Глава 8. «Великий перелом»

Глава 8. «Великий перелом»

Как уже не раз отмечалось, на конец 1920‑х годов приходятся значительные изменения по всем направлениям общественной жизни страны. От них берут начало поистине лавинообразные сдвиги, ознаменовавшие конец старой крестьянской и нэповской России. Признаки нарушения неустойчивого равновесия, которое сложилось в первой половине 1920‑х годов, наблюдались и ранее и вызывались как объективными, так и субъективными обстоятельствами, в которых оказалась страна после революции и гражданской войны. Ситуация продолжала оставаться напряженной и представляла собой сгусток неразрешенных проблем и противоречий, выход из которых значительная часть общества видела на путях ускоренного строительства социализма, и, прежде всего, осуществления индустриализации, которая приобретала все более зримые черты, переходя от теоретических дискуссий в высших эшелонах власти к практическому воплощению. Сама по себе задача превращения аграрного в основном общества в индустриальное не представляла собой ничего из ряда вон выходящего, была необходимым шагом в деле обновления страны и выношена опытом предшествующих поколений. Первый пятилетний план (1928‑1933 гг.) должен был стать определенным этапом на этом пути и предусматривал комплексное развитие народного хозяйства СССР на ближайшие годы.

Узким местом намеченных преобразований оставалась общая отсталость страны как в технико-экономической, так в социальной и культурной области. Каждый шаг в сторону выполнения плановых заданий упирался в имеющиеся возможности и ограничения, толкая руководство на путь чрезвычайных мер, которые “вытаскивая” один участок экономики, вызывали нагромождение новых проблем на другом. Население продолжало испытывать постоянные трудности, было подвержено панике, слухам и импульсивным действиям в условиях, когда общественная атмосфера накалена до предела. Каждый поворот в политике, любое мало-мальски значимое событие грозило обернуться непредсказуемыми последствиями. Достаточно было какого-либо толчка, чтобы положение вышло из-под контроля и стало неуправляемым.

Провозглашая опору на собственные силы в процессе индустриализации, руководство страны, тем не менее, не могло обойтись без систематических закупок техники за границей, без привлечения опыта и знаний иностранных специалистов. На это были необходимы дополнительные средства, которые предполагалось извлечь путем наращивания экспорта сырья и сельскохозяйственных продуктов. Между тем, зимой 1927/28 г. разразился кризис хлебозаготовок. Причины его во многом заключались в политике руководства, которое для получения необходимых средств усилило нажим на крестьянство. Цены на сельскохозяйственные продукты были снижены, тогда как на промышленные товары они оставались относительно высокими. Промышленность, направившая свои усилия на нужды индустриализации, не могла обеспечить расширение деревенского спроса. Крестьяне задерживали продажу своей продукции государственным заготовительным органам. Сложилась парадоксальная ситуация: хлеб в стране вроде бы и был, и в то же время обнаруживалась его острая нехватка. Государственные и кооперативные магазины и лавки опустели или заполнялись не пользующимися спросом товарами. А поступавшие на базы и в магазины дефицитные продукты зачастую перекочевывали в руки частных торговцев и спекулянтов, которые в условиях товарного кризиса неимоверно «вздували» цены. В продовольственном снабжении городов наступило резкое ухудшение. Вдобавок распространились слухи о надвигающейся войне, которые увеличивали ажиотажный спрос.

Влияние “военной тревоги” 1927‑28, вызванной обострением международной обстановки, на изменение ситуации в стране в литературе часто недооценивается. Независимо от того, возможна или нет была в то время новая “большая” война, для населения, пережившего сравнительно недавно ужасы прежней, она казалась реальной и очень страшной. Об этом говорят многие документы, свидетельствующие о состоянии советского общества в конце 1920‑х годов.

Студентка 1 курса Института журналистики Гришева, в конце 1927 г. побывавшая на селе, в слегка “беллетризированном” очерке, направленном в “Крестьянскую газету”, писала, что в связи с угрозой войны «в деревне ходят слухи, слухи темные, нехорошие», которые она как истовая комсомолка подвергла “классовой оценке”. «Старорежимная кулацкая часть деревни», писала она, распускает слух, что «казнь свою господь посылает», что «большевикам крышка».

Говорят: «Десятипудовую свечку поставлю, коли услышу, что большевики пятками загремят». Но даже среди «новой толковой части деревни», по выражению автора, отмечается боязнь новой продразверстки, расцвета спекуляции, ожидание того, что «бедствовать будем, сына возьмут, лошадь возьмут». Беззаботно вела себя лишь молодежь, с увлечением играющая в “красных и белых”.¹*

Сообщения с мест свидетельствуют о появлении огромных хлебных очередей, о расхватывании таких товаров, как соль, спички, керосин. Кое-где в городах были введены карточки.

Кризис хлебозаготовок на фоне “военной тревоги” стал тем катализатором, который ускорил и обострил социальные и политические процессы в стране и послужил поводом для смены курса политического руководства и форсирования задач социалистического строительства. Оно виделось в наступлении государственного (социалистического) сектора на частный, на нэпмана, кулака, и на все, что было связано с прошлой, традиционной, “лапотной” Россией или, как тогда говорили, «страной крестьянской ограниченности». Все это вылилось в великую трагедию, пришедшуюся на самый конец 1920‑х-начало 1930‑х годов.

Как же население воспринимало складывающуюся ситуацию? В письме И. С. Чернова из поселка Анастасьевского Ащелисайской волости Актюбинской губернии от 13 марта 1928 г. дается весьма любопытная ее оценка с точки зрения крестьянина.

Что творится? Не поймешь.

Как видно из доклада товарища Сталина на 15 съезде, что закрепление нашей власти в Советской России зависит от того, что если нам удастся подольше оттянуть войну с империалистами. Но как ее оттянуть? «Да надо откупаться», — говорит товарищ Сталин, но для того, чтобы откупаться, нам нужны средства: какие не бумажки, а хлеб, скот и всякого рода сыры, а где его взять? Надо всемерно поднять производительность этих продуктов. А у нас творится все наоборот, если бы то, что творится на местах, не было указано центральной властью, как видно из постановления 15 съезда, то я бы сказал, что это творится для того, чтобы подорвать и противопоставить крестьянство против советской власти. Сказано прямо: «Не надо укреплять аппетиты сельской буржуазии на наживы индивидуального капитала»*. А спрашивается какие аппетиты? Да вот какие у крестьянина аппетиты? Побольше посеять, да получше обработать землю, чтобы получше получить урожай, да завести хорошего, да побольше скота и получше выкормить старых волов, да и сдать в казну, а молоденькие пускай растут. А теперь у нас здесь в Киргизии на все это пресекаются аппетиты, всюду кричат местные якобы партийцев надо раскулачить, а то зажирели». Понакладывали какую-то контрибуцию на крестьян-тружеников, которые не умеют лениться, энергично относятся к своему делу и потому у него есть хлеб и скот, и потому на него наложили помимо самообложения** по 300‑400 и по 600 рублей из-за чего, да из-за того, что у него есть, и вместо благодарности за то, что он умеет работать, умеет приобретать, им порицание, им тюрьма. Конечно, у них уже отпал аппетит работать, поглубже пахать и побольше сеять. А также на скот, скотоводство. Ему труженику теперь ничто не мило. Аппетит на все отпал. Посмотришь на скотных дворах, где закупают в казну 2‑х‑3‑х летние бычки. Тощие, но их взяли, и они пойдут на убой, им бы там не быть, если бы не пресекали аппетит, да не драли контрибуцию. То же самое будет с посевной площадью, но что же тогда будет с хлебными заготовками и также постановкой скота на мясные пункты. Конечно, дело будет скверно. Народ разоряется, зажиточный, а что касается бедноты, то она так беднота и есть. И глядя не все это происходившее, думаешь, что творится? Повсюду в газетах кричат: «Надо поднять сельское хозяйство». Но поднятия не видно, и разорение на глазах происходит. И вот читаешь в № 5 “Крестьянской газеты”: Бессарабия под игом у Румынии, взимают непосильные налоги, необоснованные ни на каких законах. Удивительно как редакция увидала непорядки в Румынии, а у себя в России то и не видит, хотя правда редакция же и печатает, что нужно пресечь аппетиты на наживу, а с кого же живет государство как не с зажиточного, он поставляет на рынок хлеб и скот, он тоже платит и налог. И выходит, что новую избу не построили, а старую разрушили, бедноту не подняли. А кто мог самостоятельно жить не протягивая руки к власти за помощью — тех свалили с ног. Дело скверно. Таким путем мы ни к какому социализму не придем, а придем к нищенству, и тогда нас империалисты возьмут за шиворот голою рукою. Вы-то думаете и говорите, что план намечен правильный, но я вам говорю, что очень неправильный.

Крестьянин Иван С. Чернов.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 6. Д. 28. Л. 11‑11 (об). Подлинник. Рукопись.

___________

* В постановлении XV съезда так “прямо” не сказано. Говорилось о том, что «по отношению к возросшим элементам частнокапиталистического хозяйства должна и может быть применена политика еще более решительного хозяйственного вытеснения». В газетных же статьях много говорилось о необходимости ограничить «эксплутаторские поползновения кулачества» как вытекающей из этого задаче.

** Самообложение — дополнительный налог на крестьянство с целью получения средств на местные хозяйственные и культурные нужды: строительство дорог, мостов, школ, содержание ККОВ и пр. Не должен был превышать 25% от суммы основного сельскозяйственного налога. Решение о самообложении принималось якобы “добровольно” на сельском сходе и утверждалось советскими органами. С 1928 г. этот налог стал взыматься не только в денежной, но и натуральной форме в виде поставок зерна и другой сельскохозяйственной продукции.

Руководство страны во главе со Сталиным действительно испытывало страх перед войной. Как показывают рассекреченные недавно документы, поразмыслив над состоянием экономики и Красной Армии, оно пришло к выводу о невозможности со стороны СССР вести современную войну. Отсюда, с одной стороны, — установка на использование всех способов ее оттягивания, а с другой — внесение корректив в проводимую индустриализацию с упором на отрасли, в первую очередь обеспечивающие развитие военной промышленности. Это и нашло отражение в политическом отчете ЦК, сделанном Сталиным на XV съезде, который упоминается в письме. (Кстати, “откупаться” — лишь одна из последних мер, предложенных докладчиком).

Однако необходимость милитаризации экономики в официальных документах никогда особенно не выпячивалась в силу секретности военного производства. В пропаганде акцент переносился на развитие тяжелой промышленности как на особенность “социалистической индустриализации”, создающей собственную базу для расширенного производства. Удовлетворение непосредственных нужд населения, которое зависит от подъема сельского хозяйства и легкой индустрии, как бы откладывалось на потом, усиливая эффект отложенных ожиданий. Но никто даже не подозревал, какие материальные затруднения вскоре возникнут на этой основе.

Крестьянин Чернов выражал несогласие с политикой “контрибуции”, — “дани”, которую руководство вознамерилось брать с деревни на нужды индустриализации и выполнение пятилетнего плана. Об этом Сталин впервые сказал на июльском пленуме ЦК ВКП(б) 1928 г. Таким образом, письмо как бы предвосхищает официальные установки и исходит из реально складывающейся практики усиления давления на крестьянство. В том же письме предлагается иная — “бухаринская” альтернатива взятому курсу. В нем вектор социально-экономической политики еще более сместился в сторону интересов неимущих и малоимущих слоев, способствуя обострению ситуации в деревне. Документы этого времени свидетельствуют о нарастании агрессивности и озлобленности последних против зажиточных элементов, усиленно подогреваемых официальной пропагандой, о быстром расширении круга “лишенцев”, куда по решению советских органов и по заявлениям односельчан попадало все большее число граждан.

В одной странной и весьма многословной истории, описанной бедняком И. Г. Васиным из с. Кайрево Буинского кантона Татарской АССР, наряду с высказанными им “откровениями”, под влиянием жизненных невзгод сквозит прямо-таки неудержимая ненависть и злоба ко всем и вся. Полностью его письмо, полученное “Крестьянской газетой” летом 1929 г., приводить вряд ли стоит, но отдельные выдержки, характеризующие психологию автора, заслуживают внимания. Письмо содержит длинный ряд обращений к «Достопочтимый Пролетарской Прессы» и приветствий «в широким масштаби социальных чувств». Одно из них следующего содержания: «Вам мое живое братское почтение всем без исключения солидарный актив горящим дыханием воли непреклонной пламенных живых сердец являющих светлого будущего коммунистического коллективного общества социального нового света мира всех стран». Далее следует обращение к «Высоко поставленному тав. редактору», которому «батрачиские откровения может и покажутся странными, но это верно слово испытающия серьцо знаит какая мысил [мысль] (у духа) противоборствующия законну ума человеческого», с просьбой «выслушать великодушно». Подобный симбиоз политической абракадабры и традиционной крестьянской неумеренной почтительности к власть предержащим весьма примечателен. Только после этого идет изложение самой истории под названием «Правду погубишь и сам пропадешь», где автор, пребывая «в сфири трудового процесса и потребления все в борьбе в материальном насущном потреблении», рассказывает: «Ни в чем неповинных малолетних детей страданий голодом и не знают за что и почьей вине так терьпят... Что делать толкуй не толкуй а брюхо есть просит...». Автор, как он утверждает, мог бы обратиться к зажиточным крестьянам, «но неловко и совестно и больно невыносимо. Голодная злость все более овладевала мной... Невзнанавидил ихней хамской подлостью противной утробы подлой ихидности сволочи». Далее автор выражает недовольство, что таким людям потакают и «предают бедняков в опалу кулацкого произвола». С тем он и отправился к председателю ВИКа Садыкову, чтобы попросить у того хлеба: «Я смотрел на него возли двер пока он закуривал видно было как на минутку осветилось его лицо с широким носым и толстыми губами и скулами точно у калмыка сощурив маленькия хитрыя свиные Глазки...» Хлеба председатель Васину не отпустил. Далее в письме следуют яростные излияния по поводу бюрократизма и описываются чувства, испытываемые им при этом: «Все более овладевала голодная злость. Готов был разодрать себе горло. Ударил, что есть силы кулаком по столу и облил из чернильницы свое печальное заявление лежавшее безпризорно и всю их волокиту. Все оне забежавшии в исполком от неожиданносте с разинутыми ртами уставились на меня. Вбежали трое милиционеров и топая сапогами взошли в комнату и набросились на меня...» Но все же начальник волостной милиции Воронцов вошел в положение Васина: отпустил на все четыре стороны. Возвратился тот забрать свое заявление и неожиданно получил хлеб.²*

Естественной была и обратная реакция — возрастание враждебности к беднякам не только зажиточной, но и середняцкой части деревни. Об этом ясно говорят, например, секретные сводки о ходе избирательной кампании 1928/29 г. «Обострившаяся классовая борьба между отдельными социальными группами как в городе, так и в деревне, — говорилось в них, — вызвала целый ряд открытых антисоветских и антипартийных выступлений со стороны кулаков и религиозников, сектантов, бывших троцкистов и других элементов, пытающихся использовать имеющиеся затруднения в перевыборной кампании и всеми мерами завоевать влияние в советах... Как на собраниях, так и в отдельных разговорах с крестьянством кулачество совершенно открыто делает заявления, направленные на подрыв авторитета советской власти».³* В качестве подтверждения приводились многочисленные случаи. Вот некоторые из них:

[...] Худоногов В. и Коронотов С. из селения Солонцы Нижне-Удинского района [Тулунского округа Сибирского края]* говорили: «Нам теперь в совет следует выбирать своих мужиков, но не шпану разную — бедноту, и не комсомольцев, а то они совсем житья не дают.

В том же районе и округе зажиточный из села Шеборта Хорошайлов И. И. совершенно открыто высказал: «Какая это, черт, советская власть, это — не советская власть, а самозванцы, только говорят, что выборы и выборные мы, а на самом деле никаких выборов нет, они сами себя выбирают, прохвост прохвоста, а честных людей лишают права голоса, но скоро им придет конец, настанет тот час, мы им покажем, как нас лишать права голоса, будем опять ремни вырезать на спинах, как и раньше. Хотя я за свои выступления попал в газету, черт с ней, еще раз несколько попаду, но буду громить их везде и всюду».

[...] В Пахомовском районе Тульской губ., дер. Давыдковское два зажиточных в беседе с односельчанами говорили: «Перевыборы Советов — кукольная игра, которую ведет власть с крестьянами. Кого бы мы не выбирали, все равно они наши интересы защитить не могут и нас дерут, как белку. Власть помогает только одним рабочим, но это несправедливо, так как революцию совершили крестьяне, а не рабочие, которых горсть, а крестьян — масса. С рабочего ничего не берут, а с крестьян берут и налог, и самообложение, и косвенные налоги. Вот где она классовая разница — между мужиком и барином, сидящим у власти. Нет, только тогда можно успокоиться, когда встряхнем товарищей, для чего нужна вторая революция».

[...] 22 января [1929 г.] в селе Орловском Нижне-Колосовского района Тарского округа [Сибирского края] в 8 часов утра лишенцы собрались в доме Мазурина и затем пошли по улице с флагами, призывая остальных крестьян примкнуть к ним. Крестьяне присоединились, и все население шло с флагами под предводительством лишенцев.

[... ] В местах, где кулаки сами не выступают, там ими высылаются подкулачники. В селе Быструха Кочковского района Каменского округа [Сибирского края] подкулачник Докукин на собрании говорил: «Да что нам выступать, — все равно по-нашему, по крестьянски, не будет, это напевают только», а крестьянин Брухно заметил: «Зачем лишают права голоса — рознь между крестьянами вводят, неправильно это делает советская власть».

[...] Есть районы, где ведется агитация за создание Крестьянского союза. В Пироговском районе Красноярского округа заготовщик Бельского кредитного товарищества Нардасов Павел (середняк) в разговоре с крестьянами говорил: «Надо организовать крестьянский союз и предъявить государству свои требования. Вот рабочие организации и они добились своего — увеличения жалования, а крестьяне кругом сжаты — жить трудно».

[... ] Агитация за создание крестьянского союза очень часто завершается организационным оформлением, создаются группы в которые втягиваются и середняки. Например, в селе Кускун Манского района Красноярского округа выявлена группа из 14 человек кулаков, 3 торгашей и середняков, которая проводит свои совещания, являются на каждые собрания, организованно выступает и всякие начинания старается сорвать. Например, 11 декабря [1928 г.] на собрании были поставлены вопросы — отчет ОИКа [окружного исполкома] и о самообложении. Эта группа очень активно выступала в прениях, содержание которых было целиком антисоветское. Затем хотели сорвать собрание, поднялись и пошли к выходу, потянув за собой других крестьян, но зажиточный Мартынов И. закричал, что уходить нельзя, так как этим мы подорвем Дертева П., одного из вожаков этой группы. После собрания некоторые из этой группы говорили: «Мы вот поговорили на собрании, а где же ваши бедняки, небось, хвост поджали». (Информационная сводка ОкрИКа)...

[...] В деревне Таловке Уярского района Красноярского округа Дрянных, Гусев, Черных (все крепкие середняки) напустились на сидящих в сельсовете бедняков, принявших решение на бедняцком собрании о самообложении: «Старались поднять руки и ноги, чтобы содрать с середняка. Обождите, не придете ли к нам за хлебом — шиш получите, лучше собакам скормим». Старков, зажиточный, на собрании этого же селения кричал: «Мужики, подумайте, сколько платить — налог плати, страховку плати и т. д. Беднота — это все лодыри и дармоеды, им что — они рады, что советская власть хочет разорить середняка. Я вот в будущем году буду платить только 20 руб., сокращу свое хозяйство».

Местами проглядывает тенденция усматривать в быстром развитии промышленности и в росте хозяйства факторы, создающие тяжелое положение для крестьянских масс. Ставится упор на то, что на индустриализацию, улучшение городов и быта рабочих обращено много внимания, в то время как на деревню такого внимания почти нет. Основной тон таких настроений дает кулак и зажиточный, но местами ему вторит и середняк (Кляктовский район Тульской губернии): «ГИК все дает рабочему, а не крестьянину, рабочие — это такие же дворяне, для них дома и культура, а нам голодовка и вино».

[...] Рядом с вопросом о товароснабжении ставится вопрос о хлебе в ряде районов в отдельных местах, пораженных недородом. К демагогическим выкрикам: «Соввласть ничего не предпринимает, у нас сынки и пасынки, соввласть не охнет, если крестьянин сдохнет», подчас прислушивается середняцкая масса и даже беднота (Белевский район).

[...] В декабре Величко из села Г.[ремячьего]-Лога Завьяловского района Каменского округа со своим сыном и тремя кулацкими подпевалами избили середняка Бородко. Били и приговаривали: «Вас всех нужно бить до смерти за то, что вы нас индивидуально облагаете и лишаете голоса».

В поселке Кулема Петропавловского района того же округа крепким середняком избиты две батрачки за то, что домовничали у делегаток на время их отсутствия на делегатских собраниях.

Крепкие середняки Лукашевич Иван, Величко и Бакулин Кузьма загнали двух батрачек на печь и парили на горячей печи за то, что батрачки ходили в сельсовет, а не на вечеринки, третья же была ими отпущена в силу того, что у нее был грудной ребенок.

[... ] Ачинский Окрисполком сообщает, что в селе Ястребово Ачинского района неизвестными лицами было вывешено воззвание на видных местах к крестьянам середнякам следующего содержания:

«Середняки, примите к сведению! Самая бродяжня подняла голову против нас, самая последняя шваль ползет в совет, в новый совет бедняки выдвигают самых негодных сволочей, которые ненавидят середняков, которые стараются отнять последний кусок хлеба. Вот характеристика сволочей:

1. Терешкина Пелагея — трепачка, потаскушка, кляузница, теперь ведет шпионажество.**

2. Петрова Анна — тоже такая тварь.

3. Плюснин Фалей — участвовал в Сережском восстании, а у нас надел маску бедняка. Эту маску с него нужно снять.

4. Гинбут Иван, Саулевич Василий и Терешин Петр — первые враги, под их руководством лишаются права голоса труженики.

5. Гаврилович Владимир, Кузьмин Василий и Герилович Семен — тоже негодные элементы.

Не забудьте, с кем нужно вести борьбу. Всем середнякам на собраниях нужно действовать организованно, дать полный отпор всякой сволочи. При дружной поддержке друг друга будет полная победа на стороне середняков. В новый совет не пускать негодную тварь. Грамотные, пишите свои лозунги и бросайте или вывешивайте на видном месте, клеймите позором лентяев-лодырей.

Просьба не срывать».

ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 141. Д. 147. Л. 6‑18. Заверенная копия. Машинопись

___________

* В конце 1920‑х годов в стране подходила к завершению административно-территориальная реформа, в соответствии с которой образовывались края и области, делившиеся на округа, а те, в свою очередь, — на районы. Округа, однако, просуществовали недолго и в 1930‑31 гг. были упразднены.

** По-видимому, имеется ввиду, что Терешкина доглядывает за односельчанами и пишет доносы на них.

Фактором, вносящим напряженность в стране, стали чрезвычайные хлебозаготовительные кампании. Для их стимулирования из центра и городов направлялись специальные уполномоченные. Пример проведения кампании продемонстрировал лично Сталин, проводивший в начале 1928 г. хлебозаготовки в Западной Сибири. Генсек действовал в духе военного коммунизма, политики продразверстки и реквизиций. Вслед за Сталиным шли вооруженные отряды, производившие повальные обыски и реквизиции хлебных “излишков”. Их владельцев зачисляли в “кулаков“ и судили по 107 статье УК РСФСР. Имущество арестованных, скот, инвентарь изымались в пользу государства. Советские органы, не обеспечившие хлебозаготовок, распускались. Производилась организация крестьян в коммуны и артели с изъятием хлебных запасов вплоть до семенного зерна. С 1928 г. чрезвычайные методы стали основным способом проведения хлебозаготовительных кампаний. Они были подхвачены ретивыми местными администраторами и нашли поддержку среди деревенского актива и неимущей части деревни, завидовавшей более состоятельным крестьянам. Вот, например, некоторые факты о развертывании кампании “общественного бойкота к укрывателям хлеба” из политического отчета Центрального Дома Крестьянина (ЦДК) за апрель 1929 г.*

[...] Крестьяне с. Башкирского Курганского округа Уралобласти в числе 20 человек в своем заявлении пишут: «После общегражданских собраний некоторых граждан задерживали и по трое суток не давали ни пить, ни есть. 10 марта на общегражданском собрании бойкотированным повесили на шею доски с оскорбительными надписями, плевали в глаза. После команды избача Власова: «Ну, беднота, подходи, взять вот этого в кулачные штыки», каждого тыкали в бока и лицо, требуя вывозить весь оставленный лишь на еду и семена хлеб, приговаривая: «Говори пшеницей, вези все, что есть, все равно сеять вам не дадим». Чтобы остаться живыми, граждане начали вывозить все то, что было предназначено на семена и еду». Заявление этих крестьян заканчивается просьбой, чтобы правительство действия местных властей проверило и, кроме того, дало бы распоряжение об отпуске им семенного материала.

Сибиряк Соловьев из Петропавловского округа в своем заявлении о бойкоте указывает: «В селениях Явленке, Александровке и Ильинке Петропавловского округа у граждан, которым объявили бойкот, у изб заколотили окна, отобрали керосин, спички, поставили охрану у дверей для того, чтобы никто не выходил из домов для того, чтобы накормить и напоить скот. Так держали 3 дня. Дети плачут, скотина ревет». ...

ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 141. Д. 113. С. 91‑122. Заверенная копия. Машинопись.

Таких фактов в отчете приводилось великое множество, причем из различных районов страны. На помощь уполномоченным по хлебозаготовкам с промышленных предприятий направлялись рабочие бригады, члены которых “попутно” излагали крестьянам новую политику партии в деревне. О том, как велась эта агитация, говорит письмо от 14 августа 1929 г., посланное на имя Сталина от рабочего Чернореченского завода (Нижний Новгород).

Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину.

Тов. Сталин, разрешите мне ответить на несколько трудных, являющихся в моей работе вопросов, так как послан по постановлению Нижегородского Оргбюро ВЦСПС и правлением А/О “Союзхлеб” от Чернореченского химзавода членом бригады по проведению сдачи законтрактованного хлеба у крестьян, совхозов и по посевной и уборочной кампании, разъяснения задач партии и правительства. Нижегородский “Союзхлеб” направил меня в ЦЧО, в распряжение Воронежского “Союзхлеба”. Воронеж направил меня в округ, город окружной Острогожск, место работы дали элеватор при станции г. Валуйки, и я нахожусь в Венделевском районе, т. е. тут имеется РИК. РК ВКП(б) меня откомандировал в сельсовет, село Саловка к месту работы. Что представляет эта Саловка? В 1905 г. она имела 30 борцов за освобождение рабочего класса, прошли каторгу и тюрьмы и умерли, которые воротились, которые в тюрьмах. Сейчас сохранилось 2 человека политкаторжан: т.т. Писаревский и Романенко, имеется 24 партизана. Проходила тут хлебозаготовка, вот последняя в конце июня с. г. закончилась, оставили крестьянам по 30 фунтов на едока в месяц, у большинства не хватило хлеба до своего урожая, пришлось покупать, продавать скотину — рабочих волов. Хлеб, [когда] я приехал был 12 руб. пуд у частников на базаре. Семейство имеет 13‑14 человек, хлеба не хватает, никаких подсобных жиров для этих 30 фунтов не имеется, одна корова на все семейство, а большая часть живет без коров, свиней нет и не заводят, лошадей, кто имеет силу, держат две или два вола на большое семейство в 13‑14 человек и корову. Его считают кулаком, у такого хозяина берут все под метлу, ему и приходится покупать хлеб для семейства, продавать рабочий скот. Был здесь по заготовкам от ЦК ВКП(б) т. Юревич, он оставлял, принимая во внимание все положение данного крестьянства, что на семейство в 15‑16 человек имеется одна корова, живут на одном хлебе, мелкого скота: свиней, овец — не имеют и вообще жиров нет. Ведется хотя в сельсовете и четырехпольный севооборот, но трав никаких не сеют и страдают бескормицей, имеется заливье речки — они накашивают по 20 пудов на дом, на большую тягу, а на мелкое семейство, имеющее 5‑6 человек, нет коровы, он оставлял 2 пуд. 20 фунтов. Но приехал после него местный, начал брать все подчистую, не то, что, согласно декрета, взять с верхушки 35%, брил под одну гребенку, оставлял по 30 фунтов, это после Юревича. Юревич был с 25 мая по 25 июня, а местный Харламов брал еще заготовку с 25 июня по 5 июля. Взяли хлеб, не хватило до жнитва, продавали скот, как бы дожить. Жалуются, взяли у нас хлеб по 80 коп., а покупать приходится по 12 руб.

В с. Саловка имеются эсеры*, которые к каждой мелочи придираются и держат в своих руках бедняков и середняков. Никакие мероприятия советской власти не принимают. Выставляют всю политику эсеров, что у нас нет кулаков, все равны, все мы беднота. Мы жили при царе: всего было больше и налогу меньше, теперь пустишь лишнюю скотину, ее, [если] налог не уплатил, отбирают. Сапог нет, дали бы частнику, — вот там есть село Урозово, занимались сапожными изделиями, — вот бы дали там свободу, нас бы завалили.

Есть примеры перегиба палки. Вот характерный пример: партизана, который рассказывает на общем собрании: «За что я, т. Богомолов, боролся. Я не скажу за чистосердечное отношение к члену ЦК ВКП(б) тов. Юревичу, что хлеб нужен стране, верно он учел и оставил, согласно этой местности. У меня лежал отец при смерти, убился во время пожара, [упал] с крыши, в январе 1929 г.». И этот пострадавший от пожара партизан упросил Юревича оставить хлеб для достройки. У него было 20 пудов хлеба на 14 человек. [А] этот местный партиец Харламов поставил всех на норму 30 фунтов. Харламов пришел к нему: «Без разговоров вези эти излишки». Отец его лежал на конюшне больной. — «До осени пролежит, ничего, а там с новым хлебом построим», — и забрал этот хлеб. Конечно, этот факт он рассказывал мне при собрании, бросил шапку и выругался в бога, где же правда тут есть. Я его спросил: «Ты искал ее?» — «Я здесь не нашел, если мне сочувствовал [товарищ] из центра, то я его благодарил. Верно, есть сочувствие. Тут кого хочешь горе возьмет, и дом никак не построишь: плотники были — пришлось отказать, и до сего времени без дома, а урожай в данной местности — рожь погибла на 60%, пшеница — на 100%». Теперь в кооперативе что имеется: соли нет хорошей — пустого предмета — немолотая, комьями, только для скота, мыла простого нет больше месяца, подметок, необходимого для крестьян товара — нет. Имеется только 3 носовых платка и 10 пар валеных серых сапог и половина полки вина — вот деревенский кооператив. Сейчас я нахожусь по проведению осенней посевной кампании, уборке и обмолоту хлеба. Социалистическое соревнование — здесь ничего этого не принимают: «Не надо нам ничего, как мы жили, так и будем жить, пожалуйста, к нам не касайтесь ни с чем. Хлеб берете, и нет ничего: ни мануфактуры, ни обуви». И мероприятия никакие не проходят, коллектив организовать не желают, «потому что мы видим на глазах, как идут работы в колхозах: никуда не годится», да еще говорят первым долгом [тем], кто приедет: «Сколько ты получаешь? Ты откуда? Уроженец [какой] семьи?» А главное: «Вот у тебя имеется все: и ботинки, и брюки, а я босой — дай мне жалованье». Я им предложил: «Брось свою собственность, давай организуем совхоз, будешь получать жалованье». Но там есть 9 верст от этого села совхоз Винторополь, который я обследовал. И что там есть? Есть там земли 7542 га, 800 рабочих, кормят их там кандером, непроделанным пшеном с водой и дают 1 фунт хлеба. Совхоз находится под ведением областного треста. Было 6 комиссий разных и была одна из ЦК. Ничего не сделали. Я приехал, и при моих глазах уволилось 300 человек рабочих из-за плохой пищи. Нет жилищ, нет бани для батраков. И я говорил там с рабочкомом и партячейкой, что мы не гарантированы, что у нас во время обмолота и уборки не хватит рабочих рук. Я приехал 14 июля 1929 г. — дело и работа, а у них — увольнение. Они сказали: «Мы не виноваты, у нас есть трест!» Имеется 2117 овец, 87 свиней, [которых] трест бережет на бекон. Еще пример: стояло 15 тракторов, не было свечей и ремней к вентиляторам. Тресту была дана телеграмма, срочно позаботиться, а он и в ус не дует, а дело ведь не ждет. Это не на фабрике, а в сельхозе [сельском хозяйстве]: тут медлить не приходится ни минуты. Вот эти недовольства на совхоз, «что нам голодовать, да по 10 руб. получать — это не пойдет дело, и нас не обманешь — в такой совхоз вступать и организовываться». Вот я и прошу Вас, тов. Сталин, дать мне ответ на вопросы эти, как лучше приступить к делу. Я им объяснял так, что нельзя сразу вас снабдить мануфактурой, обувью, пустить фабрики, потому что мы сейчас ведем по строго выработанному плану наше хозяйство. Если мы пустим в дело эти две отрасли, то у нас будут стоять главные рычаги нашего народного хозяйства — тяжелая промышленность, которая будет производить машины производства. Я им приводил простой пример: «Вот, мол, крестьянин имеет 250 рублей денег, семейство его 15 человек, нет обуви, одежды. Что он купит?» Он говорит: «Лошадь.» — «Вот так и государство: нужен прежде двигатель, чтобы двигать народное хозяйство». Но этому все не верят. «Столько кожи, а обувь дорога». — «За сколько бы ты хотел купить сапоги? Пуд хлеба за одну пару сапог?» — «Нет, я бы дал пудов 8 за сапоги». И не верят, что мы придерживаемся строгому плану распределения всех промтоваров по кооперативным организациям. Недостатки у нас общие. Но они не верят. Я Вас и прошу, как лучше подойти и детальнее объяснить. Просил бы не отказать ответить.

Богомолов, член ВКП(б) с 1926 г.

Адрес: п/о Веделевка Острогожского округа, село Саловка, члену рабочей бригады Богомолову Николаю Дмитриевичу.

РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 16. Л. 59‑58. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Скорее всего, мы имеем дело с навешиванием политического ярлыка на людей, выступавших за интересы крестьян.

Как видим, даже одержимый коммунист испытывал серьезные затруднения в разъяснении новых задач и свидетельствовал о многочисленных примерах “перегиба палки”.

Все же, пожалуй, можно констатировать относительный успех чрезвычайных хлебозаготовительных кампаний, который был обеспечен солидарными действиями сталинских выдвиженцев, коммунистов, органов прокуратуры и суда, ОГПУ и милиции на местах. Говорить об относительном успехе следует потому, что, не устраняя причин возникших затруднений в регулярном поступлении сельскохозяйственных продуктов, руководству удавалось обеспечивать минимальные текущие нужды, необходимые для осуществления индустриализации, но фактически это означало возвращение к методам и даже риторике периода военного коммунизма, что наглядно ощущается в письме Богомолова, несмотря на его “сочувствие” тем, кто пострадал от произвола местных администраторов.

Наступление на крестьянство велось параллельно с активизацией движения за создание в деревне коллективных хозяйств. В связи с этим снова всплывает вопрос об отношении крестьян к коллективизации, о силах, заинтересованных в том, чтобы ее проводить, и о целях, которые ставило руководство развертыванием колхозного движения. Интересные наблюдения о колхозах содержатся в письме К. Скорохода из поселка Поплавского Утевской волости Самарской губернии от 28 декабря 1927 г.

О коллективе.

Начиная с 1918 г. и до настоящего времени всех редакций газеты и журналы говорят о том, как бы беспартийных крестьян-тружеников втянуть в коммуну, артель, коллектив или в какую-либо крестьянскую кучку для совместного обработка земли и всех национальностей и сословий ораторы-коммунисты так старательно говорят об этом на крестьянских собраниях, что даже брызги со рта выскакивают. И вот почему-то никак не вдается [удаются] эти группировки, да почему же это так, что крестьяне не соглашаются, разве плохо! Раз говорят ораторы-коммунисты хорошо и сладко, значит, жить и работать в артели будет легко; ведь пословица сама говорит: если будем работать в купе, то не будет болеть в пупе. Это верно, но дело в следующем: писать, говорить и фалить [хвалить] можно, и это легко, но на деле мы, крестьяне, не видим, как живут артельные коммунисты, а вот такие примеры были и есть, а именно:

1. Некоторые коммунисты-крестьяне, уговорив нескольких беспартийных крестьян, вырезали себе хорошую землю для коллектива и совместной артельной обработки земли, но увы: они говорят: у коммунистов спины болят и вот вы, крестьяне, обработайте свою и нашу землю артелью на коллективных началах, а мы, коммунисты, пойдем работать умственно, то есть служить. И вот все коммунисты этого коллектива кружатся возле волисполкома, правления кредитного товарищества, кооперации и прочих учреждений как пчелы возле улья с медом.

2. В одном ближайшем к нашему поселку селе несколько коммунистов вырезали себе землю и, образовав коллектив в составе бывших властей: председателя волисполкома, председателя волкомитета бедноты, [бывшего] командира пулеметной команды Уральского фронта. И что же получилось? Все они исключены из партии, и бывший председатель волисполкома ни одного разу не был в своем коллективе, а после ликвидации волости бросил свою жену и сошелся с какой-то женщиной и уехал в другое село и сейчас торгует в лавке мелочным товаром, а бывший председатель волисполкома бедноты, который украшал себя во время службы в волисполкоме двумя наганами и четырьмя бомбами, поработав в коллективе несколько лет, и дошел в коллективе до чувашских лаптей, бросив его, говоря: «Кто работал, пусть работает на здоровье», — и въехал [уехал] в г. Самару, где сейчас торгует мясной лавкой. Остальные остались пока в коллективе, но работают каждый себе порознь, а бывший командир батареи Уральского фронта по ликвидации фронта занялся крестьянством на завоеванной земле и воле и тоже за несколько лет дошел в крестьянстве до русских лаптей. И вот в этом году, бросив крестьянство, запер свою избу и вшел [ушел] служить в сельсовет секретарем на 18 руб. жалованья в месяц. И вот эти-то товарищи, как они одобряли коммуну, коллектив и вообще совместную обработку земли и как они говорили на трибуне, и в этих людях не брызги летели изо рта, а просто клубы пены, напевая и восфаляя [восхваляя], и учили беспартийных крестьян как обрабатывать совместно землю, на социалистических началах, но сами обрабатывать землю ни на каких началах не хотят. И правильно, и верно сказано в древней литературе (истории), ибо они говорят и не делают, связывают бремена тяжелые и неудобноносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их... *

К. Скороход

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 6. Д. 61. Л. 129‑130 (об). Подлинник. Рукопись.

___________

* Опущены рассуждения о зарплате рабочих.

В письме есть интересная фраза о том, что крестьянин не знает, как живут артельные коммунисты, но его личные наблюдения показывают, что те коммунисты и советские начальники, которые своим примером хотели доказать преимущества социалистического хозяйствования быстро доходили до “чувашских” или “русских лаптей”. Разница между этими признаками “материального благополучия” точно не установлена, но есть подозрение, что в первом случае “артельный коммунист”, который «во время службы украшал себя двумя наганами и четырьмя бомбами», остался совсем босым.

Несмотря на частые неудачные попытки создания коммун, артелей, колхозов и совхозов вопрос о них не только не снимался с повестки дня, но, напротив, был взят курс на всемерное поощрение колхозного движения. Газеты усердно пропагандировали преимущества колхозов, товарность которых по зерну якобы составляла 35%, а совхозов — и того выше. Среди крестьян под влиянием настойчивой пропаганды появлялось немало сторонников поработать, пожить по-новому, по-коммунистически. Об этом, например, письмо К. Г. Херсуна из села Куничье Крыжопольского района Тульчинского округа УССР в “Крестьянскую газету” от 27 февраля 1928 г.

Вперед к социализму.

Дорогие товарищи, ввиду того, что я вашей редакции подписчик и читатель, хочу хотя вкратце сообщить вам о выполнении долгов, которые стоят в задаче компартии. Хотя и говорит моя родня, что я посрамил фамилию, но это мой интерес стоял бы перед каждым сознательным гражданином Советского Союза. Это то, что я перешел из одиночного хозяйства на коллективное. Четыре года подряд старался и искал выхода, как бы скорей перейти на такое хозяйство. Уже четыре года как демобилизован, как известно, пробыл в Красной Армии полтора года и кое-что узнал: для чего стремится наша Советская власть и какие выгоды можно иметь, если повести себя к культурному делу. Как известно, наша деревня, оставшаяся после царского строя забита, и перейти в новой жизни, к новой социалистической жизни — этого понятия мало, несознательность и, кроме того, кулацкая агитация, заговор. Но можно надеяться, что деревенский актив вскорости искоренит — и социализм перед нами. Демобилизовавшись [в] 1924 г., в моем селе начал засновываться коллектив. И я говорю своей жене: давай примкнем к нему, нам один выход перейти к такому хозяйству, как раз подвезло: лошадки сдохли, свиньи подохли, кроме осталась одна телка и пара овец. Но жена на это руками и ногами: пойди в коллектив — и не знаешь что мое. Что ж делать, хоть разводься. Мучил-мучил, уговаривал — не помогло. Я вижу, что жить нет здесь смысла, я ей предлагаю: давай переселимся в Херсонскую губ., там будем жить без коллектива, но богаче. Жена и согласилась! Но я, поехавши, вижу, что там с такой семьей и в таком состоянии не только поднимешь хозяйство, но, наоборот, понижешь. Я, вернувшись, начал сеять сахарную свеклу и кое-как стянул одну конячку. Вижу, что с такой женой в коллектив не заедешь, бросаю и еду в Кубанскую обл. на заработки, пробыл там 4 месяца у кирпичников, по случаю болезни приехал домой и лето доработал дома. Затем и другой коллектив организовался. Видит моя жена, что уже не забогатеется, говорит: «А ну, ідім у колліктив, там уже серпом не жнуть й ціпом не молотят і крепце выглядают». И так я на четвертый год перехожу на нормальное социалистическое хозяйство. И правда, что посрамил фамилию.* После меня вступало еще 6 семейств. Как видно на деле, что такие хозяйства и государству дают помощь, и сами лучше живут. Я скажу за сей коллектив в следующем письме, как они строили свое хозяйство из ничего. В настоящее время у нас проводится землеустройство. И тот глуп, что пропустит дорогое время ... [слово неясно] здесь самолюбство и самообогащение. В конце я пожелаю вам всего наилучшего. Да здравствует социализм и его руководство!

Добавок

Хотел получить большой настольный календарь, выписал с 1 ноября 1927 г. на год “Крестьянскую газету”. Хочу участвовать в бесплатной радиолотерее, выписал с 1 марта на полгода журнал “Лапоть”.

Уважаемый вас крестьянин Климентий Федорович Херсун

Прошу, если пустите в печать, то расширить и исправить.

Херсун

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 6. Д. 61. Л. 7‑7 (об). Подлинник. Рукопись.

___________

* Неудачное выражение иронии, имеется в виду обратное: «не посрамил».

Письмо ярко обрисовывает образ крестьянина — сторонника коллективного труда и круг его интересов. Видно и то, чего он ждет от колхоза. О том же отчасти говорят «вопросы, которые интересуют крестьянскую массу, связанные с мощным колхозным движением» в вышеупомянутом политическом отчете ЦДК. Например, следующие: «Почему нельзя все крестьянские хозяйства организовать в совхозы и чтобы все крестьяне были там простыми рабочими?», «Будут ли коллективизированы фабрики и заводы, как и крестьянство?», «Есть ли у нас в СССР хороший и благоустроенный колхоз с новыми перестроенными бытовыми условиями, как то: баней, прачечной, общей столовой, яслями?», «Будут ли колхозники обеспечены стипендией в учебных заведениях и будут ли им отводиться специальные места?»⁴* Вместе с тем выделялись и такие вопросы, квалифицированные как “кулацкие”: «Какая разница между крепостным правом и коллективизированной деревней?», «Почему коммунисты насилкой гонят в колхозы крестьян, а сами туда не идут?», «Почему колхозы берут у государства все: кредит, машины, трактора, семена, имеют агрономов, а государству ничего не дают?», «Могем [можем] ли мы надеяться на колхозы, что они нам дадут хлеб, когда там собрались голодранцы да голытьба?».⁵* Далее в отчете говорилось, что доклады о колхозном движении выслушиваются с большим вниманием и приводилось «характерное», по мнению составителя, выступление крестьянки Панаскиной Ксении Сергеевны из села Ольшанки Трубчевского района Брянского округа:

Мы решили организоваться в колхоз. Желание изъявила вся беднота и батрачество. Входят некоторые середняки. Всего 54 семьи. Горим желанием работать коллективно. Земля для колхоза имеется: “Рубанихи” и “Зеленое болото”. Но нам эту землю не дают, и Брянский окружной земотдел не разрешает нам организовать колхоз. Тянут волынку с 1927 г. Я вот второй раз на свои крестьянские гроши приехала в Наркомзем. Нет толку. Ходила в Колхозцентр, тоже на район ссылаются. Пошла в РКИ — тут меня успокоили: запрашивают округ о волоките. Дали мне бумажку, и будет ли из этого толк — я не знаю надежды. (Хлюпает, катятся слезы. Уходит с трибуны, утираясь рукавом)...

ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 141. Д. 113. С. 122. Заверенная копия. Машинопись.

Безусловно, что среди крестьянства, особенно неимущей и малоимущей его части, были сторонники объединения в коллективы. Для многих из них колхоз мыслился как предприятие, где они будут жить как рабочие, трудиться по 7 часов в день, получать зарплату и иметь свойственные городу социальные преимущества. Среди крестьян-собственников отношение к колхозам было по большей части негативное. Поэтому развертывание колхозного движения несмотря на поддержку и усиленную его пропаганду продвигалось туго. Доля коллективизированных крестьянских хозяйств поднялась с 3.9% в июне только до 7.6% в октябре 1929 г.

Вместе с нажимом на крестьян с целью побудить их вступать в колхозы по стране поползли слухи и домыслы, представляемые, по официальной версии, как кулацкая агитация. Среди писем такого рода много анонимных, с вымышленными подписями и адресами. Такое, например, письмо, которое мы приводим с сохранением всех особенностей оригинала, пришло в “Крестьянскую газету” 18 августа 1929 г.

В первых строках моего письма. Кланиюсь в сем товарищам Кре. газ, ище кланиюсь тов. М. И. Колинину и его помощникам. Дорогие тов, прошу я вас чтобо вы при задумалис, что я вам пишу в письме. Дорогие товарищи вы проделали 5ти летний план развития народного хозяйства, ну надо довести его до дела, довести его надо так, как я думаю. Ну не так как вы з думали так уни стожить Кулатское хозя[ство] и всю часною вольною торговлю и даже все крестьянские машины, маслодельные и зернодельные и хотите согнать все в кому[ны]. Я думаю так что от Комуны и Артелей Коликтивов борыша государству нет, а прич убытку. Ото всех кулаков и одиноких хозяев и разных крестьянских производств был большой доход государству и самим. Зажитычные трудовики вы с читаете кулак, и крестьяне проливають свою кровь и от дають ее лодырям беднате какие в комунах а сами умирають с голоду, едят весно[ю] щавел один. А если вы с гоните всех в комуну все с голод [у] и не получения ситцу ... [непонятное слово] и насилия чюжих баб и девушик, то получется в каждой комуне сильная битва и резня. И получится бардак много детства. Адинокие хазяева трутся [трудятся] ито вы последнею кожу с них черною грязнаю дерете.

А теперь Дорогие таварищи прошу я вас чтобы вы проделали мае предложения. Мае придложения такое, дать крестьянину свобод[у] и не надо его с читать кулаком есле у него есть 2 коровы 1 лошад или какой в зял в аренду землю у того кто ее не хочеть обробатывать. А еще я вам скажу дать всем вольною торговлю и в сякою кустарною промысло. А еще я вам товарищи скажу унистожить пянство нужно дат книжк и дават вино по месечну в месяц 2 бут[ылки]. Ище я вам скажу чтобо вы прекратили беременнасть баб и девушик в сего советского населения, Я думаю так если есть, для предупреждения беремености то нужно ее дать каждой женщинь всего населения то 17‑45 лет и дать ее нужно насильно и дат крепкий приказ чтоб каждая женчина не ражала 5 лет черз 5 лет может родит потом доновых женчин прекратит. А если какая женчина родит то 1 год тюрма ее мужу 6 ме[сяцев] тю[рьмы]. От того наша страна бедная что у нас много народа расплодилас и все будет плодит надо прекратит.

Дорогие таварищи когд[а] вы мою задачю с делаете тогда ваш план выйдет. Письмо от Вани Николиивича Орловс[кого] окр. ст Нарым уритской во[лости] С. район пишите ответ в Крестянской газет я ее вписываю целай год затем досвданья будте живы здоров.

РГАЭ. Ф. 396. Оп. 7. Д. 14. Л. 284‑287. Подлинник. Рукопись.

Несмотря на вопиющую безграмотность и озлобленность автора, письмо в какой-то мере отражает реальные проблемы деревни. Он не против пятилетнего плана. Однако, если загнать крестьян в коммуны, то, по его мнению, получится «сильная битва и резня», а также «бардак многодетства». Выход может быть найден путем предоставления крестьянину воли, развития свободной торговли и промыслов, жестких ограничений на потребление водки и рождаемость.

В одной из заметок, присланных в “Крестьянскую газету”, под названием “Слушай житель деревни!” комсомолец А. Прохоров, призывая ее к коллективному труду и организации «нового добробыта», сообщал, что крестьяне, «сидя на завалинке», часто рассуждают о коллективах и повторяют разную, по его мнению, «брехню». Коллективизация, мол, нужна, чтобы «собрать хлеб в один груд, дабы легче было его отбирать у крестьян, как в Сибири. А еще — чтобы легче было управлять государством...».⁶* Как видно, крестьяне со своей практической сметкой точнее оценили истинные стимулы перехода к сплошной коллективизации, чем полный иллюзий и наивных надежд селькор.

Можно констатировать, что в конце 1920‑х годов в деревне обострились все свойственные ей конфликты и противоречия: между различными группами крестьянства, между “верхами” и “низами”, и добавились новые, прежде всего, между колхозниками и неколхозниками, усложнились отношения между крестьянами и рабочими.

Хрупкая “смычка” между городом и деревней оказалась нарушенной. В документах прослеживается рост антирабочих настроений. Многое проистекало из незнания того, что творилось в городе. В сводках о ходе избирательной кампании сообщалось, что «в Седельниковском районе Тарского округа, в деревне Наклянке Яценко Никифор на собрании говорил: “Нужно выписать рабочую газету, ибо мы крестьяне, не знаем, как живут рабочие, а говорят, что живут они очень плохо, нам же все предлагают выписывать крестьянскую газету”».⁷* «В деревнях Верхней и Нижней Баклане того же округа распространялись слухи, что в городе рабочие против советской власти и хотят ее свергнуть. Слухи распространялись середняком Петропаевым, ездившим в Омск за мукой. Он же предлагал выписывать рабочую газету, а то мы не знаем, говорил он, как живут рабочие, и, может быть, от нас скрывают».⁸* Определенное сочувствие положению деревни находилось и в рабочей среде. Например, в Уфе, на машиностроительном заводе комсомольская ячейка приравняла хлебозаготовки к продразверстке 1920 г., «высказывая обиды на Советскую власть, что не дает торговать хлебом, говорят, что в деревне теперь кулака нет, что классовой борьбы теперь нет, она окончилась в гражданскую войну, неверно, что посылают рабочих на хлебозаготовки, этим противопоставляют рабочий класс крестьянству».⁹*

Между тем положение в городе было не лучше, а в некоторых отношениях и похуже, чем в деревне. В ходе избирательной кампании 1928/29 г., как свидетельствуют сводки, распространялись листовки “антисоветского содержания” и среди них, например, такая:

Граждане Советского Союза!

Со всех сторон нас окружает разруха. Внутри страны — падение ценности денег и непосильные налоги, которыми государство отнимает одну треть народного дохода, развал промышленности и сельского хозяйства, острый продовольственный кризис, вызвавший уже в провинции переход на карточную систему и суррогаты хлеба и первые признаки угрожающего весной голода. Во внешней политике — полная изоляция и возможность превращения нашей страны во второй Китай, в то время как побежденная и в 10 раз беднейшая Германия успешно развивает свое хозяйство. Единственная причина всего этого — существующая система партийной диктатуры, сводящаяся к диктатуре Сталина (достаточно охарактеризованного в завещании Ленина), душит все живое в стране и ведет на край пропасти. Особенно губительная политика проводится партией в деревне, где сознательно убивается стремление крестьян к улучшению своего хозяйства и насильно насаждаются ничего не дающие колхозы, причем из товаров на деревню продвигается только водка. В то же время рушится промышленность, лишенная сельскохозяйственной основы и бюрократически управляемая, причем здесь, как и везде, губительно сказываются постоянное вмешательство партии, и миллиарды, бросаемые на строительство, не дают никаких результатов. Бессмысленная пропаганда международной революции привела к срыву заграничных кредитов и экономической блокаде, причем здесь все попытки выправить линию партии приводят только к репрессиям (разгон Московского комитета)*. Выход только в одном — объединяйтесь и требуйте установления подлинной власти трудящихся, а не политбюро. Рабочие, крестьяне и служащие, отказывайтесь от покупки займов, платежа налогов и сдачи хлеба, проводите забастовки и создавайте свои союзы. Красноармейцы, отказывайтесь от подавления восстаний. Не участвуйте в выборах в советы, которыми партия хочет создать видимость народовластия и свалить на вас ответственность за свою гибельную политику. Этим вы покажете, что требуете обеспечения полной свободы выборов и прекращения вмешательства партии в их дальнейшую работу. Докажите ничтожной кучке людей, удерживающих власть только ради своих интересов, что они не смеют насиловать нашу волю.

ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 141. Д. 147. Л. 23‑24. Копия. Машинопись.

___________

* Имеется ввиду эпизод борьбы с правым уклоном, связанный с разгромом руководства Московского комитета ВКП(б) во главе с Углановым в конце 1928-начале 1929 гг.

Листовка была получена Владимирским губисполкомом в открытом пакете с почтовым штампом “Ленинград”. За языком и стилем документа чувствуется организаторская рука, и скорее всего он исходил из кругов, близких по своим взглядам к так называемому “правому уклону”. Впрочем, разобраться, где “правые”, а где “левые” в обстановке, когда любому критическому выступлению сверху немедленно приклеивалось клеймо политического противника, весьма затруднительно. Об этом, в частности, говорит информационная сводка Моссовета от 16 марта 1929 г. о ходе избирательной кампании под рубрикой: “С чем и как выступали троцкисты”. В начале сводки, действительно, говорится о завуалированном коллективном протесте рабочих против высылки Троцкого из СССР (за подписью 15 рабочих завода № 8 Машинотреста)¹⁰*, но в дальнейшем рассказывается о конкретных выступлениях рабочих, которым тут же дается политическая оценка как “троцкистских”.

[...] На фабрике “Красная Оборона” выступал оппозиционер Зубков с предложениями в дополнение к наказу: «Немедленно повысить зарплату из-за роста дороговизны». «Сократить аппарат не за счет снижения расценок, а за счет рационализации».

При выступлении секретаря ячейки с возражениями против предложения Зубкова группа оппозиционеров поднимает шум с выкриками с мест: «Что вы нас агитируете... Возьмите прежние годы — все было, а теперь ничего нет... » Далее Зубков выступает с защитой своих предложений: «Было бы демагогией с моей стороны, если бы я хотел только увеличения зарплаты». Докладчик сказал: «У нас завтра будет хуже, чем сегодня... Повышение [зарплаты] есть номинальное, а не реальное. Я предлагаю поднять зарплату в связи с ростом дороговизны».

После ряда выступлений рабочих дающих отпор Зубкову выступает второй оппозиционер Ржевикин. «Здесь говорят о том, что не надо повышать расценки. Когда кончится это терпение? Неужели рабочий есть контрреволюционер, буржуй. Мы ведь все рабочие, и если вносятся деловые предложения, то их начинают коверкать. В недалеком будущем начнут снижать нам зарплату. Поскольку дорожает продовольствие, постольку меньше надо снижать зарплату. Надо проводить сокращение аппаратов не за счет снижения расценок, а за счет рационализации».

Когда в результате голосования предложения, выдвинутые Зубковым, были не приняты, последний, настойчиво добившись слова, заявил: «Я внес поправки потому, что партия на всех перекрестках и в газетах кричит: «побольше активности». Тут мне прикрепили ярлык, что я политический враг, и поэтому я снимаю свои предложения. Раз меня упрекают в контрреволюции, значит...(демагогически) надо делать организационные выводы».

На выборном собрании гаража № 1 МКХ [Москомунхоза] оппозиционером Архиповым был предложен свой наказ депутатам следующего содержания (приводится полностью):

«Мы поручаем новому составу советов зорко охранять завоевания Октября, так как в настоящее время враждебные классы приходят в столкновение с пролетариатом. Вырос кулак, окреп нэпман, отрыгнул недорезанный буржуй, точит саблю недорасстрелянный белогвардеец. Вся эта свора через бюрократов пробирается на ответственно-хозяйственные специальные посты, окружают себя подлизами, прислужниками, крохоборниками [крохоборами] и ими же оттесняют кадровых и стойких рабочих, преданных заветам Ленина и завоеваниям Октября.

Мы поручаем Моссовету серьезнейшим образом повести борьбу с бюрократами, нэпманом, кулаком и со всяким переродившимся элементом. Начать это с действительной критики с низов, гарантируя рабочих от преследования, ликвидируя подлиз и приживальщиков, на которых бюрократ опирается.

Наладить правильные взаимоотношения треугольника, т.е., чтобы месткомы и другие рабочие организации не были только исполнителями воли администратора, а были на своих местах, и роль их не умалялась хозяйственниками.

Мы поручаем Моссовету выяснить причины падения реальной заработной платы и повышения цен на продукты и впредь этого не допускать, а требовать от вышестоящих органов регулирования заработной платы в соответствии с ростом производительности труда, т. е. выполнять резолюцию XII партсъезда*.

Также поручаем Моссовету усилить темп индустриализации как единственное укрепление позиций пролетариата.

Мы поручаем Моссовету провести жесткое сокращение разбухшего аппарата, снизить ставку высокооплачиваемым спецам, уменьшить число спецставочников, сократить наполовину спецфонд.

Мы поручаем Моссовету требовать полного прекращения выпуска бумажных денег и постепенного изъятия из оборота ранее выпущенной эмиссии.

Мы поручаем новому составу отменить непролетарский квартирный закон, поднятие доходности домоуправлений переложить на более обеспеченные слои населения.

Мы поручаем Моссовету внимательно следить за чистотой Красной Армии как за опорой диктатуры пролетариата, усилить надзор за комсоставом и выходцами из старого офицерства, провести чистку от переродившихся и разложившихся элементов, добиваться на военную работу участников гражданской войны, ныне отстраненных от нее.

Мы поручаем Моссовету всеми силами протестовать против репрессии над большевиками-ленинцами, которые всегда вовремя сигнализировали надвигающиеся трудности и указывали меры борьбы с ними, как то: о росте кулака, о хлебозаготовках, о темпе индустриализации и т. д., документы которых не опубликованы, обеспечении хлебом потребительских районов, дабы не получился бы голодный поход деревенской бедноты на города, похожий на лондонских рабочих. Ликвидировать беспризорность, расширив сеть детских домов».

Наказ, предложенный Архиповым, получил при голосовании 27 голосов. (Из сводки Краснопресненского райсовета).

[... ] На заводе им. Землячки было выступление троцкиста с добавлением по жилищному вопросу «не строить парадных домов, вроде дома ВЦИК и Совнаркома, а всю эту сумму израсходовать на жилстроительство для рабочих легкой индустрии». Предложение отвергнуто.

Другое: «Предложить Моссовету ежемесячно информировать рабочих о росте зарплаты». Предложение отвергнуто.

Кроме того, здесь же было организованное выступление против кандидатов. Выставленный ими кандидат получил 115 голосов. Но это лишь только потому, что троцкисты, видя, что их дело не удается, решили противопоставить кандидатам, намеченным организациями, кого-либо. И выставили как раз рабочего, пользующего авторитетом у рабочих, но с оппозицией ни в коей мере не связанного, и только этим объясняется такое количество голосов. (Из сводки Рогожско-Симоновского райсовета).

ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 141. Д. 147. Л. 43‑43 (об). Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Скорее всего опечатка. Следует читать “XV партсъезда”.

О нарастании конфликтной ситуации среди рабочих говорят сводки антисоветских и антипартийных выступлений в перевыборной кампании не только в Москве. Так, «в Красноярске на одном из рабочих собраний, — говорилось в них, — была выставлена кандидатура в совет секретаря РК ВКП(б) Трутнева..., выступили отдельные рабочие против этой кандидатуры, мотивируя тем, что он весьма ответственный и загружен и ему, мол, де некогда возиться с советом. Давайте изберем кого-нибудь из рабочих низов. В результате эта кандидатура была провалена...».¹¹* Усилению напряженности среди рабочих способствовало наступление на религию, закрытие церквей. В вагонном цехе главных мастерских в Омске член ВКП(б) Баринов по вопросу о закрытии железнодорожной церкви говорил: «Церкви отбирать еще рано, так как они сами себя изживут. Я знаю, как это делается, но пусть они не забывают, что веревка о двух концах. Ох, придет время и скоро, как мы будем горло грызть за все дела их хорошие».¹²* Более заметными в конце 1920‑х годов стали преследования членов религиозных сект, куда в обстановке преследования православной церкви устремилось немало верующих рабочих. Естественно, что усилилась их политическая активность. Возросли антисемитские настроения. Как отмечалось в сводках, «... усилилась деятельность религиозных сект в избирательную кампанию... Они пытались провести в Омский горсовет своих людей. Группа церковников Знаменской церкви и теперь продолжающими продавать свечи в церкви, оказалась крайне недовольной результатами выборов, так как их кандидат Орлов не оказался в числе выборных. Эта группа пыталась обвинить счетчиков в неправильном подсчете. На этом же собрании выступил Буров, слывущий в районе хулиганом, и начал обливать грязью комсомол, командный состав Красной Армии и все мероприятия советской власти, стремясь внести смятение в ряды избирателей.¹³* «...Исключительного внимания заслуживает факт антисоветской выходки группы отсталых рабочих в г. Иркутске. С погромной антисемитской речью выступил на собрании горсовета 12 января в клубе КОР плотник Синяк в присутствии 500 рабочих. В своем выступлении Синяк пытался доказать, что все хозяйство наше идет вниз, разваливается, что рабочий не является хозяином производства, что самокритикой покрывают зажим рабочих, что “жиды захватили власть” и т. д.»¹⁴*

Между тем развертывание в стране “фронта индустриализации” выливалось в закладку строительства все новых промышленных объектов, усиление режима экономии, добровольно-принудительное распространение “займов индустриализации”, установление карточного снабжения населения городов и рабочих поселков. Эти мероприятия сопровождались вытеснением частного сектора из экономики. Непрерывное изменение ставок прогрессивного налогообложения, прежде всего на промыслы и акцизы, привели к свертыванию нэпманского предпринимательства, закрытию частных магазинов и лавок, и, как результат, — расцвету спекуляции на “черном рынке”, дальнейшему нарастанию дефицитов и росту раздражения среди населения.

Вместе с тем значительная часть рабочих была готова пойти на временные лишения и жертвы, поддерживая все начинания и кампании, идущие сверху и проводимые руками выдвиженцев из того же класса. Эта поднимающаяся к власти группа, наиболее заинтересованная в изменениях, стремилась всемерно расширить свое влияние, захватывая одно за другим различные звенья управления, что неизбежно вело к конфликту со старыми кадрами. Так, кампания выдвижения рабочих в среднее звено управления сыграла свою роль в нагнетании настроений “спецеедства” и гонений на старых специалистов. Одновременно шел процесс перехода новых руководителей в иной социальный статус, появление среди них своих особых интересов, их отдаление от реальных нужд рабочего класса. Этим объясняется усиление враждебности рядовой рабочей массы к своим руководителям, участившиеся обвинения в предательстве идеалов революции.

Развертывание с 1929 г. социалистического соревнования на фабриках, заводах, стройках тоже породило немало проблем и было встречено неоднозначно среди рабочих. Наиболее восприимчивой к новому движению оказалась молодежь. Время породило массу трудовых починов, подхваченных и распространяемых с помощью различных организаций: партии, профсоюзов, комсомола, прессы и радио. Социалистическое соревнование провозглашалось одним из главных условий выполнения заданий пятилетки. Оно оживило революционно-романтические настроения масс, уверенность в том, что с помощью штурма, наскока, порыва можно сделать все.

Широко известны и описаны такие формы соревнования как движение ударников, движение за принятие встречных планов, “непрерывка”, движение “догнать и перегнать” (ДИП) капиталистические страны по объемам производства и производительности труда, и другие. Среди новых починов было много самых фантастических и нелепых, которые тем не менее были в духе времени. Вот, например, письмо в “Правду” некого Лещинского из Москвы, которое было написано осенью 1929 г.:

...Если бы каждый гражданин нашей страны, сознающий опасность настоящего момента, счел бы своим долгом каждый день отложить одну копейку на индустриализацию, это было бы большим делом. Одна копейка ведь не имеет значения даже для безработного, для пионера, для октябренка. Найдутся у нас миллионы граждан, могущих совершенно незаметно бросить в копилку и пятак, и гривенник. Правда, имеются и такие, которые и копейки не хотят дать Советской власти. Но ежели в среднем считать по копейке с души, то это составит ежедневно приблизительно (по числу населения СССР) 150 млн. коп., или полтора миллиона рублей, а в месяц 45 млн. А если даже 30 млн.? А если даже меньше? Разве это не значительная сумма?

На это надо обратить внимание партии, профсоюзов, советской общественности. Надо, чтобы каждый гражданин привык бросать каждый день копейку в копилку. Сотрудниками в этом деле надо взять пионеров, школьников, вообще детей. Взрослые заняты, забывчивы. Дети будут им напоминать. Бросание копейки надо приурочить к известному моменту домашнего обихода, например, к обеду, к ужину и т. п. Таким манером каждый привыкнет в определенный момент бросать копейку и ему не нужно будет напоминать.

В каждой семье должна быть копилка индустриализации. Уполномоченный при домоуправлении будет собирать эти копилки, допустим, раз в месяц и передавать куда следует...

Сверх того можно ввести штраф на индустриализацию и в судебных инстанциях, и в товарищеских судах и проч. Например, за хулиганство, за антиэтичный поступок, за курение, где не позволено и т. п. Это тоже даст значительную сумму. Можно еще придумать разного рода игры в парках, садах, клубах, где проигрыш пойдет в пользу индустриализации.

Но копилка индустриализации должна немедленно стать реальным фактом...

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 65. Л. 9‑10. Заверенная копия. Машинопись.

Кстати, предложений по “режиму экономии”, как показывают политсводки Секретариата СНК по приему заявлений и жалоб, поступала уйма. Одни рассматривались как дельные и направлялись в соответствующие инстанции (например, строить вагоны из опилок, или изготовлять бумагу из торфа), другие — отвергались.¹⁵*

Одним из эпизодов соревнования стал ажиотаж вокруг контрольных цифр пятилетнего плана, причем стремление к их пересмотру шло как снизу, так и сверху. Происходила своего рода эксплуатация революционного нетерпения, энтузиазма людей, настроений штурмовщины и чрезвычайщины. Безоговорочно принимались показатели встречных планов. Задания по тяжелой промышленности: в металлургии, машиностроении, химии были резко увеличены. Каскад произвольных, материально не подкрепленных мер, проводимых в форме постановлений, распоряжений, приказов начал терзать страну. Взвинчивание плановых заданий первой пятилетки привело к разрушительным последствиям для экономики, хотя поначалу положение на “фронте индустриализации” и внушало некоторые основания для оптимизма, усиленно подогреваемого пропагандой.

В соответствии с переходом к директивному централизованному планированию перестраивалась вся система управления народным хозяйством, в которой легко можно увидеть черты, унаследованные от военного коммунизма. Производство строилось путем прямого регламентирования сверху всего и вся вплоть до норм оплаты труда рабочих. Вводилось единоначалие. Руководители предприятий напрямую делались ответственными за выполнение промфинплана. Директора крупнейших строек и предприятий назначались теперь по особому номенклатурному списку. В письмах имеются протесты рабочих против этого.¹⁶* Предприятия должны были в сущности бесплатно получать соответствующие фонды сырья и материалов по карточно-нарядной системе. Снова возникли разговоры о прямом плановом продуктообмене между городом и деревней, об отмирании денег, о преимуществах карточной системы снабжения и распределения. На производстве процветала уравниловка, которая сводила на нет материальный интерес и не стимулировала соревнование. Интересные рассуждения в связи с этим мы встречаем в письме в “Правду” рабочего Миронова с завода им. Владимира Ильича в Москве (осень 1929 г.).

«Ну что теперь стараться-то, ты хоть лоб разбей, тебе за это никто в глаза не плюнет, — так рассуждают старые люди, работающие сейчас на наших заводах. — Вот то ли дело у хозяина бывало: вылезешь из кожи вон — не пропадет; смотришь — к Рождеству месячное жалование, к Пасхе — тоже, а сейчас как люди работают, взглянешь, тошно становится. Сидит это человек, не то дело делает, не то на часы смотрит, а с работы словно из тюрьмы вырывается. Интереса к делу нет. Только и заботы у людей: отгородиться от придирок со стороны начальства да не попасть под сокращение или под какой-нибудь недобрый пункт правила внутреннего распорядка. Иной раз заговорит в человеке совесть, вспыхнет в нем искра сознательности, поднажмет он недельку-другую, а соседи по работе, вместо того чтобы воодушевить, шутить начинают: «Крути, крути, Ваня, до социализма одна верста осталась, крути, враз будет». Или: «Жарь, жарь, в стенгазете благодарность объявят, жену в нее обуешь, детишек нарядишь». Словно кто льду в душу положит после таких шуточек, на работу смотреть не хочется. Да и что стараться-то, ежели ты получаешь 100 руб., так ты хоть умри за работой, все равно больше не дадут, а сосед твой целый месяц дурака проваляет и из его 100 руб. никто полушки не высчитает, нет, уж ежели так точно по системе платить будут, мы все будем дурака валять, это для тела лучше и в душе себя обиженным не чувствуешь».

Так думают люди, с которых мы, молодежь, должны бы снимать пример и учиться, как у прошедших суровую школу труда в капиталистических условиях.

Работник, являясь единственным источником дохода для семьи, непрерывно стремится отыскать источники увеличения бюджета своей семьи, и если его посадить на твердое жалованье без всяких перспектив на увеличение, то, несомненно, рабочая энергия этого человека будет замирать. Капиталисты это учли, и подачки вроде месячного жалования к Рождеству и Пасхе служили возбуждающим средством от болезни безнадежия. Так как эти подачки целиком зависели от воли капиталиста и договоры при найме не предусматривались, то, разумеется, ее старались выслужить старательной работой.

Мы от этого метода возбуждения энергии не должны отказываться. Нам необходимо выработать систему индивидуального премирования, учитывающую всех от мелкой сошки до машинного трактора. Премировать нам есть что. Например, прогулы: у нас есть работники, которые в течение целых лет не имеют ни одного прогула. Таким работникам мы ежегодно могли бы выдавать двухнедельный заработок — премию за отсутствие прогулов. Можно премировать работников за содержание в порядке рабочего места, за соблюдение правил охраны труда, за малый процент брака, за быстроту и чистоту работы, за экономию материала и т. д., и т. д. Присуждение премии должно происходить по ходатайству начальника, которому подчинен работник. В противном случае всякое соревнование будет не соревнованием, а резолюцией...

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 65. Л. 2‑3. Заверенная копия. Машинопись.

Как видим, молодой рабочий сетует по поводу того, что многие старые кадровые рабочие стоят в стороне от соревнования, встречая “искры сознательности”, которые остаются его единственным стимулом и рождают лишь штурмовщину и рваный трудовой ритм, довольно едкими насмешками. Высказывается ряд соображений по организации соревнования, подчас достаточно здравых. Однако в тогдашних условиях они встретили осуждение и рассматривались, видимо, как вредные, раз письмо попало в разряд засекреченных.

В политической области происходила борьба с “правым уклоном”, под которым подразумевались все, кто так или иначе являлся сторонником нэпа. Они назывались «капитулянтами», «людьми, пасующими перед трудностями». Разворачивалась чистка партии и госаппарата «под контролем трудящихся масс» под флагом борьбы с бюрократизмом, с извращениями партийной линии, развития критики и самокритики, названная Генеральной, которая превратилась в откровенную травлю людей по социальным и политическим мотивам. От них требовали безусловного признания ошибок и покаяния, нередко публичного. Чистка, как правило, проводилась опять же рабочими бригадами, присланными с производства.

Руководству удалось манипулировать недовольством части рабочих, направить его на “кулака” как главного виновника нарастающих трудностей. Нагнеталось враждебное отношение к крестьянству вообще как косной и инертной массе, носителю мелкобуржуазного сознания, препятствующему социалистическим преобразованиям. Все шире распространялся лозунг: «Закон индустриализации — конец деревне, нищей, драной, невежественной». На заводах и фабриках было инициировано движение 25‑тысячников. Суть его состояла в том, чтобы отобрать в среде рабочего класса «самых лучших его представителей» и направить в деревню для организации колхозов и совхозов. По официальным данным, было зарегистрировано около 700 тыс. рабочих, выразивших желание выехать на фронт «колхозного разворачивания». Сказывалось постоянное внушение рабочим мысли об их авангардной ведущей роли, об отсталости и косности деревни, не знающей своего счастья, которое заключается-де в том, что нужно как можно скорее объединиться в колхозы и создать социализм в деревне, выкорчевать существующие в ней зародыши капитализма в лице индивидуальных крестьянских хозяйств. Так готовилась организационная и идейная база для проведения сплошной коллективизации, которая началась осенью 1929 г. одновременно с массовым походом рабочих в деревню.

Использование силовых форм колхозного строительства нарастало. К 1 января 1930 г. было коллективизировано 20% хозяйств, к 1 марту, т. е. всего лишь через три месяца эта цифра увеличилась почти в три раза и составила 58.6%. Крестьян буквально загоняли в колхозы.

Многочисленные документы того времени красноречиво свидетельствуют о том, как происходила поголовная коллективизация. При этом надо учесть публикацию в “Правде” начале марта 1930 г. статьи Сталина “Головокружение от успехов”, где автор указал на «искривление партийной линии» в колхозном движении и свалил всю вину на местных работников. О масштабах “перегибов” говорит тот факт, что после выхода статьи процент коллективизированных хозяйств снизился до 21. Советская историография утверждала, что после исправления “перегибов” коллективизация вошла в нормальное русло. Однако документы “снизу” рисуют очень неоднозначную и противоречивую картину.

Один факт в связи с публикацией статьи Сталина не вызывает сомнения. Она стимулировала огромный поток писем и жалоб, раскрывающих всю подноготную происходившего в деревне, причем шедший со всех концов страны и в различные инстанции, а также в газеты “Правда”, “Известия”, в “Крестьянскую газету” и другие печатные органы.

Нельзя сказать, что всех крестьян загоняли в колхоз насильно. Были люди, которым колхозы пришлись по душе. Интересно, что существовало несколько мотивов вступления в колхоз. Как писал один крестьянин:

Если бы тов. Сталин явился инкогнито сам в колхоз и спросил бы [по] душам колхозников, почему, мол, ты вошел в колхоз, почти каждый отвечал бы, что, мол, по многим причинам: 1) захватить землю, где мне нравится, 2) уйти от общества в колхоз, где я мог бы быть более свободен и менее обложен, 3) в колхозе нам обещана по всем видам льгота и помощь. На вопрос: ведь у вас по уставу общественная обработка земли и имущество должно быть общее. Он ответит — да! По уставу так, но общественную обработку мы все ведем только для видимости и только под нажимом, а придет Китай*, все это лопнет и собственность останется у нас. Вот тайная идеология колхозника — это собственность.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 1. Д. 100. Л. 41‑42. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Намек на обострение в конце 1920‑х годов советско-китайских отношений.

Первоначально основной формой колхозного объединения были товарищества по совместной обработке земли (ТОЗы), которые не предусматривали высокую степень обобществления и встречали более благожелательное отношение крестьян. Однако среди желающих работать коллективно под влиянием “социалистического нетерпения” наблюдалось стремление сразу переходить к артелям и коммунам, где обобществлялось все, вплоть до последней курицы. Следует заметить, что сами колхозные организаторы плохо разбирались в различных формах коллективных объединений, поэтому, что и как обобществлять, многим из них было не ясно. Очевидно, что даже среди сторонников колхозов на этой почве возникали конфликты. В одном из писем в “Правду” говорилось, что «в октябре 1929 г. в с. Горькая Балка Воронцово-Александровского района Терского округа [Северо-Кавказского края] образовался ТОЗ. В январе 1930 г. оно решило перейти на устав с. х. артели, объединяющей 750 хозяйств. Часть членов ТОЗа (102 хозяйства) не согласилась и подала заявление о выходе. Однако имущество им, несмотря на жалобы, не возвратили. Работала специальная комиссия, но тоже безрезультатно».¹⁷* В другом письме указывалось, что в Минеральноводском районе осенью 1929 г. была организована с. х. артель, которая в феврале 1930 г. решила перейти на устав коммуны. Вошли около 1000 хозяйств нескольких селений. Но часть крестьян отказалась. Их исключили из коммуны, однако из того, что было обобществлено, возвратили далеко не все. Не дали ярового и озимого посевов, черного пара. Жалобы в райисполком и окружное земельное управление не дали результата. Обиженные выделили ходоков в Москву, но сельсовет уполномоченных арестовал.¹⁸*

В ходе коллективизации предусматривалось создание национальных колхозов: немцев, молдаван, крымских татар и др. Но в результате данной сверху установки на крупные интернациональные объединения большинство из них распалось. Об этом говорится, например, в сообщении из Одесского округа.¹⁹*

Более того, возникла мощная волна эмиграционного движения немцев в Крыму, на Алтае, на Урале, на Сев. Кавказе. Были случаи попыток выезда целыми деревнями, при этом распродавалось за бесценок все имущество, бросались на произвол судьбы земля, скот, постройки. По донесениям политорганов среди немцев велись следующие разговоры: «Пятилетка — есть насильственная, поголовная коллективизация индивидуальных крестьянских хозяйств и заставит нас быть рабами, а мы этого не хотим и в коллективы не пойдем. Немцы по природе собственники и их в коллективы... и на быках не затащишь», «Пятилетка нам не нужна. Верните нам 25‑26 г., тогда была жизнь», «Нам жизнь в Советской России надоела, мы не хотим оставаться, мы хотим ехать в Америку, не наше желание участвовать в социалистическом строительстве, а наше желание разрушить его», «...Мы в России пасынки, и поэтому мы хотим уехать к своим братьям. Лучше быть самым последним батраком, свинопасом в Канаде, чем «свободным» гражданином в России».²⁰*

Среди “перегибов” в колхозном движении назывались попытки коллективизации в городах и рабочих поселках.²¹* Особенно это было характерно для местностей, где трудно было как-то квалифицировать род занятий населения. К таковым относился, например, Урал. О проблемах глухих лесных поселков на Урале в период сплошной коллективизации рассказывал в письме в “Правду” секретарь ячейки ВКП(б) Усть-Хмелевского сельсовета Сосьвинского района Тагильского округа Уральской области Журавлев И. Л.

Письмо.

Дорогие товарищи, наши вожди СССР. Про нашу местность я не видел ничего в газетах и обращаюсь к вам за советом и помощью, что наш сельсовет заброшен, но не весь район, и как будто невидим советской властью, которую добывали кровью в октябрьские дни, а именно, чем мы страдаем и недовольны.

Царизмом мы заброшены в огромные уральские леса 25 лет тому назад, дороги плохие.

Лес у нас палачи скупили за вино, оставили пни. Они стоят до сих пор несгнившими, которые толстые. Корчевальной машины у нас нет, в рике тоже.

Население в сельсовете 320 дворов, пашни на едока падает 0,3 гектара, покосы плохие и мало, из-под лесу площадь большая, но средств на расчистку нет. Ручная расчистка требует 150 дней на гектар. Не лучше ли нас переселить и поставить на рабочее снабжение. Заработки у нас есть, но снабжают только того, кто работает. На 80% хлеба не хватает. Отдыха население не знает, вырабатывает в каждом году два года, если разверстать по 8 часов в день. Даже младенцы до 10 лет помогают в тяжелых работах.

О грамоте и думать не приходится. Телефона у нас нет. Коней загоняли. Учителя и фельдшера не живут: бегут от голода. Продуктов в кооперативе нет, овощи и хлеб часто вымерзают. От окружающих лесных болот леса горят, людей замучили на пожарах. Даже говорят: хоть расстреляй, не дашь хлеба — огонь тушить не пойдем. Мужик съедает в месяц 20‑25 кг, в месяц ему дают 6 или 8 кг. Даже поговаривают: разгромить всех властителей.

Был организован колхоз — разбежались, осталось только 30 дворов, которые разбросаны в 13 поселках на расстоянии 25 км. Видят по газетам и верят, что колхозам жить лучше, но все же ничего не выходит. Машинами работать нельзя — мешают пни.

Хлебозаготовки бедняк помогал проводить, а сам остался голодный. Хлеб увезли в рик, а оттуда не дают.

Мнение всей массы бедноты слагается по всему округу: коллективизацию по Тагильскому округу отсрочить на 5 лет, но не запрещать желающим. Хлебозаготовки не производить, а установить твердую цену: овес и рожь 2 руб., пшеница 3 руб. за пуд.*

Хлеб на вино не портить - лучше съесть.

На лесозаготовках повысить зарплату.

Рабочее время в лесу не превышать 8 часов труда.

Для расчистки земли дать машины за счет государства и за расчистку давать госпомощь без возврата, а платить налог с первого года.

Корни из-под леса не зажигать, а превращать в смолу, потому что это ценный материал. Построить побольше смольных заводов на Урале и найти сбыт смоле. Отпустить кредит на устройство.

Провести телефоны в каждый сельсовет.

Устроить дороги в каждую деревушку.

Добавить премию за истребление хищных зверей.

Разрешить продажу церковных ценностей в пользу крестьян.

Разрешить бесплатное пользование дровами, где происходит расчистка.

Сельхозналог снижать не нужно — плачут только кулаки.

Снабдить бедноту и рабочих хлебом, чтобы успокоились.

Ублаготворить и оторвать бедноту от кулака не словом красноречивым обманным, а материально.

Увеличить курсы секретарей сельсоветов и избачей и политграмоты.

Секретарь Усть-Хмелевской ячейки ВКП(б) Журавлев.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 117‑115. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Здесь и далее подчеркнуто в источнике.

Очень много свидетельств того, каким образом людей заставляли вступать в колхозы. В одном из писем в “Правду” под названием “Доводили людей до сумасшествия” служащий завода № 22 в Москве, видимо, побывавший в деревне в разгар кампании по коллективизации, описывал это так:

Тов. Муратов заявил: если не идете в колхоз, нам ничего не стоит расстрелять 10 человек из сотни или поджечь вас с четырех сторон, чтобы никто из вас не выбежал завтра, вам принесем жертву* — стукнул кулаком по столу и закрыл собрание. На второй день после собрания пришли т.т. Преображенский, Дьяконов и Ямилин к крестьянину Михаилу Молофееву этой же деревни, который имеет сельское хозяйство, одну лошадь и одну корову, заявили: «Идем старик на гумно». Старик оделся и ушел с ними. Семья, зная из разговоров вчерашнего собрания, решила, что старика повели расстреливать. Старуха, т. е. его жена, с испугу бросилась бежать в другую деревню Булгаково, расположеннную в 6 верстах, где была приведена в сознание, после чего осталась полуглухой, а Екатерина Алексеевна той же семьи впала в бессознательное состояние и пролежала весь день, после чего была осмотрена врачом, который установил: если произойдет повторный случай такого испуга, то неизбежно умопомешательство...

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 221. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Так в тексте.

В другом письме некого Чувашова из г. Киренска говорилось, что председатель колхоза в деревне Чичек Моргун пришел к середнячке Пешковой, еще не вошедшей в колхоз, со словами: «Ты что, контрреволюционерка, не входишь в коммуну?» Та ответила, что контрреволюционеркам там делать нечего. Тогда Моргун самовольно пошел во двор выгонять скот, забирать куриц. В результате получил от Пешковой палкой по голове, за что Пешкову осудили на 5 лет в показательном порядке, а Моргун остался невиновен...²²* Крестьянин П. М. Симаков из села Манчаж Кунгурского округа Уральской области, отправил в “Правду” письмо, приложив к нему еще 26 подписей, которые, по мнению редакции, он сделал собственноручно, где писал следующее:

У нас сейчас проходит по всему Манчажскому району сплошная коллективизация. Но этот закон кто вырабатывал, того можно назвать безголовым. Ведь, товарищи, у нас над головой стоит война, ведь каждый день на Советский Союз нападают белые банды. И вы, товарищи, еще заставляете идти в колхоз силом. Дескать, кто в колхоз не пойдет, того лишат прав и не будут давать никаких прав голоса.

Это, товарищи, в корне неправильно. В колхозе только жить служащим, а не нам крестьянам. Если нас всех силом погонят, то мы все единогласно пойдем на Советский Союз войной и будем завоевывать старое право. В колхозах живут так. Вот, например, наш колхоз “Красный луч” в селе Манчаже организовался еще в 1928 г. В нем 80 домохозяев. Там у каждого домохозяина отобрали коней и теперь они уже не свои. Был такой случай: один гражданин отдал своих лошадей в колхоз, бедняк, семья 7 человек, из них рабочих рук 2. Через 3 дня пришел просить лошадь: мне по-солому съездить. Ему ответили так: теперь лошади не твои и ты их не поминай. На другой же день он взял самовольно лошадь и продал ее. На него за свою собственную лошадь подали в суд. Или так: придет колхозник по паек [за пайком], ему говорят, почему скоро сожрал, тебе сегодня пайка нет. И колхозник идет со слезами домой, а дома ребята с голоду помирают, ревут, как волки. Вот что строит советская власть. Но мы партизаны, которые ходили завоевывать советскую власть, не хотим этого. Мы завоевали свободу и для нас чтобы была свобода, а не такое мучение людей. Мы сейчас готовы идти с винтовкой в руках. Если же нас будут угнетать и морить с голоду, мы партизаны и граждане с. Манчаж и всего Манчажского района не хотим этого. Если же нас бедняков и партизанов будут силом гнать в колхоз, то мы спалим красным петухом все колхозные дома и все колхозное богатство. И не только спалим ближайшие колхозы, но и поедем дальше, где есть крупные колхозы, жечь их. Ведь война над головой, а вы все делаете такие вспышки. Пускай существуют те колхозы, в которые вошли люди добровольно, а не силом загнанные в колхоз. Даешь нам свободу, которую мы завоевали, а иначе жжем колхозы и идем на них войной.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 1. Д. 100. Л. 60. Заверенная копия. Машинопись.

На фоне массовой кампании по организации колхозов возникали довольно любопытные казусы. Об одном из них рассказывается в письме о “колхозе имени Руфа Королева”, который находился «в трех верстах от деревни Дячкино Глубоковского района Шахтинского округа». «Руф, — говорилось в письме, — организовал ТОЗ путем привлечения кочевого крестьянства из центральных губерний, заманивая их на станциях железной дороги». Под ростовщические займы купил инвентарь и трактор. Запугиванием добился личной диктатуры не только над членами ТОЗа, но и над окрестными гражданами. «Предавался пьянству и безудержной блажи. Члены коллектива были фактически его крепостными, а Руф — барином».²³*

Возникновение колхозного сектора в экономике сопровождалось, как правило, организационной неразберихой, Несмотря на предоставляемые преимущества, выделение колхозникам больше земли и лучшего качества, техническую помощь со стороны МТС и шефов, созданные колхозы с их неподготовленной материальной базой производили порою удручающее впечатление. В письмах сообщалось, что урожай не убран, лошади худые и грязные, телеги и сани неисправны, упряжь валяется без присмотра, скот неухожен, техника поломана. Все это, конечно, усугубляло нежелание крестьян идти в колхоз. Линия вражды между колхозниками и неколхозниками доходила уже до постоянных столкновений, стычек и драк, поджогов, порчи имущества. В советской литературе приводилось немало фактов о “кулацких выступлениях” вплоть до убийства колхозников и колхозных организаторов. Но не меньше, оказывается, было свидетельств противоположного свойства. Так, в письме в “Правду” за 15 подписями рассказывалось, как коммунары колхоза “Луч Ильича” (с. Малое Емурлинского района Тюменского округа) устроили пьянку, перепились и давай делать налеты на единоличников. У одного в руках был ножик. Наступая кричали: «Ура, давайте винтовки, надо перебить единоличников». Во время нападения был убит один из единоличников ударом ножа в грудь, другому было нанесено несколько ран, при этом его били какой-то железкой. Единоличники сумели собраться и отогнать коммунаров. На другой день один из коммунаров говорил: «Мало их порезали».²⁴*

Параллельно с созданием колхозов началась травля крестьян-единоличников с попустительства местных властей. Жизнь их становилась все тяжелее. Свирепствовали методы, унаследованные от хлебозаготовительных кампаний. Более того, они распространялись на заготовки других видов продуктов, и не только на них. В одном из сообщений говорилось о заготовке женских кос, причем устанавливались особые прейскуранты на мытые, немытые, отсортированные по различным цветам.²⁵* Повсеместно устанавливались обременительные “твердые задания” на сельскохозяйственные поставки и доходы от промыслов. Выдержки из письма сельского общества Уральского округа в обком ВКП(б) Казахской АССР рассказывают о том, как они проводились:

... Население приведено произволом местных властей в ужас до того, что боимся выступать открыто для обнаружения безобразий... Бремя заготовки мяса пало на середняков и бедняков, притом собраны не излишки, а жалкие остатки... Отобранное мясо, в особенности в Жангалинском районе, хранится до того небрежно, что вонь, несущаяся от мяса вследствие гниения, не подпускает к себе даже близко... бремя же семфонда пало также на середняков и ниже середняков хозяйства... Местная власть обложила население шерстью в декабре 1929 г. и январе 1930 г. в порядке принудительном. Тогда население поснимало со своих баранов и верблюдов шерсть, несмотря на трескучий мороз, на этой почве сократилось значительное количество скота, так как животные, лишенные естественного покрова, не выдерживали зимнюю стужу и пали... Благодаря перегибам, допущенным местными властями по заготовке хлеба, шерсти и мяса, постигло сокращение количества скота на 75%... Происходит массовый арест, уральский изолятор переполнен — большинство коих середняки и бедняки. Многие из трудящихся обращены по произволу отдельных людей и местных властей в кулаки, то есть лишены избирательных прав и привлечены к 28 статье...*

РГАЭ. Ф.7486. Оп.1. Д.100. Л.139(об)-140. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Вернее, задержаны (но не привлечены) для определения меры наказания, согласно 28 статьи УК РСФСР или 28 статьи Гражданского кодекса РСФСР о неправильном оформлении и, стало быть, сокрытии доходов от имущественно-товарных сделок.

О резком сокращении поголовья скота свидетельствует секретное сообщение председателя СНК РСФСР С. И. Сырцова в ЦК ВКП(б) на имя В. М. Молотова о положении в ЦЧО в связи с мясозаготовками от 10 июня 1930 г. «... В области катастрофическое сокращение стада. По сравнению с 1928 годом крупный рогатый скот сократился на 32%, свиньи — на 72%, овцы — на 50%. Заготовки идут за счет сокращения основной части стада с подрывом возможности восстановления в ближайшее время... 80‑90% заготовок должно будет идти за счет однокоровников. Фактически заготовки превращаются в изъятие последней коровы, что встретит решительное сопротивление крестьян и новый поток выбрасывания на рынок рабочего скота молодняка. Надо ясно себе представить, что дело будет идти в порядке реквизиционных методов заготовок с участием милиции...».²⁶*

Сокращение поголовья усугублялось массовым забоем скота теми крестьянами, которые вынуждены были идти в колхозы, а также его падежом в обобществленных хозяйствах ввиду отсутствия помещений, надлежащего ухода и заботы.

Противостояние распространилось и на младшие поколения. В сообщениях с мест говорилось о стычках детей единоличников и колхозников в школах, о том, что детей единоличников не брали в колхозные ясли. Волна “антикулацких настроений” захлестывала общество, обрушиваясь на основную массу крестьянства в лице середняка. Один из них в своем письме в “Правду” выражал возмущение по этому поводу:

Середняку-крестьянину нигде не дают ходу. Неужели верна такая политика советской власти, неужели так нужно понимать диктатуру пролетариата? Например, в колхозе — его на худшую работу и уж во всяком случае трактористом быть не может.*

Соваппарат орабочивается, милиция орабочивается, в рабочие на фабрику и завод середняка не принимают, про вузы и втузы говорить не приходится, там 75‑80% должно быть рабочих и их детей, а на долю середняка приходится нуль.

Его (середняка) роль должна сводиться лишь к тому, чтобы увеличивать зарплату рабочих.

Иван Кукан, с. Горки.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 108. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Подчеркнуто в источнике.

Одним из способов вовлечения единоличников в кооперацию или колхозы было прекращение продажи им товаров в кооперативных магазинах и лавках, (а они были главным источником приобретения городской продукции на селе), если крестьяне не являлись членами кооперативов или колхозов. В одном из писем в “Правду” из Ряжского района Московской области, относящихся к началу 1930 г., воспроизводилась такая сценка:

Ткнулись в кооператив мужички, спрашивают:

— Мне бы табачку осьмушку.

— А яйца у тебя есть? — спрашивает продавец.

— Какие яйца? — спрашивает ошеломленный мужичок.

— Известно какие — куриные, и махорку мы даем только на яйца. Принеси десяток, дадим тебе осьмушки две.

— Вот бы мне ниток катушку...

— Яйца неси! — твердил неумолимый продавец. Картошку вези...

— Фу, пропасть, да я сам меру купил. Ну свешай селедочек фунтик или какой-другой рыбешки килишко.

— Даем только на яйца да [под] контрактацию колхозникам тоже даем, а единоличникам райпо не велело отпускать.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 1. Д. 100. Л. 165. Заверенная копия. Машинопись.

Но, пожалуй, самое большое число эксцессов в стране было связано с проведением “политики ликвидации кулачества как класса” или “раскулачиванием”. Официально она была провозглашена только на XVI съезде ВКП(б), созванном в конце июня 1930 г., но фактически проводилась с конца 1929 г. по прямым указаниям сверху.

Раскулачиванию подлежали 3 категории крестьян: 1) так называемый “контрреволюционный кулацкий актив”, подлежащий аресту и заключению с высылкой членов их семей; 2) “крупные кулаки, агитировавшие против колхозов”, которые подлежали выселению вместе с семьями в другие, как правило северные, районы страны; 3) “остальные кулаки”, подлежащие переселению в пределах той же местности. Критерии раскулачивания были весьма неопределенными, что позволяло местным работникам толковать их и “вкривь и вкось”. Раскулачивание происходило совершенно произвольно и зависело от ряда субъективных факторов: от служебного рвения местного начальства и “деревенского актива”, от степени социальной напряженности в деревне, постоянно тлеющих внутри нее конфликтов, взаимного сведения счетов, доносов и пр.

Активное участие в раскулачивании принимали колхозники, спаянные теперь общей судьбой. Отношение попавших в колхозные тенета, к тем, кто еще не испытал этого, зачастую определялось ущемленным чувством: «раз мне плохо, пусть тебе будет еще хуже».

В письме в “Правду”, относящемся к лету 1930 г. из колхоза в Замотье (8 км от Дмитрова Московского округа) под названием “Нечего на стрелочника сваливать” говорилось:.

Насилие, которое произвели бригадники, привело к полному недоверию ЦК партии, в особенности к т. Сталину. Его называли зимогором*, прохвостом, говорили, что у него закружилось в голове. Нечего на стрелочника сваливать. К делу коллективизации нужно было подойти вполне серьезно вверху, и постановление ЦК ВКП(б) о борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении разослать вперед да точно определить понятие о кулаке. В районе 10 кулаков, а раскулачили 500 человек (дворов). Крестьяне здесь не против коллективизации, но решительно против работы совместно вот с такой бандитской шайкой, какую у нас представляет “беднота”.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 228. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* “Зимогор” — значение слова не совсем ясно. В ряде мест “зимогорами” называли людей, которые оставались зимовать в горах. Возможно, намекается на происхождение Сталина и его “дикость”.

Раскулачивание подчас превращалось в форменный грабеж крестьянских хозяйств. Не случайно члены бригад по раскулачиванию получили прозвище “барахольщиков”, ибо тащили все, что попадалось под руку. В сообщениях с мест говорилось о том, что «с пьяными рожами» отбирали скот, семена, инвентарь и т. п.²⁷* Для “бригадников”, состоявших в основном из колхозников, бывших бедняков или батраков, раскулачивание становилось способом вспомнить старые обиды, удовлетворить чувство мести. Не последнюю роль играл и материальный интерес, возможность поживиться чужим добром.

Свою оценку раскулачивания дал человек, сам подвергшийся этой процедуре и, по всей видимости, навсегда покинувший деревню:

Раскулачивание проходило таким образом: приходят человек 15 ночью и забирают все. Тащили кислые ягоды, соленые огурцы и даже мясо из горшка. С меня сдирали последнюю шубу, которую я не дал, за что и был арестован тут же. Спрашивается: раскулачивание это или грабеж? По-моему, кулаков раскулачили еще в то время, когда вели политику ограничения. А во время ликвидации кулачества как класса производили форменное ограбление трудового крестьянства. Недаром испугались добавочного лозунга ликвидировать городскую буржуазию, это бы стало касаться самих же ответственных работников, которые имеют по несколько комплектов одежды и хромовые сапожки. Раскулачили тех, за чей счет существовал Советский Союз, кто давал государству необходимое сырье и продукты.

О правых уклонистах. В газетах пишут, что якобы были загибы во время коллективизации влево, но нужно сказать, что не кое-где, а лозунг ликвидации кулачества сам по себе является загибом влево. ЦИК* пишет о борьбе с левым уклоном на словах лишь, а на деле проводит практику левого уклона. Правильно правые указывали на трудности. Я не сторонник старого строя, но нельзя согласиться с тем, какую проводили линию с ХV партсъезда. Много погибло человеческих душ во время выселения кулаков, при 40 градусах мороза везли семьи на лошадях в Тюмень, в Тобольск. В одном городе Тобольске похоронено около 3 тыс. людей, это совершенно неповинные жертвы, это похоже на то, что когда-то Ирод издавал приказ избить младенцев до 6‑месячного возраста. Пусть считают меня кулаком за то, что я не желаю пойти в колхоз, но при чем же тут дети виновны? Много пишут о самокритике, а на деле выходит так, что совсем нельзя критиковать ЦИК. Это как будто какая святыня или же императорская корона. Правы т. Бухарин, Рыков, Фрумкин и Томский, они лучше вас знают крестьянский быт и крестьянскую идеологию.

Мой настоящий адрес: г. Тобольск, ул. Немцова, № 27, Капустин.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 1. Д. 100. Л. 127. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Имеется ввиду ЦК ВКП(б).

В своих жалобах многие “раскулаченные” полностью отрицали свою принадлежность к “кулакам”, подробно описывая свое имущественное положение. Чтобы избежать раскулачивания отдельные крестьяне подводили свои хозяйства под однолошадные и однокоровные, но и это мало помогало. Волна раскулачивания неудержимо разрасталась. В одной из заметок, присланных в “Правду”, из Тамбовского округа говорилось:

Не постеснялись раскулачить Ермолая Дмитриевича Чаликова, участника гражданской войны на Восточном фронте. В рядах Красной Армии был беспрерывно с 1919 по 1926 год. За боевые отличия имеет орден Красного Знамени.

В 1927 г. был председателем сельсовета. Хозяйство у Ермолая Дмитриевича середняцкое. Наемного и машинного труда никогда не применял.

Чаликов пытался поехать к Ворошилову, но ему за такой смелый шаг пригрозили арестом и еще кое-чем. Кроме Чаликова, есть раскулаченные и другие красноармейцы.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 1. Д. 100. Л. 48. Заверенная копия. Машинопись.

Сообщалось о раскулачивании бывших красных партизан в Сальском округе СевероКавказского края. «При этом беспощадно грабили. Раскулачили отца красного курсанта».²⁸*

Массовым явлением стало раскулачивание середняков. Как говорилось в одном из писем, некто Гудзь при голосовании за раскулачивание говорил о середняках, что тут и голосовать нечего, «в этом деле середины быть не может, если резать, так резать, а кто хочет быть посередине, того мы наденем на штыки и погоним вместе с кулаками».²⁹* Раскулачивание часто использовалось для сведения счетов с теми, кто посмел критиковать начальство. Как писал один из сельских корреспондентов: «Я получил выписку из протокола районной избирательной комиссии о том, что я перевожусь в тыловое ополчение и лишен избирательных прав. Торговли никогда ни я, ни мой отец, ни деды, ни прадеды никогда не имели, наемным трудом ни до революции, ни после революции я не пользовался ни одного дня, в белых бандах не был, служителем культа никогда не был, так как с малых лет неверующий. Здесь все говорят, что они меня лишили избирательных прав за то, что писал в газеты и был селькором.³⁰* Были и личные мотивы. В одном из писем из Белоруссии говорилось, что «был раскулачен и сослан гражданин деревни Тиршево Росицкого сельсовета Верига Иосиф и его мать по злобе бывшего председателя Росицкого сельсовета, которая “сваталась” за Веригу, а последний это отклонил».³¹* Много жалоб было на то, что «богачи остались, а середняки сосланы». При этом жалобщики, как правило, в духе времени старались навесить “богачам” контрреволюционное прошлое, сообщалось о «смычке разложившихся партийцев с бывшими белогвардейцами и кулаками». Насколько это соответствовало правде, судить трудно, один факт является несомненным. Подобный прием использовался для того, чтобы доказать свою лояльность власти. Другой пример, когда пишущие, в силу общинной солидарности, отрицая наличие “кулаков” у себя в деревне, призывали начальство поискать их в соседних селах. Слово “кулак” абстрагировалось от конкретных носителей этого образа, становилось символом страшного врага социализма, заслуживающим беспощадной расправы. Достаточно было намекнуть на кулацкую принадлежность, чтобы в души людей вселился страх и ужас.

Достаточно свидетельств того, что раскулачивали не только крестьян. Как сообщалось в одном из писем:

В Воткинском районе Сарапульского округа местные организации, в частности председатель горсовета тов. Маринин и несколько других, подобных ему, помешались на раскулачивании и конфискации имущества. Большой процент раскулачили членов союза, рабочих завода, семей красноармейцев и самих красноармейцев. Все это происходило на глазах местного прокурора и парторганизации. Главу всех этих головотяпских проделок, Маринина, до сего времени не наказали, а наоборот, из горсовета послали на колхозную работу.

Следствием уголовного розыска по делу самоубийства красноармейца Фионовского установлено, что последний был лишен прав гражданства и звания красноармейца.

Вся общественность об этом знает, но открыто выступать боятся, благодаря большого зажима.

Мисюров А. Н., г. Воткинск, Урал.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 78. Заверенная копия. Машинопись.

Общее неприглядное впечатление от раскулачивания усугублялось тем, что его пик пришелся на разгар безудержной антирелигиозной кампании, закрытие церквей и мечетей, аресты священников и мулл. В свою очередь, все это сплеталось в общую картину яростного наскока на деревню, подчас вообще не поддающуюся разумному объяснению. Отовсюду шли описания примерно следующих сцен:

Мужчины и женщины собрались и бежали, как на пожар, к церкви, чтобы отнять церковь и не дать бить и ломать. Некоторые женщины сделались, как звери, и шли против власти сельрады, чтобы защитить церковь. Туда выезжала из Пирятина власть для погашения штурма церкви, причем арестов не было, потому что пирятинская власть обещала исполнить желание крестьян и крестьянок насчет церкви. Успокоила разгар крестьянского штурма и, довольная, уехала. А крестьяне все бесятся, все хлопочут, и все без толку, а дальше что будет — кто его знает. О чем и докладываем вам — высшим властям на ваше усмотрение, чтобы утолить и погасить сердца возбужденных крестьян из-за церквей их, как в Маерщине, так и в Караваях и т. д.

Землянский И. С., с. Михайловка, Дубенский округ, Пирятинский район [УССР].

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 223. Заверенная копия. Машинопись.

СОЗ “1 Мая”, председатель сельсовета и влившийся Крестищенский Совет провели заседание, на котором председатель сельсовета предложил: «Сломайте церковь в Крестище, а я вам дам двигатель, который изъят у кулака». Так как председатель сельсовета с другими лицами, стоящими против союза верующих, напились допьяна, сделали наступление на церковь. Сбежались женщины не менее 100 душ. Пьяницы начали бить женщин и бросать через ограду, крича: «Бей не только “святыню”, но и по длинным волосам». Около 15 женщин оказались тяжело избитыми. Женщины поехали в Краснодар к врачу на освидетельствование и дело передают в суд.

Г-н Крестищенской слободы Феодосий Ф. Таран.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 220. Заверенная копия. Машинопись.

Закрытие церквей, приспособление их под клубы, склады, амбары, несмотря на стихийные протесты населения, разворачивалось поистине бешеными темпами, а естественное сопротивление этому процессу среди населения выдавалось как усиление религиозной контрреволюционной агитации. Свидетельством тревожной и неустойчивой ситуации стало распространение слухов, которые, как не раз бывало в прошлом, приобретали совершенно иррациональный характер, поражающий порой отсутствием какого-либо здравого смысла и содержания, вроде “Манифеста царя Алексея”, ходившего по Украине.³²* Имели хождение “письма от бога”, где говорилось, что «нечистый спустился с неба», что «живут в мире нечестивые», что «кто не верит, будет наказан ветром, градом», что скоро «пойдет брат на брата и будет кровопролитие».³³* Сообщалось, что в деревнях «ходят слухи о домовых, леших, всякие легенды и небылицы в связи с коллективизацией. Объявляются иконы. Стекаются паломники. Женщины жалеют, что вступили в колхоз, «продав душу Антихристу», «говорят о каком-то камне, упавшем с неба, о каменном дожде, о засухе, насланной за грехи людей», «рассказывают, что всех загонят в коммуны, где начнется постыдная половая, развратная жизнь».³⁴* Рабочая бригада, посланная на “фронт коллективизации” из Москвы по линии Моссельпрома на Украину, в своем письме в “Правду”, сообщала следующее:

В отдельных районах и местах немало вредит делу коллективизации и мобилизации средств разные религиозные секты.

По Гельмязовскому району (район сплошной коллективизации) Шевченковского округа в селе Калаберды, церковники разнесли агитацию о том, что в созах председателями будут те, кто раньше были помещиками, или «в библии и евангелии сказано о том, что созы будут существовать 28 дней, артель — 21 день и, начиная с 1 февраля, если перейдем на коммуны, то еще 42 дня будем жить, а потом наступит “конец мира”».

В связи с такой агитацией было несколько заявлений о выходе из колхоза. Там же с мобилизацией средств было слабовато, а церковный совет за одну ночь собрал 130 руб. В другом селе, Бубнова Слободка, группой кулаков и церковников (члены церковного совета) ведется агитация такого сорта:

1) коней отберут для евреев обрабатывать их землю;

2) от каждой женщины будут брать по 5 пуд. женского волоса;

3) каждая хозяйка обязана будет давать в коллектив 8 пудов рубашек для тряпья;

4) четырехпудовых девушек будут отправлять в Китай;

5) деньги мобилизуются для отправки кулаков;

Молитесь богу, не идите в чертово царство колхозов.

На основании религиозных убеждений было подано 16 заявлений о выходе из колхоза.

Например в селе Яблоня Каневского района организована артель “Новый шлях”, там ведется религиозная контрреволюционная агитация как внутри, так и вне колхоза. Церковный староста, сам находясь в колхозе, агитирует других о выходе из него. Он же собрал для церковных надобностей 184 руб., в то время как кампания финансового месячника очень туго подвигалась. В орбиту подобной агитации вовлечена часть середняков (слепец Прокопадр и др.)

Лутовский агитирует за то, что «печатки будут прикладывать к тем, которые пойдут в колхоз и детей в ясли отдадут».

А партийные работники, — или их совсем нет, или, если есть, то слабы и не в силах бороться с такой агитацией.

Религиозников-контреволюционеров нужно изолировать. Об этом просит большая часть деревенской массы.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 56‑55. Заверенная копия. Машинопись.

Многие “служители культа” или их родственники вынуждены были как-то приспосабливаться к ситуации. В архивных документах хранится немало свидетельств того, как это происходило. Вот например, заявление священника, присланное им в газету “Правда”:

Настоящим прошу вас разъяснить мне следующие факты: в нашем приходе Ряговского* района в дер. Подпорохи и Наволок имеется колхоз. Меня как священника могут, может быть, просить прибыть к ним и совершить какую-либо требу, а потому, чтобы не быть перед советской властью ответственным, я прошу вас убедительно — вышлите мне Ваше распоряжение, могу ли я сделать у них ту или иную требу, не помешает ли классовая линия.

Но я думаю, что я не должен к ним касаться, собственно по соображению классовой линии.

Каждый колхозник — на пути к коммунизму, и с религией поэтому он не должен ничего общего иметь. А если это так, то я прошу Вас всех колхозников поставить в известность через своих организаторов, пусть они знают, что они антирелигиозники.

Мне бы очень хотелось этого, чтобы они отреклись от религии, здесь бы тогда все кулаки как начисто просеяны были бы, а посему нельзя ли эту линию пустить в ход так. Пришлите мне Ваше распоряжение, в котором было бы ясно сказано, что мне как священнику Ряговской церкви строго запрещается у колхозников Ряговского района совершать всякие требы.

Священник А. Покровский.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 52. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Видимо, ошибка в источнике. Скорее всего Рябовского района Ленинградской области.

В письме явно видно стремление угодить властям и тем обезопасить себя от преследований. Надо заметить, что таким или подобными способами удалось устоять небольшому количеству сельских церквей, которые продолжали действовать в последующие годы. Или вот другой пример, взятый из донесений политорганов: «...В Уфе имеется Всесоюзное управление мусульман, которое также свою работу приспосабливает к периоду реконструкции. Основываясь на коране, ведет агитацию за коллективизацию сельского хозяйства, будто бы колхозное движение указано Магометом 1300 лет тому назад, что Магомет являлся первым коммунистом».³⁵*

О последствиях антирелигиозного наступления, о том, какой разлад он порождал в семейной жизни, свидетельствует письмо некой “гражданки” Сигаевой.

Гр. с. Н. Самаевки Рыбкинского района Мордовской обл. Ср.‑Волжского края Сигаевой Доминики. Я — жена попа, имею 6 малолетних детей. В разделе с 1922 г. Имеется сын. Последний со дня раздела доказывал о правильной политике в работе партии и советской власти, доказывал о неизбежности гибели капитализма и т. д. В первое время я с ним даже не разговаривала, проклинала его, ругала. В конце концов я сумела понять его. И с нынешнего дня, когда в результате раскулачивания не имею положительно никакого имущества, раз и навсегда отрекаюсь от старого, ненужного и вредного взгляда. С нынешнего дня я развожусь со своим мужем. Мне больше не нужно эксплуатации и насилья. Пусть лишения и невзгоды впереди. А свой собственный труд и труд детей станут и будут моим лучшим идеалом. С этого дня я беру себе и детям свою девичью фамилию — Туманова.

Призываю горячим и убедительным голосом последовать моему примеру всех тех, кто до сих пор не осознал могущества нового, свободного от гнета и насилия общества.

Д. Сигаева

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 218. Заверенная копия. Машинопись.

В сводках письмо было интерпретировано как “новый трюк разлагающегося старого мира”, т. е. с явным подозрением в истинности побуждений автора, но тем не менее как документ, который “можно и нужно использовать для антирелигиозной пропаганды”. Сам же отказ от “чуждого социального происхождения” или “религиозности” мало помогал в повседневной жизни и всегда мог стать поводом для социального остракизма и политических обвинений. Не удивительно, что многие люди стали тщательно скрывать свое прошлое, отрекаться от своих родителей, родственников, друзей.

“Раскулачивание”, массовый забой скота, изъятие имущества, переходящее в грабеж, выселение под дулами винтовок, преследования по социальным, религиозным и политическим мотивам и многие другие трагические события сопровождали сплошную коллективизацию. Общее количество ликвидированных “кулацких хозяйств” за 1929‑31 гг. измеряется цифрой 1.1 млн. Вместе с семьями — это несколько миллионов человек. Количество выселенных семей, преимущественно в северные районы, составило за тот же период 381 тыс., насчитывавших в общей сложности 1.8 млн. человек. Эшелоны и обозы с раскулаченными, сопровождаемые работниками ОГПУ, двигались по всей стране, направляясь на Север, Урал, в Сибирь. К ним присоединялись семьи священников, “бывших помещиков”, отдельных представителей сельской интеллигенции и других “чуждых” и “враждебных” элементов. За каждой из таких “отправок” стояла личная и семейная трагедия.

Во многих источниках упоминается о положении ссыльных и их взаимоотношении с местными жителями. Некто Коростин А. И. из Чердынского района Верхне-Камского округа писал в “Правду” следующее: «Ссыльнопоселенцы, живущие в д. Чувашеевой Чердынского района ходят в ближайших деревнях около Чувашеевой собирать “ради христа” и наводят панику: вы, мол, в колхозы не вступайте, а то будет плохо. У нас на Кубани всем колхозникам на лбу ставят клеймо и вырезывают буквы. Население в колхозы вступать боится, особенно женщины. Мы требуем их убрать из Чердынского района».³⁶* Но было и сочувствие и протест против подобных мероприятий властей, как, например, в вышеприведенном письме Капустина.

За счет раскулаченных стали пополняться также лагеря и колонии ГУЛАГа. Один из служащих Зейской ИТК, где труд заключенных использовался на золотых приисках, М. С. Иванушкин писал о том, что в результате хлебозаготовительной кампании, раскулачивания, переселения людей из приграничной полосы в отдаленные районы Сибири исправительно-трудовые дома оказались переполнены. Людей бросали на работы наспех. «Гонят эту сырую озлобленную массу, взбудоражили население. Дело к зиме, жилых помещений нет, а люди износили все свои потрохи». Многие, писал он, начинают разбегаться, так как «конвоя, оружия и огнеприпасов недостаточно.» В связи с этим он призвал срочно пересмотреть все дела, часть людей освободить из под стражи, а больных изъять с приисков.³⁷* Группа сельских работников из Красноярска сообщала, что после того как «в одну ночь арестовали людей, через 3‑4 дня посадили их в вагоны и как баранов отправили в Сибирь», а там «по внешнему виду отбирали в сторону и после отпускали, спросив только: сколько вам лет?»³⁸*

Проведение столь крутых, сколь и беспорядочных мер не могло остаться без последствий. С разных концов страны шли сообщения о фактах активного и пассивного сопротивления крестьян коллективизации и раскулачиванию, охвативших практически каждую деревню. Покушение на личную собственность и с трудом нажитое добро вызывало резкий отпор. Из Среднего и Нижнего Поволжья соообщалось: «Раскулачено приехавшей бригадой все село Черепаха Сердобского района. Была свалка. Убито из бригады 8 человек, а сколько крестьян — неизвестно. То же было в Енотаевском, Черноярском, Владимирском районах».³⁹*

Источники указывают на особенную отчаянность “хранительниц домашнего очага”. Как говорилось в одном из писем, «бабы брали топоры и камни, чтобы отогнать коммунаров от своих усадеб».⁴⁰* Или «женщины кричат, ругаются матом под одобрительное улюлюканье подкулачников».⁴¹*

Но в ряде мест разгоралась настоящая крестьянская война, как например на Украине. Вот, например, выдержки из докладной записки в ЦК ВКП(б) зам. председателя ГПУ Украины К. М. Карлсона от 19 марта 1930 г.:

Со второй половины февраля текущего года в ряде округов Украины: Старобельском, Проскуровском, Днепропетровском, Сумском начались массовые волнения крестьян, вызванные в основном искривлениями линии партии частью низового партийного и советского аппарата при проведении коллективизации и подготовительной работы к весенней сельскохозяйственной кампании.

За очень короткий срок массовые выступления из перечисленных выше округов перебросились в соседние округа, причем наиболее острые формы крестьянские волнения приняли в непосредственной близости к границе — в округах пограничных и приграничных. Уже к 8‑10 марта охваченными антисоветскими выступлениями оказались 18 округов с общим количеством 110 районов; причем районы были поражены не полностью, а в отдельных селах. Особенно угрожающими были округа: Шепетовский, где было охвачено выступлениями 13 районов, Бердичевский — 10 районов, Одесский — 3 района, Тульчинский — 15 районов, Киевский — 5 районов, Винницкий — 4 района, Проскуровский — 8 районов и Днепропетровский — 8 районов.

Основная масса крестьянских волнений связана с категорическими требованиями возвращения обобществленного посевного материала и сельскохозяйственного инвентаря.

Массовые выступления сопровождались самовольным разбором и расхищением обобществленного имущества.

Лозунги активных участников массовых выступлений, подхватываемые обычно всей массой выступавших, сводятся к конкретному протесту против проводившихся мероприятий, особенно по линии коллективизации.

На этой почве отмечается ОБЩНОСТЬ ЛОЗУНГОВ крестьянских волнений: «ДОЛОЙ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЮ... ВОЗВРАТИТЕ НАМ ХЛЕБ И ИНВЕНТАРЬ».

Вместе с тем во многих местах массовые выступления проходили под явными контрреволюционными лозунгами:

«ДОЛОЙ СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ... ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДНАЯ ТОРГОВЛЯ».

В тех случаях, когда массовые выступления разрастались и носили особо острый характер, в отдельных местах сопровождаясь вооруженным сопротивлением местным властям.

Участники массовых выступлений, вооружившись лопатами, вилами, топорами, а также частично охотничьими ружьями, дробовиками и обрезами, не ограничиваются расхищением обобществленного имущества, а переходят в отдельных случаях к серьезным активным действиям, громя сельские советы, зверски расправляясь с активом и представителями власти, нередко выбирают сельских старост для “руководства” селом, охваченным выступлением, вынося целый ряд контрреволюционных постановлений против основных мероприятий партии. [...]

РЦХИДНИ. Ф. 85. Оп. 1. Д. 118. Л. 43‑49. Правленная заверенная копия. Машинопись.

Далее в записке подробно рассказывалось о мероприятих ГПУ по подавлению крестьянских выступлений. При этом потери, непосредственно связанные с массовыми выступлениями, за время с начала активных крестьянских выступлений по 18 марта по 13 округам УССР выразились в следующих цифрах: со стороны ГПУ — 107 человек, с противоположной стороны — 147 человек. Как считал автор записки, последняя цифра преуменьшена, «поскольку эти потери не поддаются точному учету».⁴²*

Но этим дело не ограничилось. Как говорилось дальше, «органами ГПУ Украины в порядке ликвидации раскрытых контрреволюционных организаций и групп, восстановления революционного порядка в пораженных участках и изъятия из села к.-р. кулацкого актива»... «АРЕСТОВАНО всего с 1 февраля по 15 марта 25.000 человек. В том числе РАСКРЫТО И ЛИКВИДИРОВАНО: а) контрреволюционных организаций — 36; б) к.-р. кулацких и террористических групп — 256. РЕЗУЛЬТАТИВНОСТЬ проведенных оперативных мероприятий в связи с оперативным ударом по к.-р. активу характеризуется следующими цифрами: РАССТРЕЛЯНО — 656 человек, ЗАКЛЮЧЕНО В КОНЦЛАГЕРЬ 3673, АДМИНИСТРАТИВНО ВЫСЛАНО — 5580...»⁴³*

В заключение говорилось о выселении кулаков, которое на Украине началось с 20 февраля и должно было закончиться 29 марта. По данным на 17 марта было выслано 17602 семей, насчитывавших 88656 человек. С 25 марта должна была начаться «решительная очистка» пограничных и приграничных округов Украины «от бандитских, контрреволюционных и кулацких элементов» общим числом 15 тысяч человек.⁴⁴*

Вот какие события разыгрались на Украине всего лишь в течение полутора месяцев с небольшим. Нечто подобное происходило и в других районах страны.

Размах крестьянских выступлений, видимо, сыграл не последнюю роль в решении руководства осудить “перегибы в колхозном движении”. В докладной записке Карлсона уже чувствуется влияние статьи Сталина, хотя никаких следов послаблений в борьбе против крестьян не видится. Более того, планируется ряд мер, фактически продолжающих ту же политику. Поэтому сведения о крестьянских выступлениях на Украине продолжали поступать и дальше.

Вообще говоря, ситуация в стране после публикации указанной статьи, согласно источникам, выглядела крайне неоднозначно. Кое-где она не только не способствовала успокоению крестьян, но, напротив, даже подвигла на новые выступления, как бы подтверждая их правоту. Как отмечалось в ряде сообщений с мест, «кулаки после выхода статьи Сталина заговорили: наша взяла», «кулачество наглеет, свирепеет», «начался террор тех, кто не хотел входить в коллективы».

О продолжающихся крестьянских выступлениях рассказывали сводки писем из Центрально-Черноземной области:

В с. П.[раво]-Хава 31 марта толпа в несколько сот человек приступила к разбору семенного фонда и разгромила правление колхоза. 1 апреля прибыл отряд 45 чел. войск ГПУ. Попытки уговорить не дали успеха. Толпа все увеличивалась, прибывали люди из окрестных деревень. Отдельный окруженный отряд из 10 красноармейцев после предупредительных выстрелов дал залп, убито 5 чел., ранено 3, после чего толпа рассеялась. Трупы перевезены в больницу в с. Р.[ождествено]-Хава и через некоторое время похоронены на кладбище».

... В селе Кривополье Раненбургского района крестьяне забастовали всем селом и выкинули лозунг: «Долой колхозы, да здравствует советская власть».

В с. Солнцево закрыли церковь и засыпали ее общественным овсом. Под руководством кулаков и подкулачников все крестьяне забастовали, и было похоже на контрреволюцию. Сейчас в Раненбургском районе нельзя проехать из одной деревни в другую, везде и всюду сейчас стоит стража.

Торговля сейчас прекращена: в Раненбурге кулаки и подкулачники стоят с обрезами и убивают общественных работников. Такие контрреволюционные настроения указанных сел нужно прекратить.

Сообщалось и о волнениях в Забайкалье.⁴⁵* О восстании в Сибири рассказывалось также в письме в ЦК ВКП(б) некоего анонимного “партийца”:

Сибирь восстала. Положение такое создалось, какого еще никогда не было. В Шиткинском, Тайшетском, Тасеевском районах идет восстание. Вот-вот дожидаются восстания в Тасеевском районе, куда послано 16 человек организаторов восстания. Числа 30 июня или 1, 2, 3, 4 июля назначено восстание в 1 км от г. Канска, в с. Канско-Перевоз — восстание, коммунисты, все как есть, мобилизованы. Местные власти стараются держать все это в тайне, между прочим, народ все знает. Настроение как у рабочих, так и у крестьян — возбужденное. Надежда только лишь на партийцев и комсомольцев, но есть случаи, когда партийцы и комсомольцы перебегают на сторону восставших. Рабочие и служащие также недовольны. Мука стоит 25 руб., что никогда еще такой цены не было. Ставки сезонным рабочим снизили против прошлого года. А жизнь стала во много раз дороже. Продуктов сезонным рабочим никаких не дают. Рабочие также поговаривают насчет забастовки, кроме того дожидаются восстания или войны, чтобы получить ...* и идти выбить всех коммунистов, а потом идти защищать ... * власть.

Нажим над крестьянами сейчас такой, какой был при помещиках, добровольности нет никакой, а все принуд. Разве мыслимо такое. Из Минусинского округа из одной деревни высылают по 200 семей “кулаков”, которым не дают ничего работать, а также не кормят совершенно. Ежедневно в каждом в отдельности участке вымирает по 10 детей и взрослых. А из всех сосланных очень и очень малый процент кулаков, так как кулаки настоящие были раскулачены еще в 1928‑29 г. Сейчас проводится контрактация скота, где у крестьян забирают последних коровенок. Уполномоченных разные организации посылают только лишь бы чтобы отвязаться, которые никогда газет не читают, а, приезжая на места врут-врут, чем только озлобляют крестьянство. Сейчас под совхозы отрезают земли, а крестьян выселяют на неразработанные земли. Все говорят о том, что во всем виноват Сталин, что Сталина надо убить...

Кроме того, центральным органам известно положение в г. Канске, но ничего не принимают. Сейчас нужно срочно выслать правительственную комиссию и старых руководителей партизанских отрядов, которые бы разъяснили крестьянам. Братья Яковенко руководят партизанским отрядом восставших.

Прошу принять мое письмо со всей серьезностью, иначе каждый день промедления очень дорого будет стоить.

Писал партиец.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л 215. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Пропуски в источнике.

Следовали сообщения о волнениях на Северном Кавказе: «В станице Гостагаевской Анапского района крестьяне избили ГПУ, кричали бери винтовки. 10 дней стояли солдаты. Станица Анастасиевка тоже восстала. Крестьяне порезали скот. Стали как сумасшедшие». Вслед за станицами начались волнения в Анапе.⁴⁶* На Украине, в Херсонском округе, «милиция стреляет в крестьян. Крестьяне бросают поля, и небывалый урожай в связи с этим пропадает».⁴⁷* То же самое происходило в Сумском округе.⁴⁸* Ходили слухи, что «Красная Армия на стороне недовольных».⁴⁹* Параллельно шли сигналы от тех, кто участвовал в подавлении восстаний: «Встретили нас как белобандитов на КВЖД», «крестьяне помогают восставшим, а не коммунистам», «нас не кормили, пришлось мародерствовать».⁵⁰*

Часто в литературе обсуждается вопрос, на ком лежит вина за “перегибы в колхозном движении”. Официально она возлагалась целиком на местные органы. Однако вряд ли этот вопрос следует переносить только в плоскость вины и искать конкретно правых и виноватых. Источники говорят о том, что по инициативе снизу и при прямой поддержке сверху был запущен невиданный доселе и вроде бы теоретически направленный на созидание, но на самом деле обладавший огромной разрушительной энергией процесс, остановить который было уже невозможно. Поэтому все его участники несут за него свое бремя ответственности. Бесспорно также и то, что местная администрация и активисты, плохо представляя себе, что такое колхозы и зачем они нужны, только и ждали, когда сверху спустится очередная директива, которая даст установки, которые следует выполнять. В свете сказанного статья Сталина “Головокружение от успехов” была встречена неоднозначно, обескуражила местных работников, многие из которых как виновные в “перегибах” были в духе времени подвергнуты репрессиям и зачислены в разряд “левых оппортунистов”. «Всегда валят на стрелочников — писал один из них. — Было же сказано, что там, где можно, надо нажать».⁵¹* Некто Осмоловский из Тихорецка сообщал, что многие низовые работники не согласны с тем, что поступили как тот батрак в известной басне Крылова, что «мол, сдуру испортили всю капиталистическую шкуру, обобществив даже курей».⁵²* Один из местных партийных секретарей выразился в том роде, что «т. Сталин не прав. Отступать поздно».⁵³* Другой — Чумаченко Р. И. из Березовки Одесского округа говорил: «Черт принес тов. Сталина с его безрассудными взглядами, как разобрали весь продуктивный скот и тягловую силу».⁵⁴* В этой связи привлекает внимание вопрос о так называемом “отливе из колхозов”. По описанию одного из корреспондентов — активистов колхозного движения он выглядел так:

Бывшая церковь, а ныне школа, набилась битком. Налево сидели женщины, их было явное и подавляющее большинство, а направо — мужчины.

— Р-а-з-а-р-и-и-и-л-и! С голода помираем! — Лицо кричащей женщины было жирно и красно.

— У меня гужи утащили!

— У меня возжи пропали!

— У меня колесо у телеги сломали!

— Шило пропало! Шило!

Актив торжественно молчал.

Долго кричали, бранились, отводили на нас души женщины. Мужчины упорно молчали и не голосовали ни “за”, ни “против” колхоза. Скисшие активисты мысленно лезли под стол. Бухгалтер Осипов, горький пьяница, шопотком пускал слухи о конце колхозов по всему СССР.

Многие за полночь потеряли голоса и постановили, вместо того, чтобы сеять, земли и посевы поделить по едокам.

Труд работавших добросовестно не был учтен и оплачен. Труд их пошел за спасибо. Да и спасибо-то не было. Тот, кто не работал, не хотел работать, получил посев. Приехавшие только провели этот дележ по порядку и постарались его провести, по возможности, срочно, дабы не сорвать посева остальной площади. Вот как действуют кулаки.

Игорь Сахаров, почта с. Ольга, Владивостокский окр.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 198‑197. Заверенная копия. Машинопись.

Встречались жалобы активистов и советских организаторов на то, что после выхода статьи Сталина невозможно стало работать. Один из пропагандистов в мордовской деревне М. Ф. Захарин сетовал на то, что нельзя вести антирелигиозную пропаганду: «женщины перестали ходить на ликпункт».⁵⁵*

Однако большинство сообщений было на тему о том, как поступали с вышедшими из колхоза. Им не возвращали скот и имущество, вместо прежней земли выделяли неудобья, отказывали в семенах, в сенокосах, в выгонах для скота. Иной раз землю вообще не выделяли, грозя расправой или направляя «дуло револьвера», как было в Северо-Осетинской автономной области. Группа крестьян в статье в “Правду” под названием “Левые оппортунисты на Климовщине Могилевского округа совсем одурели” писала: «Прочитав новый устав сельскохозяйственных артелей и статью т. Сталина, они стали собирать сходы и говорить крестьянам, что это написал статью не т. Сталин, а какой-то кулак, а если и т. Сталин, то это не вождь, а подрывщик пролетариата. Кто читает газету и правильно разъясняет ее крестьянам, того унтер-пришибеевы называют подкулачниками и угрожают Соловками».⁵⁶* В Кубанском округе выходящих из колхоза запугивали судом. В одном из писем говорилось, что «член правления колхоза с криком схватил чурбан и давай крестить прибывших женщин: “Я вам, мать вашу так, дам посева. Вот вам, бога мать, раздел. Убирайтесь отсюда, всех постреляю”».⁵⁷*

Или вот такая сцена, относящаяся к лету 1930 г. и приведенная неким Мачуром:

13 июня сего года [в] мех[аническую] уст[ановку] № 2 явился отряд из коммуны ст. Нефтянской в количестве 14 человек под предводительством зав. транспортом указанной коммуны тов. Павленкова, все вооруженные винтовками. На вопрос некоторых сотрудников, заданный отряду, что они за люди и что им нужно, т. Павленков ответил, что от них сбежали из их коммуны члены коммуны, уворовав скот и инвентарь, таковые направились на мех. уст. № 2 и 3 для вывозки материалов, мы явились для розыска их подвод. 14 мая, когда подводы возвратились из... [слово пропущено], куда возили шпалы, т. Павленков предъявил им требование о возврате уворованного скота и инвентаря, на что возчики ответили, что они из коммуны вышли, скот и инвентарь забрали как свою собственность. Если мы сделали неправильно, привлекайте нас к ответственности через народный суд. Скот и инвентарь как свою собственность мы не отдадим.

Павленков со своим отрядом отобрал пару лошадей и у мальчика стал отнимать уздечку. Мальчик уздечку не давал. Присутствовавшие рабочие были возмущены поступком отряда и в особенности т. Павленкова, сделали замечание, что такие действия со стороны отряда никуда не годятся. После чего Павленков закричал:

«Разойдитесь — стрелять буду...»

Мачур.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 219. Заверенная копия. Машинопись.

Естественно, что в такой обстановке создавалось впечатление, и небезосновательное, что власти обманывают население. Об этом повествует отрывок из письма в “Крестьянскую газету” крестьянина Белоцерковского.

Кругом брехня.

... Все то, о чем пишет Центральный Комитет, — нетвердое слово. Было предписание Центрального Комитета возвратить не желающим быть в коллективе лошадей и инвентарь. Этого нет абслютно, а наоборот, приедет с Каневской ГПУ тов. Поляков, да вынет наган, [да] позовет в кабинет и [скажет]: «Пойди сейчас, возьми заявление назад о выходе из колхоза, не возьмешь — загоним, как кота».*

Мы видим, все середняки, что в советском строительстве занимаются грабежом и живут на чужой труд. Поотнимали у хлеборобов все абсолютно и говорят: «мы обобществили».

Я, теряя последнюю каплю крови, ходил босой и голый, а стянулся на лошеденку, — ее забрали.

Превратили всех в батраков. На огороды ходили пешком версты четыре поливать капусту: лошадей не дают. Да будь она проклята! И бросили ее на произвол. [Сталин] писал о головокружении — наверно, у наших вождей головокружение. Теперь мы видим — точно брехня, кругом брехня.

Белоцерковский, станица Челбасская, Каневский р-н, Куб. окр. СКК.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 111. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Подчеркнуто в источнике.

М.Квасов из Острогожского округа ЦЧО писал:

...27 марта собрался сход, на котором постановили раздать семена. На другой день крестьяне пошли за семенами. Их здесь встретили пьяные активисты пулей, шомполом и дубинками.

Два дня по улице нельзя было ни пройти, ни проехать, ездили люди с дубинками и сильно набивали, а также забирали в раймилицию, где подвергали истязаниям. В результате трое убитых и очень много раненых...

... У кого увидят газету, тех били сильнее и приговаривали: «Ага, вы статью Сталина читаете».

Петрову, секретарю партийной ячейки, крестьяне, показывая статью Сталина, заявляли, что «вы искривляете партийную линию», а Петров им хладнокровно отвечал: «Вы, товарищи, непартийные и вас это не касается, поменьше верьте этим газетам».

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 78‑77. Заверенная копия. Машинопись.

В ряде случаев, когда крестьяне не хотели оставаться в колхозе, ссылаясь на то, что их принудили к вступлению в него, а теперь, согласно статьи Сталина, «насилие отменено», им «объясняли, что т. Сталин сам правый уклонист».⁵⁸* Один из местных руководителей утверждал, что «статью писал не Сталин, а кулак».⁵⁹* Кое-где «били крестьян за чтение статьи Сталина». Мы-де «центральных газет не признаем».⁶⁰* В одном из писем говорилось, что «4 апреля в д. Старые Броды Чернушенского района Сарапульского округа арестовали крестьянина Котова за чтение односельчанам “Крестьянской газеты”» и предали суду. В результате он получил 4 месяца принудительных работ. «Дело было так. — говорилось в нем. — Котов сепаратно вел беседу с 7 крестьянами о коллективизации, но уполномоченный Бурматов был этим фактом крайне недоволен, поскольку ему было заявлено, что он собравшимся помешал. По мнению Нарсуда, беседа Котова повлекла отлив из колхоза».⁶¹*

Для выхода из колхоза, таким образом, существовало множество препятствий как объективного, так и субъективного характера. По уставу сельскохозяйственной артели, рекомендованной руководством в качестве основной формы колхозного строительства, собственность ее представляла собой неделимые фонды, не подлежащие раздаче. Это служило оправданием для действий местных администраторов и вернуть “свое” крестьянам было очень трудно. Горемыки, вышедшие из колхозов, потерявшие скот, инвентарь, вынуждены были или идти обратно, или уходить из деревни. К тому же на индивидуальные крестьянские хозяйства постоянно усиливался налоговый пресс в виде индивидуального обложения и “твердых заданий”. Существовала и негласная установка, осуждающая «демобилизационные настроения в колхозном движении». Возможности выбора дальнейшей судьбы резко сузились.

Некто И. Брандитский из Никопольского округа (Украина) в своем письме писал: «...Я не понимаю, как может крестьянин идти в колхоз, идти на гибель. Испытавшие эту смерть, выходят из колхозов и за то, что они выходят, им не отдают их хозяйство и посев. Это принуждает в конце концов этих крестьян опять пойти в артель, и власть считает, что они входят “добровольно” и на этих “добровольцах” думает построить социализм. Но такой социализм, который поставили теперь задачей построить, долго не будет держаться...»⁶²*

Наверное, лучше всего охарактеризовали сложившуюся ситуацию крестьяне из деревни Раслово Любимского района Ярославского округа Ивановской Промышленной области: «Эх все равно нехорошо-то, выше лба глаза не растут. Это значит, раз правительство сказало через 5 лет всем быть в колхозах, так и будет, хотим мы или не хотим».⁶³*

Примерно так же как с “вступлением” в колхоз обстояло дело с “раскулачиванием” и “перегибами” в этом деле. Многочисленные сигналы свидетельствовали, что прежние явления продолжали иметь место. Вот, например, жалоба одного крестьянина, присланная в “Крестьянскую газету” из с. Федоровского Пригородного района Вяземского округа Западной области:

Где закон, где правда

... Я, Филатов Федор Филатьевич имел сельское хозяйство: 1 лошадь, 1 корову, 1 избу, земли три гектара. Семья состоит из 4 человек, сам я 62 лет, жена — инвалидка, сын — несовершеннолетний, дочь 14 лет, тоже инвалидка. И по своей инвалидности моя жена имела патент на торговлю корзиночную. Как частную торговку индивидуально обложили налогом и лишили избирательных прав голоса. Через три дня осудили за неуплату индивидуального налога в сумме 54 руб., потом взяли посадили на 1 год 5 месяцев. Ввиду того что я имею бедняцкое сельское хозяйство и не мог уплатить вышеуказанную сумму, я с 13 октября нахожусь в заключении. После статьи т. Сталина “Головокружение от успехов” на мое хозяйство не накладывали индивидуального налога и восстановили в правах голоса. Мне лично говорят, что я не лишался и не лишен избирательных прав голоса, а нахожусь в заключении с 13 октября 1929 г. Где закон?

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 222. Заверенная копия. Машинопись.

Следовали сообщения, что раскулачивание середняков продолжается, что многие продолжают быть под арестом. Со стороны местных администраторов шли жалобы, что кулаков и проходимцев-спекулянтов восстанавливают в правах, призывы не делать этих “вторичных ляпсусов”.⁶⁴* О том, во что выливалось такое “восстановление”, свидетельствует письмо из Мордовии.

В селе Тазнееве Козловского района крестьянин Онуфрий Глухов 80 лет. Имущество на страх [по страховке] оценено 942 руб. Индивидуальному налогу никогда не подвергался. Торговлей никогда не занимался. Сыновья Андрей и Елизар были пастухами и оба служили в Красной Армии. Сам старик в молодости был батраком. Дружный семейный труд помог подняться до степени середняка. В результате — раскулачивание полное, до приведения в нищету. Главным деятелем по раскулачиванию был председатель сельсовета Илюшкин.

Семья имеет требования в сельсовете об отмене раскулачивания от: 1) Козловского рика; 2) старшего следователя Мордовской обл.; 3) прокурора Мордовской обл.; 4) прокурора республики Андреева. Прокурор Мордовской области и прокурор республики за неисполнение требования об отмене раскулачивания грозят председателю привлечением к ответственности. Несмотря на все это председатель неохотно исправил “перегиб”: имущество вернул, в дом пустил, но сказал: все равно вам не достанется, живите пока.

После возвращения имущества Илюшкин пришел и заявил: сад и усадьба не ваши. Взял лошадь. Никаких бумаг не предъявлял и расписки не оставлял. Когда мы заявили протест и указали на бумаги из центра, он сказал: «Никого не признаю, что хочу, то и делаю». Мы сказали, что раскулачивание наше отменено, а он сказал: «А я начинаю сначала». Где конец нашим мукам и кто уймет Илюшкина? В правду мы все-таки верим.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 45‑44 Заверенная копия. Машинопись.

По документам хорошо прослеживается облик “перегибщиков”, людей готовых идти на все, чтобы выполнять раз данную установку, невзирая ни на что, даже вопреки здравому смыслу и рассудку. С этой точки зрения, пожалуй, более всего интересно поведение в деревне “авангарда коллективизации — посланцев рабочего класса”. Отовсюду шли жалобы на их действия в период коллективизации. Как говорилось в одном из писем, «25 тыс. должны не только красноречиво говорить и резолюции писать, а физически работать».⁶⁵* Это высказывание говорит о том, что от рабочих колхозники ожидали прежде всего практической помощи. Трудно что-нибудь сказать о “красноречии” 25‑тысячников. Для не больно речистых крестьян любые мало-мальски связные слова могли казаться верхом ораторского искусства. Кстати, в вышеприведенном письме “партийца” есть упоминание о том, как выступали городские уполномоченные. А вот о том, как они проявляли себя на деле, свидетельств достаточно много.

Например, рабочий Кортев из Нижнего Новгорода говорил: «Середняка нужно жать в кредитах, налогами и в снабжении промтоварами и этим заставить пойти в колхоз. Середняк — тот же кулак, только с меньшим имуществом».⁶⁶* Рабочий из Молдавской автономной республики в своем письме выдвигал требование расстреливать кулаков за поджоги, убийства.⁶⁷* Предколхоза “Победа” Пропойского района Могилевского округа рабочий Сормовского завода Баранов, «не имея ни малейшего понятия о практической работе в сельском хозяйстве, проводил работу путем администрирования. В результате этого из колхоза вышло 9 хозяйств».⁶⁸* В колхозе “Коммунар” того же района «рабочий-сормовец Иванов крайне груб в обращении с колхозниками. В стенной газете был помещен в изображении царского генерала. В результате его работы из колхоза выписалось 21 хозяйство».⁶⁹* Председатель колхоза имени XII съезда Толочинского района Оршанского округа Пекарский, минский рабочий, член ВКП(б), говорилось в письме, «все время пьянствует и проводит время в пьяной руготне с колхозниками».⁷⁰* В Копыльском районе председатель садово-огородной артели Санкович, рабочий, член ВКП(б) «грубо обращается с членами артели и руководство осуществляет административным путем. Авторитетом не пользуется».⁷¹*

Впрочем, такой стиль поведения был присущ многим колхозным организаторам. В Каменец-Подольском округе коммунисты Аболь и Трамбовецкий при коллективизации грозили высылкой с Украины. Вызвали порез и продажу скота, массовое выступление селян против колхоза. В своих действиях ссылались на указание РИКа: «или коллективизируй на все сто, или партбилет на стол».⁷²*

Надо думать, какое смятение ума произошло у этих людей, когда они одни оказались виноватыми в “перегибах”. Об этом свидетельствуют их письма. Вот, например, любопытный документ под названием “Нельзя всех стричь под одну гребенку”, содержащийся в сводках писем в “Правду”:

От члена ВКП(б) с 1927 г. № 0635590 Дервоедова, служу на действительной военной службе в войсках ГПУ. Прошу рассмотреть письмо от брата. Его присудили к году принудительных работ...

«Дорогой брат! Ты спрашиваешь, как я мог пойти на этот перегиб. Это не ради корыстных целей, я выполнял директиву партии; окружкомом ВКП(б) [были] даны директивы в 48 часов обобществить в колхозе скот — вплоть до куриц, вплоть до огородных семян. В феврале месяце сего года в Маслянском сельсовете Тавдинского района я отругал одну женщину: она отказалась ссыпать семена. Муж ее имел 10 лет тюрьмы как бандит и 2 сына [осуждены] за налет и убийство. Члены комиссии по хлебозаготовкам тоже получили по 10 лет. Вот я кого скомпрометировал, а не своего брата-бедняка и союзника-середняка. В Носоревском сельсовете мне путь показал сам предрайисполкома т. Мартынов, что надо ходить по амбарам и садить мужиков в баню, отказывающихся выполнить ссыпку семян. [Это] может подтвердить в Носоревском сельсовете Тавдинского района вся деревня Тандашково. Я мужиков уже садил в этом же сельсовете, но в другой деревне Темная Речка в отдельную избу. Она сперва была холодная: в ней недели две не жили, но там была маленькая печка. Я эту избу отделил — так человек 10‑12, упорно отказывающихся ссыпать семена, и все время их вызывал: кто отказывался, того посылал обратно туда, и так держал около суток человек 6‑8. Конечно, был груб с ними, матерился, но ударять или еще чего-нибудь делать — этого не было. Из рядов ВКП(б) исключили меня 24 марта. Окружной комитет на Окрпартконференции сам осознал свои ошибки в колхозном движении. Допущенные мною ошибки — по недоумению, хотя я работал и секретарем райкома ВЛКСМ, но, ведь, я был выдвиженец, [в прошлом] батрак-рабочий. Меня утопила своя родная семья ВКП(б) [и] за что — за первую мою ошибку, [хотя] я в комсомоле — с 1925 г., а в ВКП(б) — с 1928 г. ...Мне отроду 21 год, я работаю грузчиком в госпароходстве на р. Туре в г. Тюмень, [где] все ширмачи, все тюремщики.* Не хочешь, и не делал бы так, как делают они, но будешь делать, раз судьба в жизни заставила пойти сюда, в такую среду. В такой среде, браток, я тоже могу стать ширмачом и преступником. Придется от своей руки вонзить пулю в свою грудь. Ты узнаешь, какой я твердый. Это не малодушие, а жить дальше так нельзя. Я был батраком, так, наверное, и придется батрачить. Но, ведь, кулаков сейчас нет, теперь батрачить негде, теперь надо идти на ширмача. Когда я зашел к секретарю ОК ВКП(б) т. Маркусу, хотел с ним поговорить, то он мне сказал, что вы хотели вызвать крестьян на восстание своими методами. Теперь вы враги, вам не место с нами, идите от нас прочь — и не стал со мной разговаривать больше. Зашел я к секретарю ОК ВЛКСМ т. Пекаревичу, стал говорить, что я допустил преступление, сам его осознаю, но хоть в комсомоле должен остаться, то мне т. Пекаревич на это сказал: «Вы — троцкист, вам надо идти за Троцким, а не осознавать свои ошибки». Пекаревич — сын бывшего жандарма или фельдфебеля и сейчас он работает уже секретарем обкома ВЛКСМ. Об этом узнали недавно. Вот кто руководил нами, вот кто гонит на гибель. Если будешь говорить каждому, пишут — правый уклон. Пускай расследуют мое дело, потом узнают, виноват я или нет; я не виновен, я жертва...»

г. Тюмень, Дервоедов Антон Павлович.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 204‑203. Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Видимо, жулики, которым место в тюрьме.

В жалобах тех, кто оказался в тюрьме или под судом, сквозит недоумение, непонимание, попытки объяснить свою трагедию происками кулаков. Так, группа заключенных, как они пишут, батраков и в то же время работников низового советского аппарата из Башкирии, допустивших “перегибы” при раскулачивании, утверждала в своем заявлении, что на выездной сессии Башглавсуда 10‑15 марта 1930 г., «было собрано до 200 человек слушателей, главным образом кулаки, муллы, баи, николаевские офицеры, старшины, торговцы... Когда зачитали приговор, они аплодировали. На суде большинство свидетелей были раскулаченные кулаки и духовенство...»⁷³* Представить себе в то время такое скопище “контрреволюционных элементов” просто невозможно. Плохо разбираясь в тонкостях проводимой политики, жалобщики тем не менее твердо усвоили, на что нужно бить, чтобы оправдаться перед властями, и жалели лишь о том, что не успели в свое время расправиться с этими людьми.

Многие нисколько не раскаивались в содеянном, будучи уверенными в своей правоте и даже указывали на ошибки руководства. Так, в письме на имя Сталина через газету “Правда” 6 рабочих Сельмашстроя, члены и кандидаты ВКП(б), писали: «Вы обвиняли многих видных членов партии в правом уклоне, т. Бухарина и других, в настоящее время вы сами снизошли до правого уклона». Указывались и “конкретные факты” этого уклона: разрешение принимать кулаков в колхоз, если члены их семей имеют “заслуги” перед советской властью (работают учителями и др.); разрешение крестьянам свободно торговать; разрешение выдавать детям лишенцев до 12 лет хлебные карточки.⁷⁴* Рядовой член коммуны “Большевик” Чашинского района Курганского округа А. П. Подарский писал следующее: «Никто не предвидел развала. Все были убеждены в том, что в первый год трудности будут, но их можно пережить. Теперь ожила вся контрреволюционная челядь. Отдают под суд тех, кто создавал коммуны. Больно смотреть. Весна, солнце светит, а на душе моей темно».⁷⁵* 25‑тысячник Руднев из Петрозаводска писал: «Отлив из коммуны убивает. 70 дворов из 90, а ведь уже прошло землеустройство. Полностью имущество не было обобществлено, но я думаю лишить их [крестьян] земельных наделов, но не знаю, можно ли это сделать».⁷⁶* 25‑тысячник Кушер сообщал об отъезде из деревни людей с “кулацким настроением” и опасался, что они разбредутся по всему СССР.⁷⁷*

В результате процессов, происходивших в этот период в деревне, действительно, обозначились признаки развала сельскохозяйственного производства и, как следствие, возникла угроза голода в различных районах страны. Шло много сообщений о неубранном в 1930 г. урожае. Крестьяне из Лубенского округа (Украина) писали: «Какой прок от большого урожая, все равно излишки заставят продать по твердым ценам».⁷⁸* Из Нижне-Волжского края (село Светлый Яр Красноармейского района) группа молодежи летом 1930 г. писала о том, что и колхозники, и единоличники употребляют в пищу сусликов, а детвора спозаранку бежит на болота вырывать травяные корни.⁷⁹* О голоде сообщалось из Казахстана, из Ленинградской, Ивановской областей. Указывалось, что в калмыцких селах нет продуктов, трудное положение сложилось в знаменитом совхозе “Гигант”. Говорилось о том, что от голода крестьяне бегут в города на производство.⁸⁰*

Трудности усложнялись моментальным расхватыванием на селе любых продуктов. Селькор Савищев из Хавстовического района Западной области в письме в “Крестьянскую газету” сообщал, «что идут крупные разговоры о том, что будет война. Значит, ребята, запасайтесь, кто чем может, потому что деньги не пойдут. Соли уже нет, нам с Украины не дают, бери, ребята, больше, иначе дело плохо будет. Да скот поддерживай, не продавай, а когда хлеб поспеет, то тоже подзапасись, а то взять будет негде. Деньги уже в церкви не берут — Николай-угодник не принимает. И вот в нашей местности соли нет ни одного фунта — все товары нарасхват. Нужно-ненужно соли — берут по 10 пудов»⁸¹* И это приходилось на время, когда газеты и руководство страны вовсю трубили об успехах социализма и о тяжелых последствиях на Западе мирового экономического кризиса. Любопытный отклик на это содержится в одном из писем в “Правду”:

От имени крестьян и не по-крестьянски.

... Прочитав доклад тов. Сталина, сделанный 16 партсъезду, считаю необходимым сказать несколько слов по этому докладу. Тов. Сталин говорит, что нынешний экономический кризис есть кризис перепроизводства во всех капиталистических странах. Значит, этот кризис характеризуется не тем, что, как у нас, не хватает множества разных товаров и хлеба, а тем, что капиталисты кукурузой топят пароходы, кормят рожью свиней, бросают в море кофе, и все товары есть в избытке и, конечно, очень дешевы. Вот так кризис! Крестьяне говорят, что если бы у нас был такой кризис, то весь народ лежал бы, ел хлеб, лежа на боку, в потолок бы плевал, а то ведь день-ночь работаешь и с голоду дохнешь, ходишь, как собака, оборванный. Мне интересно то, почему наше правительство не купило лишнее кофе у капиталистов, ибо им гораздо выгоднее продать его по самой низкой цене, чем в море даром топить. А ведь настоящее кофе в России нужно. Если у нас выросло и превзошло все довоенное, то почему же не хватает этого всего товара на 150 млн. жителей, тогда как до войны 1914 г. хватало на 165 млн. жителей?

Если мы умнее капиталистических экономистов, то почему же их приглашают в Россию на нашу стройку, и результат от их работы получается лучше? Выходит, что умные коммунисты учатся у дураков-капиталистов, и дураки делают лучше умных. Ведь ясно, что всегда глупые учатся у умных. В чем тут дело?

Жаль, что я не на съезде, я бы выступил с речью часа на 3‑4, если съезд открытый и дает право говорить всем беспартийным. Я знаю, что из партийных никто не скажет, как сказал бы я. Одни не скажут, потому что слепы, а другие — потому что спасают сами себя, спасают теплые места.

Как называется, когда у нас коммунисты снимают не с кулаков, а с трудовых середняков с ног ботинки, разувают? Как называется, когда забирали у крестьянок, даже беднячек, юбки, одеяла и наволочки подушечные? Ответьте, вы, наверное, скажете, что это просто ошибки. Но у нас этого никто не скажет.

С тов. приветом Степанищев. Хутор Безводный.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 173‑172. Заверенная копия. Машинопись.

Имеется весьма примечательный документ, который содержит общую оценку сложившейся ситуации глазами крестьянства под названием “Вы все лжете крестьянам”, который по сути представляет собой традиционное постановление сельского схода. Документ говорит сам за себя и вряд ли нуждается в комментариях.

Мы, крестьяне Западной области Гжатского района Гуляевского сельсовета, решили собрать собрание. И вот, собравшись, (6 деревень) в количестве 150 граждан единоличников и 15 колхозников, выбрали президиум, в президиум вошли Николай Степанов, колхозный председатель Михаил Рысенков член, Иван Николаев секретарем. Решили обсудить настоящее положение Советской республики. После долгих споров и обсуждений мы пришли к убеждению, что страна наша идет к разорению и нищете. Редакция “Правды”, вы не серчайте, что мы так отвечаем. Мы вам сейчас докажем, что наша правда. Вот второй год идет пятилетка, а ничего хорошего не видно, а вы все трубите, что что-то улучшилось, другое прибавилось, все идет чисто и гладко, что заводы и фабрики работают ударно, что колхозы и совхозы расширили посевную площадь, что осталось только организовать сплошные колхозы и уничтожить единоличные середняцкие, по вашему варварские, хозяйства, и тогда будет рай в Советской стране. Нет, далеко ошибаетесь. Мы, крестьяне, видим, что вы все врете, особенно по земледелию. Первый вопрос о промышленности и строительстве. Вы пишете, что в таком-то городе строят завод, что этот завод на будущий год будет выпускать сто тысяч тракторов, в другом городе завод-гигант будет выпускать по сельскому хозяйству всевозможные машины, ужасно много ‑ не перечтешь и т. д. А если посмотреть на те заводы и фабрики в настоящее время, про которые пророчите, то что же можно увидеть: в одном фундамент выкладывают для завода, а в другом стены строят, и, как можно узнать, наполовину недостроен завод и не хватает материала достроить в короткий срок. А вы уже обещаете на будущий год выпустить с завода 200‑300 тысяч машин. Правда, есть некоторые достижения правильные, но это очень немногое. А некоторые достижения совсем ненужные в настоящее время. Мы, крестьяне, видим всю эту картину хорошо. Двинули промышленность вперед — какую машину ни купишь, она очень плохого качества. Против заграничных наши машины всех видов никуда не годны, и другое производство против заграничного худшего качества. Теперь возьмем второй вопрос — земледелие (сельское хозяйство), и что же мы, крестьяне, видим и слышим от нашей власти. Она только и пишет: «Вот колхоз на Кавказе “Гигант” превысил посевной план, вот в Крыму — расширил то же самое, посевную площадь на две тысячи га и т. д. и т. д. на все отрасли сельского хозяйства, что урожайность поднята на должную высоту, что труд рабочих облегчен машинами и что огромное преимущество имеют колхозники перед единоличным хозяйством и что середняк крестьянин увидел это и идет охотно в колхоз». Это тоже неверно, в том тоже очень много ошибаетесь, а подчас и врете. А мы, крестьяне, видим, что сколько совхозы и совхозы ни расширяют посевную площадь, как бы они ни подняли урожайность, но мы видим, что огромный кризис продуктов сельского хозяйства растет не по дням, а по часам. Это вызвало разорение крепких крестьянских хозяйств, а бедняцкие и маломощные середняцкие слои они сами себя не прокормят, а не только дать государству продукцию. Колхозы и совхозы производят продукции много только на бумаге, а в действительности, на деле, там ничего нет, и кризис растет и будет расти, хотя вы заставили все единоличные середняцкие крестьянские хозяйства всевозможными нажимами войти в колхозы, все равно кризис будет, власти дела не наладят до тех пор, пока само сельское население не пойдет добровольно с охотой, с желанием в колхозы. Чтобы избегнуть кризиса в сельской продукции, не нужно было разгонять крепкие крестьянские хозяйства до тех пор, пока действительно бы колхозы и совхозы не заменили эти хозяйства в продукции, и тогда можно было их ликвидировать. Они до того времени были бы целы и никуда не делись бы со своим имуществом и целы были бы сами. В настоящее время уцелевшие от раскулачивания середняцкие хозяйства, они теперь хозяйства свои не поднимают и не развивают их теперь. Никакая агитация не заставит развивать хозяйства, а уменьшать — уменьшают, коров продают и режут, лошадей тоже так, а молодняк не подпускают, а также и расширение посевной площади — расширяет больше местная власть на бумаге, чем есть на деле. Еще раз повторяем, что никакому декрету вашему не поверит сельское население о том, что середняка раскулачивать не будут. Это мы говорим на Западе, но мысль одна у сельского населения и на Востоке и на Юге и на Севере ввиду этого страна гибнет. Только осталось теперь власти выпустить сразу несколько декретов о том, что середняка раскулачивать не будут в пределах, чтобы приходилось на двух членов семьи одна корова, одна лошадь, один поросенок и две овцы, 4 семьи пчел, 4 га земли, или же согнать всех в колхоз немедленно, а там, что выйдет. А капитальное строительство часть прикрыть, без которого мы можем обойтись. Затем досвидания!

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 231‑230. Заверенная копия. Машинопись.

Но как раз те процессы, против которых выступали крестьяне, продолжались, причем, по преимуществу, в тех же формах. К 1 июля 1931 г. доля коллективизированных хозяйств снова поднялась до 58% и затем стала быстро стремиться к стопроцентной отметке. Параллельно усилилось пассивное сопротивление крестьян коллективизации в форме “бегства из деревни”. Немало было крестьян, которые просто бросали свое хозяйство и уходили на стройки и в города, не желая вступать в колхозы. Нередко их причисляли к категории “самораскулачившихся”, но среди них оказывались не только зажиточные, но и “бедняки”, и “середняки”, не приемлющие колхозный строй. Бежали работники МТС. Как указывалось в одном письме, «за недостаток запчастей к тракторам судят механиков по ст. 11 УК [Статья о наказании за умышленные и неумышленные последствия каких-либо действий]. Лучшие работники, пропитанные сажей, бегут с тракторного фронта, в мастерских каждый день меняются люди».⁸²*

О масштабах исхода из деревни говорит тот факт, что именно в 1931 г. более 4 млн. людей покинули ее и перебрались в города. Всего же за годы проведения сплошной коллективизации таких оказалось около 12 млн. чел. История еще не знала миграций такого масштаба.

Кончалась история традиционного российского крестьянства, эрозии подвергались все прежние основы его существования. На селе “занималась заря новой жизни”, происходило становление колхозного строя. То, как происходило его утверждение, как бывшие крестьяне приспосабливались к новым условиям, какие явления сопровождали этот процесс на микроуровне общества, — выходит за рамки данной книги, но мы надеемся в свое время рассказать и об этом.

В целом же итоги гигантского социального катаклизма, названного “великим переломом”, обернулись для деревни огромными потерями и жертвами. Самым трагическим событием, увенчавшим его, стал голод 1932 г. на Украине, на Сев. Кавказе, в Поволжье и ЦЧО. Признаки его наступления наблюдались и раньше. Обстоятельства голода уже достаточно освещены и в литературе и документах, в том числе недавно опубликованных. Можно было бы, конечно, еще дополнить страшную картину свидетельствами очевидцев, но не в этом мы видим задачу книги.

Все, что происходило на селе, не могло не сказаться на городе. Город в период проведения сплошной коллективизации также переживает обострение трудностей. Ситуация многим напоминала период революции и военного коммунизма: «...голод в Саратове. Может дойти до 21‑22 гг. когда в городе фургонами сваливали тифозно-голодные трупы в бараки...», «...год [1930] похож на конец 16 и начало 17 г.», «...приходит 1920 г.». О продовольственных затруднениях сообщалось из Днепропетровска, Алапаевска, Могилева, Барнаула, Новороссийска, Таганрога, Горловки, Тулы, Ростова-на-Дону, Кургана.⁸³*

Рабочие из разных мест писали о расцвете спекуляции и дороговизне на рынке, об отсутствии правдивой информации в газетах о положении в стране. Они считали это следствием нераспорядительности местных властей. Так, рабочий Я. Буслаев жаловался в «Правду»:

Рабочий поселок Виндрей Зубово-Полянского района Мордовской области забыт торготделом и потребсоюзом, а в частности забыт Виндреевский лесопильный завод.

Рабочие со своей стороны приложили все усилия на выполнение промфинплана и выполнили более 100%, а как они снабжены? Получает паек только работник, занятый на производстве, а его жена и малые дети за исключением ржаной муки ничего не получают. Рабочие и их семьи обносились, детишки оборванные, голопузые стали. Нужно купить, а где купить? В рабкоопе! О нем вспоминать не хочется. Одни пустые полки да флаконы духов. На рынке? Спекулянты шкуру стаскивают с живого рабочего. Один метр ситцу стоил 35 коп., такой же ситец сейчас у спекулянта на рынке стоит метр 1 руб. 35 коп. Рабочие возмущаются, что у спекулянта ситец и др. есть, а в рабкоопе ничего нет. Я думаю, понятно, какая атмосфера может получиться на заводе, а ведь этого можно не допустить. Только следует нажать кому следует и куда следует.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 239. Заверенная копия. Машинопись.

Кажется, что большая часть ранее засекреченных писем, относящихся к 1930‑31 гг. — это сплошной вопль о лишениях, нарастании дефицитов, об отвратительном питании в рабочих столовых, о безобразиях, творившихся в очередях, о припрятывании товаров, о несоблюдении норм рабочего снабжения, неотоваривании карточек, обесценивании бумажных денег, исчезновении мелкой монеты. Как всегда в трудную пору виноватыми оказались евреи. В подтверждение этому приводились “факты” о том, что в Москве на вокзалах, да и в г. Ногинске были задержаны “жиды”, у которых было отобрано очень много серебра и меди. «Ногинская милиция отобрала 6 пудов и отпустила “жида” гулять на все четыре стороны».⁸⁴* С московского завода “Манометр” рабочий писал о катастрофическом падении реальной заработной платы. В связи с этим он пенял на увеличение жалованья служащим.⁸⁵* Из Меленков писали, что очереди за «несъедобным хлебом» достигали 300‑400 человек⁸⁶*, что в Махач-Кале «в магазинах ничего нет, кроме тухлой рыбы»,⁸⁷* в Тараще (Украина) «очереди за мясом занимают в 5 утра».⁸⁸* Киевские железнодорожники сигнализировали об отсутствии одежды и обуви, ходим, мол, без сапог.⁸⁹* С Мотовилихи (Урал) писали, что рабочие смены «терялись» в очередях, где приходилось стоять по 15 часов кряду. На 2‑3 пары обуви претендовали человек 20.⁹⁰* В письме из Голутвина (Московская область) говорилось, что люди всю ночь простояли за обувью, «а утром сказали, что не будет».⁹¹*

Группа рабочих из-под Иркутска жаловалась на то, что «задушили разными сборами, налогами, если заработаешь 20 руб. в месяц, то из них отдай кооперации 3 руб., союз — 1 руб., страхкасса — 50 коп., МОПР — 20 коп., на беспризорных — 10 коп., в страхфонд — с рубля по гривеннику, усадебные налоги, кто имеет свою хату, в ОДН — 20 коп., Осоавиахим — 20 коп. Это наберется 10 руб. Кроме того, разные добровольные сборы 5 руб. в месяц. Но это не добровольно, а насильно».⁹²* Многие протестовали против так называемой “добровольной” подписки на “займ индустриализации”.

Особенно много писем о материальных затруднениях шло из Донбасса. Вот отрывок из одного из них, помещенный в сводках под рубрикой “Донбассу нужна экстренная помощь”.

... В Донбассе нет спичек, коробка стоит до 20 коп., нет мыла, шахтерам нечем отмыть угольную пыль, не с чем в баню пойти. Нет никакой рыбы, ничего съедобного. Никогда еще не было в Донбассе такого положения, как сейчас.

Донбассу нужна экстренная помощь, как можно скорее. Шахтеры идут в окружающие деревни в поисках харчей. Столовые шахтные безобразно, преступно относятся к столь важному делу, до сих пор варят борщ с кислой-прекислой капустой, после чего болят животы, появляются понос и рвота.

Разве от таких харчей вырубишь много угля, когда после этой похлебки никакой силы нет. Деньги на курево тратишь, а семья и сам голодаешь. Кто-то провокацию строит, чтобы рабочие волновались. Делегацию в центр нарядить, ведь это нам срывают работу, а потом будут нас рабочих обвинять.

Босенко, Луганский округ.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 100. Заверенная копия. Машинопись.

Пожалуй, даже с большим размахом, чем в деревне, свирепствовала в городе антирелигиозная кампания, находившая отклик среди городской молодежи. В Самаре, например, как говорилось в одном из писем, из 25 церквей осталось 7. Церкви, как говорилось в одном из писем, закрывали под клубы даже по требованию школьников и «чуть ли не младенцев 7‑10 лет».⁹³* В Дедовске (Московская область) в церкви было решено разместить электростанцию, в поддержку был организован митинг рабочих. Присутствовало якобы 3500 чел., чтобы воспрепятствовать группе “кулаков и лишенцев”, которая пыталась снова открыть церковь.⁹⁴* Антирелигиозная пропаганда приобрела крайне разнузданные и крикливые формы и сопровождалась повсеместными арестами священников как врагов социализма.

Надо сказать, что яростное “социалистическое наступление” продолжало развиваться по всем фронтам, доходя уже до крайних форм радикализма и экстремизма. Раздавались призывы к бдительности к мещанским и буржуазным проявлениям, к отказу от всего прошлого наследия и созданию новых социалистических ценностей. В связи с переходом на пятидневку выдвигались даже предложения изменить названия выходных дней, «которые звучат религиозностью».⁹⁵* К этому времени относится разрушение большинства исторических памятников, несмотря на отдельные протесты граждан. Провозглашались лозунги решительной борьбы с враждебными течениями, нравами, традициями в области труда и быта. Агрессивно насаждались коллективистские начала, ведущие к полному подавлению личности. Ужесточались возможности для всякого рода критических высказываний, попадавших под бдительное око политических органов. Немало писем с мест содержат жалобы на преследования за критику и возможность в связи с этим “загреметь в Сибирь”.

Все повседневные городские проблемы: жилищные, транспортные и т. д. чрезвычайно обострились в связи с наплывом огромных масс сельского населения, спасающегося от сплошной коллективизации. Особенно болезненным стал квартирный вопрос. Разворачивающийся процесс жилстроительства и благоустройства лишь в незначительной степени сглаживал его остроту, несмотря на щедрые обещания расселить всех в ближайшее время в “социалистических городах”. Как и везде, здесь не обошлось без “перегибов”. Как писал в “Правду” некто И. Саввушкин:

Среди рабочих и служащих Урала распространился слух, что советская власть будет отбирать принадлежащие им домишки, хотя бы они были в 1‑2 комнаты. У всех создалось подавленное настроение, так как многие в результате долголетних упорных трудов строили себе угол, для того чтобы, когда лишатся трудоспособности, иметь возможность отдохнуть в своем углу.

... Кооперативное строительство всех не удовлетворяет, так как [не ждут от него ничего], кроме склок, неприятностей от общих коммунальных кухонь и т. п.

Рабочий в коммунальном доме не чувствует “своего” угла и не идет в него. Необходимо разъяснить рабочему, что советская власть не собирается грабить трудящихся, и им нет оснований забрасывать свои жилища, давать им разрушаться раньше времени.

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 97. Заверенная копия. Машинопись.

Приток сельских жителей в города положил начало неуправляемой быстрой урбанизации страны. Заводские цеха, предприятия, учреждения заполнялись выходцами из деревни, не знавшими производства, не имевшими рабочих навыков. Вырванные из привычной обстановки, неустроенные, они походили на “перекати-поле”. Чтобы получше устроиться, они без конца странствовали по стране, порождая огромную текучесть кадров. Самыми привлекательными пунктами назначения были Москва и Ленинград. Не случайно именно в Москве и Ленинграде были в первую очередь введены ограничения на прописку. Но несмотря на это, люди все же находили способы “устраиваться” и закрепляться в них. Вместе с тем возникал новый затаенный конфликт между коренными горожанами и пришлой “деревенщиной”, который мог вылиться в разные формы, в неприязнь, в издевательства, не исключая навешивания ярлыка “кулака”, “кулацкого прихвостня”, “кулацкой морды”.

Однако из этих пришельцев стали складываться основные кадры рабочего класса, на плечи которых в дальнейшем легли все тяготы индустриализации. В описываемое время этот процесс был еще только в начале. Пока же приходится лишь констатировать, что адаптация новых рабочих к современному производству оказалась исключительно болезненным процессом. Фактически на производство шел человек, несущий на себе черты традиционной крестьянской культуры. Случаи пьянства, отлынивания от дела, порчи станков и оборудования, производственного травматизма, и без того типичные для рабочей среды, с приходом новых кадров стали еще более частыми. Эти явления обычно объяснялись в те годы происками кулацких элементов, сознательно препятствующих строительству социализма со всеми вытекающими отсюда последствиями. Впрочем. Это — отдельный сюжет, и в данной книге он подробно не рассматривается, хотя свидетельств этому достаточно много.

Вместе с нарастанием трудностей и лишений в стране наступало отрезвление значительной части людей от “социалистического порыва”. Сказывалось невероятное напряжение сил. От рабочих шли послания, вроде того, что, мол, “все понимаем, но желудок-то есть хочет”.⁹⁶* В ряде случаев доведенные до отчаяния люди слали довольно резкие послания в адрес руководства. Рабочий Владимиров (Клинцы, Зубовская фабрика, Брянский округ): «ЦК привел нас к гибели. За что дрались в болотах Карелии и грязях Перекопа?»⁹⁷* А вот письмо, направленное в “Правду” от имени рабочих Криворожья:

«ТИШЕ ЕДЕШЬ, ДАЛЬШЕ БУДЕШЬ».

Вы не умеете управлять государством, потому что допустили голодовки. За гнилой селедкой надо стоять в очереди 12 часов... Нас попы обманывали, а теперь кто? — Сами себя.

Земля в этом году пустует незасеянной, свиней, скот перерезали, уничтожили, когда стали брать крестьян в колхозы. Надо вытеснять кулака коллективом, частника — кооперативом и не забывать пословицу «тише едешь, дальше будешь».

Во время гражданской войны нам говорили, что мы будем 8 часов работать, 8 часов спать, на гармонии играть, клубы, театры посещать, а теперь не то. Работаем не 8, а 7 часов. Зато кишки играют в животе 12 часов марш.

Дайте заверить мое письмо на 16 съезде партии в Москве. Это письмо от группы шахтеров Криворожья Советского рудника, автор письма Толмачев, казарма № 5.

В отношении коллективов, их надо создавать побольше, только на добровольных началах и лодырей не принимать...

Мы просим объяснить нам через печать для рабочих Криворожья, потому что критика у нас в зажиме...

Или письмо рабочего П. Скатова из Москвы:

... И у хозяйственников, и кой у кого еще по-видимому “кружится голова” от успехов эксплуатации и ограбления рабочих. Я, рабочий, теперь перестал верить своим вождям в том, что наша когда-нибудь жизнь рабочая улучшится.

Рабочий не жаден, не рвач, как это некоторые сволочи говорят про рабочего, он не лентяй. Но дайте хоть то, что давал буржуй. Труд я называю каторжным потому, что он стал тяжелее, чем прежде. Я работал по 16 часов и больше, но никогда не утомлялся так, как теперь при 8 часах.

Ни в одной фашистской стране так не снимают заработок, если так с ним поступают, он имеет право бороться. Я не помню, чтобы с нами хозяева так поступали, прижмет — к другому уйдешь.

Я высококвалифицированный по обуви рабочий, по 8 разряду, благодаря головотяпам, бюрократам зарабатываю от 1 руб. 20 коп. до 2 руб. 50 коп. в день.

Вот что заставляет бежать от производства — неоплаченный труд, головотяпский подход к сдельщине. Работай больше — больше снизят, напишут большую норму.

За все я теперь должен переплатить. Яйца купил 5 штук за 80 коп., ведь есть почти нечего. В буфете у нас при фабрике дороже, чем в кооперативе, ни там, ни здесь почти нет ничего.

Я дрался против белых, 2 раза выбили белых Шкуро из г. Кисловодска, 30 млн. руб. завоевали Советской власти в Кисловодске, 500 голов скота отбили у белых под Девичьим монастырем в 1918 г. Мы дрались за большевиков, а вы что делаете для нас, рабочих?

РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 102. Л. 131. Заверенная копия. Машинопись.

Картина растущего напряжения дополнялась кое-где призывами к восстанию, развешиванием листовок. Сообщалось о бунте в Бердянске Мариупольского округа, где были побиты стекла в горсовете, избит сотрудник, поскольку председателя не нашли. Причиной явился совершенный развал рабочего снабжения и бешеный рост цен на черном рынке.⁹⁸* В ряде городов происходили “бабьи бунты”.⁹⁹* Сообщалось, что рабочие из-за очередей перестали ходить на собрания: просижу, дескать, — ничего не достану. Из-за продовольственных затруднений раздавались призывы прекратить продажу хлеба за границу.¹⁰⁰*

На фоне постоянно ухудшающегося положения в стране характерной чертой общественной жизни стало возникновение своеобразной ностальгии по нэпу, как времени, когда якобы “все было”, когда “все делалось правильно”. Таким нэп утверждался в народной памяти, хотя это было очередным мифом. Рабочий Ф. Соболь писал из Донбасса: “В прошлые 25, 26, 27 гг. мы чувствовали себя как рабочие, так и крестьяне гражданами своего положения. С 28 г. мы катимся в худшую сторону и к концу пятилетки докатимся до того, что будем издыхать, как собаки».¹⁰¹* Тот же мотив звучит в коллективном письме А. И. Рыкову рабочих одного из крупнейших заводов страны — Ижевского. Письмо было получено 17 августа 1930 г.

Тов. Рыков.

Просим Вас от имени 50.000 рабочих Ижевского завода спасите нас от голода. Столовые закрываются, дают воду с овсяной крупой и немного хлеба. В магазинах дают по полфунта черного хлеба или муки на человека, больше ничего не дают вот уже месяц. Мы пухнем с голода, работать нет сил. Раньше дармоедам-солдатам давали по 3 фунта черного хлеба и по четверти фунта мяса и по полфунта круп да на ужин, а они ничего не делали, а мы несем тяжелую работу, особенно в литейном цехе. Рабочие бегут с производства, продают все с себя лишь бы подкормить детей. Дети-то в чем виноваты, что Вы не сумели нас обеспечить ничем, накой нам Ваша тяжелая индустрия, когда мелкой нет совсем, тяжелой сыт не будешь, надо было сначала обеспечить себя предметами первой необходимости, а потом думать о тяжелой индустрии, или все прахом пойдет от голода.

Тов. Рыков, что мы Вам предлагаем, послушайте нас, не упрямьтесь далее, будет уж — натешились, видите, ничего не выходит, можно свернуть и на другую дорожку. Первое, что надо: открыть частные заводы, фабрики и частную торговлю. Частник, не прижатый налогами, все найдет; потом создать образцовые хозяйства, т. е. позволить ...* и середнякам иметь по 3‑4 лошади, с десяток коров, с полсотни овец и кур, и гусей ...*; когда будет частная торговля, крестьянин будет стараться получить из труда больше продуктов и для этого будет дешево продавать хлеб и шерсть, и лен, и мясо. А когда крестьянин не заинтересован в покупке, он ничего не продаст; значит, будет мало сельских продуктов, а значит, они будут дороги, а дороги будут сельские продукты, дороги будут и городские ...* хлеба и овощи зависит. Вы видите, нам не справиться больше, зовите на помощь частника, как призвали когда-то нэп.

Просим Вас, не вынуждайте нас к решительным мерам, мы обращаемся к Вам по-товарищески, у нас много коммунистов, и все пришли к одному решению. Положение катастрофическое, дальше терпеть нельзя.

Конечно, есть еще способ спасти страну от нищеты, это получать все из-за границы, плюньте на такую поддержку, спасите нас от голодухи ...* на продолжение первой ...*

Следуют подписи уполномоченных по цехам.

Подписали: Скворцов и Татарников.

РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 26. Л. 13‑13 (об). Заверенная копия. Машинопись.

___________

* Пропуски в источнике.

Все чаще простые люди, в том числе и рядовые коммунисты, стали задумываться о том, что происходит в стране, вспоминать, о чем предупреждала оппозиция. В анонимном письме из Оренбурга говорилось: «Сталин за сырье, кожи и конские хвосты заграницей наменяет много тракторов. Они по этой трясучей пути [вместо слова “путь” автор использует “путя”] загудят прямо в пропасть, а мы тогда с Рыковым, Бухариным, Томским и прочими на своих лошадках попадаем к светлому ленинскому пути. Рай у нас с Рыковым да Бухариным будет хоть и не такой великий, но зато сытый и одетый».¹⁰²* В другом таком же письме утверждалось: «Когда во главе были Рыков, Томский да Бухарин, всего было вдоволь, вот их отставили и ничего не стало. Вон как их на съезде [на XVI съезде ВКП(б)] чистят за правду-то». Некто Боровиков из Семипалатинска писал: «Печать всякую реальную заметку рассматривает как кулацкое и нэпманское писание. Троцкий и троцкисты шли с марксизмом, что в одной стране социализма нельзя построить, а им зажали рот и выслали, как меньшевиков. Бухарин, Рыков и все прочие попали под анафему папского престола — сталинского, рот им зажали, статей их нет в печати. Если вы хотите реально строить социализм, так необходимо все газеты обновить, от уракомчванства очистить».¹⁰³* Высказывались мнения, что «социализм и коммунизм затеяли еще рано, когда настроите машин, тогда, может, поскорее будет», что «взяли слишком высокие темпы», что «лошадь лишнее не везет», имея ввиду эксплуатацию рабочего класса, раздавались упреки «в слишком гигантских скачках», что «Ленин бы такое не позволил.», что «правы правые, а не партия. За два года пятилетки сплошное ухудшение... Никаких товаров для снабжения нет».¹⁰⁴* Общее настроение передавалось и руководителям. По свидетельству одного из очевидцев: «Те же самые ораторы, как накаченные, с трибуны кричат: “Генеральная линия правильная!”, а в курилке кроют ЦК и настоящее положение».¹⁰⁵*

Среди хозяйственных руководителей стали возникать тревожные опасения, раздаваться призывы к более умеренной и осторожной политике, к более разумному планированию, которые сказались на последующих мероприятиях. Однако положение в стране вплоть до конца 1932 г. становилось все хуже и хуже.

Мы оставляем советское общество в состоянии глубокого социального катарсиса, в борьбе весьма противоречивых тенденций, в бурном столкновении старого и нового. Как из этого хаоса начинают вырисовываться черты советского образа жизни и советского социализма, отраженные в народном сознании, — об этом в следующей книге, посвященной 1930‑м годам.

Примечания: