Вечернее заседание 27 ноября 1937 г. Заключительное слово К.Е. Ворошилова

 

 

Егоров. Товарищ народный комиссар, комиссии, выделенные вашим распоряжением по проработке проектов приказов, — первая комиссия под моим председательством по основному приказу и по приказу Сухопутных войск, вторая комиссия — по Воздушным силам, третья комиссия — по Морским силам, четвертая комиссия — по организации военных комиссариатов и пятая комиссия — по хозяйственным вопросам, — работу свою закончили. Вчера в вечернем заседании были заслушаны основные положения, проработанные комиссиями, задан был ряд вопросов, внесены некоторые дополнения в проекты соответствующих материалов. Они комиссиями приняты и представляются на ваше рассмотрение и утверждение. Я докладываю вам, что общий профиль и тон работы всех комиссий и, главным образом, комиссии по основному приказу под моим председательством учитывали обмен мнениями, высказанными здесь на пленуме Военного совета, дают некоторое основание всем комиссиям считать, что материалы, представляемые вам на утверждение по существу своего содержания полностью отвечают той действительности, какая была здесь представлена в докладах военных советов округов и выступавших в прениях товарищей командиров, политработников и начальствующего состава.

Ворошилов. Я смотрел бегло, к сожалению, я все время был занят. Мне кажется, что наши эти документы страдают некоторой повторяемостью, шаблонностью, если можно так выразиться. Если посмотреть на приказы 1934—1935—1936 гг. и теперь посмотреть проекты 1937 г., то они друг на друга все похожи.

Голоса с мест. Правильно.

Ворошилов. Они фактически повторяют друг друга в основном и главном, а иной раз и в детальных выражениях. Я боюсь, не является ли повторение ошибок и недочетов в нашей боевой подготовке некоторым следствием вот этого повторения наших приказов. Нужно было бы, мне думается, искать новые пути, новые формы доведения до войск, с одной стороны, их недочетов, с другой стороны, указания этим войскам, как недочеты изживать, потому что такая форма доведения до войск их недочетов в работе, она, очевидно, набила оскомину и недостаточно мобилизует, недостаточно организует людей на преодоление трудностей и устранение недочетов. Вот мои замечания. К сожалению, эти замечания поздно сделаны, раньше мы над этими вопросами не поработали, придется руководствоваться этими документами, с тем чтобы в процессе работы этого года подумать над этим вопросом военным советам округов, командующим, командирам корпусов и дивизий, чтобы каждый задумался над тем, какие формы, какие методы работы, как они должны быть отражены в документах, — найдены и преподнесены, чтобы можно было бы вести нашу работу.

А теперь разрешите сказать мне несколько слов по существу вопросов, которые здесь обсуждались. 1937 учебный год, как и следовало ожидать, дал, не мог не дать, значительный рост во всех областях работы, боевой подготовки, жизни, деятельности нашей Рабоче-крес-тьянской красной армии в целом. Достижения налицо. Они бесспорны. Но эти достижения, товарищи, к сожалению, не соответствуют тем ожиданиям, которые мы возлагали. Они не могут нас удовлетворить, не могут не только успокоить, но не могут нас настроить на более или менее благодушный лад.

Достижения есть. Но недостатков также немало. И, к сожалению, недочетов больше, чем достижений, недочеты более ярко вопят о себе, чем шепотком сообщают о своем существовании эти наши успехи.

Мы с Александром Ильичом[1] и т. Шапошниковым имели возможность (я больше, они меньше) наблюдать наши войска на маневрах. Кстати, о маневрах. Если бы не было маневров, Семен Михайлович[2], то мы бы почти были лишены возможности видеть войска, по-моему, в таком количестве и при столь серьезных занятиях, которые происходят во время маневров.

Я считаю, что маневры (здесь этот вопрос был затронут Семеном Михайловичем), безусловно, мы обязаны проводить, маневры мы обязаны организовывать. Маневры нужны, целесообразны и полностью себя оправдывают, сколько бы мы ни затрачивали на маневры, Семен Михайлович, средств и как бы они нам не были неприятны, особенно если они не удаются, они, эти маневры, себя полностью оправдывают.

Что представляют собой маневры?

На мой взгляд, я говорил уже при разборе на двух маневрах, это: во-первых, экзамен войскам, это проверка их боеспособности, боеготовности; во-вторых, это — тренировка, учеба, продолжение учебы на большом, высоком уровне. Это, наконец, обучение большое, серьезное и единственно возможное общевойсковое обучение штабов, командиров и начальников. И, наконец, это репетиция войны. Это самая настоящая репетиция войны.

Если мы сумеем хорошо организовать маневры, если мы будем их достойным образом проводить, если мы по-настоящему маневрами будем руководить, чтобы штабы знали, что им нужно делать, как справляться со сложными задачами в различных условиях боя и операции, — то мы тем самым будем по-настоящему готовиться к войне, потому что хорошо всегда даже на плохо организованных маневрах, к концу этих маневров видеть, что войска настолько втягиваются и не только физически, но и психологически, что если бы начали раздаваться выстрелы с одной и с другой стороны, и особенно выстрелы боевые, и начали падать люди, то войска и командиры не особенно бы удивились. Настолько это близко к войне и настолько это похоже на самую войну. А раз это так, а я думаю, что всякий, кто наблюдал эти маневры, с этим согласится, то смешно было бы от этого нам отказываться.

Часто наши товарищи говорят: нигде за границей не делают так много маневров, нигде таких больших маневров не организовывают.

Что же? Это — хорошо. Это — наше счастье, а их — беда, потому что мы натренируемся, нам будет легче, лучше, а они будут обучаться тому чему мы обучаемся на маневрах, будут обучаться в боях.

К сожалению, мы не можем проверить на маневрах всех сторон боевой деятельности войск, руководства штабов и командиров. Тут неизбежен целый ряд условностей. Но тем не менее мы очень многое изучаем, многому обучаем войска и многое видим, что нужно устранить, чего не хватает, что нужно доделать и т.д. Нам придется во время войны многому доучиваться, но, повторяю, многое через маневры и через общевойсковые двухсторонние учения мы сейчас приобретаем.

Поэтому Семен Михайлович, маневры нужны. Но маневры нужны хорошие. А для того, чтобы маневры были хорошие, для того, чтобы они отвечали всем требованиям, которые я не совсем полно излагаю, для этого нужно, чтобы войска были подготовлены по-настоя-щему. Плохо подготовленные войска, товарищи, плохо маневрируют. Неподготовленные войска для больших начальников на маневрах являются, конечно, большой обузой. Поэтому прежде чем вести войска на маневры, надо их учить, начиная с одиночного бойца.

Как подготовлены наши бойцы?

Прежде всего два слова о бойце. Мы не можем не сказать двух слов о нем. Мы говорим, но о нем надо еще чаще говорить.

Боец наш — превосходный, чудесный. Человеческий материал у нас такой, какого нигде не было, и, пока советская власть не осуществится в других странах, нигде такого человеческого материала не может и быть.

Голоса с мест. Правильно! Правильно!

Ворошилов. Поэтому если тем не менее эти прекрасные люди — бойцы наши — подготовлены слабо, вина не их. Их беда, а вина наша в том, что мы не умеем по-настоящему их подготовить, по-настоящему обучить военному делу.

Что мы наблюдали на маневрах Московского и Белорусского военных округов? Это видели Шапошников[3] и Александр Ильич[4].

Наш боец-пехотинец, его я имею в виду в первую голову и кавалерист тоже, он бедняга просто-напросто не знает, как держать себя в боевой обстановке. Если бы наши бойцы имели возможность присутствовать на этом Военном совете, если бы они выслушали доклады и выступления товарищей, которые действительно побывали в боевой обстановке, они бы без вас, без командиров поняли бы, как надо держать себя в современном бою. Но ведь они лишены этой возможности, и мы не можем по-настоящему доводить до сведения бойцов Рабоче-крестьянской красной армии о том, что делается сейчас на фронтах Испании и Китая. Это нужно будет делать обязательно, нужно больше писать, разъяснять, указывать, как не следует поступать нам, чтобы не попадать в положение неподготовленных бойцов. Таких эпизодов можно найти тысячи, и рассказать о них как следует. Но пока мы этого не делаем. Вам необходимо наших бойцов обучать по-настоящему. Наш боец не умеет передвигаться. Он перебежек не умеет делать. Он не бежит, а идет, не ползет, где и ползти, собственно, нельзя будет, а обязательно во весь рост передвигается и не группами, не единицами, а толпой. Огонь и движение никогда не сочетаются.

Винтовка, как правильно уже товарищи говорили, она служит бойцу обузой, потому что она сплошь и рядом, как совершенно правильно указывал т. Тарасов, болтается просто не на том месте, где бы ее надлежало иметь.

Движение подразделений и огонь пулеметных подразделений — они между собой не согласованы, как правило, об этом здесь много говорили. Но мы всегда, товарищи, об этом говорим и мало делаем, для того чтобы это недопустимое явление было бы возможно скорей устранено.

Лопата для нашего бойца, к сожалению, до сих пор не является подругой, средством, без которого красноармеец жить не может, средством, которое будет спасать его не только в бою, но и на отдыхе, при привале, бивуаке. Передвигаясь, боец должен обязательно окапываться, потому что сброшенная авиацией бомба, если бы человек немного окопался землей, она поражает меньше, а иногда и вовсе не поражает. Мы этому не обучаем, потому что не вдумываемся в серьезность этих вопросов, они кажутся нам мелочами. А это не проблема, а вопрос, который разрешается немедленно, если захотим. Нужно запретить людям в бою передвигаться без окапывания, запретить такую часть выводить не только из боя, а совсем из действующих войск до тех пор, покуда эта часть не будет обучена. Этот вопрос не поставлен в документации, которую сейчас пишем. Этому вопросу не уделяется достаточного внимания.

Взаимодействие стрелковых подразделений, как я сказал, с пулеметом, со своей сопровождающей артиллерией отсутствовало в прошлом году, отсутствует в этом году. Все это действует не так, как нужно, независимо друг от друга. Я отлично понимаю, и все вы знаете, что в действительном бою недочеты будут изжиты, люди поймут, что надо делать, но, повторяю, эта учеба будет дорого стоить. Все это надо сейчас устранить, причем все это устраняется нетрудно. В этом году как никогда (в прошлом году, между прочим, этот факт тоже отмечался), но в этом году как никогда я почувствовал все безобразное поведение наших частей в отношении своих соседей. Не только дивизия с дивизией, корпус с корпусом, но даже полки одной и той же дивизии и даже батальоны в одном полку между собой не связаны, в боевой обстановке не только не контактируются, а сплошь и рядом не знают, что рядом в соседней части делается. У т. Белова я натолкнулся на такое положение, когда командир дивизии с корпусом не был связан на протяжении ряда часов. Когда тот же командир дивизии со своим соседом держал связь и получил через 6 часов от него сведения. Это в наше время, 6 часов тому назад командир имел связь со своей дивизией при условии, что имеется разрыв в несколько километров.

Этот разрыв, как правило, и в этом году и в прошлом году наблюдается. Это наблюдается при условии, когда противник имеет танки, имеет механизированные части, имеет конницу, имеет мотоциклетные части, это при условии, когда в любой момент «знаменитую» дивизию и штаб дивизии заберут голыми руками, когда прорвется механизированная или моторизованная часть и заберет в свои руки злополучный штаб вместе с командиром, — что и имело место на Московских маневрах. Правда, это было при моей помощи, когда были взяты штаб корпуса и штаб дивизии. Здесь были Семен Михайлович и Иван Панфилович[5] и все другие командующие и члены военных советов. Это вопиющее безобразие недопустимо. Я должен прямо сказать, что в старое доброе время, когда Тимошенко, Кулик и Горячев командовали, мы знали, что сзади нас, что слева, что справа, а иначе нельзя командовать. Вот сейчас этому не учат.

Спрашиваю я командира дивизии, почему не организуют постоянного наблюдения за этим стыком — между вашей и соседней дивизией, — а он ничего ответить не может. Не думали над этим вопросом. А между тем при наших условиях, когда имеем мотоциклы, машины, кавалерийские части, — наконец, поставь бойцов на 500—600 шагов друг от друга, пускай они наблюдают, они будут служить связью, они в нужный момент помогут спасти и штаб, и самого командира, как на маневрах не будет позора, так и спасут от позора и гибели на фронте. Этого не делают.

Вот в нашем Проекте[6] об этом сказано очень слабо, просто имеется такое место — вот недостаток. Это никуда не годится. И ничего не сказано, как это надо устранить.

Работа штабов в этом году значительно повысилась и улучшилась. Может быть, есть недочет — это недосмотр и недопонимание, но работа штабов в этом году гораздо лучше, чем в прошлом году, главным образом — это связь и разведка, которые работали значительно четче, постояннее и увереннее. Но еще и в этой области у нас много недочетов, их нужно устранить во что бы то ни стало. Устранять можно двухсторонними серьезными учениями, необязательно маневрами в 150 тыс. чел., а и дивизионными учениями, и учениями полковыми, дивизионными и корпусными. Нужно людей в этой области тренировать, обучать, повторять, если плохо, повторять два и три раза, буквально натаскивать командиров, и особенно наши штабы. Этим нужно заниматься. Времени у нас много и его вполне достаточно, для того чтобы учить войска.

В области противотанковой обороны стрелковые части и другие виды войск хромают на все четыре ноги. Противотанковая оборона не отработана совершенно. На маневрах, Иван Панфилович, противотанковая оборона была плохо организована. Сами не знали назначения, не знали, как расположить пушки, располагают их не в закрытом виде, а на скате к противнику. С другой стороны, командование кавалерийских частей не может поставить правильно задачу, не может ее организовать.

Если говорить о действии танковых войск, о подготовке, то подготовку мы имеем выше средней, а в отдельных случаях очень хорошую. Я не согласен с т. Федько, который говорил о танковой части. И во время маневров в прошлом году они были подготовлены хорошо. Мы с Александром Ильичем видели действия танков в различных условиях, в частности по форсированию реки, там была болотистая местность, были целый ряд препятствий, но танки шли в атаку организованно, хорошо. Если потом все это разглядел враг, а мы зевали и не видели этого, то это не значит, что танковые части не были подготовлены.

Что касается танковых частей вообще, то они подготовлены не только выше среднего, в отдельных случаях подготовлены на «отлично», в большинстве на «хорошо» и в меньшинстве, совсем незначительном меньшинстве, вполне удовлетворительно безусловно.

Если рассматривать подготовку танкистов, командиров танков, если рассматривать подразделение и батальон, применение танковых частей в бою, особенно их организованное выступление, то сейчас дело обстоит из рук вон плохо, как и в прошлом году, так и в этом году. Товарищ Павлов, танки действуют неправильно, действуют, по-моему так, что и наши танковые части будут иметь то, что вы рассказывали относительно Испании. Я думаю, что если у нас танки будут действовать в дальнейшем так, как действуют сейчас, то мы будем иметь такое же положение, как и в Испании. Недавно был случай, о котором здесь никто не говорил, при попытке вступить в бой с противником танковая часть из 40 танков потеряла 20 — половину. Такое положение никуда не годится.

Я думаю, что это будет, как правило, для всех танковых частей, если мы их будем бросать на противника, если мы не организуем по-настоящему разведки и не только танковой разведки, но просто разведки артиллерийской и боевой в том числе, если по-настоящему не определим, не нащупаем противника в его основных участках боевого сопротивления, если мы не будем знать, где у него главные очаги противотанковой артиллерии, а просто будем бросать с бухты-барахты, то у нас будет очень много неприятностей. Эти вопросы нужно по-настоящему подработать на полях, не на танкодромах, а на открытых полях, в двухсторонних учениях проверять, как нужно применять наши танки и в небольшом количестве, и в особенности, в больших массах.

Затем, мне кажется, товарищи, организация наших танковых частей, распыление танков по частям, не отвечает требованиям современного боя, современной войны. Если бы наши танковые части были несколько по-иному организованы, а мы думаем это исправить, если бы у главного командования в резерве были танковые части и меньше танков было бы разбросано по всем дивизиям, мы могли бы легче решать задачи применения танков, использования этого мощного серьезного оружия. Бесспорно, это — мощное серьезное оружие, но им нужно очень умело и разумно пользоваться, иначе это серьезное оружие будет скомпрометировано и результатов, ожидаемых от него, получить не удастся. Мне кажется, что ту задачу, которую мы хотели с вами решить, Александр Ильич, и которую не разрешили, в этом году нужно поставить обязательно, а именно: проверить тактику танковых частей в различных условиях боевой обстановки, в различных условиях боя и в различных комбинациях. Мы еще ни разу не пробовали, и, к сожалению, наши друзья в Испании не в состоянии это попробовать на деле, что собой представляет танковая атака, если в этой атаке участвуют тысячи танков. Этого никто не знает. И что собою представляет противотанковая оборона против такой атаки, и какие результаты не только для боя, а для операции. Такой операции у нас не было. Даже когда у вас много танков, мы так ухитряемся их пустить, что, если хорошо натренированный артиллерист имеет наметанный глаз и хорошую противотанковую артиллерию, они будут наши танки вышибать сотнями, потому что теперь не только стреляют 45-мм орудиями, но и 37-мм, 20-мм, 15-мм пулеметными орудиями, 12,7-мм пулеметами стреляют и просто винтовками со специальной пулей, которые пробивают броню до 15 мм. Если вы представите себе это море огня, то танкам приходится очень туго. Поэтому для того чтобы силу огня преодолеть, необходимо хорошенько обдумать, с одной стороны, с помощью нашей артиллерии, с помощью нашей огневой встречи, с другой стороны, самими танками, как давить противника. Мы не только этим не занимались, но этот вопрос по-настоящему не поставлен. Мы имеем танки ПП, ДД, так они и проходят ни с чем, не считаясь ни с каким препятствием, в том числе и огневым. И все выходит, как будто хорошо. На деле, повторяю, нам придется, как пришлось нашим товарищам, заново обучаться применению танковых частей, и в особенности танковой базы на поле боя. Нужно, по-моему воспользоваться благоприятно сложившейся обстановкой, что мы пока что можем маневрировать, и по-настоящему проверить это дело.

Наша конница. Здесь о коннице всякие разговоры ведутся. Причем разговоры, на мой взгляд, неправильные. Некоторые товарищи прямо задают себе вопрос — не отжила ли конница свой век, и так втихомолку шушукаясь, кивают в сторону конников, что это, мол-де, бывшие люди и т.д. Конники же, закусив удила по-конному заявляют — конница была, есть и будет.

Ни то, ни другое неправильно. Не отжила еще, если можно так выразиться, конница. И конница такой, какой она была, уже ни в коем случае быть не может, дорогие товарищи. И поэтому не следует к этому вопросу относиться слегка. У нас конницы очень много, Семен Михайлович.

Буденный. Очень мало. Вы меня не убедите. Как только начнется война, все будут кричать — давай конницу!

Ворошилов. Подождите. Это ваше кавалерийское сердце, я его отлично понимаю, но по человеческому и по кавалерийскому моему сочувствию.

Но тем не менее реальность от нас ускользать не может, и мы с вами были бы кавалеристами средневекового типа, Дон-Кихот тоже был кавалеристом, знаете ли, если бы не считались с живой действительностью.

Что собой представляет живая действительность? Вот когда вы говорите о бойце-пехотинце, то он не может теперь поднимать головы во время боя. Вот здесь очень красочно говорили об этом. Не может боец в современном бою поднять головы. Он должен переползать. Он должен все время у себя иметь в одной руке винтовку уметь по-настоящему по-боевому держать ее, не забывая о прицеле, потому что я забыл упомянуть, что у нас стреляют без прицела, просто стреляют для успокоения и подбадривания, он должен думать о цели, выбирать, куда стрелять. А с другой стороны, у него должна быть лопата. Каждый миг он должен, если не окопаться, то кучку земли накопать, чтобы голову спрятать от пули. При этих случаях как лошадь будет себя чувствовать?

Буденный. Всегда так на войне было.

Ворошилов. Не всегда так было на войне, Семен Михайлович. Вы не думайте, что в империалистической войне все были дураками. Там были и не дураки и неплохие кавалеристы, но тем не менее кавалерия в империалистическую войну сыграла весьма и весьма сомнительную, весьма и весьма скромную роль, мягко выражаясь. В Гражданскую войну наша конница сыграла решающую роль. Мы с вами можем радоваться, что мы принадлежим к конникам. Условия были, Семен Михайлович другие, мы с вами забрали, помню, этот знаменитый батальон или два под Бродами. Море огня было. Но огонь такой, который никого не убивал. Мы пошли в атаку с Семеном Михайловичем, но этот огонь одну лошадь убил. Значит, стрелки были, все это было, но, во-первых, мы застигли часть врасплох. А, с другой стороны, это море огня ни с чем не может быть сравнимо, что будет в настоящей современной войне, потому что это море огня ограничивалось парой пулеметов и какими-то сотнями винтовок.

Семен Михайлович нельзя забывать одного обстоятельства, что мы сейчас с вами на протяжении ряда лет боремся за то, чтобы конница научилась ходить, научилась двигаться, чтобы она думала об авиации. Вы знаете, что это значит? Я об этом много раз Семену Михайловичу говорил. Мы имели перед собой или над собой каких-нибудь 11 самолетов и потеряли за 2, фактически за 1,5 дня больше, чем мы потеряли за все время боев. Вы помните, Семен Михайлович?

Буденный. Помню.

Ворошилов. Было 11 самолетов. Правда, они непрерывно действовали.

Буденный. Зато у нас ни одного не было. Был один, да и тот мы сами же подбили (смех).

Ворошилов. Семен Михайлович и другие кавалеристы говорят: нужно двигаться ночью. Пожалуйста, двигайтесь ночью. Двинулись ночью, а потом что? Потом надо спешиваться и двигаться по-пешему. Из полка придется превратиться в полуполк, в дивизион, т.к. треть людей должна оставаться с лошадьми. Если эти лошади останутся невредимы, если их авиация не разгонит, то ваши кавалеристы двинутся к ним и поедут дальше. А если разгонит? Значит, ваши кавалеристы сразу остались бы без лошадей. Вы сейчас должны подумать о том, как двигать конницей. Спросите Горячева, как он действовал на белорусских маневрах. Жаль, что вы не приехали, зря.

Буденный. Я был.

Ворошилов. Ах да, вы были. Но, Семен Михайлович, вы помните, как Горячев...

Буденный. Чувствовал...

Ворошилов. Не чувствовал, а он был застигнут в лесу и отсиживался в нем. Причем он мне докладывал: я, говорит, принял решение отсиживаться в этом противотанковом районе, если меня отсюда авиация не выкурит, т.е. если авиация не зажжет лес. Авиация, к счастью, не зажгла лес. Но если авиация в других условиях зажжет лес и начнет бомбить этот лес, который натыкан кавалерией до отказа, тогда кавалерия выступает и идет в хайло целым сотням танков, которые окружили лес.

Вот вам положение. Тут и бойцы, и живые люди из такого окружения с трудом могли бы выбраться при особом искусстве и героическом руководстве людьми. А уж с лошадьми оттуда не вырвешься. А местность была прямо идеально хороша. Если бы кавалерия была застигнута в более открытом месте вот таким количеством танков и таким количеством пехоты, ну, конечно, от кавалерии ничего бы не осталось. Следовательно, кавалерия сейчас будет играть весьма скромную роль, Семен Михайлович. Прямо должен об этом сказать, очень больно говорить, а нужно прямо сказать: кавалерия будет играть скромную роль на нашем западном театре, архискромную, а может быть, и вспомогательную, и третьестепенную роль. И мы должны готовить кавалерию по-настоящему, чтобы она могла драться и по-старому и по-новому. У нас, кроме западного, есть восточный и ближневосточные участки. Не исключена возможность, что когда-нибудь придется конницу использовать на этих участках. Там и местность иная, условия топографии иные, и, очевидно, противник будет иным, легче будет кавалерии действовать в ее прежнем, испытанном и проверенном применении.

Поэтому, мне кажется, нужно прекратить всякого рода разговоры о том, что кавалерия отжила свой век. Она не отжила. У нас есть другие театры и даже на крайнем Севере, есть Юг нашего западного театра. Там тоже положение несколько иное, чем на севере.

Нужно забыть о том, что кавалерия все смела, снесла. Когда мы говорим, что кавалерию нужно подсократить, потому что ее очень много, мы делаем правильно, надо ее подсократить и увеличить другие рода войск, которые будут противостоять другим частям противника. Кавалерии у наших вероятных противников очень мало, а кавалерии брать танки, мы с вами брали и танки...

Буденный. И будут брать.

Ворошилов. Будут случаи, я это не отрицаю, что и танки будут брать, но редко, это исключение, и поэтому возводить в правило нет надобности — это вредно.

Поэтому нужно наши кавалерийские части обучать, как старую, хорошую, доброй памяти конницу, но нужно обучать по-современ-ному, делать их настоящими стрелками, бойцами, умеющими действовать винтовкой, пулеметом, взаимодействовать с артиллерией, танками и другими стрелковыми частями. Поэтому наш конник будет действовать как настоящий стрелок, боец. Эта часть, Семен Михайлович, у нас страдает, и на это надо обратить внимание и не спорить с нами, что нас хотят расформировать, оставить такое-то количество дивизий, их надо улучшать.

Наша артиллерия. Артиллерийские части — и РГК, и артиллерия войсковая — они подготовлены у нас в этом году не ниже, чем в прошлом году, но недочеты прошлого года, к сожалению, почти полностью могут быть перенесены к оценке и на этот 1937 г. Плохое взаимодействие артиллерии не только по вине общевойсковых начальников, но и по вине артиллерийских начальников. Взаимодействие артиллерии с пехотой и другими родами войск остается слабым; артиллерийские начальники не находят своего места в управлении войсковыми соединениями, они не помогают общевойсковому командиру в разрешении артиллерийских задач во время боя; слабо знают и свое место, и что нужно сделать, для того чтобы оказать своевременную помощь советом, не говоря уже огнем, — своевременную помощь советом по расстановке артиллерии при увязке действий родов войск. Необходимо на эту сторону обратить внимание.

Не лучше дело, Александр Ильич[7], в ОСТе.

Егоров. Я поставил этот вопрос, этот вопрос решили проверить.

Ворошилов. Проверяли много. У нас странная картина получается. Я не знаю, как в иностранной армии.

Егоров. В иностранной армии этого нет.

Ворошилов. У нас на одно орудие громадное количество .живых людей, гораздо больше, чем на самолетах. Вот, на тяжелом 4-моторном больше, чем в два раза, людей. Это немыслимо. Это вообще не помогает артиллерии, а только ее отягощает и не дает возможности по-настоящему работать с войсками, как следует. Здесь вместо увязки артиллерии, постоянной привязки ее к родам войск, главным образом к пехотным частям, — создается только суррогат связи, где каждый надеется, что все будет своевременно сделано, а наделе ничего не получается, и мы, полагаясь на командный состав артиллерии, не получаем того эффекта, который нужно было бы получить. Этот вопрос надо доработать и обсудить.

С места. Этот вопрос надо решать теперь же.

Ворошилов. Если решать, то нечего эту неправильную волынку тянуть. Это один из серьезных вопросов.

Что касается всех остальных вопросов, то, по-моему у артиллеристов очень слабо насчет сбережения материальной части, насчет воспитания артиллеристов в духе любовного отношения к своему орудию. Раньше у вас, т. Воронов, дело обстояло лучше. Теперь на это надо обратить внимание. Теперь т. Кулик будет давать дорогостоящую, высококвалифицированную материальную часть, и в большом количестве. Если мы не сумеем подготовить настоящих стрелкачей, настоящих людей, которые будут хорошо пользоваться и умело пользоваться этой материальной частью, которые будут хранить и пестовать свое орудие, то мы не двинемся вперед в этом деле, то мы будем на этом терпеть очень многое, так как это слишком дорогое удовольствие.

Два слова относительно авиации. Авиация в этом году выглядела не хуже, чем в прошлом году...

Голоса с места. Гораздо лучше.

Ворошилов. Пожалуй, лучше. Я бы не сказал — гораздо лучше, но безусловно лучше. Тем не менее недочетов и в авиации очень много.

Вот сейчас я прочитал одну телеграмму. Здесь т. Смушкевич рассказывал, как нужно авиацию готовить, чтобы она не попадала под разгром авиацией противника на своих аэродромах. Он хорошо рассказал, какие меры принимались, чтобы умело расставить самолеты и этим избежать разгрома противником. И вот сейчас я прочитал одну телеграмму, где говорится, что не там, а в Китае, наши люди сообщают, они случайно проездом заметили, как китайцы по-дурацки себя ведут. Они расположили авиацию на аэродроме и ничего не предприняли для охраны, не организовали наблюдение, и японцы разгромили весь аэродром со всем содержимым. Я думаю, что это и у нас будет иметь место, если мы по-настоящему не займемся этим делом.

Посмотрите, что делается у нас на аэродромах. Вы говорите, что в этом году авиация работала лучше, ее подготовка поднялась по сравнению с прошлым годом, но на аэродромах авиация располагается по старинке, кучами, без всякого учета, и это не только в мирных условиях, а во время маневров и двухсторонних учений. Авиация располагается кучами, без разведки с воздуха, без наблюдения, без всех тех мероприятий, которые только в состоянии ее спасти от внезапного разгрома. Это нужно, т. Смушкевич, учесть.

Вы здесь, т. Смушкевич, очень хорошо говорили, но Вы также хорошо могли бы рассказать о тех безобразиях, которые Вы наблюдали на Дальнем Востоке, и о том, что Вы видели и здесь у Вас, в европейской части Союза, когда вы обследовали авиацию. У нас много ералаша с организацией. Мы умеем летать в строях, действовать, и неплохо, пожалуй, отдельные части будут драться с противником, но вся совокупность мер, которые предопределяют правильное использование авиации, еще по-настоящему не подработана. Мы еще не имеем навыков так жить, как этого требует боевая обстановка. А если мы в мирное время этому не научимся, придется всему этому научиться на весьма трудных, тяжелых уроках. Поэтому авиацию, всю буквально, и тяжелую, и легкую, штурмовую, разведывательную и истребительную нужно обучить всему тому, что ей надлежит знать, на основе учета тех уроков, которые мы имеем, на основе неплохого опыта, который получился за последние месяцы у нас.

Здесь вам, очевидно, докладывал, я, к сожалению, не присутствовал, когда докладывал т. Шапошников[8] относительно того, что мы думаем перейти на новую организацию авиационных систем. Докладывал вам т. Шапошников?

Голоса. Докладывал.

Ворошилов. Эта организация требует большой работы от военных советов. Имейте в виду, что все эти организационные мероприятия, реорганизационные мероприятия, это дополнительная и большая нагрузка на военные советы.

Что значит реорганизовать авиацию, ее разукрупнить, сделать более подвижной и менее уязвимой для противника? Это значит увеличить по количеству соединений — значительно увеличить.

Это значит найти для всех этих людей и помещения, и поле учебы, и поле распределения, и аэродром. Работа предстоит очень большая и очень серьезная. Одновременно мы должны будем реорганизовать службу тыла авиации. Вопрос тоже очень серьезный и совершенно новый, непроверенный, есть кое-какой опыт, но этот опыт вряд ли целиком применим, опыт незначительный и не совсем проверенный. Тем не менее нагородить столько тылов, сколько мы будем иметь соединений, мы тоже не можем. Тут какие-то меры в этом разрезе, которые намечаются, необходимо проводить. Можем ли мы их целиком проводить или не сможем — это надо проверить на нашем опыте.

Затем нужно будет продумать уже теперь систему охраны и обеспечения наших аэродромов, и не только постоянных, больших аэродромов, но и полевых. Этот вопрос у нас, товарищи, по-настоящему не продуман, как защищать аэродромы, не могут хорошо сейчас представить, пока люди не воюют и там, где воюют, где немного авиации, там легко разрешить, а у нас будет разрешаться этот вопрос труднее, если заранее не обдумаем. У нас неизвестно, какая зенитная защита будет, если не будет зенитной защиты, как авиация должна организовать себе защиту, какая взаимозависимость частей действующих и их охраняющих. Все это требует большой и серьезной работы, а это пока что не продумано. Все это надо решить не когда-то, а немедленно, сегодня же, потому что может оказаться, что назавтра уже будет поздно.

Войска связи. Связь у нас работала, сами войска, и в особенности люди связи, всегда неплохо. Они много работают, они работают добросовестно, и подготовка войск связи в основном неплохая. Тем не менее нам надлежит и на это дело обратить серьезное внимание в связи с тем, что оттуда много всякой дряни выкачали. Там имеется много недочетов. Нужно войска связи взять под наблюдение.

Химические войска. К сожалению, о них ничего сказать нельзя, так как я лично не видел их действия в этом году и не знаю, на что они способны. В прошлом году я наблюдал, и они действовали как будто неплохо, но в этом году я не видел и не знаю, какова их подготовка. Нужно это дело держать под своим постоянным наблюдением, товарищи командующие, у кого таковые химические войска имеются.

Противовоздушная оборона и пункты противодействия войск. И то, и другое у нас пока не отработано. Противовоздушная оборона Ленинграда, Москвы, Баку, Киева, Минска более-менее налаживается, но недостаточно отлажена, отлаживать нужно, и поскорее. Этим занимается Седякин. Успехи пока что слабые, но я думаю, поскольку материально несколько растем, наше положение улучшается, мы боевую подготовку отработаем.

Осоавиахим. Работа Осоавиахима, к сожалению, нам мало известна. Командующие войсками этому делу не уделяют внимания. А между тем Осоавиахим в настоящее время, как и раньше, теперь особенно, представляет весьма серьезный и важный участок работы. Через него, через Осоавиахим, мы можем получать пополнения. И от нас зависит получить эти пополнения более или менее подготовленными, более или менее подходящими, соответствующими нашим требованиям. К сожалению, этим делом военные советы не занимаются, и я не знаю, займутся ли они в ближайшем будущем. Мне кажется, что члены военного совета, если не сами командующие (конечно, обязаны командующие), этим делом заняться должны конкретно и обязательно.

Военные академии, военные школы и курсы всех наименований работали в этом году неплохо. Но их работу нужно сейчас значительно повысить и значительно улучшить. Вопрос с кадрами у нас сейчас, вы это знаете, товарищи, на своем опыте, чувствуете сами, становится весьма актуальным, требующим большой работы всех организаций, которые отрабатывают нам кадры.

Военные советы округов и управлений, которые в этом году организованы, военные комиссары частей проделали немалую работу. Я отношу за счет сравнительно легкого или сравнительно успешного разрешения вопроса с кадрами, главным образом, в связи с чисткой от негодных и предательских элементов в армии. Если бы мы не организовали своевременно военных советов, если бы не назначили военных комиссаров в части, нам этот вопрос значительно труднее было бы разрешить. Но военные советы округов и военные комиссары еще по-настоящему работой не занялись. Не занялись, потому что занимались этим одним вопросом — вопросом кадров. Это один из главнейших, серьезнейших вопросов, но из-за этого вопроса не приостанавливается жизнь. Есть еще целая гамма дел и вопросов, которые мы не имеем права упускать из вида, которые нужно было разрешить и которые разрешить следует в этом году. К этим вопросам относятся санитарное дело, которое находится в запущенном состоянии, ветеринарное дело, которое также в запущенном состоянии, наше строительство в очень скверном состоянии. Военные советы этими вопросами занимаются, но главным образом по части изыскания денег, и не занимаются вопросами организации строительства.

В этом году мы на строительство получаем меньше, чем в прошлом году, значительно меньше, а построить мы должны были бы во много раз больше, чем в прошлом году.

Вот как выйти из этого положения? Я лично затрудняюсь дать совет. А тем не менее выход из положения должен быть найден. Он может быть найден только в организации работ военными советами и военными комиссарами. Без организации работ вообще, без организации строительства в особенности, мы не можем выйти из затруднительного положения в смысле разрешения кризисного положения и с квартирами, с нашими складскими и иными прочими объектами.

Два слова о Морских силах.

В прошлом году мы здесь довольно резко критиковали положение наших флотов. Я в прошлом году был на Балтийском флоте, плавал вместе с товарищами, здесь присутствующими и отсутствующими сейчас, и видел, что собой представляет в смысле боевой готовности наш Балтийский флот. Отсюда можно было сделать заключение и об остальных флотах.

В этом году мне также посчастливилось быть на Балтике. Должен прямо сказать, что Балтийский флот за этот год совершенно преобразился. И мне думается, что это не только имеет место на Балтике. Товарищ Викторов здесь докладывал о том, что он ездил на Черное море. Черноморский флот, по его сообщениям, подготовлен тоже неплохо. Товарищ Смирнов сделал большую работу. То же самое докладывал о своем флоте товарищ Душенов. Мы имеем неплохие отзывы о боевой подготовке Тихоокеанского флота.

Но тем не менее, товарищи, мы знаем, что флот не меньше, чем другие рода войск, был задет вредительством. Пожалуй, даже больше. Поэтому нужно будет еще очень усердно и много поработать над тем, чтобы выправить положение.

Что представляет собой Балтийский флот в настоящее время?

Я видел его в действии. Если в прошлом году действие и подводных лодок, и надводных сил носило весьма неуверенный, я бы сказал, робкий характер, все это было не слажено, все это действовало ощупью и почти что наобум, то в этом году большие плавания и тактические действия Балтийского флота, где участвовало довольно большое количество подводных лодок, — большое количество не только для нас, но и большое количество для любого, самого большого флота, — все это было организовано, прямо скажу, хорошо. Я был вместе с т. Дыбенко, и он своим старым морским наметанным глазом тоже оценивал это дело на «хорошо». Так ведь?

Дыбенко. Хорошо!

Ворошилов. Мы видели взаимодействие различных кораблей — и надводных, и подводных — мы наблюдали стрельбу, к сожалению, в ограниченном, небольшом количестве кораблей. Стрельба была проведена из основных 12-дюймовых пушек неплохо, одним кораблем. Стрельба торпедами и надводных, и подводных сил тоже была проведена неплохо.

Положение флота сейчас трудное в том отношении, что он растет не по дням, а по часам. Болезни роста вообще неизбежны в каждом деле. Они присущи в данном случае и нашему флоту.

Вопросы подготовки кадров.

Дело с кадрами на флотах обстоит очень плохо. Нужны большие, серьезные меры, для того чтобы рост кадров не отставал от роста материальных сил морского флота.

Этим делом сейчас мы занимаемся, но, к сожалению, много еще не сделали. Я должен сказать, что Морские силы сейчас у нас разрослись в такую большую махину, что не исключено, т. Викторов, что Вас постигнет большое «несчастье», — Вы будете выдвинуты из Рабоче-крестьянской красной армии в самостоятельный комиссариат[9]. Я давно Вам говорил, если Вы будете плохо работать, мы от Вас откажемся, и Вы будете существовать самостоятельно (смех). Не исключена эта возможность, и возможно, что это придется сделать, потому что Генштабу и вам с Александром Ильичем и другими моими заместителями очень трудно этим делом заниматься, не потому что мы в этом деле слабо разбираемся, а потому что не хватает времени, чтобы руководить, — дело очень большое, серьезное, тонкое.

Наш флот из того возраста, когда он представлял малыша, бегавшего за Рабоче-крестьянской красной армией в качестве подросточка, становится взрослым и, как взрослый мужчина, старается шагать, часто спотыкается, но идет нога в ногу с РККА.

Работать вам, моряки, придется много, даже если не будете выдвинуты, потому что мы помощники вам небольшие. Если будете выдвинуты, тоже придется много работать, потому что ответственность ложится на вас самих.

Вот коротко то, что я хотел сказать по поводу боевой подготовки Рабоче-крестьянской красной армии в целом за истекший год. Мы безусловно имели бы большие результаты, мы имели бы более ощутимые положительные успехи во всей нашей работе, если бы не эта подлая банда, которая проникла в РККА и которую нам пришлось вместе со всеми другими государственными организациями корчевать у себя и уничтожать врагов всяческих мастей и оттенков, и которая, разумеется, существовала, не для того чтобы помогать росту РККА, не для того чтобы совершенствовать ее боевую подготовку а как раз наоборот — для того чтобы разлагать, для того чтобы мешать росту наших вооруженных сил.

Мы, товарищи, очистили армию, или, вернее, почистили, очень серьезно и основательно, но это не значит, что вычистили. Болячка, гангрена слишком глубоко проникла в организм армии, более чем в какую-либо другую часть нашей страны. Враг очень ловко воспользовался тем, что у нас в стране были элементы, которые давно уже проявили себя вредительски и гнусно, и на этой основе построил довольно ловкую организацию.

Мы должны, товарищи, не только до конца довести работу по ликвидации всякой мерзости, контрреволюционной предательско-шпионской гнуси, но мы обязаны одновременно вести другую работу. Эти два процесса должны быть параллельны: с одной стороны — очистка, а с другой — замещение освобождающихся должностей нашими честными, преданными делу революции людьми. Мы должны обязательно подумать над тем, как воссоздать кадры, как их выращивать и приумножать.

Красная армия уже сейчас, как вам известно, представляет большой материал. Эта организация, так сказать, больших размеров. Но дело не в ее размерах и не в количестве бойцов, командиров, начальствующего состава, а дело главным образом касается качества. Армия становится иной. Если два года тому назад наша армия представляла собой армию квалифицированную, армию современную, то сейчас этого определения недостаточно. Наша армия становится по своему вооружению, по своему оснащению армией высококвалифицированной. Это обязательно. Это значит, что мы полностью отвечаем этому определению. Мы еще, правда, недостаточно квалифицированы, но наша армия по оснащению, по своей организации, по своей значимости, которую может иметь, уже стала высококвалифицированной. Поэтому нужно работать долго, серьезно и упорно, для того чтобы выращенные кадры соответствовали бы этому назначению, которое предъявляется к ним.

Международное положение за истекший 1937 г. для нас небезынтересно. Мы обязаны всегда быть политиками и не только бойцами, не только людьми, знающими хорошо свое дело. Нужно быть хорошо понимающим международное и внутреннее положение, чтобы уметь отдавать себе отчет в происходящем и уметь разъяснить подчиненным бойцам, что происходит вокруг нас и каковы перспективы завтрашнего дня.

Международное положение обострилось еще более чем это было в прошлом, 1936 г.

К войне в Испании прибавилась война в Китае. Тяжелая судьба несчастной Абиссинии[10], — она уже забыта. Она отошла в историю. Фашистские страны в настоящее время не только открыто объединяются для нападения, но они уже открыто и нападают. Причем, так сказать, демократические государства, в первую очередь Франция, Англия, за последнее время и США, не только не препятствуют этим открытым разбойничьим нападениям фашистских государств, но как будто иногда даже не прочь и поощрять эти открытые агрессивные действия фашистских государств. Воинствующий империализм под воинствующими знаменами нащупывает самые слабые звенья в международном положении и напирает на те из них, которые дают непосредственно и немедленно для них желательный результат. Мир исподволь и уже теперь без всякой маскировки приближается к большой мировой войне. Это, товарищи, сейчас бесспорно.

Только Советский Союз — единственная страна в мире, как единый гигантский утес, стоит среди этого уже начавшего бушевать моря крови и огня и представляет собой оплот мира. Когда мы говорим, что Советский Союз есть оплот мира, мы этим не только определяем положение Советского Союза, его силу, его мощь и значение, мы этим определяем и международное положение в целом.

Если бы не Советский Союз, теперь это возможно прямо утверждать, мировая бойня была бы уже давным-давно начата и была бы в полном разгаре. Только Советский Союз, только благодаря Советскому Союзу не представляется возможным, так как Советский Союз представляет собой мощную державу, с одной стороны, во всех отношениях, а с другой стороны, представляет собой государство пролетариата, революции, на которое взирают миллионы пролетариата, на которое возлагает надежды все человечество, и удерживает империалистов, фашистов от нападения, от начала мировой большой войны, от нападения на нас.

Мы историей поставлены быть центром, единым центром. Мысли и чувства не только пролетариата, но и всего человечества буржуазных стран, а с другой стороны, озлобление и в то же время использование всех и всяких средств, чтобы так или иначе расправиться.

Многие товарищи задумываются, как это могло случиться, что у нас так много оказалось шпионов. Очень просто. Мы слишком увлеклись строительством, работой и забыли, а забывать не имели права, что нас окружают враги, злые враги и, можно просто сказать, люди, которые хотят так жить, как они жили веками, они хотят господствовать и впредь.

Товарищ Сталин правильно говорит и неоднократно обращает наше внимание, что если буржуазные страны между собой засылают друг к другу шпионов, засылают тысячи шпионов, то было бы смешным думать, что к нам они не будут засылать сотни и тысячи шпионов. Но к нам засылать просто трудно, потому что мы на границе имеем хороший кордон, который понемногу их разоблачает. Противник нашел другой путь и пустил его в ход, и этот адский план им удался. Хорошо, что мы своевременно его раскрыли, враг использовал все элементы и способы, уже себя показавшие. Он использовал все эти троцкистские, бухаринские элементы, все эти троцкисты, все эти бухаринцы, Зиновьевы, Пятаковы, гамарники, якиры, путные, Тухачевский и много других, все они уже давным-давно не были большевиками, не были революционерами. Это люди, которые постепенно отошли и представляли собой озлобленных, бешеной пеной брызжущих элементов, которые ходили, шушукались, критиковали. Враг это узнал, понял, куда нужно направить свои усилия. И, воспользовавшись этим, их взяли себе на служение: одних прямо, других косвенным образом, и в конце концов вся эта подлая публика проникла в организм нашего государства. Конечно, надо сказать, что мы выглядели не очень красиво. Мы, руководители, многое недосмотрели. Но предусмотреть было очень трудно, враги очень ловко маскировались.

Задают вопрос: чего они добивались? Я убежден, если бы мы всю эту сволочь, извиняюсь за грубое выражение, произнесенное здесь, но совершенно подходящее, если бы мы всю эту мерзость не раскрыли, мы имели бы войну. Все это велось к войне. И Якир, и Гамарник, и последующие всякие мерзавцы, которых оказалось громадное количество — старых охранников, которые служили царю, а выдавали себя за большевиков, такой как Яковлев, который работал в партийном контроле, он провокатор с 1912 г., их очень много, — они готовились к измене, к удару в тыл нашей армии в начале войны. А войну обещали в 1935 г., в 1936 г. и начале 1937 г. обязательно. Война сорвалась.

Разгром этих господ поверг наших соседей, фашистских и прочих, в уныние. И понятно почему. Эти господа унывали не потому, что мы поймали врагов, но потому что они лишились разведки, своих щупальцев в нашем государстве, в Рабоче-крестьянской красной армии. Положение их стало туговато. И вот почему мы имеем теперь возможность еще год, а может быть, пару лет спокойно работать на подготовку Рабоче-крестьянской красной армии. Войну вам сейчас не навяжут, потому что сейчас мы вычистили этих господ. Изменники в наших рядах еще есть, но их осталось значительно меньше и качеством пониже (смех). Всю эту верхушечную дрянь мы вычистили сейчас.

Голоса. Правильно.

Ворошилов. И это самое главное. Тем не менее международное положение чрезвычайно напряженное, и нет ни малейшего сомнения, повторяю, если бы мы не вычистили этих господ, если бы не была раскрыта изменническая шайка, нам навязали бы войну. Поэтому такое положение получилось для нас на сегодня. Но враг не успокоился. Фашисты ведут усиленную и непрерывную подготовку по всем направлениям. Фашистский триумвират — Германия, Италия и Япония добились такого положения, что их собственные договора ими не признаются. Они открыто и совершенно нагло объявляют войну как инцидент. Напали на Испанию, напали в свое время на Абиссинию и считали это инцидентом. Вмешались открыто в гражданскую войну в Испании, или, вернее, организовали открыто гражданскую войну в Испании, и считают это инцидентом. Теперь напали на Китай, начали самым форменным образом разорять города, села, нивы, уничтожать людей и считают это инцидентом без объявления войны. Чтобы не было, товарищи, у нас подобных инцидентов, чтобы эти господа не навязали нам этого инцидента, мы должны быть с вами всегда готовы. Но быть готовыми в настоящее время не означает только иметь хорошую армию, подготовленную, прекрасно вооруженную и как следует обученную. Этого мало, товарищи. Мы теперь должны иметь свою армию главным образом.

Мы думали, что у нас своя армия. К сожалению, оказалось — в этой своей армии много чужих элементов и не просто чужих, попутчиков, а чужих, подлых предателей, которые сидели в печенках у нас. Теперь мы не должны иметь ни одного мерзавца. Наша армия должна быть на 100% нашей, советской, Рабоче-крестьянской красной армией, до конца преданной Советской Родине, до конца борющейся за дело Ленина—Сталина, до конца идущей за дело, намеченное нашими великими вождями.

Есть у нас такая армия? Есть, безусловно есть. И не только есть, но безусловно и будет. Все подлое, все враждебное, всякая мерзость будет уничтожена, мы будем корчевать и уничтожать без остатков как нарост, как гниль, как всякую дрянь, которая мешает здоровому организму жить и радоваться. Всех наших людей, наших бойцов, наших командиров, наших начальников всех рангов и ступеней мы будем пестовать, выращивать, помогать расти, совершенствоваться и становиться настоящими руководителями, настоящими вожаками наших рабоче-крестьянских частей.

Наша армия не имеет права быть и не будет никогда плохой армией.

Вероятные наши враги проводят сейчас, вы имейте это в виду товарищи, бешеную работу по подготовке своих армий. Они, начиная с меленьких, лилипутских государств, прибалтийских в частности, и кончая гигантами, как Англия, все сейчас, засучив рукава, готовятся к будущей войне.

Мы обязаны, товарищи, нашу армию иметь всегда лучшей, всегда впереди, всегда наиболее подготовленной по сравнению с другими державами — фашистскими и нефашистскими.

В 1937 г. нам удалось проверить на деле и наших людей, их выучку, мораль, и нашу, правда, отчасти, материальную часть. То и другое оказалось неплохого качества. Четыре десятка Героев Советского Союза и много сотен награжденных орденами — это лучшее доказательство того, что представляет собой наша Рабоче-крестьянская красная армия, это лучшая аттестация.

Но, товарищи, проверку своих людей и своей материальной части фашисты ведут во сто, если не в тысячу раз больше, чем мы. Поля Испании, поля Китая — это сейчас опытные поля для фашистских армий. Там лучшее оружие. Например, в Испании сейчас десятки лучших генералов, сотни и тысячи лучших офицеров — штабных и строевых — работают у них. У них мало там бойцов. Но все лучшие специалисты различных родов войск, все лучшие штабные работники, все лучшие организаторы военного хозяйства, все лучшие стратеги, все там у них обучаются. А итальянский фашизм, помимо генералитета, помимо офицерского корпуса, в своем составе имеет большую организованную армию. Учатся. И не только в Испании. Учатся сейчас буквально все, фашисты в особенности, и в Китае в виде советников, под видом всяких иных помощников, учатся и у китайцев, и у японцев. Уже работают. Нам надлежит поэтому товарищи, много, упорно, непрерывно и умно, главное умно, работать, для того чтобы быть всегда впереди этих самых армий, армий вероятных наших противников. Обязательно. Если мы туг немножко зазеваемся, мы упустим время и на этом деле потерпим большие уроны.

Необходимо принять все меры к тому чтобы все наши недочеты изживались не так, как мы их изживаем: сегодня изжили, а завтра повторяем. Нужно отрабатывать вопросы так, что если, скажем, я проработал вот с Иваном Панфиловичем такой-то вопрос, то он для меня больше не существует. Я поступаю так, как нужно поступать. Мы много раз говорили о том, что нужно превратиться в хороших ремесленников. Хороший ремесленник не может сделать, скажем, вот такую трибунку сегодня так, а завтра — ножками вверх. Он делает уже всегда так, как она должна быть сделана. Надо быть хорошими военными ремесленниками. А среди ремесленников потом будут рождаться, как это было раньше, как во всех областях человеческой культуры, будут выращиваться настоящие художники, настоящие уже специалисты высшего порядка. Нужно организованно, много, хорошо, упорно и умно, умно работать. Сперва думать, а потом работать. Не сперва работать, а потом думать, а наоборот, сперва думать, а потом работать. Прежде чем взяться за маленькое даже дело, обдумай, особенно если это дело не является еще чем-то таким постоянным, известным, механически повторяющимся, обдумай его, наметь план и тогда работай. Тогда не будет повторения из года в год ошибок, которые мы допускаем.

Наше внутреннее положение.

Народы Советского Союза отпраздновали 20-летие Октябрьской революции подведением итогов, буквально во всех областях социализма с положительными результатами. Сталинская Конституция, на основе которой сейчас происходят выборы в Верховный Совет, есть лучший помощник новой социалистической истории человечества. Наши успехи во всех областях социализма неслучайны, а потому предопределяют собой еще более развернутые успехи социализма в будущем. Нам есть, что защищать. Есть, кому защищать. Нужно научиться, как защищать по-настоящему Мы знаем, как защищать. И, разумеется, мы были несправедливы по отношению к самим себе, если бы сказали, что вот война надвинется, и мы будем толкаться, как щенки, не зная за что браться. Мы знаем, как взяться за оружие и как бить противника. Но жизнь не стоит на месте. Противник вместе с жизнью движется, растет, организуется, умножает свои силы количественно, улучшает их качество во всех областях. Мы не имеем права отставать. Мы обязаны делать то же самое, только с удвоенной энергией и с большими результатами.

Почему?

Да потому самому, что мы — единственная армия, которая ни при каких условиях не может быть побежденной. Наша армия должна победить. И ни одного врага, а всех врагов, сколько бы их ни было.

Мы должны, товарищи, вот теперь через наши политорганы, через нашу выборную систему, через всю систему агитации и пропаганды воспитывать наших людей. Это будет правда. Это будет не обман, а правда, что мы непобедимы.

Мы победим, потому что история за нас. Как в свое время на смену одному общественному строю приходил другой, рабство заменялось крепостничеством, крепостничество буржуазией и т.д., так и мы теперь историей выдвинуты, и мы пришли на смену отживающему и отжившему фактически уже капиталистическому строю. Но этого одного мало, товарищи. Для того чтобы по-настоящему унаследовать во всем мире богатство отживающих классов, унаследовать культуру тех, кто сейчас уже не может дальше двигать ее вперед, нужно быть высо-коподготовленными, нужно быть по-настоящему культурными, по-настоящему грамотными, по-настоящему знающими свое дело. Наша армия представляет собой такую часть советского народа, которая должна быть и культурной, и боеспособной, и высоко политически грамотной, такая армия будет постоянно нашей, такая армия не потерпит в своей среде врагов, мерзавцев и будет служить верой и правдой великому делу Ленина—Сталина, великому делу социализма (громкие аплодисменты).

Заседание Военного совета нужно будет закрыть, но прежде чем закрыть, я хочу сказать товарищам командующим и военным советам, чтобы они, во-первых, побывали у меня, надо будет потолковать о кое-каких вопросах, а во-вторых, побывали здесь во всех управлениях и решили все практические вопросы и с т. Хрулевым, и с Управлением начальствующего состава, и Управлением обозно-вещевого довольствия и во всех управлениях, чтобы вам потом не отрываться от дела, чтобы по-настоящему все вопросы обсудить, и затем нужно будет уже разъезжаться.

Два слова относительно этих документов. Я думаю, если бы можно было этй Документы какой-нибудь небольшой комиссии еще раз просмотреть, чтобы видоизменить, было бы неплохо. Думаю, что военные советы не стали бы возражать, если бы эти документы проредактировали более радикально.

Буденный. На более узком совещании.

Ворошилов. Надо оставить на пару дней несколько человек из командующих войсками.

Объявляю заседание Военного совета при народном комиссаре обороны СССР закрытым.