Записка председателя Антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б) Е. М. Ярославского руководителям партии и правительства о мерах в связи с отсрочкой процесса над патриархом Тихоном. 24 апреля 1923 г.

Реквизиты
Тема: 
Тип документа: 
Государство: 
Датировка: 
1923.04.24
Метки: 
Источник: 
Архивы Кремля. В 2-х кн. / Кн. 1. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. - М. - Новосибирск, «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), «Сибирский хронограф», 1997, стр. 275-276
Архив: 
АПРФ, ф. 3, оп. 60, д. 25

 

№ 25-24

С. Секретно.

В[есьма] Срочно.

Т.т. КАМЕНЕВУ, СТАЛИНУ, ТРОЦКОМУ,
ЗИНОВЬЕВУ, РЫКОВУ, ДЗЕРЖИНСКОМУ.

Антирелигиозная Комиссия Ц.К.

обсудила постановление членов Политбюро ЦК, вынесенное уже во время Съезда по поводу отсрочки процесса Тихона30.

Комиссия соглашается с некоторыми доводами об отсрочке процесса Тихона, но решительно высказывается против отсрочки церковного Собора.

Комиссия просит утвердить следующее постановление:

1) Церковный Собор не откладывать. Принять меры к тому, чтобы Собор высказался в духе осуждения контр-революционной деятельности Тихона31.

2) Процесс Тихона начать примерно в середине или во второй половине мая. Остающееся время употребить на возможно более широкое осведомление заграничной печати материалами о контрреволюционной деятельности Тихона и отношении к нему рядового духовенства и Церковного Собора.

3) Считать нежелательной интенсивную агитацию в деревне в связи с процессом Тихона.

4) Кроме того, Комиссия считает крайне нежелательным решение подобных вопросов без участия кого либо из Комиссии, что было признано в свое время и Политбюро ЦК.

Комиссия доводит до сведения членов Политбюро, что она считает вредным очень долгое затягивание дела, так как это дает возможность врагам играть на этой оттяжке и развивать бешеную кампанию. Комиссия считает также скорее вредным, чем полезным такую чрезмерную литературную кампанию, какая была в эсэровском процессе (что был[о] признано в свое время ЦК).

Комиссией в отношении агитации сделано следующее:

1) Изданы брошюры и распространяется обвинительное заключение Тихона с исчерпывающим материалом32.

2) Разосланы для провинциальной печати статьи.

3) Все время даются статьи, как для Московской, так и для провинциальной прессы.

4) Брошюры через НКИД разосланы всем полпредствам с инструкцией об использовании их в зарубежной печати, русской и иностранной.

5) Посылаются специально написанные для иностранной печати статьи.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ КОМИССИИ Ц.К.

24/IV-23 г. Ярославский

— Л. 35, 36. Машинописный подлинник, подпись — автограф. Вверху л. 35 штамп: «СЕКРЕТАРИАТ Заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров и Совета Труда и Обороны тов. КАМЕНЕВА» с рукописными датой «8/ІХ 1923 г.» и входящим номером. Здесь же слева рукописная помета: «Поступило из учета документов] ЦК — в сентябре 1928 г.».

- РЦХИДНИ, ф. 89, оп. 4, д. 118, л. 1—3. Рукописный подлинник на трех личных бланках Е. М. Ярославского, автограф. Дата и подпись в конце документа отсутствуют. В адресе после фамилии Рыкова вычеркнута фамилия Бухарина. В пункте 1) в конце текста документа стоит: «Изданы 4 брошюры...».

Примечания и комментарии:

30 В протоколах заседаний АРК следов такого обсуждения не имеется. Согласно этим протоколам, после 21.04 1923 г., когда Политбюро приняло опросом постановление об отсрочке процесса патриарха Тихона (см. № 25-21 и 25-22), и до написания 24.04 1923 г. Е. М. Ярославским настоящей записки заседаний АРК не было. В протоколах заседаний АРК № 19 от 10.04 1923 г. и № 20 от 04.05 1923 г. упоминаний о подобном обсуждении нет.

Характерен осторожный намек Е. М. Ярославского на уставную некорректность постановления Политбюро от 21.04 1923 г., принятого в то время, когда в Москве уже заседал XII съезд РКП(б) — с 17 по 25.04 1923 г. — являвшийся по уставу высшим органом партии. Недаром Е. М. Ярославский пишет «постановление членов Политбюро ЦК», а не «постановление Политбюро», ведь старое Политбюро складывает свои полномочия перед съездом, а новое еще не было выбрано.

31 Обновленческий собор 03.05 1923 г. во исполнение предписаний Е. М. Ярославского не только осудил патриарха Тихона за контрреволюционную деятельность, но и лишил сана и монашества. См.: Поместный Собор Российской Православной Церкви. 1923 г. (Бюллетени). М., 1923. С. 9-11; Введенский А. И. За что лишили сана патриарха Тихона? М., 1923; Левитин-Краснов А. Э., Шавров В. М. Очерки по истории русской церковной смуты. Ч. 2. С. 94-122.

32 «Обвинительное заключение по делу граждан: Беллавина Василия Ивановича, Феноменова Никандра Григорьевича, Стадницкого Арсения Георгиевича и Гурьева Петра Викторовича по 62 и 119 ст.ст. Уголовного Кодекса» было напечатано отдельной брошюрой (М., 1923 г.), а недавно переиздано по тексту этой брошюры в «Актах Святейшего Патриарха Тихона...» с фиксацией всех помет, сделанных Святейшим при ознакомлении с этим документом (с. 225-280). В следственном деле патриарха Тихона в архиве ФСБ собраны материалы, послужившие источником для создания обвинительного заключения — протоколы допросов обвиняемых и свидетелей (в том числе — первый допрос патриарха Тихона 5 мая 1922 г., не учтенный в нумерации допросов патриарха в «Актах Святейшего Патриарха Тихона...»), а также специально запрошенные для составления обвинения следователем Я. С. Аграновым документы целого ряда судебных дел о сопротивлении изъятию церковных ценностей — дела трибуналов Новгородского (Старая Русса), Иваново-Вознесенского, Ростовского (Донского), Смоленского, Петроградского, Московского, Шуйского, Тульского, Витебского, Череповецкого, Чувашского, Рыбинского, Костромского, Астраханского, Гомельского, Ярославского, Екатеринбургского. Далеко не все собранные следствием материалы нашли хоть какое-то отражение в обвинительном заключении. Достоверно судить об этом можно будет лишь тогда, когда ученым, изучающим историю Русской Православной Церкви, станет известен весь объем следственного дела патриарха Тихона — за пределами традиционно упоминаемых сегодня 28 томов. Сейчас отметим лишь, что весьма существенные оговорки, сделанные патриархом Тихоном в формуле признания своей вины и зафиксированные в деле, были полностью проигнорированы в тексте обвинительного заключения. Подписавший заключение А. Я. Вышинский, оказывается, придавал уже в 1923 г. то же самое значение «царице доказательств» — безоговорочному признанию обвиняемым своей вины, что и в 1930-х годах. Вполне характерной чертой юридического метода Андрея Януарьевича и его коллег является и умелое конструирование в интересах обвинения всевозможных мифических контрреволюционных «центров», сетей связных и т. д. Вообще, будущий объективный историк советского права не сможет обойти исключительно важного значения следствия по делу патриарха для разработки политико-юридических доктрин коммунистического государства, столь успешно примененных позднее в 1935-1938 гг. для ликвидации самих безбожников-коммунистов, включая режиссеров несостоявшегося суда над патриархом.

В деле патриарха Тихона в архиве ФСБ находятся также черновые материалы подготовки обвинительного заключения, включая рукописную правку машинописного текста, а в делах Антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б) в РЦХИДНИ — материалы обсуждения этого документа, замечания по нему Е. М. Ярославского и других членов комиссии. Сохранился машинописный экземпляр обвинительного заключения, подписанный рукой А. Я. Вышинского, а в архивном фонде Секретариата А. И. Рыкова Управления делами Совнаркома СССР — с правкой текста рукой председателя Комиссии Политбюро ЦК РКП(б) по руководству процессом над патриархом Тихоном А. И. Рыкова (ГАРФ, ф. 5446, оп. 55, д. 409, л. 88-1).

В целом для этого обширного заключения характерно умелое перемешивание действительных фактов резко обличительных оценок патриархом богоборческой власти (особенно — в 1917-1918 гг.) с замалчиванием или квалификацией в качестве лицемерного обмана всех попыток патриарха 1919-1921 гг. вывести церковь из политического противостояния, найти основы легального существования РПЦ в советском государстве. С тех же позиций обвинение излагает историю попыток церкви организовать действенную помощь голодающим в 1921 — начале 1922 г.: основные воззвания и документы церкви по этому вопросу либо скрываются, либо излагаются крайне тенденциозно. Скрыт факт обсуждения в Политбюро и одобрения воззвания патриарха о помощи голодающим от 6 февраля 1922 г. (№ П-5, П-8), хотя ранее об этом факте сообщалось даже в утвержденных властями листовках. Замалчиваются в принципе робкие попытки ВЦИК и других советских органов пойти на какой-то компромисс с руководством церкви для реального сотрудничества в деле помощи голодающим. Обвинительное заключение отразило стремление достичь обеих целей партии, о которых писал Троцкий в своем программном документе об антирелигиозной политике (№ 23-29): ликвидации «тихоновского» духовенства при помощи «обновленцев» и затем разгрома этих последних при общем преодолении и искоренении «религиозных предрассудков» населения страны. В обвинительном заключении присутствуют как ссылки на антитихоновскую обновленческую «экспертизу», так и постоянное настойчивое приравнивание религиозных обрядов, действий, идей к контрреволюционным.

Постатейное рассмотрение всех фальсификаторских приемов обвинения — дело особого исследования, а не настоящего сборника документов. Ограничимся поэтому лишь современными оценками обвинительного заключения как со стороны Прокуратуры страны, так и на страницах церковного издания, выпущенного по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

Экспертизой, проведенной Генеральной прокуратурой России в 1992 г., установлено отсутствие в деяниях патриарха и его подельников состава преступления, т. е. обвинительное заключение признано ложным.

Издатели «Актов Святейшего Патриарха Тихона...» (главный редактор — протоиерей Владимир Воробьев, ректор Православного Свято-Тихоновского Богословского Института) так характеризуют плод совместных усилий руководства компартии и Лубянки (с. 732-733):

«Так называемое „Обвинительное заключение..." по „делу" Святейшего Патриарха Тихона и других привлекавшихся с ним лиц по своей юридической безграмотности, неудержимому и нескрываемому злопыхательству и тенденциозности, скатывающейся к сознательному извращению фактов и часто к прямой наглой лжи, представляет собою, наверное, небывалый в истории государственного права акт, дающий благодарный и обильный материал для солидного юридического, церковно-канонического и исторического исследования, определяющего тогдашнее состояние законности в стране.

Отметить и оговорить в кратких словах все соответствующие места этого акта представляется совершенно невозможным; извращение действительности встречается в нем буквально на каждом шагу. Для примера достаточно сказать, что в пылу усердия ретивые прокуроры поместили здесь в качестве члена Собора 1917-1918 гг. даже... „княгиню Трубецкую"!

Оставляя без внимания всю эту беспардонную галиматью, подписанную известным в свое время архипрокурором, а затем „академиком" и министром иностранных дел А. Я. Вышинским (развенчанным в 50-х гг. со всей его „научной" юридической теорией), отметим здесь лишь один существенный момент, отразившийся в этом акте, имеющий принципиальное церковно-историческое значение.

Из четырех статей Уголовного кодекса, предъявленных в качестве обвинения Святейшему Патриарху Тихону: 59, 69, 119, 120, обвиняемым совершенно начисто отвергнута ст. 59, а по трем остальным виновность „признана" с такими существенными оговорками, что, собственно говоря, от инкриминируемых ему 18* „преступлений" решительно ничего не остается. Т. е. практически (если отбросить всю сопутствующую демагогию) все эти дутые и за уши притянутые обвинения Патриархом начисто отметаются, а беспомощный и псевдозаконный лепет обвинителей бессилен создать хотя бы иллюзию виновности своего подследственного.

Дутость возводившихся на Патриарха обвинений вскоре же была подтверждена и официально появившимся из недр государственной власти актом, в виде постановления Президиума ЦИК о прекращении „дела" гр. Белавина. Каждый, ознакомившийся тогда с этим постановлением, прекрасно понимал, что истинной причиной прекращения „дела" являлись, разумеется, не те лирические мотивы, которые упомянуты в постановлении, а фактическое отсутствие состава „преступления", что и было воспринято как должное церковным и нецерковным обществом внутри страны и отдалось соответствующим резонансом за рубежом».