Доклад Генерального Прокурора СССР Р.Руденко о переписке эмигранта Е.Гегечкори с Н.Т.Берия. 7 октября 1953 г.
№ 99
Совершенно секретно
446/ссов
Товарищу Маленкову Г.М.
При ознакомлении с хранящимися в МВД СССР архивными материалами, касающимися разработки одного из лидеров грузинской контрреволюционной эмиграции Е. Гегечкори, сотрудником Прокуратуры СССР 7 октября 1953 года было обнаружено личное письмо Гегечкори к жене Л. Берия — H. Берия.
Необходимо указать, что бывшие сотрудники МВД, занимавшиеся разработкой грузинской эмиграции, зная, что Прокуратура собирает доказательства, подтверждающие связь Гегечкори с Берия, не сообщили следствию об этом письме. Так, бывший начальник 1-го Главного управления НКВД СССР — МГБ СССР Фитин П.Н., получивший в 1946 году это письмо от заграничной агентуры, зная, что письмо хранится в делах МВД, о нем на допросе 18 июля 1953 года вообще не упомянул, хотя специально допрашивался о связи Берия с грузинской эмиграцией. Бывший резидент во Франции Гузовский А.А. и сотрудник резидентуры во Франции Тавадзе И.К. (ныне арестованные) также ничего не показали о письме Гегечкори к Н. Берия, хотя оно было направлено Фитину при сопроводительном письме за их подписями.
Привожу расшифровку условных наименований, содержащихся в сопроводительном письме Гузовского и Тавадзе:
«Виктор» — Фитин, начальник 1-го Главного управления «Качу» — Е. Гегечкори
«Георгий» — Тавадзе — сотрудник резидентуры во Франции «Старик» — Ной Жордания «Павел» — Л. Берия «Петров» — В. Меркулов
«Кир» — Гузовский — резидент МВД во Франции.
В связи с обнаруженными документами будут произведены допросы Л. Берия, Н. Берия, В. Меркулова, Гузовского, Тавадзе и свидетелей — Гукасова (сотрудник ИНО), Фитина (бывшего начальника ИНО).
Приложение: на 4 листах.
Р. РУДЕНКО
7 октября 1953 г.
Копия
Тов. Виктору 26 апреля 1946 г.
Письмо № ЭМ
Телеграммой от 18 апреля с.г. мы были предупреждены Вами о переписке, которую ведет «Качу» с Тегераном. Вы считаете содержание письма лишним подтверждением нелояльности его к нам. Мы никогда не поддавались излишним иллюзиям, но объективное наблюдение подсказывает нам, что «Качу» твердо стал на позиции лояльности, которые нам надлежит использовать. По поводу переписки с Тегераном, как и с Италией раньше, «Качу» нам сообщал в частности: по поводу переписки с Сасания он сказал лично «Георгию» и рекомендовал ее использовать, предлагая свои услуги. Он сказал «Георгию», что Сасания первая написала ему письмо, на которое он ответил. Содержание письма указывало на необходимость избегать всяческих контактов с англичанами и всеми теми, кто намерен еще использовать меньшевиков как акцию против Советского Союза. «Качу» тогда же объяснил, что писал он все это закамуфлировано и очень осторожно, не будучи уверен в том, что его переписку не контролируют англичане, и не знает, как воспримут это Сасания и группа грузин, находящихся в Тегеране. Тогда же «Качу» сказал, что следует подождать ответа он Сасания и затем уже продумать вопрос, как лучше и полезнее постепенно перевести тегеранскую группу меньшевиков на службу нам. О Сасания он сказал, что она — бывшая учительница, лично он ее не знает, но слышал, что она умная женщина и активно работает в грузинской эмиграции, которая насчитывает 40 человек. «Качу» обратил наше внимание на то, что эта группа меньшевиков представляет для нас оперативный интерес, и он готов сделать все возможное, чтобы использовать ее в наших интересах. В качестве доказательства прилагает при этом собственноручно написанный «Качу» адрес Сасания.
Поскольку у нас еще не было достаточных данных для постановки этого вопроса, мы решили подождать ответа Сасания и затем обо всем сообщить Вам. В связи с тем, что особенно последнее время нам самим совершенно не ясно Ваше отношение к «Качу» и др., не ясно, каково должно быть наше поведение, возникает много трудностей в определении нашей позиции. Охлаждение отношений «Качу» чувствует, волнуется, постоянно подчеркивая, что налаженное с таким трудом взаимопонимание ускользает, его не используют, ему не доверяют. Правда, он каждый раз подчеркивает, что, несмотря на недоверие и предвзятость сложившегося мнения о нем в Центре, он будет продолжать действовать самостоятельно, не связывая его с указаниями оттуда. По поводу декларации он говорит, что вина не его, что дело не доведено до конца. Он давно готов был подписать (готов это сделать и сейчас) ее, но мы считали, что должен был подписать ее также и «Старик», который туго раскачивался. Сейчас, как Вам известно, «Старик» публично высказал свои позиции, и это нельзя не считать за большое достижение.
22 апреля «Качу» вызвал меня и «Георгия». Он говорил много о доверии, о том, что все заглохло, сознался в том, что потерял надежду на активную работу с нами (в этих целях он сохранял свое свободное время и не работал), и по причинам чисто материальным (проел свои запасы) он вынужден поступить на работу и сейчас устроился помощником оного из парижских адвокатов, составляет ему юридические доклады и готовит некоторые дела. Затем «Качу» просил переслать написанное им письмо Нине, жене «Павла». Он не скрыл, что после того, как интерес к нему заметно упал, он не может лично написать письмо «Павлу», опасаясь, что оно будет как-нибудь нехорошо истолковано. Однако из текста письма Вы увидите, что оно предназначено вовсе не для Нины. В нем излагается все то, что, по-видимому, у него наболело.
Поэтому мы считаем, что вопрос о дальнейшем нашем поведении должен быть решен, ибо у нас нет ясности. Продолжать бесцельные встречи и поддерживать разговоры на общие темы — мало полезно. Мы твердо придерживаемся директив т. Негрова и Ваших, не вступаем ни в какие разговоры, ничего не просим и ничего не получаем.
Просим указаний.
КИР
ГЕОРГИЙ
Копия 25.IV. 1946 г.
Дорогая Нина, у меня есть реальные основания думать, что я не вполне выброшен из твоей памяти; время от времени, несмотря на многое, нас разделяющее, ты проявляешь внимание к своему старому дяде.
Ты можешь быть уверенной, что это взаимно: мне крайне приятно слышать о тебе лестные отзывы. Что же? Это голос крови — один из непреложных законов человеческой природы.
Пользуюсь случаем, чтобы написать несколько слов о себе; именно несколько слов, ибо, если писать пространно, этому не будет конца.
Очевидно, обо мне к вам поступают сведения. Думаю, что они точны, ибо источник их мне известен и известен с наилучшей стороны. Все же, если пишу непосредственно, то в целях устранения даже тени недоразумения.
Я подошел к последней грани своей жизни. Плохо ль или хорошо — об этом не мне судить, — я прошел свой путь. У старых людей своя психология, непонятная для молодых. У меня не осталось другой претензии, как передать будущему поколению результаты моего долгого опыта. Не вдаваясь в детали, я пришел к выводу, что Грузия в борьбе за свою национальную свободу не может и не должна рассчитывать на Запад. Если четверть века назад она могла предполагать найти тут реальные гарантии в этом направлении, то теперь такие поиски я расцениваю как пустую и даже вредную трату времени.
Думаю, что сказанного достаточно, чтобы тебе понять, что такая постановка вопроса — ключ к дальнейшему; под этим углом я подхожу к дальнейшим событиям.
Исходя именно из этого, я по своей собственной инициативе думал поддержать наши территориальные требования к Турции. Был момент, когда я считал, что было возможно в соответствующей форме выступление эмиграции, но меня постигла неудача. Не хочу говорить о причинах ее, констатирую только факт.
Было бы крайне несправедливо возлагать какую-либо ответственность за это на лицо, поддерживающее со мной связь; наоборот, он делал все возможное, дабы облегчить мою задачу, и давал правильную информацию своим верхам. Об этом я тебя прошу поставить в известность кого следует.
Надеюсь, к этому вопросу мы еще вернемся, и у эмиграции еще будет возможность выполнить свой долг перед Родиной.
Предстоит длительная и упорная работа по расчистке сгущенной десятилетиями атмосферы. Трудная и, если хочешь, крайне неблагодарная задача, я в этом отдаю себе ясный отчет; но она вытекает из понимания моего священного долга перед моим народом.
Не хочу скрывать, что у меня нет убеждения в наличии взаимного понимания оттуда. Достаточно привести пример полного исчезновения профессора Такайшвили (о нем в течение целого года ни слуху ни духу), чтобы прийти к такому выводу.
Но, как я сказал выше, я действую не по чьей либо указке, а за свой страх и риск и в пределах моих сил буду вести свою линию...
Ну, дорогая Нина, прими от твоего старого дяди самые лучшие пожелания.
ЕВ. (подпись)