Протокол № 2 опроса задержанного в связи с переворотом 4-5 января 1920 г. адмирала Александра Васильевича Колчака. 23 января 1920 г.

Вместе с назначением командующим Черноморским флотом я получил предписание явиться в Ставку для получения необходимых секретных указаний. В Ставке я явился сперва к начальнику штаба Алексееву, а затем к Государю. Это было в конце июня - начале июля 1915    г. Алексеев посвятил меня в общее военное положение, а затем я получил от него и Государя руководящие указания. Мне было² дано задание десанта в Босфор для захвата его. Государь, когда я спросил его об этом задании, сказал, что к этому необходимо вести подготовительную работу. При аудиенции Государь говорил со мною о выступлении Румынии и связанных с этим военных заданиях. После аудиенции я в тот же день выехал на Черное море, где в Севастополе принял командование флотом от вице-адмирала Эбергарда³, который ознакомил меня с общим поло­жением на Черном море. Выяснилось, что основными задачами ближайшего времени являлись 1) обеспечение побережий Черного моря, главным образом, восточных от набегов германских крейсеров «Гебин» и «Бреславль», и подводных лодок, ставивших в опасность наши транспорты на Черном море, и 2) уже упомянутое задание - босфорская операция. В первый же день по принятии командования флотом, в силу перехваченного радио о выходе германского крейсера «Бреславль» из Босфора в море, я, с дредноутом «Императрица Мария» и другими судами, выступил навстречу этому крейсеру, и он вынужден был отступить в Босфор. Это за все время моего командования Черноморским флотом единственный выход крейсера «Бреславль» в море; более ни он, ни «Гебин» в море не появлялись. После возвращения из этой экспедиции, мною было приступлено к заграждению минами прохода из Босфора. Этими заграждениями и рядом действий против некоторых судов и подводных лодок противника, пытавшихся проникнуть в море, удалось прекратить набеги противника в Черное море и обеспечить безопасность нашего транспорта на море⁴. Рядом с этим велась подготовка к босфорской операции и ряд других военных действий; босфорская операция предполагалась весной 1917 года; во время подготовительной к ней работы произошла Февральская революция. Семья моего отца, его ближайшие родственники были из среды чисто военной; воспитание мое также было военное: в кадетском корпусе я занимался науками точными и военными; политические и социальные вопросы меня не интересовали; отец, когда я был в корпусе, служил на Обуховском заводе; работами на заводе я очень интересовался и заводским делом увлекался. Явилась идея в свободное время пройти здесь практически курс техники. Постоянное общение на этой почве с рабочими заинтересовало⁵ меня на некоторое время вопросами рабочего движения и рабочим вопросом вообще, но все-таки этими вопросами я не занимался в смысле изучения, а впоследствии, когда я окончил кадетский корпус и посвятил себя работе, о которой говорилось в прежде данных показаниях, эти вопросы меня снова перестали интересовать; революция 1905 года прошла мимо меня, никакого участия в политических событиях 1905-1906 гг. я⁶ не принимал; саму революцию 1905 г. я считал проявлением народного негодования за неудачно проведенную войну с Японией и посвятил себя и свои силы воссозданию флота; думал и думаю, что создание военного могущества страны стоит вне зависимости от политического строя и возможно⁷ при всяком государственном⁸ правопорядке; главную причину военных неудач я видел, в частности, по отношению к флоту, и вижу теперь⁹ в общем невежестве и неподготовленности командного и вообще офицерского состава в то время. Думаю, однако, что изменившаяся в 1906-1907 году политическая обстановка, в частности, существование Государственной думы, способствовали созданию благоприятной¹⁰ атмосферы для той" работы по воссозданию флота и его боевой способности, о которой я в своих показаниях говорил ранее. В общем, лично я никаких политических выводов из неудач Японской войны не делал¹², но приветствовал создание таких учреждений, как Государственная дума, как способствовавших работе по созданию военного могущества страны. Неудачи японской войны и революция 1905 года не изменили моего отношения ни к монархии, к которой я относился как к существующему факту, не вдаваясь в отношении к ней по существу, и считал себя¹³ как военный¹⁴, обязанным выполнять принятую присягу ни к существующей династии, и царствовавшему императору Николаю II. Такое же отношение к монархии, к династии и к Николаю II сохранялось у меня и далее. История с Распутиным глубоко возмущала офицерскую среду и в частности меня, но общее отношение к монархии и династии оставалось и тогда прежнее, т. е. отношение офицера верного присяге; так было до самой Февральской революции 1917 года; никакого участия в политическом движении какого- либо характера я по-прежнему не принимал. При дворе я никогда принят не был, и никакого отношения к придворной среде не имел. До аудиенции у Государя в Ставке в 1916 г., о которой я уже упоминал, я видел Государя только на смотре в Балтийском флоте. На прямой вопрос, был ли я монархистом по своим убеждениям, отвечаю: да, до Февральской революции 1917 года считал себя монархистом. С высшими руко­водителями существовавшего до этой революции режима я ни с кем в каких-либо личных отношениях не состоял. Сам факт принятия власти комитетом Государственной думы во время Февральской революции я приветствовал, так как¹⁵ состав правительства перед самой революцией я не считал способным к успешному ведению войны. Когда совершилось отречение Николая II и образовалось Временное правительство, я счел себя свободным от присяги прежней власти, и первым в Черноморском флоте¹⁶ принес присягу Временному правительству. Я приветствовал революцию, как гарантию возможности подъема энтузиазма в народе и в армии, и этим самым возможности довести войну до победного конца, ибо уже перед революцией для меня стало ясно, что монархия к такому победному концу привести не может - вернее, не монархия, а создавшийся при ней у нас в России государственный порядок, и что должно произойти в создавшемся положении какое-либо изменение. Полагая, что вновь образовавшаяся власть носит временный характер, я считал, что¹⁷ новый, государственный строй должен быть установлен каким-либо учредительным органом, Учредительным собранием или Земским собором, словом, выраженный через¹⁸ такой орган волей народа; считал, что монархия восстановлена не будет, что установится строй республиканский, и такой строй считал приемлемым и наиболее соответствующим создавшейся обстановке.