Закон 7 апреля 1935 г. в системе советского уголовного права

 

7 апреля 1937 г. исполнилось два года действия постановления ЦИК и СНК Союза ССР «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних».

Этот закон означал серьезный поворот советской уголовной политики в этой области. Закон 7 апреля явился только первым звеном в целой системе законов и мероприятий, направленных не только на борьбу с преступностью несовершеннолетних, но и на ликвидацию причин, ее порождающих, на ликвидацию детской беспризорности и безнадзорности в первую очередь.

Чтобы уничтожить преступность в Советской стране, а такую задачу ставит перед собой социалистическое государство рабочих и крестьян, нужно ликвидировать и такое «родимое пятно», оставшееся от капитализма, каким является преступность несовершеннолетних.

Нужно лишить сохранившиеся еще уголовные элементы, профессионалов преступного мира, всякой возможности набирать себе «смену» среди беспризорных и безнадзорных детей.

Все это показывает большое значение, которое имеет закон 7 апреля 1935 г. не только для решения своей особой непосредственной задачи — борьбы с преступностью несовершеннолетних, но и для решения целой цепи общих основных вопросов советской уголовной политики, в первую очередь вопросов о ликвидации профессиональной преступности, вопросов, которые советское право может и должно ставить перед собой.

Понятно поэтому, то исключительное внимание, которое привлек закон 7 апреля 1935 г. и мероприятия, связанные с ним, не только в среде советских юристов, не только в самых широких кругах советской общественности, но и в стане наших врагов. Враг и здесь как бы чует своим классовым чутьем, что дело идет о большом политическом вопросе, что из его рук победное социалистическое строительство вырывает один из тех крапленых козырей, которыми он рассчитывал играть.

Небольшой по своему объему закон 7 апреля 1935 г., содержащий всего лишь две статьи, за небольшой, всего двухлетний, срок своего существования успел вызвать значительную журнальную литературу, поднимающую вопросы практики его толкования и применения, вызывавшие оживленные обсуждения и горячие споры в среде работников советской юстиции.

Этот закон вызвал немало статей и в буржуазной, в особенности в фашистской прессе, содержащих ожесточенную клевету против советского права, против советского законодательства.

Все это не позволяет пройти мимо двухлетней годовщины закона 7 апреля 1935 г. Специальная статья в нашей юридической прессе даст ответ буржуазным клеветникам на наше право.

Насущные практические вопросы не позволяют, конечно, ограничиться этим. У работников советского права есть потребность в известном обобщении пройденного пути, в систематизации законодательного материала и практического опыта.

Мы не можем еще подвести сейчас итоги действия закона 7 апреля и других законов, связанных с ним. Сообщения из .различных районов и областей не носят одинакового характера. Наряду с большими достижениям, которые отмечались, например, по Баку, Украине, Москве, есть немало отрицательных фактов.

Статистические данные о движении преступности несовершеннолетних имеются только за 1935 и первую половину 1936 г., то есть всего за год с небольшим действия закона. Это слишком короткий срок для того, чтобы можно было подводить итог, так как этот итог сформулирован в определении целей закона и может быть только один — ликвидация преступности несовершеннолетних. Право подвести этот итог нами еще не завоевано. Нужно усилить и улучшить работу органов суда и прокуратуры, работу органов Народного комиссариата просвещения и других государственных и общественных организаций, в первую очередь комсомола, чтобы добиться решающего успеха в этой области.

Одним из моментов, необходимых для успешной правовой работы, является систематическая и точная разработка самого нашего законодательства, систематическое изучение ею, без которого в судебной работе неизбежно будет прорываться случайность и дилетантизм. Без этого систематического изучения законодательства нельзя обеспечить единства действия.

В значительной литературе, посвященной закону 7 апреля, преобладают статьи, выясняющие политические условия, вызвавшие закон, его задачи, статьи практических работников, выдвигающих отдельные конкретные вопросы в практике применения закона. Очень немного работ, пытающихся систематизировать весь материал в целом, охватить вопросы применения этого закона в системе нашего права. Можно упомянуть по существу, как такую обобщающую работу, едва ли не одну статью т. Тадевосяна, опубликованную в №№ 10 и 12 журнала «Социалистическая законность» за 1936 г. Эта статья посвящена преимущественно вопросам процессуальной практики.

Систематического исследовании закона как части целой системы советского законодательства Союза и отдельных республик еще не сделано, а необходимость в этом велика.

Уже получились различия в приведении уголовных кодексов отдельных республик в соответствие с этим законом, а тем самым получились различия в практическом осуществлении борьбы с преступностью несовершеннолетних, которые должны быть устранены.

Историческое развитие законодательства в борьбе с преступностью несовершеннолетних

Для правильной оценки сущности и значения изменений, внесенных законом 7 апреля 1935 г. в систему советского права, необходимо хотя бы вкратце остановиться на историческом развитии законодательства о борьбе с преступностью несовершеннолетних.

Этот вопрос привлекает внимание советского законодательства уже в первые месяцы существования советской власти.

14 января 1918 г. издается декрет об учреждении комиссии по делам несовершеннолетних. Этот декрет отбрасывал полностью систему царского права в этой области. Он объявлял, что «суды и тюремное заключение для малолетних и несовершеннолетних упраздняются». Все дела о преступлениях несовершеннолетних (передавались в ведение особых комиссий, учрежденных, при Народном комиссариате общественного призрения.

Декрет не детализировал понятия малолетства и несовершеннолетия. По мнению Люблинского, «ввиду того, что в то время еще сохраняли свою силу наши старые уголовные законы (поскольку они не были отменены революционным правосознанием), то возраст несовершеннолетия у нас понимался на практике до 17 лет, как то было по дореволюционному праву»¹.

С этим замечанием нельзя согласиться уже и с формально-юридической стороны. Отменяя уголовную ответственность несовершеннолетних, декрет 14 января 1918 г. тем самым отменял все царское уголовное законодательство по этому вопросу.

Еще более очевидна неправильность этого замечания, если оценить фактическую обстановку того периода времени. Руководствоваться старым царским законодательством могли только бывшие мировые судьи и другие юристы, в очень небольшом числе попавшие в новые суды. Судьи из числа рабочих и крестьян не могли руководствоваться старым сложным законодательством уже потому, что просто его не знали. Поэтому в определении возраста малолетних и несовершеннолетних практически существовали большие расхождения.

Неясность положения и чрезмерно широкое определение границ уголовной безответственности скоро потребовали законодательного разрешения вопроса.

«Декрет 1918 г.,—как пишет Люблинский,— при всей его гуманности и широте реформ, не принес благодетельных результатов. Правда, тысячи детей на протяжении республики были избавлены от мытарств по судам и тюрьмам, но, с другой стороны, полный отказ от ответственности и неучитывание типических особенностей морально-дефективного ребенка привели к необычайному росту детской и юношеской преступности, как то мы видели из статистического обзора.

Дети с признаками моральной дефективности², попадая в общие детские дома, разлагающе влияли на других; отсутствие ответственности приводило к частым нарушениям дисциплины, побегам, новым правонарушениям».

Нельзя согласиться с Люблинским, что рост детской преступности вытекал из недостатков декрета 1918 г. Действительные причины лежали, конечно, в более глубоких социально-экономических основаниях — в войне, разрухе и их последствиях для существования семьи. Тем не менее необходимо признать, что именно в этой напряженной обстановке скоро стала очевидна необходимость в более твердой и четкой линии.

«Руководящие начала уголовного законодательства», принятые 12 декабря 1919 г., сделали необходимые выводы из создавшегося положения. Эти выводы учитывали сложившийся уже опыт работы новых судов, установление новых воспитательных методов судебной работы, учитывали также недостатки чрезмерно-широкого определения границ уголовной безответственности несовершеннолетних.

Статья 13 «Руководящих начал» установила две возрастные границы уголовной ответственности. Несовершеннолетние до 14 лет вообще «не подлежат суду и наказанию. К ним применяются лишь воспитательные меры приспособления».

Несовершеннолетние в возрасте от 14 до 18 лет, которых закон называет «лицами переходного возраста», освобождаются от уголовной ответственности только в том случае,, «если будут признаны действующими без разумения».

Неопределенный критерий «разумения» был разъяснен декретом 4 марта 1920 г. «О делах несовершеннолетних, обвиняемых в общественно-опасных действиях». Декрет предусматривал передачу дел о несовершеннолетних от 14 до 18 лет в народные суды, если «комиссией будет установлена невозможность применения к несовершеннолетнему мер медико-педагогического воздействия»³.

Дальнейшее уточнение вопроса о передаче дел несовершеннолетних в Суд дает инструкция комиссиям о несовершеннолетних, изданная в июле 1920 г. Инструкция предусматривает передачу дел в народный суд при недостаточности медико-педагогических мер. Она указывает, что медико-педагогических мер недостаточно при упорных рецидивах, систематических побегах из детских домов и при явной опасности для окружающих оставления несовершеннолетнего на свободе. Ст. 10 инструкции развивает последнее положение. Передача дела несовершеннолетнего в суд даже в стадии предварительного производства необходима, если имело место посягательство на человеческую жизнь, причинение тяжких ран и увечья, изнасилование, разбой, грабеж, поджог, .подделка денежных знаков и документов, взяточничество, крупные хищения из советских или общественных учреждений и крупная спекуляция.

Инструкция 1920 г., таким образом, определяет условия уголовной ответственности несовершеннолетних очень близко к условиям, указанным законом 7 апреля 1935 г. Эта инструкция во многом и надолго определила дальнейшую практику в решении этого вопроса.

При разработке Уголовного кодекса 1922 г. возрастные границы малолетства и несовершеннолетия, установленные «Руководящими началами», были приняты проектом. На сессии ВЦИК, обсуждавшей проект, граница несовершеннолетия была понижена до 16 лет. Уголовный кодекс не содержал указаний об условии ответственности лиц от 16 лет до 18 лет. Поэтому вскоре специальным постановлением Президиума ВЦИК Уголовный кодекс был дополнен запрещением применять расстрел к лицам, не достигшим 18 лет.

После некоторых изменений, внесенных IV сессией ВЦИК в 1922 г., имевших процессуальное значение (вопрос о возможности ограничиться мерами медико-педагогического воздействия в отношении несовершеннолетних от 14 до 16 лет должен был решаться не комиссией, а судом), получилось противоречие с Уголовно-процессуальным кодексом, сохранявшим старый порядок. 10 июля 1923 г. постановлением ВЦИК было поэтому установлено, что «в отношении обвиняемых несовершеннолетних от 14 до 16 лет рассмотрение дела судом может иметь место только по постановлению комиссии».

Октябрьской сессией ВЦИК в 1922 г. в Уголовный кодекс были введены две новые статьи—18-а и 18-б, требовавшие обязательного смягчения наказания для несовершеннолетних от 14 до 16 лет на половину и от 16 до 18 лет — на одну треть.

Эти нормы ответственности несовершеннолетних были восприняты уголовными кодексами и всех других республик. Принятие «Основных начал уголовного законодательства СССР» не привело к каким-либо изменениям. «Основные начала» в ст. 8 устанавливали, что к малолетним могут быть применены только меры медико-педагогического воздействия. К несовершеннолетним меры судебно - исправительного воздействия могут быть применены лишь в том случае, если комиссия по делам о несовершеннолетних не признает возможным ограничиться мерами медико-педагогического воздействия. Суду было предоставлено право применять медико-педагогические меры и в других случаях. Определение возрастных границ малолетства и несовершеннолетия было отнесено к компетенции уголовных кодексов отдельных республик.

Произведенные после издания «Основные начал» изменения уголовных кодексов республик не затронули вопроса об ответственности несовершеннолетних вплоть до издания закона 7 апреля 1935 г. Исключение представлял только УК РСФСР, о чем будет сказано ниже. За этим исключением во всех республиках до издания закона 7 апреля к несовершенно летним до 14 лет никакие «меры судебно исправительного воздействия» или, проще говоря, меры наказания не могли быть применены. К несовершеннолетним в возрасте от 14 до 16 лет меры наказания могли быть применены лишь, если комиссией по делам о несовершеннолетних будет признано, что в дан.ном случае невозможно ограничиться применением мер медико-педагогического характера. Кроме того, суд в свою очередь мог в отношении несовершеннолетних от 14 до 16 лет, а иногда (Уголовный кодекс Украины) делалась специальная оговорка об этом праве суда и в отношении несовершеннолетних от 16 до 18 лет, «заменять меры судебно-исправительного воздействия мерами медико-педагогического характера».

Расстрел, являющийся исключительной мерой наказания, не мог быть применен к лицам, не достигшим 18 лет.

В случаях применения к несовершеннолетним срочных мер наказания (лишение свободы и исправительные работы)⁴ суд обязан был снизить наказание для несовершеннолетних в возрасте от 14 до 16 лет на половину, а для несовершеннолетних в возрасте от 16 до 18 лет — на одну треть.

В Уголовном кодексе РСФСР значительное отступление от этих общих для уголовных кодексов всех остальных республик положений было сделано новеллой 30 октября 1929 г.

Этот закон повысил возраст абсолютной уголовной безответственности несовершеннолетних до 16 лет. Обязательное смягчение наказания в отношении несовершеннолетних было установлено в очень сложной форме и в большей степени, чем в законодательстве других союзных республик.

Ст. 50 Уголовного кодекса требовала в отношении несовершеннолетних от 16 до 17 лет не только снижения конкретной меры наказания на одну треть по сравнению с наказанием, которое было бы вынесено взрослому, но и устанавливала дополнительный лимит. Срок назначенной меры социальной защиты должен был во всяком случае не превышать половины максимального срока, установленного Уголовным кодексом за данное преступление.

В советской литературе по вопросам уголовного права механическое требование обязательного снижения сроков наказания несовершеннолетним неоднократно подвергалось критике. Однако сама критика зачастую также грешила и механистичностью и формализмом. Суть вопроса нередко сводилась к борьбе за искоренение пресловутой «эквивалентной буржуазной формы наказания», так и в этом частном вопросе абстрактно-схоластические споры о пропорциональной форме права, прямо или косвенно выражавшие влияние вредительской «концепции» Пашуканиса приводили на деле к отрыву формы от содержания и мешали сосредоточить внимание на реальной сущности практических задач борьбы с преступностью. Именно с последней точки зрения приходится признать, что обязательное снижение репрессии, применяемой к несовершеннолетним, приводило к ненужному и необоснованному либерализму. Содержание наказания в советском праве, как это указывала уже партийная .программа, написанная в 1919 г., в корне изменилось. В лишении свободы, в особенности в формах, применяемых к несовершеннолетним преступникам (исправительно-трудовые колонии, ФЗУ НКЮ и т. п.), преобладающая роль моментов воспитания и образования была вполне очевидна.

Обязательное сокращение срока наказания, требуемое законом в интересах несовершеннолетнего, практически могло означать поэтому сокращение срока за пределы, минимально необходимые именно в интересах самого несовершеннолетнего для его воспитания, для его профессионального обучения. Преобладающее число преступлений несовершеннолетних—кражи. За это преступление советское уголовное законодательство устанавливало и так чрезвычайно легкие наказания, чрезвычайно короткие сроки лишения свободы. Обязательное сокращение их приводило к тому, что именно краткосрочное, то есть исключающее возможность воспитательной работы, лишение свободы должно было быть наиболее часто применяемо к несовершеннолетним.

Практика показала, что в лучших из наших исправительно-трудовых колоний для несовершеннолетних воспитанники их остаются иногда в колонии добровольно по отбытии обязательного срока наказания, чтобы закончить свое обучение, или в порядке вольного найма.

Учет этих особенностей советской исправительно-трудовой политики .привел к несогласованности отдельных постановлений в уголовных кодексах РСФСР и ряда других республик. Ст. 50 Уголовного кодекса РСФСР требует обязательного снижения сроков лишения свободы для несовершеннолетних. Напротив, ст. 57 устанавливает, что «несовершеннолетние, приговоренные к лишению свободы и помещенные в трудовые дома для несовершеннолетних, остаются там впредь до исправления, однако не долее достижения ими 18-летнего возраста».

В литературе по советскому праву не получило совершенно отражения повышение возраста полной уголовной безответственности несовершеннолетних до 16 лет. Это нововведение УК РСФСР прошло совершенно незамеченным советской юридической литературой. Между там вряд ли может быть спор о том, что вопрос о полном устранении наказуемости несовершеннолетних в таких широких границах и практически и теоретически более важен, чем вопрос о формах снижения наказания для этой группы.

Уже опыт первого декрета от 14 января 1918 г. показывал серьезные последствия, серьезные недостатки чрезмерно широкого устранения ответственности несовершеннолетних. Отказ УК РСФСР от установившихся на протяжении ряда лет во всех кодексах всех республик границ ответственности несовершеннолетних представлял серьезную ошибку.

Трудно подыскать объективные основания для такого расширения возраста уголовной безответственности, которое вносила новелла 30 декабря 1929 г., в особенности если вспомнить специфические условия этого периода.

Такие объективные причины, как голод, разруха, война, порождавшие беспризорность и преступность несовершеннолетних и объяснявшие решение вопроса в декрете 14 января 1918 г., уже не играли роли. Налицо были, напротив, возможности улучшения борьбы с преступностью несовершеннолетних не путем отказа от этой борьбы, а путем создания специальных учреждений для перевоспитания. Обострение классовой борьбы, характерное для реконструктивного периода, для года великого перелома (1929 г.), делало особенно опасным использование классово враждебными элементами и элементами разложения старого общества широких границ уголовно-правовой безответственности несовершеннолетних, делало особенно опасными попытки этих элементов вовлечь несовершеннолетних, пользуясь их неустойчивостью и безответственностью, на путь преступлений.

Внесенное в УК РСФСР в 1929 г. изменение имело вредные последствия. Среди беспризорников, среди несовершеннолетних преступников укоренилось представление об их полной безответственности. Даже анализом статистических данных о преступности несовершеннолетних можно доказать вредные влияния столь широкого определения границ уголовной безответственности в законе.

Широкими границами уголовной безответственности несовершеннолетних широко воспользовались взрослые профессионалы преступного мира. Содержатели различных притонов и преступники-профессионалы посылали детей на преступления, успокаивая безнаказанностью до 16 лет любого совершенного ими действия. Эти же мотивы помогали деклассированным элементам из среды самих несовершеннолетних втягивать на путь преступления других детей, в том числе школьников, оказавшихся без надзора, без правильного влияния семьи.

Закон 7 апреля решительно выправил эту ошибку. «Правда», в передовой от 9 апреля 1935 г., с полным основанием писала, что этот закон «несомненно создаст перелом в том недопустимом положении, в котором находится сейчас эта область общественной жизни и, прежде всего, он разорвет цепочку безответственности и безнаказанности, окружавшую преступление подростка».

Закон 7 апреля и законы о ликвидации беспризорности и безнадзорности

Значение закона 7 апреля и причины его издания не исчерпываются, однако, вопросом о необходимости уничтожить, разорвать эту цепочку безответственности и безнаказанности подростков, мешавшую ликвидации преступности несовершеннолетних.

Закон 7 апреля 1935 г. не только поправил ошибку Уголовного кодекса 1926 г. Этот закон поставил вопрос о дифференцировании ответственности несовершеннолетних шире, чем все предшествовавшие законы, именно потому, что он был создан не только для преодоления некоторых трудностей момента, указанных выше, но и на основе достигнутых успехов социалистического наступления. Эти успехи позволили поставить вопрос о ликвидации беспризорности и безнадзорности вообще, о ликвидации причин и очагов детской преступности. В этом случае, как и во всех остальных вопросах нашей уголовной политики, репрессия выступила только как вспомогательный, а не главный элемент социалистического наступления.

В буржуазной, в особенности фашистской печати делались попытки оклеветать закон 7 апреля 1935 г., изобразить его как «брутальное» , грубое применение голой репрессии, представляющей безнадежную попытку остановить бурный, рост преступности несовершеннолетних.

Фашистские критики вроде доктора Маураха, посвятившего закону 7 апреля обширную статью⁵, пытаются по своему обыкновению праздновать именины и на Антона и на Онуфрия, как известный гоголевский городничий.

Маурах вынужден признать, что причины, порождавшие беспризорность и преступность несовершеннолетних раньше,—разруха в результате гражданской войны, голод 1921 г. в Поволжье и т. п., — не являются сейчас источником и объяснением детской преступности. Рост детской преступности Маурах приписывает «сверхиндустриализации» во второй пятилетке. В результате этого, скорбит Маурах, в производство были втянуты не только мужчины, но и женщины. В результате этого в новых индустриальных городах жилищное строительство не поспевало за промышленным. Отсюда, торжествует Маурах, плохие семейные и жилищные условия, отсюда — тяга детей на улицу, отсюда и безнадзорность и преступность несовершеннолетних.

Плохо должны обстоять дела фашистских критиков советского права, если такие причины им приходится объявлять неустранимыми причинами несуществующего «бурного роста» преступности несовершеннолетних.

Отставание жилищного строительства, в частности, в ряде случаев вызванное вредительской деятельностью троцкистских агентов германо-японского фашизма, которому служит и господин Маурах, конечно, причинило нам вред и в этой области. Но такие причины мы преодолеваем и можем преодолеть до конца. Только Советская страна отпускает миллиардные суммы на детские ясли и школы. Только Советская страна обеспечивает не только воспитание всех детей, но и помощь роженицам, многодетным и т. д.

Достаточно сопоставить эту картину с постоянной безработицей, существующей в капиталистических странах, с постоянно прогрессирующим обнищанием все растущих масс трудящегося населения, чтобы понять ничтожность такой критики. Естественно поэтому, что даже в «богатейшей» стране мира — в Соединенных штатах Северной Америки в 1930 г. количество несовершеннолетних правонарушителей достигало 300 тыс. человек. В том же году только за одно такое серьезное преступление, как кража автомобилей, было осуждено 2639 несовершеннолетних.

За последние годы кризиса число несовершеннолетних преступников по всем странам Западной Европы выросло не менее чем в полтора раза. Вот это действительно бурный рост. Совершенно очевидно, что продолжающаяся безработица и растущий экономический гнет, в первую очередь в самой Германии, должны привести и к дальнейшему росту преступлений.

В РСФСР население по численности больше, чем в Соединенных штатах, а несовершеннолетних преступников, осужденных судами, по крайней мере в десять раз меньше, не говоря уже о том, что самые преступления их носят менее серьезный характер⁶. Еще более невыгодное сопоставление для капиталистических стран можно было бы сделать при сравнении удельного веса несовершеннолетних преступников в СССР и в Германии.

За I половину 1936 г. в РСФСР было осуждено несовершеннолетних на основании закона 7 апреля 1935 г., то есть в возрасте от 12 до 16 лет, всего 5 1/2 тыс. человек. Если наша печать, наша общественность и наше законодательство постоянно привлекают общественное внимание к борьбе с преступностью несовершеннолетних, то причина этому лежит никак не в угрожающем росте; и не в высоком удельном весе этой преступности. Именно потому, что у нас уничтожены объективные предпосылки осуществления преступности несовершеннолетних, для нашей страны совершенно недопустимым фактом, который должен быть устранен до конца, который не может иметь места в нашей стране, является самая возможность совершения преступлений несовершеннолетними. Мы не можем помириться с тем, что хотя бы один несовершеннолетний пошел по пути преступления, ибо это растущие люди растущей социалистической страны.

Критики закона 7 апреля из числа «дипломированных лакеев буржуазии», как величал Ленин подобных «ученых», в своих «обстоятельных» обзорах стараются замолчать поэтому те объяснения действительного положения вещей и всей совокупности мероприятий по борьбе с детской беспризорностью и безнадзорностью, которые дает постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 31 мая 1935 г.

«СНК СССР и ЦК ВКП(б), — указывает это постановление,— отмечают, что в настоящее время в условиях непрерывного улучшения материально-культурного положения трудящихся города и деревни и при производимом государством отпуске огромных средств на содержание детских учреждений, наличие беспризорные детей в столицах и других городах страны объясняется плохой работой местных советских органов и партийных, профсоюзных и комсомольских организаций в области ликвидации и предупреждения детской беспризорности и отсутствием организованного участия в этом деле советской общественности».

Это постановление развертывает широкую систему мероприятий, которые должны устранить все эти бесспорно устранимые при хорошей работе недостатки. Это постановление дает реальную программу действительного искоренения детской беспризорности и безнадзорности до конца, а тем самым обеспечивает решительный успех в ликвидации преступности несовершеннолетних.

Конечно, в нашей стране находятся еще иногда плохие отцы и плохие матери, которые не занимаются воспитанием своих детей. Конечно, у нас в отдельных случаях, очень редких, находятся даже негодяй, полные такого мещанского эгоизма, которые способны убить ребенка, чтобы избежать ответственности, чтобы избежать платежа алиментов. Но это единицы, это редкие негодяи, на которых может и должна обрушиться суровая рука советского закона, защищающего общий интерес, выражающего единые общие взгляды 170-миллионного социалистического -народа.

Во исполнение постановления ЦК и СНК о ликвидации детской беспризорности и безнадзорности советское законодательство приняло поэтому не только ряд мероприятий, обеспечивающих материальную возможность уничтожения всякой беспризорности, но и ряд законов, которые должны бороться с людьми, нарушающими свои социальные обязанности перед своими детьми и перед страной.

Постановление ЦИК и СНК от 29 июля 1935 г. предлагает правительствам союзных республик дополнить их уголовные кодексы статьями, карающими «использование опеки в корыстных целях (занятие жилплощади, использование имущества, оставшегося после смерти родителей, и т. д.) и оставление опекаемых детей без надзора и необходимой материальной помощи». Эти преступления закон предлагает карать лишением свободы на срок до 3 лет.

Постановление о ликвидации беспризорности и безнадзорности предусматривает реальную ответственность руководителей общественных и государственных учреждений за непринятие необходимых мер охраны и заботы о воспитании детей-сирот.

Уголовный кодекс РСФСР на основании этого постановления в новелле, воспроизводящей указанное выше постановление ЦИК и СНК СССР от 29 июля 1935 г. (ст. 158-1), карает поэтому, непринятие мер охраны и заботы о воспитании детей-сирот председателями сельских советов и назначенных сельскими советами опекунами, допустившими своими действиями или бездействием вступление этих детей на путь бродяжничества. Эти преступления караются в отношении опекунов лишением свободы на срок до 2 лет, в отношении председателей сельсоветов по ст. 111 Уголовного кодекса, то есть лишением свободы до 3 лет или принудительными работами.

Важнейшей частью самого закона 7 апреля 1935 г. является вторая статья его. Она карает заключением в тюрьму на срок не ниже 5 лет лиц «уличенных в подстрекательстве или в привлечении несовершеннолетних к участию в различных преступлениях, а также в понуждении несовершеннолетних к занятию спекуляцией, проституцией, нищенством».

27 июня 1936 г. союзный закон установил миллиардные ассигнования в помощь роженицам, многодетным, на развитие сети учреждений для воспитания детей. Этот же закон изменил постановление уголовных кодексов отдельных республик об ответственности за неплатеж алиментов в пользу детей, повысив наказание за это преступление до 2 лет лишения свободы. Эта суровая охрана интересов детей возможна и реальна только в условиях социалистического государства, обеспечившего право на труд, отдых и образование за каждым, обеспечившего непрерывное повышение материально-культурного положения трудящихся города и деревни.

В нашей стране оставлять детей без помощи или толкать их на путь нищенства может только негодный, недобросовестный человек, к которому можно и нужно применить меры уголовного принуждения.

И в этом вопросе мы видим совершенно иную картину по сообщениям самой прессы капиталистических государств. Даже фашизированная германская пресса не может обойти молчанием многочисленные случаи, когда вовсе не отдельные негодяи, а многие и хорошие люди вынуждены посылать детей нищенствовать или даже убивать детей, зачастую кончая одновременно с ними жизнь самоубийством. Это делают зачастую не негодяи, а честные люди, потому что самоубийство легче, чем голодная смерть, потому что легче задушить своего ребенка, чем видеть, как он сохнет от голода, потому что легче столкнуть в реку свою дочь, чем видеть ее малолетней проституткой.

Страшная картина беспросветного обнищания и эпидемических смертей от изнурения и голода, нарисованная талантливым польским писателем Курек в его книге «Грипп свирепствует в Направе», типична не только для польского захолустья. Застойная безработица и растущее обнищание масс сделали .картину «зимних бедствий»⁷ типичной и для крупнейших центров капиталистических государств, в первую очередь для фашистских государств, разоряющих свое население для подготовки войны.

Беглый обзор отличия в причинах, порождающих детскую преступность в капиталистических государствах и государстве социалистическом, делает понятным различие значения законодательства о борьбе с преступностью несовершеннолетних.

Как бы ни была организована репрессия в капиталистических государствах, она не может не быть безрезультатной, ибо она не может устранить причин, порождающих явления детской преступности.

Закон 7 апреля, взятый как часть системы советского права, полностью укладывается в сталинское определение задач и места уголовной репрессии.

Этот закон, разрывая представление о безответственности малолетних преступников, изымая наиболее опасных из них для воспитания в специальных учреждениях, выполнит возложенную на него задачу ликвидации преступности несовершеннолетних. Он выполнит эту задачу именно потому, что центр тяжести не в нем, а в законах, устраняющих причины преступности. Он выполнит эту задачу потому, что основная сила репрессии обрушивается нашим законом на тех взрослых преступников, живых носителей «пережитков капитализма в сознании людей», представителей гниения и разложения старого общества, которые пытаются вовлечь детей на путь преступления или же не выполняют своих минимальных обязанностей перед детьми.

Закон 7 апреля выполнит свою задачу именно потому, что он является только вспомогательным средством социалистического наступления. И в этой области — области борьбы с преступностью несовершеннолетних — полностью применимо указание товарища Сталина о роли, месте и удельном весе репрессии в социалистическом наступлении. И здесь центр тяжести в нашем экономическом наступлении, в результате которого Сталинская Конституция незыблемо закрепила право на труд, право на отдых, право на образование, право на достойное и свободное существование за всеми гражданами социалистического государства. И здесь центр тяжести в организационной работе в массах и в ряде специальных организационных мероприятий, экономически и политически укрепленных законом 31 мая 1935 г., законом о помощи многодетным семьям и всей системой социального обеспечения и всеобщего бесплатного образования, которое создано в социалистическом государстве и закреплено его Конституцией.

Закон 7 апреля и уголовные кодексы союзных республик

По своей юридической структуре закон 7 апреля 1935 г. представляет большой интерес. Изменения, вносимые им, это не только изменения наказания за определенную группу преступлений. Изменения, вносимые этим законом, касаются Общей часта уголовного права, Особенной части уголовного права и уголовного процесса⁸.

Сделанный выше обзор уголовного законодательства Союза, показал ряд отличий, имеющихся в кодексах отдельных республик. Закон требует, между тем, в определенных пределах единства уголовного законодательства во всем Советском союзе. Уже поэтому представляет большой практический интерес результат осуществления ст. 4 этого закона, требующей приведения в соответствие с ним уголовных кодексов отдельных республик.

Первый вопрос, встающий при юридическом анализе всякого нового закона,.— вопрос о пределах его действия во времени и пространстве. Действие закона 7 апреля как союзного закона распространяется на всю территорию Союза. Отсюда неизбежно требование, чтобы во всех кодексах союзных республик он был воспроизведен одинаково. Требование это, как покажет дальнейшее изложение, оказалось далеко не так просто осуществить.

Закон 7 апреля устанавливает более высокую ответственность несовершеннолетних преступников за определенные преступления, чем уголовные кодексы отдельных республик, в своих постановлениях по этому вопросу действовавших до издания закона. Поэтому, в соответствии с общими принципами уголовного законодательства СССР, этот закон не имеет обратной силы. Он не может быть применен к преступлениям, совершенным несовершеннолетними до его издания.

Однако в этом правиле приходится сделать некоторые исключения. Закон содержит определенные процессуальные изменения, предусматривая рассмотрение дел по определенной группе преступлений судом. На основании закона 31 мая 1935 г. комиссии по делам о несовершеннолетних упразднены. Между там именно эти комиссии до издания закона должны были рассматривать дела о преступлениях, охваченных им. В результате неизбежен вывод, что в более важных случаях дела о преступлениях, возникших до издания закона 7 апреля, придется рассматривать или органам Наркомпроса или, что более правильно, судебным органам, так как комиссий по делам о несовершеннолетних уже нет.

При этом суд должен будет применить необходимые меры медико-педагогического характера или же меры наказания, но последние только в тех пределах, которые допускались кодексами до издания закона.

Закон 7 апреля написан по типу ленинских декретов, по типу сталинских законов 7 августа, 8 декабря, 10 июля. Закон открывает мотивировочная часть. В отличие от всех других законов, как причина его издания, указывается не развитие соответствующей группы преступлений, не рост жалоб рабочих и колхозников на эти преступления, как это сделано в законе 7 августа, не повышение общественной опасности данного преступления ввиду изменения экономических и технических условий, как это сделано в законе 8 декабря,— впервые в истории советского законодательства мотивировочная часть закона указывает такую причину издания законодательного акта, как необходимость ликвидации и, мало того, необходимость скорейшей ликвидации определенного вида преступности.

Эта мотивировочная часть при всей своей лаконичности и краткости имеет громадное принципиальное значение. Она не могла быть включена в уголовные кодексы отдельных республик по техническим причинам. Мотивировочное определение нельзя уложить ни в обычную форму статей Общей части, ни в обычную форму статей Особенной части Уголовного кодекса. Но это постановление ЦИК и СНК СССР, требовавшее «быстрейшей ликвидация преступности среди несовершеннолетних», является общесоюзным законом. Оно обязательно для всех судов всех отдельных республик. Это требование определяет цель закона, дает ключ к его толкованию, применению указанных в нем мер борьбы.

Ни одна мера наказания по закону 7 апреля не может быть назначена судом, если она не является необходимым средством для достижения этой цели. Поэтому в применении закона 7 апреля особенно недопустим формализм. Здесь особенно необходимо внимание суда к таким условиям, исключающим целесообразность применения уголовной репрессии в конкретном случае.

Малозначительность и отсутствие вредных последствий действия, которое хотя формально подпадает под признаки какой-либо статьи Особенной части Уголовного кодекса, но лишено характера общественно-опасного, безусловно исключает возможность применения закона 7 апреля.

Необходима особенно тщательная оценка и другого ограничительного требования Общей части.  Нельзя применять меры наказания, если в силу изменения социально-политической обстановки данное действие перестало быть опасным, или если лицо, его совершившее, к указанному моменту не может быть признано общественно - опасным.

Другая характерная особенность закона 7 апреля — его язык. Это не специальный юридико-технический язык, обычный для статей Уголовного кодекса. Это язык политических декретов революции, обращенных к массам, требующих массового действия. Это язык закона 7 августа. Декрет 7 апреля написан так, что он понятен не только для юристов специалистов, но для всякого грамотного человека, более того, даже для неграмотного, для беспризорника, который услышит чтение этого закона.

Закон, определяя круг преступлений, ответственность за которые он устанавливает, не отсылает к точному, но зато совершенно непонятному для неспециалиста, перечню номеров статей Уголовного кодекса, эти преступления предусматривающих.

Закон считает нужным упомянуть об ответственности не только за убийство, но и за попытку к убийству. Закон умышленно пользуется здесь более понятным народным словом, чем обычный юридический термин, — покушение. Закон выделяет этот вопрос, чтобы привлечь к нему внимание именно не специалиста, а всякого гражданина. Для юриста-специалиста это упоминание необязательно, так как общая часть уголовных кодексов устанавливает по общему правилу ответственность и за покушение и за приготовление к любому преступлению.

Вносимые законом изменения касаются прежде всего общей части уголовных кодексов отдельных республик. Ст. 3 закона исключила из Основных начал упоминавшуюся выше ст. 8, определявшую общие рамки уголовной ответственности несовершеннолетних.

Это не означает, конечно, по мысли законодателя, необходимости заменить все постановления о несовершеннолетних в общей части отдельных уголовных кодексов одной первой статьей закона.

Ст. 1 закона устанавливает ответственность несовершеннолетних начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении определенных преступлений. Она не требует изменения ответственности несовершеннолетних за все другие преступления.

Это показывает, что неправильно было бы расширительное толкование закона — установление уголовной ответственности несовершеннолетних начиная с 12-летнего возраста по всем видам преступлений, в законе не указанным.

Также неправильно было бы ограничиться в уголовных кодексах указанием ответственности несовершеннолетних только в пределах, указанных законом. Исключение из уголовных кодексов всякого упоминания об ответственности несовершеннолетних по другим преступлениям естественно могло бы быть истолковано как отсутствие уголовной ответственности несовершеннолетних за эти преступления, либо привело бы к не опирающемуся на закон расширительному толкованию, которое показано выше.

В циркуляре Верховного суда и Прокуратуры СССР № 36—37 от 21 июля 1935 г. эта мысль ’находит подтверждение.

«Одним из .существенных недочетов, — указывает этот циркуляр,— является тенденция судебно-следственных работников к расширительному толкованию постановления ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних», выражающаяся в привлечении к уголовной ответственности детей, не достигших 12-летнего возраста, привлечении за преступления, совершенные до издания этого закона, а также за преступления, им не предусмотренные».

В другом пункте циркуляр указывает, что все остальные случаи нарушений со стороны детей в возрасте от 12 до 16 лет в уголовном порядке не наказуются. Это положение циркуляра выражает правильную мысль, однако, в форме, согласованной только с законодательством РСФСР, но не законодательством всех остальных союзных республик.

Как было показано при обзоре этого законодательства, лишь в Уголовном кодексе РСФСР уголовная ответственность несовершеннолетних начиналась с 16 лет. Циркуляр Верховного суда и Прокуратуры СССР правильно указывает, что в отношении преступлений, не предусмотренных законом 7 апреля, ответственность, предусмотренная Уголовным кодексом РСФСР, сохраняется в прежнем объеме, то есть начиная с 16-летнего возраста. Однако циркуляр упускает из виду, что по уголовным кодексам всех остальных республик уголовная ответственность начиналась не с 16, а с 14 лет.

Нет никаких оснований издание закона, усиливающего уголовную ответственность по определенной группе преступлений, считать поводом для устранения существовавшей ранее уголовной ответственности по всем остальным преступлениям начиная с 14-летнего возраста. Эта неточность циркуляра, рассчитанного на общесоюзное применение, должна быть устранена.

Уголовные кодексы отдельных республик разрешали вопрос об изменении уголовной ответственности несовершеннолетних в соответствии с законом 7 апреля не всегда правильно.

Уголовный кодекс Белорусской ССР уже 17 апреля, то есть через 10 дней после издания общесоюзного закона, изменил ст. 15⁹. Поместив постановление, содержащееся в ст. 1 закона 7 апреля, УК БССР дополнил его второй частью, которая гласила:

«В остальных случаях меры уголовного наказания применяются к несовершеннолетним от 12 до 16 лет только тогда, когда комиссия по делам о несовершеннолетних признает невозможным применить к ним меры медико-педагогического характера». Требование обязательного снижения наказаний несовершеннолетним было отменено.

Это означало расширительное толкование закона 7 апреля — общее снижение возраста уголовной ответственности несовершеннолетних и за преступления, законам не предусмотренные, до 12 лет. Правда, в последнем случае уголовная ответственность кодексам БССР предусматривалась факультативно.

Очень скоро потребовалось изменение этого закона. Постановлением ЦИК и СНК БССР от 8 сентября 1935 г. (СУ БССР № 34, ст. 180) изложенная нами ч. 2 ст. 15 была отменена. Предшествовавшая ей ст. 14 УК, которая в результате изменения ограничила неприменение мер уголовного наказания возрастом до 12 лет, была изменена вторично и изложена в следующей редакции: «Меры уголовного наказания не применяются к несовершеннолетним до 12 лет. К несовершеннолетним от 12 до 16 лет меры уголовного наказания применяются только по преступлениям, указанным в ст. 15, то есть в пределах, предусмотренных законом 7 апреля». Таким образом окончательная редакция, принятая УК БССР, совпадает с указаниями циркуляра Верховного суда и Прокуратуры СССР полностью. Однако устранение факультативной ответственности несовершеннолетних с 14 лет не вытекает, по нашему мнению, из смысла закона 7 апреля 1935 г.

Уголовный кодекс Украинской ССР (СЗ УССР 1935 № 11—12, ст. 49) изменил ст. 11, дополнив ее примечанием, воспроизводящим ст. 1 закона 7 апреля. Это примечание было введено постановлением ЦИК и СНК УССР 9 апреля 1935 г., то есть немедленно после издания союзного закона.

Затем была изменена вся редакция ст. 11. Было устранено указание о факультативной ответственности несовершеннолетних в возрасте от 14 до 16 лет и возможности применения мер медико-педагогического характера к несовершеннолетним от 16 до 18 лет и исключена ст. 12 об обязательном снижении наказания. Тем самым Уголовный кодекс УССР фактически усилил ответственность несовершеннолетних и по другим преступлениям, сохранив, однако, для них прежнюю границу уголовной ответственности (14 лет), более высокую, чем по преступлениям, предусмотренным законом 7 апреля. В своей теперешней редакции ст. 11 УК Украины гласит: «Меры социальной защиты судебно-исправительного характера не могут быть применимы в отношении малолетних до 14 лет». Далее следует примечание, воспроизводящее ст. 1 закона 7 апреля.

Таким образом Уголовный кодекс Украинской ССР разрешает вопрос об ответственности несовершеннолетних в полном объеме, но по прежнему отличается от УК РСФСР в его прежней редакции и от возрастных границ уголовной ответственности, намеченных циркуляром Верховного суда и Прокуратуры СССР для преступлений, не предусмотренных законом 7 апреля.

В Уголовном кодексе Грузии¹⁰ изменения первоначально выразились в том, что по всем преступлениям несовершеннолетних от 12 до 16 лет в случаях, не предусмотренных законом 7 апреля, была допущена уголовная ответственность в  том случае, если невозможно ограничиться мерами медико-педагогического характера. В этих случаях наказание подлежало обязательному смягчению на половину. Кроме того, была введена ст. 11¹, воспроизводящая ст. 1 закона 7 апреля (20 апреля 1935 г. — СЗ № 14, ст. 81; 4 июня 1936 г.— СЗ 1936 г, № 18, ст. 109). Ст. 11 была исключена. Таким образом вопрос об уголовной ответственности несовершеннолетних в случаях, не предусмотренных законом 7 апреля Уголовным кодексом Грузии, остался не урегулированным.

Уголовный кодекс Азербайджана дополнил ст. 12¹, определявшую общие правила ответственности, оставшуюся без изменений, статьей 12, воспроизводящей ст. 1 закона. Кроме того, к ст. 56, устанавливающей обязательное снижение наказаний для несовершеннолетних, было добавлено примечание, исключающее применение этих правил к несовершеннолетним, совершившим преступления, предусмотренные законом 7 апреля.

Таким образом в уголовных кодексах республик Закавказья уголовная ответственность несовершеннолетних в случаях, не предусмотренных в законе 7 апреля, определяется различно.

Весьма своеобразно разрешил Азербайджанский УК вопрос о положении ст. 2 закона, устанавливающей наказание за подстрекательство и понуждение несовершеннолетних к совершению преступлений. Эта статья (18¹) помещена как развитие статьи 18, определяющей соучастие. Таким образом в Общей части УК Азербайджана оказалась статья, содержащая и состав преступления и полагающуюся за него меру наказания, то есть статья, безусловно относящаяся к Особенной части (10 августа 1935 г.— СЗ Азербайджанской ССР № 10, ст. 155).

Уголовный кодекс Туркменской ССР, на основании постановления ЦИК и СНК ТуркССР от 28 апреля 1935 г., изменил статью, определяющую условия ответственности несовершеннолетних, снизив общие границы ответственности до 12 лет. Установив общее правило, что меры судебно-исправительного характера не подлежат применению к несовершеннолетним до 12 лет, этот кодекс поместил дальше ст. 1 закона от 7 апреля. Ст. 46 кодекса, предусматривавшая обязательное снижение ответственности несовершеннолетних от 14 до 16 лет на половину и от 16 до 18 лет на одну треть, была исключена. Поэтому образовался пробел, и неясно, должна ли уголовная ответственность то всем преступлениям определяться одинаково с 12 лет или, напротив, по преступлениям, не упомянутым в законе 7 апреля, уголовная ответственность наступает только с 18 лет.

В Уголовном кодексе Таджикистана, введенном в действие только 15 июля 1935 г., вопрос об ответственности несовершеннолетних разрешает статья 11. Она воспроизводит только текст ст. 1 закона от 7 апреля. В этом кодексе вопрос об ответственности несовершеннолетних за другие преступления совершенно не предусмотрен. Приходится считать, что во всех неуказанных случаях нет ответственности до 18 лет, а это противоречит общим установкам закона 7 апреля.

Уголовный кодекс Узбекистана, исключив на основании специального постановления ст.ст, 17, 18 и 56, устанавливавшие правила ответственности несовершеннолетних, изменил редакцию ст. 25. Эта статья указывает, что меры медико-педагогического характера подлежат применению к несовершеннолетним, не достигшим 12-летнего возраста. Часть 2 этой статьи воспроизводит ст. 1 закона от 7 апреля. Здесь также совершенно неясен вопрос об ответственности несовершеннолетних за остальные преступления.

Этого недостатка не избежал и УК РСФСР. Ст. 12 этого кодекса, определявшая условия ответственности несовершеннолетних, полностью заменила ст. 1 закона. Ст. 50 УК, определявшая условия смягчения наказания несовершеннолетних, была исключена. Напротив, в ст. 57 сохранилось оставление несовершеннолетних в трудовых домах впредь до исправления, но не дольше 18 лет.

Обзор уголовных кодексов отдельных республик показывает, что многими из них ст. 1 закона 7 апреля была воспринята как общее решение вопроса об ответственности несовершеннолетних. Вопрос об ответственности несовершеннолетних за преступления, не упомянутые в законе 7 апреля, остался неурегулированным законодательным путем. Необходимо, чтобы в уголовных кодексах РСФСР, Грузии, Туркменистана, Таджикистана и Узбекистана этот недостаток был исправлен. Необходимо также, чтобы весьма ценный циркуляр Верховного суда и Прокуратуры СССР был в части, определяющей ответственность несовершеннолетних за преступления, не предусмотренные законом 7 апреля, дифференцирован и приведен в соответствие с возрастам несовершеннолетних, предусматриваемым кодексами отдельных республик.

Вопрос о других элементах юридического состава ст. 1 и закона 7 апреля вызывал разногласия не в законодательстве, а в судебной практике, в попытках толкования этого закона.

Вся судебная практика без исключения к понятию насилия, употребляемому законом, относила не только различные виды тяжких повреждений, побои и истязания, но также и изнасилование.

Расхождения обнаружились сто вопросу об ответственности за хулиганство и за мошенничество. Верховный суд РСФСР в постановлении президиума от 14 ноября 1935 г. признал, что несовершеннолетние не могут привлекаться к уголовной ответственности по Ст. 74 и 69 УК РСФСР, то есть за хулиганство и мошенничество, так как эти действия не предусмотрены непосредственно законом.

55 пленум Верховного суда СССР признал это постановление неправильным. Пленум указал, что хулиганство несовершеннолетних, сопряженное с насилиями, телесными повреждениями и другими преступлениями, по которым несовершеннолетние могут привлекаться к ответственности согласно закону 7 апреля, должно влечь ответственность по ст. 74 УК.

Это указание юридически бесспорно; как мы указывали выше, термины, употребленные законом 7 апреля, вовсе не стремились воспроизвести терминологию УК. Вопрос о квалификации решает сущность действительно совершенного преступления. Поэтому за хулиганство, связанное с насилием, несовершеннолетние несут ответственность с 12-летнего возраста, а хулиганство, не связанное с такими действиями, под закон 7 апреля не подпадает.

Более спорным, однако не по существу, а по своей формулировке, является указание пленума об ответственности несовершеннолетних за мошенничество. Пленум указывает:

«Кражи, то есть такие преступления, по которым согласно закону от 7 апреля 1935 г. могут привлекаться к ответственности несовершеннолетние, могут совершаться ими при помощи мошенничества, что влечет за собой уголовную ответственность по ст. 169 УК РСФСР».

Это толкование юридически неточно. Кража и мошенничество отличаются друг от друга именно способом своего совершения. Кража, как определяют и закон и теория, есть тайное похищение чужого имущества. Мошенничество есть злоупотребление доверием или обман в целях получения имущества или иных личных выгод. Верховный суд, видимо, хотел сказать, что по закону 7 апреля должны преследоваться опасные случаи мошеннического получения имущества. Меры наказания в таком случае, конечно, должны определяться по ст. 169.

Точно так же нужно признать, что по закону 7 апреля должно преследоваться и открытое похищение чужого имущества или грабеж, хищение социалистической собственности, предусмотренное законом 7 августа, бандитизм и разбой. Во всех этих случаях мера наказания будет определяться по соответствующим статьям Уголовного кодекса. Закон 7 апреля не перечисляет непосредственно этих преступлений, а говорит о краже и различных видах насилия, но несомненно, что все эти преступления подходят под точный смысл закона.

Следующий вопрос, связанный с толкованием ст. 1 закона, — вопрос о мерах наказания, допускаемых в отношении .несовершеннолетних. Закон, который стремился - покончить с представлением о безответственности несовершеннолетних, написан нарочито суровым языком. Он говорит о применении всех мер уголовного наказания. Он не делает оговорки о неприменимости к несовершеннолетним до 18 лет высшей меры наказания, то есть расстрела.

Возможно, что отсутствие этой оговорки вызвано нежеланием ослаблять впечатление репрессивной .силы закона. Но эта оговорка и не нужна. Закон указывает ту статью Основных начал, которую он отменяет, — ст. 8. Закон говорит, правда, о всех мерах уголовного наказания, но расстрел не входит в общую систему этих мер. Он признается нашим законодательством мерой исключительной и временной. Основные начала и все уголовные кодексы устанавливают неприменимость расстрела к несовершеннолетним до 18 лет. Эти постановления сохранены и в Основных началах и во всех уголовных кодексах. Отсюда ясен клеветнический характер выступлений в фашистской прессе, в которых умазывалась и такая нелепость, что «в СССР начали расстреливать 12-летних детей».

Ст. 2 закона 7 апреля не вызвала особых затруднений и различий при включении ее в систему уголовных кодексов отдельных республик.

Поскольку она говорит о подстрекательстве и привлечении несовершеннолетних к участию в различных преступлениях, она представляет особое исключение из правил о соучастии, даваемых в Общей части УК. По этим общим правилам ответственность подстрекателей, как и всех других соучастников, определяется по той же статье, что и ответственность исполнителя преступления, а следовательно, и карается мерами наказания, предусмотренными этой статьей. Опасность подстрекательства несовершеннолетних заставила закон 7 апреля установить за эту специфическую форму соучастия в любом преступлении высокую меру наказания — тюремное заключение не ниже 5 лет. Это -наказание обязательно, хотя бы само преступление, подстрекательство к которому имело место, каралось несравненно легче, как, например, кража, подстрекательство к которой несовершеннолетних является наиболее распространенным видом этого преступления.

Различия между кодексами отдельных республик в отношении этой статьи закона 7 апреля были только систематического порядка. Только один Азербайджанский кодекс, как указано выше, поместил ст. 2 закона 7 апреля в Общую часть, расценив ее как особое правило о соучастии. Все остальные кодексы рассматривают этот вид соучастия как преступление особого рода (delictum sui generis). Так же, как самостоятельное преступление особого рода, советское право расценивает участие в контрреволюционной организации.

Между кодексами отдельных республик нет единообразия в понимании основного значения этой статьи.

Уголовные кодексы РСФСР, Украины, Грузии рассматривают это преступление как преступление против порядка управления. УК РСФСР помещает его (ст. 73²) в непосредственном соседстве с сопротивлением власти (ст. 73) и угрозой, убийством и т. п. .по отношению к должностным лицам или общественным работникам (ст. 73³). Такое расположение статьи о подстрекательстве несовершеннолетних к преступлениям мало понятно. УК Украины помещает эту статью (67¹) в более понятном соседстве со статьей 67, карающей призыв к совершению некоторых преступлений против порядка (управления (призыв к невыполнению налогов и повинностей).

Весьма неудачно в смысле системы соответствующая статья включена в УК Грузии (ст. 82¹), где она поставлена непосредственно за статьей, карающей побег из-под стражи.

Более правильна однако, с нашей точки зрения, позиция тех уголовных кодексов, которые относят подстрекательство несовершеннолетних к преступлению, к числу преступлений против личности. При такой системе эта статья располагается по соседству со статьей, карающей неплатеж алиментов (cм. ст. 210¹ УК Узбекской ССР, ст. 232¹ УК Белоруссии). В кодексе Туркменской ССР она (ст. 168¹) помещена, однако, непосредственно после статьи, карающей развращение малолетних или несовершеннолетних (ст. 158). В кодексе Таджикской ССР она (ст. 182) отнесена в раздел о телесных повреждениях и насилиях над личностью и непосредственно граничит со статьей, карающей похищение чужого ребенка.

Наконец, все кодексы, за исключением Уголовного кодекса РСФСР, правильно исключили из статьи, говорящей о неплатеже алиментов и оставлении родителями малолетних детей без поддержки, понуждение детей к занятию нищенством, караемое более строго ст. 2 закона 7 апреля.

Особых споров толкование ст. 2 на .практике не вызывало, но дефекты в применении ее как раз наиболее значительны. И в целом ряде статей в наших юридических журналах и в указаниях Верховного суда и Прокуратуры СССР неоднократно отмечалось, что органы юстиции не умеют еще достаточно выявлять подстрекателей несовершеннолетних к .преступлениям. Кроме того, закон нарушается судом слишком часто и в отношении выносимых мер наказания. Здесь политика суда недостаточно жестка. В некоторых областях до 60% приговоров по ст. 2 закона 7 апреля нарушают установленный законом лимит, устанавливают наказания ниже 5 лет тюремного заключения.

Обзор уголовных кодексов отдельных республик по этому специальному вопросу показывает не только необходимость немедленного устранения ряда отдельных недостатков и разноречий, которые были указаны. На этом примере молено почувствовать лишний раз, насколько своевременно и необходимо установленное Конституцией СССР единство уголовных законов для всего Союза, единство законодательного центра, единство верховного органа толкования закона. Эти постановления Конституции в то же время уже сейчас обязывают не допускать ни малейшего отклонения от принятых Союзом законов. Постановления Конституции обязывают к исключительно тщательной технической работе всех законодательных органов. Пробелы в законе делаются особенно недопустимыми, когда суд подчинен только закону, когда требования стабильности законов означают и требования твердой единой судебной практики. Без этого нельзя добиться единой законности для всего Союза, а этот принцип, выдвинутый Лениным еще в 1922 г. в его известном письме к товарищу Сталину, превращен сейчас в непререкаемой силы требование основного закона нашей страны — Сталинской Конституции.

_______________________________________________

¹ П. И. Люблинский, Борьба с преступностью в детском и юношеском возрасте, М. 1923, стр. 227.

² Понятие моральной дефективности, кстати сказать, чуждо .марксистскому пониманию вопроса. Это понятие характерно для буржуазной криминалистики и педологических извращений.

³ Необходимо также отметить, что вопрос об установлении в советском законе границ несовершеннолетия неправильно освещался и в советской литературе и в заграничной. Маурах указывает, что декрет 1918 г. установил безответственность несовершеннолетних до 17 лет. Люблинский в своем обстоятельном обзоре законодательства пропускает, как ни странно, «Руководящие начала» и связывает решение этого вопроса только с декретом 4 марта 1920 г.

⁴ Ссылка и высылка к несовершеннолетним, по понятным причинам почти совершенно не применялась.

⁵ См. “Monatschrift fur kriminal Psychologie und Strafrechtsreform”, 1936, № 5 — 6.

⁶ См. Сборник «Преступность несовершеннолетних в капиталистических странах».

⁷ Это официальный термин в Германии.

⁸ На изменениях в области уголовного процесса мы в этой статье не останавливаемся.

⁹ Определявшую условия ответственности несовершеннолетних.

¹⁰  Изменениям и, внесенными на основании закона 7 апреля в УК Армении, при работе над этой статьей автор не располагал.