Записка Андрианова в Президиум ЦК КПСС о встрече с Л.П.Берия. 20 августа 1953 г

№73

Записка Андрианова в Президиум ЦК КПСС о встрече с Л.П.Берия ¹ 

ПРЕЗИДИУМ ЦК КПСС

 Товарищу МАЛЕНКОВУ Г.М.

Товарищу ХРУЩЕВУ Н.С.

Прошу Вас при всей Вашей занятости найти время прочитать мое заявление и более обстоятельно разобраться с моим делом.

Вследствие моей преступной беззаботности и безответственности дело приняло серьезный характер. Выступая на пленуме ЦК, я резко и с известными фактами выступал против заклятого врага народа изменника Берия, но я при этом не сказал, что был у него на приеме. Я думал таким образом, что был у него по ведомственному вопросу и говорил о начальнике Управления. По неслужебным делам нигде не встречался и никаких дел не имел. Причем при первой возможности намеревался доложить Вам об этом, но и при встрече с Вами не с этого начал. Волновался, говорил неубедительно, что не является оправданием. Поэтому не удовлетворил Вас, хотя пытался рассказать честно и откровенно.

Был же я у него на приеме не более 3—5 минут, говорил о поведении начальника Управления, просил поправить его, тем более, что начальник Управления недавно приступил к работе. Перед уходом он задал мне вопрос — как работаете с Игнатовым? Я ответил — плохо. Тут и нечего было умалчивать, об этом было известно многим. Но я не придал значения этому вопросу. В разговорах разоблаченный враг был груб и дерзок.

После моего разговора с ним о начальнике Управления дело не улучшилось, а, наоборот, ухудшилось, о чем я расскажу ниже.

Вследствие моего неправильного поведения возникли сомнения. После беседы с Вами я все-таки думал, чтобы объяснить Вам о своем поведении. Будучи у Вас на приеме, я не смог вспомнить такого факта.

Дело было, примерно, таким образом. Когда я был на приеме у товарища Маленкова, я говорил о положении дел в организации и о взаимоотношениях с т. Игнатовым. На все мои вопросы и неясности товарищ Маленков дал мне исчерпывающие разъяснения и ответы, и я был вполне удовлетворен.

После того, как я ушел от товарища Маленкова, мне сказали в комендатуре, что меня опять просят зайти к товарищу Маленкову. Когда я зашел к товарищу Маленкову, он сказал мне — быть может, следует поговорить вместе с т. Игнатовым? Я сказал, что Вашими указаниями я вполне удовлетворен и нет необходимости занимать время для вторичного обсуждения этого вопроса. На этом все кончилось. При моем уходе товарищ Маленков предложил мне зайти к товарищу Хрущеву. Речь шла об обсуждении поставленных вопросов на заседании Секретариата ЦК.

Когда я пришел в ЦК к товарищу Хрущеву, дело было по времени близким к обеденному перерыву, но я хотел вечером уехать в Ленинград, поэтому добивался встретиться вообще с товарищем Хрущевым. Встретил товарища Хрущева на ходу в коридоре ЦК. Вам, товарищ Хрущев, было видимо обо всем известно, да и до этого я Вам рассказывал о наших делах. Вы, товарищ Хрущев, мне сказали — можете ехать в Ленинград, на Секретариате ЦК обсуждать не будем. После этого я выехал в Ленинград. Я был полностью удовлетворен решением вопросов в ЦК, и ходить после этого ни к кому не было никакой нужды.

Далее. После того когда я приехал из ЦК, поведение начальника Управления МВД ничуть не улучшилось. Он ко мне не ходил, не информировал. Об этом меня начали упрекать члены бюро обкома. Когда же приехал в Ленинград через несколько дней заместитель министра Серов (который был в Ленинграде почти до последних дней разоблачения врага), тогда он вел себя еще более вызывающе, провел облаву в Ленинграде, в течение ночи под видом борьбы с хулиганством задержали около тысячи неповинных людей и не сказал об этом обкому. Я звонил т. Круглову. Это было после приезда из Москвы, и просил его поправить начальника управления. Говорил я и о неправильных действиях руководителей МВД в ЦК, о чем я рассказывал в свое выступлении на пленуме.

Заместитель министра Серов дошел до того, что приказал снять милицейскую охрану в Ленинградском Совете, в областном исполкоме, в обкоме комсомола и около дома, где проживали руководящие партийные и советские работники, слова не сказав об этом ни мне, ни руководителям этих учреждений.

Вы меня справедливо критиковали — зачем я пошел к нему, зачем дал повод. Это правильно. Я сделал глупо, необдуманно и политически грубо ошибочно, тем более незрело, и не пристало это секретарю Ленинградской организации.

Это положение усугубляется и тем, как Вы сказали, что до моего посещения он резко ставил вопрос о снятии меня с работы, а потом изменил свое отношение. В этом своем посещении его я виноват перед ЦК и готов понести любое наказание. Но я честно Вам рассказал, как было дело. Я подошел примитивно и недостойно, грубо политически ошибочно. Я считал, что начальник только что прибыл в Ленинград, и хотелось поправить его через министра.

Недооценкой этого факта я усугубил свое поведение в дальнейшем. При этом я должен честно признаться, что переоценил себя без каких бы то ни было оснований.

Вы меня знаете почти четверть века. Я работал на Ваших глазах, честно и самоотверженно боролся за выполнение указаний партии. Я думал, что стою выше всяких подозрений. Прошу поверить мне, у меня не было ни малейших помыслов скрыть от Вас ни мой прием у него, ни о телеграмме. В нормальных условиях это не вопрос, а при моем глупом, неразумном, а, следовательно, политически ошибочном поведении оказалось делом.

На бюро Ленинградского обкома после Вашего разговора с т. Козловым очень резко подошли к оценке моего поведения — отстранили меня от работы, перестали все заходить ко мне и разговаривать со мной. Это горько и тяжело. Но я считаю это правильным. Раз в ЦК появляется сомнение к руководителю, тем более при моем таком поведении, интересы партии превыше всего.

Но в этом отношении ко мне со стороны бюро обкома хотя бы до некоторой степени я вижу плоды своей работы. Члены бюро единодушно, невзирая на лица, так строго говорили о моем поведении. Иначе и не могло быть. Интересы партии превыше всего. Этим фактом я глубоко удовлетворен. Но мне тяжело и на душе обидно, что я не оправдал доверия ЦК и подвел Ленинградскую организацию.

Я все же глубоко уверен, что ЦК не пожалеет времени и разберется со мной, накажет меня за то, в чем я виновен.

За эти дни я все передумал, так много пережил, больше, чем за всю свою сознательную жизнь.

Я до конца предан партии, все отдаю для дела партии, не считаясь со временем и здоровьем, но совершил грубейшую политическую ошибку. Это послужит для меня предметным уроком на всю жизнь.

Я говорю при этом не о своем положении, а о партийной честности, а о доверии партии. Работа для меня любая хороша, если ее доверяет партия.

За всю свою жизнь я не отступал от линии партии, беззаветно боролся за дело партии. Доверие партии для меня — это жизнь.

Прошу учесть мою просьбу при рассмотрении вопроса.

В. АНДРИАНОВ