фактов из тех, которые приводились на пленуме и которые есть в материалах. Первый факт — арест Е. Цетлина. Бухарин не оспаривает того, что Цетлин — это один из его ближайших помощников и учеников. Смотрите, как Цетлин разговаривает с Бухариным. Цетлин, арестованный органами НКВД за контрреволюционную деятельность, обращается к Бухарину и говорит «садись со мной вместе». Почему? Оказывается, Бухарин должен арестовываться сам, чтобы подчеркнуть, что Цетлин не виноват. Вот прямое приглашение, которое поступает Бухарину от Цетлина после его ареста. Это значит, что Цетлин рассматривает Бухарина как прямого политического сообщника... (Эйхе. И организационного.) да, и организационного, который все знает, в курсе всех дел и который вместе с ним должен и ответ держать. Раз занимался контрреволюционным делом, садись вместе, держи ответ. Разве не ясно, где находится Бухарин весь этот период — с партией или в лагере врагов?

Вот второй факт — встреча с Куликовым. Ровно никакого значения не имеет — на Тверской он встретился с ним или на Никитской, в таком-то часу вечера или в другом. Но как сам Бухарин об этом рассказывает? Было дело так: Куликов на него наседает и спрашивает: «Почему борьба с партией малоактивная?» Куликов требует от Бухарина перехода к средствам более острого порядка. Мы знаем, что к этому времени (1933 г.) расчеты и ставка правых на крах индустриализации и коллективизации, на кризисы и восстания потерпели полное банкротство, и партия уже завершила победно построение фундамента социализма. Куликов настаивает на том, что надо активизировать борьбу правых против партии и советского государства, подсказывает и называет целый арсенал новых средств борьбы, в том числе террор и вредительство. Как отвечает Бухарин, кандидат в члены ЦК, на контрреволюционные предложения Куликова? Бухарин говорит: «Я его разлагал скепсисом»; причем этот «скепсис» довольно своеобразного свойства. Бухарин высказывает сомнения в наличии необходимых кадров: «Драться с партией? А что у вас есть для драки? Подумаешь, ваши кадрики». Смысл такой: с тем, что у вас есть, настоящей драки не поведешь, и поэтому — меньше болтайте, собирайте людей, а потом ввязывайтесь в настоящую драку.

Если это дело брать политически, всерьез, то это именно так и получается. А по Бухарину выходит, что он разлагал Куликова «скепсисом». Отсюда видно, что в этом разговоре Бухарин рассматривает себя как представителя некоего центра, который противопоставляет себя и ведет борьбу против партии. Объясняя свое поведение, Бухарин говорит: «Я не хотел от себя оттолкнуть этих людей». Что это значит? Что это за разговоры? Куда отталкивать? (Голос с места. Значит, своя партия есть.) Значит, он рассматривал себя как представителя какого-то центра, около которого эти люди должны сколачиваться, и все это контрреволюционное дело должно вертеться. (Жданов. Не хотел отталкивать от себя к партии.) Да, это значит, что он находился в том лагере, в лагере врагов, и продолжал борьбу против партии, скрывая от партии растущие контрреволюционные настроения в среде своих людей. Больше того, всем своим поведением Бухарин подогревал и поджигал переход бывших участников правой группировки к террористическим и вредительским средствам борьбы, возглавлял и направлял это дело.

Бухарин на пленуме ЦК ВКП(б) занимает такую позицию: «А во всем ли меня уличили? Все ли данные совпадают во времени, месте, обстоятельствах и т. д.?» Предположим, что не все совпадает. Основное ясно: кадры террористов и вредителей из числа правых ориентировались на Бухарина как на своего вождя, организатора, одного из руководителей, направляющего всю работу центра. Теперь Бухарин нас хочет убедить в том, что поскольку в истории внутрипартийной борьбы руководящая тройка правого уклона никогда центром не именовалась, постольку ссылки арестованных правых на наличие центра контрреволюционной организации правых не верны, здесь тоже сказано что-то лишнее. Это все чепуха, товарищи. Эти вещи мы всерьез брать не можем потому, что вопрос не в том, как они назывались и записывали ли это в протоколы. Одно совершенно ясно, что Бухарин, Рыков, Томский, Угланов, Шмидт — все они составляли руководящую группу правых, настоящий центр, который руководил всей контрреволюционной работой правых, центр, пускай даже без такой вывески, потому, что вопросы вывески, вопрос того, кого подальше держать, кому поближе стоять, Рыкова побольше в тени держать, или Бухарина на первый план выставлять — это вопросы тактические, это вопросы, которые никакого значения при оценке того, что сейчас обсуждает пленум — не имеют.

Теперь возьмем Рыкова. Рыков с Радиным, одним из самых доверенных его людей, тоже, оказывается, разговаривал. Рыков не отличается таким скептицизмом, как Бухарин. Рыков передает следующим образом: Радин-де ему сказал, что сейчас надо приниматься за самую острую борьбу против партии и ее руководства, не останавливаясь ни перед какими средствами, а если грянет война, надо воспользоваться войной и вовсю раздуть контрреволюционную работу. Рыков будто бы при этом делает испуганные глаза и говорит: «Это же контрреволюция! Боже упаси туда ходить», и будто бы этим сдерживает и останавливает Радина от его опасных шагов. Однако результат получается весьма неожиданным. После этого свидания с Рыковым Радин, один из его ближайших сподвижников, усиленно принимается за активную контрреволюционную работу.

В самом деле, уж очень странно все это выглядит. Как только Бухарин и Рыков «сдерживают» своих сторонников, которые обращались к ним за советом по контрреволюционным делам, как будто какой-то толчок получается, и их сторонники, которых якобы сдерживали, начинают самую бешеную, самую оголтелую контрреволюционную работу. Это значит, что разговоры бывших лидеров правых со своими людьми означали прямое подталкивание их на активную контрреволюционную борьбу против советского государства, против нашего советского народа.

Тут Бухарин склонен был апеллировать к чувству пленума, взывать к человечности, взывать к тому, что он очень издерган, что мало внимания уделяется его переживаниям. В чем же тут дело? Мы ведь хотим знать, что вряд ли кто-нибудь другой мог рассчитывать на такое внимание, на такой терпеливый подход, который проявил Центральный Комитет и к Рыкову и к Бухарину, несмотря на обилие изобличающего их материала. Когда Бухарин говорит, что он взвинчен, что у него нервное состояние, ссылаясь на свое тяжелое самочувствие и Рыкова, то тут надо прямо сказать, что в этих их самочувствиях, в этих их переживаниях партия ни с какой стороны неповинна и никакой ответственности не несет. Они расплачиваются за свою подлую контрреволюционную работу, которая велась ими на протяжении многих лет против партии.

Бухарин спрашивает: неужели вы можете подумать, что я дошел до соглашения с фашистами, до соглашения с Гитлером? Он и здесь пытается повернуть дело так: есть ли у вас прямые доказательства соглашения с Гитлером, полагая, очевидно, что это очень убедительный довод против предъявленных ему обвинений. А мы должны прямо сказать: тот, кто стал на путь контрреволюционной борьбы с нашей партией, тот, кто поднял знамя контрреволюционной борьбы и признал террор, вредительство, шпионаж и диверсию средствами борьбы, тому останавливаться перед тем, чтобы вступить в соглашение с Гитлером, никакого резона нет. Ведь совсем не случайно то, до чего договорились и о чем пишут находящиеся в изоляторе бывшие ближайшие ученики и соратники Бухарина — А. Слепков и Кузьмин. Бухарин прямо-таки задыхается в объятиях своих учеников.

Тов. Молотов с трибуны пленума ЦК поставил вопрос Бухарину: как можно объяснить, почему эти самые люди, бывшие правые, с которыми вы вместе дрались с партией и в течение всех этих лет не порывали связи, почему они решили вдруг объявить себя террористами, участниками вредительской борьбы против партии, обвинить себя в разнузданной контрреволюционной работе против советского народа. Какой резон им на себя наговаривать? И тут Бухарин действует как политический сообщник этой арестованной банды фашистских террористов из лагеря правых. Что он говорит? Он говорит, что в отношении некоторых, очевидно, произошло недоразумение. В отношении остальных он не знает, чем объяснить дело. Что все это объективно политически значит? Это значит, что все, что установлено следствием по части их контрреволюционной террористической и всякой иной работы, все это для Рыкова и Бухарина не является убедительным доказательством. Они, Рыков и Бухарин, смотрят на это дело так, что это еще их ни в чем не убеждает. Это значит, что они и в этом случае выступают как политические сообщники этих арестованных террористов.

Так выглядит дело. Если говорить о Бухарине, так Бухарин во всех этих делах, которые связаны с арестованными участниками из правого лагеря, брал линию их защиты, во всем их выгораживал. Он не только не исполнял элементарного долга члена партии, не говоря уже о члене ЦК, он не только не помогал партии разоблачать врагов, вредителей и террористов, а, как правило, брал их под защиту, против партии.

После того как было опубликовано сообщение, что юридически нет оснований для привлечения Бухарина к судебной ответственности, он начал не с того, чтобы притти к своей партии и рассказать все, что известно о контрреволюционной деятельности бывших участников правой группировки. Он начал с клеветнического выпада против партийного руководства, против партии.

Для всех нас ясно, что Бухарин и Рыков находятся в состоянии борьбы против партии, в состоянии борьбы против Советского государства, что они находятся в лагере наших злейших врагов и с партией порвали начисто. Они являются вдохновителями контрреволюционной работы правых, их террористической и вредительской работы, которая разоблачена органами Наркомвнудела. Они ответственны за контрреволюционную деятельность правых и в отношении их мы должны поступать так, как поступает наша партия в отношении всех других врагов народа.